Зеркала

На самом деле, отношения как с памятью, так и с былым, у меня достаточно плохие. Хотя, вернее будет, если я скажу- сложные. И то, и другое у меня есть и, возможно, найдется даже парочка людей готовых позавидовать, например, моей памяти. Но грань между прошлым и будущим, былым и прошедшим – она ведь очень тонкая, не правда ли? Начав писать об одном, непременно затронешь и другое. Я не стану исключением. Пусть будет так, как будет. Пусть по- детски просто и наивно. Пусть даже не о себе, пусть о тех вещах, про которые я ничего не знаю. В трех частях – давно уже решено. Начать можно с любой. Названия могут сложиться тоже разные. Но, тут уж ничего не поделаешь.

Ненавидящие.


Это случилось достаточно давно. Хотя, слово «случилось» здесь не является подходящим. Случится может какое-нибудь происшествие, необязательно даже масштабное. Вот, например ,если ты споткнулся- это «случилось». Сражение с тысячами погибших- тоже. А здесь… Просто вышло из-за угла что-ли. Все знали, что оно, событие, стояло именно там и должно было сделать первый шаг именно сейчас. Поэтому никто не удивился и не придал значения дурацкому инциденту. Просто маленький мальчик однажды покинул свой дом и отправился, как обычно, на рынок, собирать монетки, порой выпадающие из карманов состоятельных граждан. Это не было его основным занятием или профессией. Но и увлечением тоже. Скорее, в этом была некая необходимость, ведь больше эти монетки ему было взять неоткуда. Грязь, грязь, грязь, грязь, монетка, грязь ,грязь, грязь, грязь, монетка, грязь, грязь, грязь… Кому угодно надоело бы. И ему тоже. Нужно сменить необходимость.
Ах да, я ведь ничего вам не рассказал об этом мальчике. А что бы вы хотели услышать? Был он худ, беден и даже не очень умен. Цвет своих глаз он потерял где-то пару лет назад, вглядываясь в смутное будущее и надеясь увидеть там танцующую звезду. Теперь они были блеклыми и пустыми. Такими и останутся до конца жизни. Уже потом, через много-много лет он будет завидовать глазам своего сына- таким по- июльски зеленым, с частичкой неба над каждым из огромных зрачков. И пусть в них часто появлялись красные прожилки, черные блики и желтые пятна- знаки боли, всё-равно, он завидовал. Но мы забегаем далеко вперед. Сейчас мальчику нужно было всего лишь сменить необходимость.
Мальчик решил, что неплохо было бы наловить рыбы. Река была большой, грязной и уже давно мертвой. Но какое это имело значение? Он подобрал какую-то палку, привязал к ней ниточку и сел на берегу. Сегодня он поймает огромную акулу, а почему бы и нет? Начало темнеть, на сгнившем обрывке небес между облаками заблестела пара мутных, далеких звезд. Начал накрапывать дождь. Люди вокруг сгорбились и зашагали вдвое быстрее. Почему- то никто из них не считал необходимым подойти к одинокому мальчугану ,всматривающемуся в речную гладь и спросить его о чем- то. Да и откуда им знать ,что о большем он и мечтать не мог? А он мог. О большом доме, о богатстве, о славе. Но и о разговоре с незнакомцем тоже. Он бы сказал ему, что ловит акулу на удочку. Тот бы конечно возразил, заметил бы, что это глупо всё и невозможо здесь поймать даже полудохлого карася. Мальчик бы лишь скривил губы в улыбке и отвернулся. Не получилось- не значит невозможно. Но ведь если он один пытается ,то один же и имеет возможность поймать свою акулу. В крайнем случае ,можно ненавидеть мир за непойманных акул. Тоже ведь смена необходимости.

Бога.

Рассказывая историю этого человека, мы невольно затронем историю куда более большую, чем на бы хотелось. Историю огромной страны, страны вечно корчащейся от боли, постоянно умирающей и непременно рождающейся вновь, но такой же немощной и слабой. Пусть герой останется безымянным в нашем повествовании.
Он родился где-то далеко, в местах мрачных и забытых, где-то в чулане, за тяжелой дубовой дверью. Там, куда через много лет докатится шелест тихого голоса и куда ворвется хаотичный рой нестройных мыслей. Его глаза так и не сумели привыкнуть к темноте, но особенная прелесть была в том, что мог он в этой непроглядной ночи видеть всё, что хотел. Представлять табуны лошадей, несущихся по бескрайним, уходящим вдаль пыльным дорогам, миллионы златоглавых колосьев, лопающихся от крови вырастивших их людей. Старые, растрескавшиеся образа- как идолы слепого поклонения по углам, непонятые в силу необразованности и тупости, обставленные убогими жертвами и оскверненные нестройными, идиотскими молитвами. Люди- страшные, грязные и злые. Бившие его и ненавидевшие. Всегда он считал себя сиротой, человеком без Родины и родных. Да, вероятно, мало кто может осознать этот факт. Ведь, отрекшись от них, он лишь вернулся к ним, ещё сильнее пригвоздив к своему чулану пламенное сердце поэта.
Надо ли говорить, что даже самая мощная дверь не смогла долго сдерживать такой талант. Со своей армией слов, таких уродливых, диких, незнакомых, он быстро покорил несколько городов. Он стал им полководцем, отцом и слугой. Нещадно вколачивал поэт свои слова в чужие души, навечно оставляя там отпечатки. Жизнь ускорялась, стремительно и неизбежно. Обернутый, как рана грязными бинтами, легендами, мифами и ложью, летел он вперед, не разбирая дороги. Ещё вчера пивший чай, что налит был из самовара, растопкой для которого были изрубленные иконы, сегодня сам он оставлял автографы на стенах монастырей. Он, прорывающий заслоны и так ловко уходящий от суда людей, Божьей кары не боялся, потому что Богом был послан в этот мир. И никого ещё он не боялся. Но где то там, в глубине больного разума, где-то между темными пролетами лестницы, за спиной, появился другой. Черный Человек настиг его и постучался в дверь ,настойчиво и громко.
Поэт знал, что Черный не убьет его. И сам Черный это знал. Дверь открыта. Они смотрели друг другу в глаза. Синее смешалось с зеленым. Оба знали, что это лишь зеркало, не способное причинить никакого вреда. Поэт видел в нем себя, себя же видел и Черный. Как это одинаково всё и глупо, поэтому, наверно ,для одного- не смерть, но гибель ,а для другого- спасение. Они сошлись в схватке. Восхищение и ненависть, зависть и отвращение, начало и конец.
Конец и предназначенное расставанье, обещающее встречу впереди.
И начало. Никого со мной нет. Я один… И- разбитое зеркало…

Глаза.

Вполне обычный городской день наконец-то выглянул из немногочисленных желтых окон. Растекаясь радужными кольцами по лужам, соскребая метлами с асфальта остатки вчерашних листьев и заползая пестрыми толпами в метро он двинулся обреченно к своей гибели в прячущемся за фасадами домов низком, нежно-розовом не по сезону закате. Ничем не примечательное время, как будто специально созданное для такого же человека. Что можно о нем рассказать? Бывало, что его губы стягивались в нитку, а в глазах появлялась сталь и злость и тогда его вообще не стоило трогать. А иногда те же самые глаза становились какими-то открытыми, мягкими,блуждающими и тогда у него можно было попросить все, что угодно, не боясь отказа. Иногда он что-то представлял себе, выдумывал какие-то дела или мечты и мог достаточно долго крутить их между пальцами, не замечая, что это- пустота. А ещё он улыбался искренне уголками рта, но всё чаще лживо смеялся. Частенько он приходил в какое-нибудь место, но не знал- зачем. В таком случае, он быстро придумывал это «зачем» и уходил, чтобы разочароваться и расстроиться. Достаточно глупая манера поведения, но мне почему -то не хочется его осуждать. Были у него, конечно же, и достоинства. Он знал, под каким углом смотреть на вещи, в том числе на большие и сложные. Знал, как ловить акул в реке. Знал, как размешать ложку отчаяния в капле надежды, а также имел множество других невероятно полезных в повседневной жизни навыков. Любил сладковатый привкус иронии на языке, пирожные и молоко. Он любил мурлыкать себе под нос стихотворения и песни, ведь знал их много. Что ещё? Да много можно о нем наврать.
А вот сегодня у него было важное дело. Были они и раньше. И шли даже сносно, но что-то не давало ему покоя. Пожалуй, это было главной проблемой. Постоянно его сердце было сдавлено какой-то тоской, не дававшей порой даже дышать. Она была везде. Под корнями черных волос, под пуговицами черного плаща и даже в черные ботинки смогла заползти. Тоску он отложил на потом. Сейчас всего-то – зайти к старому другу и забрать одну вещицу. Постучаться в дверь. Какое зеркало. Необычное и старое. Странно даже. Расплавить его ненавистью оказалось так просто.