Журавлиный клин

Федор Дроздов, сержант артиллерийской батареи 45-мм пушек, проснулся и открыл глаза. Он  лежал на голом земляном полу в каком-то помещении. Это его совсем не удивило. Так отдыхать он привык давно, с того времени как полк отступая, отбивался от наседавшего противника. Вскочил на ноги, по привычке расправил гимнастерку и одел пилотку. Посмотрел на лежащего солдата у окна и вышел на улицу. Неожиданно вспомнил, совсем недавно он ехал в санитарном поезде. Лежал весь в бинтах, не понимал, где он, что с ним. Ощущал, что едет в вагоне – колеса мерно постукивали на стыках, отдаваясь в теле. Это и удивляло. Сейчас боли не чувствовал. Мало того, никаких бинтов на нем не было. Одет в привычную солдатскую форму, тогда как  в вагоне был раздет. «Какой-то непонятный сон,- подумал Федор.- Наверное, снится».

Беззвучно подошел санитарный состав. Из вагона вытащили носилки с ранеными и занесли в помещение. Оттуда вышли уже без них и побежали к вагону.  Что они делают? На кого оставили? Федор подбежал к солдату, стоявшему на подножке, схватил за руку.
- Эй, земляк!
Рука, не задерживаясь, прошла сквозь солдата
Поезд медленно тронулся. Через некоторое время вокруг стали вырастать беззвучные кусты взрывов. Рядом с Федором взметнулся огромный черный куст, стало темно от пыли и дыма. Подобный взрыв - последнее, что он помнил, а потом - тишина. Очнулся уже в санитарном вагоне, весь в бинтах.

- Отвоевались мы с тобой, артиллерия. Не придется тебе больше палить из «мухобойки», а мне тянуть к вам телефонную связь. Выписали нам бессрочную увольнительную.
Федор оглянулся. За ним стоял солдат в потрепанной шинели. Разбитые сапоги, пропотевшая пилотка натянута на уши. Федору показалось, что он его видел, а где – вспомнить не мог.
- Да связист я, Сергей. Мы у моста приняли бой. Ты - у пушки, я - в окопе. Из всего нашего войска только мы и уцелели. Правда, там тебе досталось крепко, я замучился тащить. Меня накрыло уже на новом рубеже. Ты что, ничего не помнишь?

Федор вспомнил бой, когда его сорокапятка, вела огонь по немецким танкам. Им было приказано задержать немцев и стоять до последней возможности, даже ценой собственной жизни. Полку надо было оторваться от противника, отойти и закрепиться на новой позиции, а для этого нужно время. В бесконечных стычках от полка мало что осталось. Он пополнялся только за счет отставших бойцов, что пробирались на восток, да остатков разбитых полков. Бесконечные бои измотали. Голодные, давно не отдыхавшие, солдаты были хмуры и раздражительны. Раздалась команда, бойцы построились и ушли, держась лесных опушек.


На месте остались две сорокапятки с десятком снарядов и двадцать бойцов пехоты под командованием безусого лейтенанта. Понимали, какая ответственность лежит на них и с мрачной решимостью готовились к последнему бою. Заняли оборону у речушки с высокими берегами, недалеко от моста. Весной она могла быть полноводной и глубокой, но сейчас ее можно было перейти вброд. Небольшой мост вряд ли выдержит тяжелый танк, но другой транспорт мог пройти. По приказу лейтенанта мост заминировали. Также установили несколько мин там, где танки могли перейти вброд.
Лейтенант тщательно проверял позицию, маскировку окопов, секторы обстрелов. Его голос постоянно раздавался среди бойцов.
- Патроны зря не жечь! Каждая пуля должна найти врага. Помощь к нам не придет. Теперь только от нас зависит, успеет ли полк закрепиться на новой позиции или нет. Чем больше продержимся, тем больше им поможем. Сейчас от нас многое зависит.

Все хорошо понимали, что их ждет. Они были добровольцами и знали, на что шли. Их полк, измотанный в предыдущих боях, должен был собраться с силами для новой битвы.
Орудийный расчет Федора установил пушку на правом фланге и замаскировал ее. Запасная позиция располагались в стороне. Стрелять надо будет  прямой наводкой с близкого расстояния. Только так можно было достать противника и нанести ему урон. Бойцы расположились в окопах недалеко от берега между кустарников. Вторая пушка стояла на левом фланге, высунув ствол из кустов.
Курлыча, пролетел клин журавлей.
- Слышал я, что души погибших в битве солдат превращаются в журавлей, – сказал артиллерист, провожая взглядом стаю.
- А души трусов переселяются в зайцев, да как зададут стрекача, – в тон ему ответил Федор. - Займись лучше делом, скоро «гостей» встречать.

Немцы появились неожиданно. Три мотоцикла с пулеметами проскочили мост и, не увидев засады, направились в их сторону. В это время на мост въехала машина с солдатами. Взрыв под ней и выстрелы по мотоциклистам раздались одновременно. Все произошло слажено и скоротечно.
Один мотоцикл докатился и заглох у окопов. Лейтенант приказал снять с него пулемет. Подбежали два бойца и принялись отворачивать крепление. Забрали пулемет и вернулись в окоп.


На другом берегу показались два немецких танка. Поворачивая башню, они осматривали берег, но ничего не увидели. Не зря лейтенант требовал тщательно маскироваться. Убедившись, что им ничего не грозит, один танк направился к пологому берегу. Тявкнула пушка Федора, снаряд угодил в борт. Хорошо попали. Танк жирно задымил и вспыхнул оранжевым пламенем. Тявкнула соседняя пушка. Снаряд взорвался рядом со вторым танком. «Зря поторопились,- с досадой подумал Федор,- и не попали и себя демаскировали». Соседи решили исправиться, следующий снаряд ударил в башню танка и срикошетил.

-Уходим!
Артиллеристы ухватились за пушку и, прикрываясь кустами, покатили на запасную позицию.
Со стороны немцев застрочили пулеметы. Воздух наполнился визгом пуль. Раздались резкие команды. Теперь немцы знали, где засада и на рожон не лезли. Среди кустов с немецкой стороны произошло какое-то движение, завизжали мины. Взрывы раскололи тишину, наполнив ее грохотом и дымом. Немцы все еще не могли понять, кто перед ними и сколько? Бросая мины наугад, стремились накрыть  все подозрительные места. Мины чаще рвались сзади и меньше над позицией. Очень часто рвались там, где стояла вторая пушка. «Только бы догадались поменять позицию»,- беспокоился за них Федор.

Взрывы прекратились, наступило затишье. Бойцы внимательно следили за противоположным берегом ожидая атаки. Ударили немецкие пулеметы.  Из леса лязгая выкатился танк, скрылся в ложбине и выскочил на другой берег. Прикрываясь танком, шло десятка два немцев. Ему сразу не повезло. Мощный взрыв противотанковой мины подбросил его. «И сказал я, что это хорошо»,- подумал Федор. Затрещали выстрелы, застрочил снятый с мотоцикла пулемет. Немцы кубарем бросились обратно в реку. Многие остались лежать на берегу, получив все, что им причиталось. Снаряд, выпущенный пушкой Федора, заставил немецких пулеметчиков прекратить стрельбу и отойти в кустарник. У орудия появился лейтенант.

- Как у вас обстановка?
- Нормально, - ответил Федор, - два снаряда израсходовали, осталось три. Убитых и раненых нет.
- На вас надежда. Второе орудие уничтожено вместе с расчетом. Погибло пять бойцов и двое тяжело ранены. Нам надо как можно больше времени продержаться, а наши силы тают.
Лейтенант уже не казался юным. Он командовал боем и то, как он держал все на контроле, говорило, что из него со временем получится боевой командир.
На другом берегу реки царило оживление. Федор увидел, как между кустов разворачивали два орудия. Плавно навел ствол на одну пушку, произвел выстрел. Не рассматривая результат стрельбы, тут же довернул влево и послал второй снаряд. Теперь надо было уходить, их уже засекли.
- Назад, бегом!
Расчет ухватился за орудие и быстро покатил на старую позицию.
Снова завыли мины. Место, где они только что были, накрылось визжащим черным смерчем. Затем он стал двигаться к ним.

Немцы педантично забрасывали минами каждый метр земли. Они уже поняли, что это малочисленный заслон. Подавив его и потеряв столько времени и техники, они кроме презрения ничего не ожидали от начальства. Это бесило немцев, но исправить уже ничего нельзя. Такого унижения от русских Иванов они еще не испытывали. Прошло много времени как они топчутся на берегу речушки, которую и рекой-то назвать язык не поворачивается, а результат ничтожный.
Очередная атака снова ничего не принесла кроме нескольких убитых и раненых.
В результате минометного обстрела позиция русских была отчетливо видна. Немцы стали методично, прямой наводкой, расстреливать каждый окоп. Вдруг заговорило орудие русских, снаряд разорвался у пушки. Она не пострадала, но два артиллериста были убиты. Это еще больше разозлило немцев. Посылая снаряды один за другим, они стали бить по тому месту, откуда вели огонь русские.


Федор на коленях стоял у своей «мухобойки». Кровь заливала ему глаза, звенело в ушах, хотелось пить. Его расчет, искромсанный осколками мин и снарядов, лежал, не подавая признаков жизни.
«Ну что, подруга, отстрелялись?» - мысленно обратился к пушке Федор.
Он попытался встать на ноги, но тут взметнулся взрыв. Федора подняло в воздух и с силой бросило на землю. Наступила тишина.
* * *
- Ты помнишь, как это случилось с тобой?
- Теперь вспомнил. Значит, это ты меня вытащил?
- Так получилось. Из всего нашего отделения остался я один и решил уходить. Проходя мимо орудия, услышал стон. Вот так и получилось, что пришлось мне тебя на себе тащить. Хорошо то, что уже вечерело,  немцы боялись других сюрпризов и решили ждать до утра. Это позволило нам, с перекурами, добраться до полка.
- Я этого не помню.
- Теперь в самый раз вспомнить.
- Почему?
- Да потому, что в живых мы уже не числимся. Еще не понял? Ты разве ничего не замечаешь?
- Ты хочешь сказать …
- Ничего я не хочу сказать, политрук я тебе, что ли?

Только сейчас понял Федор, что его смущало. Взрыв бомбы рядом с ним, солдат, которого нельзя взять за руку.


Он поднял голову и не увидел ни здания, ни железной дороги. Перед ним был родительский дом. Отец, Макар Спиридонович, бесцельно бродил по двору. Подошел к поленнице, стал укладывать разбросанные дрова.
- Батя!
Отец уронил полено, что держал в руке и тоскливо стал смотреть на дорогу, по которой сын уходил на войну. Медленно подошел к деревянному чурбаку и тяжело опустился на него. Сухие глаза полные печали смотрели, ничего не видя.
- Батя!
Из дома вышла  Матрена Степановна. Увидев мужа, подошла к нему.
- Ты не замерз?
Макар Спиридонович неопределенно шевельнул головой.
- Не печалься отец. Может похоронку прислали по ошибке. Вернется домой наш Федя.
- Мама!
Она хотела еще что-то сказать, но тут слезы брызнули у нее из глаз, она зарыдала, как ребенок.
- Ну что ты, Мотя,- забеспокоился отец,- перестань. Он вернется, я знаю. Пойдем в дом.
Федор печально смотрел вслед родителям. Как унять их тоску? Этого он не знал.
- Ну что, повидал родителей?
Сергей стоял рядом и внимательно смотрел на Федора.
- Повидал. Мне больно смотреть на их тоску, а утешить не в моих силах.
- Неправильно думаешь, сержант. Это у тебя душа не успокоилась, поэтому и они страдают. Посмотри на это. Оглянись.
Федор повернулся и увидел шеренги солдат, построенные для парада.
- Что это?
- Парад Победы. Это будет самый главный праздник нашего народа. Всех, кто не жалел ни труда, ни жизни в борьбе с врагом. Пойдем в строй, он ждет нас. Это наш Парад.
Мгновение, и они оказались в строю. Федор вглядывался в лица солдат, безошибочно узнавая фронтовиков.  Ордена и медали были тому подтверждением. Он видел солдат полка, в рваных и обгорелых шинелях, со спокойствием на лицах. Не было у них наград, не успели заслужить, но они уверенно стояли в едином строю. Это они участвовали в первых боях и собственной кровью подготавливали этот Парад. 
Федор, от вида стройных рядов, чувствовал, как успокаивалась его душа,  умиротворение постепенно наполняло её.

Снова перед его глазами все изменилось. Он оказался на большом поле, где паслись несколько коров и коз. Малолетний пастушок, поддерживая большие, не по росту штаны, по-хозяйски посматривал на своих подопечных.
На поле стоял танк с белыми крестами на боках. Федор подошел ближе. В боку танка зияла дыра. Он был разбит и сожжен. Взрывом сорвана башня и отброшена на несколько метров. Пепел и красная ржавчина. Было такое впечатление, что долго лежал в гигантском костре. Танк был огромный, подобных машин Федор не видел.
«Против такого зверя моя «мухобойка» была бы бессильна, - подумал. - Тут поработал «зверобой» внушительного калибра». Федор чуть ревниво представил как пушкари «зверобоя» тщательно навели орудие и вышибли дух из вражеской снасти, превратили ее в металлолом.

Краем глаза заметил, как над ним пролетал клин журавлей. Он посмотрел вверх и почувствовал, как его неудержимо тянет ввысь. Взлетел, приблизился к журавлиному клину и занял место в конце. Уже не Федор – журавль летел и перекликался с собратьями. Старик и женщина в белом платочке шли по тропинке и смотрели на стаю. Она с затаенной грустью, а старик снял шапку и долго смотрел вслед клину, вытирая старые глаза.