За смелость

Профессора Лебединского, пожилого мужчину с седой бородой, в институте не любили. Во-первых, он преподавал эстетику – предмет, непонятный никому, кроме самого профессора. Во-вторых, Иван Григорьевич был принципиальным до мозга костей. На лекциях Лебединский часто повторял, что ценит в людях смелость, а потом заводил длинную беседу о том, как он борется с несправедливостью, бесчестием, трусостью и подлостью среди студентов. И, наконец, в-третьих, профессор никак не мог нас запомнить и постоянно путался.

Помню, как-то раз я подошёл к нему, чтобы взять тему для реферата. Лебединский презрительно окинул меня взглядом и сказал:

- Молодой человек, когда Вы соизволите появляться на моих лекциях?

Я, не пропустив с начала года ни одного занятия, обиженно произнёс:

- Иван Григорьевич, Вы меня с кем-то путаете.

Он отвернулся, раскрыл ведомость и стал водить пальцем по графам.

- Сарафанов, как не стыдно обманывать! Ещё и ни одной работы не сдали!

Тут мне стало ещё обиднее:

- Я не Сарафанов, - говорю.

Иван Григорьевич снял очки, протёр линзы, надел и снова уставился на меня:

- А кто же Вы?

Я назвал свою фамилию. Лебединский снова раскрыл ведомость, и, найдя там меня, воскликнул:

- Ах, ну да! Странно, что я Вас не запомнил. Что же Вы хотели?

- Мне бы тему для реферата взять.

- Реферат – это хорошо, конечно. Однако у меня вот здесь написано, что Вы мне должны донести три теста. Пока не сдадите – к реферату приступить не сможем. Так что выполняйте, приносите, и вот тогда у нас с Вами получится разговор.

Я не стал спорить, потому что действительно не сделал эти три злополучных теста.

Выходя из кабинета, я услышал, как к Ивану Григорьевичу подошёл Сарафанов:

- Здрасьте, можно мне, типа, тему взять? – сказал он.

- Ну конечно, голубчик, конечно! Буду рад услышать Ваш замечательный, органичный рассказ!

После этого, сам не зная почему, я стал нещадно халтурить – все реже появлялся на лекциях Лебединского, а про домашние задания и вовсе забыл.

Пролетело два месяца. Наступила сессия. Я блестяще сдал зачёт по антропологии, немного понервничал на зачёте по логике, с горем пополам сдал мировую культуру. И завалил эстетику.

Пересдачу назначили на конец декабря.

В аудитории нас собралось человек пять. Я изменил своему правилу, и подошёл к профессору Лебединскому последним. Он сурово посмотрел на меня и спросил:

- Ваша фамилия?

Я назвал.

- Где же Вы были, уважаемый? Впрочем, это сейчас не важно. Мне необходимо оценить Ваш уровень знаний. Уж на пересдачу, я надеюсь, Вы пришли подготовленным.

Поспрашивав меня, Иван Григорьевич не оценил мой уровень знаний.

- Безобразно, безобразно! Буду ставить вопрос о Вашем отчислении. Такая наглость! Были бы смелее – сказали б сразу – не учил! А мы тут время тратим. Напомните-ка Вашу фамилию, - заговорил он, надевая очки.

Ситуация под новый год вырисовывалась отличная. Зачёт, в итоге, стоял даже у болвана Сарафанова.

На помощь пришли мои друзья. После лекций мы собрались в университетской столовой.

- Это вообще не проблема, - сказал Женя, считавшийся представителем какого-то древнего московского рода, - покупаешь хороший, дорогой коньяк и дело сделано.

- Ты – идиот, - прервал его Денис, приехавший учиться в Москву из Иркутска, - Лебединский не пьёт. Тут нужно действовать грамотно.

- И как? – спросил я.

- Очень просто, - отпивая кофе, сказал Ден, - ограбление с нападением.

- В смысле? – поинтересовался Женя.

- Смотри: Лебединский всегда из института уходит поздно вечером. И потом через парк идёт к метро. В парке вечером – безлюдно, но нам-то это как раз на руку.

- Короче, что ты придумал? – спрашиваю.

- Мы с Жекой надеваем что-нибудь неприметное, - продолжил он, - находим бутафорский ствол, и как бы нападаем поздно вечером в этом самом парке на старика. Тут появляешься ты, раскидываешь нас, он такой: ох, молодой человек, если бы не вы! И ставит тебе зачёт.

- Уверен, что прокатит? – с недоверием сказал Женя.

- Прокатит, если ты не наденешь в качестве неприметного пальто от Хьюго Босс, - съязвил Денис, - реально, промахов быть не должно. Это отточенная схема. Я с её помощью стольких девчонок поимел в Иркутске! Двое твоих друзей её как бы грабят, а тут ты – рыцарь. Спасаешь, дерёшься. Потом, конечно, говоришь, мол, будьте, девушка, осторожнее… А она – вы такой мужественный! Пойдёмте ко мне домой чай пить… Эх, были времена!

- Ты уверен, что для девчонок и для Лебединского подходит один и тот же план? – спросил я.

- Какой ты зануда! Конечно! Григорич – старикашка. Нас он не узнаёт, потому что будет темно. А человеку в стрессовых ситуациях свойственно совершать нелепые поступки. Поставить тебе зачёт, например.

Я вздохнул. Во мне боролись разные чувства.

- А это не слишком? – спрашиваю.

- Отвечаю, всё будет нормально, - заверил меня Денис.



На следующий день, поздно вечером, как и всегда, из главного здания института вышел профессор Лебединский. Неспешным шагом он направился к парку. Я шагал сзади.

Парк перед станцией метро был действительно безлюден. Широкие деревья нависали так низко, что, казалось, забирали последний свет и без того тёмного неба.

Иван Григорьевич подходил к дереву, у которого и должно было всё произойти.

Ничего страшного, думаю. А что может быть страшного? Всё пока идёт как по маслу. И темно, и людей нет. А почему я тогда боюсь? Я вообще правильно поступаю? Он же – беззащитный дряхлый старик и интеллигент – этот Иван Григорьевич. Вдруг, он сейчас инфаркт себе заработает? С другой стороны, зачёты, отчисление… почему я только сейчас стал об этом думать?

Мою нравственную дилемму прервал громкий хриплый бас:

- Стой, дядя!

Дорогу профессору Лебединскому загородил переодетый Денис. Сам по себе достаточно широкоплечий, в кожаной куртке и кепке он выглядел ещё более устрашающим.

- Спокойно! - появился из-за дерева Женя. Точно не помню, но он, по-моему, был в пальто.

- Что такое, молодые люди? – слегка дрогнувшим голосом сказал Иван Григорьевич.

Денис шмыгнул носом и достал из кармана пистолет.

Наблюдая эту сцену из-за спины профессора, я чувствовал себя зрителем. Как будто смотрел плохой российский боевик.

- Деньги, драгоценности, телефон, - перечислил Денис.

Лебединский опустил седую голову. Выронил из рук портфель. Я уже было приготовился изображать драку, как вдруг произошло невероятное.

Иван Григорьевич подпрыгнул, издал боевой клич и сильным ударом ноги выбил пистолет из рук Дена. А потом, столь же внезапно, размахнулся и кулаком сбил с ног Женю.

Тот быстро встал и зачем-то стал бежать в сторону университета, но налетел прямо на столб и, как срубленная ель, рухнул на снег.

Денис поступил более странным образом. Он снял кожанку и кепку, отпрыгнул от очередного удара профессора и быстро заговорил:

- Извините пожалуйста! Извините пожалуйста! Иван Григорьевич, не надо бить меня, я ваш студент! Учусь у вас! Я – Волков!

Лебединский тихо сказал:

- Думаете, Вы первые?

Мы замолчали.

Тут он повернулся ко мне:

- Фамилия! – услышал я строгий голос.

Доигрался, думаю. Раньше бы просто отчислили, а теперь…

- Фамилия! – повторил профессор.

Мне пришлось сказать.

Иван Григорьевич поднял портфель, достал оттуда ежедневник и стал в него что-то записывать.

Мы молча за этим наблюдали.

- Завтра в одиннадцать часов жду Вас в своём кабинете с зачёткой, - сказал Лебединский, закрывая колпачком шариковую ручку.

- Зачем? – осторожно спросил я.

Профессор посмотрел на меня поверх очков:

- То есть как это, зачем? Поставлю Вам зачёт.

Я выждал паузу. Поймал на себе заинтересованный взгляд Дениса.

- А за что? – спрашиваю.

- За смелость, - ответил профессор Лебединский.