Здесь даже черти не выдерживают

– Ну, корочки у тебя, допустим и впрямь в порядке, – мужчина в форме рассматривал разложенные на столе под настольной лампой  документы. – Допуска все имеются.

Юноша, стоявший рядом, молча кивнул в знак согласия.

– А за границей  бывать приходилось? – офицер поднял глаза. – Ты в спецуправление работать устраиваешься. У нас все объекты режимные.

– В Коктебеле прошлым летом,  – юноша казался немногословным.

– В Коктебеле значит, – мужчина о чем-то задумался. – В Коктебеле хорошо.

Возникла пауза.

– Ладно, – после некоторых раздумий сказал мужчина, глядя перед собою в стол. – Направляю тебя на Николаевскую улицу. Объект сложный, государственной важности. И сроки там горят. А главное, на личном контроле у президента. Потому требования к персоналу очень жесткие.

Юноша ничего не ответил. На его лице не отразилось никаких эмоций.

– Пойдешь в бригаду Крементьева, там как раз усиление требуется, – офицер протянул документы. – Текучка у Виктора Ивановича большая. Не выдерживают люди, ломаются.

 

АВГУСТ

– Вот наберут людей по объявлению, а ты с ними мучайся потом, – Виктор Иванович уже час наблюдает, как я вожусь со скруткой на гофрошланге канализационного насоса. – Дай сюда, студент!

Крементьев вырывает из моих рук катанку и долото. В его руках работа спорится. Уже через минуту шланг прочно зажат на патрубке, через две механизм запущен, а через три насос радостно и звонко сообщает, прорвавшимся через верхний клапан дренажом, что он заступил на боевое дежурство.

– Учись, пока я жив, студент, – ворчит Виктор Иванович. – Диафрагма обычно рвется на пятый день, глаз не спускай. Запасные в слесарке на полке слева лежат.

Взяв под мышку потертый ранец с инструментами, он отправляется на обход участка. Как  любит выражаться Виктор Иванович, «вставлять подчиненным пистоны».

По легенде мы перекладываем инженерные коммуникации. Об этом для зевак гласит  информационный щит на поверхности котлована. Заказчик – департамент строительства и инфраструктуры города, подрядчик – МосГеоСпецстрой-7, ответственный за ведение работ – начальник Варнаков Г.А., срок окончания - …

На самом деле мы строим объект государственной важности. Проходческий щит вгрызается точно по направлению к Главной площади. До нее метров сто осталось, не больше. Каждый из нас об этом  или знает, или точно догадывается. Но никто не говорит друг с другом. Подписка о неразглашении. Все делают вид, что строят коллектор. Заказчик – …, подрядчик – …, ответственный за ведения работ - ..., срок окончания - …

 

ОКТЯБРЬ

– Распальцовка по степени крутости бывает трех видов, – устало выдохнул мастер Вадим. Он уселся напротив меня в слесарке, положив перед собой на стол белую каску. – Обычная, круговая и хаотичная. Сегодня столкнулся с хаотичной.

Эта смена выдалась жаркой. С утра бурильщики по ошибке перебили высоковольтный кабель, вырубив из эфира международную радиостанцию. Перед обедом бригада бутовщиков Гамзиуллина в составе двух лихих братьев-близнецов и их родного дяди случайно забили спецбетоном канализационный колодец бутику модной одежды. А к вечеру рабочий Ахмет с помощью крана СПК-2000 по невнимательности опустил бадью с грунтом на крышу припаркованного автомобиля профессора университета.

Сотрудники расположенных вдоль Николаевской улицы офисов и магазинчиков тихо нас ненавидят. Воспринимают как захватчиков. Наши наземные службы технической поддержки двигаются по поверхности вслед за проходческим щитом, работающим под землей. За собой мы оставляем квадратные метры просевшего асфальта, временно перебитый водопровод, громыхающие круглые сутки насосы-«лягушки»,  облака отработавшей солярки, заплеванные раствором витрины и разрытые по технологии через каждые тридцать метров котлованы.

Мы честно выполняем дело государственной важности. В сложных условиях. Строим без проектной документации: центр города, четвертый уровень секретности. Проектировщики наносят на планы построенный коллектор постфактум. И мы не вступаем в дискуссию с местным населением. Подписка о неразглашении.

Резервное электроснабжение для радиостанции удалось подать через пятнадцать минут. Машина профессора оказалась застрахованной по КАСКО, и была незамедлительно эвакуирована в ремонт. Сложнее всего Вадиму пришлось разруливать с бутиком. Приехала «крыша» с той самой хаотичной распальцовкой. В итоге выход нашли быстро: у магазина временно установили канализационный насос, а гофрированный шланг просунули прямо через форточку.

 

ДЕКАБРЬ

– А знаешь, что самое главное в нашей работе? – ведущий мастер участка Петрович облокотился на ограду котлована. – Чтобы не случилось на объекте, нужно сделать вид, что мол, так и надо, что все идет по плану.

Петровичу близко к семидесяти. Он заслуженный пенсионер с бесценным опытом. Начальство  старика ценит. Сегодня не его ночная смена,  но Петрович в полном обмундировании.  Внимательно наблюдает сверху за  работой проходчиков из Тулы, переброшенных  к нам по приказу. 

– Старуха моя дома совсем запилила, мочи нет,  - словно извиняясь, говорит мастер. – Лучше я с вами здесь побуду, на свежем воздухе.

Петрович в каске в профиль похож на окаменевшего сфинкса. Он пережил войну, голод, знаменитый прорыв плывуна  в семьдесят четвертом  на Электрозаводской,  двадцать шестой съезд КПСС,  гибель сына в автокатастрофе, перестройку,  золотую свадьбу, денежную реформу, начальника треста Козлова, слом политического строя. И  по-прежнему готов к новым напастям.   Я с удовольствием поговорил бы Петровичем, но только не в этот раз.

Это самая холодная ночь декабря в городе за всю историю метеорологических наблюдений. Столбик термометра  осторожно переполз за отметку  -30°C.  По закону подлости из строя выходят практически друг за другом сразу пять насосов-«лягушек». Рвутся диафрагмы, разлетаются подшипники, гнутся тяги, дубеют на морозе шланги.  Вода, залитая для пуска насосов, предательски замерзает. Есть реальная угроза затопить фекалиями Объект №2.

 К рассвету мне удается все починить. Я бреду по заснеженной Николаевской улице уставший и опустошенный.  С обмороженными и сбитыми в кровь пальцами. И с запахом пяти колодцев, впитавшимся в промокшую от пота телогрейку.

 

ФЕВРАЛЬ

– Жена разрешение получила на репатриацию в Германию, – сказал мой напарник Шурик, вылезая из колодца на перекур. – По спецпрограмме для евреев. Меня с собой забрать хочет.

Шурику примерно под шестьдесят. Он низенький толстоватый лысый человечек с короткими, но цепкими пальцами. Шалтай-Болтай и Фантомас в одном лице с голосом Весельчака У из «Тайны третьей планеты». Еще он заразительно хохочет, запрокидывая при этом голову. Ко всем перечисленным достоинствам, включаю жену-еврейку с разрешением выезда в Германию на руках, он еще и отличный работник. По установке фланцев в бригаде ему нету равных. И к тому же Шурик старожил на Николаевской. Текучка у нас тут и впрямь страшная, не выдерживают люди, прав был офицер.

– Ну, а ты чего решил? – интересуюсь я, принимая у него разводной ключ.

– В шланг на входе  тряпка забилась, потому насос и не качал. Совсем люди совесть потеряли, чёрт знает что в унитазы спускают, – мой напарник деловит и сосредоточен. – А что решать, не поеду я никуда. Останусь здесь.

– Шурик, ты что? Не хочешь в Германии пожить? – удивляюсь я.

– А что я буду  там делать, в этой Германии? – шмыгает носом напарник.

– Саня, а тут что ты делаешь?! Ты тут кто? –  от смеха я чуть не роняю разводной ключ в колодец. – Будешь то же самое для бюргеров делать, только в белых одноразовых перчатках. И зарплату в евро получать.

Я валюсь прямо на промерзший асфальт. Начинаю по нему кататься  и дико хохотать. Прохожие шарахаются в сторону.  Шурик обиженно встает и молча уходит. До конца смены он не роняет ни слова. Лишь позже я пойму: проблема не в Германии, не в вопросе трудоустройства и не в жене-еврейке. Мы работаем на объекте государственной важности. Дело в подписке о неразглашении. У Шурика она тоже есть.

 

АПРЕЛЬ

- Как же здесь необычно! – восклицает радостно Варя. – Я и не мечтала сюда попасть! Спасибо тебе!

Варя считается моим идейным врагом. Она активистка городского неформального движения АрхЗапрет. Его представители  постоянно вмешиваются в нашу работу, подозревая, что проходческий щит  губит ценные археологические артефакты. Их пикет уже сорвал нам месячный план, лишив премии.

Этим вечером мы гуляем с Варей по коллектору, в  который уткнулись проходчики. У нас есть пара часов.  Рабочие ушли в прорабскую пить водку. Под ногами журчит речушка, заключенная в бетонные берега. Внутри коллектора нет светильников, я держу в одной  руке карманный фонарик, а другой сжимаю Варину ладошку. Варя студентка пятого курса архитектурного университета, симпатичная и веселая.  Я уже мечтаю этим летом поехать с ней в Коктебель.

Спотыкаюсь. Фонарик падает в воду и гаснет. В тоннели кромешная тьма. Варя испуганно прижимается ко мне, и наши губы случайно встречаются.

 

МАЙ

– Если он не выкарабкается, вы, как начальник треста пойдете по уголовной статье за нарушение правил безопасности ведения проходческих работ, повлекшее за собой человеческие жертвы.

– Должен выкарабкаться. Его ребята практически сразу из завала извлекли. И организм у парня молодой.

– Не уверен. Утром звонили из реанимации, он по-прежнему без памяти. И бредит постоянно:  что  все по плану, что так и надо.

Возникла пауза.

– Вы вообще осознаете всю полноту  случившегося? Обрушить купеческий дом постройки начала шестнадцатого века! Он во Всемирное наследие ЮНЕСКО включен! А самое главное, где обрушить? В центре города, у Главной площади напротив резиденции!

Снова пауза.

– Мы  все исправим в ближайшее время.

– Исправят они, – мужчина в синей форме написал на листке бумаги цифру с нулями. – Конечно, исправите, куда вы денетесь.

– А это не многовато будет? – спросил удивленно собеседник.

– В самый раз, – с сарказмом ответил прокурорский. – Здание постройки начала шестнадцатого века как-никак.

Мужчина в синей форме поднялся и подошел к окну. Из него открывался вид на Главную площадь. Внизу под окном  двое мужчин в белых касках о чем-то оживленно спорили. Более молодой широко размахивал руками.   

– Значит так. Постановление о запрете ведения работ я завтра отменю, – прокурорский не отрывал взгляда от окна. – Но чтобы  до парада все тут было в асфальт закатано. Работайте, черти.