Тени прошлого книга вторая, 31

Советская Россия. Кремль.
Июль 1918 года

      Свердлов - невысокого роста, очень худощавый, сухопарый, брюнет с вьющейся шевелюрой, с резкими чертами худого лица. Он обладал сильным, пожалуй, даже могучим голосом, который мог показаться не соответствующим физическому складу. Может быть, поэтому старался говорить тихо, - так, чтобы окружающие прислушивались к нему…

      Все спорят ожесточенно, а он молчит. «Могло показаться, - вспоминал Троцкий, - что он колеблется или еще не составил своего мнения. На самом деле он уже соображал про себя: кого и куда послать? Сколько раз, бывало, Ленин звонил ему, чтобы принять ту или иную меру, и в большинстве случаев получал ответ: „Уже!“ Мы часто шутили на эту тему, говоря: „А у Свердлова, наверно, уже!“».

     Луначарский писал о нем:

     «Первое - совершенно исключительное, необъятное знание всей партии; десятки тысяч людей, которые составляли эту партию, казалось, были насквозь им изучены. Какой-то биографический словарь коммунистов носил он в своей памяти. Касаясь всех сторон личности, в пределах годности или негодности для той или другой революционной задачи, он с необыкновенной тонкостью и верностью судил людей. В этой плоскости это был настоящий сердцевед, он ничего никогда не забывал, знал заслуги и достоинства, замечал промахи и недостатки».

     Когда на V съезде Советов эсерам вздумалось вдруг напомнить ему об отмене смертной казни, Свердлов ответил: «Нас этот формальный момент нисколько не связывает. Мы имеем намерение призвать все Советы отнюдь не к ослаблению террора, но, наоборот, к самому резкому усилению массового террора». Он считал террор всего лишь «формальным моментом»…

     Именно этот человек дал приказ об убийстве Царской Семьи, именно он развязал чудовищный красный террор, именно он стал инициатором так называемого «расказачивания», когда было зверски убито, в том числе закопано заживо, около миллиона  казаков, включая женщин и грудных детей. До марта 1919 года не было ни одной кровавой глобальной акции большевиков, инициатором который не был бы Свердлов…

     Он сидел в своем огромном кабинете, не зажигая света и думал, думал… Да, он стремился к захвату власти! И уже становился главным в партии, первым лицом в государстве,  тем человеком, который должен был стать лидером совсем нового государственного образования, возникнувшего бы на месте России, «второй Хазарии», как называют его люди клана братьев Свердловых...

     Убийство Царской Семьи дало ему «зеленый свет» к подготовке нового и, как он полагал, окончательно-победоносного витка борьбы за власть.
 
     Свердлов взял в руки старую фотокарточку, на  которой были запечатлены четыре еврейских подростка, семейство Свердловых:  Золомон, рядом с ним Беньямин, за его спиной стоит он – Янкель, и рядом с ним сидит самый младший – четырнадцатилетний Лев, скончавшийся в 1914 году. Что же, они выполнили свое предназначение!  Свердлов и Пешков фактически взяли в свои руки судьбу Императора Николая II уже в апреле 1918 года, когда Яковлев - Мячин вывез его из Тобольска,  и в ночь с 16 на 17 июля 1918 года поставили точку в истории царей Романовых. Через сутки после расстрела Семьи в Алапаевске были убиты еще шесть родственников Царя и Царицы. Казалось бы, он должен был бы испытывать восторг от свершившейся казни, но в душе Якова Михайловича царило опустошение… Он шел к этому рубежу в своей жизни долгих семнадцать лет и, видимо, перегорел в пути… Никакого удовлетворения в душе не было, была только ледяная, сосущая пустота. И осознание того, что дело не доведено до конца. В Петрограде, в доме предварительного заключения на Шпалерной, 25 содержались еще пятеро Великих Князей Дмитрий Константинович, Николай Михайлович, Георгий Михайлович, Павел Александрович и Князь Императорской Крови Гавриил Константинович. Об их освобождении уже начал хлопотать вездесущий «человеколюб» Максим Горький, и ему удалось добиться разрешения на отъезд за границу для Гавриила Константиновича Романова. Свердлов слишком поздно узнал об этом и немедленно запретил все обсуждения вопроса об освобождении кого-то из Царственных узников. Но расстрелять их в настоящее время Свердлов не мог – к этому не было никаких предпосылок…

     Ушел за границу и еще один Романов - Кирилл Владимирович – двоюродный брат Николая. И хотя он, вместо поддержки Николая II, предпринял шаги, которые пагубным образом повлияли на историю России, первым из членов императорской фамилии нарушив присягу царю и заявив, что он лично и вверенная ему воинская часть перешли на сторону Государственной думы, он тоже был в списке на уничтожение. Тем более, что за границей он уже начал кампанию в пользу возведения себя «любимого» на Всероссийский престол.
 
     Чтобы не допустить утечки информации, Свердлов был вынужден вызвать в Москву и Белобородова, и Голощекина, и Юровского, ибо они знали доподлинно, кто стоял за кровавыми расправами с Романовыми. Белобородова он планировал направить уполномоченным Совета Обороны по подавлению контрреволюционного мятежа на Дону. Голощекину и Юровскому нужно было дать такие задания, чтобы они надолго исчезли из местного окружения…

     Ему был нужен повод для того, чтобы казнить князей, содержащихся в Петрограде, но повода не было, его нужно было выдумать или спровоцировать, а единственный человек, способный на это, - Константин Мячин, он же Василий Яковлев, был отправлен им с секретной миссией к Золомону – Зиновию Пешкову. Те, кто окружал его здесь, в Москве не годились для такой работы. И он стал продумывать план устранения того единственного, кто сейчас стоял на его пути, кто пока что затмевал его тщедушную фигуру мощью своего революционного интеллекта и пользовался огромным авторитетом среди рабочего класса.
 
     Был, правда, еще и второй соперник, но Свердлов, зная его натуру, понимал, что он не сможет ему противостоять, когда останется в гордом одиночестве, без влияния и поддержки первого, один на один со Свердловым.

     Это были Ленин и Троцкий…

     Приняв решение, Свердлов вздохнул облегченно: он знал, что теперь ничто не сможет сбить его с принятого курса. Он всегда доводил начатое дело до победного конца, ничего не забывая и не прощая, никому и никогда.
 
     В сгущающихся сумерках, он не услышал тихих шагов от двери…

     - Вы что это, Яков Михайлович, сидите в полной темноте? – услышал он бодрый голос Ленина и вздрогнул от неожиданности.

     - Задумался, Владимир Ильич, - проговорил он вдруг охрипшим голосом и нажал кнопку включения настольной лампы.

     - А я, батенька мой, сегодня целый день от послов отбиваюсь! – Ленин сел за приставной стол. – Сначала германский требовал отчета о казни Романовых. Затем англичане. Только с ним переговорил, француз начал доставать. Пообещал им завтра официальное сообщение в газетах. Подготовите? Или мне самому заняться?

     Свердлов почувствовал намек в словах Ленина, но сделал вид, что не понял его.

     - Отчего же самому, Владимир Ильич? – сказал он. – У вас и без того забот полон рот. Сделаем! За подписью моей и Аванесова.

     - Яков Михайлович, скажите, что сталось с телами Романовых? Ходят какие-то невероятные слухи… В том числе, об отрубленных головах, и прочая и прочая… Неужели нельзя было захоронить их тайно, чтобы ни одна душа…

     - Владимир Ильич, все так и было сделано! – Свердлов перебил Ленина, не желая, чтобы тот начал вдаваться в тонкости. – Могу сказать одно: слухи не беспочвенны, однако это не должно вас тревожить. Тела действительно разрубили на куски и два дня сжигали в двадцати километрах от Екатеринбурга, в районе Ганиной Ямы, используя бензин. А те кости, что не поддавались сожжению, растворяли серной кислотой, которой израсходовано было немерено. Это делалось лишь для того, чтобы скрыть место захоронения, не допустить, чтобы стало оно местом паломничества для недобитых монархистов и наших недалеких крестьян, которые непременно возжелают всплакнуть на могиле Царя-батюшки, если таковая сыщется. Но теперь это вряд ли произойдет.

     - Люди, принимавшие участие в казни, они-то хоть надежны? Не станут в порыве благородного гнева изливать воспоминания по поводу и без повода? Нам это совсем не нужно!

     - Все, кто был причастен к казни, - наши надежные партийцы! – твердо сказал Свердлов. – Не стоит об этом беспокоиться. Они приняли решение о казни осознанно и привели его в исполнение.

     Ленин искоса взглянул на своего молодого коллегу и вдруг открыто улыбнулся.

     - Полноте, Яков Михайлович! – вождь легко поднялся со стула. – Уж я-то знаю, насколько сильно ваше влияние на Урале и за Уралом. Ни одно решение там не могло быть принято без консультаций с вами. Думаю, и решение доставить Семью в Екатеринбург и не выпускать ее оттуда, - это тоже плоды вашей работы. Вы, должно быть, загодя готовили казнь Романовых именно на Урале! Или я не прав?

     Ленин заложил большие пальцы рук за отвороты жилета и ждал ответа, покачиваясь с носка на пятку. Он еще не знал, что этими вопросами загнал Свердлова в угол, а тот не прощал никому выпадов против него… Крыса, загнанная в угол, становится смертельно опасной…

     - Не буду лукавить перед вами, Владимир Ильич! – он был на удивление спокоен. – Более правы, чем не правы. Но это признание я сделал только перед вами, как перед вождем партии. Если вы пожелаете вынести этот вопрос на партийное обсуждение, я буду вынужден защищать свое положение!

     Ленин примирительно поднял вверх обе руки.

     - Не будем ломать копья, дорогой Яков Михайлович! – сказал он. – Пусть уж работает официальная версия. А то, что мы оба знаем, как оно было на самом деле, так это не должно быть никому интересно!

     Ленин круто развернулся и покинул кабинет.

     Никто из людей, близко знавших Свердлова по Уралу, с этой минуты не дал бы за жизнь Ленина и копейки…

Продолжение следует -