098. Предпросмотр

Пока я работал в «KEGOC», Габаев нашёл своего соратника по томской учёбе Алихана, и они на пару попытались открыть новое огнеупорное производство в Академгородке Новосибирска. Но что-то у них там не срослось, и Алихан, уже переехавший к тому времени в Москву, вдруг нашёл Жамалу производственные мощности на одном из огнеупорных заводов в Московской области. Габаев, а вскоре вместе с ним и Андрюха Ларин, стали подолгу пропадать в командировках в Москве.

На первомайские праздники вместе с Жамалом в Алма-Ате вдруг появился и Алихан, который стал уговаривать меня тоже перейти к ним на работу. Начальство в моей конторе, сменившее в марте 1999 года Наурызбаева, мало того, что первым же своим делом снизило наши зарплаты почти вдвое, оно ещё их и не платило: в мае ещё не выдали деньги за февраль! Поэтому, когда московский орёл начал рисовать передо мной золотые горы, я ему не особо поверил, но понимал, что уж если Жамал и Ларин сидят так подолгу в городе Лужкове, то им есть на что. Кончилось дело тем, что Алихан лихо отстегнул мне полтысячи баксов: «Съезди, посмотри своё новое место работы...»

Я выписал в своей конторе половину от причитавшегося мне трудового отпуска и пошёл за билетом на самолёт. «Ну наконец-то прокачусь на настоящем «Боинге»!» – подумал я тогда и специально пошёл в офис авиакомпании «Трансаэро»...

Щаc...

Там мне сказали, что на их рейсы билетов давно уже нет (а для чего тогда вообще нужна такая авиакомпания?!!), и выписали мне место на наш же родной «Air Kazakstan», который и посадил нас поутру на «Ту-154м», уже знакомый мне по московскому рейсу в декабре 1995 года. А сразу перед нами взлетел шедший в Германию самолёт «Люфтганзы», и я часа три смотрел в своём окошке, как он летит прямо перед нами, чуть выше и чуть в стороне. За час до Москвы он довернул чуть в сторону и постепенно исчез, а мы вскоре начали снижаться.

Над городом Лужковым было несколько слоёв облаков и, попав в третий или четвёртый из них, крыло нашего самолёта на какое-то время покрылось густым слоем инея. Уже выпустились шасси и закрылки, когда прямо под нами возникли жилые многоэтажки, а впереди справа показалась две параллельные взлётные полосы, расположенные между терминалами аэропортов «Шереметьево-1» и «Шереметьево-2». По одной из полос крутились специальные машинки с мигалочками, пытаясь высушить толстенный слой блестевшей на ней воды, а на вторую из них, почти сухую, мы вскоре и приземлились.

Наш самолёт пришвартовался к «Шереметьево-1», меня никто не встретил, но Андрюха уже объяснил мне по телефону, куда мне в случае чего ехать. Атлас Москвы у меня лежал ещё с 1995 года, и я заранее посмотрел, где находятся микрорайон Ясенево и Литовский бульвар. У здания аэропорта оказалась «маршрутка» до метро «Аэропорт», и все, кто сел в неё, оказались алмаатинцами с нашего рейса.

Водила-кавказец потребовал оплату заранее, но три офицера-пограничника, сидевшие на самом первом ряду спиною к водителю, начали ему втирать, что, мол, братишка, у нас в Алма-Ате в «маршрутках» платят только при выходе, ну и всё такое прочее. Причём это всё у них получилось так прикольно, что весь наш салон чуть не помер со смеху, а водила на нас жестоко обиделся, но всё же повёз без предварительной оплаты!

Часа два я ехал на метро в это самое Ясенево и, как только туда попал, Андрюха только дал мне наскоряк сходить в душ, и сразу же потащил в офис, который был возле станции метро «Парк Культуры». Мы доехали до «Октябрьской», а оттуда Ларин предложил прогуляться по Крымскому мосту пешком.

Идя вдоль центрального входа в Парк Горького, я впервые увидел стоявшее за «ЦДХ», в котором мы уже бывали с Гуровым, новое извращение господина Церетели, чем-то напоминавшее Петра Первого. В этот самый момент нас и хлопнули лужковские менты. Ещё минуту назад на огромной площади перед входом в Парк Горького не было кроме нас ни единой живой души, и откуда эти чудаки выползли, я так и не понял! У Андрюхи оказалась эта самая грёбаная временная регистрация, а меня от ментовского ограбления спас штамп в паспорте, сделанный шереметьевским погранконтролем четыре часа назад...

Когда мы пришли в офис, оказалось, что Андрюхе нужно в понедельник выехать в Пермскую область на титаномагниевый комбинат. Я решил ехать в эту командировку вместе с ним, тем более, что на этот комбинат, называвшийся «АВИСМА», перевелись на работу многие люди из Усть-Каменогорска, знавшие меня лично. Субботу и воскресенье мы просидели дома, лишь изредка выходя в «Седьмой Континент» за пивом. А куда пойдёшь в городе, где у тебя почти на каждом шагу трясут паспорта?!!! Мы забрали из офиса маленький компьютер-«ноутбук», и готовили себе на нём все документы для предстоящей командировки.

В понедельник Денис Субботин, командовавший нашим производственным участком на «Домогнеупоре», свозил меня туда на экскурсию. Мне понравилось, а Ларин в это время организовал нам билеты на поезд, и к шести вечера нас уже привезли на Ярославский.

Совершенно шикарный фирменный поезд назывался «Кама». Когда мы сели в своё купе, нам принесли по продуктовому комплекту, входившему вместе со стоимостью постельного белья в цену наших билетов. В этот комплект входили колбасная нарезочка, «треугольничек» плавленого сыра, пара булочек, коржик с орешками, пакетики с чаем, кофе, сахаром, баночка йогурта и бутылочка минералки. Дорога до Перми через Нижний Новгород была шикарная, сплошные чешские электровозы, с которыми наш поезд летел со скоростью минимум под восемьдесят.

Утром в Кирове мы попали в полюс холода: градусов пять тепла, не больше! Но в «сиреневом городе» Перми оказалось также тепло, как и в Москве. Есть такая речка Кама… Состав прогрохотал по длинному мосту и остановился у перрона. Мы тут же поехали на автовокзал. Там оказалось, что все автобусы в Березники уже ушли, но зато вокруг здания трётся огромная толпа частных таксистов. Мужик на изрядно потрёпанных «Жигулях» собрал четверых пассажиров и довольно бодренько побежал по трассе, рассказывая по ходу, сколько ему приходится отстёгивать каждый месяц всяким бандитам, чтобы ему дали возможность возить здесь пассажиров.

Через два с половиной часа нас подвезли к березниковской гостинице. Администраторша, слупив с нас какую-то явно не соответствовавшую сему заведению цену – почти по 15 баксов с человека в сутки, дала нам двухместный номер на втором этаже с телевизором и, самое главное, с телефоном. По коридору мимо нашего номера всё время ходили взад и вперёд какие-то мужики откровенно уголовного вида, и все разговоры у них велись исключительно на «фене». На самом последнем этаже до одиннадцати вечера работал небольшой ресторанчик, где мы с Андрюхой поужинали и, окончательно умотавшись, пошли спать. В Березниках к этому времени уже начались «белые» ночи и на улице до конца не темнело...

На следующий день стало дико холодно. Три дня мы с Лариным бегали по заводу, делая все свои дела, и к концу рабочей недели должны были разъехаться в разные стороны: Андрюха возвращался в Москву, а мне в понедельник нужно было выходить на свою работу – считать киловатт-часы, съеденные всем РГП «Казахстан темир жолы» за месяц.

Вечером пятницы, когда мы, едва успев заскочить с комбината в гостиницу за своими сумками, прискакали к автовокзалу, все местные автобусы нас вдруг опять испугались и разбежались – нам снова пришлось ловить таксиста-частника. Всё дело в том, что если бы Ларин не успел на поезд Иркутск–Москва, ему пришлось бы сидеть потом на вокзале до утра!

Нам на сей раз досталась «восьмёрка», а рядом с Андрюхой оказалась молоденькая симпатичная девочка, ехавшая в Пермь на учёбу в какой-то техникум. Ларин всю дорогу пудрил ей мозги, но ни телефона, ни адреса в оконцовке так и не получил. Едва мы выехали из города, как хлестанул такой ливень, что мы минут пятнадцать дороги вообще не видели! Но наш водила знал дорогу наизусть и всё равно пёр под девяносто. Девочка вышла на пермском автовокзале, а мы уговорили таксиста ещё за 20 рублей подкинуть нас к станции Пермь-2. До ларинского поезда оставалось минут двадцать, а до моего – часа три. Я посадил Андрюху на фирменный «Байкал», а сам ещё долго слонялся по всему вокзалу.

Пришёл мой 39-й поезд, который раньше ходил из Ленинграда до самой Алма-Аты, а теперь это был крохотный паровозик из семи вагончиков – четырёх астанинских, одного карагандинского, двух кустанайских и одного челябинского. Вагон оказался почти полный, но к обеду в Челябинске почти все вышли, и к границе мы подъехали то ли впятером, то ли вшестером.

В соседнем купе ехал из Перми в Аманкарагай к своим родственникам пожилой мужик, отставной полковник, который всё предлагал накатить, но проводник предупредил нас, что сейчас в Троицке придут с проверками всякие милиционеры и таможенники. Но, когда мы туда приехали, никто по вагонам не пошёл – какие-то мужики в форме зашли минут на пять в соседний вагон к бригадиру поезда и быстро исчезли.

На вокзале Кустаная в наш вагон пришло много пассажиров. И только мы с пермским полковником собрались накрыть себе дастархан, как в моём купе появился мужик с женой и стал трясти служебным удостоверением, напрягая прибежавшего бригадира поезда, что он, дескать, работает в ДГП «ТЭК» в Астане, и стал там таким крутым железнодорожником, что им должны предоставить не менее, чем отдельное купе! Мужик явно намекал на то, чтобы меня куда-нибудь отселили!

Я смотрел на всё это минут пять или десять, а потом наорал на этого орла, что работаю в «KEGOCе», обеспечиваю весь его ДГП «ТЭК» электроэнергией, и общаюсь там на таком уровне, что он мне вообще не ровня! Мужик моментально притих, а на следующем за Кустанаем разъезде, где мы остановились почти на 20 минут и выбрались погулять на крохотный перрончик, бригадир поезда, молодой парень-кавказец, спросил у меня:
     – А что же Вы раньше не сказали, что работаете на такой солидной должности? Мы бы Вам чайку организовали, или ещё чего...
     – А зачем?!!! Я еду себе спокойно, и никого не трогаю, пока меня не начинают так тупо напрягать...
     – Это, наверное, воспитание… – пробормотал бригадир, и ушёл в свой вагон.

А старый военный волчара уже меня заждался, и в Тоболе мы вышли за бутылочкой. Бабки, торговавшие водкой на перроне, предлагали водку «Семей Су»! Вот это да!!! Знаменитый лисаковский завод «Арай», который «Всегда выбирай!», был всего-то в восьми километрах от этой станции, но торговали-то водкой, привезённой аж за 1600 километров, и «Арай» сразу же поблёк в моих глазах!

Мы взяли бутылочку семипалатинской водки, пришли в купе к отставному полковнику, и наконец-то накатили. И он тут же прочитал мне такой стих:
              «Когда на войне мы устанем
              От грохота пушек и войск,
              С друзьями мы денег достанем
              И выйдем мы в город Пропойск!»

Настоящий полковник!

Он вскоре вышел на своей станции, а я улёгся спать. Наш поезд приехал в Астану утром, а на первом пути уже стоял под посадкой фирменный скорый в Алма-Ату. Но я знал, что он приходит туда в десятом часу утра, а мне-то в девять уже надо было быть на работе! И я понёсся на самолёт.

В городском авиаагентстве Астаны было абсолютно пусто. Сонная кассирша похлопала по кнопкам «Сирены» и сказала, что на сегодня билетов на Алма-Ату нет. Оказалось, что по воскресным вечерам туда летит один-единственный маленький «Ан-24»! Почему «Air Kazakstan» устроил такой бред – непонятно… Но я решил ехать в порт и стоять там на «подсаде», надеясь, что мне подвернётся рейс какой-нибудь другой авиакомпании.

Я каким-то чудом влез в переполненный «Икарус» 10-го маршрута, но весь народ из него вышел в посёлке Пригородный за две остановки до воздушной гавани. К этому времени закончили реконструкцию старого типового здания целиноградского аэропорта, и я удивился, какую конфетку можно, при желании, сотворить из такой стандартной железобетонной коробки, которые стоят почти везде: в Павлодаре, Усть-Каменогорске, Кировограде и многих других городах. А напротив неё тогда ещё стоял памятником «Ту-154Б-1» с номером UN-85113, проданный потом какими-то бессовестными людьми китайцам на лезвия.

Но самое интересное оказалось в том, что на всё это здание я во втором часу дня оказался абсолютно один! До конца этих суток в расписании значился тот самый единственный рейс, на который я и хотел попасть. Больше никаких вылетов или прилётов не было!

Работал буфет и все киоски; в окошках касс, регистраций и справок тоже сидели все дежурные. Но зал ожидания был абсолютно пуст, и я уселся в самом его центре в гордом одиночестве. Минут через пятнадцать ко мне подошёл дежурный милицейский капитан. Я дал ему своё удостоверение личности, объяснил, что еду из отпуска, что завтра утром мне надо быть на работе, и попросил: «Отправьте меня в Алма-Ату этим сегодняшним рейсом! Сколько надо дать «сверху» за билет – я дам!» Ментяра посмеялся, но всё же взял моё удостоверение и зашёл к кассирам. Они там минут двадцать совещались, а потом он вынес мне обратно документ и сказал: «Если снимут бронь – улетишь...»

Народ стал подъезжать в порт с семи вечера. Я притёрся к кассе, возле которой сразу же образовалась очередь из желавших улететь – человек в тридцать. Удивляло, как наша авиакомпания не хочет заработать денег, и прислать за нами какой-нибудь самолётик побольше. Когда кончилась регистрация рейса, комплектовка милостиво выдала два места, одно из которых выписали какому-то очень крутому мужику по похоронной телеграмме, а второе досталось мне!

«Ан-24» с астанинским экипажем махал крылышками в кромешной тьме почти три часа. Я приехал домой только в первом часу ночи, но на свою работу утром пришёл вовремя...


Рецензии