Общая идея Чехова или бог живого человека

 «Общая идея»  Чехова или «бог живого  человека»
                Будимир Роговой, кандидат филологических наук

Мой перевод статьи, написанной автором на английском языке (О. Сокова)

 
   Через сто лет после смерти Антона Павловича Чехова, проблема понимания того, что он называл «общей идеей» или «богом живого человека» все еще служит предметом обсуждений. (Заметим, что Чехов написал здесь слово «Бог» с маленькой буквы, вероятно, для того, чтобы зримо отделить это понятие от понятия «Бог» с большой буквы, используемое в традиционной религии, тем самым избегая столкновения с ним).
Далее в тексте мы будем использовать термины «общая идея» и «бог живого человека» как синонимы.
Эти сходные термины были впервые выражены в размышлениях Николая Степановича, героя одного из лучших рассказов Чехова «Скучная история» (1889):
 «Когда в человеке нет того, что выше и сильнее всех внешних влияний, то право, достаточно для него хорошего насморка, чтобы потерять равновесие и начать видеть  в каждой птице сову, в каждом звуке слышать собачий вой» – рассуждает Николай Степанович. 
Некоторые критики полагают, что это лишь мысли персонажа, а не самого автора. Опровержение таких взглядов дает современный критик (Линьков)  и, на наш взгляд, достаточно убедительно.
Не будучи философом, Чехов не оставил нам  стройной теории «бога живого человека».
В настоящей статье мы постараемся в первом приближении уточнить некоторые особенности «бога живого человека» на основе анализа рассказов Чехова.
Николай Степанович начинает чувствовать необходимость «общей идеи» сталкиваясь с непосредственной угрозой неизбежной смерти. В то же самое время его приемная дочь Катя также сталкивается с неизбежной трагедией смерти своего  ребенка и с отсутствием актерского таланта, без которого невозможна избранная и желанная для неё карьера актрисы.   
Мы с самого начала видим следующие характерные черты «общей идеи»: она дает человеку психологическую поддержку, помогает в трудные моменты жизни и распространяется на все ее стороны, поэтому, её можно назвать общей. Она должна помочь даже тогда, когда обстоятельства его жизни препятствуют этому. И в этом смысле она является трансценденцией  или «богом».
Николай Степанович и Катя, конечно, знают, что идеи такого рода предлагаются  традиционными религиями. Но, по некоторым причинам, которые не упоминаются в рассказе, и на которых мы не будем останавливаться, не могут или не хотят обращаться к традиционной религии и пытаются найти решение на основе опыта человеческой жизни и поэтому этот «бог» - «бог живого человека».
Николай Степанович и Катя не находят своих «богов живого человека».
Обратимся теперь к другим персонажам чеховских рассказов, искавших и  иногда находивших «общую идею».
Первый – Липа, персонаж рассказа «В овраге» (1899).
Липа, молодая мать, живущая в семье лавочника в бедной русской дореволюционной деревне, сталкивается с ужасным преступлением. Ее сноха – Аксинья в ссоре из-за собственности умышленно выливает кипяток на ребенка Липы и, тем самым, убивает его.
«После этого послышался крик, какого ещё  никогда не слыхали в Уклееве. И не верилось, что такое небольшое, слабое существо, как Липа может кричать так».
Во время поминок «…гости и духовенство ели много и с такой жадностью, как будто давно не ели. Липа прислуживала за столом, и батюшка, подняв вилку, на которой был солёный  рыжик, сказал ей:
- Не горюйте о младенце. Таковых есть царствие небесное».
Корней Чуковский (Чуковский, с. 626) высказался против этого равнодушия священника, евшего в доме жестокой убийцы. Он не заметил, что священник не имел никакого представления о преступлении, так  как Липа никогда не обвиняла Аксинью публично. Это совершенно ясно из ее переговоров с другими родственниками, когда она вернулась из больницы с мертвым ребенком на руках.
Поэтому обвинение Чуковского может быть снято, но остается другое обвинение: священник не нашёл времени, чтобы побеседовать с Липой и таким образом дать ей большее религиозное утешение.
Липа нашла утешение без помощи священника.
Еще до этих событий она и ее мать верили и ощущали, что «кто-то смотрит на них с высоты неба» и «видит все, что происходит в Уклееве». И, следовательно, «всё же в божьем мире правда есть».
Такое религиозное утешение отличается от традиционного не только в плане отсутствия посредничества и руководства Церкви. Вера Липы, кажется, не имеет  определённых догм и правил, за исключением того, что это послание любви и истины (это видно из тех мыслей и вопросов, которые она высказывает в разговорах со стариком и Вавилой).
Это религия, идеалы которой выходят  на совершенно иной уровень бытия, чем земная реальность. Проявлением святого смирения Липы выступает у Чехова ее молчание: Липа просто не выражает неприятия своей судьбы и какой-либо агрессии против Аксиньи. Эта несоизмеримость религиозных идеалов и земной действительности, на наш взгляд, предполагает возможность различных вариантов поведения. Липа не борется против Аксиньи, потому что она больше  ничем не может помочь своему ребенку. Без сомнения, если бы он был жив, она бы сопротивлялась.
Нам кажется, что случай проявления «бога живого человека», не противоречит, но даёт поддержку, Богу с большой буквы.
Перейдем теперь от святого образа Липы к грешнику Ананьеву в рассказе «Огни» (1888).
Молодой человек соблазняет замужнюю женщину Кисочку. Он обманывает ее, говоря о своей горячей любви и  готовности пойти с ней на край света, чтобы дать ей счастье. На самом деле он не любит Кисочку и не намерен оставаться с ней.
Добившись близости Кисочки,  он оставляет ее украдкой и уходит из города. После этого совесть начинает беспокоить Ананьева, и он понимает, что совершил «зло, равносильное убийству». Он возвращается к Кисочке, умоляет о прощении, плачет с ней и, наконец, уходит один, на этот раз с успокоенной совестью.
Начиная с раннехристианских времен, сложилось большое количество историй о грехе и покаянии. Но здесь мы находим некоторые особенности.
Покаяние Ананьева не в том, чтобы просто вернуться к тому, что он назвал «нянюшкиными сказками и прописной моралью». Это личное  решение, принятое без влияния внешних авторитетов.
Поэтому, на наш взгляд, это случай является проявлением «бога живого человека» (само это выражение было найдено Чеховым год спустя в «Скучной истории»).
Некоторые критики были смущены крайней лаконичностью Чехова в описании покаяния Ананьева. Мы видим здесь сходство с молчанием, смирением Липы и потому не удивляемся.
Кроме того, покаяние Ананьева является опровержением идеи абсурдности жизни (Следует отметить, что персонажи Чехова обсуждали идею абсурдности жизни еще до того, как она была выдвинута философами экзистенциалистами). Проступок Ананьева в значительной степени явился результатом его пессимистических мыслей: "Кто знает, что жизнь бесцельна и смерть неизбежна будет очень равнодушен в борьбе с  природой и к понятию о грехе: борись или не борись – всё равно умрешь и сгниёшь…".
Покаяние Ананьева является практическим опровержением тезиса об абсурдности жизни. По нашему мнению, это практическое опровержение неверного представления должно также поддерживаться правильной идеей и верой в Бога, с большой буквы, которая отсутствует в рассказе, но  кажется нам логически необходимой.
В рассказе Чехова «Володя большой и Володя маленький» (1893),  напротив, присутствует  религиозная идея Бога с большой буквы, и здесь она проявляет себя не как поддержка в жизни героини – Софии Львовны, а как потерянный рай, которому можно позавидовать и как пример для подражания, возможного для неё с некоторыми изменениями.
София Львовна недовольна  отношениями с мужем и с бросившим её любовником. И, вообще,  у нее «неинтересная, тоскливая и иногда даже мучительная» жизнь …
Она почти каждый день ходила к своей старой знакомой, монахине Оле, в монастырь, чтобы жаловаться, и Оля  «машинально, тоном заученного урока говорила ей, что всё это ничего, всё пройдёт и бог простит».
«Конечно, я неверующая, и в монастырь не пошла бы, но ведь можно сделать что-нибудь равносильное» – говорит София Львовна.
Подобные мысли можно найти в другом коротком рассказе Чехова «О любви» (1898).
Герой рассказа Алехин и замужняя женщина Анна Алексеевна любят друг друга, но не признаются в этом.
Алехин так думает о своей любви: «Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе».
Это, на наш взгляд, также случай трансцендентного идеала, который можно отнести к понятию «бог живого человека».
Важно заметить, что Алехин и Анна Алексеевна, не становятся любовниками,  и причиной, сдерживающей их любовь, являются  сомнения Алехина, высказанные в представленной выше цитате. 
Вот еще один пример такого несоответствия идеалов и реальности, которое открывает возможность для реализации различных вариантов поведения, избираемых на основе осмысленной гармонизации противоположных полярностей  –  тема, в раскрытии которой Чехову нет равных в мировой литературе.
В своем рассказе «Дама с собачкой» Чехов дает  противоположный вариант решения подобной проблемы.
Ряд примеров «бога живого человека» из произведений Чехова может быть существенно расширен в основном за счет случаев, когда идеалы, которые искали персонажи, не были достигнуты и усвоены ими. Чехов был первым писателем, показавшим  отчуждение современного человека от трансцендентных идеалов с еще не утихшей тоской по ним (Линьков, стр.78).
Кроме того, наш анализ позволяет добавить к  перечисленным выше особенностям "основной  идеи" Чехова  такие черты, как включение  целей неэгоистической самореализации в трансцендентные идеалы, возможное несоответствие идеалов и практического поведения (ср.: "вечный ... только то, что имеет смысл, без необходимости существует" [Виндельбанд, с.278]), а также возможность выбора различных вариантов поведения, без отказа от идеалов.
Мы также хотели бы выразить мнение, что религиозные искания персонажей Чехова не противоречат христианской традиции, если последнюю понимать не догматически, а широко, как послание о том, что «правда и красота, направлявшие человеческую жизнь всегда составляли главное в человеческой жизни». Это цитата из блестящего рассказа Чехова «Студент» (1894).
Вера в трансцендентного «Бога с большой буквы», как нам кажется, является незаменимой онтологической основой для «бога живого человека».
Наши соображения о «боге живого человека» Чехова в формате настоящей статьи следует рассматривать, как предварительные. В ней лишь слегка затрагивается существенный вопрос об отношении Чехова к религии.
Мы хотели бы закончить статью, указанием на некоторые социальные последствия, значение которых будет рассмотрено более детально в другой работе.
Персонаж романа русского писателя - диссидента Василия Гроссмана  «Жизнь и судьба», говорит о Чехове, что он был пророком нереализованной русской демократии.
В наши дни, когда перспективы демократии отнюдь не безмятежны, и не только в России, но и во всём мире, вопрос об актуальности наследия Чехова должен быть выдвинут вновь. Это относится также к проблеме «бога живого человека».
Французский социолог XIX века Алексис де Токвиль писал в своей книге «Демократия в Америке» (Токвиль), что основной причиной экономических и политических успехов США было  удачное сочетание духа свободы и религиозного духа.
Американская демократия поощряет свободу граждан при сохранении религиозных убеждений, создает необходимую моральную дисциплину для правильного осуществления этой свободы.
Мы считаем также, что славные достижения Германии в преодолении наследия нацистского тоталитаризма и в создании нового гуманистического социального  порядка явились результатом  органичного соединения восстановленных  демократических и христианских ценностей.
В наше время, когда распространены рационалистические сомнения в традиционных религиозных учениях, новый религиозный подход, предложенный Чеховым, может сыграть существенную роль в возобновлении синтеза демократии и религии в России, Америке, Германии, в мире в целом.


Литература:

 1.Tocqueville A.de. Democracy in America.
 2.Виндельбанд В. (1995) Избранные произведения. Дух и История. М., – 1995.
 3.Линьков В. Скептицизм и вера Чехова. М., – 1995.
 4.А. Чехов. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. М., - 1974 - 1983.
 5.К. Чуковский. Собрание сочинений в 6 томах, том 5. М. - 1985.