Пауки

ПАУКИ
 
                - Nil  admirari.
                – Ничему  не  удивляйся.          
                Латинское  выражение
       Хромова колотило изнутри так, как древний советский холодильник трясло во время работы его старого компрессора. Ссутулившись, он понуро сидел на смятой больничной кровати, и сжимал костлявыми пальцами свои узкие худые плечи.
       — Но это же ломка, чёрт меня побери вместе со всеми нами! — воскликнул Галкин сердито. — Самая настоящая ломка, не зовись я наркологом с двадцатилетним стажем! Ломка, которой в этих стенах быть не должно даже в принципе! Вы здесь уже две недели, мы почти избавили вас от наркотической зависимости, а вы все наши титанические усилия легко отправили псу под куцый хвост! Где вы умудрились раздобыть наркотик?!
       Хромов скрипнул интенсивно гниющими вместе с его жизнью оставшимися  зубами.
       — Жена принесла...
       — Какая ещё жена?! - возмутился Галкин. - Чья жена?! Насколько мне известно, вы холостяк!
       — Бывшая жена... — выдавил Хромов с кряхтением, как слишком твёрдые экскременты. — Шура... Жалостливая она у меня. Когда-то сама мне водку приносила. Чтобы голова с похмелья не болела. Потом морфий таскала из аптеки, в которой работала. Чтоб не ломало меня. А потом насовсем от меня ушла...
       — Но перед этим помогла вам гарантированно угробиться! — сказал Галкин. — Воистину, все наши грехи - от женщин! Мы таковы, каковыми они милостиво позволяют нам быть! Если бы они ничего нам не прощали, мы бы не грешили направо и налево!
       — Вы женаты? — спросил Хромов, ненадолго справившись с посленаркотическим колотуном.
       — Да.
       — Потому так и говорите. О женщине может хорошо сказать только тот, от кого она ушла.
       — Лучше бы она в самом начале вашей наркотической карьеры ушла от вас окончательно и бесповоротно, тогда всем нам сегодня было бы гораздо меньше хлопот.
       — А мне - больше...
       — Ладно, оставим это! — сказал Галкин. — С вашей бывшей я потом сам разберусь, и строго-настрого накажу не пускать её даже на порог. А все передачи отныне до вас теперь будут добираться только после моего личного досмотра. Аминь!
       — Худо мне... — сказал вдруг Хромов жалобно и просительно. — Ой, как худо...
       — Я понимаю, что не кайфуете. В воспитательных целях дать бы вам хорошенько помучиться, но для вас это, к сожалению, уже не наука. Что ж, придётся всё начинать с нуля. Первым делом прочистим весь организм, а там видно будет.
       Хромов расцепил руки, халат на его впалой груди распахнулся, и Галкин увидел возле правого соска своего пациента несколько недавних запекшихся ранок.
       — А это что такое, позвольте вас спросить?!.
Хромов испуганно глянул на ранки и поспешно запахнул застиранный халат.
       — Да это те пауки, чтоб они все пропали! Я же вам про них уже рассказывал.
       — Какие пауки, что вы снова несёте! - опять вспыхнул раздражённый Галкин. – Ну, какие ещё пауки?! Что вы мне голову раскручиваете против часовой стрелки!
       — Те самые, что у меня дома все стены и потолок истоптали. Да вы же видели!
       Галкин облизнул пересохшие от избытка сдерживаемой внутренней энергии губы.
       — Но ведь это пауки из вашего наркотического бреда, они не кусаются и тем более не могут оставлять видимых посторонним следов! Вы это понимаете?
       — А это?.. — Хромов распахнул халат. — И то! — он посмотрел куда-то за спиной врача.
       Любопытство заставила Галкина обернуться.

       …От пола к потолку по наполовину покрашенной, наполовину побеленной стене тянулись цепочки тёмных следов. Галкин поднял голову и увидел, что следы испортили и потолок, а вокруг лампочки точно водили хороводы какие-то огромные насекомые.
       — Вы хотите сказать...
       — А вы думаете, что это я прошлой ночью сам тут наследил? Как? Лестница у завхоза под замком, без неё до потолка не добраться. Тут больше трёх метров высоты! Я же один в этой палате.
       — Ну, это мы ещё разберёмся, что и как, — пообещал Галкин. — Если это всё-таки ваша работа, то ремонт будете делать сами - у нас тут самообслуживание.
       — А хотите, я вам их покажу?.. — вдруг предложил Хромов. – Прямо тут вот! Не отходя и не заходя…
       — Кого - ИХ?
       — Да пауков этих, будь они неладны!
       — Этого мне только недоставало! — фыркнул Галкин. — Принимать наркотики на брудершафт с пациентами!
       — Да кто ж вас заставляет! Приму я, а вы только будете только смотреть на моих весёлых паучков.
       — А вот это уже должностное преступление! Я должен не подкармливать страшную болезнь, но лечить её!
       — Но вы же учёный, доктор. Правда? Я даже слышал, что вы скоро защищаете какую-то там диссертацию про нашего брата - наркомана. Давайте проведём эксперимент! Будет что или не будет, посмотрим, а вы потом вкатите мне укол с лекарствами и врежете по всей строгости! Ради науки я на то согласный.
       — Ваше счастье, что мы сейчас одни и это останется между нами... - угрожающе сказал Галкин.
       — Ну, хотите, я вам даже расписку напишу?.. — упорно настаивал на своём Хромов.
       — В чём? — не понял Галкин.
       — В том, что я добровольно жертвую собой ради ваших успехов в большой науке.
       — Это мне не поможет, — сказал Галкин устало. Ему в который раз за сегодняшний день надоело с кем-то спорить. — Если с вами вдруг что-то случится, меня всё равно надолго посадят. Я уже не говорю о пожизненной дисквалификации.
       — Ну, рискните, доктор, - снова завёл своё Хромов. - Ночь на дворе, медсёстры придут только утром. Мы сделаем вид, что вы пришли к свершившемуся факту, и взятки с вас, как говорится, гладки. Или оставим все неожиданности на утро для меддевчонок.
       — Вы берёте измором мою профессиональную любознательность?.. - хмуро спросил Галкин.
       — Почему бы и нет? – Хромов преданно смотрел доктору в глаза. - Я хочу, чтобы вы мне поверили, доктор.
       - И только?..
       — Нет. Уверяю вас: они есть на самом деле и могут прийти не только ко мне. Что тогда?..
       — М–м-да, дилемма из дилемм... — сказал Галкин задумчиво. — С одной стороны - въевшаяся в кровь профессиональная этика, а c другой - профессиональный же интерес. Я ещё ни разу не видел материализованного бреда наркомана.
       — Что в вас сильнее?
       —  Сострадание! Мучиться будете вы, а не я.
       — Я же сказал, что согласен пожертвовать собой.
       — Какие они?.. — спросил вдруг Галкин.
       — Большие... С кулак... Мохнатые... Скрипучие...
       — Как это?..
       — Скрипят на ходу челюстями.
       — И много их?..
       — Когда как. Чем больше примешь или чем оно сильнее действует, тем веселее компания.
       — Что вам дать? — сдался Галкин. — Выбор у меня небогатый. Только то, что дают нам.
       — Не надо мне вашего, доктор, у меня есть своё, — сказал Хромов. — Осталось от вчерашнего.
       Галкин покачал головой.
       — Ну и ну... Вот так и становятся хроническими алкоголиками, наркоманами и преступниками. Чуть-чуть уступил себе или кому-то, а дальше - уже спонтанный процесс нарастания дифферента на борт. И вверх днищем кораблик...
       — Да не боись ты, доктор! — утешил Хромов. — Я давно кверху килем, да вот плаваю пока, не тону.
       — Смотря что называть плаванием. У нас с вами на этот счёт слишком разные точки зрения.
       — Это вы точно подметили! Для кого-то человек в воде - пловец, а для кого-то - утопленник…
       — А откуда появляются эти самые пауки?.. — Галкин продолжал осторожную разведку.
        — Вылупляются прямо из стен.
       — И куда потом деваются?
       — Вот этого я не знаю, потому как к тому времени уже совсем отключаюсь. Но, наверное, обратно в стены. Куда им ещё можно спрятаться, чтобы не нашли?
       — О чём мы говорим?! — спохватился Галкин. — О чём мы тут с вами толкуем?!
       Он обеими руками взъерошил свою любимую, давно поседевшую от рабочих проблем  шевелюру.
       — Человек, у которого от наркотиков крыша уже съехала на соседнее здание, и его лечащий врач болтают на равных по душам об обоюдноинтересных вещах! О, Гиппократ, я клялся тебе не вредить больным, но как не навредить самому себе?!
       — Доктор, по-моему, у вас сейчас тоже ломка... — насмешливо сказал Хромов.
       — Да! — согласился Галкин. — Уколы нужно ставить обоим! И, желательно, не разбавленные!
       — Себе вы сделаете укол успокоительного, а мой лучший шприц - это сигарета.
       Хромов полез рукой под матрац.
       — Уговор, как вы знаете, дороже денег, доктор! Вы ничего такого не видели и даже не слышали. Вы случайно зашли сюда, когда я был уже в глубоком кайфе.
       - Что там у вас такое?.. - с любопытством спросил Галкин. - Наркотики, которые курят, не вызывают зрительных галлюцинаций. Во всяком случае, я таких не знаю.
       - Значит, их придумали и не сообщили вам об этом... - сказал Хромов с усмешкой.
       Отвернувшись, Галкин вытянул руку и услужливо чиркнул перед больным зажигалкой.
       — О, Асклепий, видит Бог, я этого не хотел!
       Хромов шумно затянулся и со сладким стоном длинно выдохнул синеватый дым.
       — Вы не спешите с уколом-то, доктор. Дайте мне сначала влезть поглубже...
       — Я уже в навозе по ноздри, глубже некуда!
       — Не суетитесь, доктор, это не смертельно. Я всё возьму на себя, а вы отмоетесь. Даже запаха не останется.
       — Останется только вонь...
       Хромов не продолжил нервного диалога. Он расслабленно лёг на кровать, сложив руки на груди, и стал смотреть в потолок остановившимися, немигающими глазами.
       — Ну и как? — нетерпеливо спросил Галкин. — Мне некогда ждать, меня могут хватиться!
       — Тише... — прошептал Хромов. — Разве вы не слышите?.. Они уже все тут…

       …Сначала Галкин услышал негромкое и невнятное бульканье, исходившее со всех сторон, как будто закипала густая жидкость с высоким коэффициентом поверхностного натяжения. Большие пузыри нагретого газа всплывают в ней, но не могут вырваться на свободу, чтобы лопнуть.
      Галкин поднял взгляд на стену палаты и увидел, что она волнуется, покрываясь подвижными растущими волдырями. Он торопливо вскочил с табуретки и обвёл не верящими глазами тесную палату…

       …Внутри всех стен и над потолком что-то бурлило, уродуя их уже готовыми прорваться огромными пузырями, вспучивавшими масляную краску и недавнюю побелку.
       — Боже мой! — радостно воскликнул Галкин. — Да это же просто очень сильный наркотик! Дым от сигареты попадает и в меня, действуя на меня таким же образом! Или нет, это, скорее, тоже сильный гипноз! Он внушает мне всё это!
       Галкин похлопал Хромова по впалому животу.
       — Ну, ты молодец! Маг! Волшебник! Чародей! А я и не подозревал, что у человека с истощённой наркотиками нервной системой может быть такая могучая психика!

       …Прямо над головой Хромова в стене наконец лопнул перезревший пузырь, и на подушку из него выпал огромный мохнатый паук, чёрный, как сажа. Паук привстал на дрожащих от возбуждения лапах, и скрипуче зажевал воздух длинными жвалами.
      — Браво! Брависиссимо!!! — Галкин весело захлопал в ладоши. — Такого я ещё не видывал!
       Ему самому что-то упало на голову с потолка. Галкин схватил  ЭТО рукой, и пальцы передали в мозг самое омерзительное из ощущений, которые он испытал в своей долгой жизни.
       Паук вырвался, спрыгнул на живот к Хромову, заскрежетал жвалами и со всех сторон ему завторили.
       Галкин ошеломлённо закрутился на месте.

       …В стенах и в потолке палаты сочно лопались большие пузыри, выпуская на свободу очередных пауков. Их было уже не меньше нескольких сотен. Галкин смахивал их со своей головы и одежды, не давая им вцепиться в себя, и уже начинал понимать, что гипнотическое воздействие на него заходит слишком далеко.
       — Ну, хватит с меня! — он полез в карман за шприцем и тут же взвыл от боли, потому что один из пауков, резво вскарабкавшись по штанине и халату, вонзил свои острые жвала в открытое запястье его руки.
       Галкин оторвал от себя и далеко отшвырнул мерзкое существо. Из руки почти фонтаном хлестала кровь, заливая белый халат. Галкин смотрел на неё с превеликим изумлением и почти не почувствовал, как целая толпа других пауков стремительно взлетела по нему вверх, мгновенно облепив лицо. Он хотел закричать, но пауки хлынули в разинувшийся рот, раздирая, разрывая, разгрызая живую ткань.
       Галкин упал на пол и мохнатый членистоногий ковёр тут же накрыл его чёрным саваном. Несколько минут что-то ещё дёргалось под этим покрывалом, но, наконец, успокоилось...

       ...Хромов пришёл в себя глубокой ночью. В палате кроме него никого не было, но пахло какой-то гадостью. Он встал с кровати и посмотрел себе под  ноги.
       Всё было, как всегда, чисто. Ни клочка одежды, ни косточки, ни волосинки. Пауки вылизали даже кровь и почти все пятна своих следов на стенах и потолке.
       Возле ножки кровати валялась докторская зажигалка, которая почему-то оказалась паукам не по зубам. Хромов спрятал её пока под матрац, погасил свет и лёг.

       ...В палату заглянула медсестра и включила светильник под потолком.
       — Доктор Галкин здесь был? — спросила она, увидев, что Хромов не спит. — Обыскались уже!
       — Был... Давно... Ушёл к себе...
       — Да нет его нигде! Ни у себя, ни у других! Никак найти не можем! С ног уже сбились!
       Свет погас, дверь закрылась.
       — Ну вот... — сказал Хромов, глядя в тёмный потолок. — Опять я вас накормил... Не будете теперь без конца бегать и скрипеть зубами от голода... А я пока посплю...
       Он повернулся на бок и закрыл усталые глаза.

                Падая
                с  Седьмого  Неба,
                труднее  всего
                не  попасть
                в  девять  кругов
                Ада…