Место под Солнцем. Глава 17. Буря

Шел третий день плаванья. Море было спокойно. Но уже скоро погода грозила перемениться.
Достаточно было взглянуть на небо, чтобы понять это. Прежде синее, оно стало светлеть – будто покрывалось белесым налетом. На горизонте засеребрилась полоска полупрозрачных еще облаков. Едва заметная, она разделяла теперь собой две стихии - небо и океан.
Капитан сидел в салоне, в кресле у стола, склонившись над картой.
Через открытые кормовые окна лился солнечный свет, свежий морской воздух наполнял каюту. Моленкур делал на карте отметки. Морщился, когда голоса за переборкой начинали звучать особенно громко. Он не хотел бы ничего этого слышать. Но парочка, поселившаяся в соседней каюте, не оставляла ему выбора.

Голоса то стихали, то взлетали ввысь. Чаще звучал голос мужчины. Голос молодой женщины, то и дело ему возражавшей, был не так резок, как непреклонен. И эта непреклонность вызывала у Моленкура улыбку.
Эта девочка, несмотря на внешнюю мягкость, обладала характером непокорным. И капитан ухмылялся, представляя, в каком изумлении, должно быть, находится молодой супруг, обнаруживший, что жена его совсем не так покладиста, как он рассчитывал.

Вот и сейчас молодые яростно спорили. Время от времени понижали голоса, спохватываясь. Но потом эмоции брали верх, и капитан Моленкур вновь получал возможность слышать все до последнего слова, не прилагая к тому никаких усилий.
В этот раз Оливье де Лоранс был недоволен тем, что его жена слишком много времени проводит в компании девушек-гугеноток, которых капитан поместил в третьей, последней на корме, каюте.
Вообще говоря, Моленкур сначала предложил эту каюту господину де Севераку. Но когда обнаружилось, что среди ларошельцев, которых он согласился взять на борт, находятся две прелестные девушки, он понял, что поселить их на нижней палубе, среди орудий, в компании дюжины пассажиров-мужчин - значило бы подвергнуть их слишком большим неудобствам.
Оттого ему пришлось просить господина де Северака уступить им каюту.
Слава Богу, тот согласился, не раздумывая. Улыбнулся, кивнул - разумеется, не о чем говорить. Моленкур был ему благодарен.

Чтобы как-то облегчить Севераку путешествие, капитан послал тому гамак. Однако Северак вернул его с благодарностью. Прочие пассажиры, большая часть которых была гугенотами, спали прямо у орудий, на набитых соломой тюфяках, наскоро сооруженных матросами. Солому заимствовали из трюма, где держали скот. И Северак не видел причины, по которой он должен был бы находиться в условиях лучших, чем все прочие пассажиры нижней палубы.
Моленкур не мог в глубине души не приветствовать этого решения. Глядя на Оливье де Лоранса, думал: а этот отказался бы? Он отчего-то не был уверен.

Клементина де Лоранс, открытая и общительная, нравилась капитану гораздо более ее супруга. Она в первый же день познакомилась с девушками, одна из которых была дочерью богатого ларошельского купца, а вторая – его племянницей.
И, похоже, все трое находили в компании друг друга немалое удовольствие, потому что проводили с тех пор вместе довольно много времени.
Именно это и не нравилось теперь графу де Лорансу. Он требовал, чтобы его жена прекратила общаться с «вероотступниками», та же ни в какую не хотела уступать.

Моленкур отложил в сторону карандаш, откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза. Спор, похоже, подходил к концу.
- Вы обязаны мне подчиняться! – воскликнул Оливье де Лоранс.
И Моленкур улыбнулся во весь рот, когда услышал ответ:
- С огромным удовольствием сделаю это, когда ваши распоряжения, наконец, станут разумными! – звонко ответила молодая графиня де Лоранс и выскочила из каюты.

Услышав ее бойкие шаги по проходу, ведущему к верхней палубе, Моленкур поднялся.
Он открыл дверь салона ровно в тот момент, когда граф де Лоранс выходил из своей каюты, чтобы последовать за женой.
Увидев капитана, тот приостановился. Придал лицу выражение крайней вежливости, приветствовал его. Снова сделал шаг по узкому коридору, но Моленкур остановил его:
- Не составите мне компанию, сударь? – повел рукой в сторону стола, на котором теперь стояла бутылка и два бокала.
Граф де Лоранс согласно кивнул, прошел вслед за капитаном в салон. Когда они оба уселись: Лоранс - на кушетку, ножки которой были наглухо прикреплены к полу, капитан – в свое кресло у стола, - и сделали по паре глотков бургундского, капитан произнес:
- Я хотел сообщить вам, граф, что в самое ближайшее время погода заметно испортится. Это, к моему великому сожалению, сделает наше путешествие гораздо менее комфортным.
- Жаль, - пожал плечами Оливье де Лоранс. – Мы, впрочем, не надеялись, что погода всегда будет так хороша, как в эти, первые, дни. Это было бы слишком большим везением. Однако для чего вы мне это сообщаете?
- Чтобы вы успели привыкнуть к мысли, что здесь, на судне, не все будет складываться так, как вам хотелось бы.
Лоранс усмехнулся.
- Забавно. Неужели, господин Моленкур, до сих пор вашими пассажирами были неразумные дети?
- Нет, – ответил капитан твердо. - Это вообще первый раз, когда я взялся перевозить пассажиров. Возможно, поэтому до сих пор мне не приходилось вмешиваться в семейные распри.
- Не стоит делать этого и сейчас, - предупреждающе проговорил Лоранс.
- Я вынужден. Когда несогласие между вами и вашей супругой создает дискомфорт прочим пассажирам, я должен вмешаться.
- О чем вы говорите? – вскричал Лоранс.
- О том, что, во-первых, вы спорите слишком громко. И ваши слова оскорбляют слух тех, о ком вы говорите. А, во-вторых, я хотел бы, чтобы вы, граф, приняли во внимание… Когда волнение усилится, я буду вынужден требовать, чтобы пассажиры, - в особенности, дамы, - не покидали своих кают. Вам всем будет запрещено подниматься на палубу, чтобы не подвергаться опасности и не мешать команде выполнять необходимые маневры. Не стоит добавлять к этим неудобствам, которые и сами по себе могут быть чрезвычайно раздражающими, другие – созданные искусственно. Другими словами, господин де Лоранс, я, как капитан, прошу вас пересмотреть отношение к вашим соседям и перестать противиться общению с ними вашей супруги. Нам предстоит длительное путешествие, сударь. Для всеобщего удовольствия его следует сделать максимально комфортным.
Оливье де Лоранс посмотрел на капитана, прищурившись. Поднялся.
- Благодарю вас за угощение, господин Моленкур, - он склонил голову. – И… я подумаю над вашими словами.
Оливье де Лоранс сделал шаг к выходу. Спокойный голос капитана догнал его.
- Это приказ, граф.
Лоранс остановился, обернулся.
Пару мгновений мужчины смотрели друг на друга в молчании. Потом Оливье де Лоранс расправил плечи.
- Да, капитан, - ответил с усмешкой.

*

Перед обедом, когда склянки пробили четыре раза, капитан вышел на палубу.
Поднял голову. Отяжелевшие, потемневшие по нижнему краю, облака плыли над мачтами. И солнце теперь то и дело скрывалось за ними.
У самого борта, опираясь на поручни, стояла неугомонная графиня де Лоранс. То смотрела вдаль, то перегибалась через релинги, склонялась к воде, следила за бликами, бегущими вдоль борта.
Капитан Моленкур подошел, встал рядом с ней.
- Вы так не любите вашу каюту, мадам? – улыбнулся он.
- Что вы, капитан! – Клементина выпрямилась. - Не любить одно из самых удобных помещений на судне, предоставленное нам из любезности, которой мы не заслужили, – было бы верхом неучтивости, - ответила, улыбнувшись в ответ. - Каюта великолепна. Просто мне вообще трудно дается бездействие. Пока я жила с родителями, я все дни проводила в лесу, в саду или на реке, исключая только то время, когда болела. Признаюсь, мне и теперь хочется подхватить юбки и пробежаться по палубе. Единственное, что удерживает меня – понимание, что вы будете этим недовольны.
Он засмеялся коротко.
- Я буду не одинок в своем недовольстве, как мне кажется.
- Уверена, - ответила она и смешно сморщила нос. – Но мой супруг негодует по поводу моего воспитания так часто, что это почти перестало меня огорчать.
Она вновь устремила взгляд в океан. Прищурилась, закусила губу.  Капитан Моленкур проследил за ее взглядом. Нахмурился едва заметно.
- Что это за судно там, впереди, капитан? – спросила Клементина, не поворачивая головы.
Он всматривался некоторое время вдаль. Потом оглянулся на Рамболя, стоявшего на капитанском мостике. Клементина обернулась вслед за ним.
 
Рамболь долго не отнимал от глаза длинную зрительную трубу. Потом отвел руку. Заметив, что за ним наблюдают, махнул приветственно. Размашистым шагом направился в их сторону.

Клементина ждала его с улыбкой. Но когда тот приблизился, Моленкур, извинившись, оставил Клементину. Сделал несколько шагов навстречу Рамболю. Она повела плечом – ну и ладно. Взялась за поручни, сделала вид, что ее совсем не интересует разговор, который вели за ее спиной два моряка.
Несколько первых фраз ей расслышать не удалось. Моленкур спрашивал, Рамболь отвечал. Протянул капитану трубу. Тот вскинул ее к глазам, долго смотрел на судно.
Потом сказал:
- Ты прав. Это, в самом деле, «Альбатрос». Его здорово потрепало.
– Да. И я не думаю, что он сегодня способен вступить в бой.
- Проклятье! Этьен! – прошипел Моленкур, поняв, что его помощник проговорил последние слова слишком громко.
Взглянул на Клементину. Что-то коротко приказал Рамболю. И тот отправился обратно на капитанский мостик. Клементина не стала дожидаться, пока капитан придумает объяснение словам Рамболя. Переспросила:
- Вступить в бой? Разве мы теперь воюем? С кем же? С Испанией? С Англией? Может быть, с Соединенными Провинциями?
Моленкур был вынужден отвечать:
- Нет, сударыня. Но на море не всегда действуют сухопутные законы. Если бы мы встретились с испанским судном, мы вполне могли бы подвергнуться нападению. Однако вам не о чем беспокоиться. Сегодня ничего подобного не случится.
- Отчего вы так в этом уверены? – она снова перевела взгляд туда, где совсем недавно видела судно. Но не обнаружила его на прежнем месте.
Взглянула на капитана с удивлением.
- Но где корабль?
Он протянул руку, указывая направление, в котором следовало смотреть.
- Мы изменили курс, сударыня, чтобы наверняка избежать встречи. Хотя и так возможность этого была ничтожно мала. Корабль, о котором мы теперь говорим, похоже, совсем недавно попал в передрягу. У него повреждена грот-мачта и не осталось ни единого клочка материи на фок- и бизань-мачтах. Капитану этого судна сейчас следует заботиться о том, чтобы сохранить свой корабль. Ничто больше его волновать не может. В особенности, с учетом того, что скоро начнется в этих краях.
   
Клементина устремила взгляд в небо.
- Тучи набегают, - сказала.
- Да, графиня, - ответил Моленкур. – И скоро тут начнется такая свистопляска, что и чертям в аду станет жарко. 
- Погода угрожает нам больше, чем бой с неизвестным кораблем? – спросила нерешительно.
Моленкур посмотрел на нее с улыбкой. Ей так очевидно хотелось узнать больше о судне, встречи с которым они теперь избегали.
- Отчего же - неизвестным? – ответил. - Это наш старый знакомец. Мы уже имели однажды с ним дело.
- Вы вступали с ним в бой? – Клементина задохнулась.
Капитан кивнул.
- Да. В прошлом году.
- Это… пиратское судно?
Она задала последний вопрос шепотом, едва справляясь с охватившим ее страхом и удивляясь при этом нахлынувшей на нее какой-то детской волне восторга.
- Нет, графиня. «Альбатрос» - не пиратский корабль. Это «торговец» – такой же, как и мы. Чуть крупнее и чуть лучше оснащенный – во всяком случае, так было в прошлом году. Теперь же ситуация переменилась.
- А разве торговые суда?.. – она замялась.
Хотела спросить, как могут торговцы вести себя как пираты? Но засмущалась вдруг. Взглянула на суровый профиль капитана. Поняла, что вопрос этот может оказаться гораздо более бестактным, чем ей казалось поначалу.
Он молчал какое-то время, всматривался вдаль. Потом повернул голову, улыбнулся снова.
- Тут всякое бывает, графиня. Но вы не должны беспокоиться. Со стороны пиратов нам сейчас ничего не угрожает. Что же касается погоды… Нас потреплет немного – без этого не обойдется. Но, поверьте мне, нет никакой опасности. Только неудобства.
Она обернулась к нему, взглянула вопросительно.
- Вам придется отказаться от прогулок по палубе, - ответил он.

Клементина кивнула.
- Могу я просить вас, капитан, об одолжении?
- Сколько угодно, графиня.
- Не найдется ли у вас какой-нибудь книги?..

*


Он привел ее в салон. Сделал широкий жест рукой.
- Прошу вас, мадам.   

Она обедала здесь однажды, но теперь не могла припомнить практически ничего.
Клементина была тогда так расстроена дракой ее мужа с племянником капитана, что почти не отрывала взгляда от тарелки. С величайшим трудом поддерживала разговор за столом, содержание которого теперь также не помнила. Помнила только бесконечную неловкость.

Сегодня же она чувствовала себя гораздо увереннее. И готова была любопытствовать.
Клементина огляделась. Над головой, в центре салона, покачивался фонарь. Довольно большой, - крупнее, чем все прочие фонари на судне, которые ей довелось видеть. Сделан он был таким образом, что при качке резервуар с маслом оставался неподвижным. Плошку с маслом защищало простое стекло. 

Обстановку в каюте нельзя было назвать роскошной: обеденный стол, несколько стульев - в середине салона, рабочий стол и кресло за ним – у одного из окон, небольшой шкафчик-секретер в глубине помещения. И кушетка. Ах, - она не сразу заметила… - еще сундук. Большой кованый сундук, частично укрытый теперь драпировкой, в другое время маскировавшей, по всей видимости, вход в собственно каюту капитана. Теперь, когда тяжелая портьерная ткань была откинута, за ней виднелась дверь.

- Прошу вас, сударыня, чувствуйте себя здесь свободно, - сказал капитан, слегка кланяясь.
Он подошел к сундуку, отбросил драпировку, поднял крышку.
- Здесь есть несколько книг, сударыня. Правда, я не уверен, что они вас заинтересуют. Есть шахматы. Вы играете?
Клементина кивнула.
- Да, сударь.
Он достал из темных глубин доску и коробочку с фигурами.
- Прошу вас.
Клементина улыбнулась.
- Благодарю. Но кто будет моим партнером?
- Ваш муж не играет в шахматы?
- Я… не знаю. Я никогда его об этом не спрашивала.
Клементина вдруг покраснела. Странно, должно быть, подумала она, что они почти ничего друг про друга не знают.


*

Буря разразилась в тот же день к вечеру. Солнце, стоявшее уже довольно низко, какое-то время еще освещало ползущие по небу тучи, подсвечивало их красным. Потом, побежденное, исчезло совсем. Почти сразу наступила темнота.
Поднявшийся ветер стучал в борта, оглушал ревом.
Клементина сидела в каюте, смотрела, как бьются в окна волны, как стекают по толстым стеклам потоки воды. Ждала, когда вернется муж. Над головой раскачивался фонарь, где-то еще выше скрипело дерево, стонали канаты. Она слышала голоса, топот ног.
Когда дверь распахнулась, и на пороге показался граф де Лоранс, Клементина бросилась к нему.
- Что с вами, дорогая? – удивился он необычно пылкому объятию жены.
- Я совсем заждалась вас.
- Я был на нижней палубе. Довольно неприятное, скажу я вам, это место. Бедный Северак.
Лоранс передернул плечами.
Он вымок до нитки. И теперь пытался освободиться от липшей к телу одежды. Клементина смотрела на него в удивлении.
- А где ваш камердинер?
- А, - он махнул рукой, - я приказал ему отдыхать. Снаружи творится такое, что лишний раз лучше нос не высовывать. На нижней палубе, безусловно, довольно прохладно. И влажно. Но там, где теперь вынужден находиться наш капитан – просто ад.
Клементина поежилась.
- Там очень страшно?
- Там очень мокро, - улыбнулся Лоранс. – Не бойтесь ничего. И давайте-ка ложиться спать. Ничего лучше мы теперь не придумаем. 

*

Всю ночь она не могла уснуть. Лежала рядом с мужем, прислушивалась к тому, что творилось снаружи. Резкий голос капитана, отдававший короткие команды, тонул в нескончаемом гуле. Что-то трещало, сыпалось сверху, перекатывалось над головой.
Корабль болтало, кружило. Он то ухал куда-то вниз, то взлетал ввысь. Как при этом мог спать мужчина, что лежал теперь рядом с нею - она не понимала.
Забылась Клементина только под утро, когда народившийся день наконец высветлил пространство вокруг нее. Чуть заметнее стали очертания предметов – пустых полок напротив, небольшого комода, накрепко прикрученного к переборке, стола под самым окном. Она повернулась на бок, придвинулась к мужу, стала рассматривать его лицо – высокий лоб, узкий нос, тонкая полоска усиков над пухлой верхней губой. Да так и уснула незаметно.

Разбудил Клементину какой-то грохот, звон стекла. Потоки воды хлынули в каюту, облили ее с ног до головы. Она подскочила, уселась на постели. И в тот же самый момент корабль накренился. И она, сама не понимая, как это могло случиться, слетела с койки.
Клементина сильно ударилась о бортик. Свалилась на пол оглушенная. Ушибла локоть, бедро. Попыталась подняться. Ухватилась за ножку стола. Но очередной совершенный судном кульбит бросил ее снова вниз. И очередной вал воды накрыл ее. Он же окончательно привел ее в чувство.
Клементина осторожно встала на колени. Потом, с трудом, держась руками за переборку, поднялась на ноги. Огляделась. В каюте никого не было. Позвала мужа, Николь…
Из каморки, где ночевала горничная, донеслось всхлипывание.
- Николь, что ты хнычешь? – спросила.
Та откликнулась все тем же невнятным звуком – то ли плакала, то ли скулила.

Клементина покачала головой. Похвалила себя за то, что легла вчера, не раздеваясь – очень уж неуютно она себя ощущала. Благодаря этому теперь у нее не было никакой необходимости призывать на помощь служанку – та, насмерть перепуганная, по всему судя, не способна была сейчас ни на что.
Клементина оглянулась. Одно из окон было разбито. И через него в каюту  хлестали потоки воды.
Надо было срочно сообщить об этом капитану. Или мужу…
Где он теперь? - она вдруг испугалась. - Куда мог подеваться?

Хватаясь руками за стены, Клементина с трудом добралась до двери, выскользнула наружу, пошла по коридору. Ее бросало из стороны в сторону, она натыкалась на переборки. Наконец,  добралась до ступеней, ведущих на верхнюю палубу.
Наверху творилось что-то невообразимое.
Океан бесновался. Заливал судно водой, бил в борта, обрушивался на корабль сверху, ломая и корежа дерево, срывая и унося в море все, что было недостаточно крепко прикручено, привязано, прикреплено.
Клементина постояла на последней ступени минуту-другую, привыкая. Потом шагнула вперед. Задохнулась, когда потоки воды ударили ей в лицо. Ухватилась за канат, подождала немного. Сделала еще один шаг по палубе, потом другой. Задрала голову. Сощурила глаза.
Там, наверху, по вантам и реям скользили маленькие человеческие фигурки. Снизу они казались игрушечными. И Клементина сжалась, втянула голову в плечи, представив, как легко ураганный ветер может сорвать их оттуда и швырнуть в море. Закусила губу -  откуда они берут силы и смелость? Как ухитряются бороться, несмотря на весь этот кошмар вокруг?

И все же они боролись. Пытались справиться со стихией, исправляли то, что та безжалостно разрушала.
Клементина медленно, цепляясь за канаты, протянутые вдоль борта, двинулась в сторону капитанского мостика. Считала шаги. Уговаривала себя, что каждый шаг приближает ее к цели, что возвращаться нельзя, а дойти, наоборот, все равно надо, что после – она сможет с полным основанием гордиться собой.
Когда она добралась до трапа, ведущего на капитанский мостик, выдохнула. Уже у самых ступеней остановилась, пережидая, когда схлынет очередная волна. И в этот момент увидела капитана Моленкура – тот находился в десятке шагов от нее. Говорил о чем-то с боцманом. Обменявшись несколькими фразами, двинулся куда-то на нос корабля - сильный, гибкий, уверенный. Еще секунда - и он исчез в одном из люков.
Клементина взглянула на мостик – но кто тогда управляет судном?
Сделала еще несколько шагов вверх по ступеням. Человек, стоявший у штурвала, наклонился, ухватил ее за руку, подтянул, поставил рядом с собой.
- Что вы здесь делаете? – проорал в ухо.
Она не сразу сообразила, кто это. Капюшон закрывал его лицо. Чуть позже, когда он обернулся к ней, она увидела, узнала, ответила:
- Окно! В каюте выбило стекло!
Рамболь кивнул. Хотел что-то сказать, но в это время очередной удар стихии заставил корабль заплясать. И Рамболь снова повернулся к штурвалу. Только крепко обхватил ее за талию, когда огромная волна, перевалившись через высокую ограду полуюта, едва не сбила их с ног.
Ей было видно сверху, как волны перекатывались через палубу.
- Вам придется остаться здесь, пока не вернется капитан, - склонился он к ее лицу. – Держитесь за меня крепче.
Она кивнула согласно. Однако никак не могла заставить себя схватиться за него. Он понял. Качнул недовольно головой. Поставил ее перед собой, обхватил обеими руками штурвал.
- Держитесь, черт вас возьми! – прокричал. – Теперь не время смущаться!
 
Судно швыряло, как щепку. Очередной шквал ветра ударил в борт, корабль накренился. Послышались крики. Она вцепилась холодными пальцами в его мокрый плащ – вцепилась неловко, неудобно. Пальцы скользили по ткани. Ей казалось, что еще немного, и ее оторвет от Рамболя, бросит вниз – на покрытую пеной палубу, унесет в океан.
Благодарение Богу, спустя минуту судно плавно развернуло, и палуба на время приобрела горизонтальное положение. Она успела за это время выпустить из судорожно сжатых пальцев выскальзывающую ткань.
- Ухватитесь-ка покрепче за поручень, - приказал Рамболь, выпуская ее из объятий и одновременно прикладывая обе ее ладони к холодному бортику. – Держитесь, ну же!
Поднес к губам рупор, отдал какие-то распоряжения. Клементина не расслышала и не поняла, что он проговорил. Только удивилась неожиданно сильному, уверенному его голосу.
И тут же по палубе побежали матросы. Клементина зачарованно смотрела, как быстро и слаженно они выполняют приказ помощника капитана. На мгновение страх отступил. Клементине показалось, что она находится внутри какого-то очень сложного и очень складно устроенного механизма.

Механизм этот, впрочем, вот-вот мог развалиться на части.
Услышав угрожающий треск дерева над головой, она в испуге метнулась в сторону. Рамболь снова обхватил ее, прижал к себе.
- Всем на правый борт! - прокричал сквозь шум ветра, и Клементина не так увидела, как ощутила, что он из последних сил повернул штурвал вправо до отказа. Мышцы его сделались твердыми, как камень. И весь он теперь напоминал мраморную статую – бледный, холодный, с плотно сжатыми губами и жестким взглядом.

Еще одна волна налетела на корабль. И еще.
Клементина чувствовала, как холод и страх отнимают ее силы. Она задрала голову, посмотрела на Рамболя.
Тот почувствовал ее взгляд, склонился к ней, улыбнулся ободряюще.
- Все будет хорошо, - сказал.
Она прочла произнесенное им по губам.

Наконец, рядом возникла фигура капитана. Моленкур проговорил что-то, глядя на Клементину. Рамболь кивнул. Передал ему штурвал.
Молча потянул Клементину за руку.

*

Она повиновалась, спустилась за ним на палубу, сделала пару шагов.
Очередная ворвавшаяся на палубу волна все-таки сбила ее с ног. Клементина попыталась подняться, но новый удар снова свалил ее, и потоки воды потащили ее куда-то вниз.
Рамболь держал ее – больно, неловко. Клементина видела его застывшее лицо, напряженный взгляд. Он держал ее - и взглядом тоже. В короткий  промежуток, когда вода схлынула, перехватил ее покрепче, подтянул к себе. Она с трудом, путаясь в юбках, обдирая о палубу коленки, встала на ноги. Рамболь отступил назад, прижал ее к мачте, укрыл собой.
Судно накренилось, падая с гребня волны.
Клементина подняла глаза к небу, словно пыталась разглядеть там того, кто наслал на них это испытание. И закричала, увидев только стену воды, вздымающуюся над их головами.
Неба не было. Море поглотило их.
Она, ухватившись обеими руками за Рамболя, прильнула к нему в ужасе, спрятала лицо на его груди.

Когда вся эта махина рухнула на корабль, тот заметался, завертелся. То зарывался носом в волны, то взлетал на самые их гребни. Казалось, конца этому не будет.
- Надо идти дальше, - проговорил Рамболь ей в самое ухо. 
Клементина кивнула.
Дождавшись момента, он потянул ее в сторону кают. Но тут корабль снова накренился, почти лег на борт. И мимо них, всего в шаге от Рамболя, по вздыбленной палубе прокатилось тело – кто-то из матросов не справился с налетевшим валом.
Клементина задохнулась от ужаса.
Он пытался… пытался удержаться - схватился за провисший канат, протянул к ней руку. На какие-то доли секунды их взгляды встретились. И уже следующей волной его смыло за борт.

Клементина закричала, забилась.
Последний пенный гребень обрушился на них. И она, вдохнув горько-соленой воды, потеряла сознание.