Место под Солнцем. Глава 18. Не делайте этого, сир

Праздник подходил к концу.
Закончился ужин, показан спектакль, вручены подарки.
Еще взлетали ввысь фейерверки, еще бродили по аллеям, освещенным разноцветными фонарями-лилиями, заблудившиеся пары. Еще вскрикивали от удовольствия дамы, увлеченные своими кавалерами в боскеты Во-ле-Виконта. Касались тонкими руками фигурно выстриженных кустарников, мяли траву, устремляли взгляды в густое, цвета индиго, августовское небо.
Но уже было понятно: праздник заканчивался.

При первой же возможности Мориньер покинул общество. Оставил его величество и королеву-мать, которых сопровождал в течение всего вечера, и вернулся в дом. Встал у одного из высоких окон, сцепил руки за спиной. Смотрел из темноты на то, как распускались в небе великолепные огненные цветы.
Думал: празднество это всем присутствующим запомнится надолго. 

Да и как его можно было забыть? Каждый, кто сидел за праздничным столом, кто наполнял свой бокал драгоценными винами… Каждый, кто прятался со своими возлюбленными в темных, напоенных ароматами экзотических цветов, гротах, срывая запретные поцелуи с девичьих губ, каждый, кто видел в этот день открытую, светящуюся великодушием, улыбку хозяина, каждый запомнит этот день на всю жизнь.
Всего полдня назад Мориньер вместе с гостями наблюдал, как Фуке рядом со своим высоким гостем неспешно и величественно поднимался от кареты по ступенькам дворца. И думал, как и многие прочие: кто из этих двоих - истинный король? И вот праздник завершался. И этот чудовищный вопрос  по-прежнему оставался открытым. К несчастью – и для первого, и для второго. 

- Разве не чудесный получился праздник? – услышал Мориньер тихий голос за спиной.
Он обернулся. Фуке смотрел на рассыпающиеся по небу разноцветные лепестки. Улыбался восторженно.
- Разве не чудесный?!
Он перевел взгляд на Мориньера.

Мориньер долго в молчании смотрел на суперинтенданта.
- Даже лучше, чем следовало, - ответил, наконец.

Фуке показалось, что его гость собрался произнести что-то еще. Но в этот момент развеселая толпа придворных ворвалась в зал. Завидев хозяина дома, все они бросились благодарить его за прекрасный вечер.  Смеялись, галдели. Один, более других трезвый и менее возбужденный, подошел к Мориньеру, склонил голову:
- Монсеньор, - проговорил. – Его величество ищет вас повсюду.
Мориньер улыбнулся беспечно, поблагодарил юношу. 
Поклонился Фуке и направился к двери.

*

Всего несколько часов назад, Мориньер вместе с другими наблюдал, с какой гордостью Фуке демонстрировал королю кариатиды в овальном салоне.
Всего несколько часов назад он пробормотал:
- Глупец! - глядя, как горделиво простирал Фуке руку, предлагая монаршему взору картины Лебрена, на одной из которых была изображена Лавальер.
- Безумец! - прошептал Мориньер, когда Фуке пригласил гостей к ужину.
Фазаны и куропатки, покрытые мармеладно-луковой глазурью; ортоланы и перепелки, поданные на обжаренных виноградных листьях с ягодным соусом; паштеты, запеченные со сваренными в вине грушами; раковый суп; сладости и фрукты – все это выглядело невероятно аппетитно. Но восхищенные взгляды придворных привлекли не блюда, а великолепный золотой сервиз на столе Людовика. Не обошел его своим вниманием и сам король. Его величество закусил в гневе ус, вспомнив собственную посуду, переплавленную для оплаты военных расходов.
-  Трижды глупец и трижды безумец! - в безнадежном порыве воскликнул Мориньер, когда, отведав изысканнейших яств и допив вина, гости направились в каретах через весь парк смотреть спектакль. За спектаклем последовала беспроигрышная лотерея с дорогими подарками: оружием, украшениями, произведениями искусства. Все это должно было развлечь короля, доказать ему преданность и бескорыстность его доброго слуги. Должно было…

Не прошло и получаса с того момента, как Мориньер произнес:
- Не делайте этого, ваше величество. Такое деяние недостойно великого короля.
Этими словами он ответил на яростное королевское:
- Я арестую Фуке! Сейчас! Я сотру эту довольную улыбку с его лица!

Мориньер произнес «не делайте этого», глядя молодому монарху в глаза.
Король задохнулся от бешенства. И если бы не Анна Австрийская, Мориньер на себе первом испытал бы страшный, разрушительный гнев молодого Людовика.
Тот раздувал ноздри и скрежетал зубами, глядя в лицо своему слуге.
- Вы снова, Мориньер!.. Вы опять защищаете этого мерзавца! Вора! Этого негодяя, возомнившего себя всемогущим!
- Я защищаю своего короля от позорного поступка, - ответил Мориньер твердо. – Ваше величество является гостем господина Фуке. И все, что происходит тут сегодня, делается во славу величайшего из королей. Ваше величество не может проявить неблагодарность.      
Анна Австрийская держала  Людовика под руку.
- В самом деле, сын мой, - сказала она, побледнев. – Подумайте хорошенько.
Людовик сбросил руку королевы-матери.
- Не ходите за мной, - кинул, не оглядываясь.

Анна Австрийская в тревоге обратила свой взор на Мориньера.
- Не дайте ему совершить ошибку.


Фуке, как волшебник, вынимал из рукава развлечения и подарки, а Мориньер молчаливо взирал на пылающее гневом лицо молодого монарха. И этот разительный контраст между выражениями лиц двух бесспорно величайших людей королевства заставил Мориньера сокрушенно покачать головой, когда, наконец, был дан сигнал к отъезду.
Кареты направлялись к большим узорчатым воротам, когда небо над дворцом взорвалось мириадами огней ослепительного прощального фейерверка. Лошади, запряженные в карету Анны Австрийской, испугавшись, взвились на дыбы, нарушив стройность отъезжающей процессии.
Король ударился головой о стенку кареты. Шляпа съехала ему на лоб.
Мориньер стиснул зубы и прикрыл глаза.


*

Близился к концу август.
Король не давал своему гневу остыть. Однако он упрятал его так глубоко, что казалось, будто он и вовсе о нем позабыл. Между тем Мориньер знал, что это не так.
Он проводил с его величеством почти все время. И понимал: несмотря на то, что король продолжал выказывать Фуке свое расположение, он ничего не забыл и ничего не простил. 
Мориньер видел, что с каждым днем притворство давалось монарху все сложнее. Стараниями неуемного Кольбера в сознании короля благополучно выстраивались в единый ряд все ошибки и промахи, совершенные суперинтендантом. И не было возможности ничего изменить.
Только наблюдать.

Что Мориньер и делал. В последние недели у него не осталось других забот, как находиться вблизи государя.
Король звал его к себе, когда работал. Он не отпускал его от себя и тогда, когда отдыхал.

Такую свою сверхвостребованность Мориньер объяснял просто: Людовик, чья способность быть беспристрастным судьей в иные времена не вызывала сомнений, в данном случае чувствовал себя категорически неловко. И держал теперь Мориньера возле себя как свидетельство своей объективности. Доказывал будто себе и ему: «Я по-прежнему справедлив и способен отличить смелость от дерзости, а истинное служение Королю от безрассудного мятежа».
 
Но Людовику было неприятно видеть Мориньера рядом с собой. В этом тоже усомниться было невозможно. При всяком взгляде на него он вспоминал жесткое: «Я защищаю своего короля от позорного поступка».
Вспоминая, вспыхивал. Вскидывал голову, сжимал кулаки.
И все же не отсылал его прочь. Ради себя. 

Вынужденный все время быть рядом с королем, Мориньер получил возможность наблюдать за тем, как вокруг Фуке сплеталась паутина - последние петли гибельного кружева.
Собственно, распоряжение практически неотлучно находиться при его величестве не огорчало Мориньера. Оно позволяло быть в курсе всего, не прикладывая к тому никаких усилий. Не сложись так, ему пришлось бы изыскивать способы: нанимать людей, полагаться на их внимание и способности. Теперь же все, как в театре, проходило перед его глазами.
Призывая к себе Кольбера, Людовик предоставлял Мориньеру лучшие места в партере: подзывал ближе, предлагал постоять рядом, приглашал поучаствовать в разговоре. Заслушивая доклады Кольбера, то и дело посматривал на бесстрастную молчаливую фигуру рядом с собой.

Кольбер поводил плечами, хрустел суставами, тушевался под холодным взглядом Мориньера. И все-таки говорил. Ему некуда было отступать.


*

О задуманном его величеством путешествии в Бретань Мориньер узнал от одного из доверенных лиц Лувуа – тот сообщил ему об этом как будто случайно. Обмолвился о том, что направил в Нант курьера.
- Нант – город немаленький, но удобных домов в нем не так много, - пожаловался. – А его величество берет с собой весь двор. И кроме того – бригаду мушкетеров и всех гвардейцев герцога де Жевра. И всех их надо где-то расквартировать.
Мориньер кивнул, соглашаясь. Посочувствовал.
Подумал: Людовик выбрал, наконец, место действия для последнего акта.

Усмехнулся: удивительно, как это могло случиться, что он, Мориньер, пропустил момент принятия такого решения? И сомнения быть не могло, что секретность эта была намеренной.
Приказал слугам седлать коней, готовиться в путь - ему следовало отправляться как можно быстрее. 

Перед отъездом явился к королю. Тот беседовал с Кольбером.
Частые встречи монарха с интендантом финансов стали такими привычными, что Мориньер только рукой махнул, когда о присутствии Кольбера в королевском кабинете его предупредил стоявший на часах гвардеец.
Вошел без доклада. Склонился в приветствии.

- Там все и свершится…
Уловив последнюю фразу короля, Мориньер придал лицу выражение безразличное. Не слышал будто бы. Однако мог ли он не видеть?
Людовик был доволен, как купец, заключивший удачную сделку. Только что руки не потирал.

Увидев входящего, король улыбнулся радушно:
- Добрый день, друг мой. Добрый день. Я искал вас сегодня. Вас не было на утренней мессе? 
- Дела, ваше величество, не всегда позволяют мне следовать велению моей души, - ответил Мориньер, здороваясь мимоходом с Кольбером.
Король вспомнил об интенданте, замершем за его спиной. Повернулся к нему. Проговорил небрежно:
- Ступайте, сударь. Встретимся после.
Когда дверь за интендантом финансов закрылась, Людовик вернулся к прерванному разговору:
- Вы опять в поисках информации удостоили своим посещением какую-нибудь полную пьянчуг таверну?
- В восемь утра? – улыбнулся в ответ Мориньер. – Нет, ваше величество. Сегодняшнее утро было ко мне более благосклонно. В компании прелестной дамы я ловил последние мгновения утренней прохлады на дорожках Тюильри. Теперь днем в городе совсем нечем дышать.
- Ваша прелестная дама – ранняя пташка?
- Когда того требует необходимость, ваше величество.      

Людовик кивнул. Сделал паузу.
- Я ждал вас, чтобы сообщить вам новость, которая, несомненно, заинтересует вас, - тон короля был намеренно легкомысленный.
И Мориньер понимал причину этой легкомысленности.  Склонил голову. Молчал. Выжидал.
Позволил повисшей тишине сделаться оглушительной.
- Отчего вы не спрашиваете – что это за новость? – наконец, не выдержал Людовик.
- Уверен, что ваше величество поделится ею, когда сочтет это своевременным, - отозвался прохладно.
Ответ верного слуги смутил короля – Мориньер, впрочем, этого и желал.
- Мы отправляемся в Бретань.
Мориньер опять молча поклонился.
- И вы не желаете узнать - когда? – недовольно спросил молодой монарх.
- Когда, ваше величество? – откликнулся Мориньер эхом.
- Через два дня.
- Прекрасно, ваше величество, - произнес Мориньер тоном, определенно выражавшим, что прекрасного в этом ровным счетом ничего нет.

Людовик взглянул на стоявшего перед ним слугу, поджал губы.
- Отчего, интересно, мы знали, что вы будете недовольны?! - воскликнул по-детски возмущенно.

Тут Мориньер улыбнулся.
- Да, сир. Я недоволен.
Говорил негромко, но очень уверенно – уравновешивал недавнюю паузу.
– Я недоволен. Но к чему говорить об этом? Ваше величество поступает так, как считает нужным. 
- Отвечайте! Я хочу услышать причину.
Мориньер пожал плечами.
- Государю известно, что такие путешествия следует планировать заранее. Недостаточно обеспечить ваше величество достойной короля постелью и едой. Необходимо еще позаботиться о многом другом.
- К чему? Разве я не в безопасности в каждой точке своего королевства? Или Бретань - не Франция?
Мориньер пожал плечами.
- Я привык считать, сир, что обеспечение безопасности вашего величества – главная моя забота. Если ваше величество полагает, что в этой моей деятельности нет никакой необходимости, возможно, мне следовало бы удалиться. К чему занимать время великого государя вопросами, не стоящими внимания? 
Король сцепил пальцы.
- Оставьте ваши штучки, граф. Вы прекрасно знаете, что я нуждаюсь в вас. И ценю… необычайно высоко ценю вашу службу, - добавил он. - Чем иным можно было бы объяснить мое величайшее терпение, когда вы бываете так дерзки? 
Людовик улыбнулся.
- Ну же, господин де Мориньер! Не станете же вы утверждать, что двух… хорошо, трех дней вам недостаточно для того, чтобы успокоить вашу совесть?
Мориньер усмехнулся этой формулировке – она оказалась как нельзя более точна. Склонился.
- Я отправлюсь в Нант сегодня же, сир.