Место под Солнцем. Глава 22. Арест

- Что? – спросил Франсуа Дегре, едва Мориньер опустился на сиденье кареты, поджидавшей его во дворе отеля де Руж. – Убедили вы его?
Мориньер покачал головой.
- Вы очень бледны, - заметил Дегре.
- Я не встречал другого такого упрямца, - ответил.
Дегре постучал по стенке кареты, приказывая кучеру трогать.
- Ну, и пусть все идет – как идет. Здесь вы больше ничего не сделаете.
Мориньер взглянул на Дегре.
- Я знал нашего короля другим – ясноглазым мальчиком, понимающим, что такое бесчестье и остро чувствующим несправедливость.
- Когда эта несправедливость совершалась в отношении него - не так ли?
Мориньер помолчал.
- Это случалось часто, - ответил тихо. – И он переносил ее стоически. 
- Подобное никогда не являлось гарантией справедливого правления. Вспомните Нерона. Разве он не обещал, что правление его станет царствием мира и справедливости? Что из этого получилось - вы помните, конечно.
Мориньер усмехнулся:
- Из вас, Франсуа, плохой утешитель.
- Это потому, - ответил Дегре с улыбкой, - что я рожден не для этого.
Оба замолчали. Какое-то время карета двигалась вверх по улице – скрипели колеса, стучали по камням мостовой копыта запряженной в экипаж четверки.
Мориньер сидел, закрыв глаза. Слушал гул города. Потом спросил:
- Отчего мы свернули направо?
- Я подумал, что вам неплохо было бы перекусить по-человечески, прежде чем отправляться к вашему несравненному Людовику. В этих дворцах всегда отвратительно кормят.
Мориньер открыл глаза. Улыбнулся едва заметно.
- Откуда такие знания?
- Придворные – ужасные зануды. При каждой встрече они жалуются на невзгоды, какие им приходится терпеть, служа его величеству. Мне показалось, что сегодня вы натерпелись изрядно – вполне достаточно для одного дня.

Мориньер, в самом деле, чувствовал себя нехорошо. У него ломило виски и резало глаза. И он никак не мог забыть сказанного Фуке: «Разве стал бы его величество напоминать мне о необходимости подготовить камеры в Анжере, если бы полагал арестовать меня? Это было бы слишком жестокой шуткой».
Слова эти не шли у него из головы.
Не оттого ли он никак не мог предоставить Фуке его судьбе, что прекрасно знал, что «жестокие шутки» стали для его короля привычкой?

*

На следующий день замок зашевелился раньше обычного - начал пробуждаться едва занялась заря.
Его величество желал охотиться. Из-за этого очередное заседание Совета перенесли на шесть утра. Встречу с суперинтендантом его величество назначил на половину шестого. В пять приемная была полна – здесь собрались и те счастливцы, которые были приглашены на охоту, и те, которые еще только рассчитывали на такую удачу.
Были, впрочем, и другие - этих легко было определить по тому положению, которое они постарались занять в приемной. Они стояли у окон – смотрели во двор. Ждали появления суперинтенданта.
Они предвидели перемены. И понимали, что грядущее может принести с собой множество неприятностей.

Как ни старался король до последнего скрывать от окружающих свои планы, слишком многие были в курсе предстоящего. И это нервировало Людовика ничуть не меньше, чем собственно сам задуманный им арест.

Молодой монарх был напряжен. Нетерпеливо постукивал носком туфли, торопил одевавших его придворных. Едва последняя пряжка была застегнута, а последний бант – завязан, вышел в приемную. В движениях короля была заметна суетливость, которой он не сумел скрыть.
Он подозвал к себе д’Артаньяна, прошептал ему что-то на ухо. Тот склонился с видом скорее ошеломленным, чем горделивым. Направился к выходу.
Проходя мимо Мориньера, не остановился, не произнес ни слова. Кивнул на ходу, здороваясь. Взглянул на него, не сумел скрыть смущения. Губы д’Артаньяна были сжаты так плотно, что казалось, он боялся ненароком проговориться.
Его величество проследил взглядом весь путь лейтенанта королевских мушкетеров. Увидев Мориньера, поманил его, подозвал.

- Вы сегодня плохо выглядите, господин де Мориньер, - заметил небрежно. – Вы дурно спали?
- Бессонницей, сир, страдают те, у кого нечиста совесть, - ответил спокойно Мориньер. – Я спал хорошо.
Это был не слишком честный, но вполне рассчитанный удар. Мориньер знал, что Людовик почти всю ночь бодрствовал - ему сообщил об этом офицер, ночевавший в эту ночь в комнате, смежной со спальней его величества.
Людовик покраснел. Взглянул на Мориньера внимательно. Но лицо того было безмятежно.
- И все же вы выглядите нездоровым. У вас тоже лихорадка? – засмеялся неестественно Людовик.
- Весь двор лихорадит, государь, - безразлично пожал плечами Мориньер. – Неужели ваше величество этого не заметили?

Он еще надеялся, что Фуке одумается. Стоял у окна, глядел вниз. Обычно гораздо более пустынный, сегодня замковый двор был почти до отказа забит мушкетерами. 
Мориньер привычно отметил, - ему не надо было слишком присматриваться, чтобы понять, - как грамотно расположил своих людей д’Артаньян. Они разместились у дверей группами по несколько человек - таким образом, они контролировали все входы и выходы. Один эскадрон «скучал» у центральных ворот, второй – у парадного входа.
Мушкетеры сидели, бродили, переговаривались между собой. Но было ясно – они настороже.

Таинственные перешептывания в приемной достигли своего апогея, когда во двор замка въехала карета суперинтенданта. Он вышел из нее – весь в черном. Ступил на мостовую, замер на мгновение. Мориньеру не было видно его лица, но он был уверен – именно сейчас Фуке оценил расположение людей во дворе. Оценил, выпрямил спину, тряхнул головой. Направился к парадному входу. Поднялся по лестнице, прошел через два зала, вошел в приемную.

От тишины, заполнившей пространство приемной в тот момент, когда он перешагнул порог, у присутствующих заложило уши.
Фуке вошел, огляделся. Увидев Мориньера, улыбнулся. Тот шагнул вперед, собираясь подойти к суперинтенданту, но король не дал ему такой возможности. Двери в кабинет распахнулись, и Людовик, появившись в дверях, проговорил приветливо:
- Господин Фуке! Какая радость! Вы чувствуете себя лучше, не так ли?
Мориньер отступил, давая дорогу суперинтенданту.

Полчаса Фуке и Людовик о чем-то беседовали наедине. Потом бок о бок прошли в зал заседаний. Людовик тихо что-то говорил. Фуке улыбался – вполне непринужденно. Похоже было, что он снова стал уверен, что Людовик к нему более чем благоволит. При виде Мориньера Фуке вновь улыбнулся ему – на этот раз ободряюще. Вот видите, - говорил его взгляд, - я был прав.
Мориньер покачал головой.

Пока длился Совет, так и стоял у окна.
Гурвиль подошел к нему, встал рядом. Выдохнул:
- Шавиньи со своим полком направился к Бель-Илю.
Мориньер не повернул головы. Произнес:
- Я уже знаю.

Отошел, спустился во двор. Вернувшись, обменялся парой слов с господином де Лафейядом – тот подпирал плечом колонну и всем своим видом изображал скуку. Потом возвратился к Гурвилю.
- Когда Совет закончится, попытайтесь шепнуть господину Фуке, чтобы он спускался быстрее во двор и садился вон в ту, крайнюю, карету.
- Чья это карета?
- Моя.
Гурвиль уставился на него, как на ненормального. Хотел что-то сказать. Но передумал. Кивнул.
 
Когда за дверями зала Совета послышался шум, возвещавший о завершении заседания, Мориньер распрощался с Гурвилем. Прошел вперед, остановился неподалеку от замершего напротив дверей д’Артаньяна.
Заговорил с ним. Достал какую-то бумагу, передал ее лейтенанту королевских мушкетеров. Тот принялся читать. Хмурил брови, кусал ус - разбирал почерк.

Мориньер взял его под локоть, отвел в сторону. Говорил что-то – негромко и довольно быстро. Очевидно мешал д’Артаньяну сосредоточиться. Тот никак не мог дочитать бумагу до конца. Но и просить Мориньера не отвлекать его хотя бы несколько минут – не осмеливался.

Двери распахнулись. Первым вышли Кольбер и Юг де Лионн. Мориньер продолжал говорить. Держал д’Артаньяна под руку. Краем глаза следил за выходящими. Военный министр Летелье появился в дверях, вальяжно потянулся. Окликнул Бушра, ведавшего в Государственном Совете прошениями. Тот обернулся, задержался. Летелье что-то негромко сказал ему, сунул в руку записку.
Фуке не появлялся.
Летелье под руку с Лафейядом, наконец, оторвавшимся от колонны, прошел через зал к лестнице.
В это время в дверях появился Фуке. Довольный. Он распрощался с королем, который до тех пор милостиво улыбался ему. Направился к лестнице, на ходу поправляя кружевные манжеты. О чем-то переговаривался с окружающими. Здоровался, улыбался, принимал прошения – выглядел счастливым.
Мориньер успел заметить, как Гурвиль подошел к Фуке, как Лафейяд остановил на ступенях Летелье, напористо заговорил с ним – пытался отвлечь его, увести, не дать возможности передать лейтенанту королевских мушкетеров последнее подтверждение королевского приказа.

Д’Артаньян, едва завидев Фуке, спрятал бумагу за обшлаг рукава. Извинившись, покинул Мориньера. Тот хотел было что-то еще сказать, но не успел. Людовик окликнул его – и в голосе монарха очевидно прозвучало раздражение.
- Ступайте за мной, - приказал король.

- Вы странно себя ведете, граф, - холодно заметил Людовик, когда они оказались в кабинете одни.
Мориньер поднял брови.
- Что значит «странно», ваше величество?
- О чем вы теперь говорили с господином д’Артаньяном?
- О том, как обеспечить спокойствие в провинции после того, как ваше величество окончательно победит своего главного врага.
«Главного врага». В этих, последних, словах Мориньера Людовик отчетливо услышал насмешку. Губы Людовика побелели. Он с величайшим трудом заставил себя продолжить разговор, сделав упор на первой части фразы. 
- Вы намекаете на то, что Бретань восстанет? – спросил.
- Я бы не называл это таким образом, сир, - пожал плечами Мориньер, - но полностью исключить волнений нельзя.
Людовик молчал. Смотрел на своего слугу. Тот выдержал взгляд. Продолжил так, словно бы не замечал охватившей монарха ярости.
- Арест господина Фуке, - Мориньер отступил к окну, бросил взгляд во двор, - несомненно, взволнует финансовые круги Франции. Насколько я знаю, ваше величество буквально на днях получили немалые суммы от бретонского дворянства – залогом, как всегда в таких случаях, было честное имя Фуке.
- У вора не может быть честного имени.
- До сегодняшнего дня убежденность в этом вашего величества никак не отражалась на способностях этого человека добывать для казны денег, - в тон королю заметил Мориньер. - Все прочие… я говорю теперь о лицах, ссужающих деньгами господина Фуке… полагались на это имя и ни разу не были обмануты.
Он снова взглянул в окно. Суперинтендант шел по двору. Шел спокойно, лишь чуть поспешнее обычного.
- Вы хотите увидеть, как будет происходить арест? - насмешливо спросил король, замечая взгляд Мориньера.
- Думаю, я не одинок в своем любопытстве, сир. Полагаю, все придворные теперь прижались носами к стеклам, - пожал плечами Мориньер.
Когда через двор к Фуке подбежал д’Артаньян, а мушкетеры окружили суперинтенданта со всех сторон, не давая ему возможности пройти к экипажу Мориньера, когда подали другую карету – черную, с занавешенными окнами, - когда недавний гордец, оглянувшись, нетвердым шагом поднялся по ступенькам тюремной  кареты, на лице Мориньера не дрогнуло ни единой мышцы. Он лишь на мгновение прикрыл глаза – значит, Лафейяду не удалось надолго отвлечь внимание Летелье.

При виде совершившегося Людовик заметно повеселел.
- Что ж, - проговорил он, - день начался великолепно. Теперь можно и поохотиться.
- А разве охота только что не закончилась, мой король? – усмехнулся Мориньер. - Разве не самую крупную дичь ваше величество заманили только что в ловушку? Стоит ли тратить время и силы на прочую мелочь?
За этим шутовским сарказмом он прятал гораздо более серьезное – то, что просилось теперь на его уста:
«Сир, сегодня вы совершили ошибку. И эта ошибка будет преследовать ваше величество, потому что по ней потомки будут судить о вашем царствовании».


Дверь в кабинет все время оставалась открытой. И теперь, когда главное свершилось, в дверном проеме то и дело мелькали человеческие фигуры. Д’Артаньян прислал гвардейского офицера сообщить его величеству, что приказ выполнен. Потом де Жевр, один из тех, кого считали другом Фуке, появился на пороге с видом взъерошенным – готовился жаловаться. Увидев, что король занят, отступил. Остался в приемной. И оттуда до Мориньера и Людовика доносился его плаксивый голос – герцог де Жевр сетовал на то, что его величество не позволил ему самому произвести арест суперинтенданта. 
- Это унизительно! – стонал он. - Что я сделал, чтобы получить такую пощечину? Разве я когда-либо ослушивался приказов нашего короля? Разве не смог бы я арестовать его не хуже д'Артаньяна? Да я арестовал бы собственного отца, прикажи государь мне сделать это.
Слова эти были произнесены так громко, что не расслышать их было невозможно.
Губы Мориньера скривились в презрительной усмешке.
- Безусловно, господину Фуке уже довелось узнать цену некоторым своим друзьям. И ваше величество поступили необычайно благородно, освободив его от дополнительного разочарования.
Людовик стиснул зубы. Он не сомневался, что Мориньер прекрасно понимает причину, заставившую его, короля, обратиться к д’Артаньяну. Равно как причину многих других его поступков. И эта способность Мориньера смотреть вглубь в совокупности с умением говорить двусмысленности теперь как никогда выводила короля из себя. Он еще старался сдержаться. Вздохнул, поглядел через окно на опустевший двор, проговорил устало:
- И вы еще смели утверждать, что Фуке вам не друг…
- Господин Фуке никогда не был моим другом, сир, - ответил Мориньер, глядя королю в глаза.
За этим таилось такое большое «но», что Людовик не выдержал. Пристукнул кулаком по стене.
- Я не желаю, чтобы вы, Мориньер, лезли в это дело! Я не желаю, чтобы вы выказывали преступнику свои симпатии. Я не желаю, в конце концов, чтобы ваше имя, связывали с именем этого вора!
- Ваше величество не беспокоит, что имя величайшего из королей будет однажды и навсегда связано с именем Кольбера, разбогатевшего на поставках припасов и амуниции для армии?
- О чем вы говорите? - спросил надменно Людовик.
- Ваше величество видели документы.
- Их больше нет.
Мориньер усмехнулся – он подозревал, что его величество так поступит.
- Это ничего не меняет, сир. Истина вашему величеству известна.
«Мне - тоже», - говорил его взгляд.

- Вы ведете себя вызывающе, господин де Мориньер! – Людовик произнес это вполголоса и очень холодно.
- До сегодняшнего дня мой государь находил то, что я говорил и делал, если не приятным, то полезным. Лестные речи услаждают слух, но в этом их единственная польза. Впрочем, если ваше величество желает окружить себя льстецами – так они ждут в приемной.

Это было больше, чем мог выдержать король. Он побледнел, у него задрожал подбородок, на виске забилась жилка. Он несколько раз сжал-разжал кулаки.
- Убирайтесь, - проговорил тихо. – Убирайтесь прочь. Отправляйтесь в Париж и оставайтесь там, в вашем доме, до тех пор, пока я не призову вас. Прочь!

Мориньер склонился в поклоне. В лице его не было заметно ни тени раскаянья, ни крупицы беспокойства. Ничего. Напротив, он вдруг почувствовал облегчение - словно то, что теперь произошло, каким-то образом сняло камень с его души.

Мориньер слегка улыбнулся Филиппу де Грасьен, появившемуся в этот момент на пороге королевского кабинета, чтобы возвестить о том, что все готово к охоте. Склонил голову, приветствуя друга. Прошел мимо – по светлому паркету к следующей двери.

Герцог де Жевр продолжал жаловаться на свою судьбу тем, кто согласен был слушать. Окруженный группой придворных, он стоял прямо посреди приемной.
Проходя сквозь них, Мориньер едва не коснулся плечом плакальщика. В этот момент герцог де Жевр произносил очередное:
- Как же мне теперь жить? Как?
Вскинул голову, взглянул жалобно на того, кто находился к нему ближе всех. Этим человеком оказался Мориньер.
Когда их взгляды встретились, Мориньер ответил, презрительно изогнув губы:
- После такого позора, господин маршал, может быть только один выход – отправиться на ближайшую войну и умереть.
- Но мы же теперь не воюем! – воскликнул герцог де Жевр.
Мориньер пожал плечами, уже находясь у следующих дверей.