Краденая жизнь 15
Вернулись мы раньше, чем миновал месяц. Надо сказать, что я вдохновленно занимался бизнесом, обнаружив, что это очень интересно и хорошо воздействует на мозг и общее самочувствие. Скрипку я не брал в руки, потому что мне становилось нестерпимо больно, словно в ней таилась та часть моей души, которая отвечала за выбор дорог: светлой или темной. Или открывала дверь в мир духов? Луи одобрительно слушал мои рассуждения на эту тему. "Да, Николя, искусство, творчество - открывают дверь в мир энергий, а мы, даже я, немного знаем об этом мире и совершенно беспомощны в нем. Нас могут одарить таким счастьем, какого на земле не найдешь, мы можем увидеть такую красоту, которую человек едва в состоянии себе представить, а музыка здесь... Да, музыка такая, какую ты слышишь, когда рискуешь взять в руки скрипку, только теперь благодаря моему вольному-невольному опыту, тому, что я давно не принадлежу миру живых, ты научился извлекать эти звуки из струн. Занимайся бизнесом, мой мальчик, это поможет тебе ждать месяц и сохранить рассудок".
И я занимался бизнесом, восстановил старые знакомства и частенько по вечерам просиживал в той самой роковой таверне, откуда к самому дьяволу отправился мой любовник и друг. Времена становились неспокойными, наши беседы с университетскими приятелями трещали от сдерживаемого до поры пламени свободы, тлевшего в их сердцах. Как всегда, больше всех высказывался горбоносый веснушчатый Жоффруа, который раньше всегда одевался небрежно, потому что был лентяем, теперь же он одевался с подчеркнутой небрежностью, и в его облике даже обозначилось нечто, напоминавшее грубоватое, варварское кокетство: обтягивавшие до неприличия панталоны из лосиной кожи, грязные, но ладно сидевшие на его ногах сапоги на высоких, недопустимо высоких для нашего сословия каблуках. И, естественно, новый предмет его гордости: новехонькая шпага, которая "не такая, как у этих обломков древности, вытащенная из пыльного сундука, а то, что надо".
- У них появилась дурная манера, - рассказывал гибкий, изящный Гийом, одевавшийся теперь по последней моде, но скромно, со вкусом, - задираться к честным людям, оскорблять их в собственных лавках, даже при выходе из церкви! Они кичатся тем, что владеют шпагой и могут, как им мнится, решать, кому жить, а кому умирать. Ты помнишь Артуа Лагарьера? Так вот, он был убит на прошлой неделе только потому что виконту де Нарбонн видите ли не нравилось, что от Лагарьера пахнет конским потом!
- Они всегда этим кичились, - неприязненно заметил Жоффруа. - Видишь ли, они полагают, что умение владеть шпагой ставит их выше других и отличает от простолюдинов. Этакие ходячие среди смердящих смертных боги.
- Они полагают, что простолюдин, даже если научится владеть шпагой, не станет умирать ради чести, - счел я необходимым пояснить.
- Безумцы... Сословие безумцев.... – произнес Гийом, всплеснув белыми ухоженными руками.
- Чепуха все это! Вот что я тебе скажу, Николя: их верхушка уже давно забыла не то чтобы о чести, об элементарной порядочности! Они врут, подличают и изворачиваются не хуже самого дрянного ростовщика!
- Это во дворце? Не знаю, но честь для них по-прежнему смысл жизни. Для большинства из них.
- Я понимаю отдать свою жизнь, когда нет другого выхода, но они же постоянно создают опасные ситуации, словно ищут смерти! – гнул свое Гийом.
- Они ее получат, но не так водевильно, как им мечтается, - презрительно провозгласил Жоффруа.
- Вы уже знаете, как именно? Не расскажите мне, как старому знакомому? - прозвенел рядом с нами знакомый голос.
Увлеченный беседой я не заметил, что нас многие слушают, но подняв глаза я вскрикнул, уж совсем не ожидая, что именно сегодня наконец увижу его. Он пришел. Пришел ко мне! Я молчал, потому что у меня кружилась голова. Что делал во мне Луи, я не знаю, мне было наплевать.
- Какая неожиданная встреча, - процедил Жоффруа, цепко оглядывая высокую стройную фигуру, облаченную в приталенный персикового оттенка камзол с золотым шитьем, облегавшие длинные сильные ноги кюлоты и сверкавшие бриллиантовыми пряжками туфли на темно-красных каблуках, значительно выше, чем у Жоффруа.
Лестат показался мне видением, соткавшимся из золотого солнечного света. Любуясь им, я испытывал почти болезненный восторг и не мог произнести ни слова. Жоффруа я жаждал убить и еле сдерживался, чтобы не проткнуть его вилкой. Он помешал встрече, которую я желал настолько, что даже думать о ней боялся!
- Я вам не расскажу, а покажу, как именно собираюсь надирать задницу таким расфуфыренным господчикам, как ты, несостоявшийся актерчик высокородного происхождения!
Должно быть это я виноват... Зачем говорил ему, что аристократы ищут смерти, чтобы продемонстрировать насколько выше жизни славят свою Богиню "Честь"? Ну, допустим, не этими словами, но что-то такое я же говорил и спровоцировал ситуацию. Или нет? Луи во мне молчал, возможно, перепугавшись не меньше моего.
Ну дальше все вышло очень быстро. Все вообще случилось быстрее, чем требуется времени, чтобы рассказать. Лестат с самоуверенным смешком, которого я раньше у него не слышал, отступил чуть назад и шикарной тростью, на которую до этого на модный манер вальяжно опирался (на самом деле, аристократы в ту пору как-то особенно усердно принялись обуваться в вычурные туфли, в которых передвигаться, не свернув шеи, можно было только по мраморным плитам дворцов), ткнул Жоффруа в грудь.
- Покажите, милейший, - коротко предложил он, с веселым и абсолютно неподдельным любопытством сверкая фиалковыми глазами.
- Полноте! - вскричал вскакивая Гийом. - Лестат, где ты так долго пропадал? Мы рады тебя видеть. Жоффруа?
Жоффруа с хладнокровным видом ухватился за кончик трости и отвел ее в сторону заметно дрожавшей рукой.
- У вас теперь так принято стращать мирных горожан? Вы так высоко превознеслись, милейший, что воображаете кого-то можно испугать тростью?
- Вы - мирный горожанин? О, как досадно! Ваши речи ввели меня в заблуждение. Должно быть, я ослышался.
- Вы все прекрасно слышали! - с этим воплем придурок Жоффруа отскочил к стене и выхватил шпагу! Я так и думал, что посещение ими с Гийомом фехтовального клуба закончится какой-нибудь непоправимой глупостью.
Лестат презрительно разглядывал Жоффруа. Интерес в его глазах угас, и мне подумалось, что он, наверное, прикидывает, как выкрутиться из нелепой запахшей кровью ситуации. Ну... как обычно. Сначала вляпаться, а потом думать! Вернее, не так. Лестат вообще никогда в своей жизни не думает. Точнее, он думает без передышки, но совмещает этот процесс с действиями, поэтому отдельного периода для размышлений у него нет. Если они все такие, не удивительно, что мир решил от них избавиться.
- Мне не интересно и не хочется убивать тебя, Жоффруа. Я пришел к Николя. Если ты перестанешь от нечем заняться набрасываться на мое сословие и на меня, я заберу с собой Николя, и мы расстанемся, чтобы, надеюсь, больше не встречаться.
Жоффруа нервно рассмеялся:
- Смотрите, "его светлость" милостиво отпускает меня на все четыре стороны! А ты говорил о чести, Николя! Да они давно о ней забыли! Нынче аристократики хороши в реверансах, да в махании тростью перед носом мирных горожан!
Лестат сузил глаза, но не сделал ни движения, чтобы защитить себя, хотя Жоффруа подскочил к нему, видимо, желая напугать?
- Ты не очень то мирный, Жоффруа, - холодно заметил Лестат.
- Защищайся! Или я недостаточно хорош для такого петушка как ты? Или ты боишься разбить себе нос? Спорим, эти дамские туфельки не предназначены для мужских разговоров?
- Лестат! Жан! - в одни голос вскричали мы с Гийомом.
Но что мы могли поделать? Жоффруа явно нарывался на неприятности. Или в самом деле воображал, что Лестат беспомощен перед ним, и ему представилась редкая возможность высмеять аристократишку на глазах у толпы зевак - нашу компанию окружали со всех сторон, а хозяин даже притащил свечи, потому что низенький зальчик его заведения освещался единственным закопчённым оконцем.
Лестат, до последнего оскорбления стоявший неподвижно, как кукла из модного набора, в мгновение ока превратился в подобие раскалившийся стали. Изящным движением он бросил трость так, что она дугообразно пролетела перед шарахнувшимся Гийомом и картинно прислонилась к спинке стула. Быстрым молниеносным жестом он извлек шпагу, до того выглядывавшую из-под полы жюстокора, и встал в стойку. Каблуки ему ничуть не мешали, только придавали его движениям некое противоестественно изящество, словно он слегка парил перед бледным как смерть противником. Ну а дальше Жоффруа выступил вперед, сделал выпад, Лестат отразил, еще выпад, несколько почти танцевальных па друг перед другом. Жоффруа ликующе рассмеялся - противник позволил ему показать изученные в фехтовальном клубе приемы и даже слегка покрасоваться, но это надоело Лестату спустя минуту. Со словами: - «Вы научились пользоваться шпагой? Но этого мало. Нужно не только знать, как это делается, но и для чего. Вы же не хотели меня убивать? А я не желал убивать вас. Только проучить», - Лестат немного покружил по зале, исполняя завершающие пируэты своего танца под звон отражаемых им ударов, имевших целью именно убить, и выбив у Жоффруа шпагу, прижал его к себе спиной. Его изящные руки в светлых перчатках крепко держали дергающегося горе-дуэлянта за плечи, а приставленная к горлу шпага красноречиво провозглашала победителя.
- Итак, что важнее для вас, сударь? Жизнь или Честь? Я могу перерезать вам горло, если вы жаждете умереть, как дворянин.
- Пусти. Тебя посадят в тюрьму!
- Нет. Мы оба знаем, что мое деяние окажется безнаказанным. Поэтому ты и борешься. Итак?
- Пусти. Это бесчестно. Просто убийство! Даже ты должен это понимать!
Лестат недобро рассмеялся и отпустил Жоффруа. Тот угрюмо, ни на кого не глядя, собрал вещи и вышел из трактира. Гийом взглянул на Лестата измученными глазами.
- Спасибо, что не убили его. Сейчас среди вас мода - убивать потенциальных бунтовщиков на дуэлях. Обычно, даже не предоставляют выбора.
Лицо Лестата дернулось, как от боли.
- Не надо судить обо всех по каким-то единичным случаям, - начал он, подходя к Гийому, но тот подчеркнуто низко поклонился и вышел вслед за Жоффруа.
Зеваки тоже стали расходиться. Мне подумалось, что больше они все же хотели посмеяться над распластавшимся на грязном полу трактира аристократишкой, а не восхититься его безупречным искусством фехтования.
Наконец мы остались одни. Я стоял, осознавая, что от смущения и священного трепета перед ним, таким опасным, прекрасным и новым для меня, обнимаю себя руками за плечи. Он сам подошел, тоже смущенный, быстро притянул к себе, крепко обнял.
- Никки, я так скучал по тебе.
- Ты мог послать мне хотя бы весточку, - ответил я с целью немного его помучить и ощутить, как его тело становится покорным от одного звука моего голоса. Так мне будет не так страшно прижать его к себе.
- Ох, у меня не было возможности, правда. Выслушай же меня...
- Герцог заковал тебя в кандалы? Вставил кляп тебе в рот? Там наверняка были слуги, и ты мог...
- Никки! Да послушай же! Нет, погоди. Давай уйдем отсюда.
Он был прав - на нас поглядывали с новым интересом. Объятия Лестата, все менее напоминавшие дружеские, потому что они были слишком яростными, не были взаимными и потому что я и не пытался высвободиться, разомкнулись. Мне стало холодно. Я не переборщил? "Ты имеешь над ним огромную власть, - услышал я пораженный голос Луи. - Подумать только... Он почти оправдывается. Я и представить себе не мог…"
- Да, уйдем, - согласился я.
Свидетельство о публикации №214060601320