Тени великой любви часть1 глава6

Мари дю Плесси
Юная куртизанка




Нельзя быть куртизанкой и иметь сердце.
От этого можно умереть.

Мари дю Плесси



Красота есть лишь обещание счастья.

Стендаль




На протяжении всей истории человечества красота ценится очень высоко; иногда, бывает, стоит слишком мало; красота привлекает всех: одни превозносят ее, другие стараются растоптать, находя зверское удовольствие в унижении другого, кого-то, кто лучше их самих; но, так или иначе, красивая женщина никогда не бывает по-настоящему счастлива. Виктор Гюго писал: «Природа безжалостна; она не желает перед лицом людской мерзости поступаться своими цветами, своей музыкой, своими благоуханиями и своими лучами; она подавляет человека контрастом божественной красоты и социального уродства; она не щадит его – она подчеркивает яркость крылышек бабочки, очарование соловьиной трели, и человек в разгар убийства, в разгар мщения, в разгар варварской бойни осужден взирать на эти святыни; ему не скрыться от укора, который шлет ему отовсюду благость вселенной и неумолимая безмятежность небесной лазури. Видно, так надо, чтобы все безобразие человеческих законов выступало во всей своей неприглядной наготе среди вечной красоты мира». А женщина есть часть этого божественного мира.

О Мари дю Плесси, чья жизнь была слишком коротка и слишком насыщена, написано немало; возможно, даже больше, чем она того заслуживает. Благодаря Александру Дюма-сыну мир узнал Мари дю Плесси как трогательное существо, юную нимфу, сгоревшую от любви. И этой сентиментальной ерундой зачитываются по сей день! Это так не похоже на подлинную трагедию ее жизни, и так в духе слащавого, сентиментального XIX века. Люди так устроены – падки на всякого рода сенсации, людей, отмеченных десницей судьбы, что, мелькнув на один лишь только миг, оставляют после себя нечто неуловимое – воспоминания, печаль, мечту о красоте, а «красота – это сила, равно как и деньги, равно как и заряженный пистолет».

Знаменитая куртизанка, юная Мари дю Плесси, одна из первых красавиц Парижа, поражает своим несоответствием – и даже внешним – стандартам и нормам того времени.  Она не обладала всепобеждающей красотой опытной жрицы любви, жаждавшей и требовавшей страсти и поклонения. Мари была скорее чувственной гризеткой, мечтающей получить душевное тепло, дружескую поддержку, любить и быть любимой. Увы, мечта о любви при жизни Мари так и не исполнилась. Она была выше своей постыдной профессии, а потому вызывала восхищение и одновременно жалость. Дюма писал о Мари: «Она была высокой, очень стройной, черноволосой, с бело-розовым цветом лица, у нее была маленькая головка и удлиненные глаза, которые делали ее лицо похожим на лицо фарфоровой статуэтки, что часто встречается у японок. Но было в этих глазах что-то, что указывало на гордую и живую натуру... Она могла бы быть дрезденской фарфоровой статуэткой».

Это была особенность XIX века, эпохи повсеместного, тотального лицемерия: из всего, даже из трагедии, сделать «фарфоровую статуэтку».
Так называемая строгая мораль предписывала презирать «дам легкого поведения», не особенно разбираясь в том, что толкнуло их на путь нравственной и социальной гибели. Иногда, правда, высшее общество было не прочь посочувствовать «бедным крошкам». Куртизанки в этом не нуждались: те из них, кто был образован и чувственн, отлично знали цену и возмущению и сочувствию света, а остальные - попроще - сами презирали мораль надутых важных дам, чьи мужья спускали на куртизанок и проституток целые состояния.
Сюда, в этот мир сумерек и порока, все шли одной дорогой - дорогой нищеты, унижений, утраченных иллюзий. Те женщины, кому удавалось стать дамами полусвета, «королевами Парижа», уже не верили никому и ничему, даже если верить хотелось. Циничные и трезвые, они служили лишь демону наживы.
 
***

Мари дю Плесси – это псевдоним. Ее настоящее имя Альфонсина Плесси. На свет она появилась в 1824 году, в какой-то французской деревне. Говорят, родителей не выбирают – это рулетка: кому-то везет, кому-то нет. Это правда. И чаще дети бывают куда лучше своих родителей. Судьба была холодна к маленькой Альфонсине; детство прошло под знаком голода и нищеты. Вот только красота, которой обладала девочка, брала истоки не из этой скверной среды. Этому прелестному утонченному лицу позавидовала бы особа королевской крови. Здесь уместно вспомнить бабку Альфонсины по материнской линии, Анну дю Мениль, происходившую из старинного дворянского нормандского рода, которая ради любви не побоялась пойти на мезальянс.  За исключением Анны дю Мениль, предки Альфонсины были крестьянами, лакеями и маргиналами.
 
Семью Плесси в деревне недолюбливали и сторонились. Отец Альфонсины, жестянщик Марен Плесси, человек грубый, мрачный и злобный считался в деревне колдуном. К тому же, у него частенько случались запои, и Альфонсине с младшей сестрой приходилось прятаться от его ярости. Матери у девочек не было. Она сбежала из дома, когда Альфонсине не было и пяти лет, оставив лишь смутные воспоминания и обещания вернуться за ней и сестренкой. Несколько лет Альфонсину поддерживало ожидание возвращения матери, но потом и оно исчезло, когда в деревне получили известие, что Мари Плесси умерла в Париже от туберкулеза.

Подрастающая Альфонсина узнала все «прелести» сиротства. Мрачная нищета давно поселилась в их доме, девочка не могла больше смотреть в ее уродливое лицо. Было совершенно ясно, что единственный способ избавиться от страшной нищенской участи – замужество с приличным человеком. Альфонсине уже 13, пора всерьез задуматься о будущем.

«Приличным» человеком ей показался парень, работавший на местной ферме. Впервые в жизни девочка влюбилась и во всем ему доверилась. Что произошло потом, она всю свою жизнь будет стараться забыть, но так и не сможет.
Он бросил ее, но при этом ославил на всю деревню. Альфонсина поняла, что нет никакой разницы между отцом и этим парнем; между отцом и всеми теми, кто впоследствии будет осыпать ее деньгами и пользоваться ею. Поняла, что благородство мужчины – понятие абстрактное, придуманное сочинителями любовных романов, вредное и опасное. «Почему я продалась? – говорила она позднее, – Потому что честный труд никогда не дал бы мне той роскоши, которой я так жаждала… Я всегда сама выбирала любовников. И я любила. О, да! Любила по-настоящему, вот только никто никогда не отвечал мне на чувство. В этом главная драма моей жизни».

Первая любовь Альфонсины разбилась с таким оглушительным звоном, что еще долго эти жалобные отголоски звучали в ее душе. Кем был тот юный негодяй, и что с ним стало впоследствии, неизвестно, но наверняка, судьба уже тогда приготовила для него наиболее чувствительные удары, и наихудшие западни. Деревенские кумушки, итак косо смотревшие на слишком красивую дочку пьяницы и дебошира Плесси, удовлетворенно усмехались: дескать, мы так и знали, что она именно такая, посмотрите на ее мать и бабку – чего же еще ждать от девчонки? Опозоренная, Альфонсина больше не могла рассчитывать на замужество - даже самый закоренелый бедняк и неудачник не посватался бы к «испорченной». «Падению» Альфонсины обрадовался даже ее отец. Пора куда-то пристраивать старшую дочь, но выглядела слишком хрупкой – кому нужна такая батрачка? А теперь она могла зарабатывать тем, для чего, по мнению Марена, и были созданы женщины - проституцией. Услышав, какое будущее уготовил для нее отец, Альфонсина была потрясена, однако Марен и не собирался утруждать себя уговорами.
 
Он продал дочь местному трактирщику за долги. Потом нашлись и другие покупатели. Отработав так несколько долгов отца, девочка сбежала из дома, и не смогла придумать ничего другого, как отправиться в Париж, как ее мать,  надеясь найти там приличную работу. Однако на работу ее не брали, девочке было только 14. В Париже Альфонсина буквально голодала, ночевала, где придется, часто под открытым небом. Прекрасный и романтический Париж юной Альфонсине предстал в отвратительном виде социального дна, и, перебиваясь случайными заработками, она все-таки вернулась к древнейшей профессии. 
Правда, это занятие не помогло ей вырваться из нищеты, которая как хищная птица, крепко держала ее в когтях. Уделом уличных проституток была короткая жизнь, полная унижений; потом болезнь и смерть в какой-нибудь благотворительной больнице или под мостом. Альфонсина не могла не понимать этого. Ее клиентами были студенты, платившие за ласки сущие гроши, которых едва хватало на то, чтобы не падать на улице в голодные обмороки. Чтобы найти клиента побогаче, требовалось иметь приличный «фасад» - хорошее платье, ухоженный вид, а Альфонсина была до неприличия худа.  Только сияли чистые глаза на мраморно-белом лице – потом столичные повесы будут называть это «волнующей бледностью».

И все-таки, узнав предательство мужчин, пойдя «по рукам», она надеялась встретить любовь, надеялась, что кто-то заметит ее, оценит и полюбит, она будет кому-то нужна и сможет вернуться к нормальной жизни. Но, как оказалось, это была бесплодная надежда.

Альфонсина то занимается проституцией, то шьет платья, потом снова ведет образ жизни уличной девки. Она еще нетвердо встала на путь порока, она еще как будто балансирует между обычной жизнью, и тем миром, что за гранью, по ту сторону закона и морали. Ей всего 15; она одна; она юная и очень красивая девушка; есть желания, страсти, почти нет опыта, а Париж полон соблазнов.
И вот тут судьба неожиданно начинает делать подарки.

Все началось в обычный вечер. Альфонсина и ее подруга гуляли по Парижу, надеясь подцепить кого-нибудь и хоть что-то заработать, чтобы прожить следующий день. Они вошли в один из ресторанов Пале-Рояля и с опаской сели за крайний столик, понимая, что здесь шансов у них нет никаких. Рестораторы без разговоров выставляли девиц на улицу, если только те не отдавали им львиную долю выручки. Но пока их никто не трогал. Скучая, Альфонсина смотрела через окно на красивую площадь и темный парк, скрывавший Кардинальский дворец. Этот дворец когда-то был построен для кардинала Ришелье, Армана Жана дю Плесси. Именно тогда Альфонсине пришла мысль к собственно фамилии прибавить частицу «дю», указывавшую на принадлежность к высшему классу. И имя «Альфонсина», как ей казалось, недостаточно красиво. Она возьмет имя матери, которая так и осталась в ее жизни несбывшейся мечтой. С этой минуты юная Альфонсина становится Мари дю Плесси.
На ней старенькое, но чистое платье, перчатки, без которых на улицу не выйдет ни одна приличная девушка. Неважно, что перчатки почти целиком состоят из одной штопки, приличия соблюдены. Наконец, Альфонсина замечает, что на них смотрит хозяин заведения. Она делает подруге знак, и девушки уже готовы пуститься в бегство, как вдруг он сам подошел к ним.
 
Хозяин оказался весьма любезным человеком, угостил подруг кофе, а затем предложил Альфонсине придти завтра - одной. Прощаясь, он спросил, как ее имя. «Мари дю Плесси», - ответила она, ужасно почему-то смутившись. Она догадалась, что с завтрашнего дня у нее начнется новая жизнь. Жизнь, где больше не будет места нищите. Мари не ошиблась.
 
Ресторатор Пале-Рояля снял для нее квартиру, создал условия, которые и не снились даже его жене. Мари ему нравилась, и еще, ему, опытному мужчине, нравилось обучать ее – это повышало его самооценку. Мари довольно скоро поняла, что может взять от жизни больше. Однажды она со своим любовником посетила Оперу. Оттуда она уехала в карете графа де Гиша, знаменитого на весь Париж повесы. Ресторатор вынужден был уступить Мари де Гишу, а она скоро позабыла своего любовника. Через неделю в Опере только и говорили, что о новой любовнице графа, этого светского льва.
 
А де Гиш не просто осыпал ее деньгами, он воспитывал ее, наводил светский лоск на это трогательное существо. Он сделал из Мари самую шикарную даму Парижа. Безусловно, он старался для себя – граф просто обожал эпатировать светское общество.
 
Теперь Мари одевалась у самых дорогих портных, не отказывала в себе в хорошей еде, изысканных духах, покупала драгоценности и цветы, которые, кстати сказать, она очень любила. В доме куртизанки цветов было так много, что, пришедшему в первый раз, казалось, что он попал в оранжерею. В ее доме не было только роз - от их густого темного запаха у девушки кружилась голова. «Я люблю засахаренный виноград, так как он без вкуса, камелии, потому что они без запаха, и богатых людей, оттого что у них нет сердца». 
Но вскоре оказалось, что граф де Гиш взял слишком высокую планку; ему уже было не под силу содержать такую роскошную женщину, и он вынужден был ретироваться. Мари, кстати сказать, не растерялась, и сумела неплохо  обойтись и без него. Сводня, которую она наняла, собирала информацию о потенциальных клиентах и улаживала с ними вопрос о содержании. Содержание Мари обходилось ее поклонникам весьма недешево, но это только подстегивало их, это был уже вопрос престижа.
 
Юной красавицей увлекались самые видные мужчины Парижа, а она от знатных любовников спешила перенять изящные манеры, стремилась получить хоть какое-то образование. Мари буквально на глазах расцветала. Она много читала, любила поэзию; ее обучали музыке, и, довольно скоро, она исполняла на фортепиано несложные композиции. Помимо светских львов, салон Мари посещали художники и поэты, музыканты и философы. Не все они, конечно, были любовниками «дамы с камелиями». Иные приходили ради общения с ней: чувствительная, остроумная, душевная, Мари была прекрасной собеседницей.
Одно время Мари содержала целая группа обожателей – семь светских щеголей объединили свои средства в общий фонд, и каждый из них встречался с красавицей раз в неделю… Это было забавно.

Жизнь Мари теперь была легкой и разнообразной.  Днем прогулки в экипаже, вечером - опера или театр; приемы сменялись романтическими встречами с мужчинами. Она была безупречна. Ее единственным недостатком была лживость. Но на это Мари замечала: «От лжи - зубы белее».
   
Член французской академии, влиятельный театральный критик Жюль Жанен как-то заметил:  «Вокруг нее говорили только о ее красоте, о ее победах, о ее хорошем вкусе, о модах, которые она выдумывала и устанавливала. Она привлекала всеобщее внимание, ей выражали восторг. Льстивый шепот провожал ее на всем пути… Как всегда спокойная и презрительно замкнутая, она принимала все эти восторги как нечто должное. Она спокойно ступала по коврам, по которым ступала сама королева. Не один принц останавливался перед ней, и его взгляды легко могла понять любая женщина: я преклоняюсь перед вашей красотой и удаляюсь с сожалением. Эта молодая женщина пригоршнями разбрасывала золото и серебро, увлекаемая как своими капризами, так и своей добротой».

Мари не было и 17-ти, когда в 1841 году, она родила сына от одного виконта. Тот нанял для ребенка няню, а Мари сказал, что мальчик умер. Спустя много лет, когда ее уже не было на свете, к сестре Мари, пришел молодой человек и попросил показать ему портрет покойной. Лицо гостя было точной копией того, что смотрело на него с портрета.


***

Первая встреча Мари дю Плесси с Александром Дюма-сыном произошла в сентябре 1844 года. В восхищении молодого, тогда еще никому не известного человека было что-то очень искреннее, он был полон сочувствия к ней. Он как будто понимал то, чего не дано было понять любовникам Мари: что она выше своей судьбы, что она страдает, продавая себя за деньги, что у этой роскошной жизни есть обратная сторона... И Мари поверила в его искренность, приняла его сочувствие за любовь.

Она снова поставила на кон свою жизнь. И снова проиграла.

Их роман продолжался около года, с сентября 1844 до августа 1845 года, и закончился по инициативе Дюма. В прощальном письме 30 августа 1845 года он написал ей: «Дорогая Мари, я не настолько богат, чтобы любить Вас так, как мне хотелось бы, и не настолько беден, чтобы быть любимым так, как хотелось бы Вам. И поэтому давайте забудем оба: Вы – имя, которое Вам было, должно быть, почти безразлично; я – счастье, которое мне больше недоступно.

Бесполезно рассказывать Вам, как мне грустно, потому что Вы и сами знаете, как я Вас люблю. Итак, прощайте. Вы слишком благородны, чтобы не понять причин, побудивших меня написать Вам это письмо, и слишком умны, чтобы не простить меня. С тысячью лучших воспоминаний».

Любовная связь с писателем, как правило, имеет продолжение в литературе. Так произошло и с Мари, ставшей прообразом Маргариты. Один из знакомых Дюма и Мари писал: «Покойный герцог де Граммон, тогда принц де Бидаш, вдохновил Дюма-сына на образ Армана Дюваля… А Маргарита – это, конечно, Мари дю Плесси, знаменитая дама полусвета, которая была безумно влюблена в «прекрасного Аженора», как в те времена называли принца Бидаша. Все это мне рассказал сам писатель».

…В тот знаменательный вечер сентября – вечер встречи Мари и писателя - в театре «Варьете», в ложе барона Штакельберга, знатного венгерского аристократа, сидела прелестная женщина. О ее скандальной репутации судачил весь светский Париж; за ней уже закрепилось прозвище Дама с камелиями.
Узкая талия, обольстительная шея и плечи, выражение чистоты и невинности, длинные темные локоны, декольтированное платье из белого атласа, бриллианты – все это делало ее царственно-недоступной и безумно притягательной… Ранняя осень 1844 года станет для Дюма началом новой жизни, тем, что впоследствии он будет называть счастьем. После представления он и еще несколько молодых людей был приглашен в дом Мари на фешенебельном бульваре Мадлен.  Хозяйка устроила для гостей поздний ужин с шампанским. Было весело, молодые повесы состязались в остроумии, но смотрела Мари только на Александра.
 
Внезапно Мари зашлась в кашле, и была вынуждена выйти из комнаты. Спустя какое-то время Дюма последовал за ней. Она лежала, уткнувшись лицом в софу. Серебряный таз для умывания, в котором виднелись сгустки крови, стоял на столе. Он бросился к ней, принялся с жаром утешать; в ответ на его  влюбленные слова Мари сказала: «Подумайте только, женщина, которая харкает кровью и тратит сто тысяч франков в год! Это хорошо для богатого старика, но очень скучно для такого молодого человека, как вы… Все молодые любовники покидали меня». А ему хотелось быть с ней. Теперь. И всегда.

В самом начале их романа Мари покровительствовал старый граф де Штакельберг, поскольку она напоминала ему об умершей дочери. Конечно, это была ложь. Александр молчал, делал вид, что не понимает. О вечерах, которые Мари проводила с Дюма, она рассказывала Штакельбергу как о времени, проведенном с подругой. И, по всей видимости, ни тому, ни другому она не говорила о третьем любовнике, молодом графе Эдуарде Перрего.
 
Она была больна, ее преследовал страх скорой смерти. Она не могла спать, ей хотелось жить каждую минуту, видеть, ощущать этот мир, людей в нем; тех людей, кого она давно научилась презирать, но к которым ее с чудовищной силой влекло. Врачи предписывали Мари тишину и покой, ее же часто видели в пьяных компаниях или летящей верхом на лошади – бог знает куда. Убежать от смерти. Но скорая смерть избавляла ее от другого конца, куда более чудовищного – старости, «этой первой смерти куртизанок».

Дюма знал, что «мог на каждом шагу встретиться с человеком, который был любовником этой женщины или будет завтра». Это мучило его тем сильнее, чем ближе она ему становилась. Он терпел, он был «полон снисходительности к ее образу жизни». Александр восхищался ее красотой, хотя трудно было найти в то время кого-нибудь, кто бы ею не восхищался. В «Даме с камелиями» Дюма написал: «В ней была видна непорочная девушка, которую ничтожный случай сделал куртизанкой, и куртизанка, которую ничтожный случай мог превратить в самую любящую, самую чистую женщину».

У нее стали появляться новые привычки; она часто и подолгу не могла заснуть, и тогда выходила из спальни в пеньюаре, «садилась на ковер перед камином и грустно следила за игрой пламени в очаге». В такие минуты он  любил ее всем сердцем, не было, казалось, ничего, что могло бы разлучить их… И все же, он боялся оказаться обманутым, он знал, что она лжет ему, знал, что она не всегда бывает чистой и возвышенной; он видел разные ее маски. Штакельберг по-прежнему занимал какое-то место в ее жизни, так же как и тот, другой, Эдуард Перрего.
 
И вот, наконец, потянулись дни тяжких подозрений, тревог и угрызений совести. Ласки сменились упреками. Александр начал отдаляться от Мари. Открытая связь с блестящей дамой полусвета льстила мужскому самолюбию, вызывала зависть других, менее смелых, и восхищение друзей. Но и бросала тень. А Дюма еще только предстояло утвердиться в обществе, чему не способствовали его отношения с куртизанкой. Для него, как оказалось, это было важнее. Он начал исчезать, она посылала ему записки, интересовалась, когда он придет, называла ласково «Аде», сократив до трех букв длинное «Александр Дюма» – так больше никто, никогда… Наступил момент, когда знаменитый отец Дюма напрямую спросил сына: «Надеюсь, ты испытываешь к ней не любовь?». И в ответ услышал: «Нет, скорее жалость».
 
Этот роман завершился так же, как и прочие: Мари искала любви, а нашла лишь холодную жалость моралиста. Оказалось, что в очередной раз она тешила себя иллюзиями. Аде, конечно, был увлечен ею, но у него не было желания навсегда связывать себя со «жрицей любви», в постели которой побывала половина Парижа. Вместо этого он взывал к ее нравственности, ревновал, а потом и вообще бросил.

Как считал сам Дюма, ему не были чужды благородные порывы. Ему нравилась Мари. Но достаточно было кому-то сказать, что открытая связь с куртизанкой вызовет осуждение света и повредит карьере начинающего писателя, как он тут же решает ретироваться. А бедной Мари снова остаются ее несбывшиеся надежды и воспоминания о счастливых прогулках по лесу или по avenue des Champs-Elysees под руку с Александром. Письмо, датированное 30 августа, поставило точку в этом непродолжительном романе. «Она была одна из последних представительниц той редкой породы куртизанок, которые обладали сердцем», – говорил Дюма о Мари.

Она тяжело переживала разрыв с Дюма. Это была внезапная, очень сильная боль, которая, впрочем, скоро прошла. Ей хотелось быть любимой. И любить самой. Она была так сильно увлечена этой идеей, что, познакомившись с Ференцем Листом, решила, во что бы то ни стало сделать его своим любовником. Они познакомились в театре. Лист, «прекрасный, как полубог», всегда сторонившийся куртизанок, был поражен тем, насколько непохожей на них была Мари – «женщина с необыкновенным сердцем, порывистая и мечтательная, самая пленительная из тех, что я когда-либо знал...»
 
«Она вас завоюет», – предостерегали музыканта. Это и произошло. Как все творческие люди, Лист был влюбчив. Красота задевала самые тонкие струны его души. Однако больше всего на свете он любил музыку – это был его живой бог, которому он поклонялся.

Стремительный роман завершился так же внезапно, как и начался - вместе с гастролями Листа в Париже. Он уезжает в Португалию; 1845 год был пиком его концертной деятельности. Мари, не в силах переносить разлуку, посылает ему отчаянное письмо: «Я знаю, что жить мне осталось уже недолго, но больше так не могу... Увезите меня - куда угодно... Я не доставлю вам хлопот. Я буду много спать, мало есть, иногда Вы будете выводить меня в театр, а ночью - делать со мной что хотите...» Ответа на письмо Мари так и не получила. Она категорически не хотела брать в расчет то, что у музыканта может быть своя жизнь, что Лист живет с графиней Мари д’Агу, от которой имеет ребенка. Периодически, правда, ходили слухи, что они расстались, но это были не более чем слухи.

Насколько Лист почитал музыку, свидетельствует один интересный факт его биографии. В 1842 году Лист был выслан из Петербурга в течение 24 часов. Кроме того, полицмейстер сообщил ему высочайшую волю: музыкант не должен приезжать в столицу России никогда. Что же произошло? С чего вдруг такая немилость? На концерте Листа в Петербурге собралось изысканное общество, присутствовал и сам император Николай I. Во время выступления музыканта он стал громко разговаривать со своими адъютантами. Лист прервал игру. «В чём дело? Почему Вы перестали играть? — спросил император и, нетерпеливо махнув рукой в сторону рояля, добавил: — Продолжайте». «Когда говорит император, остальные должны молчать, ваше величество, — вежливо, но решительно ответил Лист». После выступления, Листа поджидал полицмейстер.

Мари хотела уехать с Ференцем на восток, туда, где всходит солнце. Но Ференц был уже бесконечно далек от нее. В путешествие, правда, другое, ее пригласил Эдуард Перрего, ее давний поклонник. Он был влюблен в нее, осыпал подарками, обещал содержать в роскоши, если только она согласится быть с ним одним. Наконец, он, потомок старинного рода, предложил ей брак. В туманном и сыром Лондоне 21 февраля 1846 года граф Эдуард сочетался с Мари гражданским браком – чтобы не волновать родителей, объяснил Эдуард.  Возможно, этим он хотел покрепче привязать ее к себе; может быть – потешить самолюбие Мари - он знал, что она умирает. Однако вскоре выяснилось, что гражданская регистрация была проведена с нарушением формальностей, и такой брак во Франции не считается действительным. Мари посчитала это жестоким оскорблением и резко порвала с Эдуардом. Не помогали ни цветы, ни деньги, ни мольбы о прощении, Мари не желала видеть его. Но до конца своих дней она с гордостью называла себя графиней.
 
Но сил на светскую жизнь уже не было. По возвращении в Париж Мари еще какое-то время посещала театры и балы – бледная тень Мари дю Плесси, казалось, еще вчера блиставшей здесь… Наконец, настал день, когда она уже не смогла выходить из спальни.

Поклонников давно и след простыл. Любовники покинули ее еще раньше. Теперь рядом с Мари были только прислуга, священник и кредиторы, одолевавшие ее. В последний год своей жизни, всеми покинутая, Мари была вынуждена распродать большую часть своего имущества, чтобы покрыть долги.

Мари дю Плесси, дама полусвета самая обольстительная женщина Парижа, умирала в одиночестве. Лежа в своей постели, в промежутках между приступами, о чем думала она, что вспоминала? Изначально ее жизнь должна была стать трагедией, об этом говорило все: и безрадостное детство, и отец, достойный виселицы, и эта красота, которая есть лишь обещание счастья. Но уж лучше иметь трагичную судьбу, чем стать героем водевиля.

Мари умерла 5 февраля 1847 года, когда на бульваре Мадлен веселился и шумел карнавал.

За погребальным катафалком, украшенным белыми камелиями, где в белом платье лежало истощенное тело Мари, шли лишь двое из ее бывших поклонников: старый граф Штакельберг и ее гражданский муж Эдуард де Перрего. За ними следовала толпа любопытных.

Дюма в это время путешествовал по Испании. Возвращаясь во Францию, он думал о Мари, и в Марселе узнал о смерти бывшей возлюбленной. Это извести повергло его в глубокую печаль и раскаяние… в чем, он и сам не знал. В Париже Александру все напоминало о ней. Он направился к дому, где жила прекрасная Мари, и там ему бросилось в глаза объявление о распродаже мебели, предметов роскоши и иных вещей, принадлежавших куртизанке. Он направился на аукцион и вновь увидел мебель, бывшую свидетельницей его короткого счастья, все те же книги, лампы, те же вазы и статуэтки, белье, облекавшее нежное тело, платья умершей Мари… Все это было так грустно, что невозможно передать словами. Там Дюма купил для себя золотую цепочку, которую Мари когда-то носила на шее.
Между прочим, на том аукционе присутствовал и Чарльз Диккенс. Писатель, прославившийся своими сентиментальными романами, язвительно заметил: «…избранное общество ожидало торгов с любопытством и волнением, исполненное симпатии и трогательного сочувствия к судьбе девки… Глядя на всеобщую печаль и восхищение, можно подумать, что умер национальный герой или Жанна д’Арк…»
Денег от распродажи хватило на то, чтобы оплатить оставшиеся долги Мари, и на наследство для любимой племянницы в Нормандии. Единственным условием завещания было то, чтобы девушка никогда не приезжала в Париж, оказавшимся столь губительными для самой Мари.

***

…В мае того же года Александр снял комнату в отеле «Белая лошадь», перечитал письма Мари и с головой ушел в работу над романом, который сделал его знаменитым. Книга называлась «Дама с камелиями». Это не автобиография, но в основе произведения лежит история любви автора и Мари дю Плесси. Хоть Дюма и пытался убедить окружающих и прежде всего самого себя, что только жалеет куртизанку, все-таки он любил ее. Но, несмотря на это, предал. Не исключено, что роман – своеобразная мольба о прощении, обращенная к Мари.
 
В романе много лирики в духе того времени и сочувствия к падшим женщинам. Есть там и герой, воплощение благородства, не имевший с самим автором ничего общего. Была великая любовь - романтическая, жертвенная, вроде той, что Мари мечтала испытать всю жизнь, и которой ей так и не было дано. Трагедия жизни женщины превратилась в обычную любовную историю, слезливую и сентиментальную. Дюма сделал все, что мог, но иногда бывает слишком поздно просить прощения…