Место под Солнцем. Глава 19. Жак Обрэ

Что ж… Все сложилось даже лучше, чем он мог ожидать.
Оставив Фонтенбло, Мориньер на пару часов вернулся в Париж. Явился в дом Франсуа Дегре – человека с пронзительным взглядом и удивительной памятью.
- Если у вас нет здесь срочных дел, - сказал он молодому адвокату, - собирайтесь. Вы будете мне нужны.
Дегре был готов через четверть часа. И вскоре группа всадников выезжала через Сент-Антуанские ворота на дорогу, ведущую через Шартр в Нант.

В Нанте всадники разделились на две группы. Большая часть их отправилась в гостиницу «Герцогиня Анна» - лучшую в городе. А один, - это был Мориньер, - направил своего коня на западную окраину Нанта, где среди рыбацких хижин ютилась небольшая таверна.
Мориньер бывал здесь не однажды.
И теперь он уверенно направлял коня - сначала по тропинке между разбросанными на берегу рыбацкими лодками, потом - по узкой дорожке вверх по каменистому склону.

Добравшись до завешенного тряпицей входа, бросил поводья мальчугану, болтающемуся неподалеку. Отодвинул запыленную ветошь, призванную отгонять назойливых мух, которые тучами вились по всему побережью, зашел внутрь. Не остановился на пороге, чтобы осмотреться, сразу двинулся вперед, в глубину темного зала.
- Здравствуй, Жан, - коротко кивнул, заметив, как выпрямился при виде него широкоплечий крепыш за стойкой. - Как идут дела?
- Благодарение Господу, монсеньор, неплохо. Пока матушка жива, у нас все идет и будет идти хорошо. Она, хоть уже и стара, все не готова оставить управление хозяйством. Хватка у нее - железная, - усмехнулся розовощекий, здоровенный малый.
Обтер руки о фартук. Выставил на поднос несколько наполненных сидром кружек. Подозвал сестру - разнести напиток клиентам.
В свои восемнадцать–девятнадцать лет парень выглядел на все двадцать пять – сказывалась порода. Все предки его по мужской линии были моряками – крепкими, здоровыми. Ходили за треской, были китобоями. В иные времена пробавлялись ловлей рыбы у побережья. Но всё – в море, крепли в борьбе со стихией.
Мориньер скользнул взглядом по залу. Народу в таверне было немного. Те, что были – пили, шумели, спорили о чем-то. Не обращали на него никакого внимания. Разве только в первый момент, едва он появился на пороге, затихли, развернулись к нему, смерили настороженными взглядами. Да и забыли о нем тут же – гость как гость: темный дорожный плащ, неприметная внешность. Обычный проезжий господин. О чем тут любопытствовать?

– Прикажете подать сидра, монсеньор? – снова обратился Жан к Мориньеру.
Он говорил на какой-то чудовищной смеси бретонского и французского. Но Мориньер понимал его без труда.
- Да, пожалуйста, - Мориньер огляделся в поисках свободного стола. – И чего-нибудь поесть. Да пошли за твоим братом. Надеюсь, он не в море?
Подумал: было бы очень хорошо, если бы Жак был теперь на берегу. У Мориньера имелся, конечно, еще один запасной вариант – на крайний случай. Но все же он предпочел бы поручить это дело именно Жаку Обрэ.

Жан кивнул.
- Сейчас отправлю сестрицу. Она его разыщет, - парень поставил на стойку очередную порцию кружек. – Может, вас проводить в комнату наверху? Там сейчас свободно.

*

Это было кстати. Наскоро перекусив, Мориньер прилег на узкую кровать и  тут же провалился в сон. Однако едва раздался тихий стук в дверь, он моментально открыл глаза – будто и не спал. Поднялся.

Вошедший был очень похож на Жана, только в его лице было больше уверенности, его улыбка была шире, а кожа продублена и просолена всеми ветрами отца-океана.
Мориньер с удовольствием оглядел гостя с головы до ног. Движением руки пригласил его присесть.

- Надеюсь, ты готов к работе, – произнес тепло.
- Да, монсеньор.
- Мне нужна твоя фелука.
- Она всегда к вашим услугам, - спокойно ответил молодой мужчина, усаживаясь на табурет.

Мориньер уже не удивлялся – отмечал только, насколько при всей своей внешней схожести, различались, на самом деле, братья. Тот, младший, был скроен ладно, но просто. Светлые глаза, крепкие руки, бугры мышц. Силы в нем было много, но растрачивать ее он предпочитал в драках с односельчанами. Никуда особенно не стремился, ничего не желал. Как и все жители приморских деревень, промышлял время от времени контрабандой. Но делал это без души. В остальное время жил с матерью и сестрами, держал таверну.
Старший же весь пошел в отца – хваткий, настойчивый, целеустремленный. Он любил опасности и риск. Оттого жизнь в рыбацком поселке казалась ему слишком скучной и однообразной.

Мориньер внимательно посмотрел на Жака Обрэ. 
- Ты ни о чем не спросишь?
- Вы, монсеньор, не задавали мне вопросов, когда освобождали меня из Нантской тюрьмы. Все, что я, неграмотный моряк, имею теперь – я имею благодаря вашему в мою судьбу вмешательству, – пожал тот плечами.
- Ты знаешь: то, что я делал для тебя тогда, неверно было бы называть благотворительностью, - ответил Мориньер сдержанно. – Кроме того… Судя по выражениям, которыми ты изъясняешься, тебя, мой дорогой Жак, вряд ли можно теперь назвать неграмотным, - улыбнулся едва заметно.
- Я быстро обучаюсь, - тут глаза моряка засветились особым романтическим светом.

- Расскажи о своих делах, - потребовал вдруг Мориньер.
Жак Обрэ и глазом не моргнул – заговорил спокойно. Он понятия не имел, что именно желал услышать от него Мориньер. Но был уверен: тот разберется. Спросит, направит, остановит.    

Мориньер слушал Жака внимательно. Отмечал его правильную речь, - в отличие от младшего брата, старший теперь прекрасно владел французским. Мориньер задавал вопросы, выслушивал ответы. Был доволен. Все, что он задумал, похоже, наконец, реализовалось.
Жак говорил, а он едва заметно улыбался.
- Мари оказалась так хороша? – спросил вдруг, как будто невпопад.
Жак смутился, замолчал. Потом улыбнулся несмело. И эта улыбка странно смотрелась на его будто бы высеченном из камня лице.


*

Мориньер познакомил его, едва покинувшего стены тюрьмы, с красавицей-парижанкой. Они встретились с ней в Нанте, у ступеней, ведущих в собор святых Петра и Павла.
Жак остолбенел тогда при виде миниатюрной молодой женщины, выходящей из темного, неприметного экипажа. Увидев Мориньера, она приблизилась, поправила шляпку, улыбнулась ослепительно. Они обменялись несколькими фразами -  Жак не расслышал ни слова. Только смотрел на ее выбившиеся на свободу, светящиеся в лучах солнца волосы, огромные глаза и крошечную ручку, которой она придерживала край шляпки – ветер все норовил сорвать ее и унести прочь.
Молодая женщина достала из-за манжета записку, передала ее Мориньеру. Тот кивнул, улыбнулся. Поблагодарил, снова улыбнулся, добавил что-то, склонившись к ее лицу. Почти сразу распрощался.
Жак наблюдал за ними завороженно. Мориньеру пришлось даже окликнуть его, чтобы вернуть на грешную землю.
- Сделай любезность, Жак, - сказал Мориньер, едва заметно улыбаясь, - составь мадемуазель компанию. А я, к моему сожалению, вынужден теперь вас оставить.
Жак с трудом осознал тогда, как ему повезло. Несказанно повезло. Такого просто не могло быть! Разве смел он рассчитывать, чтобы эта крошка, эта малютка, макушка которой едва доходила ему до плеча, чтобы эта чудесная маленькая женщина, согласилась провести в его компании хоть сколько-нибудь  времени?
Он проводил ее до дома. Она предложила ему войти. Он согласился. А кто бы отказался?

Потом явился на следующий день. Она встретила его с улыбкой, протянула ему обе руки. Когда он, ошалев от этого бесхитростного жеста, остался столбом стоять на пороге, она рассмеялась. Подошла сама, взяла его под руку, провела в комнату. Пригласила на ужин.
Вечер показался Жаку великолепным. Они много говорили. Собственно, говорила по большей части Мари – рассказывала истории, одну за другой. Болтала о Париже, делилась театральными сплетнями. Смеялась, снова рассказывала. Жаку оставалось слушать и любоваться.
В этот вечер он едва заставил себя уйти. Когда прощался, она улыбнулась его неловкости. Дурачась, продемонстрировала изысканнейший поклон. Он и сам не понял, как это случилось, что он повторил его. Впрочем, мог ли он быть недоволен, если подобной нелепой выходкой добился первого – пока еще легкого, невинного прощального поцелуя.
Вспыхнул вдруг, подумав, что чертовски плохо выбрит.

В следующий раз он не ушел.    
Остался на ночь. Потом еще на одну. Потом стал приходить к ней всякий раз, как выдавалось ночевать на берегу.
Мари была рада. Она встречала его у калитки, бросалась на шею, вела в дом. Маленькая служанка, которая жила вместе с хорошенькой Мари, пекла пироги и в те ночи, когда Обрэ являлся к своей женщине, делалась незаметна.
Так, в ощущении, что их с Мари отношения – счастливая случайность, Обрэ пребывал около трех месяцев.
Пока однажды в домике не появился Мориньер. Отворил калитку, прошел по выложенной галькой дорожке к входной двери.
Мари, выскользнув из объятий Жака, выскочила навстречу гостю. Встретив его на пороге, пригласила в дом. Он прошел. Не удивился, увидев расположившегося на кушетке Жака. Кивнул.
- Ты пришел в себя? – спросил.
Жак поднялся, долго не мог сообразить, как ему себя здесь теперь вести. И… в качестве кого явился к его Мари Мориньер.

От мыслей, приходивших в этот момент в голову, он то краснел, то бледнел. Кровь билась в висках, стучала в затылке. Жаку казалось, молчание длилось вечность. Между тем прошла всего минута – не больше.
И Мориньер, усевшись в предложенное Мари кресло, произнес:
- Я рад, что ты чувствуешь себя хорошо, Жак.   
Мари подошла ближе, встала перед креслом, в котором сидел Мориньер.
- Вы останетесь на ужин, монсеньор? – спросила.
Он улыбнулся ей – Жаку была видна его улыбка, теплая, одобрительная.
- С удовольствием. Насколько я помню, в твоем доме, Мари, всегда подают очень вкусные пироги. Надеюсь, перемена места жительства не сказалась на способности твоей девушки-служанки их печь?
Она засмеялась легко:
- Все осталось по-прежнему.
Жак почувствовал необходимость что-то сказать. Прочистил горло, спросил:
- Ваша милость приехали верхом?
- Да, я оставил коня у ограды, привязал наскоро.
- Я отведу его под навес, - предложил Жак.
Ему хотелось пройтись.
- Да, пожалуйста, - кивнул Мориньер, поднимаясь.

Ветер ударил Жаку в лицо, едва он вышел за порог дома. Он задохнулся, остановился, замер на минуту-другую  – ему надо было охладиться.
Пока вел коня по дорожке, мимо окон, не удержался, заглянул внутрь. Мари стояла лицом к Мориньеру, что-то быстро-быстро ему говорила. Тот слушал, слегка склонив голову. Она протянула мужчине что-то, он взял. Снова заговорила – пылко, горячо. Когда она замолчала, Мориньер обнял ее, погладил по щеке, коснулся губами лба.
Жак не помнил, как оказался в доме. 

Он затащил Мари на кухню. Прижал спиной к беленой стене, прошипел:
- Ты спишь с ним? Спишь?
Он ждал, что она станет оправдываться, объясняться, плакать. Она расхохоталась.
Жак треснул кулаком по стене у ее виска. Бросился в комнату. Мориньер неподвижно стоял у окна. Любовался закатом – что еще можно было высматривать в той, раскрашенной заваливающимся за горизонт солнцем, дали?
Когда Жак появился на пороге комнаты, повернул голову. Поглядел на него – Жаку почудилась во взгляде Мориньера насмешка.

Он сделал шаг по направлению к окну. Мари, вбежавшая вслед за Жаком в комнату, бросилась было к Мориньеру, но Жак схватил ее за руку, дернул.      
- Выйди! – закричал. – Выйди отсюда вон.
Мари выскочила за дверь.
Он повернулся к Мориньеру.

- Кто платит за этот дом?
- Я.
- И Мари на булавки деньги даете – тоже вы?
Мориньер смотрел на него спокойно.
- Тоже я.
- Она ваша содержанка?
- Если иметь в виду внешние признаки…
- Плевать мне на внешние признаки! – заорал. – Вы спите с ней?
Тут Мориньер разразился таким смехом, что Обрэ замер, растерянный.
- Это смешно? – спросил тихо.
- Очень, - признался Мориньер. – Я давно не слышал предположения более нелепого.
- Тогда объясните.
- Я для этого и пришел сегодня сюда, - улыбнулся Мориньер. – Попроси Мари, пусть пока займется ужином. Нам нужно поговорить.
 
*

Сейчас, вспоминая эту сцену, Жак опять на мгновение почувствовал себя неловко. Посмотрел на Мориньера - тот выкладывал из дорожной сумки на стол какие-то бумаги.
Мориньер не глядел на Обрэ, но моряк чувствовал, что тот держит его в поле зрения.

- Я женился, - произнес, наконец, тихо Жак.
Мориньер оперся локтями о стол, сложил руки в замок.
- Я знаю, - ответил спокойно.
- Мари считает, что подвела вас.
- И это – я тоже знаю.
Мориньер помолчал. Потом добавил с улыбкой:
- Говоря откровенно, я не думал, что она, - прекрасная актриса, привыкшая к успеху и поклонению, - променяет свою прежнюю жизнь на тихое существование в бретонской деревне. Ты можешь гордиться собой.
Жак не улыбнулся в ответ, хотя тон Мориньера был легкомыслен. И, казалось, требовал такого же легкомысленного ответа.
Спросил: 
- Вы с ней увидитесь?
- Не в этот раз.
- Мари будет огорчена.
Мориньер пожал плечами. Ответил сухо:
- Уверен, ты найдешь, чем ее утешить.

*
 
Мориньер вспомнил, как изумлен был в тот день, услышав от женщины, на которую привык рассчитывать, тихое:
- Пусть это будет моим последним заданием.
Мари стояла вплотную к нему, опустив глаза. Он еще держал в руке письмо, добытое ею в доме одного из богатых нантских буржуа. И он собирался спросить, как идут ее дела с Жаком Обрэ, как вдруг стало понятно, что спрашивать, собственно, не о чем.

Он изогнул бровь.
- Посмотри на меня, - сказал.
Она продолжала упорно смотреть в пол.
Тогда он взял ее за подбородок. Когда их взгляды встретились, она прошептала:
- Пожалуйста…
- Ты влюбилась, малышка Мари? – усмехнулся он. – В Жака? В этого грубого, неотесанного мужлана? 
И тут ее прорвало.
- Если бы вы знали, как отвратительны, как мерзки бывают те, другие… Воспитанные и утонченные. Как они трусливы и гадки! Какие липкие у них руки и мокрые рты! 
Она спешила, бросала фразы, не договаривала слова.
- Пожалуйста… пожалуйста, - шептала в истерике, - если он узнает, он не простит… и вы… вы обещали… я больше не хочу… не могу…
Он услышал стук подков за окном.
- Вытри глаза, - сказал коротко. – Я обещал не принуждать тебя. И не стану. Ты свободна.
Его слова вызвали неожиданную реакцию - вместо того чтобы успокоиться, она разрыдалась. Он обнял ее.

- Ш-ш-ш, - он прижал ее к себе, коснулся губами лба. – Тише, малышка Мари. Если ты не хочешь объясняться со своим красавцем-контрабандистом, ты должна сейчас же утешиться.

Он обнимал ее, а сам думал, как это некстати, не вовремя и вообще нехорошо. Ему нужна была она – умелая женщина, способная выглядеть славной, неопытной девочкой.
У Мари был острый ум. Она замечала то, чего не замечали другие, она заставляла мужчин забывать обо всем: о клятвах, о долге, о своих служебных обязанностях.
Она была ему необходима. И все же Мориньер понимал: теперь, когда Мари влюблена, нет никакого смысла удерживать ее. Заставить ее продолжать работать – значило поставить все дело, в котором она будет задействована, под удар.

Мориньер качнул головой – ох уж эти женщины!
Он полагал, что роман между Мари и Жаком поможет последнему обрести лоск, но никак не думал, что тонкая, умная, образованная Мари, - женщина, к ногам которой падали вельможи, - потеряет голову из-за молодого рыбака с наклонностями пирата.
Он просил Мари научить того всем этим прежде не нужным ему премудростям: непринужденно вести беседу, быть приятным, даже обольстительным. Он хотел, чтобы Мари дала Жаку Обрэ уверенность – такую, которая иным дается по праву рождения.    
Он готовил себе помощника – человека, которому он, Мориньер, мог бы доверять полностью. Такого, который умел бы не только следовать указаниям, но и принимать решения, который чувствовал бы себя комфортно не только на палубе своей фелуки, но и в гостиных и в бальных залах.


*

Жак был отцовским любимчиком, - если это можно было так назвать, учитывая строгость, в которой последний держал старшего сына. Учил того всему, что умел сам. При любой его промашке – порол собственноручно. Жак, однако, души в отце не чаял. И с детства не отставал от того ни на шаг.
Сначала, совсем еще ребенком, вместе с отцом ловил рыбу. Потом вместе с ним занялся контрабандой. Промышляли по мелочи. Разбогатеть не удавалось, но на жизнь хватало. Обрэ не жаловались на судьбу. Многим в их деревне жилось еще труднее.
Потом произошло нечто. Однажды Обрэ-старший явился домой крепко выпившим. Потрепал сыновей по щекам, увел мать в комнату пораньше. Поутру, невыспавшийся, но довольный, спустился и сообщил:
- Наша жизнь теперь станет совсем другой.
Так и вышло.
Отец, - в дополнение к фелуке, доставшейся ему когда-то в наследство, - обзавелся небольшой шхуной. Стал важен и почти состоятелен. Приобрел таверну – когда уходил в море, оставлял ее на жену. Та справлялась вполне. Жан, младший брат Жака, и две его сестры помогали матери.
Сам Жак работал с отцом – одновременно учился морскому делу. 
Ему нравилась такая жизнь.
Отец время от времени выполнял чьи-то загадочные поручения. Брал на борт пассажиров, то отвозил их на острова, то возвращал обратно. Иногда получал на одном берегу письма – чтобы отдать их незнакомцам на берегу другом. В остальное время, когда был свободен, промышлял тем же, что и большинство жителей Бретани – контрабандой и пиратством.

Жаку Обрэ все это тогда представлялось игрой – интересной и рискованной.
И в тот день, переменивший всю его жизнь, он был весел и доволен своей судьбой. Сначала помогал отцу управлять судном, потом таскал вместе с остальными парнями тюки с английской шерстью в пещеру – спрятать до времени. Мысленно подсчитывал будущий доход, радовался успешному завершению операции. Когда раздались выстрелы – не сразу понял, насколько все серьезно.
Очнулся Жак в тюрьме, рядом с еще двумя моряками с отцовской шхуны. Они и сообщили ему, что отец убит.

Жак старался не вспоминать те долгие два месяца, что он провел в темной камере. Как и ту почти неприличную радость, которую испытал, когда Мориньер явился, чтобы вызволить его из тюрьмы.
Его, Жака, - грязного, осунувшегося, босого, в изодранной рубахе, - привели в караульную комнату.
Он щурился на ярком свету. Видел только силуэты. Когда один из силуэтов приблизился к нему на несколько шагов, он пошатнулся, стиснул зубы, чтобы не завопить от радости – так легко стало на душе.
Он едва не терял сознание – от свежего воздуха, заполнившего его легкие, от слепящего света и огромного счастья, которое давало ему понимание, что теперь, должно быть, все закончится. И он снова сможет вернуться к нормальной жизни. К морю.
Он затаил дыхание, когда Мориньер подошел к нему вплотную. Молчал, боясь сказать лишнее.
Мориньер улыбнулся ему незаметно.
- Идем, - произнес коротко и сухо.

Двери снова раскрылись.
И они пошли: спустились по лестнице, прошли через большой квадратный тюремный двор, вышли за ворота.
Обрэ двигался с трудом – он ослаб от недоедания и вынужденного бездействия. Когда Мориньер усадил его в экипаж, засмеялся тихо:
- Никогда не думал, что придется прокатиться в карете, возвращаясь из тюрьмы домой.
Помолчав, спросил:
- Как вы меня нашли, монсеньор?
- Мне понадобился твой отец.
- Его больше нет.
- Я уже знаю.
Они долго смотрели друг на друга в сумеречном свете кареты. Потом Мориньер сказал:
- Я могу теперь рассчитывать на тебя, Жак?
И он кивнул – да.


*

Сегодня у Мориньера было для Жака задание, которое большинство жителей Бретани сочли бы делом по святости сравнимым с походами крестоносцев за гробом Господним.
Бретонцы почитали короля – пока он восседал на троне в Лувре и не ущемлял их прав.
Местных же своих сеньоров они не просто почитали, но любили. Выше них, по разумению подавляющей части бретонцев, стоял только Бог – и французскому королю в этой пирамиде поклонения места не находилось.
Могущественный и богатый Фуке, сын советника парламента Бретани, из всех местных сеньоров был самым популярным. Так что всякое покушение на его честь, его имя и его свободу здесь, на этой земле, расценивалось как величайшее оскорбление.

- Мне нужно, чтобы ты на своей фелуке несколько ближайших дней провел в этом районе. – Мориньер ткнул пальцем в карту, лежащую перед ними на столе.
- Это несложно. Но что я там должен делать?
- Ты должен будешь взять на борт одного-двух… возможно трех человек, которые выйдут однажды через подземный ход на берег. Вот сюда.
- Подземный ход? – Жак Обрэ внимательно посмотрел на Мориньера.
- Он ведет из отеля де Руж.
- Из дома семейства дю Плесси-Бельер?
- Совершенно верно.
Мориньер посмотрел в глаза Жаку Обрэ. Тот раскрыл было рот, чтобы задать следующий вопрос. Но осекся.
- О-о! – только протянул изумленно.
Мориньер засмеялся:
- Мари очень преуспела за этот год. Передай ей от меня благодарность.
- Я и сам достаточно сообразительный, - буркнул Жак. – Я должен ждать у подземного хода?
- Да. Я не знаю, когда может пригодиться твоя помощь. Но ты должен находиться там до тех пор, пока я не разрешу тебе покинуть это место. Только мой слуга Рене может передать тебе мои распоряжения. Ты его видел. Никто другой. Никаких записок, никаких посторонних лиц.
- Я понял. Я буду ждать ваших распоряжений.
- В каком состоянии находится «Сабина»?
- Как всегда. Кренговали ее совсем недавно, так что она летает, как ласточка, - Жак Обрэ довольно улыбнулся.
- Где она стоит?
- В одном из небольших заливчиков близ Ле-Круазик.
- Есть ли на борту команда?
- Команда сейчас на берегу. Но при необходимости я соберу ее в течение дня.
Мориньер кивнул – хорошо.
- Я рассчитываю на твою ловкость, Жак. И на преданность твоих людей.
- Рене тоже отправится с нами?
- Нет, Рене останется. Ты возьмешь людей на борт своей фелуки, а впоследствии, если потребуется, - на «Сабину». Доставишь их туда, куда они прикажут. Когда тот или те, что выйдут через подземный ход, окажутся в безопасности, ты вернешься в Нант и будешь ждать моих дальнейших распоряжений.
- Да, монсеньор.
Мориньер бросил на стол кошелек.
- После того, как дело будет сделано, ты расплатишься с командой. Твоей доли здесь нет. Очень скоро мы вновь увидимся, и тогда ты получишь все сполна.