081. Мусульманский праздник

Жамал уже второй месяц колесил по просторам Сибири, и вдруг позвонил мне из Томска, чтобы я срочно подтянулся туда – начиналась футеровка на ТНХК. Он дал мне адрес своей бывшей студенческой общаги ТГУ на улице Лыткина, где остановился у своих друзей. Мне, разумеется, это название ничего не говорило – в этом городе я ещё ни разу не был...

Я купил себе купейный билет на ближайшую пятницу на 226-й пассажирский до Новосибирска. Как раз именно в этот день начинался первый из трёх дней празднования самого главного мусульманского праздника в году – «Курбан-байрам». Мать и сестра Жамала собрали для него праздничную продуктовую посылку и вручили её мне – довезти до Томска.

В дорогу я (так, для скромного начала) взял с собой бутылочку в 0,7 литра «Распутина», лукаво подмигивавшего мне с этикеточного ярлычка. Со мною в купе оказался парнишка по имени Толик, ехавший в Барнаул на свадьбу своего друга. Поезд тронулся, мы налили по первой и поехали...

Господин Распутин подмигнул нам на прощанье где-то в районе Коскудука. У Толика с собой была ещё и обычная полулитровая бутылочка, но этот орёл объявил «рекламную паузу», во время которой решил прогуляться по составу и познакомиться с какими-нибудь девчонками. Наш вагон был третьим, и мы, закрыв купе, пошли на «экскурсию».

По проходу четвёртого вагона, тоже купейного, носился маленький пацанчик, лет пяти или шести, и пускал бумажные самолётики. Но они у него толком не летали, и я сделал этому мальчугану самолётик, похожий на сверхзвуковой «Ту-144». Моё изделие плавно и величаво пролетело вдоль всего прохода и уткнулось куда-то под титан возле купе дежурного проводника. Пацан взвыл от восторга, и тут из своего купе выглянул его папа: «Мужики, а вы чё туда-сюда – заходите, вмажем?» Но мы сказали, что потом обязательно заглянем, и пошли дальше.

Толику повезло в следующем, пятом вагоне: в предпоследнем купе оказались две симпатичные девчушки. Они выкупили это купе целиком и везли на продажу в Барнаул почти полсотни самых разных попугаев и попугайчиков, клетками с которыми уставили обе верхние полки. Барышни ничего не имели против нашего с ними знакомства и, пока Толик сбегал в наше купе за бутылочкой, я слушал увлечённый рассказ обо всех повадках и правилах дрессировки этих птичек, которые щебетали в своих клетках так, что порою заглушали стук колёс.

Прибежал мой сосед и стал наливать. К нам «на огонёк» тут же подтянулась и проводница этого вагона: «Мальчики, а вам куда? Если до Барнаула, то оставайтесь – у меня вагон перебронирован по этой станции!» Толик решил переселяться к барышням, с одной из которых у него уже возникли очень нежные чувства, а я, просидев там пару часиков, пошёл обратно в свой вагон.

Одному в купе было скучно. Я купил в Сары-Озеке ещё один пузырь водки и спрятал в сумку. Перед Уш-Тобе по составу пошли два паренька-казаха с огромным мешком. Они продавали сухозаряженные автомобильные аккумуляторы талдыкурганского производства, я начал поздравлять их с праздником и достал только что купленную бутылку. «Аккумуляторщики» с удовольствием выпили по полстаканчика, и в этот момент наш поезд заехал на станцию Уш-Тобе.

У меня немедленно появился сосед: старый дед-татарин семидесяти двух лет от роду, который ехал к родственникам в Казань. Я поздравил дедушку с праздником – старичок ну абсолютно не любил выпить, ибо не прошло и пяти минут, как он лихо помог мне добить бутылочку, начатую с продавцами аккумуляторов! После этого я ещё успел выбраться на перрон, чтобы купить там пару горячих лепёшек и ещё одну бутылочку «Алматы Ара;ы».

В этот момент возникла такая картина: у двери в мой вагон нарисовался абсолютно не мычачий молоденький старший лейтенант медицинской службы, который размахивал в воздухе билетом, но какая-то девчонка в блузочке и спортивных штанишках не пускала его в вагон. Я подошёл, взял у старлея билет – всё правильно, третий вагон, «номера мест указывает проводник», оттиснул в сторону эту девицу, затащил орла в своё купе и аккуратно положил на верхнюю полку. Дед взял у меня пузырь и немедленно начал наливать, но в этот момент поднялся жуткий визг: девка, которую я пододвинул, оказалась второй проводницей нашего вагона, которую я при посадке на Алма-Ате 1 не видел! Она сбегала и привела бригадира поезда!

Командир новосибирской бригады, очень вежливый и культурный мужик лет сорока, стал выяснять в чём дело. Я тут же объяснил ему, что идёт человек с билетом, его непонятно кто не пускает в вагон, хотя он садится туда, куда нужно и вообще?.. Шеф посмотрел на сладко дрыхнувшего на верхней полке офицера, взял у меня его билет и… отвязался на проводницу: «Стоять на посадке нужно одетой по форме!!!» Девчонка убежала в своё купе в слезах, а бригадир извинился перед нами (!) и ушёл. К этому времени окончательно стемнело, мы с дедом «прибрали» ещё бутылёк почти полностью и улеглись спать...

Я проснулся от раздавшегося прямо над самым ухом характерного бульканья! Дедушка уже включил «похмелятор», а наш поезд подъезжал к Аягузу. В этот момент с верхней полки надо мною свесился один глаз: господин старший лейтенант медицинской службы соизволил проснуться, и до конца не понимал, где он, и что вообще происходит! Братан стёк с верхней полки, сказал, что его зовут Санькой, и достал из-под подушки чуть начатый пузырь по 0,7. Но дед наливал свою, и я снова стал поздравлять его с мусульманским праздником. А когда Санёк выпил почти полстакана, и крылышки у него стали потихоньку распрямляться, мы рассказали ему, как я посадил его вчера в этот поезд.

Братишка совершенно этого не помнил и сказал, что получил на службе месячный отпуск, собрался ехать домой к своей матери в Семипалатинск, а сослуживцы проводили его так, что он и не помнил, как вообще приехал на вокзал!..

На перроне Аягуза мы взяли по бутылке пива. Тем временем появились мужики, торговавшие там свежеразделанными бараньими тушами. Они возили их на тележках вдоль состава, упакованными в мешки из-под китайского сахара, и заряжали всего-то по 10 тысяч российских за тушу. Санёк наехал на ту самую девчонку-проводницу, которая не хотела его вчера пускать в вагон: «Машка! Покупай мясо, в твоём Новосибирске оно стоит на базаре раза в три дороже!»

Та в ответ начала визжать, что она не Машка, а Света. Но Санёк, очень симпатичный парень, купил ей «Сникерс» и за каких-то пять минут уболтал – девка всё же купила баранью тушу целиком и побежала договариваться в вагон-ресторан насчёт холодильника!

Через двадцать минут поехали дальше. Допили Сашкину водку, дед собрался полежать, а Санёк стал тащить меня в вагон-ресторан. Я начал отбрыкиваться:
     – За каким этим самым тебе этот ресторан? Там всё дорого, а здесь ещё полное купе всякой хавки, и даже пузырь ещё есть!
     – Нет, пойдём и всё!!!

Санёк никак не мог успокоиться, и я пошёл с ним в этот ресторан. Пришли, выбрали столик, и заказали себе бутылку водки и по второму. Официантка насчитала нам что-то около сорока тысяч российскими, но Санёк бегом пересчитал эту сумму по курсу на казахские. Получилось 550 тенге, и он сунул этой тётке всю эту сумму толстой пачкой «пятёрок»! Но состав-то был новосибирский, и та начала орать, что в обратный рейс казахские деньги не берёт! Но господин офицер тут же резонно ответил ей, что едет из Казахстана в Казахстан, поэтому будет рассчитываться в тенге, а она, если сильно хочет, обменяет их почти на любой станции...

Не прошло и пятнадцати минут, как возле нас нарисовались трое молоденьких пацанят – видать, только кончили школу. Один из них был одет в безукоризненный костюмчик-тройку, при галстуке – все дела! – а двое других были в стареньких спортивных трико и олимпийках. Тот орёл, который был в костюме, в наглую уселся рядом с нами и заявил: «Мы – местный рэкет, так что, ребята, скидывайтесь по 10 штук российских!» Сотрудники транспортной полиции, сопровождающие теперь все поезда, начнут ездить в составах только через год, с лета 1995 года.

Санёк как-то очень недоумённо посмотрел на пацана, прищурился, и сказал: «Эй, Ермек, ты забыл, что ли, как я тебя по всей школе гонял?!!» Новоявленный рэкетмен пригляделся к Саньку, и тут же рассыпался в куче извинений: выяснилось, что они учились в одной и той же семипалатинской школе, только Ермек – на три года позже. Его команда сильно приуныла, но господин лейтенант – добрейшая душа! – заказал ещё бутылку и усадил пацанов за наш столик.

С праздником!

Через час мы всей этой компанией плавно перетекли обратно в наше купе. Дедушка к тому времени уже успел выспаться и сильно обрадовался нашему появлению. Слово за слово, и один из ермековских друзей вдруг начал материть нашего деда! Мы с Саньком моментально выкинули всю эту «бригаду» из купе. Главарь рэкетменов, правда, минут через десять вернулся один, без своих нукеров, и принялся извиняться… А наш поезд тем временем подошёл к Жана-Семею.

На улице стало пасмурно и холодно – выезжали из Алма-Аты на ярком солнце при плюс 28, а здесь уже было не больше плюс семнадцати. Старый уже снова спал, Санёк вылез и поехал домой, а я к этому времени тоже что-то сильно подустал и, проводив его, закрыл купе на все замки и улёгся...

Через три часа мы приехали в Рубцовку. Я выбрался из вагона с больной головой и купил себе розовенькое мороженое. Господин лейтенант к этому времени, небось уже наелся мамкиных пельменей, а мне было скучно. И в этот момент ко мне подошёл тот самый мужик из четвёртого вагона, сыну которого я делал вчера самолётики: «А чё вы вчера не пришли? Я вас ждал!» Толика и его «попугаешных» барышень на перроне не было видно, и в конце концов я сказал, что сейчас приду сам.

Мужика звали Андрюхой. Он был какой-то крутой, весь в золоте и шикарных шмотках:
     – Пацана везу на лето к бабке в Омск.
     – А почему не на самолёте?
     – Не переношу самолётов!

Соседом по купе у Андрея с сыном оказался какой-то бесцветный мужичок с библией в руках из какой-то очередной полуиностранной «Церкви Христа», а проще говоря, секты, коих на просторах бывшего СССР наплодилось к тому времени выше крыши. Он не пил, не курил, на женщин не смотрел, а все разговоры переводил исключительно на религиозные темы. Ну, что ж, мы аккуратно пододвинули мужичка в угол купе и, пока Андрюха накрывал дастархан, я сделал его пацану ещё пару самолётиков. На свет появился какой-то крутейший коньяк – я уж и не знаю, сколько стоила такая бутылочка, но Андрюша, чувствуется, мог позволить себе и не такое! За первой бутылочкой появилась вторая, какая-то другая – как я попал обратно в своё купе, теперь что-то даже и не помню...

Я проснулся от совершенно дикого холода. Шёл шестой час утра, уже рассвело, а за окошком крупными хлопьями валил мокрый снег! Огромный электрический градусник посредине улицы у новосибирского речного порта показывал плюс один… С Барнаула у нас в купе появилась супружеская чета, ехавшая из Экибастуза в Томск. Мужа звали Геной и, когда я сказал ему, что и сам провёл на вахтах в этом Экибастузе почти четыре года, он полюбил меня, как родного!

С абсолютно квадратной головой я вылез из вагона на Новосибирске-Главном, купил в первом же попавшемся киоске баночку какой-то газировки покислее, выпил, и мне стало немного легче. Генка и его жена ржали надо мной от души и потащили к кассам. Там наша компания увеличилась ещё на два человека: к нам по ходу прилепились молоденькие пацаны-студенты, у одного из которых не было руки. У самых касс толклись две совершенно классные девчонки, которым тоже надо было в Томск. Поездов в ближайшее время не ожидалось, и наша компания решила ехать на автовокзал.

Но барышни предлагали поехать всем вместе на электричке. Сначала до Тайги. При одном только слове «электричка» мне стало так плохо, что я чуть не упал! И объяснил девкам, что мы идём на автобус, а если им не хватит денег до такого билета, то я им добавлю. Они начали ломаться, а у меня не было сил их уговаривать, и дело кончилось тем, что студенточки остались ждать электричку. Мы, все впятером, вышли к стоянкам маршруток, и стали соображать, какая же из них идёт к автовокзалу.

Водила пустовавшего невдалеке «РАФика» оказался человеком на редкость сообразительным, и тут же подошёл к нашей компании:
     – Куда?
     – На автовокзал.
     – По тысяче с человека и поехали?
     – Поехали, конечно!

Минут через пятнадцать мы уже были там. Гена собрал со всех по десять тысяч и вставил меня в очередь к кассе, а сам увёл всю остальную компанию куда-то под железнодорожный мост. Автобус на Томск отправлялся в 7.10, времени оставалось минут пятнадцать, но очередь у окошка не уменьшалась. Я стал проситься купить билеты на этот рейс без очереди, и народ у кассы тут же пропустил меня к окошку: все брали билеты на более поздние маршруты. С ворохом билетиков в руке я выбрался на улицу: снег прекратился, автобус уже стоял на платформе, а из-за угла здания автостанции появилась вся моя компания, во главе которой важно вышагивал Гена с огромным свёртком остро пахнущих горячих чебуреков в руках.

Где он их взял?!!

Все наши пять мест оказались на самой задней лавке красного «Икаруса». Меня задвинули в самый правый угол и, едва уселись, как наш автобус тронулся, а Гена немедленно всучил мне бутылку пива. Я начал отбрыкиваться, что мне сейчас станет совсем плохо, но этот орёл всё же заставил меня это пиво выпить. К середине бутылки я как-то очень плавно прошёл то состояние, когда кажется, что меня прямо сейчас стошнит и мне становилось всё лучше, и лучше. Заметив это, Гена достал бутылку водки, разлил ровно на пятерых, и сунул каждому по чебуреку...

К Томску мы подъехали во вполне прекрасном настроении. Через рваные облака стало проглядывать солнышко, но была жуткая холодина. Автобус подъехал к автовокзалу, и мы стали прощаться. Однорукий парнишка объяснил мне, как найти эту самую улицу Лыткина, и я, с огромной сумкой, и такой же огромной коробкой мусульманских гостинцев в руках, побрёл к Южной площади.

Какие шикарные девочки ходили по улицам Томска – я чуть не захлебнулся!!! На конечной остановке троллейбусов, наткнувшись на коммерческий киоск, в котором продавался «Портвейн 777» аж в невиданных ранее трёхлитровых банках, я взял одну – так, на всякий случай...

Габаев завис у своих друзей в той самой студенческой общаге, в которой он и жил, пока учился в этом городе. Я бродил между несколькими совершенно одинаковыми обшарпанными многоэтажками, пока не нашёл именно ту, которая и была мне нужна. Проскользнув каким-то образом мимо огромной вахтёрши, я влез на седьмой этаж. Дверь мне открыл один из жамаловских друзей Олежка Балныков. В комнате случился радостный переполох: у Габаева – по поводу коробки, в которой оказались домашние сыр, масло и варенье, конфеты и куча тому подобного продуктового барахла, а у Олега – по поводу трёхлитровой баночки, которую мы немедленно и открыли!

С праздником Курбан-байрам!

Под вечер Балныков напялил на меня свою самую лучшую куртку-пуховик, и они на пару с Жамалом потащили меня на улицу – показывать город Томск...