Рецензия на фильм Однажды в Анатолии, 2011

Попытайтесь вспомнить сюжеты, в которых герой или герои двигаются в определённом направлении, и в какой-то момент тебе начинает казаться, что движение происходит по кругу. Или не по кругу, но приобретает метафизическое значение. Создаёт ощущение замкнутости пространства и некоторой степени безысходности. Первое, что приходит в голову, это «Одиссея» Гомера и «Мёртвые души» Гоголя, как вариант: «Москва-Петушки» Ерофеева. И в ленте «Однажды в Анатолии» турецкого кинорежиссёра Нури Бильге Джейлана, который получил в 2014 году Золотую пальмовую ветвь за фильм «Зимняя спячка», снятый по произведениям Чехова, гармонично уживаются архетипы, как произведений Гомера, так и Гоголя с Ерофеевым.

КУЛЬТУРНЫЕ РЕПОСТЫ

К путешествиям Одиссея отсылает тот факт, что Анатолия (иначе – Малая Азия) – самая западная часть Турции, с греч. переводится, как «восход солнца», «восток». То есть для нас Анатолия – запад, а для греков – восток. То есть вполне позволительно додумать, что персонажи турецкого режиссёра примерно повторяют маршруты древнегреческого героя. Пусть это и не так, но эпичность суетности этих маленьких человечков придаёт. Одиссей искал дорогу к дому, двигался к дому – персонажи «Однажды в Анатолии» ищут труп и параллельно смысл жизни, разумеется, для каждого свой.

Бескрайняя ночная степь оборачивается замкнутым пространством, как у Бунюэля в «Ангеле-истребителе», вынуждающим героев углубиться в самое себя, к познанию себя в окружающем мире. Эстетический экзистенциализм Тарковского порой даже слишком гладко укладывается в рамки этой турецкой степи. А доктор, долженствовавший обследовать труп, когда тот всё-таки будет найден, уж больно напоминает Писателя из «Сталкера» того же Тарковского. Для посвящённого зрителя кинолент турецкого режиссёра эти репосты, точнее, аллюзии на фильмы Тарковского ничуть не удивляют. Удивляет, повторюсь, именно та гладкость, с которой она перекочевала на турецкую – мусульманскую – почву. Отчего молодая турчанка, младшая дочь выборного главы одного из сёл Анатолии, отчётливо напоминает а) кустодиевскую барышню и б) ту же самую девочку инвалида из «Сталкера». К списку аллюзий на «учителя» Джейлана можно добавить и колышущийся на ветру вереск, и яблоки в ручейке, и сам ручеёк, и замедленная съёмка, и чёрные псы, и мошки, бьющиеся о стекло керосиновой лампы и т.д., и т.п.

ВОШЬ Я ИЛИ ЗРИТЕЛЬ

Уже давно замечено, с какой деликатностью, с каким уважением относится Джейлан к своему зрителю. Заключается эта деликатность в благородном нежелании им, зрителем, манипулировать. В отличие от Альмодовара, который тем и «хорош», что зрительское манипулирование суть залог его успеха. В «Однажды в Анатолии» Нури Бильге дошёл в этом деле до совершенства. Никаких ориентиров. Никаких точек входа. Полная свобода восприятия, доходящая и доводящая до пустоты. Автор раздавил меня как вошь на ногте. И как красиво это сделал.


СВОЁ СМЕШНОЕ

Главное понять, что он – ржёт. И, поверьте, не над нами, а скорее, над собой. Трагический смех, эти невидимые миру слёзы и роднят Джейлана с Гоголем. Несмотря на межкадровый, надуровневый смех, в «Однажды в Анатолии» много и буквального. Даже как-то режет глаз и слух, что ли. Джейлан решился, наконец-таки, смеяться. Не могу сказать, что у него прямо-таки блестящее чувство юмора, однако оно так робко, там мало, так быстро привносится в ткань киноленты, что тут же забываешь, что вот пару секунд назад случайно улыбнулся.

Как у всякого художника, испытывающего тоску по абсолюту, по Богу, склонного к  восприятию трансцендентного, у Джейлана – острый взгляд на всё абсурдное, противоречивое и сюрреалистичное в окружающем мире. Он ставит своих персонажей в нелепые ситуации, которые, к счастью, разрешает достаточно жизненно, не допускает формы, абсурдистской бутафории, как у Хармса, Кафки и того же Гоголя. Смех турецкого автора близок, скорее, к смеху зрелого Чехова.

Смех, смешное – это вообще достаточно сложная конструкция для решения художественных задач. Найти своё смешное не так уж просто, и Нури Бильге это удалось. Не могу сказать, что это верх совершенства, но оно – его, и в этом ему, Джейлану, респект. Вспомните разговоры выборного главы о необходимости строительства морга в селе. Или ситуации с мешком для трупа, который забыли взять с собой полицейские, после чего пришлось складывать труп в багажник одной из машин, завернув предварительно в ковёр. А монолог патологоанатома о том, что в их деревенской больнице нет современных инструментов для проведения вскрытия трупа! Это же просто шедевры! А шуточки по части внешнего сходства прокурора с Кларком Гейблом!

ЖЕРТВА, ХРИСТОС

В «Мёртвых душах» Чичиков путешествовал по ухабистым, степным дорогам России, вскрывая перед читателем абсолюты человеческих пороков. Порокам давались фамилии, ставшие потом нарицательными. Джейлан делает почти то же самое. Порочны абсолютно все персонажи «Однажды в Анатолии». Каждый из них сходит с ума по-своему.

Врач после развода с женой превратился в живого мертвеца. Прокурор, однажды изменивший жене, доводит последнюю до суицида. Следователь, латентный, несбывшейся, буржуа, наказан неизлечимой болезнью сына по причине у того повышенного IQ (тут тоже, видимо, аллюзия на девочку инвалида из «Сталкера» Тарковского). Военный повёрнут на буквальном, доходящем до маразма, исполнении предписаний, административно-территориальных норм. Выборный голова озабочен строительством морга и тем, как удачно его дети устроились в жизни. А один из водителей понимает жизнь, как стремление выжить любым способом, пусть даже для этого придётся взять ружьё и стрелять, однако с виду он достаточно тих и жалок, что, собственно, и пугает, ведь именно такие и совершают насилие над детьми или захватывают заложников в школах. Короче говоря, полный мрак. Именно в такие минуты ты понимаешь, что как это хорошо, что не умеешь читать мыслей других людей, иначе бы сошёл с ума или повесился. Возвращаясь к фильму, оказывается, что единственный нормальный человек из всех этих моральных уродов, – это  подозреваемый в убийстве. Он единственный почти не произносит слов. Лишь беспричинно плачет, когда кустодивеская девушка, озаряя светом лампы, угощает его чаем. И если у Гоголя в «Мёртвых душах» так и не получилось вывести положительного героя, то турецкому режиссёру это почти удалось. К тому же, подозреваемый, которому запретили спать, пока не отыщется труп, если верить увиденному, вообще никого не убивал, а взял вину на себя. И таким образом выступает жертвой, Христом, кстати, внешне отдалённо на него похожего. 

СВЕТ

Вспомните, что означает с греч. «Анатолия». «Восток», «восход солнца». С восходом солнца, наконец-то находят труп. Зрителю даётся ещё одна ложная зацепка, что ситуация разрешается. Однако этого не происходит, ситуация не разрешается. Наоборот, только запутывается. Не понятно, зачем врач даёт ложную информацию в рапорт о результатах вскрытия трупа. Однако, как с наличием подспудного смеха, присутствует ощущение подспудного света, восхода солнца. Света от мысли о жертвенности подозреваемого, этой странной, чернобровой, щетинистой мусульманской копии Христа.