Властелин поневоле-9

*  *  *

Я предполагал, что проведу послеобеденные часы в томительном ожидании того момента, когда ко мне, скрываемый ночной темнотой, пожалует Мил. Кое о чем на предмет того, с какой целью меня возвели на здешний престол, я уже начинал догадываться. Честно скажу, веселья эти догадки не прибавляли. И я надеялся несколькими осторожными вопросами добиться от Мила – тем более если мне удастся устроить ему встречу с Ясной, – чтобы он подтвердил или, на что я почти не надеялся, опроверг мои предположения.

Выяснив наконец истину, я, по крайней мере, получил бы в свое распоряжение информацию, которая помогла бы определиться с дальнейшими действиями.

Настроение было препаршивым, видеть никого не хотелось, в голову лезли мысли, одна мрачней и безнадежней другой. Однако мое печальное уединение продлилось недолго. Очень скоро я услышал неспешные тяжелые шаги и узнал грузную и неловкую походку Толсты. Шаги неуклонно приближались ко входу в Большой дом. И когда они зазвучали совсем близко, я разобрал, что Толста не одна – вместе с ней шел кто-то еще, как свидетельствовал звук шагов, создание легкое и грациозное.

Толста вошла, ведя за руку новый цветок из своего цветника. Хотя девушка была скрыта одеяниями от посторонних глаз так же тщательно, как вчера Ясна, я сразу понял: это кто-то другой.

– Почему ты не привела Ясну? – ответив на приветствие главной цветоводши племени, спросил я.

– Она еще вчера была не в духе. А сегодня бедняжка настолько не в себе, что ее вид не доставит повелителю никакой радости.

– А что произошло?

– Ничего не произошло. У повелителя нет повода предаваться беспокойству. С теми, кто обитает в прекрасном цветнике, такое случается постоянно. Пройдет несколько дней – и время вылечит ее приступ тоски. Тогда она снова будет рада подарить своему повелителю и господину сладкие мгновения блаженства. Поверь старой Толсте – уж в этих-то делах она толк знает. И разве кроме Ясны некому развеять печаль повелителя? Чем хуже ее та, которую я привела к твоему ложу сегодня? Ее зовут Желана.

При этих словах Толста жестом иллюзиониста потянула на себя за край скрывавших Желану одежд – и мгновение спустя та оказалось передо мной во всей своей ничем не прикрытой красе. Мысленно я воздал должное телесным достоинствам гостьи и даже немного позавидовал старому вождю, мимоходом отметив и то, что полное отсутствие одежды ничуть не беспокоило Желану. Она преспокойно демонстрировала себя, покачиваясь с пятки на носок, и с любопытством разглядывала меня.

– Толста сделала свое дело. Позволь, повелитель, оставить вас вдвоем, – улыбнулась беззубым ртом старуха и направилась к выходу.

– Оденься, Желана, – сказал я, как только Толста оказалась за пределами комнаты. – Мне нужно с тобой поговорить.

– Разве что-то мешает нам говорить, когда на мне нет одежды? – осведомился голенький «цветочек», и в голосе внезапной гостьи прозвучало неподдельно удивление.

Пока я соображал, как на это ответить, Желана, воспользовавшись моей заминкой, перешла в наступление:

– Повелитель, ты скажешь мне все, что хочешь. Только немного погодя. А сейчас сбрось со своих плеч груз забот. Представь, что они ушли – далеко-далеко. А я – здесь, совсем близко. Пусть насытятся мной твои зоркие глаза. Пусть вопьются в меня твои крепкие руки…

Она двинулась ко мне, остановилась в одном шаге от возвышения, на котором я сидел, и протянула ладони к моим плечам. Я отстранился, но это нисколько не обескуражило Желану.

– Тебе будет со мной так хорошо, как не было никогда раньше, – пылко продолжала она. – Позволь мне освободить тебя от гнета одежд. Я хочу прикоснуться своей грудью к твоей груди. Обними меня, прижми меня к себе. Ощути упругость моего тела, оцени гладкость моей кожи, обожгись пламенем моих губ…

Желана уже перешла на страстный шепот и приблизилась почти вплотную. Опустившись на колени, она уперлась руками в край моего сиденья и всем телом тянулась ко мне. Еще разок отстраниться место мне позволяло. Но потом единственным спасением от ее притязаний оставалось только бегство с трона – поступок, крайне несолидный для любого вождя, каким бы способом он на этом троне ни оказался.

Черт возьми, а может, и в самом деле забыть на полчаса о своих заботах? Ведь с точки зрения островитян моя близость с Желаной, как и с любым другим «цветочком» из гарема, будет только одним из обязательных элементов режима дня вождя. И здесь неуместны такие понятия, как любовь, верность, измена. Это всего лишь своего рода обслуживание. Я же не отвергаю обслуживание девушек, готовящих мне пищу… И потом, надолго ли, нет ли, но в данный-то момент я как-никак верховный властитель, которому «прекрасный цветник» по должности положен.

Однако это если смотреть глазами аборигенов. Но я все же не абориген. И с позиций землянина, человека моей культуры и моей цивилизации, близость с женщиной – это ее высшая награда за любовь к ней. А мне есть кому хранить верность.

Мое молчание Желана между тем истолковала по-своему.

– Может быть, повелитель-пришелец, ты избегаешь моих ласк, потому что думаешь, что на этом самом ложе я совсем недавно с такой же страстью услаждала другого? Тогда я могу тебе сказать: властитель вчерашних дней ни разу не брал меня на своем ложе. И всех остальных из прекрасного цветника тоже. Его мужское естество угасло уже много солнцеворотов назад. И когда Толста приводила к нему кого-то из нас, он только смотрел – в нем даже не просыпалось желание прикоснуться к нам…

Вот оно что! Так, Желана, спасибо тебе за ценную информацию. От нее многое может зависеть. Интересно, Мил об этом знает или нет? И вообще, имеет ли данный факт какое-то значение в системе моральных установок островитян? Наверно, имеет – иначе Желана не стала бы об этом говорить.

– Пожалей меня, повелитель! – в ее глазах заблестели слезинки. – Ты такой красивый и сильный, а я уже почти три солнцеворота не видела ни одного мужчины, кроме этой мерзкой старой рожи…

Желана осеклась, испуганно посмотрела на меня и продолжила лишь после изрядной паузы:

– Другим легче: почти все они попали в прекрасный цветник совсем молоденькими. Они не знают, какое это блаженство – дарить себя мужчине. А я знаю… Когда-то знала… И теперь мучаюсь стократ сильнее их, вспоминая эти мгновения немыслимого счастья. Повелитель, что останавливает тебя? Ты же видишь, как извелась я в тоске по ласкающим мужским рукам, по горящему желанием мускулистому телу. Я изнемогаю от одиночества! Если бы ты знал, как упрашивала я Толсту, чтобы к тебе она привела именно меня! И вот я перед тобой, мне выпал этот шанс. Но ты холоден, как северный ветер зимой. Ты совсем не хочешь Желану! Неужели мне больше никогда не суждено испытать, как два тела, слившись воедино, содрогаются в любовных конвульсиях? Неужели мой удел – всю жизнь только вспоминать этот сладостный миг?..

Желана вдруг заплакала навзрыд, как маленькая девочка, у которой отбирают любимую игрушку. Ее голова упала на мои колени, плечи не переставая вздрагивали.

Я – не великий специалист по осушению женских слез. В таких ситуациях я сам обычно теряюсь и готов заплакать. Да и не до того мне сейчас было: голову занимали совсем другие проблемы. Но я был обязан победить: из Большого дома Желана должна выйти успокоенной и умиротворенной.

– Послушай меня, Желана! – я погладил ее волосы. – Совсем скоро меня ждет уподобление богам.

– Да! А меня – возвращение в Большой дом этого вонючего старикашки! – она приподняла голову и устремила на меня взгляд, полный обиды.

– Дай мне договорить! Когда я стану подобным богам, я приложу все силы, чтобы участь твоя как можно скорее изменилась.

– Ты говорить правду?

– Конечно. Властитель вчерашних дней не вечен. Боги могут в любой момент призвать его в страну теней. И тот, кто заменит его, обязательно обратит внимание на такую красивую и искусную наложницу, как ты. Больше того, я думаю, он захочет сделать тебя любимой женой и призывать на свое ложе так часто, как это позволит ему его мужское естество.

– Ты обещаешь это?

– Я обещаю, что когда окажусь среди богов, буду все время убеждать их сделать именно так. Ведь это по силам богам.

– Я буду благодарить тебя день и ночь! А в награду за твою заботу мне еще сильнее хочется подарить тебе сейчас то, что я так давно никому не дарила – себя.

Опять двадцать пять!

– Подожди, Желана! Так ты только навредишь себе. Ты даже не представляешь, с какой радостью я и сам давно бы помог тебе ощутить тот сладостный миг, о котором ты так мечтаешь. Но ведь твоему новому повелителю вряд ли понравится, что совсем недавно на этом самом ложе, – я умышленно повторил слова, сказанные ею, – ты услаждала другого, пусть даже этот другой был какое-то время твоим господином. Вот что меня останавливает. Вот что заставляет избегать блаженства твоих ласк…

– Ты – самый добрый из всех повелителей. И самый мудрый…

Глаза Желаны моментально просохли от слез. Ее лицо засветилось детской доверчивостью. Но тень какой-то мысли вдруг пробежала по нему, и взгляд девушки опять вспыхнул огнем неугасимого желания.

– А Толста? Я так упрашивала ее… И она привела меня к твоему ложу. Так разве новый повелитель, увидев мои прелести, сможет поверить, что ты остался равнодушен к их зову? И раз уж я здесь, послушайся голоса своего тела, не отворачивайся от моей чаши блаженства. Я хочу быть с тобой сейчас. А потом уж с новым господином – будь что будет…

Да, успокоения и умиротворения не получилось. Поди умиротвори этот клокочущий вулкан страсти словами!

– Боги, Желана, откроют новому господину правду. Ведь им-то она будет известна. И он обязательно поверит…

Я встал, показывая, что наше свидание закончилось.

– Лучше бы боги как-нибудь ночью пришли ко мне в гости. Скучать им бы не пришлось… – хрипло проговорила наложница вождя, заматываясь в свои одежды. – Не зови Толсту, дорогу в прекрасный цветник я знаю и сама.

Она покрыла холстом голову, опустила его край на лицо и удалилась, преисполненная презрения ко мне, а заодно и ко всей остальной мужской половине рода человеческого.

А я с трудом сдерживался, чтобы не рвануться следом за ней, догнать ее и просить прощения. Нет, не за то, что я так жестоко обманул сексуальные ожидания Желаны – за то, что просто обманул ее. Ведь даже при самом благоприятном для меня исходе той передряги, в которую я вляпался, я вряд ли смогу хоть как-то повлиять на участь девушки. Конечно, мысленно оправдывался я, никакие другие аргументы, объясняющие мое поведение, пониманию Желаны недоступны. Но это было очень слабое утешение.

(Продолжение http://www.proza.ru/2014/06/07/1509)