Позднее признание

                Любящий страдает более нелюбящего,
                и если ты скажешь об этом что-нибудь
                иное большее и достойное большего
                развития, чем сказал Лисий, то стоять
                тебе вычеканенным в Олимпии, близ
                священного приношения Кипселидов.

                Платон. Диалоги. Федр.



     Старый Матвей Сидорович лежал на видавшем виды диване в своем кабинете; тихо и медленно силы уходили их его изношенного жизнью тела. Возле него сидела жена Аглая Викентьевна. Одетая в темные одежды, она отвлеченно смотрела куда-то в стену и думала о том, как ей жить дальше после кончины мужа.
     В открытое окно доносились звуки улицы, веяло вечерней прохладой после жаркого июльского дня.
     Она повернулась к мужу и заметила, что он слабо улыбается.
     - Ты что? - спросила она его.
     - Птицы поют, - тихо ответил он. - Люди...
     - Как ты себя чувствуешь, - поинтересовалась она.
     - Теперь я... вполне... ощутил... значение... слова "благость"... Почитай мне...
     Аглая Викентьевна с трудом сдерживала накатывающие на глаза слёзы и взяла со стоящей у изголовья тумбочки книгу Оноре де Бальзака "Шагреневая кожа", открыла на закладке и тихим, мягким голосом начала читать:
     "Кто предугадает свое прекрасное будущее, то он ведет нищенскую жизнь так же, как невинно осужденный идет на казнь - ему не стыдно. Возможность болезни я предусматривать не хотел. Подобно Акилине, я думал о больнице спокойно. Ни минуты не сомневался я в своем здоровье. Впрочем, бедняк имеет право слечь только тогда, когда он умирает..."
     Аглая Викентьевна с тревогой посмотрела на мужа, но тот тихо улыбнулся и попросил:
     - Продолжай... пожалуйста...
     Та, найдя место, где она закончила читать, продолжила:
     "Я коротко стриг себе волосы до тех пор, пока ангел любви или доброты... Не стану раньше времени говорить о событиях, до которых мы скоро дойдем. Заметь только, милый мой друг, что, не имея возлюбленной, я жил великой мыслью, мечтою, ложью, в которую все мы вначале более или менее верим. Теперь я смеюсь над самим собой, над тем моим "я", быть может святым и прекрасным, которое не существует более. Общество, свет, наши нравы и обычаи, наблюдаемые вблизи, показали мне всю опасность моих невинных верований, всю бесплодность моих трудов. Такая запасливость не нужна честолюбцу. Кто отправляется в погоню за счастьем, не должен обременять себя багажом! Ошибка людей одаренных состоит в том. что они растрачивают свои юные годы, желая стать достойными милости судьбы. Покуда бедняки копят силы и знания, чтобы в будущем легко было нести бремя могущества,. ускользающего от них, интриганы, богатые словами и лишенные мыслей, швыряют повсюду, поддевая на удочку дураков, влезают в доверие у простофиль; одни изучают, другие продвигаются; те скромны - эти решительны; человек гениальный таит свою гордость, интриган выставляет ее напоказ, он непременно преуспеет. У власть имущих так сильна потребность верить заслугам, бьющим в глаза, таланту наглому, что со стороны истинного ученого было бы ребячеством надеяться на человеческую благодарность. Разумеется, я  не собираюсь повторять общие места о добродетели, ту песнь песней, что вечно поют непризнанные гении; я лишь хочу логическим путем вывести причину успеха, которого так часто добиваются люди посредственные. Увы, так матерински добра, что пожалуй, было бы преступлением требовать от нее иных наград, помимо тех чистых и тихих радостей, которыми питает она своих сынов..."
     Аглая Викентьевна прекратила чтение и, вздохнув, отложила книгу.
     - Что случилось? - тихо спросил старик.
     - Не могу читать, - ответила жена. - Это про наше время. Ограниченные, но нахальные, ограниченные и амбициозные наглецы пролезли на командные посты и управляют не только страной, но и наукой. Вот ты всю жизнь отдал науке. автор огромного числа изобретений, давших стране немыслимый экономический эффект. а всю славу присвоили руководители твоего института. У тебя даже ни одной простенькой награды нет, и пенсия, как у вахтера...
    - Полно, полно... Возьми-ка Бальзака... и прочти...место, которое... я когда-то... отметил, - слабо улыбаясь, успокоил жену Матвей Сидорович.
    Аглая Викентьевна вновь взяла книгу и, полистав, отыскала нужное место и начала читать:
    "Я... работал день и ночь, не покладая рук с таким наслаждением, что занятия казались мне прекраснейшим делом человеческой жизни, самым удачным решением ее задачи. В необходимых ученому спокойствии в тишине есть нечто нежное, упоительное, как любовь. Работа мысли, поиск идей, мирная созерцательность науки дарят нам неизъяснимое наслаждения, не поддающиеся описанию, как все то, что связано с деятельностью разума, неприметной для наших внешних чувств".
    - Вот видишь... Творчество... это такая... радость, - Матвей Сидорович слабо пожал руку жене. - Это... как первая любовь... А те нетопыри, что пользовались... трудами... энтузиастов - это люди... глубоко несчастные... Они могут... хвастаться... присвоенными лаврами... перед женами. детьми, внуками, выдавая... чужие ... открытия... за свои, но сами-то они... знают, что это - ложь, что они - воры... И червячок... стыда. позора... подтачивает их... изнутри... Постоянно, как только... речь заходит... об их исключительности... И они... никогда... не нацепят... свои... награды... на грудь, чтобы... похвастаться ими, выпятить... свое эго...
    - Да и ты бы награды, если бы они были, не надел, - ответила жена.
    - Не надел, - улыбнулся он. - Гордиться... надо внутри себя... и не выставляться... напоказ...
    - Тебе нельзя много говорить, - забеспокоилась Аглая Викентьевна. - Отдохни, милый. Попробуй уснуть. Ты прав, ты безусловно прав...
    Увидев, что муж закрыл глаза и начал дремать, она тихо встала, поправила одеяло на постели старика и тихо вышла, прикрыв за собой дверь.
    На кухне невестка Наташа готовила обед. Увидев свекровь, она спросила:
    - Ну, как он?
    - Уснул, - коротко ответила Аглая Викентьевна.
    - Вы бы поели, а то с утра во рту маковой росинки не было, - посочувствовала невестка пожилой женщине.
    - Давай-ка чайку попьем, - согласилась Аглая Викентьевна.
    - У меня ватрушка готова, - Наташа начала накрывать стол к чаепитию.
    В этот момент раздался звонок во входной двери. Наташа жестом остановила приподнявшуюся было свекровь - дескать, я открою...Вскоре из прихожей донеслись приглушенные голоса двух женщин. Аглая Викентьевна, узнав голос гостьи, вышла в прихожую и молча обняла ее и поцеловала.
    - Здравствуй, Валюша. Спасибо, что приехала. Раздевайся, проходи. Ты как раз к чаю.
    - Как Матюша? - спросила та.
    - Уснул, утомила я его чтением.
    За чаем Наташе рассказали, что Валентина Георгиевна - сводная сестра Матвея Сидоровича, что они воспитывались вместе и с детства были весьма привязаны друг к другу.
    - Мама, вы бы отдохнули, - обратилась невестка к Аглае Викентьевне. - Столько времени вы уже не спите нормально. Нельзя же так - сами сляжете...
    - И правда, Глашенька. Иди, приляг. а я посижу возле Матюши, - поддержала молодую женщину Валентина.
    - А я тем временем сбегаю в магазин, - поднялась с места Наташа.
    Поговорив немного с гостьей, Аглая Викентьевна встала и, извинившись перед Валентиной, ушла в соседнюю комнату, прилегла на кушетку и почти сразу забылась тяжелым сном.
    Валентина Георгиевна еще некоторое время посидела на кухне, всплакнула и, приведя себя в порядок, вышла в коридор и остановилась возле приоткрытой двери комнаты Матвея Сидоровича. Посмотрев некоторое время на спящего старика, она тихо вошла к нему и села возле дивана.

    Матвею Сидоровичу снилась далекая юность и его ежедневные встречи с милой Валенькой. Его ладони касались волос девушки, а та прижималась к нему и что-то нежно ворковала. Ему очень хотелось поцеловать ее, но он не решался - все-таки он был довольно взрослым двадцати одного года, а ей было всего четырнадцать. Он читал девочке какие-то стихи, рассказывал что-то смешное, а она заливисто хохотала, откинув головку и глядя на него восхищенными глазами.
    Все еще пребывая в состоянии видений прошлого, он приоткрыл глаза и увидел ее, но только в возрасте повидавшей виды женщины. Подумав, что это продолжение сна. он вновь закрыл глаза с тем, чтобы остаться наедине с той. которую любил всю жизнь, но с которой волею судеб им не суждено было быть вместе.
    Неожиданно он почувствовал, как на его руку, лежащую поверх одеяла, легла чья-то легкая и нежная рука, а потом на запястье упали две горячие слезинки.
    Он снова открыл глаза и увидел, что рядом с ним сидит его Валенька, Валюша... И это был не сон...
    Матвей Сидорович хотел что-то сказать, но спазмы перехватили горло и тогда он заплакал.
    Два состарившихся человека молча и влюбленно смотрели друг на друга, обливаясь слезами. И в этом непередаваемом взгляде и без слов читалась их влюбленность, нежность, тоска по упущенному для любви времени, любование друг другом и радость по поводу встречи.
    Валентина Георгиевна опомнилась первой и, достав платок, ласково стирала с его щек слезы, а они катились и катились, не прекращаясь ни на минуту.
    Потом она погладила его по голове, и это вызвало новый поток слез у старика. Кое-как собравшись с силами, он проговорил:
    - А я... так и... не  поцеловал тебя... ни разу...
    Валентина Георгиевна привстала и прижалась своими губами к его губам. И от этого прикосновения слезы с новой силой потекли из глаз обоих. Наконец, оторвавшись от любимого, пожилая женщина принялась мокрым платком стирать влагу со своих и его щек.
    - Спасибо, что... приехала, - слабо выдохнул Матвей Сидорович. - Теперь... и помереть... не страшно.
    - Ну. что ты, милый, - зажала ему рот ладошкой Валентина Георгиевна. - Мы еще не настолько стары. чтобы уходить из этой жизни.
    - Я... буду ждать... тебя там, - снова заплакал старик. - Когда придет... время. И уж... тогда... не отпущу.
    - Хорошо, родненький ты мой, - кивнула головой Валентина Георгиевна. - Ты только не торопись...
    - Теперь... не буду, - улыбнулся Матвей Сидорович. - Ты же... здесь...
    - Вот и хорошо, - улыбнулась и старушка и, взяв его руку, приложила ее к своей щеке.
    Так они сидели до тех пор, пока не послышался звук открываемой входной двери - это пришла из магазина Наташа. Тогда женщина положила руку старика на одеяло, но свою не убрала.
    Утомленный впечатлением от неожиданной встречи. Матвей Сидорович прикрыл глаза и незаметно для себя уснул.
    Вошедшая в комнату Наташа пригласила Валентину Георгиевну обедать.
    - Вы плакали? - уже на кухне спросила ее молодая хозяйка.
    - Вспомнили юность, - ответила та. - Нас было четверо братьев и две сестры. Жили в одном большом доме, построенном еще дедом Матюши. Это было счастливое детство, трудно вспоминать его без слез. В живых-то остались только мы с Матюшей.
    В этот момент на кухню вошла Аглая Викентьевна.
    - Валюша, что ты сделала с Матвеем? - спросила она. - Лицо порозовело, даже помолодело. И улыбается счастливой улыбкой.
    Валентина Георгиевна не ответила ничего, но щеки ее зарделись.
    - Они детство вспоминали, - ответила за женщину Наташа...