В плену свободы. Глава 3

Глава 3

Дождь аккуратно барабанил по крыше, будто боялся разбудить Алана, но в силу своей природы ничего не мог с собой поделать. Алан открыл глаза с надеждой на то, что вчерашний день был лишь кошмаром, но его желанию не суждено было сбыться. Он чувствовал себя отвратительно, проспав всю ночь в одной позе, к тому же в одежде. Алан сполз с кровати и уселся на пол, облокотившись спиной к стене. Стояла тоскливая тишина, перебиваемая лишь приглушенным ходом часов, заигрывающим со стуком дождя. В углу комнаты находился старый стеллаж, полностью заставленный книгами, которым явно было тесно. Алан привстал, подошел к стеллажу и провел рукой вдоль по ребрам книг. Верные спутники жизни, о которых он вовсе позабыл. Алан подвинул к себе стул, уселся и принялся перебирать их. Открыв первую книгу, он глубоко вдохнул аромат ее листов. Он обожал этот запах - запах старых книг, запах истории. Алан любил прошлое, и ему вовсе не хотелось думать о будущем. Грусть нападала на него, когда он думал, что никогда этот мир более не увидит пиратов, этих несносных вонючих, но благородных разбойников, поднимающих черный флаг и раздирающих голос своими непристойными кричалками. Карамба! Не увидит мужественных ковбоев, скачущих по бескрайним просторам, обгоняющих ветер, ухватив одной рукой уздечку, а второй придерживая шляпу с широкими полями. Никогда более не падут целые империи по вине безудержной любви. Не увидит мир и захватывающих рыцарских поединков во имя чести, любви и достоинства. Все они были свободны. Даже рабы раньше были свободней. Но как-то особенно свободней. Эпоха выдающихся открытий, путешествий и великих событий давно прошла. Теперь мы просто сходим с ума, запертые в клетки, что сами возвели на этом маленьком шарике… Неожиданно среди страниц одной из книг, Алан обнаружил листок, исписанный неряшливым детским почерком. Крупными заглавными буквами значилось: «Сочинение на тему: кем я хочу стать, когда вырасту» - написанное Аланом еще в младших классах. Противней этой темы, была разве что «Как я провел лето». Алан принялся его читать:

"Если честно, я не помню, кем я хочу быть, когда вырасту. Мама рассказывала, что в детстве я хотел быть клоуном, чтобы всех смешить,  ведь мне все время говорили, что я себя веду как клоун, а потом таксистом, чтобы развозить всех бесплатно. Потом я полюбил слушать, как мне читают книжки про приключения  и энциклопедии и захотел стать первооткрывателем. А когда в телевизоре показывали войну, я хотел быть вертолетчиком, чтобы всех оттуда забрать. Война – это плохо. Недавно я хотел стать инженером-конструктором, чтобы собрать маме машину, потому, что она устала долго ходить на работу пешком. Вчера я хотел быть президентом, потому что все вокруг говорят, что наш президент глупый, а мне говорят, что я умный. А наверное я просто хочу любить свою работу. Я еще ни разу не слышал, чтобы люди любили работу. А еще, если я получу пятерку, то наверное захочу стать писателем"

Вероятно, не стоит описывать все то, что почувствовал Алан, прочитав о своих детских мечтаниях и сравнивая их с гнетущей реальностью. Да и возможно ли описать, как свербит и извивается твоя душа в такие моменты? Не по себе стало Алану от этого, он убрал книги обратно на стеллаж и спустился вниз. В доме никого не было. Он заварил себе кофе и решил выйти с ним на маленькую веранду, прилегавшую к дому. На улице было пустынно, не считая редких людей, пробегавших, сломя голову, под дождем и детишек, которые, напротив, ему радовались. Алан допил кофе, глубоко вздохнул и понял – пришла пора уезжать. Вернувшись в дом, Алан обратил внимание на фотографию отца, стоявшую на комоде. Он был совсем еще ребенком, когда его не стало. Все его воспоминания состояли из коротких обрывков, запечатленных детским разумом, но настолько крепких, что они смогли перенести все чувства сквозь беспощадное время, ничуть их не исказив. Последнее воспоминание Алана было очень странным. Он до сих пор не может разобраться, была ли это его фантазия, или все произошло в действительности. В тот день был праздник – седьмой день рождение Алана. Отца полгода  как не стало. Большой стол, много гостей, хлопушки, колпаки. Все старались сделать этот праздник как можно более ярким в тот год. И вот, в комнату вносят огромный торт, на котором горело семь разноцветных свечей. По их семейной традиции, перед тем, как загадать желание и задуть свечи, гасили свет, и лишь тогда можно было осуществить этот обряд. И вот свет погас. Но что-то было не так. Совсем не так. Время остановилось, огни застыли в безмятежной тишине, а люди вокруг исчезли. И вот в дверях появился таинственный силуэт. Он стоял и смотрел на Алана, который должен был бы испугаться. Но он не испугался. Чистый детский разум, не обремененный бессмысленной и жестокой правдой, не знает страха, не верит, что кто-либо способен причинить ему боль, и лишь мы внушаем ему обратное, а порой и даем в полной мере убедиться в этом. Только мы капля за каплей, медленно, но верно, превращаем святой источник в смертельный яд. Силуэт двигался к Алану, пока свет свечей не озарил его лицо. Это был его отец. Он улыбался своей самой искренней на свете улыбкой. Таких улыбок Алан еще долго не встречал. Отец взял его на руки, обнял и закружился вместе с ним посреди бескрайней пустоты. Алан до сих пор помнит этот размытый свет вокруг и таинственный, запредельный танец, где были только отец и он. Вскоре отец остановился, и, не проронив ни слова, посмотрел Алану прямо в глаза. Но и одного взгляда было достаточно, чтобы Алан ответил: - И я тебя, папа. И он ушел. В ту же секунду свет зажегся, раздались радостные крики, и неумолимый ход времени продолжился. Алан тихо, робко прошептал маме на ухо: - Мамочка, папа приходил, ты видела? Хелен сначала посмотрела на него с удивлением, но спустя секунду глаза ее заблестели. Она поверила ему, и с тех пор это был их маленький секрет. Кто знает, быть может, это и было желанием Алана – искренним, детским, чистым. Именно такие желания и имеют право сбываться.
Алан стоял, рассматривая фотографию отца и не заметил, как вошла Хелен.

– Ты бы его так любил, будь он жив сейчас. – Тихо произнесла она.
Алан ничуть не удивился ее приходу и так же тихо ответил:

– Я люблю его всем сердцем и сейчас, но, наверное, ты права. Совершенно то, что не познаваемо, верно?

Хелен промолчала, просто кивнув головой.

– Позволь, я возьму фотографию с собой? – произнес Алан.

– Конечно, Алан, бери ее с собой. Но ты уже уезжаешь?

– Через пару дней. И эти пару дней я хочу провести с тобой.

– Ну и славно, тогда давай бегом на кухню. Разговаривая по телефону, ты все хвалился, что научился хорошо готовить, вот и приготовь нам обед на троих.

– На троих?

– Да. Виктор обещал пообедать с нами. Я не говорила, что пару дней назад он предложил нам жить вместе? А ты, кстати, до сих пор не живешь вместе с Евой? Это меня всегда удивляло, ведь вы так долго вместе.

Виктор был молодым человеком Хелен, если можно так сказать. Он был приятен, честен, добр. Да больше и нечего было сказать о нем. Все как обычно. Алан был просто счастлив за маму, а Виктору был благодарен за его доброту к ней, хоть и заочно, ведь сегодня будет первый день, как они встретятся наяву. Но Алан ничуть не волновался, он знал, что все пройдет хорошо. Это будет обычная, приятная встреча с разговорами, которые не утомляют, но и не заставляют впасть в глубокие раздумья. Все пройдет легко и ненавязчиво.

– Вот как, и что же ты ему ответила? – поинтересовался Алан, а после ответил на вопрос, - Это сложно объяснить. Она часто остается у меня, иногда я у нее, иногда мы вместе целую неделю. Но большего нам словно и не надо. Мы любим скучать друг по другу, быть может, поэтому наши чувства не ослабевают, ведь все рано или поздно приедается. А так все словно вновь разжигается при встрече, понимаешь?

– Ну, я сказала, что подумаю, как приличная девушка, – шутливо произнесла Хелен, – А ты Алан Райз – трус! О некоторых вещах ты рассуждаешь так, будто прожил жизнь, но на мир, как мне кажется, ты все еще смотришь как ребенок. Смотри не навреди ей. Мужчины часто так поступают. Особенно в твоем возрасте.

– Никогда.

– И это мужчины слишком часто говорят. Но знаешь, я думаю, у тебя все будет хорошо, Алан. Ты умен, хорош собой. У тебя есть свой взгляд на мир, что очень важно, и, несмотря на твой порой тяжелый характер, люди к тебе тянутся. Ты найдешь хорошую работу и обзаведешься примерной семьей. Ты будешь счастлив.
От этих слов у Алана как-то заскрипело на душе и стало тоскливо. Хелен желала ему только добра, но сам он вовсе не желал такой жизни. Не хотел он приличной работы, большой семьи и теплого очага. Не по себе ему становилось, когда он думал о заурядных мечтаниях мамы. Алан Райз хочет чего угодно и ничего одновременно. Хочет изменить мир, но не прикасаться к нему. Он хочет найти себя, но уже устал от поисков. Он почти потерял надежду, и теперь просто ждет. Ждет, сам не знает чего. Столько всего в этот момент было в голове Алана, а он ответил лишь:

– Надеюсь, мама. Надеюсь.

Как и ожидалось, обед прошел как нельзя лучше. Алан познакомился с Виктором, и они сразу поладили. Хелен была безмерно рада. Так же плавно и спокойно прошли и оставшиеся дни. Алан обещал Хелен, что больше не уедет так надолго и в следующий раз обязательно приедет с Евой, чтобы она, наконец, успокоилась. Они попрощались, Хелен расплакалась. Алан сел на поезд, положил багаж наверх, рухнул на свое место, откинулся на спинку и бездумно смотрел на просторы, мелькавшие за окном. Когда беспечное созерцание надоело, Алан задумался о том, что ему всерьез пора обдумать, куда катится его жизнь, отбросить детские грезы и амбиции и, наконец, заняться чем-то полезным. Пора задуматься и об отношениях с Евой, о том, что пришло время их сдвинуть с места. Быть может жить вместе. Алан обязательно обо всем этом еще не раз подумает.