У этого нет названия

Утро настало сегодня очень рано. Я встал из-за звонка телефона. Обычно так рано звонят с работы, но не сегодня. Я был удивлен. Человек, который мне позвонил, никогда раньше не звонил мне. Я услышал всхлипы, я услышал практически крики и когда понял, что произошло, на миг оцепенел. Я начал быстро натягивать одежду и очень быстро вышел. Я этого даже не помню. Я даже не помню что было на мне, как я выглядел, я этого не помню совсем. Но я шел. Как в бреду, практически бежал. На остановке я подумал: "Если бы я курил, то я бы сейчас обязательно закурил". Но в основном я думал о другом, точнее о другой, в дом которой я сейчас так сильно торопился. Желтая скрипучая маршрутка медленно везла меня. Я чувствовал как становиться больнее с каждым метром, который он проползает. Людей было очень много. Они же ехали на работу, но я не замечал никого.
Когда вышел, не чувствовал асфальта, как будто я не бежал, не шел, а летел над землей. Домофон мне открыли не сразу и я помню как ухватился за ручку двери и уже просто тянул её я на себя, как будто она откроется сама по себе. Ступеньки, лифт, ободранная раскрытая дверь... Обычно она не открывала её, а тихонечко стояла за ней и смотрела в глазок, ожидая когда я наконец появлюсь и потом открывала. Бросалась на шею, целовала в весок. Но не сегодня, не сейчас. Дверь просто была открыта и я вошел, не закрывая. Женщина, которая открыла мне, просто молча сидела, не обращая на меня внимание. И я.. поплелся в комнату. Я схватился за косяк и замер. Нет, там не было чего-то страшного, там вообще никого не было. Все лежало на своих местах, как и всегда, но никого там не было. Я не мог пошевелиться, чтобы не нарушить покой этого места. Места, где я был и предельно счастлив, и предельно огорчен. Её здесь не было. И в этом была самая большая странность и самая большая боль. Ведь, казалось бы, ничего не изменилось. Вот разложенный диван с простыней и подушкой. Я ночевал на нем считанное количество раз, но всегда засыпал с нежностью, чувствую её ладошку, дыхание и запах волос. Компьютерный стол, заваленный тетрадками, блокнотами, ручками и прочей мелочью. Рядом скрипучий стул. Бывало я сидел на нем, а она мне танцевала или кружилась вокруг меня, собираясь, одеваясь, брызгая моими любимыми духами. Моё сердце вдруг оказалось таким тяжелым, и как будто это именно оно потянуло меня на пол. Я сполз по стене в непонятную позу и не мог двигаться, просто крутил головой и и жадно хватался глазами за любую мелочь и ведь, от куда мог бы донестись её голос, вдруг она сейчас выйдет с балкона и будет снова мяукать и вести себя как маленькая девочка. Моя маленькая девочка. Я замер, боясь нарушить этот покой, ожидая обычного чуда, что она просто снова коснётся меня, что она просто придет и сядет рядом. Что она вдруг появится в моей зеленой футболке, которую я ей подарил очень давно и будет снова надоедать мне своими глупыми ревнивыми фразами и вопросами. И я стал просить её молча, про себя: "Пожалуйста. Я прошу тебя. Понадоедай мне, покотяшничай, скажи мне что-то, хочешь - плачь. Я отвечу на любые твои вопросы, я больше не скажу тебе, что мне надоело. Обещаю. Я буду с тобой, когда ты позавешь меня. Я обещаю сразу прийти, как только ты попросишь. Только попроси. Прочитай вслух свои стихи опять, прочитай мне новый. Давай ты споешь мне нашу любимую песню. А помнишь, ты просила меня постоянно потанцевать с тобой. Так давай я включу музыку и мы станцуем. Вальс, танго... всё что ты захочешь. Хочешь мы поедим на море вдвоем? Хочешь во Львов? Мы поедем, я обещаю. И очень скоро. Только с тобой. С ночевкой. Хочешь, не с одной ночевкой? Поедем же! Давай. Сфотографируй меня, выстави мое глупое лицо в интернет. Я не буду ругать тебя за это. Я подарю тебе столько цветов, сколько есть у тебя ваз. А если и они закончатся, то мы поедем и купим ещё. Хочешь, я не пойду на работу завтра? Я побуду с тобой. Ты же скучаешь. Хочешь, пойдем покатаемся на велосипедах. Я буду помогать тебе. Я обещаю тебе".
Но она как будто назло не отвечала. И самое обидное, даже не появлялась. Её здесь не было. Также как и в любом другом месте её не было. Вдруг оказалось, что на самом деле я всё на свете мог ей дать. Но было уже некому.