Русские дети. Вся книга одним файлом
Александр Мишутин
Русские дети
Книга для семейного чтения о русских детях: детях царей,
князей, бояр, дворян, купцов, мещан, рабочих и разночинцев;
о воспитании детей, обучении, обычаях
г. Челябинск
2014 г.
Содержание
1. Княжеские и боярские дети
День первый
- Праздник в доме. Кто такие бояре? Князья. Княжеские дети.
Кормилица. Няня. Постриги. Капризы Тани. Баю-бай…
- Д. Мищенко «Синеокая Тиверь», отрывок из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День второй
- Работа на «даче». Таню интересуют вопросы брака. Мама
нервничает. Рассказ папы. Князь и дружина. Занятия и игры
княжеских детей. За что был наказан боярский сын.
Жестокость наказания. Главное – послушание. Почему надо
уважать и чтить родителей? «Поучение детям» Владимира
Мономаха. Зачем нужны книги? «Домострой». Наставления
из книги: воспитание, наказание, приданное. Таня настаивает
на разговоре о браке. О возрасте юных мужей и жён
- Вопросы детям
День третий
- Предание об обрах
- Д. Мищенко «Синеокая Тиверь», отрывок из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- А. Югов «Даниил Галицкий», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День четвёртый
- Папа и дети готовят обед. О попугаях. «Сява хор-роший». Бояре
и слуги. Девочка-убыль. Сказание о хазарах и дани. Вечный спор
о мытье посуды. Разрешение конфликта. О Святославе-воине.
Его походы.
- Вопросы детям
- Мама и семья. Колыбельная и колыбельные песни.
- С.А. Пономарёв «Под стягом Святослава», глава из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- В. Соснора «У половецких веж», стихи
День пятый
- За грибами. Привал.
- М.М. Пришвин «У старого пня»,
«Серебряное утро»,
«Цветущие травы»
- Кукушка накуковала. «Успокойся Танечка!» Мудрый Серёжа.
Вечная природа. Что мы помним о Родине?
- Вопросы детям
- М.Ю. Лермонтов «Родина», стихи
- Н. Рубцов «Видение на холме», стихи
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
Список литературы для детей и родителей
2. Дворянские дети
День шестой
- Поздняя осень. На «даче». Осенний лес. Охотник. Таня-
вегетарианка. Дворянское развлечение. Кто такие дворяне?
Помещики и поместья. Хитрости перед сном. Тургенев-
дворянин
- И.С. Тургенев «Касьян с красивой Мечи», отрывок из рассказа
- М.М. Пришвин «Гон», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День седьмой
- Первый снег. Успехи Тани. Помещики и время года. Поместья –
по заслугам. Бедные и богатые дворяне. «Мы – однодворцы».
Кто – дворня, а кто – дворянин? Пётр I и дворяне. «Юности
честное зерцало». Бояре и ПётрI. Насильное обучение.
Писатели-дворяне.
- С.Т. Аксаков «Семейная хроника», отрывок из повести
- Вопросы детям
День восьмой
- Папа занят
- Н.Г. Гарин-Михайловский «Детство Тёмы», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- Е. Водовозова «История одного детства», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День девятый
- Детские вопросы. Дела домашние. Какие были утюги? Так
- думали дворянские дети. Правила и обычаи в дворянской
- семье. Наказания дворянских детей. О нянях.
- Л.Н. Толстой «Детство. Отрочество. Юность». Отрывок из
повести
- Что и сколько стоило в дворянские времена? Воспитание на
западный манер. Иностранные языки. Школы. Учение.
гимназии. Сколько было дворян?
- Вопросы детям
- Н.Г. Гарин-Михайловский «В гимназии», отрывок из повести
«Детство Тёмы»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- А.Н. Толстой «У колодца», «Битва», отрывки из повести
«Детство Никиты»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День десятый
- Зимний день. Дворянские дети и их общение с детьми
прислуги. Круги по воде. Трудиться – значит учиться.
Учиться – значит трудиться. Ёлочные игрушки.
- А.Н. Толстой «Ёлка», отрывок из повести «Детство Никиты
- Сочельник. «Сява – дворянин!»
- И.А. Бунин о зиме
- И.С. Шмелёв о Рождестве
Список литературы для детей и родителей
3.Крестьянские дети
День одиннадцатый
- Н.А. Некрасов «Мужичок с ноготок», стихи
- Каникулы Тани и Серёжи. У бабушки в деревне. «До первой
звезды». Колядки. Сява приветствует детей. В кругу семьи.
Неугомонная Таня. Кто такие крестьяне? Этот мудрый Серёжа.
Пейзаж, крестьянин, крещение. Таня «укуклилась».
Крестьянин – главный человек.
- А.В. Кольцов «Песня пахаря»
- Вопросы детям
День двенадцатый
- Земля-кормилица. Чем платит крестьянин? Есть ли у
крестьянина свободное время? Наблюдения за природой.
- Г. И. Успенский «Крестьянин и крестьянский труд», отрывок
из очерка.
- Вопросы детям
- «Всем миром». Помочи
- С. Семёнов «Первый трудный день»
- Вопросы детям
День тринадцатый
- Сами дома. Самовоспитание. О количестве детей. Где
Рождались дети? Одежда крестьянских детей.
- Д. Григорович «Антон-горемыка», отрывок из рассказа
- Что умели крестьянские дети?
- Л.Н. Толстой «За ягодами»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- И Суриков «В ночном», стихи
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
День четырнадцатый
- Старый Новый год. Новый стиль. Старый стиль. Когда
Крещение? Гадания. Воспитание на приметах. Зачем такие
приметы? Догадайтесь.
- Вопросы детям
День пятнадцатый
- Танина тайна. О суевериях. Страшные истории.
- Народная проза: «Чёрт», «Злая женщина и добрый дух»
- Вопросы детям
День шестнадцатый
- Крещенские морозы. Праздник Крещения на Руси. Обряд
крещения. Приметы.
- В. Никифоров-Волгин «Крещение»
- И. Шмелёв «Крещение», отрывок из повести «Лето Господне»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
- И. Суриков «Детство», стихи
- Литература для детей
- Литература для родителей
День семнадцатый
- Опять Пётр I. Солдаты и школы. Сколько было крестьян
в России? Народ и просвещение. Опасность от образования.
Зачем учиться? Труд и труд. Школы для крестьянских детей.
Солдат-учитель. Что такое «приход»? Какие были учебники?
- И.Я. Столяров «Записки русского крестьянина», отрывок из
воспоминаний.
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
- Г.И Успенский «Мишка», отрывок из очерка «Крестьянин и
крестьянский труд».
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День восемнадцатый
- Заботы и обычаи февраля. У свечи.
- С. Константинов «Два года в земской школе», отрывок из
воспоминаний.
День девятнадцатый
- М.М. Пришвин «Последний мороз»,«Снег на ветвях».
- В лесу на лыжах. Приметы весны. После обеда. Частные
школы для крестьянских детей. Сроки обучения.
- М.М. Громыко «Мир русской деревни», отрывок из книги
о частном обучении грамоте.
- Пословицы и поговорки
4. Дети города
День двадцатый
- Масленица. Жители города. Занятия. Купцы и мещане.
- С.Т. Аксаков «Семейная хроника», отрывок из повести
- Кто учился в народной школе?
- И.Д. Василенко «Герцог Букенгемский», глава из повести
«Волшебная шкатулка»
- Кое-что непонятно
- Вопросы детям
- Г.И. Успенский «За малым дело», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- И.С. Шмелёв «Мартовская капель», отрывок из рассказа
День двадцать первый
- Тёплое солнце. Каникулы. «Плохо было». Разные школы.
- В. Слепцов «Письма об Осташкове», отрывок из очерка
- Планы на каникулы. Таня растёт.
День двадцать второй
- И.С. Шмелёв «Весенний ветер», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Покупки и радости. Похожи ли дни? Когда пасха? Почему не
все учились в городе? Три причины. Игры и занятия детей
города. Есть, чем гордиться.
- Л. Андреев «Петька на даче», отрывок из рассказа
- Вопросы детям
День двадцать третий
- Пасха. Разговелись. Что же есть, если колбасы нет?
- Православные посты. Рыба – тоже мясо. Когда бывает Пасха?
- Праздник после Пасхи. Поминовение.
- И.С. Шмелёв «Егорьев день»
- Катанье яиц. Обед.
- Пословицы
День двадцать четвёртый
- Май – всему конец понимай. Почему копаемся? О гордости
русских. Мещанин Ростовцев о себе и о России. Стихотворение
И. С. Никитина «Русь». Объявление Сявы. Прощание.
- Литература для детей
1. Княжеские и боярские дети
День первый
Сегодня в доме праздник. Серёжа вернулся из лагеря отдыха, Таня – из деревни, где гостила у бабушки, а папа приехал с дачи. «Дача» - это маленький садовый домик. Но всё равно – «дача».
После вкусного торта с орехами родители стали задавать Серёже и Тане разные вопросы: как жили? что ели? что видели? – от которых дети быстро устали. Таня сказала:
- Я хочу спать.
Серёжа тоже сказал:
- А я – гулять.
И мама решила «не терзать» детей.
- Ладно, - согласился папа, - отдыхайте. Завтра все поедем на дачу.
- Я не хочу на дачу, - сказал Серёжа. – Там комары и жарко. Эти комары мне в лагере надоели.
- Ишь ты какой барин-боярин! Не съедят тебя комары.
- А, может, не надо, - защитила Серёжу мама.
- Нет, - решительно сказал папа, - надо, мама! Пусть приучаются.
Когда Серёжа ушёл гулять, Таня спросила у папы:
- А кто такой «барин-боярин»?
- В древности на Руси боярами назывались ближайшие помощники и советчики князей и царей.
- А их, что – комары не кусали?
- Кусали, - рассмеялся папа. – Но они не делали трудной тяжёлой работы. Трудную, тяжёлую работу выполняли за них слуги.
- А у нас слуг нет, - поняла Таня. – Поэтому мы сами должны делать трудную работу.
- Да, Танечка.
- А были у бояр дети? – неожиданно спросила Таня.
- Конечно, - сказал папа. – А как же? И у бояр и у князей были дети. И помногу.
- Сколько?
- 5-10 ребятишек обязательно.
- Ого-го! – удивилась Таня. – Расскажи мне о боярских детях.
- Завтра, Танечка, расскажу, завтра. А сейчас – спи.
- Ну что тебе стОит, - поддержала Таню мама. Она закончила мыть на кухне посуду и пришла укладывать Таню. – Расскажи вместо сказки.
- Ладно, - согласился папа, - расскажу.
Давным-давно, много лет назад, когда ещё не было ни телевизоров, ни самолётов, а славяне, наши предки, жили в деревянных домах, а не в каменных; когда было мало людей и городов…
- А почему было мало людей и городов? – спросила Таня.
- Людям хватало жилья, в котором они жили. А когда народилось много людей, тогда построили ещё дома и города, чтобы всем хватало жилья. Так вот: в эти старые времена государством и людьми управляли князья. Князьям помогали их друзья и товарищи, которые назывались боярами.
И у князей и у бояр, как у всех людей, были дети: мальчики и девочки. Князь занимался своими делами: воевал, собирал дань, управлял княжеством, принимал послов, охотился. А детьми занимались слуги и мама-княгиня. Пока дети были совсем маленькими, их кормила своим молоком мама. Затем приглашали молодую женщину и та, вместо мамы, кормила младенца своим молоком. Эта женщина называлась – кормилица.
Кормилица, прежде, чем её допускали к ребёнку, целовала крест и клялась «добра хотеть, кормить грудью бережно и с опасением, отравы не давать, волшебных злых слов не говорить».
- А меня мама кормила молоком, или кормилица? – спросила Таня.
- Конечно, мама. Мы же - не князья и не бояре.
- А почему мама-княгиня не захотела кормить?
- Наверное, потому, что ей казалось это трудно делать: кормить, ухаживать за ребёнком. Поэтому, кроме кормилицы, у ребёнка появлялись ещё и няньки, которые нянчились с ребёнком: укладывали спать, рассказывали сказки и истории, баюкали детей, пока они не засыпали.
- Ты сейчас баюкаешь меня? – спросила Таня у папы.
- Нет, я сейчас нянчусь с тобой.
- Как няня?
- Да, как няня. Но слушай дальше. Когда ребёнку исполнялось 3-4 года, для него начиналась новая жизнь. До этого времени ребёнок только ел и рос. А теперь его начинали воспитывать и обучать. Для воспитания и обучения приглашались опытные и знающие люди.
Интересный обычай существовал в древности. Мальчику не постригали волосы до 4х лет. В четыре года его постригали и первый раз садили на коня. С этого времени его воспитанием занимался ДЯДЬКА. Воспитатель назывался ДЯДЬКОЙ. Он обучал мальчика езде на коне и военным хитростям.
- Папа, - зевнула Таня, - я хочу, чтоб ты меня баюкал.
- Ты же не малышка, Таня. В школу осенью пойдёшь.
- Ну и что. Я хочу, чтобы меня как маленькую княгиню баюкали.
- А маленькую княгиню баюкали так же, как любую другую малышку из простого народа.
- Побаюкай!
- Я хотел тебе ещё и книжку почитать. О том, как постригали и садили на коня. Тебе не интересно?
- Интересно. Но завтра. Побаюкай, пап, - опять попросила Таня.
- Я сейчас маму позову. Она лучше меня это сделает. Мама!
- В чём дело? – появилась мама. – Почему не спим?
- Вот, просит, чтобы её побаюкали, - сказал папа.
- Таня! Ты, что – малышка? Может тебе и соску дать? – изумилась мама.
- Побаюкай меня, как маленькую. Чуть-чуть. Немножко-немножко.
Папа подмигнул маме и тихо вышел из комнаты.
- Только, как княгиню, - потребовала Таня, когда мама присела на её кровать.
- Маленькие дети все одинаковы. И баюкают их всех одинаково.
О.о, о, о, о, о, о!
О, о! Баиньки, - запела мама.
О! Баю, баю, баю!
Баю милую мою!
Таня будет крепко спать,
Котик Танечку качать!
А качи, качи, качи,
Прилетели к нам грачи.
А ворота скрип, скрип!
А Танечка спит, спит
Танечка тихо сопела носом. Мама поднялась и вышла.
А в комнате папа разговаривал с Серёжей, вернувшимся с улицы.
- Телевизор ты всегда успеешь посмотреть. А завтра чтобы прочитал Тане вот этот отрывок: первую главу из книги Дмитрия Мищенко «Синеокая Тиверь». Я думаю, что и тебе это будет интересно.
Д. Мищенко
«Синеокая Тиверь», глава из романа
От княжеского терема до собОрной площади1 в детИнце2 без малого чуть не треть пОприща3, но в роду князя ВОлота не было недостатка в любопытных, желающих поглазеть на праздненство, а тем более в охотниках погулять, повеселиться, спеть величальную4 песню. По одну и другую сторону дорожки, выстланной коврами от терема к площади, стоят толпы людей. Но едва ли не больше всего народа как и стражников, смотрителей порядка на пострИжинах5, собралось на самой площади, ближе к центру торжества.
Похоже, народ точно знал, может, почувствовал, что вот-вот начнётся свято: притихли и гости, и горожане, смотрят в ту сторону, откуда должен появиться Отрок6. Двери в терем распахнуты настежь, величальницы возле порога уже, а это верный признак: сейчас – появиться кнЯжичу7. И предчувсивие не обмануло тиверцев8. Первыми вышли на люди князь Волот и княгиня Малка, сразу за ними княжич БогдАнко в паре со своей наречёной9 ЗорИной Вепровой, следом правились, взявшись за руки, меньшие сёстры БогданкА, княжёны Злата и Миланка. И такие же гожие и пригожие все, такие праздничные и нарядные, что непривычному к роскоши поселЯнину12,особенно с далёких окраин, ничего и не оставалось, как удивлённо воскликнуть про себя и затаить дух. Князь и кнЯжич были в одинакового цвета светлосиних кОботах13, щедро расшитых по полам и подолам14, на ногах у них червлёные15 чедЫги16. По тому же порядку и княгиня, и наречённая БогданкА – в белых, заморской ткани тунИках17, а поверх туниИк на них нежно-розовые, словно распустившиеся поутру бутоны троЯнды18, корзнА19. Юные княжны Злата и Миланка, дрОбненькие20, одна другой меньше, одеты в почти столь же роскошные, хоть и другого цвета одежды, Волосы каждой из женщин покрывала самИтовая21 шапка с меховым окОлышем22.
Князь и княжич, простоволосые23, шествовали, словно облитые солнцем. По обычаю князю-отцу предстояло исполнить посвящение сына в мужИ24, поэтому княжичу надлежало предстать перед народом таким, каким знали его все двенадцать лет – с непокрытыми, нетронутыми до сегодняшнего дня кудрями. А они же… Боже СварОже25! Они такие шелковисто-мягкие, буйные, золотистые в этот погожий день, что жаль и прикасаться к ним.
Пара за парой, как вышли из тЕрема так и шли, чинно(26), к площади – будто внушительным, спокойно-величавым шествием, приличествующим древнему обычаю, показывали всем собравшимся кровное, нерушимое единение рода. Воля и сила угадывались за этой сплочённостью.
Величальницы знали, когда начать. Их первая песня – княгине. Ей, матери, первое величание.
Слава тебе, слава, пречистая матерь!
Дала князю сына, нам – надежду злату.
Нам надежду злату, радость всего света.
Будь здорова , жена, премногие лета.
Они так же при соединились к шествию, следовавшему на площадь, где ожидали своего княжича тиверцы, где приготовлены для обряда княжеский стол и величальные венки, где истомился в ожидании будущего хозяина заранее осёдланный конь. При коне был готов и дядька(27), среднего роста, но могучий в плечах муж, при оружии и ратном облачении(28). На самой площади, хотя она и запружена тиверцами, место у стола князя оставалось свободным.
…А князь тем временем оборачивается к княгине и, кланяясь, говорит ей:
- Позволь, мать, взять у тебя дитя.
Каково будет повеление Малки? Все ждут. А она клонит долу(29) голову, молчит.
- Твоя воля, княже, - произносит она наконец и вздыхает. – Отдаю сына тебе и благославляю! В добрый час! Счастливой дороги тебе, сынок.
Княгиня была уже не в силах сдерживаться, дала волю слезам. Князь не обращал на них внимания. Взял в руки ножницы, примерился, отхватил несколько локонов. Потом ещё и ещё. И казался он таким решительным, непреклонно-твёрдым, будто не знал, не ведал, что постригает собственного, притом единственного сына, будто всё равно ему было, что сын пойдёт сегодня на чужие руки и больше никогда уже не знать ему материнской ласки, не надеяться больше, что кто-то из родных или близких пожалеет его, защитит от обидчика. Едва ли не так и было: князь радовался, что забирает сына от матери, радовался, что пришла пора и посылает он княжича в достойную науку – острить разум и сердце(30) на святое дело, стать мужем ратным(31), познать мудрость, чтобы стать по зрелости опорой земли и народа. Потому и твёрд, потому и не обращает внимания на женские слёзы. Если б князь обращал на них внимание, кто бы берёг землю и народ тиверский от чужеземца-супостата(32)? Ей-богу, в чужеземном ярмЕ(33) ходили бы.
Понимала ли это княгиня Малка? Должна понять. И она, похоже, справилась с собой или кончились последние слёзы – княгиня вытерла лицо, подошла к наречёной БогдАнко.
- Как только князь кончит пострИжены, подойдёшь, дИтятко, возьмёшь этот венок, увенчаешь им кнЯжича. Знаешь, что нужно сказать при этом?
- А то!
- Ну и ладно. А щит меч ему поднесёт другая девочка, из простых людей.
- А где она?
- И в самом деле, где? – обернулась княгиня к окружавшей её чЕляди(34).
- Пошли за ней, должно быть сейчас. Это уж самая достойная…
…То была Миловидка из ВЫпала. ВЫпальские парни и девчата уговаривали её, утешали: «Не бойся, никому не дадим в обиду, а надо – так и торговый люд позовём!»
…Издали ещё отличила среди других девчат юную избранницу с ВЫпала и княгиня.
-Здравствуй, красавица, - подошла она и, как бы успокаивая, коснулась руки Миловиды.
- Поздравь кнЯжича с Отрочеством(35), вручи ему бронЮ(36) от народа тиверского. И пусть слово твоё будет щедрым на добро, красным(37) да радостным, как и ты сама.
ЗорИна Ветрова уже стояла возле венка, поджидая её, простолюдИнку, и как тронулись, предупредила: «Я первая поздравляю!». Когда же до дела дошло, запнулась вдруг, словно язык проглотила, молчит. Тут только Миловида и увидела, какой кнЯжич ещё ребёнок и, сама не зная как, решилась выручить напарницу. И откуда только смелость взялась!
- КнЯжич, пусть любовь матери хранит тебя от всех напАстей и бед, - выпалила она одним духом. – Пусть завЕтом(38) тебе станут отцовы мудрость, храбрость мужество. Будь ласков со своим народом, будь справедлив, как отец, и твёрд с теми, кто посягАет(37) на нашу волю и наши обычаи.
Миловида дождалась, пока ЗорИна, так и не произнесшая ни слова, увенчает кнЯжича венком и только потом приблизилась к нему сама, опоясала кнЯжича мечом(39), из рук в руки передала ему и щит и шлем. Она не знала, как восприняли её слова князь и княгиня, народ, она просто не думала об этом. Но, должно быть, наИтие(40) подсказало ей, что всё, что она делает – она делает правильно, и непонятное смущение, волнение, робость охватили её лишь тогда, когда вновь дружно и голосисто запели величальницы.
Дядька подвёл кнЯжичу коня, помог ему сесть в седло. И это значило, что отныне уже не мать с отцом, а он будет Отроку учителем обычаев и законов рода, он будет наставлять кнЯжича рАтному делу и житейской мудрости.
Пояснения:
1 – соборная площадь – место сбора народа для важных сообщений.
2 – детИнец – внутренняя городская крепость.
3 – пОприще – мера длины, равная примерно 20км; треть пОприща – 7км;
на местах поединков пОприще равно 115 шагам.
4 – величальная – хвалебная, приветственная песня.
5 – пострИжены - обычай пострижения волос мальчика княжеского или
боярского рода.
6 – Отрок – мальчик-подросток.
7 – кнЯжич – сын князя.
8 – тИверцы - славянское племя, народ.
9 – наречёная – названная невестой, невеста.
10 – княжнА – дочь князя.
11 – гОжие, да пригОжие – хорошие, красивые.
12 – поселЯнин - житель поселения.
13 – кОбот – верхняя мужская одежда.
14 – подОл – нижний край женской одежды.
15 – червлёный – тёмно-красный.
16 – чедЫги – род сапог, сапоги.
17 – тунИка – род длинной рубахи
18 – троЯнда – роза.
19 – корзнО – плащ знатных людей в Древней Руси.
20 – дрОбненькие – мелкие, маленькие.
21 – аксамИт, самИт – дорогая ткань.
22 – окОлыш – часть головного убора.
23 – простоволосые – с непокрытой головой.
24 – посвящение в мужИ – посвящение в совершеннолетие.
25 – СварОг – главный славянский бог.
26 – чИнно – в соответствии с правилами.
27 – дядька – в Древней Руси – воспитатель, учитель.
28 – рАтное облачение – воинские доспехи.
29 – дОлу – вниз.
30 – острить разум и сердце – обучаться.
31 – рАтный муж – воин.
32 – супостАт – враг.
33 – ярмО – деревянный хомут для рабочего скота; здесь – в значении плена,
рабства.
34 – чЕлядь – прислуга.
35 – Отрочество – возраст перед совершнннолетием.
36 – бронЯ – оружие.
37 – красный – красивый.
38 – завЕт – правило, завещание.
39 – опоясать мечом – закрепить на одежде пояс с мечом.
40 – наИтие – неожиданная мысль, догадка.
Ребята! Вы прочли отрывок из повести «Синеокая Тиверь» украинского писателя Дмитрия Мищенко.
Попробуйте ответить на вопросы:
1. Почему плакала княгиня Малка?
2. Найдите в тексте выражение «пойти на чужие руки» (когда князь
стрижёт БогданкА). Как вы понимаете смысл этого выражения?
3. Почему княжича отдавали «на чужие руки»? Найдите ответ в беседе папы с Таней.
День второй
Целый день семья была «на даче». Пропалывала сорняки, поливала ягоды и помидоры. Это Таня поливала. А Серёжа полол тяпкой, как взрослый, помогал маме. Папа работал столярным инструментом: что-то пилил, строгал, сбивал.
Затем мама приготовила обед. А когда семья пообедала, Таня сказала:
- А теперь папа будет рассказывать
- Нет, - возразил папа. – А книжку тебе почитает Серёжа.
- Да?! Ей и клубнику, ей и книжку читай, и всё самое вкусненькое…
- А я – маленькая, поэтому, - объяснила такое к ней отношение Таня. – Вот когда ты будешь…
Таня запнулась, подумала…
- Маленьким я никогда не буду, - обиделся Серёжа.
- Не ссорьтесь, - сказала мама. – Таня поможет мне убрать со стола, а ты, Серёжа, приготовь книжку. Отец, ты не забыл её?
Папа вытащил из сумки книжку в красивом твёрдом переплёте и подал Серёже.
- Тебе уже десятый год, а некоторые князья на Руси в десять лет уже женились. Так что, жених, будь мужчиной и не хнычь!
- А девочки когда женились? – живо поинтересовалась Таня. - Тоже в десять лет?
- Ты, невеста без места, ещё из детского сада не вышла, - строго сказала мама. – Это во-первых. А во-вторых: девочки не женятся, а замуж выходят.
- А в-третьих, - подхватил папа, - Серёга, - читай!
- Пап, расскажи, как женились князья, - попросила Таня
- Вечером, - ответил папа и вышел.
…Дома папа сдержал своё обещание и вечером продолжил свой рассказ о жизни княжеских и боярских детей.
В далёкую седую старину, на Руси было много князей. Они жили в разных городах. А главный князь находился со своей боевой дружиной и боярами в главном городе Древней Руси – Киеве. Киев назывался стОльным городом, т. е. столицей, а главный князь – великим князем. Князей было много, а бояр ещё больше, потому что у каждого князя было около десяти, а то и больше, бояр-помощников.
Любимым занятием князей и бояр была охота. Охотились на зверей и птиц.
Сына князя, княжича, всегда брали с собой на охоту под присмотром дядьки-воспитателя. Молодой князь должен был научиться всему, что умел его отец: воевать, охотиться, управлять государством, устраивать игры.
Боярские дети, пока не стали воинами и были отроками, прислуживали старшим на пирах. Это считалось важным и почётным делом. Игры и состязания боярские дети устраивали разные: метание копья, попадание стрелой в цель, скачки на конях. В эти игры не допускались дети челяди, слуг. И сами боярские дети не играли с детьми слуг. Это запрещалось. Но были случаи и непослушания.
В одной боярской семье умер отец, глава семьи. Старшей в семье осталась мать, так как сын был ещё мал, чтобы стать главой семьи. Мальчику нравилось ходить работать в поле вместе с рабами и слугами. Ему всё нравилось: горячее солнце, тёплая земля, запахи трав, цветы. Мать запретила ему ходить работать с рабами. «Это позор тебе и нашему боярскому роду» - сказала она.
Сын не послушался мать и продолжал делать то, что ему нравилось. Мать его наказывала, била и тогда сын ушёл из дома со странствующими богомольцами. На третий день мать догнала его, схватила за волосы, бросила на землю и стала бить ногами. Затем приказала слугам связать сына, как злодея, и привезла его домой. Заковала ноги в кандалы и несколько дней не кормила. Сын потом всё равно сбежал от матери с караваном купцов.
Другой боярин-отец наказал сына за то, что тот ушёл в монастырь. Отец разгневался, прибыл в монастырь, вЫволок его оттуда, содрал с него монастырскую одежду и вновь одел в светлую боярскую одежду. Сын снял боярскую одежду, его опять одели, сын снова скинул. И так много раз, пока отец не связал его и отвёз домой.
Очень жестоко наказывали своих детей родители за непослушание. Отца или старших нужно было слушать беспрекословно.
- Вот видишь, - сказала Таня Серёже, который тоже внимательно слушал рассказ отца. – Папа сказал тебе, чтобы ты читал мне книгу, а ты не хотел. Но папа тебя не наказал.
- Младших обижать нельзя, - пояснил папа. – А дети для отца и матери – всегда младшие. Но младшие, то есть – дети, должны почитать родителей, то есть – уважать. А почему?
- Потому что они – папа и мама. Потому что они родили нас, - сразу ответила Таня.
- Та-то оно так, но не совсем так, - непонятно сказал папа. – Дело в том, что родители и вообще все старшие сильнее детей и могут защитить их от беды. А кроме того: взрослые больше, чем дети, знают о жизни и могут их научить чему-то важному и хорошему. Поэтому в древности уважали и почитали старших: родителей и стариков.
- А почему же били детей, если их нельзя обижать, - спросил Серёжа.
- Так наказывали за серьёзное, сильное непослушание родителей. Взрослые рассказывали детям, как надо жить, что делать, чтобы самим не погибнуть, не погубить родителей и не опозорить свой род. И вот если дети не делали так как им говорили старшие, то младших наказывали за непослушание. Считалось, что дети должны бояться наказания отца и бога.
- Значит, мама, которая била своего сына, не любила его, - решила Таня.
- Я так не думаю, - сказал папа. - Вот подрастёшь, мы и поговорим об этом.
Чтобы дети и родители знали и умели ладить друг с другом великий князь Киевский Владимир Мономах написал «Поучение детям». В этой книге он делится своим жизненным опытом и мыслями о воспитании о воспитании детей.
Папа взял с полки книгу, открыл страницу, где была закладка и прочитал: «Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев… Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь: как отец мой, дома сидя, знал пять языков, от того и честь от других стран. Ленность ведь всему плохому мать: что кто умеет, то забудет, а что не умеет, тому не научится.
Куда бы вы ни держали путь по своим землям, не давайте отрокам причинять вреда ни своим, ни чужим, ни сёлам, ни посевам, чтобы не стали проклинать вас. Куда же вы пойдёте и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришёл, простолюдин ли или знатный посол…»
-Я буду учиться, - сказала Таня.
- Конечно, будешь, - сказал папа. – В сентябре пойдёшь в первый класс. Научишься хорошо читать и сама будешь читать книжки.
- А Серёжа уже умеет читать, но тоже будет учиться, - добавила Таня.
- Да, в третьем классе, - с гордостью подтвердил Серёжа.
- И сколько нового узнаешь, новых книг прочтёшь. – Папа закрыл книгу. – А в книгах – вся мудрость и все знания людей. Пока люди не придумали книг, знания передавались устно, то есть в беседе, в разговоре.
- Ты нам сей час передаёшь знания? – спросила Таня.
- Да. Знания ещё передавались при обучении чему-нибудь: как ездить на коне? как стрелять из лука? Знания передавались детям и внукам от отцов и дедов. Старшие рассказывали, младшие запоминали. А когда появились книги, люди стали записывать знания, чтобы с этими знаниями познакомилось больше людей.
Папа встал, подошёл к полке с книгами.
- Я вам сейчас покажу книгу, к которой собраны многие знания наших предков о жизни.
Он достал с полки большую красивую книгу.
-Вот. Называется «Домострой».
- Это – как строить дом? – спросил Серёжа.
- Можно и так сказать. Как строить дом, как жить в этом доме, как вести домашнее хозяйство, готовить пищу, воспитывать детей. Вот послушайте: «А пошлёт бог кому детей, сыновей и дочерей, то заботиться отцу и матери о чАдах своих».
Папа посмотрел на ребят:
- Понятно?
- Да…, - неуверенно ответил Серёжа.
- ЧАдами называли детей и родители обязаны были, - папа заглянул в книгу,- «обеспечить их и воспитать в доброй науке: учить страху божию и вежливости, и всякому порядку. А со временем, смотря по возрасту и по детям, учить их рукоделию: отец – сыновей, а мать – дочерей, кто чего достоин, какие бог кому способности даст».
- А бить? – спросил Серёжа.
- Что, бить? – не понял папа.
- Не написано: можно или нет?
- А, вот ты о чём. Написано. Слушайте. Отец и мать должны любить и хранить детей и – внимание! – «страхом спасать, наказывая и поучая, а не то, разобравшись и поколотить»
Серёжа заглянул в книгу, зашевелил губами:
- «…Поколотить… И не жалей младенца биЯ…
- …не умрёт, но здоровее будет», - подхватил папа, - «ибо ты, казня тело, душу его избавляешь от смерти».
- Вот это да! – выдохнул Серёжа.
- «Наказывай детей в юности – в старости они упокоят тебя» Вот видите: наказание битьём считалось нормальным. Поэтому ни боярыню-мать, ни отца-боярина люди не осуждали за то, что они били своих сыновей. Здесь есть и наставление о том, «как воспитывать дочерей и как с придАным замуж выдать».
- Папа, а что такое «придАное»? – поинтересовалась Таня.
- Когда девушка выходила замуж, родители давали ей одежду, вещи, даже домашних животных. При ней давали, вместе с нею. Поэтому называлось «придАное».
- Читай, пап, - сказала Таня.
Папа нашёл нужную страницу:
- «Если дочь у кого родится, благоразумный отец, который торговлей кормится, или в деревне пашет, такой от всякой прибыли откладывает на дочь: или животИнку растят ей с приплодом…» Про «животИнку» понятно?
- Нет, - сказала Таня.
- Это домашнее животное: свинка, коровка, овца. Так вот: «животИнку…, или из доли её, что там бог пошлёт, купят полотна и холстов, и куски ткани – и все эти годы ей в особый сундук кладут… И только замуж сговорят – отец и мать могут не печалиться: всего у них вволю, в веселии и в радости. Ежели же отец и мать незапасливы, то кинутся покупать всё и впадут в печаль от свадьбы такой: ведь купить всё сразу – дорого».
Папа закрыл книгу. Дети молчали. Потом Таня встала с дивана, порылась в своих игрушках и принесла старую шкатулку.
- Вот, сундук для меня.
- Зачем – для тебя? – удивился папа.
- Для приданого, - рассмеялся Серёжа.
Папе тоже стало весело, только Таня даже не улыбнулась.
_ Там, - она показала на книгу, - написано: как родится дочь, откладывать для неё, а то дорого будет.
Теперь смеялись все и мама тоже, потому что слышала ответ Тани Только Таня не смеялась. Она заплакала. И мама стала успокаивать её.
- Папа обещал рассказать,- сказала Таня, успокоившись, - как женились князья. – И добавила: – И княгИни.
- Вот хитрУля! – восхищённо воскликнул папа. – А может в другой раз: сегодня я и так много вам рассказал. И Серёжа читал.
- Нет, - сказала Таня, - сегодня.
Папа вздохнул. Мама улыбнулась.
- Хорошо, - сказал папа. – Уговорили. Ещё минут десять. А то тебе пора готовиться ко сну, а Серёжа будет проситься погулять.
- Да, - согласился Серёжа. – Буду.
- Как звали кнЯжича, отрока из книги «Синеокая ТИверь»? – спросил папа.
- БогдАнко, - ответил Серёжа.
- А его наречёную?
- ЗорИна.
- А сколько лет было БогдАнку?
- Двенадцать.
- Ему двенадцать лет, а у него уже есть девочка, названная его невестой. Церковь не запрещала жениться и выходить замуж и в одиннадцать и в десять лет. И даже – в восемь. Князю Святославу Игоревичу было десять лет, когда он женился в 1181 году. Княгине Верхуславе было восемь лет, когда она в 1187 году вышла замуж за четырнадцатилетнего Ростислава. Верхуслава оставила о себе память, как выдающаяся женщина, имевшая важное влияние на государственные дела.
Папа встал, потянулся:
- Всё, княгиня Татьяна! На сегодня – всё. Завтра я буду занят и не смогу, наверное, вам ещё рассказать о княжеских детях. Поэтому ты, Серёжа, прочитай, пожалуйста, вслух для Тани, ну, и для себя, главу шестую второй части романа Дмитрия Мищенко «Синеокая ТИверь». Я закладку здесь оставил.
- А о чём там? – спросил Серёжа.
- Вы снова встретитесь с БогдАнком, узнаете, как дядька-воспитатель обучал его военному искусству. А если будет время и захочется, то прочтите отрывок из пятой главы повести русского писателя Даниила Мордовцева «За чьи грехи?». Смотри, Серёжа, вот эта книга. Договорились? Прекрасно. А теперь – кто куда: спать, гулять…
Ребята! Из рассказа папы вы немного узнали о том, как жили наши предки в старину и как воспитывали своих детей. Ответьте, пожалуйста на вопросы:
1. Как вы понимаете выражение «седая старина»?
2. Почему дети должны были чтить и уважать родителей, стариков и
старших?
3. Понятно ли вам выражение:«ЛЕнность всему плохому мать»?
4. Объясните слова Владимира Мономаха: «Куда бы вы ни держали путь
по своим землям, не давайте отрокам причинять вреда ни своим, ни
чужим, ни сёлам, ни посевам».
5. В книге «Домострой» написано: «А пошлёт бог кому детей…».
Объясните, как вы понимаете эти слова.
6. Как вы понимаете слова:»Любить и хранить детей»? И – «Казня его
тело, душу его избавляете от смерти»?
7.Назовите слова и выражения, смысл которых в тексте вам непонятен?
День третий
На другой день, когда Серёжа открыл книгу на папиной закладке, то увидел записку от отца: «Серёжа! Прежде, чем читать о БогдАнке, прочти «Предание об Обрах». Далее крупным чётким почерком было написано:
«Предание об Обрах
В те же времена были и Обры. Эти Обры воевали против славян и покорили дулЕбов также славян. И творили Обры много зла жёнам дулЕбским: если поедет куда Обрин, то не давал запрячь коня или волА, но велел впрячь трёх, четырёх или пятерых жён».
(Серёжа, слово «жена» здесь означает – «женщина»; значит впрягали пятерых женщин.)
«Впрягали в телегу и везли его – Обрина. И так мучили дулЕбов. Были же эти Обры велики телом и умом горды (высокомерны, значит), и бог истребил их, и умерли все, и не осталось ни одного Обрина, и есть поговорка на Руси до сего дня: «Погибли, как Обры».
А теперь, Серёжа, читай «Синеокую ТИверь».
Д. Мищенко «Синеокая ТИверь»
Уже немало времени скачут всадники вдоль ДнестрА и не замечают, как припекает солнце. Дальний и трудный путь утомил их. Дядька и раньше был неумолим: с утра до вечера мордовАл(1) Отроков, обучая стрелять из лука, умению соскакивать на бегу с коня и садиться на него (с седлом и без седла); показывал, как удержаться под животом у осёдланного и испуганного коня, когда тот мчится полем во всю прыть. А теперь, когда появились слухи об Обрах(2), и вовсе стал неумолим. Ничем ему не угодишь. Сказал, что не пустит к отцу-матери, и никого не отпускает; сказал – пойдём в понизовье(3), поживёте в шалашАх(4), как воины в походе – и пошли. Идут, идут берегом, а куда, как далеко, никто не знает.
- Вон там, может, и станем табором(5), - остановился , наконец, дядька и показал на поляну, открывшуюся вдоль берега.
- В такой пустыне? – усомнился кто-то из Отроков.
- Это ещё не пустыня. Видишь, - дядька показал вдаль, - лОдии стоят у берега. А если есть лОдьи, значит поблизости есть и жильё.
Паставили под гАем(6) шалашИ: один – для дядьки, два – для себя, разложили костёр. Начали варить еду – обнаружили, что забыли соль.
- Хорошие же из вас вояки будут, - упрекнул Отроков дядька. – Ладно, пусть кто-нибудь варит, а другие поищут жильё и добудут соли.
На поиски вызвался идти БогдАнко, а с ним ещё двое Отроков:
- Нельзя одному в лесу плутАть(7).
Сначала пошли к лОдьям: оттуда должна быть тропа к жилью. Тропа и на самом деле там отыскалась, повела к лесу, однако, сколько ни шли по лесу, а к жилью не вышли.
- Неужели сбились с пути? – засомневался БогдАнко. – Может, не заметили, как стёжка отвернула в сторону?
Думали, думали – и вернулись-таки назад. Несолоно хлебавши(8).
Перед ночью дядька, как будто бы ничего не случилось, подозвал кнЯжича и ЖалЕйко.
- Даю каждому из вас по шесть Отроков и назначаю старшими. Ты, ЖалЕйко со своими Отроками будешь охранять наш тАбор, а ты, кнЯжич, смотри за лОдиями у берега.
БогдАнко удивился:
- А чего нам эти лОдии? Чего их караулить?
- Дело не в лОдиях. Нужны те, кто оставил их тут. Очень может быть, что это – тАти(9) и что возвратятся они с тем, за чем сюда прибыли. Будь внимателен,кнЯжич. ТатьбА(10) разная бывает и тАти тоже разные. Дело важное, поэтому и поручаю тебе.
- Надо задержать их, если появятся?
- Задержи, если сможешь. А будут сопротивляться, действуй, как положено воинам: ловко, беспощадно, стремительно.
БогдАнко старался скрыть радость и тревогу, охвативших его в предощущении серьёзного дела. Его настроение передалось и Отрокам, которые пошли с ним. Они волновались, тщательно выбирая засаду, гадали, что же это за тАти, куда пошли и с чем возвратятся?
- Узнаем, если не провороним, - остепенил их БогдАнко. – А вот, чтобы взять их, если придётся брать, одной засадой не обойдёшься.
- Думаешь, их много будет?
- А что тут думать? ЛОдий две, в каждой – по четыре весла, значит тАтей не меньше восьми, если не больше.
- А если их больше?
- Хоть и больше, а надо как-то нам справиться.
- Сказал бы дядька зАсветло, так припрятали бы вёсла! Не с собой же они их взяли. Может, поищем?
- Ночью? Нет. Сделаем лучше по-другому: перетащим лОдьи на другое место.
- А что это нам даст?
- Когда тАти пойдут искать лОдьи, то разобьются на две группы: вверх и вниз по реке. А нам того и надо.
- Твоя правда, - согласились Отроки.
- Вяжите верёвки ближе к уклЮчинам(11), - велел БогдАнко, - Потянем лОдии против течения. Вверх по реке они вряд ли примутся искать.
…Было уже зАполночь.
- Ладно, спите, - разрешил кнЯжич, - а мы с БОртником понаблюдаем.
И наблюдали. Откуда им молодым и доверчивым, было знать, что те, кого ждут – выдумка старого воина. Услышав, как они говорили: «Жилья человеческого нет поблизости», усмехнулся дядька: «Плохо же вы искали, отрочАта. А если так, то подброшу вам на ночь забот».
…Вдруг послышался подозрительный шорох, а затем чьи-то шаги.
- ТАти! Буди всех – шепнул БогдАнко.
Их было шестеро: два впереди, приглядывались, отыскивая приметное место, за ними четверо несли что-то на носилках. В темноте было не разобрать, что именно, да и не это интересовало Отроков. Им важно было знать, что будут делать тАти, не найдя оставленных здесь лодий.
«Уличи(12), - определил по говору БогдАнко. – Зачем же пришли на нашу сторону? Что у них на носилках?»
Как он предполагал, так и случилось: двое пошли на поиски лОдий вниз по течению, двое – вверх, а двое остались с ношей. БогдАнко поманил Бортника, шепнул тихо: бери троих и заходи оттуда – показал рукой – а я с остальными зайду с этой стороны. Следи за тАтями, но нападём на них вместе, когда сблизимся..
Обошли и подкрались бесшумно. Собрались уже кинуться на супостАтов, как под вербой послышался то ли стон, то ли сдавленный крик. Те, кто следил за ношей, повернулись и один сказал с издёвкой:
- Чего тебе, девка? Помощь зовёшь? Зря: тут тебя никто не услышит. Терпи, скоро будешь там, где надо.
Тиверцы всё поняли. С двух сторон они обрушились на тАтей, наставили на них мечи.
- Ни с места!
У тех и челюсть отвисла. Не успели сообразить, что к чему, как были уже без мечей.
- Кто тут? – БогдАнко подошёл к носилкам.
Тати, угнувшись, молчали.
БогдАнко наклонился, вызволил пленницу из корзнА, вытащил кляп, которым забили ей рот.
- БогдАнко!! – услышал он с болью и испугом.
Он не поверил своим ушам:
- ЗорИнка, ты?!
Где развязывал, а где рвал на ней путы. Спешил, словно чувствовал, что через минуту будет поздно: вот-вот вернутся ушедшие за лодьями и он может опять потерять свою лАду(13), счастье своё, дороже которого нет у него ничего на свете.
- Бортник! – сказал он наконец. – Оставайся здесь и не прозевай тех, что вернутся. Я отведу пленных в лагерь и вернусь с подмогой.
Пояснения
1 - мордовАть – заставлять делать что-либо через силу.
2 - Обры – название племени.
3 - понизОвье – название местности по нижнему течению реки.
4 - шалАш - временное укрытие от непогоды, построенное из
жердей и веток в форме крыши.
5 - тАбор – лагерь, место стоянки.
6 - лОдия(лОдья) – лодка
7 - гай – лес
8 - плутАть – блуждать, не знать куда идти
9 - несолоно хлебавши – попусту, напрасно, зря
10 - тать - разбойник, вор
11 - татьбА – разбой, воровство
12 - уклЮчина – крепление для весла лодки
13 - Уличи – племя, народ
14 - лАда – любимая
1. Ребята! Когда мы говорим: «Этот человек добрый», то что мы имеем
ввиду? Почему мы так говорим?
2. Почему мы говорим: «Злой человек?»
3. Называя человека добрым или злым, смелым или трусливым, мы
говорим о главных чертах характера человека. Назовите главные
черты характера княжича Богданка?
4. Зачем дядька воспитывал в отроках такие черты, как смелость,
отвага, выносливость, наблюдательность?
5. Прочтите или перескажите те эпизоды (места в тексте), где
проявляются эти черты характера.
6. Какими хотели бы быть вы? Какие черты характера хоте ли бы в
себе воспитывать? Почему?
Ребята!
Вместе с Серёжей и Таней прочтите отрывок («отрывок» - означает «часть») из повести русского писателя Алексея Югова «Даниил Галицкий». Обратите внимание на то, чему и как обучались княжеские дети.
А. К. Югов «Даниил Галицкий»
( отрывок из 5 части)
Близился подобный же страшный час и для княжны ДубрАвки: ей исполнилось двенадцать лет! А старше четырнадцати-пятнадцати лет княжОн редко вы давали замуж: это было пределом! Но пока княжна АглАя-Дубравка была ещё свободна от державной науки. Меж тем как старшим Даниловичам – Роману и Льву – не только разрешалось, но и прямо предписывалось присутствовать на советах отца-государя, хотя ещё и безмолвно. Да и в прочих мужских науках братья во многом брали верх над сестрою.
Ещё совсем недавно Дубравка могла спросить кого-либо из старших:
- А правда, что ангелы на ночь с солнышка корону снимают?
И ей заплакать хотелось, когда она узнавала, что нет – не снимают!
Между тем Мстислав – озорнИк(1) и ленивец – успел просветиться и кичИлся(2) переднею, что знает устройство вселенной(3):
- Никакого ангела с короною нет! Назначен каждому светилу(4) свой круг: есть круг Луны, Солнца…- семь кругов! Духи служебные(5), незрИмые(6) для смЕртного(7) ока, приставлены ко всем тем семи кругам и толкают круги руками. Когда они устанут толкать или повелено будет им перестать, тогда светИла падут на землю, а небо совьётся, как свИток(8)!...
И разве знала Дубравка, как знали они, кнЯжичи, отчего бывает гроза?
- Ну, а отчего же? – из гордости сдерживая слёзы горечи и обиды, спрашивала сестра.
И торжествующий Мстислав почти без запинки отвечал, точь-в-точь как повествовал(9) им на уроках митрополИт(10) Кирилл.
- Гроза бывает от того, что дух служебный раздирает облако с шумом. И от того скрежет и гром, и оттворяется(11) путь водам небесным.
КнЯжичи доподлинно узнали от митрополита, отчего бывает ночь, отчего – день.
- Когда солнце уйдёт от нас под землю – тогда у нас наступает ночь. А там, под землёй – день.
КнЯжич Мстислав, бойкий и нетерпеливый, спросил у митрополИта:
- А там, на той стороне земли, тоже живёт кто-нибудь?
МитрополИт рассмеялся.
- Глупый, - не по злому укорИл(12) он мальчика. – Никто! А то бы попадали: они же вниз головой!..
Узнали кнЯжичи от митрополИта, что все животные вышли(13) из воды: и рыбы, и киты, и птицы.
Многое узнали они и о человеке, и всё, что узнали, заканчивалось величественной и ясной формулой:
- Человек – это микрокОсмос(14) – вдохновенно говорил им митрополИт. – Плоть(15) человеческая – от земли, кровь – от росы и солнца, глаза – от бездны морской, кости – от камня, жилы и волосы человека – от травы земной!..
Однако и у Дубравки, кроме преобладания её над братьями в языках, было и другое умение, которым не обладали братья: это было шитьё золотом, шелкАми и жемчугом, а так же плетение кружев. Чудесные тканные, плетёные, низанные и крупным жемчугом, и мелкими зелёными пЕрлами(16) выходили изделия из-под её ребяческих рук!
Пояснения
1 - озорнИк – шалун
2 - кичИлся – хвастался
3 - вселЕнная – весь мир земли и космоса
4 - каждому светИлу – каждой планете, каждой звезде.
5 - дУхи служебные – слуги бога, работники его.
6 - незрИмые – невидимые.
7 - смертное Око – глаз человека или животного; а так как человек со
временем умирает, то вместе с ним отмирают и его глаза.
8 - свИток – свёрнутый в трубку материал, на котором написан текст.
9 - повествовАл – рассказывал.
10 - митрополИт – высшее духовное (церковное) звание на Руси.
11 - « и отворяется путь водам» - то есть – открывается «путь водам»
небесным и она в виде дождя устремляется на землю.
12 - упрекнУл – высказал неудовольствие, неодОбрил
13 - вышли из воды – то есть, сначала появились в воде: в океане, в море.
14 - микрокосмос – бесконечность в чём-то малом; например: человек по
отношению ко вселенной – очень малая величина, но и человека
можно изучать бесконечно.
15 - плоть – мышцы человека, тело.
16 - пЕрлы – мелкие жемчужины.
1. Ребята! Как вы думаете, почему княжеских детей обучал
митрополИт, а не кто-то другой?
2. Почему Дубравка не получала те же знания, что и её братья?
3. Ребята! Вы со всеми объяснениями митрополИта согласны? Или нет?
Почему?
День четвёртый
Папа сказал, что с сегодняшнего дня он «пошёл в отпуск». И снова в доме праздник. Накупили-и-и…всего!
Мамы нет: она не в отпуске, а потому – на работе. Остальные члены семьи тоже заняты делом. Дома. Папа с Серёжей чистят картошку. Таня кормит попугая Сяву. У папы хорошее настроение и он даже напевает.
- Мы – не бояре. Зато у нас есть попугай, - неожиданно говорит Таня.
- Сява хор-р-роший, Сява хор-р-роший, - хвалит себя попугай.
- Хороший, хороший. Хвастун.
Папа плюхнул последнюю очищенную картофелину в кастрюлю с водой и обрызгал Серёжу.
- Ну, па! – возмутился Серёжа. – Осторожней!
- Ты моешь и режешь картошку, я – готовлю салат! - Хорошее настроение папы не исчезало. – Мы – не бояре, они – не мы! Но у них тоже были попугаи. В пятнадцатом веке иностранные послы стали дарить их русским князьям и боярам. В княжеских хоромах и палатах уже были клетки с птицами. С русскими птицами: соловьями, синицами, снегирями, щеглами. Своим пением они развлекали детей.
- Сява хор-р-роший, Сява хор-р-роший, - обиделся попугай.
- Хороший-то ты хороший, да петь не умеешь, - сказал папа. - Да и стоил дорого.
- Сколько? – поинтересовался Серёжа.
- Дороже, чем несколько коров.
- Ничего себе! – поразился Серёжа.
Таня закончила кормление попугая и сидела слушала отца.
- Татьяна! – Папа всегда называл так Таню, когда был в хорошем расположении духа. – Татьяна! Вот тебе огурец: попробуй справиться с ним, порежь на салат.
- Я устала, - схитрила Таня. – И не умею.
- Учись. Ты же – «маленькая хозяйка большого дома»: мамы ведь нет. Такова женская доля во все времена: домашнее хозяйство и дети.
- Бояре огурцы не резали: у них были слуги.
- Слуги-то были, но бояре и сами должны были всё уметь делать.
- Зачем?
- Чтобы можно было проверить чЕлядь: правильно или нет сделали. Владимир Мономах, великий князь Киевский, о «Поучении» которого я вам рассказывал, всё делал сам, не полагаясь на своих помощников и слуг. И всё, что нужно было делать отроку, тоже делал сам: и на поле брани, и на охоте. А как бы он мог делать сам, если бы не умел? Так что, режь огурцы, а я лук.
Таня взяла огурец, нож и, вздохнув, принялась за дело.
- Ты всё рассказываешь о мальчишках-боярах, а о девчонках – нет. И рассказы, которые читал Серёжа – тоже о мальчишках.
- А княжна Дубравка разве не девочка? – запротестовал Серёжа.
- А как они жили, когда были маленькими? Девочки?
- Я вам рассказывал о девочках, - плача от лука, возразил папа. – А то, что все рассказы о мальчиках… так это… - Папа вытер слёзы. – Потому что мальчики вырастут и станут защитниками своего народа и своей земли. А девочки – нет. Считалось, что от девочек – одни убытки: и защищать их, и кормить, и готовить приданное, которое нужно будет отдать.
- Вот так! – гордо сказал Серёжа и закрыл крышкой сковороду с нарезанной картошкой.
- Но так было раньше, - успокоил Таню папа. – А сейчас – не так. И мы с мамой любим тебя и Серёжу одинаково. Вы нам оба дОроги. Салат готов. Подождём картошку или начнём есть?
- Подождём, - сказал Серёжа.
- Начнём, - сказала Таня.
- Давайте дождёмся картошечку, а я вам кое-что почитаю, - решил папа.
- Ура! – согласилась Таня.
…Картошка шипела и шкворчала, салат томился в салатнице, ребята слушали, а папа читал.
- «И нашли их хозАры, сидящими на горах этих, в лесах и сказали: «Платите нам дань». ПолЯне, посовещавшись, дали от дыма по мечУ.»
- А кто такие хазАры и полЯне? - спросил Серёжа.
- Как это: из дыма – мяч? – не поняла Таня
- Не мяч, а – меч! – рассмеялся Серёжа.
- ПолЯне – это славяне, то есть – мы. ПолЯне жили в лесах и полях вокруг Киева. А Киев стоял на высоком берегу реки Днепр – на горе. Хазары – воинственные племена, которые кочевали по степям и нападали на Русь. Однажды даже победили полЯн-славян и потребовали дань – налог с побеждённых. О сборе дани и идёт речь в летописи.
Папа хотел продолжить чтение, но Таня его перебила:
- Пап, пап – а «из дыма меч» забыл?
- Не забыл. Сейчас объясню. Серёж, помешай картошку. В каждой избе есть печь, из печи идёт дым. Поэтому «от дыма по мечу» означает – от каждой избы по одному мечу. Читаю дальше. «…дали от дыма по мечу. И отнесли их хозАры своему князю и к своим старейшинам и сказали им: «Вот, новую дань нашли мы». Те же спросили у них: «Откуда?» Они же ответили: «В лесу на горах, над рекою Днепром». Опять спросили те: «А что дали?» Они же показали меч. И сказали старцы хозАрские: «Не добрая дань эта, княже: мы доискались её оружием острым только с одной стороны, - саблями, а у этих оружие обоюдоострое (с двух сторон) – мечи: станут они когда-нибудь собирать дань и с нас и с иных земель». И сбылось сказанное ими…»
- Картошка готова, - сказал Серёжа и папа закрыл книгу.
- К столу!
…Обед был сытным и вкусным: сами приготовили. И когда, после молока, папа выдал ребятам по апельсину, Таня сказала:
- Я – потом, - и икнула.
А Серёжа съел с удовольствием. Потом спросил:
- А как сбылось то, о чём сказали хазАры?
- Расскажу, расскажу. Но прежде давайте уберём со стола и вымоем посуду. Кто чем будет заниматься?
Таня молчала. А Серёжа смотрел в окно.
- Не слышу, - сказал папа.
Таня молча стала убирать со стола.
Так… Что остаётся делать тебе, Серёга? – весело спросил папа.
- Ничего, - буркнул Серёжа и направился к мойке.
- Сделаем так, - сказал папа. – Я мою посуду, а Серёжа читает Тане.
- Да?! – возмутилась Таня таким несправедливым решением. – Я уже почти убрала, а он…- Таня не находила слов от возмущения.
- Татьяна, «милая Татьяна», что вы возмущаетесь? Посуду убрали, а теперь слушайте.
- Я – не боярыня,- сердито сказала Таня.
- Не понял, - сказал папа, - ты о чём это?
- А почему ты мне говоришь: «Вы»? Я боярыня, что ли?
- Я так говорю из уважения к тебе, Танечка. А бояре и простолюдины на Руси обращались к друг другу на «ты». А на Серёжу не сердись. Во-первых: это я такое решение принял и его вины в этом нет. А во-вторых: читать, рассказывать, развлекать – это тоже работа. И – трудная. Не все это умеют делать. Ты же вот пока плохо читаешь. И ещё хочу заметить: князья и бояре считали за честь иметь у себя рассказчика. Тот под звуки гуслей – это музыкальный инструмент такой – бАял , то есть рассказывал предания и легенды о подвигах и жизни предков. Вот Серёга сейчас и будет для нас бАять.
Папа подал Серёже книгу:
- Читай!
И начал мыть посуду.
- «Поход Святослава на хозар», - прочёл Серёжа. – «Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых. И легко ходил в походах, как пАрдус и много воевал». Пап, а что такое «пАрдус»? Это - не парус?
- Нет. «ПАрдусами» славяне называли гепАрдов. ГепАрд поменьше тигра, но быстрее его. Вопросы потом, продолжай.
- «В походах же не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и, зажарив на углях, так ел.
Не имел он и шатра, но спал, подостлав потнИк, с седлом в головах. Такими же были и все прочие его воины. И посылал в иные земли со словами: «Хочу на вас идти». И пошёл на Оку-реку и на Волгу, и встретил вЯтичей, и сказал им: Кому дань даёте?». Они же ответили: «ХозАрам – по щелЯгу от сохи даём». Пошёл Святослав на хозАр. Услышав же, хозАры вышли на встречу во главе со своим князем КагАном и сошлись биться, и в битве одолел хозАр Святослав и столицу их, Белую ВЕжу, взял. И победил Ясов и касОгов».
Всё, - закончил чтение Серёжа. – Кто такие Ясы и касОги?
- Это степные племена, которые тоже делали набеги на Киевскую Русь. Вятичи – одно из племён, жившее на реке Оке около реки Волги.
- А щели зачем давали? – удивилась Таня.
- Не щели, а, - Серёжа посмотрел в книгу, - а «щелЯги». Да?
- «ЩелЯг» или «шелЯг». Так называлась золотая монета в четыре с половиной грамма. «От сохи по щелЯгуУ» означает: от каждого двора. Так же как «от дыма по мечу».
- А почему столица называлась «воспитанной»?
- Какая столица?
- Ну, у этих, как их…
- ХазАр, что ли?
- Да.
- Столица называлась Белая ВЕжа, а не…
Папа вдруг понял о чём говорит Таня и рассмеялся:
- «Слово «вЕжа» ты поняла, как «вежливая», то есть – воспитанная. Так?
Таня обиженно кивнула головой.
- Нет, Танечка, нет. Слово «вЕжа» переводится, как «палатка». Столица кочевников называлась Белая Палатка.
Папа закончил мыть посуду.
- Я должен сказать, что князь Святослав в четыре года сел на коня и первый раз метнул копьё. В четыре года! И повёл свою дружину на племя древлЯн. Конечно, рядом был дядька-воспитатель. Помните, кто это?
- Да.
- За всю свою жизнь Святослав не проиграл ни одного сражения. Всё. Все свободны.
Ребята, вы прочитали беседу папы с Серёжей и Таней.
1. Что вам особенно понравилось в этом разговоре?
2. Чем похожи дядька БогданкА и папа Серёжи и Тани?
3. Почему обед был вкусным, как вы думаете?
Вечером, когда пришла с работы мама, Серёжа ещё гулял, а папа с Таней были дома.
- А у нас праздник! – доложила Таня. – Папа в отпуск пошёл.
- Знаю, знаю, - поцеловала мама Таню. – Голодные?
- Да нет, - уверенно сказал папа.
- Ой! Я забыла апельсинку съесть, - вспомнила Таня. И добавила: - А обед был вкусным. Сами делали.
- Молодцы! – похвалила семью мама.
- Так, друзья, я удаляюсь, - сказал папа.
- А ты мне почитаешь ещё? – спросила его Таня.
- Почитаю, но не сегодня. Сегодня, если у Серёжи будет настроение и ты его попросишь почитать, то он прочитает тебе рассказ о взятии Святославом Белой ВЕжи. А если нет, то…
- Учись поскорее сама читать. Тогда не нужно будет никого просить об этом, - посоветовала Тане мама.
- А ты,мамочка, побаюкаешь со мною моих кукол, - потребовала к себе внимания Таня.
- Кукол своих баюкай сама, - отказалась мама.
- А я не умею, - заупрямилась Таня.
- А мама тебя научит, - закончил спор папа и подмигнул маме.
А вы, девочки, кто ещё любит играть с куклами, или у кого есть младшие братья и сёстры, прочтите или попробуйте выучить для них вместе с Таней вот эти колыбельные песни.
1. Баю, баю надо спать.
Все придут сынка качать.
Приди, конь, успокой.
Приди, щука, убаюкай.
Дай нам, сом, сладкий сон.
Дай, несушка, нам подушку.
Все к сыночку придут,
По подарку дадут.
А как станем дремать,
Будем двери запирать.
2. Я качаю день и ночь,
Отойди, бессонье, прочь!
Отойди, да отвались,
В тёмном лесе заблудись;
В тёмном лесе во кустах,
Во малиновых листах.
3. Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю:
Придёт серенький волчок
И ухватит за бочок,
И потащит во лесок,
Под ракитовый кусток.
Ты, волчок, к нам не ходи,
Нашу детку не буди.
4. Ай, баю-баю-баю,
Колотушек надаю.
Колотушек тридцать пять –
Моя дочка будет спать.
Я её буду качать,
Поимённо называть.
5. Баю-баюшки-бай-бай,
Бука, Ваню не пугай.
Я за веником схожу,
Тебя, бука, прогоню.
Поди, бука, куда хошь,
Только Ваню не тревожь.
Пономарёв С.А.
Падение СаркЕла
( глава из романа «Под стягом Святослава»)
Огонь под стенами крепости полыхал уже третьи сутки. Ночью пламя слепило глаза. КатапУльты и огнемёты не прекращали боя. На место сломавшихся метательных машин приплывали новые. Крепость и внутри пылала. ХазАры готовы были выйти и сдаться на милость грозного «кагАна(1) Святосляба». Но в СаркЕле сидел военный представитель всей ХазАрии, а значит, и помышлять о сдаче было бессмысленно. Воины и застрявшие в твердыне купцы, табунщики и ремесленники с причитаниями и воплями готовились к смерти. Все они с мольбой и надеждой смотрели на верх башни-донжОна(2), где стоял со своей свитой кагАн-бЕк(3) Асмид. Внизу, на площадях города, стоять было невозможно из-за града летящих с реки камней. Спрятаться от них было некуда: все деревянные навесы сгорели. Кругом валялись трупы лошадей и верблюдов. Воины ходили, прикрывшись щитами. В основном пострадала, казалось бы, самая неприступная юго-восточная часть крепости: здесь даже воины не ходили. Кто бы мог подумать, что именно отсюда нападёт неустрашимый «кагАн Святосляб»…
В одну из ночей Лорикат третий раз проник в твердыню. Когда Асмид увидел его перед собой, то не поверил глазам своим и в страхе замахал руками:
- Исчезни, о шайтан(4)!
В этот момент он не был похож на могучего властелина.
- Я не чёрт, царь Итиля(5), - засмеялся Лорикат. – Я ходил вызнать секреты россов(6) и вернулся, чтобы спасти тебя. Пошли, пока не поздно. Неподалёку ждёт чёлн(7). Мне известно тайное слово для дозора(8), мы можем теперь пройти всюду. Готов ли ты?
- О-о! Я знал, что аллах(9) не оставит меня в беде! – воскликнул, ликуя, Асмид. – Пошли скорее!
Но дорогу им вдруг заступил Амурат-хан:
- Ты не уйдёшь отсюда, о могучий!
- Что-о?! – опешил(10) кагАн. – Что ты сказал?
- Ты вместе с нами будешь защищать СаркЕл или вместе с нами уйдёшь из него. Мы тоже хотим жить и дышать вольным воздухом пастбищ. Ты не уйдёшь отсюда, Асмид-эльтебЕр(11)!
Впервые Амурат-хан(12) не назвал даже простого титула(13) кагАна-бЕки.
Асмид широко распахнул глаза от столь неслыханной наглости, потом приосанился(14), весело оглядел хмурых, закопчённых ханов:
- Вы видели, а?! Вы слышали?! Ха-ха-ха-ха! Эй, Ровдух-богатур(15)! Я назначаю тебя беком(16) СаркЕла и наместником ТАврии(17)! А теперь… накажи его за дерзость!
КагАн-бЕк Асмид указал на Амурат-хана.
Начальник кагАновой стражи со свистом вырвал из узорчатых ножен(18) кривой дамАсский меч, и широкое лезвие его кроваво сверкнуло в сполохе(19) близкого пожара…
Первой, взметнув высоко в воздух груды искр и углей, рухнула восточная башня. Влажный дым заполнил детИнец. Огонь, заваленный горой битого кирпича, сразу потух. Только клубы пара некоторое время висели над крепостью.
- Ещё чуть, и весь угол завалится, а за ним и стены падут! – весело сообщил воевОдам(20) Святослав. – Свенельд, лупИ по ним, что есть мОчи!... И-эх! А вы не верили, - упрекнул он соратников(21).
- К утру твердь откроется и заместо стен супротив(22) мечей русских встанут грудью хозАры, голуба моя, - сказал воевода Радислав.
- Верно мыслишь, голуба! – рассмеялся князь. – Ишь ты, голуба. Меня вОрог(23) пАрдусом(24) кличет(25), а ты: «Голу-ба»!
- Да то присказка, - смутился Радислав.
- Ты свою присказку Ядрею сказывай. Он-то голуба настоящая. Норовил хакан-бека добром взять, с обману. Не-ет, сего стервятника смрадного только огнём да железом пронять можно, остальное он не приемлет… А где Рубач? А-а, ты тут! Гляди, раззява(26), что огонь-то говорит. А ты говорил…
- А я чё? Я ничево!
- «Ничево-о»! Дурость свою исправить надобно. Святослав остро глянул в глаза тысяцкому(27). – С зарёй поведёшь в сечу(28) передовую дружину. Делай что хошь, а хакан-бека мне живым достань! Раз упустил, чтоб во второй раз не смазался. Не то гляди у меня: голову потеряешь!
- Да я…- опешил от счастья опальный(29) начальник тысячи. – Да я его… голыми руками.
- Ну-ну, не бахвалься(30). Готовь дружину, и как только угол завалится и огонь погаснет, сразу вперёд!
Рубач ринулся(31) к челноку и в усердии(32) своём едва не рухнул в воду.
- Ишь ты, ако заяц поскакал, - показал на него Святослав. – Только что передние ноги за задними не поспевают! Вояка… «голыми руками»…
К утру, как и предсказывал Радислав, рухнула сначала почти вся юго-восточная стена, а затем часть северо-восточной. Руссам открылись две могучие башни-дожОна и высокий песчаный вал, насыпанный хазарами за эти огненные дни и ночи.
Вся вершина насыпи была черна от массы людей. Собирались они сражаться или нет, понять было невозможно из-за дальности.
Хотя блеск клинкОв(33) над головами хазАр вроде бы говорил за сечу…
Огонь ещё пылал кое-где, но лодьи Рубача уже пошли вперёд. Святослав приказал своему кормчему(34) следовать за ними.
- А ведь хазАры не хотят рубиться, - заметил князь. – Что они там вопят?
- Похоже, амАна просят, - заметил Остромир.
- Нажмите, брАтие! – крикнул Святослав гребцам, и лодия его полетела стрелой.
К развалинам стены князь успел вместе с Рубачём. Отсюда было видно, как хазАры бросают мечи, щиты, луки, копья. И уже не разноголосо кричал враг:
- Ама-ан! Ама-ан! Уру-ус, аман! Мы сдаёмся, о-о-о кагАн СвятослЯб!Уру-ус!
И к основанию насыпи градом падали мечи, колчаны со стрелами, пращи(35), метательные пики-сУлицы(36), секиры(37)… И только одно копьё неупало и не опустилось. Оно стояло высоко и победно, а на острие его красовалась срубленная голова.
- Кто это? – указал князь на страшный знак сдачи СаркЕла.
_ Далеко, не видать! – отозвался Остромир.
Святослав спрыгнул с коня на камни и пошёл к валу. Дружинники обогнали князя, прикрыли собой. ХазАры, увидев идущих к ним победителей, пали на колени. Только человек с копьём стоял прямо и гордо. Святослав подошёл к основанию вала и поманил человека с копьём.
- Кто ты? – спросил его князь по-хазАрски. – И кто это? – кивнул на верх.
- Я Ровдух-бек! А это, - хазАрин гордо подбоченился, - голова твоего ярого врага Амурат-хана. Я наказал его за непочтение к тебе, о великий кагАн УрУсии!
Святослав бешено глянул в глаза сразу оробЕвшего(38) Ровдуха и сказал жёстко:
- Своих врагов я сам волен наказывать смертию или миловать! Я, а не ты! Да и какой он мне враг, МурАт-хан? Так, песчинка! Где главный супротивник мой: хакАн-бек Асмид?
- Его нет среди нас, - посерел лицом Ровдух.
- Где же он?!
- Сбежал, о грозный хакАн Урусии. Я в этом не виноват! – И Ровдух-богатур от страха выпустил копьё из рук.
Голова Амурат-хана глухо стукнулась о землю и покатилась к воде. Ровдух-богатур пал на колени. Хазары на валу страшно завыли, решив, видимо, что, что всех их ждёт участь Амурат-хана.
Великий князь Киевский повелительно воздел деснИцу(39). Вой мгновенно прекратился.
- АмАна прОсите?! – прогремел его голос. – Дарую вам жизнь! Русь лежачих не бьёт!
Пояснения
1 – кагАн – царь; бек – господин; каган-бек – господин царь
2 – донжОн – сторожевая и жилая башня внутри детИнца
3 - кагАн-бек – высшее военное звание у хазар
4 – шайтан – чёрт, бес
5 – ИтИль – древнее название реки Волги
6 - рОссы – русские, славяне
7 – чёлн – большая лодка
8 – дозор - охрана, стража
9 – аллах – бог у мусульман
10 – опЕшил – очень удивилс11
11 – эльтебЕр – обращение к простым людям
12 – хан – князь
13 – тИтул – почётное звание, наследственное или пожалованное: граф, хан
14 – приосАнился – стал вести себя в соответствии со своим сАном, званием
15 – богатУр – то же, что богатырь
16 – бек – господин
17 - Таврия - Крым
18 – нОжны – футляр для меча, сабли или ножа
19 – спОлох – вспышка, сияние
20 – воевода – человек, который водит вОев(воинов), военоначальник
21 – сорАтники – люди из одной рАти, из одной команды, товарищи в
битвах и рАтных походах
22 – супротИв – напротив, перед собою
23 – вОрог – враг
24– пАрдус – гепАрд, зверь из семейства кошачьих, как и тигр, но меньше
и быстрее тигра
25 – клИчет – называет, зовёт
26 – раззЯва – ротозЕй, невнимательный человек
27 – тЫсяцкий – военоначальник, командир тысячи воинов
28 – поведёшь в сЕчу – поведёшь в бой
29 – опАльный - попавший в немилость
30 – не бахвАлься – не хвались, не хвастай
31 – рИнулся – стремительно бросился
32 – усЕрдие – старание
33 – клинОк – разновидность сабли, меча
34 – кОрмчий – рулевой, ведущий лодку, судно
35 – пращА – оружие для метания камней
36 – пика-сУлица – короткое, метательное копьё
36 – секИра – топор в виде полумесяца на длинной, более двух метров
Рукоятке
37 – оробЕвшего – испугавшегося
38 – деснИца - рука вообще или только правая рука
1. Ребята, как вы думаете: почему великий князь Киевский Святослав
побеждал врагов своих во всех битвах?
2. Почему он был таким?
3. Назовите главные черты характера Святослава.
4. Представьте себе, что вы князь или княгиня. А теперь подумайте: каких
черт характера вам нехватает, чтобы ими стать?
5. Назовите непонятные вам слова и выражения в тексте.
Петербургский поэт и прозаик Виктор СоснОра, влюблённый в старину, написал стихи, которые называются «У половЕцких веж». ПОловцы, как и хазары – кочЕвники. Киевской Руси приходилось воевать и с теми и с другими. Прочтите стихотворение. Подумайте, о чём оно?
У половецких веж
Ну и луг!
Вдоль и поперёк раскОшен.
Тихо.
Громкие копыта окутаны рогОжей.
Тихо.
Кони сумасбрОдные под шпорами покорны.
Тихо.
Под луной дымятся потные попОны
Тихо.
Войско восемь тысяч, и восемь тысяч дОблестны.
Тихо.
ЛАты златокОванны, а на латах Отблески.
Тихо.
Волки чуют пАдаль, приумолкли волки.
Тихо!
СЕча!
Скоро сЕча!
И – победа,
только…
тихо…
Ребята, почему поэт так часто повторяет слово: «Тихо», а в конце восклицает: «Тихо!», «Сеча!» Почему?
День пятый
В один из дней папа, Серёжа и Таня устроили поход за грибами. В лесу было тихо, прохладно и светло. Два дня назад прошёл тёплый летний дождь и лес хранил в себе воспоминание о нём: влажная мягкая почва под ногами, свежая, умытая зелень, звонкая тишина и …грибы.
Грибов было много. Разных. Папа ходил с палочкой и раздвигал ею траву и листья, высматривая грибы. Таня и Серёжа – глазастые и ближе к земле, а потому охотились за грибами без палочек. Больше всех пока собрал Серёжа. Меньше всех – Таня, и понятно почему: у неё опыта пока меньше. Да и обитатели леса отвлекают, мешают сосредоточиться на грибах: то красивая бабочка пролетит, то птица невиданная обратит на себя внимание. А вот – цветок необыкновенный! А теперь – муравейник! Куда тут до грибов!
- Устала я, - сказала Таня.
Но папа не услышал её.
- Я устала и хочу есть! – громко произнесла Таня и остановила охоту мужчин за грибами.
- Ну, что ж, - сказал папа, - давайте сделаем привал.
Нашли поваленную берёзу, расстелили на ней, как на столе, салфетку и выставили еду, приготовленную мамой.
- Друзья мои! – торжественно сказал папа. – Давайте послушаем лес. Сейчас нас ничто не отвлекает: ни грибы, ни цветы. Смотрим и слушаем.
- Отвлекает, - сказал, прислушавшись, Серёжа.
- Что? – спросил папа.
- Пища, - ответил Серёжа.
- И меня тоже, - сказала Таня.
- Хорошо, - уступил папа. – Давайте после обеда.
Ребята, пока папа, Серёжа и Таня обедают, мы с вами тоже совершим экскурсию в лес вместе с большим знатоком и любителем русской природы Михаилом Михайловичем Пришвиным.
У старого пня
Пусто никогда не бывает в лесу, и если кажется пусто, сам виноват.
Старые, умершие деревья, их огромные старые пни окружаются в лесу покоем, сквозь ветви падают на их темноту горячие лучи, от тёмного пня вокруг всё согревается, всё растёт, движется, пень прорастает всякой зеленью, покрывается всякими цветами. На одном только светлом пятнышке, на горячем месте, расположились десять кузнечиков, две ящерицы, шесть больших мух, две жужелицы. Вокруг высокие папоротники собрались, как гости, редко ворвётся к ним самое нежное дыхание где-то шумящего ветра; и вот в гостиной, у старого пня, один папоротник наклонился к другому, шепчет что-то, и тот шепчет третьему, и все гости обмениваются мыслями.
Серебряное утро
Вот когда полон лес! Роса ещё не совсем сошла, трава, листья сверкают и всё в серебре. Много в зелёных папоротниках чёрных пней, всюду иваны-да-марьи, волчьи ягоды, барвинки, былинки с малыми пташками. Куст весь покрыт мелкими розовыми цветочками и гудит, бабочки порхают, пчёлы стреляют во все стороны, жужжат жуки, басЯт шмели. На кусте был большой праздник. Там никто не слушал моё человеческое сердце, стучащее, как чугунная гиря, только я по собаке своей догадывался, что внизу под кустом сидело что-то большое.
Как тёмная туча, вырвался из куста черныш (черныш – это глухарь, птица): посЕча ахнула ( посЕча - кусты вокруг пней от срубленных деревьев), и лес вокруг захлопал и затрещал. Вот когда в груди умолкает стук, что-то будто бы отрывается и улетает. Я уже вижу птицу на мУшке (на прицеле ружья), но шепчу себе: отпустить – не уйдёт!
А после всё уже само собой делается, и хотя и не видно за дымом, но я и сам знаю: что за кочкой прыгает красная бровь подстреленной птицы – то покажется, то спрячется.
Полон лес! Под каждым кустом сидит черныш, и всегда будет так: теперь найден ключ от всех кустов, пеньков, ямок, овражков, лОгов и болотных кочек.
Сколько времени прошло, а всё было серебряное утро. Собака вошла в воду, выбежала серебряная. Недалеко по кладкам (крупные камни, положенные поперёк ручья для перехода людей) медведица переходила с медвежонком ручей, сама, старая, перешла, а неуклюжий бултыхнулся и выскочил весь серебряный, и побежал за матерью: пых-пых-пых! Лосёнок в чаще навострил розовые уши и тоже стоял серебряный. Луг у реки был весь как медовые соты (серебряный, значит).
Цветущие травы
Как рожь на полях, так в лугах тоже зацвели все злАки, и когда злАчинку покачивало насекомое, она окутывалась пыльцой, как золотым облаком. Все травы цветут, и даже подорожник, - какая трава подорожник, - а тоже весь в белых бусинках.
Раковые шейки (трава такая), медуницы (тоже трава), всякие колоски, пуговки, шишечки на тонких стебельках приветствуют нас. Сколько их прошло, пока мы столько лет жили, а не узнать, - кажется всё те же шейки, колоски, старые друзья. Здравствуйте, ещё раз здравствуйте, милые!
Вот так, ребята, Михаил Михайлович Пришвин нарисовал нам словами три картины русской природы. Вы наверно тоже бывали летом и в лесу, и в поле, и на лугу? Вспомните, как это было.
Наши грибники уже закончили обед и вслушиваются в лес. Вернёмся к ним. Послушаем, о чём они говорят.
…Обед закончился. Папа сидел на куртке, привалившись спиной к берёзе и обняв рукой Таню. Серёжа тут же снимал бересту с берёзы. Молчали.
А «лес был полон». Так же как у М.М. Пришвина: и «шмели басили», и «пчёлы стреляли», и жуки жужжали». А ещё пела какая-то птичка и куковала кукушка.
- В народе существует поверье, - нарушил «молчанку» папа, - что когда кукует кукушка, нужно считать годы оставшейся жизни.
- Как это? – не поняла Таня.
- Нужно сказать: «Кукушка, кукушка! Сколько лет мне осталось жить?» И начинать считать кукования. Кукушка кукует – а ты считаешь.
- Раз, два, - начала считать Таня, но кукование прекратилось.
- А почему? – чуть не расплакалась Таня.
- А потому! – подал голос Серёжа. – Надо было считать с самого начала. Да и считаешь ты только до двадцати.
- А вот и нет! – возмутилась Таня. – Меня мама научила уже до ста считать. И даже… до тысячи!
- Не ссорьтесь, - сказал папа.
И ребята замолчали.
- Люди живут мало, потому что кукушки кукуют, - вдруг сделала вывод Таня.
- Почему ты так думаешь? – удивился папа.
- Потому… потому что кукушки не умеют считать до ста.
Папа рассмеялся.
- Нет, Танечка. Люди умирают по другой причине: стареют, болеют и умирают. И животные так же. И даже деревья умирают от старости. Вот берёза, - папа показал на берёзу, на которой сидел Серёжа, - тоже от старости упала. Но посмотри: от корней старой берёзы поднимаются, растут новые, молоденькие побеги. Это – продолжение жизни старой берёзы. Смотри их сколько! Из яиц кукушки появятся новые молодые кукушата и будут тебе, Таня, куковать!
- А ты? – как-то странно произнесла Таня.
- Что я? – не понял папа.
- Ты тоже… умрёшь?
- Ну, конечно, - бодро сказал папа.
- Не хочу! Не хочу! – заплакала Таня.
- Танечка, миленькая! У нас с мамой тоже есть продолжение, как у берёзы: это вы с Серёжей. И мы ещё долго-долго будем с вами. И раз вы у нас есть, то мы никогда не умрём. И я думаю, что мы с вами – продолжение князя Святослава или БогдАнка.
- Жизнь – вечная, - задумчиво произнёс Серёжа.
Вот, что значит: молчание - золото. Помолчал Серёжа, сосредоточился и появилась умная мысль.
- Молодец, Серёга! – сказал папа. – Знай наших. Мы – вечны.
Таня уже успокоилась настолько, что и у неё родилась хорошая мысль.
- А что: и БогдАнко, и Миловида, и царевна Софья видели то, что и мы видим?
- То, что мы видим в природе, то видели и они, - уточнил папа. - Города ведь другими были, а некоторых и совсем не было.
- Природа – вечная, снова изрёк Серёжа.
- Ты – как Сява, - сказала Таня. – Повторяешь, и повторяешь.
- Получил? – рассмеялся папа. - Хорошая мысль – редкость. Да, Танечка: и тысячу лет назад, и сто лет назад русский человек видел ту же природу, что и мы с вами сегодня – русскую природу. И ему было так же хорошо, как и нам с вами сейчас. И князей, и бояр и крестьян воспитывала русская природа: русские пейзажи, то есть – виды природы. Ведь все были мальчишками и девчонками, все купались в речке или озере, ходили в лес по ягоды и грибы; всех кусали комары и оводы, все бегали под дождём и шлёпали по тёплым лужам.
- Я не шлёпала по лужам, - сказала Таня.
- А меня комары заели. Дань берут – кровь пьют, - опять хорошо сказал Серёжа.
- Убираем стол. Привал окончен. Нас ждут грибы, - напомнил папа о цели похода в лес. – Жаль, не успел сказать вам хорошую мысль.
- А ты не жалей, скажи, - предложила Таня.
- Хорошая мысль – редкость, - добавил Серёжа.
- Я на тебя сегодня не налюбуюсь, - похвалил папа Серёжу. - Твоя очередная удачная фраза.
- Это не моя фраза, это – твоя, - покраснел от удовольствия Серёжа. – Я тебя повторил.
- Да? – удивился папа. – Всё равно – хорошо. Пока вы убираете, я всё же закончу мысль. Таня, что тебе запомнилось больше всего за твои семь лет жизни?
Таня подумала и сказала:
- Как ты уронил меня с горки. А я упала и разбила нос.
- Ну вот, - огорчился папа. – А может быть, ещё что вспомнишь?
- Когда у меня было платье, которое кружится и шесть свечей в торте, которые я задувала.
- А тебе, Серёжа, что запомнилось за твои десять лет?
- Как вы с мамой подарили мне детский компьютер, и как я в прошлом году заблудился в лесу.
- Так вот, друзья, внимание! Главная мысль. Человек помнит, где ему было хорошо. Он поэтому и любит и то место, и то время, когда ему было хорошо. И он, человек, готов защищать это хорошее от врагов и недоброжелателей. И вот это всё хорошее называется родиной, отчизной. И БогдАнко готовился к защите своей отчизны, отчего дома, отчей земли. БогдАнко готовился к защите, а Святослав защищал. И любовь к отчизне у боярских и княжеских детей воспитывали не только мамы и отцы, няньки и дядьки – но и русская природа. Во все времена. Всё! Вперёд! На грибы!
1. Ребята! Как вы думаете: о чём беседовал папа с Серёжей и Таней?
2. Любите ли вы природу? За что? Почему?
3. Когда и с кем вы любовались природой?
4. Что вам особенно понравилось в беседе отца с детьми?
5. Какая из картин природы, нарисованных писателем М.М. Пришвиным
вам больше всего понравилась? Почему?
Друзья! И папа, и Серёжа, но особенно Таня, устанут сегодня и будут, наверно, спать «без задних ног» (так говорит мама). Поэтому мы с вами не будем ждать их беседы, и сами прочтём отрывок из стихотворения «Родина» Михаила Юрьевича Лермонтова. Лермонтов – великий русский поэт, живший в XIX веке. И ещё одно стихотворение поэта Николая Рубцова.
М.Ю. Лермонтов
Но я люблю - за что не знаю сам? –
Её степей холодное молчанье,
Её лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек её, подобные морям…
Просёлочным путём люблю скакать в телеге,
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень;
Люблю дымок спалённой жнивы(1),
В степи кочующий(2) обоз,
И на холме средь жёлтой нивы
Чету(3) белеющих берёз.
С отрадой(4) многим незнакомой
Я вижу полное гумнО(5),
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями(6) окно…
Н. Рубцов «Видение на холме»
Взбегу на холм
и упаду
в траву.
И древностью повеет вдруг из дола(7)!
И вдруг картины грозного раздора
Я в этот миг увижу наяву(8).
Пустынный свет на звёздных берегах
И вереницы птиц твоих, Россия,
Затмит на миг
В крови и жемчугах
Тупой башмак скуластого Батыя(9)…
Россия, Русь – куда я не взглянУ…
За все твои страдания и битвы
Люблю твою, Россия, старину,
Твои леса, погОсты(10) и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шёпот ив у Омутной(11) воды,
Люблю навек, до вечного покоя(12).
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Смотри, опять в твои леса и дОлы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных(13) времён татары и монголы.
Они несут на флАгах чёрный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест(14),
А лес крестов
В окрестностях(15)
России.
Кресты, кресты…
Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони
И вдруг увижу: смирно на лугу
Траву жуют стреноженные кони.
Заржут они – и где-то у осин
Подхватит эхо медленное ржанье,
И надо мной –
бессмертных звёзд Руси
Спокойных звёзд безбрежное мерцанье…
Пояснения
1 - жнИва – поле, с которого убрали хлеб (колосья), а стебли остались.
2 - кочУющий – передвигающийся с места на другое место.
3 – четА – пара; две берёзы – пара, чета.
4 – отрАда – радость.
5 – гумнО – площадка, где обмолачивают зерно; место для сжатого хлеба.
6 – стАвни – деревянные створки для прикрытия окон снаружи, с улицы.
7 – дол – долина, ложбина (лог) на местности.
8 – наявУ – значит не во сне и не в мечтах, а в жизни.
9 – БатЫй – монгольский завоеватель России в XIII веке.
11 – погОст – кладбище.
12 – вечный покой – смерть.
13 – инОй - другой; иных времён – других времён.
14 – окрЕст – вокруг.
15 – окрЕстность – окружающее пространство.
Ребята! Как только ознакомитесь с пояснениями, обязательно прочтите стихотворения ещё по одному разу. Не поленитесь. А потом уж подумайте над ответами на вопросы.
1. Какие картины, видения, возникли в вашем воображении от прочтения
этих стихов?
2. А какие желания у вас появились после второго прочтения стихов?
3. Расскажите, что вам вспомнилось о лете?
Ребята, я думаю, что вы много узнали нового для себя, прочтя о БогдАнке и Святославе, о воспитании боярских детей. «Поучения» Владимира Мономаха и правила из «Домостроя» тоже наверно добавили вам знаний о детях прошлых веков. Да и разговоры папы с Серёжей и Таней тоже, думаю, были вам интересны.
Сочините свой рассказ о прочитанном или сделайте рисунки о прочитанном.
До свидания, ребята! Желаю вам приятно провести каникулы. И прочесть интересную книгу. А книги вы можете взять в любой библиотеке. А может быть у вас и дома есть такие книги:
1. Валентин Иванов «Повести древних лет».
2. Валентин Иванов «Русь великая».
3. Валентин Иванов «Русь изначальная».
4. Николай Коробков «Скиф».
5. Семён Скляренко «Владимир».
6. Дмитрий Мищенко «Синеокая Тиверь», «Лихолетье ОйкумЕны».
7. Станислав Александрович Пономарёв «Гроза над Русью», «Под стягом Святослава».
Для любознательных родителей и учителей дополнительная литература к разделу «Княжеские и боярские дети»:
1. Б.А. Романов «Люди и нравы Древней Руси», любое издание.
2. «Домострой», М., «Советская Россия», 1990г.
3. И.Е. Забелин «Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях»,
Новосибирск, «Наука», сибирское отделение, 1992г.
4. «Домашний быт русских царей в XVI и XVII вв.» Сборник, сост. М.Г.
Волховской, М.,»Панорама», 1992г.
5. А.Е. Пресняков «Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской
истории», М., «Наука», 1993г.
2. Дети дворян и помещиков
День шестой
Стояла золотая осень. Впрочем, она была и багряной, и рдяной-красноватой, и имела много оттенков жёлтого и красного цвета. Но говорят: золотая осень. Это, когда погода безветренная, солнечная и теплая и жёлтая листва замирает на деревьях, но листья безо всякой причины падают и падают. Обычно такая погода бывает в сентябре. А сейчас уже октябрь месяц и непонятно: почему так долго стоит золотая осень?
Люди радовались и наводили порядок в полях, садах, огородах. Приятен и ароматен был дым осенних костров, в которых сгорала сухая ботва, а найденный в ботве огурчик или запоздалый помидор приносили нечаянную радость.
- Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса –
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и золото одетые леса…
Папа стоял возле костра и читал стихи Пушкина. Вся семья была «на даче». - «Трудотерапия», - говорила мама.- И поработаем, и свежим воздухом подышим, и… отдохнём.
Была уже середина дня, работа заканчивалась, оставалось «воздухом подышать и отдохнуть».
… Серёжа, гримасничая и заслоняясь от дыма, старался выкатить из костра печёную картошку. Папа убирал инструменты. Мама готовила обед, а таня крутилась возле неё.
Учебный год в школе уже давно начался: Серёжа учился в третьем классе, а Таня пошла в первый. Первые радости и впечатления от школы уже улеглись, но для Тани радости продолжались: хорошая оценка, похвала родителей или учителя, новые друзья. Дети были поглощены школой и папа с мамой не брали их с собой «на дачу» в выходные дни. Но сегодня выпал такой славный денёк, что родители решили вывести детей на «трудотерапию».
После обеда можно было отправляться домой, но папа предложил побродить по лесу. Ребята согласились: гулять – не трудиться. Мама сперва отказалась идти, а потом согласилась:
- Может быть, грибов найдём. Да и рябины нарвать надо.
В лесу было волшебно. Тихо, солнечно и как будто прозрачно. Кусты уже потеряли листву, но попридержали по несколько листочков – золотых, багряных, апельсиновых – и они как флажки салютовали тёплой осени.
Сквозь стволы берёз, осин и рябины, сквозь облетевшие кусты лес просматривался насквозь, стоял покоен и чист в хрустальной тишине.
Мама нашла с десяток запоздалых опят, чуть больше сыроежек и наломала полный пакет тёмно-красных, рубиновых гроздьев рябины.
- А зачем рябина? – спросила Таня.
- Варенье варить.
- Из рябины? – удивилась Таня.
- Конечно. Мало что-то рябины в этом году.
- Мало рябины – осень сухая, - сказал папа. – Примета такая.
- Дашь попробовать варенье? – не унималась Таня.
- Куда я денусь, конечно, дам! – сказала мама. – Ты нарви побольше красивых листочков, лучше с веточками: мы дома сделаем осенний букет.
Дошли до берега реки. Вода в реке была прозрачной и зеленоватой, а в серых камышах плавали дикие утки. Вдруг в этой плотной золотой тишине раздался выстрел. Все обернулись на выстрел. Метрах в тридцати от них ещё стояло голубоватое облачко дыма от выстрела, когда охотник сделал ещё один выстрел по взлетевшим уткам. В воде уже билась утка, кружась на месте. Недалеко от неё, в камыши упала ещё одна и в воду бросилась лопоухая собака охотника.
- Ох, если бы я был охотником! – с завистью воскликнул папа.
- Зачем охотник убивает уточек? – не понимала Таня.
- Потому что он – охотник, - философски заметил Серёжа.
- Потому что сейчас можно: пришло время осенней охоты. Разрешается, - ответил папа.
- Но почему, почему? – не унималась Таня. – Они бы жили!
- Таня, утки уже вывели своих птенцов, у них уже есть продолжение. Птенцы выросли, и уток стало много. А пищи им может не хватить. Поэтому сейчас можно часть уток отстрелять. – Папа старался успокоить Таню.
- Всё равно, - сказала Таня, - нельзя убивать. Никого.
- Ты мясо любишь? – спросил Серёжа Таню.
- Да. Особенно жареное.
- А колбаску? – Серёжа коварно поставил ещё один капкан для Тани.
- И колбаску, особенно сосиски.
- А ведь свинку и коровку тоже убивают, чтобы из их мяса сделать для тебя колбаски.
- Я буду есть только сосиски, - нахмурилась Таня.
- А сосиски из чего сделаны? – не унимался Серёжа. – Из теста что ли?
- Хватит вам! – остановила детей мама. – Будете есть то, что приготовлю.
- Татьяна! Милая Татьяна! Что вы расстроились? - Папа присел перед Таней, заглянул ей в глаза. – Что ел бы человек, кроме хлеба и овощей, если бы не охотился и не научился выращивать животных дома: коров, свиней, коз, овец? Кроме того: охота – это увлекательное занятие. На охоте человек
встречается с природой и начинает понимать её. Особенно это важно для нас, городских жителей. Мы ведь тоже с тобой охотимся! Да, да! За грибами, за рябиной, за красотой. Нам хочется этого. Охота!
- Разворачивайте лыжи, охотники! – решительно сказала мама. – Домой! А то на электричку опоздаем.
- Посидим немного. Успеем, - предложил папа.
- Я пошла собирать сумки. Жду вас. – И мама по тропинке углубилась в лес.
…Лопоухая собака охотника вынесла из камышей не две, а три утки и охотник с добычей отправился дальше по берегу. Вода у камышей успокоилась. Серёжа бросил камень в воду и по по верхности воды разошлись круги. Затем вода успокоилась и снова стала гладкой. Семья молчала. Папа сидел рядом с Таней, смотрел на реку и покусывал тонкий прутик ивняка.
- Охота на Руси была и развлечением и необходимостью, - сказал он задумчиво. – Для охотящегося крестьянина в этом была необходимость: он добывал мясо к своему столу или к столу хозяина и на продажу. А для царей, бояр и дворян охота была развлечением.
- Про царей и бояр ты уже рассказывал, а про дворян – нет, - сказала Таня. – Расскажи.
- А может быть, мы пойдём: мама ждёт нас, - бросил ещё камень Серёжа.
- Нет, папа расскажет, а потом пойдём, - настаивала Таня.
- Давайте сделаем так, - предложил папа. – Мы пойдём, а по дороге я буду рассказывать о дворянах. Хорошо?
- Ладно, - сказала Таня, - пусть будет так.
Семья вошла в хрустальный свет леса и папа начал свой рассказ.
- Вы помните, что в Древней Руси были Великие князья и удельные, которые владели своим удЕлом, своим княжеством.
- Великие князья жили в столице, - вспомнила Таня.
- В стольном городе, - добавил Серёжа.
- Верно. Молодцы. Одним словом: князей было много, и у каждого была своя дружина и своя прислуга. А прислуга – это кто? Это мастера и специалисты своего дела: повара, конюхи, портные, воспитатели и так далее. Их всех называли одним словом: двОрня, или чЕлядь. И дружина и чЕлядь служили, естественно, своим хозяевам – князьям. В XVI веке, более четырёхсот лет назад, Великий князь Московский стал именоваться царём. А все дружинники и чЕлядь при царе стали называться служИлыми людьми.
Самыми важными из служИлых людей были бояре, после них по важности следовали дворЯне. Откуда они появились? Из княжеской дружины и чЕляди.
- Из дворни,- сделала вывод Таня
- Да, - согласился папа. Но дворня была у каждого князя. Дворня была и у каждого сына князя. А, кроме того: среди вольных людей были такие, что заслуживали особого внимания великих князей, а с XVI века – и царя. Царь их приближал к себе, награждал, давал звание дворянИна. Все служилые люди за свою службу царю получали от него имЕния. ИмЕние – это большие участки земли с деревнями, сёлами и людьми на них. Земли эти становились собственностью служилых людей.
- И люди – тоже? – спросил Серёжа.
- Что, люди? – не понял папа. – А-а! Да! Люди, крестьяне тоже становились собственностью помЕщика.
- А кто такой помЕщик? – не поняла Таня.
- Так, хозяин земли и деревни! – пояснил Серёжа. – Дворянин.
- Не совсем так, - возразил папа. – ПомеЕщик был служилым человеком. Но не каждому помещику давалось звание дворянИнна. А вот земля, которую он получал в награду от царя, от имени царя, называлась имЕнием или помЕстьем. И часто деревня или село носили имя хозяина, владельца: например Дубровкой владел помЕщик Дубровский, Ильинкой – Ильин, Васильевкой - помЕщик Васильев.
- А сколько земли получал дворянИн: как все наши сады вместе, или как – до электрички? – не унималась Таня.
- Ты что: ни разу в деревне не была? – попробовал объяснить Серёжа. – Вот столько и было земли.
- Земли было больше, чем сама деревня или село, - пояснил папа. Потому что вокруг деревни – земля, на которой выращивают хлеб, где пасутся домашние животные, где растут леса и протекают реки…
- Ого! – удивилась Таня.
- А вот и наша собственность, - сказал Серёжа, когда семья вышла к садам.
- Там они и охотились? – неожиданно спросила Таня.
- Повтори, - не понял папа.
- ПомЕщики, дворЯне, служИлые охотились в своих помЕстьях?
- Да. Чаще всего в своих.
Пришли на свою «дачу». Мама уже ждала их: вещи были собраны, «дача» закрыта. Остатки костра залили водой. Разобрали нОшу – кому что. Папе досталось, конечно, самое тяжёлое. До электрички было недалеко, а поэтому дошли быстро, а через несколько минут появилась и электричка.
Вечером папа обещал почитать и об охоте и о дворянах, но не всё получилось так, как задумали. После вечерней сказки по телевизору мама вдруг распорядилась:
- Всё! Спать. Сказка кончилась.
И выключила телевизор. - А вот и нет: не всё! – заявила Таня. – Папа обещал почитать.
- За день мы устали очень; скажем всем: «Спокойной ночи!», - почти пропела мама. – Завтра рано вставать: вам в школу, нам на работу.
- А Сяву кормили? – вдруг вспомнил Серёжа.
- А вода у него есть? – пдхватила Таня.
- Не хитрите, - разгадала их тактику мама. – Попугай и накормлен, и напоен, вспомнили!
- А я хочу есть! – придумала Таня.
- И я, - поддержал её Серёжа.
Мама молча, в упор посмотрела на одного потом на другого. Ребята опустили взгляд и хихикнули.
- Ну, мама! – просительно сказал Серёжа.
А Таня поднялась на диване, обняла маму за шею и прижалась к ней.
- Хитрецы, - сказала мама. – Хитрецы и подлизы. Ешьте, пейте, прощайтесь с Сявой и спать. Отец! Готовься к выступлению, раз обещал, - позвала она папу и понесла Таню на кухню.
- Сява хороший! – приветствовал их попугай.
- Хоть бы ещё что научился говорить. - Мама опустила Таню на пол, налила детям по стакану молока. – Ешьте. Чистите зубы – и спать. Таня, ты выучила колыбельную для куклы?
- Да! Баю, баюшки-баю, не ложися на краю, придёт серенький волчок и ухватит за бочок.
- Хорошо. Отец! Приступай!
Папа с книгами уже был в спальне у ребят и ждал.
- Я вот тут кое-что нашёл вам, - начал папа, когда дети улеглись. – Михаил Михайлович Пришвин, охотник, русский писатель, знаток природы. И – Иван Сергеевич Тургенев, великий русский писатель, дворянин и тоже охотник.
- И помещик? – спросил Серёжа.
- Да, и помещик. Каждый дворянин был помещиком. Но не каждый помещик имел звание дворянина. Не каждого помещика царь жаловал грамотой дворянина. Только за особые заслуги перед царём и отечеством на войне, или в науке, или в государственных делах.
- А какие у Тургенева заслуги перед царём?
- У Ивана Сергеевича заслуг перед царём, может, и не было. А вот отец его, кавалерийский офицер, т. е. служилый человек, происходил из старинного дворянского рода. А звание дворянина передавалось по наследству. Потому и Иван Сергеевич был дворянином. А мать его была дочерью помещика.
- Понятно. Читай, пап, - попросил Серёжа. - Тургенев умел ярко, красочно описывать природу – будто рисовал словами. Вот послушайте, как он рисует позднюю осень, какие слова находит. Я буду читать, а вы вспоминайте нашу прогулку по лесу.
«И как этот же самый лес хорош поздней осенью, когда прилетают вальдшнепы!» Это птицы величиной с голубя. «Они не держатся в самой глуши: их надобно искать вдоль опушки. Ветра нет, и нет ни солнца, ни света, ни тени, ни движения, ни шума; в мягком воздухе разлит осенний запах, подобный запаху вина. Тонкий туман стоит вдали над жёлтыми полями. Сквозь обнажённые, бурые сучья деревьев мирно белеет неподвижное небо; кое-где на липах висят последние золотые листья. Сырая земля упруга под ногами; высокие сухие былинки не шевелятся; длинные нити блестят на побледневшей траве». Вот ведь как хорошо написано! – восхитился папа. – Вспомнили сегодняшний лес?
- Да! – в один голос ответили ребята.
Таня лежала с закрытыми глазами.
- Я и сейчас его вижу, - сказала она.
- Послушайте ещё одну зарисовку Тургенева.
- Послушать… зарисовку? – улыбнулся Серёжа.
- Ну, да! Тургенев ведь словами рисует. А слова или читают или слушают. Поэтому – слушайте зарисовку. «А осенний, ясный, немножко холодный, утром морозный день, когда берёза, словно сказочное дерево, вся золотая, красиво рисуется на бледно-голубом небе, когда низкое солнце уже не греет, но блестит ярче летнего, небольшая осиновая роща вся сверкает насквозь, словно ей весело и легко стоять голой, изморозь ещё белеет на дне долин, а свежий ветер тихонько шевелит и гонит упавшие, покоробленные листья, - когда по реке радостно мчатся синие волны, мерно вздымая рассеянных гусей и уток». Вот красота какая! – папа закрыл книгу.
- А про охоту? – напомнил Серёжа.
- Я не знаю: успею ли вам прочитать об охоте, до того как вы уснёте…
- Я не усну, - решительно сказала Таня.
- Если не успею, завтра сами прочтёте. А сей час ещё один фрагмент, то есть: отрывок, часть, из рассказа Ивана Сергеевича «Касьян с Красивой МЕчи». Иван Сергеевич отправился на охоту, а с ним – крестьянин по имени Касьян. Тургенев подстрелил, то есть – убил птицу под названием коростЕль, и у него состоялся вот такой разговор с Касьяном.
Папа открыл книгу.
«- Барин, а барин! – промолвил вдруг Касьян своим звучным голосом».
- А почему – не «дворянин»? – спросила Таня.
- Я не понял тебя, - папа оторвался от книги.
- Почему Касьян сказал «барин», а не «дворянин»?
- Крестьяне всех помещиков называли «барин», - вдруг отличился Серёжа.
- Верно, - сказал папа. – Всех господ называли «баре» или «барин». Эти слова происходят от слова «боярин». Итак: «Барин, а барин! – промолвил вдруг Касьян своим звучным голосом.
Я с удивлением приподнялся; до сих пор он едва отвечал на мои вопросы, а то вдруг сам заговорил.
- Что тебе? – спросил я.
- Ну, для чего ты пташку убил? – начал он, глядя мне прямо в лицо».
- «Пташка» - значит, птичку, - пояснил папа.
«- Как для чего… КоростЕль – это дичь: его есть можно.
- Не для того ты убил его, барин: станешь ты его есть! Ты его для потехи своей убил.
- Да ведь ты сам небось гусей или куриц, например, ешь?
- Та птица богом определённая для человека, коростЕль – птица вольная, лесная. И не он один: много её всякой лесной твари, и болотной, и луговой, и верховой, и низовой – и грех её убивать, и пускай она живёт на земле до своего предела… А человеку пища положена другая и другое питьё: хлеб – божья благодать, да вОды небесные, да тварь ручная от древних отцов.
Я с удивлением поглядел на Касьяна. Слова его лились свободно; он не искал их, он говорил с тихим одушевлением и кроткою важностию, изредка закрывая глаза.
- Так и рыбу по-твоему грешно убивать? – спросил я.
- У рыбы кровь холодная, - возразил он с уверенностью, - рыба тварь немая. Она не боится, не веселится: рыба тварь бессловесная. Рыба не чувствует, в ней и кровь не живая… Кровь, - продолжал он, помолчав, - святое дело кровь! Кровь солнышка божия не видит, кровь от свету прячется… великий грех показать свету кровь, великий грех и страх… Ох, великий!
Он вздохнул и потупился».
Папа закрыл книгу. Таня уже спала. А Серёжа лежал с открытыми глазами. Смотрел в потолок. Молчали.
- Пап, ты веришь в бога? – вдруг сказал Серёжа.
- Нет. Я – неверующий.
- А Касьян, значит, верил?
- Да. Тургенев, по-моему, тоже был верующим. Но охота для него была как спорт, увлечение, а не убийство.
- Ты говорил, что ещё что-то прочитаешь.
- Да я хотел прочитать фрагмент, отрывок из рассказа Михаила Пришвина «Гон». Гон – это облава на какого-нибудь зверя, загон его в западню, в ловушку. В этом отрывке и рассказывается о том, как гнали зайца, а убили лису. Прочти завтра. И Таня послушает. А сейчас спи. Спокойной ночи.
Ну, вот, ребята: Таня и Серёжа уснули, а вы ещё нет. Если есть желание, то прочтите отрывок из рассказа Михаила Пришвина «Гон».
Гон
(отрывок из рассказа)
Только поздней осенью бывает так хорошо, когда после ночного дождя с трудом начинает редеть ночная мгла, и радостно обозначится солнце, и падают везде капли с деревьев, будто каждое дерево умывается.
Тогда шорох в лесу бывает постоянный, и всё кажется, будто кто-то сзади подкрадывается. Но будь спокоен, это не враг и не друг идёт, а лесной житель сам по себе проходит на зимнюю спячку(1).
Змея прошла очень тихо и вяло, видно ползучий гад убирается под землю. Ей нет никакого дела до меня, чуть движется, шурша осенней листвой.
До чего хорошо пахнет!
Кто-то сказал в стороне два слова. Я подумал, это мне кажется так, слух мой сам дополнил к шелесту природы два бодрые человеческие слова. Или, может быть, чокнула неугомонная белка? Н скоро опять повторилось, и я оглянулся на охотников.
Они все замерли в ожидании, что вот-вот выскочит заяц из частого ельника.
Где же это и кто сказал?
Или, может быть, это идут женщины за поздними рыжиками и, настороженные лесным шорохом, изредка очень осторожно одна с другой переговариваются.
- Равняй, равняй! – услыхал я над собой высоко.
Я понял, что это не люди идут в лесу, а дикие гуси высоко вверху подбодряют друг друга.
Великий показался наконец в прогалочке, между золотыми берёзами, гусиный караван(2), сосчитать бы, но не успеешь. Палочкой я отмерил вверху пятнадцать штук(3) и, переложив её по всему треугольнику, высчитал – всего гусей в караване больше двухсот.
На жировке(4) в частом ельнике(5) изредка раздавалось «бам!» Соловья (Соловей – кличка собаки). Ему там очень трудно разобраться в следах: ночной дождик проник в густель(6) и сильно подпортил жировку.
Этот густейший молоденький ельник наши охотники назвали ЧЕМОДАНОМ, и все уверены, что заяц теперь в ЧЕМОДАНЕ.
Охотники говорят:
- Листа боится, капЕли(7), его теперь не спихнёшь.
- Как гвоздём пришило!
- Не так в листе дело и в капели, главное, лежит крепко, потому что начинает белеть(8), я сам видел галифе(9) белые, а сам серый.
- Ну, ежели галифе побелели, тогда не спихнёшь его в чемодане…
Смолой, как сметаной облило весь ствол единственной высокой ели над гУстелью, и весь этот еловый чемодан был засыпан опавшими берёзовыми листочками, и всё новые и новые падали с тихим шёпотом.
Зевнув, один охотник сказал, глядя на засыпанный ельник:
Комод и комод(10)!
Зевнул и сам мастер Томилин.
С тем ли шли: зевать на охоте!
Мастер Томилин сказал:
- Не помочь ли нам Соловью?
Смерили глазом чемодан, как бы взвешивая свои силы, перелезешь через него или застрянешь.
И вдруг все вскочили решив, помогать Соловью.
Ринулись с криком на чемодан, сверкая на проглянувшем солнышке заплатами чинёных стволов.
Всем командир мастер Томилин врезался в самую серёдку, и чем сильней его там кололо(11), тем сильней он орал.
Все орали, шипели, взвизгивали, взлаивали: нигде таких голосов не услышишь больше у человека, и, верно, это осталось от тех времён, когда охотились на мамонта.
Выстрел.
И отчаянный крик:
- Пошёл!
Первая, самая трудная часть охоты кончилась, всё равно, как бы фитиль(12) подложили под бочку с порохом, целый час он горел, и вдруг, наконец, порох взорвался.
- Пошёл!
И каждому нужно было в радости и в азарте(13) крикнуть:
- Пошёл, пошёл!
Уверенный и частый раздался лай Соловья, и после него, подвалив, Шарик (кличка собаки) ударил и Рестон(кличка собаки), действительно очень резко.
Вмиг вся молодёжь, как гончие, не разбирая ничего, врассыпную бросается куда-то перехватывать, и с нею мастер Томилин, как молодой – откуда что взялось, - летит как лось(14), ломая кусты.
Таким никогда не подстоять(15) зайца, но, может быть, им это и не надо, их счастье – быстро бежать по лесу и гнать, как гончая.
Мы с Фёдором, старые воробьи, переглянулись, улыбнулись, прислушались к гону и, поняв куда завёртывает заяц, стали: он тут на лесной полянке перед самым входом в чемодан, я немного подальше на развилочке трёх зелёных дорог между старым высоким лесом и частым мелятником(16).
И едва только затих большой, как от лося, треск кустов, ломаемых на бегу сороколетним охотником, далеко впереди на зелёной дорожке, между большим лесом и частым мелятником, мелькнуло сначала белое галифе, а потом и весь серый обозначился: ковыль-ковыль(17) прямо на меня.
Я смотрел на него с поднятым ружьём через мушку: мамонт был самый маленький белячОк из позднышкОв-листопадникОв(18), на одном конце его туловища, совсем ещё короткого, были огромные уши, на другом – длинные ноги, такие, что весь он на ходу своим передом то высоко поднимался, то глубоко падал.
На мне была большая ответственность не допустить листопадника до чемодана и не завЯзить там надолго собак: я должен был убить непремЕнно(19) этого мамонта. И я взял на мУшку(20).
Он сел.
В сидячего я не стреляю, но всё равно ему конец неминуемый, побежит на меня – мУшка сама станет вниз на передние лапки, прыгнет в сторону – мУшка мгновенно перекинется к носику.
Ничто не может спасти бедного мамонта.
И вдруг…
Ближе его из нЕкоси(21) мелЯтника показывается рыжая голова и как бы седая от сильной росы.
- Шарик?
Я чуть было не убил его, приняв за лисицу, но ведь это же не Шарик, это лисица…
И всё это было одно мгновенье, седая от росы голова не успела ни продвинуться, ни спрятаться. Я выстрелил, в нЕкоси заворошИлось(22) рыжее, вдали мелькнуло белое галифЕ.
И тут налетели собаки…
Налетел Фёдор. С ружьём наперевес, как в атаке, выскочил из леса на дорожку мастер Томилин и потом все, сверкая заплатами ружей. Сдержанные свОрками(23) собаки рвались на лисицу, орали не своим голосом. Орали все охотники, стараясь крикнуть один громче другого, что и он видел промелькнувшую в гУстели лисицу. Когда собаки успокоились, и молодёжь умолкла, осталась радость у всех, одинаковая, как будто все были как один человек.
Фёдор сказал:
- Шумовая.
Мастер Томилин по-своему тоже:
- Чумовая лисица.
Пояснения
1 – зимняя спячка – некоторые звери на зиму засыпают (впадают в спячку),
например: медведи, змеи.
2 – караван – группа вьючных (нагруженных) животных, например –
верблюдов, идущих друг за другом цепочкой. «Караван гусей» - цепочка
летящих друг за другом птиц.
3 – «палочкой я отметил вверху пятнадцать штук» - автор закрыл один глаз,
вытянул руку с палочкой в пальцах в сторону каравана гусей, палочку
расположил вдоль линии (цепочки) каравана и посчитал: сколько гусей
помещается в длине палочки. Затем палочку стал перемещать
(в воздухе) вдоль всех линий каравана. В длине палочки помещалось
пятнадцать гусей. А сама палочка поместилась вдоль линий каравана
четырнадцать раз. Автор перемножил цифры 15 и 14 и получилось
«более двухсот».
4 - жирОвка – место, где животные отдыхают в сытом состоянии, «жируют».
5 – Ельник – еловый лес.
6 – гУстель – гУсто, часто растущие деревья и кусты.
7 – «боится капЕли» - боится звука капель, падающих с листьев и деревьев.
8 – «начинает белеть» - заяц к зиме меняет цвет шерсти с серого на белый.
поэтому зимнего зайца ещё зовут: беляк.
9 – галифЕ – брюки, плотно облегающие колени, а кверху, к бёдрам
расширяющиеся. Задние ноги зайца похожи на галифЕ.
10 – комОд – невысокий шкаф для белья с несколькими ящиками внутри.
11 – « чем его сильнее там колОло» - жёсткие иголки елей колются и
причиняют боль открытым участкам тела: лицу, рукам.
12 – фитИль – горючий шнур для зарядов, служит для передачи огня на
расстоянии. Пока шнур горит, люди успевают до взрыва отбежать
в укрытие.
13 – азАрт – сильное возбуждение, задор, увлечение.
14 – лось – крупный олень с широкими ветвистыми рогами.
15 – « не подстоЯть зайца» - не выманить, не дождаться или не устеречь.
16 – «частый мелЯтник» - нескошенная густая поросль травы и кустов.
17 – «ковыль-ковыль прямо на меня» - то есть – ковылял: шёл нескладно,
трудно, будто хромой.
18 – «позднышОк-листопадник» - заяц, рождённый поздно, в пору падения
листьев, осенью. А, значит, - молодой, маленький.
19 – непремЕнно – обязательно.
20 – «взял на мУшку» - прицелился.
21 – нЕкось – нескошенная растительность.
22 – заворошИлось – зашевелилось, задвигалось.
23 – свОрка – поводок для собаки; «сдержанные свОрками» - сдержанные
поводками.
Ребята!
1. Помните ли вы хорошие солнечные дни осени? Попробуйте обрисовать, нарисовать словами картину поздней осени: может быть, в лесу, может быть, на даче, на огороде, в поле. Поищите нужные слова, как ищет их и находит И.С. Тургенев.
2. Вы поняли, кто такие дворЯне? Найдите в тексте объяснение.
3. Почему охотились и дворЯне и люди из простого народа?
4. Какой фрагмент (отрывок) вам больше понравился? Почему?
5. Если есть в текстах непонятные вам слова и выражения, спросите о них у родителей или учителя.
День седьмой
А утром выпал снег. Первый снег! Неожиданный, пушистый, медленный. Крупные хлопья его падали в тихом безветрии и всё изменилось вокруг: и земля, и деревья, и дома, и люди. Собаки, выпущенные хозяевами на прогулку, хватали пастью снег, катались по нему – радовались. Школьники , идя в школу, играли в снежки, и, конечно, опаздывали на уроки.
- Первый снег – ещё не снег, - сказал папа. – Растает.
И действительно, Таня и Серёжа возвращались из школы по осенней погоде: мокрые грязные листья, лужи, хмурое небо. А папа, возвратясь вечером с работы, изрёк:
- Осень – перемен восемь.
Сява хор-роший! – откликнулся на это попугай.
- Только ты и не меняешься. Зимой и летом – одним цветом, - ответил ему папа. – А с тобою что? – спросил он Серёжу, заметив синяк на его лице.
- Поскользнулся, упал…
- Приметы зимы: «крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь», помещики из своих имений перебираются в городские дома, а Серёжа набивает себе синяк. Зима! А где тут наша первоклассница?
Первоклассница пыхтела над тетрадкой, выводя буквы. Высунув кончик языка, она написала последнюю букву и поставила точку.
- Всё! – и кинулась на руки папе.
Папа подбросил её вверх, затем сел и посадил Таню к себе на колени:
- Как дела твои? Какие успехи?
- А вот какие! – И Таня показала врастопырку все пять пальцев своей руки.
- Молодец!
- Я всё слышала, - вдруг сказала Таня, - А почему помещики зимой переезжали в город?
- Ух, ты! Уже вопросы, - улыбнулся папа. – А потому переезжали, что зимой в деревне неуютно, тоскливо и холодно. А в городе – светлее, теплее и развлечений больше: балы, встречи с друзьями, выезды в театр…
- А дети их тоже переезжали?
- Ну, конечно! Начинались занятия в лицеях, гимназиях, школах, которые назывались училищами.
- Зи – мой? – удивилась Таня.
- Да. Поздней осенью, а то и зимой. Но не с первого сентября начинались занятия в учебных заведениях.
- Вот это – да! А в деревне?
- Что – в деревне? Занятия?
- Нет! Работники в деревне оставались без хозяина?
- Работники – это крестьяне. Вместо хозяина, барина, в поместье оставался управляющий поместьем.
- Понятно: зимой помещик – в городе, летом – в деревне, как в отпуске. Да?
- Нет, Танечка. В поместье всё лето мог находиться лишь тот дворянин, который уже был в отставке. Находился как бы на пенсии. Но вместо него обязательно служил один из сыновей, потому что царь давал поместье в награду за службу. И если никто из семьи не служил в армии, то царь мог и отобрать поместье.
- Поместье было платой за службу царю?
- Да. И если помещик был дворянином, то имение от имени царя давалось ему пожизненно и передавалось по наследству: сыновьям, внукам…
- Насовсем?
- Насовсем.
- К столу! – позвала мама.
- Сейчас идём! Одному помещику царь давал небольшое поместье, где было 50-100 крестьян, а другому – огромное, с тысячами крестьян. Это называлось: по заслугам и по чину. Генералу – больше, простому офицеру – меньше.
- Остынет! – Мама вошла в детскую комнату. – Мыть руки – и за стол.
Таня стала на пол, взяла папу за руку.
- Значит, помещики были богатые и бедные? Ну, не такие бедные, как простые люди, а…
- Понятно, понятно! Да.
Папа и Таня мыли руки, не прерывая разговора.
- Были даже помещики, которых называли однодвОрцами. Потому что у них был дом, сад-огород и один-два человека прислуги. И Ни одного крестьянина.
- А на что же они жили?
- На жалованье-пенсию и на прибыль с огорода.
…После ужина Серёжа готовил уроки, папа читал, а Таня играла с попугаем.
- Сява – дворянин. Однодворец. У тебя один домик.
Сява сидел на качельках в клетке и, повернув набок голову, смотрел на Таню, слушал её.
- Сява – дворянин, однодворец, - втолковывала ему Таня.
- Хватит, Таня! Сама попугаем станешь, - остановила обучение мама. – Лучше помоги мне убрать со стола, да посуду помыть: не дворянка ведь.
- Пап, папа! – крикнула Таня, принимаясь за уборку стола. – Дворянки сами мыли посуду?
На кухне появился папа с книжкой в руках.
- Не кричи, Серёже мешаешь. А что касается дворянок… - Папа подумал. – Мыли. И воду носили, и грядки пололи. Но только обедневшие дворяне. А богатые, знатные, лили как их называли – родовитые – конечно, никакой трудной, чёрной работы не делали, если сами того не желали.
- Значит, мы – однодворцы. И Сява – однодворец, - сделала вывод Таня.
Появился Серёжа.
- Что, уже всё сделал? – удивилась мама.
- Да там два примера было всего. Мне же интересно, о чём вы говорите.
- О дворянах – доложила Таня.
_ Так, господа дворяне, - сказала мама, - я ваша прислуга и начинаю готовить еду на завтра. А потому…
- Нет-нет, ты – не прислуга, - заступилась Таня. – Мы все – прислуга.
- Хорошо. Тогда вы послужИте мне: я буду готовить, а вы беседуйте при мне, чтобы мне было веселее работать.
- Договорились, - согласился папап.
- Мы согласны, - сказал Серёжа.
- В время царствования Петра I, были написаны правила поведения для дворянских детей. Эти правила назывались «Юности честное зерцАло»
- Честное, значит, правдивое? – спросил Серёжа.
- Ты называешь сегодняшнее значение этого слова: честный – значит, правдивый, не ложный. А слово «честный» происходит от слова «честь». И тогда значение слова «честный» будет ближе к понятию «имеющий честь, достоинство». Раньше говорили: «По чести и слава». То есть тебе столько славы от людей, сколько ты её заслужил. Ну, а слово зерцало, думаю вам понятно. Это – зеркало. Смотритесь в эти правила чести, как в зеркало.
Часть этих правил взята из «Домостроя». Помните «Домострой»? А часть написана заново. Некоторые из правил взяты из европейского этикета.
Папа открыл книжку.
- Дети должны «отца и мать в великой чести содержать», без разрешения родителей никого не бранить; не прекословить родителям и не перебивать их речи; «младший отрок» - то есть юноша – «должен быть бодр, трудолюбив и прилежным» - то есть старательным – «делать благочестивые и добродетельные поступки; должен уметь говорить на иностранных языках, чтобы слуги не распознали сути разговора; хорошо танцевать, биться на шпагах, ездить на коне; быть вежливым и не драчливым». Пока всё понятно?
- Всё.
- А вот теперь прочитаю вам правила поведения за столом. Будьте внимательны. «Когда получится тебе с другими за столом сидеть, то содержи себя в порядке по сему правилу: во-первых, обрежь свои ногти, умой свои руки и сиди благочинно, прямо…»
- А Серёжа ест согнувшись, - заметила Таня.
- А ты посмотри на свои ногти, царапка, - обиделся Серёжа.
Таня спрятала за спину обе руки.
- Покажи, покажи, дворянка, - мама строго глянула на Таню, и та показала руки. – Сегодня же обрежь.
- А я не умею.
- Поможем, - сказала мама. – Ишь ты!
- Я продолжаю, - улыбнулся папа. – «Не жри, как свинья, не дуй в супы, чтобы везде брызгало».
Таня с Серёжей рассмеялись.
- «Ногами не мотай», - продолжал папа, - «когда тебе пить, не утирай рта рукою, а полотенцем, и не пей, пока не проглотил пищи». А вы, друзья, всё запиваете, не прожевав. «Не облизывай пальцев, зубов ножом не чисти… Над едой не чавкай, как свинья, не чеши головы, не проглотив куска не говори, ибо так делают крестьяне… Чихать, сморкаться и кашлять непригоже… Когда закончишь есть, поблагодари бога, умой руки и лицо и выполощи рот». Вот так! – Закончил папа. – Многие из этих правил и сегодня у нас в чести, то есть – применяются, годятся.
- А я не чавкаю и ножом в зубах не ковыряюсь, - заявила Таня.
- Да, да, - заметил ехидно Серёжа. – И не облизываешь пальцев, и не говоришь, не проглотив пишу. Это кто-то другой, да?
- А ты – тоже!
- Оба хороши, сказала мама.
- Надо сказать, что ПётрI много чего нового привнёс в быт и нравы бояр и дворян.
- Бороды обрезал, - вспомнила мама.
- И бороды тоже, - подтвердил папа.
- А зачем? – удивился Серёжа.
- Бояре гордились своими бОродами. Они почему-то считали, что чем длиннее борода, тем больше чести. А царь Пётр решил, что чествовать надо знания, да умения, а не длину бороды. Вы же знаете, что бояре всегда были ближе к князю или царю, чем двОрня-дворяне . Они гордились этим, и считали себя более знатными, чем дворяне, а, значит, и более достойными чести. Царь Пётр I отменил боярство как чин, и уравнял бояр в деле, в работе, службе с дворянами. По умению и честь. Вот, например, Таня учится лучше, чем другие ученики, то ей и чести больше. Кроме того: Пётр I отменил право наследования, то есть боярство и дворянство больше не передавалось по наследству – его нужно было заслужить. Сын мог получить звание дворянина, если дослуживался до определённого чина.
Очень многие бояре и дворяне были неграмотны. И царь Пётр заставлял их детей учиться. Пока не выучатся – не разрешал жениться. Матери плакали, дети ревели, но вынуждены были учиться.
Между тем мама почти закончила свои дела и сказала:
- Если Серёжа желает, то пусть пойдёт полчасика погуляет. А Таня остаётся: я обрезаю Тане ногти.
- Я буду учить попугая, - заупрямилась Таня. – Сява – дворянин, Сява..
- Нет! – сказала мама. – Сначала я обрежу тебе ногти, затем ты почистишь клетку попугая, и только потом будешь обучать его.
…Перед сном Таня уселась на диван рядом с отцом. Папа просматривал какую-то книгу с цветными фотографиями.
- Что это? – спросила Таня.
- Фотографии усадьбы Тургенева: дом, в котором он жил, хозяйственные постройки, двор, сад, пруд, аллеи…
- Красиво!
К ним подсел и Серёжа. Папа показал портреты писателей С.Т. Аксакова,Л.Н. Толстого, Г.Г. Гарина-Михайловского, И.А. Бунина.
- Я показываю вам портреты и местА, где они жили, потому что эти писатели – дети дворян. Но это – только часть писателей дворян. Многие писатели XIX века вышли из дворянских семей. Отрывки из их произведений о своём детстве вы можете прочитать сами. Книги есть у нас дома. А можно взять и из библиотеки.
- А почему они вышли … из семей? Почему ушли? – спросила Таня.
- Нет. Просто так принято говорить: «Вышел из дворянской семьи», то есть родился в дворянской семье. А потом, когда станет взрослым, он покинет свою семью, выйдет из неё, чтобы начать свою взрослую жизнь.
- Понятно, - сказал Серёжа.
- Ложитесь спать, а я вам немного почитаю. Иди, Таня, укладывай куклу.
После прощания с Сявой, мамой и куклой Таня приготовилась слушать безо всяких капризов. А Серёжа уже ждал папу.
- Я прочту вам о деде Сергея Тимофеевича Аксакова, - сказал папа, - Отрывок из книги «Семейная хроника». «Степан Михайлович Багров, так звали его, был не только среднего, а даже небольшого роста, но высокая грудь, необыкновенно широкие плечи, жилистые руки, каменное, мускулистое тело обличали в нём силача. В разгульной юности, в молодецких потехах, кучу военных товарищей на него нацеплявшихся, стряхивал он, как брызги воды стряхивает с себя коренастый дуб после дождя, когда его покачнёт ветер. Правильные черты лица, прекрасные тёмно-голубые глаза, легко загоравшиеся гневом, но тихие и кроткие в часы душевного спокойствия, густые брови, приятный рот, всё это вместе придавало самое открытое и честное выражение его лицу; волосы у него были русые. Не было человека, кто бы ему не верил; его слово, его обещание было крепче и святее самых духовных о гражданских актов». Понятно вам это выражение?
- Нет, - сказал Серёжа.
- «Крепче и святее всяких духовных и гражданских актов» означает: надёжнее всяких клятв и письменных обещаний и обязательств. Сказал – сделал. То есть, Степан Михайлович Багров, дед Сергея Тимофеевича, был человеком надёжным. «Природный ум его был здрав и светел. Разумеется, при общем невежестве тогдашних помещиков, и он не получил никакого образования, русскую грамоту знал плохо; но, служа в полку, ещё до офицерского чина выучился он первым правилам арифметики и выкладке на счётах, о чём любил говорить даже в старости. Вероятно, он служил не очень долго, ибо вышел в отставку каким-то полковым квартирмейстером». «Квартирмейстер» - это офицер, ведающий снабжением и размещением воинской части. «Впрочем, тогда дворяне долго служили в солдатском и Унтер-офицерском званиях»…
- Это был указ Петра I о том, чтобы все дворянские дети проходили военную службу, начиная с низших чинов, - пояснил папа.
«Вышед в отставку, несколько лет жил в своём наследственном селе Троицком».
- То есть, в селе, поместье, которое передавалось по наследству: от отца к сыну, - напомнил папа.
- Значит, и дедушка его там жил? – спросила Таня.
- Да, конечно. И село это стало потом называться по имени, по фамилии помещика-хозяина: Багрово. Итак, дед жил «в наследственном селе Троицком, и сделался отличным хозяином. Он не торчал день и ночь при крестьянских работах, не стоял часовым при ссыпке и отпуске хлеба; смотрел редко, да метко, как говорят русские люди, и, уж прошу не прогневаться, если замечал, что дурное (т. е. плохое), особенно обман, то уж не спускал никому. (Никому не прощал). Дедушка, соОбразно духу времени, рассуждал по-своему: наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни…»
Папа пояснил:
- Помещик, барин, позволял своему крестьянину работать на своей крестьянской земле, на своём участке, несколько дней в неделю. А мог и не позволить этого и тогда в эти дни крестьянин работал на земле барина; помещик отнимал у крестьянина его собственные дни. А что могло произойти в эти «отнятые» дни? У крестьянина мог погибнуть урожай, потому что хлеб надо убирать в строго определённое время; мог крестьянин опоздать и с севом или посадками – тогда тоже жди беды. Так вот дедушка, Степан Михайлович, рассуждал так: « наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни, - значит, вредить его благосостоянию, то есть своему собственному; наказать денежным взысканием – тоже; разлучить с семейством, отослать в другую вОтчину (в другую деревню), употребить в тяжёлую работу – тоже, и ещё хуже, ибо отлУчка от семейства (разлука) – несомненная порча; прибегнуть к полиции… боже помилуй… Надо сказать, что дедушка был строг только в пылу гнева; прошёл гнев, прошла и вина. Этим пользовались: иногда виноватый успевал спрятаться, и гроза проходила мимо. Скоро крестьяне его пришли в такое положение, что было не на кого и не за что сердиться.
Приведя в порядок своё хозяйство, дедушка мой женился на Арине Васильевне Неклюдовой, небогатой девице, так же из старинного дворянского дома (из старинного рода)…Кстати, древность дворянского происхождения была коньком моего дедушки ( он много знал об этом и гордился), и хотя у него было сто восемьдесят душ крестьян (это немного), но производя свой род бог знает по каким документам, от какого-то варяжского князя, он ставил своё семисотлетнее дворянство выше всякого богатства и чинов. Он не женился на одной весьма богатой и прекрасной невесте, которая ему очень нравилась, единственно потому, что прадедушка её был не дворянин.
Вот каков был Степан Михайлович.
Ребята! Так как Таня и Серёжа уже спят, а вы ещё нет, то постарайтесь ответить на следующие вопросы:
1. Где жили дворяне?
2. Почему дворяне были «бедные» и «богатые»?
3. Кто такой Пётр I, и чем он известен?
4. Прочтите ещё раз правила поведения для дворянских детей, изложенные в «Юности честное зерцало». Какие из этих правил вам кажутся и сегодня важными и нужными? Какие из них вы хотели бы выполнять? А какие – нет?
5. Как вы понимаете выражение: «наследственное село»?
6. Дедушка С. Т. Аксакова Степан Михайлович знал имена своих предков на а семьсот лет назад. И знал, что они делали, чем занимались. А можете ли вы назвать имена своих прадедушек, прабабушек?
День восьмой
За утренним окном было ещё темно, а Таня и Серёжа уже встали. Серёжа даже делал зарядку. Папа уже собирался уходить, а мама готовила детям завтрак:
- Дети! Прощайтесь с отцом! Уходит!
Из ванной вышла с мокрым лицом Таня. Серёжа прислонился к двери. Папа взял Таню на руки и поцеловал в мокрую щеку:
- До свидания, друзья! Дня два-три я буду вечерами занят и, наверное, не смогу вам читать и рассказывать. Поэтому, Серёжа, ты прочтёшь Тане два отрывка. Один из повести Гарина-Михайловского «Детство Тёмы», который называется «Прощение», а другой – из повести Елизаветы Водовозовой «История одного детства» - «По-новому». Книги на столе. В книгах закладки. До свидания.
И папа вышел из комнаты.
Ребята! Чтобы вам были понятны события, описанные в отрывке «Прощение», я объясню вам кто такой Тёма и что он сделал.
Тёме восемь лет. ОН живёт в дворянской семье. Отец его – крупный военный чин. В отсутствие мамы и отца, Тёма сломал любимый папин цветок, не слушал гувернантку (воспитательницу), разбил посуду и ещё наделал ряд проказ. А когда приехали родители, побоялся, струсил признаться о своих проделках. Отец его жестоко наказал: избил ремнём так, что у мальчика штанишки стали мокрыми.
Мать защитила Тёму от отца.
У тёмы четыре сестры: Зина, Наташа, Маня и Аня и младший брат Серёжа.
Прощение
(отрывок из повести «Детство Тёмы)
…Мать проходит в детскую, окидывает её быстрым взглядом, убеждается, что Тёмы здесь нет, идёт дальше, пытливо всматриваясь на ходу в отвОреную дверь маленькой комнаты, замечает в ней маленькую фигурку Тёмы, лежащего на диване с уткнувшимся лицом, проходит в столовую, отворяет дверь в спальную и сейчас же плотно затворяет её за собой.
Оставшись одна, она тоже подходит к окну, смотрит и не видит темнеющую улицу. Мысли рОем носятся в голове.
Пусть Тёма так и лежит, пусть придёт в себя, надо его теперь совершенно предоставить себе… Бельё бы переменить… Ах, боже мой, боже мой, какая страшная ошибка, как могла она допустить это! Какая гнусная(1) гадость! Точно ребёнок сознательный негодяй! Как не понять, что если он делает глупости, шалости, то делает только потому, что не видит дурной стороны этой шалости.
Няня маленькой Ани просовывает свою по-русски повязанную голову.
- Аню перекрестить…
- Давай! – И мать крестит девочку.
- Артёмий Николаевич (Тёма) в комнате? – спрашивает она.
- Сидит у окошка.
- Свечка есть?
- Потушили. Так в темноте сидят.
- Заходила к нему?
- Заходила… Куды! Эх! – Но няня удерживается, зная, что барыня не любит нытья.
- А больше никто не заходил?
- Таня ещё… Кушать носила.
- Ел?
-И-и! Боже упаси, и смотреть не стал… Целый день не емши. За завтраком маковой росинки(2) не взял в рот.
Няня вздыхает и, понижая голос, говорит:
- Бельё бы ему переменить, да обмыть… Это ему, поди, теперь пуще всего зазОрно(3)…
- Ты говорила ему о белье?
- Нет… Куда! Как только поклонилась было, а он этак плечиками как саданЁт(4)… Вот Таню разве послушает…
- Ничего не надо говорить… Никто ничего не замечайте… Прикажи, чтобы приготовили обе ванны поскорее для всех, кроме Ани… Позови бОнну(5)…
Смотри, никакого внимания…
- Будьте спокойны, - говорит сочувствующим голосом няня.
Входит фрЕйлен(5).
Она очень жалеет, что всё так случилось, но с мальчиком ничего нельзя было сделать…
- Сегодня дети берут ванну(7), - сухо(8) перебивает мать. – Двадцать два градуса.
- Зер гут (очень хорошо), мадам, - говорит фрейлен и делает книксЕн(9).
Она чувствует, что мадам недовольна, но её совесть чиста. Она невиновата; фрейлен Зина свидетельница, что с мальчиком нельзя было справиться. Мадам молчит; бОнна знает, что это значит. Это значит, что её оправдания не приняты.
Хотя она очень дорожит местом(10), но её совесть спокойна. И, в сознании своей невиновности, она скромно, но с чувством собственного достоинства берётся за ручку.
- Позовите Таню.
- Зер гут (очень хорошо) мадам, - отвечает бОнна и уже за дверью делает книксен.
В последней нотке мадам бОнна услыхала что-то такое, что возвращает ей надежду удержать за собой место, и она воскресшим голосом говорит:
- Таню бариня идить(11)!
Таня оправляется(12) и входит в спальню.
Таня всегда купает Тёму. Летом, в те дни, когда детей не мылили, ему разрешалось самому купаться, без помощи Тани, и это доставляло Тёме всегда громадное удовольствие: он купался, как папа, один.
- Если Артёмий Николаевич (Тёма) пожелает купаться один, пусть купается. Перед тем, как вести его в ванную, положи на стол кусок хлеба – не отрезанный, а так, отломанный, будто нечаянно его забыли. Понимаешь?
Таня давно всё поняла и весело и ласково отвечает:
- Понимаю, сударыня!
- Купаться будут все; сначала барышни, а потом Артёмий Николаевич. Ванну на двадцать два градуса. Ступай!
Но тотчас же мать снова позвала Таню и прибавила:
- Таня, перед тем, как поведёшь Артёмия Николаевича, убавь в ванной свет в лампе(13) так, чтобы был полумрак. И поведёшь его не через детскую, а прямо через девичью(14)… И чтобы никого в это время не было, когда он будет идти. В девичьей тоже убавь свет.
- Слушаю-с.
Купанье – всегда событие и всегда приятное. Но не на этот раз: в детской оживление слабое. Дети находятся под влиянием наказания брата, а главное – нет поджигателя обычного возбуждения, Тёмы. Дети идут как-то лениво, купанье какое-то неудачное, поспешное, и через двадцать минут они уже в белых чепчиках(15), гуськом возвращаются назад в детскую…
- Артёмий Николаевич, пожалуйте! – говорит весёлым голосом Таня, отворяя дверь маленькой комнаты со стороны девичьей.
Тёма молча встаёт и стеснённо проходит мимо Тани.
- Один или со мной? – беспечно(16) спрашивает она вдогонку.
- Один, - отвечает быстро, уклончиво(17) Тёма и спешит пройти девичью.
Он рад полумраку. Он облегчённо вздыхает, когда затворяет за собой дверь ванной. Он быстро раздевается и лезет в ванну. Обмывшись, он вылезает, берёт своё грязное бельё и начинает полоскать его в ванне. Ему кажется, что он умер бы от стыда, если бы кто узнал в чём дело; пусть лучше будет мокрое. Кончив свою стирку, Тёма скОмкивает в узел бельё и ищет глазами, куда бы его сунуть; он засовывает наконец свой узел за старый запылённый комод. Успокоенный, он идёт одеваться, и глаза его наталкиваются на кусок, очевидно, забытого кем-то хлеба. Мальчик с жадностью кидается на него, так как целый день ничего не ел. Годы берут своё: он сидит на скамеёке, болтает ножонками и с наслаждением ест. Всю эту сцену видит мать и взволнованно отходит от окна.
Кончив есть, Тёма встал и вышел в коридор. Он подошёл к лестнице, ведущей в комнаты, остановился на мгновение, подумал, прошёл мимо по коридору и, поднявшись на крыльцо, нерешительно, вполголоса позвал:
- Жучка, Жучка!
Он подождал, послушал, вдохнул в себя аромат масличного дерева, потянулся за ним и, выйдя во двор, стал пробираться к саду.
Страшно! Он прижался лицом между двух стоек ограды и замер, охваченный весь каким-то болезненным утомлением.
…Как-то таинственно страшно молчат дорожки. Деревья шумят, точно шепчут друг другу: «Как страшно в саду». Вот что-то чёрное беззвучно мелькнуло в кустах: на Жучку похоже! А может быть Жучки давно нет? Как жутко вдруг стало. А там что белеет? Кто-то идёт по террАсе(17).
- Артёмий Николаевич, - говорит, отворяя калитку(18) и подходя к нему Таня, - спать пора.
Тёма точно просыпается.
Он не прочь, он устал, но перед сном надо идти прощаться, надо пожелать спокойной ночи маме и папе. Ох, как не хочется!
- Артёмий Николаевич, Тёмочка, милый мой барин, - говорит Таня и целует руки Тёмы, - идите к мамаше! Идите, мой милый, дорогой, - говорит она, мягко увлекая его за собой, осыпая на ходу поцелуями…
Он в спальне у матери.
Он стоИт на ковре. Перед ним в кресле сидит мать и что-то говорит ему. Тёма точно во сне слушает её слова, они безучастно летают где-то возле его уха. Зато на маленькую Зину, подслушивающую у двери, речь матери бесконечно сильно действует своей убедительностью. Она не выдерживает больше и, когда до неё долетают слова матери: «а если тебе не жаль, значит. ты не любишь маму и папу», врывается в спальню и начинает горячо:
- Я говорила ему…
- Как ты смела, скверная(19) девчонка подслушивать?!
И «скверная девчонка, подхваченная за руку, исчезает мгновенно за дверью. Это изгнание его маленького врага пробуждает Тёму. Всё горе дня встаёт перед ним….
- Все только слушают Зину… Все целый день на меня нападают, меня никто не-е любит и никто не-е хоч-ет вы-ы-слу-у…
И Тёма горько плачет, закрывая лицо руками.
Он передал матери всю повесть грустного дня, как она слагалась роковым образом. Его глаза распухли от слёз… Мать, сидя с ним на диване, ласково гладит его густые волосы и говорит ему:
- Ну, будет, будет… мама не сердится больше…мама любит своего мальчика, мама знает, что он будет у неё хороший, любящий, когда поймёт одну маленькую, очень простую вещь. И Тёма может уже её понять. Ты видишь, сколько горя с тобой случилось, а как ты думаешь отчего? А я тебе скажу: оттого, что ты ещё маленький трус…
Тёма, ждавший всяких обвинений, но только не этого, страшно поражЁн(20) и задет этим неожиданным выводом.
- Да, трус! Ты весь день боялся правды. И из-за того, что ты её боялся, все беды твои и случились. Ты сломал цветок. Чего ты испугался? Пойти сказать правду сейчас же. Если б даже тебя и наказали, то ведь, как теперь сам видишь , тем, что не сказал правды, наказанья не избег. Тогда как если бы ты правду сказал, тебя, может быть, и не наказали бы. Папа строгий, но папа сам может упасть, и всякий может. Наконец, если ты боялся папы, отчего ты не пришёл ко мне?
- Я хотел сказать, когда вы садились в дрожки(21)…
- Отчего ты не сказал?
- Я боялся папы…
- Сам же говоришь, что боялся, значит – трус. А трусить, бояться правды – стыдно. Боятся правды скверные, дурные люди, а хорошие люди правды не боятся и согласны не только чтобы их наказывали за то, что они правду говорят, но рады и жизнь отдать за правду… Вот когда ты знал, что папа тебя накажет, ты убежал, а храбрый так не делает. Папа был на войне: он знал, что там страшно, а всё-таки пошёл. Ну, довольно: поцелуй маму и скажи ей, что ты будешь добрый мальчик.
Тёма молча обнял мать и спрятал голову у неё на груди.
Пояснения
1 – гнусная – отвратительная, мерзкая, нехорошая.
2 – «маковой росинки не взял в рот» - ребята, вы представляете каким
маленьким бывает маковое зёрнышко? О росинка на нём, значит, ещё
меньше. Выражение: «маковой росинки не было во рту» - означает,
что человек голоден и давно ничего не ел.
3 – зазОрно – стыдно.
4 – саданУть –сильно ударить.
5 – бОнна – воспитательница иностранка, то же самое, что гувернАнтка.
6 – фрЕйлен – молода немка-воспитательница.
7 – брать ванну – мыться в ванне, купаться.
8 – сухо - здесь означает: «недовольно».
9 – книксЕн – почтительное приседание девушки.
10 – дорожить местом – означает: дорожить своей работой, ценить её.
11 – «Таню бариня идить» - воспитательница немка и плохо говорит
по-русски. Надо было сказать: «Таню барыня зовёт».
12 – «Таня оправляется» - Таня приводит себя в порядок.
13 – «..убавь в ванной свет в лампе» - электрического освещения не было:
были свечи и керосиновые лампы. Свет в керосиновой лампе можно
было регулировать: добавить или убавить.
14 – дЕвичья комната – спальная комната для девочек. А детская – комната
для занятий и игр всех детей семьи.
15 – чЕпчик – женский головной убор.
16 – беспЕчно – беззаботно, легко.
17 – террАса – летняя открытая пристройка к дому, веранда.
18 – калИтка – небольшая дверца в заборе.
19 – скверная - гадкая, недостойная.
20 – «страшно поражён» - очень удивлён неприятно.
21 – дрОжки – лёгкий экипаж, коляска, запряженная лошадьми.
Ребята! Вы, наверное, сочувствуете Тёме? У вас, наверное, тоже были случаи, когда стыдно было признаться в сделанном, трудно было сказать правду? Или не было таких случаев?
1. Скажите, семья Тёмы «богатая» или «бедная» дворянская семья?
2. Почему вы так думаете? Объясните.
А теперь прочитайте о другой дворянской семье.
Е. Водовозова
По-новому
(отрывок из повести «История одного детства»)
Новая полоса началась в моей жизни. Нам, детям, переезд в деревню был, конечно , по душе. Светлый и уютный дом с просторными комнатами, коридором, боковушками и отдельным флигилем(1) во дворе, большой тенистый сад с извилистыми дорожками, а за ними широкое поле и у подножия горы голубое озеро – всё это было заманчиво, располагало к играм и прогулкам и не могло сравниться с тем, что окружало нас в Поречье.
Матушка, целиком ушедшая в хозяйство, на нас, детей, не обращала никакого внимания.
В помещичьих семьях вообще мало думали о детях. Близости между родителями и детьми почти не бывало. Поутру дети подходили «к ручке» родителей и желали доброго утра, после еды опять целовали ручку и благодарили за обед и ужин. Прощаясь перед сном, желали друг другу спокойной ночи. Вот и всё, чем обменивались за день родители и дети. Гувернантки няньки должны были строго следить за тем, чтобы дети не докучАли(3) старшим. За каждый пустячный поступок детей награждали подзатыльниками, стегали плёткой, секли розгами(4).
Не удивительно, что детей всегда тянуло в людскУю: в ней было веселей, чем в детской; тут горничные(5), лакЕи(6) и кучерА(7), обедая, сообщали разные новости, рассказывали о происшествиях в семье других помещиков, тут валялись обычно остатки брЮквы(8), рЕпы(9), кочерыжки от капусты, и можно было втихомолку лакомиться ими.
Детям уделялось все, что было похуже и не могло пользоваться взрослыми «господами». Даже в богатых помещичьих домах под спальни детей отводились самые тёмные и невзрАчные(10) комнаты. Форточек в комнатах не было. Спёртый воздух очищался только топкой печей. Духота в детских стояла ужасная; всех маленьких детей старались поместить в одной-двух комнатках, и тут же, вместе с ними на лежанках, сундуках или просто на полу, подостлав себе что попало из хлАма(11), пристраивались на ночь мамки(12), няньки(13) и горничные. Дети спали на высоко взбитых перинах. Перины эти никогда не сушились и не проветривались. Зимой по месецам детей не выводили на улицу, никто не имел понятия о том, что свежий воздух необходим для здоровья.
В то время существовало поверье(14), что чёрные тараканы приносят счастье и скорое замужество, поэтому помещицы, у которых были дочери-невесты, нарочно разводили их: за нижний плИнтус (15) стены клали крошки сахара, хлеба. В таких домах тараканы по ночам, как камешки, падали со стен на спящих детей; в изобилии водились здесь и клопы и блохи.
Благодаря моему отцу, горячо любившему детей, наше положение в доме не было таким печальным. Наша семья была культурнее других помещичьих семейств в нашей местности. Правда, матушка не прочь была дать подзатыльника, толкнуть в спину и дёрнуть за волосёнки, но комнаты, в которых мы жили, содержались всегда в чистоте и в порядке. Во всём же остальном нам тоже жилось не сладко.
С тех пор как мы обнищали, матушка во всём наводила жёсткую экономию. По вечерам мы «сумЕрничали», то есть не зажигали огня, пока не наступала полная темнота.
Хотя свечей не покупали, а приготовляли их из сала домашних животных, но даже к свечам относились у нас бережливо.
По вечерам во всём нашем доме горели две свечи: одна в столовой на столе. За которым сидели мы все с матушкой и няней, другая – в девичьей.
Однако для нас, детей, самым чувстительным было не это. С особым сожалением говорили мы о сладком, которого теперь нам совсем не давали. Конечно, такие разговоры мы вели только тогда, когда матушки не было в комнате.
- Отчего у нас не делают теперь ни взбитых сливок, ни бисквИтов(16)? – спрашивали мы няню. – Ведь сливки и яйца у нас свои, а не покупные.
- А оттого, - говорила няня, - что нам с сахаром и крупчаткой экономить надо, да и некогда нам теперь с этим хороводиться. И не докучайте вы этим мамашеньке… Ради Христа, не раздражайте её…
Всё же нам кое-что иногда перепадало.
Бывало это так. Из мёда и пАтоки(17) у нас заготовляли на зиму варенье, из местных ягод делали сиропы, но часть заготовок, особенно из пАтоки, часто портилась. Каждый горшок испорченного варенья или маринада няня показывала матушке. ОтвЕдав(18) того или другого, матушка тяжело вздыхала и говорила что-нибудь в таком роде:
- Какое несчастье! Действительно никуда не годится. Что же, давай детям. И, чтобы растянуть наше удовольствие, а не потому, что мы могли заболеть от испорченной пищи, она наказывала давать нам по маленькому блюдечку. И вот по целым неделям и месяцам мы ежедневно ели пАточное и медовое варенье, прокисшее так сильно, что от него по комнате шёл запах кислятины.
То же самое было со всеми другими домашними заготовлениями: всё, что покрывалось плесенью, отдавали крепостнЫм(19), менее испорченное получали мы, дети. Радуясь этим неудачам в хозяйстве, мы, однако, непрочь были полакомиться чем-нибудь получше, особенно тем, что от нас тщательно пряталось.
С большим нетерпением ожидали мы времени, когда у нас вырЕзывали соты(20) из пчелиных ульев. Это происходило в жаркие летние дни. Мы все выбегали тогда на крыльцо. Отсюда видно было, как наш садовник, старый Мирон, шёл к пчелиным ульям. По этому случаю он был в специальном наряде.. На голове у него было надето что-то вроде грубой маски из кожи с дырками, вырезанными для глаз и рта, а на руках были длинные неуклЮжие(21) перчатки. Он держал чистенький деревянный лоток(22), на котором лежали ложка, нож и лопаточка. С крыльца мы наблюдали, как отбиваясь от пчёл, Мирон ловко и быстро справлялся со своим делом! Пчёлы рОем(23) кружились вокруг него, но перчатки и маска хорошо защищали, и Мирон никогда не бывал покусан.
Когда вырезанные сОты проносили в столовую, матушка с няней укладывали их в особые горшки. Внизу такого горшка сбоку была просверлена дырочка, которую затыкали деревянной втУлкой(24). Соты клали в горшок и ставили на высокую табуретку, а к этой табуретке подставляли другую, пониже, с обыкновенным пустым горшком без дырки. Затем из верхнего горшка вынимали втУлку, и чистый мёд стекал вниз, во второй горшок. Эта операция происходила в праздники, то есть тогда, когда матушка бывала дома. Когда же она ухлдила, столовая сейчас же закрывалась на ключ.
Однако нас это нисколько не смущАло(25). Подкараулив(26), когда матушка уходила из дому, наш кадЕт(27)( так называли мы Андрюшу, учившегося в корпусе и проводившего у нас только летние каникулы) открывал из палисАдника(28) окно столовой и без труда влезал через него в запертую комнату. Остальные, затаив дыхание, следили за каждым его движением. Убедившись, что ниоткуда не грозит опасность, Андрюша подавал нам знак, и мы один за другим быстро оказывались в закрытой столовой. Меня, как самую маленькую, поднимали дружно на руках. Мы сразу же бросались к горшкам и подставляли под текущий мёд свои ладони. Облизав руки, мы снова и снова совали их под сладкую струю.
Не найдя нас в саду и не слыша в комнатах наших голосов, няня догадывалась о нашей проделке. Боясь, как бы об этом не узнала матушка, она подбегала к окну и звала нас испуганным шёпотом: «Мамашенька идёт… Вот ужо всё ей расскажу». Мы в ужасе выскакивали из окна. Няни, конечно, никто из нас не боялся. Но матушка внушала страх всем. Убедившись, что матушки не видно, мы сразу успокаивались. Няня же вся тряслась от страха за нас.
- Экий ты озорнИк(29), Андрюша, - накидывалась она на брата, - перекрещусь, когда в корпус уедешь! Хорошему сестёр-братьев обучаешь… Что если кто из прислуги увидит и матушке донесёт?
…Матушка вставала с рассветом и сейчас же уходила из дому на поля. Мы с ней встречались только за обедом.
Друг за другом подходили мы целовать ей руку. При этом она торопливо здоровалась с нами и всегда спрашивала одно и тоже:
- Ну, что, здорОва? Нагулялась?
Нередко она задавала вопрос и в дождливый, пасмурный день, когда мы не могли выйти из дому. Но матушка не замечала этого. Не замечала она и того, что мы часто отвечали на эти вопросы молчанием и бросали на неё угрюмые(30) взгляды. Матушка вся ушла в новое для неё дело. Хозяйство заслонило все другие заботы, и она ни о чём другом не успевала думать.
Когда наступало время обеда или ужина, няня выбегала на крыльцо и громко сзывала всех к столу. За стол у нас принято было садиться в строго определённый час. Если кто из нас опаздывал и являлся ко второму или третьему блюду, он ел его вместе с другими, но пропущенных блюд ему уже не подавали.
Впрочем, мы не очень боялись пропустить какое-нибудь блюдо. Когда вставали из-за стола, няня тихонько дёргала опоздавшего, и тот сразу отправлялся за ней в кладовую или боковушку. Тут нередко после ягод с молоком мы ели холодные щи или борщ. Опоздавший получал в прибавку пару яиц и кусок ветчины, потому что няня всегда боялась, как бы кто-нибудь из нас не остался голодным. Чаще всего опоздавшими оказывались мои братья.
…Если мои братья не сидели никогда дома, то мы, девочки, почти не выходили из него. Я ни на шаг не отставала от няни. Старшая сестра Нюта постоянно вышивала оборочки и воротнички, переснимала разные рисунки, составляла узоры для рукоделий, забегАла в кухню постряпать какое-нибудь кушанье или возилась в саду и палисаднике, сажая цветы, окапывая кусты. Сестра Саша, не поднимая головы, сидела за книгами.
Пояснения
1 – флигель - отдельный дом во дворе усадьбы для прислуги и гостей.
2 – гувернАнтка – воспитательница детей (бонна), чаще из иностранок. 3 – докучАть – надоедать.
4 – розги - тонкие, гибкие прутья для наказаний.
5 – гОрничная – работница по уборке комнат.
6 – лакЕй – слуга.
7 – кУчер – человек, управляющий лошадьми на выезде.
8 – брюква – овощ с крупным сладким корнем.
9 – рЕпа – слащавый овощ с меньшим, чем у брюквы съедобным корнем.
10 – невзрАчная – непривлекательная, некрасивая.
11 – хлам – ненужные, бесполезные вещи.
12 – мамка – кормилица ребёнка хозяев, воспитательница и слуга.
13 – няня – женщина по уходу за детьми хозяев.
14 – повЕрье – суеверное убеждение, вера в легенду, в предание.
15 – плИнтус – планка, закрывающая щель между полом и стеною.
16 – бисквИты – сдобное печенье.
17 – пАтока – густо, сладкое вещество, получаемое хозяйками из крахмала.
18 – ОтвЕдать – попробовать, узнать.
19 - крепостнЫе – личные, собственные крестьяне помещика до 1861 года.
20 – сОты – шестиугольные ячЕйки, углубления из воска, которые делают пчёлы для сбора мёда и кладки яиц.
21 – неуклЮжие перчатки – неудобные, не гибкие.
22 – лотОк – деревянный жёлоб для стОка мёда.
23 – рой – многочисленная семья пчёл с маткой (главной пчелой) во главе.
24 – втУлка – здесь имеется ввиду пробка.
25 – «нас…не смущало» - здесь означает: не останавливало.
26 – подкараулить – подстеречь, выследить.
27 – кадЕт – воспитанник военно-учебного заведения, кадетского корпуса. Поэтому няня и говорит так: «Когда уедешь в КОРПУС – перекрещусь».
28 – палисАдник – небольшой огороженный садик перед домом с клумбами и кустами.
29 – озорнИк – шалун.
30 – «»грюмые взгляды» - мрачные, неприветливые.
Прочитав главу «По-новому», вы, ребята, поняли, что эта семья дворян «беднее» семьи, в которой растёт Тёма. Сравните эти семьи и ответьте на вопросы:
1. Что общего в этих дворянских семьях?
2. Чем отличаются друг от друга эти семьи?
3. Кто из героев (мальчиков или девочек) вам понравился? Почему? За что?
4. Что нового для себя вы узнали, прочитав эти два отрывка?
День девятый
…Так уж случилось, что у папы было много дел, и он не мог беседовать с детьми до конца недели. Не то, чтобы он не разговаривал с детьми по вечерам, а просто не было времени на длительную беседу или рассказ. Папа писал, делал выписки из книг, что-то просматривал и читал – был занят.
За ужином, перед сном ребятам удавалось задать один-два вопроса, и, самое главное, удавалось получить ответ.
- А почему папа Тёмы так больно бил Тёму?
Потому что был жесток. Потому что и его так воспитывали: наказывали, били. А кроме того, Танечка, вспомни, что написано было в «Домострое»: «…страхом спасать…, разобравшись, поколотить; казня его тело, душу его избавляешь от смерти; наказывай детей в юности – упокОят тебя в старости твоей». И церковь учила держать детей в страхе божьем. В страхе! Слушать старших; а кто старший в семействе? Отец! Отец ребёнку – и царь и бог.
- А почему у дворян были няни? – спрашивал Серёжа.
- Чем богаче были дворяне, тем больше их домашняя жизнь была похожа на жизнь бояр: были и няньки, и мамки (кормилицы), и дядьки, и слуги разных назначений. Чем беднее были дворяне, тем меньше слуг. И няни выполняли работу не только ухода за детьми, но и распорядительницы в доме.
Дети прочитали не одну главу из книги Е. Водовозовой, а больше. Серёжа предпочитал читать «Детство Тёмы», а Таня хотела слушать повесть Е. Водовозовой. Ребята ссорились, мама их мирила. Но вопросы папе задавали и Таня и Серёжа.
Наконец-то в пятницу вечер у папы оказался свободным. А впереди ещё два выходных дня! По этому случаю папа купил торт, которому все обрадовались, особенно Таня: её любимый торт.
После ужина папа сказал:
- Я весь ваш – терзайте.
- У меня утюг не греет, - заявила мама.
- Ты нам будешь рассказывать, - высказалась Таня.
- А я погуляю, - сделал свой выбор Серёжа.
- Да ты что! – возмутилась Таня. – Папа будет рассказывать, а ты…
- Пусть идёт, - решила мама. - Подмёрзло, снежок. Пусть шайбу погоняют. А папа будет ремонтировать утюг.
- А я? – обиделась Таня.
- Мне гладить бельё надо. Если папа сможет, то пусть ремонтирует и рассказывает. Не сможет – рассказ после ремонта, - распорядилась мама.
- Сява хор-роший, - решил попугай.
Папа принялся за ремонт.
- Кто дворянам ремонтировал утюги? – спросила Таня.
- Тогда ещё не было электрических утюгов. Были другие: большие, с углями внутри. Сверху была металлическая крышка с деревянной ручкой. Крышку открывали, насыпАли внутрь тлеющих углей, закрывали и угли нагревали утюг. Он раскалялся и им гладили. Это была маленькая ручная печка.
Папа принялся за ремонт утюга.
- Ну, а кто же ремонтировал такие утюги? – не унималась Таня.
- Кто-то из слуг. А может быть – кузнец. Или ещё какой мастеровой человек. Вообще любую чёрную или тяжёлую физическую работу дворяне, хозяева, никогда не делали. Эта работа была для более низкого сословия, работа для «чёрных людей». А себя дворяне называли: «белая кость» или «голубая кровь». Они были избранными, особыми. Они служили царю, а им служили другие люди. Поэтому дворяне и детей своих воспитывали как особых детей.
- А как?
- А вот пример: Сергей Тимофеевич Аксаков, внук Степана Михайловича Багрова, вспоминает. Когда он был маленьким, то ему однажды представилась страшная картина: отец и мать умирают, а его и его братьев и сестёр наказывают. Как? А вот так: одевают в крестьянскую одежду и ссылают на кухню, к дворовым слугам! Ужас! И он говорит, что это было страшно. Или другой пример. Лев Николаевич Толстой в повести о своём детстве пишет о поразившей его однажды мысли. Ехали они в экипаже, то есть в коляске, но не по территории своего поместья. И Толстой обратил внимание, что никто из встречных с ними не здоровается и даже не обращает на них внимания. И он подумал: как же так? Если они на нас не работают, не заботятся о нас, то чем же они занимаются?
- А как он узнал, что эти люди на них не работают?
- Очень просто: если они не приветствуют бар, то, значит, это не их люди. Их работники и мастеровые обязательно поприветствуют своих хозяев. А раз это не их люди, то и не работают на них. Так чем же они занимаются? Раньше он думал, что все люди – это их слуги. Ох, ты! Гаечка упола. Таня, поищи.
Таня нашла гаечку, подала папе.
- Спасибо. Именно потому, что дворяне – особые люди, детей их, даже самых маленьких, слуги называли на «вы».
- Да, я вспомнила! Тёму служанка называет: Артёмий Николаевич.
- Совершенно верно. А няня в повести Е. Водовозовой тоже называет детей на «вы». Семья – «бедная» - а всё равно на «вы». Во многих дворянских семьях во время обеда за спиной своих воспитанников стояли няни и дядьки. Прислуживали. Отец или мать не звали к себе на беседу сына или дочь сами, напрямую, например: «Тёма, зайди ко мне, поговорим», а посылали слуг: «Пошлите ко мне Артемия Николаевича». Или – Татьяну Александровну.
Таня улыбнулась. Папу звали Александром. А Таня, значит, Татьяна Александровна.
- Что-то Серёжи долго нет. – Мама вошла и посмотрела на результат папиных стараний. – Скоро?
- Сейчас, сейчас! Последний болтик. Заигрался, наверное, Серёжа.
- Ругать будешь? – со значением спросила Таня у мамы.
- А что?
- Ничего… А пусть папа его накажет. Как Тёму, - вдруг предложила Таня.
- Татьяна! – изумился папа и уронил последний болтик. –Какая ты, однако, кровожадная!
- Я пошутила, - смутилась Таня.
- Вот так, как Тёму, дворянских детей наказывали крайне редко. Чаще – упрекали, стыдили. Требовали извинений за недостойное дворянина поведение. Иногда лишали сладкого – это для детей было суровым наказанием. А уж если в угол пустой комнаты ставили – считалось совсем плохо. Были и экзотические, редкие наказания.
Таня нашла болтик и папа завернул его.
- Какие? – спросила Таня.
- Брали любого ребёнка из дворни – мальчика – сына кухарки, конюха или прачки и приказывали слуге выпороть его в присутствии барчука. Мальчик плакал, орал, а барчук «мучился», «страдал». Так в назидание ему избивали невинного.
- Дикость какая-то, - сказала мама.
Папа включил утюг.
- Конечно. У многих помещиков были дикие нравы. Получай, - сказал папа маме и выключил утюг.
…Мама выгладила бельё. Серёжа давно вернулся. А Таня, почистив клетку Сявы, поводила урок разговорной речи: «Сява дворянин, Сява однодворец».
После обычных процедур подготовки ко сну мама разрешила Тане и Серёже послушать папу не в детской, как обычно, а в большой комнате. «В гостиной», - сказала мама.
- Перед сном, обычно, няня рассказывала детям сказки, истории всякие или легенды. Я вам – вместо няни, - сказал папа. И хочу вам прочитать главу из повести Льва Николаевича Толстого о няне. Повесть называется «Детство. Отрочество. Юность». Родители дворянских детей запрещали своим чадам играть с детьми крестьян и слуг. Ведь дворянские дети – особые дети. И не дай бог, чтобы у них появились манеры и привычки простолюдинов. И только няни, женщины из простого народа, связывали детей дворян со своим народом, рассказывая барчукам об обычаях, обрядах и поверьях русского народа. Я не помню ни одного известного мне писателя, композитора или художника, кто бы написал что-то нелестное, плохое о своей няне. Пушкин благодарил свою няню Арину Родионовну за то, что она привила ему любовь к сказкам. Аксаков никогда бы не написал свою сказку «Аленький цветочек», если бы подобную сказку не рассказала ему его няня. Няню иногда больше любили, чем родную мать.
Итак, я читаю вам отрывок из повести льва Николаевича Толстого, который называется «Наталья САвишна».
Наталья Савишна
«В половине прошлого столетия по дворам села Хабаровки бегала в затрапЕзном платье босоногая, но весёлая, толстая и краснощёкая девка Наташка. По заслугам и просьбе отца её, кларнетиста Саввы, дед мой взял её вверх – находиться в числе женской прислуги бабушки. Горничная Наташка отличалась в этой должности кротостью нрава и усердием. Когда родилась матушка и понадобилась няня, эту обязанность возложили на Наташку. И на этом новом пОприще она заслужила похвалы и награды за свою деятельность, верность и привязанность к молодой госпоже. Но напудренная голова и чулки с пряжками молодого бойкого официанта Фоки, имевшего по службе частые сношения с Натальей, пленили её грубое, но любящее сердце. Она даже сама решилась идти к дедушке просить позволения выйти за Фоку замуж».
- Пап, пап, - перебила Таня, - а почему служанка должна была спрашивать разрешения, чтобы выйти замуж?
- Потому что она была крепостнАя, - вдруг сказал Серёжа.
- Молодец, Серёга! – удивился папа. – Крепостной человек – мужчина или женщина, мальчик или девочка – были личной собственностью помещика. Как мебель, карета, лошади, собаки. А как вещи могут решать: где им быть и что делать? Помещик мог продать крепостного, обменять на что-либо, не спрашивая его желания. Он мог разлучить с семьёй, женить или выдать замуж за кого угодно. Поэтому Наталья и спрашивала разрешения у своего хозяина-помещика.
- Крепостные крестьяне – рабы? – снова спросила Таня.
- Да, пожалуй, так. Жили, как рабы.
- Сегодня учительница сказала Юрке Куликову: «Ты что в таком затрапЕзном виде в класс явился?» - снова неожиданно заговорил Серёжа. – И Наталья, когда была девчонкой, бегала в затрапЕзном платье. В «затрапЕзном» - значит, в плохом, в грязном?
_ Сегодня это слово имеет именно такое значение: неряшливый, неаккуратный. А во второй половине XVIII века «затрапЕзной» называли дешёвую хлопчатобумажную ткань, выпускаемую на фабрике московского купца Затрапезникова. Чаще всего из этой ткани шили себе платья люди бедные, простолюдины.
- Читай дальше, - попросил отца Серёжа.
- Хорошо. Пошла, значит, Наталья просить разрешения у барина.
«Дедушка принял её желание за неблагодарность, прогневался и сослал бедную Наталью за наказание на скотный двор в степную деревню».
- Надо полагать, - пояснил папа, - что барин сослал Наталью в своё поместье ухаживать за скотом. То есть: из города – в деревню.
«Через шесть месяцев, однако, так как никто не мог заменить Наталью, она была возвращено в двор (то есть – в городской барский дом) и в прежнюю должность. Возвратившись в затрапЕзке из изгнания, она явилась к дедушке, упала ему в ноги и просила возвратить ей милость, ласку и забыть ту дурь, которая на неё нашла было и которая, она клялась, уже больше не возвратится. И действительно, она сдержала своё слово.
С тех пор Наташка сделалась Натальей Савишной и надела чепец: весь запас любви, который в ней хранился она перенесла на барышню свою».
- ЧепЕц – понятно, что такое? – спросил папа.
- Шапочка такая, - быстро ответила Таня.
- Верно. Но здесь важно другое. На Руси девушки ходили без головного убора. Волосы были открытыми, заплетенными в одну косу. Замужней же женщине простоволОсой, то есть с непокрытой головой, ходить было позорно. И если Наталья надела чепЕц, то это означало, что она теперь замУжняя женщина и никаких попыток выйти замуж делать не будет. То есть: за Фоку замуж, или за кого-либо другого, она уже не пойдёт.
«Когда подле матушки заменила её гувернантка, она получила ключи от кладовой, и ей на руки сданы были бельё и вся провизия. Новые обязанности эти она исполняла с прежним усердием и любовью. Она вся жила в барском добре, во всём видела трАту, порчу, расхищение и всеми средствами старалась противодействовать.
Когда мамАн (мать) вышла замуж, желая чем-нибудь отблагодарить Наталью Савишну за её двадцатилетние труды и привязанность, она позвала её к себе и, выразив в самых лестных словах всю свою к ней признательность и любовь, вручила ей лист гЕрбовой бумаги, на которой была написана вОльная Наталье Савишне, и сказала, что, несмотря на то, будет ли она или нет продолжать служить в нашем доме, она всегда будет получать ежегодную пенсию в триста рублей».
- Здесь требуется кое-что пояснить, - остановился папа. «Гербовая бумага» - это бумага с изображением государственного гЕрба. Важные документы писались только на гЕрбовой бумаге. И «вольная» - тоже. «Вольная» - это документ, по которому крепостного отпускали на волю. Он из вещи превращался в человека и мог сам распорядиться своей судьбой. Редко кому помещики давали вольную. И Наталья Савишна заслужила эту свободу. Да ещё и пенсию. Триста рублей – это были большие деньги по тем временам. Послушайте, что сделала Наталья Савишна.
«Наталья Савишна молча выслушала всё это, потом, взяв в руки документ, злобно взглянула на него, пробормотала что-то сквозь зубы и выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Не понимая причины такого столь странного поступка, мамАн (мать) немного погодя вошла в комнату Натальи Савишны. Она сидела с заплаканными глазами на сундуке, перебирая пальцами носовой платок, и пристально (в упор, не отводя глаз) смотрела на валявшиеся на полу перед ней клочки изорванной вольной.
- Что с вами, голубушка Наталья Савишна? – спросила мамАн (мать), взяв её за руку.
- Ничего, матушка, - отвечала она, - должно быть я вам чем-то противна, что вы меня со двора гоните… Что ж, я пойду.
Она вырвала свою руку и, едва удерживаясь от слёз, хотела уйти из комнаты. МамАн (мать) удержала её, обняла и они обе расплакались.
С тех пор, как я себя помню, помню я и Наталью Савишну, её любовь и ласки; но теперь только умею ценить их, - тогда же мне и в голову не приходило, какое редкое, чудесное создание была эта старушка. Она не только никогда не говорила, но и не думала, кажется, о себе: вся жижнь её была любовь и самопожертвование (жертвовать собой ради кого-то или чего-то). Я так привык к её бескорыстной (с отсутствием выгоды) нежной любви к нам, что и не воображал, чтобы это могло быть иначе, нисколько не был благодарен ей и никогда не задавал себе вопросов: а что, счастлива ли она? Довольна ли?
Бывало под предлогом необходимой надобности, прибежишь от урока в её комнатку, усядешься и начинаешь мечтать вслух, нисколько не стесняясь её присутствием. Всегда она бывала чем-нибудь занята: или вязала чулок, или рылась в сундуках, которыми была наполнена её комната, или записывала бельё и, слушая всякий вздор, который я говорил, «как, когда я буду генералом, я женюсь на чудесной красавице, куплю себе рыжую лошадь, построю стеклянный дом и выпишу родных Карла Ивановича из Саксонии» и т. д., она приговаривала: Да, мой батюшка, да».
- Карл Иванович, немец, учитель мальчика. Родина Карла Ивановича Саксония, область в Германии. «Выписать родных» - значит, вызвать их из Германии.
«Обыкновенно, когда я вставал и собирался уходить, она отворяла голубой сундук. На крышке которого снутри – как теперь помню – были наклеены крашенное изображение какого-то гусара, картинка с помадной баночки и рисунок Володи (брат Льва Николаевича), - вынимала из этого сундука куренье, зажигала его и, помахивая, говорила:
- Это, батюшка, ещё очАковское курение. Когда ваш покойный дедушка – царство небесное – под тУрку ходили, так оттуда ещё привезли. Вот уже последний кусочек остался, - прибавляла она со вздохом.
- Няня, что – курила? – удивилась Таня.
- Нет, конечно! Она говорит не о табаке. Есть такие вещества, которые при зажигании кУрятся, выделяют ароматный дым.
«В сундуках, которыми была наполнена её комната, было решительно всё. Чтобы не понадобилось, обыкновенно говаривали: «Надо спросить у Натальи Савишны», - и действительно, порывшись немного, она находила требуемый предмет и говаривала: «Вот и хорошо, что припрятала». В сундуках этих были тысячи таких предметов, о которых никто в доме, кроме неё не знал и не заботился.
Один раз я на неё рассердился. Вот как это было. За обедом, наливая себе квасу, я уронил графин и разлил скатерть.
- Позовите-ка Наталью Савишну, чтобы она порадовалась на своего любимчика, - сказала мамАн (мать).
Наталья Савишна вошла и, увидев лужу, которую я сделал, покачала головой; потом мамАн (мать) сказала ей что-то на ухо, и она, погрозившись на меня, вышла.
После обеда я, в самом хорошем расположении духа, припрыгивая, отправился в залу, как вдруг из-за двери выскочила Наталья Савишна с скатертью в руке. Поймала меня и, несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны. Начала тереть меня мокрым по лицу, приговаривая: «Не пачкай скатертей, не пачкай скатертей!» Меня так это обидело, что я разревелся от злости.
«Как! – говорил я сам себе, прохаживаясь по зале и захлёбываясь от слёз. – Наталья Савишна, просто Наталья, говорит мне «ты», и ещё бьёт меня по лицу мокрой скатертью, как дворОвого мальчишку. Нет, это ужасно!»
Когда Наталья Савишна увидала, что я распустила слюни (расплакался), она тотчас же убежала, а я, продолжая прохаживаться, рассуждал о том, как бы оплатить дерзкой Наталье за нанесённое мне оскорбление.
Через несколько минут Наталья Савишна вернулась, робко подошла ко мне и начала увещевать (уговаривать, убеждать):
- Полноте, мой батюшка, не плачьте…простите меня дуру…я виновата…уж вы меня простите, мой голубчик…вот вам. Она вынула из-под платка корнЕт (музыкальный инструмент), сделанный из красной бумаги, в котором были две карамельки и одна винная ягода, и дрожащей рукой подала его мне. У меня не доставало сил взглянуть в лицо доброй старушке; я, отвернувшись, принял подарок, и слёзы потекли ещё обильнее, но уже не от злости, а от любви и стыда».
Папа закрыл книгу.
- В книге писательницы Водовозовой – такая же няня, - сказала Таня.
А Серёжа спросил:
- Триста рублей – это сколько? Ну, что можно было купить на них?
- Я точно не знаю. – Папа задумался. – Где-то я читал, как один маленький чиновник хотел выиграть по лотерейному билету сто рублей. При этом он рассуждал так: «Приду домой и скажу матери и сестре: «Всё, хватит работать: вот вам сто рублей – живите в своё удовольствие». Значит, сто рублей – много. А уж триста… Обед в те времена стоил пятнадцать копеек. Так что считайте.
- А почему мальчик называет свою маму «мамАн», - спросила Таня.
- Не мальчик, а Лев Николаевич.
- Ну, да. Но он же был маленьким.
- Хорошо, хорошо. В дворянских семьях в XIX веке было принято называть отца и мать на французский манер: папА, мамАн – с ударением на втором слоге.
- Он же немецкий учил, - вспомнила Таня. – И учитель у него немец.
- Дворяне знали по нескольку языков. Кстати, сам Лев Николаевич Толстой владел четырьмя или пятью иностранными языками. Языкам их учили гувернёры, затем - в гимназии, в университете. Но общепринятым языком общения был французский.
- А почему они в школу не ходили? Не было школ? – спросила Таня.
Школы в XIX были. Мало, но были: начальные земские школы, частные. Там дети обучались чтению, письму и арифметике. Там обучались дети из народа а так же дети купцов. Дворянским детям учиться в этих школах считалось зазорным. Поэтому дворяне нанимали домашних учителей. Или обучали сами. Как мать Лизы из повести Е. Водовозовой «История одного детства». Вы же читаете эту повесть?
- Да, - сказала Таня. – Только Серёжа не хочет мне её читать. Он читает «Детство Тёмы».
- Давайте сделаем так: Серёжа для себя читает «Детство Тёмы», а для тебя – «Историю одного детства».
- Да?! – Возмутился Серёжа. – Сколько читать! Пусть сама читает!
- Пусть, - согласился папа. – Понемногу, по чуть-чуть, но сама. А мы тоже будем читать тебе, Таня, - решил папа. – Хочешь узнать историю девочки – потрудись, почитай. Давайте ещё немного о дворянах и на сегодня хватит. Дворянских детей принимали в гимназию после начального обучения. Но не всех, а тех, кто сдавал экзамен по чтению, арифметике и чтению и переводу на одном из иностранных языков. После гимназии они поступали в какой-нибудь университет.
- Пап, если у каждого дворянина были крепостные, то, значит, дворян было мало? – неожиданно спросил Серёжа.
- Ай, да Серёжа! Ай, да молодец! В России в середине XIX века было примерно 65 – 68 миллионов человек. В два раза меньше, чем сейчас в России. А дворян было двести пятьдесят тысяч: от престарелых бабушек-дворянок до младенцев-дворян – всех. Один дворянин примерно на 270 жителей России. Дворянство было привилегирОванным, особым сословием в России. Им были открыты все двери: в гимназии, лицеи, университеты. В то время, как детей крестьян, рабочих и ремесленников туда не принимали. За редким исключением.
Всё, друзья, на сегодня. А теперь – спать.
1. Ребята, что нового для себя вы узнали о жизни дворянских детей?
2. Почему дворянским детям запрещалось играть и общаться с детьми
дворОвыми и крестьянскими?
3. Как вы поняли: в чём особенность дворянских детей?
4. Почему дворянские дети любили своих нянь?
5. Семья, которой служила Наталья Савишна, была «богатой» дворянской
Семьёй, или «бедной»? Как вы это определили?
О том, что дворянские дети учились в гимназиях, вы узнали из рассказа папы. А о порядках в гимназии вы узнаете, если прочтёте ещё один отрывок из повести Н.Г. Гарина-Михайловского «Детство ТёмЫ».
В гимназии
Когда Тёма появился первый раз в классе, занятия были уже в полном разгаре.
Тёму проводили из дому с большим почётом. Приехавший батюшка (священник) отслужил молебен. Мать торжественно перекрестила его с надлежащими наставлениями новеньким образкОм (маленькая икона), который и повесили уму на шею. Он перецеловался со всеми, как будто уезжал на несколько лет. Серёжику он обещал принести из гимназии лошадку. Мать, стоя на крыльце, последний раз перекрестила отъезжавших отца и сына. Отец сам вёз Тему, чтобы сдать его с рук на руки гимназическому начальству. На кОзлах (место для извозчика) сидел Еремей, больше, чем когда-либо торжесивенный. Сам ГнедкО(кличка лошади) вёз Тёму. В воротах стоял Иоська и сиротливо улыбался своему товарищу. Из наёмного(1) двора высыпала вся ватАга(2) ребятишек, с разинутыми ртами провожавшая своего члена ватАги. В открытие ворота мелькнул наёмный двор, всевозможные кучи, вросшие в землю избушки, чуть блеснула стена старого кладбища. Вспомнилось прошлое, мелькнуло сознание, что всё это уже назади, как ножом отрезано… Что-то сжало горло Тёмы, но он покосился на отца и удержался. ДорОгой отец говорил Тёме о том, что ждёт его в гимназии, о товариществе, как в его время преследовали Ябед(3) – накрывали шинелями и били.
Тёма слушал знакомые рассказы и чувствовал, что он будет надёжным хранителем товарищеской чести. В его голове рисовались целые картины геройских подвигов.
У дверей класса Тёма поцеловался последний раз с отцом и остался один. Сердце его немного дрогнуло при виде большого класса, набитого массой детских фигур. Одни на него смотрели с любопытством, другие насмешливо, но все равнодушно и безучастно; их было слишком много, чтобы интересоваться Тёмой.
Вошёл Иван Иванович, высокий чёрный надзиратель, совсем молодой ещё, конфУзливый(4) и крикнул:
- Господа, есть ещё место?
На каждой скамейке сидело по четыре человека. Свободное место оказалось на последней скамейке.
- Ну, вот и садись, - проговорил Иван Иванович и, постояв ещё мгновение, вышел из класса.
Тёма пошёл, скрепя сердце, на последнюю скамейку. Из рассказов отца он знал, что там сидят самые лентяи, но делать было нечего.
- Сюда! – строго скомандовал высокий, плотный, краснощёкий мальчик лет четырнадцати.
Тёму поразил этот верзила, составлявший контраст со всеми остальными ребятишками.
- Полезай! – скомандовал Вахнов и довольно бесцеремОнно (5) толкнул Тёму между собой и маленьким чёрным гимназистом, точно шапкой покрытым мохнатыми нечесаными волосами.
Из-под этих волос на Тёму сверкнула пара косых чёрных глаз и снова куда-то скрылась.
Несколько человек бесцеремонно подошли к соседним скамьям и смотрели на кофузившегося, не знавшего куда девать свои руки и ноги Тёму. Из них особенно впился в Тёму белобрысый(6) некрасивый гимназист Корнев, с заплывшими небольшими глазами, как-то в упор, пренебрежИтельно(7) и недружелюбно осматривая егшо. Вахнов, облокотившись локтем на скамейку, подперев щеку рукой, тоже осматривал Тёму сбоку с каким-то бессмысленным любопытством.
- Как твоя фамилия? – спросил он наконец у Тёмы.
- Карташёв.
- Как? Рубль нашёл? – переспросил Вахнов.
- Очень остроумно! – едко проговорил белобрысый гимназист и, пренебрежительно отвернувшись, пошёл на своё место.
- Это – сволочь! – шепнул Вахнов на ухо Тёме.
- Ябеда? – спросил тоже на ухо Тёма.
Вахнов кивнул головой.
- Его били под шинелями? – спросил опять Тёма.
- Нет ещё, тебя дожидались, - как-то загадочно проговорил Вахнов.
Тёма посмотрел на Вахнова.
Вахнов молча, сосредоточенно поднял вверх палец.
Вошёл учитель географии, жёлтый, расстроенный. Он как-то устало, небрежно сел и раздражённо начал перекличку. Он то и дело харкал и плевался вовсе стороны. Когда дошло до фамилии Карташёва, Тёма, по примеру других, сказал:
- Есть.
Учитель остановился, подумал и спросил:
- Где?
- Встань! - Толкнул его Вахнов. Тёма встал.
- Где вы там? – лерегнулся учитель и чуть не крикнул: - Да подите сюда! Прячется где-то…ищи его.
Тёма выбрался, получив от Вахнова пинка, и стал перед учителем.
Учитель смерил глазами Тёму и сказал:
- Вы что же? Ничего не знаете из пройденного?
- Я был болен, - ответил Тёма.
- Что же мне-то прикажите делать? С вами отдельно начинать сначала, а остальные пусть ждут?
Тёма ничего не ответил. Учитель раздражённо проговорил:
- Ну, так вот что, как вам угодно: если через неделю вы не будете знать всего пройденного, я вам начну ставить единицы до тех пор, пока вы не нагоните. Понятно?
- Понятно, - ответил Тёма.
- Ну, и ступайте.
- Ничего, - шептал успокоительно Вахнов. – Уже без того не обойдётся, всё равно, чтобы не застрять на второй год. Ты знаешь, сколько я лет уже высидел?
- Нет.
- Угадай!
- Больше двух лет, кажется, нельзя.
- Три. Это только для меня, потому что я сын севастопольского героя.
Следующий урок был рисование. Тёме дали карандаш и бумагу.
Тёма начал выводить с модели какой-то нос, но у него не было никаких способностей к рисованию. Выходило что-то совсем несообрАзное(8).
- Ты совсем не умеешь рисовать? – спросил Вахнов.
- Не умею, - ответил Тёма.
- Сотри! Я тебе нарисую.
Тёма стёр. Вахнов в несколько штрихов красиво нарисовал ему большой, выпуклый, с шишкой нос.
- Разве он похож на этот нос? – спросил огорчённо Тёма, сравнивая его с моделью рИмского(9) носа.
- Ну, вот глупости, ты можешь рисовать всякий, какой захочешь… Лишь бы был нос, Ну, скажешь, что у дяди твоего такой нос…вот и всё. Это всё глупости, а вот хочешь, я покажу тебе фокус, только крепче держи. Вахнов сунул в руку Тёме какой-то продолговатый предмет.
- Крепко держи!
- Ты что-нибудь сделаешь?
- Ну вот… только держи…крепче! – И Вахнов с силой дёрнул шнурок.
В то же мгновение Тёма с пронзительным криком, уколотый двумя высунувшимися иголками, хватил со всего размаха Вахнова по лицу.
Учитель встал со своего места и пошёл к Тёме.
Только выдай, сегодня же отделаем под шинелями, - прошептал Вахнов.
Учитель, с каким-то болезненным, прозрачным лицом, с длинными бакенбардами(10), с стеклянными глазами, подошёл и уставился на Тёму.
- Как фамилия?
- Карташёв.
- Встаньте!
Тёма встал.
- Вы что ж, в кабак сюда пришли?
Тёма молчал.
- Ваше рисование?
Тёма протянул свой нос.
- Это что же такое?
- Это моего дяди нос, - отвечал Тёма.
- Вашего дяди? – загадочно переспросил учитель. – Хорошо-с, ступайте из класса!
_ Я больше не буду, прошептал Тёма.
- Хорошо-с, ступайте из класса. – И учитель ушёл на своё место.
- Иди, это ничего, - прошептал Вахнов. – Постоишь до конца урока и придёшь назад. Молодец! Первым товарищем будешь!
Тёма вышел из класса и стал в темноте коридора у самых дверей. Немного погодя в конце коридора показалась фигура в форменном фраке(11). Фигура быстро подвигалась к Тёме.
- Вы зачем здесь? – наклоняясь к Тёме, спросил как-то неопределённо мягко господин.
Тёма увидел перед собой чёрное, с козлиной бородой лицо, большие чёрные глаза с массой тонких синих жилок вокруг них.
- Я…Учитель сказал постоять мне здесь.
- Вы шалили?
- Не…нет.
- Ваша фамилия?
- Карташёв.
- Вы маленький негодяй однако! – проговорил господин, совсем близко приближая своё лицо, таким голосом, что Тёме показалось, будто господин этот оскалил зубы. Тёма задрожал от страха. Его охватило такое же чувство ужаса, как в сарае, когда он остался с глазу на глаз с Абрумкой.
- За что Карташёв выслан из класса? – спросил он, распахнув дверь.
При появлении господина весь класс шумно встал и вытянулся в струнку.
- Дерётся, - проговорил учитель. – Я дал ему модель носа, а он вот что нарисовал и говорит, что это нос его дяди.
Светлый класс, масса народу успокоили Тёму. Он понял, что сделался жертвой Вахнова, понял, что необходимо объясниться, но, на своё несчастье, он вспомнил и наставление отца о товарищистве. Ему показалось особенно удобным именно теперь, перед всем классом, заявить, так сказать, себя сразу, и он заговорил взволнованным, но уверенным и убеждённым голосом:
- Я, конечно, никогда не выдам товарищей, но я всё-таки могу сказать, что я ни в чём не виноват, потому что меня очень нехорошо обманули и ска…
- Молчать!! – заревел благим матом(12) господин в форменном фраке. – Негодный мальчишка!
Тёме, не привыкшему к гимназической дисциплине, пришла другая несчастная мысль в голову.
- Позвольте… - заговорил он дрожащим, растерянным голосом, - вы разве смеете на меня так кричать и ругать меня?
- Вон!! – заревел господин во фраке и, схватив за руку Тёму, потащил за собой по коридору.
- Постойте…- упирался сбившийся окончательно с толку Тёма. – Я не хочу с вами идти…Постойте…
Но господин продолжал волочить Тёму. Дотащив его до дежурной, господин обратился к выскочившему надзирателю и проговорил, задыхаясь
от бешенства:
- Везите этого дерзкого сорванца домой и скажите, что он исключён из гимназии.
Пояснения
1 – наёмный двор – двор или часть двора, которая за определённую плату
сдавалась в наём. Наниматели там строили жильё. Отец Тёмы сдавал
часть своего двора в наём, и с детьми с этого наёмного двора Тёма был
знаком.
2 – ватАга – шумная группа, толпа.
3 – Ябеда – доносчик, клеветник.
4 – конфУзливый – человек, который смущается, стесняется.
5 – бесцеремОнно – грубо, нахально.
6 – белобрЫсый – человек со светлыми волосами, бровями и ресницами.
7 – пренебрежИтельно – высокомерно, неуважительно.
8 – несообрАзное – лишенное здравого смысла.
9 – модель римского носа – скульптурное изображение прямого носа.
10 – бакенбАрды – волосы, растущие от висков вниз по щекам.
11 – фрак – двубортная длинная одежда (чаще для мужчин), у которой
передние пОлы, от талии к низу, удалены, отрезаны.
12 – благим матом – очень громко, изо всех сил несдержанно кричать.
Ребята! Давайте не будем ждать с вами, когда папа прочитает или расскажет Тане с Серёжей что-то новое. Попробуем их опередить.
Вы знаете, что дворянским детям запрещалось играть и общаться с дворовыми детьми. Но барчукам иногда было скучно и им хотелось поиграть с дворовыми детьми, послушать их страшные рассказы – пообщаться. И они, барчуки, тайком от родителей и нянь сбегали к дворовым или крестьянским детям поиграть в их игры.
Как это происходило? Вы узнаете, когда прочтёте отрывок из повести Алексея Николаевича Толстого (обратите внимание: не Льва Николаевича Толстого, а - Алексея Николаевича; они не родственники, а однофамильцы). Это тот самый А.Н. Толстой, который написал всем вам известную сказку «Приключения Буратино».
Но сейчас вам предлагается прочитать отрывок из повести «Детство Никиты». Отрывок называется «У колодца»
У колодца
Посредине двора, у колодца, где снег вокруг был жёлтый, обледенелый и истоптанный, Никита нашёл Мишку Коряшонка. Мишка сидел на краю колодца и макал в воду кончик голИцы – кожаной рукавицы, надетой на руку. Никита спросил, зачем он это делает. Мишка Коряшонок ответил:
- Все кончанские голИцы макают и мы теперь будем макать. Она зажОхнет – страсть ловко драться. Пойдёшь на деревню-то?
- А когда?
- Вот пообедаем и пойдём. Матери ничего не говори.
- Мама отпустила, только не велела драться.
- Как не велела? А если на тебя наскОчат? Знаешь, кто на тебя наскочит, - Стёпка Карнаушкин. Он тебе даст, ты – брык.
- Ну, со Стёпкой-то я справлюсь, - сказал Никита, - я его на один мизинец пущу. – И он показал Мишке палец.
Коряшонок посмотрел, сплюнул и сказал грубым голосом:
- У Стёпки Карнаухина кулак заговОренный. На прошлой неделе он в село , в Утевку, ездил с отцом за солью, за рыбой, там ему кулак заговаривали, лопни глаза – не вру.
Никита задумался, - конечно, лучше бы совсем не ходить на деревню, но Мишка скажет – трус.
- А как же ему кулак заговаривали? – спросил он.
Мишка опять сплюнул.
- Пустое дело. Перво-наперво возьми сажи и руки вымажи и три раза скажи: «Тани-бани, что под нами, под железными столбами?» Вот тебе и всё.
Никита с большим уважением глядел на Коряшонка. На дворе в это время со скрипом отворились ворота, и оттуда плотной серой кучей выбежали овцы,- стучали копытцами, как костяшками, трясли хвостами, роняли орешки. У колодца овечье стадо сгрудилось. Блея и теснясь, овцы лезли к колоде, проламывали мордочками тонкий ледок, пили и кашляли. Баран, грязный и длинношерстный, уставился на Мишку белыми, пегими глазами, топнул ножкой, Мишка сказал ему: «Бездельник» - и баран бросился на него, но Мишка успел перескочить через колоду.
Никита и Мишка побежали по двору, смеясь и дразнясь. Баран погнался за ними, но подумал и заблЕял:
- Сааами безде-е-е-ельники.
- Когда Никиту с чёрного крыльца(2) стали кричать обедать, Мишка Коряшонок сказал:
- Смотри, не обмани, пойдём на деревню-то.
Битва
Никита и Мишка Коряшонок пошли на деревню через сад и пруд короткой дорогой. На пруду, где ветром сдуло снег со льда, Мишка на минутку задержался, вынул перочинный ножик и коробку спичек, присел и, шмыгая носом, стал долбить синий лёд в том месте, где в нём был внутри белый пузырь. Эта штука называлась «кошкой», - со дна пруда поднимались болотные газы и вмерзали в лёд пузырями. Продолбив лёд, Мишка зажёг спичку и поднёс к скважине, «кошка» вспыхнула, и надо льдом поднялся желтоватый бесшумный язык пламени.
- Смотри, никому про это не говори, - сказал Мишка, - мы на той неделе на нижний пруд пойдём кошки поджигать, я там одну знаю – огромАднеющая, целый день будет гореть.
Мальчики побежали по пруду, пробрались через поваленные жёлтые камыши на тот берег, и вошли в деревню.
В эту зиму нанесло большие снегА. Там, где ветер продувал вольно между дворами, снега было немного, но между избами поперёк улицы намело сугробов выше крыш.
Избёнку бобылЯ(3), дурачка Савоськи, завалило совсем, одна труба торчала над снегом. Мишка сказал, что третьего дня(4) Савоську всем миром выкапывали лопатами, а он, дурачок, как его завалило за ночь бураном, затопил печь, сварил пустых щей(5), поел и полез спать на печь. Так его сонного на печке и нашли, разбудили и оттаскали за виски - за глупость.
На деревне было пусто и тихо, из труб кое-где курился дымок. Невысоко, над белой равниной, над занесёнными омётами(6) и крышами, светьило мглистое солнце. Никита и Мишка дошли до избы Артамона Тюрина, страшного мужика, которого боялись все на деревне, - до того был силён и сердит, и в окошечко Никита увидел рыжую, как веник бородищу Артамона, - он сидел у стола и хлебал из деревянной чашки. В другое окошечко, приплюснув к стеклу носы, глядели три конопатых мальчика, Артамоновы сыновья: Сёмка, Лёнька и Артамошка – меньшой.
Мишка, подойдя к избе, свистнкл, Артамон обернулся, жуя большим ртом, погрозил Мишке ложкой. Трое мальчишек исчезли и сечас же появились на крыльце, подпоясывая кушакАми(7) полушубки.
Эх вы, - сказал Мишка, сдвигая шапку на ухо, - эх вы – девчонки…Дома сидите – забоялись.
- Ничего мы не боимся, - ответил один из конопатых, Сёмка.
- Тятька(8) не велит валенки трепать, - сказал Лёнька.
- Давеча(9) я ходил, кричал кончанским, они не обижаются, - сказал Артамошка-меньшой.
Мишка двинул шапку на другое ухо, хмыкнул и проговорил решительно:
- Идём дражнить(10). Мы им покажем.
Конопатые ответили: «Ладно», и все вместе полезли на большой сугроб, лежавший поперёк улицы, - отсюда за Артамоновой избой начинался другой конец деревни.
Никита думал, что на кончАнской стороне кишмЯ кишит мальчишками, но там было пусто и тихо, только две девочки, оьмотанные платками, втащили на сугроб салазки, сели в них, протянув перед собой ноги в валенках, ухватились за верёвку, завизжали и покатились через улицу мимо амбАрушки(11) и – дальше по крутому берегу на речной лёд.
Мишка, а за ним конопатые мальчики и Никита стали кричать с сугроба:
- Эй, кончАнские!
- Вот мы вас!
- Попрятались, боятся!
- Выходите, мы вас побьём!
- Выходите на одну руку, эй, кончАнские! – кричал Мишка, хлопая рукавицами.
На той стороне, на сугробе, появилось четверо кончАнских. Похлопывая, поглаживая рукавицами по бокам, поправляя шапки, они тоже начали кричать:
- Очень вас боимся!
- Сейчас испугались!
- Лягушки, лягушата, ква-ква!
С этой стороны на сугроб влезли товарищи – Алёшка, нил, Ванька Чёрные Уши, Петрушка – бобылёв племянник и ещё совсем маленький мальчик с большим животом, закутанный крест-накрест в материнский платок. С той стороны тоже прибыло мальчиков пять-шесть. Они кричали:
- Эй, вы, конопатые, идите сюда, мы вам ототрём веснушки!
- Кузнецы косоглазые, мышь подковали! – кричал с этой стороны Мишка Кряшонок.
- Лягушки, лягушата!
Набралось с обеих сторон до сорока мальчишек. Но начинать не начинали, было боязно. Кидались снегом, показывали носы. С той стороны кричали: «Лягушки, лягушата!», с этой: «Кузнецы косоглазые!». ТО и другое было обидно. Вдруг между кончАнскими появился небольшого роста, широкий курносый мальчик. Растолкал товарищей, с развальцем спустился с сугроба, подбоченился и крикнул:
- Лягушата, выходи, один на один!
Это и был Стёпка Карнаушкин с заговОренным кулаком.
КончАнские кидали кверху шапки, свистели пронзительно. На этой стороне мальчишки притихли. Никита оглянулся. Конопатые стояли насУпясь(12). Алёшка и Ванька Чёрные Уши подались назад, маленький мальчик в мамином платке таращил на Карнаушкина круглые глаза, готовился дать рёву(13), Мищка Коряшонок ворчал, оттягивая кушак под живот:
- Не таких укладывл, тоже – нЕвидаль. Начинать неохота, а то – рассержусь, я ему так дам – шапка на две сажени взовьётся.
Стёпка Карнаушкин, видя, что никто не хочет с ним биться, махнул рукавицей своим:
- Вали, ребята!
И кончАнские с криком и свистом посыпались с сугроба.
Конопатые дрогнули, за ними побежал Мишка, Ванька Чёрные Уши и наконец все мальчики, побежал и Никита. Маленький в платке сел в снег и заревел.
Наши пробежали Артамонов двор и двор Черноухова и взобрались на сугроб. Никита оглянулся. Позади на снегу лежал Алёшка, Нил и пять наших, - кто упал, кто лёг сам со страха, - лежачего бить было нельзя.
Никите стало, - хоть плачь, - обидно и стыдно: струсили, не приняли боя. Он остановился, сжал кулаки и сейчас же увидел бегущего на него Стёпку Карнаушкина, курносого, большеротого, с вихром из-под бараньей шапки.
Никита нагнул голову и, шагнув навстречу, изо всей силы ударил Стёпку в грудь. Стёпка мотнул головой, уронил шапку и сел в снег.
- Эх ты, - сказал он, - будя…
КончАНские сейчас же остановились. Никита пошёл на них и они подалИсь. Перегоняя Никиту, скриком : «Наша берёт!» - всею стеною кинулись на кончАнских наши. КончАнские побежали. Их гнали дворов пять, покуда все они не полегли.
Никита возвращался на свой конец взволнованный, разгорячённый, посматривая, с кем бы ещё схватиться. Его окликнули. За амбАрушкой стоял Стёпка Карнаушкин. Никита подошёл, Стёпка глядел на него исподлобья(14).
- Ты здорово мне дал, - сказал он, - хочешь дружиться?
- Конечно, хочу, - поспешно ответил Никита.
Мальчики, улыбаясь, глядели друг на друга. Стёпка сказал:
- Давай поменяемся.
- Давай.
Никита подумал, чтобы отдать ему самое лучшее, и дал Стёпке перочинный ножик с четырьмя лезвиями. Стёпка сунул его в карман и вытащил оттуда свинчатку – бАбку(15) , налитую свинцом.
- На. Не потеряй, дорого стОит.
Пояснения
1 – «Пойдёшь на деревню-то?» - помещичья, барская усадьба стояла, как правило, отдельно от жилища крестьян, от деревни; поэтому Мишка так и спрашивает Никиту.
2 – чёрное крыльцо – то же самое, что «чёрный ход»: выход не во двор.
3 – бобыль – безземельный крестьянин-бедняк.
4 – третьего дня – позавчера.
5 – пустые щи – без мяса, без рыбы.
6 – кушАк - широкий матерчатый пояс.
7 – омёт – сложенная бльшой кучей солома.
8 – тЯтька – отец.
9 – дАвеча – совсем недавно, только что.
10 – дражнИть – дразнить, злить.
11 – амбАрушко – маленький амбар, строение для зранения зерна, припасов.
12 – насУпясь – нахмурившись и наклонив голову.
13 – дать рёву – громко заплакать.
14 – исподлОбья – из под опущенной головы.
15 – бАбка – кость надкопытного сустава ноги коровы или лошади, применяемая для игры в бАбки.
Ребята! Посмотрите внимательно на то, как говорит Тёма: какие слова употребляет в свое речи, как обращается к собеседнику? И сравните его речь с речью Никиты.
1. Чья речь ближе к простонародной: Тёмы или Никиты?
2. Попробуйте объяснить почему.
День десятый
Зима была полная: и морозы, и снег, и метели. Бывали даже такие морозы, что в младших классах отменяли занятия. Школьники, конечно, этому радовались: гоняли шайбу, катались с горок. Возле тёплого дома мороз был не страшен: в любой момент можно было забежать в квартиру, согреться у батареи отопления или горячим чаем. А если уж никак нельзя было надолго оторваться от игры, то можно было согреться и в подъезде.
Был уже конец декабря. Самые короткие дни и самые долгие ночи в году. Таня и Серёжа долгими зимними вечерами закончили чтение «Детства Тёмы» и «Истории одного детства».
В один из последних выходных дней перед Новым годом, после игр и гуляния во дворе, когда яркое, но холодное зимнее солнце пронизывало всю «гостиную», папа, Таня и Серёжа устроились на диване.
- Хорошо! – сказал папа.
- Хорошо! – сказала Таня, прильнув к отцу.
Серёжа тоже подумал, что «хорошо!», но сдержался и промолчал. Только улыбнулся.
- В камине весело потрескивают дрова…В комнате тепло…Уютно от этого тепла и мороза за окном…- неожиданно проговорил папа.
- Это из книги? – спросил Серёжа.
- Нет. Это я так представляю зимний день в усадьбе какого-нибудь помещика.
И вся троица снова погрузилась в молчание. На подоконнике снаружи грелись воробьи на солнышке, прошуршала шинами машина.
- А что, не все дворяне уезжали на зиму в город? – спросила Таня.
Оставались те, у кого не было дОма в городе. Как у семьи Лизы, например. А иногда помещик из города приезжал, или, как говорили раньше, выезжал на охоту: на зайца, лису. Тогда он какое-то время жил в своём поместьи.
- Пап, ты говорил, что родители запрещали дворянским детям играть с дворовыми детьми, а вот Никите, я читаю сейчас, не запрещали. Почему? – спросил Серёжа.
- Тёма тоже, - вспомнила Таня.
- А вот мальчик из книги Льва Николаевича Толстого – не играл. И даже считал для себя унизительным общение с дворОвыми детьми. И я у вас хочу спросить: почему?
Ребята молчали.
- Да потому, что чем беднее была дворянская семья, тем ближе была она к народу. Многое приходилось делать самим, а не слугам и детей воспитывать о обучать приходилось самим. А богатые дальше были от этих нужд, а, значит, и от народа. Понятно?
- Понятно, - неуверенно сказала Таня.
- Помните наш последний выезд в сад? – спросил папа. Осень, солнце, тихий день… Мы на берегу реки. Вода спокойная, медленная, почти недвижная…
- И охотник! – вспомнила Таня.
- Да, и охотник. Но я хотел сказать о другом. Серёжа бросал камни в воду, помните? И круги были на воде. Чем дальше круги от места падения камня, тем волны ниже и слабее. Так и у дворян: чем богаче они и ближе к столице, тем дальше от широкой полноводной жизни народа. И чем дальше от столицы…
- …тем ближе к народу, - закончил Серёжа.
- Да. Тем больше у них простонародных привычек и обычаев. И речь ближе к народной.
- Но это же несправедливо, что дети простого народа не могли учиться! – вдруг сказала Таня.
- Ну, конечно, несправедливо. Но устройство общества было таким. Бедные должны трудиться, а богатые – учиться. Бедные учились труду, а богатые трудились, обучаясь в гимназиях и университетах. Для бедных труд – это обучение жизни, выживанию: кто ленился и не научился делать хорошо свою работу, тот разорялся и погибал. Для богатых же 6 ученье – труд. Учиться – значит, знать. А знать – значит, быть хозяином. Слова «знаю» и «хозяин» - одного корня. Дворяне и были хозяевами России.
- Но это – мальчики, - возразила Таня. – А девочки?
- А девочек готовили к выгодному замужеств. Их учили и вышивать, и присматривать за домом – быть хозяйкой. Это в бедных дворянских семьях, А в богатых учили вести светские разговоры, обучали светским манерам, иностранным языкам, танцам. Надо сказать, что дворянских детей в гимназиях, лицеях, кадетских корпусах, университетах, академиях, в Смольном институте благородных девиц очень много внимания уделялось воспитанию души, или по-другому – нравственному воспитанию. Благородство, порядочность, милосердие – человеческие качества, которые очень важны в любом человеческом обществе.
- Извините, друзья, но я предлагаю вам потрудиться, - в «гостиной» появилась мама с большой коробкой в руках. – Завтра – послезавтра принесём ёлку, надо перебрать игрушки.
И мама поставила коробку на пол.
- Ура! – прокричала Таня и сползла с дивана.
Серёжа тоже.
…Когда дети закончили перебирать игрушки, папа сказал:
- Есть предложение: я вам немного почитаю, затем вы погуляете, а дальше – по привычному вечернему распорядку. Договорились?
- Возражений нет, - серьёзно сказал Серёжа.
- Только руки вымоем, - добавила Таня.
Дети вместе с отцом снова устроились на диване и папа раскрыл книгу.
Ёлка
(отрывок из повести Алексея Николаевича
Толстого «Детство Никиты»)
«В гостиную втащили большую мёрзлую ёлку. Пахом долго стучал и тесал топором, прилаживая крест. Дерево, наконец, подняли, и оно оказалось так
высоко, что нежно-зелёная верхушечка согнулась под потолком.
От ели веяло холодом, но понемногу слежавшиеся ветви её оттаяли, поднялись, распушились, и по всему дому запахло хвоей. Дети принесли в гостиную вороха цепей и картонки с украшениями, подставили к ёлке стулья и стали её убирать. Но скоро оказалось, что вещей мало. Пришлось опять сесть клеить фунтики, золотить орехи, привязывать к пряникам и крымским яблокам серебряные верёвочки».
- Папа, а что такое «клеить фунтики»? – спросила Таня.
- Вот этого, Танечка, я не знаю. Что-то из бумаги, наверное.
- Игрушка.
- Давай посмотрим в словаре.
Папа достал с полки толстый «Словарь русского языка» и стал искать.
- У, Ф, Х, Ц, Ч… Ага… Фундук, фунт… Фунтик! «Свёрнутый из бумаги пакет в форме воронки». Понятно: цветные фунтики. Как фонарики. Итак!
«За этой работой дети просидели весь вечер, покуда Лиля, опустив голову с измятым бантом на локоть, не заснула у стола.
Настал сочельник».
- Это день накануне Рождества Христова. Раньше Рождество Христово было в день 25 декабря. А 24 декабря – сочельник, день перед Рождеством. Это было по старому стилю. А по новому стилю, как сейчас – 7 января Рождество.
- А что такое «стиль»?
- Это способ летоисчисления. До 1918 года Россия вела летоисчисление по Юлианскому календарю. А с февраля 1918 года Россия стала жить по календарю, по которому живёт весь мир. А называется календарь – Григорианский. По этому календарю то или иное число наступает на тринадцать дней раньше, чем по Юлианскому календарю. Вот сегодня у нас 24 декабря – по новому, Григорианскому календарю, а по старому, Юлианскому – 11 декабря.
- Пап, пап! Сегодня же двадцать четвёртое декабря!
- И что?
- Так если бы мы жили по старому, то сегодня был бы сочельник! – выкрикнула Таня.
- Не по старому, а в XIX веке, - поправил папа.
- Ладно, - согласилась Таня, - читай дальше.
«Настал сочельник. Ёлку убрали, опутали золотой паутиной, повесили цепи и вставили свечи в цветные защИпочки. Когда всё было готово, матушка сказала:
- А теперь, дети, уходите, и до вечера в гостиную не заглядывать.
В этот день обедали поздно и нАспех, - дети ели только сладкое – шарлотку. В доме была суматоха. Мальчики слонялись по дому и ко всем приставали – скоро ли настанет вечер? Даже Аркадий Иванович, надевший чёрный долгополый сюртУк и кОробом стоявшую накрахмаленную рубашку, не знал, что делать, - ходил от окна к окну и посвистывал. Лиля ушла к матери.
Солнце страшно медленно ползло к земле, розовело, застилалось мглистыми облачками, длиннее становилась лиловая тень от колодца на снегу. Наконец матушка велела идти одеваться. Никита нашёл у себя на постели синюю шёлковую рубашку, вышитую ёлочкой по вороту, подолу и рукавам, витой поясок с кистями и бархатные шаровары. Никита оделся и побежал к матушке. Она пригладила ему гребнем волосы на пробор, взяла за плечи, внимательно посмотрела в лицо и подвела к большому красного дерева трюмо. В зеркале Никита увидел нарядного и благонравного мальчика. Неужели это был он?»
Серёжа с улыбкой на лице смотрел куда-то в пространство. Таня, приоткрыв рот, тоже улыбалась. О чём они думали? Что представляли себе? Папа продолжал читать.
«- Ах, Никита, Никита, - проговорила матушка, целуя его в голову, - если бы ты всегда был таким мальчиком.
Никита на цыпочках вышел в коридор и увидел важно идущую ему навстречу девочку в белом. На ней было пышное платье с кисейными юбочками, большой белый бант в волосах, и шесть пышных локонов с боков её лица, тоже сейчас неузнаваемого, спускались на худенькие плечи. Подойдя, Лиля с гримаской оглядела Никиту.
- Ты что думал – это привидение, - сказала она, - чего испугался? – и прошла в кабинет и села там с ногами на диван».
Таня рассмеялась заливисто и звонко. Папа глянул на Таню и улыбнулся.
- Они – тоже на диване! – пояснила Таня.
«Никита тоже вошёл за ней и сел на диван, на другой его конец.. В комнате горела печь, потрескивали дрова, рассыпались угольками. Красноватым мигающим светом были освещены спинки кожаных кресел, угол золотой рамы на стене, голова Пушкина между шкапАми.
Лиля сидела не двигаясь. Было чудесно, когда светом печи освещались её щека и приподнятый носик. Появился Виктор в синем мундире со светлыми пуговицами и с галУнным воротником, таким тесным, что трудно было разговаривать».
- Галуны – это золотая или серебреная нашивка из тесьмы, - пояснил папа.
«Виктор сел в кресло и тоже замолчал. Рядом в гостиной, было слышно, как матушка и Анна Аполлоновна (мать Лили) разворачивали какие-то свёртки, что-то ставили на пол и переговаривались вполголоса. Виктор подкрался было к замочной скважине, но с той стороны щелка была заложена бумажкой.
Затем в коридоре хлопнула на блоке дверь, послышались голоса и много мелких шагов. Это пришли дети из деревни. Надо было бежать к ним, но Никита не мог пошевелиться. В окне на морозных узорах затЕплился голубоватый свет. Лиля проговорила тоненьким голосом:
- Звезда взошла.
И в это время раскрылись двери в кабинет. Дети соскочили с дивана. В гостиной от пола до потолка сияла ёлка множеством, множеством свечей. Она стояла как огненное дерево, переливаясь золотом, искрами, длинными лучами. Свет от неё шёл густой, тёплый, пахнущий хвоей, воском, мандаринами, медовыми пряниками.
Дети стояли неподвижно потрясённые. В гостиной раскрылись другие двери, и, теснясь к стенке, вошли деревенские мальчики и девочки. Все они были без валенок, в шерстяных чулках, в красных, розовых, жёлтых, рубашках, в жёлтых, алых, белых платочках».
- Как игрушки, - сказала Таня.
- А почему – ёлка? – спросил Серёжа. – Ведь не Новый год?
- Раньше ёлку ставили ко дню рождения Христа, то есть к Рождеству. А Новый год начинался через неделю после Рождества.
- Дальше, пап!
«Тогда матушка заиграла на рояле польку. Играя, обернула к ёлке улыбающееся лицо и запела:
« Журавлины дОлги ноги
Не нашли пути, дороги…»
Никита протянул Лиле руку. Она дала ему руку и продолжала глядеть на свечи, в синих глазах её, в каждом глазу горело по ёлочке. Дети стояли не двигаясь.
Аркадий Иванович подбежал к толпе мальчиков и девочек, схватил за руки и галопом помчался с ними вокруг ёлки. Полы его сюртука развевались. Бегая, он прихватил ещё двоих, потом Никиту, Лилю, Виктора, и наконец все дети закружились хороводом вокруг ёлки.
«Уж я золото хороню, хороню,
Уж я сЕребро хороню, хороню», - запели деревенские.
Никита сорвал с ёлки хлопушку и разорвал её, в ней оказался колпак со звездой. Сейчас же захлопали хлопушки, запахло хлопушечным порохом, зашуршали колпаки из папиросной бумаги.
Лиле достался бумажный фартук с карманчиками. Она надела его. Щёки её разгорелись, как яблоки, губы были измазаны шоколадом. Она всё время смеялась, посматривая на огромную куклу, сидящую под ёлкой на корзинке с кукольным приданным.
Там же под ёлками лежали бумажные пакеты с подарками для мальчиков и для девочек, завёрнутые в разноцветные платки. Виктор получил полк солдат с пушками и палатками. Никита – кожаное настоящее седло, уздечку и хлыст.
Матушка опять заиграла на рояле, вокруг ёлки пошёл хоровод с песнями, но свечи уже догорали, и Аркадий Иванович, подпрыгивая, тушил их. Ёлка тускнела. Матушка закрыла рояль и велела всем идти в столовую пить чай.
Но Аркадий Иванович и тут не успокоился, - устроил цепь и сам впереди, а за ним двадцать пять ребятишек, побежали обходом через коридор в столовую.
В прихожей Лиля оторвалась от цепи и остановилась, переводя дыхание и глядя на Никиту смеющимися глазами. Они стояли около вешалки с шубами. Лиля спросила:
- Ты чего смеёшься?
- Это ты смеёшься, - ответил Никита.
- А ты чего на меня смотришь?
Никита покраснел, но пододвинулся ближе и сам не понимая, как это вышло, нагнулся к Лиле и поцеловал её».
Таня издала горлом какой-то странный звук, метнула в Серёжу странный взгляд и спрятала лицо на плече папы.
- Ты чего? – смутился Серёжа.
- А ничего, - ответила Таня, не показывая лица.
Папа посмотрел на Таню, а Таня горячо зашептала ему на ухо:
- У Серёжки в классе тоже есть Лиля, я знаю…
- Ну, и что, - улыбнулся папа.
- А ничего, - сказала со значением Таня.
- Чего она? – недовольно спросил Серёжа.
- А ничего, - рассмеялся папа. – Я продолжаю.
«Она сейчас же ответила скороговоркой:
- Ты хороший мальчик, я тебе этого не говорила, чтобы никто не узнал, но это секрет. – Повернулась и убежала в столовую.
После чая Аркадий Иванович устроил игру в фАнты, но дети устали, наелись и плохо соображали, что нужно делать. Наконец, один совсем маленький мальчик, в рубашке горошком, задремал, свалился со стула и начал громко плакать.
Матушка сказала, что ёлка кончена. Дети пошли в коридор, где вдоль стены лежали их валенки и полушубки. Оделись и вывалились всей гурьбой на мороз.
Никита пошёл провожать детей до плотины. Когда он один возвращался домой, в небе высоко, в радужном бледном круге, горела луна. Деревья на плотине и в саду стояли огромные и белые и, казалось, выросли, вытянулись под лунным светом. Направо уходила в неимоверную морозную мглу белая пустыня. Сбоку Никиты передвигала ногами длинная большеголовая тень.
Никите казалось, что он идёт во сне, в заколдованном царстве. Только в зачарованном царстве бывает так странно и так счастливо на душе».
- Всё! – сказал папа. - У матросов нет вопросов? – И сам себе ответил: - нет! Гулять!
Все потянулись на кухню к матери.
- Мама, мама! Сегодня по старому стилю соч… сочельник, а завтра – Рождество, - выпалила Таня.
- Не по старому стилю, - поправил её Серёжа,- а если бы мы жили в XIX веке.
- Всё равно – праздник, - упрямо заявила Таня. – Правда, Сява?
- Сява – хороший, - отрапортовал попугай и вдруг добавил: - Сява дворянин, Сява дворянин.
Семья на миг онемела. Говорил только Сява:
- Сява дворянин! Сява однодворец!
- Ура! – завопила Таня. – Я научила! Я научила!
Все смеялись. Хвалили Таню и Сяву.
- Молодцы! – утирая слёзы, сказала мама.
- Вот и подарок к Новому году! – еле вымолвил папа. – А гулять? Идёт кто?
Какое там гуляние! Сява был в центре внимания и «раздавал интервью»:
- Сява – дворянин! Сява – однодворец!
…А через три дня начались зимние каникулы.
Ну, вот и всё, ребята, о дворянах и дворянских детях. Я думаю, что вы теперь можете ответить на вопросы: кто такие бояре, а кто – дворяне? Читая книги, обращайте внимание на новые слова и выражения. Помните о том, что русская литература XIX века создана почти одними дворянами. Не спешите закрывать книгу. Прочтите несколько отрывков о зиме. И пусть никто и ничто вам не мешают читать: только вы и книга. И ваше воображение.
«Прекрасна – и особенно в эту зиму – была Батуринская усадьба. Каменные столбы въезда во двор, снежно-сахарный двор, изрезанный по сугробам полозьями, тишина, солнце, в остром морозном воздухе сладкий запах чада из кухонь, что-то уютное, домашнее в следах, пробитых от поварской к дому, от людской…к конюшне и прочим службам, окружающим двор…Тишина и блеск, белизна толстых от снега крыш, по-зимнему низкий, утонувший в снегах, красновато чернеющий голыми сучьями сад, с двух сторон видный за домом, наша заветная столетняя ель, поднимающая свою острую чёрно-зелёную верхушку в синее яркое небо из-за крыши дома, из-за крутого ската, подобно снежной горной вершине, между двумя спокойно и высоко дымящимися трубами…»
Иван Алексеевич Бунин «Жизнь Арсеньева»
«Рождество…
Чудится в этом слове крепкий, морозный воздух, льдистая чистота и снежность. Самое слово это видится мне голубоватым. Даже в церковной песне –
Христос рождается – славите!
Христос с небес – срящите! –
Слышится хруст морозный.
Синеватый рассвет белеет. Снежное крУжево деревьев легко. Как воздух. Плавает гул церковный, и в этом морозном гуле шаром всплывает солнце. Пламенное оно, густое, больше обыкновенного: солнце на Рождество. Выплывает огнём за садом. Сад – в глубоком снегу, светлеет, голубеет. Вот побежало по верхушкам; иней зарозовел; розово зачернели галочки, проснулись; брызнуло розоватой пылью, берёзы позлатились, и огненно-золотые пятна пали на белый снег!
Вот оно утро Праздника, - Рождество».
Иван Сергеевич Шмелёв «Лето Господне»
С Новым годом вас, ребята! С Рождеством Христовым! Весёлых и здоровых каникул вам! Читайте больше. Спрашивайте чаще и больше. Донимайте взрослых вопросами чаще и больше. Пусть на все ваши «почему?» у вас будут ответы.
Через две недели мы с вами встретимся.
До свидания!
Книги для чтения на каникулах
1. И. А. Бунин «Антоновские яблоки», любое издание.
2. И. А. Бунин «Жизнь Арсеньева», любое издание.
3. С. Т. Аксаков «Детские годы Багрова-внука», глава «Пребывание Багрова
без отца и матери», любое издание.
4. Е.Н. Водовозова «История одного детства», С-Петербург, издательство
«Веско», 1992год.
5. Л. А. Чарская «Записки маленькой гимназистки», М. изд. «Дом»,1991 год.
6. Н. Г. Гарин-Михайловский «Детство Тёмы», любое издание.
7. А. Н. Толстой «Детство Никиты», любое издание.
8. Л.Н. Толстой «Детство. Отрочество. Юность», любое издание.
9. М.М. Пришвин «Охотничьи рассказы», любое издание.
Книги для родителей
1. В. О. Ключевский «Сочинения в 9 томах», т. 6, «Специальные курсы» -
«История сословий России, лекции 1 - 22, любое издание.
2. Е. А. Анисимов «Время петровских реформ», Лениздат, 1989 год, гл.
«Произведение подданного всероссийского народа».
3. А. П. Керн «Воспоминания. Дневники. Переписка», гл. «Из воспоминаний
о моём детстве», М. изд. «Правда», 1989 год.
4. М. А. Гордин «Владислав Озеров», ч.1 «Дворянское воспитание»,
изд. «Искусство», 1991 год.
5. В. О. Михневич «Русская женщина XVIII столетия». М. «Панорама» 1990 г.
6. А. П.Башуцкий «Няня», в книге «Русский очерк, 40 – 50 годы XIX века»,
М. изд. «Московский университет», 1986 год.
3. Крестьянские дети
День одиннадцатый
Однажды в студеную зимнюю пору
Я из лесу вышел; был сильный мороз.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Лошадка, везущая хворосту воз.
И шествуя важно, в спокойствии чинном,
Лошадку ведёт под уздцы мужичок
В больших сапогах, в полушубке овчинном,
В больших рукавицах… а сам с ноготок!
«Здорово, парнище!» - Ступай себе мимо! –
«Уж больно ты грозен, как я погляжу!
Откуда дровишки?» - Из лесу, вестимо!
Отец, слышишь, рубит, а я отвожу.
(В лесу раздавался топор дровосека.)
«А что, у отца-то большая семья?»
- Семья-то большая, да два человека
Всего мужиков-то: отец мой, да я… -
«Так вон оно что! А как звать тебя?» - «Власом. –
«А кой тебе годик?» - Шестой миновал…
Ну, мёртвая! – крикнул малюточка басом,
Рванул под уздцы и быстрей зашагал.
Н. А. Некрасов
Ах, как быстро проходят каникулы! Как недолги праздники! Вот и Новый год прошёл с ёлкой и карнавалом возле неё, где Таня была «дворянкой», в пышном длинном розовом платье, в чепчике, в длинных перчатках (почти по локоть!) с веером в руке. «Это было здорово!» - говорил Серёжа, но сам «дворянином» не захотел быть.
Прошло Рождество Христово. Рождество Таня и Серёжа встречали на селе, у бабушки, к которой поехали сразу после Нового года, на все каникулы. Как было интересно в деревне! Дети другими глазами смотрели на сельскую жизнь. Таня всё допытывалась у бабушки: «Где здесь усадьба помещика? А кто сейчас барин?» Бабушка отвечала, как могла: показывала коттедж бывшего директора совхоза и говорила: «Да вот они, все здесь». Серёжа разъяснял Тане её наивные вопросы и незло смеялся над нею.
В канун Рождества, в сочельник, бабушка сказала, что раньше в этот день до появления вечерней звезды не ели. И Таня решила, что она тоже не будет есть до вечерней звезды; и сначала весело, а потом уже и с грустью ждала вечера: когда же появится эта звезда? И откуда? Наверное, оттуда, откуда появляется солнце? Бабушка пожалела Таню и накормила её до восхода звезды. А Серёжа выдержал, и ел вместе со всеми кутьЮ: сладкую рисовую кашу с изюмом.
А вечером на селе начались колЯдки: по селу ходили рЯженые, одетые в вывернутые наизнанку шубы парни и девчата с разрисованными лицами; они гремели сковородами и пустыми кастрюлями, пели и плясали и говорили стихами. А потом требовали «пирожок или каши горшок». Дедушка налил парням по рюмке вина, а бабушка угостила всех шанежками. Было очень интересно! Как в Новый год.
Бабушка рассказывала внукам о колЯдках, об обычаях деревенских жителей, и Тане с Серёжей было интересно слушать об этом.
Днём ребята катались на санках с горок или устраивали гонки по льду замёрзшей реки.
Но всему приходит конец: кончились и каникулы. Папа вёз ребят домой и они наперебой делились своими впечатлениями. Дома Таня и Серёжа обнялись и расцеловались с мамой, а Сява поприветствовал ребят в своём новом звании: «Сява – двор-рянин! Сява – хор-роший!» Нескромно, конечно с его стороны, но что взять с попугая: попугай, он и есть попугай, даже если волнистый и зелёный.
…После праздничного ужина («В честь приезда детей», - объяснила мама), во время которого ни Серёжа, ни Таня нисколько не соблюдали правил «юности честного зерцала», (взахлёб, наперебой, с полными ртами делились своими впечатлениями); после того, как умиротворённо и уютно все расположились в комнате, Таня, зевнув, сказала отцу:
- Расскажи о крестьянах.
- Ты засыпАешь уже, - улыбнулся папа.
- Нет, я буду слушать.
- А я пойду погуляю, - решил Серёжа.
- Посиди дома, успеешь встретиться с друзьями: завтра ещё день, - разгадала его замысел мама.
- Ну, мам!
- Мы сколько вас не видели? Соскучились. С нами поговорите. Я вам ванну приготовлю, - уговаривала мама. – Шампунь купила, который глаза не ест…
- Папа рассказывай, - закончила спор Таня. – Я уже спать не хочу. – И добавила: - В ванную я пойду первая.
- Ну, и иди! – буркнул Серёжа, поднялся и ушёл в детскую.
Мама – за ним.
- Обиделся, - сказал папа. – Ты уж ему уступи, Тань, а?
- Ладно, ладно, - быстро согласилась Таня. – Ну, пап! Бояре – друзья князя, дворяне – слуги царя. Это понятно.
- Минуточку, красавица! – возразил папа. - Бояре - не всегда друзья князя, они и врагами были не однажды.
- Ладно, ладно, - опять быстро согласилась Таня. – Рабочие – потому что работают, крестьяне потому что… почему? Потому, что крестятся? Крестик носят? Почему? У бабушки есть крестик, - выпалила Таня .
Папа улыбнулся.
- Ох, Танечка! Ну, ладно, слушай.
И в это время в дверях появился Серёжа. Он хитро улыбался и держал руки за спиной.
- В какой руке? – спросил он.
Таня быстро сообразила, что в руках у Серёжи что-то.
- В этой, в правой, - решила Таня и показала на левую руку Серёжи.
Серёжа поднял обе руки вверх: в каждой было по шариковой ручке.
- Дай! – потребовала Таня.
Серёжа отдал ей одну ручку.
- И твою, - потребовала Таня.
Серёжа отдал вторую ручку. Таня сравнила.
- Так они – одинаковые, - разочарованно сказала она.
- Конечно, - сказал Серёжа.
- А зачем разыгрывал?
- Чтоб интересней было.
Таня сползла с дивана, подошла к дверям и крикнула в пространство коридора:
- Спасибо!
Она вернулась на диван, взглянула на ручку, зажала её в кулаке и прислонилась к отцу.
- Кто такие крестьяне? У бабушки крестик – беленький. Маленький такой.
Серёжа тоже уселся на диван и щёлкнул кнопкой авторучки.
- Когда-то, давным-давно, наши предки славяне жили по берегам рек. Рядом были леса, луга и большие безлесые пространства земли – степи. Славяне охотились на зверей, ловили рыбу, занимались скотоводством и выращивали зерно. Зерно называли жИтом. Правда, похоже на слово «жизнь»? Жизнь – жИто.
Папа посмотрел на ребят.
- Жизнь, жИто, - повторила Таня. – Да.
- ЖИто и было главным продовольствием славян. Излишки жИта продавали или обменивали на другие товары.
- Зерно мелют в муку и делают хлеб, - сказал Серёжа.
- Совершенно верно. Булочки на деревьях не растут, - улыбнулся папа.
- Жито – это хлеб, - продолжил свою мудрую мысль Серёжа, - а хлеб – это жизнь.
- Ма – ла – дец! – искренне восхитился папа.
Серёжа покраснел. Он всегда краснел, когда его хвалили.
- Так и бабушка говорила, - зачем-то оправдывался он.
- Когда крошки сметала со стола, - вспомнила Таня.
- В ладошку, - добавил Серёжа.
- Молодцы, - ещё раз сказал папа. – Даже сейчас, по-моему, на колядках говорят: «Дай, бог, жИто, пшеницу и всякую пашницу!».
- А что такое пашнИца?
- Всё, что вырастает на пашне. Поэтому земледельца называли ещё и пАхарем, человеком, который пАшет.
- Земледелец, пахарь, крестьянин, - мудрость Серёжина не иссякала.
- Но почему – «крестьянин»? – не унималась Таня.
- На фрацузском языке слово «крестьянин» произносится как «пейзАн». А вид местности, часть природы, которую человек охватывает взглядом, произносится по-французски как «пейзаж». Знакомое слово?
Дети кивнули головами.
- И слово «пейзан» с французского можно переводить, как «человек природы». И у славян земледелец – тоже человек природы. Но называется «крестьянином».
- Но почему?! – не унималась Таня.
- Я точно не знаю, Танечка. По всей вероятности земледельцев так стали называть после крещения их. Когда они приняли христианскую веру. Веру в Христа, в Иисуса Христа. При принятии христианства людей крестят. Они проходят через обряд крещения и получают крестик.
- Что, и бабушка тоже прошла через…через…
- Прошла, прошла, - рассмеялся папа. – Бабушка у нас крещёная.
- Христос, крещение, крестьянин, - продолжал мудрствовать Серёжа.
Папа и Таня внимательно посмотрели на Серёжу. Серёжа смутился и щёлкнул кнопкой авторучки:
- Что?
- Ну, Серёжа! Ну, молодец! Как точно мыслить стал после каникул. Отдохнул, значит. А что касается крестьян, то так они стали называться на Руси с четырнадцатого века. А крещение Русь приняла аж в 980 году. Вот так. Итак, кто же такой крестьянин? Напрягись, Серёжа!
- Земледелец, который живёт в деревне, - очень просто ответил Серёжа.
- Ванна готова, - появилась мама. – Кто первый?
- Серёжа, - сказала Таня.
- Таня, - сказал Серёжа.
- Иди, Татьяна. Серёжа сегодня просто на высоте, - сказал папа и взъерошил сыну волосы.
…После ванны Таня, розовенькая, с мокрыми волосами, в махровой простыне, появилась в детской на руках мамы.. Мама уложила Таню в кровать, высушила ей феном волосы и красавица потребовала к себе папу.
- Я не буду сегодня укладывать куклу, - сказала она, - я сама укуклилась. Папа расскажи ещё что-нибудь, а я усну.
- О крестьянах?
- О крестьянах.
- Во времена давние, прошлые не было на земле человека важнее крестьянина-земледельца. Он выращивал хлеб для всех: для царя, для бояр, для дворян, для чиновников и купцов – для всех; он и налоги платил за всех. Налоги назывались – пОдати. Ни бояре, ни дворяне, ни чиновники со священниками пОдатей не платили. Только крестьяне пополняли государеву казну. Крестьяне-мужики и на войне были главными солдатами. Вот и получается, что крестьянин был самым важным человеком в государстве. Он кормил и защищал всех остальных. А крестьянина не было бы без земли. Она, земля, всех кормила и поила. Потому и называл крестьянин землю – матушкой: мать-земля. От неё, от земли кормилась вся живность у него во дворе: лошади, коровы, птица всякая. И сам он, выращивая хлеб и овощи, кормился от земли.
Папа посмотрел на Таню.
- Дальше, - сказала Таня, - не открывая глаз.
- Сейчас, - сказал папа, вышел из комнаты и тот час же вернулся с книгой в руках. – Алексей Васильевич Кольцов, поэт, который может быть, лучше других русских поэтов понимал красоту земледельческого труда. Я прочту стихи, которые называются «Песня пахаря». Это вместо колыбельной тебе.
Ну! Тащися, сивка,
Пашней десятинной,
Выбелим железо
О сырую землю.
Красавица зорька
В небе разгорелась,
Из большого леса
Солнышко выходит.
Весело на пашне.
Ну, тащися, сивка!
Я сам-друг с тобою,
Слуга и хозяин.
Весело я лажу
Борону и сОху,
Телегу готовлю,
Зёрна насыпаю.
Весело гляжу я
На гумно и скирды,
Молочу и вею…
Ну! Тащися, сивка!
Пашенку мы рано
С сивкою распашем,
Зёрнышку готовим
Колыбель святую.
Его вспОит, вскОрмит
Мать-земля сырая,
Выйдет в поле травка –
Ну! Тащися, сивка!
Выйдет в поле травка –
Вырастет и колос,
Станет петь, рядиться
В золотые ткани.
Заблестит наш серп здесь,
Зазвенят здесь косы;
Сладок будет отдых
На снопах тяжёлых!
Ну! Тащися, сивка!
Накормлю досыта,
Напою водою,
Водой ключевою.
С тихою молитвой
Я вспашу, посею.
Уроди мне, боже,
Хлеб – моё богатство!
Ребята!
Вот и закончились зимние каникулы у Тани с Серёжей. Первый вечер после каникул они провели с родителями: делились впечатлениями. У них появился интерес к крестьянам.
Ребята, ответьте, пожалуйста, на вопросы:
1. Где провели вы зимние каникулы? Что делали? Чем занимались?
2. Был ли кто из вас за городом? Видели ли вы зимний лес? Что вам нравится
в природе зимой?
3. Кто такие крестьяне? Где живут? Чем занимаются?
4. Есть ли у вас родственники в деревне?
5. Расскажите, чем они занимаются? Какие животные есть у них в
хозяйстве.
День двенадцатый
Следующий день был последним днём каникул. Завтра начинаются занятия в школе. И, конечно, Таня и Серёжа готовятся к этому: собирают тетради, Учебники, писменные принадлежности. Мама гладит детям школьную одежду.
Короток зимний день. Мама отпустила детей погулять: «Идите, поморозьтесь». Дети сходили, «поморозились» и вернулись раскрасневшимися и голодными. Обед ещё не был готов и дети с отцом расположились на своём обычном месте: на диване. Разговор идёт спокойный, торопиться некуда.
- Мы-то с вами в кои веки выберемся на природу: на речку, на озеро или в лес. Я уж не говорю о поле: нам там, вроде бы, и делать нечего. Не только зимой, но и летом. А крестьянин круглый год живёт на природе, вышел за ограду – и вот оно: и лес, и поле, и река. Сейчас крестьянин в магазине может купить себе необходимые вещи. А раньше всё, или почти всё, делал своими руками: и одежду, и обувь. И дом строил своими руками – сам. А земля-кормилица давала ему всё: поле – овощи и хлеб, лес – мясо и мех, луг – корм, пищу для домашних животных.
- Здорово! – сказала Таня. – А нам всё покупать.
Серёжа хмыкнул:
- А крестьянин, что: бесплатно?
- Конечно, - сказала Таня.
- Нет, нет, Танечка, - возразил папа, - за всё надо было платить своим трудом. Ведь не зря появилась пословица: «Без труда – не вынешь рыбку из пруда». Лиса не принесёт охотнику свою шкуру: «На, охотник, тебе на воротник», нет. Лису надо выследить, знать её повадки, привычки. Жито не потечёт в амбар зерном: «На, пахарь, кормись!», нет уж! Поле надо вспахать, зерно посеять, уберечь от непогоды – вырастить, убрать и сохранить. Надо заготовить корма домашним животным: скосить траву, высушить её, собрать и сохранить. И эти все работы делались силами одной семьи. А дома сколько работы: прясть, ткать, плести! У нашей мамы нет таких забот, а она всё равно чем-то постоянно занята. А у неё всё хозяйство – это мы с вами. А вспомните бабушку с дедушкой: много ли они сидят сложа руки?
- Пищу готовит бабушка – людям и животным, - сказал Серёжа. – А дедушка за коровой и поросёнком ухаживает.
- И баню топит, - вспомнила Таня.
- И снег убирает, - добавил Серёжа.
- Вы ещё спите, а дедушка уже встал, принёс дров, затопил печь, греет воду. Для чего? Чтобы корм для домашних животных был тёплым. А бабушка чистит картошку, замесила тесто для шанежек. Бабушка печёт булочки, а дедушка пошёл убирать снег, который нападал ночью. Вон сколько только утренних дел. А у крестьян прошлых веков и зимой было больше дел, чем сегодня у наших бабушек и дедушек. Семьи были большие, по десять-двенадцать человек. Домашних животных тоже было гораздо больше. А это значит, что и пищи для всех нужно было готовить гораздо больше, а, значит, труда и времени на это уходило гораздо больше. А в свободное время нужно было ещё и лапти плести, корзины, лукошки, инвентарь ремонтировать, чтобы он был готов к весне. Да ещё за дровами в лес по снегу ездить. Помните: мужичок с ноготок, Влас?
- Однажды в студеную зимнюю пору, - процитировал Серёжа.
- «Откуда дровишки?» - «Из лесу, вестимо. Отец, слышишь, рубит, а я отвожу», - вспомнил другие строчки папа. – Это была только мужская работа. А сколько ещё женской? Теребить лён и коноплю, готовить их к прядению. Затем прясть пряжу и из конопли, и из льна, и из овечьей шерсти.
- Прясть – это делать нитки?
- Да. Спрясть, смотать в клубки. Из шерстяных ниток связать варежки, носки, свитера. Из льняных ниток нужно ещё соткать холст, из которого можно будет шить и одежду, и бельё; полотенца, скатерти и т. д. И это только часть работы зимой. А летом работы ещё больше.
- Вот, это да! – сказала Таня. – Ужас! («Ужас» - так мама говорит.)
- Вот чем платит крестьянин: своим ежедневным трудом. Круглый год, - закончил папа.
- А почему летом больше работы? – спросил Серёжа. – Вспахал, посеял и жди урожая.
- Нет, нет. Нужно точно по погоде выбрать время вспашки. Иначе не будет хорошего урожая. А для этого нужно из года в год наблюдать за погодой, делать приметы, чтобы не ошибиться со временем вспашки. В сырую почву посеешь – сорняков будет много, в холодную – семена погибнут. А подойдёт время вспашки – вспахать и посеять нужно быстро. А потому работа – от зари до зари, с раннего утра до позднего вечера, да в полную силу. А поле ведь не такое, как у нас садовый участок, а раз в сто больше.
- Ого-го! – опять удивилась Таня. – Как все наши сады?
- Наверное. Пройдёт пора посева – а тут и время траву косить. И много ведь надо её. И снова тяжёлая физическая работа. Потом навоз на поля вывозить, как удобрение. А там и хлеб созрел. И опять – ни сна, ни отдыха: во время убрать и просушить. Перестоит в поле хлеб – зёрна станут в землю падать, пропал урожай. А ты говоришь, посеял и жди.
Папа встал, подошёл к полке с книгами. Поискал глазами и вытащил том Г. И. Успенского «Избранные сочинения».
- Таня, узнай: если обед не готов, то я вам прочту кое-что о крестьянских терзаниях.
- Читай, пап. Мама позовёт, когда будет обед готов, - заметил Серёжа.
- И то верно, - согласился папа. – Глеб Иванович Успенский много писал о крестьянах и о крестьянском труде. Я прочту вам небольшой отрывок. Автор, приезжая в деревню, каждый год останавливался у крестьянина по имени Иван Ермолаевич. И вот однажды автор привозит из столицы барометр, прибор, который указывает на возможные перемены в погоде. Читаю.
«Узнав, что эта медная посуда будет показывать погоду, что стрелка, которая ходит под стеклом, указывает и дождь, и сушь, и ветер, Иван Ермолаевич заинтересовался. Слушая меня он говорил многозначительно: «А-а-а-а… Хорошо… Это ничего… Надыть попытать его.!.. Ничего…» Штука эта, которой он немедленно дал название «календарь», пришлась ему по вкусу., как вещь нужная в хозяйстве. До знакомства с этим календарём Иван Ермолаевич узнавал погоду – вещь для него весьма важную – по множеству собственных наблюдений и примет.
- Что то, - говорил он, например, в ясный летний день, - боюсь я , как бы дождя не было?
- Да почему же, день ведь ясный, ни тучки, ни облачка?
- В ушах что-то шумит… Вот чего я опасаюсь… Как ежели округ ушей в этакой-то день начнёт шуршать, шелестеть – уж это нехорошая примета…
Практиковался им ещё и другой способ, другая система.
- Какой у нас нОнича месяц идёт? – спросит, бывало, Иван Ермолаевич, - актяб?
- Какой октябрь – июль…
- Я их, месяцев-то, не знаю как их прозывать-то… Много ведь их… А вот в котором месяце крещенье, этот месяц как называется?
- Январь.
- Ну, вот видишь, теперь надо смотреть так: январь должен стоять против нонешнего месяца… Какой ноне месяц?»
- Пап, это как: «должен стоять против»? – спросил Серёжа.
Иван Ермолаевич, наверное, рассуждает так: середина зимы – какой месяц? Январь. Середина лета – июль. Зима противоположна лету, противостоит лету. Значит: январь стоит против июля.
- Февраль - против августа, март – против сентября, - подхватил Серёжа.\ - Наверное, так.
- «… Какой ноне месяц?
- Июль, июль, Иван Ермрлаевич!
Ну, январь стоит против июля, вот и надо помнить погоду… которое сегодня число?
Сегодня шестое…
- а крещенье в кое число?
- Тоже шестого».
- Сочельник шестого, - вспомнила Таня, - Колядки. Потом Рождество.
- Таня, ты забыла: летоисчисление, календарь в XIX веке вёлся по старому стилю. Если по старому стилю – шестое января, то по новому какое?
- Двадцать четвёртое декабря, - подумав, сказал Серёжа.
Таня ещё не умела так быстро считать.
- Нет. Чтобы определить число по новому стилю, надо к числу по старому стилю прибавить тринадцать дней… И что получается?
- К шести прибавить тринадцать будет девятнадцать. Девятнадцатое января, - посчитал Серёжа.
- Вот именно. Крещение – 19 января. Продолжим рассуждения Ивана Ермолаевича. Как он медленно это делает, не торопясь, основательно. Можно подумать, что он тугодум.
- «Видишь ты. Вот теперь и надо знать… Михайло! - зовёт он работника. – Что, не в примету тебе, шёл снег под крещенье, как мы в Сябринцы хлеб возили?
- Что-то не в примету…»
- «Не в примету» означает: помнишь ли? – пояснил папа.
- «А кажись, что будто как курил снежок – то?
- Н-нет, не припомню.
- Авдотья! – обращается Иван Ермрлаевич к жене, - не в примету тебе, как под крещенье ездили мы с Михайлой, брал я полушубок, али нет?
Авдотья останавливается с ведром в руке и думает. Думает серьёзно и пристально.
- Полушубок? – в глубоком припоминании чего-то переспрашивает она и, вспомнив что-то, говорит. – н-нет, кажись.
Авдотья замолкла, и Михайло замрлк, и Иван Ермолаевич молчит, все вспоминают.
- Чего ты! – вдруг, оживившись вспоминает Авдотья. – Чай, у Стёпиных полушубок-то взял… Вьюга-то к ночи поднялась… Чай, помнишь, как Агафья-то прибегла,ещё тёлка в ту пору… - т.д.
- Так-так-так-так, - твердит Иван Ермолаевич и сам припоминает и тёлку, и Агафью, и ещё что-нибудь.
Наконец и работник присовокупляет какую-нибудь подробность, так что в конце концов канун крещенья, бывший полгода тому назад, восстанавливается в памяти Ивана Ермолаевича, его жены и работника во всей подробности. Весь день накануне крещенья припомнилась не только погода, но и весь обиход дня во всей полноте.
- Ну, стало быть, - заключает это расследование Иван Ермолаевич, - копны-то разваливать (для сушки) погодить надо… Пожалуй, как бы к вечеру не собрались тучки, уж, видно, надобно повременить.
И таким образом копны не разваливались, и делалось это на основании самых точных исследований и наблюдений».
- Вот вам один из примеров наблюдательности крестьян. А сколько их, наблюдений и примет, рассыпано по всем месяцам и дням года? Целая наука. Не будешь знать её – разоришься.
- Обедать! – появилась мама. – Мыть руки и за стол.
Ребята! Пожелаем Тане с Серёжей приятного аппетита, а сами вспомним их беседу с папой.
1. Чем занимались крестьяне летом? О каких работах рассказывал папа?
2. Чем занимались крестьяне зимой?
3. Почему землю называют кормилицей?
4. Почему дорог хлеб для крестьянина?
5. Чем заняты ваши родители зимой и чем заняты летом?
…На зимний день быстро надвинулся вечер. И хотя с конца декабря день стал понемногу увеличиваться, «солнце повернуло к лету», глаза не замечали изменений. А поэтому в определённое время, в определённый час дети лежали в постели и ждали очередного рассказа папы. Куклу свою Таня уже «уложила спать» и попрощалась с Сявой-дворянином.
Папа подсел к Тане на кровать и сказал:
- Помните, днём я вам говорил о том, что после посева удобряли поля навозом. Не те, которые были засеяны, а те, которые были свободны от посева. Там земля «отдыхала», говорили крестьяне. Она была вспахана и называлась «парЫ», от слова «пар». Так вот: между временем посева и сенокосом был промежуток времени, когда крестьяне удобряли свои поля. Работа эта тяжёлая, требует много людей и телег. Поэтому крестьяне каждому поочерёдно возили на поля навоз. «Всем миром» - так говорили раньше. И называлась эта общая работа – «пОмочи». Люди оказывали дру другу помощь. Вот рассказ Сергея Семёнова, писателя XIX века, как раз об этом. Рассказ называется «Первый трудный день».
«- Эй, Катерина! – послышался у нас за окном голос одного нашего деревенского мужика, -подойди-ка сюда, у меня к тебе слово есть.
Моя мать сидела у стола и шила мне рубашку. Когда её позвали, она бросила шитьё и подошла к окну.
- Что такое?
- Пашковский Никита велел тебе приезжать навоз возить.
- Когда?
- Послезавтра.
- Ладно… Спаси, Христос, что сказал».
- А почему тётя говорит: «Спаси Христос»? – спросила Таня.
- А как бы ты отблагодарила?
- Спасибо, что сказал.
- Наверное, слово «спасибо» происходит от двух слов: «спаси бог». Так раньше благодарили: пусть тебе бог будет спасителем, спасёт тебя от беды за хорошую весть или за хорошее дело. Спаси бог. А бога как зовут?
- Христос.
- Значит, можно благодарить и так, как благодарит Катерина: «Спаси, Христос, что сказал».
«Мужик ушёл, а мать вернулась на своё место и принялась опять за шитьё. Я лежал в это время на коннике».
- «Конник» - это лавка для сна, вместо кровати.
«Когда мать села, я вскочил со своего места и подбежал к ней.
- Мама, зачем нам навоз возить?
- В Отвоз. Мы повозим, а там к нам приедут; так другу другу и пособим.
Я вспомнил, что при этой работе бывают нужны и ребятишки.
- И я с тобой поеду? – спросил я.
- Что тебе там делать?
- Буду лошадь водить…
Мать поглядела на меня лучистым взглядом и радостно засмеялась:
- Ах, ты карапуз! Тебе и до повода-то не достать.
- Достану, ей-богу, достану! – поспешил уверить я.
Но мать не обращала внимания на мою уверенность. И, откусывая нитку, проговорила:
- Будет не дело говорить-то!
А потом задумалась и с досадой проговорила:
- Ну, ладно, поедем…
Мне в то время шёл девятый год. Я ещё ни разу заправски не подводил лошадь на работе, и мне очень этого хотелось. Когда мать сказала, что возьмёт меня в Пашково, у меня закружилась голова, и я весь день ходил как в чаду. То же было и на другой день. Мать справляла, и я не отставал от неё, помогал ей закручивать закрУтни…»
- «Закрутня» - это кляп для закрутки конской губы, - пояснил папа. – А почему нужно закручивать конскую губу, я не знаю. Здесь, в пояснении не написано. Вот ведь сколько нам горожанам непонятных мелочей! Дальше.
«…помогал закручивать закрУтни и искал чекУ». ЧекА – это клин, который вставляется в отверстие оси колеса, чтобы при движении колесо не соскочило. Можно сказать, что чекА закрепляет колесо. Вот ведь сколько уже знал девятилетний крестьянский мальчик!
«Когда день прошёл, мать сказала мне:
- Ложись скорей спать, а то завтра рано вставать!
Я лёг, но мне не скоро удалось уснуть: в моей голове бродили думы о завтрашнем дне и я никак не мог от них отделаться.
Наступил и этот день. Ещё куры сидели на насесте, а мать нагнулась ко мне и стала тормошить меня:
- Ермошка! Ермошка! Вставай, поедем!
Я слышал, что меня будят, но мне не хотелось вставать.
- Да поезжай одна, пусть спит себе на здоровье, - раздался другой голос.
Это говорила бабушка. Только она это проговорила, сонный туман в моей голове рассеялся, я сообразил зачем меня поднимают, и, как ванька-встанька, вспрыгнул на ноги и пошёл умываться.
Я вышел за матерью из избы, у двора стоял запряжённый в телегу наш Карька (имя лошади) и дремал. Мы влезли на телегу и мать дёрнула вожжой.
Одно за другим мы оставили за собой полевое болото, холодный овраг, в котором было очень холодно от росы. Роса белела везде, как молоко, трава была подёрнута ею, как туманом, головки цветов от неё казались седыми. Когда мы въехали в рощу, то с деревьев роса падала каплями.
В лесу около дороги торчали грибы, кое-где, как искорки, краснели ягоды, поднимал свои махры ствольник, из которого мы делали дудки.
Солнце ещё не всходило, но там, где оно должно было всходить, небо было алое.
Проехали лес. Перед нашими глазами сначала открылось пашковское паровое поле, куда будут возить навоз, потом и само Пашково. Мать подогнала Карьку; но старый Карька только вильнул хвостом.
Когда мы подъехали ко двору дяди Никиты, он выводил лошадь с нарытым навозом. Увидев нас, он широко улыбнулся и воскликнул:
- А-а! Милости просим! Ника, сам-друг? Это хорошо!
- Как же, - улыбаясь проговорила мать, - работник вырос, не дома же его держать. Пусть едет матери подсоблять.
- Что же, сам поохотился? (Т. е. сам захотел)
- Сам.
- Молодец! Вот примечай, какая у нас другая лошадь. Встречаться-то будешь вот с этой тёткой – узнАешь?
Я глянул на лошадь и на молодую бабу с подоткнутым подолом – срывальщицу и сказал:
- УзнАю».
- Срывальщица сбрасывает навоз с телеги на поле, - пояснил папа. – Мальчику будут здесь нагружать телегу. А он на ней отправится в поле. А на встречу ему с поля будет возвращаться пустая телега с этой тёткой. И тётку эту надо узнать. Мальчик Ермошка пересядет в телегу тётки и вернётся за навозом. А тётка повезёт навоз в поле. Понятно?
- Понятно, - сказал один Серёжа.
А Таня промолчала.
«Мать ушла во двор, меня, как только сел, охватила дремота. Я силился бороться с нею, но глаза у меня слипались и ко сну тянуло, как камнем в воду. Я приткнулся в углу и заснул.
- Вот так работник, уж спит! – раздался над моим ухом голос.
Я открыл глаза – передо мной стоял дядя Никита. Он вывел со двора нарытый воз, и, остановившись, глядел на меня.
- Ну, брат, поведём воз. Я тебе на первый раз покажу куда, а там уж один будешь.
Мы повезли воз. Из каждого двора выезжали возы. Приезжие были нарядные, на некоторых лошадях красовалась хорошая сбруя, позвонки».
- «Сбруя» и «позвонки» - это часть упряжи лошади, - пояснил папа.
«Возы, скрипя, тянулись к одному концу деревни. У выезда собрался целый обоз. Дело делалось большое и важное, и, держа за повод лошадь, я с гордостью подумывал про себя, что и спица в этой колеснице.
За деревней мы встретились со срывальщицей.
Срывальщица взяла у нас лошадь с возом, мы сели в пустую телегу. Дядя Никита показал мне, как садится и как править лошадью.
- Главное – не зевай. А как зазеваешься – либо колесом зацепишь, либо в тын (забор или плетень) угодишь.
Совсем незаметно подошло время обеда. Перед обедом выпрягли лошадей и отвели их в стадо. Жена дяди Никиты, тётя Марфа, нарезала селёдок, натолкла луку, поставила на стол кисель, и все сели обедать. Мне редко приходилось есть так сладко, всё мне казалось таким вкусным.
Большие после обеда легли отдыхать, а мне дядя Никита сказал:
- Ну, а ты тоже на боковую, аль побегаешь? Поди пока в огород: там крыжовник есть, нарви себе да пройди в стадо, лошадей посмотри.
Нарвавши полный карман зелёного крыжовника, который хрустел на зубах и вязал во рту, я побежал в стадо. Стадо было одно лошадиное. Коровы в это время были дома.
Лошади ходили по густой и сочной траве. Было жарко. Кругом лошадей носились слепни, садились на них, лошади отмахивались от них хвостами. Ребята, которые стерегли лошадей, сидели в кучке поодаль и что-то разговаривали. Я решил подойти к ним и примкнуть к кучке; но только я подошёл, один мальчик спросил меня:
- Мальчик, ты чей? У кого подводишь?
- У дяди Никиты.
- Под телегу не попал ещё?
- Ни разу.
- Молодец! Вот тебе за это.
Мальчик ударил меня по спине, другие ребятишки захохотали. Мне стало обидно, и я хотел дать ему сдачи, но мальчик был большой, мне с ним не справиться бы, и я ему спустил. Другой мальчик – чёрненький, в кумачовой красной рубашке и белом картузе (кепке) – сказал:
- Ну, за что ты его? Не тронь! Он умный… Дай-ка мне картуз. – И он, не дожидаясь, стащил с моей головы картуз и спросил: - Он слушает тебя?
- Нет, - сказал я, не понимая, к чему он это спрашивает.
- Нет, так зачем же ты такой носишь? Дай-ка я его закину.
И он размахнулся, собираясь закинуть картуз. Я понял, что попал впросак, и захотел поправиться.
- Слушается! – поспешил крикнуть я.
- Коли слушается, то позови его: он к тебе сам придёт.
Мальчик далеко кинул мой картуз, я побежал за ним.
Но вот опять заскрипели возы, загремели порожние телеги.
Я водил то одну, то другую лошадь и чувствовал, что у меня сильно жгло подошвы от ходьбы по жёсткой земле, а от вожжей драло ладони.
Кончился день. Нашей лошади поставили корзину травы, а нас посадили ужинать. Опять ели лук, селёдку, кашу с постным маслом. Ели, как и в обед, с большим удовольствием. Дядя Никита, должно быть шутя, проговорил:
- Ты не езди домой-то, ночуй здесь, а завтра ещё у кого поводишь.
- Он завтра опять приедет, - ответила за меня мать.
Мы сели в телегу и поехали.
Уж смеркалось. Мне делалось тяжелее и тяжелее. Уж трудно становилось сидеть, хотелось к чему-нибудь привалиться, но телега была жёсткая. Я поневоле сидел, и предо мною начал проноситься весь сегодняшний день – всё, что я видел, что слышал. Потом я привалился к матери и закрыл глаза, но, закрывши глаза, я всё равно видел возы с навозом и порожние телеги. Вон мальчик настёгивает лошадь, и лошадь скачет быстро и где-то скрывается… Вот дядя Никита; он держит на плече вилы, на вилах – мой картуз, а в картузе лук, да зелёный-зелёный. Кругом кто-то насыпал крыжовнику, по нём ходят, и он хрустит… А вот рукомойник, в нём плавает селёдка, брюхо у неё разрезано, но она живая, она шевелит жабрами и пьёт воду».
- Он, что заболел? – вдруг спросила Таня.
- А я думал, что ты уже спишь, - сказал папа. – Слушай дальше – узнаешь.
«Кто же это её пустил? Завтра надо будет пустить её в речку; пойду купаться и пущу.
Что мне представлялось ещё, я уже не помню. После мать говорила, что она замертво стащила меня с телеги и унесла на постель. Я проспал до полудня, но и со сном не прошла моя усталость».
- А вам до полудня спать не придётся, - сказал папа. – Поэтому все вопросы – завтра. А сейчас – спокойной ночи.
Ребята!
1. Как вы думаете, почему мальчик Ермошка захотел поехать вместе с мамой? Найдите объяснение в тексте рассказа.
2. На кого из героев из героев стихов или рассказов о детях похож Ермошка?
3. Что умел делать Ермошка в свои девять лет?
4. Что умеете делать вы? Как вы помогаете взрослым?
5. Почему мама взяла с собой Ермошку?
6. Что вам показалось странным в рассказе? Что есть в рассказе, а в нашей жизни уже нет?
День тринадцатый
Ребята вернулись из школы, переоделись, проверили содержимое кастрюль и холодильника и решили, чем будут обедать. Пока разогревалась пища и Серёжа резал хлеб, Таня сменила воду в поилке Сявы, за что тот поблагодарил Таню:
- Сява – хороший! Сява – дворянин!
Таня накрыла на стол и сказала Серёже:
- Ешь молча.
- Приятного аппетита, - ответил на это Серёжа и ребята приступили к обеду.
Оба молчали.
- А я пятёрку получила, - не выдержала Таня.
Серёжа молчал.
- Я больше не хочу, - Таня отодвинула тарелку.
- Доедай, - сказал Серёжа, - пища денег стоит.
- А я не хочу! Молоко выпью и всё!
- В другой раз не жадничай: накладывай столько, сколько съешь.
- Я думала, что съем…
- Лучше потом возьми добавку, - закончил мысль Серёжа.
- Ладно, - смирилась Таня, - я съем, но я не хочу.
После обеда Серёжа объявил:
- Я убираю со стола, а ты моешь посуду.
- Да?! – возмутилась Таня. – Посуды вон сколько!
- Мыть посуду – женское дело.
- А почему папа моет посуду?
- Потому что маме помогает.
- Вот и ты помоги мне.
- Ладно, помогу, - вздохнул Серёжа.
…Вечером, после обмена новостями папа спросил у детей:
- Ко мне вопросов нет? А то я займусь своими делами.
- Нету, - сказала Таня и спохватилась, - есть! У мальчика, который лошадь водил и устал, не было сестрёнки?
Папа озадаченно потёр переносицу:
- Не знаю. В рассказе об этом не говорится. Но вообще-то в крестьянских семьях было много детей: пять-восемь, а то и десять-двенадцать.
- Ничего себе!
- А как же! Работы в семье много – должно быть и работников много. Радовались, когда в семье было много мальчиков, будущих работников.
- Девочки ведь тоже работали, - обиделась Таня.
- Конечно, Танечка! Но даже если в семье были только мальчики, то они приводили в дом свою жену, когда женились. И в семье появлялись ещё одни женские руки. А вот своих дочерей надо было отдавать в другую семью и с нею, с дочерью, отдавать и приданое – часть нажитого добра. Вы же знаете! Поэтому и крестьяне, и дворяне считали, что девочка в семье – убыток.
- Пап, а крестьяне тоже, как и бояре, рожали детей в банях? – вдруг вспомнила Таня.
- Не крестьяне рожали, - поправил Таню папа, - а крестьянки. Да, тоже – в бане. Но бывало и в дороге, и в поле даже.
- А почему?
- Если в семье не хватало рабочих рук, то крестьянки выезжали работать в поле до самого рождения ребёнка. Так важна была работа в поле. А уж с младенцами многие крестьянки работали. Сделают ребёнку шалашик или в тень положат – и работают. Помню с детства такие стихи:
Она на поле барском жала,
И тихо побрела к снопам;
Не отдохнуть, хоть и устала,
А покормить ребёнка там.
- А зачем она брала ребёнка в поле? – спросил Серёжа. – Ведь были и другие, старшие дети, которые могли побыть с ребёнком.
- Серёжа, а кто бы кормил ребёнка маминым молоком? Только мама. Но самое главное – все работают, что-то делают. Когда поменьше было работы, младенец подрастал, то его могли оставлять со старшей сестрой. Она была вместо няни и кормила младенца из рожка. Это такая первобытная соска. Часто завязывали в марлю или в тряпочку кусочек хлеба и давали ребёнку. А он сосал и жевал такую соску.
- Няня-сестра кормила его и меняла ему пеленки и штанишки? – вспомнила Таня своих пупсов.
- Штанишек у таких маленьких детей не было. Лет до трёх-четырёх почти никакой одежды не было на маленьком ребёнке.
- Он ходил го-лый?! – изумилась Таня.
- Да!
- И зимой?!
- А зимой не выходил из избы и сидел на печи. Да и старшие дети ходили в одних рубашках. И зимой и летом. Замёрзнут – бегут в избу греться. Валенки да тулупчик – один на всех малышей: надевали по очереди. Многие дети заболевали от грязи, недоедания, болезней и умирали. Остальные росли более приспособленными к такой жизни, к таким суровым условиям.
Папа замолчал, подумал о чём-то, подошёл к полкам с книгами.
- Вот, сказал он. – У Дмитрия ГригорОвича – тоже писатель XIX века – есть рассказ: «Антон-горемыка». Об очень бедной крестьянской семье. Антон сам беден, да ещё кормит своего племянника сироту, мальчика лет десяти. Зимой Антон с Ваней, так зовут племянника, ездили в лес за хворостом. Хварост рубили и топили им печь. Возвращаясь домой, Антон разрешил Ване сесть на лошадь. А теперь слушайте.
«Между тем деревня всё ещё не показывалась. Тёмные тучи, сгустившиеся над нею, окутывали её сизой непроницаемой тенью; струйки белого дыма…давали, однако, знать о близости избушек. Прежде всего показалась на пути маленькая кузница с дЮжим кузнецом Вавилою на пороге, который приветливо кивнув Антону головою, вымолвил: «отколе?» и на ответ: «а из осинника, зевнул, перекрестив рот; там показались крестьянские густые огороды. А там потянулось и само село Троскино, расположенное по скату лощины».
- «Лощина» - это широкая долина с пологими склонами, - пояснил папа.
«Толпа чумазых ребятишек, игравших в бабки, стояла на улице подле колодца. Они, казалось, нимало не замечали стужи и ещё менее заботились о том, что барахтались, словно утки, в грязи по колени; между ними находилось несколько девчонок с грудными младенцами на руках».
- Вот тебе, Таня, и няньки-сёстры.
«Семи- или восьмилетние нянюшки дули в кулаки, перескакивали с одной ноги на другую, когда уж чересчур забирал их холод, но всё-таки не покидали весёлого сборища; некоторые из них, свернувшись калачиком под отцовским кожухом (полушубком), молча и неподвижно глядели на игравших.
Проезжая мимо, Ванюшка, начинавший было корчиться от стужи на своей кляче, вдруг вытянулся, приосанился и крикнул, во сколько хватило силёнки: «Эй! Пошли прочь!..ишь лошадь едет…». Толпа дала дорогу, окидывая седока (наездника) завистливыми взглядами. Одна девчонка, рыженькая, курносая, взъерошенная и вдобавок ещё и хромая, пустилась догонять воз, прыгая и вертясь на одной ножке.
- Дядя Антон, дядя Антон, посади на воз! – кричала она. – Посади, голубчик, на воз… золотой, посади, право – ну посади!
- Пошла прочь, - вымолвил Антон, грозя хворостиной, - чего привязалась! Вот я те!..
Девчонка остановилась, дала ему проехать несколько шагов и потом снова поскакала; только теперь, как бы назло, она коверкалась и ломалась несравнимо более, кричала звонче, приступала настойчивее, пока наконец, выбившись из сил, поневоле должна была отказаться от своего преследования, но и тут не упустила случая высунуть Антону язык…»
- Вот так: раздетые, зимой, на улице, - закончил читать папа.
- Ужас! – сказала Таня. Ей всё больше нравилось это мамино слово.
- Ну, не так уж и страшно. Детям всё равно было весело. И потом: зима когда-то кончается. А летом! И рыбалка, и ягоды, и грибы! Не так голодно и совсем уж не холодно.
- А как они всё умели? – спросил Серёжа. - Почему всё умели делать крестьянские мальчишки?
- И девочки – тоже, - заступилась за девочек Таня.
- Когда ты родился, ты тоже ничего не умел. А теперь…совсем другое дело, - ответил Серёже папа.
- И я, - напомнила о равноправии Таня.
- И ты. Дети постепенно научаются тому, что умеют делать старшие. Крестьянские работы и заботы год от года почти не менялись: поле, домашнее хозяйство, огород, ткачество. Вот дети и учились у старших жить. Не будешь знать крестьянского труда – погибнешь, умрёшь. Взрослые давали детям поручение-работу. Сначала – несложную и не трудную: покормить кур, собаку. Или поухаживать за телёнком, жеребёнком: почистить, покормить…
- Здорово! – восхищённо сказал Серёжа. – Нам бы так.
- Ага, жеребёночка на балкон, - остроумно заметила Таня.
- А что? Пожалуйста! Всё лето можете у бабушки ухаживать за телёнком, - предложил папа.
- Мы подумаем, - глубокомысленно произнёс Серёжа.
- Но это же – не всё, телёночек, - сказала Таня. – А вышивать? Прясть?
- Всё – постепенно: и рукоделие, и обработка льна, и другие домашние работы – подрастали и обучались. Девочки - прясть, мальчики - плести лапти да корзины, девочки – шить-вышивать, мальчики – запрягать и боронить. Всё приходило с возрастом, с умением и с природной силой.
- Интересно!
- Где-то у меня была книга, серьёзная – сейчас поищу.
Папа снова отправился к полкам.
- Вот.
Книга была большая, красивая, с картинками и называлась «Мир русской деревни». Папа полистал книгу и нашёл нужное место:
- Слушайте! «Мальчиков начинали приучать к работе с девяти лет. Первые поручения были – летом стеречь лошадей, загонять свою скотину из общего стада во двор, пригонять гусей и т. п. С одинадцати лет обучали садиться верхом на лошадь, в этом же возрасте дети начинали «скородить» - участвовать в бороньбе пашни («скорода» - борона, сельзозинструмент с острыми зубьями для разрыхления земли). Мальчик, правящий лошадью при бороньбе, назывался боронволОк. Достижением возраста боронволкА гордились – и сам мальчик, и семья. «Свой боронволОк дороже чужого работника», - утверждала пословица.
На четырнадцатом году учили пахать, брали на сенокос подгребать сено, поручали водить лошадей в луга. На семнадцатом году подростки учились косить… На восемнадцатом косили траву, рожь, овёс. И только на девятнадцатом году их допускали навивать на возы сено и зерновые: здесь требовалась мужская сила. В это же время учили «отбивать», (острить, точить) косу. На девятнадцатом году парень уже сам мог сеять рожь, овёс, гречиху».
- Что ты всё о мальчиках, - возмутилась Таня. – А девочки?
- И о девочках есть. На одиннадцатом году учили прясть на самопрялке; на тринадцатом – вышивать; шить рубахи и вымачивать холсты – на четырнадцатом; ткать – на пятнадцатом или шестнадцатом; устанавливать самой ткацкий стан – на семнадцатом. Одновременно в 15-16 лет девушка
Училась доить корову; на шестнадцатом году…начинала жать и вязать в снопы рожь. Полной работницей она считалась в восемнадцать лет. К этому времени хорошая невеста… должна была ещё уметь испечь хлеб и стряпать». – Я, думаю, хватит вам на сегодня, - сказал папа. – Подошло время вечерней сказки. Смотрите и готовьтесь ко сну. Потом я, может быть, прочту вам какой-нибудь рассказ из жизни крестьянских детей.
Ребята! Оставим Таню и Серёжу со своими заботами. А тот рассказ, который папа обещал прочитать детям, и я не знаю прочитал он или нет, предлагаю прочитать вам самим.
Лев Николаевич Толстой
За ягодами
1
Возвращались из ночного мужики и ребята.
Тараска Резунов, малый лет двенадцати, обогнал всех и поскакал в гору к деревне. Чёрная собака весело бежала впереди лошадей, оглядываясь на них. Тараска подъехал к избе, привязал лошадей у ворот и вошёл в сЕни(1)
- Эй, вы, заспалися! – закричал он на сестёр и брата, спавших в сенях на дерюжке.
Мать встала уже доить корову.
Ольгушка вскочила, оправляя обеими руками взлохмаченные светлые волосы.
Ребята с вечера собирались за ягодами, и Тараска обещал разбудить сестру и малого, как только вернётся из ночного. Он так и сделал. Мать дала ему кружку молока. Хлеба он сам отрезал себе, уселся за стол и стал есть.
Когда он в одной рубашке пошёл по дороге, дети красными и белыми пятнышками виднелись далеко впереди, на тёмной зелени рощи. Тараска догнал их за большим лесом.
2
Ягодное место было по свезённому(2) лесу. Между сочных молодых кустов выдаваплись места с невысокой травой, в которой зрели и прятались красные ягоды.
Девчонки, перегнувшись вдвое, ягодку за ягодкой выбирали и клали какую похуже в рот, какую получше – в кружку.
- Ольгушка! Сюда иди! Тут беда – сколько!
- Ну, вре(3)! Ау! - -перекликались они, далеко не расходясь, когда заходили в кусты.
Тараска ушёл от них дальше в овраг.
- Грушка!
- Ась!
- А как волк!
- Ну, что ж волк? Ты что ж пужаешь? А я не боюсь, - говорила Груша и, забывшись, клала ягоду за ягодой, и самые лучшие, не только в кружку, а в рот.
- А Тараско-то наш ушёл за овраг. Тараска! Ау!
- Я-о! – отвечал Тараска из-за оврага. – Идите сюда!
- А и то пойдём, там больше.
3
Девчата полезли вниз в овраг и тут, на припёке солнца, сразу напали на полянку, сплошь усыпанную ягодами. Обе молчали, не переставая работать руками и губами.
Вдруг что-то шарахнулось и среди тишины со страшным, как им показалось,, грохотом затрещало по траве и по кустам.
Грушка упала от страха и рассыпала набранные ягоды.
- Мамушка! – завизжала она и заплакала.
- Заяц, это заяц! Тараска! Заяц! Вот он! – кричала Ольгушка, указывая на серо-бурую спинку с ушками, мелькавшую между кустов.
- Ты чего? – обратилась Ольгушка к Грушке, когда заяц скрылся.
- Я думала, волк, страсть, испугалась! – говорит Грушка, заливаясь звонким, как колокольчик хохотом.
4
Солнце уже совсем вышло из-за леса и жарко пекло землю и всё, что было на ней.
- Ольгушка, купаться! – пригласили Ольгу сошедшиеся к ней девочки.
И все большим хороводом отправились с песнями к реке.
Барахтаясь, визжа и болтая ногами, девочки не заметили, как с запада заходила чёрная туча, как солнце стало скрываться и как запахло цветами и берёзовым листом и стало погромыхивать.
Не успели девочки одеться, как пошёл дождь и измочил их до нитки(4).
5
В прилипших к телу и потемневших рубашонках девчонки прибежали домой.
Когда они пообедали, рубашонки уже высохли. Перебрав землянику и уложив её в чашки, они понесли её на дачу.
Вернувшись домой, ОЛьгушка развязала зубами узелок в платке, в котором был завязан двугривенный(5), и отдала его матери. Мать спрятала деньги.
Тараска же, с завтрака пропахавший с отцом картофель, спал в это время в тени густого тёмного дуба.
Пояснения
1. – сЕни – помещение между жилой частью дома, избы и крыльцом.
2. – сведённый лес – вырубленный лес.
3. – «Ну, вре» - не может быть, не верю.
4. – «измочили до нитки» - промочили одежду насквозь.
5. – двугривенный – двадцать копеек.
Ребята!
1. Почему мальчик в крестьянской семье был важнее, дороже, чем девочка.
2. Как вы думаете: почему детям постепенно поручали более трудную
работу?
3. Что должен был уметь делать юноша к восемнадцати годам?
4. Что должна бала уметь делать девушка к восемнадцати годам?
Найдите в тексте ответы.
5. Вам нравится или нет жизнь крестьянских детей? Почему?
Иван Суриков
В ночном
Летний вечер. За лесами
Солнышко уж село;
На краю далёком неба
Зорька заалела;
Но и та потухла. Топот
В поле раздаётся:
То табун коней в ночнОе
По лугам несётся.
Ухватя коней за гриву,
Скачут дети в поле,
То-то радость и веселье
То-то детям воля!
По траве высокой кони
На просторе бродят;
Собралися дети в кучу
Разговор заводят.
Мужички сторожевые
Улеглись за лесом
И заснули… Не шелОхнет
Лес густым навесом
Всё темней, темней и тише…
Смолкли к ночи птицы;
Только нА небе сверкают
Дальние зарницы.
Кой-где звякнет колокольчик,
Фыркнет конь на воле,
Хрупнет ветка, куст – и снова
Всё смолкает в поле.
И на ум приходят детям
Бабушкины сказки:
Вот с метлой несётся ведьма
На ночные пляски;
Вот над лесом мчится леший
С головой косматой,
А по небу, сыпля искры,
Змей летит крылатый;
И какие-то все в белом
Тени в поле ходят…
Детям бОязно – и дети
Огонёк разводят.
И трещат сухие сучья,
Разгораясь жарко,
Освещая тьму ночную
Далеко и ярко.
Как вы знаете, ребята, летом у крестьянина очень много тяжёлой работы. И если бы не было у него лошади, сам он эту работу не смог бы осилить. Поэтому крестьянин дорожил лошадью, оберегал её, заботился о ней. А так как днём лошадь не успевала наесться – занята была работой и мешали ей слепни и оводы – то крестьяне отправляли лошадей пастись ночью. И называлось это: ночнОе.
Обычно в ночнОе отправляли группу детей, которые всю ночь и присматривали за лошадьми. С детьми были и взрослые: один или два человека, на случай, если возникала какая-нибудь трудная ситуация.
Тараска из рассказа Л. Н. Толстого уже бывал в ночнОм. И стихи Ивана Сурикова об этом.
В каком возрасте крестьянские дети ходили в ночнОе? Поищите ответ в рассказах папы.
А ещё, ребята, прочтите пословицы и поговорки о труде. Объясните, как вы их понимаете, или спросите об этом старших.
1. Без труда не вытащишь рыбку из пруда.
2. Всякое уменье трудом даётся.
3. Каков мастер, такова и работа.
4. Какова пряха, такова на ней и рубаха.
5. Любишь кататься, люби и саночки возить.
6. Не привыкай к безделью, учись рукоделью.
А вот пословицы и поговорки о лентяях:
1. Долго спать – добра не видать.
2. Долог день до вечера, коли делать нечего.
3. Не пеняй на соседа, когда спишь до обеда.
4. У ленивой пряхи и для себя нет рубахи.
А как вы понимаете следующие пословицы и поговорки:
1. Каково дерево, таков и клин; каков батька, таков и сын.
2. От лося – лосята, от свиньи – поросята.
3. Яблоко от яблони недалеко падает.
4. Одного поля ягоды.
Если вы какие-то пословицы не понимаете, попросите разъяснить смысл этих пословиц своих родителей или учителей.
День четырнадцатый
Неделя учёбы прошла быстро: короткой оказалась неделя. И Таня с Серёжей, конечно, обрадовались этому. Но главным событием недели стал…
Новый год. Да, да – новый год, но только по-старому стилю, четырнадцатого января. И называется этот день: старый Новый год. А встреча его, естественно, накануне: тринадцатого. Вечером. Таня с Серёжей узнали о встрече старого Нового года, только придя из школы: мама почему-то была дома.
- Отпросилась с работы пораньше: гости к нам сегодня придут, надо успеть подготовиться, - объяснила мама.
- А какой праздник? – спросила Таня.
- Новый год. Старый новый год.
- А первого января был молодой новый год?
- Нет. Был просто Новый год. А сегодня – Старый новый год. По старому стилю. Вам же отец объяснял! Сегодня по-старому стилю какое число?
Таня подняла глаза к потолку, затем опустила, стала загибать пальцы руки и шевелить губами.
- Тридцатое декабря, - наконец, сказала она.
- Не тридцатое, а тридцать первое. В декабре – тридцать один день. А тридцать первого декабря мы встречали новый год. По новому стилю. Понятно?
- Понятно, - сказала Таня. – Завтра суббота и занятий в школе нет.
- Понятно, - ответила мама Тане. – Мой руки, будешь мне помогать.
- А Серёжа?
- А Серёжа пойдёт погуляет. А мы с тобой будем заниматься женскими делами.
Серёжа торжествующе взглянул на Таню.
- Только не долго, - добавила мама. – Я кое-что приготовлю – приходи поесть.
- Есть! – по-военному сказал Серёжа.
Вскоре пришёл с работы папа (тоже пораньше) и подготовка к приёму гостей пошла полным ходом. А тут и проголодавшийся Серёжа вернулся с улицы. Вся семья была в сборе.
Поставили стол, расставили приборы. А между делом шёл разговор.
- В старину на святки, то есть от Рождества Христова до Крещения его, девушки гадали.
- А когда Крещение?
- На двенадцатый день со дня Рождества. По старому стилю – шестого января, а по новому… - папа внимательно посмотрел на ребят.
- Девятнадцатого, - сообразил Серёжа.
- А зачем девушки гадали? – спросила Таня.
- Хотели узнать, когда выйдут замуж? За кого: богатого или бедного? А некоторые девушки пытались и имя жениха узнать.
- А как? Имя-то как узнать? – заинтересовалась Таня.
- По-разному. Ждали у ворот прохожего, например. И просили его назвать любое мужское имя. Это имя и считалось именем будущего жениха.
- А как узнавали: бедный или богатый? – этот вопрос заинтересовал маму.
- Я тебе, мама, потом отдельно расскажу, - рассмеялся папа.
- А мне?
- А тебе, Таня, рано этим интересоваться. Но об одном способе расскажу. Это был, наверное, самый известный способ. Клали по кругу в избе нитки или ножницы, воду в чашке, зерно, монету – и зажигали свечу. Приносили петуха, иногда курицу, и пускали его в круг. Петух расхаживал в круге и подходил к какому-нибудь предмету. А предмет обозначал того или иного человека: вода – пьяницу, зерно – зажиточного человека, деньги – богатого, ножницы – портного. Иногда пытались увидеть своего будущего мужа, суженного. Из спичек или палочек перед сном складывали под кроватью колодец. Считалось, что суженый может придти во сне к колодцу воды напиться и лицо его можно будет увидеть.
- А это – правда? – снова заинтересовалась Таня.
- Я думаю, что нет. Потому что гадания происходят от веры в сверхестественную силу, которую будто бы понять или постигнуть умом невозможно. А раз понять невозможно, то нужно только верить. На этой вере в сверхестественное основаны и многие приметы. А некоторые приметы, мне кажется, взрослые придумали специально.
- А зачем? - удивился Серёжа.
- Ради воспитания детей. Помните в «Домострое» что написано: «Воспитывай чадо своё в страхе божьем». То есть в страхе перед богом. Например, говорили детям так: «Кто ногами болтает, тот чёрта качает». А зачем так говорили? А затем, что сколько детям ни говори: не болтай ногами, они продолжают шалить. Чтобы их напугать, придумали эту примету.
- А что же в ней страшного? – опять удивился Серёжа.
- Рассуждали так: качаешь чёрта – делаешь ему приятное, а делаешь чёрту приятное - значит, ты против бога. И бог тебя может наказать.
- Мам, а где салфетки? – спросила Таня и, повернувшись к маме, опрокинула солонку с солью.
Солонка стала падать со стола, Серёжа хотел её подхватить и снёс со стола на диван тарелку. На мгновение все замерли. Первым опомнился Серёжа:
- Руки - крюки! Что соль рассыпала? – отругал он Таню.
- А ты? – заступилась за Таню мама. – Тарелку чуть не разбил!
- Тихо, тихо! – остановил ссору папа. – Успокойтесь.
- Ладно, - сказала мама, внимательно рассматривая упавшую тарелку. – Что там есть из примет про тарелку?
- Ничего. Впрочем: посуда бьётся – на счастье, а у нас, к счастью, она не разбилась.
- Ничего не понятно, - насупился Серёжа. - К счастью, к несчастью…
- Чтоб люди не расстраивались, им говорили: посуда бьётся к счастью.
Мама подала салфетки Тане:
- Держи. Аккуратней! – И добавила: - А про соль и я знаю. Соль рассыплешь – поссоришься. Вот мы и поссорились. Сбылась примета.
- Не совсем так, но похоже. Соль на крестьянском столе всегда была дорогим продуктом. Иногда даже дороже золота. В России были даже восстания, бунты из-за соли.
- Из-за соли? – очень удивилась Таня. – Из-за простой соли?
- Да, именно так. Поэтому были придуманы приметы о соли: не рассыпай соль – поссоришься; не макай хлеб в солонку – поссоришься.
- Но почему? - не понимал Серёжа.
- Потому что просыпанную соль всю не соберёшь, её станет меньше; потому что часть соли, в которой есть крошки хлеба, придётся выбросить. А соль, повторяю, была дорогим продуктом.
- Я не об этом, - не унимался Серёжа. – Почему люди ссорились? Почему так говорили: поссоришься?
- Серёж, послушай меня, успокойся! Тебе нравится ссориться? Нет. И мне не нравится.
Папа сел на диван и посмотрел Серёже в глаза:
- Ссориться - не нравится всем. Детей пугали ссорой со старшими. Дети могли потерять расположение к себе, хорошее отношение мамы, папы, других членов семьи. А они, дети, дорожили этим хорошим отношением к себе. Понятно?
- Понятно, - буркнул Серёжа.
- Ну, вот и ладно.
- Всё. Мы почти готовы. – Мама тряхнула вымытыми руками. – Осталось нам переодеться – и всё. Снимай фартук, отец.
- Ты иди, я сейчас, - сказал папа.
Мама ушла.
- Я, кажется, понял, Серёжа. Для взрослых было важно, чтобы дети боялись дурных, плохих последствий своих поступков: бог накажет, голод будет, смерть близких, ссора, болезнь, ну и ещё много того, чего нужно было опасаться. Чтобы боялись делать плохо. И совсем не обязательно, чтобы страх был БОЖИЙ. Тебе это было непонятно?
- Да.
- Теперь понятно?
- Да.
- А если понятно, то подумайте с Таней над правильными ответами, пока я переодеваюсь. А вопросы такие: почему нельзя ронять или недоедать хлеб – ни одной крошки. И второй: почему состриженные или вычесанные волосы нельзя было бросать, где попало? Что говорили взрослые детям? Чем пугали?
Папа вышел.
- Почему, почему, - пробормотала Таня. - Потому… А! Правильно, Серёжка! Хлеб – это жизнь! Смерть будет!
- Голод, - поправил Таню Серёжа.
- Я и говорю: смерть! – ликовала Таня.
- Значит, если будешь бросать хлеб…
- Ронять!
- Я и говорю: бросать…
- «Ронять», папа сказал.
- Мы опять ссоримся. Вот уж эта соль! Не мешай. Будешь…ронять хлеб или недоедать, то кто-то умрёт от голода.
- Это не страшно: «кто-то». Мама или папа – страшно!
Серёжа на секунду замер, потом внимательно посмотрел на Таню:
- Ты чё, Танька, сдурела или чё?
- Так чтоб страшно…
- Нет, пусть кто-то. Давай про волосы думать.
- Не хочу, - как-то вяло ответила Таня. – Сам думай.
- Тебя мама стрижёт – ты и думай!
- Тебя – тоже, - так же вяло возразила Таня.
- Ладно, думаю.
За окном стемнело, зажглись уличные фонари. Таня, не двигаясь, смотрела в окно.
- Ну, не знаю, - после некоторых раздумий сказал Серёжа. – Волосы после тебя везде.
- После тебя – тоже, - не отрываясь от окна, сказала Таня.
- Правильно! Грязь и мусор после стрижки!
- Чего боялись?
- А, да. О! Лысыми стать!
- Точно! – рассмеялась Таня. – Лысые! Ура! Лысые!
…И когда через некоторое время появились родители, дети наперебой закричали:
- Смерть! Лысые!
- Вы что, с ума сошли, - удивилась мама.
- Нет, за хлеб – смерть, а за волосы – лысина!
- Успокойтесь! – сказал папа. – Я, кажется, начинаю понимать. Кто роняет или недоедает хлеб, того ждёт голод или смерть близких. Принимается. Молодцы! А кто не убирает волосы, тот, значит, облысеет?
- Да! – в один голос ответили дети.
- Интересная версия. Этого тоже можно бояться. Принимается.
- Гадатели, заканчивайте! А то сейчас придут гости, а вы…
- Сейчас, мать. А ответ: колдунов боялись. В те времена верили в колдунов. Верили, что они могут наслать на вас болезнь или порчу. А им для колдовства, кроме всего прочего, нужны были волосы чаруемого, заговариваемого. И если волосы валялись неубранными, то колдун всегда мог их найти и подобрать. Всё. Молодцы!
И тут прозвенел звонок.
- А вот и гости. Гостей нельзя встречать через порог, иначе поссоришься. Папа вышел в коридор, открыл дверь. Послышалось: «С новым годом! С новым годом!»
Ребята! Пусть там идёт встреча Старого нового года, а вы попробуйте разгадать истинные воспитательные цели следующих примет:
1. Кто ест заплесневелый хлеб, тот будет хорошо плавать.
2. Кто ест подгорелый хлеб, тот будет здоровым.
3. Муха в щи залетела – на счастье.
День пятнадцатый
Первый день Старого нового года был пасмурным. С утра шёл снег, и дети долго играли на улице и вернулись домой только к обеду. За столом они старались вести себя как положено: не болтали ногами, не разговаривали, не запивали непрожёванное и даже старались не ронять хлебных крошек. Пообедав, дети поблагодарили маму и чинно вышли из-за стола.
- Ну, что, друзья, - спросил папа, - делаем уроки или..?
- Или, - сказал Серёжа, - уроки ещё успеем.
Только Таня вышла из кухни, как Серёжа шепнул отцу:
- Пойдём, что-то покажу, - и повёл отца в детскую.
Тани там не было, и Серёжа кивнул в сторону Таниной кровати:
- Посмотри под кровать.
Папа посмотрел: под кроватью Тани стоял сложенный из спичек колодец. Папа прижал палец к губам, махнул рукой и они вышли из детской.
Таня была в «гостиной», смотрела книгу с картинками. Все уселись на диван.
- Гости вчера поздно ушли, а я сегодня забыл поинтересоваться: как вам спалось?
- Нормально, - сказал Серёжа и улыбнулся.
- А тебе, Таня?
- Тоже, - не отрываясь от книги, ответила Таня.
- Что снилось? – снова спросил папа.
Таня подняла глаза от книги, посмотрела на Серёжу и, бросив книгу, ринулась в детскую. Папа с Серёжей рассмеялись. Спустя мгновение, Таня вернулась в комнату, пряча глаза.
- Что случилось, Таня? – папа положил руку на плечо Тани.
Таня промолчала.
- Ты не ответила на мой вопрос.
Таня внимательно посмотрела на папу, затем на Серёжу. Серёжа улыбался. И Таня бросилась на него с кулачками, а затем прижалась к отцу.
- Татьяна, милая Татьяна, что с вами? – обнял её папа.
Не открывая лица, Таня сказала:
- Я сложила колодец из спичек на ночь, а Серёжка подглядывал.
- Ну и что? – гладил её по голове папа.
- А ничего… А приснился мне ты, - и Таня ещё крепче прижалась к отцу.
- Не переживай. Я же понимаю, как хочется погадать. И если бы были мужские гадания, то Серёжа наверняка сложил бы тоже какой-нибудь колодец.
Папа подмигнул Серёже, а Серёжа – ему. Таня оторвалась от папы, улыбнулась, села на диван и показала язык Серёже.
- Таня! – укоризненно произнёс папа. - Что же ты? А что касается гаданий, то надо сказать вам, мои хорошие, что крестьяне в прошлые века были людьми суеверными: то есть верили в существование чертей, леших, домовых, верили в существование нечистой силы. И, естественно, верили в бога: кто бы их защитил от нечистой силы? Только бог. Верили в бога взрослые и, конечно, дети. Видели, наверно, как молятся и крестятся?
- Да! Видели!
И Таня попробовала показать, как крестятся.
- Примерно так, - сказал папа. Люди полагали, что если они крестятся, то тем самым защищают себя от воздействия злых чар, от нечистой силы. Кстати, святые вечера, святки, в народе ещё называли «страшными вечерами». Полагали так: день стал прибавляться, лето побеждает зиму. Родился Иисус Христос и потому злые духи, нечистая сила делает людям всякие гадости.
- Расскажи какую-нибудь страшную историю, - попросила отца Таня.
- Я лучше прочитаю. Помните стихи Ивана Сурикова «В ночнОм»? Дети у костра рассказывают друг другу страшные истории и небылицы. Если вы заинтересуетесь и прочтёте рассказ Ивана Сергеевича Тургенева «Бежин луг», то вы узнаете несколько таких историй из уст мальчиков. А сейчас я поищу то, что буду читать вам.
Папа взял с книжной полки красивую, красно-золотую книгу «Библиотека русского фольклора», листал, листал и, наконец, сказал:
- Есть! Нашёл!
Он сел на диван.
- Первая история называется «Чёрт». «Пошла одна девка ворожить на святках». – Ворожить – то же самое, что гадать. – «Поставила зеркало, колечко опустила в стакан с водой и сидит. А её парень знал, что она собирается ворожить, и в эту избу пришёл ранее её, залез на печку, лежит. И вот девка пришла, сидит. Вдруг западнЯ поднимается…», - Западня – это люк в подполе. – «Вдруг западнЯ поднимается, из неё появляется чёрт (а она не видит) и спрашивает её:
- Девка, что на свете три косы?
Девка испугалась, молчит, не шевелится, Апарень не растерялся, с печки говорит:
- У речки коса, у девки коса да литовка коса». – У речки коса – это длинная узкая полоска берега, которая вдаётся далеко в реку. А «литовка коса» - это коса обыкновенная, которой косят траву. – «Тот (чёрт) снова спрашивает:
- А что на свете три дуги?
Парень опять же:
- В печке дуга, в упряжи дуга и радуга-дуга.
- А что на свете три матери?
- Мать-родительница, мать-сыра земля да мать Пресвятая Богородица. Только сказал: «Мать Пресвятая Богородица» - то сразу чёрт исчез, западнЯ захлопнулась. Девка ни жива, ни мертва.
А если бы не парень, то он, чёрт-то, девку задавил бы. Она же испугалась. Не может ничего сказать». Дети молчали. Потом Серёжа спросил:
- Пап, а что это: «в печке дуга»?
- Я думаю, что это – арка, дуга над входом в печку, куда закладывают дрова.
- А - «упряжи дуга»? – спросила Таня.
- Дуга в телеге над лошадью. Ты видела её и на картинке и в деревне.
- Понятно, понятно! Мне было непонятно слово «Упряжь».
- А Упряжь – это все приспособления для управления лошадью, это – упряжка. Иногда говорят: «Мы в одной упряжке».Это значит: мы делаем одно дело.
- Хорошо, что сейчас день, а то было бы страшно, - сказала Таня. – Ты ещё обещал прочитать.
- Обещал и прочту. Вот. Называется «Злая женщина и добрый дух».
Папа просмотрел взглядом текст и сказал:
- Чтобы мне читать и не прерываться, я сразу объясню вам непонятные слова и выражения. А если будет ещё что-то непонятное, спросите у меня после прочтения. «Христов день» или «Христово воскресенье» - это день, когда Христос воскрес из мёртвых, после распятия на кресте. История о воскрешении – это библейская легенда, описанная в священной книге христиан «Библии». «ЗаУтреня» - утренняя церковная служба. «ГовЕть» - не есть продуктов животного происхождения: мяса, жиров, сала. «РазговЕться» - прекратить говЕть, закончить говЕние. Слушайте.
«Жила мать с сыном. В Христов день сын пошёл к заУтрене и приводит с собой в дом разговеться старичка грязного и в лохмотьях; посадил его за стол, напоил и накормил, а потом одел в чистое платье. Когда он привёл старичка, то мать сильно разгневалась и закричала: «Ах, ты непутёвый, самим есть нечего, а приводишь всяких… вшивиков». Но сын молча оказывал радушие старичку, а тот тоже молча ел и одевался. Отдохнув немного, старик собрался уходить и сказал спасибо за хлеб да соль. Парень спросил: «Ты, дедушко, уходишь, так возьми меня с собой». Старик сказал: «Да, мне нужно уходить, но через три дня я приду за тобой и стукну в окно, ты тогда и выходи».
В назначенный срок раздался стук под окном, парень вышел к старику, и отправились вместе. Шли они долго и дошли до… самого синего моря, и видят, что стоит баба и переливает воду из моря в корыто. Парень спрашивает: «Дедушко, для чего это она делает?». Старик отвечает: «Она при жизни своей разбавляла водой молоко». Идут дальше и видят, стоят два высоких железных столба, а между ними ребёнок стукается головой то об один столб, то о другой. Парень спрашивает: «Дедушко, а это что означает?» - Этот ребёнок страдает за грехи родителей, ибо на земле слушался их: отец скажет: покажи мамке фигу – он покажет, а мать научит, покажи отцу кулак – он исполнит». Опять шли, долго шли и видят, стоит железный столб, а из него идёт густой дым. Парень спрашивает опять: «Дедушко, что это такое?» Старик отвечает: «Это горят в столбе курильщики, что на земле табак употребляли».
И так ходили они целый год, вплоть до светлого Христова Воскресения на земле, и остановились в одном доме. Старик пошёл к заУтрене, а парню не велел идти и приказал посмотреть в два окна, а в третье не глядеть. По уходе старика парень посмотрел в первое окно, видит восход солнца и красивый сад. Поглядел в другое окно, видит множество птиц, и поют они чудесными голосами. Не утерпел и взглянул в третье окно и видит свою мать на огненном колесе, а вокруг неё черти скачут и радуются. От этого видения он заплакал.
Приходит от заутрени старичок и спрашивает: «Ты отчего плакал?» - «Да так, взгрустнулось». – «Неправда, ты, наверное, посмотрел в третье окно?» - «Да, посмотрел», - отвечает парень. «Ну, так ступай, ещё посмотри и скажи: чтобы сквозь землю провалилось». Парень подошёл к окну и сказал эти слова, и на его глазах мать с колесом и чертями куда-то провалилась, и видение исчезло. Старичок простился с парнем и сказал: «Ступай и делай хоть капельку добра, добрый дух будет всегда с тобой и за тебя».
Папа закрыл книгу.
- Страшно?
- Не очень. А кто этот старичок? – спросила Таня
- Не знаю. Наверное, ангел, посланник бога в человеческом облике. Это же легенда, притча.
- Как сказка, - подсказал Серёжа.
- Любая легенда, притча или сказка чему-нибудь учат. Нельзя обманывать людей, а женщина разбавляла молоко водой и за это поплатилась. Нельзя учить детей дурному, нельзя курить. Вот и наказаны они богом. А вот, скажите мне, почему мать парня оказалась на огненном колесе?
- Она не накормила старика, - решила Таня.
- Она злой была, - сказал Серёжа.
- Верно. А быть злым, недобрым – очень плохо. А на Руси всегда люди были гостеприимными и милосердными.
Всё. А теперь за уроки.
1. Ребята! А что вы знаете о новогодних и святочных обычаях и обрядах
русских людей?
2. Где вы видели эти обычаи и обряды: дома, на улице, в деревне?
3. Принимали ли вы участие в этих обрядах или нет? Почему?
День шестнадцатый
День был очень холодным, а к вечеру мороз ещё и усилился. Папа пришёл с работы с инеем на шапке, крякнул и сказал , раздеваясь:
- Крещенские морозы жмут. Как хорошо дома, тепло.
Все уже были дома, и от этого было ещё уютнее и теплее на душе. Таня и Серёжа давно сделали уроки, хотя и надеялись на то, что завтра уроки в школе отменят из-за морозов.
Папа поужинал и стал просматривать газету, дети читали свои книжки, молча.
- Изба-читальня, - сказала мама, убирая посуду.
- Между прочим, - оторвался от газеты папа, - сегодня крещенский сочельник. И верующие люди до первой звезды не принимают пищу.
- Как перед Рождеством? – отложила свою книгу Таня.
- Да, как в сочельник перед Рождеством Христовым.
- Рождество – понятно: день рождения Христа. А Крещение: день крещения Христа? – присоединился к разговору Серёжа.
- Именно так. Иисуса Христа и первых христиан крестили в реке под названием ИордАнь. В это время года в тех местах достаточно тепло, чтобы проводить обряд крещения. Люди зашли в реку ИордАн и воды реки очистили верующих от грехов. Произошло омовЕние, смывание грехов.
Кстати, так крестилась и Русь Киевская. Киевляне заходили по грудь в реку Днепр для омовения.
- Зимой?! – удивился Серёжа.
- Нет. Крещение Руси происходило летом.
- А почему не зимой, как крещение Христа?
- Крещение обыкновенных людей происходит в любое время и не обязательно в реке. Крещение сейчас проводят и в храмах православных, в церквях. Понятно?
- Не очень.
- Есть праздник, церковный: Крещение Господне, который бывает только раз в году. А есть обряд крещения простых людей. И вот это крещение может происходить в церкви почти каждый день. Понятно?
- Понятно.
- Так вот. Обряд крещения простых людей проводится по определённому порядку, по определённому ритуалу. А праздник Крещения – не обряд, а праздник - проводится по другому определённому ритуалу. На праздник Крещения люди купаются, погружаются в прорубь, зимой, 19 января. И это происходит на реке или в каком-нибудь водоёме. А обряд крещения проходит в церкви, а не на реке, и не только зимой. Понятно?
- Теперь понятно.
- Сегодня, восемнадцатого января, священники освящают воду в церквях и храмах. Верующие берут сегодня с собой посуду – кувшины, графины, бутыли, термосы – и идут в церковь. В церкви есть большой сосуд с водой, освящённой священником. Эту воду люди набирают в свою посуду и уносят домой. Она считается святой и лечебной. А завтра воду будут освящать в водоёмах. Обряд освящения воды называется водосвятием. В подготовленную прорубь, которая в России называется Иорданью, священник три раза опускает крест и вода становится освящённой, как накануне в церкви.
- А зачем брали с собой освящённую воду?
- Считается, что она обладает целебными свойствами. Её держали дома, в заветном месте, для всяких непредвиденных случаев. Считалось, что даже снег крещенский обладает сверхъестественными свойствами. Разумеется, что не сам снег, а вода от него. Собирали его от болезней, для умывания для бани. Много примет было, связанных с Крещением. В народе праздник Крещения назывался – БогоЯвленьем, явлением бога. Примечали, что на БогоЯвленье всегда солнце «играет». То есть оно – яркое, чистое. И никогда утро не бывает хмурым. Так что ждите завтра солнца и мороза.
Отец замолчал, потом пошёл к полкам с книгами.
- А прочту-ка я вам о празднике Крещения, как описывает его сам священник, В. Никифоров-Волгин.
«В крещенский сочельник я подрался с Гришкой. Со слов дедушки я стал рассказывать ему, что сегодня в полночь сойдёт с неба ангел и освятит на реке воду, и она запоёт: «Во ИордАни крещающуюся Тебя Господи». Гришка не поверил и обозвал меня «баснописцем». Этого прозвища я не вытерпел и толкнул Гришку в сугроб, а он дал мне по затылку и обсыпал снегом.
В слезах пришёл домой. Меня спросили:
- О чём кувЫкаешь?
- Гри-и-ишка не верит, что вода петь бу-у-удет сегодня ночью!
Из моих слов ничего не поняли.
- Нагрешник, ты нагрешник, - сказали с упрёком, - даже в Христов Сочельник не обойтись тебе без драки!
- Да я же ведь за дело Божье вступился, - оправдывался я.
Сегодня великое освящение воды. Мы собирались в церковь. Мать сняла с божницы (место, где висят иконы в избе) сосудец с остатками прошлогодней святой воды и вылила её в печь, в пепел, ибо грех выливать её на места попираемые».
- «Места попираемые», - пояснил папа – это все те места, куда наступает нога человека. Или животного. Топтать святую воду – грех. Вот в чём смысл действий матери.
«Отец спросил меня:
- Знаешь, как называется по-древнему богоявленская вода? Святая агиАсма!
Я повторил это, как бы огнём вспыхнувшее слово и мне почему-то представился ночной пожар за рекой и зарево над снежным городом. Почему слово «агиасма» слилось с этим пожаром объяснить себе не иог. Не от того ли, что страшное оно?
- На голубую от крещенского мороза землю падал большими хлопьями снег. Мать сказала:
- Вот ежели и завтра Господь пошлёт снег, то будет урожайный год.
В церковь пришли все заметеленными и зарумяненными от мороза. От замороженных окон стоял особенный снежный свет – точно такой же, как между льдинами, которые недавно привезли с реки на наш двор. Посреди церкви стоял большой ушат с водой и рядом парчовый столик (парча – дорогая ткань; парчовый столик – столик, накрытый парчой), на котором поставлена водосвятная серебряная чаша с тремя белыми свечами по краям. На клИросе (место для хора в церкви) читали «пророчества» (тексты пророков – предсказателей). Слова их журчали как многоводные родники в лесу, а в тех местах, где пророки обращаются к людям, звучала набатная (колокольная) медь: «Измойтесь и очиститесь, оставьте лукавства пред Господом: жаждущие идите к воде живой…»
Папа попробовал даже пропеть эти слова пророков: и стало как-то не по себе.
«Мне представлялись ветхозаветные (из библейских сказаний) пророки в широких одеждах, осенённые молниями, одиноко стоящие среди камней и высоких гор, а над ними янтарно-библейское небо, и ветер, развевающий их седые волосы…
При пении «Глас (голос) Господень на водах» вышли из алтаря (главная часть церкви) к народу священник и дьякон (помощник священника). На водосвятной чаше зажгли три свечи.
- Вот и в церкви поют, что на водах голос Божий раздаётся, а Гришка не верит… Плохо ему будет на том свете!
Я искал глазами Гришку, чтоб сказать ему про это, но его не было видно.
Священник читал молитву «ВЕлий есИ Господи…».
После молитвы священник трижды погрузил золотой крест в воду, и в это время запели снегом и ветром дышащий богоявленный тропарь (молитвенные стихи) «Во Иордани крещающуюся Тебе Господи» и всех окропляли освящённой водой.
От ледяных капель, упавших на моё лицо, мне казалось, что теперь наступит большое ненарадованное счастье. М всё будет по-хорошему, как в день Ангела, когда отец «осеребрит» тебя гривенником, а мать пяточком и пряником в придачу. Литургия (богослужение) закончилась посреди храма перед возжённым светильником, и священник сказал народу:
- Свет этот знаменует Спасителя, явившегося в мир просветить всю поднебесную!
Подходили к ушату со святой водой, вода звенела, и вспоминалась весна.
Так же как и на Рождество, в доме держали «дозвёздный» пост (не ели до появления первой звезды). Дождавшись наступления вечера, мы сели за трапезу – навечерницу. Печёную картошку ели с солью, кислую капусту, в которой попадались морОзинки, пахнущие укропом огурцы и сладкую, мёдом заправленную кашу. Во время ужина начался звон к ИордАнскому всенощному бдению (бодрствованию всю ночь).
После всенощной делали Углем начертание креста на дверях, прИтолоках, оконных рамах – знак ограждения дома от козней дьявольских».
- А что такое «прИтолока»? – спросил Серёжа.
- А вот, - папа поднялся, подошёл к дверям , похлопал рукой по верхней перекладине дверного проёма и вернулся к чтению.
«Мать сказывала, что в этот вечер собирают в деревне снег с полей и бросают в колодец, чтобы сделать его…многоводным, а девушки «величают звёзды». Выходят они из избы на двор. Самая старшая из них несёт пирог, якобы в дар звёздам, и скороговоркой, нараспев выговаривают:
- Ай, звёзды, звёзды, звёздочки! Все вы, звёзды, одной матушки, белорумяны и дородливы. Засылайте сватей по миру крещёному, сряжайте свадебку для мира крещёного, для пира гостиного, для красной девицы родимой.
Слушал и думал: хорошо бы сейчас побежать по снегу к реке и послушать, как запоёт полнощная вода.
Мать «творит» тесьо для пирога, влив в него ложечку святой воды, а отец читает Библию. За окном ветер гудит в берёзах и ходит крещенский мороз, похрустывая валенками. Завтра на отрывном «числиннике» (клендаре) покажется красная цифра 6, и под ней будет написано звучащее крещенской морозной водою слово: «БогоЯвление». Завтра пойдём на ИордАнь».
- Какое завтра число? – спросил папа.
- Девятнадцатое.
- А по старому стилю?
- Шестое… Завтра Крещение.
- Пап, а как понять «полнощная»?
- Значит: полуночная.
- А – «сватей»?
- Значит: «сватов». Прежде чем играть свадьбу, к невесте, к её родителям жених посылает сватов, людей, которые от имени жениха договариваются о свадьбе и условиях проведения свадьбы. Ещё вопросы есть? Тогда принимайтесь за уроки. Серёж, прочти, пожалуйста, вечером или завтра, как будет время, отрывок из этой книги. Я здесь закладку оставлю. Здесь описан праздник Крещения. И описан очень интересно.
И папа показал книгу: Иван Шмелёв «Лето Господне».
Ребята! А вы тоже сами прочитайте этот очень интересный отрывок из повести Ивана Шмелёва. Мальчик в повести всё время общается с Горкиным. Это – глубоко верующий старичок, бывший плотник в хозяйстве отца мальчика. А сейчас Горкин – вроде дядьки-воспитателя при мальчике. Пояснения к непонятным словам и выражениям, как обычно, после текста рассказа.
Иван Шмелёв
«Лето Господне» (отрывок)
Он (Горкин) умывает меня святой водой, совсем ледяно и шепчет: «Крещенская-богоявленская, смой нечистоту, душу освяти, телесА очисти
во имя Отца, и Сына, и Святого духа».
- Как снежок будь чистый, как ледок крепкой, - говорит он, утирая суровым полотенцем, - тёмное совлекАется(1), во светлое облекАется(2)…- даёт мне сухой просвирки(3) и велит запивать водицей.
Потом кутает потеплей и ведёт ставить крестики во дворе, «крестить». На Великую Пятницу(4) ставят кресты «страстной свечкой»(5), а на Крещенье
мелком… Ставим крестики на сараях, в коровнике, на конюшне, на всех дверях. В конюшне тепло, она хорошо окутана, лошадям навалено соломы. Антипушка окропил их святой водой и поставил над денниками(6) крестики. Говорит – на тепло пойдёт, примета такая – лошадки ложились ночью, а Кривая насилу поднялась, старая кровь, не греет.
Солнце зашло в дыму, небо позеленело, и вот – забелелась звёздочка! Горкин рад: хочется ему есть с морозу. В кухне зажгли огонь. На рогОжке(7) стоит петух, гребень отморозил, и его принесли погреться. А у скорнЯчихи(8) две курицы замёрзли ночью.
- Пойдём в каморку ко мне, - манит Горкин, словно хочет что показать, - сытОвой(9) кУтьицей разговеемся(10). Макова молочка-то нету, а пшеничко-то я сварил.
Кутья у него священная, пахнет как-будто лАданцем(11), от мёду. Огня не зажигаем едим у печки. Окошки начинают чернеть, поблёскивать – затягивать ледком.
…После всенощной отец из кабинета кричит: «Косого ко мне!». Спрашивает – ердань(12) готова? Готова и ящик подшили окунаться. Василь Васильевич (Косой) говорит громко и зачем-то пихает притолоку. «Что-то ты Косой весел сегодня больно!(14)» - усмешливо говорит отец, а Косой отвечает: «И ник нет-с, пощусь!(15)». Борода у него всклочена, лицо, как огонь, - кровь такая горячая. Горкин сидит у печки, слушает разговор и всё головой качает.
- А справлялся, будет ли Ледовик Карлыч(16) завтра?
- Готовится-с!...- вскрикивает Василь Васильевич. – Конторщик его уже прибегал… придёт беспременно! Будь покойны-с, во как пересижу-у!
И опять – шлёп о притолоку.
- Не хвались идучи на рать(17), а хвались…
- Бо-жжже сохрани!..- всплёскивает руками Косой, словно хватает моль. – В таком деле… Бо-жже сохрани! Загодя(18) молчу, а…закупАю Ледовика… Сколько дознавал, бился… как говорится, с гуся вода-с… и больше ничего-с.
- Что такое? Ну, ежели и завтра ты будешь такой…
- Завтра я его за… сорок костяшек загоню-с! Вот святая икона, и сочельник нонче у нас… з-загоню!..
- Хорошо сочельничаешь… ступай!
Косой вскидывает плечами и смотрит на меня с Горкиным, будто чему-то удивляется. Потом размашисто крестится и кричит:
- Мороз веселит-с!.. И разрази меня Бог, ежели каплю завтра!.. Завтра,
Б.. уд-п-койны-с! Публику с гор катать, день гулящий… з-загоню!..
Отец сердито машет. Косой пожимает плечами и уходит.
- Пьяница, мошенник(19). Нечего его пускать, срамиться(20) завтра. Ты, Панкратыч (Горкин), попригляди за ним в зоологическом(21)… да куда тебя посылать, купаться полезешь завтра… сам проеду.
…Впервые везут меня на ердАнь, смотреть. Потеплело, морозу только пятнадцать градусов. Мы с отцом едем на беговых(21), наши на выездных санях. С Каменного моста видно на снегу чёрную толпу, против ТАйницкой башни(22). Отец спрашивает, хороша ердАнь наша. Очень хороша. На расчищенном снегу стоит на четырёх столбиках, обвитых ёлкой, серебряная беседка под золотым крестом. Под ней – прорубленная во льду ердАнь. Отец сводит меня на лёд и ставит на ледяную глыбу, чтобы получше видеть. Из-под кремлёвской стены, розовато-седой с морозу. Несут иконы, кресты, хоругви(23), и выходят серебряные священники, много-много. В солнышке всё блестит и ризы(23), и иконы, и золотые кулички архиерЕев(24) – митры(25). Долго выходят из-под кремля священники, светлой лентой, и голубые певчие. Валит за ними по сугробам великая чёрная толпа, поют молитвы, гудят из Кремля колокола. Не видно, что у ердАни, только доносит пение да выкрики протодиакона(26). Говорят: «Погружают крест!» Слышу знакомое: «Во Иорда-а-ане… крещающуюся Тебе Господи-и»…- и вдруг грохает из пушки. Отец кричит: «Пушки, гляди, палят!» - и указывает на башню. Прыгают из зубцов(27) чёрные клубы дыма, и из них молнии..и – ба-бах!.. И радостно, и страшно. Крестный ход(28) уходит назад под стены. Стреляют долго.
Отец подводит меня к избушке, из которой идёт дымок – это теплушка наша, совсем около ердАни. И я вижу такое странное… бегут голые по соломке! Узнаю Горкина, с простынкой, Федю-бараночника, потом Павел Ермолаевич, огородник,хромой старичок какой-то и ещё незнакомые… Отец тащит меня к ердани. Горкин, худой и жёлтый, как мученик, рёбрышки все видать, прыгает со ступеньки в прорубь, выскакивает и окунается, и опять… а за ним ещё, с уханьем. Антон Кудрявый подбегает с лоскутным одеялом, другие плотники тащат Горкина из воды, Антон накрывает одеялом и рысью несёт в теплушку, как куколку. «Окрестился» - весело говорит отец. «Трите его суконкой да покрепче!» - кричит он в окошечко теплушки. «Идём на портомОйню(29) скорей. Косой там наш дурака валяет».
Портомойня недалеко. Это плоты во льду, лёд между ними вырублен, и стоит на плотах теплушка. Говорят Ледовик приехал, разоблачается(30).
Мы входим в дверку, дымит печурка. Отец здоровается с толстым человеком, у которого во рту сигара. За рогожкой раздевается Василь Васильич. Толстый есть самый Ледовик Карлович, немец. Лицо у него не страшное, борода рыжая, как у нашего Косого. Пашка несёт столик со счётами на плоты. Косой кряхтит что-то за рогожей, - может исхитряется?
Ледовик спрашивает – «котофф?» Косой говорит: «Го-тов-с», вылезает из-под рогожки и прикрывается. И он толстый, как Ледовик, блестит. Ледовик тычет его в живот и говорит удивлённо, строго: «А-а.. ти та-кой?!» А Василь Васильич ему смеётся: «Такой же, Ледовик Карлович, как и вы-с!» И Ледовик смеётся и говорит: «Лядно, карашо». Тут подходит к отцу высокий, худой мужик в рваном полушубке и говорит: «Дозвольте потягаться, как я солдат… на Балканах вымерз, это мне за привычку… без места хожу, может чего добуду?» Отец говорит: «Валяй!» Солдат вмиг раздевается, и все трое выходят на плоты. Пашка сидит за столиком, один палец вылез из варежки, лежит на счётах. КонтОрщик(31) немца стоит с часами. Отец кричит: «Раз, два, три…вали!» Прыгают трое враз. Я слышу как Василь Васильевич перекрестился – крикнул: «Господи, благослови!» Пашка начал пощёлкивать на счётах – раз, два, три… На чёрной дымящейся воде плавают головы, смотрят на нас и крякают. Неглубоко, по шейку… Косой отдувается, кряхтит: «Ф-ух, ха-ра-шо…песочек…» Ледовик тоже говорит: «Ф-о-шень карашо..сфешо». А солдат барахтается, хрипит: «Больно тепла вода, пустите маненько похолодней!». Все смеются, отец подбадривает: «Держись, Василья, не удавай!» А Косой весело: «В пу-пуху сижу!» Ледовика немцы его подбадривают – лопочут, народ на плоты ломится, будочник(32) прибежал, все ахают, понукают: «Сорок одна, сорок две…» А они крякают и надувают щёки. У Косого волосы уже стеклянные, торчками. Слыштся :ффу-у… у-ффф-у.. «Что, Вася, - спрашивает отец, - вылезай лучше от греха, губы уж прыгают?» - Будь п-койны-с, - хрипит Косой, - жгёт даже, чисто на по…полкЕ па…парюсь…». А глаз выпучен на меня, и страшный. Солдат барахтается, будто полощет там, дрожит синими губами , сипИт(33): «Го…товьте деньги… ффу… немец-то по…синел…» А Пашка выщёлкивает: «Сто пятнадцать, сто шишнадцать…» Кричат: «Немец посинел!» А немец руку высунул и хрипит: «Таскате… тофольно ко…ледно…» Его выхватывают и тащат. Спина у него синяя в полосках.А Пашка себе почокивает(34): «Сто шишддесят одна…» На стапятидесяти вытащили ледовика, а солдат с Косым крякают. Отец уже топает икричит: «Сукин ты кот, говорю тебе, вылезай!» - «Не-эт… до-дорвался… досижу до сорока костяшек…» Выволокли солдата, синего, потащили тереть мочалками. Пашка кричит: «Сто девяносто восемь…».Тут уж выхватили Василь Васильича. А он отпихнулся и крякает: «Не махонький, сам могу…». И полез на карачках(35) в дверку.
Пояснения
1. – совлекАется – снимается, сходит; совлекАется тёмное – уходит, исчезает всё плохое, дурное в человеке.
2. – облекАется – одевается, меняет облик; во светлое облекАется – наполняется чистым, хорошим, добрым; сравните глаголы:извлекать, увлекать, завлекать.
3. – просвИрка – небольшой белый круглый хлебец из пшеничной муки.
4. – Великая Пятница – последняя пятница перед Пахой.
5. – «страстная свечка» - свеча, принесённая домой из церкви в Великую Пятницу; считалось, что она обладает чудодейственной силой; копотью от пламени свечи в Великую Пятницу «ставили» на дверях и окнах, тем самым охраняли себя и жилище от проникновения дьявола и от его козней.
6. – деннИк – стойло, место нахождения крупного домашнего скота.
7. – рогОжка – грубая плетёная ткань из мочала.
8. – скорнЯчиха – жена скорняка, мастера по выделке мехов и шкур животных.
9. – сытА – вода, подслащённая мёдом; сытОвая кутьИца – пшеничная каша с сытой.
10. – разговЕться – в данном случае означает: позволить себе то, что на данный момент запрещено.
11. – лАдан, лАданец – ароматичесвая смола, употребляемая для получения ароматного дыма при богослужении; в составе смолы есть пчелиный воск.
12.– ердАнь – иордАнь, прорубь для освящения воды в водоёме и омовЕния.
13. – пихАет – толкает.
14. – пощУсь – соблюдаю пост; от слова «поститься», воздерживаться.
16. – Ледовик Карлович – немецкое имя и отчество, переделанные на русский лад.
17. – «Не хвались идучи на рать…» - русская пословица: «Не хвались, идучи, на бой, а хвались, идучи с рати»; смысл её: не хвались, не сделав дела.
18. – зАгодя – прежде всего, заранее.
19. – мошенник – плут, жулик, обманщик.
20. – срамИться – позориться.
21. – «едем на беговых» - лошади, предназначенные для езды верхом.
22. – Тайницкая башня – одна из башен кремля.
23. – рИза – одежда священника для богослужения.
24. – архиерЕй – общееназвание для высших чинов духовенства
25. мИтра – головной убор высших чинов духовенства.
26. – протодиАкон (протодьЯкон) – старший дьякон; дьякон – помощник
свящнника.
27. – «прыгают из зубцов» - из-за зубчатых стен кремля.
28. – крЕстный ход – торжественное шествие духовЕнства с крестом и иконами.
29. – портомойня – место на берегу реки, приспособленное для стирки и полоскания белья.
30. – разоблачАться – раздеваться; «облачаться» - одеваться.
31. – контОрщик – мелкий служащий, мелкий чиновник.
32. – бУдочник – низший полицейский чин, городской сторож, живший в будке, маленьком деревянном доме на площади, в людных местах; впоследствии были заменены городовыми.
33. – сипЕть – говорить хриплым, простуженным голосом.
34. – «почокивает» - щёлкает костяшками счетов, издаёт звуки, похожие на «чок».
35. – на карАчках – на четвереньках.
Ребята! Вы прочли два рассказа о христианском празднике – Крещении Господнем или Богоявлении. Вы почли и беседы папы с Таней и Серёжей. Попробйте ответить на следующие вопросы:
1. Знали ли крестьянские дети об обычаях, обрядах и праздниках русского
народа?
2. От кого дети узнавали о праздниках и обычаях?
3. Верили ли в бога мальчики герои рассказов о Крещении?
Ребята! Я думаю, что вы понимаете смысл слова «обычай». Это общепринятый порядок отношения людей к друг другу, к явлениям природы.
То обычно, что привычно.
Прочтите пословицы и поговорки и ответьте,
почему:
«Безобычному человеку с людьми не жить»?
почему:
«В каком народе живёшь, такого обычая держишься»?
почему:
«Какова сторона, таков и обычай»?
почему:
«Старый обычай молодого твёрже»?
почему:
«Обычай - не клетка, скоро не переставишь»?
и почему:
«У каждого времени свои обычаи»?
Литература для детей о крестьянах
и крестьянских детях
1. Григорович Д.В. «Антон-горемыка», любое издание.
2. Кольцов А.В. «Стихотворения», серия Школьная библиотека», М.,
«Детская литература», 1988 г.
3. «Крестьянские дети», сборник, Ленинград, «Детская литература», 1978 г.
4. Мамин-Сибиряк Д. Н. рассказы «В глуши», «Постойко», «Богач и Ерёмка»,
любое издание.
5. Миронова Т. Л. «Необычайное путешествие в Древнюю Русь», М.,
«Молодая гвардия», «Роман-газета», 1994 г.
6. Некрасов Н. А. «Крестьянские дети» и другие о детях, любое издание.
7. Никифоров-Волгин В. «Дорожный посох», М., «Т-ОКО», 1991 г.
8. Никитин И. С. «Утро», «Русь», любое издание.
9. Пришвин М. М. «Времена года», разделы»Зима», «Весна», любое
издание.
10. Семёнов С. «Первый трудный день», рассказ, любое издание.
11. Суриков И. Стихи, любое издание.
12. Толстой Л. Н. рассказы для детей младшего возраста, любое издание.
13. Тургенев И. С. «Бежин лкг», любое издание.
14. Ушинский К. Д. Рассказы для детей, любое издание.
15. Шмелёв И. С. «Лето Господне», любое издание.
Литература
для любознательных родителей.
1. Афанасьев А. Н. «Живая вода и вещее слово», М., «Советская Россия». 1988
2. Белов В. И. «Лад», любое издание.
3. Громыко М. М. «Мир русской деревни», М., «Молодая гвардия», 1991 г.
4. Даль В. И. «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа»,
гл.XXII, «Приметы», С. Петербург, изд-во «Литера», 1994 г.
5. «Девичество», «Мудрость народная. Жизнь человека в русском
фольклоре», сборник, М., «Художественная литература», 1994 г.
6. «Как была крещена Русь», сборник, ч. I, М., изд-во политической
литературы, 1988 г.
7. Константинов С. «Два года в земской школе», в книге «Записки очевидца.
Дневники. Воспоминания», М., «Современник, 1991 г.
8. Костомаров Н.И. «Очерк домашней жизни и нравов великорусского
народа в XVI и XVII столетиях», М., изд-во «Республика», 1992 г.
9. Корнилов А.А. «Курс истории России XIX», М., «Высшая школа», 1993 г.
10. Максимов С. В. «Нечистая, неведомая сила», т.I, «Крестная сила», т. II,
М., «Русский духовный центр», 1993 г.
11. «Народная проза» из серии «Библиотека русского фольклора», раздел
«Суеверные рассказы», М., «Советская Россия», 1992 г.
12. Сиповский В. Д. «Родная старина», история России в рассказах для
детей, XVI, XVII в.в., М., «Современник», 1993 г.
13. Успенский Г. И. «Крестьянин и крестьянский труд» в книге «Избранные
сочинения», М., «Художественная литература», 1990 г.
14. Успенский Л.В. «По закону буквы», М., «Молодая гвардия», 1973 г.
День семнадцатый
Прошёл калёный, морозный январь. День прибавился, солнце стало теплее, добрее. Зима надулась, заметелила февральскими вьюгами. Но куда там! Отступать всё равно приходится: весна не за горами. Оттепелями да сосульками весточки шлёт.
Заканчивался один из таких февральских дней: обычный, но не совсем. Мама с Таней поздравляли «мужчин» с Днём защитника отечества. Конечно, «мужчины, надеялись на то, что их будут поздравлять, ждали этого момента, но всё равно он был приятным этот момент.
Уже заканчивая пить чай, папа сказал:
- То, что воины – солдаты, офицеры – всегда были защитниками Отечества известно всем. Но не все знают о том, что солдаты, именно солдаты, а не офицеры, в XVIII веке были распространителями, проводниками грамоты в России.
Семья с интересом посмотрела на главу семейства.
- Да, да! Когда Пётр I понял, что ему без технически грамотных офицеров придётся туго в его войнах, он стал насаждать начальные, цифирные школы. Сорок две школы открыл по всей России. Насильно заставлял учиться детей духовных лиц, детей дворян, разночинцев и даже детей солдат. Родители неохотно отдавали в школу своих детей. И после смерти Петра I цифирные школы были почти везде закрыты, вернее, заменены гарнизонными школами при полкАх. Школами для солдат. И почти полвека потом найти домашнего учителя математики в провинции, далеко от столицы и губернских городов можно было найти только в этих школах. Солдата-учителя для дворянских и для зажиточных семей.
- Сява – дворянин! – встрял в разговор попугай.
- А Таня – твоя учительница, - заявила Таня. – Помолчи!
- А для крестьянских детей были школы? – спросил Серёжа.
- Не было. Хотя Россия была страной крестьянской: 95 или 97 % составляли крестьяне от всего населения России.
- А это – сколько? - спросила Таня.
- Это значит, что из ста жителей России девяносто семь были крестьянами. Или по-другому скажу: из тысячи жителей России – девятьсот семьдесят человек были крестьянами. Вот детей этих крестьян грамоте не учили. Государство считало это лишним, ненужным. Зачем крестьянину грамота: он должен работать, он – чёрная кость.
- А сколько детей училось при царе Петре? – спросила Таня.
- В сорока двух школах по всей России обучалось две тысячи учащихся. Это, примерно, столько, сколько учится в двух или трёх городских школах сегодня.
- Ужас! – сказала мама.
- Именно так. Но населения было раз в десять меньше, чем сейчас.
- Просто ужас! – повторила мама. – Абсолютная неграмотность! Просто не верится. А как же Ломоносов? Учёные, писатели, художники, скульпторы – они откуда взялись?
- Михайло Ломоносов – гениальное исключение. Положительная ошибка времени, если сказать по-умному. Простолюдин, крестьянский сын – дошёл до вершин науки, стал символом нации. Были и художники талантливые, и скульпторы из простого народа, из крепостных – были. Сколько их талантливых умельцев из народа, о которых мы никогда и ничего уже не узнаем! Знаем только о некоторых.
Основная масса учёных, писателей, художников была из русских дворян. Из русских дворян и приглашённых иностранцев. А вся громадная народная, то есть крестьянская масса была непросвещённой.
И вот в просвещение крестьян солдаты внесли свой вклад.
Спасибо, милые дамы! Мы с Серёжей сейчас поможем убрать вам со стола, а потом я расскажу о солдатах просветителях.
- Не возражаем, - сказала мама.
…Все расположились в «гостиной». Мама взяла с собой своё вязание: носок для Серёжи, а папа – книги.
- История просвещения русского народа – очень печальна и драматична, - начал папа, как лектор. – Уж насколько неграмотны были высшие слои общества, то о крестьянах и говорить нечего. Царям не нужен был образованный народ: зачем вещи быть грамотной, зачем предмету уметь читать? Ведь крестьянин был вещью. Кроме того: размышляющий человек – опасен. Он начнёт сравнивать свою жизнь с жизнью господ, начнёт требовать свободы, равных прав с господами. И что произойдёт? Погибнет самодержавная, царская Россия. Будет какая-то другая, но не царская. Зачем царю это? Одни министры добивались создания школ для крестьян, другие – запрещали. Даже начальное образование запрещали. А уж на гимназию, лицей, университет крестьянский сын, «мужичок с ноготок» и рассчитывать не мог.
В середине XIX века многие образованные люди из города, болея душой за свой народ, стали перебираться жить в деревню, чтобы обучать и крестьян и крестьянских детей грамоте; чтобы рассказать о жизни крестьян со страниц газет и журналов. Это называлось – «хождением в народ».
Государство пошло на уступки: разрешило начальное образование для крестьян. Но денег на оплату труда учителей, на оборудование для школ, на книги оно выделило очень мало. Пусть, мол, сами крестьяне собирают деньги и содержат школы; местная казна пусть находит деньги на образование , а власть пусть ищет доброхотов-меценатов, которые содержали бы школы за свои деньги.
Крестьяне ничего и не знали об этой борьбе: так, слышали что-то краем уха. Да и не интересовались этой борьбой за собственное образование и образование детей. Многие из них считали, что образование – это баловство: незачем ребёнку голову забивать. (Примерно так рассуждали родители дворянских детей полтора века назад, при Петре I. Как тут не вспомнить круги по воде!) Если родители дворянских детей считали, что учение – это труд, то крестьяне считали наоборот: труд – вот учение; трудись, учись жизни и будешь обеспечен хлебом. А больше ничего и не надо. Смотри, Влас («мужичок с ноготок»), как делает отец и учись этому; слушай, Влас, что говорят старшие, приобретай их опыт – вот это и есть учение. Всё это правильно, но…
- Пап, а когда же ты о солдатах? – не выдержал Серёжа.
- Сейчас, сейчас, Серёженька! Потерпи. Многие крестьяне стали понимать важность и необходимость образования. Ведь земледельческий труд – это целая наука. Будешь плохо знать эту науку – значит, будешь плохо трудиться; будешь плохо трудиться – будешь плохо жить, разоришься. Земледельческую науку многие знали хорошо. Да и о государственных новостях слышали: многие крестьяне ездили на разные ярмарки да базары, а там – все новости. Но вот беда: обманывают неграмотного крестьянина, обсчитывают. Он и посчитать, как следует, не может, и бумагу какую-нибудь не прочитать, а уж написать тем более: просить кого-то надо, деньги платить. Общим, дорого стала стоить неграмотность. И когда поняли это, то стали отдавать детей учиться в школы. Там, где они были. А они были. Одна школа – на несколько деревень. А какие были школы?
Церковно-прихОдские, где церковь давала начальное образование; зЕмские, то есть государственные, которые содержала местная власть: земство; и частные школы. В частных школах учителя нанимали сами крестьяне и сами платили ему деньги. Учителем частной школы приглашали грамотного человека. А таким человеком во многих деревнях и сёлах был солдат.
Солдат – бывалый и уважаемый в народе человек; его ценили за находчивость, за широту знаний (везде побывал, много повидал), за добродушие и бескорыстность. Не зря, совсем не зря, солдат – герой многих легенд, историй и русских народных сказок.
Конечно, не только солдат приглашали обучать своих детей крестьяне. Были и приезжие люди: студенты, бывалые люди из города. Но наибольшим авторитетом пользовались отставные солдаты. Частные и церковноприхОдские школы появились в России в начале XIX, а земские – во второй половине XIX века. Как проходили занятия в церковноприхОдской школе, я вам сейчас зачитаю.
- Пап, а почему школа называлась «церковноприхОдской? – спросил Серёжа. – Можно ведь просто сказать: церковная.
- Иногда церковнопрхОдскую школу называли «прихОдской», то есть: школой данного прихода.
- А «прихОд» - что такое?
- А прихОд – это район, местность, жители которой приходят в данную церковь, являются прихожАнами этой церкви. В сельской местности церковь, обычно, была одна на несколько деревень и стояла в селе. Село и несколько деревень являлись одним приходом. Село являлось центром прихОда. Все прихожАне крестились, венчались, исповедовались только в церкви своего прихода. Так было принято. И школа, которая открывалась при церкви, называлась церковноприхОдской, или просто – прихОдской. Моя бабушка, а твоя прабабушка, Серёжа, закончила три класса церковноприхОдской школы села Бароновка.
Ну, теперь… Иван Яковлевич Столяров «Записки русского крестьянина». Сам столяров родился в семье крестьянина. И это его воспоминания. Два отрывка о школе я и прочту.
Папа раскрыл книгу.
- Да, ещё пару слов на объяснение. ПсалтЫрь – книга псалмов, религиозных текстов. При нехватке букварей употреблялась в России как учебная книга. Объясняю значение ещё одного слова: «по церковнославянски». Дело в том, что славянская азбука считается изобретением болгарских монахов Кирилла и Мефодия и называется «кириллицей». Через эту азбуку с греческого языка переводились все церковные книги. А книги, написанные кириллицей, назывались церковнославянскими. Каждая буква в церковнославянской азбуке имела своё название. Мы сегодня как называем буквы? А, БЭ, ВЭ, ГЭ, ДЭ… А в церковнославянском алфавите эти же буквы имели название: АЗ, БуКИ, ВеДИ, ГЛАГоЛЬ, ДОБРо…
Ну, а уж теперь – текст воспоминаний Столярова.
«ПсалтЫрь определила характер и программу нашего обучения. В это время учили сначала название каждой буквы по церковнославянски: а = аз, б = бУки, в = вЕди и т. д.
Неудобство этого метода (способа) обучения в том, что выучив название букв алфавИта, трудно потом перейти к сложению слогов и к чтению. Для сложения, например, слога «АБ» нужно было сказать: аз – буки = аб.
Научившись читать, мы приступили к чтению псалтЫри и к заучиванию наизусть молитв. Первый учитель занимался с нами недолго и потому не оставил никаких следов в моей памяти… Но нужно сказать, что этот учитель проделал с нами самую трудную работу: он научил нас азбуке, и мы могли кое-как читать.
После его ухода для школы наступило безвременье: никакого постоянного учителя, с нами занимались поочрёдно – сам священник, его жена и дьячок. Каждый из них учил на свой лад и тому, чему находил нужным учить. В одном не было разногласий между ними: в наказаниях. Давать щелчки в лоб, драть за уши, бить, бить линейкой по пальцам, ставить на колени; все эти наказания сыпались как из рога изобилия на тех, которые этого заслужили. Небольшое различие существовало среди наших учителей: дьячок предпочитал бить линейкой по рукам, попадья – ставить нас на колени, а священник признавал одинаково все виды наказания…»
- За что наказывали учеников? – спросила Таня.
- Не знаю. Наверное, за непослушание, за неправильный ответ, за дерзость, за грубость, за недостойное поведение и т. д. За то же, за что и вас наказывают в школе.
- Нас не бьют!
- Но всё равно наказывают: стыдят, ставят плохую оценку, записывают в дневник, вызывают в школу родителей. А в то время были другие способы наказания. Так обращались даже с дворянскими детьми в учебных заведениях и при домашнем обучении. Вспомните «Историю одного детства», «Детство Тёмы». Читаю дальше.
«Мы, малыши, предпочитали, чтобы он (священник) ставил нас на колени и больше всего боялись его щелчков и его манеры драть за уши. Пальцы у него были длинные, сухие, настоящие костяшки. От его щелчка лоб сейчас же краснел, а от большого числа щелчков лоб вздувался и долго сохранял следы приложения пАстырских (поповских) пальцев. Не лучшим было и драньё за уши. Он прибегал к этому, когда бывал очень рассержен. Тогда он становился злым и терял хладнокровие, впивался ногтями в основание ушей наказуемого, и когда он выпускал из тисков уши, кровь стекала капельками из ранок, нанесённых когтями.
- Аксёнка! – обращался он к одному из моих товарищей по парте. – Знаешь ли ты какую-нибудь молитву?
Не знаю, - отвечает Аксёнка.
- Как не знаешь? – начинает сердиться священник и повышает голос: - Ты всё же знаешь: «Господи, помилуй мя»?
- Не знаю, - отвечает Аксёнка.
- Как не знаешь! – ещё больше сердится священник. – Повторяй за мной: «Господи, помилуй мя!»
Аксёнка чешет затылок, старается вспомнить, что нужно повторить, и не может. Губы его начинают дрожать. Он вот-вот расплачется. И вдруг выпаливает:
- Не знаю, не могу повторить.
Это приводит священника в бешенство.
- Почему ты не знаешь! – кричит он.
Крик священника вызывает обратное действие у Аксёнки: его испуг исчезает и на лице появляется невозмутимое упорство. Он уже спокойно отвечает:
- Ничего не знаю.
Этот ответ приводит священника в недоумение:
- Почему же ты ничего не знаешь? – спрашивает он более спокойным тоном. – Чему же тебя учила мать?
Аксёнка улыбается.
- Ну, чему же ты смеёшься? – опять кричит священник. – Отвечай же мне!
- Да мама меня ничему не научила. Она сама ни одной молитвы не знает.
Это ответ почти успокаивает священника. Он задаёт Аксёнке ещё один вопрос:
Как же молится твоя мать, если она не знает ни одной молитвы?
- Да никак, - отвечает Аксёнка. – Она только крестится, да головой кивает.
- Болван! – говорит Аксёнке священник. – Становись на колени. Да сначала пойди выбей об угол избы свой нос».
- Как это? – спрашивает Таня.
А мама смеётся:
- Это священник так предлагает Аксёнке почистить нос, высморкаться.
«На этом и кончается обучение Аксёнки молитвам, - продолжил папа. – Аксёнка так и не понял, чего хотел добиться от него священник. Такие ответы могли опять повторяться, но в один прекрасный день Аксёнка не пришёл в школу и уже больше не приходил. Он решил, что ученье – очень мудрое дело и не для его ума:
- Чего мне там делать-то? Какая мне польза от учения? Батя и мама неграмотные, и все другие тоже. И ничего! Живут! Проживу и я без учения. А чтобы брань попа слушать, да побои выносит, - этого я не желаю.
…К концу третьего года только пять крестьянских мальчиков оставалось из двадцати записавшихся».
- Устали? – спросил папа. – А то давайте сделаем перемену.
- Можно чайку попить, - предложила мама.
- Да, да! – поддержала её Таня. – С тортиком!
- Ладно: вы пейте чай, а я буду читать вам, - сказал папа.
Чай – не еда: быстро вскипятили воду, расставили чашки, порезали торт – наслаждайся!
А папа – продолжил.
«На второй год число поступивших школьников оказалось значительно больше. Но причиной тому был не выросший интерес родителей или детей. Последовавший за годом открытия школы был 1891 год, голодный год. Для поддержания питания школьников была открыта при школе столовая, в которой им давали обед: густой пшённый суп с растительным маслом, картофель или кашу и кусок пшеничного хлеба. В нашем селе пшеничного хлеба и в нормальные годы не знали, всегда ели только чёрный ржаной хлеб. Пшеничную же муку покупали только в большие праздники…
Выдача детям пшеничного хлеба, да ещё в голодный год, когда у других и ржаного-то хлеба не было, и всё это бесплатно, - привлекало детей к школе».
- Ужас! – сказала Таня.
- Что, крестьяне были такими бедными? – удивился Серёжа.
- Да, Серёженька, да. Не роскошествовали. Всю Россию кормили, а сами пшеничного хлеба не видели. И это притом, что крестьян в России к этому времени было девяносто процентов, то есть: девятьсот крестьян на тысячу жителей.
- А у нас булочки в школе – каждый день. – сказала Таня.
- А у них и ржаной не всегда был. Я продолжаю.
«Во второй половине этого же года приехал к нам новый учитель, пятый по счёту. Иван Капитонович (так звали его) оказался живым, расторопным малым, лучшим, чем это можно было заключить по первому впечатлению…
…Так кое-как Ивану Капитоновичу удалось довести до конца наше обучение.
В 1893 году состоялся первый выпускной экзамен. От представляющихся к экзамену требовалось: написать небольшую диктовку с расстановкой знаков препинания, решить одну из несложных задач и прочесть наизусть одно небольшое стихотворение или прочитать по книжке коротенький рассказ и ответить на несколько вопросов священника по священной истории или же прочитать какую-нибудь молитву.
Иван Капитонович начал нас готовить к экзамену чуть не с Рождества. Он больше всего боялся, что мы не сумеем правильно расставить знаки препинания. Эта почти ежедневная подготовка заключалась в том, как он будет держаться на экзамене, как он будет подсказывать нам знаки препинания и правописание трудных слов. Он плохо верил в наши знания и считал эти правила слишком сложными для нас. Он придкмал особенный способ подсказывать нам. «Если после продиктованной фразы я возьмусь за пуговицу моего пиджака, значит, поставить точку. Если же нужно поставить точку с запятой, то я возьмусь за пуговицу и ещё сделаю рукой движение в воздухе, которое напоминает вам запятую. Когда нужно поставить запятую, я поднесу руку к усам. А для двоеточия я возьмусь за две пуговицы на пиджаке». Для вопросительного знака Иван Капитонович решил высморкаться, а для восклицательного знака покашливать, а для беглого «е» - понижать. И ещё другие жесты».
Таня беззвучно смеялась, прикрыв рот ладошкой, Серёжа изображал знаки препинания.
- Что значит «беглое «е»? – неожиданно спросила мама.
- Значит: не под ударением. Вот в слове «перелесок» звук «е» в первых двух слогах – беглый.
- Дальше, - попросила Таня.
«Наступил день экзамена. У всех нервы были напряжены, а у нас, малышей, коленки от страха тряслись. Священник отслужил молЕбен. Экзаменаторы сели за стол, покрытый зелёным сукном, нас посадили за парты. Экзамен начался. Бедный Иван Капитонович! Он растерялся больше, чем мы. Начал он диктовать. Губы у него посинели, сам он побледнел. Язык плохо слушался его. Все условные знаки, которые он так долго внушал нам, выскочили у него из головы. Его голос и речь изменились. Он заикался. Он запутался в своей системе показывать нам знаки препинания и правописания. Впрочем, мы были так взволнованы, что не могли бы следовать за знаками Ивана Капитоновича. Если бы даже он сохранил своё хладнокровие.
Нас было всего восемь кандидатов и кандидаток, дошедших до конца обучения и допущенных к выпускному экзамену. Экзаменаторов было почти столько же, сколько и кандидатов. В числе их находились: земский начальник, архимандрИт (начальник священника) и ещё какие-то лица. Их присутствие ещё больше вызывало в нас робость. Как была написана нами диктовка? Правильно ли решена задачка? Хорошо ли мы ответили экзаменаторам? Одному богу, да экзаменаторам было известно. Сами же мы не отдавали себе отчёта.
Все мы были признаны достойными получения свидетельства об окончании школы. Экзаменаторы поздравили наших родителей, ожидавших в ограде церкви. И вот мы стали первыми «грамотеями» нашего села».
Папа закрыл книгу. Серёжа потянулся и Таня успела его пощекотать. Серёжа взвизгнул и вскочил.
- Погуляйте, если хотите, - сказала мама. – Поморозьтесь, только недолго.
Ребята! Сравните вашу школу с церковноприхОдской.
1. Чем отличаются школы?
2. Почему государство препятствовало крестьянам в получении грамотности?
3. Какие предметы изучали дети в церковноприхОдской школе?
4. Почему крестьяне не были богатыми?
5. Как вы понимаете смысл следующих пословиц и поговорок?
- «Мужицкими мозолями баре сыто живут».
- «Один с сошкой, а семеро с ложкой».
- «Аз, бУки, ВвЕди страшат, что медведи».
Ребята! Вы помните крестьянина Ивана Ермолаевича из очерка Г. И. Успенского «Крестьянин и крестьянский труд»? Прочтите отрывок из того же очерка о том, как Иван Ермолаемич отдавал своего сына Мишутку учиться.
Г.И. Успенский
«Мишка»
Иван Ермолаевич задумал учить своего сына, одиннадцатилетнего мальчика. Необходимо сказать, что потребность учить и учиться была осознаваема Иваном Ермолаевичем в смутной степени. Обыкновенно он решительно не нуждался ни в каких знаниях, ни в каком учении. Жизнь его и его семьи, не исключая одиннадцатилетнего сына, была так наполнена и была так хорошо снабжена знаниями, которые сама же и давала, что нуждаться в каком-либо постороннем указании, совете – словом, в чём-либо непочерпаемом тут же, на месте и на своём деле – даже не было и тени надобности. Но иногда минутами что-то неведомое, непонятное, что-то доносящееся из самого далёкого далекА пугало Ивана Ермолаевича… И в такие-то минуты он говорил: «Нет, надо Мишутку обучить грамоте. Надо!» Удивительно странные обстоятельства приводили его к этой мысли. Однажды, во время косьбы зашли мы с ним в луга, арендуемые немцами курляндцами(1). Попался нам курляндец, сидит на копне сена и что-то ест. Поглядели, ест рыбу. «Какая это рыба? – спрашивает Иван Ермолаевич. «СалАка!» - «Дай-ко отведать». Немец дал, Иван Ермолаевич поглядел на рыбу, повертел её в руках, померил, откусил, пожевал и спросил: «Почём?» Немец сказал цену. Иван Ермолаевич доел рыбу, поблагодарил и мы пошли дальше, и тут-то ни с того ни с сего, Иван Ермолаевич вдруг вздохнул глубоко-глубоко и сказал: «Нет, надо Мишутку учить! Пропадёшь, верное слово, пропадёшь! Ишь вон какую рыбу-то ест! Надо! Вот уберёмся, отдам учителю».
…С величайшей неохотой и как бы с тяжестью на душе Иван Ермолаевич приводит намЕрение своё в исполнение. Уж давно убрались с хлебом, и начал устанавливаться зимний путь, а он всё не ведёт к учителю.
…Иван Ермолаевич съездил в одну из близлежащих деревень, где была зЕмская школа, уговорился с учителем и, наконец, настал день, когда нужно было везти Михайлу в школу. До этой минуты на все разговоры об учении Михайло обыкновенно не отвечал ни одного слова. «Вот, - скажет Иван Ермолаевич, - скоро в школу повезу, смотри, учись!» Михайло молчит, не отвечает ни слова. Мальчик он был бойкий, весёлый, разговорчивый, но как только дело или разговор касался школы, Михайло делался как каменный: не огорчается, не радуется, а смотрит как-то осторожно… В день отъезда Иван Ермолаевич сказал, наконец, с тяжёлым вздохом:
- Ну, Михайло, сейчас поедем. Мать, одень Мишку-то!
Мать одевала и плакала. Иван Ермолаевич так же чуть не рыдал, не понимая из-за чего должно происходить всё это мучение. Но Михайло хоть бы слово.
…Всё время Мишка был твёрд и молчалив, как железный, сам Иван Ермолаевич тяготился этим отъездом в школу гораздо больше, чем Михайло. И вот в то время, когда Иван Ермолаевич нехотя ис глубоким сокрушением стал влезать в сани и со вздохом произнёс: «Ну, Михало, полезай, брат», - оказалось, что Михайлы нет. Покликали, покричали – нет ответа. Принялись искать – опять нигде нет; оглядели все чердаки, все углы в доме и на дворе – нет Михайлы! «Ведь спрашивали дьявола, - сердился Иван Ермолаевич, - хочешь в ученье или нет? Ведь молчит, как камень, дубина экая, а вот убёг! Уж попадись ты мне, я из тебя выбью ответ!» Но этот гнев немедленно же сменялся в родительском сердце состраданием… Надвигались сумерки, а Мишки всё не было. Всеми, не исключая работников, охватило глубокое уныние, которое сменилось искреннейшею радостью, когда один общий знакомый мужик из соседней деревни уж тёмным вечером привёз Мишку домой. Все обрадовались, забыли всякие разговоры об ученье, всякие намЕрения «пробрать» и т. д. Спрашивали только «не замёрз ли», «чай голоден», а работники, так те откровенно высказывали своё одобрение: «Ловко ты, Мишанька… Право, ловко!...»
Мишка чувствовал себя победителем и как бы вырос и окреп за эти несколько часов бегства. Тотчас, как только его привезли, он переоделся, переобулся и в несколько минут обЕгал весь двор, заглянул в хлева, в сараи, и т. д., точно желал удостовериться, всё ли на своих местах, всё ли по-старому, всё ли благополучно.
… Иван Ермолаевич перестал говорить с Михайлом о своём намЕрении, но вместе со мной заключил зАговор. Не говоря никому ни слова, мы выберем любой день, посадим Мишку в сани и поедем в другую деревню за двенадцать вёрст(2), близ станции железной дороги. Там мы его сразу и заточИм в школу и водворим в квартире. Там есть у Ивана Ермолаевича знакомые, которые будут присматривать, приглядывать, а в случае чего и по затылку дадут – ничего выдержит! скотина добрая(3)…
Мишка ничего не подозревал, когда Иван Ермолаевич приказал заложить лошадь, объявив, что едет на мельницу. Он, как и всегда, помогал запрягать… Когда лошадь была подана, Иван Ермолаевич внезапно объявил Михайле, находившемуся в избе: «Одевайся, со мной поедешь». Михайло побледнел, как полотно, почувствовал, что схвачен врасплох, но ни слова не сказал, оделся; тут подоспел и я; посадив Михайлу в середину между нами, мы тронулись в путь. По хорошей зимней дороге мы «духом»(4) долетели до деревни, где была школа, и обделали всё дело не больше, как в один час. Как раз напротив школы нашли квартиру у вдовы-старушки, дали задАток(5), повели Мишку к учителю, переговорили с ним, также дали задАток, после чего учитель сию же минуту взял Мишку и увёл в школу, где уж сидело и жужжало человек сорок малых ребят. Мишка хотя и был крепковат на нервы, когда учитель усадил его в самую середину школьной толпы, малый «загорелся», вспыхнул, смутился и оторопел…
- Это самое и надо! – сказал Иван Ермолаевич, когда мы выбрались из школы. Он и сам был испуган школой не меньше Мишки. – Так и нужно прямо под Обух(6)! Скорей оботрётся… Оглушишь его этак-то – он и пообмякнет… Это слава богу, что так – прямо Обземь! Ничего, пущай! – закончил Иван Ермолаевич, и мы поехали прочь от школы.
По дороге мы заехали к кузнецу, которого звали Лепило и который вместе с тем был и коновал(7). У него находилась на излечении лошадь Ивана Ермолаевича… Поглядели больную лошадь, к ноге которой была привязана тряпка с лекарством, зашли, кроме того, в лавки кое-что купить, часа два пили в трактире(8) чай, грелись, разговаривали и воротились домой шажком уж часу в первом ночи.
- Мишка прибежал! – было первое слово, сказанное женой Ивана Ермолаевича, когда мы подъехали к крыльцу его избы.
И я и Иван Ермолаевич были несказАнно изумлены. Иван Ермолаевич вылез из саней и молча пошёл в избу; я также молча пошёл домой; было уже поздно, и поэтому с Иваном Ермолаевичем я увиделся только утром.
- Это его учитель прислал… Грифель(9) вишь(10)… книгу какую-то надо… бумагу…
Потолковали мы насчёт расходов и порешили отвезти Мишку и послать учителю деньги, чтобы купил грифель и всё, что нужно. Отправили Мишку на следующий же день с работником. Но утром через день Мишка опять явился.
- Ты зачем?
- Хозяйка прогнала. Напилась пьяна, стала драться, погнала вон… Не пимши, не емши…
Все жалели его, особенно же жалели, что он и сапоги и ноги истрепал. Но Мишутка в моменты своих кратковременных возвращений не обращал, по-видимому, никакого внимания ни на сожаления о его ногах, ни на самые ноги. Едва прибежав издальнего путешествия по снегу,..бежал в коровник, в свиной хлев, к овцам, к лошадям, в сарай, в баню к уткам; там всё пересмотрит, перепробует, рукой пощупает; словом, не нарадуется на свои родные места, в которых ему, очевидно, дорога каждая порошИнка (пылинка).
На следующее утро поехал с Мишкой сам Иван Ермолаевич, так как надо было разобрать дело. По его отъзде пришёл ко мне работник и сказал:
- Не будет Михайло учится, нет не будет!
- Почему же?
- Не к тому привержен. У него есть приверженность к хозяйству, лошадей любит, скотину; а это ученье не по нём – не будет! Я уж знаю его характер. Таперича, ежели ему лошадью править, снопы возить, так он трясётся от радости. А это ученье – нет. Ведь он мне сам сказывал, что на хозяйку наплёл(11), насказал облЫжных(12) слов. А всё из-за того, чтобы отец отдал его Лепиле на квартиру, потому что там наша кобыла. Он сам сказал: «Как, говорит, увидел я нашу рыжую, как она стоит с больной ногой, вспомнил дом, так и упёр из училища». Нет, не будет, не такой парень.
Иван Ермолаевич воротился в глубоком унынии. Мишка всё наврал – и на хозяйку и на учителя. Учитель и не думал его посылать, а хозяйка, ввиду такой бессовестности, отдала Ивану Ермолаевичу назад деньги и отказалась держать Мишутку. Волей-неволей пришлось поместить Мишутку к Лепиле, но при этом Иван Ермолаевич «оттрепал» его за волосы.
Но этим мучения не окончились; дня через два мужики, воротясь со станции, объявили, что Мишка там трётся вокруг вагонов, помогает подводить лошадей и заслуживает тем всеобщие похвалы. Но что ужасно – жалуется мужикам на жестокое обращение отца: бьёт, выгнал из дому; просит приютить и жалуется самым лютым врагам Ивана Ермолаевича, срамИт (стыдит) его не на живот, а на смерть перед людьми. ничего не стоящими. Иван Ермолаевич вышел из себя и немедленно же пустился ловить Мишутку, и тут началась борьба. Только что Иван Ермолаевич настигнет его у вагонов, Мишка – под вагон, а Иван Ермолаевич в ужасе, что его раздавит, не знает, что делать. Из-под вагона Мишка пускается в бега. Но разыскать его не было возможности, потому что Мишка так умел насказать про отца, что его прятали, скрывали – «нету у нас!»
Наконец-то словили и привезли… К этому времени на Мишку все были до того ожесточены, он так много насрамИЛ, налгал на отца и мать, такую пустил про них худую(13) славу, что появление Мишки вызвало уже не радость, а единодушное восклицание отца и матери: «Драть!» Розги были припасены, и едва Мишка появился в избе, как Иван Ермолаевич крикнул работнику: «Держи-кось его Фёдор!» Но Фёдор наотрез отказался и ушёл вон; не драть, а хвалить мальчишку надо бы было, по его мнению, за такие молодецкие подвиги и за такое образцовое сопротивление какому-то учителю. Работница тоже отказалась и убежала, и по тем же причинам. Тогда взялась держать мать. Мишка ужасно орал, молил и вопиЯл, но драньё было беспощадное…
Это-то драньё и было его окончательной победой; сорвав зло Иван Ермолаевич немедленно утих и крайне удивлялся, что всё это мучение произошло из-за какого-то ученья. Он решительно уже не мог понять, зачем оно нужно Мишке, несомненные достоинства которого, выказанные во время всей этой истории выступили теперь со всей яркостью; нежелание учиться исчезало совершенно перед этим упорным желаниемжить в крестьянских условиях, перед этой любовью к «крестьянству», выражавшейся в любви к скотине, к нашей рыжей кобыле, в этом неудержимом стремлении «домой», где дорога каждая курица, утка. С каждой минутой Иван Ермолаевич убеждался, что в Мишке растёт надёжный представитель его семьи, работник, привязанный к «крестьянству» неразрывными узами, и недавнее негодование заменилось весьма скоро восхищением.
Пояснения
1. - немцы-курляндцы – немцы из Прибалтики.
2. – верста - мера длины, чуть больше километра, а точнее: 1 км 60 м.
З. – «скотина добрая» - в устах Ивана Ермолаевича это не брань, а похвала, гордость за сына: «добрая» - значит, хорошая, крепкая; а «скотина», да ещё хорошая, здоровая – для крестьянина лучшая награда.
4. – «мы «духом» долетели» - быстро, мигом.
5. – часть денег, которые даются исполнителю работы до выполнения самой работы.
6. – «прямо под обух» - сразу, резко.
7. – коновал – знахарь, лекарь, лечащий лошадей.
8. – грИфель – палочка из особого минерала для писания ею на ученической или классной доске; предшественник карандаша.
9. – трактИр – столовая, где продавали разные напитки и обязательно – чай.
10 – вишь – видишь.
11 – наплёл – наврал, оклеветал.
12. – «облыжные слова» - ложные, неверные слова.
13. – худая слава – дурная слава, порочащая человека.
Ребята, как вы думаете:
1. Почему Иван Ермолаевич хотел отдать учиться сына?
2. Почему Миша не хотел учиться? Найдите подтверждение в тексте.
3. В какую школу определили Мишутку: земскую, частную, прихОдскую?
4. В каком возрасте принимали крестьянских детей в школу?
5. Богатым или бедным крестьянином был Иван Ермолаевич? Найдите
в тексте подтверждение ответу.
Ребята, как вы понимаете пословицы и поговорки:
- «Которая рука по головке гладит, та и за вихор тянет».
- «От доброго корня добрая и поросль».
- «Нашла коса на камень».
- «Детки – радость, детки ж и горе».
- «Детишек воспитать – не курочек перевоспитать»
День восемнадцатый
Наступил выходной день для всей семьи, но зима не отступила: выла метель, сильные порывы ветра секли лицо льдистым снегом. На улицу не выйдешь – никакой радости. Небо в тяжёлых свинцовых тучах; не день – а вечер.
В квартире включили свет. Это днём-то! А Таня предложила свет выключить, а зажечь свечи: красивые, фигурные, цветные в подсвечнике, которые остались от Нового года.
Так и сделали. Стало хорошо: за окном пурга, а здесь – тепло, уютно, свечи…
- А что в это время делали в деревне? – спросил Серёжа.
- В это время – это зимой? Или в конце февраля?
- В конце февраля.
- Начиная с Рождества, по всей России шли свадьбы. До самой масленицы, которая к нам подкатится через две недели. А конец февраля… Начинали готовиться к севу зерна.
- Зимой?!
- Да, да – именно зимой. Крестьяне выносили посевное зерно на утренний морозец (говорили: на три утренние зори); считали, что зёрна чуть примороженные, чуть «тронутые морозом», дают лучший урожай.
- Закаляли зерно, - сделал вывод Серёжа.
- Но выносили на мороз и лён и пряжу, для того, чтобы нитки были ровными и белыми.
- А как так получалось?
- Не знаю. Но люди это делали, а, значит, и верили, что толк будет. Где-то в конце февраля – Власьев день. Люди ходили друг к другу в гости, но главное то, что начинались торги по продаже скота. А вечер двадцать восьмого февраля был вечером «окликАния звёзд». ОвчарЫ – пастухи овец – вечером смотрели на звёзды и говорили определённые слова. Делали они это для того, чтобы появилось в хозяйстве больше ягнят – детёнышей овец.
- Это правда? – удивилась Таня.
- Правда, что такие слова произносили. А добавляли ли эти заклинания ягнят, я не уверен. А пастухи верили. Они были суеверными…
- Верили в сверхъестественную силу, - вспомнил Серёжа.
- Молодец! А окликАние звёзд – древний обычай. И пастухи исполняли этот обычай. Что ещё делали в конце февраля? Занимались своими обычными ежедневными делами: ткали, пряли, плели лапти, чинили обувь и инвентарь у весне… А дети помогали старшим. Вон, Миша, сын Ивана Ермолаевича, крутился во дворе, в хлеве возле скотины. Кстати, в какую школу отдавали учиться Мишу: прихОдскую, зЕмскую или частную?
- В зЕмскую, - сказала Таня. Ей нравилось это слово.
- В частную, - возразил Серёжа, - потому что Иван Ермолаевич учителю деньги платил за обучение.
- Да, пожалуй, что частная. Но в частной школе никогда не бывало столь много учеников, сколько было в классе. Значит, это зЕмская школа, которую содержали и крестьяне и зЕмство.
- Ага! – ликовала Таня. – Я угадала!
- Угадала, а не доказала, - возразил Серёжа.
- Успокойтесь. Я сейчас вам прочту, как выглядела зЕмская школа. Из воспоминаний учителя зЕмской школы.
Папа взял, видно давно подготовленную книгу и открыл на закладке.
«Теперь несколько слов о школьном здании. Рядом с комнатой учителя помещалась кухня таких же размеров, как и учительская комната. Двери из комнаты и из кухни вели в коридор, где дети раздевались. Многие незнакомы были с вешалкой и клали одежду прямо на пол; так же поступали и малыши, не могшие пользоваться вешалкой и боявшиеся просить старших учеников, не говоря уже о стороже или учителе.
Первая группа скоро – на примере товарищей – познакомилась с назначением вешалки – и это было целым событием для ребят! Раз навсегда избавлялись они от необходимости класть одежду на пол или просить помощи старших, которые смеялись над малышами.
Из коридора дверь вела в классную комнату, площадью в шестьдесят четыре квадратных аршИн, где помещалось семьдесят-восемьдесят человек».
- Серёж, включи, пожалуйста, торшер: мне плохо видно. Спасибо.
- А что такое «аршИн»? – спросила Таня.
- Это устаревшая мера длины, как и верстА. Семьдесят сантиметров. Вот столько, примерно. - И папа развёл руки в стороны. – А шестьдесят четыре квадратных аршина… - Папа задумался, сосредоточился… - Это, примерно такая же комната, как и ваш класс. Только класс этот в школе был один, и в этом единственном классе занимались семьдесят-восемьдесят учеников.
«Впечатление получалось от комнаты этой ужасное: чёрные от грязи полы, не мывшиеся по целым месяцам; выбитые во многих рамах стёкла; печь, угощавшая при каждой топке учеников и учителя дымом и головными болями; поломанные парты, которые ремонтировались самими учениками – где гвоздик вобьют, где верёвочкой к стенке привяжут – и стоит себе; доски пола, прогнившие и проваливавшиеся под ногами, грозя оставить кого-либо калекой, - вот картина, какую я застал в школе».
- Вот такая зЕмская школа. Потом, постепенно, этот учитель всё наладит и отремонтирует. А пока нужно было записывать и приглашать учеников в школу.
«Просматривая список записавшихся в школу детей, я удивился, что из Жданова, деревни с двадцатью дворами, поступили только два мальчика. Между тем, по наведённым мною справкам, в деревне было около двенадцати-пятнадцати детей школьного возраста. После некоторого раздумья я решил отправиться в Жданово и постараться убедить крестьян отдавать детей в школу. До Жданова было четыре версты, и я пригласил в попутчики молодого рЕгента местного церковного хора – малоразвитого, но симпатичного молодого человека».
- Регент – дирижёр, руководитель церковного хора, - объяснил папа, опередив Серёжу с его вопросом.
«В большинстве домов моя проповедь была встречена холодно, почти враждебно. Мне говорили, что и без меня они знают, что хорошо учить детей, и если не учат, так, значит – нельзя, не могут, что я только дразню детей, которые плачут, учиться. Другие просто запирались от меня, и я понимал их мотивы (причины): не хотели, чтобы я бередил (тревожил) их раны! Только в двух-трёх домах я встретил радушный приём: меня не знали куда посадить, не садились при мне, бросали работу. Они говорили, что вот, мо, рожь посадим, справим (купим) одежонку и отправим в школу Ваську или Настьку, что и всем хочется учить детей, да не могут: не то что в школу, на двор выйти не в чем, по очереди ходят.
…Мы недаром проходили в Жданово: три новичка из Жданова пришли записываться на следующий же день».
- Ребятам из этой школы попался хороший учитель: школу отремонтировали при его содействии, в игры с детьми играл, уроки вёл интересно. Вот послушайте.
«Иной раз прямо-таки диву даёшься, до чего скУдны (малы) детские понятия! Вот, например, я спрашиваю: «Кто такой итальянец?» Говорят»Он на тальянке (гармошке) играет». Когда я разъяснял детям, то им становилось не только смешно, но и досадно… Однажды я спросил малышей, как зовут Николая Чудотворца (имя святого). Отвечают: «Апостол Пётр, Алексей Божий человек» и т. д. Я обращаюсь к среднему отделению, тоже не знают. И только в старшем отделении нашёлся один из всех, который сказал, что Николая Чудотворца зовут Николаем, а апостола Петра – Петром, и т. д.»
- Пап, пап! А апОстол - это кто? – спросила Таня.
- Апостолы – ученики Христа, после смерти его проповедовавшие христианство, учение Христа.
- Па, я не понял: что, и старшие и младшие – все занимались в одной комнате и сразу? – спросил Серёжа.
- Да, я же говорил. Первый, второй и третий класс. Автор называет классы «отделениями»: младшее, среднее, старшее.
- А какие уроки были в зЕмской школе?
- Чтение, письмо, математика и закон Божий. Это – основные уроки. А были ещё: и старославянский язык, пение, чистописание. Закон Божий вёл местный священник, а все остальные уроки – один учитель. Вот как он проводил урок математики.
«С каждой новой задачей внимание притуплялось… Становилось ясно, что необходимо было расшевелить мозг, и я диктовал: «Мальчику один год, его сестре три года. Сколько им обоим будет через два года?»
- А сколько будет? – спросил папа у Тани и Серёжи. – С Таней понятно: ей нужно взять ручку и бумагу и решать. Она устно не сможет посчитать. А ты, Серёжа, можешь. Так – сколько?
- Шесть! – выкрикнула Таня, показывая загнутые пальцы.
- А ты, Серёж?
- Восемь…
- А теперь слушайте дальше.
«Наконец, подняты все руки, все хотят отвечать, тянут руки так, что порою кажется, вот-вот оторвётся рука.
Спрашиваю. Отвечают: «Шесть».
- Ага! – крикнула Таня.
«Нет, неверно!» – говорю я. На лицах детей изумление. Часть рук опускается. Проходит минута. «Шесть, шесть», - несётся со всех сторон. «Нет!» - повторяю я. Дети почёсывают затылки… Опять заработали пальцы, зацарапали грифели, а результат всё тот же. Пробовали угадывать: «Пять», «семь»…
Я объяснил задачу. Дети поняли, что споткнулись они, попали в западню, и начинали весело смеяться, говорили, что я не проведу их больше – будут осторожнее».
- Так – сколько?! – не выдержала Таня.
- Серёжин ответ правильный: восемь.
Серёжа заулыбался.
А папа продолжал.
«Теперь в течение двух-трёх дней они были очень внимательны, с ответами не торопились – искали подвоха в задачах. Мы уже проходили вычитание. Снова ряд задач усыпляет детей, и новая задача поджидает их: «На крыше сидело десять воробьёв, охотник убил четырёх из них, сколько осталось?»
Папа посмотрел на ребят. Таня снова стала загибать пальцы. А Серёжа улыбнулся и сказал:
- Четыре.
Папа продолжал.
«Дети, не долго думая, ответили: «Шесть». «Нет!» - бросал я. Дети возбуждались, встряхивались, подскакивали на местах… Одна минута поверки – и тот же ответ. «Плохо, плохо вы считаете, осталось четыре, остальные улетели!»
- А-а, - поняла Таня.
Папа с Серёжей рассмеялись.
«Посмеявшись, мы снова принимались за работу.
Таким образом внимание всегда настороже – зато, когда малышам удаётся решить такую задачу с подвохом, нет предела детской радости».
- Только для Тани, как для младшей группы, задача с подвохом, задача на сообразительность. Из урока этого же учителя. Внимание, Таня! На столе горело девять свечей. Я погасил две. Сколько свечей осталось?.
Таня глянула на оплывшие в подсвечнике свечи, подумала и радостно воскликнула:
- Две!
- Молодец! Сообразительная девочка. А мы вовремя не погасили наши свечи и они сгорели все. Гаси остатки.
Таня и Серёжа погасили свечи, стали трогать пальцами оплавленный воск.
- После метели – всегда морозно и солнечно, сказал папа. – Я думаю, что завтра мы сможем сходить на лыжах.
День девятнадцатый
«Бывает оттепель перед последними сретенскими морозами (Сретенье – церковный праздник пятнадцатого февраля), птицы её принимают за начало весны; рябчики пересвистываются и начинают предвесенние поиски пары.
Тетерев токует во весь дух и так, что человек, услыхав это, тоже вовлекается в обман; и если ещё молод и есть время – бог знает, что бормочет».
(М. М. Пришвин «Последние морозы»)
«Невидимые звёзды снега теперь спустились сверху, возле нас в воздухе блестят спокойным дождём искр, и остаются на сучках деревьев, и от этого дерево сверкает всё от верху до низу каждой веточкой, каждой зимней нераскрытой почкой».
(М. М. Пришвин «Снег на ветвях»)
А день действительно был великолепным! Перепушёный и сбитый метелью в плотные сугробы снег слепил под солнцем глаза. Таня надела тёмные очки, которые постоянно падали с её маленького носика.
В сосновом бору можно было обойтись без очков: высокие кроны перекрывали солнце, и внизу было тенисто и тихо.
Шли по лыжне за папой, катались с гор, проваливались в снег, останавливались и наслаждались тишиной, солнцем и снегом: впитывали красоту зимнего леса. Она, красота, входила в людей незаметно, как воздух и тепло, светилась сияющими глазами детей, улыбками и румянцем.
Потом пили ароматный чай из термоса. Хорошо!
Уже на самом выходе из леса, со стороны высокой рябины послышалась серебряная трель, будто сыпались хрустальные льдинки. Остановились. «Звенела» стайка крупных хохлатых птах.
- Свиристели прилетели, - сказал папа. – Весна.
Дома лыжников ждали мама и Сява.
Поделились впечатлениями, пообедали – и в «гостиную».
- Гулять, я думаю, не пойдёте, нагулялись? – спросил папа.
- Пойдём. Вечером, - устало ответил Серёжа.
- За вами ещё уроки, - напомнил папа.
- Ну, разумеется, - как-то по-взрослому ответила Таня. – Ужас, как устала…
- Тогда поговорим?
- Давай, - вяло согласился Серёжа.
- Я вот всё думаю, - опять как-то по-взрослому начала Таня, - как же могут поместиться восемьдесят учеников в нашем классе?
- А, вот ты о чём! Как в маленьком зрительном зале: лавки стояли. Да ещё парты. Битком всё. Я сам удивляюсь: как можно было в таких условиях учиться. Ну, кто-то болел, кто-то ещё что-то… Нет, очень много. А ведь были и поменьше классы: как наша «гостиная».
- Ужас! – Таня никак не хотела выходить из роли мамы. – Только подумать – наша «гостиная»!
- Частные школы чаще всего и размещались в одной из крестьянских изб.
- Частные школы, где учителя – солдаты, вспомнила Таня. – Подожди, не рассказывай.
Таня вышла из комнаты и вернулась с куклой:
- Рассказывай.
- Да, учителями были солдаты, писари, грамотные крестьяне, а то и старшие ребята. Если было в деревне несколько крестьян, желавших отдать своих детей учиться, находили учителя и в одной из крестьянских изб начинала работать школа.
- А сколько учеников было в такой школе?
- От трёх до десяти. Больше в избе-то не поместится. Если по какой-то причине нельзя было вести занятия в одной и той же избе, то «школа» поочерёдно переходила из одной избы в другую. Здесь, в школе-избе, учитель преподавал, питался, ночевал. Сюда крестьяне доставляли учителю провизию, топливо для печи обогревать класс. Родители покупали на базаре азбуку и другие ученические принадлежности. Чему учили? Чтению, письму, счёту. Это было то главное, без чего крестьянину трудно было обойтись. Занятия велись с раннего утра и до темна с несколькими перерывами для отдыха и обеда. Занятия в таких школах проходили только зимой: от двух до пяти месяцев. И только до Пасхи, до светлого Христова воскресения.
- А когда оно?
- Через семь недель после Масленицы, или через сорок девять дней. Одним словом: ребята учились до весны. А потом шла подготовка к весенним работам и дети помогали взрослым.
- А когда дети начинали заниматься?
- В ноябре, а то и в декабре. С первыми морозами начинались занятия.
- Почему?
- Грязь, слякоть, холод. А в чём пойдёт крестьянский мальчишка в школу: Сапог нет, только валенки для зимы приготовлены.
- Просто ужас, - сказала Таня, а Серёжа зевнул.
- Хорошо. Я понял. Ещё немного прочту и – гуляйте.
Папа взял с полки уже знакомую детям книгу «Мир русской деревни» и открыл на закладке.
«Из многочисленных талантов Артёмия Скрыпы едва ли ни самым ярким был педагогический дар. Учеников он встречал приветливо, обращался с ними ласково, объяснения делал чёткие, на доступном детям языке. Для каждого нового ученика он сам писал азбуку и украшал её, вырезал указку с орнаментом. Если одновременно занималось у него в избе два или больше учеников, он для каждого находил свой подход, давал отдельные объяснения. При этом учитель разъяснял свои поступки новичку, ободряя его. «Ну-ка, Никола, - говорил он семилетнему Чукмалдину, - иди сюда, примемся за дело. Здесь, у стола, учится Ефрем, он постарше и побольше тебя. Тебя ж я устрою вот на этой лавке, у оконца. Вот скамейка, мы её поставили вот на эту лавку и на неё положим азбуку; вот смотри-ка, какую я тебе указку смастерил: с конями и зарубками. Ну-ко, брат, бери её, вот так, в руку, и садись перед скамейкой на лавку». Мальчика поразила азбука – новенькая, только что написанная по-славянски, красными и чёрными чернилами… А учитель уже мягко и уверенно вёл очарованного малыша дальше: «Вот на этой первой странице – вся азбука… Надо все буквы выучить наизусть и запомнить их твёрдо, как они пишутся и называются. Указывай указкой вот эту первую букву и говори: аз, вторую – бУки, третью – вЕди… Смелее, брат, смелее! Ну, говори за мной нараспев: а – з, бу – ки, ве – ди,
гла – го – ль. Мало. Пой, как поют ребята, когда играют в пряталки, да посмелее… Вот так, так. Потихоньку да помаленьку всё пойдёт у нас на лад». Скрыпа чередовал мягкие указания с похвалой, а в какой-то момент заметил: «Ну, да ты устал. Оденься, иди во двор побегать. Потом приходи, поешь, и мы ещё потвердим азбуку. В три часа занятия были закончены. «Скажи отцу и матери, что грамота тебе даётся. А завтра утром приходи опять».
Всё, друзья, гуляйте!
Ребята! Поразмышляйте на досуге вместе с родителями над смыслом этих пословиц и поговорок:
«Без муки нет науки».
«Без терпения нет учения».
«Век живи – век учись».
«Корень учения горек, да плод его сладок».
«Не говори, чему учился, а говори, что узнал».
«Не стыдно не знать, стыдно не учиться».
«Повторенье – мать ученья».
«Неграмотный, что слепой».
«С книгой поведёшься – ума наберёшься».
«Знание лучше богатства».
«Был бы ум, будет и рубль».
«Ученье и труд – всё перетрут».
Ребята! Я думаю, что вы уже достаточно ознакомились с жизнью крестьянских детей в старину и поэтому можете себе представить: чем мог заниматься мальчик (или девочка) хотя бы один день в году?
Напишите сочинение, которое может называться так: «Один зимний день мальчика Вани» (или девочки Маши).
Можно другое сочинение: «Летний день Вани» (или Маши).
4. Дети города
День двадцатый
Это было великолепно! Масленица – в городе!
«Масленица! Масленица!
По России катится!
Широкая, разгульная
По-российски буйная!»
- кричали ряженые, и их призыв разносился по всему парку с оплавленным снегом, с пестрО и цветнО одетым народом, с лотками, лентами и коробейниками.
«Блины да бараночки!
Леденцы да саночки!
Пряников да конфет –
На весь белый свет!»
Вся семья двигалась вместе с потоком людей; останавливалась, угощалась, слушала и двигалась дальше вместе с толпой.
«Детская радость: карамель-леденцы!
Купите детям, мамы и отцы!»
«Пряники, печенье –
От печалей и огорчений!»
«Карандаши заграничные
И русские приличные!
Покупайте!»
И – покупали! Даже если не надо было. Попробуй, не купи:
«Мамаша! Купите для своего малыша!
Что ж вы уходите, не купив ни шиша?!
Праздник ведь!» - застыдят.
Было и катание на лошадях и выступление артистов, и сжигание чучела Масленицы. И – много музыки, смеха, света и добра.
Папа по ходу праздника много рассказывал и объяснял. Когда вернулись домой, Таня сказала:
- Хорошо жить в городе!
- В деревне такие же праздники, - возразил Серёжа.
- Всё равно, - стояла на своём Таня. – Там нужно не только праздновать, но и работать.
- А в городе, что люди не работают?
- Я не о людях, я – о детях, - сказала Таня.
- А-а-а – протянул Серёжа, не зная как возразить. – Пап, а что: городские дети не работали? Зимой, например, или летом.
- Работали, у кого была работа. Дети бедняков работали. А богатые – нет.
- А кто жил в городе?
- Подумайте сами. Ну, называйте!
- Учителя, - сказала Таня.
- Дворяне, - добавил Серёжа.
- Цари…
Серёжа рассмеялся:
- Царь – один. И жил в столице, – и добавил, - купцы в городах жили.
- Всё?
- Нет. Ну, эти… - Таня искала слово, - кто дворянам прислуживал, как их…
- Дворовые люди. Дворня. – Подсказал папа. – Это – те же крестьяне, только взятые из деревни для обслуживания хозяев. Ну, и кроме названных вами людей, в городе жили крупные и мелкие чиновники, торговцы, ремесленники, рабочие фабрик и заводов, извозчики, духовенство.
- А ещё – инженеры, - вспомнил Серёжа.
- Верно. В России XIX века существовали сословия. Кто это? Это – определённые группы или слои общества, которые имели наследственные права и наследственные обязанности. Обращаю ваше внимание на слово «наследственные». Наследственные, значит, передаваемые по наследству: от отца – сыну, от сына – его детям. Дворяне, духовенство, купцы, мещане… Обязанность дворян была – служение царю, несение военной службы. И эта обязанность передавалась по наследству. Напомню вам, что дворяне не платили никаких налогов. И духовенство не платило. А вот крупные купцы платили пошлины – те же самые налоги. Платили налоги и мещане. В России не было сословия мелких торговцев, ремесленников, извозчиков. Все они входили в сословие мещан и, как крестьяне, были податнЫм населением: населением, платившим пОдати, налоги. Работать и платить налоги – было наследственной обязанностью податнОго населения: мещан и крестьян.
- А чиновники платили налоги?
- Нет. Ни крупные, ни мелкие чиновники не платили.
- А извозчики?
- Да. Они же из мещанского, податнОго сословия. Итак: городские дети – чьи дети?
- Дворян, купцов…
- …торговцев, ремесленников, и это…
- И..
- …извозчиков…
- И крестьян! - выпалила Таня.
- И рабочих, - подсказал папа. – Ведь фабрик и заводов было много. И были ещё – разночинцы. Это – мелкие чиновники и люди свободных профессий: художники, музыканты, писатели, артисты. А сейчас мы с вами посмотрим: кто учился в городской школе.
Папа взял с полки уже знакомую книгу Аксакова «Избранные сочинения» и нашёл нужную страницу.
- Слушайте.
«Я и теперь не могу понять, какие причины заставили мою мать послать меня один раз в народное училище вместе с Андрюшей. Вероятно, это был чей-то совет, а скорее всего М. Д. Княжевича, но, кажется, его дети в училище не ходили. Как бы то ни было, только в один очень памятный для меня день отвезли нас с Андрюшей в санях, под надзором Евсеича, в народное училище, находившееся в другом краю города и помещавшееся в небольшом деревянном домишке. Евсеич отдал нас с рук на руки Матвею Васильевичу, который взял меня за руку и ввёл в большую неопрятную комнату, из которой нёсся шум и крик, мгновенно утихнувший при нашем появлении, - комнату всю установленную рядами столов со скамейками, каких я никогда не видывал; перед первым столом стояла, утверждённая на каких-то подставках, большая чёрная четвероугольная доска; у доски стоял мальчик с обвостренным мелом в одной руке и с грязной тряпицей в другой. Половина скамеек была занята мальчиками разных возрастов; перед ними лежали на столах тетрадки, книжки и Аспидные доски…»
- Аспидная доска – доска из чёрного минерала, на которой пишут грифелем, - пояснил папа.
«Ученики были пребольшие, превысокие и очень маленькие, многие в одних рубашках, а многие одетые, как нищие. Матвей Васильевич подвёл меня к первому столу, велел ученикам потесниться и посадил с края, а сам сел на стул перед небольшим столиком, недалеко от чёрной доски; всё это было для меня совершенно новым зрелищем, на которое я смотрел с жадным любопытством. При входе в класс Андрюша пропал. Вдруг Матвей Васильевич заговорил таким сердитым голосом какого у него никогда не бывало, и с каким-то напевом: «Не знаешь? На колени!» - и мальчик, стоявший у доски, очень спокойно положил на стол мел и грязную тряпицу и стол на колени позади доски, где уже стояло трое мальчиков, которых я сначала не заметил и которые были очень веселы; когда учитель оборачивался к ним спиной, они начинали возиться и драться. Класс был арифметический. Учитель продолжал громко вызывать учеников по списку, одного за другим; это была в то же время перекличка: оказалось, что половины учеников не было в классе. Матвей Васильевич отмечал в списке, кого нет, приговаривая иногда: «В третий раз нет, в четвёртыё – так, рОзги!» Я оцепенел от страха. Вызываемые мальчики подходили к доске и должны были писать мелом требуемые цифры и считать их как-то от правой руки к левой, повторяя: «единицы, десятки, сотни». При этом счёте многие сбивались, хотя я давно уже выучился самоучкой писать цифры. Некоторые ученики оказались знающими: учитель хвалил их; но и сами похвалы сопровождались бранными словами, по большей части неизвестными мне. Иногда бранное слово возбуждало общий смех, который вдруг вырывался и вдруг утихал. Перекликав всех по списку и испытав в степени знания, Матвей Васильевич задал урок на следующий раз: дело шло тоже о цифрах, об их местах и о значении нуля. Я ничего не понял сколько потому, что сидел, как говорится, ни жив ни мёртв, поражённый всем, мною увиденным. Задав урок, Матвей Ильич позвал сторожей, пришли трое, вооружённые пучками прутьев, и принялись сечь мальчиков, стоящих на коленях. При самом начале этого страшного и отвратительного для меня зрелища я зажмурился и заткнул пальцами уши. Первым моим движением было убежать, но я дрожал всем телом и не смел пошевелиться. Когда утихли крики и зверские восклицания учителя, долетавшие до моего слуха, несмотря на заткнутые уши, я открыл глаза и увидел живую и шумную около меня суматоху; забирая свои вещи, все мальчики выбегали из класса и вместе с ними наказанные, так же весёлые и резвые, как и другие».
Папа закрыл книгу.
- Вопрос, друзья: чьи дети учились в описанной школе?
- Не дворяне, - хитро ответила Таня.
- Это, пожалуй, точно.
- Дети мещан и рабочих, - сказал Серёжа.
- И этот ответ принимается. В такой народной школе могли учиться только дети бедных сословий, живущих в городе: дети мелких торговцев, коробейников, разносчиков чая, пирожков, дети рабочих, извозчиков, дворовых людей, сторожей, кухарок, шОрников, скорнякОв, кузнецов, бОндарей, гончаров - то есть всех ремесленников.
- А кто такие коробейники?
- Таня, ты видела их сегодня на празднике.
Таня задумалась.
- Ну, те, которые ходили с ящичками на шее и продавали ленты, иголки, карандаши… Вспомнила? – подсказал Серёжа.
- Поняла я, поняла!
- Только это были не коробейники, а артисты, изображающие коробейников, - пояснил папа.
- А шОрники и скорнякИ? – спросил Серёжа. – Я забыл.
- Шорники – мастера по выделке ремённой Упряжи, в основном для лошадей; могли и другие изделия делать из кожи. А скорнякИ – мастера
выделки меховых изделий: из шкур зайца, белки, лисы… В Древней Руси вся пушнина называлась: скОра. От этого слова и произошло слово скорнЯк.
- А вот ещё: бОндарь… Он что делал? Играл?
- Почему: играл, Серёжа?
- Да слышал я… Это… бондара, или как-то…
- БандУра – музыкальный инструмент. На нём играет бандурИст. А бОндарь делает бочки. Бочки, кадушки разные, кадки.
- А народная школа – это зЕмская школа? – спросил Серёжа.
- Ты что? – поправила его Таня. – Земская школа – у крестьян!
- Нет, почему же! – возразил папа. – Земские школы были и в городах и даже в столице. Народна школа и есть зЕмская. Ответьте- кА мне, друзья, вот на какой вопрос: все ли дети мещан, ремесленников и рабочих учились в школе, о которой пишет Аксаков?
- Нет, - сказала Таня.
- Все, - сказал Серёжа.
- Почему «нет», Таня?
- Ну, потому что она маленькая: все не поместятся.
- А что, верно ведь. Не все могли, потому что и школ было мало, и одежды не хватало, да и семье нужно было добывать пропитание, чем только можно. Вот дети понемногу и подрабатывали. Даже если они и ничего не зарабатывали, то кормились там, где работали. Чаще всего дети обучались ремеслу своих родителей. Раз мама нас не завёт обедать, то я успею вам прочитать начало истории одного мальчика. Если вам будет интересно, то до конца прочтёте сами.
Папа взял с полки очередную книгу.
- Это повесть Ивана Дмитриевича Василенко Волшебная шкатулка. Я прочту вам главу, которая называется «Герцог Букингэмский». Герцог – титул высшего дворянства в Европе. Слушаем?
- Да!
«Мой отец был лудИльщиком».
- Вот ещё одна профессия, ещё одно ремесло. ЛудИльщик латал дыры в прохудившихся металлических тазах, кастрюлях. Операция эта называлась лужЕнием. ЛудИльщик лудИл металлическую посуду.
«Мой отец был лудильщик. После своей смерти он оставил паяльник, палочку олова, бутылку соляной кислоты и пачку железных листов. В то время мне было девять лет и я только что перешёл во второе отделение приходской школы».
- Помните, воспоминания учителя земской школы? У него классы назывались: младшее, среднее и старшее отделение. А в этой приходской школе, в городе – первое, второе…
«Но учиться мне не пришлось. Когда последний лист железа был продан, мать приладила себе на спину большой мешок, а мне поменьше, и мы стали тряпИчниками.
Мы заходили во дворы и рылись в мусорных ящиках, ходили на свалку.
Сначала это занятие меня даже увлекало, вроде охоты. Я всё ждал, что вдруг случайно попадётся какая-нибудь ценная вещь: золотые часы или кожаный бумажник, туго набитый трёхрублёвками. Наша знакомая тряпичница Феклуша уверяла, что однажды в мусорной яме нашла чулок с зашитыми в нём золотыми десятирублёвками. Но нам попадались только рваные галоши, кости, тряпки, старые подковы и пузырьки, сохранившие ещё запах лекарств.
Наступила осень. Подвал, в котором мы жили, стало затоплять водой. Тогда мать пошла к знакомой трактирщице и заплакала. Трактирщица наняла её за четыре рубля в месяц на хозяйских харчах».
- То есть: трактирщица платила матери четыре рубля в месяц и каждый день кормила.
«Трактир стоял посреди большой базарной площади. На ней ютилось множество лотков, закоптелых сапожных будок, бакалейных, скобяных, семенных и фруктовых лавок».
- Кто работал в этих лотках на площади? – спросил папа у детей.
- Лавочники… сапожники..
- Ремесленники.
- А одним словом? Ну!
Ребята молчали.
- Ме… - подсказал папа.
- Мелкие торговцы! – выпалил Серёжа.
- Мелкие торговцы, ремесленники к какому сословию относились?
- А-а! Мещане! – понял Серёжа.
- Молодцы! – похвалил обоих детей папа.
«Запах ромашки, чабрецА и мятных пряников смешивался с запахом керосина и дёгтя».
- Дёготь – это смазка для тележных колёс, а чабрЕц – лечебная трава.
«В те времена рестораны делились по разрядам: чем выше был разряд, тем ниже было общественное положение его посетителей. Ресторан третьего разряда был таким заведением, куда даже иные парикмахеры или приказчики считали неприличным для себя заходить».
- Пап, а приказчик это тот, кто приказывает? – остановила отца Таня.
- Да. Тот, кто приказывает другим служащим у купца или лавочника. Его первый помощник. Давайте сделаем так, как не однажды с вами делали. Я читаю не останавливаясь, а вы задаёте вопросы после окончания чтения.
«Что касается нашего ресторана, то он стоял вне всяких разрядов. Хотя на его вывеске и было написано: «Трактир М. Сивоплясовой», но хозяйка называла его «харчевней», а посетители – просто «обжоркой». Помещалось это заведение в кирпичном здании казарменного вида, окрашенном в грязно-бурый цвет. За четыре копейки здесь подавали миску борща, сваренного на говяжьей требухе, а ещё за четыре – самую требуху. Никаких других блюд здесь не готовили, да никто и не требовал их: посетители наши стояли на такой ступени общественной лестницы, что очутиться ниже вряд ли было возможно.
Среди них-то я и провёл два года своего детства.
Я мыл на кухне посуду, подметал пол, таская с базара овощи и говяжью печёнку, подавал посетителям борщ и выслушивал от хозяйки попрёки в дармоедстве.
Мне шёл десятый год, и мне тоже хотелось играть в бабки, бегать с босоногими мальчишками наперегонки и запускать бумажный змей с трещёткой… Но куда там! Только бывало соберёшься с Артёмкой, сыном сапожника, пойти к морю понырять или половить бычков, как хозяйка уже окликает меня:
- Чтой-то в сон клонит. Ну-ка, сядь за стойку, а я пойду, малость вздремну. Да смотри не отлучайся, то штаны спущу!
Однажды, когда я сидел за стойкой, в трактир вошёл человек, которого я раньше у нас никогда не видел. Он скнул руку за верёвку, служившую ему поясом, отставил вперёд ногу в рваном лаковом ботинке и прищёлкнул языком:
- Ну и апартамент! А зАпах, зАпах! Настоящая амбрОзия!
Пошатываясь, он подошёл к столу, сел и вытянул вперёд ноги.
- Сэр! – крикнул он в мою сторону.
Я подошёл.
Прядь бледно-жёлтых и, вероятно, очень мягких волос свесилась на его вспотевший лоб; в голубых глазах, таких ясных и чистых, что их не смог замутить даже хмель, прыгали искорки смеха.
- Вы герцог?
- Нет, - ответил я.
- Граф?
- Нет.
- Может быть вы барОн?
- Сам ты барОн! – огрызнулся я.
Но он так весело засмеялся, что невольно стал смеяться и я.
- Бефстроганы есть? Нет? Антрекот? Тоже нет? Жаль. Придётся кушать перепёлку!
- Да у нас только борщ и печёнка.
- Что-о? Борщ и печёнка? Разве ты не знаешь, что это мои любимые блюда?
Первый раз в жизни я подавал с удовольствием.
Человек ел, шутил и расспрашивал. А когда узнал, что я сын трактирной кухарки, стал называть меня пЭром.
Наевшись, он сказал:
- Ну-с, пэр, побеседовал бы я с вами ещё, но должен спешить на экстренное заседание в палату лОрдов. СкАжите достопочтенной владелице сих апартаментов, что из боязни ограбления я с собой денег не ношу. Вместо денег передайте мой вЕксель и объясните, что она может учесть его в любом банке.
Огрызком карандаша он написал на клочке обёрточной бумаги несколько слов, дружески пожал мне руку и вышел.
Когда хозяйка выспалась, я вместе с медяками вручил ей и клочок обёрточной бумаги.
- Что это? – спросила она.
- ВЕксель.
- Да ты в уме? Разве такие векселЯ бывают?
- Бывают, - уверенно ответил я и рассказал о недавнем посещении.
- А ну читай.
Я прочёл:
- По сему векселю обязуюсь уплатить графине Сивоплясовой восемь копеек, когда войду во владение наследственным замком. Герцог Букингэмский».
Среди наших посетителей было не редкостью встретить опустившихся военных чиновников и даже помещиков. Я привык к этому и ни на минуту не усомнился в герцогском происхождении голубоглазого весельчака. Но хозяйка посмотрела на дело иначе. Она взяла веник, которым я подметал пол, и начала меня бить им, приговаривая:
- Не принимай векселей от бродяг! Не принимай векселей, собачья шкура!..
Я вырвался из её рук и с плачем выбежал на улицу».
- Вот и всё учение у мальчика. Нужно было зарабатывать на жизнь, на существование.
- Пап, ты сказал, что вопросы потом.
- Задавай?
- Какую еду давали в «обжорке»? Посмотри: это в самом начале, - спросил Серёжа.
- Я помню: борщ и требухА. А что?
- А что это такое?
- Что «это»?
- Ну, требухА?
- Внутренности животного. В данном случае – говяжья требухА, то есть коровья.
- А каких быков ловили ребята в море?
Папа с недоумением посмотрел на Таню:
- Быков? А! Понятно: бычки. Рыба такая.
- А ещё: когда пришёл герцог, то говорил непонятно.
- Обед готов! – послышался голос мамы.
- Одну минуту!
Папа нашёл нужный текст.
- «Аппартаменты» - это большое роскошное помещение. А «обжорка» представляла собой прямо противоположную картину. Герцог шутил, называя «бжорку» апартаментами. «Амброзия». В древней Греции – пища богов. Так… И «атрекот» и «бефстроганы» - блюда из мяса. «Пэр», «лорд» - высшие дворянские титулы в Англии. Так, что ещё… А – «экстренное» - значит, срочное. Экстренное заседание. И – «вексель». Это письменное обязательство об уплате долга.
Мама стояла в дверях комнаты и ждала, когда закончит папа.
- Пэры и лорды! Экстренно – к столу! Стынет амброзия. Антрекотов и бефстроганов нет, но есть кое-что не менее вкусное. Мойте руки.
Ребята! Ответьте, пожалуйста, на вопросы: трудно ли было жить в городе раньше? плохо или хорошо? Сравните их жизнь со своею.
1. Какие сословия проживали в городе?
2. Кто такие мещане?
3. Кто такие разночинцы?
4. Чем занимались дети мещан?
5. Как вы думаете: почему дети в народной школе после наказания были
веселы, а не грустны?
Если вы хотите узнать дальнейшую судьбу мальчика из повести И. Д. Василенко «Волшебная шкатулка», возьмите её в библиотеке и прочтите до конца.
А пока вы не взяли эту книжку, то прочтите отрывок из рассказа «За малым дело» уже знакомого вам писателя Г. И. Успенского. В доме одного из уездных интеллигентов-разночинцев Фёдора Петровича по вечерам собираются такие же разночинцы, как и он сам: беседуют, общаются, рассказывают истории. Вот одну из таких историй и рассказывает Фёдор Петрович.
…Сестра моя с давних пор живёт замужем в одном уездном городке под Москвой. Иногда намучившись на службе, я ездил к ней отдохнуть, отдышаться, побыть в тёплой семейной среде после холостой, одинокой квартиры.
…Вот каким-то родом заехал я к ней лет двадцать тому назад. Пожил я у сестры, поел, попил, позевал вволю, наслушался всякой всячины, - наконец, надо и назад ехать. Настал день отъезда; привели мне из пригородной слободки(1) извозчика. Вышел я с ним поговорить и тут же чрезвычайно им заинтересовался, сразу мне мелькнуло: «Талант!» Мальчишка лет пятнадцати, а красив, шельмЕц(2), боек, смел, даже дерзок. Стал я с ним торговаться. И что же? – на каждом слове дерзость, нахрап(3), без малейшей церемонии(4). И помИну(5) нет, чтобы снять шапку и дождаться, пока скажешь: «надень». Словом, ни тени рабского или униженного! Это-то меня и обрадовало и заинтересовало в нём, дерзость-то эта. Вот они новые-то времена! И какой прелестный, смелый крестьянский юноша!
Ну, вы знаете, что в былые времена отъезд от родных был делом далеко не простым. Тогда можно было заставить ямщика(6) подождать целый деь, давши, конечно, ему на водку. Вот в таком роде пошли было мои проводы и на этот раз. Однако же вышло не так. Перевалило немного за двенадцать, слышу – прислуга говорит: «Извозчик спрашивает!» - «Пусть, отвечаю, подождёт!» Прошло ещё полчасика, прислуга опять является, говорит: «Извозчик бранится, сладу(7) нет!» Иду к нему и опять меня в нём восхищает эта дерзновенность.
- Что же ты, - говорю, - братец, бунтуешь тут, не даёшь мне как следует проститься?
И что же? Даже этих слов не успел я проговорить, как мальчонка, не слушая меня, сам стал читать мне нравоучение, да с каким голосом, да с какими жестами!
- Вам господам, - говорит, - время завсегда дорого, а нашему брату, мужику, нет? Извольте поторапливаться или пожалуйте деньги, и я уеду. Без вторых денег ждать не буду, а эти взыщу!
Ну, можете себе представить, что это было за великолепие! Обругал я его, конечно, но что прикажете делать? Покорился я ему! Пришлось дать прибавку. И, наконец, кой-как я собрался, простился и поехал.
Заинтересовало меня – почему он всё оглядывается по сторонам: не то боится, не то желает встретить кого-то?
- Что ты вертишься, - говорю. – Что ты оглядываешься?
- У всякого свои дела есть! – отвечает.
И едва он так грубо оборвал меня дерзким словом, гляжу, он как будто в испуге, круто и сразу свернул с большой дороги и погнал лошадей по каким-то переулкам и закоулкам.
- Зачем ты с дороги свернул? – говорю. Чем тебе там не дорога? Ведь всё-таки на ту же большую дорогу выедешь?
- Доставить к месту – мы тебя доставим, - отвечает, - а разговоров твоих нам не требуется. Хоть бы я тебя по крышам вёз, так и то тебе не о чем болтать попусту!
- Ах ты, - говорю, - каналья(8) этакая! Какое же ты имеешь право так мне отвечать?
- А у тебя, - говорит, - какие такие есть права?
Но не успел я как должно осердиться, - как мальчишка, гнавший лошадей, что есть мОчи, вдруг поднялся в телеге и, махая вожжами , обратился ко мне, весь бледный, взволнованный и чем-то чрезвычайно поражённый.
- Не давай ему! Не давай! – кричал он, обращаясь ко мне. – Ишь, притаился, старый хрен!.. догонять хочет. Не давай ему, барин! А то отыму из рук! Не догонит!..
- Кому не давать? Что ты болтаешь? – так же закричал я мальчишке.
Отцу! Родителю не давай! Ишь насторожился! Притаился, чтобы броситься догонять! Не давай!
От плетня отделился полупьяный и мозглЯвый(9) человек, и когда мы поровнялись с ним, он ухватился за задок телеги обеими руками так, что я уже закричал, чтоб мальчишка не смел гнать, даже схватил его за шиворот и осадил. Но лошади всё-таки бежали. А мозглЯвый человек, шлёпая сзади телеги и задыхаясь, еле хрипел:
Руб… хошь… чёрт!
- Не давай, барин! – неистово кричал мальчишка. – Пропьёт! Матери отдай! Она будет тут сейчас!..
- Прокляну! Егорка! Прокляну! – едва дыша, хрипел старик.
- Стой! – сказал я. – Стой, наконец! Я свои ему дам. Что это такое ты делаешь с отцом? – И, не доверяя мальчишке, сам схватился за вожжи и остановил телегу.
- Кровопивец, змей! – хрипел отец, пока я рылся в кармане, доставая кошелёк. – Отца родного, мошенник, не жалеешь!
- Ты-то нас не жалеешь, а тебя-то нам за что жалеть? – не меньше раздражённый, чем отец, криком отвечал ему мальчишка.
- Разбойник! – хрипел отец, потрясая кулаком. – Кровопивец! Я тебя… постой! Поговоришь ты у меня… Попадись только!
Рублёвая бумажка, которую я протянул старику, заставила его прекратить эту брань. Но едва он успел снять шапку, как мальчишка уже стегнул лошадей и мы помчались опять.
- Как же это ты с отцом-то поступаешь? – сказал я мальчишке с укоризной. – А?
- Не безобразничай!
- Но ведь всё-таки, - говорю, - он ведь отец тебе?
- Отец, - а безобразничать не дозволим. Мы и так все, вся семья из-за него почитай что раздеты, разуты, а гоняем день и ночь, скоро скотина без ног останется. Как же он может наши трудовые деньги пропивать? Вот и получи!
- Кто это ему глаз-то разбил?
- Да он сам разбил-то! Мы только всем семейством связали его…
- Это отца-то? Всей семьёй?
- А чего ж? Почитай(10) бога. Держи себя аккуратно!
- Ну, - говорю, - брат, кажется, что вы поступаете вполне бессовестно! Как же так не уладить с отцом как-нибудь по-другому? Что же это такое? Ведь он отец!..
…Он слушал меня чрезвычайно внимательно, ехал тихо, и вдруг я услыхал, что он плачет, просто «рЕвнем ревёт», как говорят о таких слезах.
- Что это ты, - спрашиваю. – Что стобой?
- Ты думаешь мне сладко эдак-то делать? Нешто бы я посмел, ежели бы всех не жалел? Погляди-кось, какое семейство-то, всем пить-есть надо… Маменька и совсем, того гляди, исчахнет; а он сам её ещё бьёт. У меня вся душа изныла от тоски… Жаль мне и братьев и сестёр…
А иной раз совсем осатанеешь… 11 Знаю я грех-то мой! Отдай деньги-то маменьке! – всхлипывая, прошептал он и остановил лошадей.
Около разоренного большого двора с развалившимися воротами стояла сгорбленная старушка. Отдав ей деньги, мы поехали своей дорогой, и мальчишка продолжал тосковать.
- Умеешь грамоте-то?
- Ничего не умею… Один острожный 12 сидел за подделку чего-то в остроге; когда выпустили, пожил у нас. Ну, поучил меня по словечку… Я было и понимать стал, да острожный-то ушел, и я стал забывать. Хороший человек был острожный-то! добрый!
- А хочешь учиться-то?
- Я страсть какой охотник до учения!
- Так чего же ты в какую-нибудь школу не ходишь?
- Да нешто13 при нашем деле можно? Теперь вот доставлю вас на станцию, - лошадей надо покормить. Приедем по ночи. Потом в оборотку14 конец сделал, а домой приехал – опять заказ готов, - опять гнать. Да ежели бы и свободное время вышло, так и то не на ученье оно, - какая жизнь-то у нас идет! Глаза бы не глядели. Только что маменьку жалко покинуть…
Я сказал ему:
- Знаешь, где живет моя сестра? Откуда мы ехали?
- Как не знать.
- Ну, так через месяц заходи к ней, - я пришлю тебе книг, ты учись. Денег она тебе тоже даст немного, - учись, если возможно, - а потом как-нибудь справимся…
- Да кабы родитель помер. Так у нас бы был порядок… А то нешто можно!
- Ну, уж смерти родителя ты не дожидайся… Это будет, как угодно Богу!
- Само собой… Ишь он пьет-пьет, все не напьется…
- Ну, уж это делать нечего. Надо терпеть. Ты, вместо того, чтобы вот смерти ждать родителя, да синяки ему ставить, ушел бы на чердак или куда-нибудь… и учись…
Задумался мальчишка… Долго думал, потом весело тряхнул волосами и весело произнес:
- Кабы грамоте-то научиться, пуще всего в писаря, ежели… Выгодное дело…
- Ну, уж этого я, друг любезный, не ожидал от тебя… Ты знаешь, от чего писарь-то богат?
- Известно знаю, - доход.
- А справедливо это простой бедный народ-то обманывать? А ты еще о справедливости-то толковал!
Пояснения
1 – слобода – поселок возле города, пригород
2 – шельмец – мошенник, плут, но рассказчик называет это слово не с отрицательным оттенком, а с восхищением
3 – нахрап – наглость, вызов, дерзость
4 – без церемоний – невежливо, развязно
5 – «и помину нет» - не помнит этого, не делает этого
6 – ямщик – извозчик
7 – «сладу нет» - не успокоить никак, не договориться лад;м, не справиться, нет согласия.
8- кан;лья – здесь в смысле: наглец
9 – мозглявый – слабосильный, хилый
10 – «почитай Бога» - чти Бога, уважай Бога; но никак не прочитай
11 – осатанеешь – озвереешь, станешь яростно-злым. Происходит от слова Сатана: Дьявол, черт. Станешь злым, как черт.
12 – остр;жный – сидящий в остроге, тюрьме, арестант
13 – н;што – неужели, возможно ли
14 – в оборотку – в обратную сторону
Ребята, понравился ли вам мальчик-извозчик? Или нет? Почему?
Ведет он себя дерзко и независимо, потому что свободен. С 1861 года в России отменено крепостное право. Крестьяне стали свободны от помещика, независимы.
Почему он работает в городе извозчиком? И до отмены крепостного права крестьяне уходили осенью, зимой на заработки в город. Некоторые отрывались от земли совсем и в деревню не возвращались. После 1861 года многие крестьяне подались, уехали на заработки в города.: извозчиками, бондарями, плотниками, столярами.
А вот почему мальчик так относится к своему отцу, попробуйте ответить сами. Найдите подтверждение вашему ответу в тексте.
И. Шмелев
Мартовская капель
(фрагмент)
Кап… Кап-кап… кап… кап-кап-кап…
Засыпая, все слышу я, как шуршит по железке за окошком, постукивает сонно, мягко – это весеннее обещающее кап-кап… Это не скучный дождь, как зарядит, бывало, на неделю. Это весенняя мартовская капель. Она вызывает солнце. Теперь уж везде капель.
Под сосенкой – кап-кап…
Под елочкой – кап-кап…
Прилетели грачи – теперь уж пойдет, пойдет.
Скоро и водоп;лье хлынет, рыбу будут ловить наметками – пескариков, налимов, - принесут целое ведро. Нынче снега большие, все говорят: возьмется дружно поплывет все Замоскворечье! Значит, зальет и водокачку, и бани станут… будем на плотиках кататься.
В тревожно-радостном полусне я слышу это все торопящееся кап-кап… Радостное за ним стучится, что непременно будет, и оно-то мешает спать.
…Кап-кап… кап-кап-кап…кап-кап…
Уже тараторит по железке, попрыгивает-пляшет, как крупный дождь.
Я просыпаюсь под это таратанье, и первая моя мысль: взялась! Конечно, весна взялась. Протираю глаза спросонок, и меня ослепляет светом. Полог с моей же кровати сняли, когда я спал, - в доме большая стирка, великопостная, - окна без занавесок, и такой день чудесный, такой веселый, словно и нет поста. Да какой уж теперь и пост, если пришла весна. Вон как капель играет… - тра-та-та-та! А сегодня пойдем с Горкиным за Москву-реку, в самый «город», на грибной рынок, где – все говорят – как праздник.
Защурив глаза, я вижу, как в комнату льется солнце. Широкая золотая полоса, похожая на новенькую доску, косо влезает в комнату, и в ней суетятся золотинки. По таким полосам, от Бога, спускаются с неба ангелы, - я знаю по картинкам. Если бы к нам спустился!
На крашенном полу и на лежанке лежат золотые окна, совсем косые и узкие, и черные на них крестики скосились. И до того прозрачных, что даже пузырьки-глазочки видны и пятнышки… и зайчики, голубой и красный! Но откуда же эти зайчики и почему так бьются? Да это совсем не зайчики, а как будто пасхальные яички , прозрачные, как дымок. Я смотрю на окно – шары! Это мои шары гуляют, вьются за форточкой, другой уже день гуляют; я их выпустил погулять на воле, чтобы жили дольше. Но они уже кончились, повисли и мотаются на ветру, на солнце, и солнце их делает живыми. И так чудесно! Это они играют на лежанке, как зайчики, - ну совсем как пасхальные яички, только очень большие и живые, чудесные. Воздушные яички, - я таких никогда не видел. Они напоминают Пасху. Будто он спустились с неба, как ангелы.
… Графин на лежанке светится разноцветными огнями. А милые обои…Прыгают журавли и лисы, уже веселые, потому что весны дождались, - это какие подружились, даже покумились у кого-то на роди’нах, - самые веселые обои. И пушечка моя как золотая… и сыплются золотые капли с крыши, сыплются часто-часто, вьются, как золотые нитки. Весна, весна!
День двадцать первый
Нет, что ни говори, а весной жить хорошо! Долгожданные тепло и солнце, влажный ветер, нетерпеливое ожидание легкой летней одежды, первая зеленая травка на угретых солнцем холмиках и у заборов. Хорошо! А праздники! Сколько их, весенних! Конечно, хорошо и зимой: зимой тоже праздники, но весной лучше.
Прошла масленица, на восьмое марта поздравили Таню и маму (праздник, да еще какой!), и незаметно подошла к концу самая долгая и утомительная третья учебная четверть. И вот последний учебный день перед каникулами окончен: гуляй беззаботно! И ребята гуляли во всю. Пришли в сырой одежде и с мокрыми ногами.
После выговора от мамы, переодевания и обеда дети расположились на диване. Солнце катилось к закату, полное, яркое, и светило прямо в глаза сидящим, но не раздражало их, и шторы на окнах задергивать не хотелось. Пусть светит: хорошо! Папа говорил, что день сейчас длиннее ночи: прошло время весеннего равноденствия, когда продолжительность дня стала равной продолжительности ночи. Это было в двадцатых числах марта, а сегодня тридцать первое марта. Завтра – каникулы.
Папа пришел с работы, разделся, умылся, поел.
- Ну, что, друзья, с праздником! С началом каникул! – и сел на диван к детям. Дети, отложив книги в сторону, ответили: «Спасибо!».
- Пап, а в прошлом веке у детей были каникулы? – спросила Таня.
- Таня, ты же знаешь, что были. Вспомни «Детство Никиты» Алексея Толстого, новогодний праздник.
- Нет, я говорю о весенних каникулах.
- А весенних не было. Крестьяне до Пасхи отдавали своих детей учиться, а потом забирали: было много работы дома при подготовке к весне. Мещанские дети, то есть дети ремесленников, мелких торговцев, извозчиков, кухарок, не уходили на весенние каникулы, а сразу - на летние. Дети купцов и дворян тоже имели два раза в году каникулы: зимние и летние. А у вас каникулы четыре раза в году.
- Не нравятся мне прошлые школы, - вздохнув, сказала Таня.
- Школы прошлого века? – уточнил папа .
- Да. Тесно, грязно, электричества нет, детей бьют.
- Таня, не во всех школах наказывали учеников физически, битьем. Так наказывать разрешалось везде, даже в гимназиях, где учились дети дворян. Но не везде наказывали. Это зависело от того, какими были учителя.
- Все равно, - упрямо сказала Таня.
- Да и богатство или бедность школы зависела от суммы денег, которую отпускала местная казна на образование. Мало отпускали – бедными были школы; больше – школы были чище, богаче.
- Все равно детей наказывали.
- Наказание наказанию - рознь. Без наказаний и в вашей школе не обходится. И все-таки, не смотря на унизительность наказаний, в детстве всегда много радости. Вспомни, как Аксаков описывает непонятную для него радость наказанных розгами детей после окончания уроков. Дети умеют радоваться. А в подтверждение того, что не все школы были одинаковы я прочту фрагмент из очерка Василия Сленцова, писателя XIX века, “Письма об Осташкове». Осташков – город между Москвой и Петербургом.
Папа открыл книжный шкаф, пробежался пальцами по корешкам книг, как по клавишам пианино, и вытащил нужную. Полистал, нашел то, что искал.
- «В классе – в очень светлой и чистой комнате – помещалось девочек 30, не моложе 10-12 лет, все очень тщательно одетые и причесанные, в чистых воротничках. И так как я застал их врасплох, то, наверное, можно сказать , что заранее приготовленного ничего не было. С первых же двух-трех вызовов можно было догадаться, что ученицы размещены по успехам. На первой скамейке сидели девочки постарше и отличались перед прочими даже некоторой изысканностью туалета. Для первого опыта вызвана была девочка лет двенадцати, сидевшая с краю на первой скамейке, с круглым лицом, тщательно одетая, в белом фартуке, с бархаткой на шее; по всей вероятности, очень скромная, старательная, но не с бойкими способностями девочка.
- Раскройте книгу на такой-то странице,- сказал смотритель.
Все в одну минуту отыскали требуемую страницу.
- Читай!
Девочка начала читать какой-то исторический отрывок, кажется, из руководства Паульсона, где упоминалось что-то о финикиянах.
- Ну, довольно,- сказал смотритель. – Вот мы сейчас прочли о финикиянах. Не можешь ли ты мне сказать, чем занимался этот народ?
Девочка опустила книгу на стол и, бесстрастно глядя на смотрителя и вытянув шею, начала говорить очень скоро, не прерывая голоса:
- Финикияне, финикияне, они занимались, они занимались тор-тор-торговлей.
- Так, торговлей, - одобрительным тоном подтвердил смотритель. – Ну, а почему они выбрали именно этот род занятий? Что их побудило к этому?
Девочка продолжала смотреть прямо в глаза смотрителю и, не шевелясь, опять зачастила:
- Их побудило, их побудило к это то, что они…
- Ну что?
- То, что они избрали это занятие, - опять было начала девочка и остановилась.
- Почему же они избрали именно это занятие? – допытывался смотритель, притопывая ногой на слове это.
Девочка молчала, не спуская своих белых бесстрастных глаз с смотрителя.
- Жили на берегу моря, на берегу моря… - шепчет кто-то сзади.
- Потому что они жили … - опять начала было девочка.
- Ну где ж они жили?
- На берегу моря, нерешительно говорит девочка, вдруг изменив тон.
- Ну да. Потому что они жили на берегу моря, - одобрительно покачиваясь заключает смотритель.
- Потому что они жили на берегу моря, - успокоившись, как будто запоминая уже про себя, повторяет девочка.
- А какие они сделали изобретения?
- Они изобрели меру и вес.
- Хорошо. А еще что они изобрели?
- Компас, - шепчут сзади.
- Еще они изобрели компас, - торопливо отвечает девочка.
- Так, компас, - подтверждает смотритель, моргая от нюхательного табаку, и, обратившись ко мне, говорит вполголоса:
- Много, знаете, от них и требовать нельзя: мы еще недавно принялись за эту систему. Не угодно ли послушать; вот я еще других спрошу. Довольно! – сказал он отвечавшей ученице. – Петрова!
- И у нас есть в классе Петрова, - сказала Таня. А одна девочка в классе отвечает точно так же, как отвечала девочка из книги.
- Это значит как? – спросил папа.
- Значит: заглядывает в глаза и хочет угадать ответ, И слушает подсказки.
- Вот видишь: другая школа и уже похожа на вашу.
- Только у нас и мальчики, и девочки.
Папа продолжал
- Петрова, сидевшая на второй скамейке, должно быть, шалунья страшная, быстро вскочила, обдернула фартук, сложила руки на желудке и, как солдат, вытаращила на смотрителя глаза.
- Петрова! Скажи, что такое компас?
- Компас – это астрономический инструмент, употребляемый мореходцами для того, чтобы не сбиться с пути, - бойко однообразным голосом отрапортовала она и сразу оборвала на слове.
- Что он показывает?
- Он показывает страны света.
- Сколько стран света?
- Четыре: север, юг, восток, запад.
Сережа удивленно посмотрел на отца:
- Север, юг, восток и запад – это стороны света, а не страны света.
- Верно заметил, Сережа! Молодец! Но раньше говорили именно так. И шло это от древнерусского языка. Сравни, говорили: вран, страна. Стали говорить: ворон, сторона. Но и слово «страна» осталось в значении другое государство.
- Но ведь…, - Сережа сделал паузу, помолчал. Но ведь – «враг». Мы говорим «враг»…
- Очень хорошо, Сережа! С этим словом в русском языке произошло обратное. Говорили раньше «ворог», говорим теперь «враг». Но вернемся к Петровой и смотрителю.
- Хорошо, Петрова! Какие еще изобретения сделали финикияне?
Петрова, - бледная, золотушная девочка, очень бедно одетая, ветала и печальным монотонным голосом объявила, что финикияне изобрели еще пурпурную краску.
- А кто был, как говорят, причиной этого изобретения? Матвеева!
Матвеева, занявшаяся было ковырянием стола и, должно быть, не слушавшая, встала, спрятав руки под фартук, и покраснела.
- Кто же был причиной?
- Собака, - шепчут сзади, - собака…
- Соболь! – не расслушав, пискнула Матвеева нерешительно и в недоумении посмотрела на всех.
Девочки фыркнули в книги.
- А почему собака, - спросила Таня.
- Я, право, не знаю, - смутился папа. – Но обрати внимание, Таня: уездная школа, а порядки другие.
- Только это школа девочек.
- Нет. Автор дальше описывает классы и занятия в них с мальчиками, классы для рукоделий. Классы не смешивались. Но в школе были и мальчики и девочки разного возраста.
- Что мы будем делать в каникулы? – вдруг поменяла тему разговора Таня.
- Сами намечайте себе культурную программу: мы же с мамой будем на работе, у нас нет каникул. Сходите в кино, на детские спектакли, в цирк. И, если открыт музей, сходите в музей: много интересного там увидите. Будет время, мы сходим с вами: я или мама. А книг сколько! Вам на каникулы дали, наверное, список литературы для домашнего чтения – читайте.
В комнату вошла мама с Таниными башмачками в руках.
- Ну-ка, надень!
- Ой! – обрадовалась Таня. – Скоро можно их надевать!
- ты примеряй сначала.
- Я уже в них ходила, - Таня попробовала надеть башмачки. Они никак не хотели налезать на ногу.
- Растешь ты быстро, - вздохнула мама. – На год двое туфель. Ужас!
Таня тоже вздохнула: жаль, башмачки ей нравились. Вдруг она оживилась:
- Я отнесу их в школу! У нас собирают одежду и обувь для бедных. Какая-нибудь девочка будет рада.
- Хорошо, - сказала мама. – А тебе туфли пойдем завтра покупать.
- Ура!
День двадцать второй
И.С. Шмелев
Весенний ветер
(отрывок из рассказа)
…Пятиклассник Федя сегодня совсем весенний: купленная для Пасхи легонькая фуражка с широкою, модною тульей1 и с настоящим «гвардейским» кантом, весенняя шинелька, вынутая сегодня из сундука и пахнущая невыносимо нафталином, сияющие новые калоши и кремовый шелковистый шарфик.
…А над миллионом народа, над залитою дочерна великою Красною площадью, над которой покачиваясь ходят грозди красных и голубых шаров и незыблемо возвышаются под «Мининым»2 серые спины и синие шапки с султанчиками3 молодцов-жандармов, - стрельчатая, увенчанная золотым орлом Спасская4 указывает на черном великом круге5 золотою стрелою – три!
Федя в толпе и его оглушает и гоготом, и писком, и щелканьем, и треском, и свистом-ревом, - всем миллионным гулом народной Вербы. Сверкает и плещет в ветре, пестрит и колет бумажными цветами, вязками розочек иконных, пузатыми кувшинами с лимонадным морсом, стеклом и глазастой жестью, сусалью6 и подвесками, качающимися лампадами на цепочках, золотом-серебром на солнце, ризами и цветными поясками, пущенными воздушными шарами, яркими лоскутками… - звонкою пестротою торга. Кружит глаза и уши – «летающими колбасами»7 с визгом, «тещиными языками»8 с писком, издыхающими чертями, свинками, русскими петрушками, «американскими» яблочками на резинках, трескучими троицкими кузнецами, дудками, щелкунами, ревущими медведями, бякающими барашками со скрипом, барабанною дробью зайчиков…
Многоглавый и весь расписной Блаженный9 цветет на солнце, над громким и пестрым торгом, - пупырьями и завитками, кокошничками и колобками цветных куполов своих, - главный хозяин праздника. Глазеют – пучатся веселые купола его, сияют мягко кресты над ним, и голубиные стаи округ него. Связки шаров веселых вытягиваются к нему по ветру. А строгие купола соборов из-за зубчатых кремлевских стен, в стороне от крикливой жизни, не играя старинной позолотой, милостиво взирают на забаву. Взглядывают на них от торга – и вспоминают: «Пасха!» И на душе теплеет!
А Спасская выбивает переливом третью четверть. «Пора к Вербам!»- спохватывается Федя и у него замирает сердце.
… Он медленно двигается в толкучке, и все вокруг – будто неземное!
Пышные, небывающие, розы протягивают ему букеты, играют в ветре, кивают ему со всюду – с проволочек, с палаток, с вышек, - чудятся из чудесной сказки. Колышащиеся связки шаров гибко выгибаются к небу, и он неотрывно смотрит, как оторвавшийся красный шарик тянет к Блаженному по ветру, стукается – ползет под купол, рвется по завитку, как клюква, и вот уже у креста, и вот уже над крестом, делается все меньше, меньше…- кружится даже голова.
- Животрепещущие бабочки!... А вот-с животрепящи-ми – та-а!
Мальчишка с пестрым щитком товаров. Кричит до того пронзительно, словно у него в глотке дудка.
Радуют глаза блеском трепещущие яркие бабочки – разноцветные, мягкие, обезьянки из синели такие милые… Дядя покупает себе и Нине – и обезьянок, и бабочек – и накалывает, как все, на грудь.
- Па-следний чиж… самопоющие водяные соловьи! Чу-до двадцатого века… чуввилль-чуввилль…тррр…
- Ка-му жука?... самые американские жуки! Без ключа – без заводу, ор-ловские по ходу! Барыня, дозвольте жучка порекомендовать!
- Ело-зющие му-хи… мму-хи елозющие! Купите мушку для удовольствия! Му-хи елозющие, му-хи, мму-хи!
- Самый-то брюнет руку к сердцу прижимает! Барышня, барышня… даром отдам отдам, только поглядите! В трубочке ходит – прыгает, ножкой дрыгает, семь годов картошку лопал, на десятый в баночку попал!
- Петушки-петушки, бьющие петушки! Барин, обратите такое ваше внимание – до чего яры11! А-йа с петушками, с гребешками!
- Рыбки золотые! Рыбки, рыбки живые – золотые! Золотая стрела на Спасской – прямо. Четыре перезвона. Подождали… - и ват четыре вязких, как по старому чугуну, удара сонно упали в гомон12.
- Страшные муки загробной жизни! Видение афонского13 монаха Дионисия в аду… с приложением фотграфии!
- Па-следний чиж… па-следний!...
- А вот, с Пуришкевичем! Ко-му Пуришке-вича продам?
- Паж-жалуйте-с, самый шустрый… Приказали бы уж парочку бы, барич! Морски-е жители! Самые разживые, голубые, хвост шилом-петелькой!
- Ши-ляпина продаю… Ши-ляпина! На скворец, а… Барыня, верьте божецкому слову… себе двугривенный!
- Небьющие куколки – секрет! Извольте-с, мордой об морду бейте… Да-а, вам бы еще кирпичом ее… Вас бы во так стукнули об чево! Небьющие куколки – секрет!
- … На построение храма божия! В селе Зам;сти, Мешевского уезда Калужской губернии… на пятое число октября… Божьим напущением… стихийный пожар – бедствие не – пепелил… равноапостольного…
- Самый злющий тещин язык, с жалом! Шипит-свистит, на кончике-то, гляньте… пистолет! Злющая была, вчера только сдохла-померла!
- Издыхающая свинка! Барыня, издыхающая свинка! Ло-пнула!... Барыня моя лопнула!
- Вон, вон… шары!... да вон, ветром сорвало! … да вон, на кумпол-то понесло… шары! Обошли?! По-шли! Цельная вязка пошла… Капиталу сколько!... Мальчишки срезали, боле тыщи шаров!
Ветер ерошит розы, треплет на вышках перья, пузатий – трясет палатки, хлещет цветами в лица… Веселый ветер! Щелкают кумачи14 и ситцы, качаются лампадки, плещутся золотистые рыбки, игарют «Зайчики»…
- Ай, ветер, ветрило, не дуй мне в рыло, а дуй мине!..
Феде весело и больно… Пробиться трудно, а уже семь минут пятогоЁ! Как же не рассчитал? Нина уже там, конечно…
- Семья-то пожар-птицы! Мамаша, купите дите вечную кинареечку – жар-птицу? Не пьет, не клюет, только песенки поет!
Феде мелькает детство, первая вербочка, золотой луч солнца, и в нем- воздушная восковая канарейка, первая радость жизни. Позванивают клетки на ветерке, мечутся «канарейки», сверкает жесть.
А вот и вербы. Они в возках. Держится под стеною неслышно, не путаются в торге. Красноватые заросли в серых мушках, тянутся, что кусты на пойме15. Сидят мужики в кустах. Лошадиные головы кротко дремлют. Стена за ними, под нею снег… Несет холодком полей. Сколько веков над ними, за ними – дремлют! Мужики в охабнях – в полушубках, с широкими, с широкими откидными в;ротами, в дремучих шапках, - исконная Россия.
Федю волнует сладко: где-то тут Нина, смотрит. Он поправляет фуражку и принимает серьезный вид.
- Хренку-то бы взял, родимый!
Отжатые шумным торгом, тончутся на грязи с корявыми пучками, - слабеющая старость.
- Ваше степенство! Самая святая верба, с-под Нова-Русича!
- Не верьте… - ситий сбоку красноносая фигура с оборванным карманами, с ворохом длинных сучьев в зеленом пухе, - обратите самое серьезное внимание! Перед вами не кто, а бывший чиновник консистарни15, занимаюсь вербой! Глядите, научный сорт по Кормчей Книге17! Какой состав? У них прутьё, а у меня в мохнатку… Э-та не в-верба?! Самая вайя18, на церковнославянском языке!
- В Лександровском саду19 сейчас наломал, сторожа погнали!
- Ольха-а?! И вы можете повторить клевету?! Раз это вайа священная! Можете покупать, можете… Но только имейте в виду, для т;инства недействительно!
Боже, но где же Нина!
- Ах… уж хотела идти домой! – радостно, но с укором восклицает за вербой Нина. – Купила. Хотите, поделюсь?
Он прямо очарован, не может найти слова. Нина совсем необыкновенная, среди верб, в новой весенней кофточке! Ужасно идет к ней синее, и розовый бант на шейке, и синяя шляпка с широкими полями совсем назад, с крылышками… Она счастлива, понимая его восторг. Она отделяет ему пучок. Краснея и волнуясь, Федя прикалывает ей бабочку и розовую обезьянку.
Пояснения
1 – т;лья – верхняя, передняя часть фуражки
2 – под «Мининым» - возле памятника Минину и Пожарскому на красной площади в Москве
3 – султанчики – украшения на головных уборах в виде пучка перьев или стоячих конских волос
4 – Спасская – Спасская башня кремля, на которой установлены часы
5 – на черном великом круге – на циферблате часов
6 – Сусаль (Сусалью) – сусальное, значит: позолоченное или посеребряное; сусаль – золоченые и посеребряные изделия для продажи
7, 8 – «летающие колбасы», «тещины языки» - различные игрушки-забавы
9 – Блаженный – храм Василия Блаженного на Красной площади в Москве
10 – до чего яры – то же что и «до чего яростны», то есть неукротимы, сердиты, гневны
12 – г;мон – шум, шум площади, базара
13 – афонский монах – монах из православного монастрыря, расположенного на «святой горе», Афоне, в Югославии
14 – Кумач – хлопчатобумажная ярко-красная ткань
15 – п;йма – место, берега, заливаемые во время половодья
16 – консист;рия – в православной церкви учреждение по церковным делам
17 – Кормчая Книга – сборник церковных законов на Руси
18 – в;йа – пальмовая ветвь, ставшая символом после въезда Иисуса Христа в Иерусалим. На Руси вместо вайи, пальмовой ветви, употребляли лозу (прутья) вербы
19 – Лександровский сад – Александровский сад возле Кремля
Папа закончил читать и положил книгу на журнальный столик. Была вторая половина дня. А с утра всей семьей ходили по магазинам и рынкам. Купили детям куртки к весне, а Тане еще и туфельки. И сейчас Таня ходила по комнате, не снимая – очень нравились. Даже в музей всей семьей зашли, но он почему-то был закрыт. Зато узнали, когда можно будет посетить его. Теперь ребята сами придут сюда. А может с папой в следующую субботу.
Устали все очень. «Ноги просто гудят,» - сказала мама, придя домой. День был настолько весенним: солнечным, теплым, с влажным ветром и сухим асфальтом, - что папа сказал: «Такие дни радовали не только нас», и прочитал отрывок из рассказа И.С. Шмелева.
- Похоже? – спросил папа.
- Нет, сказала Таня, рассматривая свои туфли.
- Объясни, - удивился папа.
- Федя обезьянку и бабочку покупал, а мы одежду и туфли.
- Причем тут покупки? – резонно заметил Сережа, - И в рассказе день и сегодняшний день праздничные.
- А какой сегодня праздник?
Сережа наклонился к Тане и что-то шепнул на ухо. Таня вскочила с дивана, стала перед зеркалом, стараясь увидеть свою спину. Сережа рассмеялся.
- Первый апрель – никому не верь! Забыла?
- Обманщик! – надула губы Таня и вернулась на диван. – Не буду тебе верить.
- Но это же шутка, - улыбнулся папа. – Праздник!
- Это праздник, но – не праздник: не такой, как в рассказе.
- Но ведь погода похожая, - возразил пап – Народу много. Шумно. Выкрики: все хвалят свой товар. Так ведь?
- так, но нет самого главного, не сдавалась Таня, - вербочек.
- Самое главное – радость, - без улыбки заявил Сережа. – В праздник должна быть радость. А ты разве не рада?
Таня молчала.
_ Сережа прав. Праздник – это радость. А нам сегодня хорошо, радостно. А подойдет вербное воскресенье – и мы купим вербы и шары.
- А когда будет вербное воскресенье, - спросила Таня.
- Скоро. Через две недели. А через три недели – Пасха.
- Это когда крестьянские дети заканчивали школу и шли на каникулы.
- Это когда Иисус Христос воскрес, - поправил Таню Сережа.
- У крестьянских детей не каникулы начинались, а работа. Весенняя, - добавил папа. – А вот у многих городских детей не было ни школы, ни каникул. Да и работы не было. Печально, но это так.
- Почему? – спросил Сережа.
- Что почему?
- Почему дети не учились и работали?
_ Да потому, что денег не было, - по- взрослому за папу ответила Таня. – Как ты не понимаешь?! Ужас просто!
- Но школы-то бесплатные были! – возразил Сережа.
- На селе, а не в городе! Как ты не понимаешь?
- Про город папа не говорил.
- И в городе были земские бесплатные школы. Их назвали народными. Наподобие той уездной народной школы, от порядков в которой С.Т. Аксаков пришел в ужас, - вмешался в спор папа. – Были бесплатными и церковно-приходские школы. Это были школы для детей мещан и фабрично-заводских рабочих. Дети купцов и разночинцев учились в гимназиях. Я уж не говорю о дворянских детях.
Но причиной того, что дети городских низов не учились была другой, не в деньгах.
- Объясни, - сурово потребовала Таня.
- Попробую. Но это сложно.
- Постараемся понять, - не меняла гнев на милость Таня.
- Дело в том, что после отмены крепостного права, когда крестьяне стали почти свободными от помещика, многие из них стали отправляться на заработки в город. Их и раньше было много в городах , особенно с осени до весны, когда не было полевых работ. То теперь они отсутствовали по году и больше. Бросали земли. Становились ремесленниками, мелкими торговцами, то есть мещанами. И рабочими. В России бурно стала развиваться промышленность. На заводы и фабрики требовалось много рабочих.
- Так в чем причина? – по-взрослому напирала на папу Таня.
- Потерпи чуток. Так вот. В городах России всегда было меньше школ, чем желающих в них учиться. Более острая нехватка их обнаружилась при наплыве крестьян из деревни. Школы открывали, строили, но все равно их было недостаточно. Это первая причина.
- Вторая? – прокурорским тоном спросила Таня.
Папа улыбнулся.
- Вторая, как ни странно, в том, что родители считали необязательным учебу для своих детей. Считать, мол, я его научу, а больше ему и знать не надо. Пусть обучается какому-нибудь ремеслу, на хлеб себе зарабатывает. Ну, и третья причина, пожалуй в том, что дети и сами не хотели учиться. Они знали, что учиться трудно, что учителя бьют и наказывают детей. Помните мальчика Аксенку из воспоминаний Столярова о церковно-приходской школе? Что он сказал: «Отец с матерью неграмотные, а ничего, живут. И я проживу. А выслушивать брань попа, да побои от него терпеть я не хочу». И ведь многие дети и родители были так настроены. Матери с плачем, со слезами отправляли детей в школу. Вот почему не было ни школ, ни занятий, и ни каникул.
Таня сидела, надув губы, опустив глаза, и вертела ногой в башмачке дырку в полу. Папа обнял Таню, она прильнула к нему.
- Конечно, многие дети работали: на заводах, фабриках, на побегушках, торговали мелким товаром, работали в трактирах, были подмастерьями. Но, повторяю: многие были ничем не заняты, слонялись по улицам, рынкам.
- Раз гуляли они, значит играли во что-то,- резонно заметил Сережа.
- Конечно. Играли не только те, кому нечего было делать, но в свободное время и занятые дети.
- А во что играли?
- Игр было много. Некоторые из них забыты. А какие-то живут и сейчас. Пятнашки, жмурки, прятки, штандер, чехарда – и сейчас знакомы вам и в них играют. А вот: ворота, ручеек, кошки-мышки, третий лишний, гуси-гуси, лапта, горелки, казаки-разбойники – забываются, к сожалению. А ведь интересные игры! Я уж не говорю о забытой игре в «бабки» или же – кубарь. Зимой еще было катание с горок, игра в «царь - гору», взятие снежного городка. Летом же: рыбная ловля, грибы, ягоды, купание в реке, ловля птиц. Находили себе занятие городские дети. А то и озорничали: лазали по чужим садам и огородам, воровали на базарах и рынках, хотя очень боялись.
- Что-то мы все о грустном, да о грустном,- вздохнула Таня. Глянь на нее: ну, просто, мама.
- А вот и хорошие факты. Постепенно Россия увеличивала количество денег на образование, строила больше школ. И если в начале 18 века Петр 1 открыл 42 школы, то через два века, в 1908 году их в России было уже 80 тыс.!
- Ого - го- го!
-А в 1913 году – 13тыс. школ. То есть с 1908 года каждый год в России открывалось 10 тыс. новых школ. Начальное обучение в это время было бесплатное. В 1914 году чуть ли не половина студентов московских институтов (40%) были дети рабочих и крестьян. По числу женщин, обучавшихся в высших учебных заведениях, Россия занимала в начале 20 века первое место в Европе, если не во всем мире.
-Здорово! - восхитился Сережа. – А говорят, что Россия отсталой была.
- Говорят так невежды или недруги. И если бы не революция 1917 года, мы бы сегодня не оглядывались на Америку и нам не ставили бы ее в пример. Ученье – свет! Знания – сила! Сереж, подай книгу, во – он, на второй полке: Леонид Андреев. Спасибо. Хочу вам прочесть об одном мальчике, который никогда не был за пределами города.
- За город никогда не выезжал?! – удивилась Таня.
- Не выезжал и не выходил. Был мальчиком в парикмахерской. Мальчиком, значит еще не был даже подмастерьем. Но однажды он выехал на дачу. Итак: Леонид Андреев «Петька на даче».
Я прочту вам фрагменты рассказа.
- « В этой парикмахерской, пропитанной скучным запахом дешевых духов, полной надоедливых мух и грязи, посетитель был нетребовательный: швейцары, приказчики, иногда мелкие служащие или рабочие …
Мальчик, на которого чаще всего кричали, назывался Петькой и был самым маленьким из всех служащих в заведении. Другой мальчик, Николка, насчитывал от роду тремя годами больше и скоро должен был перейти в подмастерья.
…Петьке было десять лет; он не курил, не пил водки и не ругался, хотя знал очень много скверных слов, и во всех отношениях завидовал товарищу.
… Петькины дни тянулись удивительно однообразно и похоже один на другой, как два родные брата. И утром, и вечером, и весь божий день над Петькой висел один и тот же отрывистый крик: « Мальчик воды», и он все подавал ее, все подавал. Праздников не было… Петька спал много, но ему почему – то все хотелось спать…
Петька не знал, скучно ему или весело, но ему хотелось в другое место, о котором он ничего не мог сказать, где оно и какое оно. Когда его навещала мать, кухарка Надежда, он лениво ел принесенные сласити, не шаловался и только просил взять его отсюда. Но затем он забывал о своей просьбе, равнодушно прощался с матерью и не спрашивал, когда она придет опять. А Надежда с горем думала, что у нее один сын – и тот дурачок.
Много ли, мало ли жил Петька таким образом, он не знал. Но вот однажды в обед приехала мать, поговорила с Осипом Абрамовичем и сказала, что его, Петьку, Отпускают на дачу, в Царицино, где живут ее господа. Сперва Петька не понял, потом лицо его покрылось тонкими морщинками от тихого смеха, и он начал торопить Надежду. Той нужно было, ради пристойности, поговорить с Осипом Абрамовичем о здоровье его жены, а Петька тихонько толкал ее к двери и дергал за руку. Он не знал, что такое дача, но полагал, что она и есть то самое место, куда он так стремился.
Когда они сели в вагон и поехали, Петька прилип к окну, и только стриженная голова его вертелась на тонкой шее, как на металлическом стержне.
Он родился и вырос в городе, в поле был первый раз в своей жизни, и все здесь для него было поразительно ново и странно: и то, что можно видеть так далеко, что лес кажется травкой, и небо, бывшее в этом новом мире удивительно ясным, широким, точно с крыши смотришь.
Когда поезд со звонким металлическим лязгом, внезапно усилившимся, взлетел на мост и точно повис в воздухе над зеркальной поверхностью реки, Петька даже вздрогнул от испуга и неожиданности и отшатнулся от окна, но сейчас же вернулся к нему, боясь потерять малейшую подробность пути.
В первые два дня Петькиного пребывания на даче богатство и сила новых впечатлений, лившихся на него и сверху и снизу, смяли его маленькую и робкую душонку. Все здесь было для него живым, чувствующим и имеющим волю. Он боялся леса, который покойно шумел над его головой и был темный, задумчивый и такой страшный в своей бесконечности; полянки, светлые, зеленые, веселые, точно поющие всеми своими яркими цветами, он любил и хотел бы приласкать их, как мать. Петька волновался, вздрагивал и бледнел, улыбался чему-то и степенно, как старик, гулял по опушке и лесистому берегу пруда. Ту он утомленный, задыхающийся, разваливался на густой сыроватой траве и утопал в ней.; только его маленький веснусчатый носик поднимался над зеленой поверхностью. В первые дни он часто возвращался к матери, терся возле нее, и когда барин спрашивал его, хорошо ли на даче – конфузливо улыбался и отвечал:
- Хорошо!
И потом снова шел к грозному лесу и тихой воде и будто допрашивал их о чем-то.
Но прошло еще два дня и Петька вступил в новое соглашение с природой. Это произошло при содействии гимназиста Мити из « Старого царицина». У гимназиста Мити лицо было смугло – желтым, как вагон второго класса, волосы на макушке стояли торчком и были совсем белые – так выжгло их солнце. Он ловил в пруде рыбу, когда Петька увидал его, бесцеремонно вступил с ним в беседу и удивительно скоро сошелся. Он дал Петьке подержать одну удочку и потом повел его куда – то далеко купаться. Петька очень боялся идти в воду, но когда вошел, то не хотел вылезать из нее и делал вид, что плавает: поднимал нос и брови кверху, захлебывался и бил по воде руками, поднимая брызги. В эти минуты он очень был похож на щенка, впервые попавшего в воду. Когда Петька оделся, то был синий от холода, как мертвец, и, разговаривая, ляскал зубами. По предложению того же Мити, неистощимого на выдумки, они исследовали развалины дворца; лазали на заросшую деревьями крышу и бродили среди разрушенных стен громадного здания. Там было очень хорошо: всюду навалены груды камней, на которые с трудом можно взобраться, и промеж них, растет молодая рябина и березки, тишина стоит мертвая, и чудится, что вот – вот выскочит кто-нибудь из-за угла или в растрескавшейся амбразуре окна покажется странная – престрашная рожа. Постепенно Петька почувствовал себя на даче как дома и совсем забыл, что на свете существует Осин Абрамович и парикмахерская.
- Смотри-ка расстроился как! Чистый купец! – радовалась Надежда, сама толстая и красная от кухонного жара, как медный самовар. Она приписывала это тому, что много его кормит. Но Петька ел совсем мало, не потому, чтобы не хотелось есть, а некогда было возиться: если бы можно было не жевать, глотать сразу, а то нужно жевать, а в промежутке болтать ногами, так как Надежда есть дьявольски медленно, обгладывает кости, утирается передником и разговаривает о пустяках. А у него дела было по горла: нужно пять раз выкупаться, вырезать в орешнике удочку, накопать червей, - на все это требуется время. Теперь Петька бегал босой, и это в тысячу раз приятнее, чем в сапогах с толстыми подошвами: шершавая земля так ласково то жжет, то холодит ногу. Свою подержанную гимназическую куртку, в которой он казался солидным мастером парикмахерского цеха, он также снял и изумительно помолодел. Надевал он ее только вечерами, когда ходил на плотину посмотреть, как катаются на лодках господа: нарядные, веселые, они со смехом садятся в качающуюся лодку, и та медленно рассекает зеркальную воду, а отраженные деревья колеблются, точно по ним пробежал ветерок.
В исходе недели барин привез из города письмо, адресованное « куфарке Надежде», и когда прочел его адресату, адресат заплакал и размазал по своему лицу сажу, которая была на переднике. По отрывочным словам, сопровождавшим эту операцию, можно было понять, что речь идет о Петьке. Это было уже ввечеру. Петька на заднем дворе играл сам с собою в «Классики» и надувал щеки, потому что так прыгать было значительно легче. Гимназист Митя научил этому глупому, но интересному занятию, и теперь Петька, как истый спортсмен, совершенствовался в одиночку. Вышел барин и, положив руку на плечо мальчика, сказал:
- Что, брат, ехать надо!
Петька конфузливо улыбался и молчал.
« Ват чудак – то!» - подумал барин.
- Ехать, братец, надо.
Петька улыбался. Подошла надежда и со слезами подтвердила:
- Надо ехать, сынок!
- Куда? – удивился Петька.
Про город он забыл, а другое место, куда ему всегда хотелось уйти, - уже найдено.
- К хозяину Осипу Абрамовичу.
Петька продолжал не понимать, хотя дело было ясно, как божий день. Но во рту у него пересохло и язык двигался с трудом, когда он спросил:
- А как же завтра рыбу ловить? Удочка – вот она…
- Что ж поделаешь!.. требует. Прокопий, говорит, заболел, в больницу свезли. Народу, говорит, нету. Ты не плачь: гляди, опять отпустит , - он добрый, Осип Абрамович.
Но Петька и не думал плакать и все не понимал. С одной стороны был факт – удочка, с другой призрак – Осип Абрамович. Но постепенно мысли Петькины стали проясняться, и произошло странное перемещение: фактом стал Осип Абрамович, а удочка, еще не успевшая высохнуть, превратилась в призрак. И тогда Петька удивил мать, расстроил барыню и барина и удивился бы сам, если бы был способен к самоанализу: он не просто заплакал, как плачут городские дети, худые и истощенные, - он закричал громко, громче самого горластого мужика и начал кататься по земле, как те пьяные женщины на бульваре. Худая ручонка его сжималась в кулак и била по руке матери, по земле, по чем попало, чувствуя боль от острых камешков и песчинок, но как будто стараясь еще усилить ее.
… На другой день, с семичасовым утренним поездом, Петька уже ехал в Москву. Опять перед ним мелькали зеленые поля, седые от ночной росы, но только убегали не в ту сторону, что раньше, а в противоположную.»
Папа закрыл книгу.
-Вот такой праздник был у Петьки. Вот такая жизнь, такая работа городского мальчика.
- Грустно,- сказала Таня.
- Я думаю, что вы можете теперь заняться сами собой: читать, гулять, играть – кто чего хочет.
Сережа ушел гулять. Таня, выпросив разрешения у мамы, тоже пошла, но в новых туфлях.
Ребята! У Феди был праздник, и у Петьки был праздник. Такие разные праздники!
1. Так что же такое праздник? Каковы его признаки?
2. Были ли у вас праздники? Расскажите о них или напишите рассказ об этом.
3. Как вы думаете, чем отличаются общие, народные праздники от индивидуальных, личных праздников?
День двадцать третий
Сегодня – Пасха. Апрель, как и март оказался богатым на праздники. Во-первых: каникулы, во вторых: папа все-таки выбрал время и сходил с детьми в музей – разговоров и вопросов было очень много; в третьих: прошло вербное воскресенье; оно, конечно, было не таким ярким как в рассказе И. Шмелева»Весенний ветер», но тоже – солнечным, теплым, праздничным. Сходили в лес и принесли веточек вербы ( папа сказал, что это не верба, а – тальник), поставили в вазу, а Сережа с Таней еще и похлестали друг друга по ногам прутиками ивы, приговаривая при этом:
Верба хлест
Бей до слез!
А сегодня – Пасха. Вчера мама купила пару куличей в магазине и попробовала испечь. «Свои» получились хуже чем магазинные, но зато вкуснее. Может быть потому, что - «свои»!
Накрасили яиц: красными получились те, что варились в луковой шелухе, а голубыми и синими – те, что варились в подкрашенной синькой воде.
Позавтракав куличем и крашенными яйцами, папа сказал:
- Разговелись.
- Что это значит: разговелись? – спросил Сережа
- Значит стали есть скромную пищу. А скромная пища, это пища животного происхождения: любое мясо и продукты из него, жиры, масло животное. На Руси начиная с масленицы до Пасхи, был великий пост. Пост означал для верующих воздержание от скромной пищи, посещение церкви, произношение всех молитв: перед приемом пищи, перед сном, утром. Запрещались увеселения, праздники; во время великого поста никто не женился и не выходил замуж. Строгий, великий пост.
- Если этот пост был великим, то , значит, были и другие посты, невеликие? – резонно заметил Сережа.
- Да, конечно. У православных было установлено четыре поста: Великий пост длительностью в семь недель, Петровки, в честь апостолов Петра и Павла, с девятой недели после Пасхи и до Петрова дня – 12 июля; Успенский, в память о смерти Божьей матери, Богородицы девы Марии, с 14-го по 28-е августа; Рождественский, в честь Рождества Христова с 28 ноября по 7 января. Рождественский пост еще назывался – Филипповки, потому что начинался на следующий день после дня апостола Филиппа.
- После 27-го ноября, - сообразила Таня.
- Совершенно точно.
Неожиданно возникла масса вопросов: всегда ли Великий пост длится сорок девять дней? Почему надо считать дни и недели, а не называть определенное число определенного месяца? А что же ели тогда, если мясо, колбасу, яйца и масло есть нельзя?
- Ой, ребята! «Что ели?»! Русский стол богат и разнообразен. Это сейчас мы разучились готовить….
- Но – но – но! – строго сказала мама. – Это кто разучился готовить? Уж не вы ли мне подскажите что и как готовить?
- Не у всех же такая мама, как у нас, - защищался папа. – Я говорю об общей массе народа.
- А ты проверял? – обиделась за «общую массу» хозяек мама.
- А то я в гостях не бываю, или в столовой!
- Мама, ну что ты перебиваешь? Это не вежливо, - остановила спор Таня.
Мама продолжила ворчать, а папа продолжал рассказывать. Мир был восстановлен. Тем более, что Сява утвердил его, сказав твердо и бесцеремонно: «Сява – дворянин! Ура!»
- Чтобы нам не спорить и не обижать хозяек, я вам прочту какие разносолы могли быть и были на столах во время поста.
Папа порылся в книгах, достал тонкую голубую в цветочках:
« В купеческом быту посты, особенно Великий, соблюдалась строго, но строгость это была чисто формальной.» В течении всей первой недели великого поста, - пишет современник, - стол готовится без масла, а у некоторых, даже без горячего. Но эти условия не стесняют однако же нашего купечества. Мы довольно часто бывали в великопостных трапезах и не могли достаточно надивиться изобретательности человеческого ума. Господи! Чего-чего только нет на этих трапезах. Тут и тертая редька, и тертый горох, и кочанная капуста, и грузди, и рыжики, и белые грибы, и серые грибы, и печеный картофель, и винегрет из грибов, и гренки из грибов, и грибная икра, и ботвинья с груздями, и каша с маковьем молоком, и пшено, разваренное с медом, и клюквенный кисель, и сладкие похлебки с черносливом, малиной и изюмом, и моченые яблоки и груши, и брусника, и ворохи калачей, саек, ватрушек… с субботы разрешается масло и горячее; тут идут новые приготовления, количество поедаемого увеличивается, и число блюд нередко доходит до тридцати.»
- Здорово! – сказал Серёжа.
Мама долго смотрела на папу. Папа рассмеялся:
- Ну, что ты!
- Ты же говорил, что масло не разрешалось, - скрестив руки на груди сказала мама, - а в книге – с субботы можно!
- Постное масло! Постное! Подсолнечное. И не ревнуй к блюдам прошлого века. Ты хорошо у нас готовишь.
- Такие блюда были у купцов, - не могла остановиться мама, - а что если крестьяне, или городская беднота? А? Молчишь?
- Разумеется стол был гораздо беднее у крестьян и городской бедноты. У них посты были поболее Великого. Помните на масленице скоморох говорил:
«Какому коту весь год масленица,
А какой шавке вопрос не прост:
Весь год пост.
Как в Расеи.»
- Вот, вот, - подхватила мама.
- Да я согласен с тобой. Были бы продукты, а приготовить можно. Разрешали рыбу есть, - невпопад сказал папа, но Таня поддержала тему разговора:
- А почему? Рыба – ведь тоже мясо!
- Считалось, что нельзя есть мясо теплокровных животных, а холоднокровных - можно.
- А что, и детям, маленьким, нельзя было есть ни молока, ни мясо. Ни сметаны? – запереживала за малышей Таня.
- Позвольте, я опять процитирую современников, - сказал папа и снова открыл голубую книгу.- «Говельщикам запрещалось пить чай до обедни в среду и пятницу, и все были обязаны подчиняться этому правилу, за исключением детей и младенцев. Последние (то есть дети) тоже ели постную пищу. Скромная пища, олицетворенная в молоке матери или кормилицы (молоко матери – тоже ведь животного происхождения), допускалась только три поста после рождения ребенка, т.е. Великий, Петровский, Успенский и Рождественский: главными считались в числе трех все, кроме Петровского. По окончании этого срока младенцев питали постным одинаково со взрослыми».
… Мама сердито листала книгу «Русская кухня», Сява бормотал: «Сява – хор-роший», а Сережа хотел понять:
- Почему день Пасхи каждый год меняется?
- День Пасхи вычисляется таким путем: берется во внимание три факта. Первый: день весеннего равноденствия; второй: конец полнолуния после весеннего равноденствия; и третий: первое воскресенье после этого полнолуния. День весеннего равноденствия практически постоянен, всегда после двадцатого марта, или в двадцатых числах марта. А вот конец первого полнолуния после весеннего равноденствия меняется: лунный месяц короче календарного. И первое воскресенье после полнолуния может быть в промежутке еми дней. К примеру: полнолуние попало на одно из воскресений апреля, значит пасха будет через семь дней после этого, то есть в следующее воскресенье. Если полнолуние в понедельник, то – шесть дней до пасхи, во вторник – пять дней и т.д. давайте посмотрим на примере. Вот уже отрывной календарь. В нем, на каждом листке: время выхода и захода солнца, долгота дня и четверть луны: от новолуния до последней четверти. Смотрим: когда день стал равен ночи? 18 марта. В каком состоянии луна? В полнолунии, которое началось до весеннего равноденствия, 13 марта. Значит, нужно смотреть, когда закончится следующее полнолуние 12 апреля, а заканчивается, а нам для вычисления нужен день именно окончания полнолуния.., а заканчивается 18 апреля, во вторник. Значит пасха в воскресенье, 23 апреля. Сегодня. Понятно?
- Да, понятно.
- А вот теперь дети, Сережа, такую задачу. Равноденствие – 18 марта, полнолуние – 24 марта, окончание полнолуния – 27 марта, в понедельник. Когда Пасха?
Сережа задумался. Взял бумагу и ручку. Подумал. И, не написав ни цифры, не произведя никаких действий на бумаге, сказал:
- В воскресенье, 2 апреля.
- Ма-ла-дец! Не ожидал, что так быстро ты справишься, - похвалил папа Сережу.
- Действительно: если бы в этом году началось полнолуние началось 20 марта, после равноденствия, то пасха была бы 2 апреля, в дни ваших каникул.
- А как узнать, когда будут другие праздники, которые зависят от дня, числа Пасхи? – спросил Сережа.
- А все остальное – проще. Масленица – на семь недель раньше Пасхи – 5 марта…
- А если бы Пасха была 2 апреля, то масленица… - Сережа стал подсчитывать.
- 12 февраля, - подсказал папа. – Посмотри в календаре: этот день должен быть воскресным.
- Точно! – посмотрел Сережа.
- А через семь недель после Пасхи – Троица.
- Пасха посередине между масленицей и Троицей, - уточнила Таня.
- Именно так.
- И если бы Пасха была 2 апреля, то Троица была бы, - Сережа сидел с отрывным календарем в руках, - 21 мая.
- Все вы правильно поняли. После Великого поста и Пасхи начинались разные народные и церковные праздники. Оно и понятно: весна – значит жизнь: солнце, тепло, трава, корм скоту, радостные заботы о новом урожае: подготовка семян, пашни, инвентаря. Душа радуется. Потому – и праздники. Сразу после пасхальной недели, то есть 30 апреля начинается Фомина неделя. Первый день этой недели , то есть - воскресенье (по христианским правилам неделя начинается не с понедельника, а с воскресенья). Первый день любой недели – воскресенье. Первый день Фоминой недели считался благоприятным для вступающих в брак. Поэтому в этот день было много свадеб, тем более, что во время Великого поста свадьбы запрещались. Этот день в народе назывался Красная горка. Молодежь выходила в лучших нарядах на зазеленевшие, нагретые солнцем горки и пригорки, водила хороводы – с этого времени они разрешались. Во вторник же Фоминой недели – Радуница, или Радоница, день поминовения, памяти родителей. Сегодня этот день называют родительским днем. В этот день все выходили на кладбище к могилам родителей и родственников. Подправляли могилы, угощались.
- А мы пойдем на могилки? – спросила Таня.
- Обязательно пойдем, Танечка. Так вот: после праздников, связанных с днем Пасхи, начинались те, которые не сдвигались: Егорий весенний, Никола вешний и т.д. с каждым из этих праздников у народа связано много примет и пословиц. Имена Егор, Юрий и Георгий – одно имя. День шестого мая – день Георгия Победоносца, или Юрия вешнего, или Егорьев день. Везде, по всей Руси в этот день первый раз выгоняли скотину на пастбище. Причем выгоняли вербой, срезанной в вербное воскресенье и освященное в церкви. Но об этом я вам лучше прочту. Давайте перейдем в комнату.
Сережа, Таня и папа перешли на диван в комнату. Мама осталась на кухне изучать рецепты «Русской кухни».
Папа очередной раз взял книгу И. Шмелева «Мой Марс» и раскрыл ее.
- Иван Сергеевич Шмелев. Рассказ «Егорьев день», - начал папа.
- «Под Егорьев день к нам во двор зашел парень, в лаптях, в белой вышитой рубахе, в синих шортах, в кафтане в накидку и в поярковой шляпе с петушьим перышком. Оказалось, - пастухов работник, что против нас, только что из деревни, какой-то «зубцовский», дальний, откуда приходят пастухи. Пришел от хозяина сказать, - завтра, мол, коров погонят, пустите на ковку в стадо. Марьюшка дала ему пару яиц, а назавтра обещала молочной яичницей накормить, только бы за коровкою приглядел. Повела показать корову. Чего-то пошепталась, а потом я ее видел, как она понесла корове какое-то печенье. Спрашиваю, чего это ей дает, а она чего то затаилась, секрет у ней. После Горкин мне рассказал, что она коровке «креста» давала, в благословение, в Крещенье еще пекла, - печеного «креста», - так уж от старины ведется, чтоб с телком была.
Накануне Егорьева дня Горкин наказывает мне не проспать, как на травку коров погонят, -«покажет себя пастух наш». Как покажет? А вот, говорит, узнаешь. Да чего узнаю? Так и не сказал.
И вот в самый Егорьев день, на зорьке, еще до солнышка, впервые в своей жизни, радостно я услышал, как хорошо заиграл рожок. Это пастух, который живет напротив, - не деревенский простой пастух, а городской, богатый, собственный дом какой, - вышел на мостовую перед домом и заиграл. У него четверо пастухов – подручных, они и коров погоняют, а он только играет для почину, в Егорьев день. И все по улице выходят смотреть – послушать, как старик хорошо играет. В это утро играл он «в последний раз», - сам так объявил. Это уже после он объявил, как поиграл. Спрашивали его, почему так, - впоследок… Да так… - говорит, - будя, наигрался…» Невесело так сказал. Сказал уже после, как случилась история.
И все хвалили старого пастуха, так все и говорили: «Вот какой приверженный человек… любит свое дело, хоть и богач стал и гордый… а делу уступает». Тогда я всего не понял.
В то памятное утро и я смотрел в открытое окно залы прямо с теплой постели, в одеяльце, подрагивая от холодка зари.
Улица была залита розоватым светом встававшего за домами солнца, поблескивали лишь верхние окошки. Вот, отворились дикие ворота пастухова двора, и старый, седой пастух-хозяин, в новой синей поддевке, в помазанных дегтем сапогах и в высокой шляпе, похожей на цилиндр, что надевают щеголи-шафера на свадьбах, вышел на середину еще пустынной улицы, поставил у ног на камушки свою шляпу, перекрестился на небо за нашим домом, приложил обеими руками рожок к губам, надул толстые розовые щеки, - и я вздрогнул от первых звуков: рожок заиграл так громко, что даже в ушах задребезжало. Но это было только сначала так. А потом заиграл тоньше, разливался и замирал. Потом стал забирать все выше, жальчей, жальчей… - и вдруг заиграл веселье… и мне стало раздольно весело, даже и холодка не слышал. Замычали вдали коровы, стали подбираться помаленьку. А пастух все стоял – играл. Он играл, запрокинув голову, играл в небо за нашим домом, словно забыв про все, что было вокруг него. Когда обрывалась песня и пастух переводил дыхание, слышались голоса на улице:
- Вот это ма-стер!... вот доказал – то себя Пахомыч!.. мастер.. И откуда в нем духу столько!..
Мне казалось что пастух тоже слышит и понимает, как его слушают, и это ему приятно. Вот тут то и случилась история.
С пастухова двора вышел вчерашний парень, который заходил к нам, в шляпе с петушьим перышком, остановился за стариком и слушал. Я на него залюбовался. Красив был старый пастух, высокий, статный. А этот был повыше, стройный и молодой, и было в нем что-то смелое, и будто он слушает старика прищурясь, - что-то усмешливо-лихое. Так по его лицу казалось. Когда кончил играть старик, молодец поднял ему шляпу.
- А теперь, хозяин, дай поиграю я…- сказал он, неторопливо вытаскивая из пазухи небольшой рожок, - послушают твои коровки поприучаются.
- Ну поиграй, Ваня… - сказал старик, - послушаю твои песни.
Проходили коровы, все гуще и гуще. Старый пастух помахал подручным, чтобы занимались своими делами, а парень подумал что-то над своей дудочкой, тряхнул головой – и начал…
Рожок его был не громкий, мягкий. Играл он жалобное, разливное, - не старикову, другую песню, такую жалостную, что щемило сердце. Приятно, сладостно было слушать, - так бы вот все и слушал. А когда доиграл рожок, доплакался до того, что дальше плакать сил не стало, - вдруг перешел на такую лихую-плясовую, пошел так дробить и перебирать, ерзать и перехватывать, что и сам певун в лапотках заплясал, и старик заиграл плечами, и Гришка, стоявший на мостовой с метелкой пустился выделывать ногами. И пошла плясать улица и ухать, пошло такое.. – этого и сказать нельзя. Смотревшая из окошек Маша свалила на улицу горшок с геранью, так ее раззадорило, - все смеялись. А певун выплясывал лихо в лапотках, под дудку, и упала с его плеча сермяга. Тут и произошла история…
Старый пастух хлопнул по спине парня и крикнул на всем народе:
- И откуда у тебя, подлеца, такая душа-сила! Шабаш, больше играть не буду, играй один!
И разбил свой рожок о мостовую.
Так это всем понравилось!.. Старик Ратников расцеловал и парня, и старика, и пошли все гурьбой в Митриев трактир – угощать певуна водочкой и чайком.
Долго потом об этом говорили. Рассказывали, что разные господа приезжали в наше Замоскворечье на своих лошадях, в колясках даже, - послушать, как играет чудесный «зубцовец» на свирели.
После Горкин мне пересказывал песенку, какую играл старый пастух, и я запомнил ту песенку. Это веселая песенка, ее и певун играл, бойчей только. Вот она:
… Пастух выйдет на лужок,
Заиграет во рожок.
Хорошо пастух играет –
Выговаривает:
Выгоняйте вы скотинку
На зеленую луговинку!
Гонят девки, гонят бабы,
Гонят малые ребята, Гонят старые старики,
Мироеды – мужики,
Гонят старые старушки,
Мироеды – женушки,
Гонит Филя, гонит Пим,
Гонит дяденька Яфим,
Гонит бабка, гонит дед,
А у их и кошки нет,
Ни копыта, ни рога,
На двоих одна нога!..
Ну, все-то, все-то гонят… - и Марьюшка наша проводила со двора свяченой вербой нашу красавицу. И Ратниковы погнали, и Лощенов, и от рынка бредут коровы, и с Житной, и от Крымка, и то Серпуховки, и с Якиманки, - со всей замоскворецкой округи нашей. Так от старины повелось, когда была совсем деревенская Москва. И тогда был Егорьев день, и теперь еще… - будет и до кончины века. Горкин мне рассказывал:
- Москва этот день особо празднует: святой Егорий сторожит щитом и копьем Москву нашу… потому на Москве и писан.
- Как на Москве писан?
- А ты пятак погляди, чего в сердечке у нашего орла-то? Москва писана, на гербу: сам святой Егорий… наш, стало быть, московский. С Москвы на всю Росею пошел, вот откуда Егорьев день. Ему по всем селам – деревням празднуют».
Папа остановился.
- Вот так описывает Иван Шмелев праздник Егория вышнего в Москве. А Георгий Победоносец и сегодня в гербе Москвы и России. Устали? – спросил он у ребят.
- Нет.., - неуверенно ответили Таня и Сережа.
- Мы сейчас с вами поиграем в пасхальные игры. Утром мы с вами «христосовались» - целовались, «приветствовали» друг друга: «Христос воскрес!» А теперь – берем у мамы на кухне по паре крашенных яичек. – Дети бросились на кухню. – и мне возьмите, - крикнул вдогонку папа.
Дети принесли шесть яичек.
- Берем по паре яичек. И играем так: Таня бьет носиком своего яичка в носик моего. Если разобьется Танино, Таня мне отдает его. Если разобьется мое – я отдаю. Затем бьемся с Сережей. Посмотрим, кто выиграет все яички.
Таня ударила – и выиграла у папы яйцо: папино яичко разбилось. Таня забрала у папы выигрыш и тюкнула по Сережиному яичку. И – проиграла. Сережа ударил по папиному и папа снова проиграл. Теперь у Сережи было четыре яичка, из них два целых, у Тани – два и одно целое. Таня напряглась: не хотелось проигрывать; подставила целое яичко под удар Сережи и выиграла. Теперь Таня била по последнему целому яичку в руках Сережи. И снова победила! У Сережи оставалось два разбитых яйца: ими играть уже нельзя было.
- Я поздравляю Таню, - сказал папа. – Повезло.
- Я так старалась, так старалась! – ликовала Таня.
- Просто повезло, - остудил ее Сережа. – От старания ничего не зависит.
- А теперь, - сказал папа, - несите веник.
Сережа быстро принес веник. Папа взял свою туфлю. Положил на нее руякой веник. Веник оказался наклоненным к полу.
- Теперь по очереди скатываем по ручке веника и по венику по одному яйцу, можно катать разбитые.
Все трое скатили по яйцу.
- Теперь, кто первый скатывал яйцо, снова скатывает свое, но старается скатить так, чтобы зацепить яйцо другого игрока. Зацепил – забираешь и снова катишь яйцо. Не попал в чужое яйцо – следующий игрок скатывает свое.
Игра началась. Она оказалась азартной. Яйца раскатывались по полу далеко. Ограничили пространство книгами – стали чаще попадать и выигрывать. Но никто не мог победить.
И тогда появилась мама.
- Обедать будете, игроки? Я вам приготовила пищу, соответствующую посту, - она улыбалась. – Морковь тертая с чесноком, котлеты рисовые с морковью, холодник и кисель из черносливов. Кто готов поститься, прошу на кухню.
Мама доказала, что она знает русскую кухню и умеет готовить. Довольны были все. И мама тоже. Потому что блюда, приготовленные ею, семье понравились.
Праздник продолжался: на душе было радостно, а на улице тепло и солнечно. Дети отправились гулять.
Ребята! Объясните смысл пословиц:
- Не все коту масленица:
придет и великий пост.
- Великий пост
всем прижмет хвост.
Обратите внимание на две поговорки-приметы:
- Увидел грача-
весну встречай.
- Апрель с водой,
а май с травой.
Можно ли сказать, что в вашей местности приметы весны такие же?
Как вы понимаете смысл пословиц:
- Землю пахать –
Не в бабки играть.
- И поедим и спляшем
Только пашню спашем.
Ребята, как вы думаете: почему весной много праздников?
День двадцать четвертый.
Пришел май с изумрудной травой, свежей, чистой зеленью деревьев, с теплыми днями и первыми грозами. Забот в семье прибавилось: на «даче» нужно было копать грядки, высаживать в землю овощи, ухаживать за кустами и деревьями. Папа и мама все вечера и выходные дни пропадали на «даче». Сережа и Таня заканчивали учебу в школе и последние недели и дни тоже были для них трудными. Но когда месяц стал заканчиваться у всей семьи выдался свободный вечер. Все были вместе. Работы на «даче» почти закончились. Учебный год тоже почти закончился: осталось день или два.
…Таня помогала маме на кухне и воспитывала Сяву. Папа читал книгу одного из своих любимых писателей Ивана Алексеевича Бунина. Сережа тоже был с книгой, но сейчас отложил ее в сторону и задумчиво смотрел в окно.
- У нас как у крестьян, свои весенние заботы, - вдруг неожиданно произнес он.
- Что? – папа оторвался от книги.
- Я говорю, мы как крестьяне: копаем, садим…
- Да пожалуй. Наверное, только у нас, у русских так: и селяне и горожане любят копаться в земле, своими руками что-то выращивать.
- А почему?
- Не знаю. Может быть эта привычка осталась от дедов и прадедов: почти все они были крестьянами. Или связаны с крестьянским трудом. Вот и дворянин Бунин: как понимал крестьянскую душу, знал заботы его и радости. Будучи в эмиграции тосковал по России, писал о ней с любовью и гордостью. Гордился тем, что он русский. Хочешь, прочту об этой гордости?
- Прочти.
- В своей автобиографической повести «Жизнь Арсеньева» он рассказывает о мещанине Ростовцеве, у которого жил, учась в гимназии. Отрывок прочту.
«Он вошел, снял в маленькой прихожей картуз и чуйку»… Чуйка – это длинный суконный кафтан. «… и остался в одной легкой серой поддевке, которая вместе с вышитой косовороткой и ловкими опойковыми сапогами особенно подчеркивала его русскую ладность. Сказав что-то сдержанно-приветливое жене, он тщательно вымыл и туго отжал, встряхнул руки под медным рукомойником, висевшим над лоханью в кухне. Ксюша, младшая девочка, потупив глаза, подала ему чистое длинное полотенце. Он не спеша вытер руки, с сумрачной усмешкой кинул полотенце ей на голову, - она при этом радостно вспыхнула, - и, войдя в комнату, несколько раз точно и, красиво перекрестился и поклонился на образничку в угол….
Первый мой ужин у Ростовцевых тоже запомнился мне – и не потому только, что состоял из очень странных для меня кушаний. Подавали сперва похлебку, потом, на деревянном круге, серые шершавее рубцы (желудки коров), один вид и запах которых поверг меня в трепет и который хозяин крошил, резал, беря прямо руками, к рубцам – соленый арбуз, а под конец гречишный крупень с молоком. Но дело было не в этом, а в том, что так как я ел только похлебку и арбуз, хозяин раза два слегка покосился на меня, а потом сухо сказал:
- Надо ко всему привыкать, барчук. Мы люди простые, русские, едим пряники неписанные, у нас разносолов нету…
И мне показалось, что последние слова он произнес почти надменно, особенно полновесно и внушительно, - и тут впервые пахнуло на меня тем, чем я так крепко надышался в городе впоследствии: гордостью.
… Гордость в словах Ростовцева звучала вообще весьма нередко. Гордость чем? Тем, конечно, что мы, Ростовцевы, русские, подлинные русские, что мы живем той, совсем особой, простой, с виду скромной жизнью, которая и есть настоящая русская жизнь и лучше которой нет и не может быть, ибо ведь скромна-то она только с виду, а на деле обильна, как нигде, есть законное порождение исконного духа России, а Россия богаче, сильней, праведней, и славней всех стран в мире. Да и одному ли Ростовцеву присуща была эта гордость? Впоследствии я увидал, что очень и очень многим, а теперь вижу и другое: то, что была она тогда даже некоторым знамением времени, чувствовалось в ту пору особенно и не только в одном нашем городе.
… Он, случалось, заходил к нам, своим нахлебникам, и порой вдруг спрашивал, чуть усмехаясь:
- А стихи вам нынче задавали?
Мы говорили:
- Задавали.
- Какие же?
Мы бормотали:
- «Небо в час дозора – обходя луна – светит сквозь узоры – мерзлого окна…»
- Ну, это что-то не складно, говорил он. – «Небо в час дозора обходя луна» - я этого что-то не понимаю.
Не понимали и мы, ибо почему-то никогда не обращали внимания на запятую после слова «обходя». Выходило действительно нескладно. И мы не знали, что сказать, а он опять спрашивает:
- А еще.
- А еще «тень высокого старого дуба голосистая птичка любила, на ветвях переломанных бурей, она кров и покой находила…»
- Ну, это ничего, приятно, мило. А вот вы прочитайте энти, про всеношную и «под большим шатром».
И я смущенно начинал:
«Приди ты, немощный, приди ты, радостный, звонят ко всеношной, к молитве благостной…»
Он слушал, прикрывая глаза, потом я читал Никитина: «Под большим шатром голубых небес, вижу, даль степей расстилается…». Это было широкое и восторженное описание великого простора, великих и разнообразных богатств, сил и дел России. И когда я доходил до гордого и радостного конца, до разрешенья этого описания: «Это ты, моя Русь державная, моя родина православная!» - Ростовцев сжимал челюсти и бледнел.
- Да, вот это стихи! – говорил он, открывая глаза, стараясь быть спокойным, поднимаясь и уходя. – Вот это надо покрепче учить!...»
Папа закрыл книгу.
- А у нас есть это стихотворение? – спросил Сережа.
- Есть . Сейчас поищу.
Папа нашел нужную книгу, посмотрел в оглавление.
- Вот оно. Оно очень большое. Я прочту отрывки из него.
Под большим шатром
Голубых небес –
Вижу – даль степей
Зеленеется.
И на гранях их,
Выше темных туч,
Цепи гор стоят
Великанами.
По степям в моря
Реки катятся,
И лежат пути
Во все стороны.
Посмотрю на юг –
Нивы зрелые,
Что камыш густой,
Тихо движутся;
Мурава лугов
Ковром стелется,
Виноград в садах
Наливается.
Гляну к северу –
Там, в глуши пустынь,
Снег, что белый пух,
Быстро кружится.
Подымает грудь
Море синее,
И горами лед
Ходит по морю;
И пожар небес
Ярким заревом
Освещает мглу
Непроглядную.
Это ты, моя
Русь державная,
Моя родина
Православная!
Широко ты, Русь,
По лицу земли
В красе царственной
Развернулася!
По седым морям
Из далеких стран
На поклон к тебе
Корабли идут.
И поля цветут,
И леса шумят,
И лежат в земле
Груды золота.
И во всех концах
Света белого
Про тебя идет
Слава громкая.
И уж есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью.
Стать за честь твою
Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову!
И в этот момент в комнату вбежала Таня.
- Скорей! Послушайте, что Сява говорят!
…Сява раскачивался на качельке и вопил во все горло:
- Ур-ра! Каникулы! Ура! Каникулы!
- Научила! Я научила! – ликовала Таня. – Сява хороший!
- Сява хор-роший! – подхватил попугай. – Сява – дворянин! Ур-ра! Каникулы!
Ребята! У всякого словца жди конца, у всякой песни свой конец. Вот и нам пришло время расставаться. Впереди – лето. Каникулы. Таня и Сережа, наверное, снова поедут в деревню к бабушке и дедушке. А в сентябре, а может и раньше, мы снова с ними встретимся. В другой книге.
Мне осталось только напомнить вам несколько русских пословиц и поговорок. Вот они:
- Где кто родится, там и пригодился.
- Родная землица и во сне снится.
- Своя сторона не бывает холодна.
- Русский в словах горд, в делах твёрд.
- Кто с Россией не тягался, в правых не оставался.
До свидания, ребята! До встречи! Счастливых каникул!
Список литературы ребятам для чтения о городских детях:
1. Андреев Л. Н., рассказы: «Баргамот и Гераська», «Петька на даче», «Ангелочек», «Кусака».
Список литературы ребятам для чтения о городских детях:
2. Андреев Л. Н., рассказы: «Баргамот и Гераська», «Петька на даче», «Ангелочек», «Кусака».
3. Василенко И. Д. «Волшебная шкатулка», повесть.
4. Успенский Г. И. «За малым дело», рассказ.
5. Шмелев И. С., рассказы и повести : «Мой Марс», «Мэри», «Последний выстрел», «Мартовская капель», «Егорьев день», «Мартын и Кинга», «На Москве-реке», «Веселая работа», «Весенний ветер», «Как мы летали», «Наполеон», «Русская песня», «Светлая страница», «Богомолье», «Лето господне».
Список литературы для родителей:
1. Бунин И. А, «Жизнь Арсеньева»
2. «Вся Россия», сборник документов, редких и малоизвестных фактов.
3. Даль В.И. «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа», «Материалы по русской демонологии»,. С.-Петербург, изд-во «Литера», 1994г.
4. «Игры» энциклопедический сборник, Челябинск, Ю.-УКИ, 1995г.
5. Некрылова А.Ф. «Круглый год», русский земледельческий календарь, М., «Правда», 1990г.
6. «Русские народные загадки, пословицы, поговорки», М., «Просвещение», 1990г.
Приложения:
1. В.И. Даль «Приметы» из книги «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа».
2. «Гадания» из сборника «Девичество», Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре.
Александр Мишутин
Русские дети
Книга для семейного чтения о русских детях: детях царей,
князей, бояр, дворян, купцов, мещан, рабочих и разночинцев;
о воспитании детей, обучении, обычаях
г. Челябинск
2014 г.
Содержание
1. Княжеские и боярские дети
День первый
- Праздник в доме. Кто такие бояре? Князья. Княжеские дети.
Кормилица. Няня. Постриги. Капризы Тани. Баю-бай…
- Д. Мищенко «Синеокая Тиверь», отрывок из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День второй
- Работа на «даче». Таню интересуют вопросы брака. Мама
нервничает. Рассказ папы. Князь и дружина. Занятия и игры
княжеских детей. За что был наказан боярский сын.
Жестокость наказания. Главное – послушание. Почему надо
уважать и чтить родителей? «Поучение детям» Владимира
Мономаха. Зачем нужны книги? «Домострой». Наставления
из книги: воспитание, наказание, приданное. Таня настаивает
на разговоре о браке. О возрасте юных мужей и жён
- Вопросы детям
День третий
- Предание об обрах
- Д. Мищенко «Синеокая Тиверь», отрывок из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- А. Югов «Даниил Галицкий», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День четвёртый
- Папа и дети готовят обед. О попугаях. «Сява хор-роший». Бояре
и слуги. Девочка-убыль. Сказание о хазарах и дани. Вечный спор
о мытье посуды. Разрешение конфликта. О Святославе-воине.
Его походы.
- Вопросы детям
- Мама и семья. Колыбельная и колыбельные песни.
- С.А. Пономарёв «Под стягом Святослава», глава из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- В. Соснора «У половецких веж», стихи
День пятый
- За грибами. Привал.
- М.М. Пришвин «У старого пня»,
«Серебряное утро»,
«Цветущие травы»
- Кукушка накуковала. «Успокойся Танечка!» Мудрый Серёжа.
Вечная природа. Что мы помним о Родине?
- Вопросы детям
- М.Ю. Лермонтов «Родина», стихи
- Н. Рубцов «Видение на холме», стихи
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
Список литературы для детей и родителей
2. Дворянские дети
День шестой
- Поздняя осень. На «даче». Осенний лес. Охотник. Таня-
вегетарианка. Дворянское развлечение. Кто такие дворяне?
Помещики и поместья. Хитрости перед сном. Тургенев-
дворянин
- И.С. Тургенев «Касьян с красивой Мечи», отрывок из рассказа
- М.М. Пришвин «Гон», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День седьмой
- Первый снег. Успехи Тани. Помещики и время года. Поместья –
по заслугам. Бедные и богатые дворяне. «Мы – однодворцы».
Кто – дворня, а кто – дворянин? Пётр I и дворяне. «Юности
честное зерцало». Бояре и ПётрI. Насильное обучение.
Писатели-дворяне.
- С.Т. Аксаков «Семейная хроника», отрывок из повести
- Вопросы детям
День восьмой
- Папа занят
- Н.Г. Гарин-Михайловский «Детство Тёмы», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- Е. Водовозова «История одного детства», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День девятый
- Детские вопросы. Дела домашние. Какие были утюги? Так
- думали дворянские дети. Правила и обычаи в дворянской
- семье. Наказания дворянских детей. О нянях.
- Л.Н. Толстой «Детство. Отрочество. Юность». Отрывок из
повести
- Что и сколько стоило в дворянские времена? Воспитание на
западный манер. Иностранные языки. Школы. Учение.
гимназии. Сколько было дворян?
- Вопросы детям
- Н.Г. Гарин-Михайловский «В гимназии», отрывок из повести
«Детство Тёмы»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- А.Н. Толстой «У колодца», «Битва», отрывки из повести
«Детство Никиты»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День десятый
- Зимний день. Дворянские дети и их общение с детьми
прислуги. Круги по воде. Трудиться – значит учиться.
Учиться – значит трудиться. Ёлочные игрушки.
- А.Н. Толстой «Ёлка», отрывок из повести «Детство Никиты
- Сочельник. «Сява – дворянин!»
- И.А. Бунин о зиме
- И.С. Шмелёв о Рождестве
Список литературы для детей и родителей
3.Крестьянские дети
День одиннадцатый
- Н.А. Некрасов «Мужичок с ноготок», стихи
- Каникулы Тани и Серёжи. У бабушки в деревне. «До первой
звезды». Колядки. Сява приветствует детей. В кругу семьи.
Неугомонная Таня. Кто такие крестьяне? Этот мудрый Серёжа.
Пейзаж, крестьянин, крещение. Таня «укуклилась».
Крестьянин – главный человек.
- А.В. Кольцов «Песня пахаря»
- Вопросы детям
День двенадцатый
- Земля-кормилица. Чем платит крестьянин? Есть ли у
крестьянина свободное время? Наблюдения за природой.
- Г. И. Успенский «Крестьянин и крестьянский труд», отрывок
из очерка.
- Вопросы детям
- «Всем миром». Помочи
- С. Семёнов «Первый трудный день»
- Вопросы детям
День тринадцатый
- Сами дома. Самовоспитание. О количестве детей. Где
Рождались дети? Одежда крестьянских детей.
- Д. Григорович «Антон-горемыка», отрывок из рассказа
- Что умели крестьянские дети?
- Л.Н. Толстой «За ягодами»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- И Суриков «В ночном», стихи
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
День четырнадцатый
- Старый Новый год. Новый стиль. Старый стиль. Когда
Крещение? Гадания. Воспитание на приметах. Зачем такие
приметы? Догадайтесь.
- Вопросы детям
День пятнадцатый
- Танина тайна. О суевериях. Страшные истории.
- Народная проза: «Чёрт», «Злая женщина и добрый дух»
- Вопросы детям
День шестнадцатый
- Крещенские морозы. Праздник Крещения на Руси. Обряд
крещения. Приметы.
- В. Никифоров-Волгин «Крещение»
- И. Шмелёв «Крещение», отрывок из повести «Лето Господне»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
- И. Суриков «Детство», стихи
- Литература для детей
- Литература для родителей
День семнадцатый
- Опять Пётр I. Солдаты и школы. Сколько было крестьян
в России? Народ и просвещение. Опасность от образования.
Зачем учиться? Труд и труд. Школы для крестьянских детей.
Солдат-учитель. Что такое «приход»? Какие были учебники?
- И.Я. Столяров «Записки русского крестьянина», отрывок из
воспоминаний.
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
- Г.И Успенский «Мишка», отрывок из очерка «Крестьянин и
крестьянский труд».
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День восемнадцатый
- Заботы и обычаи февраля. У свечи.
- С. Константинов «Два года в земской школе», отрывок из
воспоминаний.
День девятнадцатый
- М.М. Пришвин «Последний мороз»,«Снег на ветвях».
- В лесу на лыжах. Приметы весны. После обеда. Частные
школы для крестьянских детей. Сроки обучения.
- М.М. Громыко «Мир русской деревни», отрывок из книги
о частном обучении грамоте.
- Пословицы и поговорки
4. Дети города
День двадцатый
- Масленица. Жители города. Занятия. Купцы и мещане.
- С.Т. Аксаков «Семейная хроника», отрывок из повести
- Кто учился в народной школе?
- И.Д. Василенко «Герцог Букенгемский», глава из повести
«Волшебная шкатулка»
- Кое-что непонятно
- Вопросы детям
- Г.И. Успенский «За малым дело», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- И.С. Шмелёв «Мартовская капель», отрывок из рассказа
День двадцать первый
- Тёплое солнце. Каникулы. «Плохо было». Разные школы.
- В. Слепцов «Письма об Осташкове», отрывок из очерка
- Планы на каникулы. Таня растёт.
День двадцать второй
- И.С. Шмелёв «Весенний ветер», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Покупки и радости. Похожи ли дни? Когда пасха? Почему не
все учились в городе? Три причины. Игры и занятия детей
города. Есть, чем гордиться.
- Л. Андреев «Петька на даче», отрывок из рассказа
- Вопросы детям
День двадцать третий
- Пасха. Разговелись. Что же есть, если колбасы нет?
- Православные посты. Рыба – тоже мясо. Когда бывает Пасха?
- Праздник после Пасхи. Поминовение.
- И.С. Шмелёв «Егорьев день»
- Катанье яиц. Обед.
- Пословицы
День двадцать четвёртый
- Май – всему конец понимай. Почему копаемся? О гордости
русских. Мещанин Ростовцев о себе и о России. Стихотворение
И. С. Никитина «Русь». Объявление Сявы. Прощание.
- Литература для детей
1. Княжеские и боярские дети
День первый
Сегодня в доме праздник. Серёжа вернулся из лагеря отдыха, Таня – из деревни, где гостила у бабушки, а папа приехал с дачи. «Дача» - это маленький садовый домик. Но всё равно – «дача».
После вкусного торта с орехами родители стали задавать Серёже и Тане разные вопросы: как жили? что ели? что видели? – от которых дети быстро устали. Таня сказала:
- Я хочу спать.
Серёжа тоже сказал:
- А я – гулять.
И мама решила «не терзать» детей.
- Ладно, - согласился папа, - отдыхайте. Завтра все поедем на дачу.
- Я не хочу на дачу, - сказал Серёжа. – Там комары и жарко. Эти комары мне в лагере надоели.
- Ишь ты какой барин-боярин! Не съедят тебя комары.
- А, может, не надо, - защитила Серёжу мама.
- Нет, - решительно сказал папа, - надо, мама! Пусть приучаются.
Когда Серёжа ушёл гулять, Таня спросила у папы:
- А кто такой «барин-боярин»?
- В древности на Руси боярами назывались ближайшие помощники и советчики князей и царей.
- А их, что – комары не кусали?
- Кусали, - рассмеялся папа. – Но они не делали трудной тяжёлой работы. Трудную, тяжёлую работу выполняли за них слуги.
- А у нас слуг нет, - поняла Таня. – Поэтому мы сами должны делать трудную работу.
- Да, Танечка.
- А были у бояр дети? – неожиданно спросила Таня.
- Конечно, - сказал папа. – А как же? И у бояр и у князей были дети. И помногу.
- Сколько?
- 5-10 ребятишек обязательно.
- Ого-го! – удивилась Таня. – Расскажи мне о боярских детях.
- Завтра, Танечка, расскажу, завтра. А сейчас – спи.
- Ну что тебе стОит, - поддержала Таню мама. Она закончила мыть на кухне посуду и пришла укладывать Таню. – Расскажи вместо сказки.
- Ладно, - согласился папа, - расскажу.
Давным-давно, много лет назад, когда ещё не было ни телевизоров, ни самолётов, а славяне, наши предки, жили в деревянных домах, а не в каменных; когда было мало людей и городов…
- А почему было мало людей и городов? – спросила Таня.
- Людям хватало жилья, в котором они жили. А когда народилось много людей, тогда построили ещё дома и города, чтобы всем хватало жилья. Так вот: в эти старые времена государством и людьми управляли князья. Князьям помогали их друзья и товарищи, которые назывались боярами.
И у князей и у бояр, как у всех людей, были дети: мальчики и девочки. Князь занимался своими делами: воевал, собирал дань, управлял княжеством, принимал послов, охотился. А детьми занимались слуги и мама-княгиня. Пока дети были совсем маленькими, их кормила своим молоком мама. Затем приглашали молодую женщину и та, вместо мамы, кормила младенца своим молоком. Эта женщина называлась – кормилица.
Кормилица, прежде, чем её допускали к ребёнку, целовала крест и клялась «добра хотеть, кормить грудью бережно и с опасением, отравы не давать, волшебных злых слов не говорить».
- А меня мама кормила молоком, или кормилица? – спросила Таня.
- Конечно, мама. Мы же - не князья и не бояре.
- А почему мама-княгиня не захотела кормить?
- Наверное, потому, что ей казалось это трудно делать: кормить, ухаживать за ребёнком. Поэтому, кроме кормилицы, у ребёнка появлялись ещё и няньки, которые нянчились с ребёнком: укладывали спать, рассказывали сказки и истории, баюкали детей, пока они не засыпали.
- Ты сейчас баюкаешь меня? – спросила Таня у папы.
- Нет, я сейчас нянчусь с тобой.
- Как няня?
- Да, как няня. Но слушай дальше. Когда ребёнку исполнялось 3-4 года, для него начиналась новая жизнь. До этого времени ребёнок только ел и рос. А теперь его начинали воспитывать и обучать. Для воспитания и обучения приглашались опытные и знающие люди.
Интересный обычай существовал в древности. Мальчику не постригали волосы до 4х лет. В четыре года его постригали и первый раз садили на коня. С этого времени его воспитанием занимался ДЯДЬКА. Воспитатель назывался ДЯДЬКОЙ. Он обучал мальчика езде на коне и военным хитростям.
- Папа, - зевнула Таня, - я хочу, чтоб ты меня баюкал.
- Ты же не малышка, Таня. В школу осенью пойдёшь.
- Ну и что. Я хочу, чтобы меня как маленькую княгиню баюкали.
- А маленькую княгиню баюкали так же, как любую другую малышку из простого народа.
- Побаюкай!
- Я хотел тебе ещё и книжку почитать. О том, как постригали и садили на коня. Тебе не интересно?
- Интересно. Но завтра. Побаюкай, пап, - опять попросила Таня.
- Я сейчас маму позову. Она лучше меня это сделает. Мама!
- В чём дело? – появилась мама. – Почему не спим?
- Вот, просит, чтобы её побаюкали, - сказал папа.
- Таня! Ты, что – малышка? Может тебе и соску дать? – изумилась мама.
- Побаюкай меня, как маленькую. Чуть-чуть. Немножко-немножко.
Папа подмигнул маме и тихо вышел из комнаты.
- Только, как княгиню, - потребовала Таня, когда мама присела на её кровать.
- Маленькие дети все одинаковы. И баюкают их всех одинаково.
О.о, о, о, о, о, о!
О, о! Баиньки, - запела мама.
О! Баю, баю, баю!
Баю милую мою!
Таня будет крепко спать,
Котик Танечку качать!
А качи, качи, качи,
Прилетели к нам грачи.
А ворота скрип, скрип!
А Танечка спит, спит
Танечка тихо сопела носом. Мама поднялась и вышла.
А в комнате папа разговаривал с Серёжей, вернувшимся с улицы.
- Телевизор ты всегда успеешь посмотреть. А завтра чтобы прочитал Тане вот этот отрывок: первую главу из книги Дмитрия Мищенко «Синеокая Тиверь». Я думаю, что и тебе это будет интересно.
Д. Мищенко
«Синеокая Тиверь», глава из романа
От княжеского терема до собОрной площади1 в детИнце2 без малого чуть не треть пОприща3, но в роду князя ВОлота не было недостатка в любопытных, желающих поглазеть на праздненство, а тем более в охотниках погулять, повеселиться, спеть величальную4 песню. По одну и другую сторону дорожки, выстланной коврами от терема к площади, стоят толпы людей. Но едва ли не больше всего народа как и стражников, смотрителей порядка на пострИжинах5, собралось на самой площади, ближе к центру торжества.
Похоже, народ точно знал, может, почувствовал, что вот-вот начнётся свято: притихли и гости, и горожане, смотрят в ту сторону, откуда должен появиться Отрок6. Двери в терем распахнуты настежь, величальницы возле порога уже, а это верный признак: сейчас – появиться кнЯжичу7. И предчувсивие не обмануло тиверцев8. Первыми вышли на люди князь Волот и княгиня Малка, сразу за ними княжич БогдАнко в паре со своей наречёной9 ЗорИной Вепровой, следом правились, взявшись за руки, меньшие сёстры БогданкА, княжёны Злата и Миланка. И такие же гожие и пригожие все, такие праздничные и нарядные, что непривычному к роскоши поселЯнину12,особенно с далёких окраин, ничего и не оставалось, как удивлённо воскликнуть про себя и затаить дух. Князь и кнЯжич были в одинакового цвета светлосиних кОботах13, щедро расшитых по полам и подолам14, на ногах у них червлёные15 чедЫги16. По тому же порядку и княгиня, и наречённая БогданкА – в белых, заморской ткани тунИках17, а поверх туниИк на них нежно-розовые, словно распустившиеся поутру бутоны троЯнды18, корзнА19. Юные княжны Злата и Миланка, дрОбненькие20, одна другой меньше, одеты в почти столь же роскошные, хоть и другого цвета одежды, Волосы каждой из женщин покрывала самИтовая21 шапка с меховым окОлышем22.
Князь и княжич, простоволосые23, шествовали, словно облитые солнцем. По обычаю князю-отцу предстояло исполнить посвящение сына в мужИ24, поэтому княжичу надлежало предстать перед народом таким, каким знали его все двенадцать лет – с непокрытыми, нетронутыми до сегодняшнего дня кудрями. А они же… Боже СварОже25! Они такие шелковисто-мягкие, буйные, золотистые в этот погожий день, что жаль и прикасаться к ним.
Пара за парой, как вышли из тЕрема так и шли, чинно(26), к площади – будто внушительным, спокойно-величавым шествием, приличествующим древнему обычаю, показывали всем собравшимся кровное, нерушимое единение рода. Воля и сила угадывались за этой сплочённостью.
Величальницы знали, когда начать. Их первая песня – княгине. Ей, матери, первое величание.
Слава тебе, слава, пречистая матерь!
Дала князю сына, нам – надежду злату.
Нам надежду злату, радость всего света.
Будь здорова , жена, премногие лета.
Они так же при соединились к шествию, следовавшему на площадь, где ожидали своего княжича тиверцы, где приготовлены для обряда княжеский стол и величальные венки, где истомился в ожидании будущего хозяина заранее осёдланный конь. При коне был готов и дядька(27), среднего роста, но могучий в плечах муж, при оружии и ратном облачении(28). На самой площади, хотя она и запружена тиверцами, место у стола князя оставалось свободным.
…А князь тем временем оборачивается к княгине и, кланяясь, говорит ей:
- Позволь, мать, взять у тебя дитя.
Каково будет повеление Малки? Все ждут. А она клонит долу(29) голову, молчит.
- Твоя воля, княже, - произносит она наконец и вздыхает. – Отдаю сына тебе и благославляю! В добрый час! Счастливой дороги тебе, сынок.
Княгиня была уже не в силах сдерживаться, дала волю слезам. Князь не обращал на них внимания. Взял в руки ножницы, примерился, отхватил несколько локонов. Потом ещё и ещё. И казался он таким решительным, непреклонно-твёрдым, будто не знал, не ведал, что постригает собственного, притом единственного сына, будто всё равно ему было, что сын пойдёт сегодня на чужие руки и больше никогда уже не знать ему материнской ласки, не надеяться больше, что кто-то из родных или близких пожалеет его, защитит от обидчика. Едва ли не так и было: князь радовался, что забирает сына от матери, радовался, что пришла пора и посылает он княжича в достойную науку – острить разум и сердце(30) на святое дело, стать мужем ратным(31), познать мудрость, чтобы стать по зрелости опорой земли и народа. Потому и твёрд, потому и не обращает внимания на женские слёзы. Если б князь обращал на них внимание, кто бы берёг землю и народ тиверский от чужеземца-супостата(32)? Ей-богу, в чужеземном ярмЕ(33) ходили бы.
Понимала ли это княгиня Малка? Должна понять. И она, похоже, справилась с собой или кончились последние слёзы – княгиня вытерла лицо, подошла к наречёной БогдАнко.
- Как только князь кончит пострИжены, подойдёшь, дИтятко, возьмёшь этот венок, увенчаешь им кнЯжича. Знаешь, что нужно сказать при этом?
- А то!
- Ну и ладно. А щит меч ему поднесёт другая девочка, из простых людей.
- А где она?
- И в самом деле, где? – обернулась княгиня к окружавшей её чЕляди(34).
- Пошли за ней, должно быть сейчас. Это уж самая достойная…
…То была Миловидка из ВЫпала. ВЫпальские парни и девчата уговаривали её, утешали: «Не бойся, никому не дадим в обиду, а надо – так и торговый люд позовём!»
…Издали ещё отличила среди других девчат юную избранницу с ВЫпала и княгиня.
-Здравствуй, красавица, - подошла она и, как бы успокаивая, коснулась руки Миловиды.
- Поздравь кнЯжича с Отрочеством(35), вручи ему бронЮ(36) от народа тиверского. И пусть слово твоё будет щедрым на добро, красным(37) да радостным, как и ты сама.
ЗорИна Ветрова уже стояла возле венка, поджидая её, простолюдИнку, и как тронулись, предупредила: «Я первая поздравляю!». Когда же до дела дошло, запнулась вдруг, словно язык проглотила, молчит. Тут только Миловида и увидела, какой кнЯжич ещё ребёнок и, сама не зная как, решилась выручить напарницу. И откуда только смелость взялась!
- КнЯжич, пусть любовь матери хранит тебя от всех напАстей и бед, - выпалила она одним духом. – Пусть завЕтом(38) тебе станут отцовы мудрость, храбрость мужество. Будь ласков со своим народом, будь справедлив, как отец, и твёрд с теми, кто посягАет(37) на нашу волю и наши обычаи.
Миловида дождалась, пока ЗорИна, так и не произнесшая ни слова, увенчает кнЯжича венком и только потом приблизилась к нему сама, опоясала кнЯжича мечом(39), из рук в руки передала ему и щит и шлем. Она не знала, как восприняли её слова князь и княгиня, народ, она просто не думала об этом. Но, должно быть, наИтие(40) подсказало ей, что всё, что она делает – она делает правильно, и непонятное смущение, волнение, робость охватили её лишь тогда, когда вновь дружно и голосисто запели величальницы.
Дядька подвёл кнЯжичу коня, помог ему сесть в седло. И это значило, что отныне уже не мать с отцом, а он будет Отроку учителем обычаев и законов рода, он будет наставлять кнЯжича рАтному делу и житейской мудрости.
Пояснения:
1 – соборная площадь – место сбора народа для важных сообщений.
2 – детИнец – внутренняя городская крепость.
3 – пОприще – мера длины, равная примерно 20км; треть пОприща – 7км;
на местах поединков пОприще равно 115 шагам.
4 – величальная – хвалебная, приветственная песня.
5 – пострИжены - обычай пострижения волос мальчика княжеского или
боярского рода.
6 – Отрок – мальчик-подросток.
7 – кнЯжич – сын князя.
8 – тИверцы - славянское племя, народ.
9 – наречёная – названная невестой, невеста.
10 – княжнА – дочь князя.
11 – гОжие, да пригОжие – хорошие, красивые.
12 – поселЯнин - житель поселения.
13 – кОбот – верхняя мужская одежда.
14 – подОл – нижний край женской одежды.
15 – червлёный – тёмно-красный.
16 – чедЫги – род сапог, сапоги.
17 – тунИка – род длинной рубахи
18 – троЯнда – роза.
19 – корзнО – плащ знатных людей в Древней Руси.
20 – дрОбненькие – мелкие, маленькие.
21 – аксамИт, самИт – дорогая ткань.
22 – окОлыш – часть головного убора.
23 – простоволосые – с непокрытой головой.
24 – посвящение в мужИ – посвящение в совершеннолетие.
25 – СварОг – главный славянский бог.
26 – чИнно – в соответствии с правилами.
27 – дядька – в Древней Руси – воспитатель, учитель.
28 – рАтное облачение – воинские доспехи.
29 – дОлу – вниз.
30 – острить разум и сердце – обучаться.
31 – рАтный муж – воин.
32 – супостАт – враг.
33 – ярмО – деревянный хомут для рабочего скота; здесь – в значении плена,
рабства.
34 – чЕлядь – прислуга.
35 – Отрочество – возраст перед совершнннолетием.
36 – бронЯ – оружие.
37 – красный – красивый.
38 – завЕт – правило, завещание.
39 – опоясать мечом – закрепить на одежде пояс с мечом.
40 – наИтие – неожиданная мысль, догадка.
Ребята! Вы прочли отрывок из повести «Синеокая Тиверь» украинского писателя Дмитрия Мищенко.
Попробуйте ответить на вопросы:
1. Почему плакала княгиня Малка?
2. Найдите в тексте выражение «пойти на чужие руки» (когда князь
стрижёт БогданкА). Как вы понимаете смысл этого выражения?
3. Почему княжича отдавали «на чужие руки»? Найдите ответ в беседе папы с Таней.
День второй
Целый день семья была «на даче». Пропалывала сорняки, поливала ягоды и помидоры. Это Таня поливала. А Серёжа полол тяпкой, как взрослый, помогал маме. Папа работал столярным инструментом: что-то пилил, строгал, сбивал.
Затем мама приготовила обед. А когда семья пообедала, Таня сказала:
- А теперь папа будет рассказывать
- Нет, - возразил папа. – А книжку тебе почитает Серёжа.
- Да?! Ей и клубнику, ей и книжку читай, и всё самое вкусненькое…
- А я – маленькая, поэтому, - объяснила такое к ней отношение Таня. – Вот когда ты будешь…
Таня запнулась, подумала…
- Маленьким я никогда не буду, - обиделся Серёжа.
- Не ссорьтесь, - сказала мама. – Таня поможет мне убрать со стола, а ты, Серёжа, приготовь книжку. Отец, ты не забыл её?
Папа вытащил из сумки книжку в красивом твёрдом переплёте и подал Серёже.
- Тебе уже десятый год, а некоторые князья на Руси в десять лет уже женились. Так что, жених, будь мужчиной и не хнычь!
- А девочки когда женились? – живо поинтересовалась Таня. - Тоже в десять лет?
- Ты, невеста без места, ещё из детского сада не вышла, - строго сказала мама. – Это во-первых. А во-вторых: девочки не женятся, а замуж выходят.
- А в-третьих, - подхватил папа, - Серёга, - читай!
- Пап, расскажи, как женились князья, - попросила Таня
- Вечером, - ответил папа и вышел.
…Дома папа сдержал своё обещание и вечером продолжил свой рассказ о жизни княжеских и боярских детей.
В далёкую седую старину, на Руси было много князей. Они жили в разных городах. А главный князь находился со своей боевой дружиной и боярами в главном городе Древней Руси – Киеве. Киев назывался стОльным городом, т. е. столицей, а главный князь – великим князем. Князей было много, а бояр ещё больше, потому что у каждого князя было около десяти, а то и больше, бояр-помощников.
Любимым занятием князей и бояр была охота. Охотились на зверей и птиц.
Сына князя, княжича, всегда брали с собой на охоту под присмотром дядьки-воспитателя. Молодой князь должен был научиться всему, что умел его отец: воевать, охотиться, управлять государством, устраивать игры.
Боярские дети, пока не стали воинами и были отроками, прислуживали старшим на пирах. Это считалось важным и почётным делом. Игры и состязания боярские дети устраивали разные: метание копья, попадание стрелой в цель, скачки на конях. В эти игры не допускались дети челяди, слуг. И сами боярские дети не играли с детьми слуг. Это запрещалось. Но были случаи и непослушания.
В одной боярской семье умер отец, глава семьи. Старшей в семье осталась мать, так как сын был ещё мал, чтобы стать главой семьи. Мальчику нравилось ходить работать в поле вместе с рабами и слугами. Ему всё нравилось: горячее солнце, тёплая земля, запахи трав, цветы. Мать запретила ему ходить работать с рабами. «Это позор тебе и нашему боярскому роду» - сказала она.
Сын не послушался мать и продолжал делать то, что ему нравилось. Мать его наказывала, била и тогда сын ушёл из дома со странствующими богомольцами. На третий день мать догнала его, схватила за волосы, бросила на землю и стала бить ногами. Затем приказала слугам связать сына, как злодея, и привезла его домой. Заковала ноги в кандалы и несколько дней не кормила. Сын потом всё равно сбежал от матери с караваном купцов.
Другой боярин-отец наказал сына за то, что тот ушёл в монастырь. Отец разгневался, прибыл в монастырь, вЫволок его оттуда, содрал с него монастырскую одежду и вновь одел в светлую боярскую одежду. Сын снял боярскую одежду, его опять одели, сын снова скинул. И так много раз, пока отец не связал его и отвёз домой.
Очень жестоко наказывали своих детей родители за непослушание. Отца или старших нужно было слушать беспрекословно.
- Вот видишь, - сказала Таня Серёже, который тоже внимательно слушал рассказ отца. – Папа сказал тебе, чтобы ты читал мне книгу, а ты не хотел. Но папа тебя не наказал.
- Младших обижать нельзя, - пояснил папа. – А дети для отца и матери – всегда младшие. Но младшие, то есть – дети, должны почитать родителей, то есть – уважать. А почему?
- Потому что они – папа и мама. Потому что они родили нас, - сразу ответила Таня.
- Та-то оно так, но не совсем так, - непонятно сказал папа. – Дело в том, что родители и вообще все старшие сильнее детей и могут защитить их от беды. А кроме того: взрослые больше, чем дети, знают о жизни и могут их научить чему-то важному и хорошему. Поэтому в древности уважали и почитали старших: родителей и стариков.
- А почему же били детей, если их нельзя обижать, - спросил Серёжа.
- Так наказывали за серьёзное, сильное непослушание родителей. Взрослые рассказывали детям, как надо жить, что делать, чтобы самим не погибнуть, не погубить родителей и не опозорить свой род. И вот если дети не делали так как им говорили старшие, то младших наказывали за непослушание. Считалось, что дети должны бояться наказания отца и бога.
- Значит, мама, которая била своего сына, не любила его, - решила Таня.
- Я так не думаю, - сказал папа. - Вот подрастёшь, мы и поговорим об этом.
Чтобы дети и родители знали и умели ладить друг с другом великий князь Киевский Владимир Мономах написал «Поучение детям». В этой книге он делится своим жизненным опытом и мыслями о воспитании о воспитании детей.
Папа взял с полки книгу, открыл страницу, где была закладка и прочитал: «Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев… Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь: как отец мой, дома сидя, знал пять языков, от того и честь от других стран. Ленность ведь всему плохому мать: что кто умеет, то забудет, а что не умеет, тому не научится.
Куда бы вы ни держали путь по своим землям, не давайте отрокам причинять вреда ни своим, ни чужим, ни сёлам, ни посевам, чтобы не стали проклинать вас. Куда же вы пойдёте и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришёл, простолюдин ли или знатный посол…»
-Я буду учиться, - сказала Таня.
- Конечно, будешь, - сказал папа. – В сентябре пойдёшь в первый класс. Научишься хорошо читать и сама будешь читать книжки.
- А Серёжа уже умеет читать, но тоже будет учиться, - добавила Таня.
- Да, в третьем классе, - с гордостью подтвердил Серёжа.
- И сколько нового узнаешь, новых книг прочтёшь. – Папа закрыл книгу. – А в книгах – вся мудрость и все знания людей. Пока люди не придумали книг, знания передавались устно, то есть в беседе, в разговоре.
- Ты нам сей час передаёшь знания? – спросила Таня.
- Да. Знания ещё передавались при обучении чему-нибудь: как ездить на коне? как стрелять из лука? Знания передавались детям и внукам от отцов и дедов. Старшие рассказывали, младшие запоминали. А когда появились книги, люди стали записывать знания, чтобы с этими знаниями познакомилось больше людей.
Папа встал, подошёл к полке с книгами.
- Я вам сейчас покажу книгу, к которой собраны многие знания наших предков о жизни.
Он достал с полки большую красивую книгу.
-Вот. Называется «Домострой».
- Это – как строить дом? – спросил Серёжа.
- Можно и так сказать. Как строить дом, как жить в этом доме, как вести домашнее хозяйство, готовить пищу, воспитывать детей. Вот послушайте: «А пошлёт бог кому детей, сыновей и дочерей, то заботиться отцу и матери о чАдах своих».
Папа посмотрел на ребят:
- Понятно?
- Да…, - неуверенно ответил Серёжа.
- ЧАдами называли детей и родители обязаны были, - папа заглянул в книгу,- «обеспечить их и воспитать в доброй науке: учить страху божию и вежливости, и всякому порядку. А со временем, смотря по возрасту и по детям, учить их рукоделию: отец – сыновей, а мать – дочерей, кто чего достоин, какие бог кому способности даст».
- А бить? – спросил Серёжа.
- Что, бить? – не понял папа.
- Не написано: можно или нет?
- А, вот ты о чём. Написано. Слушайте. Отец и мать должны любить и хранить детей и – внимание! – «страхом спасать, наказывая и поучая, а не то, разобравшись и поколотить»
Серёжа заглянул в книгу, зашевелил губами:
- «…Поколотить… И не жалей младенца биЯ…
- …не умрёт, но здоровее будет», - подхватил папа, - «ибо ты, казня тело, душу его избавляешь от смерти».
- Вот это да! – выдохнул Серёжа.
- «Наказывай детей в юности – в старости они упокоят тебя» Вот видите: наказание битьём считалось нормальным. Поэтому ни боярыню-мать, ни отца-боярина люди не осуждали за то, что они били своих сыновей. Здесь есть и наставление о том, «как воспитывать дочерей и как с придАным замуж выдать».
- Папа, а что такое «придАное»? – поинтересовалась Таня.
- Когда девушка выходила замуж, родители давали ей одежду, вещи, даже домашних животных. При ней давали, вместе с нею. Поэтому называлось «придАное».
- Читай, пап, - сказала Таня.
Папа нашёл нужную страницу:
- «Если дочь у кого родится, благоразумный отец, который торговлей кормится, или в деревне пашет, такой от всякой прибыли откладывает на дочь: или животИнку растят ей с приплодом…» Про «животИнку» понятно?
- Нет, - сказала Таня.
- Это домашнее животное: свинка, коровка, овца. Так вот: «животИнку…, или из доли её, что там бог пошлёт, купят полотна и холстов, и куски ткани – и все эти годы ей в особый сундук кладут… И только замуж сговорят – отец и мать могут не печалиться: всего у них вволю, в веселии и в радости. Ежели же отец и мать незапасливы, то кинутся покупать всё и впадут в печаль от свадьбы такой: ведь купить всё сразу – дорого».
Папа закрыл книгу. Дети молчали. Потом Таня встала с дивана, порылась в своих игрушках и принесла старую шкатулку.
- Вот, сундук для меня.
- Зачем – для тебя? – удивился папа.
- Для приданого, - рассмеялся Серёжа.
Папе тоже стало весело, только Таня даже не улыбнулась.
_ Там, - она показала на книгу, - написано: как родится дочь, откладывать для неё, а то дорого будет.
Теперь смеялись все и мама тоже, потому что слышала ответ Тани Только Таня не смеялась. Она заплакала. И мама стала успокаивать её.
- Папа обещал рассказать,- сказала Таня, успокоившись, - как женились князья. – И добавила: – И княгИни.
- Вот хитрУля! – восхищённо воскликнул папа. – А может в другой раз: сегодня я и так много вам рассказал. И Серёжа читал.
- Нет, - сказала Таня, - сегодня.
Папа вздохнул. Мама улыбнулась.
- Хорошо, - сказал папа. – Уговорили. Ещё минут десять. А то тебе пора готовиться ко сну, а Серёжа будет проситься погулять.
- Да, - согласился Серёжа. – Буду.
- Как звали кнЯжича, отрока из книги «Синеокая ТИверь»? – спросил папа.
- БогдАнко, - ответил Серёжа.
- А его наречёную?
- ЗорИна.
- А сколько лет было БогдАнку?
- Двенадцать.
- Ему двенадцать лет, а у него уже есть девочка, названная его невестой. Церковь не запрещала жениться и выходить замуж и в одиннадцать и в десять лет. И даже – в восемь. Князю Святославу Игоревичу было десять лет, когда он женился в 1181 году. Княгине Верхуславе было восемь лет, когда она в 1187 году вышла замуж за четырнадцатилетнего Ростислава. Верхуслава оставила о себе память, как выдающаяся женщина, имевшая важное влияние на государственные дела.
Папа встал, потянулся:
- Всё, княгиня Татьяна! На сегодня – всё. Завтра я буду занят и не смогу, наверное, вам ещё рассказать о княжеских детях. Поэтому ты, Серёжа, прочитай, пожалуйста, вслух для Тани, ну, и для себя, главу шестую второй части романа Дмитрия Мищенко «Синеокая ТИверь». Я закладку здесь оставил.
- А о чём там? – спросил Серёжа.
- Вы снова встретитесь с БогдАнком, узнаете, как дядька-воспитатель обучал его военному искусству. А если будет время и захочется, то прочтите отрывок из пятой главы повести русского писателя Даниила Мордовцева «За чьи грехи?». Смотри, Серёжа, вот эта книга. Договорились? Прекрасно. А теперь – кто куда: спать, гулять…
Ребята! Из рассказа папы вы немного узнали о том, как жили наши предки в старину и как воспитывали своих детей. Ответьте, пожалуйста на вопросы:
1. Как вы понимаете выражение «седая старина»?
2. Почему дети должны были чтить и уважать родителей, стариков и
старших?
3. Понятно ли вам выражение:«ЛЕнность всему плохому мать»?
4. Объясните слова Владимира Мономаха: «Куда бы вы ни держали путь
по своим землям, не давайте отрокам причинять вреда ни своим, ни
чужим, ни сёлам, ни посевам».
5. В книге «Домострой» написано: «А пошлёт бог кому детей…».
Объясните, как вы понимаете эти слова.
6. Как вы понимаете слова:»Любить и хранить детей»? И – «Казня его
тело, душу его избавляете от смерти»?
7.Назовите слова и выражения, смысл которых в тексте вам непонятен?
День третий
На другой день, когда Серёжа открыл книгу на папиной закладке, то увидел записку от отца: «Серёжа! Прежде, чем читать о БогдАнке, прочти «Предание об Обрах». Далее крупным чётким почерком было написано:
«Предание об Обрах
В те же времена были и Обры. Эти Обры воевали против славян и покорили дулЕбов также славян. И творили Обры много зла жёнам дулЕбским: если поедет куда Обрин, то не давал запрячь коня или волА, но велел впрячь трёх, четырёх или пятерых жён».
(Серёжа, слово «жена» здесь означает – «женщина»; значит впрягали пятерых женщин.)
«Впрягали в телегу и везли его – Обрина. И так мучили дулЕбов. Были же эти Обры велики телом и умом горды (высокомерны, значит), и бог истребил их, и умерли все, и не осталось ни одного Обрина, и есть поговорка на Руси до сего дня: «Погибли, как Обры».
А теперь, Серёжа, читай «Синеокую ТИверь».
Д. Мищенко «Синеокая ТИверь»
Уже немало времени скачут всадники вдоль ДнестрА и не замечают, как припекает солнце. Дальний и трудный путь утомил их. Дядька и раньше был неумолим: с утра до вечера мордовАл(1) Отроков, обучая стрелять из лука, умению соскакивать на бегу с коня и садиться на него (с седлом и без седла); показывал, как удержаться под животом у осёдланного и испуганного коня, когда тот мчится полем во всю прыть. А теперь, когда появились слухи об Обрах(2), и вовсе стал неумолим. Ничем ему не угодишь. Сказал, что не пустит к отцу-матери, и никого не отпускает; сказал – пойдём в понизовье(3), поживёте в шалашАх(4), как воины в походе – и пошли. Идут, идут берегом, а куда, как далеко, никто не знает.
- Вон там, может, и станем табором(5), - остановился , наконец, дядька и показал на поляну, открывшуюся вдоль берега.
- В такой пустыне? – усомнился кто-то из Отроков.
- Это ещё не пустыня. Видишь, - дядька показал вдаль, - лОдии стоят у берега. А если есть лОдьи, значит поблизости есть и жильё.
Паставили под гАем(6) шалашИ: один – для дядьки, два – для себя, разложили костёр. Начали варить еду – обнаружили, что забыли соль.
- Хорошие же из вас вояки будут, - упрекнул Отроков дядька. – Ладно, пусть кто-нибудь варит, а другие поищут жильё и добудут соли.
На поиски вызвался идти БогдАнко, а с ним ещё двое Отроков:
- Нельзя одному в лесу плутАть(7).
Сначала пошли к лОдьям: оттуда должна быть тропа к жилью. Тропа и на самом деле там отыскалась, повела к лесу, однако, сколько ни шли по лесу, а к жилью не вышли.
- Неужели сбились с пути? – засомневался БогдАнко. – Может, не заметили, как стёжка отвернула в сторону?
Думали, думали – и вернулись-таки назад. Несолоно хлебавши(8).
Перед ночью дядька, как будто бы ничего не случилось, подозвал кнЯжича и ЖалЕйко.
- Даю каждому из вас по шесть Отроков и назначаю старшими. Ты, ЖалЕйко со своими Отроками будешь охранять наш тАбор, а ты, кнЯжич, смотри за лОдиями у берега.
БогдАнко удивился:
- А чего нам эти лОдии? Чего их караулить?
- Дело не в лОдиях. Нужны те, кто оставил их тут. Очень может быть, что это – тАти(9) и что возвратятся они с тем, за чем сюда прибыли. Будь внимателен,кнЯжич. ТатьбА(10) разная бывает и тАти тоже разные. Дело важное, поэтому и поручаю тебе.
- Надо задержать их, если появятся?
- Задержи, если сможешь. А будут сопротивляться, действуй, как положено воинам: ловко, беспощадно, стремительно.
БогдАнко старался скрыть радость и тревогу, охвативших его в предощущении серьёзного дела. Его настроение передалось и Отрокам, которые пошли с ним. Они волновались, тщательно выбирая засаду, гадали, что же это за тАти, куда пошли и с чем возвратятся?
- Узнаем, если не провороним, - остепенил их БогдАнко. – А вот, чтобы взять их, если придётся брать, одной засадой не обойдёшься.
- Думаешь, их много будет?
- А что тут думать? ЛОдий две, в каждой – по четыре весла, значит тАтей не меньше восьми, если не больше.
- А если их больше?
- Хоть и больше, а надо как-то нам справиться.
- Сказал бы дядька зАсветло, так припрятали бы вёсла! Не с собой же они их взяли. Может, поищем?
- Ночью? Нет. Сделаем лучше по-другому: перетащим лОдьи на другое место.
- А что это нам даст?
- Когда тАти пойдут искать лОдьи, то разобьются на две группы: вверх и вниз по реке. А нам того и надо.
- Твоя правда, - согласились Отроки.
- Вяжите верёвки ближе к уклЮчинам(11), - велел БогдАнко, - Потянем лОдии против течения. Вверх по реке они вряд ли примутся искать.
…Было уже зАполночь.
- Ладно, спите, - разрешил кнЯжич, - а мы с БОртником понаблюдаем.
И наблюдали. Откуда им молодым и доверчивым, было знать, что те, кого ждут – выдумка старого воина. Услышав, как они говорили: «Жилья человеческого нет поблизости», усмехнулся дядька: «Плохо же вы искали, отрочАта. А если так, то подброшу вам на ночь забот».
…Вдруг послышался подозрительный шорох, а затем чьи-то шаги.
- ТАти! Буди всех – шепнул БогдАнко.
Их было шестеро: два впереди, приглядывались, отыскивая приметное место, за ними четверо несли что-то на носилках. В темноте было не разобрать, что именно, да и не это интересовало Отроков. Им важно было знать, что будут делать тАти, не найдя оставленных здесь лодий.
«Уличи(12), - определил по говору БогдАнко. – Зачем же пришли на нашу сторону? Что у них на носилках?»
Как он предполагал, так и случилось: двое пошли на поиски лОдий вниз по течению, двое – вверх, а двое остались с ношей. БогдАнко поманил Бортника, шепнул тихо: бери троих и заходи оттуда – показал рукой – а я с остальными зайду с этой стороны. Следи за тАтями, но нападём на них вместе, когда сблизимся..
Обошли и подкрались бесшумно. Собрались уже кинуться на супостАтов, как под вербой послышался то ли стон, то ли сдавленный крик. Те, кто следил за ношей, повернулись и один сказал с издёвкой:
- Чего тебе, девка? Помощь зовёшь? Зря: тут тебя никто не услышит. Терпи, скоро будешь там, где надо.
Тиверцы всё поняли. С двух сторон они обрушились на тАтей, наставили на них мечи.
- Ни с места!
У тех и челюсть отвисла. Не успели сообразить, что к чему, как были уже без мечей.
- Кто тут? – БогдАнко подошёл к носилкам.
Тати, угнувшись, молчали.
БогдАнко наклонился, вызволил пленницу из корзнА, вытащил кляп, которым забили ей рот.
- БогдАнко!! – услышал он с болью и испугом.
Он не поверил своим ушам:
- ЗорИнка, ты?!
Где развязывал, а где рвал на ней путы. Спешил, словно чувствовал, что через минуту будет поздно: вот-вот вернутся ушедшие за лодьями и он может опять потерять свою лАду(13), счастье своё, дороже которого нет у него ничего на свете.
- Бортник! – сказал он наконец. – Оставайся здесь и не прозевай тех, что вернутся. Я отведу пленных в лагерь и вернусь с подмогой.
Пояснения
1 - мордовАть – заставлять делать что-либо через силу.
2 - Обры – название племени.
3 - понизОвье – название местности по нижнему течению реки.
4 - шалАш - временное укрытие от непогоды, построенное из
жердей и веток в форме крыши.
5 - тАбор – лагерь, место стоянки.
6 - лОдия(лОдья) – лодка
7 - гай – лес
8 - плутАть – блуждать, не знать куда идти
9 - несолоно хлебавши – попусту, напрасно, зря
10 - тать - разбойник, вор
11 - татьбА – разбой, воровство
12 - уклЮчина – крепление для весла лодки
13 - Уличи – племя, народ
14 - лАда – любимая
1. Ребята! Когда мы говорим: «Этот человек добрый», то что мы имеем
ввиду? Почему мы так говорим?
2. Почему мы говорим: «Злой человек?»
3. Называя человека добрым или злым, смелым или трусливым, мы
говорим о главных чертах характера человека. Назовите главные
черты характера княжича Богданка?
4. Зачем дядька воспитывал в отроках такие черты, как смелость,
отвага, выносливость, наблюдательность?
5. Прочтите или перескажите те эпизоды (места в тексте), где
проявляются эти черты характера.
6. Какими хотели бы быть вы? Какие черты характера хоте ли бы в
себе воспитывать? Почему?
Ребята!
Вместе с Серёжей и Таней прочтите отрывок («отрывок» - означает «часть») из повести русского писателя Алексея Югова «Даниил Галицкий». Обратите внимание на то, чему и как обучались княжеские дети.
А. К. Югов «Даниил Галицкий»
( отрывок из 5 части)
Близился подобный же страшный час и для княжны ДубрАвки: ей исполнилось двенадцать лет! А старше четырнадцати-пятнадцати лет княжОн редко вы давали замуж: это было пределом! Но пока княжна АглАя-Дубравка была ещё свободна от державной науки. Меж тем как старшим Даниловичам – Роману и Льву – не только разрешалось, но и прямо предписывалось присутствовать на советах отца-государя, хотя ещё и безмолвно. Да и в прочих мужских науках братья во многом брали верх над сестрою.
Ещё совсем недавно Дубравка могла спросить кого-либо из старших:
- А правда, что ангелы на ночь с солнышка корону снимают?
И ей заплакать хотелось, когда она узнавала, что нет – не снимают!
Между тем Мстислав – озорнИк(1) и ленивец – успел просветиться и кичИлся(2) переднею, что знает устройство вселенной(3):
- Никакого ангела с короною нет! Назначен каждому светилу(4) свой круг: есть круг Луны, Солнца…- семь кругов! Духи служебные(5), незрИмые(6) для смЕртного(7) ока, приставлены ко всем тем семи кругам и толкают круги руками. Когда они устанут толкать или повелено будет им перестать, тогда светИла падут на землю, а небо совьётся, как свИток(8)!...
И разве знала Дубравка, как знали они, кнЯжичи, отчего бывает гроза?
- Ну, а отчего же? – из гордости сдерживая слёзы горечи и обиды, спрашивала сестра.
И торжествующий Мстислав почти без запинки отвечал, точь-в-точь как повествовал(9) им на уроках митрополИт(10) Кирилл.
- Гроза бывает от того, что дух служебный раздирает облако с шумом. И от того скрежет и гром, и оттворяется(11) путь водам небесным.
КнЯжичи доподлинно узнали от митрополита, отчего бывает ночь, отчего – день.
- Когда солнце уйдёт от нас под землю – тогда у нас наступает ночь. А там, под землёй – день.
КнЯжич Мстислав, бойкий и нетерпеливый, спросил у митрополИта:
- А там, на той стороне земли, тоже живёт кто-нибудь?
МитрополИт рассмеялся.
- Глупый, - не по злому укорИл(12) он мальчика. – Никто! А то бы попадали: они же вниз головой!..
Узнали кнЯжичи от митрополИта, что все животные вышли(13) из воды: и рыбы, и киты, и птицы.
Многое узнали они и о человеке, и всё, что узнали, заканчивалось величественной и ясной формулой:
- Человек – это микрокОсмос(14) – вдохновенно говорил им митрополИт. – Плоть(15) человеческая – от земли, кровь – от росы и солнца, глаза – от бездны морской, кости – от камня, жилы и волосы человека – от травы земной!..
Однако и у Дубравки, кроме преобладания её над братьями в языках, было и другое умение, которым не обладали братья: это было шитьё золотом, шелкАми и жемчугом, а так же плетение кружев. Чудесные тканные, плетёные, низанные и крупным жемчугом, и мелкими зелёными пЕрлами(16) выходили изделия из-под её ребяческих рук!
Пояснения
1 - озорнИк – шалун
2 - кичИлся – хвастался
3 - вселЕнная – весь мир земли и космоса
4 - каждому светИлу – каждой планете, каждой звезде.
5 - дУхи служебные – слуги бога, работники его.
6 - незрИмые – невидимые.
7 - смертное Око – глаз человека или животного; а так как человек со
временем умирает, то вместе с ним отмирают и его глаза.
8 - свИток – свёрнутый в трубку материал, на котором написан текст.
9 - повествовАл – рассказывал.
10 - митрополИт – высшее духовное (церковное) звание на Руси.
11 - « и отворяется путь водам» - то есть – открывается «путь водам»
небесным и она в виде дождя устремляется на землю.
12 - упрекнУл – высказал неудовольствие, неодОбрил
13 - вышли из воды – то есть, сначала появились в воде: в океане, в море.
14 - микрокосмос – бесконечность в чём-то малом; например: человек по
отношению ко вселенной – очень малая величина, но и человека
можно изучать бесконечно.
15 - плоть – мышцы человека, тело.
16 - пЕрлы – мелкие жемчужины.
1. Ребята! Как вы думаете, почему княжеских детей обучал
митрополИт, а не кто-то другой?
2. Почему Дубравка не получала те же знания, что и её братья?
3. Ребята! Вы со всеми объяснениями митрополИта согласны? Или нет?
Почему?
День четвёртый
Папа сказал, что с сегодняшнего дня он «пошёл в отпуск». И снова в доме праздник. Накупили-и-и…всего!
Мамы нет: она не в отпуске, а потому – на работе. Остальные члены семьи тоже заняты делом. Дома. Папа с Серёжей чистят картошку. Таня кормит попугая Сяву. У папы хорошее настроение и он даже напевает.
- Мы – не бояре. Зато у нас есть попугай, - неожиданно говорит Таня.
- Сява хор-р-роший, Сява хор-р-роший, - хвалит себя попугай.
- Хороший, хороший. Хвастун.
Папа плюхнул последнюю очищенную картофелину в кастрюлю с водой и обрызгал Серёжу.
- Ну, па! – возмутился Серёжа. – Осторожней!
- Ты моешь и режешь картошку, я – готовлю салат! - Хорошее настроение папы не исчезало. – Мы – не бояре, они – не мы! Но у них тоже были попугаи. В пятнадцатом веке иностранные послы стали дарить их русским князьям и боярам. В княжеских хоромах и палатах уже были клетки с птицами. С русскими птицами: соловьями, синицами, снегирями, щеглами. Своим пением они развлекали детей.
- Сява хор-р-роший, Сява хор-р-роший, - обиделся попугай.
- Хороший-то ты хороший, да петь не умеешь, - сказал папа. - Да и стоил дорого.
- Сколько? – поинтересовался Серёжа.
- Дороже, чем несколько коров.
- Ничего себе! – поразился Серёжа.
Таня закончила кормление попугая и сидела слушала отца.
- Татьяна! – Папа всегда называл так Таню, когда был в хорошем расположении духа. – Татьяна! Вот тебе огурец: попробуй справиться с ним, порежь на салат.
- Я устала, - схитрила Таня. – И не умею.
- Учись. Ты же – «маленькая хозяйка большого дома»: мамы ведь нет. Такова женская доля во все времена: домашнее хозяйство и дети.
- Бояре огурцы не резали: у них были слуги.
- Слуги-то были, но бояре и сами должны были всё уметь делать.
- Зачем?
- Чтобы можно было проверить чЕлядь: правильно или нет сделали. Владимир Мономах, великий князь Киевский, о «Поучении» которого я вам рассказывал, всё делал сам, не полагаясь на своих помощников и слуг. И всё, что нужно было делать отроку, тоже делал сам: и на поле брани, и на охоте. А как бы он мог делать сам, если бы не умел? Так что, режь огурцы, а я лук.
Таня взяла огурец, нож и, вздохнув, принялась за дело.
- Ты всё рассказываешь о мальчишках-боярах, а о девчонках – нет. И рассказы, которые читал Серёжа – тоже о мальчишках.
- А княжна Дубравка разве не девочка? – запротестовал Серёжа.
- А как они жили, когда были маленькими? Девочки?
- Я вам рассказывал о девочках, - плача от лука, возразил папа. – А то, что все рассказы о мальчиках… так это… - Папа вытер слёзы. – Потому что мальчики вырастут и станут защитниками своего народа и своей земли. А девочки – нет. Считалось, что от девочек – одни убытки: и защищать их, и кормить, и готовить приданное, которое нужно будет отдать.
- Вот так! – гордо сказал Серёжа и закрыл крышкой сковороду с нарезанной картошкой.
- Но так было раньше, - успокоил Таню папа. – А сейчас – не так. И мы с мамой любим тебя и Серёжу одинаково. Вы нам оба дОроги. Салат готов. Подождём картошку или начнём есть?
- Подождём, - сказал Серёжа.
- Начнём, - сказала Таня.
- Давайте дождёмся картошечку, а я вам кое-что почитаю, - решил папа.
- Ура! – согласилась Таня.
…Картошка шипела и шкворчала, салат томился в салатнице, ребята слушали, а папа читал.
- «И нашли их хозАры, сидящими на горах этих, в лесах и сказали: «Платите нам дань». ПолЯне, посовещавшись, дали от дыма по мечУ.»
- А кто такие хазАры и полЯне? - спросил Серёжа.
- Как это: из дыма – мяч? – не поняла Таня
- Не мяч, а – меч! – рассмеялся Серёжа.
- ПолЯне – это славяне, то есть – мы. ПолЯне жили в лесах и полях вокруг Киева. А Киев стоял на высоком берегу реки Днепр – на горе. Хазары – воинственные племена, которые кочевали по степям и нападали на Русь. Однажды даже победили полЯн-славян и потребовали дань – налог с побеждённых. О сборе дани и идёт речь в летописи.
Папа хотел продолжить чтение, но Таня его перебила:
- Пап, пап – а «из дыма меч» забыл?
- Не забыл. Сейчас объясню. Серёж, помешай картошку. В каждой избе есть печь, из печи идёт дым. Поэтому «от дыма по мечу» означает – от каждой избы по одному мечу. Читаю дальше. «…дали от дыма по мечу. И отнесли их хозАры своему князю и к своим старейшинам и сказали им: «Вот, новую дань нашли мы». Те же спросили у них: «Откуда?» Они же ответили: «В лесу на горах, над рекою Днепром». Опять спросили те: «А что дали?» Они же показали меч. И сказали старцы хозАрские: «Не добрая дань эта, княже: мы доискались её оружием острым только с одной стороны, - саблями, а у этих оружие обоюдоострое (с двух сторон) – мечи: станут они когда-нибудь собирать дань и с нас и с иных земель». И сбылось сказанное ими…»
- Картошка готова, - сказал Серёжа и папа закрыл книгу.
- К столу!
…Обед был сытным и вкусным: сами приготовили. И когда, после молока, папа выдал ребятам по апельсину, Таня сказала:
- Я – потом, - и икнула.
А Серёжа съел с удовольствием. Потом спросил:
- А как сбылось то, о чём сказали хазАры?
- Расскажу, расскажу. Но прежде давайте уберём со стола и вымоем посуду. Кто чем будет заниматься?
Таня молчала. А Серёжа смотрел в окно.
- Не слышу, - сказал папа.
Таня молча стала убирать со стола.
Так… Что остаётся делать тебе, Серёга? – весело спросил папа.
- Ничего, - буркнул Серёжа и направился к мойке.
- Сделаем так, - сказал папа. – Я мою посуду, а Серёжа читает Тане.
- Да?! – возмутилась Таня таким несправедливым решением. – Я уже почти убрала, а он…- Таня не находила слов от возмущения.
- Татьяна, «милая Татьяна», что вы возмущаетесь? Посуду убрали, а теперь слушайте.
- Я – не боярыня,- сердито сказала Таня.
- Не понял, - сказал папа, - ты о чём это?
- А почему ты мне говоришь: «Вы»? Я боярыня, что ли?
- Я так говорю из уважения к тебе, Танечка. А бояре и простолюдины на Руси обращались к друг другу на «ты». А на Серёжу не сердись. Во-первых: это я такое решение принял и его вины в этом нет. А во-вторых: читать, рассказывать, развлекать – это тоже работа. И – трудная. Не все это умеют делать. Ты же вот пока плохо читаешь. И ещё хочу заметить: князья и бояре считали за честь иметь у себя рассказчика. Тот под звуки гуслей – это музыкальный инструмент такой – бАял , то есть рассказывал предания и легенды о подвигах и жизни предков. Вот Серёга сейчас и будет для нас бАять.
Папа подал Серёже книгу:
- Читай!
И начал мыть посуду.
- «Поход Святослава на хозар», - прочёл Серёжа. – «Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых. И легко ходил в походах, как пАрдус и много воевал». Пап, а что такое «пАрдус»? Это - не парус?
- Нет. «ПАрдусами» славяне называли гепАрдов. ГепАрд поменьше тигра, но быстрее его. Вопросы потом, продолжай.
- «В походах же не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и, зажарив на углях, так ел.
Не имел он и шатра, но спал, подостлав потнИк, с седлом в головах. Такими же были и все прочие его воины. И посылал в иные земли со словами: «Хочу на вас идти». И пошёл на Оку-реку и на Волгу, и встретил вЯтичей, и сказал им: Кому дань даёте?». Они же ответили: «ХозАрам – по щелЯгу от сохи даём». Пошёл Святослав на хозАр. Услышав же, хозАры вышли на встречу во главе со своим князем КагАном и сошлись биться, и в битве одолел хозАр Святослав и столицу их, Белую ВЕжу, взял. И победил Ясов и касОгов».
Всё, - закончил чтение Серёжа. – Кто такие Ясы и касОги?
- Это степные племена, которые тоже делали набеги на Киевскую Русь. Вятичи – одно из племён, жившее на реке Оке около реки Волги.
- А щели зачем давали? – удивилась Таня.
- Не щели, а, - Серёжа посмотрел в книгу, - а «щелЯги». Да?
- «ЩелЯг» или «шелЯг». Так называлась золотая монета в четыре с половиной грамма. «От сохи по щелЯгуУ» означает: от каждого двора. Так же как «от дыма по мечу».
- А почему столица называлась «воспитанной»?
- Какая столица?
- Ну, у этих, как их…
- ХазАр, что ли?
- Да.
- Столица называлась Белая ВЕжа, а не…
Папа вдруг понял о чём говорит Таня и рассмеялся:
- «Слово «вЕжа» ты поняла, как «вежливая», то есть – воспитанная. Так?
Таня обиженно кивнула головой.
- Нет, Танечка, нет. Слово «вЕжа» переводится, как «палатка». Столица кочевников называлась Белая Палатка.
Папа закончил мыть посуду.
- Я должен сказать, что князь Святослав в четыре года сел на коня и первый раз метнул копьё. В четыре года! И повёл свою дружину на племя древлЯн. Конечно, рядом был дядька-воспитатель. Помните, кто это?
- Да.
- За всю свою жизнь Святослав не проиграл ни одного сражения. Всё. Все свободны.
Ребята, вы прочитали беседу папы с Серёжей и Таней.
1. Что вам особенно понравилось в этом разговоре?
2. Чем похожи дядька БогданкА и папа Серёжи и Тани?
3. Почему обед был вкусным, как вы думаете?
Вечером, когда пришла с работы мама, Серёжа ещё гулял, а папа с Таней были дома.
- А у нас праздник! – доложила Таня. – Папа в отпуск пошёл.
- Знаю, знаю, - поцеловала мама Таню. – Голодные?
- Да нет, - уверенно сказал папа.
- Ой! Я забыла апельсинку съесть, - вспомнила Таня. И добавила: - А обед был вкусным. Сами делали.
- Молодцы! – похвалила семью мама.
- Так, друзья, я удаляюсь, - сказал папа.
- А ты мне почитаешь ещё? – спросила его Таня.
- Почитаю, но не сегодня. Сегодня, если у Серёжи будет настроение и ты его попросишь почитать, то он прочитает тебе рассказ о взятии Святославом Белой ВЕжи. А если нет, то…
- Учись поскорее сама читать. Тогда не нужно будет никого просить об этом, - посоветовала Тане мама.
- А ты,мамочка, побаюкаешь со мною моих кукол, - потребовала к себе внимания Таня.
- Кукол своих баюкай сама, - отказалась мама.
- А я не умею, - заупрямилась Таня.
- А мама тебя научит, - закончил спор папа и подмигнул маме.
А вы, девочки, кто ещё любит играть с куклами, или у кого есть младшие братья и сёстры, прочтите или попробуйте выучить для них вместе с Таней вот эти колыбельные песни.
1. Баю, баю надо спать.
Все придут сынка качать.
Приди, конь, успокой.
Приди, щука, убаюкай.
Дай нам, сом, сладкий сон.
Дай, несушка, нам подушку.
Все к сыночку придут,
По подарку дадут.
А как станем дремать,
Будем двери запирать.
2. Я качаю день и ночь,
Отойди, бессонье, прочь!
Отойди, да отвались,
В тёмном лесе заблудись;
В тёмном лесе во кустах,
Во малиновых листах.
3. Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю:
Придёт серенький волчок
И ухватит за бочок,
И потащит во лесок,
Под ракитовый кусток.
Ты, волчок, к нам не ходи,
Нашу детку не буди.
4. Ай, баю-баю-баю,
Колотушек надаю.
Колотушек тридцать пять –
Моя дочка будет спать.
Я её буду качать,
Поимённо называть.
5. Баю-баюшки-бай-бай,
Бука, Ваню не пугай.
Я за веником схожу,
Тебя, бука, прогоню.
Поди, бука, куда хошь,
Только Ваню не тревожь.
Пономарёв С.А.
Падение СаркЕла
( глава из романа «Под стягом Святослава»)
Огонь под стенами крепости полыхал уже третьи сутки. Ночью пламя слепило глаза. КатапУльты и огнемёты не прекращали боя. На место сломавшихся метательных машин приплывали новые. Крепость и внутри пылала. ХазАры готовы были выйти и сдаться на милость грозного «кагАна(1) Святосляба». Но в СаркЕле сидел военный представитель всей ХазАрии, а значит, и помышлять о сдаче было бессмысленно. Воины и застрявшие в твердыне купцы, табунщики и ремесленники с причитаниями и воплями готовились к смерти. Все они с мольбой и надеждой смотрели на верх башни-донжОна(2), где стоял со своей свитой кагАн-бЕк(3) Асмид. Внизу, на площадях города, стоять было невозможно из-за града летящих с реки камней. Спрятаться от них было некуда: все деревянные навесы сгорели. Кругом валялись трупы лошадей и верблюдов. Воины ходили, прикрывшись щитами. В основном пострадала, казалось бы, самая неприступная юго-восточная часть крепости: здесь даже воины не ходили. Кто бы мог подумать, что именно отсюда нападёт неустрашимый «кагАн Святосляб»…
В одну из ночей Лорикат третий раз проник в твердыню. Когда Асмид увидел его перед собой, то не поверил глазам своим и в страхе замахал руками:
- Исчезни, о шайтан(4)!
В этот момент он не был похож на могучего властелина.
- Я не чёрт, царь Итиля(5), - засмеялся Лорикат. – Я ходил вызнать секреты россов(6) и вернулся, чтобы спасти тебя. Пошли, пока не поздно. Неподалёку ждёт чёлн(7). Мне известно тайное слово для дозора(8), мы можем теперь пройти всюду. Готов ли ты?
- О-о! Я знал, что аллах(9) не оставит меня в беде! – воскликнул, ликуя, Асмид. – Пошли скорее!
Но дорогу им вдруг заступил Амурат-хан:
- Ты не уйдёшь отсюда, о могучий!
- Что-о?! – опешил(10) кагАн. – Что ты сказал?
- Ты вместе с нами будешь защищать СаркЕл или вместе с нами уйдёшь из него. Мы тоже хотим жить и дышать вольным воздухом пастбищ. Ты не уйдёшь отсюда, Асмид-эльтебЕр(11)!
Впервые Амурат-хан(12) не назвал даже простого титула(13) кагАна-бЕки.
Асмид широко распахнул глаза от столь неслыханной наглости, потом приосанился(14), весело оглядел хмурых, закопчённых ханов:
- Вы видели, а?! Вы слышали?! Ха-ха-ха-ха! Эй, Ровдух-богатур(15)! Я назначаю тебя беком(16) СаркЕла и наместником ТАврии(17)! А теперь… накажи его за дерзость!
КагАн-бЕк Асмид указал на Амурат-хана.
Начальник кагАновой стражи со свистом вырвал из узорчатых ножен(18) кривой дамАсский меч, и широкое лезвие его кроваво сверкнуло в сполохе(19) близкого пожара…
Первой, взметнув высоко в воздух груды искр и углей, рухнула восточная башня. Влажный дым заполнил детИнец. Огонь, заваленный горой битого кирпича, сразу потух. Только клубы пара некоторое время висели над крепостью.
- Ещё чуть, и весь угол завалится, а за ним и стены падут! – весело сообщил воевОдам(20) Святослав. – Свенельд, лупИ по ним, что есть мОчи!... И-эх! А вы не верили, - упрекнул он соратников(21).
- К утру твердь откроется и заместо стен супротив(22) мечей русских встанут грудью хозАры, голуба моя, - сказал воевода Радислав.
- Верно мыслишь, голуба! – рассмеялся князь. – Ишь ты, голуба. Меня вОрог(23) пАрдусом(24) кличет(25), а ты: «Голу-ба»!
- Да то присказка, - смутился Радислав.
- Ты свою присказку Ядрею сказывай. Он-то голуба настоящая. Норовил хакан-бека добром взять, с обману. Не-ет, сего стервятника смрадного только огнём да железом пронять можно, остальное он не приемлет… А где Рубач? А-а, ты тут! Гляди, раззява(26), что огонь-то говорит. А ты говорил…
- А я чё? Я ничево!
- «Ничево-о»! Дурость свою исправить надобно. Святослав остро глянул в глаза тысяцкому(27). – С зарёй поведёшь в сечу(28) передовую дружину. Делай что хошь, а хакан-бека мне живым достань! Раз упустил, чтоб во второй раз не смазался. Не то гляди у меня: голову потеряешь!
- Да я…- опешил от счастья опальный(29) начальник тысячи. – Да я его… голыми руками.
- Ну-ну, не бахвалься(30). Готовь дружину, и как только угол завалится и огонь погаснет, сразу вперёд!
Рубач ринулся(31) к челноку и в усердии(32) своём едва не рухнул в воду.
- Ишь ты, ако заяц поскакал, - показал на него Святослав. – Только что передние ноги за задними не поспевают! Вояка… «голыми руками»…
К утру, как и предсказывал Радислав, рухнула сначала почти вся юго-восточная стена, а затем часть северо-восточной. Руссам открылись две могучие башни-дожОна и высокий песчаный вал, насыпанный хазарами за эти огненные дни и ночи.
Вся вершина насыпи была черна от массы людей. Собирались они сражаться или нет, понять было невозможно из-за дальности.
Хотя блеск клинкОв(33) над головами хазАр вроде бы говорил за сечу…
Огонь ещё пылал кое-где, но лодьи Рубача уже пошли вперёд. Святослав приказал своему кормчему(34) следовать за ними.
- А ведь хазАры не хотят рубиться, - заметил князь. – Что они там вопят?
- Похоже, амАна просят, - заметил Остромир.
- Нажмите, брАтие! – крикнул Святослав гребцам, и лодия его полетела стрелой.
К развалинам стены князь успел вместе с Рубачём. Отсюда было видно, как хазАры бросают мечи, щиты, луки, копья. И уже не разноголосо кричал враг:
- Ама-ан! Ама-ан! Уру-ус, аман! Мы сдаёмся, о-о-о кагАн СвятослЯб!Уру-ус!
И к основанию насыпи градом падали мечи, колчаны со стрелами, пращи(35), метательные пики-сУлицы(36), секиры(37)… И только одно копьё неупало и не опустилось. Оно стояло высоко и победно, а на острие его красовалась срубленная голова.
- Кто это? – указал князь на страшный знак сдачи СаркЕла.
_ Далеко, не видать! – отозвался Остромир.
Святослав спрыгнул с коня на камни и пошёл к валу. Дружинники обогнали князя, прикрыли собой. ХазАры, увидев идущих к ним победителей, пали на колени. Только человек с копьём стоял прямо и гордо. Святослав подошёл к основанию вала и поманил человека с копьём.
- Кто ты? – спросил его князь по-хазАрски. – И кто это? – кивнул на верх.
- Я Ровдух-бек! А это, - хазАрин гордо подбоченился, - голова твоего ярого врага Амурат-хана. Я наказал его за непочтение к тебе, о великий кагАн УрУсии!
Святослав бешено глянул в глаза сразу оробЕвшего(38) Ровдуха и сказал жёстко:
- Своих врагов я сам волен наказывать смертию или миловать! Я, а не ты! Да и какой он мне враг, МурАт-хан? Так, песчинка! Где главный супротивник мой: хакАн-бек Асмид?
- Его нет среди нас, - посерел лицом Ровдух.
- Где же он?!
- Сбежал, о грозный хакАн Урусии. Я в этом не виноват! – И Ровдух-богатур от страха выпустил копьё из рук.
Голова Амурат-хана глухо стукнулась о землю и покатилась к воде. Ровдух-богатур пал на колени. Хазары на валу страшно завыли, решив, видимо, что, что всех их ждёт участь Амурат-хана.
Великий князь Киевский повелительно воздел деснИцу(39). Вой мгновенно прекратился.
- АмАна прОсите?! – прогремел его голос. – Дарую вам жизнь! Русь лежачих не бьёт!
Пояснения
1 – кагАн – царь; бек – господин; каган-бек – господин царь
2 – донжОн – сторожевая и жилая башня внутри детИнца
3 - кагАн-бек – высшее военное звание у хазар
4 – шайтан – чёрт, бес
5 – ИтИль – древнее название реки Волги
6 - рОссы – русские, славяне
7 – чёлн – большая лодка
8 – дозор - охрана, стража
9 – аллах – бог у мусульман
10 – опЕшил – очень удивилс11
11 – эльтебЕр – обращение к простым людям
12 – хан – князь
13 – тИтул – почётное звание, наследственное или пожалованное: граф, хан
14 – приосАнился – стал вести себя в соответствии со своим сАном, званием
15 – богатУр – то же, что богатырь
16 – бек – господин
17 - Таврия - Крым
18 – нОжны – футляр для меча, сабли или ножа
19 – спОлох – вспышка, сияние
20 – воевода – человек, который водит вОев(воинов), военоначальник
21 – сорАтники – люди из одной рАти, из одной команды, товарищи в
битвах и рАтных походах
22 – супротИв – напротив, перед собою
23 – вОрог – враг
24– пАрдус – гепАрд, зверь из семейства кошачьих, как и тигр, но меньше
и быстрее тигра
25 – клИчет – называет, зовёт
26 – раззЯва – ротозЕй, невнимательный человек
27 – тЫсяцкий – военоначальник, командир тысячи воинов
28 – поведёшь в сЕчу – поведёшь в бой
29 – опАльный - попавший в немилость
30 – не бахвАлься – не хвались, не хвастай
31 – рИнулся – стремительно бросился
32 – усЕрдие – старание
33 – клинОк – разновидность сабли, меча
34 – кОрмчий – рулевой, ведущий лодку, судно
35 – пращА – оружие для метания камней
36 – пика-сУлица – короткое, метательное копьё
36 – секИра – топор в виде полумесяца на длинной, более двух метров
Рукоятке
37 – оробЕвшего – испугавшегося
38 – деснИца - рука вообще или только правая рука
1. Ребята, как вы думаете: почему великий князь Киевский Святослав
побеждал врагов своих во всех битвах?
2. Почему он был таким?
3. Назовите главные черты характера Святослава.
4. Представьте себе, что вы князь или княгиня. А теперь подумайте: каких
черт характера вам нехватает, чтобы ими стать?
5. Назовите непонятные вам слова и выражения в тексте.
Петербургский поэт и прозаик Виктор СоснОра, влюблённый в старину, написал стихи, которые называются «У половЕцких веж». ПОловцы, как и хазары – кочЕвники. Киевской Руси приходилось воевать и с теми и с другими. Прочтите стихотворение. Подумайте, о чём оно?
У половецких веж
Ну и луг!
Вдоль и поперёк раскОшен.
Тихо.
Громкие копыта окутаны рогОжей.
Тихо.
Кони сумасбрОдные под шпорами покорны.
Тихо.
Под луной дымятся потные попОны
Тихо.
Войско восемь тысяч, и восемь тысяч дОблестны.
Тихо.
ЛАты златокОванны, а на латах Отблески.
Тихо.
Волки чуют пАдаль, приумолкли волки.
Тихо!
СЕча!
Скоро сЕча!
И – победа,
только…
тихо…
Ребята, почему поэт так часто повторяет слово: «Тихо», а в конце восклицает: «Тихо!», «Сеча!» Почему?
День пятый
В один из дней папа, Серёжа и Таня устроили поход за грибами. В лесу было тихо, прохладно и светло. Два дня назад прошёл тёплый летний дождь и лес хранил в себе воспоминание о нём: влажная мягкая почва под ногами, свежая, умытая зелень, звонкая тишина и …грибы.
Грибов было много. Разных. Папа ходил с палочкой и раздвигал ею траву и листья, высматривая грибы. Таня и Серёжа – глазастые и ближе к земле, а потому охотились за грибами без палочек. Больше всех пока собрал Серёжа. Меньше всех – Таня, и понятно почему: у неё опыта пока меньше. Да и обитатели леса отвлекают, мешают сосредоточиться на грибах: то красивая бабочка пролетит, то птица невиданная обратит на себя внимание. А вот – цветок необыкновенный! А теперь – муравейник! Куда тут до грибов!
- Устала я, - сказала Таня.
Но папа не услышал её.
- Я устала и хочу есть! – громко произнесла Таня и остановила охоту мужчин за грибами.
- Ну, что ж, - сказал папа, - давайте сделаем привал.
Нашли поваленную берёзу, расстелили на ней, как на столе, салфетку и выставили еду, приготовленную мамой.
- Друзья мои! – торжественно сказал папа. – Давайте послушаем лес. Сейчас нас ничто не отвлекает: ни грибы, ни цветы. Смотрим и слушаем.
- Отвлекает, - сказал, прислушавшись, Серёжа.
- Что? – спросил папа.
- Пища, - ответил Серёжа.
- И меня тоже, - сказала Таня.
- Хорошо, - уступил папа. – Давайте после обеда.
Ребята, пока папа, Серёжа и Таня обедают, мы с вами тоже совершим экскурсию в лес вместе с большим знатоком и любителем русской природы Михаилом Михайловичем Пришвиным.
У старого пня
Пусто никогда не бывает в лесу, и если кажется пусто, сам виноват.
Старые, умершие деревья, их огромные старые пни окружаются в лесу покоем, сквозь ветви падают на их темноту горячие лучи, от тёмного пня вокруг всё согревается, всё растёт, движется, пень прорастает всякой зеленью, покрывается всякими цветами. На одном только светлом пятнышке, на горячем месте, расположились десять кузнечиков, две ящерицы, шесть больших мух, две жужелицы. Вокруг высокие папоротники собрались, как гости, редко ворвётся к ним самое нежное дыхание где-то шумящего ветра; и вот в гостиной, у старого пня, один папоротник наклонился к другому, шепчет что-то, и тот шепчет третьему, и все гости обмениваются мыслями.
Серебряное утро
Вот когда полон лес! Роса ещё не совсем сошла, трава, листья сверкают и всё в серебре. Много в зелёных папоротниках чёрных пней, всюду иваны-да-марьи, волчьи ягоды, барвинки, былинки с малыми пташками. Куст весь покрыт мелкими розовыми цветочками и гудит, бабочки порхают, пчёлы стреляют во все стороны, жужжат жуки, басЯт шмели. На кусте был большой праздник. Там никто не слушал моё человеческое сердце, стучащее, как чугунная гиря, только я по собаке своей догадывался, что внизу под кустом сидело что-то большое.
Как тёмная туча, вырвался из куста черныш (черныш – это глухарь, птица): посЕча ахнула ( посЕча - кусты вокруг пней от срубленных деревьев), и лес вокруг захлопал и затрещал. Вот когда в груди умолкает стук, что-то будто бы отрывается и улетает. Я уже вижу птицу на мУшке (на прицеле ружья), но шепчу себе: отпустить – не уйдёт!
А после всё уже само собой делается, и хотя и не видно за дымом, но я и сам знаю: что за кочкой прыгает красная бровь подстреленной птицы – то покажется, то спрячется.
Полон лес! Под каждым кустом сидит черныш, и всегда будет так: теперь найден ключ от всех кустов, пеньков, ямок, овражков, лОгов и болотных кочек.
Сколько времени прошло, а всё было серебряное утро. Собака вошла в воду, выбежала серебряная. Недалеко по кладкам (крупные камни, положенные поперёк ручья для перехода людей) медведица переходила с медвежонком ручей, сама, старая, перешла, а неуклюжий бултыхнулся и выскочил весь серебряный, и побежал за матерью: пых-пых-пых! Лосёнок в чаще навострил розовые уши и тоже стоял серебряный. Луг у реки был весь как медовые соты (серебряный, значит).
Цветущие травы
Как рожь на полях, так в лугах тоже зацвели все злАки, и когда злАчинку покачивало насекомое, она окутывалась пыльцой, как золотым облаком. Все травы цветут, и даже подорожник, - какая трава подорожник, - а тоже весь в белых бусинках.
Раковые шейки (трава такая), медуницы (тоже трава), всякие колоски, пуговки, шишечки на тонких стебельках приветствуют нас. Сколько их прошло, пока мы столько лет жили, а не узнать, - кажется всё те же шейки, колоски, старые друзья. Здравствуйте, ещё раз здравствуйте, милые!
Вот так, ребята, Михаил Михайлович Пришвин нарисовал нам словами три картины русской природы. Вы наверно тоже бывали летом и в лесу, и в поле, и на лугу? Вспомните, как это было.
Наши грибники уже закончили обед и вслушиваются в лес. Вернёмся к ним. Послушаем, о чём они говорят.
…Обед закончился. Папа сидел на куртке, привалившись спиной к берёзе и обняв рукой Таню. Серёжа тут же снимал бересту с берёзы. Молчали.
А «лес был полон». Так же как у М.М. Пришвина: и «шмели басили», и «пчёлы стреляли», и жуки жужжали». А ещё пела какая-то птичка и куковала кукушка.
- В народе существует поверье, - нарушил «молчанку» папа, - что когда кукует кукушка, нужно считать годы оставшейся жизни.
- Как это? – не поняла Таня.
- Нужно сказать: «Кукушка, кукушка! Сколько лет мне осталось жить?» И начинать считать кукования. Кукушка кукует – а ты считаешь.
- Раз, два, - начала считать Таня, но кукование прекратилось.
- А почему? – чуть не расплакалась Таня.
- А потому! – подал голос Серёжа. – Надо было считать с самого начала. Да и считаешь ты только до двадцати.
- А вот и нет! – возмутилась Таня. – Меня мама научила уже до ста считать. И даже… до тысячи!
- Не ссорьтесь, - сказал папа.
И ребята замолчали.
- Люди живут мало, потому что кукушки кукуют, - вдруг сделала вывод Таня.
- Почему ты так думаешь? – удивился папа.
- Потому… потому что кукушки не умеют считать до ста.
Папа рассмеялся.
- Нет, Танечка. Люди умирают по другой причине: стареют, болеют и умирают. И животные так же. И даже деревья умирают от старости. Вот берёза, - папа показал на берёзу, на которой сидел Серёжа, - тоже от старости упала. Но посмотри: от корней старой берёзы поднимаются, растут новые, молоденькие побеги. Это – продолжение жизни старой берёзы. Смотри их сколько! Из яиц кукушки появятся новые молодые кукушата и будут тебе, Таня, куковать!
- А ты? – как-то странно произнесла Таня.
- Что я? – не понял папа.
- Ты тоже… умрёшь?
- Ну, конечно, - бодро сказал папа.
- Не хочу! Не хочу! – заплакала Таня.
- Танечка, миленькая! У нас с мамой тоже есть продолжение, как у берёзы: это вы с Серёжей. И мы ещё долго-долго будем с вами. И раз вы у нас есть, то мы никогда не умрём. И я думаю, что мы с вами – продолжение князя Святослава или БогдАнка.
- Жизнь – вечная, - задумчиво произнёс Серёжа.
Вот, что значит: молчание - золото. Помолчал Серёжа, сосредоточился и появилась умная мысль.
- Молодец, Серёга! – сказал папа. – Знай наших. Мы – вечны.
Таня уже успокоилась настолько, что и у неё родилась хорошая мысль.
- А что: и БогдАнко, и Миловида, и царевна Софья видели то, что и мы видим?
- То, что мы видим в природе, то видели и они, - уточнил папа. - Города ведь другими были, а некоторых и совсем не было.
- Природа – вечная, снова изрёк Серёжа.
- Ты – как Сява, - сказала Таня. – Повторяешь, и повторяешь.
- Получил? – рассмеялся папа. - Хорошая мысль – редкость. Да, Танечка: и тысячу лет назад, и сто лет назад русский человек видел ту же природу, что и мы с вами сегодня – русскую природу. И ему было так же хорошо, как и нам с вами сейчас. И князей, и бояр и крестьян воспитывала русская природа: русские пейзажи, то есть – виды природы. Ведь все были мальчишками и девчонками, все купались в речке или озере, ходили в лес по ягоды и грибы; всех кусали комары и оводы, все бегали под дождём и шлёпали по тёплым лужам.
- Я не шлёпала по лужам, - сказала Таня.
- А меня комары заели. Дань берут – кровь пьют, - опять хорошо сказал Серёжа.
- Убираем стол. Привал окончен. Нас ждут грибы, - напомнил папа о цели похода в лес. – Жаль, не успел сказать вам хорошую мысль.
- А ты не жалей, скажи, - предложила Таня.
- Хорошая мысль – редкость, - добавил Серёжа.
- Я на тебя сегодня не налюбуюсь, - похвалил папа Серёжу. - Твоя очередная удачная фраза.
- Это не моя фраза, это – твоя, - покраснел от удовольствия Серёжа. – Я тебя повторил.
- Да? – удивился папа. – Всё равно – хорошо. Пока вы убираете, я всё же закончу мысль. Таня, что тебе запомнилось больше всего за твои семь лет жизни?
Таня подумала и сказала:
- Как ты уронил меня с горки. А я упала и разбила нос.
- Ну вот, - огорчился папа. – А может быть, ещё что вспомнишь?
- Когда у меня было платье, которое кружится и шесть свечей в торте, которые я задувала.
- А тебе, Серёжа, что запомнилось за твои десять лет?
- Как вы с мамой подарили мне детский компьютер, и как я в прошлом году заблудился в лесу.
- Так вот, друзья, внимание! Главная мысль. Человек помнит, где ему было хорошо. Он поэтому и любит и то место, и то время, когда ему было хорошо. И он, человек, готов защищать это хорошее от врагов и недоброжелателей. И вот это всё хорошее называется родиной, отчизной. И БогдАнко готовился к защите своей отчизны, отчего дома, отчей земли. БогдАнко готовился к защите, а Святослав защищал. И любовь к отчизне у боярских и княжеских детей воспитывали не только мамы и отцы, няньки и дядьки – но и русская природа. Во все времена. Всё! Вперёд! На грибы!
1. Ребята! Как вы думаете: о чём беседовал папа с Серёжей и Таней?
2. Любите ли вы природу? За что? Почему?
3. Когда и с кем вы любовались природой?
4. Что вам особенно понравилось в беседе отца с детьми?
5. Какая из картин природы, нарисованных писателем М.М. Пришвиным
вам больше всего понравилась? Почему?
Друзья! И папа, и Серёжа, но особенно Таня, устанут сегодня и будут, наверно, спать «без задних ног» (так говорит мама). Поэтому мы с вами не будем ждать их беседы, и сами прочтём отрывок из стихотворения «Родина» Михаила Юрьевича Лермонтова. Лермонтов – великий русский поэт, живший в XIX веке. И ещё одно стихотворение поэта Николая Рубцова.
М.Ю. Лермонтов
Но я люблю - за что не знаю сам? –
Её степей холодное молчанье,
Её лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек её, подобные морям…
Просёлочным путём люблю скакать в телеге,
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень;
Люблю дымок спалённой жнивы(1),
В степи кочующий(2) обоз,
И на холме средь жёлтой нивы
Чету(3) белеющих берёз.
С отрадой(4) многим незнакомой
Я вижу полное гумнО(5),
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями(6) окно…
Н. Рубцов «Видение на холме»
Взбегу на холм
и упаду
в траву.
И древностью повеет вдруг из дола(7)!
И вдруг картины грозного раздора
Я в этот миг увижу наяву(8).
Пустынный свет на звёздных берегах
И вереницы птиц твоих, Россия,
Затмит на миг
В крови и жемчугах
Тупой башмак скуластого Батыя(9)…
Россия, Русь – куда я не взглянУ…
За все твои страдания и битвы
Люблю твою, Россия, старину,
Твои леса, погОсты(10) и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шёпот ив у Омутной(11) воды,
Люблю навек, до вечного покоя(12).
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Смотри, опять в твои леса и дОлы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных(13) времён татары и монголы.
Они несут на флАгах чёрный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест(14),
А лес крестов
В окрестностях(15)
России.
Кресты, кресты…
Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони
И вдруг увижу: смирно на лугу
Траву жуют стреноженные кони.
Заржут они – и где-то у осин
Подхватит эхо медленное ржанье,
И надо мной –
бессмертных звёзд Руси
Спокойных звёзд безбрежное мерцанье…
Пояснения
1 - жнИва – поле, с которого убрали хлеб (колосья), а стебли остались.
2 - кочУющий – передвигающийся с места на другое место.
3 – четА – пара; две берёзы – пара, чета.
4 – отрАда – радость.
5 – гумнО – площадка, где обмолачивают зерно; место для сжатого хлеба.
6 – стАвни – деревянные створки для прикрытия окон снаружи, с улицы.
7 – дол – долина, ложбина (лог) на местности.
8 – наявУ – значит не во сне и не в мечтах, а в жизни.
9 – БатЫй – монгольский завоеватель России в XIII веке.
11 – погОст – кладбище.
12 – вечный покой – смерть.
13 – инОй - другой; иных времён – других времён.
14 – окрЕст – вокруг.
15 – окрЕстность – окружающее пространство.
Ребята! Как только ознакомитесь с пояснениями, обязательно прочтите стихотворения ещё по одному разу. Не поленитесь. А потом уж подумайте над ответами на вопросы.
1. Какие картины, видения, возникли в вашем воображении от прочтения
этих стихов?
2. А какие желания у вас появились после второго прочтения стихов?
3. Расскажите, что вам вспомнилось о лете?
Ребята, я думаю, что вы много узнали нового для себя, прочтя о БогдАнке и Святославе, о воспитании боярских детей. «Поучения» Владимира Мономаха и правила из «Домостроя» тоже наверно добавили вам знаний о детях прошлых веков. Да и разговоры папы с Серёжей и Таней тоже, думаю, были вам интересны.
Сочините свой рассказ о прочитанном или сделайте рисунки о прочитанном.
До свидания, ребята! Желаю вам приятно провести каникулы. И прочесть интересную книгу. А книги вы можете взять в любой библиотеке. А может быть у вас и дома есть такие книги:
1. Валентин Иванов «Повести древних лет».
2. Валентин Иванов «Русь великая».
3. Валентин Иванов «Русь изначальная».
4. Николай Коробков «Скиф».
5. Семён Скляренко «Владимир».
6. Дмитрий Мищенко «Синеокая Тиверь», «Лихолетье ОйкумЕны».
7. Станислав Александрович Пономарёв «Гроза над Русью», «Под стягом Святослава».
Для любознательных родителей и учителей дополнительная литература к разделу «Княжеские и боярские дети»:
1. Б.А. Романов «Люди и нравы Древней Руси», любое издание.
2. «Домострой», М., «Советская Россия», 1990г.
3. И.Е. Забелин «Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях»,
Новосибирск, «Наука», сибирское отделение, 1992г.
4. «Домашний быт русских царей в XVI и XVII вв.» Сборник, сост. М.Г.
Волховской, М.,»Панорама», 1992г.
5. А.Е. Пресняков «Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской
истории», М., «Наука», 1993г.
2. Дети дворян и помещиков
День шестой
Стояла золотая осень. Впрочем, она была и багряной, и рдяной-красноватой, и имела много оттенков жёлтого и красного цвета. Но говорят: золотая осень. Это, когда погода безветренная, солнечная и теплая и жёлтая листва замирает на деревьях, но листья безо всякой причины падают и падают. Обычно такая погода бывает в сентябре. А сейчас уже октябрь месяц и непонятно: почему так долго стоит золотая осень?
Люди радовались и наводили порядок в полях, садах, огородах. Приятен и ароматен был дым осенних костров, в которых сгорала сухая ботва, а найденный в ботве огурчик или запоздалый помидор приносили нечаянную радость.
- Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса –
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и золото одетые леса…
Папа стоял возле костра и читал стихи Пушкина. Вся семья была «на даче». - «Трудотерапия», - говорила мама.- И поработаем, и свежим воздухом подышим, и… отдохнём.
Была уже середина дня, работа заканчивалась, оставалось «воздухом подышать и отдохнуть».
… Серёжа, гримасничая и заслоняясь от дыма, старался выкатить из костра печёную картошку. Папа убирал инструменты. Мама готовила обед, а таня крутилась возле неё.
Учебный год в школе уже давно начался: Серёжа учился в третьем классе, а Таня пошла в первый. Первые радости и впечатления от школы уже улеглись, но для Тани радости продолжались: хорошая оценка, похвала родителей или учителя, новые друзья. Дети были поглощены школой и папа с мамой не брали их с собой «на дачу» в выходные дни. Но сегодня выпал такой славный денёк, что родители решили вывести детей на «трудотерапию».
После обеда можно было отправляться домой, но папа предложил побродить по лесу. Ребята согласились: гулять – не трудиться. Мама сперва отказалась идти, а потом согласилась:
- Может быть, грибов найдём. Да и рябины нарвать надо.
В лесу было волшебно. Тихо, солнечно и как будто прозрачно. Кусты уже потеряли листву, но попридержали по несколько листочков – золотых, багряных, апельсиновых – и они как флажки салютовали тёплой осени.
Сквозь стволы берёз, осин и рябины, сквозь облетевшие кусты лес просматривался насквозь, стоял покоен и чист в хрустальной тишине.
Мама нашла с десяток запоздалых опят, чуть больше сыроежек и наломала полный пакет тёмно-красных, рубиновых гроздьев рябины.
- А зачем рябина? – спросила Таня.
- Варенье варить.
- Из рябины? – удивилась Таня.
- Конечно. Мало что-то рябины в этом году.
- Мало рябины – осень сухая, - сказал папа. – Примета такая.
- Дашь попробовать варенье? – не унималась Таня.
- Куда я денусь, конечно, дам! – сказала мама. – Ты нарви побольше красивых листочков, лучше с веточками: мы дома сделаем осенний букет.
Дошли до берега реки. Вода в реке была прозрачной и зеленоватой, а в серых камышах плавали дикие утки. Вдруг в этой плотной золотой тишине раздался выстрел. Все обернулись на выстрел. Метрах в тридцати от них ещё стояло голубоватое облачко дыма от выстрела, когда охотник сделал ещё один выстрел по взлетевшим уткам. В воде уже билась утка, кружась на месте. Недалеко от неё, в камыши упала ещё одна и в воду бросилась лопоухая собака охотника.
- Ох, если бы я был охотником! – с завистью воскликнул папа.
- Зачем охотник убивает уточек? – не понимала Таня.
- Потому что он – охотник, - философски заметил Серёжа.
- Потому что сейчас можно: пришло время осенней охоты. Разрешается, - ответил папа.
- Но почему, почему? – не унималась Таня. – Они бы жили!
- Таня, утки уже вывели своих птенцов, у них уже есть продолжение. Птенцы выросли, и уток стало много. А пищи им может не хватить. Поэтому сейчас можно часть уток отстрелять. – Папа старался успокоить Таню.
- Всё равно, - сказала Таня, - нельзя убивать. Никого.
- Ты мясо любишь? – спросил Серёжа Таню.
- Да. Особенно жареное.
- А колбаску? – Серёжа коварно поставил ещё один капкан для Тани.
- И колбаску, особенно сосиски.
- А ведь свинку и коровку тоже убивают, чтобы из их мяса сделать для тебя колбаски.
- Я буду есть только сосиски, - нахмурилась Таня.
- А сосиски из чего сделаны? – не унимался Серёжа. – Из теста что ли?
- Хватит вам! – остановила детей мама. – Будете есть то, что приготовлю.
- Татьяна! Милая Татьяна! Что вы расстроились? - Папа присел перед Таней, заглянул ей в глаза. – Что ел бы человек, кроме хлеба и овощей, если бы не охотился и не научился выращивать животных дома: коров, свиней, коз, овец? Кроме того: охота – это увлекательное занятие. На охоте человек
встречается с природой и начинает понимать её. Особенно это важно для нас, городских жителей. Мы ведь тоже с тобой охотимся! Да, да! За грибами, за рябиной, за красотой. Нам хочется этого. Охота!
- Разворачивайте лыжи, охотники! – решительно сказала мама. – Домой! А то на электричку опоздаем.
- Посидим немного. Успеем, - предложил папа.
- Я пошла собирать сумки. Жду вас. – И мама по тропинке углубилась в лес.
…Лопоухая собака охотника вынесла из камышей не две, а три утки и охотник с добычей отправился дальше по берегу. Вода у камышей успокоилась. Серёжа бросил камень в воду и по по верхности воды разошлись круги. Затем вода успокоилась и снова стала гладкой. Семья молчала. Папа сидел рядом с Таней, смотрел на реку и покусывал тонкий прутик ивняка.
- Охота на Руси была и развлечением и необходимостью, - сказал он задумчиво. – Для охотящегося крестьянина в этом была необходимость: он добывал мясо к своему столу или к столу хозяина и на продажу. А для царей, бояр и дворян охота была развлечением.
- Про царей и бояр ты уже рассказывал, а про дворян – нет, - сказала Таня. – Расскажи.
- А может быть, мы пойдём: мама ждёт нас, - бросил ещё камень Серёжа.
- Нет, папа расскажет, а потом пойдём, - настаивала Таня.
- Давайте сделаем так, - предложил папа. – Мы пойдём, а по дороге я буду рассказывать о дворянах. Хорошо?
- Ладно, - сказала Таня, - пусть будет так.
Семья вошла в хрустальный свет леса и папа начал свой рассказ.
- Вы помните, что в Древней Руси были Великие князья и удельные, которые владели своим удЕлом, своим княжеством.
- Великие князья жили в столице, - вспомнила Таня.
- В стольном городе, - добавил Серёжа.
- Верно. Молодцы. Одним словом: князей было много, и у каждого была своя дружина и своя прислуга. А прислуга – это кто? Это мастера и специалисты своего дела: повара, конюхи, портные, воспитатели и так далее. Их всех называли одним словом: двОрня, или чЕлядь. И дружина и чЕлядь служили, естественно, своим хозяевам – князьям. В XVI веке, более четырёхсот лет назад, Великий князь Московский стал именоваться царём. А все дружинники и чЕлядь при царе стали называться служИлыми людьми.
Самыми важными из служИлых людей были бояре, после них по важности следовали дворЯне. Откуда они появились? Из княжеской дружины и чЕляди.
- Из дворни,- сделала вывод Таня
- Да, - согласился папа. Но дворня была у каждого князя. Дворня была и у каждого сына князя. А, кроме того: среди вольных людей были такие, что заслуживали особого внимания великих князей, а с XVI века – и царя. Царь их приближал к себе, награждал, давал звание дворянИна. Все служилые люди за свою службу царю получали от него имЕния. ИмЕние – это большие участки земли с деревнями, сёлами и людьми на них. Земли эти становились собственностью служилых людей.
- И люди – тоже? – спросил Серёжа.
- Что, люди? – не понял папа. – А-а! Да! Люди, крестьяне тоже становились собственностью помЕщика.
- А кто такой помЕщик? – не поняла Таня.
- Так, хозяин земли и деревни! – пояснил Серёжа. – Дворянин.
- Не совсем так, - возразил папа. – ПомеЕщик был служилым человеком. Но не каждому помещику давалось звание дворянИнна. А вот земля, которую он получал в награду от царя, от имени царя, называлась имЕнием или помЕстьем. И часто деревня или село носили имя хозяина, владельца: например Дубровкой владел помЕщик Дубровский, Ильинкой – Ильин, Васильевкой - помЕщик Васильев.
- А сколько земли получал дворянИн: как все наши сады вместе, или как – до электрички? – не унималась Таня.
- Ты что: ни разу в деревне не была? – попробовал объяснить Серёжа. – Вот столько и было земли.
- Земли было больше, чем сама деревня или село, - пояснил папа. Потому что вокруг деревни – земля, на которой выращивают хлеб, где пасутся домашние животные, где растут леса и протекают реки…
- Ого! – удивилась Таня.
- А вот и наша собственность, - сказал Серёжа, когда семья вышла к садам.
- Там они и охотились? – неожиданно спросила Таня.
- Повтори, - не понял папа.
- ПомЕщики, дворЯне, служИлые охотились в своих помЕстьях?
- Да. Чаще всего в своих.
Пришли на свою «дачу». Мама уже ждала их: вещи были собраны, «дача» закрыта. Остатки костра залили водой. Разобрали нОшу – кому что. Папе досталось, конечно, самое тяжёлое. До электрички было недалеко, а поэтому дошли быстро, а через несколько минут появилась и электричка.
Вечером папа обещал почитать и об охоте и о дворянах, но не всё получилось так, как задумали. После вечерней сказки по телевизору мама вдруг распорядилась:
- Всё! Спать. Сказка кончилась.
И выключила телевизор. - А вот и нет: не всё! – заявила Таня. – Папа обещал почитать.
- За день мы устали очень; скажем всем: «Спокойной ночи!», - почти пропела мама. – Завтра рано вставать: вам в школу, нам на работу.
- А Сяву кормили? – вдруг вспомнил Серёжа.
- А вода у него есть? – пдхватила Таня.
- Не хитрите, - разгадала их тактику мама. – Попугай и накормлен, и напоен, вспомнили!
- А я хочу есть! – придумала Таня.
- И я, - поддержал её Серёжа.
Мама молча, в упор посмотрела на одного потом на другого. Ребята опустили взгляд и хихикнули.
- Ну, мама! – просительно сказал Серёжа.
А Таня поднялась на диване, обняла маму за шею и прижалась к ней.
- Хитрецы, - сказала мама. – Хитрецы и подлизы. Ешьте, пейте, прощайтесь с Сявой и спать. Отец! Готовься к выступлению, раз обещал, - позвала она папу и понесла Таню на кухню.
- Сява хороший! – приветствовал их попугай.
- Хоть бы ещё что научился говорить. - Мама опустила Таню на пол, налила детям по стакану молока. – Ешьте. Чистите зубы – и спать. Таня, ты выучила колыбельную для куклы?
- Да! Баю, баюшки-баю, не ложися на краю, придёт серенький волчок и ухватит за бочок.
- Хорошо. Отец! Приступай!
Папа с книгами уже был в спальне у ребят и ждал.
- Я вот тут кое-что нашёл вам, - начал папа, когда дети улеглись. – Михаил Михайлович Пришвин, охотник, русский писатель, знаток природы. И – Иван Сергеевич Тургенев, великий русский писатель, дворянин и тоже охотник.
- И помещик? – спросил Серёжа.
- Да, и помещик. Каждый дворянин был помещиком. Но не каждый помещик имел звание дворянина. Не каждого помещика царь жаловал грамотой дворянина. Только за особые заслуги перед царём и отечеством на войне, или в науке, или в государственных делах.
- А какие у Тургенева заслуги перед царём?
- У Ивана Сергеевича заслуг перед царём, может, и не было. А вот отец его, кавалерийский офицер, т. е. служилый человек, происходил из старинного дворянского рода. А звание дворянина передавалось по наследству. Потому и Иван Сергеевич был дворянином. А мать его была дочерью помещика.
- Понятно. Читай, пап, - попросил Серёжа. - Тургенев умел ярко, красочно описывать природу – будто рисовал словами. Вот послушайте, как он рисует позднюю осень, какие слова находит. Я буду читать, а вы вспоминайте нашу прогулку по лесу.
«И как этот же самый лес хорош поздней осенью, когда прилетают вальдшнепы!» Это птицы величиной с голубя. «Они не держатся в самой глуши: их надобно искать вдоль опушки. Ветра нет, и нет ни солнца, ни света, ни тени, ни движения, ни шума; в мягком воздухе разлит осенний запах, подобный запаху вина. Тонкий туман стоит вдали над жёлтыми полями. Сквозь обнажённые, бурые сучья деревьев мирно белеет неподвижное небо; кое-где на липах висят последние золотые листья. Сырая земля упруга под ногами; высокие сухие былинки не шевелятся; длинные нити блестят на побледневшей траве». Вот ведь как хорошо написано! – восхитился папа. – Вспомнили сегодняшний лес?
- Да! – в один голос ответили ребята.
Таня лежала с закрытыми глазами.
- Я и сейчас его вижу, - сказала она.
- Послушайте ещё одну зарисовку Тургенева.
- Послушать… зарисовку? – улыбнулся Серёжа.
- Ну, да! Тургенев ведь словами рисует. А слова или читают или слушают. Поэтому – слушайте зарисовку. «А осенний, ясный, немножко холодный, утром морозный день, когда берёза, словно сказочное дерево, вся золотая, красиво рисуется на бледно-голубом небе, когда низкое солнце уже не греет, но блестит ярче летнего, небольшая осиновая роща вся сверкает насквозь, словно ей весело и легко стоять голой, изморозь ещё белеет на дне долин, а свежий ветер тихонько шевелит и гонит упавшие, покоробленные листья, - когда по реке радостно мчатся синие волны, мерно вздымая рассеянных гусей и уток». Вот красота какая! – папа закрыл книгу.
- А про охоту? – напомнил Серёжа.
- Я не знаю: успею ли вам прочитать об охоте, до того как вы уснёте…
- Я не усну, - решительно сказала Таня.
- Если не успею, завтра сами прочтёте. А сей час ещё один фрагмент, то есть: отрывок, часть, из рассказа Ивана Сергеевича «Касьян с Красивой МЕчи». Иван Сергеевич отправился на охоту, а с ним – крестьянин по имени Касьян. Тургенев подстрелил, то есть – убил птицу под названием коростЕль, и у него состоялся вот такой разговор с Касьяном.
Папа открыл книгу.
«- Барин, а барин! – промолвил вдруг Касьян своим звучным голосом».
- А почему – не «дворянин»? – спросила Таня.
- Я не понял тебя, - папа оторвался от книги.
- Почему Касьян сказал «барин», а не «дворянин»?
- Крестьяне всех помещиков называли «барин», - вдруг отличился Серёжа.
- Верно, - сказал папа. – Всех господ называли «баре» или «барин». Эти слова происходят от слова «боярин». Итак: «Барин, а барин! – промолвил вдруг Касьян своим звучным голосом.
Я с удивлением приподнялся; до сих пор он едва отвечал на мои вопросы, а то вдруг сам заговорил.
- Что тебе? – спросил я.
- Ну, для чего ты пташку убил? – начал он, глядя мне прямо в лицо».
- «Пташка» - значит, птичку, - пояснил папа.
«- Как для чего… КоростЕль – это дичь: его есть можно.
- Не для того ты убил его, барин: станешь ты его есть! Ты его для потехи своей убил.
- Да ведь ты сам небось гусей или куриц, например, ешь?
- Та птица богом определённая для человека, коростЕль – птица вольная, лесная. И не он один: много её всякой лесной твари, и болотной, и луговой, и верховой, и низовой – и грех её убивать, и пускай она живёт на земле до своего предела… А человеку пища положена другая и другое питьё: хлеб – божья благодать, да вОды небесные, да тварь ручная от древних отцов.
Я с удивлением поглядел на Касьяна. Слова его лились свободно; он не искал их, он говорил с тихим одушевлением и кроткою важностию, изредка закрывая глаза.
- Так и рыбу по-твоему грешно убивать? – спросил я.
- У рыбы кровь холодная, - возразил он с уверенностью, - рыба тварь немая. Она не боится, не веселится: рыба тварь бессловесная. Рыба не чувствует, в ней и кровь не живая… Кровь, - продолжал он, помолчав, - святое дело кровь! Кровь солнышка божия не видит, кровь от свету прячется… великий грех показать свету кровь, великий грех и страх… Ох, великий!
Он вздохнул и потупился».
Папа закрыл книгу. Таня уже спала. А Серёжа лежал с открытыми глазами. Смотрел в потолок. Молчали.
- Пап, ты веришь в бога? – вдруг сказал Серёжа.
- Нет. Я – неверующий.
- А Касьян, значит, верил?
- Да. Тургенев, по-моему, тоже был верующим. Но охота для него была как спорт, увлечение, а не убийство.
- Ты говорил, что ещё что-то прочитаешь.
- Да я хотел прочитать фрагмент, отрывок из рассказа Михаила Пришвина «Гон». Гон – это облава на какого-нибудь зверя, загон его в западню, в ловушку. В этом отрывке и рассказывается о том, как гнали зайца, а убили лису. Прочти завтра. И Таня послушает. А сейчас спи. Спокойной ночи.
Ну, вот, ребята: Таня и Серёжа уснули, а вы ещё нет. Если есть желание, то прочтите отрывок из рассказа Михаила Пришвина «Гон».
Гон
(отрывок из рассказа)
Только поздней осенью бывает так хорошо, когда после ночного дождя с трудом начинает редеть ночная мгла, и радостно обозначится солнце, и падают везде капли с деревьев, будто каждое дерево умывается.
Тогда шорох в лесу бывает постоянный, и всё кажется, будто кто-то сзади подкрадывается. Но будь спокоен, это не враг и не друг идёт, а лесной житель сам по себе проходит на зимнюю спячку(1).
Змея прошла очень тихо и вяло, видно ползучий гад убирается под землю. Ей нет никакого дела до меня, чуть движется, шурша осенней листвой.
До чего хорошо пахнет!
Кто-то сказал в стороне два слова. Я подумал, это мне кажется так, слух мой сам дополнил к шелесту природы два бодрые человеческие слова. Или, может быть, чокнула неугомонная белка? Н скоро опять повторилось, и я оглянулся на охотников.
Они все замерли в ожидании, что вот-вот выскочит заяц из частого ельника.
Где же это и кто сказал?
Или, может быть, это идут женщины за поздними рыжиками и, настороженные лесным шорохом, изредка очень осторожно одна с другой переговариваются.
- Равняй, равняй! – услыхал я над собой высоко.
Я понял, что это не люди идут в лесу, а дикие гуси высоко вверху подбодряют друг друга.
Великий показался наконец в прогалочке, между золотыми берёзами, гусиный караван(2), сосчитать бы, но не успеешь. Палочкой я отмерил вверху пятнадцать штук(3) и, переложив её по всему треугольнику, высчитал – всего гусей в караване больше двухсот.
На жировке(4) в частом ельнике(5) изредка раздавалось «бам!» Соловья (Соловей – кличка собаки). Ему там очень трудно разобраться в следах: ночной дождик проник в густель(6) и сильно подпортил жировку.
Этот густейший молоденький ельник наши охотники назвали ЧЕМОДАНОМ, и все уверены, что заяц теперь в ЧЕМОДАНЕ.
Охотники говорят:
- Листа боится, капЕли(7), его теперь не спихнёшь.
- Как гвоздём пришило!
- Не так в листе дело и в капели, главное, лежит крепко, потому что начинает белеть(8), я сам видел галифе(9) белые, а сам серый.
- Ну, ежели галифе побелели, тогда не спихнёшь его в чемодане…
Смолой, как сметаной облило весь ствол единственной высокой ели над гУстелью, и весь этот еловый чемодан был засыпан опавшими берёзовыми листочками, и всё новые и новые падали с тихим шёпотом.
Зевнув, один охотник сказал, глядя на засыпанный ельник:
Комод и комод(10)!
Зевнул и сам мастер Томилин.
С тем ли шли: зевать на охоте!
Мастер Томилин сказал:
- Не помочь ли нам Соловью?
Смерили глазом чемодан, как бы взвешивая свои силы, перелезешь через него или застрянешь.
И вдруг все вскочили решив, помогать Соловью.
Ринулись с криком на чемодан, сверкая на проглянувшем солнышке заплатами чинёных стволов.
Всем командир мастер Томилин врезался в самую серёдку, и чем сильней его там кололо(11), тем сильней он орал.
Все орали, шипели, взвизгивали, взлаивали: нигде таких голосов не услышишь больше у человека, и, верно, это осталось от тех времён, когда охотились на мамонта.
Выстрел.
И отчаянный крик:
- Пошёл!
Первая, самая трудная часть охоты кончилась, всё равно, как бы фитиль(12) подложили под бочку с порохом, целый час он горел, и вдруг, наконец, порох взорвался.
- Пошёл!
И каждому нужно было в радости и в азарте(13) крикнуть:
- Пошёл, пошёл!
Уверенный и частый раздался лай Соловья, и после него, подвалив, Шарик (кличка собаки) ударил и Рестон(кличка собаки), действительно очень резко.
Вмиг вся молодёжь, как гончие, не разбирая ничего, врассыпную бросается куда-то перехватывать, и с нею мастер Томилин, как молодой – откуда что взялось, - летит как лось(14), ломая кусты.
Таким никогда не подстоять(15) зайца, но, может быть, им это и не надо, их счастье – быстро бежать по лесу и гнать, как гончая.
Мы с Фёдором, старые воробьи, переглянулись, улыбнулись, прислушались к гону и, поняв куда завёртывает заяц, стали: он тут на лесной полянке перед самым входом в чемодан, я немного подальше на развилочке трёх зелёных дорог между старым высоким лесом и частым мелятником(16).
И едва только затих большой, как от лося, треск кустов, ломаемых на бегу сороколетним охотником, далеко впереди на зелёной дорожке, между большим лесом и частым мелятником, мелькнуло сначала белое галифе, а потом и весь серый обозначился: ковыль-ковыль(17) прямо на меня.
Я смотрел на него с поднятым ружьём через мушку: мамонт был самый маленький белячОк из позднышкОв-листопадникОв(18), на одном конце его туловища, совсем ещё короткого, были огромные уши, на другом – длинные ноги, такие, что весь он на ходу своим передом то высоко поднимался, то глубоко падал.
На мне была большая ответственность не допустить листопадника до чемодана и не завЯзить там надолго собак: я должен был убить непремЕнно(19) этого мамонта. И я взял на мУшку(20).
Он сел.
В сидячего я не стреляю, но всё равно ему конец неминуемый, побежит на меня – мУшка сама станет вниз на передние лапки, прыгнет в сторону – мУшка мгновенно перекинется к носику.
Ничто не может спасти бедного мамонта.
И вдруг…
Ближе его из нЕкоси(21) мелЯтника показывается рыжая голова и как бы седая от сильной росы.
- Шарик?
Я чуть было не убил его, приняв за лисицу, но ведь это же не Шарик, это лисица…
И всё это было одно мгновенье, седая от росы голова не успела ни продвинуться, ни спрятаться. Я выстрелил, в нЕкоси заворошИлось(22) рыжее, вдали мелькнуло белое галифЕ.
И тут налетели собаки…
Налетел Фёдор. С ружьём наперевес, как в атаке, выскочил из леса на дорожку мастер Томилин и потом все, сверкая заплатами ружей. Сдержанные свОрками(23) собаки рвались на лисицу, орали не своим голосом. Орали все охотники, стараясь крикнуть один громче другого, что и он видел промелькнувшую в гУстели лисицу. Когда собаки успокоились, и молодёжь умолкла, осталась радость у всех, одинаковая, как будто все были как один человек.
Фёдор сказал:
- Шумовая.
Мастер Томилин по-своему тоже:
- Чумовая лисица.
Пояснения
1 – зимняя спячка – некоторые звери на зиму засыпают (впадают в спячку),
например: медведи, змеи.
2 – караван – группа вьючных (нагруженных) животных, например –
верблюдов, идущих друг за другом цепочкой. «Караван гусей» - цепочка
летящих друг за другом птиц.
3 – «палочкой я отметил вверху пятнадцать штук» - автор закрыл один глаз,
вытянул руку с палочкой в пальцах в сторону каравана гусей, палочку
расположил вдоль линии (цепочки) каравана и посчитал: сколько гусей
помещается в длине палочки. Затем палочку стал перемещать
(в воздухе) вдоль всех линий каравана. В длине палочки помещалось
пятнадцать гусей. А сама палочка поместилась вдоль линий каравана
четырнадцать раз. Автор перемножил цифры 15 и 14 и получилось
«более двухсот».
4 - жирОвка – место, где животные отдыхают в сытом состоянии, «жируют».
5 – Ельник – еловый лес.
6 – гУстель – гУсто, часто растущие деревья и кусты.
7 – «боится капЕли» - боится звука капель, падающих с листьев и деревьев.
8 – «начинает белеть» - заяц к зиме меняет цвет шерсти с серого на белый.
поэтому зимнего зайца ещё зовут: беляк.
9 – галифЕ – брюки, плотно облегающие колени, а кверху, к бёдрам
расширяющиеся. Задние ноги зайца похожи на галифЕ.
10 – комОд – невысокий шкаф для белья с несколькими ящиками внутри.
11 – « чем его сильнее там колОло» - жёсткие иголки елей колются и
причиняют боль открытым участкам тела: лицу, рукам.
12 – фитИль – горючий шнур для зарядов, служит для передачи огня на
расстоянии. Пока шнур горит, люди успевают до взрыва отбежать
в укрытие.
13 – азАрт – сильное возбуждение, задор, увлечение.
14 – лось – крупный олень с широкими ветвистыми рогами.
15 – « не подстоЯть зайца» - не выманить, не дождаться или не устеречь.
16 – «частый мелЯтник» - нескошенная густая поросль травы и кустов.
17 – «ковыль-ковыль прямо на меня» - то есть – ковылял: шёл нескладно,
трудно, будто хромой.
18 – «позднышОк-листопадник» - заяц, рождённый поздно, в пору падения
листьев, осенью. А, значит, - молодой, маленький.
19 – непремЕнно – обязательно.
20 – «взял на мУшку» - прицелился.
21 – нЕкось – нескошенная растительность.
22 – заворошИлось – зашевелилось, задвигалось.
23 – свОрка – поводок для собаки; «сдержанные свОрками» - сдержанные
поводками.
Ребята!
1. Помните ли вы хорошие солнечные дни осени? Попробуйте обрисовать, нарисовать словами картину поздней осени: может быть, в лесу, может быть, на даче, на огороде, в поле. Поищите нужные слова, как ищет их и находит И.С. Тургенев.
2. Вы поняли, кто такие дворЯне? Найдите в тексте объяснение.
3. Почему охотились и дворЯне и люди из простого народа?
4. Какой фрагмент (отрывок) вам больше понравился? Почему?
5. Если есть в текстах непонятные вам слова и выражения, спросите о них у родителей или учителя.
День седьмой
А утром выпал снег. Первый снег! Неожиданный, пушистый, медленный. Крупные хлопья его падали в тихом безветрии и всё изменилось вокруг: и земля, и деревья, и дома, и люди. Собаки, выпущенные хозяевами на прогулку, хватали пастью снег, катались по нему – радовались. Школьники , идя в школу, играли в снежки, и, конечно, опаздывали на уроки.
- Первый снег – ещё не снег, - сказал папа. – Растает.
И действительно, Таня и Серёжа возвращались из школы по осенней погоде: мокрые грязные листья, лужи, хмурое небо. А папа, возвратясь вечером с работы, изрёк:
- Осень – перемен восемь.
Сява хор-роший! – откликнулся на это попугай.
- Только ты и не меняешься. Зимой и летом – одним цветом, - ответил ему папа. – А с тобою что? – спросил он Серёжу, заметив синяк на его лице.
- Поскользнулся, упал…
- Приметы зимы: «крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь», помещики из своих имений перебираются в городские дома, а Серёжа набивает себе синяк. Зима! А где тут наша первоклассница?
Первоклассница пыхтела над тетрадкой, выводя буквы. Высунув кончик языка, она написала последнюю букву и поставила точку.
- Всё! – и кинулась на руки папе.
Папа подбросил её вверх, затем сел и посадил Таню к себе на колени:
- Как дела твои? Какие успехи?
- А вот какие! – И Таня показала врастопырку все пять пальцев своей руки.
- Молодец!
- Я всё слышала, - вдруг сказала Таня, - А почему помещики зимой переезжали в город?
- Ух, ты! Уже вопросы, - улыбнулся папа. – А потому переезжали, что зимой в деревне неуютно, тоскливо и холодно. А в городе – светлее, теплее и развлечений больше: балы, встречи с друзьями, выезды в театр…
- А дети их тоже переезжали?
- Ну, конечно! Начинались занятия в лицеях, гимназиях, школах, которые назывались училищами.
- Зи – мой? – удивилась Таня.
- Да. Поздней осенью, а то и зимой. Но не с первого сентября начинались занятия в учебных заведениях.
- Вот это – да! А в деревне?
- Что – в деревне? Занятия?
- Нет! Работники в деревне оставались без хозяина?
- Работники – это крестьяне. Вместо хозяина, барина, в поместье оставался управляющий поместьем.
- Понятно: зимой помещик – в городе, летом – в деревне, как в отпуске. Да?
- Нет, Танечка. В поместье всё лето мог находиться лишь тот дворянин, который уже был в отставке. Находился как бы на пенсии. Но вместо него обязательно служил один из сыновей, потому что царь давал поместье в награду за службу. И если никто из семьи не служил в армии, то царь мог и отобрать поместье.
- Поместье было платой за службу царю?
- Да. И если помещик был дворянином, то имение от имени царя давалось ему пожизненно и передавалось по наследству: сыновьям, внукам…
- Насовсем?
- Насовсем.
- К столу! – позвала мама.
- Сейчас идём! Одному помещику царь давал небольшое поместье, где было 50-100 крестьян, а другому – огромное, с тысячами крестьян. Это называлось: по заслугам и по чину. Генералу – больше, простому офицеру – меньше.
- Остынет! – Мама вошла в детскую комнату. – Мыть руки – и за стол.
Таня стала на пол, взяла папу за руку.
- Значит, помещики были богатые и бедные? Ну, не такие бедные, как простые люди, а…
- Понятно, понятно! Да.
Папа и Таня мыли руки, не прерывая разговора.
- Были даже помещики, которых называли однодвОрцами. Потому что у них был дом, сад-огород и один-два человека прислуги. И Ни одного крестьянина.
- А на что же они жили?
- На жалованье-пенсию и на прибыль с огорода.
…После ужина Серёжа готовил уроки, папа читал, а Таня играла с попугаем.
- Сява – дворянин. Однодворец. У тебя один домик.
Сява сидел на качельках в клетке и, повернув набок голову, смотрел на Таню, слушал её.
- Сява – дворянин, однодворец, - втолковывала ему Таня.
- Хватит, Таня! Сама попугаем станешь, - остановила обучение мама. – Лучше помоги мне убрать со стола, да посуду помыть: не дворянка ведь.
- Пап, папа! – крикнула Таня, принимаясь за уборку стола. – Дворянки сами мыли посуду?
На кухне появился папа с книжкой в руках.
- Не кричи, Серёже мешаешь. А что касается дворянок… - Папа подумал. – Мыли. И воду носили, и грядки пололи. Но только обедневшие дворяне. А богатые, знатные, лили как их называли – родовитые – конечно, никакой трудной, чёрной работы не делали, если сами того не желали.
- Значит, мы – однодворцы. И Сява – однодворец, - сделала вывод Таня.
Появился Серёжа.
- Что, уже всё сделал? – удивилась мама.
- Да там два примера было всего. Мне же интересно, о чём вы говорите.
- О дворянах – доложила Таня.
_ Так, господа дворяне, - сказала мама, - я ваша прислуга и начинаю готовить еду на завтра. А потому…
- Нет-нет, ты – не прислуга, - заступилась Таня. – Мы все – прислуга.
- Хорошо. Тогда вы послужИте мне: я буду готовить, а вы беседуйте при мне, чтобы мне было веселее работать.
- Договорились, - согласился папап.
- Мы согласны, - сказал Серёжа.
- В время царствования Петра I, были написаны правила поведения для дворянских детей. Эти правила назывались «Юности честное зерцАло»
- Честное, значит, правдивое? – спросил Серёжа.
- Ты называешь сегодняшнее значение этого слова: честный – значит, правдивый, не ложный. А слово «честный» происходит от слова «честь». И тогда значение слова «честный» будет ближе к понятию «имеющий честь, достоинство». Раньше говорили: «По чести и слава». То есть тебе столько славы от людей, сколько ты её заслужил. Ну, а слово зерцало, думаю вам понятно. Это – зеркало. Смотритесь в эти правила чести, как в зеркало.
Часть этих правил взята из «Домостроя». Помните «Домострой»? А часть написана заново. Некоторые из правил взяты из европейского этикета.
Папа открыл книжку.
- Дети должны «отца и мать в великой чести содержать», без разрешения родителей никого не бранить; не прекословить родителям и не перебивать их речи; «младший отрок» - то есть юноша – «должен быть бодр, трудолюбив и прилежным» - то есть старательным – «делать благочестивые и добродетельные поступки; должен уметь говорить на иностранных языках, чтобы слуги не распознали сути разговора; хорошо танцевать, биться на шпагах, ездить на коне; быть вежливым и не драчливым». Пока всё понятно?
- Всё.
- А вот теперь прочитаю вам правила поведения за столом. Будьте внимательны. «Когда получится тебе с другими за столом сидеть, то содержи себя в порядке по сему правилу: во-первых, обрежь свои ногти, умой свои руки и сиди благочинно, прямо…»
- А Серёжа ест согнувшись, - заметила Таня.
- А ты посмотри на свои ногти, царапка, - обиделся Серёжа.
Таня спрятала за спину обе руки.
- Покажи, покажи, дворянка, - мама строго глянула на Таню, и та показала руки. – Сегодня же обрежь.
- А я не умею.
- Поможем, - сказала мама. – Ишь ты!
- Я продолжаю, - улыбнулся папа. – «Не жри, как свинья, не дуй в супы, чтобы везде брызгало».
Таня с Серёжей рассмеялись.
- «Ногами не мотай», - продолжал папа, - «когда тебе пить, не утирай рта рукою, а полотенцем, и не пей, пока не проглотил пищи». А вы, друзья, всё запиваете, не прожевав. «Не облизывай пальцев, зубов ножом не чисти… Над едой не чавкай, как свинья, не чеши головы, не проглотив куска не говори, ибо так делают крестьяне… Чихать, сморкаться и кашлять непригоже… Когда закончишь есть, поблагодари бога, умой руки и лицо и выполощи рот». Вот так! – Закончил папа. – Многие из этих правил и сегодня у нас в чести, то есть – применяются, годятся.
- А я не чавкаю и ножом в зубах не ковыряюсь, - заявила Таня.
- Да, да, - заметил ехидно Серёжа. – И не облизываешь пальцев, и не говоришь, не проглотив пишу. Это кто-то другой, да?
- А ты – тоже!
- Оба хороши, сказала мама.
- Надо сказать, что ПётрI много чего нового привнёс в быт и нравы бояр и дворян.
- Бороды обрезал, - вспомнила мама.
- И бороды тоже, - подтвердил папа.
- А зачем? – удивился Серёжа.
- Бояре гордились своими бОродами. Они почему-то считали, что чем длиннее борода, тем больше чести. А царь Пётр решил, что чествовать надо знания, да умения, а не длину бороды. Вы же знаете, что бояре всегда были ближе к князю или царю, чем двОрня-дворяне . Они гордились этим, и считали себя более знатными, чем дворяне, а, значит, и более достойными чести. Царь Пётр I отменил боярство как чин, и уравнял бояр в деле, в работе, службе с дворянами. По умению и честь. Вот, например, Таня учится лучше, чем другие ученики, то ей и чести больше. Кроме того: Пётр I отменил право наследования, то есть боярство и дворянство больше не передавалось по наследству – его нужно было заслужить. Сын мог получить звание дворянина, если дослуживался до определённого чина.
Очень многие бояре и дворяне были неграмотны. И царь Пётр заставлял их детей учиться. Пока не выучатся – не разрешал жениться. Матери плакали, дети ревели, но вынуждены были учиться.
Между тем мама почти закончила свои дела и сказала:
- Если Серёжа желает, то пусть пойдёт полчасика погуляет. А Таня остаётся: я обрезаю Тане ногти.
- Я буду учить попугая, - заупрямилась Таня. – Сява – дворянин, Сява..
- Нет! – сказала мама. – Сначала я обрежу тебе ногти, затем ты почистишь клетку попугая, и только потом будешь обучать его.
…Перед сном Таня уселась на диван рядом с отцом. Папа просматривал какую-то книгу с цветными фотографиями.
- Что это? – спросила Таня.
- Фотографии усадьбы Тургенева: дом, в котором он жил, хозяйственные постройки, двор, сад, пруд, аллеи…
- Красиво!
К ним подсел и Серёжа. Папа показал портреты писателей С.Т. Аксакова,Л.Н. Толстого, Г.Г. Гарина-Михайловского, И.А. Бунина.
- Я показываю вам портреты и местА, где они жили, потому что эти писатели – дети дворян. Но это – только часть писателей дворян. Многие писатели XIX века вышли из дворянских семей. Отрывки из их произведений о своём детстве вы можете прочитать сами. Книги есть у нас дома. А можно взять и из библиотеки.
- А почему они вышли … из семей? Почему ушли? – спросила Таня.
- Нет. Просто так принято говорить: «Вышел из дворянской семьи», то есть родился в дворянской семье. А потом, когда станет взрослым, он покинет свою семью, выйдет из неё, чтобы начать свою взрослую жизнь.
- Понятно, - сказал Серёжа.
- Ложитесь спать, а я вам немного почитаю. Иди, Таня, укладывай куклу.
После прощания с Сявой, мамой и куклой Таня приготовилась слушать безо всяких капризов. А Серёжа уже ждал папу.
- Я прочту вам о деде Сергея Тимофеевича Аксакова, - сказал папа, - Отрывок из книги «Семейная хроника». «Степан Михайлович Багров, так звали его, был не только среднего, а даже небольшого роста, но высокая грудь, необыкновенно широкие плечи, жилистые руки, каменное, мускулистое тело обличали в нём силача. В разгульной юности, в молодецких потехах, кучу военных товарищей на него нацеплявшихся, стряхивал он, как брызги воды стряхивает с себя коренастый дуб после дождя, когда его покачнёт ветер. Правильные черты лица, прекрасные тёмно-голубые глаза, легко загоравшиеся гневом, но тихие и кроткие в часы душевного спокойствия, густые брови, приятный рот, всё это вместе придавало самое открытое и честное выражение его лицу; волосы у него были русые. Не было человека, кто бы ему не верил; его слово, его обещание было крепче и святее самых духовных о гражданских актов». Понятно вам это выражение?
- Нет, - сказал Серёжа.
- «Крепче и святее всяких духовных и гражданских актов» означает: надёжнее всяких клятв и письменных обещаний и обязательств. Сказал – сделал. То есть, Степан Михайлович Багров, дед Сергея Тимофеевича, был человеком надёжным. «Природный ум его был здрав и светел. Разумеется, при общем невежестве тогдашних помещиков, и он не получил никакого образования, русскую грамоту знал плохо; но, служа в полку, ещё до офицерского чина выучился он первым правилам арифметики и выкладке на счётах, о чём любил говорить даже в старости. Вероятно, он служил не очень долго, ибо вышел в отставку каким-то полковым квартирмейстером». «Квартирмейстер» - это офицер, ведающий снабжением и размещением воинской части. «Впрочем, тогда дворяне долго служили в солдатском и Унтер-офицерском званиях»…
- Это был указ Петра I о том, чтобы все дворянские дети проходили военную службу, начиная с низших чинов, - пояснил папа.
«Вышед в отставку, несколько лет жил в своём наследственном селе Троицком».
- То есть, в селе, поместье, которое передавалось по наследству: от отца к сыну, - напомнил папа.
- Значит, и дедушка его там жил? – спросила Таня.
- Да, конечно. И село это стало потом называться по имени, по фамилии помещика-хозяина: Багрово. Итак, дед жил «в наследственном селе Троицком, и сделался отличным хозяином. Он не торчал день и ночь при крестьянских работах, не стоял часовым при ссыпке и отпуске хлеба; смотрел редко, да метко, как говорят русские люди, и, уж прошу не прогневаться, если замечал, что дурное (т. е. плохое), особенно обман, то уж не спускал никому. (Никому не прощал). Дедушка, соОбразно духу времени, рассуждал по-своему: наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни…»
Папа пояснил:
- Помещик, барин, позволял своему крестьянину работать на своей крестьянской земле, на своём участке, несколько дней в неделю. А мог и не позволить этого и тогда в эти дни крестьянин работал на земле барина; помещик отнимал у крестьянина его собственные дни. А что могло произойти в эти «отнятые» дни? У крестьянина мог погибнуть урожай, потому что хлеб надо убирать в строго определённое время; мог крестьянин опоздать и с севом или посадками – тогда тоже жди беды. Так вот дедушка, Степан Михайлович, рассуждал так: « наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни, - значит, вредить его благосостоянию, то есть своему собственному; наказать денежным взысканием – тоже; разлучить с семейством, отослать в другую вОтчину (в другую деревню), употребить в тяжёлую работу – тоже, и ещё хуже, ибо отлУчка от семейства (разлука) – несомненная порча; прибегнуть к полиции… боже помилуй… Надо сказать, что дедушка был строг только в пылу гнева; прошёл гнев, прошла и вина. Этим пользовались: иногда виноватый успевал спрятаться, и гроза проходила мимо. Скоро крестьяне его пришли в такое положение, что было не на кого и не за что сердиться.
Приведя в порядок своё хозяйство, дедушка мой женился на Арине Васильевне Неклюдовой, небогатой девице, так же из старинного дворянского дома (из старинного рода)…Кстати, древность дворянского происхождения была коньком моего дедушки ( он много знал об этом и гордился), и хотя у него было сто восемьдесят душ крестьян (это немного), но производя свой род бог знает по каким документам, от какого-то варяжского князя, он ставил своё семисотлетнее дворянство выше всякого богатства и чинов. Он не женился на одной весьма богатой и прекрасной невесте, которая ему очень нравилась, единственно потому, что прадедушка её был не дворянин.
Вот каков был Степан Михайлович.
Ребята! Так как Таня и Серёжа уже спят, а вы ещё нет, то постарайтесь ответить на следующие вопросы:
1. Где жили дворяне?
2. Почему дворяне были «бедные» и «богатые»?
3. Кто такой Пётр I, и чем он известен?
4. Прочтите ещё раз правила поведения для дворянских детей, изложенные в «Юности честное зерцало». Какие из этих правил вам кажутся и сегодня важными и нужными? Какие из них вы хотели бы выполнять? А какие – нет?
5. Как вы понимаете выражение: «наследственное село»?
6. Дедушка С. Т. Аксакова Степан Михайлович знал имена своих предков на а семьсот лет назад. И знал, что они делали, чем занимались. А можете ли вы назвать имена своих прадедушек, прабабушек?
День восьмой
За утренним окном было ещё темно, а Таня и Серёжа уже встали. Серёжа даже делал зарядку. Папа уже собирался уходить, а мама готовила детям завтрак:
- Дети! Прощайтесь с отцом! Уходит!
Из ванной вышла с мокрым лицом Таня. Серёжа прислонился к двери. Папа взял Таню на руки и поцеловал в мокрую щеку:
- До свидания, друзья! Дня два-три я буду вечерами занят и, наверное, не смогу вам читать и рассказывать. Поэтому, Серёжа, ты прочтёшь Тане два отрывка. Один из повести Гарина-Михайловского «Детство Тёмы», который называется «Прощение», а другой – из повести Елизаветы Водовозовой «История одного детства» - «По-новому». Книги на столе. В книгах закладки. До свидания.
И папа вышел из комнаты.
Ребята! Чтобы вам были понятны события, описанные в отрывке «Прощение», я объясню вам кто такой Тёма и что он сделал.
Тёме восемь лет. ОН живёт в дворянской семье. Отец его – крупный военный чин. В отсутствие мамы и отца, Тёма сломал любимый папин цветок, не слушал гувернантку (воспитательницу), разбил посуду и ещё наделал ряд проказ. А когда приехали родители, побоялся, струсил признаться о своих проделках. Отец его жестоко наказал: избил ремнём так, что у мальчика штанишки стали мокрыми.
Мать защитила Тёму от отца.
У тёмы четыре сестры: Зина, Наташа, Маня и Аня и младший брат Серёжа.
Прощение
(отрывок из повести «Детство Тёмы)
…Мать проходит в детскую, окидывает её быстрым взглядом, убеждается, что Тёмы здесь нет, идёт дальше, пытливо всматриваясь на ходу в отвОреную дверь маленькой комнаты, замечает в ней маленькую фигурку Тёмы, лежащего на диване с уткнувшимся лицом, проходит в столовую, отворяет дверь в спальную и сейчас же плотно затворяет её за собой.
Оставшись одна, она тоже подходит к окну, смотрит и не видит темнеющую улицу. Мысли рОем носятся в голове.
Пусть Тёма так и лежит, пусть придёт в себя, надо его теперь совершенно предоставить себе… Бельё бы переменить… Ах, боже мой, боже мой, какая страшная ошибка, как могла она допустить это! Какая гнусная(1) гадость! Точно ребёнок сознательный негодяй! Как не понять, что если он делает глупости, шалости, то делает только потому, что не видит дурной стороны этой шалости.
Няня маленькой Ани просовывает свою по-русски повязанную голову.
- Аню перекрестить…
- Давай! – И мать крестит девочку.
- Артёмий Николаевич (Тёма) в комнате? – спрашивает она.
- Сидит у окошка.
- Свечка есть?
- Потушили. Так в темноте сидят.
- Заходила к нему?
- Заходила… Куды! Эх! – Но няня удерживается, зная, что барыня не любит нытья.
- А больше никто не заходил?
- Таня ещё… Кушать носила.
- Ел?
-И-и! Боже упаси, и смотреть не стал… Целый день не емши. За завтраком маковой росинки(2) не взял в рот.
Няня вздыхает и, понижая голос, говорит:
- Бельё бы ему переменить, да обмыть… Это ему, поди, теперь пуще всего зазОрно(3)…
- Ты говорила ему о белье?
- Нет… Куда! Как только поклонилась было, а он этак плечиками как саданЁт(4)… Вот Таню разве послушает…
- Ничего не надо говорить… Никто ничего не замечайте… Прикажи, чтобы приготовили обе ванны поскорее для всех, кроме Ани… Позови бОнну(5)…
Смотри, никакого внимания…
- Будьте спокойны, - говорит сочувствующим голосом няня.
Входит фрЕйлен(5).
Она очень жалеет, что всё так случилось, но с мальчиком ничего нельзя было сделать…
- Сегодня дети берут ванну(7), - сухо(8) перебивает мать. – Двадцать два градуса.
- Зер гут (очень хорошо), мадам, - говорит фрейлен и делает книксЕн(9).
Она чувствует, что мадам недовольна, но её совесть чиста. Она невиновата; фрейлен Зина свидетельница, что с мальчиком нельзя было справиться. Мадам молчит; бОнна знает, что это значит. Это значит, что её оправдания не приняты.
Хотя она очень дорожит местом(10), но её совесть спокойна. И, в сознании своей невиновности, она скромно, но с чувством собственного достоинства берётся за ручку.
- Позовите Таню.
- Зер гут (очень хорошо) мадам, - отвечает бОнна и уже за дверью делает книксен.
В последней нотке мадам бОнна услыхала что-то такое, что возвращает ей надежду удержать за собой место, и она воскресшим голосом говорит:
- Таню бариня идить(11)!
Таня оправляется(12) и входит в спальню.
Таня всегда купает Тёму. Летом, в те дни, когда детей не мылили, ему разрешалось самому купаться, без помощи Тани, и это доставляло Тёме всегда громадное удовольствие: он купался, как папа, один.
- Если Артёмий Николаевич (Тёма) пожелает купаться один, пусть купается. Перед тем, как вести его в ванную, положи на стол кусок хлеба – не отрезанный, а так, отломанный, будто нечаянно его забыли. Понимаешь?
Таня давно всё поняла и весело и ласково отвечает:
- Понимаю, сударыня!
- Купаться будут все; сначала барышни, а потом Артёмий Николаевич. Ванну на двадцать два градуса. Ступай!
Но тотчас же мать снова позвала Таню и прибавила:
- Таня, перед тем, как поведёшь Артёмия Николаевича, убавь в ванной свет в лампе(13) так, чтобы был полумрак. И поведёшь его не через детскую, а прямо через девичью(14)… И чтобы никого в это время не было, когда он будет идти. В девичьей тоже убавь свет.
- Слушаю-с.
Купанье – всегда событие и всегда приятное. Но не на этот раз: в детской оживление слабое. Дети находятся под влиянием наказания брата, а главное – нет поджигателя обычного возбуждения, Тёмы. Дети идут как-то лениво, купанье какое-то неудачное, поспешное, и через двадцать минут они уже в белых чепчиках(15), гуськом возвращаются назад в детскую…
- Артёмий Николаевич, пожалуйте! – говорит весёлым голосом Таня, отворяя дверь маленькой комнаты со стороны девичьей.
Тёма молча встаёт и стеснённо проходит мимо Тани.
- Один или со мной? – беспечно(16) спрашивает она вдогонку.
- Один, - отвечает быстро, уклончиво(17) Тёма и спешит пройти девичью.
Он рад полумраку. Он облегчённо вздыхает, когда затворяет за собой дверь ванной. Он быстро раздевается и лезет в ванну. Обмывшись, он вылезает, берёт своё грязное бельё и начинает полоскать его в ванне. Ему кажется, что он умер бы от стыда, если бы кто узнал в чём дело; пусть лучше будет мокрое. Кончив свою стирку, Тёма скОмкивает в узел бельё и ищет глазами, куда бы его сунуть; он засовывает наконец свой узел за старый запылённый комод. Успокоенный, он идёт одеваться, и глаза его наталкиваются на кусок, очевидно, забытого кем-то хлеба. Мальчик с жадностью кидается на него, так как целый день ничего не ел. Годы берут своё: он сидит на скамеёке, болтает ножонками и с наслаждением ест. Всю эту сцену видит мать и взволнованно отходит от окна.
Кончив есть, Тёма встал и вышел в коридор. Он подошёл к лестнице, ведущей в комнаты, остановился на мгновение, подумал, прошёл мимо по коридору и, поднявшись на крыльцо, нерешительно, вполголоса позвал:
- Жучка, Жучка!
Он подождал, послушал, вдохнул в себя аромат масличного дерева, потянулся за ним и, выйдя во двор, стал пробираться к саду.
Страшно! Он прижался лицом между двух стоек ограды и замер, охваченный весь каким-то болезненным утомлением.
…Как-то таинственно страшно молчат дорожки. Деревья шумят, точно шепчут друг другу: «Как страшно в саду». Вот что-то чёрное беззвучно мелькнуло в кустах: на Жучку похоже! А может быть Жучки давно нет? Как жутко вдруг стало. А там что белеет? Кто-то идёт по террАсе(17).
- Артёмий Николаевич, - говорит, отворяя калитку(18) и подходя к нему Таня, - спать пора.
Тёма точно просыпается.
Он не прочь, он устал, но перед сном надо идти прощаться, надо пожелать спокойной ночи маме и папе. Ох, как не хочется!
- Артёмий Николаевич, Тёмочка, милый мой барин, - говорит Таня и целует руки Тёмы, - идите к мамаше! Идите, мой милый, дорогой, - говорит она, мягко увлекая его за собой, осыпая на ходу поцелуями…
Он в спальне у матери.
Он стоИт на ковре. Перед ним в кресле сидит мать и что-то говорит ему. Тёма точно во сне слушает её слова, они безучастно летают где-то возле его уха. Зато на маленькую Зину, подслушивающую у двери, речь матери бесконечно сильно действует своей убедительностью. Она не выдерживает больше и, когда до неё долетают слова матери: «а если тебе не жаль, значит. ты не любишь маму и папу», врывается в спальню и начинает горячо:
- Я говорила ему…
- Как ты смела, скверная(19) девчонка подслушивать?!
И «скверная девчонка, подхваченная за руку, исчезает мгновенно за дверью. Это изгнание его маленького врага пробуждает Тёму. Всё горе дня встаёт перед ним….
- Все только слушают Зину… Все целый день на меня нападают, меня никто не-е любит и никто не-е хоч-ет вы-ы-слу-у…
И Тёма горько плачет, закрывая лицо руками.
Он передал матери всю повесть грустного дня, как она слагалась роковым образом. Его глаза распухли от слёз… Мать, сидя с ним на диване, ласково гладит его густые волосы и говорит ему:
- Ну, будет, будет… мама не сердится больше…мама любит своего мальчика, мама знает, что он будет у неё хороший, любящий, когда поймёт одну маленькую, очень простую вещь. И Тёма может уже её понять. Ты видишь, сколько горя с тобой случилось, а как ты думаешь отчего? А я тебе скажу: оттого, что ты ещё маленький трус…
Тёма, ждавший всяких обвинений, но только не этого, страшно поражЁн(20) и задет этим неожиданным выводом.
- Да, трус! Ты весь день боялся правды. И из-за того, что ты её боялся, все беды твои и случились. Ты сломал цветок. Чего ты испугался? Пойти сказать правду сейчас же. Если б даже тебя и наказали, то ведь, как теперь сам видишь , тем, что не сказал правды, наказанья не избег. Тогда как если бы ты правду сказал, тебя, может быть, и не наказали бы. Папа строгий, но папа сам может упасть, и всякий может. Наконец, если ты боялся папы, отчего ты не пришёл ко мне?
- Я хотел сказать, когда вы садились в дрожки(21)…
- Отчего ты не сказал?
- Я боялся папы…
- Сам же говоришь, что боялся, значит – трус. А трусить, бояться правды – стыдно. Боятся правды скверные, дурные люди, а хорошие люди правды не боятся и согласны не только чтобы их наказывали за то, что они правду говорят, но рады и жизнь отдать за правду… Вот когда ты знал, что папа тебя накажет, ты убежал, а храбрый так не делает. Папа был на войне: он знал, что там страшно, а всё-таки пошёл. Ну, довольно: поцелуй маму и скажи ей, что ты будешь добрый мальчик.
Тёма молча обнял мать и спрятал голову у неё на груди.
Пояснения
1 – гнусная – отвратительная, мерзкая, нехорошая.
2 – «маковой росинки не взял в рот» - ребята, вы представляете каким
маленьким бывает маковое зёрнышко? О росинка на нём, значит, ещё
меньше. Выражение: «маковой росинки не было во рту» - означает,
что человек голоден и давно ничего не ел.
3 – зазОрно – стыдно.
4 – саданУть –сильно ударить.
5 – бОнна – воспитательница иностранка, то же самое, что гувернАнтка.
6 – фрЕйлен – молода немка-воспитательница.
7 – брать ванну – мыться в ванне, купаться.
8 – сухо - здесь означает: «недовольно».
9 – книксЕн – почтительное приседание девушки.
10 – дорожить местом – означает: дорожить своей работой, ценить её.
11 – «Таню бариня идить» - воспитательница немка и плохо говорит
по-русски. Надо было сказать: «Таню барыня зовёт».
12 – «Таня оправляется» - Таня приводит себя в порядок.
13 – «..убавь в ванной свет в лампе» - электрического освещения не было:
были свечи и керосиновые лампы. Свет в керосиновой лампе можно
было регулировать: добавить или убавить.
14 – дЕвичья комната – спальная комната для девочек. А детская – комната
для занятий и игр всех детей семьи.
15 – чЕпчик – женский головной убор.
16 – беспЕчно – беззаботно, легко.
17 – террАса – летняя открытая пристройка к дому, веранда.
18 – калИтка – небольшая дверца в заборе.
19 – скверная - гадкая, недостойная.
20 – «страшно поражён» - очень удивлён неприятно.
21 – дрОжки – лёгкий экипаж, коляска, запряженная лошадьми.
Ребята! Вы, наверное, сочувствуете Тёме? У вас, наверное, тоже были случаи, когда стыдно было признаться в сделанном, трудно было сказать правду? Или не было таких случаев?
1. Скажите, семья Тёмы «богатая» или «бедная» дворянская семья?
2. Почему вы так думаете? Объясните.
А теперь прочитайте о другой дворянской семье.
Е. Водовозова
По-новому
(отрывок из повести «История одного детства»)
Новая полоса началась в моей жизни. Нам, детям, переезд в деревню был, конечно , по душе. Светлый и уютный дом с просторными комнатами, коридором, боковушками и отдельным флигилем(1) во дворе, большой тенистый сад с извилистыми дорожками, а за ними широкое поле и у подножия горы голубое озеро – всё это было заманчиво, располагало к играм и прогулкам и не могло сравниться с тем, что окружало нас в Поречье.
Матушка, целиком ушедшая в хозяйство, на нас, детей, не обращала никакого внимания.
В помещичьих семьях вообще мало думали о детях. Близости между родителями и детьми почти не бывало. Поутру дети подходили «к ручке» родителей и желали доброго утра, после еды опять целовали ручку и благодарили за обед и ужин. Прощаясь перед сном, желали друг другу спокойной ночи. Вот и всё, чем обменивались за день родители и дети. Гувернантки няньки должны были строго следить за тем, чтобы дети не докучАли(3) старшим. За каждый пустячный поступок детей награждали подзатыльниками, стегали плёткой, секли розгами(4).
Не удивительно, что детей всегда тянуло в людскУю: в ней было веселей, чем в детской; тут горничные(5), лакЕи(6) и кучерА(7), обедая, сообщали разные новости, рассказывали о происшествиях в семье других помещиков, тут валялись обычно остатки брЮквы(8), рЕпы(9), кочерыжки от капусты, и можно было втихомолку лакомиться ими.
Детям уделялось все, что было похуже и не могло пользоваться взрослыми «господами». Даже в богатых помещичьих домах под спальни детей отводились самые тёмные и невзрАчные(10) комнаты. Форточек в комнатах не было. Спёртый воздух очищался только топкой печей. Духота в детских стояла ужасная; всех маленьких детей старались поместить в одной-двух комнатках, и тут же, вместе с ними на лежанках, сундуках или просто на полу, подостлав себе что попало из хлАма(11), пристраивались на ночь мамки(12), няньки(13) и горничные. Дети спали на высоко взбитых перинах. Перины эти никогда не сушились и не проветривались. Зимой по месецам детей не выводили на улицу, никто не имел понятия о том, что свежий воздух необходим для здоровья.
В то время существовало поверье(14), что чёрные тараканы приносят счастье и скорое замужество, поэтому помещицы, у которых были дочери-невесты, нарочно разводили их: за нижний плИнтус (15) стены клали крошки сахара, хлеба. В таких домах тараканы по ночам, как камешки, падали со стен на спящих детей; в изобилии водились здесь и клопы и блохи.
Благодаря моему отцу, горячо любившему детей, наше положение в доме не было таким печальным. Наша семья была культурнее других помещичьих семейств в нашей местности. Правда, матушка не прочь была дать подзатыльника, толкнуть в спину и дёрнуть за волосёнки, но комнаты, в которых мы жили, содержались всегда в чистоте и в порядке. Во всём же остальном нам тоже жилось не сладко.
С тех пор как мы обнищали, матушка во всём наводила жёсткую экономию. По вечерам мы «сумЕрничали», то есть не зажигали огня, пока не наступала полная темнота.
Хотя свечей не покупали, а приготовляли их из сала домашних животных, но даже к свечам относились у нас бережливо.
По вечерам во всём нашем доме горели две свечи: одна в столовой на столе. За которым сидели мы все с матушкой и няней, другая – в девичьей.
Однако для нас, детей, самым чувстительным было не это. С особым сожалением говорили мы о сладком, которого теперь нам совсем не давали. Конечно, такие разговоры мы вели только тогда, когда матушки не было в комнате.
- Отчего у нас не делают теперь ни взбитых сливок, ни бисквИтов(16)? – спрашивали мы няню. – Ведь сливки и яйца у нас свои, а не покупные.
- А оттого, - говорила няня, - что нам с сахаром и крупчаткой экономить надо, да и некогда нам теперь с этим хороводиться. И не докучайте вы этим мамашеньке… Ради Христа, не раздражайте её…
Всё же нам кое-что иногда перепадало.
Бывало это так. Из мёда и пАтоки(17) у нас заготовляли на зиму варенье, из местных ягод делали сиропы, но часть заготовок, особенно из пАтоки, часто портилась. Каждый горшок испорченного варенья или маринада няня показывала матушке. ОтвЕдав(18) того или другого, матушка тяжело вздыхала и говорила что-нибудь в таком роде:
- Какое несчастье! Действительно никуда не годится. Что же, давай детям. И, чтобы растянуть наше удовольствие, а не потому, что мы могли заболеть от испорченной пищи, она наказывала давать нам по маленькому блюдечку. И вот по целым неделям и месяцам мы ежедневно ели пАточное и медовое варенье, прокисшее так сильно, что от него по комнате шёл запах кислятины.
То же самое было со всеми другими домашними заготовлениями: всё, что покрывалось плесенью, отдавали крепостнЫм(19), менее испорченное получали мы, дети. Радуясь этим неудачам в хозяйстве, мы, однако, непрочь были полакомиться чем-нибудь получше, особенно тем, что от нас тщательно пряталось.
С большим нетерпением ожидали мы времени, когда у нас вырЕзывали соты(20) из пчелиных ульев. Это происходило в жаркие летние дни. Мы все выбегали тогда на крыльцо. Отсюда видно было, как наш садовник, старый Мирон, шёл к пчелиным ульям. По этому случаю он был в специальном наряде.. На голове у него было надето что-то вроде грубой маски из кожи с дырками, вырезанными для глаз и рта, а на руках были длинные неуклЮжие(21) перчатки. Он держал чистенький деревянный лоток(22), на котором лежали ложка, нож и лопаточка. С крыльца мы наблюдали, как отбиваясь от пчёл, Мирон ловко и быстро справлялся со своим делом! Пчёлы рОем(23) кружились вокруг него, но перчатки и маска хорошо защищали, и Мирон никогда не бывал покусан.
Когда вырезанные сОты проносили в столовую, матушка с няней укладывали их в особые горшки. Внизу такого горшка сбоку была просверлена дырочка, которую затыкали деревянной втУлкой(24). Соты клали в горшок и ставили на высокую табуретку, а к этой табуретке подставляли другую, пониже, с обыкновенным пустым горшком без дырки. Затем из верхнего горшка вынимали втУлку, и чистый мёд стекал вниз, во второй горшок. Эта операция происходила в праздники, то есть тогда, когда матушка бывала дома. Когда же она ухлдила, столовая сейчас же закрывалась на ключ.
Однако нас это нисколько не смущАло(25). Подкараулив(26), когда матушка уходила из дому, наш кадЕт(27)( так называли мы Андрюшу, учившегося в корпусе и проводившего у нас только летние каникулы) открывал из палисАдника(28) окно столовой и без труда влезал через него в запертую комнату. Остальные, затаив дыхание, следили за каждым его движением. Убедившись, что ниоткуда не грозит опасность, Андрюша подавал нам знак, и мы один за другим быстро оказывались в закрытой столовой. Меня, как самую маленькую, поднимали дружно на руках. Мы сразу же бросались к горшкам и подставляли под текущий мёд свои ладони. Облизав руки, мы снова и снова совали их под сладкую струю.
Не найдя нас в саду и не слыша в комнатах наших голосов, няня догадывалась о нашей проделке. Боясь, как бы об этом не узнала матушка, она подбегала к окну и звала нас испуганным шёпотом: «Мамашенька идёт… Вот ужо всё ей расскажу». Мы в ужасе выскакивали из окна. Няни, конечно, никто из нас не боялся. Но матушка внушала страх всем. Убедившись, что матушки не видно, мы сразу успокаивались. Няня же вся тряслась от страха за нас.
- Экий ты озорнИк(29), Андрюша, - накидывалась она на брата, - перекрещусь, когда в корпус уедешь! Хорошему сестёр-братьев обучаешь… Что если кто из прислуги увидит и матушке донесёт?
…Матушка вставала с рассветом и сейчас же уходила из дому на поля. Мы с ней встречались только за обедом.
Друг за другом подходили мы целовать ей руку. При этом она торопливо здоровалась с нами и всегда спрашивала одно и тоже:
- Ну, что, здорОва? Нагулялась?
Нередко она задавала вопрос и в дождливый, пасмурный день, когда мы не могли выйти из дому. Но матушка не замечала этого. Не замечала она и того, что мы часто отвечали на эти вопросы молчанием и бросали на неё угрюмые(30) взгляды. Матушка вся ушла в новое для неё дело. Хозяйство заслонило все другие заботы, и она ни о чём другом не успевала думать.
Когда наступало время обеда или ужина, няня выбегала на крыльцо и громко сзывала всех к столу. За стол у нас принято было садиться в строго определённый час. Если кто из нас опаздывал и являлся ко второму или третьему блюду, он ел его вместе с другими, но пропущенных блюд ему уже не подавали.
Впрочем, мы не очень боялись пропустить какое-нибудь блюдо. Когда вставали из-за стола, няня тихонько дёргала опоздавшего, и тот сразу отправлялся за ней в кладовую или боковушку. Тут нередко после ягод с молоком мы ели холодные щи или борщ. Опоздавший получал в прибавку пару яиц и кусок ветчины, потому что няня всегда боялась, как бы кто-нибудь из нас не остался голодным. Чаще всего опоздавшими оказывались мои братья.
…Если мои братья не сидели никогда дома, то мы, девочки, почти не выходили из него. Я ни на шаг не отставала от няни. Старшая сестра Нюта постоянно вышивала оборочки и воротнички, переснимала разные рисунки, составляла узоры для рукоделий, забегАла в кухню постряпать какое-нибудь кушанье или возилась в саду и палисаднике, сажая цветы, окапывая кусты. Сестра Саша, не поднимая головы, сидела за книгами.
Пояснения
1 – флигель - отдельный дом во дворе усадьбы для прислуги и гостей.
2 – гувернАнтка – воспитательница детей (бонна), чаще из иностранок. 3 – докучАть – надоедать.
4 – розги - тонкие, гибкие прутья для наказаний.
5 – гОрничная – работница по уборке комнат.
6 – лакЕй – слуга.
7 – кУчер – человек, управляющий лошадьми на выезде.
8 – брюква – овощ с крупным сладким корнем.
9 – рЕпа – слащавый овощ с меньшим, чем у брюквы съедобным корнем.
10 – невзрАчная – непривлекательная, некрасивая.
11 – хлам – ненужные, бесполезные вещи.
12 – мамка – кормилица ребёнка хозяев, воспитательница и слуга.
13 – няня – женщина по уходу за детьми хозяев.
14 – повЕрье – суеверное убеждение, вера в легенду, в предание.
15 – плИнтус – планка, закрывающая щель между полом и стеною.
16 – бисквИты – сдобное печенье.
17 – пАтока – густо, сладкое вещество, получаемое хозяйками из крахмала.
18 – ОтвЕдать – попробовать, узнать.
19 - крепостнЫе – личные, собственные крестьяне помещика до 1861 года.
20 – сОты – шестиугольные ячЕйки, углубления из воска, которые делают пчёлы для сбора мёда и кладки яиц.
21 – неуклЮжие перчатки – неудобные, не гибкие.
22 – лотОк – деревянный жёлоб для стОка мёда.
23 – рой – многочисленная семья пчёл с маткой (главной пчелой) во главе.
24 – втУлка – здесь имеется ввиду пробка.
25 – «нас…не смущало» - здесь означает: не останавливало.
26 – подкараулить – подстеречь, выследить.
27 – кадЕт – воспитанник военно-учебного заведения, кадетского корпуса. Поэтому няня и говорит так: «Когда уедешь в КОРПУС – перекрещусь».
28 – палисАдник – небольшой огороженный садик перед домом с клумбами и кустами.
29 – озорнИк – шалун.
30 – «»грюмые взгляды» - мрачные, неприветливые.
Прочитав главу «По-новому», вы, ребята, поняли, что эта семья дворян «беднее» семьи, в которой растёт Тёма. Сравните эти семьи и ответьте на вопросы:
1. Что общего в этих дворянских семьях?
2. Чем отличаются друг от друга эти семьи?
3. Кто из героев (мальчиков или девочек) вам понравился? Почему? За что?
4. Что нового для себя вы узнали, прочитав эти два отрывка?
День девятый
…Так уж случилось, что у папы было много дел, и он не мог беседовать с детьми до конца недели. Не то, чтобы он не разговаривал с детьми по вечерам, а просто не было времени на длительную беседу или рассказ. Папа писал, делал выписки из книг, что-то просматривал и читал – был занят.
За ужином, перед сном ребятам удавалось задать один-два вопроса, и, самое главное, удавалось получить ответ.
- А почему папа Тёмы так больно бил Тёму?
Потому что был жесток. Потому что и его так воспитывали: наказывали, били. А кроме того, Танечка, вспомни, что написано было в «Домострое»: «…страхом спасать…, разобравшись, поколотить; казня его тело, душу его избавляешь от смерти; наказывай детей в юности – упокОят тебя в старости твоей». И церковь учила держать детей в страхе божьем. В страхе! Слушать старших; а кто старший в семействе? Отец! Отец ребёнку – и царь и бог.
- А почему у дворян были няни? – спрашивал Серёжа.
- Чем богаче были дворяне, тем больше их домашняя жизнь была похожа на жизнь бояр: были и няньки, и мамки (кормилицы), и дядьки, и слуги разных назначений. Чем беднее были дворяне, тем меньше слуг. И няни выполняли работу не только ухода за детьми, но и распорядительницы в доме.
Дети прочитали не одну главу из книги Е. Водовозовой, а больше. Серёжа предпочитал читать «Детство Тёмы», а Таня хотела слушать повесть Е. Водовозовой. Ребята ссорились, мама их мирила. Но вопросы папе задавали и Таня и Серёжа.
Наконец-то в пятницу вечер у папы оказался свободным. А впереди ещё два выходных дня! По этому случаю папа купил торт, которому все обрадовались, особенно Таня: её любимый торт.
После ужина папа сказал:
- Я весь ваш – терзайте.
- У меня утюг не греет, - заявила мама.
- Ты нам будешь рассказывать, - высказалась Таня.
- А я погуляю, - сделал свой выбор Серёжа.
- Да ты что! – возмутилась Таня. – Папа будет рассказывать, а ты…
- Пусть идёт, - решила мама. - Подмёрзло, снежок. Пусть шайбу погоняют. А папа будет ремонтировать утюг.
- А я? – обиделась Таня.
- Мне гладить бельё надо. Если папа сможет, то пусть ремонтирует и рассказывает. Не сможет – рассказ после ремонта, - распорядилась мама.
- Сява хор-роший, - решил попугай.
Папа принялся за ремонт.
- Кто дворянам ремонтировал утюги? – спросила Таня.
- Тогда ещё не было электрических утюгов. Были другие: большие, с углями внутри. Сверху была металлическая крышка с деревянной ручкой. Крышку открывали, насыпАли внутрь тлеющих углей, закрывали и угли нагревали утюг. Он раскалялся и им гладили. Это была маленькая ручная печка.
Папа принялся за ремонт утюга.
- Ну, а кто же ремонтировал такие утюги? – не унималась Таня.
- Кто-то из слуг. А может быть – кузнец. Или ещё какой мастеровой человек. Вообще любую чёрную или тяжёлую физическую работу дворяне, хозяева, никогда не делали. Эта работа была для более низкого сословия, работа для «чёрных людей». А себя дворяне называли: «белая кость» или «голубая кровь». Они были избранными, особыми. Они служили царю, а им служили другие люди. Поэтому дворяне и детей своих воспитывали как особых детей.
- А как?
- А вот пример: Сергей Тимофеевич Аксаков, внук Степана Михайловича Багрова, вспоминает. Когда он был маленьким, то ему однажды представилась страшная картина: отец и мать умирают, а его и его братьев и сестёр наказывают. Как? А вот так: одевают в крестьянскую одежду и ссылают на кухню, к дворовым слугам! Ужас! И он говорит, что это было страшно. Или другой пример. Лев Николаевич Толстой в повести о своём детстве пишет о поразившей его однажды мысли. Ехали они в экипаже, то есть в коляске, но не по территории своего поместья. И Толстой обратил внимание, что никто из встречных с ними не здоровается и даже не обращает на них внимания. И он подумал: как же так? Если они на нас не работают, не заботятся о нас, то чем же они занимаются?
- А как он узнал, что эти люди на них не работают?
- Очень просто: если они не приветствуют бар, то, значит, это не их люди. Их работники и мастеровые обязательно поприветствуют своих хозяев. А раз это не их люди, то и не работают на них. Так чем же они занимаются? Раньше он думал, что все люди – это их слуги. Ох, ты! Гаечка упола. Таня, поищи.
Таня нашла гаечку, подала папе.
- Спасибо. Именно потому, что дворяне – особые люди, детей их, даже самых маленьких, слуги называли на «вы».
- Да, я вспомнила! Тёму служанка называет: Артёмий Николаевич.
- Совершенно верно. А няня в повести Е. Водовозовой тоже называет детей на «вы». Семья – «бедная» - а всё равно на «вы». Во многих дворянских семьях во время обеда за спиной своих воспитанников стояли няни и дядьки. Прислуживали. Отец или мать не звали к себе на беседу сына или дочь сами, напрямую, например: «Тёма, зайди ко мне, поговорим», а посылали слуг: «Пошлите ко мне Артемия Николаевича». Или – Татьяну Александровну.
Таня улыбнулась. Папу звали Александром. А Таня, значит, Татьяна Александровна.
- Что-то Серёжи долго нет. – Мама вошла и посмотрела на результат папиных стараний. – Скоро?
- Сейчас, сейчас! Последний болтик. Заигрался, наверное, Серёжа.
- Ругать будешь? – со значением спросила Таня у мамы.
- А что?
- Ничего… А пусть папа его накажет. Как Тёму, - вдруг предложила Таня.
- Татьяна! – изумился папа и уронил последний болтик. –Какая ты, однако, кровожадная!
- Я пошутила, - смутилась Таня.
- Вот так, как Тёму, дворянских детей наказывали крайне редко. Чаще – упрекали, стыдили. Требовали извинений за недостойное дворянина поведение. Иногда лишали сладкого – это для детей было суровым наказанием. А уж если в угол пустой комнаты ставили – считалось совсем плохо. Были и экзотические, редкие наказания.
Таня нашла болтик и папа завернул его.
- Какие? – спросила Таня.
- Брали любого ребёнка из дворни – мальчика – сына кухарки, конюха или прачки и приказывали слуге выпороть его в присутствии барчука. Мальчик плакал, орал, а барчук «мучился», «страдал». Так в назидание ему избивали невинного.
- Дикость какая-то, - сказала мама.
Папа включил утюг.
- Конечно. У многих помещиков были дикие нравы. Получай, - сказал папа маме и выключил утюг.
…Мама выгладила бельё. Серёжа давно вернулся. А Таня, почистив клетку Сявы, поводила урок разговорной речи: «Сява дворянин, Сява однодворец».
После обычных процедур подготовки ко сну мама разрешила Тане и Серёже послушать папу не в детской, как обычно, а в большой комнате. «В гостиной», - сказала мама.
- Перед сном, обычно, няня рассказывала детям сказки, истории всякие или легенды. Я вам – вместо няни, - сказал папа. И хочу вам прочитать главу из повести Льва Николаевича Толстого о няне. Повесть называется «Детство. Отрочество. Юность». Родители дворянских детей запрещали своим чадам играть с детьми крестьян и слуг. Ведь дворянские дети – особые дети. И не дай бог, чтобы у них появились манеры и привычки простолюдинов. И только няни, женщины из простого народа, связывали детей дворян со своим народом, рассказывая барчукам об обычаях, обрядах и поверьях русского народа. Я не помню ни одного известного мне писателя, композитора или художника, кто бы написал что-то нелестное, плохое о своей няне. Пушкин благодарил свою няню Арину Родионовну за то, что она привила ему любовь к сказкам. Аксаков никогда бы не написал свою сказку «Аленький цветочек», если бы подобную сказку не рассказала ему его няня. Няню иногда больше любили, чем родную мать.
Итак, я читаю вам отрывок из повести льва Николаевича Толстого, который называется «Наталья САвишна».
Наталья Савишна
«В половине прошлого столетия по дворам села Хабаровки бегала в затрапЕзном платье босоногая, но весёлая, толстая и краснощёкая девка Наташка. По заслугам и просьбе отца её, кларнетиста Саввы, дед мой взял её вверх – находиться в числе женской прислуги бабушки. Горничная Наташка отличалась в этой должности кротостью нрава и усердием. Когда родилась матушка и понадобилась няня, эту обязанность возложили на Наташку. И на этом новом пОприще она заслужила похвалы и награды за свою деятельность, верность и привязанность к молодой госпоже. Но напудренная голова и чулки с пряжками молодого бойкого официанта Фоки, имевшего по службе частые сношения с Натальей, пленили её грубое, но любящее сердце. Она даже сама решилась идти к дедушке просить позволения выйти за Фоку замуж».
- Пап, пап, - перебила Таня, - а почему служанка должна была спрашивать разрешения, чтобы выйти замуж?
- Потому что она была крепостнАя, - вдруг сказал Серёжа.
- Молодец, Серёга! – удивился папа. – Крепостной человек – мужчина или женщина, мальчик или девочка – были личной собственностью помещика. Как мебель, карета, лошади, собаки. А как вещи могут решать: где им быть и что делать? Помещик мог продать крепостного, обменять на что-либо, не спрашивая его желания. Он мог разлучить с семьёй, женить или выдать замуж за кого угодно. Поэтому Наталья и спрашивала разрешения у своего хозяина-помещика.
- Крепостные крестьяне – рабы? – снова спросила Таня.
- Да, пожалуй, так. Жили, как рабы.
- Сегодня учительница сказала Юрке Куликову: «Ты что в таком затрапЕзном виде в класс явился?» - снова неожиданно заговорил Серёжа. – И Наталья, когда была девчонкой, бегала в затрапЕзном платье. В «затрапЕзном» - значит, в плохом, в грязном?
_ Сегодня это слово имеет именно такое значение: неряшливый, неаккуратный. А во второй половине XVIII века «затрапЕзной» называли дешёвую хлопчатобумажную ткань, выпускаемую на фабрике московского купца Затрапезникова. Чаще всего из этой ткани шили себе платья люди бедные, простолюдины.
- Читай дальше, - попросил отца Серёжа.
- Хорошо. Пошла, значит, Наталья просить разрешения у барина.
«Дедушка принял её желание за неблагодарность, прогневался и сослал бедную Наталью за наказание на скотный двор в степную деревню».
- Надо полагать, - пояснил папа, - что барин сослал Наталью в своё поместье ухаживать за скотом. То есть: из города – в деревню.
«Через шесть месяцев, однако, так как никто не мог заменить Наталью, она была возвращено в двор (то есть – в городской барский дом) и в прежнюю должность. Возвратившись в затрапЕзке из изгнания, она явилась к дедушке, упала ему в ноги и просила возвратить ей милость, ласку и забыть ту дурь, которая на неё нашла было и которая, она клялась, уже больше не возвратится. И действительно, она сдержала своё слово.
С тех пор Наташка сделалась Натальей Савишной и надела чепец: весь запас любви, который в ней хранился она перенесла на барышню свою».
- ЧепЕц – понятно, что такое? – спросил папа.
- Шапочка такая, - быстро ответила Таня.
- Верно. Но здесь важно другое. На Руси девушки ходили без головного убора. Волосы были открытыми, заплетенными в одну косу. Замужней же женщине простоволОсой, то есть с непокрытой головой, ходить было позорно. И если Наталья надела чепЕц, то это означало, что она теперь замУжняя женщина и никаких попыток выйти замуж делать не будет. То есть: за Фоку замуж, или за кого-либо другого, она уже не пойдёт.
«Когда подле матушки заменила её гувернантка, она получила ключи от кладовой, и ей на руки сданы были бельё и вся провизия. Новые обязанности эти она исполняла с прежним усердием и любовью. Она вся жила в барском добре, во всём видела трАту, порчу, расхищение и всеми средствами старалась противодействовать.
Когда мамАн (мать) вышла замуж, желая чем-нибудь отблагодарить Наталью Савишну за её двадцатилетние труды и привязанность, она позвала её к себе и, выразив в самых лестных словах всю свою к ней признательность и любовь, вручила ей лист гЕрбовой бумаги, на которой была написана вОльная Наталье Савишне, и сказала, что, несмотря на то, будет ли она или нет продолжать служить в нашем доме, она всегда будет получать ежегодную пенсию в триста рублей».
- Здесь требуется кое-что пояснить, - остановился папа. «Гербовая бумага» - это бумага с изображением государственного гЕрба. Важные документы писались только на гЕрбовой бумаге. И «вольная» - тоже. «Вольная» - это документ, по которому крепостного отпускали на волю. Он из вещи превращался в человека и мог сам распорядиться своей судьбой. Редко кому помещики давали вольную. И Наталья Савишна заслужила эту свободу. Да ещё и пенсию. Триста рублей – это были большие деньги по тем временам. Послушайте, что сделала Наталья Савишна.
«Наталья Савишна молча выслушала всё это, потом, взяв в руки документ, злобно взглянула на него, пробормотала что-то сквозь зубы и выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Не понимая причины такого столь странного поступка, мамАн (мать) немного погодя вошла в комнату Натальи Савишны. Она сидела с заплаканными глазами на сундуке, перебирая пальцами носовой платок, и пристально (в упор, не отводя глаз) смотрела на валявшиеся на полу перед ней клочки изорванной вольной.
- Что с вами, голубушка Наталья Савишна? – спросила мамАн (мать), взяв её за руку.
- Ничего, матушка, - отвечала она, - должно быть я вам чем-то противна, что вы меня со двора гоните… Что ж, я пойду.
Она вырвала свою руку и, едва удерживаясь от слёз, хотела уйти из комнаты. МамАн (мать) удержала её, обняла и они обе расплакались.
С тех пор, как я себя помню, помню я и Наталью Савишну, её любовь и ласки; но теперь только умею ценить их, - тогда же мне и в голову не приходило, какое редкое, чудесное создание была эта старушка. Она не только никогда не говорила, но и не думала, кажется, о себе: вся жижнь её была любовь и самопожертвование (жертвовать собой ради кого-то или чего-то). Я так привык к её бескорыстной (с отсутствием выгоды) нежной любви к нам, что и не воображал, чтобы это могло быть иначе, нисколько не был благодарен ей и никогда не задавал себе вопросов: а что, счастлива ли она? Довольна ли?
Бывало под предлогом необходимой надобности, прибежишь от урока в её комнатку, усядешься и начинаешь мечтать вслух, нисколько не стесняясь её присутствием. Всегда она бывала чем-нибудь занята: или вязала чулок, или рылась в сундуках, которыми была наполнена её комната, или записывала бельё и, слушая всякий вздор, который я говорил, «как, когда я буду генералом, я женюсь на чудесной красавице, куплю себе рыжую лошадь, построю стеклянный дом и выпишу родных Карла Ивановича из Саксонии» и т. д., она приговаривала: Да, мой батюшка, да».
- Карл Иванович, немец, учитель мальчика. Родина Карла Ивановича Саксония, область в Германии. «Выписать родных» - значит, вызвать их из Германии.
«Обыкновенно, когда я вставал и собирался уходить, она отворяла голубой сундук. На крышке которого снутри – как теперь помню – были наклеены крашенное изображение какого-то гусара, картинка с помадной баночки и рисунок Володи (брат Льва Николаевича), - вынимала из этого сундука куренье, зажигала его и, помахивая, говорила:
- Это, батюшка, ещё очАковское курение. Когда ваш покойный дедушка – царство небесное – под тУрку ходили, так оттуда ещё привезли. Вот уже последний кусочек остался, - прибавляла она со вздохом.
- Няня, что – курила? – удивилась Таня.
- Нет, конечно! Она говорит не о табаке. Есть такие вещества, которые при зажигании кУрятся, выделяют ароматный дым.
«В сундуках, которыми была наполнена её комната, было решительно всё. Чтобы не понадобилось, обыкновенно говаривали: «Надо спросить у Натальи Савишны», - и действительно, порывшись немного, она находила требуемый предмет и говаривала: «Вот и хорошо, что припрятала». В сундуках этих были тысячи таких предметов, о которых никто в доме, кроме неё не знал и не заботился.
Один раз я на неё рассердился. Вот как это было. За обедом, наливая себе квасу, я уронил графин и разлил скатерть.
- Позовите-ка Наталью Савишну, чтобы она порадовалась на своего любимчика, - сказала мамАн (мать).
Наталья Савишна вошла и, увидев лужу, которую я сделал, покачала головой; потом мамАн (мать) сказала ей что-то на ухо, и она, погрозившись на меня, вышла.
После обеда я, в самом хорошем расположении духа, припрыгивая, отправился в залу, как вдруг из-за двери выскочила Наталья Савишна с скатертью в руке. Поймала меня и, несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны. Начала тереть меня мокрым по лицу, приговаривая: «Не пачкай скатертей, не пачкай скатертей!» Меня так это обидело, что я разревелся от злости.
«Как! – говорил я сам себе, прохаживаясь по зале и захлёбываясь от слёз. – Наталья Савишна, просто Наталья, говорит мне «ты», и ещё бьёт меня по лицу мокрой скатертью, как дворОвого мальчишку. Нет, это ужасно!»
Когда Наталья Савишна увидала, что я распустила слюни (расплакался), она тотчас же убежала, а я, продолжая прохаживаться, рассуждал о том, как бы оплатить дерзкой Наталье за нанесённое мне оскорбление.
Через несколько минут Наталья Савишна вернулась, робко подошла ко мне и начала увещевать (уговаривать, убеждать):
- Полноте, мой батюшка, не плачьте…простите меня дуру…я виновата…уж вы меня простите, мой голубчик…вот вам. Она вынула из-под платка корнЕт (музыкальный инструмент), сделанный из красной бумаги, в котором были две карамельки и одна винная ягода, и дрожащей рукой подала его мне. У меня не доставало сил взглянуть в лицо доброй старушке; я, отвернувшись, принял подарок, и слёзы потекли ещё обильнее, но уже не от злости, а от любви и стыда».
Папа закрыл книгу.
- В книге писательницы Водовозовой – такая же няня, - сказала Таня.
А Серёжа спросил:
- Триста рублей – это сколько? Ну, что можно было купить на них?
- Я точно не знаю. – Папа задумался. – Где-то я читал, как один маленький чиновник хотел выиграть по лотерейному билету сто рублей. При этом он рассуждал так: «Приду домой и скажу матери и сестре: «Всё, хватит работать: вот вам сто рублей – живите в своё удовольствие». Значит, сто рублей – много. А уж триста… Обед в те времена стоил пятнадцать копеек. Так что считайте.
- А почему мальчик называет свою маму «мамАн», - спросила Таня.
- Не мальчик, а Лев Николаевич.
- Ну, да. Но он же был маленьким.
- Хорошо, хорошо. В дворянских семьях в XIX веке было принято называть отца и мать на французский манер: папА, мамАн – с ударением на втором слоге.
- Он же немецкий учил, - вспомнила Таня. – И учитель у него немец.
- Дворяне знали по нескольку языков. Кстати, сам Лев Николаевич Толстой владел четырьмя или пятью иностранными языками. Языкам их учили гувернёры, затем - в гимназии, в университете. Но общепринятым языком общения был французский.
- А почему они в школу не ходили? Не было школ? – спросила Таня.
Школы в XIX были. Мало, но были: начальные земские школы, частные. Там дети обучались чтению, письму и арифметике. Там обучались дети из народа а так же дети купцов. Дворянским детям учиться в этих школах считалось зазорным. Поэтому дворяне нанимали домашних учителей. Или обучали сами. Как мать Лизы из повести Е. Водовозовой «История одного детства». Вы же читаете эту повесть?
- Да, - сказала Таня. – Только Серёжа не хочет мне её читать. Он читает «Детство Тёмы».
- Давайте сделаем так: Серёжа для себя читает «Детство Тёмы», а для тебя – «Историю одного детства».
- Да?! – Возмутился Серёжа. – Сколько читать! Пусть сама читает!
- Пусть, - согласился папа. – Понемногу, по чуть-чуть, но сама. А мы тоже будем читать тебе, Таня, - решил папа. – Хочешь узнать историю девочки – потрудись, почитай. Давайте ещё немного о дворянах и на сегодня хватит. Дворянских детей принимали в гимназию после начального обучения. Но не всех, а тех, кто сдавал экзамен по чтению, арифметике и чтению и переводу на одном из иностранных языков. После гимназии они поступали в какой-нибудь университет.
- Пап, если у каждого дворянина были крепостные, то, значит, дворян было мало? – неожиданно спросил Серёжа.
- Ай, да Серёжа! Ай, да молодец! В России в середине XIX века было примерно 65 – 68 миллионов человек. В два раза меньше, чем сейчас в России. А дворян было двести пятьдесят тысяч: от престарелых бабушек-дворянок до младенцев-дворян – всех. Один дворянин примерно на 270 жителей России. Дворянство было привилегирОванным, особым сословием в России. Им были открыты все двери: в гимназии, лицеи, университеты. В то время, как детей крестьян, рабочих и ремесленников туда не принимали. За редким исключением.
Всё, друзья, на сегодня. А теперь – спать.
1. Ребята, что нового для себя вы узнали о жизни дворянских детей?
2. Почему дворянским детям запрещалось играть и общаться с детьми
дворОвыми и крестьянскими?
3. Как вы поняли: в чём особенность дворянских детей?
4. Почему дворянские дети любили своих нянь?
5. Семья, которой служила Наталья Савишна, была «богатой» дворянской
Семьёй, или «бедной»? Как вы это определили?
О том, что дворянские дети учились в гимназиях, вы узнали из рассказа папы. А о порядках в гимназии вы узнаете, если прочтёте ещё один отрывок из повести Н.Г. Гарина-Михайловского «Детство ТёмЫ».
В гимназии
Когда Тёма появился первый раз в классе, занятия были уже в полном разгаре.
Тёму проводили из дому с большим почётом. Приехавший батюшка (священник) отслужил молебен. Мать торжественно перекрестила его с надлежащими наставлениями новеньким образкОм (маленькая икона), который и повесили уму на шею. Он перецеловался со всеми, как будто уезжал на несколько лет. Серёжику он обещал принести из гимназии лошадку. Мать, стоя на крыльце, последний раз перекрестила отъезжавших отца и сына. Отец сам вёз Тему, чтобы сдать его с рук на руки гимназическому начальству. На кОзлах (место для извозчика) сидел Еремей, больше, чем когда-либо торжесивенный. Сам ГнедкО(кличка лошади) вёз Тёму. В воротах стоял Иоська и сиротливо улыбался своему товарищу. Из наёмного(1) двора высыпала вся ватАга(2) ребятишек, с разинутыми ртами провожавшая своего члена ватАги. В открытие ворота мелькнул наёмный двор, всевозможные кучи, вросшие в землю избушки, чуть блеснула стена старого кладбища. Вспомнилось прошлое, мелькнуло сознание, что всё это уже назади, как ножом отрезано… Что-то сжало горло Тёмы, но он покосился на отца и удержался. ДорОгой отец говорил Тёме о том, что ждёт его в гимназии, о товариществе, как в его время преследовали Ябед(3) – накрывали шинелями и били.
Тёма слушал знакомые рассказы и чувствовал, что он будет надёжным хранителем товарищеской чести. В его голове рисовались целые картины геройских подвигов.
У дверей класса Тёма поцеловался последний раз с отцом и остался один. Сердце его немного дрогнуло при виде большого класса, набитого массой детских фигур. Одни на него смотрели с любопытством, другие насмешливо, но все равнодушно и безучастно; их было слишком много, чтобы интересоваться Тёмой.
Вошёл Иван Иванович, высокий чёрный надзиратель, совсем молодой ещё, конфУзливый(4) и крикнул:
- Господа, есть ещё место?
На каждой скамейке сидело по четыре человека. Свободное место оказалось на последней скамейке.
- Ну, вот и садись, - проговорил Иван Иванович и, постояв ещё мгновение, вышел из класса.
Тёма пошёл, скрепя сердце, на последнюю скамейку. Из рассказов отца он знал, что там сидят самые лентяи, но делать было нечего.
- Сюда! – строго скомандовал высокий, плотный, краснощёкий мальчик лет четырнадцати.
Тёму поразил этот верзила, составлявший контраст со всеми остальными ребятишками.
- Полезай! – скомандовал Вахнов и довольно бесцеремОнно (5) толкнул Тёму между собой и маленьким чёрным гимназистом, точно шапкой покрытым мохнатыми нечесаными волосами.
Из-под этих волос на Тёму сверкнула пара косых чёрных глаз и снова куда-то скрылась.
Несколько человек бесцеремонно подошли к соседним скамьям и смотрели на кофузившегося, не знавшего куда девать свои руки и ноги Тёму. Из них особенно впился в Тёму белобрысый(6) некрасивый гимназист Корнев, с заплывшими небольшими глазами, как-то в упор, пренебрежИтельно(7) и недружелюбно осматривая егшо. Вахнов, облокотившись локтем на скамейку, подперев щеку рукой, тоже осматривал Тёму сбоку с каким-то бессмысленным любопытством.
- Как твоя фамилия? – спросил он наконец у Тёмы.
- Карташёв.
- Как? Рубль нашёл? – переспросил Вахнов.
- Очень остроумно! – едко проговорил белобрысый гимназист и, пренебрежительно отвернувшись, пошёл на своё место.
- Это – сволочь! – шепнул Вахнов на ухо Тёме.
- Ябеда? – спросил тоже на ухо Тёма.
Вахнов кивнул головой.
- Его били под шинелями? – спросил опять Тёма.
- Нет ещё, тебя дожидались, - как-то загадочно проговорил Вахнов.
Тёма посмотрел на Вахнова.
Вахнов молча, сосредоточенно поднял вверх палец.
Вошёл учитель географии, жёлтый, расстроенный. Он как-то устало, небрежно сел и раздражённо начал перекличку. Он то и дело харкал и плевался вовсе стороны. Когда дошло до фамилии Карташёва, Тёма, по примеру других, сказал:
- Есть.
Учитель остановился, подумал и спросил:
- Где?
- Встань! - Толкнул его Вахнов. Тёма встал.
- Где вы там? – лерегнулся учитель и чуть не крикнул: - Да подите сюда! Прячется где-то…ищи его.
Тёма выбрался, получив от Вахнова пинка, и стал перед учителем.
Учитель смерил глазами Тёму и сказал:
- Вы что же? Ничего не знаете из пройденного?
- Я был болен, - ответил Тёма.
- Что же мне-то прикажите делать? С вами отдельно начинать сначала, а остальные пусть ждут?
Тёма ничего не ответил. Учитель раздражённо проговорил:
- Ну, так вот что, как вам угодно: если через неделю вы не будете знать всего пройденного, я вам начну ставить единицы до тех пор, пока вы не нагоните. Понятно?
- Понятно, - ответил Тёма.
- Ну, и ступайте.
- Ничего, - шептал успокоительно Вахнов. – Уже без того не обойдётся, всё равно, чтобы не застрять на второй год. Ты знаешь, сколько я лет уже высидел?
- Нет.
- Угадай!
- Больше двух лет, кажется, нельзя.
- Три. Это только для меня, потому что я сын севастопольского героя.
Следующий урок был рисование. Тёме дали карандаш и бумагу.
Тёма начал выводить с модели какой-то нос, но у него не было никаких способностей к рисованию. Выходило что-то совсем несообрАзное(8).
- Ты совсем не умеешь рисовать? – спросил Вахнов.
- Не умею, - ответил Тёма.
- Сотри! Я тебе нарисую.
Тёма стёр. Вахнов в несколько штрихов красиво нарисовал ему большой, выпуклый, с шишкой нос.
- Разве он похож на этот нос? – спросил огорчённо Тёма, сравнивая его с моделью рИмского(9) носа.
- Ну, вот глупости, ты можешь рисовать всякий, какой захочешь… Лишь бы был нос, Ну, скажешь, что у дяди твоего такой нос…вот и всё. Это всё глупости, а вот хочешь, я покажу тебе фокус, только крепче держи. Вахнов сунул в руку Тёме какой-то продолговатый предмет.
- Крепко держи!
- Ты что-нибудь сделаешь?
- Ну вот… только держи…крепче! – И Вахнов с силой дёрнул шнурок.
В то же мгновение Тёма с пронзительным криком, уколотый двумя высунувшимися иголками, хватил со всего размаха Вахнова по лицу.
Учитель встал со своего места и пошёл к Тёме.
Только выдай, сегодня же отделаем под шинелями, - прошептал Вахнов.
Учитель, с каким-то болезненным, прозрачным лицом, с длинными бакенбардами(10), с стеклянными глазами, подошёл и уставился на Тёму.
- Как фамилия?
- Карташёв.
- Встаньте!
Тёма встал.
- Вы что ж, в кабак сюда пришли?
Тёма молчал.
- Ваше рисование?
Тёма протянул свой нос.
- Это что же такое?
- Это моего дяди нос, - отвечал Тёма.
- Вашего дяди? – загадочно переспросил учитель. – Хорошо-с, ступайте из класса!
_ Я больше не буду, прошептал Тёма.
- Хорошо-с, ступайте из класса. – И учитель ушёл на своё место.
- Иди, это ничего, - прошептал Вахнов. – Постоишь до конца урока и придёшь назад. Молодец! Первым товарищем будешь!
Тёма вышел из класса и стал в темноте коридора у самых дверей. Немного погодя в конце коридора показалась фигура в форменном фраке(11). Фигура быстро подвигалась к Тёме.
- Вы зачем здесь? – наклоняясь к Тёме, спросил как-то неопределённо мягко господин.
Тёма увидел перед собой чёрное, с козлиной бородой лицо, большие чёрные глаза с массой тонких синих жилок вокруг них.
- Я…Учитель сказал постоять мне здесь.
- Вы шалили?
- Не…нет.
- Ваша фамилия?
- Карташёв.
- Вы маленький негодяй однако! – проговорил господин, совсем близко приближая своё лицо, таким голосом, что Тёме показалось, будто господин этот оскалил зубы. Тёма задрожал от страха. Его охватило такое же чувство ужаса, как в сарае, когда он остался с глазу на глаз с Абрумкой.
- За что Карташёв выслан из класса? – спросил он, распахнув дверь.
При появлении господина весь класс шумно встал и вытянулся в струнку.
- Дерётся, - проговорил учитель. – Я дал ему модель носа, а он вот что нарисовал и говорит, что это нос его дяди.
Светлый класс, масса народу успокоили Тёму. Он понял, что сделался жертвой Вахнова, понял, что необходимо объясниться, но, на своё несчастье, он вспомнил и наставление отца о товарищистве. Ему показалось особенно удобным именно теперь, перед всем классом, заявить, так сказать, себя сразу, и он заговорил взволнованным, но уверенным и убеждённым голосом:
- Я, конечно, никогда не выдам товарищей, но я всё-таки могу сказать, что я ни в чём не виноват, потому что меня очень нехорошо обманули и ска…
- Молчать!! – заревел благим матом(12) господин в форменном фраке. – Негодный мальчишка!
Тёме, не привыкшему к гимназической дисциплине, пришла другая несчастная мысль в голову.
- Позвольте… - заговорил он дрожащим, растерянным голосом, - вы разве смеете на меня так кричать и ругать меня?
- Вон!! – заревел господин во фраке и, схватив за руку Тёму, потащил за собой по коридору.
- Постойте…- упирался сбившийся окончательно с толку Тёма. – Я не хочу с вами идти…Постойте…
Но господин продолжал волочить Тёму. Дотащив его до дежурной, господин обратился к выскочившему надзирателю и проговорил, задыхаясь
от бешенства:
- Везите этого дерзкого сорванца домой и скажите, что он исключён из гимназии.
Пояснения
1 – наёмный двор – двор или часть двора, которая за определённую плату
сдавалась в наём. Наниматели там строили жильё. Отец Тёмы сдавал
часть своего двора в наём, и с детьми с этого наёмного двора Тёма был
знаком.
2 – ватАга – шумная группа, толпа.
3 – Ябеда – доносчик, клеветник.
4 – конфУзливый – человек, который смущается, стесняется.
5 – бесцеремОнно – грубо, нахально.
6 – белобрЫсый – человек со светлыми волосами, бровями и ресницами.
7 – пренебрежИтельно – высокомерно, неуважительно.
8 – несообрАзное – лишенное здравого смысла.
9 – модель римского носа – скульптурное изображение прямого носа.
10 – бакенбАрды – волосы, растущие от висков вниз по щекам.
11 – фрак – двубортная длинная одежда (чаще для мужчин), у которой
передние пОлы, от талии к низу, удалены, отрезаны.
12 – благим матом – очень громко, изо всех сил несдержанно кричать.
Ребята! Давайте не будем ждать с вами, когда папа прочитает или расскажет Тане с Серёжей что-то новое. Попробуем их опередить.
Вы знаете, что дворянским детям запрещалось играть и общаться с дворовыми детьми. Но барчукам иногда было скучно и им хотелось поиграть с дворовыми детьми, послушать их страшные рассказы – пообщаться. И они, барчуки, тайком от родителей и нянь сбегали к дворовым или крестьянским детям поиграть в их игры.
Как это происходило? Вы узнаете, когда прочтёте отрывок из повести Алексея Николаевича Толстого (обратите внимание: не Льва Николаевича Толстого, а - Алексея Николаевича; они не родственники, а однофамильцы). Это тот самый А.Н. Толстой, который написал всем вам известную сказку «Приключения Буратино».
Но сейчас вам предлагается прочитать отрывок из повести «Детство Никиты». Отрывок называется «У колодца»
У колодца
Посредине двора, у колодца, где снег вокруг был жёлтый, обледенелый и истоптанный, Никита нашёл Мишку Коряшонка. Мишка сидел на краю колодца и макал в воду кончик голИцы – кожаной рукавицы, надетой на руку. Никита спросил, зачем он это делает. Мишка Коряшонок ответил:
- Все кончанские голИцы макают и мы теперь будем макать. Она зажОхнет – страсть ловко драться. Пойдёшь на деревню-то?
- А когда?
- Вот пообедаем и пойдём. Матери ничего не говори.
- Мама отпустила, только не велела драться.
- Как не велела? А если на тебя наскОчат? Знаешь, кто на тебя наскочит, - Стёпка Карнаушкин. Он тебе даст, ты – брык.
- Ну, со Стёпкой-то я справлюсь, - сказал Никита, - я его на один мизинец пущу. – И он показал Мишке палец.
Коряшонок посмотрел, сплюнул и сказал грубым голосом:
- У Стёпки Карнаухина кулак заговОренный. На прошлой неделе он в село , в Утевку, ездил с отцом за солью, за рыбой, там ему кулак заговаривали, лопни глаза – не вру.
Никита задумался, - конечно, лучше бы совсем не ходить на деревню, но Мишка скажет – трус.
- А как же ему кулак заговаривали? – спросил он.
Мишка опять сплюнул.
- Пустое дело. Перво-наперво возьми сажи и руки вымажи и три раза скажи: «Тани-бани, что под нами, под железными столбами?» Вот тебе и всё.
Никита с большим уважением глядел на Коряшонка. На дворе в это время со скрипом отворились ворота, и оттуда плотной серой кучей выбежали овцы,- стучали копытцами, как костяшками, трясли хвостами, роняли орешки. У колодца овечье стадо сгрудилось. Блея и теснясь, овцы лезли к колоде, проламывали мордочками тонкий ледок, пили и кашляли. Баран, грязный и длинношерстный, уставился на Мишку белыми, пегими глазами, топнул ножкой, Мишка сказал ему: «Бездельник» - и баран бросился на него, но Мишка успел перескочить через колоду.
Никита и Мишка побежали по двору, смеясь и дразнясь. Баран погнался за ними, но подумал и заблЕял:
- Сааами безде-е-е-ельники.
- Когда Никиту с чёрного крыльца(2) стали кричать обедать, Мишка Коряшонок сказал:
- Смотри, не обмани, пойдём на деревню-то.
Битва
Никита и Мишка Коряшонок пошли на деревню через сад и пруд короткой дорогой. На пруду, где ветром сдуло снег со льда, Мишка на минутку задержался, вынул перочинный ножик и коробку спичек, присел и, шмыгая носом, стал долбить синий лёд в том месте, где в нём был внутри белый пузырь. Эта штука называлась «кошкой», - со дна пруда поднимались болотные газы и вмерзали в лёд пузырями. Продолбив лёд, Мишка зажёг спичку и поднёс к скважине, «кошка» вспыхнула, и надо льдом поднялся желтоватый бесшумный язык пламени.
- Смотри, никому про это не говори, - сказал Мишка, - мы на той неделе на нижний пруд пойдём кошки поджигать, я там одну знаю – огромАднеющая, целый день будет гореть.
Мальчики побежали по пруду, пробрались через поваленные жёлтые камыши на тот берег, и вошли в деревню.
В эту зиму нанесло большие снегА. Там, где ветер продувал вольно между дворами, снега было немного, но между избами поперёк улицы намело сугробов выше крыш.
Избёнку бобылЯ(3), дурачка Савоськи, завалило совсем, одна труба торчала над снегом. Мишка сказал, что третьего дня(4) Савоську всем миром выкапывали лопатами, а он, дурачок, как его завалило за ночь бураном, затопил печь, сварил пустых щей(5), поел и полез спать на печь. Так его сонного на печке и нашли, разбудили и оттаскали за виски - за глупость.
На деревне было пусто и тихо, из труб кое-где курился дымок. Невысоко, над белой равниной, над занесёнными омётами(6) и крышами, светьило мглистое солнце. Никита и Мишка дошли до избы Артамона Тюрина, страшного мужика, которого боялись все на деревне, - до того был силён и сердит, и в окошечко Никита увидел рыжую, как веник бородищу Артамона, - он сидел у стола и хлебал из деревянной чашки. В другое окошечко, приплюснув к стеклу носы, глядели три конопатых мальчика, Артамоновы сыновья: Сёмка, Лёнька и Артамошка – меньшой.
Мишка, подойдя к избе, свистнкл, Артамон обернулся, жуя большим ртом, погрозил Мишке ложкой. Трое мальчишек исчезли и сечас же появились на крыльце, подпоясывая кушакАми(7) полушубки.
Эх вы, - сказал Мишка, сдвигая шапку на ухо, - эх вы – девчонки…Дома сидите – забоялись.
- Ничего мы не боимся, - ответил один из конопатых, Сёмка.
- Тятька(8) не велит валенки трепать, - сказал Лёнька.
- Давеча(9) я ходил, кричал кончанским, они не обижаются, - сказал Артамошка-меньшой.
Мишка двинул шапку на другое ухо, хмыкнул и проговорил решительно:
- Идём дражнить(10). Мы им покажем.
Конопатые ответили: «Ладно», и все вместе полезли на большой сугроб, лежавший поперёк улицы, - отсюда за Артамоновой избой начинался другой конец деревни.
Никита думал, что на кончАнской стороне кишмЯ кишит мальчишками, но там было пусто и тихо, только две девочки, оьмотанные платками, втащили на сугроб салазки, сели в них, протянув перед собой ноги в валенках, ухватились за верёвку, завизжали и покатились через улицу мимо амбАрушки(11) и – дальше по крутому берегу на речной лёд.
Мишка, а за ним конопатые мальчики и Никита стали кричать с сугроба:
- Эй, кончАнские!
- Вот мы вас!
- Попрятались, боятся!
- Выходите, мы вас побьём!
- Выходите на одну руку, эй, кончАнские! – кричал Мишка, хлопая рукавицами.
На той стороне, на сугробе, появилось четверо кончАнских. Похлопывая, поглаживая рукавицами по бокам, поправляя шапки, они тоже начали кричать:
- Очень вас боимся!
- Сейчас испугались!
- Лягушки, лягушата, ква-ква!
С этой стороны на сугроб влезли товарищи – Алёшка, нил, Ванька Чёрные Уши, Петрушка – бобылёв племянник и ещё совсем маленький мальчик с большим животом, закутанный крест-накрест в материнский платок. С той стороны тоже прибыло мальчиков пять-шесть. Они кричали:
- Эй, вы, конопатые, идите сюда, мы вам ототрём веснушки!
- Кузнецы косоглазые, мышь подковали! – кричал с этой стороны Мишка Кряшонок.
- Лягушки, лягушата!
Набралось с обеих сторон до сорока мальчишек. Но начинать не начинали, было боязно. Кидались снегом, показывали носы. С той стороны кричали: «Лягушки, лягушата!», с этой: «Кузнецы косоглазые!». ТО и другое было обидно. Вдруг между кончАнскими появился небольшого роста, широкий курносый мальчик. Растолкал товарищей, с развальцем спустился с сугроба, подбоченился и крикнул:
- Лягушата, выходи, один на один!
Это и был Стёпка Карнаушкин с заговОренным кулаком.
КончАнские кидали кверху шапки, свистели пронзительно. На этой стороне мальчишки притихли. Никита оглянулся. Конопатые стояли насУпясь(12). Алёшка и Ванька Чёрные Уши подались назад, маленький мальчик в мамином платке таращил на Карнаушкина круглые глаза, готовился дать рёву(13), Мищка Коряшонок ворчал, оттягивая кушак под живот:
- Не таких укладывл, тоже – нЕвидаль. Начинать неохота, а то – рассержусь, я ему так дам – шапка на две сажени взовьётся.
Стёпка Карнаушкин, видя, что никто не хочет с ним биться, махнул рукавицей своим:
- Вали, ребята!
И кончАнские с криком и свистом посыпались с сугроба.
Конопатые дрогнули, за ними побежал Мишка, Ванька Чёрные Уши и наконец все мальчики, побежал и Никита. Маленький в платке сел в снег и заревел.
Наши пробежали Артамонов двор и двор Черноухова и взобрались на сугроб. Никита оглянулся. Позади на снегу лежал Алёшка, Нил и пять наших, - кто упал, кто лёг сам со страха, - лежачего бить было нельзя.
Никите стало, - хоть плачь, - обидно и стыдно: струсили, не приняли боя. Он остановился, сжал кулаки и сейчас же увидел бегущего на него Стёпку Карнаушкина, курносого, большеротого, с вихром из-под бараньей шапки.
Никита нагнул голову и, шагнув навстречу, изо всей силы ударил Стёпку в грудь. Стёпка мотнул головой, уронил шапку и сел в снег.
- Эх ты, - сказал он, - будя…
КончАНские сейчас же остановились. Никита пошёл на них и они подалИсь. Перегоняя Никиту, скриком : «Наша берёт!» - всею стеною кинулись на кончАнских наши. КончАнские побежали. Их гнали дворов пять, покуда все они не полегли.
Никита возвращался на свой конец взволнованный, разгорячённый, посматривая, с кем бы ещё схватиться. Его окликнули. За амбАрушкой стоял Стёпка Карнаушкин. Никита подошёл, Стёпка глядел на него исподлобья(14).
- Ты здорово мне дал, - сказал он, - хочешь дружиться?
- Конечно, хочу, - поспешно ответил Никита.
Мальчики, улыбаясь, глядели друг на друга. Стёпка сказал:
- Давай поменяемся.
- Давай.
Никита подумал, чтобы отдать ему самое лучшее, и дал Стёпке перочинный ножик с четырьмя лезвиями. Стёпка сунул его в карман и вытащил оттуда свинчатку – бАбку(15) , налитую свинцом.
- На. Не потеряй, дорого стОит.
Пояснения
1 – «Пойдёшь на деревню-то?» - помещичья, барская усадьба стояла, как правило, отдельно от жилища крестьян, от деревни; поэтому Мишка так и спрашивает Никиту.
2 – чёрное крыльцо – то же самое, что «чёрный ход»: выход не во двор.
3 – бобыль – безземельный крестьянин-бедняк.
4 – третьего дня – позавчера.
5 – пустые щи – без мяса, без рыбы.
6 – кушАк - широкий матерчатый пояс.
7 – омёт – сложенная бльшой кучей солома.
8 – тЯтька – отец.
9 – дАвеча – совсем недавно, только что.
10 – дражнИть – дразнить, злить.
11 – амбАрушко – маленький амбар, строение для зранения зерна, припасов.
12 – насУпясь – нахмурившись и наклонив голову.
13 – дать рёву – громко заплакать.
14 – исподлОбья – из под опущенной головы.
15 – бАбка – кость надкопытного сустава ноги коровы или лошади, применяемая для игры в бАбки.
Ребята! Посмотрите внимательно на то, как говорит Тёма: какие слова употребляет в свое речи, как обращается к собеседнику? И сравните его речь с речью Никиты.
1. Чья речь ближе к простонародной: Тёмы или Никиты?
2. Попробуйте объяснить почему.
День десятый
Зима была полная: и морозы, и снег, и метели. Бывали даже такие морозы, что в младших классах отменяли занятия. Школьники, конечно, этому радовались: гоняли шайбу, катались с горок. Возле тёплого дома мороз был не страшен: в любой момент можно было забежать в квартиру, согреться у батареи отопления или горячим чаем. А если уж никак нельзя было надолго оторваться от игры, то можно было согреться и в подъезде.
Был уже конец декабря. Самые короткие дни и самые долгие ночи в году. Таня и Серёжа долгими зимними вечерами закончили чтение «Детства Тёмы» и «Истории одного детства».
В один из последних выходных дней перед Новым годом, после игр и гуляния во дворе, когда яркое, но холодное зимнее солнце пронизывало всю «гостиную», папа, Таня и Серёжа устроились на диване.
- Хорошо! – сказал папа.
- Хорошо! – сказала Таня, прильнув к отцу.
Серёжа тоже подумал, что «хорошо!», но сдержался и промолчал. Только улыбнулся.
- В камине весело потрескивают дрова…В комнате тепло…Уютно от этого тепла и мороза за окном…- неожиданно проговорил папа.
- Это из книги? – спросил Серёжа.
- Нет. Это я так представляю зимний день в усадьбе какого-нибудь помещика.
И вся троица снова погрузилась в молчание. На подоконнике снаружи грелись воробьи на солнышке, прошуршала шинами машина.
- А что, не все дворяне уезжали на зиму в город? – спросила Таня.
Оставались те, у кого не было дОма в городе. Как у семьи Лизы, например. А иногда помещик из города приезжал, или, как говорили раньше, выезжал на охоту: на зайца, лису. Тогда он какое-то время жил в своём поместьи.
- Пап, ты говорил, что родители запрещали дворянским детям играть с дворовыми детьми, а вот Никите, я читаю сейчас, не запрещали. Почему? – спросил Серёжа.
- Тёма тоже, - вспомнила Таня.
- А вот мальчик из книги Льва Николаевича Толстого – не играл. И даже считал для себя унизительным общение с дворОвыми детьми. И я у вас хочу спросить: почему?
Ребята молчали.
- Да потому, что чем беднее была дворянская семья, тем ближе была она к народу. Многое приходилось делать самим, а не слугам и детей воспитывать о обучать приходилось самим. А богатые дальше были от этих нужд, а, значит, и от народа. Понятно?
- Понятно, - неуверенно сказала Таня.
- Помните наш последний выезд в сад? – спросил папа. Осень, солнце, тихий день… Мы на берегу реки. Вода спокойная, медленная, почти недвижная…
- И охотник! – вспомнила Таня.
- Да, и охотник. Но я хотел сказать о другом. Серёжа бросал камни в воду, помните? И круги были на воде. Чем дальше круги от места падения камня, тем волны ниже и слабее. Так и у дворян: чем богаче они и ближе к столице, тем дальше от широкой полноводной жизни народа. И чем дальше от столицы…
- …тем ближе к народу, - закончил Серёжа.
- Да. Тем больше у них простонародных привычек и обычаев. И речь ближе к народной.
- Но это же несправедливо, что дети простого народа не могли учиться! – вдруг сказала Таня.
- Ну, конечно, несправедливо. Но устройство общества было таким. Бедные должны трудиться, а богатые – учиться. Бедные учились труду, а богатые трудились, обучаясь в гимназиях и университетах. Для бедных труд – это обучение жизни, выживанию: кто ленился и не научился делать хорошо свою работу, тот разорялся и погибал. Для богатых же 6 ученье – труд. Учиться – значит, знать. А знать – значит, быть хозяином. Слова «знаю» и «хозяин» - одного корня. Дворяне и были хозяевами России.
- Но это – мальчики, - возразила Таня. – А девочки?
- А девочек готовили к выгодному замужеств. Их учили и вышивать, и присматривать за домом – быть хозяйкой. Это в бедных дворянских семьях, А в богатых учили вести светские разговоры, обучали светским манерам, иностранным языкам, танцам. Надо сказать, что дворянских детей в гимназиях, лицеях, кадетских корпусах, университетах, академиях, в Смольном институте благородных девиц очень много внимания уделялось воспитанию души, или по-другому – нравственному воспитанию. Благородство, порядочность, милосердие – человеческие качества, которые очень важны в любом человеческом обществе.
- Извините, друзья, но я предлагаю вам потрудиться, - в «гостиной» появилась мама с большой коробкой в руках. – Завтра – послезавтра принесём ёлку, надо перебрать игрушки.
И мама поставила коробку на пол.
- Ура! – прокричала Таня и сползла с дивана.
Серёжа тоже.
…Когда дети закончили перебирать игрушки, папа сказал:
- Есть предложение: я вам немного почитаю, затем вы погуляете, а дальше – по привычному вечернему распорядку. Договорились?
- Возражений нет, - серьёзно сказал Серёжа.
- Только руки вымоем, - добавила Таня.
Дети вместе с отцом снова устроились на диване и папа раскрыл книгу.
Ёлка
(отрывок из повести Алексея Николаевича
Толстого «Детство Никиты»)
«В гостиную втащили большую мёрзлую ёлку. Пахом долго стучал и тесал топором, прилаживая крест. Дерево, наконец, подняли, и оно оказалось так
высоко, что нежно-зелёная верхушечка согнулась под потолком.
От ели веяло холодом, но понемногу слежавшиеся ветви её оттаяли, поднялись, распушились, и по всему дому запахло хвоей. Дети принесли в гостиную вороха цепей и картонки с украшениями, подставили к ёлке стулья и стали её убирать. Но скоро оказалось, что вещей мало. Пришлось опять сесть клеить фунтики, золотить орехи, привязывать к пряникам и крымским яблокам серебряные верёвочки».
- Папа, а что такое «клеить фунтики»? – спросила Таня.
- Вот этого, Танечка, я не знаю. Что-то из бумаги, наверное.
- Игрушка.
- Давай посмотрим в словаре.
Папа достал с полки толстый «Словарь русского языка» и стал искать.
- У, Ф, Х, Ц, Ч… Ага… Фундук, фунт… Фунтик! «Свёрнутый из бумаги пакет в форме воронки». Понятно: цветные фунтики. Как фонарики. Итак!
«За этой работой дети просидели весь вечер, покуда Лиля, опустив голову с измятым бантом на локоть, не заснула у стола.
Настал сочельник».
- Это день накануне Рождества Христова. Раньше Рождество Христово было в день 25 декабря. А 24 декабря – сочельник, день перед Рождеством. Это было по старому стилю. А по новому стилю, как сейчас – 7 января Рождество.
- А что такое «стиль»?
- Это способ летоисчисления. До 1918 года Россия вела летоисчисление по Юлианскому календарю. А с февраля 1918 года Россия стала жить по календарю, по которому живёт весь мир. А называется календарь – Григорианский. По этому календарю то или иное число наступает на тринадцать дней раньше, чем по Юлианскому календарю. Вот сегодня у нас 24 декабря – по новому, Григорианскому календарю, а по старому, Юлианскому – 11 декабря.
- Пап, пап! Сегодня же двадцать четвёртое декабря!
- И что?
- Так если бы мы жили по старому, то сегодня был бы сочельник! – выкрикнула Таня.
- Не по старому, а в XIX веке, - поправил папа.
- Ладно, - согласилась Таня, - читай дальше.
«Настал сочельник. Ёлку убрали, опутали золотой паутиной, повесили цепи и вставили свечи в цветные защИпочки. Когда всё было готово, матушка сказала:
- А теперь, дети, уходите, и до вечера в гостиную не заглядывать.
В этот день обедали поздно и нАспех, - дети ели только сладкое – шарлотку. В доме была суматоха. Мальчики слонялись по дому и ко всем приставали – скоро ли настанет вечер? Даже Аркадий Иванович, надевший чёрный долгополый сюртУк и кОробом стоявшую накрахмаленную рубашку, не знал, что делать, - ходил от окна к окну и посвистывал. Лиля ушла к матери.
Солнце страшно медленно ползло к земле, розовело, застилалось мглистыми облачками, длиннее становилась лиловая тень от колодца на снегу. Наконец матушка велела идти одеваться. Никита нашёл у себя на постели синюю шёлковую рубашку, вышитую ёлочкой по вороту, подолу и рукавам, витой поясок с кистями и бархатные шаровары. Никита оделся и побежал к матушке. Она пригладила ему гребнем волосы на пробор, взяла за плечи, внимательно посмотрела в лицо и подвела к большому красного дерева трюмо. В зеркале Никита увидел нарядного и благонравного мальчика. Неужели это был он?»
Серёжа с улыбкой на лице смотрел куда-то в пространство. Таня, приоткрыв рот, тоже улыбалась. О чём они думали? Что представляли себе? Папа продолжал читать.
«- Ах, Никита, Никита, - проговорила матушка, целуя его в голову, - если бы ты всегда был таким мальчиком.
Никита на цыпочках вышел в коридор и увидел важно идущую ему навстречу девочку в белом. На ней было пышное платье с кисейными юбочками, большой белый бант в волосах, и шесть пышных локонов с боков её лица, тоже сейчас неузнаваемого, спускались на худенькие плечи. Подойдя, Лиля с гримаской оглядела Никиту.
- Ты что думал – это привидение, - сказала она, - чего испугался? – и прошла в кабинет и села там с ногами на диван».
Таня рассмеялась заливисто и звонко. Папа глянул на Таню и улыбнулся.
- Они – тоже на диване! – пояснила Таня.
«Никита тоже вошёл за ней и сел на диван, на другой его конец.. В комнате горела печь, потрескивали дрова, рассыпались угольками. Красноватым мигающим светом были освещены спинки кожаных кресел, угол золотой рамы на стене, голова Пушкина между шкапАми.
Лиля сидела не двигаясь. Было чудесно, когда светом печи освещались её щека и приподнятый носик. Появился Виктор в синем мундире со светлыми пуговицами и с галУнным воротником, таким тесным, что трудно было разговаривать».
- Галуны – это золотая или серебреная нашивка из тесьмы, - пояснил папа.
«Виктор сел в кресло и тоже замолчал. Рядом в гостиной, было слышно, как матушка и Анна Аполлоновна (мать Лили) разворачивали какие-то свёртки, что-то ставили на пол и переговаривались вполголоса. Виктор подкрался было к замочной скважине, но с той стороны щелка была заложена бумажкой.
Затем в коридоре хлопнула на блоке дверь, послышались голоса и много мелких шагов. Это пришли дети из деревни. Надо было бежать к ним, но Никита не мог пошевелиться. В окне на морозных узорах затЕплился голубоватый свет. Лиля проговорила тоненьким голосом:
- Звезда взошла.
И в это время раскрылись двери в кабинет. Дети соскочили с дивана. В гостиной от пола до потолка сияла ёлка множеством, множеством свечей. Она стояла как огненное дерево, переливаясь золотом, искрами, длинными лучами. Свет от неё шёл густой, тёплый, пахнущий хвоей, воском, мандаринами, медовыми пряниками.
Дети стояли неподвижно потрясённые. В гостиной раскрылись другие двери, и, теснясь к стенке, вошли деревенские мальчики и девочки. Все они были без валенок, в шерстяных чулках, в красных, розовых, жёлтых, рубашках, в жёлтых, алых, белых платочках».
- Как игрушки, - сказала Таня.
- А почему – ёлка? – спросил Серёжа. – Ведь не Новый год?
- Раньше ёлку ставили ко дню рождения Христа, то есть к Рождеству. А Новый год начинался через неделю после Рождества.
- Дальше, пап!
«Тогда матушка заиграла на рояле польку. Играя, обернула к ёлке улыбающееся лицо и запела:
« Журавлины дОлги ноги
Не нашли пути, дороги…»
Никита протянул Лиле руку. Она дала ему руку и продолжала глядеть на свечи, в синих глазах её, в каждом глазу горело по ёлочке. Дети стояли не двигаясь.
Аркадий Иванович подбежал к толпе мальчиков и девочек, схватил за руки и галопом помчался с ними вокруг ёлки. Полы его сюртука развевались. Бегая, он прихватил ещё двоих, потом Никиту, Лилю, Виктора, и наконец все дети закружились хороводом вокруг ёлки.
«Уж я золото хороню, хороню,
Уж я сЕребро хороню, хороню», - запели деревенские.
Никита сорвал с ёлки хлопушку и разорвал её, в ней оказался колпак со звездой. Сейчас же захлопали хлопушки, запахло хлопушечным порохом, зашуршали колпаки из папиросной бумаги.
Лиле достался бумажный фартук с карманчиками. Она надела его. Щёки её разгорелись, как яблоки, губы были измазаны шоколадом. Она всё время смеялась, посматривая на огромную куклу, сидящую под ёлкой на корзинке с кукольным приданным.
Там же под ёлками лежали бумажные пакеты с подарками для мальчиков и для девочек, завёрнутые в разноцветные платки. Виктор получил полк солдат с пушками и палатками. Никита – кожаное настоящее седло, уздечку и хлыст.
Матушка опять заиграла на рояле, вокруг ёлки пошёл хоровод с песнями, но свечи уже догорали, и Аркадий Иванович, подпрыгивая, тушил их. Ёлка тускнела. Матушка закрыла рояль и велела всем идти в столовую пить чай.
Но Аркадий Иванович и тут не успокоился, - устроил цепь и сам впереди, а за ним двадцать пять ребятишек, побежали обходом через коридор в столовую.
В прихожей Лиля оторвалась от цепи и остановилась, переводя дыхание и глядя на Никиту смеющимися глазами. Они стояли около вешалки с шубами. Лиля спросила:
- Ты чего смеёшься?
- Это ты смеёшься, - ответил Никита.
- А ты чего на меня смотришь?
Никита покраснел, но пододвинулся ближе и сам не понимая, как это вышло, нагнулся к Лиле и поцеловал её».
Таня издала горлом какой-то странный звук, метнула в Серёжу странный взгляд и спрятала лицо на плече папы.
- Ты чего? – смутился Серёжа.
- А ничего, - ответила Таня, не показывая лица.
Папа посмотрел на Таню, а Таня горячо зашептала ему на ухо:
- У Серёжки в классе тоже есть Лиля, я знаю…
- Ну, и что, - улыбнулся папа.
- А ничего, - сказала со значением Таня.
- Чего она? – недовольно спросил Серёжа.
- А ничего, - рассмеялся папа. – Я продолжаю.
«Она сейчас же ответила скороговоркой:
- Ты хороший мальчик, я тебе этого не говорила, чтобы никто не узнал, но это секрет. – Повернулась и убежала в столовую.
После чая Аркадий Иванович устроил игру в фАнты, но дети устали, наелись и плохо соображали, что нужно делать. Наконец, один совсем маленький мальчик, в рубашке горошком, задремал, свалился со стула и начал громко плакать.
Матушка сказала, что ёлка кончена. Дети пошли в коридор, где вдоль стены лежали их валенки и полушубки. Оделись и вывалились всей гурьбой на мороз.
Никита пошёл провожать детей до плотины. Когда он один возвращался домой, в небе высоко, в радужном бледном круге, горела луна. Деревья на плотине и в саду стояли огромные и белые и, казалось, выросли, вытянулись под лунным светом. Направо уходила в неимоверную морозную мглу белая пустыня. Сбоку Никиты передвигала ногами длинная большеголовая тень.
Никите казалось, что он идёт во сне, в заколдованном царстве. Только в зачарованном царстве бывает так странно и так счастливо на душе».
- Всё! – сказал папа. - У матросов нет вопросов? – И сам себе ответил: - нет! Гулять!
Все потянулись на кухню к матери.
- Мама, мама! Сегодня по старому стилю соч… сочельник, а завтра – Рождество, - выпалила Таня.
- Не по старому стилю, - поправил её Серёжа,- а если бы мы жили в XIX веке.
- Всё равно – праздник, - упрямо заявила Таня. – Правда, Сява?
- Сява – хороший, - отрапортовал попугай и вдруг добавил: - Сява дворянин, Сява дворянин.
Семья на миг онемела. Говорил только Сява:
- Сява дворянин! Сява однодворец!
- Ура! – завопила Таня. – Я научила! Я научила!
Все смеялись. Хвалили Таню и Сяву.
- Молодцы! – утирая слёзы, сказала мама.
- Вот и подарок к Новому году! – еле вымолвил папа. – А гулять? Идёт кто?
Какое там гуляние! Сява был в центре внимания и «раздавал интервью»:
- Сява – дворянин! Сява – однодворец!
…А через три дня начались зимние каникулы.
Ну, вот и всё, ребята, о дворянах и дворянских детях. Я думаю, что вы теперь можете ответить на вопросы: кто такие бояре, а кто – дворяне? Читая книги, обращайте внимание на новые слова и выражения. Помните о том, что русская литература XIX века создана почти одними дворянами. Не спешите закрывать книгу. Прочтите несколько отрывков о зиме. И пусть никто и ничто вам не мешают читать: только вы и книга. И ваше воображение.
«Прекрасна – и особенно в эту зиму – была Батуринская усадьба. Каменные столбы въезда во двор, снежно-сахарный двор, изрезанный по сугробам полозьями, тишина, солнце, в остром морозном воздухе сладкий запах чада из кухонь, что-то уютное, домашнее в следах, пробитых от поварской к дому, от людской…к конюшне и прочим службам, окружающим двор…Тишина и блеск, белизна толстых от снега крыш, по-зимнему низкий, утонувший в снегах, красновато чернеющий голыми сучьями сад, с двух сторон видный за домом, наша заветная столетняя ель, поднимающая свою острую чёрно-зелёную верхушку в синее яркое небо из-за крыши дома, из-за крутого ската, подобно снежной горной вершине, между двумя спокойно и высоко дымящимися трубами…»
Иван Алексеевич Бунин «Жизнь Арсеньева»
«Рождество…
Чудится в этом слове крепкий, морозный воздух, льдистая чистота и снежность. Самое слово это видится мне голубоватым. Даже в церковной песне –
Христос рождается – славите!
Христос с небес – срящите! –
Слышится хруст морозный.
Синеватый рассвет белеет. Снежное крУжево деревьев легко. Как воздух. Плавает гул церковный, и в этом морозном гуле шаром всплывает солнце. Пламенное оно, густое, больше обыкновенного: солнце на Рождество. Выплывает огнём за садом. Сад – в глубоком снегу, светлеет, голубеет. Вот побежало по верхушкам; иней зарозовел; розово зачернели галочки, проснулись; брызнуло розоватой пылью, берёзы позлатились, и огненно-золотые пятна пали на белый снег!
Вот оно утро Праздника, - Рождество».
Иван Сергеевич Шмелёв «Лето Господне»
С Новым годом вас, ребята! С Рождеством Христовым! Весёлых и здоровых каникул вам! Читайте больше. Спрашивайте чаще и больше. Донимайте взрослых вопросами чаще и больше. Пусть на все ваши «почему?» у вас будут ответы.
Через две недели мы с вами встретимся.
До свидания!
Книги для чтения на каникулах
1. И. А. Бунин «Антоновские яблоки», любое издание.
2. И. А. Бунин «Жизнь Арсеньева», любое издание.
3. С. Т. Аксаков «Детские годы Багрова-внука», глава «Пребывание Багрова
без отца и матери», любое издание.
4. Е.Н. Водовозова «История одного детства», С-Петербург, издательство
«Веско», 1992год.
5. Л. А. Чарская «Записки маленькой гимназистки», М. изд. «Дом»,1991 год.
6. Н. Г. Гарин-Михайловский «Детство Тёмы», любое издание.
7. А. Н. Толстой «Детство Никиты», любое издание.
8. Л.Н. Толстой «Детство. Отрочество. Юность», любое издание.
9. М.М. Пришвин «Охотничьи рассказы», любое издание.
Книги для родителей
1. В. О. Ключевский «Сочинения в 9 томах», т. 6, «Специальные курсы» -
«История сословий России, лекции 1 - 22, любое издание.
2. Е. А. Анисимов «Время петровских реформ», Лениздат, 1989 год, гл.
«Произведение подданного всероссийского народа».
3. А. П. Керн «Воспоминания. Дневники. Переписка», гл. «Из воспоминаний
о моём детстве», М. изд. «Правда», 1989 год.
4. М. А. Гордин «Владислав Озеров», ч.1 «Дворянское воспитание»,
изд. «Искусство», 1991 год.
5. В. О. Михневич «Русская женщина XVIII столетия». М. «Панорама» 1990 г.
6. А. П.Башуцкий «Няня», в книге «Русский очерк, 40 – 50 годы XIX века»,
М. изд. «Московский университет», 1986 год.
3. Крестьянские дети
День одиннадцатый
Однажды в студеную зимнюю пору
Я из лесу вышел; был сильный мороз.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Лошадка, везущая хворосту воз.
И шествуя важно, в спокойствии чинном,
Лошадку ведёт под уздцы мужичок
В больших сапогах, в полушубке овчинном,
В больших рукавицах… а сам с ноготок!
«Здорово, парнище!» - Ступай себе мимо! –
«Уж больно ты грозен, как я погляжу!
Откуда дровишки?» - Из лесу, вестимо!
Отец, слышишь, рубит, а я отвожу.
(В лесу раздавался топор дровосека.)
«А что, у отца-то большая семья?»
- Семья-то большая, да два человека
Всего мужиков-то: отец мой, да я… -
«Так вон оно что! А как звать тебя?» - «Власом. –
«А кой тебе годик?» - Шестой миновал…
Ну, мёртвая! – крикнул малюточка басом,
Рванул под уздцы и быстрей зашагал.
Н. А. Некрасов
Ах, как быстро проходят каникулы! Как недолги праздники! Вот и Новый год прошёл с ёлкой и карнавалом возле неё, где Таня была «дворянкой», в пышном длинном розовом платье, в чепчике, в длинных перчатках (почти по локоть!) с веером в руке. «Это было здорово!» - говорил Серёжа, но сам «дворянином» не захотел быть.
Прошло Рождество Христово. Рождество Таня и Серёжа встречали на селе, у бабушки, к которой поехали сразу после Нового года, на все каникулы. Как было интересно в деревне! Дети другими глазами смотрели на сельскую жизнь. Таня всё допытывалась у бабушки: «Где здесь усадьба помещика? А кто сейчас барин?» Бабушка отвечала, как могла: показывала коттедж бывшего директора совхоза и говорила: «Да вот они, все здесь». Серёжа разъяснял Тане её наивные вопросы и незло смеялся над нею.
В канун Рождества, в сочельник, бабушка сказала, что раньше в этот день до появления вечерней звезды не ели. И Таня решила, что она тоже не будет есть до вечерней звезды; и сначала весело, а потом уже и с грустью ждала вечера: когда же появится эта звезда? И откуда? Наверное, оттуда, откуда появляется солнце? Бабушка пожалела Таню и накормила её до восхода звезды. А Серёжа выдержал, и ел вместе со всеми кутьЮ: сладкую рисовую кашу с изюмом.
А вечером на селе начались колЯдки: по селу ходили рЯженые, одетые в вывернутые наизнанку шубы парни и девчата с разрисованными лицами; они гремели сковородами и пустыми кастрюлями, пели и плясали и говорили стихами. А потом требовали «пирожок или каши горшок». Дедушка налил парням по рюмке вина, а бабушка угостила всех шанежками. Было очень интересно! Как в Новый год.
Бабушка рассказывала внукам о колЯдках, об обычаях деревенских жителей, и Тане с Серёжей было интересно слушать об этом.
Днём ребята катались на санках с горок или устраивали гонки по льду замёрзшей реки.
Но всему приходит конец: кончились и каникулы. Папа вёз ребят домой и они наперебой делились своими впечатлениями. Дома Таня и Серёжа обнялись и расцеловались с мамой, а Сява поприветствовал ребят в своём новом звании: «Сява – двор-рянин! Сява – хор-роший!» Нескромно, конечно с его стороны, но что взять с попугая: попугай, он и есть попугай, даже если волнистый и зелёный.
…После праздничного ужина («В честь приезда детей», - объяснила мама), во время которого ни Серёжа, ни Таня нисколько не соблюдали правил «юности честного зерцала», (взахлёб, наперебой, с полными ртами делились своими впечатлениями); после того, как умиротворённо и уютно все расположились в комнате, Таня, зевнув, сказала отцу:
- Расскажи о крестьянах.
- Ты засыпАешь уже, - улыбнулся папа.
- Нет, я буду слушать.
- А я пойду погуляю, - решил Серёжа.
- Посиди дома, успеешь встретиться с друзьями: завтра ещё день, - разгадала его замысел мама.
- Ну, мам!
- Мы сколько вас не видели? Соскучились. С нами поговорите. Я вам ванну приготовлю, - уговаривала мама. – Шампунь купила, который глаза не ест…
- Папа рассказывай, - закончила спор Таня. – Я уже спать не хочу. – И добавила: - В ванную я пойду первая.
- Ну, и иди! – буркнул Серёжа, поднялся и ушёл в детскую.
Мама – за ним.
- Обиделся, - сказал папа. – Ты уж ему уступи, Тань, а?
- Ладно, ладно, - быстро согласилась Таня. – Ну, пап! Бояре – друзья князя, дворяне – слуги царя. Это понятно.
- Минуточку, красавица! – возразил папа. - Бояре - не всегда друзья князя, они и врагами были не однажды.
- Ладно, ладно, - опять быстро согласилась Таня. – Рабочие – потому что работают, крестьяне потому что… почему? Потому, что крестятся? Крестик носят? Почему? У бабушки есть крестик, - выпалила Таня .
Папа улыбнулся.
- Ох, Танечка! Ну, ладно, слушай.
И в это время в дверях появился Серёжа. Он хитро улыбался и держал руки за спиной.
- В какой руке? – спросил он.
Таня быстро сообразила, что в руках у Серёжи что-то.
- В этой, в правой, - решила Таня и показала на левую руку Серёжи.
Серёжа поднял обе руки вверх: в каждой было по шариковой ручке.
- Дай! – потребовала Таня.
Серёжа отдал ей одну ручку.
- И твою, - потребовала Таня.
Серёжа отдал вторую ручку. Таня сравнила.
- Так они – одинаковые, - разочарованно сказала она.
- Конечно, - сказал Серёжа.
- А зачем разыгрывал?
- Чтоб интересней было.
Таня сползла с дивана, подошла к дверям и крикнула в пространство коридора:
- Спасибо!
Она вернулась на диван, взглянула на ручку, зажала её в кулаке и прислонилась к отцу.
- Кто такие крестьяне? У бабушки крестик – беленький. Маленький такой.
Серёжа тоже уселся на диван и щёлкнул кнопкой авторучки.
- Когда-то, давным-давно, наши предки славяне жили по берегам рек. Рядом были леса, луга и большие безлесые пространства земли – степи. Славяне охотились на зверей, ловили рыбу, занимались скотоводством и выращивали зерно. Зерно называли жИтом. Правда, похоже на слово «жизнь»? Жизнь – жИто.
Папа посмотрел на ребят.
- Жизнь, жИто, - повторила Таня. – Да.
- ЖИто и было главным продовольствием славян. Излишки жИта продавали или обменивали на другие товары.
- Зерно мелют в муку и делают хлеб, - сказал Серёжа.
- Совершенно верно. Булочки на деревьях не растут, - улыбнулся папа.
- Жито – это хлеб, - продолжил свою мудрую мысль Серёжа, - а хлеб – это жизнь.
- Ма – ла – дец! – искренне восхитился папа.
Серёжа покраснел. Он всегда краснел, когда его хвалили.
- Так и бабушка говорила, - зачем-то оправдывался он.
- Когда крошки сметала со стола, - вспомнила Таня.
- В ладошку, - добавил Серёжа.
- Молодцы, - ещё раз сказал папа. – Даже сейчас, по-моему, на колядках говорят: «Дай, бог, жИто, пшеницу и всякую пашницу!».
- А что такое пашнИца?
- Всё, что вырастает на пашне. Поэтому земледельца называли ещё и пАхарем, человеком, который пАшет.
- Земледелец, пахарь, крестьянин, - мудрость Серёжина не иссякала.
- Но почему – «крестьянин»? – не унималась Таня.
- На фрацузском языке слово «крестьянин» произносится как «пейзАн». А вид местности, часть природы, которую человек охватывает взглядом, произносится по-французски как «пейзаж». Знакомое слово?
Дети кивнули головами.
- И слово «пейзан» с французского можно переводить, как «человек природы». И у славян земледелец – тоже человек природы. Но называется «крестьянином».
- Но почему?! – не унималась Таня.
- Я точно не знаю, Танечка. По всей вероятности земледельцев так стали называть после крещения их. Когда они приняли христианскую веру. Веру в Христа, в Иисуса Христа. При принятии христианства людей крестят. Они проходят через обряд крещения и получают крестик.
- Что, и бабушка тоже прошла через…через…
- Прошла, прошла, - рассмеялся папа. – Бабушка у нас крещёная.
- Христос, крещение, крестьянин, - продолжал мудрствовать Серёжа.
Папа и Таня внимательно посмотрели на Серёжу. Серёжа смутился и щёлкнул кнопкой авторучки:
- Что?
- Ну, Серёжа! Ну, молодец! Как точно мыслить стал после каникул. Отдохнул, значит. А что касается крестьян, то так они стали называться на Руси с четырнадцатого века. А крещение Русь приняла аж в 980 году. Вот так. Итак, кто же такой крестьянин? Напрягись, Серёжа!
- Земледелец, который живёт в деревне, - очень просто ответил Серёжа.
- Ванна готова, - появилась мама. – Кто первый?
- Серёжа, - сказала Таня.
- Таня, - сказал Серёжа.
- Иди, Татьяна. Серёжа сегодня просто на высоте, - сказал папа и взъерошил сыну волосы.
…После ванны Таня, розовенькая, с мокрыми волосами, в махровой простыне, появилась в детской на руках мамы.. Мама уложила Таню в кровать, высушила ей феном волосы и красавица потребовала к себе папу.
- Я не буду сегодня укладывать куклу, - сказала она, - я сама укуклилась. Папа расскажи ещё что-нибудь, а я усну.
- О крестьянах?
- О крестьянах.
- Во времена давние, прошлые не было на земле человека важнее крестьянина-земледельца. Он выращивал хлеб для всех: для царя, для бояр, для дворян, для чиновников и купцов – для всех; он и налоги платил за всех. Налоги назывались – пОдати. Ни бояре, ни дворяне, ни чиновники со священниками пОдатей не платили. Только крестьяне пополняли государеву казну. Крестьяне-мужики и на войне были главными солдатами. Вот и получается, что крестьянин был самым важным человеком в государстве. Он кормил и защищал всех остальных. А крестьянина не было бы без земли. Она, земля, всех кормила и поила. Потому и называл крестьянин землю – матушкой: мать-земля. От неё, от земли кормилась вся живность у него во дворе: лошади, коровы, птица всякая. И сам он, выращивая хлеб и овощи, кормился от земли.
Папа посмотрел на Таню.
- Дальше, - сказала Таня, - не открывая глаз.
- Сейчас, - сказал папа, вышел из комнаты и тот час же вернулся с книгой в руках. – Алексей Васильевич Кольцов, поэт, который может быть, лучше других русских поэтов понимал красоту земледельческого труда. Я прочту стихи, которые называются «Песня пахаря». Это вместо колыбельной тебе.
Ну! Тащися, сивка,
Пашней десятинной,
Выбелим железо
О сырую землю.
Красавица зорька
В небе разгорелась,
Из большого леса
Солнышко выходит.
Весело на пашне.
Ну, тащися, сивка!
Я сам-друг с тобою,
Слуга и хозяин.
Весело я лажу
Борону и сОху,
Телегу готовлю,
Зёрна насыпаю.
Весело гляжу я
На гумно и скирды,
Молочу и вею…
Ну! Тащися, сивка!
Пашенку мы рано
С сивкою распашем,
Зёрнышку готовим
Колыбель святую.
Его вспОит, вскОрмит
Мать-земля сырая,
Выйдет в поле травка –
Ну! Тащися, сивка!
Выйдет в поле травка –
Вырастет и колос,
Станет петь, рядиться
В золотые ткани.
Заблестит наш серп здесь,
Зазвенят здесь косы;
Сладок будет отдых
На снопах тяжёлых!
Ну! Тащися, сивка!
Накормлю досыта,
Напою водою,
Водой ключевою.
С тихою молитвой
Я вспашу, посею.
Уроди мне, боже,
Хлеб – моё богатство!
Ребята!
Вот и закончились зимние каникулы у Тани с Серёжей. Первый вечер после каникул они провели с родителями: делились впечатлениями. У них появился интерес к крестьянам.
Ребята, ответьте, пожалуйста, на вопросы:
1. Где провели вы зимние каникулы? Что делали? Чем занимались?
2. Был ли кто из вас за городом? Видели ли вы зимний лес? Что вам нравится
в природе зимой?
3. Кто такие крестьяне? Где живут? Чем занимаются?
4. Есть ли у вас родственники в деревне?
5. Расскажите, чем они занимаются? Какие животные есть у них в
хозяйстве.
День двенадцатый
Следующий день был последним днём каникул. Завтра начинаются занятия в школе. И, конечно, Таня и Серёжа готовятся к этому: собирают тетради, Учебники, писменные принадлежности. Мама гладит детям школьную одежду.
Короток зимний день. Мама отпустила детей погулять: «Идите, поморозьтесь». Дети сходили, «поморозились» и вернулись раскрасневшимися и голодными. Обед ещё не был готов и дети с отцом расположились на своём обычном месте: на диване. Разговор идёт спокойный, торопиться некуда.
- Мы-то с вами в кои веки выберемся на природу: на речку, на озеро или в лес. Я уж не говорю о поле: нам там, вроде бы, и делать нечего. Не только зимой, но и летом. А крестьянин круглый год живёт на природе, вышел за ограду – и вот оно: и лес, и поле, и река. Сейчас крестьянин в магазине может купить себе необходимые вещи. А раньше всё, или почти всё, делал своими руками: и одежду, и обувь. И дом строил своими руками – сам. А земля-кормилица давала ему всё: поле – овощи и хлеб, лес – мясо и мех, луг – корм, пищу для домашних животных.
- Здорово! – сказала Таня. – А нам всё покупать.
Серёжа хмыкнул:
- А крестьянин, что: бесплатно?
- Конечно, - сказала Таня.
- Нет, нет, Танечка, - возразил папа, - за всё надо было платить своим трудом. Ведь не зря появилась пословица: «Без труда – не вынешь рыбку из пруда». Лиса не принесёт охотнику свою шкуру: «На, охотник, тебе на воротник», нет. Лису надо выследить, знать её повадки, привычки. Жито не потечёт в амбар зерном: «На, пахарь, кормись!», нет уж! Поле надо вспахать, зерно посеять, уберечь от непогоды – вырастить, убрать и сохранить. Надо заготовить корма домашним животным: скосить траву, высушить её, собрать и сохранить. И эти все работы делались силами одной семьи. А дома сколько работы: прясть, ткать, плести! У нашей мамы нет таких забот, а она всё равно чем-то постоянно занята. А у неё всё хозяйство – это мы с вами. А вспомните бабушку с дедушкой: много ли они сидят сложа руки?
- Пищу готовит бабушка – людям и животным, - сказал Серёжа. – А дедушка за коровой и поросёнком ухаживает.
- И баню топит, - вспомнила Таня.
- И снег убирает, - добавил Серёжа.
- Вы ещё спите, а дедушка уже встал, принёс дров, затопил печь, греет воду. Для чего? Чтобы корм для домашних животных был тёплым. А бабушка чистит картошку, замесила тесто для шанежек. Бабушка печёт булочки, а дедушка пошёл убирать снег, который нападал ночью. Вон сколько только утренних дел. А у крестьян прошлых веков и зимой было больше дел, чем сегодня у наших бабушек и дедушек. Семьи были большие, по десять-двенадцать человек. Домашних животных тоже было гораздо больше. А это значит, что и пищи для всех нужно было готовить гораздо больше, а, значит, труда и времени на это уходило гораздо больше. А в свободное время нужно было ещё и лапти плести, корзины, лукошки, инвентарь ремонтировать, чтобы он был готов к весне. Да ещё за дровами в лес по снегу ездить. Помните: мужичок с ноготок, Влас?
- Однажды в студеную зимнюю пору, - процитировал Серёжа.
- «Откуда дровишки?» - «Из лесу, вестимо. Отец, слышишь, рубит, а я отвожу», - вспомнил другие строчки папа. – Это была только мужская работа. А сколько ещё женской? Теребить лён и коноплю, готовить их к прядению. Затем прясть пряжу и из конопли, и из льна, и из овечьей шерсти.
- Прясть – это делать нитки?
- Да. Спрясть, смотать в клубки. Из шерстяных ниток связать варежки, носки, свитера. Из льняных ниток нужно ещё соткать холст, из которого можно будет шить и одежду, и бельё; полотенца, скатерти и т. д. И это только часть работы зимой. А летом работы ещё больше.
- Вот, это да! – сказала Таня. – Ужас! («Ужас» - так мама говорит.)
- Вот чем платит крестьянин: своим ежедневным трудом. Круглый год, - закончил папа.
- А почему летом больше работы? – спросил Серёжа. – Вспахал, посеял и жди урожая.
- Нет, нет. Нужно точно по погоде выбрать время вспашки. Иначе не будет хорошего урожая. А для этого нужно из года в год наблюдать за погодой, делать приметы, чтобы не ошибиться со временем вспашки. В сырую почву посеешь – сорняков будет много, в холодную – семена погибнут. А подойдёт время вспашки – вспахать и посеять нужно быстро. А потому работа – от зари до зари, с раннего утра до позднего вечера, да в полную силу. А поле ведь не такое, как у нас садовый участок, а раз в сто больше.
- Ого-го! – опять удивилась Таня. – Как все наши сады?
- Наверное. Пройдёт пора посева – а тут и время траву косить. И много ведь надо её. И снова тяжёлая физическая работа. Потом навоз на поля вывозить, как удобрение. А там и хлеб созрел. И опять – ни сна, ни отдыха: во время убрать и просушить. Перестоит в поле хлеб – зёрна станут в землю падать, пропал урожай. А ты говоришь, посеял и жди.
Папа встал, подошёл к полке с книгами. Поискал глазами и вытащил том Г. И. Успенского «Избранные сочинения».
- Таня, узнай: если обед не готов, то я вам прочту кое-что о крестьянских терзаниях.
- Читай, пап. Мама позовёт, когда будет обед готов, - заметил Серёжа.
- И то верно, - согласился папа. – Глеб Иванович Успенский много писал о крестьянах и о крестьянском труде. Я прочту вам небольшой отрывок. Автор, приезжая в деревню, каждый год останавливался у крестьянина по имени Иван Ермолаевич. И вот однажды автор привозит из столицы барометр, прибор, который указывает на возможные перемены в погоде. Читаю.
«Узнав, что эта медная посуда будет показывать погоду, что стрелка, которая ходит под стеклом, указывает и дождь, и сушь, и ветер, Иван Ермолаевич заинтересовался. Слушая меня он говорил многозначительно: «А-а-а-а… Хорошо… Это ничего… Надыть попытать его.!.. Ничего…» Штука эта, которой он немедленно дал название «календарь», пришлась ему по вкусу., как вещь нужная в хозяйстве. До знакомства с этим календарём Иван Ермолаевич узнавал погоду – вещь для него весьма важную – по множеству собственных наблюдений и примет.
- Что то, - говорил он, например, в ясный летний день, - боюсь я , как бы дождя не было?
- Да почему же, день ведь ясный, ни тучки, ни облачка?
- В ушах что-то шумит… Вот чего я опасаюсь… Как ежели округ ушей в этакой-то день начнёт шуршать, шелестеть – уж это нехорошая примета…
Практиковался им ещё и другой способ, другая система.
- Какой у нас нОнича месяц идёт? – спросит, бывало, Иван Ермолаевич, - актяб?
- Какой октябрь – июль…
- Я их, месяцев-то, не знаю как их прозывать-то… Много ведь их… А вот в котором месяце крещенье, этот месяц как называется?
- Январь.
- Ну, вот видишь, теперь надо смотреть так: январь должен стоять против нонешнего месяца… Какой ноне месяц?»
- Пап, это как: «должен стоять против»? – спросил Серёжа.
Иван Ермолаевич, наверное, рассуждает так: середина зимы – какой месяц? Январь. Середина лета – июль. Зима противоположна лету, противостоит лету. Значит: январь стоит против июля.
- Февраль - против августа, март – против сентября, - подхватил Серёжа.\ - Наверное, так.
- «… Какой ноне месяц?
- Июль, июль, Иван Ермрлаевич!
Ну, январь стоит против июля, вот и надо помнить погоду… которое сегодня число?
Сегодня шестое…
- а крещенье в кое число?
- Тоже шестого».
- Сочельник шестого, - вспомнила Таня, - Колядки. Потом Рождество.
- Таня, ты забыла: летоисчисление, календарь в XIX веке вёлся по старому стилю. Если по старому стилю – шестое января, то по новому какое?
- Двадцать четвёртое декабря, - подумав, сказал Серёжа.
Таня ещё не умела так быстро считать.
- Нет. Чтобы определить число по новому стилю, надо к числу по старому стилю прибавить тринадцать дней… И что получается?
- К шести прибавить тринадцать будет девятнадцать. Девятнадцатое января, - посчитал Серёжа.
- Вот именно. Крещение – 19 января. Продолжим рассуждения Ивана Ермолаевича. Как он медленно это делает, не торопясь, основательно. Можно подумать, что он тугодум.
- «Видишь ты. Вот теперь и надо знать… Михайло! - зовёт он работника. – Что, не в примету тебе, шёл снег под крещенье, как мы в Сябринцы хлеб возили?
- Что-то не в примету…»
- «Не в примету» означает: помнишь ли? – пояснил папа.
- «А кажись, что будто как курил снежок – то?
- Н-нет, не припомню.
- Авдотья! – обращается Иван Ермрлаевич к жене, - не в примету тебе, как под крещенье ездили мы с Михайлой, брал я полушубок, али нет?
Авдотья останавливается с ведром в руке и думает. Думает серьёзно и пристально.
- Полушубок? – в глубоком припоминании чего-то переспрашивает она и, вспомнив что-то, говорит. – н-нет, кажись.
Авдотья замолкла, и Михайло замрлк, и Иван Ермолаевич молчит, все вспоминают.
- Чего ты! – вдруг, оживившись вспоминает Авдотья. – Чай, у Стёпиных полушубок-то взял… Вьюга-то к ночи поднялась… Чай, помнишь, как Агафья-то прибегла,ещё тёлка в ту пору… - т.д.
- Так-так-так-так, - твердит Иван Ермолаевич и сам припоминает и тёлку, и Агафью, и ещё что-нибудь.
Наконец и работник присовокупляет какую-нибудь подробность, так что в конце концов канун крещенья, бывший полгода тому назад, восстанавливается в памяти Ивана Ермолаевича, его жены и работника во всей подробности. Весь день накануне крещенья припомнилась не только погода, но и весь обиход дня во всей полноте.
- Ну, стало быть, - заключает это расследование Иван Ермолаевич, - копны-то разваливать (для сушки) погодить надо… Пожалуй, как бы к вечеру не собрались тучки, уж, видно, надобно повременить.
И таким образом копны не разваливались, и делалось это на основании самых точных исследований и наблюдений».
- Вот вам один из примеров наблюдательности крестьян. А сколько их, наблюдений и примет, рассыпано по всем месяцам и дням года? Целая наука. Не будешь знать её – разоришься.
- Обедать! – появилась мама. – Мыть руки и за стол.
Ребята! Пожелаем Тане с Серёжей приятного аппетита, а сами вспомним их беседу с папой.
1. Чем занимались крестьяне летом? О каких работах рассказывал папа?
2. Чем занимались крестьяне зимой?
3. Почему землю называют кормилицей?
4. Почему дорог хлеб для крестьянина?
5. Чем заняты ваши родители зимой и чем заняты летом?
…На зимний день быстро надвинулся вечер. И хотя с конца декабря день стал понемногу увеличиваться, «солнце повернуло к лету», глаза не замечали изменений. А поэтому в определённое время, в определённый час дети лежали в постели и ждали очередного рассказа папы. Куклу свою Таня уже «уложила спать» и попрощалась с Сявой-дворянином.
Папа подсел к Тане на кровать и сказал:
- Помните, днём я вам говорил о том, что после посева удобряли поля навозом. Не те, которые были засеяны, а те, которые были свободны от посева. Там земля «отдыхала», говорили крестьяне. Она была вспахана и называлась «парЫ», от слова «пар». Так вот: между временем посева и сенокосом был промежуток времени, когда крестьяне удобряли свои поля. Работа эта тяжёлая, требует много людей и телег. Поэтому крестьяне каждому поочерёдно возили на поля навоз. «Всем миром» - так говорили раньше. И называлась эта общая работа – «пОмочи». Люди оказывали дру другу помощь. Вот рассказ Сергея Семёнова, писателя XIX века, как раз об этом. Рассказ называется «Первый трудный день».
«- Эй, Катерина! – послышался у нас за окном голос одного нашего деревенского мужика, -подойди-ка сюда, у меня к тебе слово есть.
Моя мать сидела у стола и шила мне рубашку. Когда её позвали, она бросила шитьё и подошла к окну.
- Что такое?
- Пашковский Никита велел тебе приезжать навоз возить.
- Когда?
- Послезавтра.
- Ладно… Спаси, Христос, что сказал».
- А почему тётя говорит: «Спаси Христос»? – спросила Таня.
- А как бы ты отблагодарила?
- Спасибо, что сказал.
- Наверное, слово «спасибо» происходит от двух слов: «спаси бог». Так раньше благодарили: пусть тебе бог будет спасителем, спасёт тебя от беды за хорошую весть или за хорошее дело. Спаси бог. А бога как зовут?
- Христос.
- Значит, можно благодарить и так, как благодарит Катерина: «Спаси, Христос, что сказал».
«Мужик ушёл, а мать вернулась на своё место и принялась опять за шитьё. Я лежал в это время на коннике».
- «Конник» - это лавка для сна, вместо кровати.
«Когда мать села, я вскочил со своего места и подбежал к ней.
- Мама, зачем нам навоз возить?
- В Отвоз. Мы повозим, а там к нам приедут; так другу другу и пособим.
Я вспомнил, что при этой работе бывают нужны и ребятишки.
- И я с тобой поеду? – спросил я.
- Что тебе там делать?
- Буду лошадь водить…
Мать поглядела на меня лучистым взглядом и радостно засмеялась:
- Ах, ты карапуз! Тебе и до повода-то не достать.
- Достану, ей-богу, достану! – поспешил уверить я.
Но мать не обращала внимания на мою уверенность. И, откусывая нитку, проговорила:
- Будет не дело говорить-то!
А потом задумалась и с досадой проговорила:
- Ну, ладно, поедем…
Мне в то время шёл девятый год. Я ещё ни разу заправски не подводил лошадь на работе, и мне очень этого хотелось. Когда мать сказала, что возьмёт меня в Пашково, у меня закружилась голова, и я весь день ходил как в чаду. То же было и на другой день. Мать справляла, и я не отставал от неё, помогал ей закручивать закрУтни…»
- «Закрутня» - это кляп для закрутки конской губы, - пояснил папа. – А почему нужно закручивать конскую губу, я не знаю. Здесь, в пояснении не написано. Вот ведь сколько нам горожанам непонятных мелочей! Дальше.
«…помогал закручивать закрУтни и искал чекУ». ЧекА – это клин, который вставляется в отверстие оси колеса, чтобы при движении колесо не соскочило. Можно сказать, что чекА закрепляет колесо. Вот ведь сколько уже знал девятилетний крестьянский мальчик!
«Когда день прошёл, мать сказала мне:
- Ложись скорей спать, а то завтра рано вставать!
Я лёг, но мне не скоро удалось уснуть: в моей голове бродили думы о завтрашнем дне и я никак не мог от них отделаться.
Наступил и этот день. Ещё куры сидели на насесте, а мать нагнулась ко мне и стала тормошить меня:
- Ермошка! Ермошка! Вставай, поедем!
Я слышал, что меня будят, но мне не хотелось вставать.
- Да поезжай одна, пусть спит себе на здоровье, - раздался другой голос.
Это говорила бабушка. Только она это проговорила, сонный туман в моей голове рассеялся, я сообразил зачем меня поднимают, и, как ванька-встанька, вспрыгнул на ноги и пошёл умываться.
Я вышел за матерью из избы, у двора стоял запряжённый в телегу наш Карька (имя лошади) и дремал. Мы влезли на телегу и мать дёрнула вожжой.
Одно за другим мы оставили за собой полевое болото, холодный овраг, в котором было очень холодно от росы. Роса белела везде, как молоко, трава была подёрнута ею, как туманом, головки цветов от неё казались седыми. Когда мы въехали в рощу, то с деревьев роса падала каплями.
В лесу около дороги торчали грибы, кое-где, как искорки, краснели ягоды, поднимал свои махры ствольник, из которого мы делали дудки.
Солнце ещё не всходило, но там, где оно должно было всходить, небо было алое.
Проехали лес. Перед нашими глазами сначала открылось пашковское паровое поле, куда будут возить навоз, потом и само Пашково. Мать подогнала Карьку; но старый Карька только вильнул хвостом.
Когда мы подъехали ко двору дяди Никиты, он выводил лошадь с нарытым навозом. Увидев нас, он широко улыбнулся и воскликнул:
- А-а! Милости просим! Ника, сам-друг? Это хорошо!
- Как же, - улыбаясь проговорила мать, - работник вырос, не дома же его держать. Пусть едет матери подсоблять.
- Что же, сам поохотился? (Т. е. сам захотел)
- Сам.
- Молодец! Вот примечай, какая у нас другая лошадь. Встречаться-то будешь вот с этой тёткой – узнАешь?
Я глянул на лошадь и на молодую бабу с подоткнутым подолом – срывальщицу и сказал:
- УзнАю».
- Срывальщица сбрасывает навоз с телеги на поле, - пояснил папа. – Мальчику будут здесь нагружать телегу. А он на ней отправится в поле. А на встречу ему с поля будет возвращаться пустая телега с этой тёткой. И тётку эту надо узнать. Мальчик Ермошка пересядет в телегу тётки и вернётся за навозом. А тётка повезёт навоз в поле. Понятно?
- Понятно, - сказал один Серёжа.
А Таня промолчала.
«Мать ушла во двор, меня, как только сел, охватила дремота. Я силился бороться с нею, но глаза у меня слипались и ко сну тянуло, как камнем в воду. Я приткнулся в углу и заснул.
- Вот так работник, уж спит! – раздался над моим ухом голос.
Я открыл глаза – передо мной стоял дядя Никита. Он вывел со двора нарытый воз, и, остановившись, глядел на меня.
- Ну, брат, поведём воз. Я тебе на первый раз покажу куда, а там уж один будешь.
Мы повезли воз. Из каждого двора выезжали возы. Приезжие были нарядные, на некоторых лошадях красовалась хорошая сбруя, позвонки».
- «Сбруя» и «позвонки» - это часть упряжи лошади, - пояснил папа.
«Возы, скрипя, тянулись к одному концу деревни. У выезда собрался целый обоз. Дело делалось большое и важное, и, держа за повод лошадь, я с гордостью подумывал про себя, что и спица в этой колеснице.
За деревней мы встретились со срывальщицей.
Срывальщица взяла у нас лошадь с возом, мы сели в пустую телегу. Дядя Никита показал мне, как садится и как править лошадью.
- Главное – не зевай. А как зазеваешься – либо колесом зацепишь, либо в тын (забор или плетень) угодишь.
Совсем незаметно подошло время обеда. Перед обедом выпрягли лошадей и отвели их в стадо. Жена дяди Никиты, тётя Марфа, нарезала селёдок, натолкла луку, поставила на стол кисель, и все сели обедать. Мне редко приходилось есть так сладко, всё мне казалось таким вкусным.
Большие после обеда легли отдыхать, а мне дядя Никита сказал:
- Ну, а ты тоже на боковую, аль побегаешь? Поди пока в огород: там крыжовник есть, нарви себе да пройди в стадо, лошадей посмотри.
Нарвавши полный карман зелёного крыжовника, который хрустел на зубах и вязал во рту, я побежал в стадо. Стадо было одно лошадиное. Коровы в это время были дома.
Лошади ходили по густой и сочной траве. Было жарко. Кругом лошадей носились слепни, садились на них, лошади отмахивались от них хвостами. Ребята, которые стерегли лошадей, сидели в кучке поодаль и что-то разговаривали. Я решил подойти к ним и примкнуть к кучке; но только я подошёл, один мальчик спросил меня:
- Мальчик, ты чей? У кого подводишь?
- У дяди Никиты.
- Под телегу не попал ещё?
- Ни разу.
- Молодец! Вот тебе за это.
Мальчик ударил меня по спине, другие ребятишки захохотали. Мне стало обидно, и я хотел дать ему сдачи, но мальчик был большой, мне с ним не справиться бы, и я ему спустил. Другой мальчик – чёрненький, в кумачовой красной рубашке и белом картузе (кепке) – сказал:
- Ну, за что ты его? Не тронь! Он умный… Дай-ка мне картуз. – И он, не дожидаясь, стащил с моей головы картуз и спросил: - Он слушает тебя?
- Нет, - сказал я, не понимая, к чему он это спрашивает.
- Нет, так зачем же ты такой носишь? Дай-ка я его закину.
И он размахнулся, собираясь закинуть картуз. Я понял, что попал впросак, и захотел поправиться.
- Слушается! – поспешил крикнуть я.
- Коли слушается, то позови его: он к тебе сам придёт.
Мальчик далеко кинул мой картуз, я побежал за ним.
Но вот опять заскрипели возы, загремели порожние телеги.
Я водил то одну, то другую лошадь и чувствовал, что у меня сильно жгло подошвы от ходьбы по жёсткой земле, а от вожжей драло ладони.
Кончился день. Нашей лошади поставили корзину травы, а нас посадили ужинать. Опять ели лук, селёдку, кашу с постным маслом. Ели, как и в обед, с большим удовольствием. Дядя Никита, должно быть шутя, проговорил:
- Ты не езди домой-то, ночуй здесь, а завтра ещё у кого поводишь.
- Он завтра опять приедет, - ответила за меня мать.
Мы сели в телегу и поехали.
Уж смеркалось. Мне делалось тяжелее и тяжелее. Уж трудно становилось сидеть, хотелось к чему-нибудь привалиться, но телега была жёсткая. Я поневоле сидел, и предо мною начал проноситься весь сегодняшний день – всё, что я видел, что слышал. Потом я привалился к матери и закрыл глаза, но, закрывши глаза, я всё равно видел возы с навозом и порожние телеги. Вон мальчик настёгивает лошадь, и лошадь скачет быстро и где-то скрывается… Вот дядя Никита; он держит на плече вилы, на вилах – мой картуз, а в картузе лук, да зелёный-зелёный. Кругом кто-то насыпал крыжовнику, по нём ходят, и он хрустит… А вот рукомойник, в нём плавает селёдка, брюхо у неё разрезано, но она живая, она шевелит жабрами и пьёт воду».
- Он, что заболел? – вдруг спросила Таня.
- А я думал, что ты уже спишь, - сказал папа. – Слушай дальше – узнаешь.
«Кто же это её пустил? Завтра надо будет пустить её в речку; пойду купаться и пущу.
Что мне представлялось ещё, я уже не помню. После мать говорила, что она замертво стащила меня с телеги и унесла на постель. Я проспал до полудня, но и со сном не прошла моя усталость».
- А вам до полудня спать не придётся, - сказал папа. – Поэтому все вопросы – завтра. А сейчас – спокойной ночи.
Ребята!
1. Как вы думаете, почему мальчик Ермошка захотел поехать вместе с мамой? Найдите объяснение в тексте рассказа.
2. На кого из героев из героев стихов или рассказов о детях похож Ермошка?
3. Что умел делать Ермошка в свои девять лет?
4. Что умеете делать вы? Как вы помогаете взрослым?
5. Почему мама взяла с собой Ермошку?
6. Что вам показалось странным в рассказе? Что есть в рассказе, а в нашей жизни уже нет?
День тринадцатый
Ребята вернулись из школы, переоделись, проверили содержимое кастрюль и холодильника и решили, чем будут обедать. Пока разогревалась пища и Серёжа резал хлеб, Таня сменила воду в поилке Сявы, за что тот поблагодарил Таню:
- Сява – хороший! Сява – дворянин!
Таня накрыла на стол и сказала Серёже:
- Ешь молча.
- Приятного аппетита, - ответил на это Серёжа и ребята приступили к обеду.
Оба молчали.
- А я пятёрку получила, - не выдержала Таня.
Серёжа молчал.
- Я больше не хочу, - Таня отодвинула тарелку.
- Доедай, - сказал Серёжа, - пища денег стоит.
- А я не хочу! Молоко выпью и всё!
- В другой раз не жадничай: накладывай столько, сколько съешь.
- Я думала, что съем…
- Лучше потом возьми добавку, - закончил мысль Серёжа.
- Ладно, - смирилась Таня, - я съем, но я не хочу.
После обеда Серёжа объявил:
- Я убираю со стола, а ты моешь посуду.
- Да?! – возмутилась Таня. – Посуды вон сколько!
- Мыть посуду – женское дело.
- А почему папа моет посуду?
- Потому что маме помогает.
- Вот и ты помоги мне.
- Ладно, помогу, - вздохнул Серёжа.
…Вечером, после обмена новостями папа спросил у детей:
- Ко мне вопросов нет? А то я займусь своими делами.
- Нету, - сказала Таня и спохватилась, - есть! У мальчика, который лошадь водил и устал, не было сестрёнки?
Папа озадаченно потёр переносицу:
- Не знаю. В рассказе об этом не говорится. Но вообще-то в крестьянских семьях было много детей: пять-восемь, а то и десять-двенадцать.
- Ничего себе!
- А как же! Работы в семье много – должно быть и работников много. Радовались, когда в семье было много мальчиков, будущих работников.
- Девочки ведь тоже работали, - обиделась Таня.
- Конечно, Танечка! Но даже если в семье были только мальчики, то они приводили в дом свою жену, когда женились. И в семье появлялись ещё одни женские руки. А вот своих дочерей надо было отдавать в другую семью и с нею, с дочерью, отдавать и приданое – часть нажитого добра. Вы же знаете! Поэтому и крестьяне, и дворяне считали, что девочка в семье – убыток.
- Пап, а крестьяне тоже, как и бояре, рожали детей в банях? – вдруг вспомнила Таня.
- Не крестьяне рожали, - поправил Таню папа, - а крестьянки. Да, тоже – в бане. Но бывало и в дороге, и в поле даже.
- А почему?
- Если в семье не хватало рабочих рук, то крестьянки выезжали работать в поле до самого рождения ребёнка. Так важна была работа в поле. А уж с младенцами многие крестьянки работали. Сделают ребёнку шалашик или в тень положат – и работают. Помню с детства такие стихи:
Она на поле барском жала,
И тихо побрела к снопам;
Не отдохнуть, хоть и устала,
А покормить ребёнка там.
- А зачем она брала ребёнка в поле? – спросил Серёжа. – Ведь были и другие, старшие дети, которые могли побыть с ребёнком.
- Серёжа, а кто бы кормил ребёнка маминым молоком? Только мама. Но самое главное – все работают, что-то делают. Когда поменьше было работы, младенец подрастал, то его могли оставлять со старшей сестрой. Она была вместо няни и кормила младенца из рожка. Это такая первобытная соска. Часто завязывали в марлю или в тряпочку кусочек хлеба и давали ребёнку. А он сосал и жевал такую соску.
- Няня-сестра кормила его и меняла ему пеленки и штанишки? – вспомнила Таня своих пупсов.
- Штанишек у таких маленьких детей не было. Лет до трёх-четырёх почти никакой одежды не было на маленьком ребёнке.
- Он ходил го-лый?! – изумилась Таня.
- Да!
- И зимой?!
- А зимой не выходил из избы и сидел на печи. Да и старшие дети ходили в одних рубашках. И зимой и летом. Замёрзнут – бегут в избу греться. Валенки да тулупчик – один на всех малышей: надевали по очереди. Многие дети заболевали от грязи, недоедания, болезней и умирали. Остальные росли более приспособленными к такой жизни, к таким суровым условиям.
Папа замолчал, подумал о чём-то, подошёл к полкам с книгами.
- Вот, сказал он. – У Дмитрия ГригорОвича – тоже писатель XIX века – есть рассказ: «Антон-горемыка». Об очень бедной крестьянской семье. Антон сам беден, да ещё кормит своего племянника сироту, мальчика лет десяти. Зимой Антон с Ваней, так зовут племянника, ездили в лес за хворостом. Хварост рубили и топили им печь. Возвращаясь домой, Антон разрешил Ване сесть на лошадь. А теперь слушайте.
«Между тем деревня всё ещё не показывалась. Тёмные тучи, сгустившиеся над нею, окутывали её сизой непроницаемой тенью; струйки белого дыма…давали, однако, знать о близости избушек. Прежде всего показалась на пути маленькая кузница с дЮжим кузнецом Вавилою на пороге, который приветливо кивнув Антону головою, вымолвил: «отколе?» и на ответ: «а из осинника, зевнул, перекрестив рот; там показались крестьянские густые огороды. А там потянулось и само село Троскино, расположенное по скату лощины».
- «Лощина» - это широкая долина с пологими склонами, - пояснил папа.
«Толпа чумазых ребятишек, игравших в бабки, стояла на улице подле колодца. Они, казалось, нимало не замечали стужи и ещё менее заботились о том, что барахтались, словно утки, в грязи по колени; между ними находилось несколько девчонок с грудными младенцами на руках».
- Вот тебе, Таня, и няньки-сёстры.
«Семи- или восьмилетние нянюшки дули в кулаки, перескакивали с одной ноги на другую, когда уж чересчур забирал их холод, но всё-таки не покидали весёлого сборища; некоторые из них, свернувшись калачиком под отцовским кожухом (полушубком), молча и неподвижно глядели на игравших.
Проезжая мимо, Ванюшка, начинавший было корчиться от стужи на своей кляче, вдруг вытянулся, приосанился и крикнул, во сколько хватило силёнки: «Эй! Пошли прочь!..ишь лошадь едет…». Толпа дала дорогу, окидывая седока (наездника) завистливыми взглядами. Одна девчонка, рыженькая, курносая, взъерошенная и вдобавок ещё и хромая, пустилась догонять воз, прыгая и вертясь на одной ножке.
- Дядя Антон, дядя Антон, посади на воз! – кричала она. – Посади, голубчик, на воз… золотой, посади, право – ну посади!
- Пошла прочь, - вымолвил Антон, грозя хворостиной, - чего привязалась! Вот я те!..
Девчонка остановилась, дала ему проехать несколько шагов и потом снова поскакала; только теперь, как бы назло, она коверкалась и ломалась несравнимо более, кричала звонче, приступала настойчивее, пока наконец, выбившись из сил, поневоле должна была отказаться от своего преследования, но и тут не упустила случая высунуть Антону язык…»
- Вот так: раздетые, зимой, на улице, - закончил читать папа.
- Ужас! – сказала Таня. Ей всё больше нравилось это мамино слово.
- Ну, не так уж и страшно. Детям всё равно было весело. И потом: зима когда-то кончается. А летом! И рыбалка, и ягоды, и грибы! Не так голодно и совсем уж не холодно.
- А как они всё умели? – спросил Серёжа. - Почему всё умели делать крестьянские мальчишки?
- И девочки – тоже, - заступилась за девочек Таня.
- Когда ты родился, ты тоже ничего не умел. А теперь…совсем другое дело, - ответил Серёже папа.
- И я, - напомнила о равноправии Таня.
- И ты. Дети постепенно научаются тому, что умеют делать старшие. Крестьянские работы и заботы год от года почти не менялись: поле, домашнее хозяйство, огород, ткачество. Вот дети и учились у старших жить. Не будешь знать крестьянского труда – погибнешь, умрёшь. Взрослые давали детям поручение-работу. Сначала – несложную и не трудную: покормить кур, собаку. Или поухаживать за телёнком, жеребёнком: почистить, покормить…
- Здорово! – восхищённо сказал Серёжа. – Нам бы так.
- Ага, жеребёночка на балкон, - остроумно заметила Таня.
- А что? Пожалуйста! Всё лето можете у бабушки ухаживать за телёнком, - предложил папа.
- Мы подумаем, - глубокомысленно произнёс Серёжа.
- Но это же – не всё, телёночек, - сказала Таня. – А вышивать? Прясть?
- Всё – постепенно: и рукоделие, и обработка льна, и другие домашние работы – подрастали и обучались. Девочки - прясть, мальчики - плести лапти да корзины, девочки – шить-вышивать, мальчики – запрягать и боронить. Всё приходило с возрастом, с умением и с природной силой.
- Интересно!
- Где-то у меня была книга, серьёзная – сейчас поищу.
Папа снова отправился к полкам.
- Вот.
Книга была большая, красивая, с картинками и называлась «Мир русской деревни». Папа полистал книгу и нашёл нужное место:
- Слушайте! «Мальчиков начинали приучать к работе с девяти лет. Первые поручения были – летом стеречь лошадей, загонять свою скотину из общего стада во двор, пригонять гусей и т. п. С одинадцати лет обучали садиться верхом на лошадь, в этом же возрасте дети начинали «скородить» - участвовать в бороньбе пашни («скорода» - борона, сельзозинструмент с острыми зубьями для разрыхления земли). Мальчик, правящий лошадью при бороньбе, назывался боронволОк. Достижением возраста боронволкА гордились – и сам мальчик, и семья. «Свой боронволОк дороже чужого работника», - утверждала пословица.
На четырнадцатом году учили пахать, брали на сенокос подгребать сено, поручали водить лошадей в луга. На семнадцатом году подростки учились косить… На восемнадцатом косили траву, рожь, овёс. И только на девятнадцатом году их допускали навивать на возы сено и зерновые: здесь требовалась мужская сила. В это же время учили «отбивать», (острить, точить) косу. На девятнадцатом году парень уже сам мог сеять рожь, овёс, гречиху».
- Что ты всё о мальчиках, - возмутилась Таня. – А девочки?
- И о девочках есть. На одиннадцатом году учили прясть на самопрялке; на тринадцатом – вышивать; шить рубахи и вымачивать холсты – на четырнадцатом; ткать – на пятнадцатом или шестнадцатом; устанавливать самой ткацкий стан – на семнадцатом. Одновременно в 15-16 лет девушка
Училась доить корову; на шестнадцатом году…начинала жать и вязать в снопы рожь. Полной работницей она считалась в восемнадцать лет. К этому времени хорошая невеста… должна была ещё уметь испечь хлеб и стряпать». – Я, думаю, хватит вам на сегодня, - сказал папа. – Подошло время вечерней сказки. Смотрите и готовьтесь ко сну. Потом я, может быть, прочту вам какой-нибудь рассказ из жизни крестьянских детей.
Ребята! Оставим Таню и Серёжу со своими заботами. А тот рассказ, который папа обещал прочитать детям, и я не знаю прочитал он или нет, предлагаю прочитать вам самим.
Лев Николаевич Толстой
За ягодами
1
Возвращались из ночного мужики и ребята.
Тараска Резунов, малый лет двенадцати, обогнал всех и поскакал в гору к деревне. Чёрная собака весело бежала впереди лошадей, оглядываясь на них. Тараска подъехал к избе, привязал лошадей у ворот и вошёл в сЕни(1)
- Эй, вы, заспалися! – закричал он на сестёр и брата, спавших в сенях на дерюжке.
Мать встала уже доить корову.
Ольгушка вскочила, оправляя обеими руками взлохмаченные светлые волосы.
Ребята с вечера собирались за ягодами, и Тараска обещал разбудить сестру и малого, как только вернётся из ночного. Он так и сделал. Мать дала ему кружку молока. Хлеба он сам отрезал себе, уселся за стол и стал есть.
Когда он в одной рубашке пошёл по дороге, дети красными и белыми пятнышками виднелись далеко впереди, на тёмной зелени рощи. Тараска догнал их за большим лесом.
2
Ягодное место было по свезённому(2) лесу. Между сочных молодых кустов выдаваплись места с невысокой травой, в которой зрели и прятались красные ягоды.
Девчонки, перегнувшись вдвое, ягодку за ягодкой выбирали и клали какую похуже в рот, какую получше – в кружку.
- Ольгушка! Сюда иди! Тут беда – сколько!
- Ну, вре(3)! Ау! - -перекликались они, далеко не расходясь, когда заходили в кусты.
Тараска ушёл от них дальше в овраг.
- Грушка!
- Ась!
- А как волк!
- Ну, что ж волк? Ты что ж пужаешь? А я не боюсь, - говорила Груша и, забывшись, клала ягоду за ягодой, и самые лучшие, не только в кружку, а в рот.
- А Тараско-то наш ушёл за овраг. Тараска! Ау!
- Я-о! – отвечал Тараска из-за оврага. – Идите сюда!
- А и то пойдём, там больше.
3
Девчата полезли вниз в овраг и тут, на припёке солнца, сразу напали на полянку, сплошь усыпанную ягодами. Обе молчали, не переставая работать руками и губами.
Вдруг что-то шарахнулось и среди тишины со страшным, как им показалось,, грохотом затрещало по траве и по кустам.
Грушка упала от страха и рассыпала набранные ягоды.
- Мамушка! – завизжала она и заплакала.
- Заяц, это заяц! Тараска! Заяц! Вот он! – кричала Ольгушка, указывая на серо-бурую спинку с ушками, мелькавшую между кустов.
- Ты чего? – обратилась Ольгушка к Грушке, когда заяц скрылся.
- Я думала, волк, страсть, испугалась! – говорит Грушка, заливаясь звонким, как колокольчик хохотом.
4
Солнце уже совсем вышло из-за леса и жарко пекло землю и всё, что было на ней.
- Ольгушка, купаться! – пригласили Ольгу сошедшиеся к ней девочки.
И все большим хороводом отправились с песнями к реке.
Барахтаясь, визжа и болтая ногами, девочки не заметили, как с запада заходила чёрная туча, как солнце стало скрываться и как запахло цветами и берёзовым листом и стало погромыхивать.
Не успели девочки одеться, как пошёл дождь и измочил их до нитки(4).
5
В прилипших к телу и потемневших рубашонках девчонки прибежали домой.
Когда они пообедали, рубашонки уже высохли. Перебрав землянику и уложив её в чашки, они понесли её на дачу.
Вернувшись домой, ОЛьгушка развязала зубами узелок в платке, в котором был завязан двугривенный(5), и отдала его матери. Мать спрятала деньги.
Тараска же, с завтрака пропахавший с отцом картофель, спал в это время в тени густого тёмного дуба.
Пояснения
1. – сЕни – помещение между жилой частью дома, избы и крыльцом.
2. – сведённый лес – вырубленный лес.
3. – «Ну, вре» - не может быть, не верю.
4. – «измочили до нитки» - промочили одежду насквозь.
5. – двугривенный – двадцать копеек.
Ребята!
1. Почему мальчик в крестьянской семье был важнее, дороже, чем девочка.
2. Как вы думаете: почему детям постепенно поручали более трудную
работу?
3. Что должен был уметь делать юноша к восемнадцати годам?
4. Что должна бала уметь делать девушка к восемнадцати годам?
Найдите в тексте ответы.
5. Вам нравится или нет жизнь крестьянских детей? Почему?
Иван Суриков
В ночном
Летний вечер. За лесами
Солнышко уж село;
На краю далёком неба
Зорька заалела;
Но и та потухла. Топот
В поле раздаётся:
То табун коней в ночнОе
По лугам несётся.
Ухватя коней за гриву,
Скачут дети в поле,
То-то радость и веселье
То-то детям воля!
По траве высокой кони
На просторе бродят;
Собралися дети в кучу
Разговор заводят.
Мужички сторожевые
Улеглись за лесом
И заснули… Не шелОхнет
Лес густым навесом
Всё темней, темней и тише…
Смолкли к ночи птицы;
Только нА небе сверкают
Дальние зарницы.
Кой-где звякнет колокольчик,
Фыркнет конь на воле,
Хрупнет ветка, куст – и снова
Всё смолкает в поле.
И на ум приходят детям
Бабушкины сказки:
Вот с метлой несётся ведьма
На ночные пляски;
Вот над лесом мчится леший
С головой косматой,
А по небу, сыпля искры,
Змей летит крылатый;
И какие-то все в белом
Тени в поле ходят…
Детям бОязно – и дети
Огонёк разводят.
И трещат сухие сучья,
Разгораясь жарко,
Освещая тьму ночную
Далеко и ярко.
Как вы знаете, ребята, летом у крестьянина очень много тяжёлой работы. И если бы не было у него лошади, сам он эту работу не смог бы осилить. Поэтому крестьянин дорожил лошадью, оберегал её, заботился о ней. А так как днём лошадь не успевала наесться – занята была работой и мешали ей слепни и оводы – то крестьяне отправляли лошадей пастись ночью. И называлось это: ночнОе.
Обычно в ночнОе отправляли группу детей, которые всю ночь и присматривали за лошадьми. С детьми были и взрослые: один или два человека, на случай, если возникала какая-нибудь трудная ситуация.
Тараска из рассказа Л. Н. Толстого уже бывал в ночнОм. И стихи Ивана Сурикова об этом.
В каком возрасте крестьянские дети ходили в ночнОе? Поищите ответ в рассказах папы.
А ещё, ребята, прочтите пословицы и поговорки о труде. Объясните, как вы их понимаете, или спросите об этом старших.
1. Без труда не вытащишь рыбку из пруда.
2. Всякое уменье трудом даётся.
3. Каков мастер, такова и работа.
4. Какова пряха, такова на ней и рубаха.
5. Любишь кататься, люби и саночки возить.
6. Не привыкай к безделью, учись рукоделью.
А вот пословицы и поговорки о лентяях:
1. Долго спать – добра не видать.
2. Долог день до вечера, коли делать нечего.
3. Не пеняй на соседа, когда спишь до обеда.
4. У ленивой пряхи и для себя нет рубахи.
А как вы понимаете следующие пословицы и поговорки:
1. Каково дерево, таков и клин; каков батька, таков и сын.
2. От лося – лосята, от свиньи – поросята.
3. Яблоко от яблони недалеко падает.
4. Одного поля ягоды.
Если вы какие-то пословицы не понимаете, попросите разъяснить смысл этих пословиц своих родителей или учителей.
День четырнадцатый
Неделя учёбы прошла быстро: короткой оказалась неделя. И Таня с Серёжей, конечно, обрадовались этому. Но главным событием недели стал…
Новый год. Да, да – новый год, но только по-старому стилю, четырнадцатого января. И называется этот день: старый Новый год. А встреча его, естественно, накануне: тринадцатого. Вечером. Таня с Серёжей узнали о встрече старого Нового года, только придя из школы: мама почему-то была дома.
- Отпросилась с работы пораньше: гости к нам сегодня придут, надо успеть подготовиться, - объяснила мама.
- А какой праздник? – спросила Таня.
- Новый год. Старый новый год.
- А первого января был молодой новый год?
- Нет. Был просто Новый год. А сегодня – Старый новый год. По старому стилю. Вам же отец объяснял! Сегодня по-старому стилю какое число?
Таня подняла глаза к потолку, затем опустила, стала загибать пальцы руки и шевелить губами.
- Тридцатое декабря, - наконец, сказала она.
- Не тридцатое, а тридцать первое. В декабре – тридцать один день. А тридцать первого декабря мы встречали новый год. По новому стилю. Понятно?
- Понятно, - сказала Таня. – Завтра суббота и занятий в школе нет.
- Понятно, - ответила мама Тане. – Мой руки, будешь мне помогать.
- А Серёжа?
- А Серёжа пойдёт погуляет. А мы с тобой будем заниматься женскими делами.
Серёжа торжествующе взглянул на Таню.
- Только не долго, - добавила мама. – Я кое-что приготовлю – приходи поесть.
- Есть! – по-военному сказал Серёжа.
Вскоре пришёл с работы папа (тоже пораньше) и подготовка к приёму гостей пошла полным ходом. А тут и проголодавшийся Серёжа вернулся с улицы. Вся семья была в сборе.
Поставили стол, расставили приборы. А между делом шёл разговор.
- В старину на святки, то есть от Рождества Христова до Крещения его, девушки гадали.
- А когда Крещение?
- На двенадцатый день со дня Рождества. По старому стилю – шестого января, а по новому… - папа внимательно посмотрел на ребят.
- Девятнадцатого, - сообразил Серёжа.
- А зачем девушки гадали? – спросила Таня.
- Хотели узнать, когда выйдут замуж? За кого: богатого или бедного? А некоторые девушки пытались и имя жениха узнать.
- А как? Имя-то как узнать? – заинтересовалась Таня.
- По-разному. Ждали у ворот прохожего, например. И просили его назвать любое мужское имя. Это имя и считалось именем будущего жениха.
- А как узнавали: бедный или богатый? – этот вопрос заинтересовал маму.
- Я тебе, мама, потом отдельно расскажу, - рассмеялся папа.
- А мне?
- А тебе, Таня, рано этим интересоваться. Но об одном способе расскажу. Это был, наверное, самый известный способ. Клали по кругу в избе нитки или ножницы, воду в чашке, зерно, монету – и зажигали свечу. Приносили петуха, иногда курицу, и пускали его в круг. Петух расхаживал в круге и подходил к какому-нибудь предмету. А предмет обозначал того или иного человека: вода – пьяницу, зерно – зажиточного человека, деньги – богатого, ножницы – портного. Иногда пытались увидеть своего будущего мужа, суженного. Из спичек или палочек перед сном складывали под кроватью колодец. Считалось, что суженый может придти во сне к колодцу воды напиться и лицо его можно будет увидеть.
- А это – правда? – снова заинтересовалась Таня.
- Я думаю, что нет. Потому что гадания происходят от веры в сверхестественную силу, которую будто бы понять или постигнуть умом невозможно. А раз понять невозможно, то нужно только верить. На этой вере в сверхестественное основаны и многие приметы. А некоторые приметы, мне кажется, взрослые придумали специально.
- А зачем? - удивился Серёжа.
- Ради воспитания детей. Помните в «Домострое» что написано: «Воспитывай чадо своё в страхе божьем». То есть в страхе перед богом. Например, говорили детям так: «Кто ногами болтает, тот чёрта качает». А зачем так говорили? А затем, что сколько детям ни говори: не болтай ногами, они продолжают шалить. Чтобы их напугать, придумали эту примету.
- А что же в ней страшного? – опять удивился Серёжа.
- Рассуждали так: качаешь чёрта – делаешь ему приятное, а делаешь чёрту приятное - значит, ты против бога. И бог тебя может наказать.
- Мам, а где салфетки? – спросила Таня и, повернувшись к маме, опрокинула солонку с солью.
Солонка стала падать со стола, Серёжа хотел её подхватить и снёс со стола на диван тарелку. На мгновение все замерли. Первым опомнился Серёжа:
- Руки - крюки! Что соль рассыпала? – отругал он Таню.
- А ты? – заступилась за Таню мама. – Тарелку чуть не разбил!
- Тихо, тихо! – остановил ссору папа. – Успокойтесь.
- Ладно, - сказала мама, внимательно рассматривая упавшую тарелку. – Что там есть из примет про тарелку?
- Ничего. Впрочем: посуда бьётся – на счастье, а у нас, к счастью, она не разбилась.
- Ничего не понятно, - насупился Серёжа. - К счастью, к несчастью…
- Чтоб люди не расстраивались, им говорили: посуда бьётся к счастью.
Мама подала салфетки Тане:
- Держи. Аккуратней! – И добавила: - А про соль и я знаю. Соль рассыплешь – поссоришься. Вот мы и поссорились. Сбылась примета.
- Не совсем так, но похоже. Соль на крестьянском столе всегда была дорогим продуктом. Иногда даже дороже золота. В России были даже восстания, бунты из-за соли.
- Из-за соли? – очень удивилась Таня. – Из-за простой соли?
- Да, именно так. Поэтому были придуманы приметы о соли: не рассыпай соль – поссоришься; не макай хлеб в солонку – поссоришься.
- Но почему? - не понимал Серёжа.
- Потому что просыпанную соль всю не соберёшь, её станет меньше; потому что часть соли, в которой есть крошки хлеба, придётся выбросить. А соль, повторяю, была дорогим продуктом.
- Я не об этом, - не унимался Серёжа. – Почему люди ссорились? Почему так говорили: поссоришься?
- Серёж, послушай меня, успокойся! Тебе нравится ссориться? Нет. И мне не нравится.
Папа сел на диван и посмотрел Серёже в глаза:
- Ссориться - не нравится всем. Детей пугали ссорой со старшими. Дети могли потерять расположение к себе, хорошее отношение мамы, папы, других членов семьи. А они, дети, дорожили этим хорошим отношением к себе. Понятно?
- Понятно, - буркнул Серёжа.
- Ну, вот и ладно.
- Всё. Мы почти готовы. – Мама тряхнула вымытыми руками. – Осталось нам переодеться – и всё. Снимай фартук, отец.
- Ты иди, я сейчас, - сказал папа.
Мама ушла.
- Я, кажется, понял, Серёжа. Для взрослых было важно, чтобы дети боялись дурных, плохих последствий своих поступков: бог накажет, голод будет, смерть близких, ссора, болезнь, ну и ещё много того, чего нужно было опасаться. Чтобы боялись делать плохо. И совсем не обязательно, чтобы страх был БОЖИЙ. Тебе это было непонятно?
- Да.
- Теперь понятно?
- Да.
- А если понятно, то подумайте с Таней над правильными ответами, пока я переодеваюсь. А вопросы такие: почему нельзя ронять или недоедать хлеб – ни одной крошки. И второй: почему состриженные или вычесанные волосы нельзя было бросать, где попало? Что говорили взрослые детям? Чем пугали?
Папа вышел.
- Почему, почему, - пробормотала Таня. - Потому… А! Правильно, Серёжка! Хлеб – это жизнь! Смерть будет!
- Голод, - поправил Таню Серёжа.
- Я и говорю: смерть! – ликовала Таня.
- Значит, если будешь бросать хлеб…
- Ронять!
- Я и говорю: бросать…
- «Ронять», папа сказал.
- Мы опять ссоримся. Вот уж эта соль! Не мешай. Будешь…ронять хлеб или недоедать, то кто-то умрёт от голода.
- Это не страшно: «кто-то». Мама или папа – страшно!
Серёжа на секунду замер, потом внимательно посмотрел на Таню:
- Ты чё, Танька, сдурела или чё?
- Так чтоб страшно…
- Нет, пусть кто-то. Давай про волосы думать.
- Не хочу, - как-то вяло ответила Таня. – Сам думай.
- Тебя мама стрижёт – ты и думай!
- Тебя – тоже, - так же вяло возразила Таня.
- Ладно, думаю.
За окном стемнело, зажглись уличные фонари. Таня, не двигаясь, смотрела в окно.
- Ну, не знаю, - после некоторых раздумий сказал Серёжа. – Волосы после тебя везде.
- После тебя – тоже, - не отрываясь от окна, сказала Таня.
- Правильно! Грязь и мусор после стрижки!
- Чего боялись?
- А, да. О! Лысыми стать!
- Точно! – рассмеялась Таня. – Лысые! Ура! Лысые!
…И когда через некоторое время появились родители, дети наперебой закричали:
- Смерть! Лысые!
- Вы что, с ума сошли, - удивилась мама.
- Нет, за хлеб – смерть, а за волосы – лысина!
- Успокойтесь! – сказал папа. – Я, кажется, начинаю понимать. Кто роняет или недоедает хлеб, того ждёт голод или смерть близких. Принимается. Молодцы! А кто не убирает волосы, тот, значит, облысеет?
- Да! – в один голос ответили дети.
- Интересная версия. Этого тоже можно бояться. Принимается.
- Гадатели, заканчивайте! А то сейчас придут гости, а вы…
- Сейчас, мать. А ответ: колдунов боялись. В те времена верили в колдунов. Верили, что они могут наслать на вас болезнь или порчу. А им для колдовства, кроме всего прочего, нужны были волосы чаруемого, заговариваемого. И если волосы валялись неубранными, то колдун всегда мог их найти и подобрать. Всё. Молодцы!
И тут прозвенел звонок.
- А вот и гости. Гостей нельзя встречать через порог, иначе поссоришься. Папа вышел в коридор, открыл дверь. Послышалось: «С новым годом! С новым годом!»
Ребята! Пусть там идёт встреча Старого нового года, а вы попробуйте разгадать истинные воспитательные цели следующих примет:
1. Кто ест заплесневелый хлеб, тот будет хорошо плавать.
2. Кто ест подгорелый хлеб, тот будет здоровым.
3. Муха в щи залетела – на счастье.
День пятнадцатый
Первый день Старого нового года был пасмурным. С утра шёл снег, и дети долго играли на улице и вернулись домой только к обеду. За столом они старались вести себя как положено: не болтали ногами, не разговаривали, не запивали непрожёванное и даже старались не ронять хлебных крошек. Пообедав, дети поблагодарили маму и чинно вышли из-за стола.
- Ну, что, друзья, - спросил папа, - делаем уроки или..?
- Или, - сказал Серёжа, - уроки ещё успеем.
Только Таня вышла из кухни, как Серёжа шепнул отцу:
- Пойдём, что-то покажу, - и повёл отца в детскую.
Тани там не было, и Серёжа кивнул в сторону Таниной кровати:
- Посмотри под кровать.
Папа посмотрел: под кроватью Тани стоял сложенный из спичек колодец. Папа прижал палец к губам, махнул рукой и они вышли из детской.
Таня была в «гостиной», смотрела книгу с картинками. Все уселись на диван.
- Гости вчера поздно ушли, а я сегодня забыл поинтересоваться: как вам спалось?
- Нормально, - сказал Серёжа и улыбнулся.
- А тебе, Таня?
- Тоже, - не отрываясь от книги, ответила Таня.
- Что снилось? – снова спросил папа.
Таня подняла глаза от книги, посмотрела на Серёжу и, бросив книгу, ринулась в детскую. Папа с Серёжей рассмеялись. Спустя мгновение, Таня вернулась в комнату, пряча глаза.
- Что случилось, Таня? – папа положил руку на плечо Тани.
Таня промолчала.
- Ты не ответила на мой вопрос.
Таня внимательно посмотрела на папу, затем на Серёжу. Серёжа улыбался. И Таня бросилась на него с кулачками, а затем прижалась к отцу.
- Татьяна, милая Татьяна, что с вами? – обнял её папа.
Не открывая лица, Таня сказала:
- Я сложила колодец из спичек на ночь, а Серёжка подглядывал.
- Ну и что? – гладил её по голове папа.
- А ничего… А приснился мне ты, - и Таня ещё крепче прижалась к отцу.
- Не переживай. Я же понимаю, как хочется погадать. И если бы были мужские гадания, то Серёжа наверняка сложил бы тоже какой-нибудь колодец.
Папа подмигнул Серёже, а Серёжа – ему. Таня оторвалась от папы, улыбнулась, села на диван и показала язык Серёже.
- Таня! – укоризненно произнёс папа. - Что же ты? А что касается гаданий, то надо сказать вам, мои хорошие, что крестьяне в прошлые века были людьми суеверными: то есть верили в существование чертей, леших, домовых, верили в существование нечистой силы. И, естественно, верили в бога: кто бы их защитил от нечистой силы? Только бог. Верили в бога взрослые и, конечно, дети. Видели, наверно, как молятся и крестятся?
- Да! Видели!
И Таня попробовала показать, как крестятся.
- Примерно так, - сказал папа. Люди полагали, что если они крестятся, то тем самым защищают себя от воздействия злых чар, от нечистой силы. Кстати, святые вечера, святки, в народе ещё называли «страшными вечерами». Полагали так: день стал прибавляться, лето побеждает зиму. Родился Иисус Христос и потому злые духи, нечистая сила делает людям всякие гадости.
- Расскажи какую-нибудь страшную историю, - попросила отца Таня.
- Я лучше прочитаю. Помните стихи Ивана Сурикова «В ночнОм»? Дети у костра рассказывают друг другу страшные истории и небылицы. Если вы заинтересуетесь и прочтёте рассказ Ивана Сергеевича Тургенева «Бежин луг», то вы узнаете несколько таких историй из уст мальчиков. А сейчас я поищу то, что буду читать вам.
Папа взял с книжной полки красивую, красно-золотую книгу «Библиотека русского фольклора», листал, листал и, наконец, сказал:
- Есть! Нашёл!
Он сел на диван.
- Первая история называется «Чёрт». «Пошла одна девка ворожить на святках». – Ворожить – то же самое, что гадать. – «Поставила зеркало, колечко опустила в стакан с водой и сидит. А её парень знал, что она собирается ворожить, и в эту избу пришёл ранее её, залез на печку, лежит. И вот девка пришла, сидит. Вдруг западнЯ поднимается…», - Западня – это люк в подполе. – «Вдруг западнЯ поднимается, из неё появляется чёрт (а она не видит) и спрашивает её:
- Девка, что на свете три косы?
Девка испугалась, молчит, не шевелится, Апарень не растерялся, с печки говорит:
- У речки коса, у девки коса да литовка коса». – У речки коса – это длинная узкая полоска берега, которая вдаётся далеко в реку. А «литовка коса» - это коса обыкновенная, которой косят траву. – «Тот (чёрт) снова спрашивает:
- А что на свете три дуги?
Парень опять же:
- В печке дуга, в упряжи дуга и радуга-дуга.
- А что на свете три матери?
- Мать-родительница, мать-сыра земля да мать Пресвятая Богородица. Только сказал: «Мать Пресвятая Богородица» - то сразу чёрт исчез, западнЯ захлопнулась. Девка ни жива, ни мертва.
А если бы не парень, то он, чёрт-то, девку задавил бы. Она же испугалась. Не может ничего сказать». Дети молчали. Потом Серёжа спросил:
- Пап, а что это: «в печке дуга»?
- Я думаю, что это – арка, дуга над входом в печку, куда закладывают дрова.
- А - «упряжи дуга»? – спросила Таня.
- Дуга в телеге над лошадью. Ты видела её и на картинке и в деревне.
- Понятно, понятно! Мне было непонятно слово «Упряжь».
- А Упряжь – это все приспособления для управления лошадью, это – упряжка. Иногда говорят: «Мы в одной упряжке».Это значит: мы делаем одно дело.
- Хорошо, что сейчас день, а то было бы страшно, - сказала Таня. – Ты ещё обещал прочитать.
- Обещал и прочту. Вот. Называется «Злая женщина и добрый дух».
Папа просмотрел взглядом текст и сказал:
- Чтобы мне читать и не прерываться, я сразу объясню вам непонятные слова и выражения. А если будет ещё что-то непонятное, спросите у меня после прочтения. «Христов день» или «Христово воскресенье» - это день, когда Христос воскрес из мёртвых, после распятия на кресте. История о воскрешении – это библейская легенда, описанная в священной книге христиан «Библии». «ЗаУтреня» - утренняя церковная служба. «ГовЕть» - не есть продуктов животного происхождения: мяса, жиров, сала. «РазговЕться» - прекратить говЕть, закончить говЕние. Слушайте.
«Жила мать с сыном. В Христов день сын пошёл к заУтрене и приводит с собой в дом разговеться старичка грязного и в лохмотьях; посадил его за стол, напоил и накормил, а потом одел в чистое платье. Когда он привёл старичка, то мать сильно разгневалась и закричала: «Ах, ты непутёвый, самим есть нечего, а приводишь всяких… вшивиков». Но сын молча оказывал радушие старичку, а тот тоже молча ел и одевался. Отдохнув немного, старик собрался уходить и сказал спасибо за хлеб да соль. Парень спросил: «Ты, дедушко, уходишь, так возьми меня с собой». Старик сказал: «Да, мне нужно уходить, но через три дня я приду за тобой и стукну в окно, ты тогда и выходи».
В назначенный срок раздался стук под окном, парень вышел к старику, и отправились вместе. Шли они долго и дошли до… самого синего моря, и видят, что стоит баба и переливает воду из моря в корыто. Парень спрашивает: «Дедушко, для чего это она делает?». Старик отвечает: «Она при жизни своей разбавляла водой молоко». Идут дальше и видят, стоят два высоких железных столба, а между ними ребёнок стукается головой то об один столб, то о другой. Парень спрашивает: «Дедушко, а это что означает?» - Этот ребёнок страдает за грехи родителей, ибо на земле слушался их: отец скажет: покажи мамке фигу – он покажет, а мать научит, покажи отцу кулак – он исполнит». Опять шли, долго шли и видят, стоит железный столб, а из него идёт густой дым. Парень спрашивает опять: «Дедушко, что это такое?» Старик отвечает: «Это горят в столбе курильщики, что на земле табак употребляли».
И так ходили они целый год, вплоть до светлого Христова Воскресения на земле, и остановились в одном доме. Старик пошёл к заУтрене, а парню не велел идти и приказал посмотреть в два окна, а в третье не глядеть. По уходе старика парень посмотрел в первое окно, видит восход солнца и красивый сад. Поглядел в другое окно, видит множество птиц, и поют они чудесными голосами. Не утерпел и взглянул в третье окно и видит свою мать на огненном колесе, а вокруг неё черти скачут и радуются. От этого видения он заплакал.
Приходит от заутрени старичок и спрашивает: «Ты отчего плакал?» - «Да так, взгрустнулось». – «Неправда, ты, наверное, посмотрел в третье окно?» - «Да, посмотрел», - отвечает парень. «Ну, так ступай, ещё посмотри и скажи: чтобы сквозь землю провалилось». Парень подошёл к окну и сказал эти слова, и на его глазах мать с колесом и чертями куда-то провалилась, и видение исчезло. Старичок простился с парнем и сказал: «Ступай и делай хоть капельку добра, добрый дух будет всегда с тобой и за тебя».
Папа закрыл книгу.
- Страшно?
- Не очень. А кто этот старичок? – спросила Таня
- Не знаю. Наверное, ангел, посланник бога в человеческом облике. Это же легенда, притча.
- Как сказка, - подсказал Серёжа.
- Любая легенда, притча или сказка чему-нибудь учат. Нельзя обманывать людей, а женщина разбавляла молоко водой и за это поплатилась. Нельзя учить детей дурному, нельзя курить. Вот и наказаны они богом. А вот, скажите мне, почему мать парня оказалась на огненном колесе?
- Она не накормила старика, - решила Таня.
- Она злой была, - сказал Серёжа.
- Верно. А быть злым, недобрым – очень плохо. А на Руси всегда люди были гостеприимными и милосердными.
Всё. А теперь за уроки.
1. Ребята! А что вы знаете о новогодних и святочных обычаях и обрядах
русских людей?
2. Где вы видели эти обычаи и обряды: дома, на улице, в деревне?
3. Принимали ли вы участие в этих обрядах или нет? Почему?
День шестнадцатый
День был очень холодным, а к вечеру мороз ещё и усилился. Папа пришёл с работы с инеем на шапке, крякнул и сказал , раздеваясь:
- Крещенские морозы жмут. Как хорошо дома, тепло.
Все уже были дома, и от этого было ещё уютнее и теплее на душе. Таня и Серёжа давно сделали уроки, хотя и надеялись на то, что завтра уроки в школе отменят из-за морозов.
Папа поужинал и стал просматривать газету, дети читали свои книжки, молча.
- Изба-читальня, - сказала мама, убирая посуду.
- Между прочим, - оторвался от газеты папа, - сегодня крещенский сочельник. И верующие люди до первой звезды не принимают пищу.
- Как перед Рождеством? – отложила свою книгу Таня.
- Да, как в сочельник перед Рождеством Христовым.
- Рождество – понятно: день рождения Христа. А Крещение: день крещения Христа? – присоединился к разговору Серёжа.
- Именно так. Иисуса Христа и первых христиан крестили в реке под названием ИордАнь. В это время года в тех местах достаточно тепло, чтобы проводить обряд крещения. Люди зашли в реку ИордАн и воды реки очистили верующих от грехов. Произошло омовЕние, смывание грехов.
Кстати, так крестилась и Русь Киевская. Киевляне заходили по грудь в реку Днепр для омовения.
- Зимой?! – удивился Серёжа.
- Нет. Крещение Руси происходило летом.
- А почему не зимой, как крещение Христа?
- Крещение обыкновенных людей происходит в любое время и не обязательно в реке. Крещение сейчас проводят и в храмах православных, в церквях. Понятно?
- Не очень.
- Есть праздник, церковный: Крещение Господне, который бывает только раз в году. А есть обряд крещения простых людей. И вот это крещение может происходить в церкви почти каждый день. Понятно?
- Понятно.
- Так вот. Обряд крещения простых людей проводится по определённому порядку, по определённому ритуалу. А праздник Крещения – не обряд, а праздник - проводится по другому определённому ритуалу. На праздник Крещения люди купаются, погружаются в прорубь, зимой, 19 января. И это происходит на реке или в каком-нибудь водоёме. А обряд крещения проходит в церкви, а не на реке, и не только зимой. Понятно?
- Теперь понятно.
- Сегодня, восемнадцатого января, священники освящают воду в церквях и храмах. Верующие берут сегодня с собой посуду – кувшины, графины, бутыли, термосы – и идут в церковь. В церкви есть большой сосуд с водой, освящённой священником. Эту воду люди набирают в свою посуду и уносят домой. Она считается святой и лечебной. А завтра воду будут освящать в водоёмах. Обряд освящения воды называется водосвятием. В подготовленную прорубь, которая в России называется Иорданью, священник три раза опускает крест и вода становится освящённой, как накануне в церкви.
- А зачем брали с собой освящённую воду?
- Считается, что она обладает целебными свойствами. Её держали дома, в заветном месте, для всяких непредвиденных случаев. Считалось, что даже снег крещенский обладает сверхъестественными свойствами. Разумеется, что не сам снег, а вода от него. Собирали его от болезней, для умывания для бани. Много примет было, связанных с Крещением. В народе праздник Крещения назывался – БогоЯвленьем, явлением бога. Примечали, что на БогоЯвленье всегда солнце «играет». То есть оно – яркое, чистое. И никогда утро не бывает хмурым. Так что ждите завтра солнца и мороза.
Отец замолчал, потом пошёл к полкам с книгами.
- А прочту-ка я вам о празднике Крещения, как описывает его сам священник, В. Никифоров-Волгин.
«В крещенский сочельник я подрался с Гришкой. Со слов дедушки я стал рассказывать ему, что сегодня в полночь сойдёт с неба ангел и освятит на реке воду, и она запоёт: «Во ИордАни крещающуюся Тебя Господи». Гришка не поверил и обозвал меня «баснописцем». Этого прозвища я не вытерпел и толкнул Гришку в сугроб, а он дал мне по затылку и обсыпал снегом.
В слезах пришёл домой. Меня спросили:
- О чём кувЫкаешь?
- Гри-и-ишка не верит, что вода петь бу-у-удет сегодня ночью!
Из моих слов ничего не поняли.
- Нагрешник, ты нагрешник, - сказали с упрёком, - даже в Христов Сочельник не обойтись тебе без драки!
- Да я же ведь за дело Божье вступился, - оправдывался я.
Сегодня великое освящение воды. Мы собирались в церковь. Мать сняла с божницы (место, где висят иконы в избе) сосудец с остатками прошлогодней святой воды и вылила её в печь, в пепел, ибо грех выливать её на места попираемые».
- «Места попираемые», - пояснил папа – это все те места, куда наступает нога человека. Или животного. Топтать святую воду – грех. Вот в чём смысл действий матери.
«Отец спросил меня:
- Знаешь, как называется по-древнему богоявленская вода? Святая агиАсма!
Я повторил это, как бы огнём вспыхнувшее слово и мне почему-то представился ночной пожар за рекой и зарево над снежным городом. Почему слово «агиасма» слилось с этим пожаром объяснить себе не иог. Не от того ли, что страшное оно?
- На голубую от крещенского мороза землю падал большими хлопьями снег. Мать сказала:
- Вот ежели и завтра Господь пошлёт снег, то будет урожайный год.
В церковь пришли все заметеленными и зарумяненными от мороза. От замороженных окон стоял особенный снежный свет – точно такой же, как между льдинами, которые недавно привезли с реки на наш двор. Посреди церкви стоял большой ушат с водой и рядом парчовый столик (парча – дорогая ткань; парчовый столик – столик, накрытый парчой), на котором поставлена водосвятная серебряная чаша с тремя белыми свечами по краям. На клИросе (место для хора в церкви) читали «пророчества» (тексты пророков – предсказателей). Слова их журчали как многоводные родники в лесу, а в тех местах, где пророки обращаются к людям, звучала набатная (колокольная) медь: «Измойтесь и очиститесь, оставьте лукавства пред Господом: жаждущие идите к воде живой…»
Папа попробовал даже пропеть эти слова пророков: и стало как-то не по себе.
«Мне представлялись ветхозаветные (из библейских сказаний) пророки в широких одеждах, осенённые молниями, одиноко стоящие среди камней и высоких гор, а над ними янтарно-библейское небо, и ветер, развевающий их седые волосы…
При пении «Глас (голос) Господень на водах» вышли из алтаря (главная часть церкви) к народу священник и дьякон (помощник священника). На водосвятной чаше зажгли три свечи.
- Вот и в церкви поют, что на водах голос Божий раздаётся, а Гришка не верит… Плохо ему будет на том свете!
Я искал глазами Гришку, чтоб сказать ему про это, но его не было видно.
Священник читал молитву «ВЕлий есИ Господи…».
После молитвы священник трижды погрузил золотой крест в воду, и в это время запели снегом и ветром дышащий богоявленный тропарь (молитвенные стихи) «Во Иордани крещающуюся Тебе Господи» и всех окропляли освящённой водой.
От ледяных капель, упавших на моё лицо, мне казалось, что теперь наступит большое ненарадованное счастье. М всё будет по-хорошему, как в день Ангела, когда отец «осеребрит» тебя гривенником, а мать пяточком и пряником в придачу. Литургия (богослужение) закончилась посреди храма перед возжённым светильником, и священник сказал народу:
- Свет этот знаменует Спасителя, явившегося в мир просветить всю поднебесную!
Подходили к ушату со святой водой, вода звенела, и вспоминалась весна.
Так же как и на Рождество, в доме держали «дозвёздный» пост (не ели до появления первой звезды). Дождавшись наступления вечера, мы сели за трапезу – навечерницу. Печёную картошку ели с солью, кислую капусту, в которой попадались морОзинки, пахнущие укропом огурцы и сладкую, мёдом заправленную кашу. Во время ужина начался звон к ИордАнскому всенощному бдению (бодрствованию всю ночь).
После всенощной делали Углем начертание креста на дверях, прИтолоках, оконных рамах – знак ограждения дома от козней дьявольских».
- А что такое «прИтолока»? – спросил Серёжа.
- А вот, - папа поднялся, подошёл к дверям , похлопал рукой по верхней перекладине дверного проёма и вернулся к чтению.
«Мать сказывала, что в этот вечер собирают в деревне снег с полей и бросают в колодец, чтобы сделать его…многоводным, а девушки «величают звёзды». Выходят они из избы на двор. Самая старшая из них несёт пирог, якобы в дар звёздам, и скороговоркой, нараспев выговаривают:
- Ай, звёзды, звёзды, звёздочки! Все вы, звёзды, одной матушки, белорумяны и дородливы. Засылайте сватей по миру крещёному, сряжайте свадебку для мира крещёного, для пира гостиного, для красной девицы родимой.
Слушал и думал: хорошо бы сейчас побежать по снегу к реке и послушать, как запоёт полнощная вода.
Мать «творит» тесьо для пирога, влив в него ложечку святой воды, а отец читает Библию. За окном ветер гудит в берёзах и ходит крещенский мороз, похрустывая валенками. Завтра на отрывном «числиннике» (клендаре) покажется красная цифра 6, и под ней будет написано звучащее крещенской морозной водою слово: «БогоЯвление». Завтра пойдём на ИордАнь».
- Какое завтра число? – спросил папа.
- Девятнадцатое.
- А по старому стилю?
- Шестое… Завтра Крещение.
- Пап, а как понять «полнощная»?
- Значит: полуночная.
- А – «сватей»?
- Значит: «сватов». Прежде чем играть свадьбу, к невесте, к её родителям жених посылает сватов, людей, которые от имени жениха договариваются о свадьбе и условиях проведения свадьбы. Ещё вопросы есть? Тогда принимайтесь за уроки. Серёж, прочти, пожалуйста, вечером или завтра, как будет время, отрывок из этой книги. Я здесь закладку оставлю. Здесь описан праздник Крещения. И описан очень интересно.
И папа показал книгу: Иван Шмелёв «Лето Господне».
Ребята! А вы тоже сами прочитайте этот очень интересный отрывок из повести Ивана Шмелёва. Мальчик в повести всё время общается с Горкиным. Это – глубоко верующий старичок, бывший плотник в хозяйстве отца мальчика. А сейчас Горкин – вроде дядьки-воспитателя при мальчике. Пояснения к непонятным словам и выражениям, как обычно, после текста рассказа.
Иван Шмелёв
«Лето Господне» (отрывок)
Он (Горкин) умывает меня святой водой, совсем ледяно и шепчет: «Крещенская-богоявленская, смой нечистоту, душу освяти, телесА очисти
во имя Отца, и Сына, и Святого духа».
- Как снежок будь чистый, как ледок крепкой, - говорит он, утирая суровым полотенцем, - тёмное совлекАется(1), во светлое облекАется(2)…- даёт мне сухой просвирки(3) и велит запивать водицей.
Потом кутает потеплей и ведёт ставить крестики во дворе, «крестить». На Великую Пятницу(4) ставят кресты «страстной свечкой»(5), а на Крещенье
мелком… Ставим крестики на сараях, в коровнике, на конюшне, на всех дверях. В конюшне тепло, она хорошо окутана, лошадям навалено соломы. Антипушка окропил их святой водой и поставил над денниками(6) крестики. Говорит – на тепло пойдёт, примета такая – лошадки ложились ночью, а Кривая насилу поднялась, старая кровь, не греет.
Солнце зашло в дыму, небо позеленело, и вот – забелелась звёздочка! Горкин рад: хочется ему есть с морозу. В кухне зажгли огонь. На рогОжке(7) стоит петух, гребень отморозил, и его принесли погреться. А у скорнЯчихи(8) две курицы замёрзли ночью.
- Пойдём в каморку ко мне, - манит Горкин, словно хочет что показать, - сытОвой(9) кУтьицей разговеемся(10). Макова молочка-то нету, а пшеничко-то я сварил.
Кутья у него священная, пахнет как-будто лАданцем(11), от мёду. Огня не зажигаем едим у печки. Окошки начинают чернеть, поблёскивать – затягивать ледком.
…После всенощной отец из кабинета кричит: «Косого ко мне!». Спрашивает – ердань(12) готова? Готова и ящик подшили окунаться. Василь Васильевич (Косой) говорит громко и зачем-то пихает притолоку. «Что-то ты Косой весел сегодня больно!(14)» - усмешливо говорит отец, а Косой отвечает: «И ник нет-с, пощусь!(15)». Борода у него всклочена, лицо, как огонь, - кровь такая горячая. Горкин сидит у печки, слушает разговор и всё головой качает.
- А справлялся, будет ли Ледовик Карлыч(16) завтра?
- Готовится-с!...- вскрикивает Василь Васильевич. – Конторщик его уже прибегал… придёт беспременно! Будь покойны-с, во как пересижу-у!
И опять – шлёп о притолоку.
- Не хвались идучи на рать(17), а хвались…
- Бо-жжже сохрани!..- всплёскивает руками Косой, словно хватает моль. – В таком деле… Бо-жже сохрани! Загодя(18) молчу, а…закупАю Ледовика… Сколько дознавал, бился… как говорится, с гуся вода-с… и больше ничего-с.
- Что такое? Ну, ежели и завтра ты будешь такой…
- Завтра я его за… сорок костяшек загоню-с! Вот святая икона, и сочельник нонче у нас… з-загоню!..
- Хорошо сочельничаешь… ступай!
Косой вскидывает плечами и смотрит на меня с Горкиным, будто чему-то удивляется. Потом размашисто крестится и кричит:
- Мороз веселит-с!.. И разрази меня Бог, ежели каплю завтра!.. Завтра,
Б.. уд-п-койны-с! Публику с гор катать, день гулящий… з-загоню!..
Отец сердито машет. Косой пожимает плечами и уходит.
- Пьяница, мошенник(19). Нечего его пускать, срамиться(20) завтра. Ты, Панкратыч (Горкин), попригляди за ним в зоологическом(21)… да куда тебя посылать, купаться полезешь завтра… сам проеду.
…Впервые везут меня на ердАнь, смотреть. Потеплело, морозу только пятнадцать градусов. Мы с отцом едем на беговых(21), наши на выездных санях. С Каменного моста видно на снегу чёрную толпу, против ТАйницкой башни(22). Отец спрашивает, хороша ердАнь наша. Очень хороша. На расчищенном снегу стоит на четырёх столбиках, обвитых ёлкой, серебряная беседка под золотым крестом. Под ней – прорубленная во льду ердАнь. Отец сводит меня на лёд и ставит на ледяную глыбу, чтобы получше видеть. Из-под кремлёвской стены, розовато-седой с морозу. Несут иконы, кресты, хоругви(23), и выходят серебряные священники, много-много. В солнышке всё блестит и ризы(23), и иконы, и золотые кулички архиерЕев(24) – митры(25). Долго выходят из-под кремля священники, светлой лентой, и голубые певчие. Валит за ними по сугробам великая чёрная толпа, поют молитвы, гудят из Кремля колокола. Не видно, что у ердАни, только доносит пение да выкрики протодиакона(26). Говорят: «Погружают крест!» Слышу знакомое: «Во Иорда-а-ане… крещающуюся Тебе Господи-и»…- и вдруг грохает из пушки. Отец кричит: «Пушки, гляди, палят!» - и указывает на башню. Прыгают из зубцов(27) чёрные клубы дыма, и из них молнии..и – ба-бах!.. И радостно, и страшно. Крестный ход(28) уходит назад под стены. Стреляют долго.
Отец подводит меня к избушке, из которой идёт дымок – это теплушка наша, совсем около ердАни. И я вижу такое странное… бегут голые по соломке! Узнаю Горкина, с простынкой, Федю-бараночника, потом Павел Ермолаевич, огородник,хромой старичок какой-то и ещё незнакомые… Отец тащит меня к ердани. Горкин, худой и жёлтый, как мученик, рёбрышки все видать, прыгает со ступеньки в прорубь, выскакивает и окунается, и опять… а за ним ещё, с уханьем. Антон Кудрявый подбегает с лоскутным одеялом, другие плотники тащат Горкина из воды, Антон накрывает одеялом и рысью несёт в теплушку, как куколку. «Окрестился» - весело говорит отец. «Трите его суконкой да покрепче!» - кричит он в окошечко теплушки. «Идём на портомОйню(29) скорей. Косой там наш дурака валяет».
Портомойня недалеко. Это плоты во льду, лёд между ними вырублен, и стоит на плотах теплушка. Говорят Ледовик приехал, разоблачается(30).
Мы входим в дверку, дымит печурка. Отец здоровается с толстым человеком, у которого во рту сигара. За рогожкой раздевается Василь Васильич. Толстый есть самый Ледовик Карлович, немец. Лицо у него не страшное, борода рыжая, как у нашего Косого. Пашка несёт столик со счётами на плоты. Косой кряхтит что-то за рогожей, - может исхитряется?
Ледовик спрашивает – «котофф?» Косой говорит: «Го-тов-с», вылезает из-под рогожки и прикрывается. И он толстый, как Ледовик, блестит. Ледовик тычет его в живот и говорит удивлённо, строго: «А-а.. ти та-кой?!» А Василь Васильич ему смеётся: «Такой же, Ледовик Карлович, как и вы-с!» И Ледовик смеётся и говорит: «Лядно, карашо». Тут подходит к отцу высокий, худой мужик в рваном полушубке и говорит: «Дозвольте потягаться, как я солдат… на Балканах вымерз, это мне за привычку… без места хожу, может чего добуду?» Отец говорит: «Валяй!» Солдат вмиг раздевается, и все трое выходят на плоты. Пашка сидит за столиком, один палец вылез из варежки, лежит на счётах. КонтОрщик(31) немца стоит с часами. Отец кричит: «Раз, два, три…вали!» Прыгают трое враз. Я слышу как Василь Васильевич перекрестился – крикнул: «Господи, благослови!» Пашка начал пощёлкивать на счётах – раз, два, три… На чёрной дымящейся воде плавают головы, смотрят на нас и крякают. Неглубоко, по шейку… Косой отдувается, кряхтит: «Ф-ух, ха-ра-шо…песочек…» Ледовик тоже говорит: «Ф-о-шень карашо..сфешо». А солдат барахтается, хрипит: «Больно тепла вода, пустите маненько похолодней!». Все смеются, отец подбадривает: «Держись, Василья, не удавай!» А Косой весело: «В пу-пуху сижу!» Ледовика немцы его подбадривают – лопочут, народ на плоты ломится, будочник(32) прибежал, все ахают, понукают: «Сорок одна, сорок две…» А они крякают и надувают щёки. У Косого волосы уже стеклянные, торчками. Слыштся :ффу-у… у-ффф-у.. «Что, Вася, - спрашивает отец, - вылезай лучше от греха, губы уж прыгают?» - Будь п-койны-с, - хрипит Косой, - жгёт даже, чисто на по…полкЕ па…парюсь…». А глаз выпучен на меня, и страшный. Солдат барахтается, будто полощет там, дрожит синими губами , сипИт(33): «Го…товьте деньги… ффу… немец-то по…синел…» А Пашка выщёлкивает: «Сто пятнадцать, сто шишнадцать…» Кричат: «Немец посинел!» А немец руку высунул и хрипит: «Таскате… тофольно ко…ледно…» Его выхватывают и тащат. Спина у него синяя в полосках.А Пашка себе почокивает(34): «Сто шишддесят одна…» На стапятидесяти вытащили ледовика, а солдат с Косым крякают. Отец уже топает икричит: «Сукин ты кот, говорю тебе, вылезай!» - «Не-эт… до-дорвался… досижу до сорока костяшек…» Выволокли солдата, синего, потащили тереть мочалками. Пашка кричит: «Сто девяносто восемь…».Тут уж выхватили Василь Васильича. А он отпихнулся и крякает: «Не махонький, сам могу…». И полез на карачках(35) в дверку.
Пояснения
1. – совлекАется – снимается, сходит; совлекАется тёмное – уходит, исчезает всё плохое, дурное в человеке.
2. – облекАется – одевается, меняет облик; во светлое облекАется – наполняется чистым, хорошим, добрым; сравните глаголы:извлекать, увлекать, завлекать.
3. – просвИрка – небольшой белый круглый хлебец из пшеничной муки.
4. – Великая Пятница – последняя пятница перед Пахой.
5. – «страстная свечка» - свеча, принесённая домой из церкви в Великую Пятницу; считалось, что она обладает чудодейственной силой; копотью от пламени свечи в Великую Пятницу «ставили» на дверях и окнах, тем самым охраняли себя и жилище от проникновения дьявола и от его козней.
6. – деннИк – стойло, место нахождения крупного домашнего скота.
7. – рогОжка – грубая плетёная ткань из мочала.
8. – скорнЯчиха – жена скорняка, мастера по выделке мехов и шкур животных.
9. – сытА – вода, подслащённая мёдом; сытОвая кутьИца – пшеничная каша с сытой.
10. – разговЕться – в данном случае означает: позволить себе то, что на данный момент запрещено.
11. – лАдан, лАданец – ароматичесвая смола, употребляемая для получения ароматного дыма при богослужении; в составе смолы есть пчелиный воск.
12.– ердАнь – иордАнь, прорубь для освящения воды в водоёме и омовЕния.
13. – пихАет – толкает.
14. – пощУсь – соблюдаю пост; от слова «поститься», воздерживаться.
16. – Ледовик Карлович – немецкое имя и отчество, переделанные на русский лад.
17. – «Не хвались идучи на рать…» - русская пословица: «Не хвались, идучи, на бой, а хвались, идучи с рати»; смысл её: не хвались, не сделав дела.
18. – зАгодя – прежде всего, заранее.
19. – мошенник – плут, жулик, обманщик.
20. – срамИться – позориться.
21. – «едем на беговых» - лошади, предназначенные для езды верхом.
22. – Тайницкая башня – одна из башен кремля.
23. – рИза – одежда священника для богослужения.
24. – архиерЕй – общееназвание для высших чинов духовенства
25. мИтра – головной убор высших чинов духовенства.
26. – протодиАкон (протодьЯкон) – старший дьякон; дьякон – помощник
свящнника.
27. – «прыгают из зубцов» - из-за зубчатых стен кремля.
28. – крЕстный ход – торжественное шествие духовЕнства с крестом и иконами.
29. – портомойня – место на берегу реки, приспособленное для стирки и полоскания белья.
30. – разоблачАться – раздеваться; «облачаться» - одеваться.
31. – контОрщик – мелкий служащий, мелкий чиновник.
32. – бУдочник – низший полицейский чин, городской сторож, живший в будке, маленьком деревянном доме на площади, в людных местах; впоследствии были заменены городовыми.
33. – сипЕть – говорить хриплым, простуженным голосом.
34. – «почокивает» - щёлкает костяшками счетов, издаёт звуки, похожие на «чок».
35. – на карАчках – на четвереньках.
Ребята! Вы прочли два рассказа о христианском празднике – Крещении Господнем или Богоявлении. Вы почли и беседы папы с Таней и Серёжей. Попробйте ответить на следующие вопросы:
1. Знали ли крестьянские дети об обычаях, обрядах и праздниках русского
народа?
2. От кого дети узнавали о праздниках и обычаях?
3. Верили ли в бога мальчики герои рассказов о Крещении?
Ребята! Я думаю, что вы понимаете смысл слова «обычай». Это общепринятый порядок отношения людей к друг другу, к явлениям природы.
То обычно, что привычно.
Прочтите пословицы и поговорки и ответьте,
почему:
«Безобычному человеку с людьми не жить»?
почему:
«В каком народе живёшь, такого обычая держишься»?
почему:
«Какова сторона, таков и обычай»?
почему:
«Старый обычай молодого твёрже»?
почему:
«Обычай - не клетка, скоро не переставишь»?
и почему:
«У каждого времени свои обычаи»?
Литература для детей о крестьянах
и крестьянских детях
1. Григорович Д.В. «Антон-горемыка», любое издание.
2. Кольцов А.В. «Стихотворения», серия Школьная библиотека», М.,
«Детская литература», 1988 г.
3. «Крестьянские дети», сборник, Ленинград, «Детская литература», 1978 г.
4. Мамин-Сибиряк Д. Н. рассказы «В глуши», «Постойко», «Богач и Ерёмка»,
любое издание.
5. Миронова Т. Л. «Необычайное путешествие в Древнюю Русь», М.,
«Молодая гвардия», «Роман-газета», 1994 г.
6. Некрасов Н. А. «Крестьянские дети» и другие о детях, любое издание.
7. Никифоров-Волгин В. «Дорожный посох», М., «Т-ОКО», 1991 г.
8. Никитин И. С. «Утро», «Русь», любое издание.
9. Пришвин М. М. «Времена года», разделы»Зима», «Весна», любое
издание.
10. Семёнов С. «Первый трудный день», рассказ, любое издание.
11. Суриков И. Стихи, любое издание.
12. Толстой Л. Н. рассказы для детей младшего возраста, любое издание.
13. Тургенев И. С. «Бежин лкг», любое издание.
14. Ушинский К. Д. Рассказы для детей, любое издание.
15. Шмелёв И. С. «Лето Господне», любое издание.
Литература
для любознательных родителей.
1. Афанасьев А. Н. «Живая вода и вещее слово», М., «Советская Россия». 1988
2. Белов В. И. «Лад», любое издание.
3. Громыко М. М. «Мир русской деревни», М., «Молодая гвардия», 1991 г.
4. Даль В. И. «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа»,
гл.XXII, «Приметы», С. Петербург, изд-во «Литера», 1994 г.
5. «Девичество», «Мудрость народная. Жизнь человека в русском
фольклоре», сборник, М., «Художественная литература», 1994 г.
6. «Как была крещена Русь», сборник, ч. I, М., изд-во политической
литературы, 1988 г.
7. Константинов С. «Два года в земской школе», в книге «Записки очевидца.
Дневники. Воспоминания», М., «Современник, 1991 г.
8. Костомаров Н.И. «Очерк домашней жизни и нравов великорусского
народа в XVI и XVII столетиях», М., изд-во «Республика», 1992 г.
9. Корнилов А.А. «Курс истории России XIX», М., «Высшая школа», 1993 г.
10. Максимов С. В. «Нечистая, неведомая сила», т.I, «Крестная сила», т. II,
М., «Русский духовный центр», 1993 г.
11. «Народная проза» из серии «Библиотека русского фольклора», раздел
«Суеверные рассказы», М., «Советская Россия», 1992 г.
12. Сиповский В. Д. «Родная старина», история России в рассказах для
детей, XVI, XVII в.в., М., «Современник», 1993 г.
13. Успенский Г. И. «Крестьянин и крестьянский труд» в книге «Избранные
сочинения», М., «Художественная литература», 1990 г.
14. Успенский Л.В. «По закону буквы», М., «Молодая гвардия», 1973 г.
День семнадцатый
Прошёл калёный, морозный январь. День прибавился, солнце стало теплее, добрее. Зима надулась, заметелила февральскими вьюгами. Но куда там! Отступать всё равно приходится: весна не за горами. Оттепелями да сосульками весточки шлёт.
Заканчивался один из таких февральских дней: обычный, но не совсем. Мама с Таней поздравляли «мужчин» с Днём защитника отечества. Конечно, «мужчины, надеялись на то, что их будут поздравлять, ждали этого момента, но всё равно он был приятным этот момент.
Уже заканчивая пить чай, папа сказал:
- То, что воины – солдаты, офицеры – всегда были защитниками Отечества известно всем. Но не все знают о том, что солдаты, именно солдаты, а не офицеры, в XVIII веке были распространителями, проводниками грамоты в России.
Семья с интересом посмотрела на главу семейства.
- Да, да! Когда Пётр I понял, что ему без технически грамотных офицеров придётся туго в его войнах, он стал насаждать начальные, цифирные школы. Сорок две школы открыл по всей России. Насильно заставлял учиться детей духовных лиц, детей дворян, разночинцев и даже детей солдат. Родители неохотно отдавали в школу своих детей. И после смерти Петра I цифирные школы были почти везде закрыты, вернее, заменены гарнизонными школами при полкАх. Школами для солдат. И почти полвека потом найти домашнего учителя математики в провинции, далеко от столицы и губернских городов можно было найти только в этих школах. Солдата-учителя для дворянских и для зажиточных семей.
- Сява – дворянин! – встрял в разговор попугай.
- А Таня – твоя учительница, - заявила Таня. – Помолчи!
- А для крестьянских детей были школы? – спросил Серёжа.
- Не было. Хотя Россия была страной крестьянской: 95 или 97 % составляли крестьяне от всего населения России.
- А это – сколько? - спросила Таня.
- Это значит, что из ста жителей России девяносто семь были крестьянами. Или по-другому скажу: из тысячи жителей России – девятьсот семьдесят человек были крестьянами. Вот детей этих крестьян грамоте не учили. Государство считало это лишним, ненужным. Зачем крестьянину грамота: он должен работать, он – чёрная кость.
- А сколько детей училось при царе Петре? – спросила Таня.
- В сорока двух школах по всей России обучалось две тысячи учащихся. Это, примерно, столько, сколько учится в двух или трёх городских школах сегодня.
- Ужас! – сказала мама.
- Именно так. Но населения было раз в десять меньше, чем сейчас.
- Просто ужас! – повторила мама. – Абсолютная неграмотность! Просто не верится. А как же Ломоносов? Учёные, писатели, художники, скульпторы – они откуда взялись?
- Михайло Ломоносов – гениальное исключение. Положительная ошибка времени, если сказать по-умному. Простолюдин, крестьянский сын – дошёл до вершин науки, стал символом нации. Были и художники талантливые, и скульпторы из простого народа, из крепостных – были. Сколько их талантливых умельцев из народа, о которых мы никогда и ничего уже не узнаем! Знаем только о некоторых.
Основная масса учёных, писателей, художников была из русских дворян. Из русских дворян и приглашённых иностранцев. А вся громадная народная, то есть крестьянская масса была непросвещённой.
И вот в просвещение крестьян солдаты внесли свой вклад.
Спасибо, милые дамы! Мы с Серёжей сейчас поможем убрать вам со стола, а потом я расскажу о солдатах просветителях.
- Не возражаем, - сказала мама.
…Все расположились в «гостиной». Мама взяла с собой своё вязание: носок для Серёжи, а папа – книги.
- История просвещения русского народа – очень печальна и драматична, - начал папа, как лектор. – Уж насколько неграмотны были высшие слои общества, то о крестьянах и говорить нечего. Царям не нужен был образованный народ: зачем вещи быть грамотной, зачем предмету уметь читать? Ведь крестьянин был вещью. Кроме того: размышляющий человек – опасен. Он начнёт сравнивать свою жизнь с жизнью господ, начнёт требовать свободы, равных прав с господами. И что произойдёт? Погибнет самодержавная, царская Россия. Будет какая-то другая, но не царская. Зачем царю это? Одни министры добивались создания школ для крестьян, другие – запрещали. Даже начальное образование запрещали. А уж на гимназию, лицей, университет крестьянский сын, «мужичок с ноготок» и рассчитывать не мог.
В середине XIX века многие образованные люди из города, болея душой за свой народ, стали перебираться жить в деревню, чтобы обучать и крестьян и крестьянских детей грамоте; чтобы рассказать о жизни крестьян со страниц газет и журналов. Это называлось – «хождением в народ».
Государство пошло на уступки: разрешило начальное образование для крестьян. Но денег на оплату труда учителей, на оборудование для школ, на книги оно выделило очень мало. Пусть, мол, сами крестьяне собирают деньги и содержат школы; местная казна пусть находит деньги на образование , а власть пусть ищет доброхотов-меценатов, которые содержали бы школы за свои деньги.
Крестьяне ничего и не знали об этой борьбе: так, слышали что-то краем уха. Да и не интересовались этой борьбой за собственное образование и образование детей. Многие из них считали, что образование – это баловство: незачем ребёнку голову забивать. (Примерно так рассуждали родители дворянских детей полтора века назад, при Петре I. Как тут не вспомнить круги по воде!) Если родители дворянских детей считали, что учение – это труд, то крестьяне считали наоборот: труд – вот учение; трудись, учись жизни и будешь обеспечен хлебом. А больше ничего и не надо. Смотри, Влас («мужичок с ноготок»), как делает отец и учись этому; слушай, Влас, что говорят старшие, приобретай их опыт – вот это и есть учение. Всё это правильно, но…
- Пап, а когда же ты о солдатах? – не выдержал Серёжа.
- Сейчас, сейчас, Серёженька! Потерпи. Многие крестьяне стали понимать важность и необходимость образования. Ведь земледельческий труд – это целая наука. Будешь плохо знать эту науку – значит, будешь плохо трудиться; будешь плохо трудиться – будешь плохо жить, разоришься. Земледельческую науку многие знали хорошо. Да и о государственных новостях слышали: многие крестьяне ездили на разные ярмарки да базары, а там – все новости. Но вот беда: обманывают неграмотного крестьянина, обсчитывают. Он и посчитать, как следует, не может, и бумагу какую-нибудь не прочитать, а уж написать тем более: просить кого-то надо, деньги платить. Общим, дорого стала стоить неграмотность. И когда поняли это, то стали отдавать детей учиться в школы. Там, где они были. А они были. Одна школа – на несколько деревень. А какие были школы?
Церковно-прихОдские, где церковь давала начальное образование; зЕмские, то есть государственные, которые содержала местная власть: земство; и частные школы. В частных школах учителя нанимали сами крестьяне и сами платили ему деньги. Учителем частной школы приглашали грамотного человека. А таким человеком во многих деревнях и сёлах был солдат.
Солдат – бывалый и уважаемый в народе человек; его ценили за находчивость, за широту знаний (везде побывал, много повидал), за добродушие и бескорыстность. Не зря, совсем не зря, солдат – герой многих легенд, историй и русских народных сказок.
Конечно, не только солдат приглашали обучать своих детей крестьяне. Были и приезжие люди: студенты, бывалые люди из города. Но наибольшим авторитетом пользовались отставные солдаты. Частные и церковноприхОдские школы появились в России в начале XIX, а земские – во второй половине XIX века. Как проходили занятия в церковноприхОдской школе, я вам сейчас зачитаю.
- Пап, а почему школа называлась «церковноприхОдской? – спросил Серёжа. – Можно ведь просто сказать: церковная.
- Иногда церковнопрхОдскую школу называли «прихОдской», то есть: школой данного прихода.
- А «прихОд» - что такое?
- А прихОд – это район, местность, жители которой приходят в данную церковь, являются прихожАнами этой церкви. В сельской местности церковь, обычно, была одна на несколько деревень и стояла в селе. Село и несколько деревень являлись одним приходом. Село являлось центром прихОда. Все прихожАне крестились, венчались, исповедовались только в церкви своего прихода. Так было принято. И школа, которая открывалась при церкви, называлась церковноприхОдской, или просто – прихОдской. Моя бабушка, а твоя прабабушка, Серёжа, закончила три класса церковноприхОдской школы села Бароновка.
Ну, теперь… Иван Яковлевич Столяров «Записки русского крестьянина». Сам столяров родился в семье крестьянина. И это его воспоминания. Два отрывка о школе я и прочту.
Папа раскрыл книгу.
- Да, ещё пару слов на объяснение. ПсалтЫрь – книга псалмов, религиозных текстов. При нехватке букварей употреблялась в России как учебная книга. Объясняю значение ещё одного слова: «по церковнославянски». Дело в том, что славянская азбука считается изобретением болгарских монахов Кирилла и Мефодия и называется «кириллицей». Через эту азбуку с греческого языка переводились все церковные книги. А книги, написанные кириллицей, назывались церковнославянскими. Каждая буква в церковнославянской азбуке имела своё название. Мы сегодня как называем буквы? А, БЭ, ВЭ, ГЭ, ДЭ… А в церковнославянском алфавите эти же буквы имели название: АЗ, БуКИ, ВеДИ, ГЛАГоЛЬ, ДОБРо…
Ну, а уж теперь – текст воспоминаний Столярова.
«ПсалтЫрь определила характер и программу нашего обучения. В это время учили сначала название каждой буквы по церковнославянски: а = аз, б = бУки, в = вЕди и т. д.
Неудобство этого метода (способа) обучения в том, что выучив название букв алфавИта, трудно потом перейти к сложению слогов и к чтению. Для сложения, например, слога «АБ» нужно было сказать: аз – буки = аб.
Научившись читать, мы приступили к чтению псалтЫри и к заучиванию наизусть молитв. Первый учитель занимался с нами недолго и потому не оставил никаких следов в моей памяти… Но нужно сказать, что этот учитель проделал с нами самую трудную работу: он научил нас азбуке, и мы могли кое-как читать.
После его ухода для школы наступило безвременье: никакого постоянного учителя, с нами занимались поочрёдно – сам священник, его жена и дьячок. Каждый из них учил на свой лад и тому, чему находил нужным учить. В одном не было разногласий между ними: в наказаниях. Давать щелчки в лоб, драть за уши, бить, бить линейкой по пальцам, ставить на колени; все эти наказания сыпались как из рога изобилия на тех, которые этого заслужили. Небольшое различие существовало среди наших учителей: дьячок предпочитал бить линейкой по рукам, попадья – ставить нас на колени, а священник признавал одинаково все виды наказания…»
- За что наказывали учеников? – спросила Таня.
- Не знаю. Наверное, за непослушание, за неправильный ответ, за дерзость, за грубость, за недостойное поведение и т. д. За то же, за что и вас наказывают в школе.
- Нас не бьют!
- Но всё равно наказывают: стыдят, ставят плохую оценку, записывают в дневник, вызывают в школу родителей. А в то время были другие способы наказания. Так обращались даже с дворянскими детьми в учебных заведениях и при домашнем обучении. Вспомните «Историю одного детства», «Детство Тёмы». Читаю дальше.
«Мы, малыши, предпочитали, чтобы он (священник) ставил нас на колени и больше всего боялись его щелчков и его манеры драть за уши. Пальцы у него были длинные, сухие, настоящие костяшки. От его щелчка лоб сейчас же краснел, а от большого числа щелчков лоб вздувался и долго сохранял следы приложения пАстырских (поповских) пальцев. Не лучшим было и драньё за уши. Он прибегал к этому, когда бывал очень рассержен. Тогда он становился злым и терял хладнокровие, впивался ногтями в основание ушей наказуемого, и когда он выпускал из тисков уши, кровь стекала капельками из ранок, нанесённых когтями.
- Аксёнка! – обращался он к одному из моих товарищей по парте. – Знаешь ли ты какую-нибудь молитву?
Не знаю, - отвечает Аксёнка.
- Как не знаешь? – начинает сердиться священник и повышает голос: - Ты всё же знаешь: «Господи, помилуй мя»?
- Не знаю, - отвечает Аксёнка.
- Как не знаешь! – ещё больше сердится священник. – Повторяй за мной: «Господи, помилуй мя!»
Аксёнка чешет затылок, старается вспомнить, что нужно повторить, и не может. Губы его начинают дрожать. Он вот-вот расплачется. И вдруг выпаливает:
- Не знаю, не могу повторить.
Это приводит священника в бешенство.
- Почему ты не знаешь! – кричит он.
Крик священника вызывает обратное действие у Аксёнки: его испуг исчезает и на лице появляется невозмутимое упорство. Он уже спокойно отвечает:
- Ничего не знаю.
Этот ответ приводит священника в недоумение:
- Почему же ты ничего не знаешь? – спрашивает он более спокойным тоном. – Чему же тебя учила мать?
Аксёнка улыбается.
- Ну, чему же ты смеёшься? – опять кричит священник. – Отвечай же мне!
- Да мама меня ничему не научила. Она сама ни одной молитвы не знает.
Это ответ почти успокаивает священника. Он задаёт Аксёнке ещё один вопрос:
Как же молится твоя мать, если она не знает ни одной молитвы?
- Да никак, - отвечает Аксёнка. – Она только крестится, да головой кивает.
- Болван! – говорит Аксёнке священник. – Становись на колени. Да сначала пойди выбей об угол избы свой нос».
- Как это? – спрашивает Таня.
А мама смеётся:
- Это священник так предлагает Аксёнке почистить нос, высморкаться.
«На этом и кончается обучение Аксёнки молитвам, - продолжил папа. – Аксёнка так и не понял, чего хотел добиться от него священник. Такие ответы могли опять повторяться, но в один прекрасный день Аксёнка не пришёл в школу и уже больше не приходил. Он решил, что ученье – очень мудрое дело и не для его ума:
- Чего мне там делать-то? Какая мне польза от учения? Батя и мама неграмотные, и все другие тоже. И ничего! Живут! Проживу и я без учения. А чтобы брань попа слушать, да побои выносит, - этого я не желаю.
…К концу третьего года только пять крестьянских мальчиков оставалось из двадцати записавшихся».
- Устали? – спросил папа. – А то давайте сделаем перемену.
- Можно чайку попить, - предложила мама.
- Да, да! – поддержала её Таня. – С тортиком!
- Ладно: вы пейте чай, а я буду читать вам, - сказал папа.
Чай – не еда: быстро вскипятили воду, расставили чашки, порезали торт – наслаждайся!
А папа – продолжил.
«На второй год число поступивших школьников оказалось значительно больше. Но причиной тому был не выросший интерес родителей или детей. Последовавший за годом открытия школы был 1891 год, голодный год. Для поддержания питания школьников была открыта при школе столовая, в которой им давали обед: густой пшённый суп с растительным маслом, картофель или кашу и кусок пшеничного хлеба. В нашем селе пшеничного хлеба и в нормальные годы не знали, всегда ели только чёрный ржаной хлеб. Пшеничную же муку покупали только в большие праздники…
Выдача детям пшеничного хлеба, да ещё в голодный год, когда у других и ржаного-то хлеба не было, и всё это бесплатно, - привлекало детей к школе».
- Ужас! – сказала Таня.
- Что, крестьяне были такими бедными? – удивился Серёжа.
- Да, Серёженька, да. Не роскошествовали. Всю Россию кормили, а сами пшеничного хлеба не видели. И это притом, что крестьян в России к этому времени было девяносто процентов, то есть: девятьсот крестьян на тысячу жителей.
- А у нас булочки в школе – каждый день. – сказала Таня.
- А у них и ржаной не всегда был. Я продолжаю.
«Во второй половине этого же года приехал к нам новый учитель, пятый по счёту. Иван Капитонович (так звали его) оказался живым, расторопным малым, лучшим, чем это можно было заключить по первому впечатлению…
…Так кое-как Ивану Капитоновичу удалось довести до конца наше обучение.
В 1893 году состоялся первый выпускной экзамен. От представляющихся к экзамену требовалось: написать небольшую диктовку с расстановкой знаков препинания, решить одну из несложных задач и прочесть наизусть одно небольшое стихотворение или прочитать по книжке коротенький рассказ и ответить на несколько вопросов священника по священной истории или же прочитать какую-нибудь молитву.
Иван Капитонович начал нас готовить к экзамену чуть не с Рождества. Он больше всего боялся, что мы не сумеем правильно расставить знаки препинания. Эта почти ежедневная подготовка заключалась в том, как он будет держаться на экзамене, как он будет подсказывать нам знаки препинания и правописание трудных слов. Он плохо верил в наши знания и считал эти правила слишком сложными для нас. Он придкмал особенный способ подсказывать нам. «Если после продиктованной фразы я возьмусь за пуговицу моего пиджака, значит, поставить точку. Если же нужно поставить точку с запятой, то я возьмусь за пуговицу и ещё сделаю рукой движение в воздухе, которое напоминает вам запятую. Когда нужно поставить запятую, я поднесу руку к усам. А для двоеточия я возьмусь за две пуговицы на пиджаке». Для вопросительного знака Иван Капитонович решил высморкаться, а для восклицательного знака покашливать, а для беглого «е» - понижать. И ещё другие жесты».
Таня беззвучно смеялась, прикрыв рот ладошкой, Серёжа изображал знаки препинания.
- Что значит «беглое «е»? – неожиданно спросила мама.
- Значит: не под ударением. Вот в слове «перелесок» звук «е» в первых двух слогах – беглый.
- Дальше, - попросила Таня.
«Наступил день экзамена. У всех нервы были напряжены, а у нас, малышей, коленки от страха тряслись. Священник отслужил молЕбен. Экзаменаторы сели за стол, покрытый зелёным сукном, нас посадили за парты. Экзамен начался. Бедный Иван Капитонович! Он растерялся больше, чем мы. Начал он диктовать. Губы у него посинели, сам он побледнел. Язык плохо слушался его. Все условные знаки, которые он так долго внушал нам, выскочили у него из головы. Его голос и речь изменились. Он заикался. Он запутался в своей системе показывать нам знаки препинания и правописания. Впрочем, мы были так взволнованы, что не могли бы следовать за знаками Ивана Капитоновича. Если бы даже он сохранил своё хладнокровие.
Нас было всего восемь кандидатов и кандидаток, дошедших до конца обучения и допущенных к выпускному экзамену. Экзаменаторов было почти столько же, сколько и кандидатов. В числе их находились: земский начальник, архимандрИт (начальник священника) и ещё какие-то лица. Их присутствие ещё больше вызывало в нас робость. Как была написана нами диктовка? Правильно ли решена задачка? Хорошо ли мы ответили экзаменаторам? Одному богу, да экзаменаторам было известно. Сами же мы не отдавали себе отчёта.
Все мы были признаны достойными получения свидетельства об окончании школы. Экзаменаторы поздравили наших родителей, ожидавших в ограде церкви. И вот мы стали первыми «грамотеями» нашего села».
Папа закрыл книгу. Серёжа потянулся и Таня успела его пощекотать. Серёжа взвизгнул и вскочил.
- Погуляйте, если хотите, - сказала мама. – Поморозьтесь, только недолго.
Ребята! Сравните вашу школу с церковноприхОдской.
1. Чем отличаются школы?
2. Почему государство препятствовало крестьянам в получении грамотности?
3. Какие предметы изучали дети в церковноприхОдской школе?
4. Почему крестьяне не были богатыми?
5. Как вы понимаете смысл следующих пословиц и поговорок?
- «Мужицкими мозолями баре сыто живут».
- «Один с сошкой, а семеро с ложкой».
- «Аз, бУки, ВвЕди страшат, что медведи».
Ребята! Вы помните крестьянина Ивана Ермолаевича из очерка Г. И. Успенского «Крестьянин и крестьянский труд»? Прочтите отрывок из того же очерка о том, как Иван Ермолаемич отдавал своего сына Мишутку учиться.
Г.И. Успенский
«Мишка»
Иван Ермолаевич задумал учить своего сына, одиннадцатилетнего мальчика. Необходимо сказать, что потребность учить и учиться была осознаваема Иваном Ермолаевичем в смутной степени. Обыкновенно он решительно не нуждался ни в каких знаниях, ни в каком учении. Жизнь его и его семьи, не исключая одиннадцатилетнего сына, была так наполнена и была так хорошо снабжена знаниями, которые сама же и давала, что нуждаться в каком-либо постороннем указании, совете – словом, в чём-либо непочерпаемом тут же, на месте и на своём деле – даже не было и тени надобности. Но иногда минутами что-то неведомое, непонятное, что-то доносящееся из самого далёкого далекА пугало Ивана Ермолаевича… И в такие-то минуты он говорил: «Нет, надо Мишутку обучить грамоте. Надо!» Удивительно странные обстоятельства приводили его к этой мысли. Однажды, во время косьбы зашли мы с ним в луга, арендуемые немцами курляндцами(1). Попался нам курляндец, сидит на копне сена и что-то ест. Поглядели, ест рыбу. «Какая это рыба? – спрашивает Иван Ермолаевич. «СалАка!» - «Дай-ко отведать». Немец дал, Иван Ермолаевич поглядел на рыбу, повертел её в руках, померил, откусил, пожевал и спросил: «Почём?» Немец сказал цену. Иван Ермолаевич доел рыбу, поблагодарил и мы пошли дальше, и тут-то ни с того ни с сего, Иван Ермолаевич вдруг вздохнул глубоко-глубоко и сказал: «Нет, надо Мишутку учить! Пропадёшь, верное слово, пропадёшь! Ишь вон какую рыбу-то ест! Надо! Вот уберёмся, отдам учителю».
…С величайшей неохотой и как бы с тяжестью на душе Иван Ермолаевич приводит намЕрение своё в исполнение. Уж давно убрались с хлебом, и начал устанавливаться зимний путь, а он всё не ведёт к учителю.
…Иван Ермолаевич съездил в одну из близлежащих деревень, где была зЕмская школа, уговорился с учителем и, наконец, настал день, когда нужно было везти Михайлу в школу. До этой минуты на все разговоры об учении Михайло обыкновенно не отвечал ни одного слова. «Вот, - скажет Иван Ермолаевич, - скоро в школу повезу, смотри, учись!» Михайло молчит, не отвечает ни слова. Мальчик он был бойкий, весёлый, разговорчивый, но как только дело или разговор касался школы, Михайло делался как каменный: не огорчается, не радуется, а смотрит как-то осторожно… В день отъезда Иван Ермолаевич сказал, наконец, с тяжёлым вздохом:
- Ну, Михайло, сейчас поедем. Мать, одень Мишку-то!
Мать одевала и плакала. Иван Ермолаевич так же чуть не рыдал, не понимая из-за чего должно происходить всё это мучение. Но Михайло хоть бы слово.
…Всё время Мишка был твёрд и молчалив, как железный, сам Иван Ермолаевич тяготился этим отъездом в школу гораздо больше, чем Михайло. И вот в то время, когда Иван Ермолаевич нехотя ис глубоким сокрушением стал влезать в сани и со вздохом произнёс: «Ну, Михало, полезай, брат», - оказалось, что Михайлы нет. Покликали, покричали – нет ответа. Принялись искать – опять нигде нет; оглядели все чердаки, все углы в доме и на дворе – нет Михайлы! «Ведь спрашивали дьявола, - сердился Иван Ермолаевич, - хочешь в ученье или нет? Ведь молчит, как камень, дубина экая, а вот убёг! Уж попадись ты мне, я из тебя выбью ответ!» Но этот гнев немедленно же сменялся в родительском сердце состраданием… Надвигались сумерки, а Мишки всё не было. Всеми, не исключая работников, охватило глубокое уныние, которое сменилось искреннейшею радостью, когда один общий знакомый мужик из соседней деревни уж тёмным вечером привёз Мишку домой. Все обрадовались, забыли всякие разговоры об ученье, всякие намЕрения «пробрать» и т. д. Спрашивали только «не замёрз ли», «чай голоден», а работники, так те откровенно высказывали своё одобрение: «Ловко ты, Мишанька… Право, ловко!...»
Мишка чувствовал себя победителем и как бы вырос и окреп за эти несколько часов бегства. Тотчас, как только его привезли, он переоделся, переобулся и в несколько минут обЕгал весь двор, заглянул в хлева, в сараи, и т. д., точно желал удостовериться, всё ли на своих местах, всё ли по-старому, всё ли благополучно.
… Иван Ермолаевич перестал говорить с Михайлом о своём намЕрении, но вместе со мной заключил зАговор. Не говоря никому ни слова, мы выберем любой день, посадим Мишку в сани и поедем в другую деревню за двенадцать вёрст(2), близ станции железной дороги. Там мы его сразу и заточИм в школу и водворим в квартире. Там есть у Ивана Ермолаевича знакомые, которые будут присматривать, приглядывать, а в случае чего и по затылку дадут – ничего выдержит! скотина добрая(3)…
Мишка ничего не подозревал, когда Иван Ермолаевич приказал заложить лошадь, объявив, что едет на мельницу. Он, как и всегда, помогал запрягать… Когда лошадь была подана, Иван Ермолаевич внезапно объявил Михайле, находившемуся в избе: «Одевайся, со мной поедешь». Михайло побледнел, как полотно, почувствовал, что схвачен врасплох, но ни слова не сказал, оделся; тут подоспел и я; посадив Михайлу в середину между нами, мы тронулись в путь. По хорошей зимней дороге мы «духом»(4) долетели до деревни, где была школа, и обделали всё дело не больше, как в один час. Как раз напротив школы нашли квартиру у вдовы-старушки, дали задАток(5), повели Мишку к учителю, переговорили с ним, также дали задАток, после чего учитель сию же минуту взял Мишку и увёл в школу, где уж сидело и жужжало человек сорок малых ребят. Мишка хотя и был крепковат на нервы, когда учитель усадил его в самую середину школьной толпы, малый «загорелся», вспыхнул, смутился и оторопел…
- Это самое и надо! – сказал Иван Ермолаевич, когда мы выбрались из школы. Он и сам был испуган школой не меньше Мишки. – Так и нужно прямо под Обух(6)! Скорей оботрётся… Оглушишь его этак-то – он и пообмякнет… Это слава богу, что так – прямо Обземь! Ничего, пущай! – закончил Иван Ермолаевич, и мы поехали прочь от школы.
По дороге мы заехали к кузнецу, которого звали Лепило и который вместе с тем был и коновал(7). У него находилась на излечении лошадь Ивана Ермолаевича… Поглядели больную лошадь, к ноге которой была привязана тряпка с лекарством, зашли, кроме того, в лавки кое-что купить, часа два пили в трактире(8) чай, грелись, разговаривали и воротились домой шажком уж часу в первом ночи.
- Мишка прибежал! – было первое слово, сказанное женой Ивана Ермолаевича, когда мы подъехали к крыльцу его избы.
И я и Иван Ермолаевич были несказАнно изумлены. Иван Ермолаевич вылез из саней и молча пошёл в избу; я также молча пошёл домой; было уже поздно, и поэтому с Иваном Ермолаевичем я увиделся только утром.
- Это его учитель прислал… Грифель(9) вишь(10)… книгу какую-то надо… бумагу…
Потолковали мы насчёт расходов и порешили отвезти Мишку и послать учителю деньги, чтобы купил грифель и всё, что нужно. Отправили Мишку на следующий же день с работником. Но утром через день Мишка опять явился.
- Ты зачем?
- Хозяйка прогнала. Напилась пьяна, стала драться, погнала вон… Не пимши, не емши…
Все жалели его, особенно же жалели, что он и сапоги и ноги истрепал. Но Мишутка в моменты своих кратковременных возвращений не обращал, по-видимому, никакого внимания ни на сожаления о его ногах, ни на самые ноги. Едва прибежав издальнего путешествия по снегу,..бежал в коровник, в свиной хлев, к овцам, к лошадям, в сарай, в баню к уткам; там всё пересмотрит, перепробует, рукой пощупает; словом, не нарадуется на свои родные места, в которых ему, очевидно, дорога каждая порошИнка (пылинка).
На следующее утро поехал с Мишкой сам Иван Ермолаевич, так как надо было разобрать дело. По его отъзде пришёл ко мне работник и сказал:
- Не будет Михайло учится, нет не будет!
- Почему же?
- Не к тому привержен. У него есть приверженность к хозяйству, лошадей любит, скотину; а это ученье не по нём – не будет! Я уж знаю его характер. Таперича, ежели ему лошадью править, снопы возить, так он трясётся от радости. А это ученье – нет. Ведь он мне сам сказывал, что на хозяйку наплёл(11), насказал облЫжных(12) слов. А всё из-за того, чтобы отец отдал его Лепиле на квартиру, потому что там наша кобыла. Он сам сказал: «Как, говорит, увидел я нашу рыжую, как она стоит с больной ногой, вспомнил дом, так и упёр из училища». Нет, не будет, не такой парень.
Иван Ермолаевич воротился в глубоком унынии. Мишка всё наврал – и на хозяйку и на учителя. Учитель и не думал его посылать, а хозяйка, ввиду такой бессовестности, отдала Ивану Ермолаевичу назад деньги и отказалась держать Мишутку. Волей-неволей пришлось поместить Мишутку к Лепиле, но при этом Иван Ермолаевич «оттрепал» его за волосы.
Но этим мучения не окончились; дня через два мужики, воротясь со станции, объявили, что Мишка там трётся вокруг вагонов, помогает подводить лошадей и заслуживает тем всеобщие похвалы. Но что ужасно – жалуется мужикам на жестокое обращение отца: бьёт, выгнал из дому; просит приютить и жалуется самым лютым врагам Ивана Ермолаевича, срамИт (стыдит) его не на живот, а на смерть перед людьми. ничего не стоящими. Иван Ермолаевич вышел из себя и немедленно же пустился ловить Мишутку, и тут началась борьба. Только что Иван Ермолаевич настигнет его у вагонов, Мишка – под вагон, а Иван Ермолаевич в ужасе, что его раздавит, не знает, что делать. Из-под вагона Мишка пускается в бега. Но разыскать его не было возможности, потому что Мишка так умел насказать про отца, что его прятали, скрывали – «нету у нас!»
Наконец-то словили и привезли… К этому времени на Мишку все были до того ожесточены, он так много насрамИЛ, налгал на отца и мать, такую пустил про них худую(13) славу, что появление Мишки вызвало уже не радость, а единодушное восклицание отца и матери: «Драть!» Розги были припасены, и едва Мишка появился в избе, как Иван Ермолаевич крикнул работнику: «Держи-кось его Фёдор!» Но Фёдор наотрез отказался и ушёл вон; не драть, а хвалить мальчишку надо бы было, по его мнению, за такие молодецкие подвиги и за такое образцовое сопротивление какому-то учителю. Работница тоже отказалась и убежала, и по тем же причинам. Тогда взялась держать мать. Мишка ужасно орал, молил и вопиЯл, но драньё было беспощадное…
Это-то драньё и было его окончательной победой; сорвав зло Иван Ермолаевич немедленно утих и крайне удивлялся, что всё это мучение произошло из-за какого-то ученья. Он решительно уже не мог понять, зачем оно нужно Мишке, несомненные достоинства которого, выказанные во время всей этой истории выступили теперь со всей яркостью; нежелание учиться исчезало совершенно перед этим упорным желаниемжить в крестьянских условиях, перед этой любовью к «крестьянству», выражавшейся в любви к скотине, к нашей рыжей кобыле, в этом неудержимом стремлении «домой», где дорога каждая курица, утка. С каждой минутой Иван Ермолаевич убеждался, что в Мишке растёт надёжный представитель его семьи, работник, привязанный к «крестьянству» неразрывными узами, и недавнее негодование заменилось весьма скоро восхищением.
Пояснения
1. - немцы-курляндцы – немцы из Прибалтики.
2. – верста - мера длины, чуть больше километра, а точнее: 1 км 60 м.
З. – «скотина добрая» - в устах Ивана Ермолаевича это не брань, а похвала, гордость за сына: «добрая» - значит, хорошая, крепкая; а «скотина», да ещё хорошая, здоровая – для крестьянина лучшая награда.
4. – «мы «духом» долетели» - быстро, мигом.
5. – часть денег, которые даются исполнителю работы до выполнения самой работы.
6. – «прямо под обух» - сразу, резко.
7. – коновал – знахарь, лекарь, лечащий лошадей.
8. – грИфель – палочка из особого минерала для писания ею на ученической или классной доске; предшественник карандаша.
9. – трактИр – столовая, где продавали разные напитки и обязательно – чай.
10 – вишь – видишь.
11 – наплёл – наврал, оклеветал.
12. – «облыжные слова» - ложные, неверные слова.
13. – худая слава – дурная слава, порочащая человека.
Ребята, как вы думаете:
1. Почему Иван Ермолаевич хотел отдать учиться сына?
2. Почему Миша не хотел учиться? Найдите подтверждение в тексте.
3. В какую школу определили Мишутку: земскую, частную, прихОдскую?
4. В каком возрасте принимали крестьянских детей в школу?
5. Богатым или бедным крестьянином был Иван Ермолаевич? Найдите
в тексте подтверждение ответу.
Ребята, как вы понимаете пословицы и поговорки:
- «Которая рука по головке гладит, та и за вихор тянет».
- «От доброго корня добрая и поросль».
- «Нашла коса на камень».
- «Детки – радость, детки ж и горе».
- «Детишек воспитать – не курочек перевоспитать»
День восемнадцатый
Наступил выходной день для всей семьи, но зима не отступила: выла метель, сильные порывы ветра секли лицо льдистым снегом. На улицу не выйдешь – никакой радости. Небо в тяжёлых свинцовых тучах; не день – а вечер.
В квартире включили свет. Это днём-то! А Таня предложила свет выключить, а зажечь свечи: красивые, фигурные, цветные в подсвечнике, которые остались от Нового года.
Так и сделали. Стало хорошо: за окном пурга, а здесь – тепло, уютно, свечи…
- А что в это время делали в деревне? – спросил Серёжа.
- В это время – это зимой? Или в конце февраля?
- В конце февраля.
- Начиная с Рождества, по всей России шли свадьбы. До самой масленицы, которая к нам подкатится через две недели. А конец февраля… Начинали готовиться к севу зерна.
- Зимой?!
- Да, да – именно зимой. Крестьяне выносили посевное зерно на утренний морозец (говорили: на три утренние зори); считали, что зёрна чуть примороженные, чуть «тронутые морозом», дают лучший урожай.
- Закаляли зерно, - сделал вывод Серёжа.
- Но выносили на мороз и лён и пряжу, для того, чтобы нитки были ровными и белыми.
- А как так получалось?
- Не знаю. Но люди это делали, а, значит, и верили, что толк будет. Где-то в конце февраля – Власьев день. Люди ходили друг к другу в гости, но главное то, что начинались торги по продаже скота. А вечер двадцать восьмого февраля был вечером «окликАния звёзд». ОвчарЫ – пастухи овец – вечером смотрели на звёзды и говорили определённые слова. Делали они это для того, чтобы появилось в хозяйстве больше ягнят – детёнышей овец.
- Это правда? – удивилась Таня.
- Правда, что такие слова произносили. А добавляли ли эти заклинания ягнят, я не уверен. А пастухи верили. Они были суеверными…
- Верили в сверхъестественную силу, - вспомнил Серёжа.
- Молодец! А окликАние звёзд – древний обычай. И пастухи исполняли этот обычай. Что ещё делали в конце февраля? Занимались своими обычными ежедневными делами: ткали, пряли, плели лапти, чинили обувь и инвентарь у весне… А дети помогали старшим. Вон, Миша, сын Ивана Ермолаевича, крутился во дворе, в хлеве возле скотины. Кстати, в какую школу отдавали учиться Мишу: прихОдскую, зЕмскую или частную?
- В зЕмскую, - сказала Таня. Ей нравилось это слово.
- В частную, - возразил Серёжа, - потому что Иван Ермолаевич учителю деньги платил за обучение.
- Да, пожалуй, что частная. Но в частной школе никогда не бывало столь много учеников, сколько было в классе. Значит, это зЕмская школа, которую содержали и крестьяне и зЕмство.
- Ага! – ликовала Таня. – Я угадала!
- Угадала, а не доказала, - возразил Серёжа.
- Успокойтесь. Я сейчас вам прочту, как выглядела зЕмская школа. Из воспоминаний учителя зЕмской школы.
Папа взял, видно давно подготовленную книгу и открыл на закладке.
«Теперь несколько слов о школьном здании. Рядом с комнатой учителя помещалась кухня таких же размеров, как и учительская комната. Двери из комнаты и из кухни вели в коридор, где дети раздевались. Многие незнакомы были с вешалкой и клали одежду прямо на пол; так же поступали и малыши, не могшие пользоваться вешалкой и боявшиеся просить старших учеников, не говоря уже о стороже или учителе.
Первая группа скоро – на примере товарищей – познакомилась с назначением вешалки – и это было целым событием для ребят! Раз навсегда избавлялись они от необходимости класть одежду на пол или просить помощи старших, которые смеялись над малышами.
Из коридора дверь вела в классную комнату, площадью в шестьдесят четыре квадратных аршИн, где помещалось семьдесят-восемьдесят человек».
- Серёж, включи, пожалуйста, торшер: мне плохо видно. Спасибо.
- А что такое «аршИн»? – спросила Таня.
- Это устаревшая мера длины, как и верстА. Семьдесят сантиметров. Вот столько, примерно. - И папа развёл руки в стороны. – А шестьдесят четыре квадратных аршина… - Папа задумался, сосредоточился… - Это, примерно такая же комната, как и ваш класс. Только класс этот в школе был один, и в этом единственном классе занимались семьдесят-восемьдесят учеников.
«Впечатление получалось от комнаты этой ужасное: чёрные от грязи полы, не мывшиеся по целым месяцам; выбитые во многих рамах стёкла; печь, угощавшая при каждой топке учеников и учителя дымом и головными болями; поломанные парты, которые ремонтировались самими учениками – где гвоздик вобьют, где верёвочкой к стенке привяжут – и стоит себе; доски пола, прогнившие и проваливавшиеся под ногами, грозя оставить кого-либо калекой, - вот картина, какую я застал в школе».
- Вот такая зЕмская школа. Потом, постепенно, этот учитель всё наладит и отремонтирует. А пока нужно было записывать и приглашать учеников в школу.
«Просматривая список записавшихся в школу детей, я удивился, что из Жданова, деревни с двадцатью дворами, поступили только два мальчика. Между тем, по наведённым мною справкам, в деревне было около двенадцати-пятнадцати детей школьного возраста. После некоторого раздумья я решил отправиться в Жданово и постараться убедить крестьян отдавать детей в школу. До Жданова было четыре версты, и я пригласил в попутчики молодого рЕгента местного церковного хора – малоразвитого, но симпатичного молодого человека».
- Регент – дирижёр, руководитель церковного хора, - объяснил папа, опередив Серёжу с его вопросом.
«В большинстве домов моя проповедь была встречена холодно, почти враждебно. Мне говорили, что и без меня они знают, что хорошо учить детей, и если не учат, так, значит – нельзя, не могут, что я только дразню детей, которые плачут, учиться. Другие просто запирались от меня, и я понимал их мотивы (причины): не хотели, чтобы я бередил (тревожил) их раны! Только в двух-трёх домах я встретил радушный приём: меня не знали куда посадить, не садились при мне, бросали работу. Они говорили, что вот, мо, рожь посадим, справим (купим) одежонку и отправим в школу Ваську или Настьку, что и всем хочется учить детей, да не могут: не то что в школу, на двор выйти не в чем, по очереди ходят.
…Мы недаром проходили в Жданово: три новичка из Жданова пришли записываться на следующий же день».
- Ребятам из этой школы попался хороший учитель: школу отремонтировали при его содействии, в игры с детьми играл, уроки вёл интересно. Вот послушайте.
«Иной раз прямо-таки диву даёшься, до чего скУдны (малы) детские понятия! Вот, например, я спрашиваю: «Кто такой итальянец?» Говорят»Он на тальянке (гармошке) играет». Когда я разъяснял детям, то им становилось не только смешно, но и досадно… Однажды я спросил малышей, как зовут Николая Чудотворца (имя святого). Отвечают: «Апостол Пётр, Алексей Божий человек» и т. д. Я обращаюсь к среднему отделению, тоже не знают. И только в старшем отделении нашёлся один из всех, который сказал, что Николая Чудотворца зовут Николаем, а апостола Петра – Петром, и т. д.»
- Пап, пап! А апОстол - это кто? – спросила Таня.
- Апостолы – ученики Христа, после смерти его проповедовавшие христианство, учение Христа.
- Па, я не понял: что, и старшие и младшие – все занимались в одной комнате и сразу? – спросил Серёжа.
- Да, я же говорил. Первый, второй и третий класс. Автор называет классы «отделениями»: младшее, среднее, старшее.
- А какие уроки были в зЕмской школе?
- Чтение, письмо, математика и закон Божий. Это – основные уроки. А были ещё: и старославянский язык, пение, чистописание. Закон Божий вёл местный священник, а все остальные уроки – один учитель. Вот как он проводил урок математики.
«С каждой новой задачей внимание притуплялось… Становилось ясно, что необходимо было расшевелить мозг, и я диктовал: «Мальчику один год, его сестре три года. Сколько им обоим будет через два года?»
- А сколько будет? – спросил папа у Тани и Серёжи. – С Таней понятно: ей нужно взять ручку и бумагу и решать. Она устно не сможет посчитать. А ты, Серёжа, можешь. Так – сколько?
- Шесть! – выкрикнула Таня, показывая загнутые пальцы.
- А ты, Серёж?
- Восемь…
- А теперь слушайте дальше.
«Наконец, подняты все руки, все хотят отвечать, тянут руки так, что порою кажется, вот-вот оторвётся рука.
Спрашиваю. Отвечают: «Шесть».
- Ага! – крикнула Таня.
«Нет, неверно!» – говорю я. На лицах детей изумление. Часть рук опускается. Проходит минута. «Шесть, шесть», - несётся со всех сторон. «Нет!» - повторяю я. Дети почёсывают затылки… Опять заработали пальцы, зацарапали грифели, а результат всё тот же. Пробовали угадывать: «Пять», «семь»…
Я объяснил задачу. Дети поняли, что споткнулись они, попали в западню, и начинали весело смеяться, говорили, что я не проведу их больше – будут осторожнее».
- Так – сколько?! – не выдержала Таня.
- Серёжин ответ правильный: восемь.
Серёжа заулыбался.
А папа продолжал.
«Теперь в течение двух-трёх дней они были очень внимательны, с ответами не торопились – искали подвоха в задачах. Мы уже проходили вычитание. Снова ряд задач усыпляет детей, и новая задача поджидает их: «На крыше сидело десять воробьёв, охотник убил четырёх из них, сколько осталось?»
Папа посмотрел на ребят. Таня снова стала загибать пальцы. А Серёжа улыбнулся и сказал:
- Четыре.
Папа продолжал.
«Дети, не долго думая, ответили: «Шесть». «Нет!» - бросал я. Дети возбуждались, встряхивались, подскакивали на местах… Одна минута поверки – и тот же ответ. «Плохо, плохо вы считаете, осталось четыре, остальные улетели!»
- А-а, - поняла Таня.
Папа с Серёжей рассмеялись.
«Посмеявшись, мы снова принимались за работу.
Таким образом внимание всегда настороже – зато, когда малышам удаётся решить такую задачу с подвохом, нет предела детской радости».
- Только для Тани, как для младшей группы, задача с подвохом, задача на сообразительность. Из урока этого же учителя. Внимание, Таня! На столе горело девять свечей. Я погасил две. Сколько свечей осталось?.
Таня глянула на оплывшие в подсвечнике свечи, подумала и радостно воскликнула:
- Две!
- Молодец! Сообразительная девочка. А мы вовремя не погасили наши свечи и они сгорели все. Гаси остатки.
Таня и Серёжа погасили свечи, стали трогать пальцами оплавленный воск.
- После метели – всегда морозно и солнечно, сказал папа. – Я думаю, что завтра мы сможем сходить на лыжах.
День девятнадцатый
«Бывает оттепель перед последними сретенскими морозами (Сретенье – церковный праздник пятнадцатого февраля), птицы её принимают за начало весны; рябчики пересвистываются и начинают предвесенние поиски пары.
Тетерев токует во весь дух и так, что человек, услыхав это, тоже вовлекается в обман; и если ещё молод и есть время – бог знает, что бормочет».
(М. М. Пришвин «Последние морозы»)
«Невидимые звёзды снега теперь спустились сверху, возле нас в воздухе блестят спокойным дождём искр, и остаются на сучках деревьев, и от этого дерево сверкает всё от верху до низу каждой веточкой, каждой зимней нераскрытой почкой».
(М. М. Пришвин «Снег на ветвях»)
А день действительно был великолепным! Перепушёный и сбитый метелью в плотные сугробы снег слепил под солнцем глаза. Таня надела тёмные очки, которые постоянно падали с её маленького носика.
В сосновом бору можно было обойтись без очков: высокие кроны перекрывали солнце, и внизу было тенисто и тихо.
Шли по лыжне за папой, катались с гор, проваливались в снег, останавливались и наслаждались тишиной, солнцем и снегом: впитывали красоту зимнего леса. Она, красота, входила в людей незаметно, как воздух и тепло, светилась сияющими глазами детей, улыбками и румянцем.
Потом пили ароматный чай из термоса. Хорошо!
Уже на самом выходе из леса, со стороны высокой рябины послышалась серебряная трель, будто сыпались хрустальные льдинки. Остановились. «Звенела» стайка крупных хохлатых птах.
- Свиристели прилетели, - сказал папа. – Весна.
Дома лыжников ждали мама и Сява.
Поделились впечатлениями, пообедали – и в «гостиную».
- Гулять, я думаю, не пойдёте, нагулялись? – спросил папа.
- Пойдём. Вечером, - устало ответил Серёжа.
- За вами ещё уроки, - напомнил папа.
- Ну, разумеется, - как-то по-взрослому ответила Таня. – Ужас, как устала…
- Тогда поговорим?
- Давай, - вяло согласился Серёжа.
- Я вот всё думаю, - опять как-то по-взрослому начала Таня, - как же могут поместиться восемьдесят учеников в нашем классе?
- А, вот ты о чём! Как в маленьком зрительном зале: лавки стояли. Да ещё парты. Битком всё. Я сам удивляюсь: как можно было в таких условиях учиться. Ну, кто-то болел, кто-то ещё что-то… Нет, очень много. А ведь были и поменьше классы: как наша «гостиная».
- Ужас! – Таня никак не хотела выходить из роли мамы. – Только подумать – наша «гостиная»!
- Частные школы чаще всего и размещались в одной из крестьянских изб.
- Частные школы, где учителя – солдаты, вспомнила Таня. – Подожди, не рассказывай.
Таня вышла из комнаты и вернулась с куклой:
- Рассказывай.
- Да, учителями были солдаты, писари, грамотные крестьяне, а то и старшие ребята. Если было в деревне несколько крестьян, желавших отдать своих детей учиться, находили учителя и в одной из крестьянских изб начинала работать школа.
- А сколько учеников было в такой школе?
- От трёх до десяти. Больше в избе-то не поместится. Если по какой-то причине нельзя было вести занятия в одной и той же избе, то «школа» поочерёдно переходила из одной избы в другую. Здесь, в школе-избе, учитель преподавал, питался, ночевал. Сюда крестьяне доставляли учителю провизию, топливо для печи обогревать класс. Родители покупали на базаре азбуку и другие ученические принадлежности. Чему учили? Чтению, письму, счёту. Это было то главное, без чего крестьянину трудно было обойтись. Занятия велись с раннего утра и до темна с несколькими перерывами для отдыха и обеда. Занятия в таких школах проходили только зимой: от двух до пяти месяцев. И только до Пасхи, до светлого Христова воскресения.
- А когда оно?
- Через семь недель после Масленицы, или через сорок девять дней. Одним словом: ребята учились до весны. А потом шла подготовка к весенним работам и дети помогали взрослым.
- А когда дети начинали заниматься?
- В ноябре, а то и в декабре. С первыми морозами начинались занятия.
- Почему?
- Грязь, слякоть, холод. А в чём пойдёт крестьянский мальчишка в школу: Сапог нет, только валенки для зимы приготовлены.
- Просто ужас, - сказала Таня, а Серёжа зевнул.
- Хорошо. Я понял. Ещё немного прочту и – гуляйте.
Папа взял с полки уже знакомую детям книгу «Мир русской деревни» и открыл на закладке.
«Из многочисленных талантов Артёмия Скрыпы едва ли ни самым ярким был педагогический дар. Учеников он встречал приветливо, обращался с ними ласково, объяснения делал чёткие, на доступном детям языке. Для каждого нового ученика он сам писал азбуку и украшал её, вырезал указку с орнаментом. Если одновременно занималось у него в избе два или больше учеников, он для каждого находил свой подход, давал отдельные объяснения. При этом учитель разъяснял свои поступки новичку, ободряя его. «Ну-ка, Никола, - говорил он семилетнему Чукмалдину, - иди сюда, примемся за дело. Здесь, у стола, учится Ефрем, он постарше и побольше тебя. Тебя ж я устрою вот на этой лавке, у оконца. Вот скамейка, мы её поставили вот на эту лавку и на неё положим азбуку; вот смотри-ка, какую я тебе указку смастерил: с конями и зарубками. Ну-ко, брат, бери её, вот так, в руку, и садись перед скамейкой на лавку». Мальчика поразила азбука – новенькая, только что написанная по-славянски, красными и чёрными чернилами… А учитель уже мягко и уверенно вёл очарованного малыша дальше: «Вот на этой первой странице – вся азбука… Надо все буквы выучить наизусть и запомнить их твёрдо, как они пишутся и называются. Указывай указкой вот эту первую букву и говори: аз, вторую – бУки, третью – вЕди… Смелее, брат, смелее! Ну, говори за мной нараспев: а – з, бу – ки, ве – ди,
гла – го – ль. Мало. Пой, как поют ребята, когда играют в пряталки, да посмелее… Вот так, так. Потихоньку да помаленьку всё пойдёт у нас на лад». Скрыпа чередовал мягкие указания с похвалой, а в какой-то момент заметил: «Ну, да ты устал. Оденься, иди во двор побегать. Потом приходи, поешь, и мы ещё потвердим азбуку. В три часа занятия были закончены. «Скажи отцу и матери, что грамота тебе даётся. А завтра утром приходи опять».
Всё, друзья, гуляйте!
Ребята! Поразмышляйте на досуге вместе с родителями над смыслом этих пословиц и поговорок:
«Без муки нет науки».
«Без терпения нет учения».
«Век живи – век учись».
«Корень учения горек, да плод его сладок».
«Не говори, чему учился, а говори, что узнал».
«Не стыдно не знать, стыдно не учиться».
«Повторенье – мать ученья».
«Неграмотный, что слепой».
«С книгой поведёшься – ума наберёшься».
«Знание лучше богатства».
«Был бы ум, будет и рубль».
«Ученье и труд – всё перетрут».
Ребята! Я думаю, что вы уже достаточно ознакомились с жизнью крестьянских детей в старину и поэтому можете себе представить: чем мог заниматься мальчик (или девочка) хотя бы один день в году?
Напишите сочинение, которое может называться так: «Один зимний день мальчика Вани» (или девочки Маши).
Можно другое сочинение: «Летний день Вани» (или Маши).
4. Дети города
День двадцатый
Это было великолепно! Масленица – в городе!
«Масленица! Масленица!
По России катится!
Широкая, разгульная
По-российски буйная!»
- кричали ряженые, и их призыв разносился по всему парку с оплавленным снегом, с пестрО и цветнО одетым народом, с лотками, лентами и коробейниками.
«Блины да бараночки!
Леденцы да саночки!
Пряников да конфет –
На весь белый свет!»
Вся семья двигалась вместе с потоком людей; останавливалась, угощалась, слушала и двигалась дальше вместе с толпой.
«Детская радость: карамель-леденцы!
Купите детям, мамы и отцы!»
«Пряники, печенье –
От печалей и огорчений!»
«Карандаши заграничные
И русские приличные!
Покупайте!»
И – покупали! Даже если не надо было. Попробуй, не купи:
«Мамаша! Купите для своего малыша!
Что ж вы уходите, не купив ни шиша?!
Праздник ведь!» - застыдят.
Было и катание на лошадях и выступление артистов, и сжигание чучела Масленицы. И – много музыки, смеха, света и добра.
Папа по ходу праздника много рассказывал и объяснял. Когда вернулись домой, Таня сказала:
- Хорошо жить в городе!
- В деревне такие же праздники, - возразил Серёжа.
- Всё равно, - стояла на своём Таня. – Там нужно не только праздновать, но и работать.
- А в городе, что люди не работают?
- Я не о людях, я – о детях, - сказала Таня.
- А-а-а – протянул Серёжа, не зная как возразить. – Пап, а что: городские дети не работали? Зимой, например, или летом.
- Работали, у кого была работа. Дети бедняков работали. А богатые – нет.
- А кто жил в городе?
- Подумайте сами. Ну, называйте!
- Учителя, - сказала Таня.
- Дворяне, - добавил Серёжа.
- Цари…
Серёжа рассмеялся:
- Царь – один. И жил в столице, – и добавил, - купцы в городах жили.
- Всё?
- Нет. Ну, эти… - Таня искала слово, - кто дворянам прислуживал, как их…
- Дворовые люди. Дворня. – Подсказал папа. – Это – те же крестьяне, только взятые из деревни для обслуживания хозяев. Ну, и кроме названных вами людей, в городе жили крупные и мелкие чиновники, торговцы, ремесленники, рабочие фабрик и заводов, извозчики, духовенство.
- А ещё – инженеры, - вспомнил Серёжа.
- Верно. В России XIX века существовали сословия. Кто это? Это – определённые группы или слои общества, которые имели наследственные права и наследственные обязанности. Обращаю ваше внимание на слово «наследственные». Наследственные, значит, передаваемые по наследству: от отца – сыну, от сына – его детям. Дворяне, духовенство, купцы, мещане… Обязанность дворян была – служение царю, несение военной службы. И эта обязанность передавалась по наследству. Напомню вам, что дворяне не платили никаких налогов. И духовенство не платило. А вот крупные купцы платили пошлины – те же самые налоги. Платили налоги и мещане. В России не было сословия мелких торговцев, ремесленников, извозчиков. Все они входили в сословие мещан и, как крестьяне, были податнЫм населением: населением, платившим пОдати, налоги. Работать и платить налоги – было наследственной обязанностью податнОго населения: мещан и крестьян.
- А чиновники платили налоги?
- Нет. Ни крупные, ни мелкие чиновники не платили.
- А извозчики?
- Да. Они же из мещанского, податнОго сословия. Итак: городские дети – чьи дети?
- Дворян, купцов…
- …торговцев, ремесленников, и это…
- И..
- …извозчиков…
- И крестьян! - выпалила Таня.
- И рабочих, - подсказал папа. – Ведь фабрик и заводов было много. И были ещё – разночинцы. Это – мелкие чиновники и люди свободных профессий: художники, музыканты, писатели, артисты. А сейчас мы с вами посмотрим: кто учился в городской школе.
Папа взял с полки уже знакомую книгу Аксакова «Избранные сочинения» и нашёл нужную страницу.
- Слушайте.
«Я и теперь не могу понять, какие причины заставили мою мать послать меня один раз в народное училище вместе с Андрюшей. Вероятно, это был чей-то совет, а скорее всего М. Д. Княжевича, но, кажется, его дети в училище не ходили. Как бы то ни было, только в один очень памятный для меня день отвезли нас с Андрюшей в санях, под надзором Евсеича, в народное училище, находившееся в другом краю города и помещавшееся в небольшом деревянном домишке. Евсеич отдал нас с рук на руки Матвею Васильевичу, который взял меня за руку и ввёл в большую неопрятную комнату, из которой нёсся шум и крик, мгновенно утихнувший при нашем появлении, - комнату всю установленную рядами столов со скамейками, каких я никогда не видывал; перед первым столом стояла, утверждённая на каких-то подставках, большая чёрная четвероугольная доска; у доски стоял мальчик с обвостренным мелом в одной руке и с грязной тряпицей в другой. Половина скамеек была занята мальчиками разных возрастов; перед ними лежали на столах тетрадки, книжки и Аспидные доски…»
- Аспидная доска – доска из чёрного минерала, на которой пишут грифелем, - пояснил папа.
«Ученики были пребольшие, превысокие и очень маленькие, многие в одних рубашках, а многие одетые, как нищие. Матвей Васильевич подвёл меня к первому столу, велел ученикам потесниться и посадил с края, а сам сел на стул перед небольшим столиком, недалеко от чёрной доски; всё это было для меня совершенно новым зрелищем, на которое я смотрел с жадным любопытством. При входе в класс Андрюша пропал. Вдруг Матвей Васильевич заговорил таким сердитым голосом какого у него никогда не бывало, и с каким-то напевом: «Не знаешь? На колени!» - и мальчик, стоявший у доски, очень спокойно положил на стол мел и грязную тряпицу и стол на колени позади доски, где уже стояло трое мальчиков, которых я сначала не заметил и которые были очень веселы; когда учитель оборачивался к ним спиной, они начинали возиться и драться. Класс был арифметический. Учитель продолжал громко вызывать учеников по списку, одного за другим; это была в то же время перекличка: оказалось, что половины учеников не было в классе. Матвей Васильевич отмечал в списке, кого нет, приговаривая иногда: «В третий раз нет, в четвёртыё – так, рОзги!» Я оцепенел от страха. Вызываемые мальчики подходили к доске и должны были писать мелом требуемые цифры и считать их как-то от правой руки к левой, повторяя: «единицы, десятки, сотни». При этом счёте многие сбивались, хотя я давно уже выучился самоучкой писать цифры. Некоторые ученики оказались знающими: учитель хвалил их; но и сами похвалы сопровождались бранными словами, по большей части неизвестными мне. Иногда бранное слово возбуждало общий смех, который вдруг вырывался и вдруг утихал. Перекликав всех по списку и испытав в степени знания, Матвей Васильевич задал урок на следующий раз: дело шло тоже о цифрах, об их местах и о значении нуля. Я ничего не понял сколько потому, что сидел, как говорится, ни жив ни мёртв, поражённый всем, мною увиденным. Задав урок, Матвей Ильич позвал сторожей, пришли трое, вооружённые пучками прутьев, и принялись сечь мальчиков, стоящих на коленях. При самом начале этого страшного и отвратительного для меня зрелища я зажмурился и заткнул пальцами уши. Первым моим движением было убежать, но я дрожал всем телом и не смел пошевелиться. Когда утихли крики и зверские восклицания учителя, долетавшие до моего слуха, несмотря на заткнутые уши, я открыл глаза и увидел живую и шумную около меня суматоху; забирая свои вещи, все мальчики выбегали из класса и вместе с ними наказанные, так же весёлые и резвые, как и другие».
Папа закрыл книгу.
- Вопрос, друзья: чьи дети учились в описанной школе?
- Не дворяне, - хитро ответила Таня.
- Это, пожалуй, точно.
- Дети мещан и рабочих, - сказал Серёжа.
- И этот ответ принимается. В такой народной школе могли учиться только дети бедных сословий, живущих в городе: дети мелких торговцев, коробейников, разносчиков чая, пирожков, дети рабочих, извозчиков, дворовых людей, сторожей, кухарок, шОрников, скорнякОв, кузнецов, бОндарей, гончаров - то есть всех ремесленников.
- А кто такие коробейники?
- Таня, ты видела их сегодня на празднике.
Таня задумалась.
- Ну, те, которые ходили с ящичками на шее и продавали ленты, иголки, карандаши… Вспомнила? – подсказал Серёжа.
- Поняла я, поняла!
- Только это были не коробейники, а артисты, изображающие коробейников, - пояснил папа.
- А шОрники и скорнякИ? – спросил Серёжа. – Я забыл.
- Шорники – мастера по выделке ремённой Упряжи, в основном для лошадей; могли и другие изделия делать из кожи. А скорнякИ – мастера
выделки меховых изделий: из шкур зайца, белки, лисы… В Древней Руси вся пушнина называлась: скОра. От этого слова и произошло слово скорнЯк.
- А вот ещё: бОндарь… Он что делал? Играл?
- Почему: играл, Серёжа?
- Да слышал я… Это… бондара, или как-то…
- БандУра – музыкальный инструмент. На нём играет бандурИст. А бОндарь делает бочки. Бочки, кадушки разные, кадки.
- А народная школа – это зЕмская школа? – спросил Серёжа.
- Ты что? – поправила его Таня. – Земская школа – у крестьян!
- Нет, почему же! – возразил папа. – Земские школы были и в городах и даже в столице. Народна школа и есть зЕмская. Ответьте- кА мне, друзья, вот на какой вопрос: все ли дети мещан, ремесленников и рабочих учились в школе, о которой пишет Аксаков?
- Нет, - сказала Таня.
- Все, - сказал Серёжа.
- Почему «нет», Таня?
- Ну, потому что она маленькая: все не поместятся.
- А что, верно ведь. Не все могли, потому что и школ было мало, и одежды не хватало, да и семье нужно было добывать пропитание, чем только можно. Вот дети понемногу и подрабатывали. Даже если они и ничего не зарабатывали, то кормились там, где работали. Чаще всего дети обучались ремеслу своих родителей. Раз мама нас не завёт обедать, то я успею вам прочитать начало истории одного мальчика. Если вам будет интересно, то до конца прочтёте сами.
Папа взял с полки очередную книгу.
- Это повесть Ивана Дмитриевича Василенко Волшебная шкатулка. Я прочту вам главу, которая называется «Герцог Букингэмский». Герцог – титул высшего дворянства в Европе. Слушаем?
- Да!
«Мой отец был лудИльщиком».
- Вот ещё одна профессия, ещё одно ремесло. ЛудИльщик латал дыры в прохудившихся металлических тазах, кастрюлях. Операция эта называлась лужЕнием. ЛудИльщик лудИл металлическую посуду.
«Мой отец был лудильщик. После своей смерти он оставил паяльник, палочку олова, бутылку соляной кислоты и пачку железных листов. В то время мне было девять лет и я только что перешёл во второе отделение приходской школы».
- Помните, воспоминания учителя земской школы? У него классы назывались: младшее, среднее и старшее отделение. А в этой приходской школе, в городе – первое, второе…
«Но учиться мне не пришлось. Когда последний лист железа был продан, мать приладила себе на спину большой мешок, а мне поменьше, и мы стали тряпИчниками.
Мы заходили во дворы и рылись в мусорных ящиках, ходили на свалку.
Сначала это занятие меня даже увлекало, вроде охоты. Я всё ждал, что вдруг случайно попадётся какая-нибудь ценная вещь: золотые часы или кожаный бумажник, туго набитый трёхрублёвками. Наша знакомая тряпичница Феклуша уверяла, что однажды в мусорной яме нашла чулок с зашитыми в нём золотыми десятирублёвками. Но нам попадались только рваные галоши, кости, тряпки, старые подковы и пузырьки, сохранившие ещё запах лекарств.
Наступила осень. Подвал, в котором мы жили, стало затоплять водой. Тогда мать пошла к знакомой трактирщице и заплакала. Трактирщица наняла её за четыре рубля в месяц на хозяйских харчах».
- То есть: трактирщица платила матери четыре рубля в месяц и каждый день кормила.
«Трактир стоял посреди большой базарной площади. На ней ютилось множество лотков, закоптелых сапожных будок, бакалейных, скобяных, семенных и фруктовых лавок».
- Кто работал в этих лотках на площади? – спросил папа у детей.
- Лавочники… сапожники..
- Ремесленники.
- А одним словом? Ну!
Ребята молчали.
- Ме… - подсказал папа.
- Мелкие торговцы! – выпалил Серёжа.
- Мелкие торговцы, ремесленники к какому сословию относились?
- А-а! Мещане! – понял Серёжа.
- Молодцы! – похвалил обоих детей папа.
«Запах ромашки, чабрецА и мятных пряников смешивался с запахом керосина и дёгтя».
- Дёготь – это смазка для тележных колёс, а чабрЕц – лечебная трава.
«В те времена рестораны делились по разрядам: чем выше был разряд, тем ниже было общественное положение его посетителей. Ресторан третьего разряда был таким заведением, куда даже иные парикмахеры или приказчики считали неприличным для себя заходить».
- Пап, а приказчик это тот, кто приказывает? – остановила отца Таня.
- Да. Тот, кто приказывает другим служащим у купца или лавочника. Его первый помощник. Давайте сделаем так, как не однажды с вами делали. Я читаю не останавливаясь, а вы задаёте вопросы после окончания чтения.
«Что касается нашего ресторана, то он стоял вне всяких разрядов. Хотя на его вывеске и было написано: «Трактир М. Сивоплясовой», но хозяйка называла его «харчевней», а посетители – просто «обжоркой». Помещалось это заведение в кирпичном здании казарменного вида, окрашенном в грязно-бурый цвет. За четыре копейки здесь подавали миску борща, сваренного на говяжьей требухе, а ещё за четыре – самую требуху. Никаких других блюд здесь не готовили, да никто и не требовал их: посетители наши стояли на такой ступени общественной лестницы, что очутиться ниже вряд ли было возможно.
Среди них-то я и провёл два года своего детства.
Я мыл на кухне посуду, подметал пол, таская с базара овощи и говяжью печёнку, подавал посетителям борщ и выслушивал от хозяйки попрёки в дармоедстве.
Мне шёл десятый год, и мне тоже хотелось играть в бабки, бегать с босоногими мальчишками наперегонки и запускать бумажный змей с трещёткой… Но куда там! Только бывало соберёшься с Артёмкой, сыном сапожника, пойти к морю понырять или половить бычков, как хозяйка уже окликает меня:
- Чтой-то в сон клонит. Ну-ка, сядь за стойку, а я пойду, малость вздремну. Да смотри не отлучайся, то штаны спущу!
Однажды, когда я сидел за стойкой, в трактир вошёл человек, которого я раньше у нас никогда не видел. Он скнул руку за верёвку, служившую ему поясом, отставил вперёд ногу в рваном лаковом ботинке и прищёлкнул языком:
- Ну и апартамент! А зАпах, зАпах! Настоящая амбрОзия!
Пошатываясь, он подошёл к столу, сел и вытянул вперёд ноги.
- Сэр! – крикнул он в мою сторону.
Я подошёл.
Прядь бледно-жёлтых и, вероятно, очень мягких волос свесилась на его вспотевший лоб; в голубых глазах, таких ясных и чистых, что их не смог замутить даже хмель, прыгали искорки смеха.
- Вы герцог?
- Нет, - ответил я.
- Граф?
- Нет.
- Может быть вы барОн?
- Сам ты барОн! – огрызнулся я.
Но он так весело засмеялся, что невольно стал смеяться и я.
- Бефстроганы есть? Нет? Антрекот? Тоже нет? Жаль. Придётся кушать перепёлку!
- Да у нас только борщ и печёнка.
- Что-о? Борщ и печёнка? Разве ты не знаешь, что это мои любимые блюда?
Первый раз в жизни я подавал с удовольствием.
Человек ел, шутил и расспрашивал. А когда узнал, что я сын трактирной кухарки, стал называть меня пЭром.
Наевшись, он сказал:
- Ну-с, пэр, побеседовал бы я с вами ещё, но должен спешить на экстренное заседание в палату лОрдов. СкАжите достопочтенной владелице сих апартаментов, что из боязни ограбления я с собой денег не ношу. Вместо денег передайте мой вЕксель и объясните, что она может учесть его в любом банке.
Огрызком карандаша он написал на клочке обёрточной бумаги несколько слов, дружески пожал мне руку и вышел.
Когда хозяйка выспалась, я вместе с медяками вручил ей и клочок обёрточной бумаги.
- Что это? – спросила она.
- ВЕксель.
- Да ты в уме? Разве такие векселЯ бывают?
- Бывают, - уверенно ответил я и рассказал о недавнем посещении.
- А ну читай.
Я прочёл:
- По сему векселю обязуюсь уплатить графине Сивоплясовой восемь копеек, когда войду во владение наследственным замком. Герцог Букингэмский».
Среди наших посетителей было не редкостью встретить опустившихся военных чиновников и даже помещиков. Я привык к этому и ни на минуту не усомнился в герцогском происхождении голубоглазого весельчака. Но хозяйка посмотрела на дело иначе. Она взяла веник, которым я подметал пол, и начала меня бить им, приговаривая:
- Не принимай векселей от бродяг! Не принимай векселей, собачья шкура!..
Я вырвался из её рук и с плачем выбежал на улицу».
- Вот и всё учение у мальчика. Нужно было зарабатывать на жизнь, на существование.
- Пап, ты сказал, что вопросы потом.
- Задавай?
- Какую еду давали в «обжорке»? Посмотри: это в самом начале, - спросил Серёжа.
- Я помню: борщ и требухА. А что?
- А что это такое?
- Что «это»?
- Ну, требухА?
- Внутренности животного. В данном случае – говяжья требухА, то есть коровья.
- А каких быков ловили ребята в море?
Папа с недоумением посмотрел на Таню:
- Быков? А! Понятно: бычки. Рыба такая.
- А ещё: когда пришёл герцог, то говорил непонятно.
- Обед готов! – послышался голос мамы.
- Одну минуту!
Папа нашёл нужный текст.
- «Аппартаменты» - это большое роскошное помещение. А «обжорка» представляла собой прямо противоположную картину. Герцог шутил, называя «бжорку» апартаментами. «Амброзия». В древней Греции – пища богов. Так… И «атрекот» и «бефстроганы» - блюда из мяса. «Пэр», «лорд» - высшие дворянские титулы в Англии. Так, что ещё… А – «экстренное» - значит, срочное. Экстренное заседание. И – «вексель». Это письменное обязательство об уплате долга.
Мама стояла в дверях комнаты и ждала, когда закончит папа.
- Пэры и лорды! Экстренно – к столу! Стынет амброзия. Антрекотов и бефстроганов нет, но есть кое-что не менее вкусное. Мойте руки.
Ребята! Ответьте, пожалуйста, на вопросы: трудно ли было жить в городе раньше? плохо или хорошо? Сравните их жизнь со своею.
1. Какие сословия проживали в городе?
2. Кто такие мещане?
3. Кто такие разночинцы?
4. Чем занимались дети мещан?
5. Как вы думаете: почему дети в народной школе после наказания были
веселы, а не грустны?
Если вы хотите узнать дальнейшую судьбу мальчика из повести И. Д. Василенко «Волшебная шкатулка», возьмите её в библиотеке и прочтите до конца.
А пока вы не взяли эту книжку, то прочтите отрывок из рассказа «За малым дело» уже знакомого вам писателя Г. И. Успенского. В доме одного из уездных интеллигентов-разночинцев Фёдора Петровича по вечерам собираются такие же разночинцы, как и он сам: беседуют, общаются, рассказывают истории. Вот одну из таких историй и рассказывает Фёдор Петрович.
…Сестра моя с давних пор живёт замужем в одном уездном городке под Москвой. Иногда намучившись на службе, я ездил к ней отдохнуть, отдышаться, побыть в тёплой семейной среде после холостой, одинокой квартиры.
…Вот каким-то родом заехал я к ней лет двадцать тому назад. Пожил я у сестры, поел, попил, позевал вволю, наслушался всякой всячины, - наконец, надо и назад ехать. Настал день отъезда; привели мне из пригородной слободки(1) извозчика. Вышел я с ним поговорить и тут же чрезвычайно им заинтересовался, сразу мне мелькнуло: «Талант!» Мальчишка лет пятнадцати, а красив, шельмЕц(2), боек, смел, даже дерзок. Стал я с ним торговаться. И что же? – на каждом слове дерзость, нахрап(3), без малейшей церемонии(4). И помИну(5) нет, чтобы снять шапку и дождаться, пока скажешь: «надень». Словом, ни тени рабского или униженного! Это-то меня и обрадовало и заинтересовало в нём, дерзость-то эта. Вот они новые-то времена! И какой прелестный, смелый крестьянский юноша!
Ну, вы знаете, что в былые времена отъезд от родных был делом далеко не простым. Тогда можно было заставить ямщика(6) подождать целый деь, давши, конечно, ему на водку. Вот в таком роде пошли было мои проводы и на этот раз. Однако же вышло не так. Перевалило немного за двенадцать, слышу – прислуга говорит: «Извозчик спрашивает!» - «Пусть, отвечаю, подождёт!» Прошло ещё полчасика, прислуга опять является, говорит: «Извозчик бранится, сладу(7) нет!» Иду к нему и опять меня в нём восхищает эта дерзновенность.
- Что же ты, - говорю, - братец, бунтуешь тут, не даёшь мне как следует проститься?
И что же? Даже этих слов не успел я проговорить, как мальчонка, не слушая меня, сам стал читать мне нравоучение, да с каким голосом, да с какими жестами!
- Вам господам, - говорит, - время завсегда дорого, а нашему брату, мужику, нет? Извольте поторапливаться или пожалуйте деньги, и я уеду. Без вторых денег ждать не буду, а эти взыщу!
Ну, можете себе представить, что это было за великолепие! Обругал я его, конечно, но что прикажете делать? Покорился я ему! Пришлось дать прибавку. И, наконец, кой-как я собрался, простился и поехал.
Заинтересовало меня – почему он всё оглядывается по сторонам: не то боится, не то желает встретить кого-то?
- Что ты вертишься, - говорю. – Что ты оглядываешься?
- У всякого свои дела есть! – отвечает.
И едва он так грубо оборвал меня дерзким словом, гляжу, он как будто в испуге, круто и сразу свернул с большой дороги и погнал лошадей по каким-то переулкам и закоулкам.
- Зачем ты с дороги свернул? – говорю. Чем тебе там не дорога? Ведь всё-таки на ту же большую дорогу выедешь?
- Доставить к месту – мы тебя доставим, - отвечает, - а разговоров твоих нам не требуется. Хоть бы я тебя по крышам вёз, так и то тебе не о чем болтать попусту!
- Ах ты, - говорю, - каналья(8) этакая! Какое же ты имеешь право так мне отвечать?
- А у тебя, - говорит, - какие такие есть права?
Но не успел я как должно осердиться, - как мальчишка, гнавший лошадей, что есть мОчи, вдруг поднялся в телеге и, махая вожжами , обратился ко мне, весь бледный, взволнованный и чем-то чрезвычайно поражённый.
- Не давай ему! Не давай! – кричал он, обращаясь ко мне. – Ишь, притаился, старый хрен!.. догонять хочет. Не давай ему, барин! А то отыму из рук! Не догонит!..
- Кому не давать? Что ты болтаешь? – так же закричал я мальчишке.
Отцу! Родителю не давай! Ишь насторожился! Притаился, чтобы броситься догонять! Не давай!
От плетня отделился полупьяный и мозглЯвый(9) человек, и когда мы поровнялись с ним, он ухватился за задок телеги обеими руками так, что я уже закричал, чтоб мальчишка не смел гнать, даже схватил его за шиворот и осадил. Но лошади всё-таки бежали. А мозглЯвый человек, шлёпая сзади телеги и задыхаясь, еле хрипел:
Руб… хошь… чёрт!
- Не давай, барин! – неистово кричал мальчишка. – Пропьёт! Матери отдай! Она будет тут сейчас!..
- Прокляну! Егорка! Прокляну! – едва дыша, хрипел старик.
- Стой! – сказал я. – Стой, наконец! Я свои ему дам. Что это такое ты делаешь с отцом? – И, не доверяя мальчишке, сам схватился за вожжи и остановил телегу.
- Кровопивец, змей! – хрипел отец, пока я рылся в кармане, доставая кошелёк. – Отца родного, мошенник, не жалеешь!
- Ты-то нас не жалеешь, а тебя-то нам за что жалеть? – не меньше раздражённый, чем отец, криком отвечал ему мальчишка.
- Разбойник! – хрипел отец, потрясая кулаком. – Кровопивец! Я тебя… постой! Поговоришь ты у меня… Попадись только!
Рублёвая бумажка, которую я протянул старику, заставила его прекратить эту брань. Но едва он успел снять шапку, как мальчишка уже стегнул лошадей и мы помчались опять.
- Как же это ты с отцом-то поступаешь? – сказал я мальчишке с укоризной. – А?
- Не безобразничай!
- Но ведь всё-таки, - говорю, - он ведь отец тебе?
- Отец, - а безобразничать не дозволим. Мы и так все, вся семья из-за него почитай что раздеты, разуты, а гоняем день и ночь, скоро скотина без ног останется. Как же он может наши трудовые деньги пропивать? Вот и получи!
- Кто это ему глаз-то разбил?
- Да он сам разбил-то! Мы только всем семейством связали его…
- Это отца-то? Всей семьёй?
- А чего ж? Почитай(10) бога. Держи себя аккуратно!
- Ну, - говорю, - брат, кажется, что вы поступаете вполне бессовестно! Как же так не уладить с отцом как-нибудь по-другому? Что же это такое? Ведь он отец!..
…Он слушал меня чрезвычайно внимательно, ехал тихо, и вдруг я услыхал, что он плачет, просто «рЕвнем ревёт», как говорят о таких слезах.
- Что это ты, - спрашиваю. – Что стобой?
- Ты думаешь мне сладко эдак-то делать? Нешто бы я посмел, ежели бы всех не жалел? Погляди-кось, какое семейство-то, всем пить-есть надо… Маменька и совсем, того гляди, исчахнет; а он сам её ещё бьёт. У меня вся душа изныла от тоски… Жаль мне и братьев и сестёр…
А иной раз совсем осатанеешь… 11 Знаю я грех-то мой! Отдай деньги-то маменьке! – всхлипывая, прошептал он и остановил лошадей.
Около разоренного большого двора с развалившимися воротами стояла сгорбленная старушка. Отдав ей деньги, мы поехали своей дорогой, и мальчишка продолжал тосковать.
- Умеешь грамоте-то?
- Ничего не умею… Один острожный 12 сидел за подделку чего-то в остроге; когда выпустили, пожил у нас. Ну, поучил меня по словечку… Я было и понимать стал, да острожный-то ушел, и я стал забывать. Хороший человек был острожный-то! добрый!
- А хочешь учиться-то?
- Я страсть какой охотник до учения!
- Так чего же ты в какую-нибудь школу не ходишь?
- Да нешто13 при нашем деле можно? Теперь вот доставлю вас на станцию, - лошадей надо покормить. Приедем по ночи. Потом в оборотку14 конец сделал, а домой приехал – опять заказ готов, - опять гнать. Да ежели бы и свободное время вышло, так и то не на ученье оно, - какая жизнь-то у нас идет! Глаза бы не глядели. Только что маменьку жалко покинуть…
Я сказал ему:
- Знаешь, где живет моя сестра? Откуда мы ехали?
- Как не знать.
- Ну, так через месяц заходи к ней, - я пришлю тебе книг, ты учись. Денег она тебе тоже даст немного, - учись, если возможно, - а потом как-нибудь справимся…
- Да кабы родитель помер. Так у нас бы был порядок… А то нешто можно!
- Ну, уж смерти родителя ты не дожидайся… Это будет, как угодно Богу!
- Само собой… Ишь он пьет-пьет, все не напьется…
- Ну, уж это делать нечего. Надо терпеть. Ты, вместо того, чтобы вот смерти ждать родителя, да синяки ему ставить, ушел бы на чердак или куда-нибудь… и учись…
Задумался мальчишка… Долго думал, потом весело тряхнул волосами и весело произнес:
- Кабы грамоте-то научиться, пуще всего в писаря, ежели… Выгодное дело…
- Ну, уж этого я, друг любезный, не ожидал от тебя… Ты знаешь, от чего писарь-то богат?
- Известно знаю, - доход.
- А справедливо это простой бедный народ-то обманывать? А ты еще о справедливости-то толковал!
Пояснения
1 – слобода – поселок возле города, пригород
2 – шельмец – мошенник, плут, но рассказчик называет это слово не с отрицательным оттенком, а с восхищением
3 – нахрап – наглость, вызов, дерзость
4 – без церемоний – невежливо, развязно
5 – «и помину нет» - не помнит этого, не делает этого
6 – ямщик – извозчик
7 – «сладу нет» - не успокоить никак, не договориться лад;м, не справиться, нет согласия.
8- кан;лья – здесь в смысле: наглец
9 – мозглявый – слабосильный, хилый
10 – «почитай Бога» - чти Бога, уважай Бога; но никак не прочитай
11 – осатанеешь – озвереешь, станешь яростно-злым. Происходит от слова Сатана: Дьявол, черт. Станешь злым, как черт.
12 – остр;жный – сидящий в остроге, тюрьме, арестант
13 – н;што – неужели, возможно ли
14 – в оборотку – в обратную сторону
Ребята, понравился ли вам мальчик-извозчик? Или нет? Почему?
Ведет он себя дерзко и независимо, потому что свободен. С 1861 года в России отменено крепостное право. Крестьяне стали свободны от помещика, независимы.
Почему он работает в городе извозчиком? И до отмены крепостного права крестьяне уходили осенью, зимой на заработки в город. Некоторые отрывались от земли совсем и в деревню не возвращались. После 1861 года многие крестьяне подались, уехали на заработки в города.: извозчиками, бондарями, плотниками, столярами.
А вот почему мальчик так относится к своему отцу, попробуйте ответить сами. Найдите подтверждение вашему ответу в тексте.
И. Шмелев
Мартовская капель
(фрагмент)
Кап… Кап-кап… кап… кап-кап-кап…
Засыпая, все слышу я, как шуршит по железке за окошком, постукивает сонно, мягко – это весеннее обещающее кап-кап… Это не скучный дождь, как зарядит, бывало, на неделю. Это весенняя мартовская капель. Она вызывает солнце. Теперь уж везде капель.
Под сосенкой – кап-кап…
Под елочкой – кап-кап…
Прилетели грачи – теперь уж пойдет, пойдет.
Скоро и водоп;лье хлынет, рыбу будут ловить наметками – пескариков, налимов, - принесут целое ведро. Нынче снега большие, все говорят: возьмется дружно поплывет все Замоскворечье! Значит, зальет и водокачку, и бани станут… будем на плотиках кататься.
В тревожно-радостном полусне я слышу это все торопящееся кап-кап… Радостное за ним стучится, что непременно будет, и оно-то мешает спать.
…Кап-кап… кап-кап-кап…кап-кап…
Уже тараторит по железке, попрыгивает-пляшет, как крупный дождь.
Я просыпаюсь под это таратанье, и первая моя мысль: взялась! Конечно, весна взялась. Протираю глаза спросонок, и меня ослепляет светом. Полог с моей же кровати сняли, когда я спал, - в доме большая стирка, великопостная, - окна без занавесок, и такой день чудесный, такой веселый, словно и нет поста. Да какой уж теперь и пост, если пришла весна. Вон как капель играет… - тра-та-та-та! А сегодня пойдем с Горкиным за Москву-реку, в самый «город», на грибной рынок, где – все говорят – как праздник.
Защурив глаза, я вижу, как в комнату льется солнце. Широкая золотая полоса, похожая на новенькую доску, косо влезает в комнату, и в ней суетятся золотинки. По таким полосам, от Бога, спускаются с неба ангелы, - я знаю по картинкам. Если бы к нам спустился!
На крашенном полу и на лежанке лежат золотые окна, совсем косые и узкие, и черные на них крестики скосились. И до того прозрачных, что даже пузырьки-глазочки видны и пятнышки… и зайчики, голубой и красный! Но откуда же эти зайчики и почему так бьются? Да это совсем не зайчики, а как будто пасхальные яички , прозрачные, как дымок. Я смотрю на окно – шары! Это мои шары гуляют, вьются за форточкой, другой уже день гуляют; я их выпустил погулять на воле, чтобы жили дольше. Но они уже кончились, повисли и мотаются на ветру, на солнце, и солнце их делает живыми. И так чудесно! Это они играют на лежанке, как зайчики, - ну совсем как пасхальные яички, только очень большие и живые, чудесные. Воздушные яички, - я таких никогда не видел. Они напоминают Пасху. Будто он спустились с неба, как ангелы.
… Графин на лежанке светится разноцветными огнями. А милые обои…Прыгают журавли и лисы, уже веселые, потому что весны дождались, - это какие подружились, даже покумились у кого-то на роди’нах, - самые веселые обои. И пушечка моя как золотая… и сыплются золотые капли с крыши, сыплются часто-часто, вьются, как золотые нитки. Весна, весна!
День двадцать первый
Нет, что ни говори, а весной жить хорошо! Долгожданные тепло и солнце, влажный ветер, нетерпеливое ожидание легкой летней одежды, первая зеленая травка на угретых солнцем холмиках и у заборов. Хорошо! А праздники! Сколько их, весенних! Конечно, хорошо и зимой: зимой тоже праздники, но весной лучше.
Прошла масленица, на восьмое марта поздравили Таню и маму (праздник, да еще какой!), и незаметно подошла к концу самая долгая и утомительная третья учебная четверть. И вот последний учебный день перед каникулами окончен: гуляй беззаботно! И ребята гуляли во всю. Пришли в сырой одежде и с мокрыми ногами.
После выговора от мамы, переодевания и обеда дети расположились на диване. Солнце катилось к закату, полное, яркое, и светило прямо в глаза сидящим, но не раздражало их, и шторы на окнах задергивать не хотелось. Пусть светит: хорошо! Папа говорил, что день сейчас длиннее ночи: прошло время весеннего равноденствия, когда продолжительность дня стала равной продолжительности ночи. Это было в двадцатых числах марта, а сегодня тридцать первое марта. Завтра – каникулы.
Папа пришел с работы, разделся, умылся, поел.
- Ну, что, друзья, с праздником! С началом каникул! – и сел на диван к детям. Дети, отложив книги в сторону, ответили: «Спасибо!».
- Пап, а в прошлом веке у детей были каникулы? – спросила Таня.
- Таня, ты же знаешь, что были. Вспомни «Детство Никиты» Алексея Толстого, новогодний праздник.
- Нет, я говорю о весенних каникулах.
- А весенних не было. Крестьяне до Пасхи отдавали своих детей учиться, а потом забирали: было много работы дома при подготовке к весне. Мещанские дети, то есть дети ремесленников, мелких торговцев, извозчиков, кухарок, не уходили на весенние каникулы, а сразу - на летние. Дети купцов и дворян тоже имели два раза в году каникулы: зимние и летние. А у вас каникулы четыре раза в году.
- Не нравятся мне прошлые школы, - вздохнув, сказала Таня.
- Школы прошлого века? – уточнил папа .
- Да. Тесно, грязно, электричества нет, детей бьют.
- Таня, не во всех школах наказывали учеников физически, битьем. Так наказывать разрешалось везде, даже в гимназиях, где учились дети дворян. Но не везде наказывали. Это зависело от того, какими были учителя.
- Все равно, - упрямо сказала Таня.
- Да и богатство или бедность школы зависела от суммы денег, которую отпускала местная казна на образование. Мало отпускали – бедными были школы; больше – школы были чище, богаче.
- Все равно детей наказывали.
- Наказание наказанию - рознь. Без наказаний и в вашей школе не обходится. И все-таки, не смотря на унизительность наказаний, в детстве всегда много радости. Вспомни, как Аксаков описывает непонятную для него радость наказанных розгами детей после окончания уроков. Дети умеют радоваться. А в подтверждение того, что не все школы были одинаковы я прочту фрагмент из очерка Василия Сленцова, писателя XIX века, “Письма об Осташкове». Осташков – город между Москвой и Петербургом.
Папа открыл книжный шкаф, пробежался пальцами по корешкам книг, как по клавишам пианино, и вытащил нужную. Полистал, нашел то, что искал.
- «В классе – в очень светлой и чистой комнате – помещалось девочек 30, не моложе 10-12 лет, все очень тщательно одетые и причесанные, в чистых воротничках. И так как я застал их врасплох, то, наверное, можно сказать , что заранее приготовленного ничего не было. С первых же двух-трех вызовов можно было догадаться, что ученицы размещены по успехам. На первой скамейке сидели девочки постарше и отличались перед прочими даже некоторой изысканностью туалета. Для первого опыта вызвана была девочка лет двенадцати, сидевшая с краю на первой скамейке, с круглым лицом, тщательно одетая, в белом фартуке, с бархаткой на шее; по всей вероятности, очень скромная, старательная, но не с бойкими способностями девочка.
- Раскройте книгу на такой-то странице,- сказал смотритель.
Все в одну минуту отыскали требуемую страницу.
- Читай!
Девочка начала читать какой-то исторический отрывок, кажется, из руководства Паульсона, где упоминалось что-то о финикиянах.
- Ну, довольно,- сказал смотритель. – Вот мы сейчас прочли о финикиянах. Не можешь ли ты мне сказать, чем занимался этот народ?
Девочка опустила книгу на стол и, бесстрастно глядя на смотрителя и вытянув шею, начала говорить очень скоро, не прерывая голоса:
- Финикияне, финикияне, они занимались, они занимались тор-тор-торговлей.
- Так, торговлей, - одобрительным тоном подтвердил смотритель. – Ну, а почему они выбрали именно этот род занятий? Что их побудило к этому?
Девочка продолжала смотреть прямо в глаза смотрителю и, не шевелясь, опять зачастила:
- Их побудило, их побудило к это то, что они…
- Ну что?
- То, что они избрали это занятие, - опять было начала девочка и остановилась.
- Почему же они избрали именно это занятие? – допытывался смотритель, притопывая ногой на слове это.
Девочка молчала, не спуская своих белых бесстрастных глаз с смотрителя.
- Жили на берегу моря, на берегу моря… - шепчет кто-то сзади.
- Потому что они жили … - опять начала было девочка.
- Ну где ж они жили?
- На берегу моря, нерешительно говорит девочка, вдруг изменив тон.
- Ну да. Потому что они жили на берегу моря, - одобрительно покачиваясь заключает смотритель.
- Потому что они жили на берегу моря, - успокоившись, как будто запоминая уже про себя, повторяет девочка.
- А какие они сделали изобретения?
- Они изобрели меру и вес.
- Хорошо. А еще что они изобрели?
- Компас, - шепчут сзади.
- Еще они изобрели компас, - торопливо отвечает девочка.
- Так, компас, - подтверждает смотритель, моргая от нюхательного табаку, и, обратившись ко мне, говорит вполголоса:
- Много, знаете, от них и требовать нельзя: мы еще недавно принялись за эту систему. Не угодно ли послушать; вот я еще других спрошу. Довольно! – сказал он отвечавшей ученице. – Петрова!
- И у нас есть в классе Петрова, - сказала Таня. А одна девочка в классе отвечает точно так же, как отвечала девочка из книги.
- Это значит как? – спросил папа.
- Значит: заглядывает в глаза и хочет угадать ответ, И слушает подсказки.
- Вот видишь: другая школа и уже похожа на вашу.
- Только у нас и мальчики, и девочки.
Папа продолжал
- Петрова, сидевшая на второй скамейке, должно быть, шалунья страшная, быстро вскочила, обдернула фартук, сложила руки на желудке и, как солдат, вытаращила на смотрителя глаза.
- Петрова! Скажи, что такое компас?
- Компас – это астрономический инструмент, употребляемый мореходцами для того, чтобы не сбиться с пути, - бойко однообразным голосом отрапортовала она и сразу оборвала на слове.
- Что он показывает?
- Он показывает страны света.
- Сколько стран света?
- Четыре: север, юг, восток, запад.
Сережа удивленно посмотрел на отца:
- Север, юг, восток и запад – это стороны света, а не страны света.
- Верно заметил, Сережа! Молодец! Но раньше говорили именно так. И шло это от древнерусского языка. Сравни, говорили: вран, страна. Стали говорить: ворон, сторона. Но и слово «страна» осталось в значении другое государство.
- Но ведь…, - Сережа сделал паузу, помолчал. Но ведь – «враг». Мы говорим «враг»…
- Очень хорошо, Сережа! С этим словом в русском языке произошло обратное. Говорили раньше «ворог», говорим теперь «враг». Но вернемся к Петровой и смотрителю.
- Хорошо, Петрова! Какие еще изобретения сделали финикияне?
Петрова, - бледная, золотушная девочка, очень бедно одетая, ветала и печальным монотонным голосом объявила, что финикияне изобрели еще пурпурную краску.
- А кто был, как говорят, причиной этого изобретения? Матвеева!
Матвеева, занявшаяся было ковырянием стола и, должно быть, не слушавшая, встала, спрятав руки под фартук, и покраснела.
- Кто же был причиной?
- Собака, - шепчут сзади, - собака…
- Соболь! – не расслушав, пискнула Матвеева нерешительно и в недоумении посмотрела на всех.
Девочки фыркнули в книги.
- А почему собака, - спросила Таня.
- Я, право, не знаю, - смутился папа. – Но обрати внимание, Таня: уездная школа, а порядки другие.
- Только это школа девочек.
- Нет. Автор дальше описывает классы и занятия в них с мальчиками, классы для рукоделий. Классы не смешивались. Но в школе были и мальчики и девочки разного возраста.
- Что мы будем делать в каникулы? – вдруг поменяла тему разговора Таня.
- Сами намечайте себе культурную программу: мы же с мамой будем на работе, у нас нет каникул. Сходите в кино, на детские спектакли, в цирк. И, если открыт музей, сходите в музей: много интересного там увидите. Будет время, мы сходим с вами: я или мама. А книг сколько! Вам на каникулы дали, наверное, список литературы для домашнего чтения – читайте.
В комнату вошла мама с Таниными башмачками в руках.
- Ну-ка, надень!
- Ой! – обрадовалась Таня. – Скоро можно их надевать!
- ты примеряй сначала.
- Я уже в них ходила, - Таня попробовала надеть башмачки. Они никак не хотели налезать на ногу.
- Растешь ты быстро, - вздохнула мама. – На год двое туфель. Ужас!
Таня тоже вздохнула: жаль, башмачки ей нравились. Вдруг она оживилась:
- Я отнесу их в школу! У нас собирают одежду и обувь для бедных. Какая-нибудь девочка будет рада.
- Хорошо, - сказала мама. – А тебе туфли пойдем завтра покупать.
- Ура!
День двадцать второй
И.С. Шмелев
Весенний ветер
(отрывок из рассказа)
…Пятиклассник Федя сегодня совсем весенний: купленная для Пасхи легонькая фуражка с широкою, модною тульей1 и с настоящим «гвардейским» кантом, весенняя шинелька, вынутая сегодня из сундука и пахнущая невыносимо нафталином, сияющие новые калоши и кремовый шелковистый шарфик.
…А над миллионом народа, над залитою дочерна великою Красною площадью, над которой покачиваясь ходят грозди красных и голубых шаров и незыблемо возвышаются под «Мининым»2 серые спины и синие шапки с султанчиками3 молодцов-жандармов, - стрельчатая, увенчанная золотым орлом Спасская4 указывает на черном великом круге5 золотою стрелою – три!
Федя в толпе и его оглушает и гоготом, и писком, и щелканьем, и треском, и свистом-ревом, - всем миллионным гулом народной Вербы. Сверкает и плещет в ветре, пестрит и колет бумажными цветами, вязками розочек иконных, пузатыми кувшинами с лимонадным морсом, стеклом и глазастой жестью, сусалью6 и подвесками, качающимися лампадами на цепочках, золотом-серебром на солнце, ризами и цветными поясками, пущенными воздушными шарами, яркими лоскутками… - звонкою пестротою торга. Кружит глаза и уши – «летающими колбасами»7 с визгом, «тещиными языками»8 с писком, издыхающими чертями, свинками, русскими петрушками, «американскими» яблочками на резинках, трескучими троицкими кузнецами, дудками, щелкунами, ревущими медведями, бякающими барашками со скрипом, барабанною дробью зайчиков…
Многоглавый и весь расписной Блаженный9 цветет на солнце, над громким и пестрым торгом, - пупырьями и завитками, кокошничками и колобками цветных куполов своих, - главный хозяин праздника. Глазеют – пучатся веселые купола его, сияют мягко кресты над ним, и голубиные стаи округ него. Связки шаров веселых вытягиваются к нему по ветру. А строгие купола соборов из-за зубчатых кремлевских стен, в стороне от крикливой жизни, не играя старинной позолотой, милостиво взирают на забаву. Взглядывают на них от торга – и вспоминают: «Пасха!» И на душе теплеет!
А Спасская выбивает переливом третью четверть. «Пора к Вербам!»- спохватывается Федя и у него замирает сердце.
… Он медленно двигается в толкучке, и все вокруг – будто неземное!
Пышные, небывающие, розы протягивают ему букеты, играют в ветре, кивают ему со всюду – с проволочек, с палаток, с вышек, - чудятся из чудесной сказки. Колышащиеся связки шаров гибко выгибаются к небу, и он неотрывно смотрит, как оторвавшийся красный шарик тянет к Блаженному по ветру, стукается – ползет под купол, рвется по завитку, как клюква, и вот уже у креста, и вот уже над крестом, делается все меньше, меньше…- кружится даже голова.
- Животрепещущие бабочки!... А вот-с животрепящи-ми – та-а!
Мальчишка с пестрым щитком товаров. Кричит до того пронзительно, словно у него в глотке дудка.
Радуют глаза блеском трепещущие яркие бабочки – разноцветные, мягкие, обезьянки из синели такие милые… Дядя покупает себе и Нине – и обезьянок, и бабочек – и накалывает, как все, на грудь.
- Па-следний чиж… самопоющие водяные соловьи! Чу-до двадцатого века… чуввилль-чуввилль…тррр…
- Ка-му жука?... самые американские жуки! Без ключа – без заводу, ор-ловские по ходу! Барыня, дозвольте жучка порекомендовать!
- Ело-зющие му-хи… мму-хи елозющие! Купите мушку для удовольствия! Му-хи елозющие, му-хи, мму-хи!
- Самый-то брюнет руку к сердцу прижимает! Барышня, барышня… даром отдам отдам, только поглядите! В трубочке ходит – прыгает, ножкой дрыгает, семь годов картошку лопал, на десятый в баночку попал!
- Петушки-петушки, бьющие петушки! Барин, обратите такое ваше внимание – до чего яры11! А-йа с петушками, с гребешками!
- Рыбки золотые! Рыбки, рыбки живые – золотые! Золотая стрела на Спасской – прямо. Четыре перезвона. Подождали… - и ват четыре вязких, как по старому чугуну, удара сонно упали в гомон12.
- Страшные муки загробной жизни! Видение афонского13 монаха Дионисия в аду… с приложением фотграфии!
- Па-следний чиж… па-следний!...
- А вот, с Пуришкевичем! Ко-му Пуришке-вича продам?
- Паж-жалуйте-с, самый шустрый… Приказали бы уж парочку бы, барич! Морски-е жители! Самые разживые, голубые, хвост шилом-петелькой!
- Ши-ляпина продаю… Ши-ляпина! На скворец, а… Барыня, верьте божецкому слову… себе двугривенный!
- Небьющие куколки – секрет! Извольте-с, мордой об морду бейте… Да-а, вам бы еще кирпичом ее… Вас бы во так стукнули об чево! Небьющие куколки – секрет!
- … На построение храма божия! В селе Зам;сти, Мешевского уезда Калужской губернии… на пятое число октября… Божьим напущением… стихийный пожар – бедствие не – пепелил… равноапостольного…
- Самый злющий тещин язык, с жалом! Шипит-свистит, на кончике-то, гляньте… пистолет! Злющая была, вчера только сдохла-померла!
- Издыхающая свинка! Барыня, издыхающая свинка! Ло-пнула!... Барыня моя лопнула!
- Вон, вон… шары!... да вон, ветром сорвало! … да вон, на кумпол-то понесло… шары! Обошли?! По-шли! Цельная вязка пошла… Капиталу сколько!... Мальчишки срезали, боле тыщи шаров!
Ветер ерошит розы, треплет на вышках перья, пузатий – трясет палатки, хлещет цветами в лица… Веселый ветер! Щелкают кумачи14 и ситцы, качаются лампадки, плещутся золотистые рыбки, игарют «Зайчики»…
- Ай, ветер, ветрило, не дуй мне в рыло, а дуй мине!..
Феде весело и больно… Пробиться трудно, а уже семь минут пятогоЁ! Как же не рассчитал? Нина уже там, конечно…
- Семья-то пожар-птицы! Мамаша, купите дите вечную кинареечку – жар-птицу? Не пьет, не клюет, только песенки поет!
Феде мелькает детство, первая вербочка, золотой луч солнца, и в нем- воздушная восковая канарейка, первая радость жизни. Позванивают клетки на ветерке, мечутся «канарейки», сверкает жесть.
А вот и вербы. Они в возках. Держится под стеною неслышно, не путаются в торге. Красноватые заросли в серых мушках, тянутся, что кусты на пойме15. Сидят мужики в кустах. Лошадиные головы кротко дремлют. Стена за ними, под нею снег… Несет холодком полей. Сколько веков над ними, за ними – дремлют! Мужики в охабнях – в полушубках, с широкими, с широкими откидными в;ротами, в дремучих шапках, - исконная Россия.
Федю волнует сладко: где-то тут Нина, смотрит. Он поправляет фуражку и принимает серьезный вид.
- Хренку-то бы взял, родимый!
Отжатые шумным торгом, тончутся на грязи с корявыми пучками, - слабеющая старость.
- Ваше степенство! Самая святая верба, с-под Нова-Русича!
- Не верьте… - ситий сбоку красноносая фигура с оборванным карманами, с ворохом длинных сучьев в зеленом пухе, - обратите самое серьезное внимание! Перед вами не кто, а бывший чиновник консистарни15, занимаюсь вербой! Глядите, научный сорт по Кормчей Книге17! Какой состав? У них прутьё, а у меня в мохнатку… Э-та не в-верба?! Самая вайя18, на церковнославянском языке!
- В Лександровском саду19 сейчас наломал, сторожа погнали!
- Ольха-а?! И вы можете повторить клевету?! Раз это вайа священная! Можете покупать, можете… Но только имейте в виду, для т;инства недействительно!
Боже, но где же Нина!
- Ах… уж хотела идти домой! – радостно, но с укором восклицает за вербой Нина. – Купила. Хотите, поделюсь?
Он прямо очарован, не может найти слова. Нина совсем необыкновенная, среди верб, в новой весенней кофточке! Ужасно идет к ней синее, и розовый бант на шейке, и синяя шляпка с широкими полями совсем назад, с крылышками… Она счастлива, понимая его восторг. Она отделяет ему пучок. Краснея и волнуясь, Федя прикалывает ей бабочку и розовую обезьянку.
Пояснения
1 – т;лья – верхняя, передняя часть фуражки
2 – под «Мининым» - возле памятника Минину и Пожарскому на красной площади в Москве
3 – султанчики – украшения на головных уборах в виде пучка перьев или стоячих конских волос
4 – Спасская – Спасская башня кремля, на которой установлены часы
5 – на черном великом круге – на циферблате часов
6 – Сусаль (Сусалью) – сусальное, значит: позолоченное или посеребряное; сусаль – золоченые и посеребряные изделия для продажи
7, 8 – «летающие колбасы», «тещины языки» - различные игрушки-забавы
9 – Блаженный – храм Василия Блаженного на Красной площади в Москве
10 – до чего яры – то же что и «до чего яростны», то есть неукротимы, сердиты, гневны
12 – г;мон – шум, шум площади, базара
13 – афонский монах – монах из православного монастрыря, расположенного на «святой горе», Афоне, в Югославии
14 – Кумач – хлопчатобумажная ярко-красная ткань
15 – п;йма – место, берега, заливаемые во время половодья
16 – консист;рия – в православной церкви учреждение по церковным делам
17 – Кормчая Книга – сборник церковных законов на Руси
18 – в;йа – пальмовая ветвь, ставшая символом после въезда Иисуса Христа в Иерусалим. На Руси вместо вайи, пальмовой ветви, употребляли лозу (прутья) вербы
19 – Лександровский сад – Александровский сад возле Кремля
Папа закончил читать и положил книгу на журнальный столик. Была вторая половина дня. А с утра всей семьей ходили по магазинам и рынкам. Купили детям куртки к весне, а Тане еще и туфельки. И сейчас Таня ходила по комнате, не снимая – очень нравились. Даже в музей всей семьей зашли, но он почему-то был закрыт. Зато узнали, когда можно будет посетить его. Теперь ребята сами придут сюда. А может с папой в следующую субботу.
Устали все очень. «Ноги просто гудят,» - сказала мама, придя домой. День был настолько весенним: солнечным, теплым, с влажным ветром и сухим асфальтом, - что папа сказал: «Такие дни радовали не только нас», и прочитал отрывок из рассказа И.С. Шмелева.
- Похоже? – спросил папа.
- Нет, сказала Таня, рассматривая свои туфли.
- Объясни, - удивился папа.
- Федя обезьянку и бабочку покупал, а мы одежду и туфли.
- Причем тут покупки? – резонно заметил Сережа, - И в рассказе день и сегодняшний день праздничные.
- А какой сегодня праздник?
Сережа наклонился к Тане и что-то шепнул на ухо. Таня вскочила с дивана, стала перед зеркалом, стараясь увидеть свою спину. Сережа рассмеялся.
- Первый апрель – никому не верь! Забыла?
- Обманщик! – надула губы Таня и вернулась на диван. – Не буду тебе верить.
- Но это же шутка, - улыбнулся папа. – Праздник!
- Это праздник, но – не праздник: не такой, как в рассказе.
- Но ведь погода похожая, - возразил пап – Народу много. Шумно. Выкрики: все хвалят свой товар. Так ведь?
- так, но нет самого главного, не сдавалась Таня, - вербочек.
- Самое главное – радость, - без улыбки заявил Сережа. – В праздник должна быть радость. А ты разве не рада?
Таня молчала.
_ Сережа прав. Праздник – это радость. А нам сегодня хорошо, радостно. А подойдет вербное воскресенье – и мы купим вербы и шары.
- А когда будет вербное воскресенье, - спросила Таня.
- Скоро. Через две недели. А через три недели – Пасха.
- Это когда крестьянские дети заканчивали школу и шли на каникулы.
- Это когда Иисус Христос воскрес, - поправил Таню Сережа.
- У крестьянских детей не каникулы начинались, а работа. Весенняя, - добавил папа. – А вот у многих городских детей не было ни школы, ни каникул. Да и работы не было. Печально, но это так.
- Почему? – спросил Сережа.
- Что почему?
- Почему дети не учились и работали?
_ Да потому, что денег не было, - по- взрослому за папу ответила Таня. – Как ты не понимаешь?! Ужас просто!
- Но школы-то бесплатные были! – возразил Сережа.
- На селе, а не в городе! Как ты не понимаешь?
- Про город папа не говорил.
- И в городе были земские бесплатные школы. Их назвали народными. Наподобие той уездной народной школы, от порядков в которой С.Т. Аксаков пришел в ужас, - вмешался в спор папа. – Были бесплатными и церковно-приходские школы. Это были школы для детей мещан и фабрично-заводских рабочих. Дети купцов и разночинцев учились в гимназиях. Я уж не говорю о дворянских детях.
Но причиной того, что дети городских низов не учились была другой, не в деньгах.
- Объясни, - сурово потребовала Таня.
- Попробую. Но это сложно.
- Постараемся понять, - не меняла гнев на милость Таня.
- Дело в том, что после отмены крепостного права, когда крестьяне стали почти свободными от помещика, многие из них стали отправляться на заработки в город. Их и раньше было много в городах , особенно с осени до весны, когда не было полевых работ. То теперь они отсутствовали по году и больше. Бросали земли. Становились ремесленниками, мелкими торговцами, то есть мещанами. И рабочими. В России бурно стала развиваться промышленность. На заводы и фабрики требовалось много рабочих.
- Так в чем причина? – по-взрослому напирала на папу Таня.
- Потерпи чуток. Так вот. В городах России всегда было меньше школ, чем желающих в них учиться. Более острая нехватка их обнаружилась при наплыве крестьян из деревни. Школы открывали, строили, но все равно их было недостаточно. Это первая причина.
- Вторая? – прокурорским тоном спросила Таня.
Папа улыбнулся.
- Вторая, как ни странно, в том, что родители считали необязательным учебу для своих детей. Считать, мол, я его научу, а больше ему и знать не надо. Пусть обучается какому-нибудь ремеслу, на хлеб себе зарабатывает. Ну, и третья причина, пожалуй в том, что дети и сами не хотели учиться. Они знали, что учиться трудно, что учителя бьют и наказывают детей. Помните мальчика Аксенку из воспоминаний Столярова о церковно-приходской школе? Что он сказал: «Отец с матерью неграмотные, а ничего, живут. И я проживу. А выслушивать брань попа, да побои от него терпеть я не хочу». И ведь многие дети и родители были так настроены. Матери с плачем, со слезами отправляли детей в школу. Вот почему не было ни школ, ни занятий, и ни каникул.
Таня сидела, надув губы, опустив глаза, и вертела ногой в башмачке дырку в полу. Папа обнял Таню, она прильнула к нему.
- Конечно, многие дети работали: на заводах, фабриках, на побегушках, торговали мелким товаром, работали в трактирах, были подмастерьями. Но, повторяю: многие были ничем не заняты, слонялись по улицам, рынкам.
- Раз гуляли они, значит играли во что-то,- резонно заметил Сережа.
- Конечно. Играли не только те, кому нечего было делать, но в свободное время и занятые дети.
- А во что играли?
- Игр было много. Некоторые из них забыты. А какие-то живут и сейчас. Пятнашки, жмурки, прятки, штандер, чехарда – и сейчас знакомы вам и в них играют. А вот: ворота, ручеек, кошки-мышки, третий лишний, гуси-гуси, лапта, горелки, казаки-разбойники – забываются, к сожалению. А ведь интересные игры! Я уж не говорю о забытой игре в «бабки» или же – кубарь. Зимой еще было катание с горок, игра в «царь - гору», взятие снежного городка. Летом же: рыбная ловля, грибы, ягоды, купание в реке, ловля птиц. Находили себе занятие городские дети. А то и озорничали: лазали по чужим садам и огородам, воровали на базарах и рынках, хотя очень боялись.
- Что-то мы все о грустном, да о грустном,- вздохнула Таня. Глянь на нее: ну, просто, мама.
- А вот и хорошие факты. Постепенно Россия увеличивала количество денег на образование, строила больше школ. И если в начале 18 века Петр 1 открыл 42 школы, то через два века, в 1908 году их в России было уже 80 тыс.!
- Ого - го- го!
-А в 1913 году – 13тыс. школ. То есть с 1908 года каждый год в России открывалось 10 тыс. новых школ. Начальное обучение в это время было бесплатное. В 1914 году чуть ли не половина студентов московских институтов (40%) были дети рабочих и крестьян. По числу женщин, обучавшихся в высших учебных заведениях, Россия занимала в начале 20 века первое место в Европе, если не во всем мире.
-Здорово! - восхитился Сережа. – А говорят, что Россия отсталой была.
- Говорят так невежды или недруги. И если бы не революция 1917 года, мы бы сегодня не оглядывались на Америку и нам не ставили бы ее в пример. Ученье – свет! Знания – сила! Сереж, подай книгу, во – он, на второй полке: Леонид Андреев. Спасибо. Хочу вам прочесть об одном мальчике, который никогда не был за пределами города.
- За город никогда не выезжал?! – удивилась Таня.
- Не выезжал и не выходил. Был мальчиком в парикмахерской. Мальчиком, значит еще не был даже подмастерьем. Но однажды он выехал на дачу. Итак: Леонид Андреев «Петька на даче».
Я прочту вам фрагменты рассказа.
- « В этой парикмахерской, пропитанной скучным запахом дешевых духов, полной надоедливых мух и грязи, посетитель был нетребовательный: швейцары, приказчики, иногда мелкие служащие или рабочие …
Мальчик, на которого чаще всего кричали, назывался Петькой и был самым маленьким из всех служащих в заведении. Другой мальчик, Николка, насчитывал от роду тремя годами больше и скоро должен был перейти в подмастерья.
…Петьке было десять лет; он не курил, не пил водки и не ругался, хотя знал очень много скверных слов, и во всех отношениях завидовал товарищу.
… Петькины дни тянулись удивительно однообразно и похоже один на другой, как два родные брата. И утром, и вечером, и весь божий день над Петькой висел один и тот же отрывистый крик: « Мальчик воды», и он все подавал ее, все подавал. Праздников не было… Петька спал много, но ему почему – то все хотелось спать…
Петька не знал, скучно ему или весело, но ему хотелось в другое место, о котором он ничего не мог сказать, где оно и какое оно. Когда его навещала мать, кухарка Надежда, он лениво ел принесенные сласити, не шаловался и только просил взять его отсюда. Но затем он забывал о своей просьбе, равнодушно прощался с матерью и не спрашивал, когда она придет опять. А Надежда с горем думала, что у нее один сын – и тот дурачок.
Много ли, мало ли жил Петька таким образом, он не знал. Но вот однажды в обед приехала мать, поговорила с Осипом Абрамовичем и сказала, что его, Петьку, Отпускают на дачу, в Царицино, где живут ее господа. Сперва Петька не понял, потом лицо его покрылось тонкими морщинками от тихого смеха, и он начал торопить Надежду. Той нужно было, ради пристойности, поговорить с Осипом Абрамовичем о здоровье его жены, а Петька тихонько толкал ее к двери и дергал за руку. Он не знал, что такое дача, но полагал, что она и есть то самое место, куда он так стремился.
Когда они сели в вагон и поехали, Петька прилип к окну, и только стриженная голова его вертелась на тонкой шее, как на металлическом стержне.
Он родился и вырос в городе, в поле был первый раз в своей жизни, и все здесь для него было поразительно ново и странно: и то, что можно видеть так далеко, что лес кажется травкой, и небо, бывшее в этом новом мире удивительно ясным, широким, точно с крыши смотришь.
Когда поезд со звонким металлическим лязгом, внезапно усилившимся, взлетел на мост и точно повис в воздухе над зеркальной поверхностью реки, Петька даже вздрогнул от испуга и неожиданности и отшатнулся от окна, но сейчас же вернулся к нему, боясь потерять малейшую подробность пути.
В первые два дня Петькиного пребывания на даче богатство и сила новых впечатлений, лившихся на него и сверху и снизу, смяли его маленькую и робкую душонку. Все здесь было для него живым, чувствующим и имеющим волю. Он боялся леса, который покойно шумел над его головой и был темный, задумчивый и такой страшный в своей бесконечности; полянки, светлые, зеленые, веселые, точно поющие всеми своими яркими цветами, он любил и хотел бы приласкать их, как мать. Петька волновался, вздрагивал и бледнел, улыбался чему-то и степенно, как старик, гулял по опушке и лесистому берегу пруда. Ту он утомленный, задыхающийся, разваливался на густой сыроватой траве и утопал в ней.; только его маленький веснусчатый носик поднимался над зеленой поверхностью. В первые дни он часто возвращался к матери, терся возле нее, и когда барин спрашивал его, хорошо ли на даче – конфузливо улыбался и отвечал:
- Хорошо!
И потом снова шел к грозному лесу и тихой воде и будто допрашивал их о чем-то.
Но прошло еще два дня и Петька вступил в новое соглашение с природой. Это произошло при содействии гимназиста Мити из « Старого царицина». У гимназиста Мити лицо было смугло – желтым, как вагон второго класса, волосы на макушке стояли торчком и были совсем белые – так выжгло их солнце. Он ловил в пруде рыбу, когда Петька увидал его, бесцеремонно вступил с ним в беседу и удивительно скоро сошелся. Он дал Петьке подержать одну удочку и потом повел его куда – то далеко купаться. Петька очень боялся идти в воду, но когда вошел, то не хотел вылезать из нее и делал вид, что плавает: поднимал нос и брови кверху, захлебывался и бил по воде руками, поднимая брызги. В эти минуты он очень был похож на щенка, впервые попавшего в воду. Когда Петька оделся, то был синий от холода, как мертвец, и, разговаривая, ляскал зубами. По предложению того же Мити, неистощимого на выдумки, они исследовали развалины дворца; лазали на заросшую деревьями крышу и бродили среди разрушенных стен громадного здания. Там было очень хорошо: всюду навалены груды камней, на которые с трудом можно взобраться, и промеж них, растет молодая рябина и березки, тишина стоит мертвая, и чудится, что вот – вот выскочит кто-нибудь из-за угла или в растрескавшейся амбразуре окна покажется странная – престрашная рожа. Постепенно Петька почувствовал себя на даче как дома и совсем забыл, что на свете существует Осин Абрамович и парикмахерская.
- Смотри-ка расстроился как! Чистый купец! – радовалась Надежда, сама толстая и красная от кухонного жара, как медный самовар. Она приписывала это тому, что много его кормит. Но Петька ел совсем мало, не потому, чтобы не хотелось есть, а некогда было возиться: если бы можно было не жевать, глотать сразу, а то нужно жевать, а в промежутке болтать ногами, так как Надежда есть дьявольски медленно, обгладывает кости, утирается передником и разговаривает о пустяках. А у него дела было по горла: нужно пять раз выкупаться, вырезать в орешнике удочку, накопать червей, - на все это требуется время. Теперь Петька бегал босой, и это в тысячу раз приятнее, чем в сапогах с толстыми подошвами: шершавая земля так ласково то жжет, то холодит ногу. Свою подержанную гимназическую куртку, в которой он казался солидным мастером парикмахерского цеха, он также снял и изумительно помолодел. Надевал он ее только вечерами, когда ходил на плотину посмотреть, как катаются на лодках господа: нарядные, веселые, они со смехом садятся в качающуюся лодку, и та медленно рассекает зеркальную воду, а отраженные деревья колеблются, точно по ним пробежал ветерок.
В исходе недели барин привез из города письмо, адресованное « куфарке Надежде», и когда прочел его адресату, адресат заплакал и размазал по своему лицу сажу, которая была на переднике. По отрывочным словам, сопровождавшим эту операцию, можно было понять, что речь идет о Петьке. Это было уже ввечеру. Петька на заднем дворе играл сам с собою в «Классики» и надувал щеки, потому что так прыгать было значительно легче. Гимназист Митя научил этому глупому, но интересному занятию, и теперь Петька, как истый спортсмен, совершенствовался в одиночку. Вышел барин и, положив руку на плечо мальчика, сказал:
- Что, брат, ехать надо!
Петька конфузливо улыбался и молчал.
« Ват чудак – то!» - подумал барин.
- Ехать, братец, надо.
Петька улыбался. Подошла надежда и со слезами подтвердила:
- Надо ехать, сынок!
- Куда? – удивился Петька.
Про город он забыл, а другое место, куда ему всегда хотелось уйти, - уже найдено.
- К хозяину Осипу Абрамовичу.
Петька продолжал не понимать, хотя дело было ясно, как божий день. Но во рту у него пересохло и язык двигался с трудом, когда он спросил:
- А как же завтра рыбу ловить? Удочка – вот она…
- Что ж поделаешь!.. требует. Прокопий, говорит, заболел, в больницу свезли. Народу, говорит, нету. Ты не плачь: гляди, опять отпустит , - он добрый, Осип Абрамович.
Но Петька и не думал плакать и все не понимал. С одной стороны был факт – удочка, с другой призрак – Осип Абрамович. Но постепенно мысли Петькины стали проясняться, и произошло странное перемещение: фактом стал Осип Абрамович, а удочка, еще не успевшая высохнуть, превратилась в призрак. И тогда Петька удивил мать, расстроил барыню и барина и удивился бы сам, если бы был способен к самоанализу: он не просто заплакал, как плачут городские дети, худые и истощенные, - он закричал громко, громче самого горластого мужика и начал кататься по земле, как те пьяные женщины на бульваре. Худая ручонка его сжималась в кулак и била по руке матери, по земле, по чем попало, чувствуя боль от острых камешков и песчинок, но как будто стараясь еще усилить ее.
… На другой день, с семичасовым утренним поездом, Петька уже ехал в Москву. Опять перед ним мелькали зеленые поля, седые от ночной росы, но только убегали не в ту сторону, что раньше, а в противоположную.»
Папа закрыл книгу.
-Вот такой праздник был у Петьки. Вот такая жизнь, такая работа городского мальчика.
- Грустно,- сказала Таня.
- Я думаю, что вы можете теперь заняться сами собой: читать, гулять, играть – кто чего хочет.
Сережа ушел гулять. Таня, выпросив разрешения у мамы, тоже пошла, но в новых туфлях.
Ребята! У Феди был праздник, и у Петьки был праздник. Такие разные праздники!
1. Так что же такое праздник? Каковы его признаки?
2. Были ли у вас праздники? Расскажите о них или напишите рассказ об этом.
3. Как вы думаете, чем отличаются общие, народные праздники от индивидуальных, личных праздников?
День двадцать третий
Сегодня – Пасха. Апрель, как и март оказался богатым на праздники. Во-первых: каникулы, во вторых: папа все-таки выбрал время и сходил с детьми в музей – разговоров и вопросов было очень много; в третьих: прошло вербное воскресенье; оно, конечно, было не таким ярким как в рассказе И. Шмелева»Весенний ветер», но тоже – солнечным, теплым, праздничным. Сходили в лес и принесли веточек вербы ( папа сказал, что это не верба, а – тальник), поставили в вазу, а Сережа с Таней еще и похлестали друг друга по ногам прутиками ивы, приговаривая при этом:
Верба хлест
Бей до слез!
А сегодня – Пасха. Вчера мама купила пару куличей в магазине и попробовала испечь. «Свои» получились хуже чем магазинные, но зато вкуснее. Может быть потому, что - «свои»!
Накрасили яиц: красными получились те, что варились в луковой шелухе, а голубыми и синими – те, что варились в подкрашенной синькой воде.
Позавтракав куличем и крашенными яйцами, папа сказал:
- Разговелись.
- Что это значит: разговелись? – спросил Сережа
- Значит стали есть скромную пищу. А скромная пища, это пища животного происхождения: любое мясо и продукты из него, жиры, масло животное. На Руси начиная с масленицы до Пасхи, был великий пост. Пост означал для верующих воздержание от скромной пищи, посещение церкви, произношение всех молитв: перед приемом пищи, перед сном, утром. Запрещались увеселения, праздники; во время великого поста никто не женился и не выходил замуж. Строгий, великий пост.
- Если этот пост был великим, то , значит, были и другие посты, невеликие? – резонно заметил Сережа.
- Да, конечно. У православных было установлено четыре поста: Великий пост длительностью в семь недель, Петровки, в честь апостолов Петра и Павла, с девятой недели после Пасхи и до Петрова дня – 12 июля; Успенский, в память о смерти Божьей матери, Богородицы девы Марии, с 14-го по 28-е августа; Рождественский, в честь Рождества Христова с 28 ноября по 7 января. Рождественский пост еще назывался – Филипповки, потому что начинался на следующий день после дня апостола Филиппа.
- После 27-го ноября, - сообразила Таня.
- Совершенно точно.
Неожиданно возникла масса вопросов: всегда ли Великий пост длится сорок девять дней? Почему надо считать дни и недели, а не называть определенное число определенного месяца? А что же ели тогда, если мясо, колбасу, яйца и масло есть нельзя?
- Ой, ребята! «Что ели?»! Русский стол богат и разнообразен. Это сейчас мы разучились готовить….
- Но – но – но! – строго сказала мама. – Это кто разучился готовить? Уж не вы ли мне подскажите что и как готовить?
- Не у всех же такая мама, как у нас, - защищался папа. – Я говорю об общей массе народа.
- А ты проверял? – обиделась за «общую массу» хозяек мама.
- А то я в гостях не бываю, или в столовой!
- Мама, ну что ты перебиваешь? Это не вежливо, - остановила спор Таня.
Мама продолжила ворчать, а папа продолжал рассказывать. Мир был восстановлен. Тем более, что Сява утвердил его, сказав твердо и бесцеремонно: «Сява – дворянин! Ура!»
- Чтобы нам не спорить и не обижать хозяек, я вам прочту какие разносолы могли быть и были на столах во время поста.
Папа порылся в книгах, достал тонкую голубую в цветочках:
« В купеческом быту посты, особенно Великий, соблюдалась строго, но строгость это была чисто формальной.» В течении всей первой недели великого поста, - пишет современник, - стол готовится без масла, а у некоторых, даже без горячего. Но эти условия не стесняют однако же нашего купечества. Мы довольно часто бывали в великопостных трапезах и не могли достаточно надивиться изобретательности человеческого ума. Господи! Чего-чего только нет на этих трапезах. Тут и тертая редька, и тертый горох, и кочанная капуста, и грузди, и рыжики, и белые грибы, и серые грибы, и печеный картофель, и винегрет из грибов, и гренки из грибов, и грибная икра, и ботвинья с груздями, и каша с маковьем молоком, и пшено, разваренное с медом, и клюквенный кисель, и сладкие похлебки с черносливом, малиной и изюмом, и моченые яблоки и груши, и брусника, и ворохи калачей, саек, ватрушек… с субботы разрешается масло и горячее; тут идут новые приготовления, количество поедаемого увеличивается, и число блюд нередко доходит до тридцати.»
- Здорово! – сказал Серёжа.
Мама долго смотрела на папу. Папа рассмеялся:
- Ну, что ты!
- Ты же говорил, что масло не разрешалось, - скрестив руки на груди сказала мама, - а в книге – с субботы можно!
- Постное масло! Постное! Подсолнечное. И не ревнуй к блюдам прошлого века. Ты хорошо у нас готовишь.
- Такие блюда были у купцов, - не могла остановиться мама, - а что если крестьяне, или городская беднота? А? Молчишь?
- Разумеется стол был гораздо беднее у крестьян и городской бедноты. У них посты были поболее Великого. Помните на масленице скоморох говорил:
«Какому коту весь год масленица,
А какой шавке вопрос не прост:
Весь год пост.
Как в Расеи.»
- Вот, вот, - подхватила мама.
- Да я согласен с тобой. Были бы продукты, а приготовить можно. Разрешали рыбу есть, - невпопад сказал папа, но Таня поддержала тему разговора:
- А почему? Рыба – ведь тоже мясо!
- Считалось, что нельзя есть мясо теплокровных животных, а холоднокровных - можно.
- А что, и детям, маленьким, нельзя было есть ни молока, ни мясо. Ни сметаны? – запереживала за малышей Таня.
- Позвольте, я опять процитирую современников, - сказал папа и снова открыл голубую книгу.- «Говельщикам запрещалось пить чай до обедни в среду и пятницу, и все были обязаны подчиняться этому правилу, за исключением детей и младенцев. Последние (то есть дети) тоже ели постную пищу. Скромная пища, олицетворенная в молоке матери или кормилицы (молоко матери – тоже ведь животного происхождения), допускалась только три поста после рождения ребенка, т.е. Великий, Петровский, Успенский и Рождественский: главными считались в числе трех все, кроме Петровского. По окончании этого срока младенцев питали постным одинаково со взрослыми».
… Мама сердито листала книгу «Русская кухня», Сява бормотал: «Сява – хор-роший», а Сережа хотел понять:
- Почему день Пасхи каждый год меняется?
- День Пасхи вычисляется таким путем: берется во внимание три факта. Первый: день весеннего равноденствия; второй: конец полнолуния после весеннего равноденствия; и третий: первое воскресенье после этого полнолуния. День весеннего равноденствия практически постоянен, всегда после двадцатого марта, или в двадцатых числах марта. А вот конец первого полнолуния после весеннего равноденствия меняется: лунный месяц короче календарного. И первое воскресенье после полнолуния может быть в промежутке еми дней. К примеру: полнолуние попало на одно из воскресений апреля, значит пасха будет через семь дней после этого, то есть в следующее воскресенье. Если полнолуние в понедельник, то – шесть дней до пасхи, во вторник – пять дней и т.д. давайте посмотрим на примере. Вот уже отрывной календарь. В нем, на каждом листке: время выхода и захода солнца, долгота дня и четверть луны: от новолуния до последней четверти. Смотрим: когда день стал равен ночи? 18 марта. В каком состоянии луна? В полнолунии, которое началось до весеннего равноденствия, 13 марта. Значит, нужно смотреть, когда закончится следующее полнолуние 12 апреля, а заканчивается, а нам для вычисления нужен день именно окончания полнолуния.., а заканчивается 18 апреля, во вторник. Значит пасха в воскресенье, 23 апреля. Сегодня. Понятно?
- Да, понятно.
- А вот теперь дети, Сережа, такую задачу. Равноденствие – 18 марта, полнолуние – 24 марта, окончание полнолуния – 27 марта, в понедельник. Когда Пасха?
Сережа задумался. Взял бумагу и ручку. Подумал. И, не написав ни цифры, не произведя никаких действий на бумаге, сказал:
- В воскресенье, 2 апреля.
- Ма-ла-дец! Не ожидал, что так быстро ты справишься, - похвалил папа Сережу.
- Действительно: если бы в этом году началось полнолуние началось 20 марта, после равноденствия, то пасха была бы 2 апреля, в дни ваших каникул.
- А как узнать, когда будут другие праздники, которые зависят от дня, числа Пасхи? – спросил Сережа.
- А все остальное – проще. Масленица – на семь недель раньше Пасхи – 5 марта…
- А если бы Пасха была 2 апреля, то масленица… - Сережа стал подсчитывать.
- 12 февраля, - подсказал папа. – Посмотри в календаре: этот день должен быть воскресным.
- Точно! – посмотрел Сережа.
- А через семь недель после Пасхи – Троица.
- Пасха посередине между масленицей и Троицей, - уточнила Таня.
- Именно так.
- И если бы Пасха была 2 апреля, то Троица была бы, - Сережа сидел с отрывным календарем в руках, - 21 мая.
- Все вы правильно поняли. После Великого поста и Пасхи начинались разные народные и церковные праздники. Оно и понятно: весна – значит жизнь: солнце, тепло, трава, корм скоту, радостные заботы о новом урожае: подготовка семян, пашни, инвентаря. Душа радуется. Потому – и праздники. Сразу после пасхальной недели, то есть 30 апреля начинается Фомина неделя. Первый день этой недели , то есть - воскресенье (по христианским правилам неделя начинается не с понедельника, а с воскресенья). Первый день любой недели – воскресенье. Первый день Фоминой недели считался благоприятным для вступающих в брак. Поэтому в этот день было много свадеб, тем более, что во время Великого поста свадьбы запрещались. Этот день в народе назывался Красная горка. Молодежь выходила в лучших нарядах на зазеленевшие, нагретые солнцем горки и пригорки, водила хороводы – с этого времени они разрешались. Во вторник же Фоминой недели – Радуница, или Радоница, день поминовения, памяти родителей. Сегодня этот день называют родительским днем. В этот день все выходили на кладбище к могилам родителей и родственников. Подправляли могилы, угощались.
- А мы пойдем на могилки? – спросила Таня.
- Обязательно пойдем, Танечка. Так вот: после праздников, связанных с днем Пасхи, начинались те, которые не сдвигались: Егорий весенний, Никола вешний и т.д. с каждым из этих праздников у народа связано много примет и пословиц. Имена Егор, Юрий и Георгий – одно имя. День шестого мая – день Георгия Победоносца, или Юрия вешнего, или Егорьев день. Везде, по всей Руси в этот день первый раз выгоняли скотину на пастбище. Причем выгоняли вербой, срезанной в вербное воскресенье и освященное в церкви. Но об этом я вам лучше прочту. Давайте перейдем в комнату.
Сережа, Таня и папа перешли на диван в комнату. Мама осталась на кухне изучать рецепты «Русской кухни».
Папа очередной раз взял книгу И. Шмелева «Мой Марс» и раскрыл ее.
- Иван Сергеевич Шмелев. Рассказ «Егорьев день», - начал папа.
- «Под Егорьев день к нам во двор зашел парень, в лаптях, в белой вышитой рубахе, в синих шортах, в кафтане в накидку и в поярковой шляпе с петушьим перышком. Оказалось, - пастухов работник, что против нас, только что из деревни, какой-то «зубцовский», дальний, откуда приходят пастухи. Пришел от хозяина сказать, - завтра, мол, коров погонят, пустите на ковку в стадо. Марьюшка дала ему пару яиц, а назавтра обещала молочной яичницей накормить, только бы за коровкою приглядел. Повела показать корову. Чего-то пошепталась, а потом я ее видел, как она понесла корове какое-то печенье. Спрашиваю, чего это ей дает, а она чего то затаилась, секрет у ней. После Горкин мне рассказал, что она коровке «креста» давала, в благословение, в Крещенье еще пекла, - печеного «креста», - так уж от старины ведется, чтоб с телком была.
Накануне Егорьева дня Горкин наказывает мне не проспать, как на травку коров погонят, -«покажет себя пастух наш». Как покажет? А вот, говорит, узнаешь. Да чего узнаю? Так и не сказал.
И вот в самый Егорьев день, на зорьке, еще до солнышка, впервые в своей жизни, радостно я услышал, как хорошо заиграл рожок. Это пастух, который живет напротив, - не деревенский простой пастух, а городской, богатый, собственный дом какой, - вышел на мостовую перед домом и заиграл. У него четверо пастухов – подручных, они и коров погоняют, а он только играет для почину, в Егорьев день. И все по улице выходят смотреть – послушать, как старик хорошо играет. В это утро играл он «в последний раз», - сам так объявил. Это уже после он объявил, как поиграл. Спрашивали его, почему так, - впоследок… Да так… - говорит, - будя, наигрался…» Невесело так сказал. Сказал уже после, как случилась история.
И все хвалили старого пастуха, так все и говорили: «Вот какой приверженный человек… любит свое дело, хоть и богач стал и гордый… а делу уступает». Тогда я всего не понял.
В то памятное утро и я смотрел в открытое окно залы прямо с теплой постели, в одеяльце, подрагивая от холодка зари.
Улица была залита розоватым светом встававшего за домами солнца, поблескивали лишь верхние окошки. Вот, отворились дикие ворота пастухова двора, и старый, седой пастух-хозяин, в новой синей поддевке, в помазанных дегтем сапогах и в высокой шляпе, похожей на цилиндр, что надевают щеголи-шафера на свадьбах, вышел на середину еще пустынной улицы, поставил у ног на камушки свою шляпу, перекрестился на небо за нашим домом, приложил обеими руками рожок к губам, надул толстые розовые щеки, - и я вздрогнул от первых звуков: рожок заиграл так громко, что даже в ушах задребезжало. Но это было только сначала так. А потом заиграл тоньше, разливался и замирал. Потом стал забирать все выше, жальчей, жальчей… - и вдруг заиграл веселье… и мне стало раздольно весело, даже и холодка не слышал. Замычали вдали коровы, стали подбираться помаленьку. А пастух все стоял – играл. Он играл, запрокинув голову, играл в небо за нашим домом, словно забыв про все, что было вокруг него. Когда обрывалась песня и пастух переводил дыхание, слышались голоса на улице:
- Вот это ма-стер!... вот доказал – то себя Пахомыч!.. мастер.. И откуда в нем духу столько!..
Мне казалось что пастух тоже слышит и понимает, как его слушают, и это ему приятно. Вот тут то и случилась история.
С пастухова двора вышел вчерашний парень, который заходил к нам, в шляпе с петушьим перышком, остановился за стариком и слушал. Я на него залюбовался. Красив был старый пастух, высокий, статный. А этот был повыше, стройный и молодой, и было в нем что-то смелое, и будто он слушает старика прищурясь, - что-то усмешливо-лихое. Так по его лицу казалось. Когда кончил играть старик, молодец поднял ему шляпу.
- А теперь, хозяин, дай поиграю я…- сказал он, неторопливо вытаскивая из пазухи небольшой рожок, - послушают твои коровки поприучаются.
- Ну поиграй, Ваня… - сказал старик, - послушаю твои песни.
Проходили коровы, все гуще и гуще. Старый пастух помахал подручным, чтобы занимались своими делами, а парень подумал что-то над своей дудочкой, тряхнул головой – и начал…
Рожок его был не громкий, мягкий. Играл он жалобное, разливное, - не старикову, другую песню, такую жалостную, что щемило сердце. Приятно, сладостно было слушать, - так бы вот все и слушал. А когда доиграл рожок, доплакался до того, что дальше плакать сил не стало, - вдруг перешел на такую лихую-плясовую, пошел так дробить и перебирать, ерзать и перехватывать, что и сам певун в лапотках заплясал, и старик заиграл плечами, и Гришка, стоявший на мостовой с метелкой пустился выделывать ногами. И пошла плясать улица и ухать, пошло такое.. – этого и сказать нельзя. Смотревшая из окошек Маша свалила на улицу горшок с геранью, так ее раззадорило, - все смеялись. А певун выплясывал лихо в лапотках, под дудку, и упала с его плеча сермяга. Тут и произошла история…
Старый пастух хлопнул по спине парня и крикнул на всем народе:
- И откуда у тебя, подлеца, такая душа-сила! Шабаш, больше играть не буду, играй один!
И разбил свой рожок о мостовую.
Так это всем понравилось!.. Старик Ратников расцеловал и парня, и старика, и пошли все гурьбой в Митриев трактир – угощать певуна водочкой и чайком.
Долго потом об этом говорили. Рассказывали, что разные господа приезжали в наше Замоскворечье на своих лошадях, в колясках даже, - послушать, как играет чудесный «зубцовец» на свирели.
После Горкин мне пересказывал песенку, какую играл старый пастух, и я запомнил ту песенку. Это веселая песенка, ее и певун играл, бойчей только. Вот она:
… Пастух выйдет на лужок,
Заиграет во рожок.
Хорошо пастух играет –
Выговаривает:
Выгоняйте вы скотинку
На зеленую луговинку!
Гонят девки, гонят бабы,
Гонят малые ребята, Гонят старые старики,
Мироеды – мужики,
Гонят старые старушки,
Мироеды – женушки,
Гонит Филя, гонит Пим,
Гонит дяденька Яфим,
Гонит бабка, гонит дед,
А у их и кошки нет,
Ни копыта, ни рога,
На двоих одна нога!..
Ну, все-то, все-то гонят… - и Марьюшка наша проводила со двора свяченой вербой нашу красавицу. И Ратниковы погнали, и Лощенов, и от рынка бредут коровы, и с Житной, и от Крымка, и то Серпуховки, и с Якиманки, - со всей замоскворецкой округи нашей. Так от старины повелось, когда была совсем деревенская Москва. И тогда был Егорьев день, и теперь еще… - будет и до кончины века. Горкин мне рассказывал:
- Москва этот день особо празднует: святой Егорий сторожит щитом и копьем Москву нашу… потому на Москве и писан.
- Как на Москве писан?
- А ты пятак погляди, чего в сердечке у нашего орла-то? Москва писана, на гербу: сам святой Егорий… наш, стало быть, московский. С Москвы на всю Росею пошел, вот откуда Егорьев день. Ему по всем селам – деревням празднуют».
Папа остановился.
- Вот так описывает Иван Шмелев праздник Егория вышнего в Москве. А Георгий Победоносец и сегодня в гербе Москвы и России. Устали? – спросил он у ребят.
- Нет.., - неуверенно ответили Таня и Сережа.
- Мы сейчас с вами поиграем в пасхальные игры. Утром мы с вами «христосовались» - целовались, «приветствовали» друг друга: «Христос воскрес!» А теперь – берем у мамы на кухне по паре крашенных яичек. – Дети бросились на кухню. – и мне возьмите, - крикнул вдогонку папа.
Дети принесли шесть яичек.
- Берем по паре яичек. И играем так: Таня бьет носиком своего яичка в носик моего. Если разобьется Танино, Таня мне отдает его. Если разобьется мое – я отдаю. Затем бьемся с Сережей. Посмотрим, кто выиграет все яички.
Таня ударила – и выиграла у папы яйцо: папино яичко разбилось. Таня забрала у папы выигрыш и тюкнула по Сережиному яичку. И – проиграла. Сережа ударил по папиному и папа снова проиграл. Теперь у Сережи было четыре яичка, из них два целых, у Тани – два и одно целое. Таня напряглась: не хотелось проигрывать; подставила целое яичко под удар Сережи и выиграла. Теперь Таня била по последнему целому яичку в руках Сережи. И снова победила! У Сережи оставалось два разбитых яйца: ими играть уже нельзя было.
- Я поздравляю Таню, - сказал папа. – Повезло.
- Я так старалась, так старалась! – ликовала Таня.
- Просто повезло, - остудил ее Сережа. – От старания ничего не зависит.
- А теперь, - сказал папа, - несите веник.
Сережа быстро принес веник. Папа взял свою туфлю. Положил на нее руякой веник. Веник оказался наклоненным к полу.
- Теперь по очереди скатываем по ручке веника и по венику по одному яйцу, можно катать разбитые.
Все трое скатили по яйцу.
- Теперь, кто первый скатывал яйцо, снова скатывает свое, но старается скатить так, чтобы зацепить яйцо другого игрока. Зацепил – забираешь и снова катишь яйцо. Не попал в чужое яйцо – следующий игрок скатывает свое.
Игра началась. Она оказалась азартной. Яйца раскатывались по полу далеко. Ограничили пространство книгами – стали чаще попадать и выигрывать. Но никто не мог победить.
И тогда появилась мама.
- Обедать будете, игроки? Я вам приготовила пищу, соответствующую посту, - она улыбалась. – Морковь тертая с чесноком, котлеты рисовые с морковью, холодник и кисель из черносливов. Кто готов поститься, прошу на кухню.
Мама доказала, что она знает русскую кухню и умеет готовить. Довольны были все. И мама тоже. Потому что блюда, приготовленные ею, семье понравились.
Праздник продолжался: на душе было радостно, а на улице тепло и солнечно. Дети отправились гулять.
Ребята! Объясните смысл пословиц:
- Не все коту масленица:
придет и великий пост.
- Великий пост
всем прижмет хвост.
Обратите внимание на две поговорки-приметы:
- Увидел грача-
весну встречай.
- Апрель с водой,
а май с травой.
Можно ли сказать, что в вашей местности приметы весны такие же?
Как вы понимаете смысл пословиц:
- Землю пахать –
Не в бабки играть.
- И поедим и спляшем
Только пашню спашем.
Ребята, как вы думаете: почему весной много праздников?
День двадцать четвертый.
Пришел май с изумрудной травой, свежей, чистой зеленью деревьев, с теплыми днями и первыми грозами. Забот в семье прибавилось: на «даче» нужно было копать грядки, высаживать в землю овощи, ухаживать за кустами и деревьями. Папа и мама все вечера и выходные дни пропадали на «даче». Сережа и Таня заканчивали учебу в школе и последние недели и дни тоже были для них трудными. Но когда месяц стал заканчиваться у всей семьи выдался свободный вечер. Все были вместе. Работы на «даче» почти закончились. Учебный год тоже почти закончился: осталось день или два.
…Таня помогала маме на кухне и воспитывала Сяву. Папа читал книгу одного из своих любимых писателей Ивана Алексеевича Бунина. Сережа тоже был с книгой, но сейчас отложил ее в сторону и задумчиво смотрел в окно.
- У нас как у крестьян, свои весенние заботы, - вдруг неожиданно произнес он.
- Что? – папа оторвался от книги.
- Я говорю, мы как крестьяне: копаем, садим…
- Да пожалуй. Наверное, только у нас, у русских так: и селяне и горожане любят копаться в земле, своими руками что-то выращивать.
- А почему?
- Не знаю. Может быть эта привычка осталась от дедов и прадедов: почти все они были крестьянами. Или связаны с крестьянским трудом. Вот и дворянин Бунин: как понимал крестьянскую душу, знал заботы его и радости. Будучи в эмиграции тосковал по России, писал о ней с любовью и гордостью. Гордился тем, что он русский. Хочешь, прочту об этой гордости?
- Прочти.
- В своей автобиографической повести «Жизнь Арсеньева» он рассказывает о мещанине Ростовцеве, у которого жил, учась в гимназии. Отрывок прочту.
«Он вошел, снял в маленькой прихожей картуз и чуйку»… Чуйка – это длинный суконный кафтан. «… и остался в одной легкой серой поддевке, которая вместе с вышитой косовороткой и ловкими опойковыми сапогами особенно подчеркивала его русскую ладность. Сказав что-то сдержанно-приветливое жене, он тщательно вымыл и туго отжал, встряхнул руки под медным рукомойником, висевшим над лоханью в кухне. Ксюша, младшая девочка, потупив глаза, подала ему чистое длинное полотенце. Он не спеша вытер руки, с сумрачной усмешкой кинул полотенце ей на голову, - она при этом радостно вспыхнула, - и, войдя в комнату, несколько раз точно и, красиво перекрестился и поклонился на образничку в угол….
Первый мой ужин у Ростовцевых тоже запомнился мне – и не потому только, что состоял из очень странных для меня кушаний. Подавали сперва похлебку, потом, на деревянном круге, серые шершавее рубцы (желудки коров), один вид и запах которых поверг меня в трепет и который хозяин крошил, резал, беря прямо руками, к рубцам – соленый арбуз, а под конец гречишный крупень с молоком. Но дело было не в этом, а в том, что так как я ел только похлебку и арбуз, хозяин раза два слегка покосился на меня, а потом сухо сказал:
- Надо ко всему привыкать, барчук. Мы люди простые, русские, едим пряники неписанные, у нас разносолов нету…
И мне показалось, что последние слова он произнес почти надменно, особенно полновесно и внушительно, - и тут впервые пахнуло на меня тем, чем я так крепко надышался в городе впоследствии: гордостью.
… Гордость в словах Ростовцева звучала вообще весьма нередко. Гордость чем? Тем, конечно, что мы, Ростовцевы, русские, подлинные русские, что мы живем той, совсем особой, простой, с виду скромной жизнью, которая и есть настоящая русская жизнь и лучше которой нет и не может быть, ибо ведь скромна-то она только с виду, а на деле обильна, как нигде, есть законное порождение исконного духа России, а Россия богаче, сильней, праведней, и славней всех стран в мире. Да и одному ли Ростовцеву присуща была эта гордость? Впоследствии я увидал, что очень и очень многим, а теперь вижу и другое: то, что была она тогда даже некоторым знамением времени, чувствовалось в ту пору особенно и не только в одном нашем городе.
… Он, случалось, заходил к нам, своим нахлебникам, и порой вдруг спрашивал, чуть усмехаясь:
- А стихи вам нынче задавали?
Мы говорили:
- Задавали.
- Какие же?
Мы бормотали:
- «Небо в час дозора – обходя луна – светит сквозь узоры – мерзлого окна…»
- Ну, это что-то не складно, говорил он. – «Небо в час дозора обходя луна» - я этого что-то не понимаю.
Не понимали и мы, ибо почему-то никогда не обращали внимания на запятую после слова «обходя». Выходило действительно нескладно. И мы не знали, что сказать, а он опять спрашивает:
- А еще.
- А еще «тень высокого старого дуба голосистая птичка любила, на ветвях переломанных бурей, она кров и покой находила…»
- Ну, это ничего, приятно, мило. А вот вы прочитайте энти, про всеношную и «под большим шатром».
И я смущенно начинал:
«Приди ты, немощный, приди ты, радостный, звонят ко всеношной, к молитве благостной…»
Он слушал, прикрывая глаза, потом я читал Никитина: «Под большим шатром голубых небес, вижу, даль степей расстилается…». Это было широкое и восторженное описание великого простора, великих и разнообразных богатств, сил и дел России. И когда я доходил до гордого и радостного конца, до разрешенья этого описания: «Это ты, моя Русь державная, моя родина православная!» - Ростовцев сжимал челюсти и бледнел.
- Да, вот это стихи! – говорил он, открывая глаза, стараясь быть спокойным, поднимаясь и уходя. – Вот это надо покрепче учить!...»
Папа закрыл книгу.
- А у нас есть это стихотворение? – спросил Сережа.
- Есть . Сейчас поищу.
Папа нашел нужную книгу, посмотрел в оглавление.
- Вот оно. Оно очень большое. Я прочту отрывки из него.
Под большим шатром
Голубых небес –
Вижу – даль степей
Зеленеется.
И на гранях их,
Выше темных туч,
Цепи гор стоят
Великанами.
По степям в моря
Реки катятся,
И лежат пути
Во все стороны.
Посмотрю на юг –
Нивы зрелые,
Что камыш густой,
Тихо движутся;
Мурава лугов
Ковром стелется,
Виноград в садах
Наливается.
Гляну к северу –
Там, в глуши пустынь,
Снег, что белый пух,
Быстро кружится.
Подымает грудь
Море синее,
И горами лед
Ходит по морю;
И пожар небес
Ярким заревом
Освещает мглу
Непроглядную.
Это ты, моя
Русь державная,
Моя родина
Православная!
Широко ты, Русь,
По лицу земли
В красе царственной
Развернулася!
По седым морям
Из далеких стран
На поклон к тебе
Корабли идут.
И поля цветут,
И леса шумят,
И лежат в земле
Груды золота.
И во всех концах
Света белого
Про тебя идет
Слава громкая.
И уж есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью.
Стать за честь твою
Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову!
И в этот момент в комнату вбежала Таня.
- Скорей! Послушайте, что Сява говорят!
…Сява раскачивался на качельке и вопил во все горло:
- Ур-ра! Каникулы! Ура! Каникулы!
- Научила! Я научила! – ликовала Таня. – Сява хороший!
- Сява хор-роший! – подхватил попугай. – Сява – дворянин! Ур-ра! Каникулы!
Ребята! У всякого словца жди конца, у всякой песни свой конец. Вот и нам пришло время расставаться. Впереди – лето. Каникулы. Таня и Сережа, наверное, снова поедут в деревню к бабушке и дедушке. А в сентябре, а может и раньше, мы снова с ними встретимся. В другой книге.
Мне осталось только напомнить вам несколько русских пословиц и поговорок. Вот они:
- Где кто родится, там и пригодился.
- Родная землица и во сне снится.
- Своя сторона не бывает холодна.
- Русский в словах горд, в делах твёрд.
- Кто с Россией не тягался, в правых не оставался.
До свидания, ребята! До встречи! Счастливых каникул!
Список литературы ребятам для чтения о городских детях:
1. Андреев Л. Н., рассказы: «Баргамот и Гераська», «Петька на даче», «Ангелочек», «Кусака».
Список литературы ребятам для чтения о городских детях:
2. Андреев Л. Н., рассказы: «Баргамот и Гераська», «Петька на даче», «Ангелочек», «Кусака».
3. Василенко И. Д. «Волшебная шкатулка», повесть.
4. Успенский Г. И. «За малым дело», рассказ.
5. Шмелев И. С., рассказы и повести : «Мой Марс», «Мэри», «Последний выстрел», «Мартовская капель», «Егорьев день», «Мартын и Кинга», «На Москве-реке», «Веселая работа», «Весенний ветер», «Как мы летали», «Наполеон», «Русская песня», «Светлая страница», «Богомолье», «Лето господне».
Список литературы для родителей:
1. Бунин И. А, «Жизнь Арсеньева»
2. «Вся Россия», сборник документов, редких и малоизвестных фактов.
3. Даль В.И. «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа», «Материалы по русской демонологии»,. С.-Петербург, изд-во «Литера», 1994г.
4. «Игры» энциклопедический сборник, Челябинск, Ю.-УКИ, 1995г.
5. Некрылова А.Ф. «Круглый год», русский земледельческий календарь, М., «Правда», 1990г.
6. «Русские народные загадки, пословицы, поговорки», М., «Просвещение», 1990г.
Приложения:
1. В.И. Даль «Приметы» из книги «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа».
2. «Гадания» из сборника «Девичество», Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре.
Александр Мишутин
Русские дети
Книга для семейного чтения о русских детях: детях царей,
князей, бояр, дворян, купцов, мещан, рабочих и разночинцев;
о воспитании детей, обучении, обычаях
г. Челябинск
2014 г.
Содержание
1. Княжеские и боярские дети
День первый
- Праздник в доме. Кто такие бояре? Князья. Княжеские дети.
Кормилица. Няня. Постриги. Капризы Тани. Баю-бай…
- Д. Мищенко «Синеокая Тиверь», отрывок из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День второй
- Работа на «даче». Таню интересуют вопросы брака. Мама
нервничает. Рассказ папы. Князь и дружина. Занятия и игры
княжеских детей. За что был наказан боярский сын.
Жестокость наказания. Главное – послушание. Почему надо
уважать и чтить родителей? «Поучение детям» Владимира
Мономаха. Зачем нужны книги? «Домострой». Наставления
из книги: воспитание, наказание, приданное. Таня настаивает
на разговоре о браке. О возрасте юных мужей и жён
- Вопросы детям
День третий
- Предание об обрах
- Д. Мищенко «Синеокая Тиверь», отрывок из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- А. Югов «Даниил Галицкий», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День четвёртый
- Папа и дети готовят обед. О попугаях. «Сява хор-роший». Бояре
и слуги. Девочка-убыль. Сказание о хазарах и дани. Вечный спор
о мытье посуды. Разрешение конфликта. О Святославе-воине.
Его походы.
- Вопросы детям
- Мама и семья. Колыбельная и колыбельные песни.
- С.А. Пономарёв «Под стягом Святослава», глава из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- В. Соснора «У половецких веж», стихи
День пятый
- За грибами. Привал.
- М.М. Пришвин «У старого пня»,
«Серебряное утро»,
«Цветущие травы»
- Кукушка накуковала. «Успокойся Танечка!» Мудрый Серёжа.
Вечная природа. Что мы помним о Родине?
- Вопросы детям
- М.Ю. Лермонтов «Родина», стихи
- Н. Рубцов «Видение на холме», стихи
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
Список литературы для детей и родителей
2. Дворянские дети
День шестой
- Поздняя осень. На «даче». Осенний лес. Охотник. Таня-
вегетарианка. Дворянское развлечение. Кто такие дворяне?
Помещики и поместья. Хитрости перед сном. Тургенев-
дворянин
- И.С. Тургенев «Касьян с красивой Мечи», отрывок из рассказа
- М.М. Пришвин «Гон», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День седьмой
- Первый снег. Успехи Тани. Помещики и время года. Поместья –
по заслугам. Бедные и богатые дворяне. «Мы – однодворцы».
Кто – дворня, а кто – дворянин? Пётр I и дворяне. «Юности
честное зерцало». Бояре и ПётрI. Насильное обучение.
Писатели-дворяне.
- С.Т. Аксаков «Семейная хроника», отрывок из повести
- Вопросы детям
День восьмой
- Папа занят
- Н.Г. Гарин-Михайловский «Детство Тёмы», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- Е. Водовозова «История одного детства», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День девятый
- Детские вопросы. Дела домашние. Какие были утюги? Так
- думали дворянские дети. Правила и обычаи в дворянской
- семье. Наказания дворянских детей. О нянях.
- Л.Н. Толстой «Детство. Отрочество. Юность». Отрывок из
повести
- Что и сколько стоило в дворянские времена? Воспитание на
западный манер. Иностранные языки. Школы. Учение.
гимназии. Сколько было дворян?
- Вопросы детям
- Н.Г. Гарин-Михайловский «В гимназии», отрывок из повести
«Детство Тёмы»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- А.Н. Толстой «У колодца», «Битва», отрывки из повести
«Детство Никиты»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День десятый
- Зимний день. Дворянские дети и их общение с детьми
прислуги. Круги по воде. Трудиться – значит учиться.
Учиться – значит трудиться. Ёлочные игрушки.
- А.Н. Толстой «Ёлка», отрывок из повести «Детство Никиты
- Сочельник. «Сява – дворянин!»
- И.А. Бунин о зиме
- И.С. Шмелёв о Рождестве
Список литературы для детей и родителей
3.Крестьянские дети
День одиннадцатый
- Н.А. Некрасов «Мужичок с ноготок», стихи
- Каникулы Тани и Серёжи. У бабушки в деревне. «До первой
звезды». Колядки. Сява приветствует детей. В кругу семьи.
Неугомонная Таня. Кто такие крестьяне? Этот мудрый Серёжа.
Пейзаж, крестьянин, крещение. Таня «укуклилась».
Крестьянин – главный человек.
- А.В. Кольцов «Песня пахаря»
- Вопросы детям
День двенадцатый
- Земля-кормилица. Чем платит крестьянин? Есть ли у
крестьянина свободное время? Наблюдения за природой.
- Г. И. Успенский «Крестьянин и крестьянский труд», отрывок
из очерка.
- Вопросы детям
- «Всем миром». Помочи
- С. Семёнов «Первый трудный день»
- Вопросы детям
День тринадцатый
- Сами дома. Самовоспитание. О количестве детей. Где
Рождались дети? Одежда крестьянских детей.
- Д. Григорович «Антон-горемыка», отрывок из рассказа
- Что умели крестьянские дети?
- Л.Н. Толстой «За ягодами»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- И Суриков «В ночном», стихи
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
День четырнадцатый
- Старый Новый год. Новый стиль. Старый стиль. Когда
Крещение? Гадания. Воспитание на приметах. Зачем такие
приметы? Догадайтесь.
- Вопросы детям
День пятнадцатый
- Танина тайна. О суевериях. Страшные истории.
- Народная проза: «Чёрт», «Злая женщина и добрый дух»
- Вопросы детям
День шестнадцатый
- Крещенские морозы. Праздник Крещения на Руси. Обряд
крещения. Приметы.
- В. Никифоров-Волгин «Крещение»
- И. Шмелёв «Крещение», отрывок из повести «Лето Господне»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
- И. Суриков «Детство», стихи
- Литература для детей
- Литература для родителей
День семнадцатый
- Опять Пётр I. Солдаты и школы. Сколько было крестьян
в России? Народ и просвещение. Опасность от образования.
Зачем учиться? Труд и труд. Школы для крестьянских детей.
Солдат-учитель. Что такое «приход»? Какие были учебники?
- И.Я. Столяров «Записки русского крестьянина», отрывок из
воспоминаний.
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
- Г.И Успенский «Мишка», отрывок из очерка «Крестьянин и
крестьянский труд».
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День восемнадцатый
- Заботы и обычаи февраля. У свечи.
- С. Константинов «Два года в земской школе», отрывок из
воспоминаний.
День девятнадцатый
- М.М. Пришвин «Последний мороз»,«Снег на ветвях».
- В лесу на лыжах. Приметы весны. После обеда. Частные
школы для крестьянских детей. Сроки обучения.
- М.М. Громыко «Мир русской деревни», отрывок из книги
о частном обучении грамоте.
- Пословицы и поговорки
4. Дети города
День двадцатый
- Масленица. Жители города. Занятия. Купцы и мещане.
- С.Т. Аксаков «Семейная хроника», отрывок из повести
- Кто учился в народной школе?
- И.Д. Василенко «Герцог Букенгемский», глава из повести
«Волшебная шкатулка»
- Кое-что непонятно
- Вопросы детям
- Г.И. Успенский «За малым дело», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- И.С. Шмелёв «Мартовская капель», отрывок из рассказа
День двадцать первый
- Тёплое солнце. Каникулы. «Плохо было». Разные школы.
- В. Слепцов «Письма об Осташкове», отрывок из очерка
- Планы на каникулы. Таня растёт.
День двадцать второй
- И.С. Шмелёв «Весенний ветер», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Покупки и радости. Похожи ли дни? Когда пасха? Почему не
все учились в городе? Три причины. Игры и занятия детей
города. Есть, чем гордиться.
- Л. Андреев «Петька на даче», отрывок из рассказа
- Вопросы детям
День двадцать третий
- Пасха. Разговелись. Что же есть, если колбасы нет?
- Православные посты. Рыба – тоже мясо. Когда бывает Пасха?
- Праздник после Пасхи. Поминовение.
- И.С. Шмелёв «Егорьев день»
- Катанье яиц. Обед.
- Пословицы
День двадцать четвёртый
- Май – всему конец понимай. Почему копаемся? О гордости
русских. Мещанин Ростовцев о себе и о России. Стихотворение
И. С. Никитина «Русь». Объявление Сявы. Прощание.
- Литература для детей
1. Княжеские и боярские дети
День первый
Сегодня в доме праздник. Серёжа вернулся из лагеря отдыха, Таня – из деревни, где гостила у бабушки, а папа приехал с дачи. «Дача» - это маленький садовый домик. Но всё равно – «дача».
После вкусного торта с орехами родители стали задавать Серёже и Тане разные вопросы: как жили? что ели? что видели? – от которых дети быстро устали. Таня сказала:
- Я хочу спать.
Серёжа тоже сказал:
- А я – гулять.
И мама решила «не терзать» детей.
- Ладно, - согласился папа, - отдыхайте. Завтра все поедем на дачу.
- Я не хочу на дачу, - сказал Серёжа. – Там комары и жарко. Эти комары мне в лагере надоели.
- Ишь ты какой барин-боярин! Не съедят тебя комары.
- А, может, не надо, - защитила Серёжу мама.
- Нет, - решительно сказал папа, - надо, мама! Пусть приучаются.
Когда Серёжа ушёл гулять, Таня спросила у папы:
- А кто такой «барин-боярин»?
- В древности на Руси боярами назывались ближайшие помощники и советчики князей и царей.
- А их, что – комары не кусали?
- Кусали, - рассмеялся папа. – Но они не делали трудной тяжёлой работы. Трудную, тяжёлую работу выполняли за них слуги.
- А у нас слуг нет, - поняла Таня. – Поэтому мы сами должны делать трудную работу.
- Да, Танечка.
- А были у бояр дети? – неожиданно спросила Таня.
- Конечно, - сказал папа. – А как же? И у бояр и у князей были дети. И помногу.
- Сколько?
- 5-10 ребятишек обязательно.
- Ого-го! – удивилась Таня. – Расскажи мне о боярских детях.
- Завтра, Танечка, расскажу, завтра. А сейчас – спи.
- Ну что тебе стОит, - поддержала Таню мама. Она закончила мыть на кухне посуду и пришла укладывать Таню. – Расскажи вместо сказки.
- Ладно, - согласился папа, - расскажу.
Давным-давно, много лет назад, когда ещё не было ни телевизоров, ни самолётов, а славяне, наши предки, жили в деревянных домах, а не в каменных; когда было мало людей и городов…
- А почему было мало людей и городов? – спросила Таня.
- Людям хватало жилья, в котором они жили. А когда народилось много людей, тогда построили ещё дома и города, чтобы всем хватало жилья. Так вот: в эти старые времена государством и людьми управляли князья. Князьям помогали их друзья и товарищи, которые назывались боярами.
И у князей и у бояр, как у всех людей, были дети: мальчики и девочки. Князь занимался своими делами: воевал, собирал дань, управлял княжеством, принимал послов, охотился. А детьми занимались слуги и мама-княгиня. Пока дети были совсем маленькими, их кормила своим молоком мама. Затем приглашали молодую женщину и та, вместо мамы, кормила младенца своим молоком. Эта женщина называлась – кормилица.
Кормилица, прежде, чем её допускали к ребёнку, целовала крест и клялась «добра хотеть, кормить грудью бережно и с опасением, отравы не давать, волшебных злых слов не говорить».
- А меня мама кормила молоком, или кормилица? – спросила Таня.
- Конечно, мама. Мы же - не князья и не бояре.
- А почему мама-княгиня не захотела кормить?
- Наверное, потому, что ей казалось это трудно делать: кормить, ухаживать за ребёнком. Поэтому, кроме кормилицы, у ребёнка появлялись ещё и няньки, которые нянчились с ребёнком: укладывали спать, рассказывали сказки и истории, баюкали детей, пока они не засыпали.
- Ты сейчас баюкаешь меня? – спросила Таня у папы.
- Нет, я сейчас нянчусь с тобой.
- Как няня?
- Да, как няня. Но слушай дальше. Когда ребёнку исполнялось 3-4 года, для него начиналась новая жизнь. До этого времени ребёнок только ел и рос. А теперь его начинали воспитывать и обучать. Для воспитания и обучения приглашались опытные и знающие люди.
Интересный обычай существовал в древности. Мальчику не постригали волосы до 4х лет. В четыре года его постригали и первый раз садили на коня. С этого времени его воспитанием занимался ДЯДЬКА. Воспитатель назывался ДЯДЬКОЙ. Он обучал мальчика езде на коне и военным хитростям.
- Папа, - зевнула Таня, - я хочу, чтоб ты меня баюкал.
- Ты же не малышка, Таня. В школу осенью пойдёшь.
- Ну и что. Я хочу, чтобы меня как маленькую княгиню баюкали.
- А маленькую княгиню баюкали так же, как любую другую малышку из простого народа.
- Побаюкай!
- Я хотел тебе ещё и книжку почитать. О том, как постригали и садили на коня. Тебе не интересно?
- Интересно. Но завтра. Побаюкай, пап, - опять попросила Таня.
- Я сейчас маму позову. Она лучше меня это сделает. Мама!
- В чём дело? – появилась мама. – Почему не спим?
- Вот, просит, чтобы её побаюкали, - сказал папа.
- Таня! Ты, что – малышка? Может тебе и соску дать? – изумилась мама.
- Побаюкай меня, как маленькую. Чуть-чуть. Немножко-немножко.
Папа подмигнул маме и тихо вышел из комнаты.
- Только, как княгиню, - потребовала Таня, когда мама присела на её кровать.
- Маленькие дети все одинаковы. И баюкают их всех одинаково.
О.о, о, о, о, о, о!
О, о! Баиньки, - запела мама.
О! Баю, баю, баю!
Баю милую мою!
Таня будет крепко спать,
Котик Танечку качать!
А качи, качи, качи,
Прилетели к нам грачи.
А ворота скрип, скрип!
А Танечка спит, спит
Танечка тихо сопела носом. Мама поднялась и вышла.
А в комнате папа разговаривал с Серёжей, вернувшимся с улицы.
- Телевизор ты всегда успеешь посмотреть. А завтра чтобы прочитал Тане вот этот отрывок: первую главу из книги Дмитрия Мищенко «Синеокая Тиверь». Я думаю, что и тебе это будет интересно.
Д. Мищенко
«Синеокая Тиверь», глава из романа
От княжеского терема до собОрной площади1 в детИнце2 без малого чуть не треть пОприща3, но в роду князя ВОлота не было недостатка в любопытных, желающих поглазеть на праздненство, а тем более в охотниках погулять, повеселиться, спеть величальную4 песню. По одну и другую сторону дорожки, выстланной коврами от терема к площади, стоят толпы людей. Но едва ли не больше всего народа как и стражников, смотрителей порядка на пострИжинах5, собралось на самой площади, ближе к центру торжества.
Похоже, народ точно знал, может, почувствовал, что вот-вот начнётся свято: притихли и гости, и горожане, смотрят в ту сторону, откуда должен появиться Отрок6. Двери в терем распахнуты настежь, величальницы возле порога уже, а это верный признак: сейчас – появиться кнЯжичу7. И предчувсивие не обмануло тиверцев8. Первыми вышли на люди князь Волот и княгиня Малка, сразу за ними княжич БогдАнко в паре со своей наречёной9 ЗорИной Вепровой, следом правились, взявшись за руки, меньшие сёстры БогданкА, княжёны Злата и Миланка. И такие же гожие и пригожие все, такие праздничные и нарядные, что непривычному к роскоши поселЯнину12,особенно с далёких окраин, ничего и не оставалось, как удивлённо воскликнуть про себя и затаить дух. Князь и кнЯжич были в одинакового цвета светлосиних кОботах13, щедро расшитых по полам и подолам14, на ногах у них червлёные15 чедЫги16. По тому же порядку и княгиня, и наречённая БогданкА – в белых, заморской ткани тунИках17, а поверх туниИк на них нежно-розовые, словно распустившиеся поутру бутоны троЯнды18, корзнА19. Юные княжны Злата и Миланка, дрОбненькие20, одна другой меньше, одеты в почти столь же роскошные, хоть и другого цвета одежды, Волосы каждой из женщин покрывала самИтовая21 шапка с меховым окОлышем22.
Князь и княжич, простоволосые23, шествовали, словно облитые солнцем. По обычаю князю-отцу предстояло исполнить посвящение сына в мужИ24, поэтому княжичу надлежало предстать перед народом таким, каким знали его все двенадцать лет – с непокрытыми, нетронутыми до сегодняшнего дня кудрями. А они же… Боже СварОже25! Они такие шелковисто-мягкие, буйные, золотистые в этот погожий день, что жаль и прикасаться к ним.
Пара за парой, как вышли из тЕрема так и шли, чинно(26), к площади – будто внушительным, спокойно-величавым шествием, приличествующим древнему обычаю, показывали всем собравшимся кровное, нерушимое единение рода. Воля и сила угадывались за этой сплочённостью.
Величальницы знали, когда начать. Их первая песня – княгине. Ей, матери, первое величание.
Слава тебе, слава, пречистая матерь!
Дала князю сына, нам – надежду злату.
Нам надежду злату, радость всего света.
Будь здорова , жена, премногие лета.
Они так же при соединились к шествию, следовавшему на площадь, где ожидали своего княжича тиверцы, где приготовлены для обряда княжеский стол и величальные венки, где истомился в ожидании будущего хозяина заранее осёдланный конь. При коне был готов и дядька(27), среднего роста, но могучий в плечах муж, при оружии и ратном облачении(28). На самой площади, хотя она и запружена тиверцами, место у стола князя оставалось свободным.
…А князь тем временем оборачивается к княгине и, кланяясь, говорит ей:
- Позволь, мать, взять у тебя дитя.
Каково будет повеление Малки? Все ждут. А она клонит долу(29) голову, молчит.
- Твоя воля, княже, - произносит она наконец и вздыхает. – Отдаю сына тебе и благославляю! В добрый час! Счастливой дороги тебе, сынок.
Княгиня была уже не в силах сдерживаться, дала волю слезам. Князь не обращал на них внимания. Взял в руки ножницы, примерился, отхватил несколько локонов. Потом ещё и ещё. И казался он таким решительным, непреклонно-твёрдым, будто не знал, не ведал, что постригает собственного, притом единственного сына, будто всё равно ему было, что сын пойдёт сегодня на чужие руки и больше никогда уже не знать ему материнской ласки, не надеяться больше, что кто-то из родных или близких пожалеет его, защитит от обидчика. Едва ли не так и было: князь радовался, что забирает сына от матери, радовался, что пришла пора и посылает он княжича в достойную науку – острить разум и сердце(30) на святое дело, стать мужем ратным(31), познать мудрость, чтобы стать по зрелости опорой земли и народа. Потому и твёрд, потому и не обращает внимания на женские слёзы. Если б князь обращал на них внимание, кто бы берёг землю и народ тиверский от чужеземца-супостата(32)? Ей-богу, в чужеземном ярмЕ(33) ходили бы.
Понимала ли это княгиня Малка? Должна понять. И она, похоже, справилась с собой или кончились последние слёзы – княгиня вытерла лицо, подошла к наречёной БогдАнко.
- Как только князь кончит пострИжены, подойдёшь, дИтятко, возьмёшь этот венок, увенчаешь им кнЯжича. Знаешь, что нужно сказать при этом?
- А то!
- Ну и ладно. А щит меч ему поднесёт другая девочка, из простых людей.
- А где она?
- И в самом деле, где? – обернулась княгиня к окружавшей её чЕляди(34).
- Пошли за ней, должно быть сейчас. Это уж самая достойная…
…То была Миловидка из ВЫпала. ВЫпальские парни и девчата уговаривали её, утешали: «Не бойся, никому не дадим в обиду, а надо – так и торговый люд позовём!»
…Издали ещё отличила среди других девчат юную избранницу с ВЫпала и княгиня.
-Здравствуй, красавица, - подошла она и, как бы успокаивая, коснулась руки Миловиды.
- Поздравь кнЯжича с Отрочеством(35), вручи ему бронЮ(36) от народа тиверского. И пусть слово твоё будет щедрым на добро, красным(37) да радостным, как и ты сама.
ЗорИна Ветрова уже стояла возле венка, поджидая её, простолюдИнку, и как тронулись, предупредила: «Я первая поздравляю!». Когда же до дела дошло, запнулась вдруг, словно язык проглотила, молчит. Тут только Миловида и увидела, какой кнЯжич ещё ребёнок и, сама не зная как, решилась выручить напарницу. И откуда только смелость взялась!
- КнЯжич, пусть любовь матери хранит тебя от всех напАстей и бед, - выпалила она одним духом. – Пусть завЕтом(38) тебе станут отцовы мудрость, храбрость мужество. Будь ласков со своим народом, будь справедлив, как отец, и твёрд с теми, кто посягАет(37) на нашу волю и наши обычаи.
Миловида дождалась, пока ЗорИна, так и не произнесшая ни слова, увенчает кнЯжича венком и только потом приблизилась к нему сама, опоясала кнЯжича мечом(39), из рук в руки передала ему и щит и шлем. Она не знала, как восприняли её слова князь и княгиня, народ, она просто не думала об этом. Но, должно быть, наИтие(40) подсказало ей, что всё, что она делает – она делает правильно, и непонятное смущение, волнение, робость охватили её лишь тогда, когда вновь дружно и голосисто запели величальницы.
Дядька подвёл кнЯжичу коня, помог ему сесть в седло. И это значило, что отныне уже не мать с отцом, а он будет Отроку учителем обычаев и законов рода, он будет наставлять кнЯжича рАтному делу и житейской мудрости.
Пояснения:
1 – соборная площадь – место сбора народа для важных сообщений.
2 – детИнец – внутренняя городская крепость.
3 – пОприще – мера длины, равная примерно 20км; треть пОприща – 7км;
на местах поединков пОприще равно 115 шагам.
4 – величальная – хвалебная, приветственная песня.
5 – пострИжены - обычай пострижения волос мальчика княжеского или
боярского рода.
6 – Отрок – мальчик-подросток.
7 – кнЯжич – сын князя.
8 – тИверцы - славянское племя, народ.
9 – наречёная – названная невестой, невеста.
10 – княжнА – дочь князя.
11 – гОжие, да пригОжие – хорошие, красивые.
12 – поселЯнин - житель поселения.
13 – кОбот – верхняя мужская одежда.
14 – подОл – нижний край женской одежды.
15 – червлёный – тёмно-красный.
16 – чедЫги – род сапог, сапоги.
17 – тунИка – род длинной рубахи
18 – троЯнда – роза.
19 – корзнО – плащ знатных людей в Древней Руси.
20 – дрОбненькие – мелкие, маленькие.
21 – аксамИт, самИт – дорогая ткань.
22 – окОлыш – часть головного убора.
23 – простоволосые – с непокрытой головой.
24 – посвящение в мужИ – посвящение в совершеннолетие.
25 – СварОг – главный славянский бог.
26 – чИнно – в соответствии с правилами.
27 – дядька – в Древней Руси – воспитатель, учитель.
28 – рАтное облачение – воинские доспехи.
29 – дОлу – вниз.
30 – острить разум и сердце – обучаться.
31 – рАтный муж – воин.
32 – супостАт – враг.
33 – ярмО – деревянный хомут для рабочего скота; здесь – в значении плена,
рабства.
34 – чЕлядь – прислуга.
35 – Отрочество – возраст перед совершнннолетием.
36 – бронЯ – оружие.
37 – красный – красивый.
38 – завЕт – правило, завещание.
39 – опоясать мечом – закрепить на одежде пояс с мечом.
40 – наИтие – неожиданная мысль, догадка.
Ребята! Вы прочли отрывок из повести «Синеокая Тиверь» украинского писателя Дмитрия Мищенко.
Попробуйте ответить на вопросы:
1. Почему плакала княгиня Малка?
2. Найдите в тексте выражение «пойти на чужие руки» (когда князь
стрижёт БогданкА). Как вы понимаете смысл этого выражения?
3. Почему княжича отдавали «на чужие руки»? Найдите ответ в беседе папы с Таней.
День второй
Целый день семья была «на даче». Пропалывала сорняки, поливала ягоды и помидоры. Это Таня поливала. А Серёжа полол тяпкой, как взрослый, помогал маме. Папа работал столярным инструментом: что-то пилил, строгал, сбивал.
Затем мама приготовила обед. А когда семья пообедала, Таня сказала:
- А теперь папа будет рассказывать
- Нет, - возразил папа. – А книжку тебе почитает Серёжа.
- Да?! Ей и клубнику, ей и книжку читай, и всё самое вкусненькое…
- А я – маленькая, поэтому, - объяснила такое к ней отношение Таня. – Вот когда ты будешь…
Таня запнулась, подумала…
- Маленьким я никогда не буду, - обиделся Серёжа.
- Не ссорьтесь, - сказала мама. – Таня поможет мне убрать со стола, а ты, Серёжа, приготовь книжку. Отец, ты не забыл её?
Папа вытащил из сумки книжку в красивом твёрдом переплёте и подал Серёже.
- Тебе уже десятый год, а некоторые князья на Руси в десять лет уже женились. Так что, жених, будь мужчиной и не хнычь!
- А девочки когда женились? – живо поинтересовалась Таня. - Тоже в десять лет?
- Ты, невеста без места, ещё из детского сада не вышла, - строго сказала мама. – Это во-первых. А во-вторых: девочки не женятся, а замуж выходят.
- А в-третьих, - подхватил папа, - Серёга, - читай!
- Пап, расскажи, как женились князья, - попросила Таня
- Вечером, - ответил папа и вышел.
…Дома папа сдержал своё обещание и вечером продолжил свой рассказ о жизни княжеских и боярских детей.
В далёкую седую старину, на Руси было много князей. Они жили в разных городах. А главный князь находился со своей боевой дружиной и боярами в главном городе Древней Руси – Киеве. Киев назывался стОльным городом, т. е. столицей, а главный князь – великим князем. Князей было много, а бояр ещё больше, потому что у каждого князя было около десяти, а то и больше, бояр-помощников.
Любимым занятием князей и бояр была охота. Охотились на зверей и птиц.
Сына князя, княжича, всегда брали с собой на охоту под присмотром дядьки-воспитателя. Молодой князь должен был научиться всему, что умел его отец: воевать, охотиться, управлять государством, устраивать игры.
Боярские дети, пока не стали воинами и были отроками, прислуживали старшим на пирах. Это считалось важным и почётным делом. Игры и состязания боярские дети устраивали разные: метание копья, попадание стрелой в цель, скачки на конях. В эти игры не допускались дети челяди, слуг. И сами боярские дети не играли с детьми слуг. Это запрещалось. Но были случаи и непослушания.
В одной боярской семье умер отец, глава семьи. Старшей в семье осталась мать, так как сын был ещё мал, чтобы стать главой семьи. Мальчику нравилось ходить работать в поле вместе с рабами и слугами. Ему всё нравилось: горячее солнце, тёплая земля, запахи трав, цветы. Мать запретила ему ходить работать с рабами. «Это позор тебе и нашему боярскому роду» - сказала она.
Сын не послушался мать и продолжал делать то, что ему нравилось. Мать его наказывала, била и тогда сын ушёл из дома со странствующими богомольцами. На третий день мать догнала его, схватила за волосы, бросила на землю и стала бить ногами. Затем приказала слугам связать сына, как злодея, и привезла его домой. Заковала ноги в кандалы и несколько дней не кормила. Сын потом всё равно сбежал от матери с караваном купцов.
Другой боярин-отец наказал сына за то, что тот ушёл в монастырь. Отец разгневался, прибыл в монастырь, вЫволок его оттуда, содрал с него монастырскую одежду и вновь одел в светлую боярскую одежду. Сын снял боярскую одежду, его опять одели, сын снова скинул. И так много раз, пока отец не связал его и отвёз домой.
Очень жестоко наказывали своих детей родители за непослушание. Отца или старших нужно было слушать беспрекословно.
- Вот видишь, - сказала Таня Серёже, который тоже внимательно слушал рассказ отца. – Папа сказал тебе, чтобы ты читал мне книгу, а ты не хотел. Но папа тебя не наказал.
- Младших обижать нельзя, - пояснил папа. – А дети для отца и матери – всегда младшие. Но младшие, то есть – дети, должны почитать родителей, то есть – уважать. А почему?
- Потому что они – папа и мама. Потому что они родили нас, - сразу ответила Таня.
- Та-то оно так, но не совсем так, - непонятно сказал папа. – Дело в том, что родители и вообще все старшие сильнее детей и могут защитить их от беды. А кроме того: взрослые больше, чем дети, знают о жизни и могут их научить чему-то важному и хорошему. Поэтому в древности уважали и почитали старших: родителей и стариков.
- А почему же били детей, если их нельзя обижать, - спросил Серёжа.
- Так наказывали за серьёзное, сильное непослушание родителей. Взрослые рассказывали детям, как надо жить, что делать, чтобы самим не погибнуть, не погубить родителей и не опозорить свой род. И вот если дети не делали так как им говорили старшие, то младших наказывали за непослушание. Считалось, что дети должны бояться наказания отца и бога.
- Значит, мама, которая била своего сына, не любила его, - решила Таня.
- Я так не думаю, - сказал папа. - Вот подрастёшь, мы и поговорим об этом.
Чтобы дети и родители знали и умели ладить друг с другом великий князь Киевский Владимир Мономах написал «Поучение детям». В этой книге он делится своим жизненным опытом и мыслями о воспитании о воспитании детей.
Папа взял с полки книгу, открыл страницу, где была закладка и прочитал: «Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев… Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь: как отец мой, дома сидя, знал пять языков, от того и честь от других стран. Ленность ведь всему плохому мать: что кто умеет, то забудет, а что не умеет, тому не научится.
Куда бы вы ни держали путь по своим землям, не давайте отрокам причинять вреда ни своим, ни чужим, ни сёлам, ни посевам, чтобы не стали проклинать вас. Куда же вы пойдёте и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришёл, простолюдин ли или знатный посол…»
-Я буду учиться, - сказала Таня.
- Конечно, будешь, - сказал папа. – В сентябре пойдёшь в первый класс. Научишься хорошо читать и сама будешь читать книжки.
- А Серёжа уже умеет читать, но тоже будет учиться, - добавила Таня.
- Да, в третьем классе, - с гордостью подтвердил Серёжа.
- И сколько нового узнаешь, новых книг прочтёшь. – Папа закрыл книгу. – А в книгах – вся мудрость и все знания людей. Пока люди не придумали книг, знания передавались устно, то есть в беседе, в разговоре.
- Ты нам сей час передаёшь знания? – спросила Таня.
- Да. Знания ещё передавались при обучении чему-нибудь: как ездить на коне? как стрелять из лука? Знания передавались детям и внукам от отцов и дедов. Старшие рассказывали, младшие запоминали. А когда появились книги, люди стали записывать знания, чтобы с этими знаниями познакомилось больше людей.
Папа встал, подошёл к полке с книгами.
- Я вам сейчас покажу книгу, к которой собраны многие знания наших предков о жизни.
Он достал с полки большую красивую книгу.
-Вот. Называется «Домострой».
- Это – как строить дом? – спросил Серёжа.
- Можно и так сказать. Как строить дом, как жить в этом доме, как вести домашнее хозяйство, готовить пищу, воспитывать детей. Вот послушайте: «А пошлёт бог кому детей, сыновей и дочерей, то заботиться отцу и матери о чАдах своих».
Папа посмотрел на ребят:
- Понятно?
- Да…, - неуверенно ответил Серёжа.
- ЧАдами называли детей и родители обязаны были, - папа заглянул в книгу,- «обеспечить их и воспитать в доброй науке: учить страху божию и вежливости, и всякому порядку. А со временем, смотря по возрасту и по детям, учить их рукоделию: отец – сыновей, а мать – дочерей, кто чего достоин, какие бог кому способности даст».
- А бить? – спросил Серёжа.
- Что, бить? – не понял папа.
- Не написано: можно или нет?
- А, вот ты о чём. Написано. Слушайте. Отец и мать должны любить и хранить детей и – внимание! – «страхом спасать, наказывая и поучая, а не то, разобравшись и поколотить»
Серёжа заглянул в книгу, зашевелил губами:
- «…Поколотить… И не жалей младенца биЯ…
- …не умрёт, но здоровее будет», - подхватил папа, - «ибо ты, казня тело, душу его избавляешь от смерти».
- Вот это да! – выдохнул Серёжа.
- «Наказывай детей в юности – в старости они упокоят тебя» Вот видите: наказание битьём считалось нормальным. Поэтому ни боярыню-мать, ни отца-боярина люди не осуждали за то, что они били своих сыновей. Здесь есть и наставление о том, «как воспитывать дочерей и как с придАным замуж выдать».
- Папа, а что такое «придАное»? – поинтересовалась Таня.
- Когда девушка выходила замуж, родители давали ей одежду, вещи, даже домашних животных. При ней давали, вместе с нею. Поэтому называлось «придАное».
- Читай, пап, - сказала Таня.
Папа нашёл нужную страницу:
- «Если дочь у кого родится, благоразумный отец, который торговлей кормится, или в деревне пашет, такой от всякой прибыли откладывает на дочь: или животИнку растят ей с приплодом…» Про «животИнку» понятно?
- Нет, - сказала Таня.
- Это домашнее животное: свинка, коровка, овца. Так вот: «животИнку…, или из доли её, что там бог пошлёт, купят полотна и холстов, и куски ткани – и все эти годы ей в особый сундук кладут… И только замуж сговорят – отец и мать могут не печалиться: всего у них вволю, в веселии и в радости. Ежели же отец и мать незапасливы, то кинутся покупать всё и впадут в печаль от свадьбы такой: ведь купить всё сразу – дорого».
Папа закрыл книгу. Дети молчали. Потом Таня встала с дивана, порылась в своих игрушках и принесла старую шкатулку.
- Вот, сундук для меня.
- Зачем – для тебя? – удивился папа.
- Для приданого, - рассмеялся Серёжа.
Папе тоже стало весело, только Таня даже не улыбнулась.
_ Там, - она показала на книгу, - написано: как родится дочь, откладывать для неё, а то дорого будет.
Теперь смеялись все и мама тоже, потому что слышала ответ Тани Только Таня не смеялась. Она заплакала. И мама стала успокаивать её.
- Папа обещал рассказать,- сказала Таня, успокоившись, - как женились князья. – И добавила: – И княгИни.
- Вот хитрУля! – восхищённо воскликнул папа. – А может в другой раз: сегодня я и так много вам рассказал. И Серёжа читал.
- Нет, - сказала Таня, - сегодня.
Папа вздохнул. Мама улыбнулась.
- Хорошо, - сказал папа. – Уговорили. Ещё минут десять. А то тебе пора готовиться ко сну, а Серёжа будет проситься погулять.
- Да, - согласился Серёжа. – Буду.
- Как звали кнЯжича, отрока из книги «Синеокая ТИверь»? – спросил папа.
- БогдАнко, - ответил Серёжа.
- А его наречёную?
- ЗорИна.
- А сколько лет было БогдАнку?
- Двенадцать.
- Ему двенадцать лет, а у него уже есть девочка, названная его невестой. Церковь не запрещала жениться и выходить замуж и в одиннадцать и в десять лет. И даже – в восемь. Князю Святославу Игоревичу было десять лет, когда он женился в 1181 году. Княгине Верхуславе было восемь лет, когда она в 1187 году вышла замуж за четырнадцатилетнего Ростислава. Верхуслава оставила о себе память, как выдающаяся женщина, имевшая важное влияние на государственные дела.
Папа встал, потянулся:
- Всё, княгиня Татьяна! На сегодня – всё. Завтра я буду занят и не смогу, наверное, вам ещё рассказать о княжеских детях. Поэтому ты, Серёжа, прочитай, пожалуйста, вслух для Тани, ну, и для себя, главу шестую второй части романа Дмитрия Мищенко «Синеокая ТИверь». Я закладку здесь оставил.
- А о чём там? – спросил Серёжа.
- Вы снова встретитесь с БогдАнком, узнаете, как дядька-воспитатель обучал его военному искусству. А если будет время и захочется, то прочтите отрывок из пятой главы повести русского писателя Даниила Мордовцева «За чьи грехи?». Смотри, Серёжа, вот эта книга. Договорились? Прекрасно. А теперь – кто куда: спать, гулять…
Ребята! Из рассказа папы вы немного узнали о том, как жили наши предки в старину и как воспитывали своих детей. Ответьте, пожалуйста на вопросы:
1. Как вы понимаете выражение «седая старина»?
2. Почему дети должны были чтить и уважать родителей, стариков и
старших?
3. Понятно ли вам выражение:«ЛЕнность всему плохому мать»?
4. Объясните слова Владимира Мономаха: «Куда бы вы ни держали путь
по своим землям, не давайте отрокам причинять вреда ни своим, ни
чужим, ни сёлам, ни посевам».
5. В книге «Домострой» написано: «А пошлёт бог кому детей…».
Объясните, как вы понимаете эти слова.
6. Как вы понимаете слова:»Любить и хранить детей»? И – «Казня его
тело, душу его избавляете от смерти»?
7.Назовите слова и выражения, смысл которых в тексте вам непонятен?
День третий
На другой день, когда Серёжа открыл книгу на папиной закладке, то увидел записку от отца: «Серёжа! Прежде, чем читать о БогдАнке, прочти «Предание об Обрах». Далее крупным чётким почерком было написано:
«Предание об Обрах
В те же времена были и Обры. Эти Обры воевали против славян и покорили дулЕбов также славян. И творили Обры много зла жёнам дулЕбским: если поедет куда Обрин, то не давал запрячь коня или волА, но велел впрячь трёх, четырёх или пятерых жён».
(Серёжа, слово «жена» здесь означает – «женщина»; значит впрягали пятерых женщин.)
«Впрягали в телегу и везли его – Обрина. И так мучили дулЕбов. Были же эти Обры велики телом и умом горды (высокомерны, значит), и бог истребил их, и умерли все, и не осталось ни одного Обрина, и есть поговорка на Руси до сего дня: «Погибли, как Обры».
А теперь, Серёжа, читай «Синеокую ТИверь».
Д. Мищенко «Синеокая ТИверь»
Уже немало времени скачут всадники вдоль ДнестрА и не замечают, как припекает солнце. Дальний и трудный путь утомил их. Дядька и раньше был неумолим: с утра до вечера мордовАл(1) Отроков, обучая стрелять из лука, умению соскакивать на бегу с коня и садиться на него (с седлом и без седла); показывал, как удержаться под животом у осёдланного и испуганного коня, когда тот мчится полем во всю прыть. А теперь, когда появились слухи об Обрах(2), и вовсе стал неумолим. Ничем ему не угодишь. Сказал, что не пустит к отцу-матери, и никого не отпускает; сказал – пойдём в понизовье(3), поживёте в шалашАх(4), как воины в походе – и пошли. Идут, идут берегом, а куда, как далеко, никто не знает.
- Вон там, может, и станем табором(5), - остановился , наконец, дядька и показал на поляну, открывшуюся вдоль берега.
- В такой пустыне? – усомнился кто-то из Отроков.
- Это ещё не пустыня. Видишь, - дядька показал вдаль, - лОдии стоят у берега. А если есть лОдьи, значит поблизости есть и жильё.
Паставили под гАем(6) шалашИ: один – для дядьки, два – для себя, разложили костёр. Начали варить еду – обнаружили, что забыли соль.
- Хорошие же из вас вояки будут, - упрекнул Отроков дядька. – Ладно, пусть кто-нибудь варит, а другие поищут жильё и добудут соли.
На поиски вызвался идти БогдАнко, а с ним ещё двое Отроков:
- Нельзя одному в лесу плутАть(7).
Сначала пошли к лОдьям: оттуда должна быть тропа к жилью. Тропа и на самом деле там отыскалась, повела к лесу, однако, сколько ни шли по лесу, а к жилью не вышли.
- Неужели сбились с пути? – засомневался БогдАнко. – Может, не заметили, как стёжка отвернула в сторону?
Думали, думали – и вернулись-таки назад. Несолоно хлебавши(8).
Перед ночью дядька, как будто бы ничего не случилось, подозвал кнЯжича и ЖалЕйко.
- Даю каждому из вас по шесть Отроков и назначаю старшими. Ты, ЖалЕйко со своими Отроками будешь охранять наш тАбор, а ты, кнЯжич, смотри за лОдиями у берега.
БогдАнко удивился:
- А чего нам эти лОдии? Чего их караулить?
- Дело не в лОдиях. Нужны те, кто оставил их тут. Очень может быть, что это – тАти(9) и что возвратятся они с тем, за чем сюда прибыли. Будь внимателен,кнЯжич. ТатьбА(10) разная бывает и тАти тоже разные. Дело важное, поэтому и поручаю тебе.
- Надо задержать их, если появятся?
- Задержи, если сможешь. А будут сопротивляться, действуй, как положено воинам: ловко, беспощадно, стремительно.
БогдАнко старался скрыть радость и тревогу, охвативших его в предощущении серьёзного дела. Его настроение передалось и Отрокам, которые пошли с ним. Они волновались, тщательно выбирая засаду, гадали, что же это за тАти, куда пошли и с чем возвратятся?
- Узнаем, если не провороним, - остепенил их БогдАнко. – А вот, чтобы взять их, если придётся брать, одной засадой не обойдёшься.
- Думаешь, их много будет?
- А что тут думать? ЛОдий две, в каждой – по четыре весла, значит тАтей не меньше восьми, если не больше.
- А если их больше?
- Хоть и больше, а надо как-то нам справиться.
- Сказал бы дядька зАсветло, так припрятали бы вёсла! Не с собой же они их взяли. Может, поищем?
- Ночью? Нет. Сделаем лучше по-другому: перетащим лОдьи на другое место.
- А что это нам даст?
- Когда тАти пойдут искать лОдьи, то разобьются на две группы: вверх и вниз по реке. А нам того и надо.
- Твоя правда, - согласились Отроки.
- Вяжите верёвки ближе к уклЮчинам(11), - велел БогдАнко, - Потянем лОдии против течения. Вверх по реке они вряд ли примутся искать.
…Было уже зАполночь.
- Ладно, спите, - разрешил кнЯжич, - а мы с БОртником понаблюдаем.
И наблюдали. Откуда им молодым и доверчивым, было знать, что те, кого ждут – выдумка старого воина. Услышав, как они говорили: «Жилья человеческого нет поблизости», усмехнулся дядька: «Плохо же вы искали, отрочАта. А если так, то подброшу вам на ночь забот».
…Вдруг послышался подозрительный шорох, а затем чьи-то шаги.
- ТАти! Буди всех – шепнул БогдАнко.
Их было шестеро: два впереди, приглядывались, отыскивая приметное место, за ними четверо несли что-то на носилках. В темноте было не разобрать, что именно, да и не это интересовало Отроков. Им важно было знать, что будут делать тАти, не найдя оставленных здесь лодий.
«Уличи(12), - определил по говору БогдАнко. – Зачем же пришли на нашу сторону? Что у них на носилках?»
Как он предполагал, так и случилось: двое пошли на поиски лОдий вниз по течению, двое – вверх, а двое остались с ношей. БогдАнко поманил Бортника, шепнул тихо: бери троих и заходи оттуда – показал рукой – а я с остальными зайду с этой стороны. Следи за тАтями, но нападём на них вместе, когда сблизимся..
Обошли и подкрались бесшумно. Собрались уже кинуться на супостАтов, как под вербой послышался то ли стон, то ли сдавленный крик. Те, кто следил за ношей, повернулись и один сказал с издёвкой:
- Чего тебе, девка? Помощь зовёшь? Зря: тут тебя никто не услышит. Терпи, скоро будешь там, где надо.
Тиверцы всё поняли. С двух сторон они обрушились на тАтей, наставили на них мечи.
- Ни с места!
У тех и челюсть отвисла. Не успели сообразить, что к чему, как были уже без мечей.
- Кто тут? – БогдАнко подошёл к носилкам.
Тати, угнувшись, молчали.
БогдАнко наклонился, вызволил пленницу из корзнА, вытащил кляп, которым забили ей рот.
- БогдАнко!! – услышал он с болью и испугом.
Он не поверил своим ушам:
- ЗорИнка, ты?!
Где развязывал, а где рвал на ней путы. Спешил, словно чувствовал, что через минуту будет поздно: вот-вот вернутся ушедшие за лодьями и он может опять потерять свою лАду(13), счастье своё, дороже которого нет у него ничего на свете.
- Бортник! – сказал он наконец. – Оставайся здесь и не прозевай тех, что вернутся. Я отведу пленных в лагерь и вернусь с подмогой.
Пояснения
1 - мордовАть – заставлять делать что-либо через силу.
2 - Обры – название племени.
3 - понизОвье – название местности по нижнему течению реки.
4 - шалАш - временное укрытие от непогоды, построенное из
жердей и веток в форме крыши.
5 - тАбор – лагерь, место стоянки.
6 - лОдия(лОдья) – лодка
7 - гай – лес
8 - плутАть – блуждать, не знать куда идти
9 - несолоно хлебавши – попусту, напрасно, зря
10 - тать - разбойник, вор
11 - татьбА – разбой, воровство
12 - уклЮчина – крепление для весла лодки
13 - Уличи – племя, народ
14 - лАда – любимая
1. Ребята! Когда мы говорим: «Этот человек добрый», то что мы имеем
ввиду? Почему мы так говорим?
2. Почему мы говорим: «Злой человек?»
3. Называя человека добрым или злым, смелым или трусливым, мы
говорим о главных чертах характера человека. Назовите главные
черты характера княжича Богданка?
4. Зачем дядька воспитывал в отроках такие черты, как смелость,
отвага, выносливость, наблюдательность?
5. Прочтите или перескажите те эпизоды (места в тексте), где
проявляются эти черты характера.
6. Какими хотели бы быть вы? Какие черты характера хоте ли бы в
себе воспитывать? Почему?
Ребята!
Вместе с Серёжей и Таней прочтите отрывок («отрывок» - означает «часть») из повести русского писателя Алексея Югова «Даниил Галицкий». Обратите внимание на то, чему и как обучались княжеские дети.
А. К. Югов «Даниил Галицкий»
( отрывок из 5 части)
Близился подобный же страшный час и для княжны ДубрАвки: ей исполнилось двенадцать лет! А старше четырнадцати-пятнадцати лет княжОн редко вы давали замуж: это было пределом! Но пока княжна АглАя-Дубравка была ещё свободна от державной науки. Меж тем как старшим Даниловичам – Роману и Льву – не только разрешалось, но и прямо предписывалось присутствовать на советах отца-государя, хотя ещё и безмолвно. Да и в прочих мужских науках братья во многом брали верх над сестрою.
Ещё совсем недавно Дубравка могла спросить кого-либо из старших:
- А правда, что ангелы на ночь с солнышка корону снимают?
И ей заплакать хотелось, когда она узнавала, что нет – не снимают!
Между тем Мстислав – озорнИк(1) и ленивец – успел просветиться и кичИлся(2) переднею, что знает устройство вселенной(3):
- Никакого ангела с короною нет! Назначен каждому светилу(4) свой круг: есть круг Луны, Солнца…- семь кругов! Духи служебные(5), незрИмые(6) для смЕртного(7) ока, приставлены ко всем тем семи кругам и толкают круги руками. Когда они устанут толкать или повелено будет им перестать, тогда светИла падут на землю, а небо совьётся, как свИток(8)!...
И разве знала Дубравка, как знали они, кнЯжичи, отчего бывает гроза?
- Ну, а отчего же? – из гордости сдерживая слёзы горечи и обиды, спрашивала сестра.
И торжествующий Мстислав почти без запинки отвечал, точь-в-точь как повествовал(9) им на уроках митрополИт(10) Кирилл.
- Гроза бывает от того, что дух служебный раздирает облако с шумом. И от того скрежет и гром, и оттворяется(11) путь водам небесным.
КнЯжичи доподлинно узнали от митрополита, отчего бывает ночь, отчего – день.
- Когда солнце уйдёт от нас под землю – тогда у нас наступает ночь. А там, под землёй – день.
КнЯжич Мстислав, бойкий и нетерпеливый, спросил у митрополИта:
- А там, на той стороне земли, тоже живёт кто-нибудь?
МитрополИт рассмеялся.
- Глупый, - не по злому укорИл(12) он мальчика. – Никто! А то бы попадали: они же вниз головой!..
Узнали кнЯжичи от митрополИта, что все животные вышли(13) из воды: и рыбы, и киты, и птицы.
Многое узнали они и о человеке, и всё, что узнали, заканчивалось величественной и ясной формулой:
- Человек – это микрокОсмос(14) – вдохновенно говорил им митрополИт. – Плоть(15) человеческая – от земли, кровь – от росы и солнца, глаза – от бездны морской, кости – от камня, жилы и волосы человека – от травы земной!..
Однако и у Дубравки, кроме преобладания её над братьями в языках, было и другое умение, которым не обладали братья: это было шитьё золотом, шелкАми и жемчугом, а так же плетение кружев. Чудесные тканные, плетёные, низанные и крупным жемчугом, и мелкими зелёными пЕрлами(16) выходили изделия из-под её ребяческих рук!
Пояснения
1 - озорнИк – шалун
2 - кичИлся – хвастался
3 - вселЕнная – весь мир земли и космоса
4 - каждому светИлу – каждой планете, каждой звезде.
5 - дУхи служебные – слуги бога, работники его.
6 - незрИмые – невидимые.
7 - смертное Око – глаз человека или животного; а так как человек со
временем умирает, то вместе с ним отмирают и его глаза.
8 - свИток – свёрнутый в трубку материал, на котором написан текст.
9 - повествовАл – рассказывал.
10 - митрополИт – высшее духовное (церковное) звание на Руси.
11 - « и отворяется путь водам» - то есть – открывается «путь водам»
небесным и она в виде дождя устремляется на землю.
12 - упрекнУл – высказал неудовольствие, неодОбрил
13 - вышли из воды – то есть, сначала появились в воде: в океане, в море.
14 - микрокосмос – бесконечность в чём-то малом; например: человек по
отношению ко вселенной – очень малая величина, но и человека
можно изучать бесконечно.
15 - плоть – мышцы человека, тело.
16 - пЕрлы – мелкие жемчужины.
1. Ребята! Как вы думаете, почему княжеских детей обучал
митрополИт, а не кто-то другой?
2. Почему Дубравка не получала те же знания, что и её братья?
3. Ребята! Вы со всеми объяснениями митрополИта согласны? Или нет?
Почему?
День четвёртый
Папа сказал, что с сегодняшнего дня он «пошёл в отпуск». И снова в доме праздник. Накупили-и-и…всего!
Мамы нет: она не в отпуске, а потому – на работе. Остальные члены семьи тоже заняты делом. Дома. Папа с Серёжей чистят картошку. Таня кормит попугая Сяву. У папы хорошее настроение и он даже напевает.
- Мы – не бояре. Зато у нас есть попугай, - неожиданно говорит Таня.
- Сява хор-р-роший, Сява хор-р-роший, - хвалит себя попугай.
- Хороший, хороший. Хвастун.
Папа плюхнул последнюю очищенную картофелину в кастрюлю с водой и обрызгал Серёжу.
- Ну, па! – возмутился Серёжа. – Осторожней!
- Ты моешь и режешь картошку, я – готовлю салат! - Хорошее настроение папы не исчезало. – Мы – не бояре, они – не мы! Но у них тоже были попугаи. В пятнадцатом веке иностранные послы стали дарить их русским князьям и боярам. В княжеских хоромах и палатах уже были клетки с птицами. С русскими птицами: соловьями, синицами, снегирями, щеглами. Своим пением они развлекали детей.
- Сява хор-р-роший, Сява хор-р-роший, - обиделся попугай.
- Хороший-то ты хороший, да петь не умеешь, - сказал папа. - Да и стоил дорого.
- Сколько? – поинтересовался Серёжа.
- Дороже, чем несколько коров.
- Ничего себе! – поразился Серёжа.
Таня закончила кормление попугая и сидела слушала отца.
- Татьяна! – Папа всегда называл так Таню, когда был в хорошем расположении духа. – Татьяна! Вот тебе огурец: попробуй справиться с ним, порежь на салат.
- Я устала, - схитрила Таня. – И не умею.
- Учись. Ты же – «маленькая хозяйка большого дома»: мамы ведь нет. Такова женская доля во все времена: домашнее хозяйство и дети.
- Бояре огурцы не резали: у них были слуги.
- Слуги-то были, но бояре и сами должны были всё уметь делать.
- Зачем?
- Чтобы можно было проверить чЕлядь: правильно или нет сделали. Владимир Мономах, великий князь Киевский, о «Поучении» которого я вам рассказывал, всё делал сам, не полагаясь на своих помощников и слуг. И всё, что нужно было делать отроку, тоже делал сам: и на поле брани, и на охоте. А как бы он мог делать сам, если бы не умел? Так что, режь огурцы, а я лук.
Таня взяла огурец, нож и, вздохнув, принялась за дело.
- Ты всё рассказываешь о мальчишках-боярах, а о девчонках – нет. И рассказы, которые читал Серёжа – тоже о мальчишках.
- А княжна Дубравка разве не девочка? – запротестовал Серёжа.
- А как они жили, когда были маленькими? Девочки?
- Я вам рассказывал о девочках, - плача от лука, возразил папа. – А то, что все рассказы о мальчиках… так это… - Папа вытер слёзы. – Потому что мальчики вырастут и станут защитниками своего народа и своей земли. А девочки – нет. Считалось, что от девочек – одни убытки: и защищать их, и кормить, и готовить приданное, которое нужно будет отдать.
- Вот так! – гордо сказал Серёжа и закрыл крышкой сковороду с нарезанной картошкой.
- Но так было раньше, - успокоил Таню папа. – А сейчас – не так. И мы с мамой любим тебя и Серёжу одинаково. Вы нам оба дОроги. Салат готов. Подождём картошку или начнём есть?
- Подождём, - сказал Серёжа.
- Начнём, - сказала Таня.
- Давайте дождёмся картошечку, а я вам кое-что почитаю, - решил папа.
- Ура! – согласилась Таня.
…Картошка шипела и шкворчала, салат томился в салатнице, ребята слушали, а папа читал.
- «И нашли их хозАры, сидящими на горах этих, в лесах и сказали: «Платите нам дань». ПолЯне, посовещавшись, дали от дыма по мечУ.»
- А кто такие хазАры и полЯне? - спросил Серёжа.
- Как это: из дыма – мяч? – не поняла Таня
- Не мяч, а – меч! – рассмеялся Серёжа.
- ПолЯне – это славяне, то есть – мы. ПолЯне жили в лесах и полях вокруг Киева. А Киев стоял на высоком берегу реки Днепр – на горе. Хазары – воинственные племена, которые кочевали по степям и нападали на Русь. Однажды даже победили полЯн-славян и потребовали дань – налог с побеждённых. О сборе дани и идёт речь в летописи.
Папа хотел продолжить чтение, но Таня его перебила:
- Пап, пап – а «из дыма меч» забыл?
- Не забыл. Сейчас объясню. Серёж, помешай картошку. В каждой избе есть печь, из печи идёт дым. Поэтому «от дыма по мечу» означает – от каждой избы по одному мечу. Читаю дальше. «…дали от дыма по мечу. И отнесли их хозАры своему князю и к своим старейшинам и сказали им: «Вот, новую дань нашли мы». Те же спросили у них: «Откуда?» Они же ответили: «В лесу на горах, над рекою Днепром». Опять спросили те: «А что дали?» Они же показали меч. И сказали старцы хозАрские: «Не добрая дань эта, княже: мы доискались её оружием острым только с одной стороны, - саблями, а у этих оружие обоюдоострое (с двух сторон) – мечи: станут они когда-нибудь собирать дань и с нас и с иных земель». И сбылось сказанное ими…»
- Картошка готова, - сказал Серёжа и папа закрыл книгу.
- К столу!
…Обед был сытным и вкусным: сами приготовили. И когда, после молока, папа выдал ребятам по апельсину, Таня сказала:
- Я – потом, - и икнула.
А Серёжа съел с удовольствием. Потом спросил:
- А как сбылось то, о чём сказали хазАры?
- Расскажу, расскажу. Но прежде давайте уберём со стола и вымоем посуду. Кто чем будет заниматься?
Таня молчала. А Серёжа смотрел в окно.
- Не слышу, - сказал папа.
Таня молча стала убирать со стола.
Так… Что остаётся делать тебе, Серёга? – весело спросил папа.
- Ничего, - буркнул Серёжа и направился к мойке.
- Сделаем так, - сказал папа. – Я мою посуду, а Серёжа читает Тане.
- Да?! – возмутилась Таня таким несправедливым решением. – Я уже почти убрала, а он…- Таня не находила слов от возмущения.
- Татьяна, «милая Татьяна», что вы возмущаетесь? Посуду убрали, а теперь слушайте.
- Я – не боярыня,- сердито сказала Таня.
- Не понял, - сказал папа, - ты о чём это?
- А почему ты мне говоришь: «Вы»? Я боярыня, что ли?
- Я так говорю из уважения к тебе, Танечка. А бояре и простолюдины на Руси обращались к друг другу на «ты». А на Серёжу не сердись. Во-первых: это я такое решение принял и его вины в этом нет. А во-вторых: читать, рассказывать, развлекать – это тоже работа. И – трудная. Не все это умеют делать. Ты же вот пока плохо читаешь. И ещё хочу заметить: князья и бояре считали за честь иметь у себя рассказчика. Тот под звуки гуслей – это музыкальный инструмент такой – бАял , то есть рассказывал предания и легенды о подвигах и жизни предков. Вот Серёга сейчас и будет для нас бАять.
Папа подал Серёже книгу:
- Читай!
И начал мыть посуду.
- «Поход Святослава на хозар», - прочёл Серёжа. – «Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых. И легко ходил в походах, как пАрдус и много воевал». Пап, а что такое «пАрдус»? Это - не парус?
- Нет. «ПАрдусами» славяне называли гепАрдов. ГепАрд поменьше тигра, но быстрее его. Вопросы потом, продолжай.
- «В походах же не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и, зажарив на углях, так ел.
Не имел он и шатра, но спал, подостлав потнИк, с седлом в головах. Такими же были и все прочие его воины. И посылал в иные земли со словами: «Хочу на вас идти». И пошёл на Оку-реку и на Волгу, и встретил вЯтичей, и сказал им: Кому дань даёте?». Они же ответили: «ХозАрам – по щелЯгу от сохи даём». Пошёл Святослав на хозАр. Услышав же, хозАры вышли на встречу во главе со своим князем КагАном и сошлись биться, и в битве одолел хозАр Святослав и столицу их, Белую ВЕжу, взял. И победил Ясов и касОгов».
Всё, - закончил чтение Серёжа. – Кто такие Ясы и касОги?
- Это степные племена, которые тоже делали набеги на Киевскую Русь. Вятичи – одно из племён, жившее на реке Оке около реки Волги.
- А щели зачем давали? – удивилась Таня.
- Не щели, а, - Серёжа посмотрел в книгу, - а «щелЯги». Да?
- «ЩелЯг» или «шелЯг». Так называлась золотая монета в четыре с половиной грамма. «От сохи по щелЯгуУ» означает: от каждого двора. Так же как «от дыма по мечу».
- А почему столица называлась «воспитанной»?
- Какая столица?
- Ну, у этих, как их…
- ХазАр, что ли?
- Да.
- Столица называлась Белая ВЕжа, а не…
Папа вдруг понял о чём говорит Таня и рассмеялся:
- «Слово «вЕжа» ты поняла, как «вежливая», то есть – воспитанная. Так?
Таня обиженно кивнула головой.
- Нет, Танечка, нет. Слово «вЕжа» переводится, как «палатка». Столица кочевников называлась Белая Палатка.
Папа закончил мыть посуду.
- Я должен сказать, что князь Святослав в четыре года сел на коня и первый раз метнул копьё. В четыре года! И повёл свою дружину на племя древлЯн. Конечно, рядом был дядька-воспитатель. Помните, кто это?
- Да.
- За всю свою жизнь Святослав не проиграл ни одного сражения. Всё. Все свободны.
Ребята, вы прочитали беседу папы с Серёжей и Таней.
1. Что вам особенно понравилось в этом разговоре?
2. Чем похожи дядька БогданкА и папа Серёжи и Тани?
3. Почему обед был вкусным, как вы думаете?
Вечером, когда пришла с работы мама, Серёжа ещё гулял, а папа с Таней были дома.
- А у нас праздник! – доложила Таня. – Папа в отпуск пошёл.
- Знаю, знаю, - поцеловала мама Таню. – Голодные?
- Да нет, - уверенно сказал папа.
- Ой! Я забыла апельсинку съесть, - вспомнила Таня. И добавила: - А обед был вкусным. Сами делали.
- Молодцы! – похвалила семью мама.
- Так, друзья, я удаляюсь, - сказал папа.
- А ты мне почитаешь ещё? – спросила его Таня.
- Почитаю, но не сегодня. Сегодня, если у Серёжи будет настроение и ты его попросишь почитать, то он прочитает тебе рассказ о взятии Святославом Белой ВЕжи. А если нет, то…
- Учись поскорее сама читать. Тогда не нужно будет никого просить об этом, - посоветовала Тане мама.
- А ты,мамочка, побаюкаешь со мною моих кукол, - потребовала к себе внимания Таня.
- Кукол своих баюкай сама, - отказалась мама.
- А я не умею, - заупрямилась Таня.
- А мама тебя научит, - закончил спор папа и подмигнул маме.
А вы, девочки, кто ещё любит играть с куклами, или у кого есть младшие братья и сёстры, прочтите или попробуйте выучить для них вместе с Таней вот эти колыбельные песни.
1. Баю, баю надо спать.
Все придут сынка качать.
Приди, конь, успокой.
Приди, щука, убаюкай.
Дай нам, сом, сладкий сон.
Дай, несушка, нам подушку.
Все к сыночку придут,
По подарку дадут.
А как станем дремать,
Будем двери запирать.
2. Я качаю день и ночь,
Отойди, бессонье, прочь!
Отойди, да отвались,
В тёмном лесе заблудись;
В тёмном лесе во кустах,
Во малиновых листах.
3. Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю:
Придёт серенький волчок
И ухватит за бочок,
И потащит во лесок,
Под ракитовый кусток.
Ты, волчок, к нам не ходи,
Нашу детку не буди.
4. Ай, баю-баю-баю,
Колотушек надаю.
Колотушек тридцать пять –
Моя дочка будет спать.
Я её буду качать,
Поимённо называть.
5. Баю-баюшки-бай-бай,
Бука, Ваню не пугай.
Я за веником схожу,
Тебя, бука, прогоню.
Поди, бука, куда хошь,
Только Ваню не тревожь.
Пономарёв С.А.
Падение СаркЕла
( глава из романа «Под стягом Святослава»)
Огонь под стенами крепости полыхал уже третьи сутки. Ночью пламя слепило глаза. КатапУльты и огнемёты не прекращали боя. На место сломавшихся метательных машин приплывали новые. Крепость и внутри пылала. ХазАры готовы были выйти и сдаться на милость грозного «кагАна(1) Святосляба». Но в СаркЕле сидел военный представитель всей ХазАрии, а значит, и помышлять о сдаче было бессмысленно. Воины и застрявшие в твердыне купцы, табунщики и ремесленники с причитаниями и воплями готовились к смерти. Все они с мольбой и надеждой смотрели на верх башни-донжОна(2), где стоял со своей свитой кагАн-бЕк(3) Асмид. Внизу, на площадях города, стоять было невозможно из-за града летящих с реки камней. Спрятаться от них было некуда: все деревянные навесы сгорели. Кругом валялись трупы лошадей и верблюдов. Воины ходили, прикрывшись щитами. В основном пострадала, казалось бы, самая неприступная юго-восточная часть крепости: здесь даже воины не ходили. Кто бы мог подумать, что именно отсюда нападёт неустрашимый «кагАн Святосляб»…
В одну из ночей Лорикат третий раз проник в твердыню. Когда Асмид увидел его перед собой, то не поверил глазам своим и в страхе замахал руками:
- Исчезни, о шайтан(4)!
В этот момент он не был похож на могучего властелина.
- Я не чёрт, царь Итиля(5), - засмеялся Лорикат. – Я ходил вызнать секреты россов(6) и вернулся, чтобы спасти тебя. Пошли, пока не поздно. Неподалёку ждёт чёлн(7). Мне известно тайное слово для дозора(8), мы можем теперь пройти всюду. Готов ли ты?
- О-о! Я знал, что аллах(9) не оставит меня в беде! – воскликнул, ликуя, Асмид. – Пошли скорее!
Но дорогу им вдруг заступил Амурат-хан:
- Ты не уйдёшь отсюда, о могучий!
- Что-о?! – опешил(10) кагАн. – Что ты сказал?
- Ты вместе с нами будешь защищать СаркЕл или вместе с нами уйдёшь из него. Мы тоже хотим жить и дышать вольным воздухом пастбищ. Ты не уйдёшь отсюда, Асмид-эльтебЕр(11)!
Впервые Амурат-хан(12) не назвал даже простого титула(13) кагАна-бЕки.
Асмид широко распахнул глаза от столь неслыханной наглости, потом приосанился(14), весело оглядел хмурых, закопчённых ханов:
- Вы видели, а?! Вы слышали?! Ха-ха-ха-ха! Эй, Ровдух-богатур(15)! Я назначаю тебя беком(16) СаркЕла и наместником ТАврии(17)! А теперь… накажи его за дерзость!
КагАн-бЕк Асмид указал на Амурат-хана.
Начальник кагАновой стражи со свистом вырвал из узорчатых ножен(18) кривой дамАсский меч, и широкое лезвие его кроваво сверкнуло в сполохе(19) близкого пожара…
Первой, взметнув высоко в воздух груды искр и углей, рухнула восточная башня. Влажный дым заполнил детИнец. Огонь, заваленный горой битого кирпича, сразу потух. Только клубы пара некоторое время висели над крепостью.
- Ещё чуть, и весь угол завалится, а за ним и стены падут! – весело сообщил воевОдам(20) Святослав. – Свенельд, лупИ по ним, что есть мОчи!... И-эх! А вы не верили, - упрекнул он соратников(21).
- К утру твердь откроется и заместо стен супротив(22) мечей русских встанут грудью хозАры, голуба моя, - сказал воевода Радислав.
- Верно мыслишь, голуба! – рассмеялся князь. – Ишь ты, голуба. Меня вОрог(23) пАрдусом(24) кличет(25), а ты: «Голу-ба»!
- Да то присказка, - смутился Радислав.
- Ты свою присказку Ядрею сказывай. Он-то голуба настоящая. Норовил хакан-бека добром взять, с обману. Не-ет, сего стервятника смрадного только огнём да железом пронять можно, остальное он не приемлет… А где Рубач? А-а, ты тут! Гляди, раззява(26), что огонь-то говорит. А ты говорил…
- А я чё? Я ничево!
- «Ничево-о»! Дурость свою исправить надобно. Святослав остро глянул в глаза тысяцкому(27). – С зарёй поведёшь в сечу(28) передовую дружину. Делай что хошь, а хакан-бека мне живым достань! Раз упустил, чтоб во второй раз не смазался. Не то гляди у меня: голову потеряешь!
- Да я…- опешил от счастья опальный(29) начальник тысячи. – Да я его… голыми руками.
- Ну-ну, не бахвалься(30). Готовь дружину, и как только угол завалится и огонь погаснет, сразу вперёд!
Рубач ринулся(31) к челноку и в усердии(32) своём едва не рухнул в воду.
- Ишь ты, ако заяц поскакал, - показал на него Святослав. – Только что передние ноги за задними не поспевают! Вояка… «голыми руками»…
К утру, как и предсказывал Радислав, рухнула сначала почти вся юго-восточная стена, а затем часть северо-восточной. Руссам открылись две могучие башни-дожОна и высокий песчаный вал, насыпанный хазарами за эти огненные дни и ночи.
Вся вершина насыпи была черна от массы людей. Собирались они сражаться или нет, понять было невозможно из-за дальности.
Хотя блеск клинкОв(33) над головами хазАр вроде бы говорил за сечу…
Огонь ещё пылал кое-где, но лодьи Рубача уже пошли вперёд. Святослав приказал своему кормчему(34) следовать за ними.
- А ведь хазАры не хотят рубиться, - заметил князь. – Что они там вопят?
- Похоже, амАна просят, - заметил Остромир.
- Нажмите, брАтие! – крикнул Святослав гребцам, и лодия его полетела стрелой.
К развалинам стены князь успел вместе с Рубачём. Отсюда было видно, как хазАры бросают мечи, щиты, луки, копья. И уже не разноголосо кричал враг:
- Ама-ан! Ама-ан! Уру-ус, аман! Мы сдаёмся, о-о-о кагАн СвятослЯб!Уру-ус!
И к основанию насыпи градом падали мечи, колчаны со стрелами, пращи(35), метательные пики-сУлицы(36), секиры(37)… И только одно копьё неупало и не опустилось. Оно стояло высоко и победно, а на острие его красовалась срубленная голова.
- Кто это? – указал князь на страшный знак сдачи СаркЕла.
_ Далеко, не видать! – отозвался Остромир.
Святослав спрыгнул с коня на камни и пошёл к валу. Дружинники обогнали князя, прикрыли собой. ХазАры, увидев идущих к ним победителей, пали на колени. Только человек с копьём стоял прямо и гордо. Святослав подошёл к основанию вала и поманил человека с копьём.
- Кто ты? – спросил его князь по-хазАрски. – И кто это? – кивнул на верх.
- Я Ровдух-бек! А это, - хазАрин гордо подбоченился, - голова твоего ярого врага Амурат-хана. Я наказал его за непочтение к тебе, о великий кагАн УрУсии!
Святослав бешено глянул в глаза сразу оробЕвшего(38) Ровдуха и сказал жёстко:
- Своих врагов я сам волен наказывать смертию или миловать! Я, а не ты! Да и какой он мне враг, МурАт-хан? Так, песчинка! Где главный супротивник мой: хакАн-бек Асмид?
- Его нет среди нас, - посерел лицом Ровдух.
- Где же он?!
- Сбежал, о грозный хакАн Урусии. Я в этом не виноват! – И Ровдух-богатур от страха выпустил копьё из рук.
Голова Амурат-хана глухо стукнулась о землю и покатилась к воде. Ровдух-богатур пал на колени. Хазары на валу страшно завыли, решив, видимо, что, что всех их ждёт участь Амурат-хана.
Великий князь Киевский повелительно воздел деснИцу(39). Вой мгновенно прекратился.
- АмАна прОсите?! – прогремел его голос. – Дарую вам жизнь! Русь лежачих не бьёт!
Пояснения
1 – кагАн – царь; бек – господин; каган-бек – господин царь
2 – донжОн – сторожевая и жилая башня внутри детИнца
3 - кагАн-бек – высшее военное звание у хазар
4 – шайтан – чёрт, бес
5 – ИтИль – древнее название реки Волги
6 - рОссы – русские, славяне
7 – чёлн – большая лодка
8 – дозор - охрана, стража
9 – аллах – бог у мусульман
10 – опЕшил – очень удивилс11
11 – эльтебЕр – обращение к простым людям
12 – хан – князь
13 – тИтул – почётное звание, наследственное или пожалованное: граф, хан
14 – приосАнился – стал вести себя в соответствии со своим сАном, званием
15 – богатУр – то же, что богатырь
16 – бек – господин
17 - Таврия - Крым
18 – нОжны – футляр для меча, сабли или ножа
19 – спОлох – вспышка, сияние
20 – воевода – человек, который водит вОев(воинов), военоначальник
21 – сорАтники – люди из одной рАти, из одной команды, товарищи в
битвах и рАтных походах
22 – супротИв – напротив, перед собою
23 – вОрог – враг
24– пАрдус – гепАрд, зверь из семейства кошачьих, как и тигр, но меньше
и быстрее тигра
25 – клИчет – называет, зовёт
26 – раззЯва – ротозЕй, невнимательный человек
27 – тЫсяцкий – военоначальник, командир тысячи воинов
28 – поведёшь в сЕчу – поведёшь в бой
29 – опАльный - попавший в немилость
30 – не бахвАлься – не хвались, не хвастай
31 – рИнулся – стремительно бросился
32 – усЕрдие – старание
33 – клинОк – разновидность сабли, меча
34 – кОрмчий – рулевой, ведущий лодку, судно
35 – пращА – оружие для метания камней
36 – пика-сУлица – короткое, метательное копьё
36 – секИра – топор в виде полумесяца на длинной, более двух метров
Рукоятке
37 – оробЕвшего – испугавшегося
38 – деснИца - рука вообще или только правая рука
1. Ребята, как вы думаете: почему великий князь Киевский Святослав
побеждал врагов своих во всех битвах?
2. Почему он был таким?
3. Назовите главные черты характера Святослава.
4. Представьте себе, что вы князь или княгиня. А теперь подумайте: каких
черт характера вам нехватает, чтобы ими стать?
5. Назовите непонятные вам слова и выражения в тексте.
Петербургский поэт и прозаик Виктор СоснОра, влюблённый в старину, написал стихи, которые называются «У половЕцких веж». ПОловцы, как и хазары – кочЕвники. Киевской Руси приходилось воевать и с теми и с другими. Прочтите стихотворение. Подумайте, о чём оно?
У половецких веж
Ну и луг!
Вдоль и поперёк раскОшен.
Тихо.
Громкие копыта окутаны рогОжей.
Тихо.
Кони сумасбрОдные под шпорами покорны.
Тихо.
Под луной дымятся потные попОны
Тихо.
Войско восемь тысяч, и восемь тысяч дОблестны.
Тихо.
ЛАты златокОванны, а на латах Отблески.
Тихо.
Волки чуют пАдаль, приумолкли волки.
Тихо!
СЕча!
Скоро сЕча!
И – победа,
только…
тихо…
Ребята, почему поэт так часто повторяет слово: «Тихо», а в конце восклицает: «Тихо!», «Сеча!» Почему?
День пятый
В один из дней папа, Серёжа и Таня устроили поход за грибами. В лесу было тихо, прохладно и светло. Два дня назад прошёл тёплый летний дождь и лес хранил в себе воспоминание о нём: влажная мягкая почва под ногами, свежая, умытая зелень, звонкая тишина и …грибы.
Грибов было много. Разных. Папа ходил с палочкой и раздвигал ею траву и листья, высматривая грибы. Таня и Серёжа – глазастые и ближе к земле, а потому охотились за грибами без палочек. Больше всех пока собрал Серёжа. Меньше всех – Таня, и понятно почему: у неё опыта пока меньше. Да и обитатели леса отвлекают, мешают сосредоточиться на грибах: то красивая бабочка пролетит, то птица невиданная обратит на себя внимание. А вот – цветок необыкновенный! А теперь – муравейник! Куда тут до грибов!
- Устала я, - сказала Таня.
Но папа не услышал её.
- Я устала и хочу есть! – громко произнесла Таня и остановила охоту мужчин за грибами.
- Ну, что ж, - сказал папа, - давайте сделаем привал.
Нашли поваленную берёзу, расстелили на ней, как на столе, салфетку и выставили еду, приготовленную мамой.
- Друзья мои! – торжественно сказал папа. – Давайте послушаем лес. Сейчас нас ничто не отвлекает: ни грибы, ни цветы. Смотрим и слушаем.
- Отвлекает, - сказал, прислушавшись, Серёжа.
- Что? – спросил папа.
- Пища, - ответил Серёжа.
- И меня тоже, - сказала Таня.
- Хорошо, - уступил папа. – Давайте после обеда.
Ребята, пока папа, Серёжа и Таня обедают, мы с вами тоже совершим экскурсию в лес вместе с большим знатоком и любителем русской природы Михаилом Михайловичем Пришвиным.
У старого пня
Пусто никогда не бывает в лесу, и если кажется пусто, сам виноват.
Старые, умершие деревья, их огромные старые пни окружаются в лесу покоем, сквозь ветви падают на их темноту горячие лучи, от тёмного пня вокруг всё согревается, всё растёт, движется, пень прорастает всякой зеленью, покрывается всякими цветами. На одном только светлом пятнышке, на горячем месте, расположились десять кузнечиков, две ящерицы, шесть больших мух, две жужелицы. Вокруг высокие папоротники собрались, как гости, редко ворвётся к ним самое нежное дыхание где-то шумящего ветра; и вот в гостиной, у старого пня, один папоротник наклонился к другому, шепчет что-то, и тот шепчет третьему, и все гости обмениваются мыслями.
Серебряное утро
Вот когда полон лес! Роса ещё не совсем сошла, трава, листья сверкают и всё в серебре. Много в зелёных папоротниках чёрных пней, всюду иваны-да-марьи, волчьи ягоды, барвинки, былинки с малыми пташками. Куст весь покрыт мелкими розовыми цветочками и гудит, бабочки порхают, пчёлы стреляют во все стороны, жужжат жуки, басЯт шмели. На кусте был большой праздник. Там никто не слушал моё человеческое сердце, стучащее, как чугунная гиря, только я по собаке своей догадывался, что внизу под кустом сидело что-то большое.
Как тёмная туча, вырвался из куста черныш (черныш – это глухарь, птица): посЕча ахнула ( посЕча - кусты вокруг пней от срубленных деревьев), и лес вокруг захлопал и затрещал. Вот когда в груди умолкает стук, что-то будто бы отрывается и улетает. Я уже вижу птицу на мУшке (на прицеле ружья), но шепчу себе: отпустить – не уйдёт!
А после всё уже само собой делается, и хотя и не видно за дымом, но я и сам знаю: что за кочкой прыгает красная бровь подстреленной птицы – то покажется, то спрячется.
Полон лес! Под каждым кустом сидит черныш, и всегда будет так: теперь найден ключ от всех кустов, пеньков, ямок, овражков, лОгов и болотных кочек.
Сколько времени прошло, а всё было серебряное утро. Собака вошла в воду, выбежала серебряная. Недалеко по кладкам (крупные камни, положенные поперёк ручья для перехода людей) медведица переходила с медвежонком ручей, сама, старая, перешла, а неуклюжий бултыхнулся и выскочил весь серебряный, и побежал за матерью: пых-пых-пых! Лосёнок в чаще навострил розовые уши и тоже стоял серебряный. Луг у реки был весь как медовые соты (серебряный, значит).
Цветущие травы
Как рожь на полях, так в лугах тоже зацвели все злАки, и когда злАчинку покачивало насекомое, она окутывалась пыльцой, как золотым облаком. Все травы цветут, и даже подорожник, - какая трава подорожник, - а тоже весь в белых бусинках.
Раковые шейки (трава такая), медуницы (тоже трава), всякие колоски, пуговки, шишечки на тонких стебельках приветствуют нас. Сколько их прошло, пока мы столько лет жили, а не узнать, - кажется всё те же шейки, колоски, старые друзья. Здравствуйте, ещё раз здравствуйте, милые!
Вот так, ребята, Михаил Михайлович Пришвин нарисовал нам словами три картины русской природы. Вы наверно тоже бывали летом и в лесу, и в поле, и на лугу? Вспомните, как это было.
Наши грибники уже закончили обед и вслушиваются в лес. Вернёмся к ним. Послушаем, о чём они говорят.
…Обед закончился. Папа сидел на куртке, привалившись спиной к берёзе и обняв рукой Таню. Серёжа тут же снимал бересту с берёзы. Молчали.
А «лес был полон». Так же как у М.М. Пришвина: и «шмели басили», и «пчёлы стреляли», и жуки жужжали». А ещё пела какая-то птичка и куковала кукушка.
- В народе существует поверье, - нарушил «молчанку» папа, - что когда кукует кукушка, нужно считать годы оставшейся жизни.
- Как это? – не поняла Таня.
- Нужно сказать: «Кукушка, кукушка! Сколько лет мне осталось жить?» И начинать считать кукования. Кукушка кукует – а ты считаешь.
- Раз, два, - начала считать Таня, но кукование прекратилось.
- А почему? – чуть не расплакалась Таня.
- А потому! – подал голос Серёжа. – Надо было считать с самого начала. Да и считаешь ты только до двадцати.
- А вот и нет! – возмутилась Таня. – Меня мама научила уже до ста считать. И даже… до тысячи!
- Не ссорьтесь, - сказал папа.
И ребята замолчали.
- Люди живут мало, потому что кукушки кукуют, - вдруг сделала вывод Таня.
- Почему ты так думаешь? – удивился папа.
- Потому… потому что кукушки не умеют считать до ста.
Папа рассмеялся.
- Нет, Танечка. Люди умирают по другой причине: стареют, болеют и умирают. И животные так же. И даже деревья умирают от старости. Вот берёза, - папа показал на берёзу, на которой сидел Серёжа, - тоже от старости упала. Но посмотри: от корней старой берёзы поднимаются, растут новые, молоденькие побеги. Это – продолжение жизни старой берёзы. Смотри их сколько! Из яиц кукушки появятся новые молодые кукушата и будут тебе, Таня, куковать!
- А ты? – как-то странно произнесла Таня.
- Что я? – не понял папа.
- Ты тоже… умрёшь?
- Ну, конечно, - бодро сказал папа.
- Не хочу! Не хочу! – заплакала Таня.
- Танечка, миленькая! У нас с мамой тоже есть продолжение, как у берёзы: это вы с Серёжей. И мы ещё долго-долго будем с вами. И раз вы у нас есть, то мы никогда не умрём. И я думаю, что мы с вами – продолжение князя Святослава или БогдАнка.
- Жизнь – вечная, - задумчиво произнёс Серёжа.
Вот, что значит: молчание - золото. Помолчал Серёжа, сосредоточился и появилась умная мысль.
- Молодец, Серёга! – сказал папа. – Знай наших. Мы – вечны.
Таня уже успокоилась настолько, что и у неё родилась хорошая мысль.
- А что: и БогдАнко, и Миловида, и царевна Софья видели то, что и мы видим?
- То, что мы видим в природе, то видели и они, - уточнил папа. - Города ведь другими были, а некоторых и совсем не было.
- Природа – вечная, снова изрёк Серёжа.
- Ты – как Сява, - сказала Таня. – Повторяешь, и повторяешь.
- Получил? – рассмеялся папа. - Хорошая мысль – редкость. Да, Танечка: и тысячу лет назад, и сто лет назад русский человек видел ту же природу, что и мы с вами сегодня – русскую природу. И ему было так же хорошо, как и нам с вами сейчас. И князей, и бояр и крестьян воспитывала русская природа: русские пейзажи, то есть – виды природы. Ведь все были мальчишками и девчонками, все купались в речке или озере, ходили в лес по ягоды и грибы; всех кусали комары и оводы, все бегали под дождём и шлёпали по тёплым лужам.
- Я не шлёпала по лужам, - сказала Таня.
- А меня комары заели. Дань берут – кровь пьют, - опять хорошо сказал Серёжа.
- Убираем стол. Привал окончен. Нас ждут грибы, - напомнил папа о цели похода в лес. – Жаль, не успел сказать вам хорошую мысль.
- А ты не жалей, скажи, - предложила Таня.
- Хорошая мысль – редкость, - добавил Серёжа.
- Я на тебя сегодня не налюбуюсь, - похвалил папа Серёжу. - Твоя очередная удачная фраза.
- Это не моя фраза, это – твоя, - покраснел от удовольствия Серёжа. – Я тебя повторил.
- Да? – удивился папа. – Всё равно – хорошо. Пока вы убираете, я всё же закончу мысль. Таня, что тебе запомнилось больше всего за твои семь лет жизни?
Таня подумала и сказала:
- Как ты уронил меня с горки. А я упала и разбила нос.
- Ну вот, - огорчился папа. – А может быть, ещё что вспомнишь?
- Когда у меня было платье, которое кружится и шесть свечей в торте, которые я задувала.
- А тебе, Серёжа, что запомнилось за твои десять лет?
- Как вы с мамой подарили мне детский компьютер, и как я в прошлом году заблудился в лесу.
- Так вот, друзья, внимание! Главная мысль. Человек помнит, где ему было хорошо. Он поэтому и любит и то место, и то время, когда ему было хорошо. И он, человек, готов защищать это хорошее от врагов и недоброжелателей. И вот это всё хорошее называется родиной, отчизной. И БогдАнко готовился к защите своей отчизны, отчего дома, отчей земли. БогдАнко готовился к защите, а Святослав защищал. И любовь к отчизне у боярских и княжеских детей воспитывали не только мамы и отцы, няньки и дядьки – но и русская природа. Во все времена. Всё! Вперёд! На грибы!
1. Ребята! Как вы думаете: о чём беседовал папа с Серёжей и Таней?
2. Любите ли вы природу? За что? Почему?
3. Когда и с кем вы любовались природой?
4. Что вам особенно понравилось в беседе отца с детьми?
5. Какая из картин природы, нарисованных писателем М.М. Пришвиным
вам больше всего понравилась? Почему?
Друзья! И папа, и Серёжа, но особенно Таня, устанут сегодня и будут, наверно, спать «без задних ног» (так говорит мама). Поэтому мы с вами не будем ждать их беседы, и сами прочтём отрывок из стихотворения «Родина» Михаила Юрьевича Лермонтова. Лермонтов – великий русский поэт, живший в XIX веке. И ещё одно стихотворение поэта Николая Рубцова.
М.Ю. Лермонтов
Но я люблю - за что не знаю сам? –
Её степей холодное молчанье,
Её лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек её, подобные морям…
Просёлочным путём люблю скакать в телеге,
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень;
Люблю дымок спалённой жнивы(1),
В степи кочующий(2) обоз,
И на холме средь жёлтой нивы
Чету(3) белеющих берёз.
С отрадой(4) многим незнакомой
Я вижу полное гумнО(5),
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями(6) окно…
Н. Рубцов «Видение на холме»
Взбегу на холм
и упаду
в траву.
И древностью повеет вдруг из дола(7)!
И вдруг картины грозного раздора
Я в этот миг увижу наяву(8).
Пустынный свет на звёздных берегах
И вереницы птиц твоих, Россия,
Затмит на миг
В крови и жемчугах
Тупой башмак скуластого Батыя(9)…
Россия, Русь – куда я не взглянУ…
За все твои страдания и битвы
Люблю твою, Россия, старину,
Твои леса, погОсты(10) и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шёпот ив у Омутной(11) воды,
Люблю навек, до вечного покоя(12).
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Смотри, опять в твои леса и дОлы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных(13) времён татары и монголы.
Они несут на флАгах чёрный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест(14),
А лес крестов
В окрестностях(15)
России.
Кресты, кресты…
Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони
И вдруг увижу: смирно на лугу
Траву жуют стреноженные кони.
Заржут они – и где-то у осин
Подхватит эхо медленное ржанье,
И надо мной –
бессмертных звёзд Руси
Спокойных звёзд безбрежное мерцанье…
Пояснения
1 - жнИва – поле, с которого убрали хлеб (колосья), а стебли остались.
2 - кочУющий – передвигающийся с места на другое место.
3 – четА – пара; две берёзы – пара, чета.
4 – отрАда – радость.
5 – гумнО – площадка, где обмолачивают зерно; место для сжатого хлеба.
6 – стАвни – деревянные створки для прикрытия окон снаружи, с улицы.
7 – дол – долина, ложбина (лог) на местности.
8 – наявУ – значит не во сне и не в мечтах, а в жизни.
9 – БатЫй – монгольский завоеватель России в XIII веке.
11 – погОст – кладбище.
12 – вечный покой – смерть.
13 – инОй - другой; иных времён – других времён.
14 – окрЕст – вокруг.
15 – окрЕстность – окружающее пространство.
Ребята! Как только ознакомитесь с пояснениями, обязательно прочтите стихотворения ещё по одному разу. Не поленитесь. А потом уж подумайте над ответами на вопросы.
1. Какие картины, видения, возникли в вашем воображении от прочтения
этих стихов?
2. А какие желания у вас появились после второго прочтения стихов?
3. Расскажите, что вам вспомнилось о лете?
Ребята, я думаю, что вы много узнали нового для себя, прочтя о БогдАнке и Святославе, о воспитании боярских детей. «Поучения» Владимира Мономаха и правила из «Домостроя» тоже наверно добавили вам знаний о детях прошлых веков. Да и разговоры папы с Серёжей и Таней тоже, думаю, были вам интересны.
Сочините свой рассказ о прочитанном или сделайте рисунки о прочитанном.
До свидания, ребята! Желаю вам приятно провести каникулы. И прочесть интересную книгу. А книги вы можете взять в любой библиотеке. А может быть у вас и дома есть такие книги:
1. Валентин Иванов «Повести древних лет».
2. Валентин Иванов «Русь великая».
3. Валентин Иванов «Русь изначальная».
4. Николай Коробков «Скиф».
5. Семён Скляренко «Владимир».
6. Дмитрий Мищенко «Синеокая Тиверь», «Лихолетье ОйкумЕны».
7. Станислав Александрович Пономарёв «Гроза над Русью», «Под стягом Святослава».
Для любознательных родителей и учителей дополнительная литература к разделу «Княжеские и боярские дети»:
1. Б.А. Романов «Люди и нравы Древней Руси», любое издание.
2. «Домострой», М., «Советская Россия», 1990г.
3. И.Е. Забелин «Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях»,
Новосибирск, «Наука», сибирское отделение, 1992г.
4. «Домашний быт русских царей в XVI и XVII вв.» Сборник, сост. М.Г.
Волховской, М.,»Панорама», 1992г.
5. А.Е. Пресняков «Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской
истории», М., «Наука», 1993г.
2. Дети дворян и помещиков
День шестой
Стояла золотая осень. Впрочем, она была и багряной, и рдяной-красноватой, и имела много оттенков жёлтого и красного цвета. Но говорят: золотая осень. Это, когда погода безветренная, солнечная и теплая и жёлтая листва замирает на деревьях, но листья безо всякой причины падают и падают. Обычно такая погода бывает в сентябре. А сейчас уже октябрь месяц и непонятно: почему так долго стоит золотая осень?
Люди радовались и наводили порядок в полях, садах, огородах. Приятен и ароматен был дым осенних костров, в которых сгорала сухая ботва, а найденный в ботве огурчик или запоздалый помидор приносили нечаянную радость.
- Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса –
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и золото одетые леса…
Папа стоял возле костра и читал стихи Пушкина. Вся семья была «на даче». - «Трудотерапия», - говорила мама.- И поработаем, и свежим воздухом подышим, и… отдохнём.
Была уже середина дня, работа заканчивалась, оставалось «воздухом подышать и отдохнуть».
… Серёжа, гримасничая и заслоняясь от дыма, старался выкатить из костра печёную картошку. Папа убирал инструменты. Мама готовила обед, а таня крутилась возле неё.
Учебный год в школе уже давно начался: Серёжа учился в третьем классе, а Таня пошла в первый. Первые радости и впечатления от школы уже улеглись, но для Тани радости продолжались: хорошая оценка, похвала родителей или учителя, новые друзья. Дети были поглощены школой и папа с мамой не брали их с собой «на дачу» в выходные дни. Но сегодня выпал такой славный денёк, что родители решили вывести детей на «трудотерапию».
После обеда можно было отправляться домой, но папа предложил побродить по лесу. Ребята согласились: гулять – не трудиться. Мама сперва отказалась идти, а потом согласилась:
- Может быть, грибов найдём. Да и рябины нарвать надо.
В лесу было волшебно. Тихо, солнечно и как будто прозрачно. Кусты уже потеряли листву, но попридержали по несколько листочков – золотых, багряных, апельсиновых – и они как флажки салютовали тёплой осени.
Сквозь стволы берёз, осин и рябины, сквозь облетевшие кусты лес просматривался насквозь, стоял покоен и чист в хрустальной тишине.
Мама нашла с десяток запоздалых опят, чуть больше сыроежек и наломала полный пакет тёмно-красных, рубиновых гроздьев рябины.
- А зачем рябина? – спросила Таня.
- Варенье варить.
- Из рябины? – удивилась Таня.
- Конечно. Мало что-то рябины в этом году.
- Мало рябины – осень сухая, - сказал папа. – Примета такая.
- Дашь попробовать варенье? – не унималась Таня.
- Куда я денусь, конечно, дам! – сказала мама. – Ты нарви побольше красивых листочков, лучше с веточками: мы дома сделаем осенний букет.
Дошли до берега реки. Вода в реке была прозрачной и зеленоватой, а в серых камышах плавали дикие утки. Вдруг в этой плотной золотой тишине раздался выстрел. Все обернулись на выстрел. Метрах в тридцати от них ещё стояло голубоватое облачко дыма от выстрела, когда охотник сделал ещё один выстрел по взлетевшим уткам. В воде уже билась утка, кружась на месте. Недалеко от неё, в камыши упала ещё одна и в воду бросилась лопоухая собака охотника.
- Ох, если бы я был охотником! – с завистью воскликнул папа.
- Зачем охотник убивает уточек? – не понимала Таня.
- Потому что он – охотник, - философски заметил Серёжа.
- Потому что сейчас можно: пришло время осенней охоты. Разрешается, - ответил папа.
- Но почему, почему? – не унималась Таня. – Они бы жили!
- Таня, утки уже вывели своих птенцов, у них уже есть продолжение. Птенцы выросли, и уток стало много. А пищи им может не хватить. Поэтому сейчас можно часть уток отстрелять. – Папа старался успокоить Таню.
- Всё равно, - сказала Таня, - нельзя убивать. Никого.
- Ты мясо любишь? – спросил Серёжа Таню.
- Да. Особенно жареное.
- А колбаску? – Серёжа коварно поставил ещё один капкан для Тани.
- И колбаску, особенно сосиски.
- А ведь свинку и коровку тоже убивают, чтобы из их мяса сделать для тебя колбаски.
- Я буду есть только сосиски, - нахмурилась Таня.
- А сосиски из чего сделаны? – не унимался Серёжа. – Из теста что ли?
- Хватит вам! – остановила детей мама. – Будете есть то, что приготовлю.
- Татьяна! Милая Татьяна! Что вы расстроились? - Папа присел перед Таней, заглянул ей в глаза. – Что ел бы человек, кроме хлеба и овощей, если бы не охотился и не научился выращивать животных дома: коров, свиней, коз, овец? Кроме того: охота – это увлекательное занятие. На охоте человек
встречается с природой и начинает понимать её. Особенно это важно для нас, городских жителей. Мы ведь тоже с тобой охотимся! Да, да! За грибами, за рябиной, за красотой. Нам хочется этого. Охота!
- Разворачивайте лыжи, охотники! – решительно сказала мама. – Домой! А то на электричку опоздаем.
- Посидим немного. Успеем, - предложил папа.
- Я пошла собирать сумки. Жду вас. – И мама по тропинке углубилась в лес.
…Лопоухая собака охотника вынесла из камышей не две, а три утки и охотник с добычей отправился дальше по берегу. Вода у камышей успокоилась. Серёжа бросил камень в воду и по по верхности воды разошлись круги. Затем вода успокоилась и снова стала гладкой. Семья молчала. Папа сидел рядом с Таней, смотрел на реку и покусывал тонкий прутик ивняка.
- Охота на Руси была и развлечением и необходимостью, - сказал он задумчиво. – Для охотящегося крестьянина в этом была необходимость: он добывал мясо к своему столу или к столу хозяина и на продажу. А для царей, бояр и дворян охота была развлечением.
- Про царей и бояр ты уже рассказывал, а про дворян – нет, - сказала Таня. – Расскажи.
- А может быть, мы пойдём: мама ждёт нас, - бросил ещё камень Серёжа.
- Нет, папа расскажет, а потом пойдём, - настаивала Таня.
- Давайте сделаем так, - предложил папа. – Мы пойдём, а по дороге я буду рассказывать о дворянах. Хорошо?
- Ладно, - сказала Таня, - пусть будет так.
Семья вошла в хрустальный свет леса и папа начал свой рассказ.
- Вы помните, что в Древней Руси были Великие князья и удельные, которые владели своим удЕлом, своим княжеством.
- Великие князья жили в столице, - вспомнила Таня.
- В стольном городе, - добавил Серёжа.
- Верно. Молодцы. Одним словом: князей было много, и у каждого была своя дружина и своя прислуга. А прислуга – это кто? Это мастера и специалисты своего дела: повара, конюхи, портные, воспитатели и так далее. Их всех называли одним словом: двОрня, или чЕлядь. И дружина и чЕлядь служили, естественно, своим хозяевам – князьям. В XVI веке, более четырёхсот лет назад, Великий князь Московский стал именоваться царём. А все дружинники и чЕлядь при царе стали называться служИлыми людьми.
Самыми важными из служИлых людей были бояре, после них по важности следовали дворЯне. Откуда они появились? Из княжеской дружины и чЕляди.
- Из дворни,- сделала вывод Таня
- Да, - согласился папа. Но дворня была у каждого князя. Дворня была и у каждого сына князя. А, кроме того: среди вольных людей были такие, что заслуживали особого внимания великих князей, а с XVI века – и царя. Царь их приближал к себе, награждал, давал звание дворянИна. Все служилые люди за свою службу царю получали от него имЕния. ИмЕние – это большие участки земли с деревнями, сёлами и людьми на них. Земли эти становились собственностью служилых людей.
- И люди – тоже? – спросил Серёжа.
- Что, люди? – не понял папа. – А-а! Да! Люди, крестьяне тоже становились собственностью помЕщика.
- А кто такой помЕщик? – не поняла Таня.
- Так, хозяин земли и деревни! – пояснил Серёжа. – Дворянин.
- Не совсем так, - возразил папа. – ПомеЕщик был служилым человеком. Но не каждому помещику давалось звание дворянИнна. А вот земля, которую он получал в награду от царя, от имени царя, называлась имЕнием или помЕстьем. И часто деревня или село носили имя хозяина, владельца: например Дубровкой владел помЕщик Дубровский, Ильинкой – Ильин, Васильевкой - помЕщик Васильев.
- А сколько земли получал дворянИн: как все наши сады вместе, или как – до электрички? – не унималась Таня.
- Ты что: ни разу в деревне не была? – попробовал объяснить Серёжа. – Вот столько и было земли.
- Земли было больше, чем сама деревня или село, - пояснил папа. Потому что вокруг деревни – земля, на которой выращивают хлеб, где пасутся домашние животные, где растут леса и протекают реки…
- Ого! – удивилась Таня.
- А вот и наша собственность, - сказал Серёжа, когда семья вышла к садам.
- Там они и охотились? – неожиданно спросила Таня.
- Повтори, - не понял папа.
- ПомЕщики, дворЯне, служИлые охотились в своих помЕстьях?
- Да. Чаще всего в своих.
Пришли на свою «дачу». Мама уже ждала их: вещи были собраны, «дача» закрыта. Остатки костра залили водой. Разобрали нОшу – кому что. Папе досталось, конечно, самое тяжёлое. До электрички было недалеко, а поэтому дошли быстро, а через несколько минут появилась и электричка.
Вечером папа обещал почитать и об охоте и о дворянах, но не всё получилось так, как задумали. После вечерней сказки по телевизору мама вдруг распорядилась:
- Всё! Спать. Сказка кончилась.
И выключила телевизор. - А вот и нет: не всё! – заявила Таня. – Папа обещал почитать.
- За день мы устали очень; скажем всем: «Спокойной ночи!», - почти пропела мама. – Завтра рано вставать: вам в школу, нам на работу.
- А Сяву кормили? – вдруг вспомнил Серёжа.
- А вода у него есть? – пдхватила Таня.
- Не хитрите, - разгадала их тактику мама. – Попугай и накормлен, и напоен, вспомнили!
- А я хочу есть! – придумала Таня.
- И я, - поддержал её Серёжа.
Мама молча, в упор посмотрела на одного потом на другого. Ребята опустили взгляд и хихикнули.
- Ну, мама! – просительно сказал Серёжа.
А Таня поднялась на диване, обняла маму за шею и прижалась к ней.
- Хитрецы, - сказала мама. – Хитрецы и подлизы. Ешьте, пейте, прощайтесь с Сявой и спать. Отец! Готовься к выступлению, раз обещал, - позвала она папу и понесла Таню на кухню.
- Сява хороший! – приветствовал их попугай.
- Хоть бы ещё что научился говорить. - Мама опустила Таню на пол, налила детям по стакану молока. – Ешьте. Чистите зубы – и спать. Таня, ты выучила колыбельную для куклы?
- Да! Баю, баюшки-баю, не ложися на краю, придёт серенький волчок и ухватит за бочок.
- Хорошо. Отец! Приступай!
Папа с книгами уже был в спальне у ребят и ждал.
- Я вот тут кое-что нашёл вам, - начал папа, когда дети улеглись. – Михаил Михайлович Пришвин, охотник, русский писатель, знаток природы. И – Иван Сергеевич Тургенев, великий русский писатель, дворянин и тоже охотник.
- И помещик? – спросил Серёжа.
- Да, и помещик. Каждый дворянин был помещиком. Но не каждый помещик имел звание дворянина. Не каждого помещика царь жаловал грамотой дворянина. Только за особые заслуги перед царём и отечеством на войне, или в науке, или в государственных делах.
- А какие у Тургенева заслуги перед царём?
- У Ивана Сергеевича заслуг перед царём, может, и не было. А вот отец его, кавалерийский офицер, т. е. служилый человек, происходил из старинного дворянского рода. А звание дворянина передавалось по наследству. Потому и Иван Сергеевич был дворянином. А мать его была дочерью помещика.
- Понятно. Читай, пап, - попросил Серёжа. - Тургенев умел ярко, красочно описывать природу – будто рисовал словами. Вот послушайте, как он рисует позднюю осень, какие слова находит. Я буду читать, а вы вспоминайте нашу прогулку по лесу.
«И как этот же самый лес хорош поздней осенью, когда прилетают вальдшнепы!» Это птицы величиной с голубя. «Они не держатся в самой глуши: их надобно искать вдоль опушки. Ветра нет, и нет ни солнца, ни света, ни тени, ни движения, ни шума; в мягком воздухе разлит осенний запах, подобный запаху вина. Тонкий туман стоит вдали над жёлтыми полями. Сквозь обнажённые, бурые сучья деревьев мирно белеет неподвижное небо; кое-где на липах висят последние золотые листья. Сырая земля упруга под ногами; высокие сухие былинки не шевелятся; длинные нити блестят на побледневшей траве». Вот ведь как хорошо написано! – восхитился папа. – Вспомнили сегодняшний лес?
- Да! – в один голос ответили ребята.
Таня лежала с закрытыми глазами.
- Я и сейчас его вижу, - сказала она.
- Послушайте ещё одну зарисовку Тургенева.
- Послушать… зарисовку? – улыбнулся Серёжа.
- Ну, да! Тургенев ведь словами рисует. А слова или читают или слушают. Поэтому – слушайте зарисовку. «А осенний, ясный, немножко холодный, утром морозный день, когда берёза, словно сказочное дерево, вся золотая, красиво рисуется на бледно-голубом небе, когда низкое солнце уже не греет, но блестит ярче летнего, небольшая осиновая роща вся сверкает насквозь, словно ей весело и легко стоять голой, изморозь ещё белеет на дне долин, а свежий ветер тихонько шевелит и гонит упавшие, покоробленные листья, - когда по реке радостно мчатся синие волны, мерно вздымая рассеянных гусей и уток». Вот красота какая! – папа закрыл книгу.
- А про охоту? – напомнил Серёжа.
- Я не знаю: успею ли вам прочитать об охоте, до того как вы уснёте…
- Я не усну, - решительно сказала Таня.
- Если не успею, завтра сами прочтёте. А сей час ещё один фрагмент, то есть: отрывок, часть, из рассказа Ивана Сергеевича «Касьян с Красивой МЕчи». Иван Сергеевич отправился на охоту, а с ним – крестьянин по имени Касьян. Тургенев подстрелил, то есть – убил птицу под названием коростЕль, и у него состоялся вот такой разговор с Касьяном.
Папа открыл книгу.
«- Барин, а барин! – промолвил вдруг Касьян своим звучным голосом».
- А почему – не «дворянин»? – спросила Таня.
- Я не понял тебя, - папа оторвался от книги.
- Почему Касьян сказал «барин», а не «дворянин»?
- Крестьяне всех помещиков называли «барин», - вдруг отличился Серёжа.
- Верно, - сказал папа. – Всех господ называли «баре» или «барин». Эти слова происходят от слова «боярин». Итак: «Барин, а барин! – промолвил вдруг Касьян своим звучным голосом.
Я с удивлением приподнялся; до сих пор он едва отвечал на мои вопросы, а то вдруг сам заговорил.
- Что тебе? – спросил я.
- Ну, для чего ты пташку убил? – начал он, глядя мне прямо в лицо».
- «Пташка» - значит, птичку, - пояснил папа.
«- Как для чего… КоростЕль – это дичь: его есть можно.
- Не для того ты убил его, барин: станешь ты его есть! Ты его для потехи своей убил.
- Да ведь ты сам небось гусей или куриц, например, ешь?
- Та птица богом определённая для человека, коростЕль – птица вольная, лесная. И не он один: много её всякой лесной твари, и болотной, и луговой, и верховой, и низовой – и грех её убивать, и пускай она живёт на земле до своего предела… А человеку пища положена другая и другое питьё: хлеб – божья благодать, да вОды небесные, да тварь ручная от древних отцов.
Я с удивлением поглядел на Касьяна. Слова его лились свободно; он не искал их, он говорил с тихим одушевлением и кроткою важностию, изредка закрывая глаза.
- Так и рыбу по-твоему грешно убивать? – спросил я.
- У рыбы кровь холодная, - возразил он с уверенностью, - рыба тварь немая. Она не боится, не веселится: рыба тварь бессловесная. Рыба не чувствует, в ней и кровь не живая… Кровь, - продолжал он, помолчав, - святое дело кровь! Кровь солнышка божия не видит, кровь от свету прячется… великий грех показать свету кровь, великий грех и страх… Ох, великий!
Он вздохнул и потупился».
Папа закрыл книгу. Таня уже спала. А Серёжа лежал с открытыми глазами. Смотрел в потолок. Молчали.
- Пап, ты веришь в бога? – вдруг сказал Серёжа.
- Нет. Я – неверующий.
- А Касьян, значит, верил?
- Да. Тургенев, по-моему, тоже был верующим. Но охота для него была как спорт, увлечение, а не убийство.
- Ты говорил, что ещё что-то прочитаешь.
- Да я хотел прочитать фрагмент, отрывок из рассказа Михаила Пришвина «Гон». Гон – это облава на какого-нибудь зверя, загон его в западню, в ловушку. В этом отрывке и рассказывается о том, как гнали зайца, а убили лису. Прочти завтра. И Таня послушает. А сейчас спи. Спокойной ночи.
Ну, вот, ребята: Таня и Серёжа уснули, а вы ещё нет. Если есть желание, то прочтите отрывок из рассказа Михаила Пришвина «Гон».
Гон
(отрывок из рассказа)
Только поздней осенью бывает так хорошо, когда после ночного дождя с трудом начинает редеть ночная мгла, и радостно обозначится солнце, и падают везде капли с деревьев, будто каждое дерево умывается.
Тогда шорох в лесу бывает постоянный, и всё кажется, будто кто-то сзади подкрадывается. Но будь спокоен, это не враг и не друг идёт, а лесной житель сам по себе проходит на зимнюю спячку(1).
Змея прошла очень тихо и вяло, видно ползучий гад убирается под землю. Ей нет никакого дела до меня, чуть движется, шурша осенней листвой.
До чего хорошо пахнет!
Кто-то сказал в стороне два слова. Я подумал, это мне кажется так, слух мой сам дополнил к шелесту природы два бодрые человеческие слова. Или, может быть, чокнула неугомонная белка? Н скоро опять повторилось, и я оглянулся на охотников.
Они все замерли в ожидании, что вот-вот выскочит заяц из частого ельника.
Где же это и кто сказал?
Или, может быть, это идут женщины за поздними рыжиками и, настороженные лесным шорохом, изредка очень осторожно одна с другой переговариваются.
- Равняй, равняй! – услыхал я над собой высоко.
Я понял, что это не люди идут в лесу, а дикие гуси высоко вверху подбодряют друг друга.
Великий показался наконец в прогалочке, между золотыми берёзами, гусиный караван(2), сосчитать бы, но не успеешь. Палочкой я отмерил вверху пятнадцать штук(3) и, переложив её по всему треугольнику, высчитал – всего гусей в караване больше двухсот.
На жировке(4) в частом ельнике(5) изредка раздавалось «бам!» Соловья (Соловей – кличка собаки). Ему там очень трудно разобраться в следах: ночной дождик проник в густель(6) и сильно подпортил жировку.
Этот густейший молоденький ельник наши охотники назвали ЧЕМОДАНОМ, и все уверены, что заяц теперь в ЧЕМОДАНЕ.
Охотники говорят:
- Листа боится, капЕли(7), его теперь не спихнёшь.
- Как гвоздём пришило!
- Не так в листе дело и в капели, главное, лежит крепко, потому что начинает белеть(8), я сам видел галифе(9) белые, а сам серый.
- Ну, ежели галифе побелели, тогда не спихнёшь его в чемодане…
Смолой, как сметаной облило весь ствол единственной высокой ели над гУстелью, и весь этот еловый чемодан был засыпан опавшими берёзовыми листочками, и всё новые и новые падали с тихим шёпотом.
Зевнув, один охотник сказал, глядя на засыпанный ельник:
Комод и комод(10)!
Зевнул и сам мастер Томилин.
С тем ли шли: зевать на охоте!
Мастер Томилин сказал:
- Не помочь ли нам Соловью?
Смерили глазом чемодан, как бы взвешивая свои силы, перелезешь через него или застрянешь.
И вдруг все вскочили решив, помогать Соловью.
Ринулись с криком на чемодан, сверкая на проглянувшем солнышке заплатами чинёных стволов.
Всем командир мастер Томилин врезался в самую серёдку, и чем сильней его там кололо(11), тем сильней он орал.
Все орали, шипели, взвизгивали, взлаивали: нигде таких голосов не услышишь больше у человека, и, верно, это осталось от тех времён, когда охотились на мамонта.
Выстрел.
И отчаянный крик:
- Пошёл!
Первая, самая трудная часть охоты кончилась, всё равно, как бы фитиль(12) подложили под бочку с порохом, целый час он горел, и вдруг, наконец, порох взорвался.
- Пошёл!
И каждому нужно было в радости и в азарте(13) крикнуть:
- Пошёл, пошёл!
Уверенный и частый раздался лай Соловья, и после него, подвалив, Шарик (кличка собаки) ударил и Рестон(кличка собаки), действительно очень резко.
Вмиг вся молодёжь, как гончие, не разбирая ничего, врассыпную бросается куда-то перехватывать, и с нею мастер Томилин, как молодой – откуда что взялось, - летит как лось(14), ломая кусты.
Таким никогда не подстоять(15) зайца, но, может быть, им это и не надо, их счастье – быстро бежать по лесу и гнать, как гончая.
Мы с Фёдором, старые воробьи, переглянулись, улыбнулись, прислушались к гону и, поняв куда завёртывает заяц, стали: он тут на лесной полянке перед самым входом в чемодан, я немного подальше на развилочке трёх зелёных дорог между старым высоким лесом и частым мелятником(16).
И едва только затих большой, как от лося, треск кустов, ломаемых на бегу сороколетним охотником, далеко впереди на зелёной дорожке, между большим лесом и частым мелятником, мелькнуло сначала белое галифе, а потом и весь серый обозначился: ковыль-ковыль(17) прямо на меня.
Я смотрел на него с поднятым ружьём через мушку: мамонт был самый маленький белячОк из позднышкОв-листопадникОв(18), на одном конце его туловища, совсем ещё короткого, были огромные уши, на другом – длинные ноги, такие, что весь он на ходу своим передом то высоко поднимался, то глубоко падал.
На мне была большая ответственность не допустить листопадника до чемодана и не завЯзить там надолго собак: я должен был убить непремЕнно(19) этого мамонта. И я взял на мУшку(20).
Он сел.
В сидячего я не стреляю, но всё равно ему конец неминуемый, побежит на меня – мУшка сама станет вниз на передние лапки, прыгнет в сторону – мУшка мгновенно перекинется к носику.
Ничто не может спасти бедного мамонта.
И вдруг…
Ближе его из нЕкоси(21) мелЯтника показывается рыжая голова и как бы седая от сильной росы.
- Шарик?
Я чуть было не убил его, приняв за лисицу, но ведь это же не Шарик, это лисица…
И всё это было одно мгновенье, седая от росы голова не успела ни продвинуться, ни спрятаться. Я выстрелил, в нЕкоси заворошИлось(22) рыжее, вдали мелькнуло белое галифЕ.
И тут налетели собаки…
Налетел Фёдор. С ружьём наперевес, как в атаке, выскочил из леса на дорожку мастер Томилин и потом все, сверкая заплатами ружей. Сдержанные свОрками(23) собаки рвались на лисицу, орали не своим голосом. Орали все охотники, стараясь крикнуть один громче другого, что и он видел промелькнувшую в гУстели лисицу. Когда собаки успокоились, и молодёжь умолкла, осталась радость у всех, одинаковая, как будто все были как один человек.
Фёдор сказал:
- Шумовая.
Мастер Томилин по-своему тоже:
- Чумовая лисица.
Пояснения
1 – зимняя спячка – некоторые звери на зиму засыпают (впадают в спячку),
например: медведи, змеи.
2 – караван – группа вьючных (нагруженных) животных, например –
верблюдов, идущих друг за другом цепочкой. «Караван гусей» - цепочка
летящих друг за другом птиц.
3 – «палочкой я отметил вверху пятнадцать штук» - автор закрыл один глаз,
вытянул руку с палочкой в пальцах в сторону каравана гусей, палочку
расположил вдоль линии (цепочки) каравана и посчитал: сколько гусей
помещается в длине палочки. Затем палочку стал перемещать
(в воздухе) вдоль всех линий каравана. В длине палочки помещалось
пятнадцать гусей. А сама палочка поместилась вдоль линий каравана
четырнадцать раз. Автор перемножил цифры 15 и 14 и получилось
«более двухсот».
4 - жирОвка – место, где животные отдыхают в сытом состоянии, «жируют».
5 – Ельник – еловый лес.
6 – гУстель – гУсто, часто растущие деревья и кусты.
7 – «боится капЕли» - боится звука капель, падающих с листьев и деревьев.
8 – «начинает белеть» - заяц к зиме меняет цвет шерсти с серого на белый.
поэтому зимнего зайца ещё зовут: беляк.
9 – галифЕ – брюки, плотно облегающие колени, а кверху, к бёдрам
расширяющиеся. Задние ноги зайца похожи на галифЕ.
10 – комОд – невысокий шкаф для белья с несколькими ящиками внутри.
11 – « чем его сильнее там колОло» - жёсткие иголки елей колются и
причиняют боль открытым участкам тела: лицу, рукам.
12 – фитИль – горючий шнур для зарядов, служит для передачи огня на
расстоянии. Пока шнур горит, люди успевают до взрыва отбежать
в укрытие.
13 – азАрт – сильное возбуждение, задор, увлечение.
14 – лось – крупный олень с широкими ветвистыми рогами.
15 – « не подстоЯть зайца» - не выманить, не дождаться или не устеречь.
16 – «частый мелЯтник» - нескошенная густая поросль травы и кустов.
17 – «ковыль-ковыль прямо на меня» - то есть – ковылял: шёл нескладно,
трудно, будто хромой.
18 – «позднышОк-листопадник» - заяц, рождённый поздно, в пору падения
листьев, осенью. А, значит, - молодой, маленький.
19 – непремЕнно – обязательно.
20 – «взял на мУшку» - прицелился.
21 – нЕкось – нескошенная растительность.
22 – заворошИлось – зашевелилось, задвигалось.
23 – свОрка – поводок для собаки; «сдержанные свОрками» - сдержанные
поводками.
Ребята!
1. Помните ли вы хорошие солнечные дни осени? Попробуйте обрисовать, нарисовать словами картину поздней осени: может быть, в лесу, может быть, на даче, на огороде, в поле. Поищите нужные слова, как ищет их и находит И.С. Тургенев.
2. Вы поняли, кто такие дворЯне? Найдите в тексте объяснение.
3. Почему охотились и дворЯне и люди из простого народа?
4. Какой фрагмент (отрывок) вам больше понравился? Почему?
5. Если есть в текстах непонятные вам слова и выражения, спросите о них у родителей или учителя.
День седьмой
А утром выпал снег. Первый снег! Неожиданный, пушистый, медленный. Крупные хлопья его падали в тихом безветрии и всё изменилось вокруг: и земля, и деревья, и дома, и люди. Собаки, выпущенные хозяевами на прогулку, хватали пастью снег, катались по нему – радовались. Школьники , идя в школу, играли в снежки, и, конечно, опаздывали на уроки.
- Первый снег – ещё не снег, - сказал папа. – Растает.
И действительно, Таня и Серёжа возвращались из школы по осенней погоде: мокрые грязные листья, лужи, хмурое небо. А папа, возвратясь вечером с работы, изрёк:
- Осень – перемен восемь.
Сява хор-роший! – откликнулся на это попугай.
- Только ты и не меняешься. Зимой и летом – одним цветом, - ответил ему папа. – А с тобою что? – спросил он Серёжу, заметив синяк на его лице.
- Поскользнулся, упал…
- Приметы зимы: «крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь», помещики из своих имений перебираются в городские дома, а Серёжа набивает себе синяк. Зима! А где тут наша первоклассница?
Первоклассница пыхтела над тетрадкой, выводя буквы. Высунув кончик языка, она написала последнюю букву и поставила точку.
- Всё! – и кинулась на руки папе.
Папа подбросил её вверх, затем сел и посадил Таню к себе на колени:
- Как дела твои? Какие успехи?
- А вот какие! – И Таня показала врастопырку все пять пальцев своей руки.
- Молодец!
- Я всё слышала, - вдруг сказала Таня, - А почему помещики зимой переезжали в город?
- Ух, ты! Уже вопросы, - улыбнулся папа. – А потому переезжали, что зимой в деревне неуютно, тоскливо и холодно. А в городе – светлее, теплее и развлечений больше: балы, встречи с друзьями, выезды в театр…
- А дети их тоже переезжали?
- Ну, конечно! Начинались занятия в лицеях, гимназиях, школах, которые назывались училищами.
- Зи – мой? – удивилась Таня.
- Да. Поздней осенью, а то и зимой. Но не с первого сентября начинались занятия в учебных заведениях.
- Вот это – да! А в деревне?
- Что – в деревне? Занятия?
- Нет! Работники в деревне оставались без хозяина?
- Работники – это крестьяне. Вместо хозяина, барина, в поместье оставался управляющий поместьем.
- Понятно: зимой помещик – в городе, летом – в деревне, как в отпуске. Да?
- Нет, Танечка. В поместье всё лето мог находиться лишь тот дворянин, который уже был в отставке. Находился как бы на пенсии. Но вместо него обязательно служил один из сыновей, потому что царь давал поместье в награду за службу. И если никто из семьи не служил в армии, то царь мог и отобрать поместье.
- Поместье было платой за службу царю?
- Да. И если помещик был дворянином, то имение от имени царя давалось ему пожизненно и передавалось по наследству: сыновьям, внукам…
- Насовсем?
- Насовсем.
- К столу! – позвала мама.
- Сейчас идём! Одному помещику царь давал небольшое поместье, где было 50-100 крестьян, а другому – огромное, с тысячами крестьян. Это называлось: по заслугам и по чину. Генералу – больше, простому офицеру – меньше.
- Остынет! – Мама вошла в детскую комнату. – Мыть руки – и за стол.
Таня стала на пол, взяла папу за руку.
- Значит, помещики были богатые и бедные? Ну, не такие бедные, как простые люди, а…
- Понятно, понятно! Да.
Папа и Таня мыли руки, не прерывая разговора.
- Были даже помещики, которых называли однодвОрцами. Потому что у них был дом, сад-огород и один-два человека прислуги. И Ни одного крестьянина.
- А на что же они жили?
- На жалованье-пенсию и на прибыль с огорода.
…После ужина Серёжа готовил уроки, папа читал, а Таня играла с попугаем.
- Сява – дворянин. Однодворец. У тебя один домик.
Сява сидел на качельках в клетке и, повернув набок голову, смотрел на Таню, слушал её.
- Сява – дворянин, однодворец, - втолковывала ему Таня.
- Хватит, Таня! Сама попугаем станешь, - остановила обучение мама. – Лучше помоги мне убрать со стола, да посуду помыть: не дворянка ведь.
- Пап, папа! – крикнула Таня, принимаясь за уборку стола. – Дворянки сами мыли посуду?
На кухне появился папа с книжкой в руках.
- Не кричи, Серёже мешаешь. А что касается дворянок… - Папа подумал. – Мыли. И воду носили, и грядки пололи. Но только обедневшие дворяне. А богатые, знатные, лили как их называли – родовитые – конечно, никакой трудной, чёрной работы не делали, если сами того не желали.
- Значит, мы – однодворцы. И Сява – однодворец, - сделала вывод Таня.
Появился Серёжа.
- Что, уже всё сделал? – удивилась мама.
- Да там два примера было всего. Мне же интересно, о чём вы говорите.
- О дворянах – доложила Таня.
_ Так, господа дворяне, - сказала мама, - я ваша прислуга и начинаю готовить еду на завтра. А потому…
- Нет-нет, ты – не прислуга, - заступилась Таня. – Мы все – прислуга.
- Хорошо. Тогда вы послужИте мне: я буду готовить, а вы беседуйте при мне, чтобы мне было веселее работать.
- Договорились, - согласился папап.
- Мы согласны, - сказал Серёжа.
- В время царствования Петра I, были написаны правила поведения для дворянских детей. Эти правила назывались «Юности честное зерцАло»
- Честное, значит, правдивое? – спросил Серёжа.
- Ты называешь сегодняшнее значение этого слова: честный – значит, правдивый, не ложный. А слово «честный» происходит от слова «честь». И тогда значение слова «честный» будет ближе к понятию «имеющий честь, достоинство». Раньше говорили: «По чести и слава». То есть тебе столько славы от людей, сколько ты её заслужил. Ну, а слово зерцало, думаю вам понятно. Это – зеркало. Смотритесь в эти правила чести, как в зеркало.
Часть этих правил взята из «Домостроя». Помните «Домострой»? А часть написана заново. Некоторые из правил взяты из европейского этикета.
Папа открыл книжку.
- Дети должны «отца и мать в великой чести содержать», без разрешения родителей никого не бранить; не прекословить родителям и не перебивать их речи; «младший отрок» - то есть юноша – «должен быть бодр, трудолюбив и прилежным» - то есть старательным – «делать благочестивые и добродетельные поступки; должен уметь говорить на иностранных языках, чтобы слуги не распознали сути разговора; хорошо танцевать, биться на шпагах, ездить на коне; быть вежливым и не драчливым». Пока всё понятно?
- Всё.
- А вот теперь прочитаю вам правила поведения за столом. Будьте внимательны. «Когда получится тебе с другими за столом сидеть, то содержи себя в порядке по сему правилу: во-первых, обрежь свои ногти, умой свои руки и сиди благочинно, прямо…»
- А Серёжа ест согнувшись, - заметила Таня.
- А ты посмотри на свои ногти, царапка, - обиделся Серёжа.
Таня спрятала за спину обе руки.
- Покажи, покажи, дворянка, - мама строго глянула на Таню, и та показала руки. – Сегодня же обрежь.
- А я не умею.
- Поможем, - сказала мама. – Ишь ты!
- Я продолжаю, - улыбнулся папа. – «Не жри, как свинья, не дуй в супы, чтобы везде брызгало».
Таня с Серёжей рассмеялись.
- «Ногами не мотай», - продолжал папа, - «когда тебе пить, не утирай рта рукою, а полотенцем, и не пей, пока не проглотил пищи». А вы, друзья, всё запиваете, не прожевав. «Не облизывай пальцев, зубов ножом не чисти… Над едой не чавкай, как свинья, не чеши головы, не проглотив куска не говори, ибо так делают крестьяне… Чихать, сморкаться и кашлять непригоже… Когда закончишь есть, поблагодари бога, умой руки и лицо и выполощи рот». Вот так! – Закончил папа. – Многие из этих правил и сегодня у нас в чести, то есть – применяются, годятся.
- А я не чавкаю и ножом в зубах не ковыряюсь, - заявила Таня.
- Да, да, - заметил ехидно Серёжа. – И не облизываешь пальцев, и не говоришь, не проглотив пишу. Это кто-то другой, да?
- А ты – тоже!
- Оба хороши, сказала мама.
- Надо сказать, что ПётрI много чего нового привнёс в быт и нравы бояр и дворян.
- Бороды обрезал, - вспомнила мама.
- И бороды тоже, - подтвердил папа.
- А зачем? – удивился Серёжа.
- Бояре гордились своими бОродами. Они почему-то считали, что чем длиннее борода, тем больше чести. А царь Пётр решил, что чествовать надо знания, да умения, а не длину бороды. Вы же знаете, что бояре всегда были ближе к князю или царю, чем двОрня-дворяне . Они гордились этим, и считали себя более знатными, чем дворяне, а, значит, и более достойными чести. Царь Пётр I отменил боярство как чин, и уравнял бояр в деле, в работе, службе с дворянами. По умению и честь. Вот, например, Таня учится лучше, чем другие ученики, то ей и чести больше. Кроме того: Пётр I отменил право наследования, то есть боярство и дворянство больше не передавалось по наследству – его нужно было заслужить. Сын мог получить звание дворянина, если дослуживался до определённого чина.
Очень многие бояре и дворяне были неграмотны. И царь Пётр заставлял их детей учиться. Пока не выучатся – не разрешал жениться. Матери плакали, дети ревели, но вынуждены были учиться.
Между тем мама почти закончила свои дела и сказала:
- Если Серёжа желает, то пусть пойдёт полчасика погуляет. А Таня остаётся: я обрезаю Тане ногти.
- Я буду учить попугая, - заупрямилась Таня. – Сява – дворянин, Сява..
- Нет! – сказала мама. – Сначала я обрежу тебе ногти, затем ты почистишь клетку попугая, и только потом будешь обучать его.
…Перед сном Таня уселась на диван рядом с отцом. Папа просматривал какую-то книгу с цветными фотографиями.
- Что это? – спросила Таня.
- Фотографии усадьбы Тургенева: дом, в котором он жил, хозяйственные постройки, двор, сад, пруд, аллеи…
- Красиво!
К ним подсел и Серёжа. Папа показал портреты писателей С.Т. Аксакова,Л.Н. Толстого, Г.Г. Гарина-Михайловского, И.А. Бунина.
- Я показываю вам портреты и местА, где они жили, потому что эти писатели – дети дворян. Но это – только часть писателей дворян. Многие писатели XIX века вышли из дворянских семей. Отрывки из их произведений о своём детстве вы можете прочитать сами. Книги есть у нас дома. А можно взять и из библиотеки.
- А почему они вышли … из семей? Почему ушли? – спросила Таня.
- Нет. Просто так принято говорить: «Вышел из дворянской семьи», то есть родился в дворянской семье. А потом, когда станет взрослым, он покинет свою семью, выйдет из неё, чтобы начать свою взрослую жизнь.
- Понятно, - сказал Серёжа.
- Ложитесь спать, а я вам немного почитаю. Иди, Таня, укладывай куклу.
После прощания с Сявой, мамой и куклой Таня приготовилась слушать безо всяких капризов. А Серёжа уже ждал папу.
- Я прочту вам о деде Сергея Тимофеевича Аксакова, - сказал папа, - Отрывок из книги «Семейная хроника». «Степан Михайлович Багров, так звали его, был не только среднего, а даже небольшого роста, но высокая грудь, необыкновенно широкие плечи, жилистые руки, каменное, мускулистое тело обличали в нём силача. В разгульной юности, в молодецких потехах, кучу военных товарищей на него нацеплявшихся, стряхивал он, как брызги воды стряхивает с себя коренастый дуб после дождя, когда его покачнёт ветер. Правильные черты лица, прекрасные тёмно-голубые глаза, легко загоравшиеся гневом, но тихие и кроткие в часы душевного спокойствия, густые брови, приятный рот, всё это вместе придавало самое открытое и честное выражение его лицу; волосы у него были русые. Не было человека, кто бы ему не верил; его слово, его обещание было крепче и святее самых духовных о гражданских актов». Понятно вам это выражение?
- Нет, - сказал Серёжа.
- «Крепче и святее всяких духовных и гражданских актов» означает: надёжнее всяких клятв и письменных обещаний и обязательств. Сказал – сделал. То есть, Степан Михайлович Багров, дед Сергея Тимофеевича, был человеком надёжным. «Природный ум его был здрав и светел. Разумеется, при общем невежестве тогдашних помещиков, и он не получил никакого образования, русскую грамоту знал плохо; но, служа в полку, ещё до офицерского чина выучился он первым правилам арифметики и выкладке на счётах, о чём любил говорить даже в старости. Вероятно, он служил не очень долго, ибо вышел в отставку каким-то полковым квартирмейстером». «Квартирмейстер» - это офицер, ведающий снабжением и размещением воинской части. «Впрочем, тогда дворяне долго служили в солдатском и Унтер-офицерском званиях»…
- Это был указ Петра I о том, чтобы все дворянские дети проходили военную службу, начиная с низших чинов, - пояснил папа.
«Вышед в отставку, несколько лет жил в своём наследственном селе Троицком».
- То есть, в селе, поместье, которое передавалось по наследству: от отца к сыну, - напомнил папа.
- Значит, и дедушка его там жил? – спросила Таня.
- Да, конечно. И село это стало потом называться по имени, по фамилии помещика-хозяина: Багрово. Итак, дед жил «в наследственном селе Троицком, и сделался отличным хозяином. Он не торчал день и ночь при крестьянских работах, не стоял часовым при ссыпке и отпуске хлеба; смотрел редко, да метко, как говорят русские люди, и, уж прошу не прогневаться, если замечал, что дурное (т. е. плохое), особенно обман, то уж не спускал никому. (Никому не прощал). Дедушка, соОбразно духу времени, рассуждал по-своему: наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни…»
Папа пояснил:
- Помещик, барин, позволял своему крестьянину работать на своей крестьянской земле, на своём участке, несколько дней в неделю. А мог и не позволить этого и тогда в эти дни крестьянин работал на земле барина; помещик отнимал у крестьянина его собственные дни. А что могло произойти в эти «отнятые» дни? У крестьянина мог погибнуть урожай, потому что хлеб надо убирать в строго определённое время; мог крестьянин опоздать и с севом или посадками – тогда тоже жди беды. Так вот дедушка, Степан Михайлович, рассуждал так: « наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни, - значит, вредить его благосостоянию, то есть своему собственному; наказать денежным взысканием – тоже; разлучить с семейством, отослать в другую вОтчину (в другую деревню), употребить в тяжёлую работу – тоже, и ещё хуже, ибо отлУчка от семейства (разлука) – несомненная порча; прибегнуть к полиции… боже помилуй… Надо сказать, что дедушка был строг только в пылу гнева; прошёл гнев, прошла и вина. Этим пользовались: иногда виноватый успевал спрятаться, и гроза проходила мимо. Скоро крестьяне его пришли в такое положение, что было не на кого и не за что сердиться.
Приведя в порядок своё хозяйство, дедушка мой женился на Арине Васильевне Неклюдовой, небогатой девице, так же из старинного дворянского дома (из старинного рода)…Кстати, древность дворянского происхождения была коньком моего дедушки ( он много знал об этом и гордился), и хотя у него было сто восемьдесят душ крестьян (это немного), но производя свой род бог знает по каким документам, от какого-то варяжского князя, он ставил своё семисотлетнее дворянство выше всякого богатства и чинов. Он не женился на одной весьма богатой и прекрасной невесте, которая ему очень нравилась, единственно потому, что прадедушка её был не дворянин.
Вот каков был Степан Михайлович.
Ребята! Так как Таня и Серёжа уже спят, а вы ещё нет, то постарайтесь ответить на следующие вопросы:
1. Где жили дворяне?
2. Почему дворяне были «бедные» и «богатые»?
3. Кто такой Пётр I, и чем он известен?
4. Прочтите ещё раз правила поведения для дворянских детей, изложенные в «Юности честное зерцало». Какие из этих правил вам кажутся и сегодня важными и нужными? Какие из них вы хотели бы выполнять? А какие – нет?
5. Как вы понимаете выражение: «наследственное село»?
6. Дедушка С. Т. Аксакова Степан Михайлович знал имена своих предков на а семьсот лет назад. И знал, что они делали, чем занимались. А можете ли вы назвать имена своих прадедушек, прабабушек?
День восьмой
За утренним окном было ещё темно, а Таня и Серёжа уже встали. Серёжа даже делал зарядку. Папа уже собирался уходить, а мама готовила детям завтрак:
- Дети! Прощайтесь с отцом! Уходит!
Из ванной вышла с мокрым лицом Таня. Серёжа прислонился к двери. Папа взял Таню на руки и поцеловал в мокрую щеку:
- До свидания, друзья! Дня два-три я буду вечерами занят и, наверное, не смогу вам читать и рассказывать. Поэтому, Серёжа, ты прочтёшь Тане два отрывка. Один из повести Гарина-Михайловского «Детство Тёмы», который называется «Прощение», а другой – из повести Елизаветы Водовозовой «История одного детства» - «По-новому». Книги на столе. В книгах закладки. До свидания.
И папа вышел из комнаты.
Ребята! Чтобы вам были понятны события, описанные в отрывке «Прощение», я объясню вам кто такой Тёма и что он сделал.
Тёме восемь лет. ОН живёт в дворянской семье. Отец его – крупный военный чин. В отсутствие мамы и отца, Тёма сломал любимый папин цветок, не слушал гувернантку (воспитательницу), разбил посуду и ещё наделал ряд проказ. А когда приехали родители, побоялся, струсил признаться о своих проделках. Отец его жестоко наказал: избил ремнём так, что у мальчика штанишки стали мокрыми.
Мать защитила Тёму от отца.
У тёмы четыре сестры: Зина, Наташа, Маня и Аня и младший брат Серёжа.
Прощение
(отрывок из повести «Детство Тёмы)
…Мать проходит в детскую, окидывает её быстрым взглядом, убеждается, что Тёмы здесь нет, идёт дальше, пытливо всматриваясь на ходу в отвОреную дверь маленькой комнаты, замечает в ней маленькую фигурку Тёмы, лежащего на диване с уткнувшимся лицом, проходит в столовую, отворяет дверь в спальную и сейчас же плотно затворяет её за собой.
Оставшись одна, она тоже подходит к окну, смотрит и не видит темнеющую улицу. Мысли рОем носятся в голове.
Пусть Тёма так и лежит, пусть придёт в себя, надо его теперь совершенно предоставить себе… Бельё бы переменить… Ах, боже мой, боже мой, какая страшная ошибка, как могла она допустить это! Какая гнусная(1) гадость! Точно ребёнок сознательный негодяй! Как не понять, что если он делает глупости, шалости, то делает только потому, что не видит дурной стороны этой шалости.
Няня маленькой Ани просовывает свою по-русски повязанную голову.
- Аню перекрестить…
- Давай! – И мать крестит девочку.
- Артёмий Николаевич (Тёма) в комнате? – спрашивает она.
- Сидит у окошка.
- Свечка есть?
- Потушили. Так в темноте сидят.
- Заходила к нему?
- Заходила… Куды! Эх! – Но няня удерживается, зная, что барыня не любит нытья.
- А больше никто не заходил?
- Таня ещё… Кушать носила.
- Ел?
-И-и! Боже упаси, и смотреть не стал… Целый день не емши. За завтраком маковой росинки(2) не взял в рот.
Няня вздыхает и, понижая голос, говорит:
- Бельё бы ему переменить, да обмыть… Это ему, поди, теперь пуще всего зазОрно(3)…
- Ты говорила ему о белье?
- Нет… Куда! Как только поклонилась было, а он этак плечиками как саданЁт(4)… Вот Таню разве послушает…
- Ничего не надо говорить… Никто ничего не замечайте… Прикажи, чтобы приготовили обе ванны поскорее для всех, кроме Ани… Позови бОнну(5)…
Смотри, никакого внимания…
- Будьте спокойны, - говорит сочувствующим голосом няня.
Входит фрЕйлен(5).
Она очень жалеет, что всё так случилось, но с мальчиком ничего нельзя было сделать…
- Сегодня дети берут ванну(7), - сухо(8) перебивает мать. – Двадцать два градуса.
- Зер гут (очень хорошо), мадам, - говорит фрейлен и делает книксЕн(9).
Она чувствует, что мадам недовольна, но её совесть чиста. Она невиновата; фрейлен Зина свидетельница, что с мальчиком нельзя было справиться. Мадам молчит; бОнна знает, что это значит. Это значит, что её оправдания не приняты.
Хотя она очень дорожит местом(10), но её совесть спокойна. И, в сознании своей невиновности, она скромно, но с чувством собственного достоинства берётся за ручку.
- Позовите Таню.
- Зер гут (очень хорошо) мадам, - отвечает бОнна и уже за дверью делает книксен.
В последней нотке мадам бОнна услыхала что-то такое, что возвращает ей надежду удержать за собой место, и она воскресшим голосом говорит:
- Таню бариня идить(11)!
Таня оправляется(12) и входит в спальню.
Таня всегда купает Тёму. Летом, в те дни, когда детей не мылили, ему разрешалось самому купаться, без помощи Тани, и это доставляло Тёме всегда громадное удовольствие: он купался, как папа, один.
- Если Артёмий Николаевич (Тёма) пожелает купаться один, пусть купается. Перед тем, как вести его в ванную, положи на стол кусок хлеба – не отрезанный, а так, отломанный, будто нечаянно его забыли. Понимаешь?
Таня давно всё поняла и весело и ласково отвечает:
- Понимаю, сударыня!
- Купаться будут все; сначала барышни, а потом Артёмий Николаевич. Ванну на двадцать два градуса. Ступай!
Но тотчас же мать снова позвала Таню и прибавила:
- Таня, перед тем, как поведёшь Артёмия Николаевича, убавь в ванной свет в лампе(13) так, чтобы был полумрак. И поведёшь его не через детскую, а прямо через девичью(14)… И чтобы никого в это время не было, когда он будет идти. В девичьей тоже убавь свет.
- Слушаю-с.
Купанье – всегда событие и всегда приятное. Но не на этот раз: в детской оживление слабое. Дети находятся под влиянием наказания брата, а главное – нет поджигателя обычного возбуждения, Тёмы. Дети идут как-то лениво, купанье какое-то неудачное, поспешное, и через двадцать минут они уже в белых чепчиках(15), гуськом возвращаются назад в детскую…
- Артёмий Николаевич, пожалуйте! – говорит весёлым голосом Таня, отворяя дверь маленькой комнаты со стороны девичьей.
Тёма молча встаёт и стеснённо проходит мимо Тани.
- Один или со мной? – беспечно(16) спрашивает она вдогонку.
- Один, - отвечает быстро, уклончиво(17) Тёма и спешит пройти девичью.
Он рад полумраку. Он облегчённо вздыхает, когда затворяет за собой дверь ванной. Он быстро раздевается и лезет в ванну. Обмывшись, он вылезает, берёт своё грязное бельё и начинает полоскать его в ванне. Ему кажется, что он умер бы от стыда, если бы кто узнал в чём дело; пусть лучше будет мокрое. Кончив свою стирку, Тёма скОмкивает в узел бельё и ищет глазами, куда бы его сунуть; он засовывает наконец свой узел за старый запылённый комод. Успокоенный, он идёт одеваться, и глаза его наталкиваются на кусок, очевидно, забытого кем-то хлеба. Мальчик с жадностью кидается на него, так как целый день ничего не ел. Годы берут своё: он сидит на скамеёке, болтает ножонками и с наслаждением ест. Всю эту сцену видит мать и взволнованно отходит от окна.
Кончив есть, Тёма встал и вышел в коридор. Он подошёл к лестнице, ведущей в комнаты, остановился на мгновение, подумал, прошёл мимо по коридору и, поднявшись на крыльцо, нерешительно, вполголоса позвал:
- Жучка, Жучка!
Он подождал, послушал, вдохнул в себя аромат масличного дерева, потянулся за ним и, выйдя во двор, стал пробираться к саду.
Страшно! Он прижался лицом между двух стоек ограды и замер, охваченный весь каким-то болезненным утомлением.
…Как-то таинственно страшно молчат дорожки. Деревья шумят, точно шепчут друг другу: «Как страшно в саду». Вот что-то чёрное беззвучно мелькнуло в кустах: на Жучку похоже! А может быть Жучки давно нет? Как жутко вдруг стало. А там что белеет? Кто-то идёт по террАсе(17).
- Артёмий Николаевич, - говорит, отворяя калитку(18) и подходя к нему Таня, - спать пора.
Тёма точно просыпается.
Он не прочь, он устал, но перед сном надо идти прощаться, надо пожелать спокойной ночи маме и папе. Ох, как не хочется!
- Артёмий Николаевич, Тёмочка, милый мой барин, - говорит Таня и целует руки Тёмы, - идите к мамаше! Идите, мой милый, дорогой, - говорит она, мягко увлекая его за собой, осыпая на ходу поцелуями…
Он в спальне у матери.
Он стоИт на ковре. Перед ним в кресле сидит мать и что-то говорит ему. Тёма точно во сне слушает её слова, они безучастно летают где-то возле его уха. Зато на маленькую Зину, подслушивающую у двери, речь матери бесконечно сильно действует своей убедительностью. Она не выдерживает больше и, когда до неё долетают слова матери: «а если тебе не жаль, значит. ты не любишь маму и папу», врывается в спальню и начинает горячо:
- Я говорила ему…
- Как ты смела, скверная(19) девчонка подслушивать?!
И «скверная девчонка, подхваченная за руку, исчезает мгновенно за дверью. Это изгнание его маленького врага пробуждает Тёму. Всё горе дня встаёт перед ним….
- Все только слушают Зину… Все целый день на меня нападают, меня никто не-е любит и никто не-е хоч-ет вы-ы-слу-у…
И Тёма горько плачет, закрывая лицо руками.
Он передал матери всю повесть грустного дня, как она слагалась роковым образом. Его глаза распухли от слёз… Мать, сидя с ним на диване, ласково гладит его густые волосы и говорит ему:
- Ну, будет, будет… мама не сердится больше…мама любит своего мальчика, мама знает, что он будет у неё хороший, любящий, когда поймёт одну маленькую, очень простую вещь. И Тёма может уже её понять. Ты видишь, сколько горя с тобой случилось, а как ты думаешь отчего? А я тебе скажу: оттого, что ты ещё маленький трус…
Тёма, ждавший всяких обвинений, но только не этого, страшно поражЁн(20) и задет этим неожиданным выводом.
- Да, трус! Ты весь день боялся правды. И из-за того, что ты её боялся, все беды твои и случились. Ты сломал цветок. Чего ты испугался? Пойти сказать правду сейчас же. Если б даже тебя и наказали, то ведь, как теперь сам видишь , тем, что не сказал правды, наказанья не избег. Тогда как если бы ты правду сказал, тебя, может быть, и не наказали бы. Папа строгий, но папа сам может упасть, и всякий может. Наконец, если ты боялся папы, отчего ты не пришёл ко мне?
- Я хотел сказать, когда вы садились в дрожки(21)…
- Отчего ты не сказал?
- Я боялся папы…
- Сам же говоришь, что боялся, значит – трус. А трусить, бояться правды – стыдно. Боятся правды скверные, дурные люди, а хорошие люди правды не боятся и согласны не только чтобы их наказывали за то, что они правду говорят, но рады и жизнь отдать за правду… Вот когда ты знал, что папа тебя накажет, ты убежал, а храбрый так не делает. Папа был на войне: он знал, что там страшно, а всё-таки пошёл. Ну, довольно: поцелуй маму и скажи ей, что ты будешь добрый мальчик.
Тёма молча обнял мать и спрятал голову у неё на груди.
Пояснения
1 – гнусная – отвратительная, мерзкая, нехорошая.
2 – «маковой росинки не взял в рот» - ребята, вы представляете каким
маленьким бывает маковое зёрнышко? О росинка на нём, значит, ещё
меньше. Выражение: «маковой росинки не было во рту» - означает,
что человек голоден и давно ничего не ел.
3 – зазОрно – стыдно.
4 – саданУть –сильно ударить.
5 – бОнна – воспитательница иностранка, то же самое, что гувернАнтка.
6 – фрЕйлен – молода немка-воспитательница.
7 – брать ванну – мыться в ванне, купаться.
8 – сухо - здесь означает: «недовольно».
9 – книксЕн – почтительное приседание девушки.
10 – дорожить местом – означает: дорожить своей работой, ценить её.
11 – «Таню бариня идить» - воспитательница немка и плохо говорит
по-русски. Надо было сказать: «Таню барыня зовёт».
12 – «Таня оправляется» - Таня приводит себя в порядок.
13 – «..убавь в ванной свет в лампе» - электрического освещения не было:
были свечи и керосиновые лампы. Свет в керосиновой лампе можно
было регулировать: добавить или убавить.
14 – дЕвичья комната – спальная комната для девочек. А детская – комната
для занятий и игр всех детей семьи.
15 – чЕпчик – женский головной убор.
16 – беспЕчно – беззаботно, легко.
17 – террАса – летняя открытая пристройка к дому, веранда.
18 – калИтка – небольшая дверца в заборе.
19 – скверная - гадкая, недостойная.
20 – «страшно поражён» - очень удивлён неприятно.
21 – дрОжки – лёгкий экипаж, коляска, запряженная лошадьми.
Ребята! Вы, наверное, сочувствуете Тёме? У вас, наверное, тоже были случаи, когда стыдно было признаться в сделанном, трудно было сказать правду? Или не было таких случаев?
1. Скажите, семья Тёмы «богатая» или «бедная» дворянская семья?
2. Почему вы так думаете? Объясните.
А теперь прочитайте о другой дворянской семье.
Е. Водовозова
По-новому
(отрывок из повести «История одного детства»)
Новая полоса началась в моей жизни. Нам, детям, переезд в деревню был, конечно , по душе. Светлый и уютный дом с просторными комнатами, коридором, боковушками и отдельным флигилем(1) во дворе, большой тенистый сад с извилистыми дорожками, а за ними широкое поле и у подножия горы голубое озеро – всё это было заманчиво, располагало к играм и прогулкам и не могло сравниться с тем, что окружало нас в Поречье.
Матушка, целиком ушедшая в хозяйство, на нас, детей, не обращала никакого внимания.
В помещичьих семьях вообще мало думали о детях. Близости между родителями и детьми почти не бывало. Поутру дети подходили «к ручке» родителей и желали доброго утра, после еды опять целовали ручку и благодарили за обед и ужин. Прощаясь перед сном, желали друг другу спокойной ночи. Вот и всё, чем обменивались за день родители и дети. Гувернантки няньки должны были строго следить за тем, чтобы дети не докучАли(3) старшим. За каждый пустячный поступок детей награждали подзатыльниками, стегали плёткой, секли розгами(4).
Не удивительно, что детей всегда тянуло в людскУю: в ней было веселей, чем в детской; тут горничные(5), лакЕи(6) и кучерА(7), обедая, сообщали разные новости, рассказывали о происшествиях в семье других помещиков, тут валялись обычно остатки брЮквы(8), рЕпы(9), кочерыжки от капусты, и можно было втихомолку лакомиться ими.
Детям уделялось все, что было похуже и не могло пользоваться взрослыми «господами». Даже в богатых помещичьих домах под спальни детей отводились самые тёмные и невзрАчные(10) комнаты. Форточек в комнатах не было. Спёртый воздух очищался только топкой печей. Духота в детских стояла ужасная; всех маленьких детей старались поместить в одной-двух комнатках, и тут же, вместе с ними на лежанках, сундуках или просто на полу, подостлав себе что попало из хлАма(11), пристраивались на ночь мамки(12), няньки(13) и горничные. Дети спали на высоко взбитых перинах. Перины эти никогда не сушились и не проветривались. Зимой по месецам детей не выводили на улицу, никто не имел понятия о том, что свежий воздух необходим для здоровья.
В то время существовало поверье(14), что чёрные тараканы приносят счастье и скорое замужество, поэтому помещицы, у которых были дочери-невесты, нарочно разводили их: за нижний плИнтус (15) стены клали крошки сахара, хлеба. В таких домах тараканы по ночам, как камешки, падали со стен на спящих детей; в изобилии водились здесь и клопы и блохи.
Благодаря моему отцу, горячо любившему детей, наше положение в доме не было таким печальным. Наша семья была культурнее других помещичьих семейств в нашей местности. Правда, матушка не прочь была дать подзатыльника, толкнуть в спину и дёрнуть за волосёнки, но комнаты, в которых мы жили, содержались всегда в чистоте и в порядке. Во всём же остальном нам тоже жилось не сладко.
С тех пор как мы обнищали, матушка во всём наводила жёсткую экономию. По вечерам мы «сумЕрничали», то есть не зажигали огня, пока не наступала полная темнота.
Хотя свечей не покупали, а приготовляли их из сала домашних животных, но даже к свечам относились у нас бережливо.
По вечерам во всём нашем доме горели две свечи: одна в столовой на столе. За которым сидели мы все с матушкой и няней, другая – в девичьей.
Однако для нас, детей, самым чувстительным было не это. С особым сожалением говорили мы о сладком, которого теперь нам совсем не давали. Конечно, такие разговоры мы вели только тогда, когда матушки не было в комнате.
- Отчего у нас не делают теперь ни взбитых сливок, ни бисквИтов(16)? – спрашивали мы няню. – Ведь сливки и яйца у нас свои, а не покупные.
- А оттого, - говорила няня, - что нам с сахаром и крупчаткой экономить надо, да и некогда нам теперь с этим хороводиться. И не докучайте вы этим мамашеньке… Ради Христа, не раздражайте её…
Всё же нам кое-что иногда перепадало.
Бывало это так. Из мёда и пАтоки(17) у нас заготовляли на зиму варенье, из местных ягод делали сиропы, но часть заготовок, особенно из пАтоки, часто портилась. Каждый горшок испорченного варенья или маринада няня показывала матушке. ОтвЕдав(18) того или другого, матушка тяжело вздыхала и говорила что-нибудь в таком роде:
- Какое несчастье! Действительно никуда не годится. Что же, давай детям. И, чтобы растянуть наше удовольствие, а не потому, что мы могли заболеть от испорченной пищи, она наказывала давать нам по маленькому блюдечку. И вот по целым неделям и месяцам мы ежедневно ели пАточное и медовое варенье, прокисшее так сильно, что от него по комнате шёл запах кислятины.
То же самое было со всеми другими домашними заготовлениями: всё, что покрывалось плесенью, отдавали крепостнЫм(19), менее испорченное получали мы, дети. Радуясь этим неудачам в хозяйстве, мы, однако, непрочь были полакомиться чем-нибудь получше, особенно тем, что от нас тщательно пряталось.
С большим нетерпением ожидали мы времени, когда у нас вырЕзывали соты(20) из пчелиных ульев. Это происходило в жаркие летние дни. Мы все выбегали тогда на крыльцо. Отсюда видно было, как наш садовник, старый Мирон, шёл к пчелиным ульям. По этому случаю он был в специальном наряде.. На голове у него было надето что-то вроде грубой маски из кожи с дырками, вырезанными для глаз и рта, а на руках были длинные неуклЮжие(21) перчатки. Он держал чистенький деревянный лоток(22), на котором лежали ложка, нож и лопаточка. С крыльца мы наблюдали, как отбиваясь от пчёл, Мирон ловко и быстро справлялся со своим делом! Пчёлы рОем(23) кружились вокруг него, но перчатки и маска хорошо защищали, и Мирон никогда не бывал покусан.
Когда вырезанные сОты проносили в столовую, матушка с няней укладывали их в особые горшки. Внизу такого горшка сбоку была просверлена дырочка, которую затыкали деревянной втУлкой(24). Соты клали в горшок и ставили на высокую табуретку, а к этой табуретке подставляли другую, пониже, с обыкновенным пустым горшком без дырки. Затем из верхнего горшка вынимали втУлку, и чистый мёд стекал вниз, во второй горшок. Эта операция происходила в праздники, то есть тогда, когда матушка бывала дома. Когда же она ухлдила, столовая сейчас же закрывалась на ключ.
Однако нас это нисколько не смущАло(25). Подкараулив(26), когда матушка уходила из дому, наш кадЕт(27)( так называли мы Андрюшу, учившегося в корпусе и проводившего у нас только летние каникулы) открывал из палисАдника(28) окно столовой и без труда влезал через него в запертую комнату. Остальные, затаив дыхание, следили за каждым его движением. Убедившись, что ниоткуда не грозит опасность, Андрюша подавал нам знак, и мы один за другим быстро оказывались в закрытой столовой. Меня, как самую маленькую, поднимали дружно на руках. Мы сразу же бросались к горшкам и подставляли под текущий мёд свои ладони. Облизав руки, мы снова и снова совали их под сладкую струю.
Не найдя нас в саду и не слыша в комнатах наших голосов, няня догадывалась о нашей проделке. Боясь, как бы об этом не узнала матушка, она подбегала к окну и звала нас испуганным шёпотом: «Мамашенька идёт… Вот ужо всё ей расскажу». Мы в ужасе выскакивали из окна. Няни, конечно, никто из нас не боялся. Но матушка внушала страх всем. Убедившись, что матушки не видно, мы сразу успокаивались. Няня же вся тряслась от страха за нас.
- Экий ты озорнИк(29), Андрюша, - накидывалась она на брата, - перекрещусь, когда в корпус уедешь! Хорошему сестёр-братьев обучаешь… Что если кто из прислуги увидит и матушке донесёт?
…Матушка вставала с рассветом и сейчас же уходила из дому на поля. Мы с ней встречались только за обедом.
Друг за другом подходили мы целовать ей руку. При этом она торопливо здоровалась с нами и всегда спрашивала одно и тоже:
- Ну, что, здорОва? Нагулялась?
Нередко она задавала вопрос и в дождливый, пасмурный день, когда мы не могли выйти из дому. Но матушка не замечала этого. Не замечала она и того, что мы часто отвечали на эти вопросы молчанием и бросали на неё угрюмые(30) взгляды. Матушка вся ушла в новое для неё дело. Хозяйство заслонило все другие заботы, и она ни о чём другом не успевала думать.
Когда наступало время обеда или ужина, няня выбегала на крыльцо и громко сзывала всех к столу. За стол у нас принято было садиться в строго определённый час. Если кто из нас опаздывал и являлся ко второму или третьему блюду, он ел его вместе с другими, но пропущенных блюд ему уже не подавали.
Впрочем, мы не очень боялись пропустить какое-нибудь блюдо. Когда вставали из-за стола, няня тихонько дёргала опоздавшего, и тот сразу отправлялся за ней в кладовую или боковушку. Тут нередко после ягод с молоком мы ели холодные щи или борщ. Опоздавший получал в прибавку пару яиц и кусок ветчины, потому что няня всегда боялась, как бы кто-нибудь из нас не остался голодным. Чаще всего опоздавшими оказывались мои братья.
…Если мои братья не сидели никогда дома, то мы, девочки, почти не выходили из него. Я ни на шаг не отставала от няни. Старшая сестра Нюта постоянно вышивала оборочки и воротнички, переснимала разные рисунки, составляла узоры для рукоделий, забегАла в кухню постряпать какое-нибудь кушанье или возилась в саду и палисаднике, сажая цветы, окапывая кусты. Сестра Саша, не поднимая головы, сидела за книгами.
Пояснения
1 – флигель - отдельный дом во дворе усадьбы для прислуги и гостей.
2 – гувернАнтка – воспитательница детей (бонна), чаще из иностранок. 3 – докучАть – надоедать.
4 – розги - тонкие, гибкие прутья для наказаний.
5 – гОрничная – работница по уборке комнат.
6 – лакЕй – слуга.
7 – кУчер – человек, управляющий лошадьми на выезде.
8 – брюква – овощ с крупным сладким корнем.
9 – рЕпа – слащавый овощ с меньшим, чем у брюквы съедобным корнем.
10 – невзрАчная – непривлекательная, некрасивая.
11 – хлам – ненужные, бесполезные вещи.
12 – мамка – кормилица ребёнка хозяев, воспитательница и слуга.
13 – няня – женщина по уходу за детьми хозяев.
14 – повЕрье – суеверное убеждение, вера в легенду, в предание.
15 – плИнтус – планка, закрывающая щель между полом и стеною.
16 – бисквИты – сдобное печенье.
17 – пАтока – густо, сладкое вещество, получаемое хозяйками из крахмала.
18 – ОтвЕдать – попробовать, узнать.
19 - крепостнЫе – личные, собственные крестьяне помещика до 1861 года.
20 – сОты – шестиугольные ячЕйки, углубления из воска, которые делают пчёлы для сбора мёда и кладки яиц.
21 – неуклЮжие перчатки – неудобные, не гибкие.
22 – лотОк – деревянный жёлоб для стОка мёда.
23 – рой – многочисленная семья пчёл с маткой (главной пчелой) во главе.
24 – втУлка – здесь имеется ввиду пробка.
25 – «нас…не смущало» - здесь означает: не останавливало.
26 – подкараулить – подстеречь, выследить.
27 – кадЕт – воспитанник военно-учебного заведения, кадетского корпуса. Поэтому няня и говорит так: «Когда уедешь в КОРПУС – перекрещусь».
28 – палисАдник – небольшой огороженный садик перед домом с клумбами и кустами.
29 – озорнИк – шалун.
30 – «»грюмые взгляды» - мрачные, неприветливые.
Прочитав главу «По-новому», вы, ребята, поняли, что эта семья дворян «беднее» семьи, в которой растёт Тёма. Сравните эти семьи и ответьте на вопросы:
1. Что общего в этих дворянских семьях?
2. Чем отличаются друг от друга эти семьи?
3. Кто из героев (мальчиков или девочек) вам понравился? Почему? За что?
4. Что нового для себя вы узнали, прочитав эти два отрывка?
День девятый
…Так уж случилось, что у папы было много дел, и он не мог беседовать с детьми до конца недели. Не то, чтобы он не разговаривал с детьми по вечерам, а просто не было времени на длительную беседу или рассказ. Папа писал, делал выписки из книг, что-то просматривал и читал – был занят.
За ужином, перед сном ребятам удавалось задать один-два вопроса, и, самое главное, удавалось получить ответ.
- А почему папа Тёмы так больно бил Тёму?
Потому что был жесток. Потому что и его так воспитывали: наказывали, били. А кроме того, Танечка, вспомни, что написано было в «Домострое»: «…страхом спасать…, разобравшись, поколотить; казня его тело, душу его избавляешь от смерти; наказывай детей в юности – упокОят тебя в старости твоей». И церковь учила держать детей в страхе божьем. В страхе! Слушать старших; а кто старший в семействе? Отец! Отец ребёнку – и царь и бог.
- А почему у дворян были няни? – спрашивал Серёжа.
- Чем богаче были дворяне, тем больше их домашняя жизнь была похожа на жизнь бояр: были и няньки, и мамки (кормилицы), и дядьки, и слуги разных назначений. Чем беднее были дворяне, тем меньше слуг. И няни выполняли работу не только ухода за детьми, но и распорядительницы в доме.
Дети прочитали не одну главу из книги Е. Водовозовой, а больше. Серёжа предпочитал читать «Детство Тёмы», а Таня хотела слушать повесть Е. Водовозовой. Ребята ссорились, мама их мирила. Но вопросы папе задавали и Таня и Серёжа.
Наконец-то в пятницу вечер у папы оказался свободным. А впереди ещё два выходных дня! По этому случаю папа купил торт, которому все обрадовались, особенно Таня: её любимый торт.
После ужина папа сказал:
- Я весь ваш – терзайте.
- У меня утюг не греет, - заявила мама.
- Ты нам будешь рассказывать, - высказалась Таня.
- А я погуляю, - сделал свой выбор Серёжа.
- Да ты что! – возмутилась Таня. – Папа будет рассказывать, а ты…
- Пусть идёт, - решила мама. - Подмёрзло, снежок. Пусть шайбу погоняют. А папа будет ремонтировать утюг.
- А я? – обиделась Таня.
- Мне гладить бельё надо. Если папа сможет, то пусть ремонтирует и рассказывает. Не сможет – рассказ после ремонта, - распорядилась мама.
- Сява хор-роший, - решил попугай.
Папа принялся за ремонт.
- Кто дворянам ремонтировал утюги? – спросила Таня.
- Тогда ещё не было электрических утюгов. Были другие: большие, с углями внутри. Сверху была металлическая крышка с деревянной ручкой. Крышку открывали, насыпАли внутрь тлеющих углей, закрывали и угли нагревали утюг. Он раскалялся и им гладили. Это была маленькая ручная печка.
Папа принялся за ремонт утюга.
- Ну, а кто же ремонтировал такие утюги? – не унималась Таня.
- Кто-то из слуг. А может быть – кузнец. Или ещё какой мастеровой человек. Вообще любую чёрную или тяжёлую физическую работу дворяне, хозяева, никогда не делали. Эта работа была для более низкого сословия, работа для «чёрных людей». А себя дворяне называли: «белая кость» или «голубая кровь». Они были избранными, особыми. Они служили царю, а им служили другие люди. Поэтому дворяне и детей своих воспитывали как особых детей.
- А как?
- А вот пример: Сергей Тимофеевич Аксаков, внук Степана Михайловича Багрова, вспоминает. Когда он был маленьким, то ему однажды представилась страшная картина: отец и мать умирают, а его и его братьев и сестёр наказывают. Как? А вот так: одевают в крестьянскую одежду и ссылают на кухню, к дворовым слугам! Ужас! И он говорит, что это было страшно. Или другой пример. Лев Николаевич Толстой в повести о своём детстве пишет о поразившей его однажды мысли. Ехали они в экипаже, то есть в коляске, но не по территории своего поместья. И Толстой обратил внимание, что никто из встречных с ними не здоровается и даже не обращает на них внимания. И он подумал: как же так? Если они на нас не работают, не заботятся о нас, то чем же они занимаются?
- А как он узнал, что эти люди на них не работают?
- Очень просто: если они не приветствуют бар, то, значит, это не их люди. Их работники и мастеровые обязательно поприветствуют своих хозяев. А раз это не их люди, то и не работают на них. Так чем же они занимаются? Раньше он думал, что все люди – это их слуги. Ох, ты! Гаечка упола. Таня, поищи.
Таня нашла гаечку, подала папе.
- Спасибо. Именно потому, что дворяне – особые люди, детей их, даже самых маленьких, слуги называли на «вы».
- Да, я вспомнила! Тёму служанка называет: Артёмий Николаевич.
- Совершенно верно. А няня в повести Е. Водовозовой тоже называет детей на «вы». Семья – «бедная» - а всё равно на «вы». Во многих дворянских семьях во время обеда за спиной своих воспитанников стояли няни и дядьки. Прислуживали. Отец или мать не звали к себе на беседу сына или дочь сами, напрямую, например: «Тёма, зайди ко мне, поговорим», а посылали слуг: «Пошлите ко мне Артемия Николаевича». Или – Татьяну Александровну.
Таня улыбнулась. Папу звали Александром. А Таня, значит, Татьяна Александровна.
- Что-то Серёжи долго нет. – Мама вошла и посмотрела на результат папиных стараний. – Скоро?
- Сейчас, сейчас! Последний болтик. Заигрался, наверное, Серёжа.
- Ругать будешь? – со значением спросила Таня у мамы.
- А что?
- Ничего… А пусть папа его накажет. Как Тёму, - вдруг предложила Таня.
- Татьяна! – изумился папа и уронил последний болтик. –Какая ты, однако, кровожадная!
- Я пошутила, - смутилась Таня.
- Вот так, как Тёму, дворянских детей наказывали крайне редко. Чаще – упрекали, стыдили. Требовали извинений за недостойное дворянина поведение. Иногда лишали сладкого – это для детей было суровым наказанием. А уж если в угол пустой комнаты ставили – считалось совсем плохо. Были и экзотические, редкие наказания.
Таня нашла болтик и папа завернул его.
- Какие? – спросила Таня.
- Брали любого ребёнка из дворни – мальчика – сына кухарки, конюха или прачки и приказывали слуге выпороть его в присутствии барчука. Мальчик плакал, орал, а барчук «мучился», «страдал». Так в назидание ему избивали невинного.
- Дикость какая-то, - сказала мама.
Папа включил утюг.
- Конечно. У многих помещиков были дикие нравы. Получай, - сказал папа маме и выключил утюг.
…Мама выгладила бельё. Серёжа давно вернулся. А Таня, почистив клетку Сявы, поводила урок разговорной речи: «Сява дворянин, Сява однодворец».
После обычных процедур подготовки ко сну мама разрешила Тане и Серёже послушать папу не в детской, как обычно, а в большой комнате. «В гостиной», - сказала мама.
- Перед сном, обычно, няня рассказывала детям сказки, истории всякие или легенды. Я вам – вместо няни, - сказал папа. И хочу вам прочитать главу из повести Льва Николаевича Толстого о няне. Повесть называется «Детство. Отрочество. Юность». Родители дворянских детей запрещали своим чадам играть с детьми крестьян и слуг. Ведь дворянские дети – особые дети. И не дай бог, чтобы у них появились манеры и привычки простолюдинов. И только няни, женщины из простого народа, связывали детей дворян со своим народом, рассказывая барчукам об обычаях, обрядах и поверьях русского народа. Я не помню ни одного известного мне писателя, композитора или художника, кто бы написал что-то нелестное, плохое о своей няне. Пушкин благодарил свою няню Арину Родионовну за то, что она привила ему любовь к сказкам. Аксаков никогда бы не написал свою сказку «Аленький цветочек», если бы подобную сказку не рассказала ему его няня. Няню иногда больше любили, чем родную мать.
Итак, я читаю вам отрывок из повести льва Николаевича Толстого, который называется «Наталья САвишна».
Наталья Савишна
«В половине прошлого столетия по дворам села Хабаровки бегала в затрапЕзном платье босоногая, но весёлая, толстая и краснощёкая девка Наташка. По заслугам и просьбе отца её, кларнетиста Саввы, дед мой взял её вверх – находиться в числе женской прислуги бабушки. Горничная Наташка отличалась в этой должности кротостью нрава и усердием. Когда родилась матушка и понадобилась няня, эту обязанность возложили на Наташку. И на этом новом пОприще она заслужила похвалы и награды за свою деятельность, верность и привязанность к молодой госпоже. Но напудренная голова и чулки с пряжками молодого бойкого официанта Фоки, имевшего по службе частые сношения с Натальей, пленили её грубое, но любящее сердце. Она даже сама решилась идти к дедушке просить позволения выйти за Фоку замуж».
- Пап, пап, - перебила Таня, - а почему служанка должна была спрашивать разрешения, чтобы выйти замуж?
- Потому что она была крепостнАя, - вдруг сказал Серёжа.
- Молодец, Серёга! – удивился папа. – Крепостной человек – мужчина или женщина, мальчик или девочка – были личной собственностью помещика. Как мебель, карета, лошади, собаки. А как вещи могут решать: где им быть и что делать? Помещик мог продать крепостного, обменять на что-либо, не спрашивая его желания. Он мог разлучить с семьёй, женить или выдать замуж за кого угодно. Поэтому Наталья и спрашивала разрешения у своего хозяина-помещика.
- Крепостные крестьяне – рабы? – снова спросила Таня.
- Да, пожалуй, так. Жили, как рабы.
- Сегодня учительница сказала Юрке Куликову: «Ты что в таком затрапЕзном виде в класс явился?» - снова неожиданно заговорил Серёжа. – И Наталья, когда была девчонкой, бегала в затрапЕзном платье. В «затрапЕзном» - значит, в плохом, в грязном?
_ Сегодня это слово имеет именно такое значение: неряшливый, неаккуратный. А во второй половине XVIII века «затрапЕзной» называли дешёвую хлопчатобумажную ткань, выпускаемую на фабрике московского купца Затрапезникова. Чаще всего из этой ткани шили себе платья люди бедные, простолюдины.
- Читай дальше, - попросил отца Серёжа.
- Хорошо. Пошла, значит, Наталья просить разрешения у барина.
«Дедушка принял её желание за неблагодарность, прогневался и сослал бедную Наталью за наказание на скотный двор в степную деревню».
- Надо полагать, - пояснил папа, - что барин сослал Наталью в своё поместье ухаживать за скотом. То есть: из города – в деревню.
«Через шесть месяцев, однако, так как никто не мог заменить Наталью, она была возвращено в двор (то есть – в городской барский дом) и в прежнюю должность. Возвратившись в затрапЕзке из изгнания, она явилась к дедушке, упала ему в ноги и просила возвратить ей милость, ласку и забыть ту дурь, которая на неё нашла было и которая, она клялась, уже больше не возвратится. И действительно, она сдержала своё слово.
С тех пор Наташка сделалась Натальей Савишной и надела чепец: весь запас любви, который в ней хранился она перенесла на барышню свою».
- ЧепЕц – понятно, что такое? – спросил папа.
- Шапочка такая, - быстро ответила Таня.
- Верно. Но здесь важно другое. На Руси девушки ходили без головного убора. Волосы были открытыми, заплетенными в одну косу. Замужней же женщине простоволОсой, то есть с непокрытой головой, ходить было позорно. И если Наталья надела чепЕц, то это означало, что она теперь замУжняя женщина и никаких попыток выйти замуж делать не будет. То есть: за Фоку замуж, или за кого-либо другого, она уже не пойдёт.
«Когда подле матушки заменила её гувернантка, она получила ключи от кладовой, и ей на руки сданы были бельё и вся провизия. Новые обязанности эти она исполняла с прежним усердием и любовью. Она вся жила в барском добре, во всём видела трАту, порчу, расхищение и всеми средствами старалась противодействовать.
Когда мамАн (мать) вышла замуж, желая чем-нибудь отблагодарить Наталью Савишну за её двадцатилетние труды и привязанность, она позвала её к себе и, выразив в самых лестных словах всю свою к ней признательность и любовь, вручила ей лист гЕрбовой бумаги, на которой была написана вОльная Наталье Савишне, и сказала, что, несмотря на то, будет ли она или нет продолжать служить в нашем доме, она всегда будет получать ежегодную пенсию в триста рублей».
- Здесь требуется кое-что пояснить, - остановился папа. «Гербовая бумага» - это бумага с изображением государственного гЕрба. Важные документы писались только на гЕрбовой бумаге. И «вольная» - тоже. «Вольная» - это документ, по которому крепостного отпускали на волю. Он из вещи превращался в человека и мог сам распорядиться своей судьбой. Редко кому помещики давали вольную. И Наталья Савишна заслужила эту свободу. Да ещё и пенсию. Триста рублей – это были большие деньги по тем временам. Послушайте, что сделала Наталья Савишна.
«Наталья Савишна молча выслушала всё это, потом, взяв в руки документ, злобно взглянула на него, пробормотала что-то сквозь зубы и выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Не понимая причины такого столь странного поступка, мамАн (мать) немного погодя вошла в комнату Натальи Савишны. Она сидела с заплаканными глазами на сундуке, перебирая пальцами носовой платок, и пристально (в упор, не отводя глаз) смотрела на валявшиеся на полу перед ней клочки изорванной вольной.
- Что с вами, голубушка Наталья Савишна? – спросила мамАн (мать), взяв её за руку.
- Ничего, матушка, - отвечала она, - должно быть я вам чем-то противна, что вы меня со двора гоните… Что ж, я пойду.
Она вырвала свою руку и, едва удерживаясь от слёз, хотела уйти из комнаты. МамАн (мать) удержала её, обняла и они обе расплакались.
С тех пор, как я себя помню, помню я и Наталью Савишну, её любовь и ласки; но теперь только умею ценить их, - тогда же мне и в голову не приходило, какое редкое, чудесное создание была эта старушка. Она не только никогда не говорила, но и не думала, кажется, о себе: вся жижнь её была любовь и самопожертвование (жертвовать собой ради кого-то или чего-то). Я так привык к её бескорыстной (с отсутствием выгоды) нежной любви к нам, что и не воображал, чтобы это могло быть иначе, нисколько не был благодарен ей и никогда не задавал себе вопросов: а что, счастлива ли она? Довольна ли?
Бывало под предлогом необходимой надобности, прибежишь от урока в её комнатку, усядешься и начинаешь мечтать вслух, нисколько не стесняясь её присутствием. Всегда она бывала чем-нибудь занята: или вязала чулок, или рылась в сундуках, которыми была наполнена её комната, или записывала бельё и, слушая всякий вздор, который я говорил, «как, когда я буду генералом, я женюсь на чудесной красавице, куплю себе рыжую лошадь, построю стеклянный дом и выпишу родных Карла Ивановича из Саксонии» и т. д., она приговаривала: Да, мой батюшка, да».
- Карл Иванович, немец, учитель мальчика. Родина Карла Ивановича Саксония, область в Германии. «Выписать родных» - значит, вызвать их из Германии.
«Обыкновенно, когда я вставал и собирался уходить, она отворяла голубой сундук. На крышке которого снутри – как теперь помню – были наклеены крашенное изображение какого-то гусара, картинка с помадной баночки и рисунок Володи (брат Льва Николаевича), - вынимала из этого сундука куренье, зажигала его и, помахивая, говорила:
- Это, батюшка, ещё очАковское курение. Когда ваш покойный дедушка – царство небесное – под тУрку ходили, так оттуда ещё привезли. Вот уже последний кусочек остался, - прибавляла она со вздохом.
- Няня, что – курила? – удивилась Таня.
- Нет, конечно! Она говорит не о табаке. Есть такие вещества, которые при зажигании кУрятся, выделяют ароматный дым.
«В сундуках, которыми была наполнена её комната, было решительно всё. Чтобы не понадобилось, обыкновенно говаривали: «Надо спросить у Натальи Савишны», - и действительно, порывшись немного, она находила требуемый предмет и говаривала: «Вот и хорошо, что припрятала». В сундуках этих были тысячи таких предметов, о которых никто в доме, кроме неё не знал и не заботился.
Один раз я на неё рассердился. Вот как это было. За обедом, наливая себе квасу, я уронил графин и разлил скатерть.
- Позовите-ка Наталью Савишну, чтобы она порадовалась на своего любимчика, - сказала мамАн (мать).
Наталья Савишна вошла и, увидев лужу, которую я сделал, покачала головой; потом мамАн (мать) сказала ей что-то на ухо, и она, погрозившись на меня, вышла.
После обеда я, в самом хорошем расположении духа, припрыгивая, отправился в залу, как вдруг из-за двери выскочила Наталья Савишна с скатертью в руке. Поймала меня и, несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны. Начала тереть меня мокрым по лицу, приговаривая: «Не пачкай скатертей, не пачкай скатертей!» Меня так это обидело, что я разревелся от злости.
«Как! – говорил я сам себе, прохаживаясь по зале и захлёбываясь от слёз. – Наталья Савишна, просто Наталья, говорит мне «ты», и ещё бьёт меня по лицу мокрой скатертью, как дворОвого мальчишку. Нет, это ужасно!»
Когда Наталья Савишна увидала, что я распустила слюни (расплакался), она тотчас же убежала, а я, продолжая прохаживаться, рассуждал о том, как бы оплатить дерзкой Наталье за нанесённое мне оскорбление.
Через несколько минут Наталья Савишна вернулась, робко подошла ко мне и начала увещевать (уговаривать, убеждать):
- Полноте, мой батюшка, не плачьте…простите меня дуру…я виновата…уж вы меня простите, мой голубчик…вот вам. Она вынула из-под платка корнЕт (музыкальный инструмент), сделанный из красной бумаги, в котором были две карамельки и одна винная ягода, и дрожащей рукой подала его мне. У меня не доставало сил взглянуть в лицо доброй старушке; я, отвернувшись, принял подарок, и слёзы потекли ещё обильнее, но уже не от злости, а от любви и стыда».
Папа закрыл книгу.
- В книге писательницы Водовозовой – такая же няня, - сказала Таня.
А Серёжа спросил:
- Триста рублей – это сколько? Ну, что можно было купить на них?
- Я точно не знаю. – Папа задумался. – Где-то я читал, как один маленький чиновник хотел выиграть по лотерейному билету сто рублей. При этом он рассуждал так: «Приду домой и скажу матери и сестре: «Всё, хватит работать: вот вам сто рублей – живите в своё удовольствие». Значит, сто рублей – много. А уж триста… Обед в те времена стоил пятнадцать копеек. Так что считайте.
- А почему мальчик называет свою маму «мамАн», - спросила Таня.
- Не мальчик, а Лев Николаевич.
- Ну, да. Но он же был маленьким.
- Хорошо, хорошо. В дворянских семьях в XIX веке было принято называть отца и мать на французский манер: папА, мамАн – с ударением на втором слоге.
- Он же немецкий учил, - вспомнила Таня. – И учитель у него немец.
- Дворяне знали по нескольку языков. Кстати, сам Лев Николаевич Толстой владел четырьмя или пятью иностранными языками. Языкам их учили гувернёры, затем - в гимназии, в университете. Но общепринятым языком общения был французский.
- А почему они в школу не ходили? Не было школ? – спросила Таня.
Школы в XIX были. Мало, но были: начальные земские школы, частные. Там дети обучались чтению, письму и арифметике. Там обучались дети из народа а так же дети купцов. Дворянским детям учиться в этих школах считалось зазорным. Поэтому дворяне нанимали домашних учителей. Или обучали сами. Как мать Лизы из повести Е. Водовозовой «История одного детства». Вы же читаете эту повесть?
- Да, - сказала Таня. – Только Серёжа не хочет мне её читать. Он читает «Детство Тёмы».
- Давайте сделаем так: Серёжа для себя читает «Детство Тёмы», а для тебя – «Историю одного детства».
- Да?! – Возмутился Серёжа. – Сколько читать! Пусть сама читает!
- Пусть, - согласился папа. – Понемногу, по чуть-чуть, но сама. А мы тоже будем читать тебе, Таня, - решил папа. – Хочешь узнать историю девочки – потрудись, почитай. Давайте ещё немного о дворянах и на сегодня хватит. Дворянских детей принимали в гимназию после начального обучения. Но не всех, а тех, кто сдавал экзамен по чтению, арифметике и чтению и переводу на одном из иностранных языков. После гимназии они поступали в какой-нибудь университет.
- Пап, если у каждого дворянина были крепостные, то, значит, дворян было мало? – неожиданно спросил Серёжа.
- Ай, да Серёжа! Ай, да молодец! В России в середине XIX века было примерно 65 – 68 миллионов человек. В два раза меньше, чем сейчас в России. А дворян было двести пятьдесят тысяч: от престарелых бабушек-дворянок до младенцев-дворян – всех. Один дворянин примерно на 270 жителей России. Дворянство было привилегирОванным, особым сословием в России. Им были открыты все двери: в гимназии, лицеи, университеты. В то время, как детей крестьян, рабочих и ремесленников туда не принимали. За редким исключением.
Всё, друзья, на сегодня. А теперь – спать.
1. Ребята, что нового для себя вы узнали о жизни дворянских детей?
2. Почему дворянским детям запрещалось играть и общаться с детьми
дворОвыми и крестьянскими?
3. Как вы поняли: в чём особенность дворянских детей?
4. Почему дворянские дети любили своих нянь?
5. Семья, которой служила Наталья Савишна, была «богатой» дворянской
Семьёй, или «бедной»? Как вы это определили?
О том, что дворянские дети учились в гимназиях, вы узнали из рассказа папы. А о порядках в гимназии вы узнаете, если прочтёте ещё один отрывок из повести Н.Г. Гарина-Михайловского «Детство ТёмЫ».
В гимназии
Когда Тёма появился первый раз в классе, занятия были уже в полном разгаре.
Тёму проводили из дому с большим почётом. Приехавший батюшка (священник) отслужил молебен. Мать торжественно перекрестила его с надлежащими наставлениями новеньким образкОм (маленькая икона), который и повесили уму на шею. Он перецеловался со всеми, как будто уезжал на несколько лет. Серёжику он обещал принести из гимназии лошадку. Мать, стоя на крыльце, последний раз перекрестила отъезжавших отца и сына. Отец сам вёз Тему, чтобы сдать его с рук на руки гимназическому начальству. На кОзлах (место для извозчика) сидел Еремей, больше, чем когда-либо торжесивенный. Сам ГнедкО(кличка лошади) вёз Тёму. В воротах стоял Иоська и сиротливо улыбался своему товарищу. Из наёмного(1) двора высыпала вся ватАга(2) ребятишек, с разинутыми ртами провожавшая своего члена ватАги. В открытие ворота мелькнул наёмный двор, всевозможные кучи, вросшие в землю избушки, чуть блеснула стена старого кладбища. Вспомнилось прошлое, мелькнуло сознание, что всё это уже назади, как ножом отрезано… Что-то сжало горло Тёмы, но он покосился на отца и удержался. ДорОгой отец говорил Тёме о том, что ждёт его в гимназии, о товариществе, как в его время преследовали Ябед(3) – накрывали шинелями и били.
Тёма слушал знакомые рассказы и чувствовал, что он будет надёжным хранителем товарищеской чести. В его голове рисовались целые картины геройских подвигов.
У дверей класса Тёма поцеловался последний раз с отцом и остался один. Сердце его немного дрогнуло при виде большого класса, набитого массой детских фигур. Одни на него смотрели с любопытством, другие насмешливо, но все равнодушно и безучастно; их было слишком много, чтобы интересоваться Тёмой.
Вошёл Иван Иванович, высокий чёрный надзиратель, совсем молодой ещё, конфУзливый(4) и крикнул:
- Господа, есть ещё место?
На каждой скамейке сидело по четыре человека. Свободное место оказалось на последней скамейке.
- Ну, вот и садись, - проговорил Иван Иванович и, постояв ещё мгновение, вышел из класса.
Тёма пошёл, скрепя сердце, на последнюю скамейку. Из рассказов отца он знал, что там сидят самые лентяи, но делать было нечего.
- Сюда! – строго скомандовал высокий, плотный, краснощёкий мальчик лет четырнадцати.
Тёму поразил этот верзила, составлявший контраст со всеми остальными ребятишками.
- Полезай! – скомандовал Вахнов и довольно бесцеремОнно (5) толкнул Тёму между собой и маленьким чёрным гимназистом, точно шапкой покрытым мохнатыми нечесаными волосами.
Из-под этих волос на Тёму сверкнула пара косых чёрных глаз и снова куда-то скрылась.
Несколько человек бесцеремонно подошли к соседним скамьям и смотрели на кофузившегося, не знавшего куда девать свои руки и ноги Тёму. Из них особенно впился в Тёму белобрысый(6) некрасивый гимназист Корнев, с заплывшими небольшими глазами, как-то в упор, пренебрежИтельно(7) и недружелюбно осматривая егшо. Вахнов, облокотившись локтем на скамейку, подперев щеку рукой, тоже осматривал Тёму сбоку с каким-то бессмысленным любопытством.
- Как твоя фамилия? – спросил он наконец у Тёмы.
- Карташёв.
- Как? Рубль нашёл? – переспросил Вахнов.
- Очень остроумно! – едко проговорил белобрысый гимназист и, пренебрежительно отвернувшись, пошёл на своё место.
- Это – сволочь! – шепнул Вахнов на ухо Тёме.
- Ябеда? – спросил тоже на ухо Тёма.
Вахнов кивнул головой.
- Его били под шинелями? – спросил опять Тёма.
- Нет ещё, тебя дожидались, - как-то загадочно проговорил Вахнов.
Тёма посмотрел на Вахнова.
Вахнов молча, сосредоточенно поднял вверх палец.
Вошёл учитель географии, жёлтый, расстроенный. Он как-то устало, небрежно сел и раздражённо начал перекличку. Он то и дело харкал и плевался вовсе стороны. Когда дошло до фамилии Карташёва, Тёма, по примеру других, сказал:
- Есть.
Учитель остановился, подумал и спросил:
- Где?
- Встань! - Толкнул его Вахнов. Тёма встал.
- Где вы там? – лерегнулся учитель и чуть не крикнул: - Да подите сюда! Прячется где-то…ищи его.
Тёма выбрался, получив от Вахнова пинка, и стал перед учителем.
Учитель смерил глазами Тёму и сказал:
- Вы что же? Ничего не знаете из пройденного?
- Я был болен, - ответил Тёма.
- Что же мне-то прикажите делать? С вами отдельно начинать сначала, а остальные пусть ждут?
Тёма ничего не ответил. Учитель раздражённо проговорил:
- Ну, так вот что, как вам угодно: если через неделю вы не будете знать всего пройденного, я вам начну ставить единицы до тех пор, пока вы не нагоните. Понятно?
- Понятно, - ответил Тёма.
- Ну, и ступайте.
- Ничего, - шептал успокоительно Вахнов. – Уже без того не обойдётся, всё равно, чтобы не застрять на второй год. Ты знаешь, сколько я лет уже высидел?
- Нет.
- Угадай!
- Больше двух лет, кажется, нельзя.
- Три. Это только для меня, потому что я сын севастопольского героя.
Следующий урок был рисование. Тёме дали карандаш и бумагу.
Тёма начал выводить с модели какой-то нос, но у него не было никаких способностей к рисованию. Выходило что-то совсем несообрАзное(8).
- Ты совсем не умеешь рисовать? – спросил Вахнов.
- Не умею, - ответил Тёма.
- Сотри! Я тебе нарисую.
Тёма стёр. Вахнов в несколько штрихов красиво нарисовал ему большой, выпуклый, с шишкой нос.
- Разве он похож на этот нос? – спросил огорчённо Тёма, сравнивая его с моделью рИмского(9) носа.
- Ну, вот глупости, ты можешь рисовать всякий, какой захочешь… Лишь бы был нос, Ну, скажешь, что у дяди твоего такой нос…вот и всё. Это всё глупости, а вот хочешь, я покажу тебе фокус, только крепче держи. Вахнов сунул в руку Тёме какой-то продолговатый предмет.
- Крепко держи!
- Ты что-нибудь сделаешь?
- Ну вот… только держи…крепче! – И Вахнов с силой дёрнул шнурок.
В то же мгновение Тёма с пронзительным криком, уколотый двумя высунувшимися иголками, хватил со всего размаха Вахнова по лицу.
Учитель встал со своего места и пошёл к Тёме.
Только выдай, сегодня же отделаем под шинелями, - прошептал Вахнов.
Учитель, с каким-то болезненным, прозрачным лицом, с длинными бакенбардами(10), с стеклянными глазами, подошёл и уставился на Тёму.
- Как фамилия?
- Карташёв.
- Встаньте!
Тёма встал.
- Вы что ж, в кабак сюда пришли?
Тёма молчал.
- Ваше рисование?
Тёма протянул свой нос.
- Это что же такое?
- Это моего дяди нос, - отвечал Тёма.
- Вашего дяди? – загадочно переспросил учитель. – Хорошо-с, ступайте из класса!
_ Я больше не буду, прошептал Тёма.
- Хорошо-с, ступайте из класса. – И учитель ушёл на своё место.
- Иди, это ничего, - прошептал Вахнов. – Постоишь до конца урока и придёшь назад. Молодец! Первым товарищем будешь!
Тёма вышел из класса и стал в темноте коридора у самых дверей. Немного погодя в конце коридора показалась фигура в форменном фраке(11). Фигура быстро подвигалась к Тёме.
- Вы зачем здесь? – наклоняясь к Тёме, спросил как-то неопределённо мягко господин.
Тёма увидел перед собой чёрное, с козлиной бородой лицо, большие чёрные глаза с массой тонких синих жилок вокруг них.
- Я…Учитель сказал постоять мне здесь.
- Вы шалили?
- Не…нет.
- Ваша фамилия?
- Карташёв.
- Вы маленький негодяй однако! – проговорил господин, совсем близко приближая своё лицо, таким голосом, что Тёме показалось, будто господин этот оскалил зубы. Тёма задрожал от страха. Его охватило такое же чувство ужаса, как в сарае, когда он остался с глазу на глаз с Абрумкой.
- За что Карташёв выслан из класса? – спросил он, распахнув дверь.
При появлении господина весь класс шумно встал и вытянулся в струнку.
- Дерётся, - проговорил учитель. – Я дал ему модель носа, а он вот что нарисовал и говорит, что это нос его дяди.
Светлый класс, масса народу успокоили Тёму. Он понял, что сделался жертвой Вахнова, понял, что необходимо объясниться, но, на своё несчастье, он вспомнил и наставление отца о товарищистве. Ему показалось особенно удобным именно теперь, перед всем классом, заявить, так сказать, себя сразу, и он заговорил взволнованным, но уверенным и убеждённым голосом:
- Я, конечно, никогда не выдам товарищей, но я всё-таки могу сказать, что я ни в чём не виноват, потому что меня очень нехорошо обманули и ска…
- Молчать!! – заревел благим матом(12) господин в форменном фраке. – Негодный мальчишка!
Тёме, не привыкшему к гимназической дисциплине, пришла другая несчастная мысль в голову.
- Позвольте… - заговорил он дрожащим, растерянным голосом, - вы разве смеете на меня так кричать и ругать меня?
- Вон!! – заревел господин во фраке и, схватив за руку Тёму, потащил за собой по коридору.
- Постойте…- упирался сбившийся окончательно с толку Тёма. – Я не хочу с вами идти…Постойте…
Но господин продолжал волочить Тёму. Дотащив его до дежурной, господин обратился к выскочившему надзирателю и проговорил, задыхаясь
от бешенства:
- Везите этого дерзкого сорванца домой и скажите, что он исключён из гимназии.
Пояснения
1 – наёмный двор – двор или часть двора, которая за определённую плату
сдавалась в наём. Наниматели там строили жильё. Отец Тёмы сдавал
часть своего двора в наём, и с детьми с этого наёмного двора Тёма был
знаком.
2 – ватАга – шумная группа, толпа.
3 – Ябеда – доносчик, клеветник.
4 – конфУзливый – человек, который смущается, стесняется.
5 – бесцеремОнно – грубо, нахально.
6 – белобрЫсый – человек со светлыми волосами, бровями и ресницами.
7 – пренебрежИтельно – высокомерно, неуважительно.
8 – несообрАзное – лишенное здравого смысла.
9 – модель римского носа – скульптурное изображение прямого носа.
10 – бакенбАрды – волосы, растущие от висков вниз по щекам.
11 – фрак – двубортная длинная одежда (чаще для мужчин), у которой
передние пОлы, от талии к низу, удалены, отрезаны.
12 – благим матом – очень громко, изо всех сил несдержанно кричать.
Ребята! Давайте не будем ждать с вами, когда папа прочитает или расскажет Тане с Серёжей что-то новое. Попробуем их опередить.
Вы знаете, что дворянским детям запрещалось играть и общаться с дворовыми детьми. Но барчукам иногда было скучно и им хотелось поиграть с дворовыми детьми, послушать их страшные рассказы – пообщаться. И они, барчуки, тайком от родителей и нянь сбегали к дворовым или крестьянским детям поиграть в их игры.
Как это происходило? Вы узнаете, когда прочтёте отрывок из повести Алексея Николаевича Толстого (обратите внимание: не Льва Николаевича Толстого, а - Алексея Николаевича; они не родственники, а однофамильцы). Это тот самый А.Н. Толстой, который написал всем вам известную сказку «Приключения Буратино».
Но сейчас вам предлагается прочитать отрывок из повести «Детство Никиты». Отрывок называется «У колодца»
У колодца
Посредине двора, у колодца, где снег вокруг был жёлтый, обледенелый и истоптанный, Никита нашёл Мишку Коряшонка. Мишка сидел на краю колодца и макал в воду кончик голИцы – кожаной рукавицы, надетой на руку. Никита спросил, зачем он это делает. Мишка Коряшонок ответил:
- Все кончанские голИцы макают и мы теперь будем макать. Она зажОхнет – страсть ловко драться. Пойдёшь на деревню-то?
- А когда?
- Вот пообедаем и пойдём. Матери ничего не говори.
- Мама отпустила, только не велела драться.
- Как не велела? А если на тебя наскОчат? Знаешь, кто на тебя наскочит, - Стёпка Карнаушкин. Он тебе даст, ты – брык.
- Ну, со Стёпкой-то я справлюсь, - сказал Никита, - я его на один мизинец пущу. – И он показал Мишке палец.
Коряшонок посмотрел, сплюнул и сказал грубым голосом:
- У Стёпки Карнаухина кулак заговОренный. На прошлой неделе он в село , в Утевку, ездил с отцом за солью, за рыбой, там ему кулак заговаривали, лопни глаза – не вру.
Никита задумался, - конечно, лучше бы совсем не ходить на деревню, но Мишка скажет – трус.
- А как же ему кулак заговаривали? – спросил он.
Мишка опять сплюнул.
- Пустое дело. Перво-наперво возьми сажи и руки вымажи и три раза скажи: «Тани-бани, что под нами, под железными столбами?» Вот тебе и всё.
Никита с большим уважением глядел на Коряшонка. На дворе в это время со скрипом отворились ворота, и оттуда плотной серой кучей выбежали овцы,- стучали копытцами, как костяшками, трясли хвостами, роняли орешки. У колодца овечье стадо сгрудилось. Блея и теснясь, овцы лезли к колоде, проламывали мордочками тонкий ледок, пили и кашляли. Баран, грязный и длинношерстный, уставился на Мишку белыми, пегими глазами, топнул ножкой, Мишка сказал ему: «Бездельник» - и баран бросился на него, но Мишка успел перескочить через колоду.
Никита и Мишка побежали по двору, смеясь и дразнясь. Баран погнался за ними, но подумал и заблЕял:
- Сааами безде-е-е-ельники.
- Когда Никиту с чёрного крыльца(2) стали кричать обедать, Мишка Коряшонок сказал:
- Смотри, не обмани, пойдём на деревню-то.
Битва
Никита и Мишка Коряшонок пошли на деревню через сад и пруд короткой дорогой. На пруду, где ветром сдуло снег со льда, Мишка на минутку задержался, вынул перочинный ножик и коробку спичек, присел и, шмыгая носом, стал долбить синий лёд в том месте, где в нём был внутри белый пузырь. Эта штука называлась «кошкой», - со дна пруда поднимались болотные газы и вмерзали в лёд пузырями. Продолбив лёд, Мишка зажёг спичку и поднёс к скважине, «кошка» вспыхнула, и надо льдом поднялся желтоватый бесшумный язык пламени.
- Смотри, никому про это не говори, - сказал Мишка, - мы на той неделе на нижний пруд пойдём кошки поджигать, я там одну знаю – огромАднеющая, целый день будет гореть.
Мальчики побежали по пруду, пробрались через поваленные жёлтые камыши на тот берег, и вошли в деревню.
В эту зиму нанесло большие снегА. Там, где ветер продувал вольно между дворами, снега было немного, но между избами поперёк улицы намело сугробов выше крыш.
Избёнку бобылЯ(3), дурачка Савоськи, завалило совсем, одна труба торчала над снегом. Мишка сказал, что третьего дня(4) Савоську всем миром выкапывали лопатами, а он, дурачок, как его завалило за ночь бураном, затопил печь, сварил пустых щей(5), поел и полез спать на печь. Так его сонного на печке и нашли, разбудили и оттаскали за виски - за глупость.
На деревне было пусто и тихо, из труб кое-где курился дымок. Невысоко, над белой равниной, над занесёнными омётами(6) и крышами, светьило мглистое солнце. Никита и Мишка дошли до избы Артамона Тюрина, страшного мужика, которого боялись все на деревне, - до того был силён и сердит, и в окошечко Никита увидел рыжую, как веник бородищу Артамона, - он сидел у стола и хлебал из деревянной чашки. В другое окошечко, приплюснув к стеклу носы, глядели три конопатых мальчика, Артамоновы сыновья: Сёмка, Лёнька и Артамошка – меньшой.
Мишка, подойдя к избе, свистнкл, Артамон обернулся, жуя большим ртом, погрозил Мишке ложкой. Трое мальчишек исчезли и сечас же появились на крыльце, подпоясывая кушакАми(7) полушубки.
Эх вы, - сказал Мишка, сдвигая шапку на ухо, - эх вы – девчонки…Дома сидите – забоялись.
- Ничего мы не боимся, - ответил один из конопатых, Сёмка.
- Тятька(8) не велит валенки трепать, - сказал Лёнька.
- Давеча(9) я ходил, кричал кончанским, они не обижаются, - сказал Артамошка-меньшой.
Мишка двинул шапку на другое ухо, хмыкнул и проговорил решительно:
- Идём дражнить(10). Мы им покажем.
Конопатые ответили: «Ладно», и все вместе полезли на большой сугроб, лежавший поперёк улицы, - отсюда за Артамоновой избой начинался другой конец деревни.
Никита думал, что на кончАнской стороне кишмЯ кишит мальчишками, но там было пусто и тихо, только две девочки, оьмотанные платками, втащили на сугроб салазки, сели в них, протянув перед собой ноги в валенках, ухватились за верёвку, завизжали и покатились через улицу мимо амбАрушки(11) и – дальше по крутому берегу на речной лёд.
Мишка, а за ним конопатые мальчики и Никита стали кричать с сугроба:
- Эй, кончАнские!
- Вот мы вас!
- Попрятались, боятся!
- Выходите, мы вас побьём!
- Выходите на одну руку, эй, кончАнские! – кричал Мишка, хлопая рукавицами.
На той стороне, на сугробе, появилось четверо кончАнских. Похлопывая, поглаживая рукавицами по бокам, поправляя шапки, они тоже начали кричать:
- Очень вас боимся!
- Сейчас испугались!
- Лягушки, лягушата, ква-ква!
С этой стороны на сугроб влезли товарищи – Алёшка, нил, Ванька Чёрные Уши, Петрушка – бобылёв племянник и ещё совсем маленький мальчик с большим животом, закутанный крест-накрест в материнский платок. С той стороны тоже прибыло мальчиков пять-шесть. Они кричали:
- Эй, вы, конопатые, идите сюда, мы вам ототрём веснушки!
- Кузнецы косоглазые, мышь подковали! – кричал с этой стороны Мишка Кряшонок.
- Лягушки, лягушата!
Набралось с обеих сторон до сорока мальчишек. Но начинать не начинали, было боязно. Кидались снегом, показывали носы. С той стороны кричали: «Лягушки, лягушата!», с этой: «Кузнецы косоглазые!». ТО и другое было обидно. Вдруг между кончАнскими появился небольшого роста, широкий курносый мальчик. Растолкал товарищей, с развальцем спустился с сугроба, подбоченился и крикнул:
- Лягушата, выходи, один на один!
Это и был Стёпка Карнаушкин с заговОренным кулаком.
КончАнские кидали кверху шапки, свистели пронзительно. На этой стороне мальчишки притихли. Никита оглянулся. Конопатые стояли насУпясь(12). Алёшка и Ванька Чёрные Уши подались назад, маленький мальчик в мамином платке таращил на Карнаушкина круглые глаза, готовился дать рёву(13), Мищка Коряшонок ворчал, оттягивая кушак под живот:
- Не таких укладывл, тоже – нЕвидаль. Начинать неохота, а то – рассержусь, я ему так дам – шапка на две сажени взовьётся.
Стёпка Карнаушкин, видя, что никто не хочет с ним биться, махнул рукавицей своим:
- Вали, ребята!
И кончАнские с криком и свистом посыпались с сугроба.
Конопатые дрогнули, за ними побежал Мишка, Ванька Чёрные Уши и наконец все мальчики, побежал и Никита. Маленький в платке сел в снег и заревел.
Наши пробежали Артамонов двор и двор Черноухова и взобрались на сугроб. Никита оглянулся. Позади на снегу лежал Алёшка, Нил и пять наших, - кто упал, кто лёг сам со страха, - лежачего бить было нельзя.
Никите стало, - хоть плачь, - обидно и стыдно: струсили, не приняли боя. Он остановился, сжал кулаки и сейчас же увидел бегущего на него Стёпку Карнаушкина, курносого, большеротого, с вихром из-под бараньей шапки.
Никита нагнул голову и, шагнув навстречу, изо всей силы ударил Стёпку в грудь. Стёпка мотнул головой, уронил шапку и сел в снег.
- Эх ты, - сказал он, - будя…
КончАНские сейчас же остановились. Никита пошёл на них и они подалИсь. Перегоняя Никиту, скриком : «Наша берёт!» - всею стеною кинулись на кончАнских наши. КончАнские побежали. Их гнали дворов пять, покуда все они не полегли.
Никита возвращался на свой конец взволнованный, разгорячённый, посматривая, с кем бы ещё схватиться. Его окликнули. За амбАрушкой стоял Стёпка Карнаушкин. Никита подошёл, Стёпка глядел на него исподлобья(14).
- Ты здорово мне дал, - сказал он, - хочешь дружиться?
- Конечно, хочу, - поспешно ответил Никита.
Мальчики, улыбаясь, глядели друг на друга. Стёпка сказал:
- Давай поменяемся.
- Давай.
Никита подумал, чтобы отдать ему самое лучшее, и дал Стёпке перочинный ножик с четырьмя лезвиями. Стёпка сунул его в карман и вытащил оттуда свинчатку – бАбку(15) , налитую свинцом.
- На. Не потеряй, дорого стОит.
Пояснения
1 – «Пойдёшь на деревню-то?» - помещичья, барская усадьба стояла, как правило, отдельно от жилища крестьян, от деревни; поэтому Мишка так и спрашивает Никиту.
2 – чёрное крыльцо – то же самое, что «чёрный ход»: выход не во двор.
3 – бобыль – безземельный крестьянин-бедняк.
4 – третьего дня – позавчера.
5 – пустые щи – без мяса, без рыбы.
6 – кушАк - широкий матерчатый пояс.
7 – омёт – сложенная бльшой кучей солома.
8 – тЯтька – отец.
9 – дАвеча – совсем недавно, только что.
10 – дражнИть – дразнить, злить.
11 – амбАрушко – маленький амбар, строение для зранения зерна, припасов.
12 – насУпясь – нахмурившись и наклонив голову.
13 – дать рёву – громко заплакать.
14 – исподлОбья – из под опущенной головы.
15 – бАбка – кость надкопытного сустава ноги коровы или лошади, применяемая для игры в бАбки.
Ребята! Посмотрите внимательно на то, как говорит Тёма: какие слова употребляет в свое речи, как обращается к собеседнику? И сравните его речь с речью Никиты.
1. Чья речь ближе к простонародной: Тёмы или Никиты?
2. Попробуйте объяснить почему.
День десятый
Зима была полная: и морозы, и снег, и метели. Бывали даже такие морозы, что в младших классах отменяли занятия. Школьники, конечно, этому радовались: гоняли шайбу, катались с горок. Возле тёплого дома мороз был не страшен: в любой момент можно было забежать в квартиру, согреться у батареи отопления или горячим чаем. А если уж никак нельзя было надолго оторваться от игры, то можно было согреться и в подъезде.
Был уже конец декабря. Самые короткие дни и самые долгие ночи в году. Таня и Серёжа долгими зимними вечерами закончили чтение «Детства Тёмы» и «Истории одного детства».
В один из последних выходных дней перед Новым годом, после игр и гуляния во дворе, когда яркое, но холодное зимнее солнце пронизывало всю «гостиную», папа, Таня и Серёжа устроились на диване.
- Хорошо! – сказал папа.
- Хорошо! – сказала Таня, прильнув к отцу.
Серёжа тоже подумал, что «хорошо!», но сдержался и промолчал. Только улыбнулся.
- В камине весело потрескивают дрова…В комнате тепло…Уютно от этого тепла и мороза за окном…- неожиданно проговорил папа.
- Это из книги? – спросил Серёжа.
- Нет. Это я так представляю зимний день в усадьбе какого-нибудь помещика.
И вся троица снова погрузилась в молчание. На подоконнике снаружи грелись воробьи на солнышке, прошуршала шинами машина.
- А что, не все дворяне уезжали на зиму в город? – спросила Таня.
Оставались те, у кого не было дОма в городе. Как у семьи Лизы, например. А иногда помещик из города приезжал, или, как говорили раньше, выезжал на охоту: на зайца, лису. Тогда он какое-то время жил в своём поместьи.
- Пап, ты говорил, что родители запрещали дворянским детям играть с дворовыми детьми, а вот Никите, я читаю сейчас, не запрещали. Почему? – спросил Серёжа.
- Тёма тоже, - вспомнила Таня.
- А вот мальчик из книги Льва Николаевича Толстого – не играл. И даже считал для себя унизительным общение с дворОвыми детьми. И я у вас хочу спросить: почему?
Ребята молчали.
- Да потому, что чем беднее была дворянская семья, тем ближе была она к народу. Многое приходилось делать самим, а не слугам и детей воспитывать о обучать приходилось самим. А богатые дальше были от этих нужд, а, значит, и от народа. Понятно?
- Понятно, - неуверенно сказала Таня.
- Помните наш последний выезд в сад? – спросил папа. Осень, солнце, тихий день… Мы на берегу реки. Вода спокойная, медленная, почти недвижная…
- И охотник! – вспомнила Таня.
- Да, и охотник. Но я хотел сказать о другом. Серёжа бросал камни в воду, помните? И круги были на воде. Чем дальше круги от места падения камня, тем волны ниже и слабее. Так и у дворян: чем богаче они и ближе к столице, тем дальше от широкой полноводной жизни народа. И чем дальше от столицы…
- …тем ближе к народу, - закончил Серёжа.
- Да. Тем больше у них простонародных привычек и обычаев. И речь ближе к народной.
- Но это же несправедливо, что дети простого народа не могли учиться! – вдруг сказала Таня.
- Ну, конечно, несправедливо. Но устройство общества было таким. Бедные должны трудиться, а богатые – учиться. Бедные учились труду, а богатые трудились, обучаясь в гимназиях и университетах. Для бедных труд – это обучение жизни, выживанию: кто ленился и не научился делать хорошо свою работу, тот разорялся и погибал. Для богатых же 6 ученье – труд. Учиться – значит, знать. А знать – значит, быть хозяином. Слова «знаю» и «хозяин» - одного корня. Дворяне и были хозяевами России.
- Но это – мальчики, - возразила Таня. – А девочки?
- А девочек готовили к выгодному замужеств. Их учили и вышивать, и присматривать за домом – быть хозяйкой. Это в бедных дворянских семьях, А в богатых учили вести светские разговоры, обучали светским манерам, иностранным языкам, танцам. Надо сказать, что дворянских детей в гимназиях, лицеях, кадетских корпусах, университетах, академиях, в Смольном институте благородных девиц очень много внимания уделялось воспитанию души, или по-другому – нравственному воспитанию. Благородство, порядочность, милосердие – человеческие качества, которые очень важны в любом человеческом обществе.
- Извините, друзья, но я предлагаю вам потрудиться, - в «гостиной» появилась мама с большой коробкой в руках. – Завтра – послезавтра принесём ёлку, надо перебрать игрушки.
И мама поставила коробку на пол.
- Ура! – прокричала Таня и сползла с дивана.
Серёжа тоже.
…Когда дети закончили перебирать игрушки, папа сказал:
- Есть предложение: я вам немного почитаю, затем вы погуляете, а дальше – по привычному вечернему распорядку. Договорились?
- Возражений нет, - серьёзно сказал Серёжа.
- Только руки вымоем, - добавила Таня.
Дети вместе с отцом снова устроились на диване и папа раскрыл книгу.
Ёлка
(отрывок из повести Алексея Николаевича
Толстого «Детство Никиты»)
«В гостиную втащили большую мёрзлую ёлку. Пахом долго стучал и тесал топором, прилаживая крест. Дерево, наконец, подняли, и оно оказалось так
высоко, что нежно-зелёная верхушечка согнулась под потолком.
От ели веяло холодом, но понемногу слежавшиеся ветви её оттаяли, поднялись, распушились, и по всему дому запахло хвоей. Дети принесли в гостиную вороха цепей и картонки с украшениями, подставили к ёлке стулья и стали её убирать. Но скоро оказалось, что вещей мало. Пришлось опять сесть клеить фунтики, золотить орехи, привязывать к пряникам и крымским яблокам серебряные верёвочки».
- Папа, а что такое «клеить фунтики»? – спросила Таня.
- Вот этого, Танечка, я не знаю. Что-то из бумаги, наверное.
- Игрушка.
- Давай посмотрим в словаре.
Папа достал с полки толстый «Словарь русского языка» и стал искать.
- У, Ф, Х, Ц, Ч… Ага… Фундук, фунт… Фунтик! «Свёрнутый из бумаги пакет в форме воронки». Понятно: цветные фунтики. Как фонарики. Итак!
«За этой работой дети просидели весь вечер, покуда Лиля, опустив голову с измятым бантом на локоть, не заснула у стола.
Настал сочельник».
- Это день накануне Рождества Христова. Раньше Рождество Христово было в день 25 декабря. А 24 декабря – сочельник, день перед Рождеством. Это было по старому стилю. А по новому стилю, как сейчас – 7 января Рождество.
- А что такое «стиль»?
- Это способ летоисчисления. До 1918 года Россия вела летоисчисление по Юлианскому календарю. А с февраля 1918 года Россия стала жить по календарю, по которому живёт весь мир. А называется календарь – Григорианский. По этому календарю то или иное число наступает на тринадцать дней раньше, чем по Юлианскому календарю. Вот сегодня у нас 24 декабря – по новому, Григорианскому календарю, а по старому, Юлианскому – 11 декабря.
- Пап, пап! Сегодня же двадцать четвёртое декабря!
- И что?
- Так если бы мы жили по старому, то сегодня был бы сочельник! – выкрикнула Таня.
- Не по старому, а в XIX веке, - поправил папа.
- Ладно, - согласилась Таня, - читай дальше.
«Настал сочельник. Ёлку убрали, опутали золотой паутиной, повесили цепи и вставили свечи в цветные защИпочки. Когда всё было готово, матушка сказала:
- А теперь, дети, уходите, и до вечера в гостиную не заглядывать.
В этот день обедали поздно и нАспех, - дети ели только сладкое – шарлотку. В доме была суматоха. Мальчики слонялись по дому и ко всем приставали – скоро ли настанет вечер? Даже Аркадий Иванович, надевший чёрный долгополый сюртУк и кОробом стоявшую накрахмаленную рубашку, не знал, что делать, - ходил от окна к окну и посвистывал. Лиля ушла к матери.
Солнце страшно медленно ползло к земле, розовело, застилалось мглистыми облачками, длиннее становилась лиловая тень от колодца на снегу. Наконец матушка велела идти одеваться. Никита нашёл у себя на постели синюю шёлковую рубашку, вышитую ёлочкой по вороту, подолу и рукавам, витой поясок с кистями и бархатные шаровары. Никита оделся и побежал к матушке. Она пригладила ему гребнем волосы на пробор, взяла за плечи, внимательно посмотрела в лицо и подвела к большому красного дерева трюмо. В зеркале Никита увидел нарядного и благонравного мальчика. Неужели это был он?»
Серёжа с улыбкой на лице смотрел куда-то в пространство. Таня, приоткрыв рот, тоже улыбалась. О чём они думали? Что представляли себе? Папа продолжал читать.
«- Ах, Никита, Никита, - проговорила матушка, целуя его в голову, - если бы ты всегда был таким мальчиком.
Никита на цыпочках вышел в коридор и увидел важно идущую ему навстречу девочку в белом. На ней было пышное платье с кисейными юбочками, большой белый бант в волосах, и шесть пышных локонов с боков её лица, тоже сейчас неузнаваемого, спускались на худенькие плечи. Подойдя, Лиля с гримаской оглядела Никиту.
- Ты что думал – это привидение, - сказала она, - чего испугался? – и прошла в кабинет и села там с ногами на диван».
Таня рассмеялась заливисто и звонко. Папа глянул на Таню и улыбнулся.
- Они – тоже на диване! – пояснила Таня.
«Никита тоже вошёл за ней и сел на диван, на другой его конец.. В комнате горела печь, потрескивали дрова, рассыпались угольками. Красноватым мигающим светом были освещены спинки кожаных кресел, угол золотой рамы на стене, голова Пушкина между шкапАми.
Лиля сидела не двигаясь. Было чудесно, когда светом печи освещались её щека и приподнятый носик. Появился Виктор в синем мундире со светлыми пуговицами и с галУнным воротником, таким тесным, что трудно было разговаривать».
- Галуны – это золотая или серебреная нашивка из тесьмы, - пояснил папа.
«Виктор сел в кресло и тоже замолчал. Рядом в гостиной, было слышно, как матушка и Анна Аполлоновна (мать Лили) разворачивали какие-то свёртки, что-то ставили на пол и переговаривались вполголоса. Виктор подкрался было к замочной скважине, но с той стороны щелка была заложена бумажкой.
Затем в коридоре хлопнула на блоке дверь, послышались голоса и много мелких шагов. Это пришли дети из деревни. Надо было бежать к ним, но Никита не мог пошевелиться. В окне на морозных узорах затЕплился голубоватый свет. Лиля проговорила тоненьким голосом:
- Звезда взошла.
И в это время раскрылись двери в кабинет. Дети соскочили с дивана. В гостиной от пола до потолка сияла ёлка множеством, множеством свечей. Она стояла как огненное дерево, переливаясь золотом, искрами, длинными лучами. Свет от неё шёл густой, тёплый, пахнущий хвоей, воском, мандаринами, медовыми пряниками.
Дети стояли неподвижно потрясённые. В гостиной раскрылись другие двери, и, теснясь к стенке, вошли деревенские мальчики и девочки. Все они были без валенок, в шерстяных чулках, в красных, розовых, жёлтых, рубашках, в жёлтых, алых, белых платочках».
- Как игрушки, - сказала Таня.
- А почему – ёлка? – спросил Серёжа. – Ведь не Новый год?
- Раньше ёлку ставили ко дню рождения Христа, то есть к Рождеству. А Новый год начинался через неделю после Рождества.
- Дальше, пап!
«Тогда матушка заиграла на рояле польку. Играя, обернула к ёлке улыбающееся лицо и запела:
« Журавлины дОлги ноги
Не нашли пути, дороги…»
Никита протянул Лиле руку. Она дала ему руку и продолжала глядеть на свечи, в синих глазах её, в каждом глазу горело по ёлочке. Дети стояли не двигаясь.
Аркадий Иванович подбежал к толпе мальчиков и девочек, схватил за руки и галопом помчался с ними вокруг ёлки. Полы его сюртука развевались. Бегая, он прихватил ещё двоих, потом Никиту, Лилю, Виктора, и наконец все дети закружились хороводом вокруг ёлки.
«Уж я золото хороню, хороню,
Уж я сЕребро хороню, хороню», - запели деревенские.
Никита сорвал с ёлки хлопушку и разорвал её, в ней оказался колпак со звездой. Сейчас же захлопали хлопушки, запахло хлопушечным порохом, зашуршали колпаки из папиросной бумаги.
Лиле достался бумажный фартук с карманчиками. Она надела его. Щёки её разгорелись, как яблоки, губы были измазаны шоколадом. Она всё время смеялась, посматривая на огромную куклу, сидящую под ёлкой на корзинке с кукольным приданным.
Там же под ёлками лежали бумажные пакеты с подарками для мальчиков и для девочек, завёрнутые в разноцветные платки. Виктор получил полк солдат с пушками и палатками. Никита – кожаное настоящее седло, уздечку и хлыст.
Матушка опять заиграла на рояле, вокруг ёлки пошёл хоровод с песнями, но свечи уже догорали, и Аркадий Иванович, подпрыгивая, тушил их. Ёлка тускнела. Матушка закрыла рояль и велела всем идти в столовую пить чай.
Но Аркадий Иванович и тут не успокоился, - устроил цепь и сам впереди, а за ним двадцать пять ребятишек, побежали обходом через коридор в столовую.
В прихожей Лиля оторвалась от цепи и остановилась, переводя дыхание и глядя на Никиту смеющимися глазами. Они стояли около вешалки с шубами. Лиля спросила:
- Ты чего смеёшься?
- Это ты смеёшься, - ответил Никита.
- А ты чего на меня смотришь?
Никита покраснел, но пододвинулся ближе и сам не понимая, как это вышло, нагнулся к Лиле и поцеловал её».
Таня издала горлом какой-то странный звук, метнула в Серёжу странный взгляд и спрятала лицо на плече папы.
- Ты чего? – смутился Серёжа.
- А ничего, - ответила Таня, не показывая лица.
Папа посмотрел на Таню, а Таня горячо зашептала ему на ухо:
- У Серёжки в классе тоже есть Лиля, я знаю…
- Ну, и что, - улыбнулся папа.
- А ничего, - сказала со значением Таня.
- Чего она? – недовольно спросил Серёжа.
- А ничего, - рассмеялся папа. – Я продолжаю.
«Она сейчас же ответила скороговоркой:
- Ты хороший мальчик, я тебе этого не говорила, чтобы никто не узнал, но это секрет. – Повернулась и убежала в столовую.
После чая Аркадий Иванович устроил игру в фАнты, но дети устали, наелись и плохо соображали, что нужно делать. Наконец, один совсем маленький мальчик, в рубашке горошком, задремал, свалился со стула и начал громко плакать.
Матушка сказала, что ёлка кончена. Дети пошли в коридор, где вдоль стены лежали их валенки и полушубки. Оделись и вывалились всей гурьбой на мороз.
Никита пошёл провожать детей до плотины. Когда он один возвращался домой, в небе высоко, в радужном бледном круге, горела луна. Деревья на плотине и в саду стояли огромные и белые и, казалось, выросли, вытянулись под лунным светом. Направо уходила в неимоверную морозную мглу белая пустыня. Сбоку Никиты передвигала ногами длинная большеголовая тень.
Никите казалось, что он идёт во сне, в заколдованном царстве. Только в зачарованном царстве бывает так странно и так счастливо на душе».
- Всё! – сказал папа. - У матросов нет вопросов? – И сам себе ответил: - нет! Гулять!
Все потянулись на кухню к матери.
- Мама, мама! Сегодня по старому стилю соч… сочельник, а завтра – Рождество, - выпалила Таня.
- Не по старому стилю, - поправил её Серёжа,- а если бы мы жили в XIX веке.
- Всё равно – праздник, - упрямо заявила Таня. – Правда, Сява?
- Сява – хороший, - отрапортовал попугай и вдруг добавил: - Сява дворянин, Сява дворянин.
Семья на миг онемела. Говорил только Сява:
- Сява дворянин! Сява однодворец!
- Ура! – завопила Таня. – Я научила! Я научила!
Все смеялись. Хвалили Таню и Сяву.
- Молодцы! – утирая слёзы, сказала мама.
- Вот и подарок к Новому году! – еле вымолвил папа. – А гулять? Идёт кто?
Какое там гуляние! Сява был в центре внимания и «раздавал интервью»:
- Сява – дворянин! Сява – однодворец!
…А через три дня начались зимние каникулы.
Ну, вот и всё, ребята, о дворянах и дворянских детях. Я думаю, что вы теперь можете ответить на вопросы: кто такие бояре, а кто – дворяне? Читая книги, обращайте внимание на новые слова и выражения. Помните о том, что русская литература XIX века создана почти одними дворянами. Не спешите закрывать книгу. Прочтите несколько отрывков о зиме. И пусть никто и ничто вам не мешают читать: только вы и книга. И ваше воображение.
«Прекрасна – и особенно в эту зиму – была Батуринская усадьба. Каменные столбы въезда во двор, снежно-сахарный двор, изрезанный по сугробам полозьями, тишина, солнце, в остром морозном воздухе сладкий запах чада из кухонь, что-то уютное, домашнее в следах, пробитых от поварской к дому, от людской…к конюшне и прочим службам, окружающим двор…Тишина и блеск, белизна толстых от снега крыш, по-зимнему низкий, утонувший в снегах, красновато чернеющий голыми сучьями сад, с двух сторон видный за домом, наша заветная столетняя ель, поднимающая свою острую чёрно-зелёную верхушку в синее яркое небо из-за крыши дома, из-за крутого ската, подобно снежной горной вершине, между двумя спокойно и высоко дымящимися трубами…»
Иван Алексеевич Бунин «Жизнь Арсеньева»
«Рождество…
Чудится в этом слове крепкий, морозный воздух, льдистая чистота и снежность. Самое слово это видится мне голубоватым. Даже в церковной песне –
Христос рождается – славите!
Христос с небес – срящите! –
Слышится хруст морозный.
Синеватый рассвет белеет. Снежное крУжево деревьев легко. Как воздух. Плавает гул церковный, и в этом морозном гуле шаром всплывает солнце. Пламенное оно, густое, больше обыкновенного: солнце на Рождество. Выплывает огнём за садом. Сад – в глубоком снегу, светлеет, голубеет. Вот побежало по верхушкам; иней зарозовел; розово зачернели галочки, проснулись; брызнуло розоватой пылью, берёзы позлатились, и огненно-золотые пятна пали на белый снег!
Вот оно утро Праздника, - Рождество».
Иван Сергеевич Шмелёв «Лето Господне»
С Новым годом вас, ребята! С Рождеством Христовым! Весёлых и здоровых каникул вам! Читайте больше. Спрашивайте чаще и больше. Донимайте взрослых вопросами чаще и больше. Пусть на все ваши «почему?» у вас будут ответы.
Через две недели мы с вами встретимся.
До свидания!
Книги для чтения на каникулах
1. И. А. Бунин «Антоновские яблоки», любое издание.
2. И. А. Бунин «Жизнь Арсеньева», любое издание.
3. С. Т. Аксаков «Детские годы Багрова-внука», глава «Пребывание Багрова
без отца и матери», любое издание.
4. Е.Н. Водовозова «История одного детства», С-Петербург, издательство
«Веско», 1992год.
5. Л. А. Чарская «Записки маленькой гимназистки», М. изд. «Дом»,1991 год.
6. Н. Г. Гарин-Михайловский «Детство Тёмы», любое издание.
7. А. Н. Толстой «Детство Никиты», любое издание.
8. Л.Н. Толстой «Детство. Отрочество. Юность», любое издание.
9. М.М. Пришвин «Охотничьи рассказы», любое издание.
Книги для родителей
1. В. О. Ключевский «Сочинения в 9 томах», т. 6, «Специальные курсы» -
«История сословий России, лекции 1 - 22, любое издание.
2. Е. А. Анисимов «Время петровских реформ», Лениздат, 1989 год, гл.
«Произведение подданного всероссийского народа».
3. А. П. Керн «Воспоминания. Дневники. Переписка», гл. «Из воспоминаний
о моём детстве», М. изд. «Правда», 1989 год.
4. М. А. Гордин «Владислав Озеров», ч.1 «Дворянское воспитание»,
изд. «Искусство», 1991 год.
5. В. О. Михневич «Русская женщина XVIII столетия». М. «Панорама» 1990 г.
6. А. П.Башуцкий «Няня», в книге «Русский очерк, 40 – 50 годы XIX века»,
М. изд. «Московский университет», 1986 год.
3. Крестьянские дети
День одиннадцатый
Однажды в студеную зимнюю пору
Я из лесу вышел; был сильный мороз.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Лошадка, везущая хворосту воз.
И шествуя важно, в спокойствии чинном,
Лошадку ведёт под уздцы мужичок
В больших сапогах, в полушубке овчинном,
В больших рукавицах… а сам с ноготок!
«Здорово, парнище!» - Ступай себе мимо! –
«Уж больно ты грозен, как я погляжу!
Откуда дровишки?» - Из лесу, вестимо!
Отец, слышишь, рубит, а я отвожу.
(В лесу раздавался топор дровосека.)
«А что, у отца-то большая семья?»
- Семья-то большая, да два человека
Всего мужиков-то: отец мой, да я… -
«Так вон оно что! А как звать тебя?» - «Власом. –
«А кой тебе годик?» - Шестой миновал…
Ну, мёртвая! – крикнул малюточка басом,
Рванул под уздцы и быстрей зашагал.
Н. А. Некрасов
Ах, как быстро проходят каникулы! Как недолги праздники! Вот и Новый год прошёл с ёлкой и карнавалом возле неё, где Таня была «дворянкой», в пышном длинном розовом платье, в чепчике, в длинных перчатках (почти по локоть!) с веером в руке. «Это было здорово!» - говорил Серёжа, но сам «дворянином» не захотел быть.
Прошло Рождество Христово. Рождество Таня и Серёжа встречали на селе, у бабушки, к которой поехали сразу после Нового года, на все каникулы. Как было интересно в деревне! Дети другими глазами смотрели на сельскую жизнь. Таня всё допытывалась у бабушки: «Где здесь усадьба помещика? А кто сейчас барин?» Бабушка отвечала, как могла: показывала коттедж бывшего директора совхоза и говорила: «Да вот они, все здесь». Серёжа разъяснял Тане её наивные вопросы и незло смеялся над нею.
В канун Рождества, в сочельник, бабушка сказала, что раньше в этот день до появления вечерней звезды не ели. И Таня решила, что она тоже не будет есть до вечерней звезды; и сначала весело, а потом уже и с грустью ждала вечера: когда же появится эта звезда? И откуда? Наверное, оттуда, откуда появляется солнце? Бабушка пожалела Таню и накормила её до восхода звезды. А Серёжа выдержал, и ел вместе со всеми кутьЮ: сладкую рисовую кашу с изюмом.
А вечером на селе начались колЯдки: по селу ходили рЯженые, одетые в вывернутые наизнанку шубы парни и девчата с разрисованными лицами; они гремели сковородами и пустыми кастрюлями, пели и плясали и говорили стихами. А потом требовали «пирожок или каши горшок». Дедушка налил парням по рюмке вина, а бабушка угостила всех шанежками. Было очень интересно! Как в Новый год.
Бабушка рассказывала внукам о колЯдках, об обычаях деревенских жителей, и Тане с Серёжей было интересно слушать об этом.
Днём ребята катались на санках с горок или устраивали гонки по льду замёрзшей реки.
Но всему приходит конец: кончились и каникулы. Папа вёз ребят домой и они наперебой делились своими впечатлениями. Дома Таня и Серёжа обнялись и расцеловались с мамой, а Сява поприветствовал ребят в своём новом звании: «Сява – двор-рянин! Сява – хор-роший!» Нескромно, конечно с его стороны, но что взять с попугая: попугай, он и есть попугай, даже если волнистый и зелёный.
…После праздничного ужина («В честь приезда детей», - объяснила мама), во время которого ни Серёжа, ни Таня нисколько не соблюдали правил «юности честного зерцала», (взахлёб, наперебой, с полными ртами делились своими впечатлениями); после того, как умиротворённо и уютно все расположились в комнате, Таня, зевнув, сказала отцу:
- Расскажи о крестьянах.
- Ты засыпАешь уже, - улыбнулся папа.
- Нет, я буду слушать.
- А я пойду погуляю, - решил Серёжа.
- Посиди дома, успеешь встретиться с друзьями: завтра ещё день, - разгадала его замысел мама.
- Ну, мам!
- Мы сколько вас не видели? Соскучились. С нами поговорите. Я вам ванну приготовлю, - уговаривала мама. – Шампунь купила, который глаза не ест…
- Папа рассказывай, - закончила спор Таня. – Я уже спать не хочу. – И добавила: - В ванную я пойду первая.
- Ну, и иди! – буркнул Серёжа, поднялся и ушёл в детскую.
Мама – за ним.
- Обиделся, - сказал папа. – Ты уж ему уступи, Тань, а?
- Ладно, ладно, - быстро согласилась Таня. – Ну, пап! Бояре – друзья князя, дворяне – слуги царя. Это понятно.
- Минуточку, красавица! – возразил папа. - Бояре - не всегда друзья князя, они и врагами были не однажды.
- Ладно, ладно, - опять быстро согласилась Таня. – Рабочие – потому что работают, крестьяне потому что… почему? Потому, что крестятся? Крестик носят? Почему? У бабушки есть крестик, - выпалила Таня .
Папа улыбнулся.
- Ох, Танечка! Ну, ладно, слушай.
И в это время в дверях появился Серёжа. Он хитро улыбался и держал руки за спиной.
- В какой руке? – спросил он.
Таня быстро сообразила, что в руках у Серёжи что-то.
- В этой, в правой, - решила Таня и показала на левую руку Серёжи.
Серёжа поднял обе руки вверх: в каждой было по шариковой ручке.
- Дай! – потребовала Таня.
Серёжа отдал ей одну ручку.
- И твою, - потребовала Таня.
Серёжа отдал вторую ручку. Таня сравнила.
- Так они – одинаковые, - разочарованно сказала она.
- Конечно, - сказал Серёжа.
- А зачем разыгрывал?
- Чтоб интересней было.
Таня сползла с дивана, подошла к дверям и крикнула в пространство коридора:
- Спасибо!
Она вернулась на диван, взглянула на ручку, зажала её в кулаке и прислонилась к отцу.
- Кто такие крестьяне? У бабушки крестик – беленький. Маленький такой.
Серёжа тоже уселся на диван и щёлкнул кнопкой авторучки.
- Когда-то, давным-давно, наши предки славяне жили по берегам рек. Рядом были леса, луга и большие безлесые пространства земли – степи. Славяне охотились на зверей, ловили рыбу, занимались скотоводством и выращивали зерно. Зерно называли жИтом. Правда, похоже на слово «жизнь»? Жизнь – жИто.
Папа посмотрел на ребят.
- Жизнь, жИто, - повторила Таня. – Да.
- ЖИто и было главным продовольствием славян. Излишки жИта продавали или обменивали на другие товары.
- Зерно мелют в муку и делают хлеб, - сказал Серёжа.
- Совершенно верно. Булочки на деревьях не растут, - улыбнулся папа.
- Жито – это хлеб, - продолжил свою мудрую мысль Серёжа, - а хлеб – это жизнь.
- Ма – ла – дец! – искренне восхитился папа.
Серёжа покраснел. Он всегда краснел, когда его хвалили.
- Так и бабушка говорила, - зачем-то оправдывался он.
- Когда крошки сметала со стола, - вспомнила Таня.
- В ладошку, - добавил Серёжа.
- Молодцы, - ещё раз сказал папа. – Даже сейчас, по-моему, на колядках говорят: «Дай, бог, жИто, пшеницу и всякую пашницу!».
- А что такое пашнИца?
- Всё, что вырастает на пашне. Поэтому земледельца называли ещё и пАхарем, человеком, который пАшет.
- Земледелец, пахарь, крестьянин, - мудрость Серёжина не иссякала.
- Но почему – «крестьянин»? – не унималась Таня.
- На фрацузском языке слово «крестьянин» произносится как «пейзАн». А вид местности, часть природы, которую человек охватывает взглядом, произносится по-французски как «пейзаж». Знакомое слово?
Дети кивнули головами.
- И слово «пейзан» с французского можно переводить, как «человек природы». И у славян земледелец – тоже человек природы. Но называется «крестьянином».
- Но почему?! – не унималась Таня.
- Я точно не знаю, Танечка. По всей вероятности земледельцев так стали называть после крещения их. Когда они приняли христианскую веру. Веру в Христа, в Иисуса Христа. При принятии христианства людей крестят. Они проходят через обряд крещения и получают крестик.
- Что, и бабушка тоже прошла через…через…
- Прошла, прошла, - рассмеялся папа. – Бабушка у нас крещёная.
- Христос, крещение, крестьянин, - продолжал мудрствовать Серёжа.
Папа и Таня внимательно посмотрели на Серёжу. Серёжа смутился и щёлкнул кнопкой авторучки:
- Что?
- Ну, Серёжа! Ну, молодец! Как точно мыслить стал после каникул. Отдохнул, значит. А что касается крестьян, то так они стали называться на Руси с четырнадцатого века. А крещение Русь приняла аж в 980 году. Вот так. Итак, кто же такой крестьянин? Напрягись, Серёжа!
- Земледелец, который живёт в деревне, - очень просто ответил Серёжа.
- Ванна готова, - появилась мама. – Кто первый?
- Серёжа, - сказала Таня.
- Таня, - сказал Серёжа.
- Иди, Татьяна. Серёжа сегодня просто на высоте, - сказал папа и взъерошил сыну волосы.
…После ванны Таня, розовенькая, с мокрыми волосами, в махровой простыне, появилась в детской на руках мамы.. Мама уложила Таню в кровать, высушила ей феном волосы и красавица потребовала к себе папу.
- Я не буду сегодня укладывать куклу, - сказала она, - я сама укуклилась. Папа расскажи ещё что-нибудь, а я усну.
- О крестьянах?
- О крестьянах.
- Во времена давние, прошлые не было на земле человека важнее крестьянина-земледельца. Он выращивал хлеб для всех: для царя, для бояр, для дворян, для чиновников и купцов – для всех; он и налоги платил за всех. Налоги назывались – пОдати. Ни бояре, ни дворяне, ни чиновники со священниками пОдатей не платили. Только крестьяне пополняли государеву казну. Крестьяне-мужики и на войне были главными солдатами. Вот и получается, что крестьянин был самым важным человеком в государстве. Он кормил и защищал всех остальных. А крестьянина не было бы без земли. Она, земля, всех кормила и поила. Потому и называл крестьянин землю – матушкой: мать-земля. От неё, от земли кормилась вся живность у него во дворе: лошади, коровы, птица всякая. И сам он, выращивая хлеб и овощи, кормился от земли.
Папа посмотрел на Таню.
- Дальше, - сказала Таня, - не открывая глаз.
- Сейчас, - сказал папа, вышел из комнаты и тот час же вернулся с книгой в руках. – Алексей Васильевич Кольцов, поэт, который может быть, лучше других русских поэтов понимал красоту земледельческого труда. Я прочту стихи, которые называются «Песня пахаря». Это вместо колыбельной тебе.
Ну! Тащися, сивка,
Пашней десятинной,
Выбелим железо
О сырую землю.
Красавица зорька
В небе разгорелась,
Из большого леса
Солнышко выходит.
Весело на пашне.
Ну, тащися, сивка!
Я сам-друг с тобою,
Слуга и хозяин.
Весело я лажу
Борону и сОху,
Телегу готовлю,
Зёрна насыпаю.
Весело гляжу я
На гумно и скирды,
Молочу и вею…
Ну! Тащися, сивка!
Пашенку мы рано
С сивкою распашем,
Зёрнышку готовим
Колыбель святую.
Его вспОит, вскОрмит
Мать-земля сырая,
Выйдет в поле травка –
Ну! Тащися, сивка!
Выйдет в поле травка –
Вырастет и колос,
Станет петь, рядиться
В золотые ткани.
Заблестит наш серп здесь,
Зазвенят здесь косы;
Сладок будет отдых
На снопах тяжёлых!
Ну! Тащися, сивка!
Накормлю досыта,
Напою водою,
Водой ключевою.
С тихою молитвой
Я вспашу, посею.
Уроди мне, боже,
Хлеб – моё богатство!
Ребята!
Вот и закончились зимние каникулы у Тани с Серёжей. Первый вечер после каникул они провели с родителями: делились впечатлениями. У них появился интерес к крестьянам.
Ребята, ответьте, пожалуйста, на вопросы:
1. Где провели вы зимние каникулы? Что делали? Чем занимались?
2. Был ли кто из вас за городом? Видели ли вы зимний лес? Что вам нравится
в природе зимой?
3. Кто такие крестьяне? Где живут? Чем занимаются?
4. Есть ли у вас родственники в деревне?
5. Расскажите, чем они занимаются? Какие животные есть у них в
хозяйстве.
День двенадцатый
Следующий день был последним днём каникул. Завтра начинаются занятия в школе. И, конечно, Таня и Серёжа готовятся к этому: собирают тетради, Учебники, писменные принадлежности. Мама гладит детям школьную одежду.
Короток зимний день. Мама отпустила детей погулять: «Идите, поморозьтесь». Дети сходили, «поморозились» и вернулись раскрасневшимися и голодными. Обед ещё не был готов и дети с отцом расположились на своём обычном месте: на диване. Разговор идёт спокойный, торопиться некуда.
- Мы-то с вами в кои веки выберемся на природу: на речку, на озеро или в лес. Я уж не говорю о поле: нам там, вроде бы, и делать нечего. Не только зимой, но и летом. А крестьянин круглый год живёт на природе, вышел за ограду – и вот оно: и лес, и поле, и река. Сейчас крестьянин в магазине может купить себе необходимые вещи. А раньше всё, или почти всё, делал своими руками: и одежду, и обувь. И дом строил своими руками – сам. А земля-кормилица давала ему всё: поле – овощи и хлеб, лес – мясо и мех, луг – корм, пищу для домашних животных.
- Здорово! – сказала Таня. – А нам всё покупать.
Серёжа хмыкнул:
- А крестьянин, что: бесплатно?
- Конечно, - сказала Таня.
- Нет, нет, Танечка, - возразил папа, - за всё надо было платить своим трудом. Ведь не зря появилась пословица: «Без труда – не вынешь рыбку из пруда». Лиса не принесёт охотнику свою шкуру: «На, охотник, тебе на воротник», нет. Лису надо выследить, знать её повадки, привычки. Жито не потечёт в амбар зерном: «На, пахарь, кормись!», нет уж! Поле надо вспахать, зерно посеять, уберечь от непогоды – вырастить, убрать и сохранить. Надо заготовить корма домашним животным: скосить траву, высушить её, собрать и сохранить. И эти все работы делались силами одной семьи. А дома сколько работы: прясть, ткать, плести! У нашей мамы нет таких забот, а она всё равно чем-то постоянно занята. А у неё всё хозяйство – это мы с вами. А вспомните бабушку с дедушкой: много ли они сидят сложа руки?
- Пищу готовит бабушка – людям и животным, - сказал Серёжа. – А дедушка за коровой и поросёнком ухаживает.
- И баню топит, - вспомнила Таня.
- И снег убирает, - добавил Серёжа.
- Вы ещё спите, а дедушка уже встал, принёс дров, затопил печь, греет воду. Для чего? Чтобы корм для домашних животных был тёплым. А бабушка чистит картошку, замесила тесто для шанежек. Бабушка печёт булочки, а дедушка пошёл убирать снег, который нападал ночью. Вон сколько только утренних дел. А у крестьян прошлых веков и зимой было больше дел, чем сегодня у наших бабушек и дедушек. Семьи были большие, по десять-двенадцать человек. Домашних животных тоже было гораздо больше. А это значит, что и пищи для всех нужно было готовить гораздо больше, а, значит, труда и времени на это уходило гораздо больше. А в свободное время нужно было ещё и лапти плести, корзины, лукошки, инвентарь ремонтировать, чтобы он был готов к весне. Да ещё за дровами в лес по снегу ездить. Помните: мужичок с ноготок, Влас?
- Однажды в студеную зимнюю пору, - процитировал Серёжа.
- «Откуда дровишки?» - «Из лесу, вестимо. Отец, слышишь, рубит, а я отвожу», - вспомнил другие строчки папа. – Это была только мужская работа. А сколько ещё женской? Теребить лён и коноплю, готовить их к прядению. Затем прясть пряжу и из конопли, и из льна, и из овечьей шерсти.
- Прясть – это делать нитки?
- Да. Спрясть, смотать в клубки. Из шерстяных ниток связать варежки, носки, свитера. Из льняных ниток нужно ещё соткать холст, из которого можно будет шить и одежду, и бельё; полотенца, скатерти и т. д. И это только часть работы зимой. А летом работы ещё больше.
- Вот, это да! – сказала Таня. – Ужас! («Ужас» - так мама говорит.)
- Вот чем платит крестьянин: своим ежедневным трудом. Круглый год, - закончил папа.
- А почему летом больше работы? – спросил Серёжа. – Вспахал, посеял и жди урожая.
- Нет, нет. Нужно точно по погоде выбрать время вспашки. Иначе не будет хорошего урожая. А для этого нужно из года в год наблюдать за погодой, делать приметы, чтобы не ошибиться со временем вспашки. В сырую почву посеешь – сорняков будет много, в холодную – семена погибнут. А подойдёт время вспашки – вспахать и посеять нужно быстро. А потому работа – от зари до зари, с раннего утра до позднего вечера, да в полную силу. А поле ведь не такое, как у нас садовый участок, а раз в сто больше.
- Ого-го! – опять удивилась Таня. – Как все наши сады?
- Наверное. Пройдёт пора посева – а тут и время траву косить. И много ведь надо её. И снова тяжёлая физическая работа. Потом навоз на поля вывозить, как удобрение. А там и хлеб созрел. И опять – ни сна, ни отдыха: во время убрать и просушить. Перестоит в поле хлеб – зёрна станут в землю падать, пропал урожай. А ты говоришь, посеял и жди.
Папа встал, подошёл к полке с книгами. Поискал глазами и вытащил том Г. И. Успенского «Избранные сочинения».
- Таня, узнай: если обед не готов, то я вам прочту кое-что о крестьянских терзаниях.
- Читай, пап. Мама позовёт, когда будет обед готов, - заметил Серёжа.
- И то верно, - согласился папа. – Глеб Иванович Успенский много писал о крестьянах и о крестьянском труде. Я прочту вам небольшой отрывок. Автор, приезжая в деревню, каждый год останавливался у крестьянина по имени Иван Ермолаевич. И вот однажды автор привозит из столицы барометр, прибор, который указывает на возможные перемены в погоде. Читаю.
«Узнав, что эта медная посуда будет показывать погоду, что стрелка, которая ходит под стеклом, указывает и дождь, и сушь, и ветер, Иван Ермолаевич заинтересовался. Слушая меня он говорил многозначительно: «А-а-а-а… Хорошо… Это ничего… Надыть попытать его.!.. Ничего…» Штука эта, которой он немедленно дал название «календарь», пришлась ему по вкусу., как вещь нужная в хозяйстве. До знакомства с этим календарём Иван Ермолаевич узнавал погоду – вещь для него весьма важную – по множеству собственных наблюдений и примет.
- Что то, - говорил он, например, в ясный летний день, - боюсь я , как бы дождя не было?
- Да почему же, день ведь ясный, ни тучки, ни облачка?
- В ушах что-то шумит… Вот чего я опасаюсь… Как ежели округ ушей в этакой-то день начнёт шуршать, шелестеть – уж это нехорошая примета…
Практиковался им ещё и другой способ, другая система.
- Какой у нас нОнича месяц идёт? – спросит, бывало, Иван Ермолаевич, - актяб?
- Какой октябрь – июль…
- Я их, месяцев-то, не знаю как их прозывать-то… Много ведь их… А вот в котором месяце крещенье, этот месяц как называется?
- Январь.
- Ну, вот видишь, теперь надо смотреть так: январь должен стоять против нонешнего месяца… Какой ноне месяц?»
- Пап, это как: «должен стоять против»? – спросил Серёжа.
Иван Ермолаевич, наверное, рассуждает так: середина зимы – какой месяц? Январь. Середина лета – июль. Зима противоположна лету, противостоит лету. Значит: январь стоит против июля.
- Февраль - против августа, март – против сентября, - подхватил Серёжа.\ - Наверное, так.
- «… Какой ноне месяц?
- Июль, июль, Иван Ермрлаевич!
Ну, январь стоит против июля, вот и надо помнить погоду… которое сегодня число?
Сегодня шестое…
- а крещенье в кое число?
- Тоже шестого».
- Сочельник шестого, - вспомнила Таня, - Колядки. Потом Рождество.
- Таня, ты забыла: летоисчисление, календарь в XIX веке вёлся по старому стилю. Если по старому стилю – шестое января, то по новому какое?
- Двадцать четвёртое декабря, - подумав, сказал Серёжа.
Таня ещё не умела так быстро считать.
- Нет. Чтобы определить число по новому стилю, надо к числу по старому стилю прибавить тринадцать дней… И что получается?
- К шести прибавить тринадцать будет девятнадцать. Девятнадцатое января, - посчитал Серёжа.
- Вот именно. Крещение – 19 января. Продолжим рассуждения Ивана Ермолаевича. Как он медленно это делает, не торопясь, основательно. Можно подумать, что он тугодум.
- «Видишь ты. Вот теперь и надо знать… Михайло! - зовёт он работника. – Что, не в примету тебе, шёл снег под крещенье, как мы в Сябринцы хлеб возили?
- Что-то не в примету…»
- «Не в примету» означает: помнишь ли? – пояснил папа.
- «А кажись, что будто как курил снежок – то?
- Н-нет, не припомню.
- Авдотья! – обращается Иван Ермрлаевич к жене, - не в примету тебе, как под крещенье ездили мы с Михайлой, брал я полушубок, али нет?
Авдотья останавливается с ведром в руке и думает. Думает серьёзно и пристально.
- Полушубок? – в глубоком припоминании чего-то переспрашивает она и, вспомнив что-то, говорит. – н-нет, кажись.
Авдотья замолкла, и Михайло замрлк, и Иван Ермолаевич молчит, все вспоминают.
- Чего ты! – вдруг, оживившись вспоминает Авдотья. – Чай, у Стёпиных полушубок-то взял… Вьюга-то к ночи поднялась… Чай, помнишь, как Агафья-то прибегла,ещё тёлка в ту пору… - т.д.
- Так-так-так-так, - твердит Иван Ермолаевич и сам припоминает и тёлку, и Агафью, и ещё что-нибудь.
Наконец и работник присовокупляет какую-нибудь подробность, так что в конце концов канун крещенья, бывший полгода тому назад, восстанавливается в памяти Ивана Ермолаевича, его жены и работника во всей подробности. Весь день накануне крещенья припомнилась не только погода, но и весь обиход дня во всей полноте.
- Ну, стало быть, - заключает это расследование Иван Ермолаевич, - копны-то разваливать (для сушки) погодить надо… Пожалуй, как бы к вечеру не собрались тучки, уж, видно, надобно повременить.
И таким образом копны не разваливались, и делалось это на основании самых точных исследований и наблюдений».
- Вот вам один из примеров наблюдательности крестьян. А сколько их, наблюдений и примет, рассыпано по всем месяцам и дням года? Целая наука. Не будешь знать её – разоришься.
- Обедать! – появилась мама. – Мыть руки и за стол.
Ребята! Пожелаем Тане с Серёжей приятного аппетита, а сами вспомним их беседу с папой.
1. Чем занимались крестьяне летом? О каких работах рассказывал папа?
2. Чем занимались крестьяне зимой?
3. Почему землю называют кормилицей?
4. Почему дорог хлеб для крестьянина?
5. Чем заняты ваши родители зимой и чем заняты летом?
…На зимний день быстро надвинулся вечер. И хотя с конца декабря день стал понемногу увеличиваться, «солнце повернуло к лету», глаза не замечали изменений. А поэтому в определённое время, в определённый час дети лежали в постели и ждали очередного рассказа папы. Куклу свою Таня уже «уложила спать» и попрощалась с Сявой-дворянином.
Папа подсел к Тане на кровать и сказал:
- Помните, днём я вам говорил о том, что после посева удобряли поля навозом. Не те, которые были засеяны, а те, которые были свободны от посева. Там земля «отдыхала», говорили крестьяне. Она была вспахана и называлась «парЫ», от слова «пар». Так вот: между временем посева и сенокосом был промежуток времени, когда крестьяне удобряли свои поля. Работа эта тяжёлая, требует много людей и телег. Поэтому крестьяне каждому поочерёдно возили на поля навоз. «Всем миром» - так говорили раньше. И называлась эта общая работа – «пОмочи». Люди оказывали дру другу помощь. Вот рассказ Сергея Семёнова, писателя XIX века, как раз об этом. Рассказ называется «Первый трудный день».
«- Эй, Катерина! – послышался у нас за окном голос одного нашего деревенского мужика, -подойди-ка сюда, у меня к тебе слово есть.
Моя мать сидела у стола и шила мне рубашку. Когда её позвали, она бросила шитьё и подошла к окну.
- Что такое?
- Пашковский Никита велел тебе приезжать навоз возить.
- Когда?
- Послезавтра.
- Ладно… Спаси, Христос, что сказал».
- А почему тётя говорит: «Спаси Христос»? – спросила Таня.
- А как бы ты отблагодарила?
- Спасибо, что сказал.
- Наверное, слово «спасибо» происходит от двух слов: «спаси бог». Так раньше благодарили: пусть тебе бог будет спасителем, спасёт тебя от беды за хорошую весть или за хорошее дело. Спаси бог. А бога как зовут?
- Христос.
- Значит, можно благодарить и так, как благодарит Катерина: «Спаси, Христос, что сказал».
«Мужик ушёл, а мать вернулась на своё место и принялась опять за шитьё. Я лежал в это время на коннике».
- «Конник» - это лавка для сна, вместо кровати.
«Когда мать села, я вскочил со своего места и подбежал к ней.
- Мама, зачем нам навоз возить?
- В Отвоз. Мы повозим, а там к нам приедут; так другу другу и пособим.
Я вспомнил, что при этой работе бывают нужны и ребятишки.
- И я с тобой поеду? – спросил я.
- Что тебе там делать?
- Буду лошадь водить…
Мать поглядела на меня лучистым взглядом и радостно засмеялась:
- Ах, ты карапуз! Тебе и до повода-то не достать.
- Достану, ей-богу, достану! – поспешил уверить я.
Но мать не обращала внимания на мою уверенность. И, откусывая нитку, проговорила:
- Будет не дело говорить-то!
А потом задумалась и с досадой проговорила:
- Ну, ладно, поедем…
Мне в то время шёл девятый год. Я ещё ни разу заправски не подводил лошадь на работе, и мне очень этого хотелось. Когда мать сказала, что возьмёт меня в Пашково, у меня закружилась голова, и я весь день ходил как в чаду. То же было и на другой день. Мать справляла, и я не отставал от неё, помогал ей закручивать закрУтни…»
- «Закрутня» - это кляп для закрутки конской губы, - пояснил папа. – А почему нужно закручивать конскую губу, я не знаю. Здесь, в пояснении не написано. Вот ведь сколько нам горожанам непонятных мелочей! Дальше.
«…помогал закручивать закрУтни и искал чекУ». ЧекА – это клин, который вставляется в отверстие оси колеса, чтобы при движении колесо не соскочило. Можно сказать, что чекА закрепляет колесо. Вот ведь сколько уже знал девятилетний крестьянский мальчик!
«Когда день прошёл, мать сказала мне:
- Ложись скорей спать, а то завтра рано вставать!
Я лёг, но мне не скоро удалось уснуть: в моей голове бродили думы о завтрашнем дне и я никак не мог от них отделаться.
Наступил и этот день. Ещё куры сидели на насесте, а мать нагнулась ко мне и стала тормошить меня:
- Ермошка! Ермошка! Вставай, поедем!
Я слышал, что меня будят, но мне не хотелось вставать.
- Да поезжай одна, пусть спит себе на здоровье, - раздался другой голос.
Это говорила бабушка. Только она это проговорила, сонный туман в моей голове рассеялся, я сообразил зачем меня поднимают, и, как ванька-встанька, вспрыгнул на ноги и пошёл умываться.
Я вышел за матерью из избы, у двора стоял запряжённый в телегу наш Карька (имя лошади) и дремал. Мы влезли на телегу и мать дёрнула вожжой.
Одно за другим мы оставили за собой полевое болото, холодный овраг, в котором было очень холодно от росы. Роса белела везде, как молоко, трава была подёрнута ею, как туманом, головки цветов от неё казались седыми. Когда мы въехали в рощу, то с деревьев роса падала каплями.
В лесу около дороги торчали грибы, кое-где, как искорки, краснели ягоды, поднимал свои махры ствольник, из которого мы делали дудки.
Солнце ещё не всходило, но там, где оно должно было всходить, небо было алое.
Проехали лес. Перед нашими глазами сначала открылось пашковское паровое поле, куда будут возить навоз, потом и само Пашково. Мать подогнала Карьку; но старый Карька только вильнул хвостом.
Когда мы подъехали ко двору дяди Никиты, он выводил лошадь с нарытым навозом. Увидев нас, он широко улыбнулся и воскликнул:
- А-а! Милости просим! Ника, сам-друг? Это хорошо!
- Как же, - улыбаясь проговорила мать, - работник вырос, не дома же его держать. Пусть едет матери подсоблять.
- Что же, сам поохотился? (Т. е. сам захотел)
- Сам.
- Молодец! Вот примечай, какая у нас другая лошадь. Встречаться-то будешь вот с этой тёткой – узнАешь?
Я глянул на лошадь и на молодую бабу с подоткнутым подолом – срывальщицу и сказал:
- УзнАю».
- Срывальщица сбрасывает навоз с телеги на поле, - пояснил папа. – Мальчику будут здесь нагружать телегу. А он на ней отправится в поле. А на встречу ему с поля будет возвращаться пустая телега с этой тёткой. И тётку эту надо узнать. Мальчик Ермошка пересядет в телегу тётки и вернётся за навозом. А тётка повезёт навоз в поле. Понятно?
- Понятно, - сказал один Серёжа.
А Таня промолчала.
«Мать ушла во двор, меня, как только сел, охватила дремота. Я силился бороться с нею, но глаза у меня слипались и ко сну тянуло, как камнем в воду. Я приткнулся в углу и заснул.
- Вот так работник, уж спит! – раздался над моим ухом голос.
Я открыл глаза – передо мной стоял дядя Никита. Он вывел со двора нарытый воз, и, остановившись, глядел на меня.
- Ну, брат, поведём воз. Я тебе на первый раз покажу куда, а там уж один будешь.
Мы повезли воз. Из каждого двора выезжали возы. Приезжие были нарядные, на некоторых лошадях красовалась хорошая сбруя, позвонки».
- «Сбруя» и «позвонки» - это часть упряжи лошади, - пояснил папа.
«Возы, скрипя, тянулись к одному концу деревни. У выезда собрался целый обоз. Дело делалось большое и важное, и, держа за повод лошадь, я с гордостью подумывал про себя, что и спица в этой колеснице.
За деревней мы встретились со срывальщицей.
Срывальщица взяла у нас лошадь с возом, мы сели в пустую телегу. Дядя Никита показал мне, как садится и как править лошадью.
- Главное – не зевай. А как зазеваешься – либо колесом зацепишь, либо в тын (забор или плетень) угодишь.
Совсем незаметно подошло время обеда. Перед обедом выпрягли лошадей и отвели их в стадо. Жена дяди Никиты, тётя Марфа, нарезала селёдок, натолкла луку, поставила на стол кисель, и все сели обедать. Мне редко приходилось есть так сладко, всё мне казалось таким вкусным.
Большие после обеда легли отдыхать, а мне дядя Никита сказал:
- Ну, а ты тоже на боковую, аль побегаешь? Поди пока в огород: там крыжовник есть, нарви себе да пройди в стадо, лошадей посмотри.
Нарвавши полный карман зелёного крыжовника, который хрустел на зубах и вязал во рту, я побежал в стадо. Стадо было одно лошадиное. Коровы в это время были дома.
Лошади ходили по густой и сочной траве. Было жарко. Кругом лошадей носились слепни, садились на них, лошади отмахивались от них хвостами. Ребята, которые стерегли лошадей, сидели в кучке поодаль и что-то разговаривали. Я решил подойти к ним и примкнуть к кучке; но только я подошёл, один мальчик спросил меня:
- Мальчик, ты чей? У кого подводишь?
- У дяди Никиты.
- Под телегу не попал ещё?
- Ни разу.
- Молодец! Вот тебе за это.
Мальчик ударил меня по спине, другие ребятишки захохотали. Мне стало обидно, и я хотел дать ему сдачи, но мальчик был большой, мне с ним не справиться бы, и я ему спустил. Другой мальчик – чёрненький, в кумачовой красной рубашке и белом картузе (кепке) – сказал:
- Ну, за что ты его? Не тронь! Он умный… Дай-ка мне картуз. – И он, не дожидаясь, стащил с моей головы картуз и спросил: - Он слушает тебя?
- Нет, - сказал я, не понимая, к чему он это спрашивает.
- Нет, так зачем же ты такой носишь? Дай-ка я его закину.
И он размахнулся, собираясь закинуть картуз. Я понял, что попал впросак, и захотел поправиться.
- Слушается! – поспешил крикнуть я.
- Коли слушается, то позови его: он к тебе сам придёт.
Мальчик далеко кинул мой картуз, я побежал за ним.
Но вот опять заскрипели возы, загремели порожние телеги.
Я водил то одну, то другую лошадь и чувствовал, что у меня сильно жгло подошвы от ходьбы по жёсткой земле, а от вожжей драло ладони.
Кончился день. Нашей лошади поставили корзину травы, а нас посадили ужинать. Опять ели лук, селёдку, кашу с постным маслом. Ели, как и в обед, с большим удовольствием. Дядя Никита, должно быть шутя, проговорил:
- Ты не езди домой-то, ночуй здесь, а завтра ещё у кого поводишь.
- Он завтра опять приедет, - ответила за меня мать.
Мы сели в телегу и поехали.
Уж смеркалось. Мне делалось тяжелее и тяжелее. Уж трудно становилось сидеть, хотелось к чему-нибудь привалиться, но телега была жёсткая. Я поневоле сидел, и предо мною начал проноситься весь сегодняшний день – всё, что я видел, что слышал. Потом я привалился к матери и закрыл глаза, но, закрывши глаза, я всё равно видел возы с навозом и порожние телеги. Вон мальчик настёгивает лошадь, и лошадь скачет быстро и где-то скрывается… Вот дядя Никита; он держит на плече вилы, на вилах – мой картуз, а в картузе лук, да зелёный-зелёный. Кругом кто-то насыпал крыжовнику, по нём ходят, и он хрустит… А вот рукомойник, в нём плавает селёдка, брюхо у неё разрезано, но она живая, она шевелит жабрами и пьёт воду».
- Он, что заболел? – вдруг спросила Таня.
- А я думал, что ты уже спишь, - сказал папа. – Слушай дальше – узнаешь.
«Кто же это её пустил? Завтра надо будет пустить её в речку; пойду купаться и пущу.
Что мне представлялось ещё, я уже не помню. После мать говорила, что она замертво стащила меня с телеги и унесла на постель. Я проспал до полудня, но и со сном не прошла моя усталость».
- А вам до полудня спать не придётся, - сказал папа. – Поэтому все вопросы – завтра. А сейчас – спокойной ночи.
Ребята!
1. Как вы думаете, почему мальчик Ермошка захотел поехать вместе с мамой? Найдите объяснение в тексте рассказа.
2. На кого из героев из героев стихов или рассказов о детях похож Ермошка?
3. Что умел делать Ермошка в свои девять лет?
4. Что умеете делать вы? Как вы помогаете взрослым?
5. Почему мама взяла с собой Ермошку?
6. Что вам показалось странным в рассказе? Что есть в рассказе, а в нашей жизни уже нет?
День тринадцатый
Ребята вернулись из школы, переоделись, проверили содержимое кастрюль и холодильника и решили, чем будут обедать. Пока разогревалась пища и Серёжа резал хлеб, Таня сменила воду в поилке Сявы, за что тот поблагодарил Таню:
- Сява – хороший! Сява – дворянин!
Таня накрыла на стол и сказала Серёже:
- Ешь молча.
- Приятного аппетита, - ответил на это Серёжа и ребята приступили к обеду.
Оба молчали.
- А я пятёрку получила, - не выдержала Таня.
Серёжа молчал.
- Я больше не хочу, - Таня отодвинула тарелку.
- Доедай, - сказал Серёжа, - пища денег стоит.
- А я не хочу! Молоко выпью и всё!
- В другой раз не жадничай: накладывай столько, сколько съешь.
- Я думала, что съем…
- Лучше потом возьми добавку, - закончил мысль Серёжа.
- Ладно, - смирилась Таня, - я съем, но я не хочу.
После обеда Серёжа объявил:
- Я убираю со стола, а ты моешь посуду.
- Да?! – возмутилась Таня. – Посуды вон сколько!
- Мыть посуду – женское дело.
- А почему папа моет посуду?
- Потому что маме помогает.
- Вот и ты помоги мне.
- Ладно, помогу, - вздохнул Серёжа.
…Вечером, после обмена новостями папа спросил у детей:
- Ко мне вопросов нет? А то я займусь своими делами.
- Нету, - сказала Таня и спохватилась, - есть! У мальчика, который лошадь водил и устал, не было сестрёнки?
Папа озадаченно потёр переносицу:
- Не знаю. В рассказе об этом не говорится. Но вообще-то в крестьянских семьях было много детей: пять-восемь, а то и десять-двенадцать.
- Ничего себе!
- А как же! Работы в семье много – должно быть и работников много. Радовались, когда в семье было много мальчиков, будущих работников.
- Девочки ведь тоже работали, - обиделась Таня.
- Конечно, Танечка! Но даже если в семье были только мальчики, то они приводили в дом свою жену, когда женились. И в семье появлялись ещё одни женские руки. А вот своих дочерей надо было отдавать в другую семью и с нею, с дочерью, отдавать и приданое – часть нажитого добра. Вы же знаете! Поэтому и крестьяне, и дворяне считали, что девочка в семье – убыток.
- Пап, а крестьяне тоже, как и бояре, рожали детей в банях? – вдруг вспомнила Таня.
- Не крестьяне рожали, - поправил Таню папа, - а крестьянки. Да, тоже – в бане. Но бывало и в дороге, и в поле даже.
- А почему?
- Если в семье не хватало рабочих рук, то крестьянки выезжали работать в поле до самого рождения ребёнка. Так важна была работа в поле. А уж с младенцами многие крестьянки работали. Сделают ребёнку шалашик или в тень положат – и работают. Помню с детства такие стихи:
Она на поле барском жала,
И тихо побрела к снопам;
Не отдохнуть, хоть и устала,
А покормить ребёнка там.
- А зачем она брала ребёнка в поле? – спросил Серёжа. – Ведь были и другие, старшие дети, которые могли побыть с ребёнком.
- Серёжа, а кто бы кормил ребёнка маминым молоком? Только мама. Но самое главное – все работают, что-то делают. Когда поменьше было работы, младенец подрастал, то его могли оставлять со старшей сестрой. Она была вместо няни и кормила младенца из рожка. Это такая первобытная соска. Часто завязывали в марлю или в тряпочку кусочек хлеба и давали ребёнку. А он сосал и жевал такую соску.
- Няня-сестра кормила его и меняла ему пеленки и штанишки? – вспомнила Таня своих пупсов.
- Штанишек у таких маленьких детей не было. Лет до трёх-четырёх почти никакой одежды не было на маленьком ребёнке.
- Он ходил го-лый?! – изумилась Таня.
- Да!
- И зимой?!
- А зимой не выходил из избы и сидел на печи. Да и старшие дети ходили в одних рубашках. И зимой и летом. Замёрзнут – бегут в избу греться. Валенки да тулупчик – один на всех малышей: надевали по очереди. Многие дети заболевали от грязи, недоедания, болезней и умирали. Остальные росли более приспособленными к такой жизни, к таким суровым условиям.
Папа замолчал, подумал о чём-то, подошёл к полкам с книгами.
- Вот, сказал он. – У Дмитрия ГригорОвича – тоже писатель XIX века – есть рассказ: «Антон-горемыка». Об очень бедной крестьянской семье. Антон сам беден, да ещё кормит своего племянника сироту, мальчика лет десяти. Зимой Антон с Ваней, так зовут племянника, ездили в лес за хворостом. Хварост рубили и топили им печь. Возвращаясь домой, Антон разрешил Ване сесть на лошадь. А теперь слушайте.
«Между тем деревня всё ещё не показывалась. Тёмные тучи, сгустившиеся над нею, окутывали её сизой непроницаемой тенью; струйки белого дыма…давали, однако, знать о близости избушек. Прежде всего показалась на пути маленькая кузница с дЮжим кузнецом Вавилою на пороге, который приветливо кивнув Антону головою, вымолвил: «отколе?» и на ответ: «а из осинника, зевнул, перекрестив рот; там показались крестьянские густые огороды. А там потянулось и само село Троскино, расположенное по скату лощины».
- «Лощина» - это широкая долина с пологими склонами, - пояснил папа.
«Толпа чумазых ребятишек, игравших в бабки, стояла на улице подле колодца. Они, казалось, нимало не замечали стужи и ещё менее заботились о том, что барахтались, словно утки, в грязи по колени; между ними находилось несколько девчонок с грудными младенцами на руках».
- Вот тебе, Таня, и няньки-сёстры.
«Семи- или восьмилетние нянюшки дули в кулаки, перескакивали с одной ноги на другую, когда уж чересчур забирал их холод, но всё-таки не покидали весёлого сборища; некоторые из них, свернувшись калачиком под отцовским кожухом (полушубком), молча и неподвижно глядели на игравших.
Проезжая мимо, Ванюшка, начинавший было корчиться от стужи на своей кляче, вдруг вытянулся, приосанился и крикнул, во сколько хватило силёнки: «Эй! Пошли прочь!..ишь лошадь едет…». Толпа дала дорогу, окидывая седока (наездника) завистливыми взглядами. Одна девчонка, рыженькая, курносая, взъерошенная и вдобавок ещё и хромая, пустилась догонять воз, прыгая и вертясь на одной ножке.
- Дядя Антон, дядя Антон, посади на воз! – кричала она. – Посади, голубчик, на воз… золотой, посади, право – ну посади!
- Пошла прочь, - вымолвил Антон, грозя хворостиной, - чего привязалась! Вот я те!..
Девчонка остановилась, дала ему проехать несколько шагов и потом снова поскакала; только теперь, как бы назло, она коверкалась и ломалась несравнимо более, кричала звонче, приступала настойчивее, пока наконец, выбившись из сил, поневоле должна была отказаться от своего преследования, но и тут не упустила случая высунуть Антону язык…»
- Вот так: раздетые, зимой, на улице, - закончил читать папа.
- Ужас! – сказала Таня. Ей всё больше нравилось это мамино слово.
- Ну, не так уж и страшно. Детям всё равно было весело. И потом: зима когда-то кончается. А летом! И рыбалка, и ягоды, и грибы! Не так голодно и совсем уж не холодно.
- А как они всё умели? – спросил Серёжа. - Почему всё умели делать крестьянские мальчишки?
- И девочки – тоже, - заступилась за девочек Таня.
- Когда ты родился, ты тоже ничего не умел. А теперь…совсем другое дело, - ответил Серёже папа.
- И я, - напомнила о равноправии Таня.
- И ты. Дети постепенно научаются тому, что умеют делать старшие. Крестьянские работы и заботы год от года почти не менялись: поле, домашнее хозяйство, огород, ткачество. Вот дети и учились у старших жить. Не будешь знать крестьянского труда – погибнешь, умрёшь. Взрослые давали детям поручение-работу. Сначала – несложную и не трудную: покормить кур, собаку. Или поухаживать за телёнком, жеребёнком: почистить, покормить…
- Здорово! – восхищённо сказал Серёжа. – Нам бы так.
- Ага, жеребёночка на балкон, - остроумно заметила Таня.
- А что? Пожалуйста! Всё лето можете у бабушки ухаживать за телёнком, - предложил папа.
- Мы подумаем, - глубокомысленно произнёс Серёжа.
- Но это же – не всё, телёночек, - сказала Таня. – А вышивать? Прясть?
- Всё – постепенно: и рукоделие, и обработка льна, и другие домашние работы – подрастали и обучались. Девочки - прясть, мальчики - плести лапти да корзины, девочки – шить-вышивать, мальчики – запрягать и боронить. Всё приходило с возрастом, с умением и с природной силой.
- Интересно!
- Где-то у меня была книга, серьёзная – сейчас поищу.
Папа снова отправился к полкам.
- Вот.
Книга была большая, красивая, с картинками и называлась «Мир русской деревни». Папа полистал книгу и нашёл нужное место:
- Слушайте! «Мальчиков начинали приучать к работе с девяти лет. Первые поручения были – летом стеречь лошадей, загонять свою скотину из общего стада во двор, пригонять гусей и т. п. С одинадцати лет обучали садиться верхом на лошадь, в этом же возрасте дети начинали «скородить» - участвовать в бороньбе пашни («скорода» - борона, сельзозинструмент с острыми зубьями для разрыхления земли). Мальчик, правящий лошадью при бороньбе, назывался боронволОк. Достижением возраста боронволкА гордились – и сам мальчик, и семья. «Свой боронволОк дороже чужого работника», - утверждала пословица.
На четырнадцатом году учили пахать, брали на сенокос подгребать сено, поручали водить лошадей в луга. На семнадцатом году подростки учились косить… На восемнадцатом косили траву, рожь, овёс. И только на девятнадцатом году их допускали навивать на возы сено и зерновые: здесь требовалась мужская сила. В это же время учили «отбивать», (острить, точить) косу. На девятнадцатом году парень уже сам мог сеять рожь, овёс, гречиху».
- Что ты всё о мальчиках, - возмутилась Таня. – А девочки?
- И о девочках есть. На одиннадцатом году учили прясть на самопрялке; на тринадцатом – вышивать; шить рубахи и вымачивать холсты – на четырнадцатом; ткать – на пятнадцатом или шестнадцатом; устанавливать самой ткацкий стан – на семнадцатом. Одновременно в 15-16 лет девушка
Училась доить корову; на шестнадцатом году…начинала жать и вязать в снопы рожь. Полной работницей она считалась в восемнадцать лет. К этому времени хорошая невеста… должна была ещё уметь испечь хлеб и стряпать». – Я, думаю, хватит вам на сегодня, - сказал папа. – Подошло время вечерней сказки. Смотрите и готовьтесь ко сну. Потом я, может быть, прочту вам какой-нибудь рассказ из жизни крестьянских детей.
Ребята! Оставим Таню и Серёжу со своими заботами. А тот рассказ, который папа обещал прочитать детям, и я не знаю прочитал он или нет, предлагаю прочитать вам самим.
Лев Николаевич Толстой
За ягодами
1
Возвращались из ночного мужики и ребята.
Тараска Резунов, малый лет двенадцати, обогнал всех и поскакал в гору к деревне. Чёрная собака весело бежала впереди лошадей, оглядываясь на них. Тараска подъехал к избе, привязал лошадей у ворот и вошёл в сЕни(1)
- Эй, вы, заспалися! – закричал он на сестёр и брата, спавших в сенях на дерюжке.
Мать встала уже доить корову.
Ольгушка вскочила, оправляя обеими руками взлохмаченные светлые волосы.
Ребята с вечера собирались за ягодами, и Тараска обещал разбудить сестру и малого, как только вернётся из ночного. Он так и сделал. Мать дала ему кружку молока. Хлеба он сам отрезал себе, уселся за стол и стал есть.
Когда он в одной рубашке пошёл по дороге, дети красными и белыми пятнышками виднелись далеко впереди, на тёмной зелени рощи. Тараска догнал их за большим лесом.
2
Ягодное место было по свезённому(2) лесу. Между сочных молодых кустов выдаваплись места с невысокой травой, в которой зрели и прятались красные ягоды.
Девчонки, перегнувшись вдвое, ягодку за ягодкой выбирали и клали какую похуже в рот, какую получше – в кружку.
- Ольгушка! Сюда иди! Тут беда – сколько!
- Ну, вре(3)! Ау! - -перекликались они, далеко не расходясь, когда заходили в кусты.
Тараска ушёл от них дальше в овраг.
- Грушка!
- Ась!
- А как волк!
- Ну, что ж волк? Ты что ж пужаешь? А я не боюсь, - говорила Груша и, забывшись, клала ягоду за ягодой, и самые лучшие, не только в кружку, а в рот.
- А Тараско-то наш ушёл за овраг. Тараска! Ау!
- Я-о! – отвечал Тараска из-за оврага. – Идите сюда!
- А и то пойдём, там больше.
3
Девчата полезли вниз в овраг и тут, на припёке солнца, сразу напали на полянку, сплошь усыпанную ягодами. Обе молчали, не переставая работать руками и губами.
Вдруг что-то шарахнулось и среди тишины со страшным, как им показалось,, грохотом затрещало по траве и по кустам.
Грушка упала от страха и рассыпала набранные ягоды.
- Мамушка! – завизжала она и заплакала.
- Заяц, это заяц! Тараска! Заяц! Вот он! – кричала Ольгушка, указывая на серо-бурую спинку с ушками, мелькавшую между кустов.
- Ты чего? – обратилась Ольгушка к Грушке, когда заяц скрылся.
- Я думала, волк, страсть, испугалась! – говорит Грушка, заливаясь звонким, как колокольчик хохотом.
4
Солнце уже совсем вышло из-за леса и жарко пекло землю и всё, что было на ней.
- Ольгушка, купаться! – пригласили Ольгу сошедшиеся к ней девочки.
И все большим хороводом отправились с песнями к реке.
Барахтаясь, визжа и болтая ногами, девочки не заметили, как с запада заходила чёрная туча, как солнце стало скрываться и как запахло цветами и берёзовым листом и стало погромыхивать.
Не успели девочки одеться, как пошёл дождь и измочил их до нитки(4).
5
В прилипших к телу и потемневших рубашонках девчонки прибежали домой.
Когда они пообедали, рубашонки уже высохли. Перебрав землянику и уложив её в чашки, они понесли её на дачу.
Вернувшись домой, ОЛьгушка развязала зубами узелок в платке, в котором был завязан двугривенный(5), и отдала его матери. Мать спрятала деньги.
Тараска же, с завтрака пропахавший с отцом картофель, спал в это время в тени густого тёмного дуба.
Пояснения
1. – сЕни – помещение между жилой частью дома, избы и крыльцом.
2. – сведённый лес – вырубленный лес.
3. – «Ну, вре» - не может быть, не верю.
4. – «измочили до нитки» - промочили одежду насквозь.
5. – двугривенный – двадцать копеек.
Ребята!
1. Почему мальчик в крестьянской семье был важнее, дороже, чем девочка.
2. Как вы думаете: почему детям постепенно поручали более трудную
работу?
3. Что должен был уметь делать юноша к восемнадцати годам?
4. Что должна бала уметь делать девушка к восемнадцати годам?
Найдите в тексте ответы.
5. Вам нравится или нет жизнь крестьянских детей? Почему?
Иван Суриков
В ночном
Летний вечер. За лесами
Солнышко уж село;
На краю далёком неба
Зорька заалела;
Но и та потухла. Топот
В поле раздаётся:
То табун коней в ночнОе
По лугам несётся.
Ухватя коней за гриву,
Скачут дети в поле,
То-то радость и веселье
То-то детям воля!
По траве высокой кони
На просторе бродят;
Собралися дети в кучу
Разговор заводят.
Мужички сторожевые
Улеглись за лесом
И заснули… Не шелОхнет
Лес густым навесом
Всё темней, темней и тише…
Смолкли к ночи птицы;
Только нА небе сверкают
Дальние зарницы.
Кой-где звякнет колокольчик,
Фыркнет конь на воле,
Хрупнет ветка, куст – и снова
Всё смолкает в поле.
И на ум приходят детям
Бабушкины сказки:
Вот с метлой несётся ведьма
На ночные пляски;
Вот над лесом мчится леший
С головой косматой,
А по небу, сыпля искры,
Змей летит крылатый;
И какие-то все в белом
Тени в поле ходят…
Детям бОязно – и дети
Огонёк разводят.
И трещат сухие сучья,
Разгораясь жарко,
Освещая тьму ночную
Далеко и ярко.
Как вы знаете, ребята, летом у крестьянина очень много тяжёлой работы. И если бы не было у него лошади, сам он эту работу не смог бы осилить. Поэтому крестьянин дорожил лошадью, оберегал её, заботился о ней. А так как днём лошадь не успевала наесться – занята была работой и мешали ей слепни и оводы – то крестьяне отправляли лошадей пастись ночью. И называлось это: ночнОе.
Обычно в ночнОе отправляли группу детей, которые всю ночь и присматривали за лошадьми. С детьми были и взрослые: один или два человека, на случай, если возникала какая-нибудь трудная ситуация.
Тараска из рассказа Л. Н. Толстого уже бывал в ночнОм. И стихи Ивана Сурикова об этом.
В каком возрасте крестьянские дети ходили в ночнОе? Поищите ответ в рассказах папы.
А ещё, ребята, прочтите пословицы и поговорки о труде. Объясните, как вы их понимаете, или спросите об этом старших.
1. Без труда не вытащишь рыбку из пруда.
2. Всякое уменье трудом даётся.
3. Каков мастер, такова и работа.
4. Какова пряха, такова на ней и рубаха.
5. Любишь кататься, люби и саночки возить.
6. Не привыкай к безделью, учись рукоделью.
А вот пословицы и поговорки о лентяях:
1. Долго спать – добра не видать.
2. Долог день до вечера, коли делать нечего.
3. Не пеняй на соседа, когда спишь до обеда.
4. У ленивой пряхи и для себя нет рубахи.
А как вы понимаете следующие пословицы и поговорки:
1. Каково дерево, таков и клин; каков батька, таков и сын.
2. От лося – лосята, от свиньи – поросята.
3. Яблоко от яблони недалеко падает.
4. Одного поля ягоды.
Если вы какие-то пословицы не понимаете, попросите разъяснить смысл этих пословиц своих родителей или учителей.
День четырнадцатый
Неделя учёбы прошла быстро: короткой оказалась неделя. И Таня с Серёжей, конечно, обрадовались этому. Но главным событием недели стал…
Новый год. Да, да – новый год, но только по-старому стилю, четырнадцатого января. И называется этот день: старый Новый год. А встреча его, естественно, накануне: тринадцатого. Вечером. Таня с Серёжей узнали о встрече старого Нового года, только придя из школы: мама почему-то была дома.
- Отпросилась с работы пораньше: гости к нам сегодня придут, надо успеть подготовиться, - объяснила мама.
- А какой праздник? – спросила Таня.
- Новый год. Старый новый год.
- А первого января был молодой новый год?
- Нет. Был просто Новый год. А сегодня – Старый новый год. По старому стилю. Вам же отец объяснял! Сегодня по-старому стилю какое число?
Таня подняла глаза к потолку, затем опустила, стала загибать пальцы руки и шевелить губами.
- Тридцатое декабря, - наконец, сказала она.
- Не тридцатое, а тридцать первое. В декабре – тридцать один день. А тридцать первого декабря мы встречали новый год. По новому стилю. Понятно?
- Понятно, - сказала Таня. – Завтра суббота и занятий в школе нет.
- Понятно, - ответила мама Тане. – Мой руки, будешь мне помогать.
- А Серёжа?
- А Серёжа пойдёт погуляет. А мы с тобой будем заниматься женскими делами.
Серёжа торжествующе взглянул на Таню.
- Только не долго, - добавила мама. – Я кое-что приготовлю – приходи поесть.
- Есть! – по-военному сказал Серёжа.
Вскоре пришёл с работы папа (тоже пораньше) и подготовка к приёму гостей пошла полным ходом. А тут и проголодавшийся Серёжа вернулся с улицы. Вся семья была в сборе.
Поставили стол, расставили приборы. А между делом шёл разговор.
- В старину на святки, то есть от Рождества Христова до Крещения его, девушки гадали.
- А когда Крещение?
- На двенадцатый день со дня Рождества. По старому стилю – шестого января, а по новому… - папа внимательно посмотрел на ребят.
- Девятнадцатого, - сообразил Серёжа.
- А зачем девушки гадали? – спросила Таня.
- Хотели узнать, когда выйдут замуж? За кого: богатого или бедного? А некоторые девушки пытались и имя жениха узнать.
- А как? Имя-то как узнать? – заинтересовалась Таня.
- По-разному. Ждали у ворот прохожего, например. И просили его назвать любое мужское имя. Это имя и считалось именем будущего жениха.
- А как узнавали: бедный или богатый? – этот вопрос заинтересовал маму.
- Я тебе, мама, потом отдельно расскажу, - рассмеялся папа.
- А мне?
- А тебе, Таня, рано этим интересоваться. Но об одном способе расскажу. Это был, наверное, самый известный способ. Клали по кругу в избе нитки или ножницы, воду в чашке, зерно, монету – и зажигали свечу. Приносили петуха, иногда курицу, и пускали его в круг. Петух расхаживал в круге и подходил к какому-нибудь предмету. А предмет обозначал того или иного человека: вода – пьяницу, зерно – зажиточного человека, деньги – богатого, ножницы – портного. Иногда пытались увидеть своего будущего мужа, суженного. Из спичек или палочек перед сном складывали под кроватью колодец. Считалось, что суженый может придти во сне к колодцу воды напиться и лицо его можно будет увидеть.
- А это – правда? – снова заинтересовалась Таня.
- Я думаю, что нет. Потому что гадания происходят от веры в сверхестественную силу, которую будто бы понять или постигнуть умом невозможно. А раз понять невозможно, то нужно только верить. На этой вере в сверхестественное основаны и многие приметы. А некоторые приметы, мне кажется, взрослые придумали специально.
- А зачем? - удивился Серёжа.
- Ради воспитания детей. Помните в «Домострое» что написано: «Воспитывай чадо своё в страхе божьем». То есть в страхе перед богом. Например, говорили детям так: «Кто ногами болтает, тот чёрта качает». А зачем так говорили? А затем, что сколько детям ни говори: не болтай ногами, они продолжают шалить. Чтобы их напугать, придумали эту примету.
- А что же в ней страшного? – опять удивился Серёжа.
- Рассуждали так: качаешь чёрта – делаешь ему приятное, а делаешь чёрту приятное - значит, ты против бога. И бог тебя может наказать.
- Мам, а где салфетки? – спросила Таня и, повернувшись к маме, опрокинула солонку с солью.
Солонка стала падать со стола, Серёжа хотел её подхватить и снёс со стола на диван тарелку. На мгновение все замерли. Первым опомнился Серёжа:
- Руки - крюки! Что соль рассыпала? – отругал он Таню.
- А ты? – заступилась за Таню мама. – Тарелку чуть не разбил!
- Тихо, тихо! – остановил ссору папа. – Успокойтесь.
- Ладно, - сказала мама, внимательно рассматривая упавшую тарелку. – Что там есть из примет про тарелку?
- Ничего. Впрочем: посуда бьётся – на счастье, а у нас, к счастью, она не разбилась.
- Ничего не понятно, - насупился Серёжа. - К счастью, к несчастью…
- Чтоб люди не расстраивались, им говорили: посуда бьётся к счастью.
Мама подала салфетки Тане:
- Держи. Аккуратней! – И добавила: - А про соль и я знаю. Соль рассыплешь – поссоришься. Вот мы и поссорились. Сбылась примета.
- Не совсем так, но похоже. Соль на крестьянском столе всегда была дорогим продуктом. Иногда даже дороже золота. В России были даже восстания, бунты из-за соли.
- Из-за соли? – очень удивилась Таня. – Из-за простой соли?
- Да, именно так. Поэтому были придуманы приметы о соли: не рассыпай соль – поссоришься; не макай хлеб в солонку – поссоришься.
- Но почему? - не понимал Серёжа.
- Потому что просыпанную соль всю не соберёшь, её станет меньше; потому что часть соли, в которой есть крошки хлеба, придётся выбросить. А соль, повторяю, была дорогим продуктом.
- Я не об этом, - не унимался Серёжа. – Почему люди ссорились? Почему так говорили: поссоришься?
- Серёж, послушай меня, успокойся! Тебе нравится ссориться? Нет. И мне не нравится.
Папа сел на диван и посмотрел Серёже в глаза:
- Ссориться - не нравится всем. Детей пугали ссорой со старшими. Дети могли потерять расположение к себе, хорошее отношение мамы, папы, других членов семьи. А они, дети, дорожили этим хорошим отношением к себе. Понятно?
- Понятно, - буркнул Серёжа.
- Ну, вот и ладно.
- Всё. Мы почти готовы. – Мама тряхнула вымытыми руками. – Осталось нам переодеться – и всё. Снимай фартук, отец.
- Ты иди, я сейчас, - сказал папа.
Мама ушла.
- Я, кажется, понял, Серёжа. Для взрослых было важно, чтобы дети боялись дурных, плохих последствий своих поступков: бог накажет, голод будет, смерть близких, ссора, болезнь, ну и ещё много того, чего нужно было опасаться. Чтобы боялись делать плохо. И совсем не обязательно, чтобы страх был БОЖИЙ. Тебе это было непонятно?
- Да.
- Теперь понятно?
- Да.
- А если понятно, то подумайте с Таней над правильными ответами, пока я переодеваюсь. А вопросы такие: почему нельзя ронять или недоедать хлеб – ни одной крошки. И второй: почему состриженные или вычесанные волосы нельзя было бросать, где попало? Что говорили взрослые детям? Чем пугали?
Папа вышел.
- Почему, почему, - пробормотала Таня. - Потому… А! Правильно, Серёжка! Хлеб – это жизнь! Смерть будет!
- Голод, - поправил Таню Серёжа.
- Я и говорю: смерть! – ликовала Таня.
- Значит, если будешь бросать хлеб…
- Ронять!
- Я и говорю: бросать…
- «Ронять», папа сказал.
- Мы опять ссоримся. Вот уж эта соль! Не мешай. Будешь…ронять хлеб или недоедать, то кто-то умрёт от голода.
- Это не страшно: «кто-то». Мама или папа – страшно!
Серёжа на секунду замер, потом внимательно посмотрел на Таню:
- Ты чё, Танька, сдурела или чё?
- Так чтоб страшно…
- Нет, пусть кто-то. Давай про волосы думать.
- Не хочу, - как-то вяло ответила Таня. – Сам думай.
- Тебя мама стрижёт – ты и думай!
- Тебя – тоже, - так же вяло возразила Таня.
- Ладно, думаю.
За окном стемнело, зажглись уличные фонари. Таня, не двигаясь, смотрела в окно.
- Ну, не знаю, - после некоторых раздумий сказал Серёжа. – Волосы после тебя везде.
- После тебя – тоже, - не отрываясь от окна, сказала Таня.
- Правильно! Грязь и мусор после стрижки!
- Чего боялись?
- А, да. О! Лысыми стать!
- Точно! – рассмеялась Таня. – Лысые! Ура! Лысые!
…И когда через некоторое время появились родители, дети наперебой закричали:
- Смерть! Лысые!
- Вы что, с ума сошли, - удивилась мама.
- Нет, за хлеб – смерть, а за волосы – лысина!
- Успокойтесь! – сказал папа. – Я, кажется, начинаю понимать. Кто роняет или недоедает хлеб, того ждёт голод или смерть близких. Принимается. Молодцы! А кто не убирает волосы, тот, значит, облысеет?
- Да! – в один голос ответили дети.
- Интересная версия. Этого тоже можно бояться. Принимается.
- Гадатели, заканчивайте! А то сейчас придут гости, а вы…
- Сейчас, мать. А ответ: колдунов боялись. В те времена верили в колдунов. Верили, что они могут наслать на вас болезнь или порчу. А им для колдовства, кроме всего прочего, нужны были волосы чаруемого, заговариваемого. И если волосы валялись неубранными, то колдун всегда мог их найти и подобрать. Всё. Молодцы!
И тут прозвенел звонок.
- А вот и гости. Гостей нельзя встречать через порог, иначе поссоришься. Папа вышел в коридор, открыл дверь. Послышалось: «С новым годом! С новым годом!»
Ребята! Пусть там идёт встреча Старого нового года, а вы попробуйте разгадать истинные воспитательные цели следующих примет:
1. Кто ест заплесневелый хлеб, тот будет хорошо плавать.
2. Кто ест подгорелый хлеб, тот будет здоровым.
3. Муха в щи залетела – на счастье.
День пятнадцатый
Первый день Старого нового года был пасмурным. С утра шёл снег, и дети долго играли на улице и вернулись домой только к обеду. За столом они старались вести себя как положено: не болтали ногами, не разговаривали, не запивали непрожёванное и даже старались не ронять хлебных крошек. Пообедав, дети поблагодарили маму и чинно вышли из-за стола.
- Ну, что, друзья, - спросил папа, - делаем уроки или..?
- Или, - сказал Серёжа, - уроки ещё успеем.
Только Таня вышла из кухни, как Серёжа шепнул отцу:
- Пойдём, что-то покажу, - и повёл отца в детскую.
Тани там не было, и Серёжа кивнул в сторону Таниной кровати:
- Посмотри под кровать.
Папа посмотрел: под кроватью Тани стоял сложенный из спичек колодец. Папа прижал палец к губам, махнул рукой и они вышли из детской.
Таня была в «гостиной», смотрела книгу с картинками. Все уселись на диван.
- Гости вчера поздно ушли, а я сегодня забыл поинтересоваться: как вам спалось?
- Нормально, - сказал Серёжа и улыбнулся.
- А тебе, Таня?
- Тоже, - не отрываясь от книги, ответила Таня.
- Что снилось? – снова спросил папа.
Таня подняла глаза от книги, посмотрела на Серёжу и, бросив книгу, ринулась в детскую. Папа с Серёжей рассмеялись. Спустя мгновение, Таня вернулась в комнату, пряча глаза.
- Что случилось, Таня? – папа положил руку на плечо Тани.
Таня промолчала.
- Ты не ответила на мой вопрос.
Таня внимательно посмотрела на папу, затем на Серёжу. Серёжа улыбался. И Таня бросилась на него с кулачками, а затем прижалась к отцу.
- Татьяна, милая Татьяна, что с вами? – обнял её папа.
Не открывая лица, Таня сказала:
- Я сложила колодец из спичек на ночь, а Серёжка подглядывал.
- Ну и что? – гладил её по голове папа.
- А ничего… А приснился мне ты, - и Таня ещё крепче прижалась к отцу.
- Не переживай. Я же понимаю, как хочется погадать. И если бы были мужские гадания, то Серёжа наверняка сложил бы тоже какой-нибудь колодец.
Папа подмигнул Серёже, а Серёжа – ему. Таня оторвалась от папы, улыбнулась, села на диван и показала язык Серёже.
- Таня! – укоризненно произнёс папа. - Что же ты? А что касается гаданий, то надо сказать вам, мои хорошие, что крестьяне в прошлые века были людьми суеверными: то есть верили в существование чертей, леших, домовых, верили в существование нечистой силы. И, естественно, верили в бога: кто бы их защитил от нечистой силы? Только бог. Верили в бога взрослые и, конечно, дети. Видели, наверно, как молятся и крестятся?
- Да! Видели!
И Таня попробовала показать, как крестятся.
- Примерно так, - сказал папа. Люди полагали, что если они крестятся, то тем самым защищают себя от воздействия злых чар, от нечистой силы. Кстати, святые вечера, святки, в народе ещё называли «страшными вечерами». Полагали так: день стал прибавляться, лето побеждает зиму. Родился Иисус Христос и потому злые духи, нечистая сила делает людям всякие гадости.
- Расскажи какую-нибудь страшную историю, - попросила отца Таня.
- Я лучше прочитаю. Помните стихи Ивана Сурикова «В ночнОм»? Дети у костра рассказывают друг другу страшные истории и небылицы. Если вы заинтересуетесь и прочтёте рассказ Ивана Сергеевича Тургенева «Бежин луг», то вы узнаете несколько таких историй из уст мальчиков. А сейчас я поищу то, что буду читать вам.
Папа взял с книжной полки красивую, красно-золотую книгу «Библиотека русского фольклора», листал, листал и, наконец, сказал:
- Есть! Нашёл!
Он сел на диван.
- Первая история называется «Чёрт». «Пошла одна девка ворожить на святках». – Ворожить – то же самое, что гадать. – «Поставила зеркало, колечко опустила в стакан с водой и сидит. А её парень знал, что она собирается ворожить, и в эту избу пришёл ранее её, залез на печку, лежит. И вот девка пришла, сидит. Вдруг западнЯ поднимается…», - Западня – это люк в подполе. – «Вдруг западнЯ поднимается, из неё появляется чёрт (а она не видит) и спрашивает её:
- Девка, что на свете три косы?
Девка испугалась, молчит, не шевелится, Апарень не растерялся, с печки говорит:
- У речки коса, у девки коса да литовка коса». – У речки коса – это длинная узкая полоска берега, которая вдаётся далеко в реку. А «литовка коса» - это коса обыкновенная, которой косят траву. – «Тот (чёрт) снова спрашивает:
- А что на свете три дуги?
Парень опять же:
- В печке дуга, в упряжи дуга и радуга-дуга.
- А что на свете три матери?
- Мать-родительница, мать-сыра земля да мать Пресвятая Богородица. Только сказал: «Мать Пресвятая Богородица» - то сразу чёрт исчез, западнЯ захлопнулась. Девка ни жива, ни мертва.
А если бы не парень, то он, чёрт-то, девку задавил бы. Она же испугалась. Не может ничего сказать». Дети молчали. Потом Серёжа спросил:
- Пап, а что это: «в печке дуга»?
- Я думаю, что это – арка, дуга над входом в печку, куда закладывают дрова.
- А - «упряжи дуга»? – спросила Таня.
- Дуга в телеге над лошадью. Ты видела её и на картинке и в деревне.
- Понятно, понятно! Мне было непонятно слово «Упряжь».
- А Упряжь – это все приспособления для управления лошадью, это – упряжка. Иногда говорят: «Мы в одной упряжке».Это значит: мы делаем одно дело.
- Хорошо, что сейчас день, а то было бы страшно, - сказала Таня. – Ты ещё обещал прочитать.
- Обещал и прочту. Вот. Называется «Злая женщина и добрый дух».
Папа просмотрел взглядом текст и сказал:
- Чтобы мне читать и не прерываться, я сразу объясню вам непонятные слова и выражения. А если будет ещё что-то непонятное, спросите у меня после прочтения. «Христов день» или «Христово воскресенье» - это день, когда Христос воскрес из мёртвых, после распятия на кресте. История о воскрешении – это библейская легенда, описанная в священной книге христиан «Библии». «ЗаУтреня» - утренняя церковная служба. «ГовЕть» - не есть продуктов животного происхождения: мяса, жиров, сала. «РазговЕться» - прекратить говЕть, закончить говЕние. Слушайте.
«Жила мать с сыном. В Христов день сын пошёл к заУтрене и приводит с собой в дом разговеться старичка грязного и в лохмотьях; посадил его за стол, напоил и накормил, а потом одел в чистое платье. Когда он привёл старичка, то мать сильно разгневалась и закричала: «Ах, ты непутёвый, самим есть нечего, а приводишь всяких… вшивиков». Но сын молча оказывал радушие старичку, а тот тоже молча ел и одевался. Отдохнув немного, старик собрался уходить и сказал спасибо за хлеб да соль. Парень спросил: «Ты, дедушко, уходишь, так возьми меня с собой». Старик сказал: «Да, мне нужно уходить, но через три дня я приду за тобой и стукну в окно, ты тогда и выходи».
В назначенный срок раздался стук под окном, парень вышел к старику, и отправились вместе. Шли они долго и дошли до… самого синего моря, и видят, что стоит баба и переливает воду из моря в корыто. Парень спрашивает: «Дедушко, для чего это она делает?». Старик отвечает: «Она при жизни своей разбавляла водой молоко». Идут дальше и видят, стоят два высоких железных столба, а между ними ребёнок стукается головой то об один столб, то о другой. Парень спрашивает: «Дедушко, а это что означает?» - Этот ребёнок страдает за грехи родителей, ибо на земле слушался их: отец скажет: покажи мамке фигу – он покажет, а мать научит, покажи отцу кулак – он исполнит». Опять шли, долго шли и видят, стоит железный столб, а из него идёт густой дым. Парень спрашивает опять: «Дедушко, что это такое?» Старик отвечает: «Это горят в столбе курильщики, что на земле табак употребляли».
И так ходили они целый год, вплоть до светлого Христова Воскресения на земле, и остановились в одном доме. Старик пошёл к заУтрене, а парню не велел идти и приказал посмотреть в два окна, а в третье не глядеть. По уходе старика парень посмотрел в первое окно, видит восход солнца и красивый сад. Поглядел в другое окно, видит множество птиц, и поют они чудесными голосами. Не утерпел и взглянул в третье окно и видит свою мать на огненном колесе, а вокруг неё черти скачут и радуются. От этого видения он заплакал.
Приходит от заутрени старичок и спрашивает: «Ты отчего плакал?» - «Да так, взгрустнулось». – «Неправда, ты, наверное, посмотрел в третье окно?» - «Да, посмотрел», - отвечает парень. «Ну, так ступай, ещё посмотри и скажи: чтобы сквозь землю провалилось». Парень подошёл к окну и сказал эти слова, и на его глазах мать с колесом и чертями куда-то провалилась, и видение исчезло. Старичок простился с парнем и сказал: «Ступай и делай хоть капельку добра, добрый дух будет всегда с тобой и за тебя».
Папа закрыл книгу.
- Страшно?
- Не очень. А кто этот старичок? – спросила Таня
- Не знаю. Наверное, ангел, посланник бога в человеческом облике. Это же легенда, притча.
- Как сказка, - подсказал Серёжа.
- Любая легенда, притча или сказка чему-нибудь учат. Нельзя обманывать людей, а женщина разбавляла молоко водой и за это поплатилась. Нельзя учить детей дурному, нельзя курить. Вот и наказаны они богом. А вот, скажите мне, почему мать парня оказалась на огненном колесе?
- Она не накормила старика, - решила Таня.
- Она злой была, - сказал Серёжа.
- Верно. А быть злым, недобрым – очень плохо. А на Руси всегда люди были гостеприимными и милосердными.
Всё. А теперь за уроки.
1. Ребята! А что вы знаете о новогодних и святочных обычаях и обрядах
русских людей?
2. Где вы видели эти обычаи и обряды: дома, на улице, в деревне?
3. Принимали ли вы участие в этих обрядах или нет? Почему?
День шестнадцатый
День был очень холодным, а к вечеру мороз ещё и усилился. Папа пришёл с работы с инеем на шапке, крякнул и сказал , раздеваясь:
- Крещенские морозы жмут. Как хорошо дома, тепло.
Все уже были дома, и от этого было ещё уютнее и теплее на душе. Таня и Серёжа давно сделали уроки, хотя и надеялись на то, что завтра уроки в школе отменят из-за морозов.
Папа поужинал и стал просматривать газету, дети читали свои книжки, молча.
- Изба-читальня, - сказала мама, убирая посуду.
- Между прочим, - оторвался от газеты папа, - сегодня крещенский сочельник. И верующие люди до первой звезды не принимают пищу.
- Как перед Рождеством? – отложила свою книгу Таня.
- Да, как в сочельник перед Рождеством Христовым.
- Рождество – понятно: день рождения Христа. А Крещение: день крещения Христа? – присоединился к разговору Серёжа.
- Именно так. Иисуса Христа и первых христиан крестили в реке под названием ИордАнь. В это время года в тех местах достаточно тепло, чтобы проводить обряд крещения. Люди зашли в реку ИордАн и воды реки очистили верующих от грехов. Произошло омовЕние, смывание грехов.
Кстати, так крестилась и Русь Киевская. Киевляне заходили по грудь в реку Днепр для омовения.
- Зимой?! – удивился Серёжа.
- Нет. Крещение Руси происходило летом.
- А почему не зимой, как крещение Христа?
- Крещение обыкновенных людей происходит в любое время и не обязательно в реке. Крещение сейчас проводят и в храмах православных, в церквях. Понятно?
- Не очень.
- Есть праздник, церковный: Крещение Господне, который бывает только раз в году. А есть обряд крещения простых людей. И вот это крещение может происходить в церкви почти каждый день. Понятно?
- Понятно.
- Так вот. Обряд крещения простых людей проводится по определённому порядку, по определённому ритуалу. А праздник Крещения – не обряд, а праздник - проводится по другому определённому ритуалу. На праздник Крещения люди купаются, погружаются в прорубь, зимой, 19 января. И это происходит на реке или в каком-нибудь водоёме. А обряд крещения проходит в церкви, а не на реке, и не только зимой. Понятно?
- Теперь понятно.
- Сегодня, восемнадцатого января, священники освящают воду в церквях и храмах. Верующие берут сегодня с собой посуду – кувшины, графины, бутыли, термосы – и идут в церковь. В церкви есть большой сосуд с водой, освящённой священником. Эту воду люди набирают в свою посуду и уносят домой. Она считается святой и лечебной. А завтра воду будут освящать в водоёмах. Обряд освящения воды называется водосвятием. В подготовленную прорубь, которая в России называется Иорданью, священник три раза опускает крест и вода становится освящённой, как накануне в церкви.
- А зачем брали с собой освящённую воду?
- Считается, что она обладает целебными свойствами. Её держали дома, в заветном месте, для всяких непредвиденных случаев. Считалось, что даже снег крещенский обладает сверхъестественными свойствами. Разумеется, что не сам снег, а вода от него. Собирали его от болезней, для умывания для бани. Много примет было, связанных с Крещением. В народе праздник Крещения назывался – БогоЯвленьем, явлением бога. Примечали, что на БогоЯвленье всегда солнце «играет». То есть оно – яркое, чистое. И никогда утро не бывает хмурым. Так что ждите завтра солнца и мороза.
Отец замолчал, потом пошёл к полкам с книгами.
- А прочту-ка я вам о празднике Крещения, как описывает его сам священник, В. Никифоров-Волгин.
«В крещенский сочельник я подрался с Гришкой. Со слов дедушки я стал рассказывать ему, что сегодня в полночь сойдёт с неба ангел и освятит на реке воду, и она запоёт: «Во ИордАни крещающуюся Тебя Господи». Гришка не поверил и обозвал меня «баснописцем». Этого прозвища я не вытерпел и толкнул Гришку в сугроб, а он дал мне по затылку и обсыпал снегом.
В слезах пришёл домой. Меня спросили:
- О чём кувЫкаешь?
- Гри-и-ишка не верит, что вода петь бу-у-удет сегодня ночью!
Из моих слов ничего не поняли.
- Нагрешник, ты нагрешник, - сказали с упрёком, - даже в Христов Сочельник не обойтись тебе без драки!
- Да я же ведь за дело Божье вступился, - оправдывался я.
Сегодня великое освящение воды. Мы собирались в церковь. Мать сняла с божницы (место, где висят иконы в избе) сосудец с остатками прошлогодней святой воды и вылила её в печь, в пепел, ибо грех выливать её на места попираемые».
- «Места попираемые», - пояснил папа – это все те места, куда наступает нога человека. Или животного. Топтать святую воду – грех. Вот в чём смысл действий матери.
«Отец спросил меня:
- Знаешь, как называется по-древнему богоявленская вода? Святая агиАсма!
Я повторил это, как бы огнём вспыхнувшее слово и мне почему-то представился ночной пожар за рекой и зарево над снежным городом. Почему слово «агиасма» слилось с этим пожаром объяснить себе не иог. Не от того ли, что страшное оно?
- На голубую от крещенского мороза землю падал большими хлопьями снег. Мать сказала:
- Вот ежели и завтра Господь пошлёт снег, то будет урожайный год.
В церковь пришли все заметеленными и зарумяненными от мороза. От замороженных окон стоял особенный снежный свет – точно такой же, как между льдинами, которые недавно привезли с реки на наш двор. Посреди церкви стоял большой ушат с водой и рядом парчовый столик (парча – дорогая ткань; парчовый столик – столик, накрытый парчой), на котором поставлена водосвятная серебряная чаша с тремя белыми свечами по краям. На клИросе (место для хора в церкви) читали «пророчества» (тексты пророков – предсказателей). Слова их журчали как многоводные родники в лесу, а в тех местах, где пророки обращаются к людям, звучала набатная (колокольная) медь: «Измойтесь и очиститесь, оставьте лукавства пред Господом: жаждущие идите к воде живой…»
Папа попробовал даже пропеть эти слова пророков: и стало как-то не по себе.
«Мне представлялись ветхозаветные (из библейских сказаний) пророки в широких одеждах, осенённые молниями, одиноко стоящие среди камней и высоких гор, а над ними янтарно-библейское небо, и ветер, развевающий их седые волосы…
При пении «Глас (голос) Господень на водах» вышли из алтаря (главная часть церкви) к народу священник и дьякон (помощник священника). На водосвятной чаше зажгли три свечи.
- Вот и в церкви поют, что на водах голос Божий раздаётся, а Гришка не верит… Плохо ему будет на том свете!
Я искал глазами Гришку, чтоб сказать ему про это, но его не было видно.
Священник читал молитву «ВЕлий есИ Господи…».
После молитвы священник трижды погрузил золотой крест в воду, и в это время запели снегом и ветром дышащий богоявленный тропарь (молитвенные стихи) «Во Иордани крещающуюся Тебе Господи» и всех окропляли освящённой водой.
От ледяных капель, упавших на моё лицо, мне казалось, что теперь наступит большое ненарадованное счастье. М всё будет по-хорошему, как в день Ангела, когда отец «осеребрит» тебя гривенником, а мать пяточком и пряником в придачу. Литургия (богослужение) закончилась посреди храма перед возжённым светильником, и священник сказал народу:
- Свет этот знаменует Спасителя, явившегося в мир просветить всю поднебесную!
Подходили к ушату со святой водой, вода звенела, и вспоминалась весна.
Так же как и на Рождество, в доме держали «дозвёздный» пост (не ели до появления первой звезды). Дождавшись наступления вечера, мы сели за трапезу – навечерницу. Печёную картошку ели с солью, кислую капусту, в которой попадались морОзинки, пахнущие укропом огурцы и сладкую, мёдом заправленную кашу. Во время ужина начался звон к ИордАнскому всенощному бдению (бодрствованию всю ночь).
После всенощной делали Углем начертание креста на дверях, прИтолоках, оконных рамах – знак ограждения дома от козней дьявольских».
- А что такое «прИтолока»? – спросил Серёжа.
- А вот, - папа поднялся, подошёл к дверям , похлопал рукой по верхней перекладине дверного проёма и вернулся к чтению.
«Мать сказывала, что в этот вечер собирают в деревне снег с полей и бросают в колодец, чтобы сделать его…многоводным, а девушки «величают звёзды». Выходят они из избы на двор. Самая старшая из них несёт пирог, якобы в дар звёздам, и скороговоркой, нараспев выговаривают:
- Ай, звёзды, звёзды, звёздочки! Все вы, звёзды, одной матушки, белорумяны и дородливы. Засылайте сватей по миру крещёному, сряжайте свадебку для мира крещёного, для пира гостиного, для красной девицы родимой.
Слушал и думал: хорошо бы сейчас побежать по снегу к реке и послушать, как запоёт полнощная вода.
Мать «творит» тесьо для пирога, влив в него ложечку святой воды, а отец читает Библию. За окном ветер гудит в берёзах и ходит крещенский мороз, похрустывая валенками. Завтра на отрывном «числиннике» (клендаре) покажется красная цифра 6, и под ней будет написано звучащее крещенской морозной водою слово: «БогоЯвление». Завтра пойдём на ИордАнь».
- Какое завтра число? – спросил папа.
- Девятнадцатое.
- А по старому стилю?
- Шестое… Завтра Крещение.
- Пап, а как понять «полнощная»?
- Значит: полуночная.
- А – «сватей»?
- Значит: «сватов». Прежде чем играть свадьбу, к невесте, к её родителям жених посылает сватов, людей, которые от имени жениха договариваются о свадьбе и условиях проведения свадьбы. Ещё вопросы есть? Тогда принимайтесь за уроки. Серёж, прочти, пожалуйста, вечером или завтра, как будет время, отрывок из этой книги. Я здесь закладку оставлю. Здесь описан праздник Крещения. И описан очень интересно.
И папа показал книгу: Иван Шмелёв «Лето Господне».
Ребята! А вы тоже сами прочитайте этот очень интересный отрывок из повести Ивана Шмелёва. Мальчик в повести всё время общается с Горкиным. Это – глубоко верующий старичок, бывший плотник в хозяйстве отца мальчика. А сейчас Горкин – вроде дядьки-воспитателя при мальчике. Пояснения к непонятным словам и выражениям, как обычно, после текста рассказа.
Иван Шмелёв
«Лето Господне» (отрывок)
Он (Горкин) умывает меня святой водой, совсем ледяно и шепчет: «Крещенская-богоявленская, смой нечистоту, душу освяти, телесА очисти
во имя Отца, и Сына, и Святого духа».
- Как снежок будь чистый, как ледок крепкой, - говорит он, утирая суровым полотенцем, - тёмное совлекАется(1), во светлое облекАется(2)…- даёт мне сухой просвирки(3) и велит запивать водицей.
Потом кутает потеплей и ведёт ставить крестики во дворе, «крестить». На Великую Пятницу(4) ставят кресты «страстной свечкой»(5), а на Крещенье
мелком… Ставим крестики на сараях, в коровнике, на конюшне, на всех дверях. В конюшне тепло, она хорошо окутана, лошадям навалено соломы. Антипушка окропил их святой водой и поставил над денниками(6) крестики. Говорит – на тепло пойдёт, примета такая – лошадки ложились ночью, а Кривая насилу поднялась, старая кровь, не греет.
Солнце зашло в дыму, небо позеленело, и вот – забелелась звёздочка! Горкин рад: хочется ему есть с морозу. В кухне зажгли огонь. На рогОжке(7) стоит петух, гребень отморозил, и его принесли погреться. А у скорнЯчихи(8) две курицы замёрзли ночью.
- Пойдём в каморку ко мне, - манит Горкин, словно хочет что показать, - сытОвой(9) кУтьицей разговеемся(10). Макова молочка-то нету, а пшеничко-то я сварил.
Кутья у него священная, пахнет как-будто лАданцем(11), от мёду. Огня не зажигаем едим у печки. Окошки начинают чернеть, поблёскивать – затягивать ледком.
…После всенощной отец из кабинета кричит: «Косого ко мне!». Спрашивает – ердань(12) готова? Готова и ящик подшили окунаться. Василь Васильевич (Косой) говорит громко и зачем-то пихает притолоку. «Что-то ты Косой весел сегодня больно!(14)» - усмешливо говорит отец, а Косой отвечает: «И ник нет-с, пощусь!(15)». Борода у него всклочена, лицо, как огонь, - кровь такая горячая. Горкин сидит у печки, слушает разговор и всё головой качает.
- А справлялся, будет ли Ледовик Карлыч(16) завтра?
- Готовится-с!...- вскрикивает Василь Васильевич. – Конторщик его уже прибегал… придёт беспременно! Будь покойны-с, во как пересижу-у!
И опять – шлёп о притолоку.
- Не хвались идучи на рать(17), а хвались…
- Бо-жжже сохрани!..- всплёскивает руками Косой, словно хватает моль. – В таком деле… Бо-жже сохрани! Загодя(18) молчу, а…закупАю Ледовика… Сколько дознавал, бился… как говорится, с гуся вода-с… и больше ничего-с.
- Что такое? Ну, ежели и завтра ты будешь такой…
- Завтра я его за… сорок костяшек загоню-с! Вот святая икона, и сочельник нонче у нас… з-загоню!..
- Хорошо сочельничаешь… ступай!
Косой вскидывает плечами и смотрит на меня с Горкиным, будто чему-то удивляется. Потом размашисто крестится и кричит:
- Мороз веселит-с!.. И разрази меня Бог, ежели каплю завтра!.. Завтра,
Б.. уд-п-койны-с! Публику с гор катать, день гулящий… з-загоню!..
Отец сердито машет. Косой пожимает плечами и уходит.
- Пьяница, мошенник(19). Нечего его пускать, срамиться(20) завтра. Ты, Панкратыч (Горкин), попригляди за ним в зоологическом(21)… да куда тебя посылать, купаться полезешь завтра… сам проеду.
…Впервые везут меня на ердАнь, смотреть. Потеплело, морозу только пятнадцать градусов. Мы с отцом едем на беговых(21), наши на выездных санях. С Каменного моста видно на снегу чёрную толпу, против ТАйницкой башни(22). Отец спрашивает, хороша ердАнь наша. Очень хороша. На расчищенном снегу стоит на четырёх столбиках, обвитых ёлкой, серебряная беседка под золотым крестом. Под ней – прорубленная во льду ердАнь. Отец сводит меня на лёд и ставит на ледяную глыбу, чтобы получше видеть. Из-под кремлёвской стены, розовато-седой с морозу. Несут иконы, кресты, хоругви(23), и выходят серебряные священники, много-много. В солнышке всё блестит и ризы(23), и иконы, и золотые кулички архиерЕев(24) – митры(25). Долго выходят из-под кремля священники, светлой лентой, и голубые певчие. Валит за ними по сугробам великая чёрная толпа, поют молитвы, гудят из Кремля колокола. Не видно, что у ердАни, только доносит пение да выкрики протодиакона(26). Говорят: «Погружают крест!» Слышу знакомое: «Во Иорда-а-ане… крещающуюся Тебе Господи-и»…- и вдруг грохает из пушки. Отец кричит: «Пушки, гляди, палят!» - и указывает на башню. Прыгают из зубцов(27) чёрные клубы дыма, и из них молнии..и – ба-бах!.. И радостно, и страшно. Крестный ход(28) уходит назад под стены. Стреляют долго.
Отец подводит меня к избушке, из которой идёт дымок – это теплушка наша, совсем около ердАни. И я вижу такое странное… бегут голые по соломке! Узнаю Горкина, с простынкой, Федю-бараночника, потом Павел Ермолаевич, огородник,хромой старичок какой-то и ещё незнакомые… Отец тащит меня к ердани. Горкин, худой и жёлтый, как мученик, рёбрышки все видать, прыгает со ступеньки в прорубь, выскакивает и окунается, и опять… а за ним ещё, с уханьем. Антон Кудрявый подбегает с лоскутным одеялом, другие плотники тащат Горкина из воды, Антон накрывает одеялом и рысью несёт в теплушку, как куколку. «Окрестился» - весело говорит отец. «Трите его суконкой да покрепче!» - кричит он в окошечко теплушки. «Идём на портомОйню(29) скорей. Косой там наш дурака валяет».
Портомойня недалеко. Это плоты во льду, лёд между ними вырублен, и стоит на плотах теплушка. Говорят Ледовик приехал, разоблачается(30).
Мы входим в дверку, дымит печурка. Отец здоровается с толстым человеком, у которого во рту сигара. За рогожкой раздевается Василь Васильич. Толстый есть самый Ледовик Карлович, немец. Лицо у него не страшное, борода рыжая, как у нашего Косого. Пашка несёт столик со счётами на плоты. Косой кряхтит что-то за рогожей, - может исхитряется?
Ледовик спрашивает – «котофф?» Косой говорит: «Го-тов-с», вылезает из-под рогожки и прикрывается. И он толстый, как Ледовик, блестит. Ледовик тычет его в живот и говорит удивлённо, строго: «А-а.. ти та-кой?!» А Василь Васильич ему смеётся: «Такой же, Ледовик Карлович, как и вы-с!» И Ледовик смеётся и говорит: «Лядно, карашо». Тут подходит к отцу высокий, худой мужик в рваном полушубке и говорит: «Дозвольте потягаться, как я солдат… на Балканах вымерз, это мне за привычку… без места хожу, может чего добуду?» Отец говорит: «Валяй!» Солдат вмиг раздевается, и все трое выходят на плоты. Пашка сидит за столиком, один палец вылез из варежки, лежит на счётах. КонтОрщик(31) немца стоит с часами. Отец кричит: «Раз, два, три…вали!» Прыгают трое враз. Я слышу как Василь Васильевич перекрестился – крикнул: «Господи, благослови!» Пашка начал пощёлкивать на счётах – раз, два, три… На чёрной дымящейся воде плавают головы, смотрят на нас и крякают. Неглубоко, по шейку… Косой отдувается, кряхтит: «Ф-ух, ха-ра-шо…песочек…» Ледовик тоже говорит: «Ф-о-шень карашо..сфешо». А солдат барахтается, хрипит: «Больно тепла вода, пустите маненько похолодней!». Все смеются, отец подбадривает: «Держись, Василья, не удавай!» А Косой весело: «В пу-пуху сижу!» Ледовика немцы его подбадривают – лопочут, народ на плоты ломится, будочник(32) прибежал, все ахают, понукают: «Сорок одна, сорок две…» А они крякают и надувают щёки. У Косого волосы уже стеклянные, торчками. Слыштся :ффу-у… у-ффф-у.. «Что, Вася, - спрашивает отец, - вылезай лучше от греха, губы уж прыгают?» - Будь п-койны-с, - хрипит Косой, - жгёт даже, чисто на по…полкЕ па…парюсь…». А глаз выпучен на меня, и страшный. Солдат барахтается, будто полощет там, дрожит синими губами , сипИт(33): «Го…товьте деньги… ффу… немец-то по…синел…» А Пашка выщёлкивает: «Сто пятнадцать, сто шишнадцать…» Кричат: «Немец посинел!» А немец руку высунул и хрипит: «Таскате… тофольно ко…ледно…» Его выхватывают и тащат. Спина у него синяя в полосках.А Пашка себе почокивает(34): «Сто шишддесят одна…» На стапятидесяти вытащили ледовика, а солдат с Косым крякают. Отец уже топает икричит: «Сукин ты кот, говорю тебе, вылезай!» - «Не-эт… до-дорвался… досижу до сорока костяшек…» Выволокли солдата, синего, потащили тереть мочалками. Пашка кричит: «Сто девяносто восемь…».Тут уж выхватили Василь Васильича. А он отпихнулся и крякает: «Не махонький, сам могу…». И полез на карачках(35) в дверку.
Пояснения
1. – совлекАется – снимается, сходит; совлекАется тёмное – уходит, исчезает всё плохое, дурное в человеке.
2. – облекАется – одевается, меняет облик; во светлое облекАется – наполняется чистым, хорошим, добрым; сравните глаголы:извлекать, увлекать, завлекать.
3. – просвИрка – небольшой белый круглый хлебец из пшеничной муки.
4. – Великая Пятница – последняя пятница перед Пахой.
5. – «страстная свечка» - свеча, принесённая домой из церкви в Великую Пятницу; считалось, что она обладает чудодейственной силой; копотью от пламени свечи в Великую Пятницу «ставили» на дверях и окнах, тем самым охраняли себя и жилище от проникновения дьявола и от его козней.
6. – деннИк – стойло, место нахождения крупного домашнего скота.
7. – рогОжка – грубая плетёная ткань из мочала.
8. – скорнЯчиха – жена скорняка, мастера по выделке мехов и шкур животных.
9. – сытА – вода, подслащённая мёдом; сытОвая кутьИца – пшеничная каша с сытой.
10. – разговЕться – в данном случае означает: позволить себе то, что на данный момент запрещено.
11. – лАдан, лАданец – ароматичесвая смола, употребляемая для получения ароматного дыма при богослужении; в составе смолы есть пчелиный воск.
12.– ердАнь – иордАнь, прорубь для освящения воды в водоёме и омовЕния.
13. – пихАет – толкает.
14. – пощУсь – соблюдаю пост; от слова «поститься», воздерживаться.
16. – Ледовик Карлович – немецкое имя и отчество, переделанные на русский лад.
17. – «Не хвались идучи на рать…» - русская пословица: «Не хвались, идучи, на бой, а хвались, идучи с рати»; смысл её: не хвались, не сделав дела.
18. – зАгодя – прежде всего, заранее.
19. – мошенник – плут, жулик, обманщик.
20. – срамИться – позориться.
21. – «едем на беговых» - лошади, предназначенные для езды верхом.
22. – Тайницкая башня – одна из башен кремля.
23. – рИза – одежда священника для богослужения.
24. – архиерЕй – общееназвание для высших чинов духовенства
25. мИтра – головной убор высших чинов духовенства.
26. – протодиАкон (протодьЯкон) – старший дьякон; дьякон – помощник
свящнника.
27. – «прыгают из зубцов» - из-за зубчатых стен кремля.
28. – крЕстный ход – торжественное шествие духовЕнства с крестом и иконами.
29. – портомойня – место на берегу реки, приспособленное для стирки и полоскания белья.
30. – разоблачАться – раздеваться; «облачаться» - одеваться.
31. – контОрщик – мелкий служащий, мелкий чиновник.
32. – бУдочник – низший полицейский чин, городской сторож, живший в будке, маленьком деревянном доме на площади, в людных местах; впоследствии были заменены городовыми.
33. – сипЕть – говорить хриплым, простуженным голосом.
34. – «почокивает» - щёлкает костяшками счетов, издаёт звуки, похожие на «чок».
35. – на карАчках – на четвереньках.
Ребята! Вы прочли два рассказа о христианском празднике – Крещении Господнем или Богоявлении. Вы почли и беседы папы с Таней и Серёжей. Попробйте ответить на следующие вопросы:
1. Знали ли крестьянские дети об обычаях, обрядах и праздниках русского
народа?
2. От кого дети узнавали о праздниках и обычаях?
3. Верили ли в бога мальчики герои рассказов о Крещении?
Ребята! Я думаю, что вы понимаете смысл слова «обычай». Это общепринятый порядок отношения людей к друг другу, к явлениям природы.
То обычно, что привычно.
Прочтите пословицы и поговорки и ответьте,
почему:
«Безобычному человеку с людьми не жить»?
почему:
«В каком народе живёшь, такого обычая держишься»?
почему:
«Какова сторона, таков и обычай»?
почему:
«Старый обычай молодого твёрже»?
почему:
«Обычай - не клетка, скоро не переставишь»?
и почему:
«У каждого времени свои обычаи»?
Литература для детей о крестьянах
и крестьянских детях
1. Григорович Д.В. «Антон-горемыка», любое издание.
2. Кольцов А.В. «Стихотворения», серия Школьная библиотека», М.,
«Детская литература», 1988 г.
3. «Крестьянские дети», сборник, Ленинград, «Детская литература», 1978 г.
4. Мамин-Сибиряк Д. Н. рассказы «В глуши», «Постойко», «Богач и Ерёмка»,
любое издание.
5. Миронова Т. Л. «Необычайное путешествие в Древнюю Русь», М.,
«Молодая гвардия», «Роман-газета», 1994 г.
6. Некрасов Н. А. «Крестьянские дети» и другие о детях, любое издание.
7. Никифоров-Волгин В. «Дорожный посох», М., «Т-ОКО», 1991 г.
8. Никитин И. С. «Утро», «Русь», любое издание.
9. Пришвин М. М. «Времена года», разделы»Зима», «Весна», любое
издание.
10. Семёнов С. «Первый трудный день», рассказ, любое издание.
11. Суриков И. Стихи, любое издание.
12. Толстой Л. Н. рассказы для детей младшего возраста, любое издание.
13. Тургенев И. С. «Бежин лкг», любое издание.
14. Ушинский К. Д. Рассказы для детей, любое издание.
15. Шмелёв И. С. «Лето Господне», любое издание.
Литература
для любознательных родителей.
1. Афанасьев А. Н. «Живая вода и вещее слово», М., «Советская Россия». 1988
2. Белов В. И. «Лад», любое издание.
3. Громыко М. М. «Мир русской деревни», М., «Молодая гвардия», 1991 г.
4. Даль В. И. «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа»,
гл.XXII, «Приметы», С. Петербург, изд-во «Литера», 1994 г.
5. «Девичество», «Мудрость народная. Жизнь человека в русском
фольклоре», сборник, М., «Художественная литература», 1994 г.
6. «Как была крещена Русь», сборник, ч. I, М., изд-во политической
литературы, 1988 г.
7. Константинов С. «Два года в земской школе», в книге «Записки очевидца.
Дневники. Воспоминания», М., «Современник, 1991 г.
8. Костомаров Н.И. «Очерк домашней жизни и нравов великорусского
народа в XVI и XVII столетиях», М., изд-во «Республика», 1992 г.
9. Корнилов А.А. «Курс истории России XIX», М., «Высшая школа», 1993 г.
10. Максимов С. В. «Нечистая, неведомая сила», т.I, «Крестная сила», т. II,
М., «Русский духовный центр», 1993 г.
11. «Народная проза» из серии «Библиотека русского фольклора», раздел
«Суеверные рассказы», М., «Советская Россия», 1992 г.
12. Сиповский В. Д. «Родная старина», история России в рассказах для
детей, XVI, XVII в.в., М., «Современник», 1993 г.
13. Успенский Г. И. «Крестьянин и крестьянский труд» в книге «Избранные
сочинения», М., «Художественная литература», 1990 г.
14. Успенский Л.В. «По закону буквы», М., «Молодая гвардия», 1973 г.
День семнадцатый
Прошёл калёный, морозный январь. День прибавился, солнце стало теплее, добрее. Зима надулась, заметелила февральскими вьюгами. Но куда там! Отступать всё равно приходится: весна не за горами. Оттепелями да сосульками весточки шлёт.
Заканчивался один из таких февральских дней: обычный, но не совсем. Мама с Таней поздравляли «мужчин» с Днём защитника отечества. Конечно, «мужчины, надеялись на то, что их будут поздравлять, ждали этого момента, но всё равно он был приятным этот момент.
Уже заканчивая пить чай, папа сказал:
- То, что воины – солдаты, офицеры – всегда были защитниками Отечества известно всем. Но не все знают о том, что солдаты, именно солдаты, а не офицеры, в XVIII веке были распространителями, проводниками грамоты в России.
Семья с интересом посмотрела на главу семейства.
- Да, да! Когда Пётр I понял, что ему без технически грамотных офицеров придётся туго в его войнах, он стал насаждать начальные, цифирные школы. Сорок две школы открыл по всей России. Насильно заставлял учиться детей духовных лиц, детей дворян, разночинцев и даже детей солдат. Родители неохотно отдавали в школу своих детей. И после смерти Петра I цифирные школы были почти везде закрыты, вернее, заменены гарнизонными школами при полкАх. Школами для солдат. И почти полвека потом найти домашнего учителя математики в провинции, далеко от столицы и губернских городов можно было найти только в этих школах. Солдата-учителя для дворянских и для зажиточных семей.
- Сява – дворянин! – встрял в разговор попугай.
- А Таня – твоя учительница, - заявила Таня. – Помолчи!
- А для крестьянских детей были школы? – спросил Серёжа.
- Не было. Хотя Россия была страной крестьянской: 95 или 97 % составляли крестьяне от всего населения России.
- А это – сколько? - спросила Таня.
- Это значит, что из ста жителей России девяносто семь были крестьянами. Или по-другому скажу: из тысячи жителей России – девятьсот семьдесят человек были крестьянами. Вот детей этих крестьян грамоте не учили. Государство считало это лишним, ненужным. Зачем крестьянину грамота: он должен работать, он – чёрная кость.
- А сколько детей училось при царе Петре? – спросила Таня.
- В сорока двух школах по всей России обучалось две тысячи учащихся. Это, примерно, столько, сколько учится в двух или трёх городских школах сегодня.
- Ужас! – сказала мама.
- Именно так. Но населения было раз в десять меньше, чем сейчас.
- Просто ужас! – повторила мама. – Абсолютная неграмотность! Просто не верится. А как же Ломоносов? Учёные, писатели, художники, скульпторы – они откуда взялись?
- Михайло Ломоносов – гениальное исключение. Положительная ошибка времени, если сказать по-умному. Простолюдин, крестьянский сын – дошёл до вершин науки, стал символом нации. Были и художники талантливые, и скульпторы из простого народа, из крепостных – были. Сколько их талантливых умельцев из народа, о которых мы никогда и ничего уже не узнаем! Знаем только о некоторых.
Основная масса учёных, писателей, художников была из русских дворян. Из русских дворян и приглашённых иностранцев. А вся громадная народная, то есть крестьянская масса была непросвещённой.
И вот в просвещение крестьян солдаты внесли свой вклад.
Спасибо, милые дамы! Мы с Серёжей сейчас поможем убрать вам со стола, а потом я расскажу о солдатах просветителях.
- Не возражаем, - сказала мама.
…Все расположились в «гостиной». Мама взяла с собой своё вязание: носок для Серёжи, а папа – книги.
- История просвещения русского народа – очень печальна и драматична, - начал папа, как лектор. – Уж насколько неграмотны были высшие слои общества, то о крестьянах и говорить нечего. Царям не нужен был образованный народ: зачем вещи быть грамотной, зачем предмету уметь читать? Ведь крестьянин был вещью. Кроме того: размышляющий человек – опасен. Он начнёт сравнивать свою жизнь с жизнью господ, начнёт требовать свободы, равных прав с господами. И что произойдёт? Погибнет самодержавная, царская Россия. Будет какая-то другая, но не царская. Зачем царю это? Одни министры добивались создания школ для крестьян, другие – запрещали. Даже начальное образование запрещали. А уж на гимназию, лицей, университет крестьянский сын, «мужичок с ноготок» и рассчитывать не мог.
В середине XIX века многие образованные люди из города, болея душой за свой народ, стали перебираться жить в деревню, чтобы обучать и крестьян и крестьянских детей грамоте; чтобы рассказать о жизни крестьян со страниц газет и журналов. Это называлось – «хождением в народ».
Государство пошло на уступки: разрешило начальное образование для крестьян. Но денег на оплату труда учителей, на оборудование для школ, на книги оно выделило очень мало. Пусть, мол, сами крестьяне собирают деньги и содержат школы; местная казна пусть находит деньги на образование , а власть пусть ищет доброхотов-меценатов, которые содержали бы школы за свои деньги.
Крестьяне ничего и не знали об этой борьбе: так, слышали что-то краем уха. Да и не интересовались этой борьбой за собственное образование и образование детей. Многие из них считали, что образование – это баловство: незачем ребёнку голову забивать. (Примерно так рассуждали родители дворянских детей полтора века назад, при Петре I. Как тут не вспомнить круги по воде!) Если родители дворянских детей считали, что учение – это труд, то крестьяне считали наоборот: труд – вот учение; трудись, учись жизни и будешь обеспечен хлебом. А больше ничего и не надо. Смотри, Влас («мужичок с ноготок»), как делает отец и учись этому; слушай, Влас, что говорят старшие, приобретай их опыт – вот это и есть учение. Всё это правильно, но…
- Пап, а когда же ты о солдатах? – не выдержал Серёжа.
- Сейчас, сейчас, Серёженька! Потерпи. Многие крестьяне стали понимать важность и необходимость образования. Ведь земледельческий труд – это целая наука. Будешь плохо знать эту науку – значит, будешь плохо трудиться; будешь плохо трудиться – будешь плохо жить, разоришься. Земледельческую науку многие знали хорошо. Да и о государственных новостях слышали: многие крестьяне ездили на разные ярмарки да базары, а там – все новости. Но вот беда: обманывают неграмотного крестьянина, обсчитывают. Он и посчитать, как следует, не может, и бумагу какую-нибудь не прочитать, а уж написать тем более: просить кого-то надо, деньги платить. Общим, дорого стала стоить неграмотность. И когда поняли это, то стали отдавать детей учиться в школы. Там, где они были. А они были. Одна школа – на несколько деревень. А какие были школы?
Церковно-прихОдские, где церковь давала начальное образование; зЕмские, то есть государственные, которые содержала местная власть: земство; и частные школы. В частных школах учителя нанимали сами крестьяне и сами платили ему деньги. Учителем частной школы приглашали грамотного человека. А таким человеком во многих деревнях и сёлах был солдат.
Солдат – бывалый и уважаемый в народе человек; его ценили за находчивость, за широту знаний (везде побывал, много повидал), за добродушие и бескорыстность. Не зря, совсем не зря, солдат – герой многих легенд, историй и русских народных сказок.
Конечно, не только солдат приглашали обучать своих детей крестьяне. Были и приезжие люди: студенты, бывалые люди из города. Но наибольшим авторитетом пользовались отставные солдаты. Частные и церковноприхОдские школы появились в России в начале XIX, а земские – во второй половине XIX века. Как проходили занятия в церковноприхОдской школе, я вам сейчас зачитаю.
- Пап, а почему школа называлась «церковноприхОдской? – спросил Серёжа. – Можно ведь просто сказать: церковная.
- Иногда церковнопрхОдскую школу называли «прихОдской», то есть: школой данного прихода.
- А «прихОд» - что такое?
- А прихОд – это район, местность, жители которой приходят в данную церковь, являются прихожАнами этой церкви. В сельской местности церковь, обычно, была одна на несколько деревень и стояла в селе. Село и несколько деревень являлись одним приходом. Село являлось центром прихОда. Все прихожАне крестились, венчались, исповедовались только в церкви своего прихода. Так было принято. И школа, которая открывалась при церкви, называлась церковноприхОдской, или просто – прихОдской. Моя бабушка, а твоя прабабушка, Серёжа, закончила три класса церковноприхОдской школы села Бароновка.
Ну, теперь… Иван Яковлевич Столяров «Записки русского крестьянина». Сам столяров родился в семье крестьянина. И это его воспоминания. Два отрывка о школе я и прочту.
Папа раскрыл книгу.
- Да, ещё пару слов на объяснение. ПсалтЫрь – книга псалмов, религиозных текстов. При нехватке букварей употреблялась в России как учебная книга. Объясняю значение ещё одного слова: «по церковнославянски». Дело в том, что славянская азбука считается изобретением болгарских монахов Кирилла и Мефодия и называется «кириллицей». Через эту азбуку с греческого языка переводились все церковные книги. А книги, написанные кириллицей, назывались церковнославянскими. Каждая буква в церковнославянской азбуке имела своё название. Мы сегодня как называем буквы? А, БЭ, ВЭ, ГЭ, ДЭ… А в церковнославянском алфавите эти же буквы имели название: АЗ, БуКИ, ВеДИ, ГЛАГоЛЬ, ДОБРо…
Ну, а уж теперь – текст воспоминаний Столярова.
«ПсалтЫрь определила характер и программу нашего обучения. В это время учили сначала название каждой буквы по церковнославянски: а = аз, б = бУки, в = вЕди и т. д.
Неудобство этого метода (способа) обучения в том, что выучив название букв алфавИта, трудно потом перейти к сложению слогов и к чтению. Для сложения, например, слога «АБ» нужно было сказать: аз – буки = аб.
Научившись читать, мы приступили к чтению псалтЫри и к заучиванию наизусть молитв. Первый учитель занимался с нами недолго и потому не оставил никаких следов в моей памяти… Но нужно сказать, что этот учитель проделал с нами самую трудную работу: он научил нас азбуке, и мы могли кое-как читать.
После его ухода для школы наступило безвременье: никакого постоянного учителя, с нами занимались поочрёдно – сам священник, его жена и дьячок. Каждый из них учил на свой лад и тому, чему находил нужным учить. В одном не было разногласий между ними: в наказаниях. Давать щелчки в лоб, драть за уши, бить, бить линейкой по пальцам, ставить на колени; все эти наказания сыпались как из рога изобилия на тех, которые этого заслужили. Небольшое различие существовало среди наших учителей: дьячок предпочитал бить линейкой по рукам, попадья – ставить нас на колени, а священник признавал одинаково все виды наказания…»
- За что наказывали учеников? – спросила Таня.
- Не знаю. Наверное, за непослушание, за неправильный ответ, за дерзость, за грубость, за недостойное поведение и т. д. За то же, за что и вас наказывают в школе.
- Нас не бьют!
- Но всё равно наказывают: стыдят, ставят плохую оценку, записывают в дневник, вызывают в школу родителей. А в то время были другие способы наказания. Так обращались даже с дворянскими детьми в учебных заведениях и при домашнем обучении. Вспомните «Историю одного детства», «Детство Тёмы». Читаю дальше.
«Мы, малыши, предпочитали, чтобы он (священник) ставил нас на колени и больше всего боялись его щелчков и его манеры драть за уши. Пальцы у него были длинные, сухие, настоящие костяшки. От его щелчка лоб сейчас же краснел, а от большого числа щелчков лоб вздувался и долго сохранял следы приложения пАстырских (поповских) пальцев. Не лучшим было и драньё за уши. Он прибегал к этому, когда бывал очень рассержен. Тогда он становился злым и терял хладнокровие, впивался ногтями в основание ушей наказуемого, и когда он выпускал из тисков уши, кровь стекала капельками из ранок, нанесённых когтями.
- Аксёнка! – обращался он к одному из моих товарищей по парте. – Знаешь ли ты какую-нибудь молитву?
Не знаю, - отвечает Аксёнка.
- Как не знаешь? – начинает сердиться священник и повышает голос: - Ты всё же знаешь: «Господи, помилуй мя»?
- Не знаю, - отвечает Аксёнка.
- Как не знаешь! – ещё больше сердится священник. – Повторяй за мной: «Господи, помилуй мя!»
Аксёнка чешет затылок, старается вспомнить, что нужно повторить, и не может. Губы его начинают дрожать. Он вот-вот расплачется. И вдруг выпаливает:
- Не знаю, не могу повторить.
Это приводит священника в бешенство.
- Почему ты не знаешь! – кричит он.
Крик священника вызывает обратное действие у Аксёнки: его испуг исчезает и на лице появляется невозмутимое упорство. Он уже спокойно отвечает:
- Ничего не знаю.
Этот ответ приводит священника в недоумение:
- Почему же ты ничего не знаешь? – спрашивает он более спокойным тоном. – Чему же тебя учила мать?
Аксёнка улыбается.
- Ну, чему же ты смеёшься? – опять кричит священник. – Отвечай же мне!
- Да мама меня ничему не научила. Она сама ни одной молитвы не знает.
Это ответ почти успокаивает священника. Он задаёт Аксёнке ещё один вопрос:
Как же молится твоя мать, если она не знает ни одной молитвы?
- Да никак, - отвечает Аксёнка. – Она только крестится, да головой кивает.
- Болван! – говорит Аксёнке священник. – Становись на колени. Да сначала пойди выбей об угол избы свой нос».
- Как это? – спрашивает Таня.
А мама смеётся:
- Это священник так предлагает Аксёнке почистить нос, высморкаться.
«На этом и кончается обучение Аксёнки молитвам, - продолжил папа. – Аксёнка так и не понял, чего хотел добиться от него священник. Такие ответы могли опять повторяться, но в один прекрасный день Аксёнка не пришёл в школу и уже больше не приходил. Он решил, что ученье – очень мудрое дело и не для его ума:
- Чего мне там делать-то? Какая мне польза от учения? Батя и мама неграмотные, и все другие тоже. И ничего! Живут! Проживу и я без учения. А чтобы брань попа слушать, да побои выносит, - этого я не желаю.
…К концу третьего года только пять крестьянских мальчиков оставалось из двадцати записавшихся».
- Устали? – спросил папа. – А то давайте сделаем перемену.
- Можно чайку попить, - предложила мама.
- Да, да! – поддержала её Таня. – С тортиком!
- Ладно: вы пейте чай, а я буду читать вам, - сказал папа.
Чай – не еда: быстро вскипятили воду, расставили чашки, порезали торт – наслаждайся!
А папа – продолжил.
«На второй год число поступивших школьников оказалось значительно больше. Но причиной тому был не выросший интерес родителей или детей. Последовавший за годом открытия школы был 1891 год, голодный год. Для поддержания питания школьников была открыта при школе столовая, в которой им давали обед: густой пшённый суп с растительным маслом, картофель или кашу и кусок пшеничного хлеба. В нашем селе пшеничного хлеба и в нормальные годы не знали, всегда ели только чёрный ржаной хлеб. Пшеничную же муку покупали только в большие праздники…
Выдача детям пшеничного хлеба, да ещё в голодный год, когда у других и ржаного-то хлеба не было, и всё это бесплатно, - привлекало детей к школе».
- Ужас! – сказала Таня.
- Что, крестьяне были такими бедными? – удивился Серёжа.
- Да, Серёженька, да. Не роскошествовали. Всю Россию кормили, а сами пшеничного хлеба не видели. И это притом, что крестьян в России к этому времени было девяносто процентов, то есть: девятьсот крестьян на тысячу жителей.
- А у нас булочки в школе – каждый день. – сказала Таня.
- А у них и ржаной не всегда был. Я продолжаю.
«Во второй половине этого же года приехал к нам новый учитель, пятый по счёту. Иван Капитонович (так звали его) оказался живым, расторопным малым, лучшим, чем это можно было заключить по первому впечатлению…
…Так кое-как Ивану Капитоновичу удалось довести до конца наше обучение.
В 1893 году состоялся первый выпускной экзамен. От представляющихся к экзамену требовалось: написать небольшую диктовку с расстановкой знаков препинания, решить одну из несложных задач и прочесть наизусть одно небольшое стихотворение или прочитать по книжке коротенький рассказ и ответить на несколько вопросов священника по священной истории или же прочитать какую-нибудь молитву.
Иван Капитонович начал нас готовить к экзамену чуть не с Рождества. Он больше всего боялся, что мы не сумеем правильно расставить знаки препинания. Эта почти ежедневная подготовка заключалась в том, как он будет держаться на экзамене, как он будет подсказывать нам знаки препинания и правописание трудных слов. Он плохо верил в наши знания и считал эти правила слишком сложными для нас. Он придкмал особенный способ подсказывать нам. «Если после продиктованной фразы я возьмусь за пуговицу моего пиджака, значит, поставить точку. Если же нужно поставить точку с запятой, то я возьмусь за пуговицу и ещё сделаю рукой движение в воздухе, которое напоминает вам запятую. Когда нужно поставить запятую, я поднесу руку к усам. А для двоеточия я возьмусь за две пуговицы на пиджаке». Для вопросительного знака Иван Капитонович решил высморкаться, а для восклицательного знака покашливать, а для беглого «е» - понижать. И ещё другие жесты».
Таня беззвучно смеялась, прикрыв рот ладошкой, Серёжа изображал знаки препинания.
- Что значит «беглое «е»? – неожиданно спросила мама.
- Значит: не под ударением. Вот в слове «перелесок» звук «е» в первых двух слогах – беглый.
- Дальше, - попросила Таня.
«Наступил день экзамена. У всех нервы были напряжены, а у нас, малышей, коленки от страха тряслись. Священник отслужил молЕбен. Экзаменаторы сели за стол, покрытый зелёным сукном, нас посадили за парты. Экзамен начался. Бедный Иван Капитонович! Он растерялся больше, чем мы. Начал он диктовать. Губы у него посинели, сам он побледнел. Язык плохо слушался его. Все условные знаки, которые он так долго внушал нам, выскочили у него из головы. Его голос и речь изменились. Он заикался. Он запутался в своей системе показывать нам знаки препинания и правописания. Впрочем, мы были так взволнованы, что не могли бы следовать за знаками Ивана Капитоновича. Если бы даже он сохранил своё хладнокровие.
Нас было всего восемь кандидатов и кандидаток, дошедших до конца обучения и допущенных к выпускному экзамену. Экзаменаторов было почти столько же, сколько и кандидатов. В числе их находились: земский начальник, архимандрИт (начальник священника) и ещё какие-то лица. Их присутствие ещё больше вызывало в нас робость. Как была написана нами диктовка? Правильно ли решена задачка? Хорошо ли мы ответили экзаменаторам? Одному богу, да экзаменаторам было известно. Сами же мы не отдавали себе отчёта.
Все мы были признаны достойными получения свидетельства об окончании школы. Экзаменаторы поздравили наших родителей, ожидавших в ограде церкви. И вот мы стали первыми «грамотеями» нашего села».
Папа закрыл книгу. Серёжа потянулся и Таня успела его пощекотать. Серёжа взвизгнул и вскочил.
- Погуляйте, если хотите, - сказала мама. – Поморозьтесь, только недолго.
Ребята! Сравните вашу школу с церковноприхОдской.
1. Чем отличаются школы?
2. Почему государство препятствовало крестьянам в получении грамотности?
3. Какие предметы изучали дети в церковноприхОдской школе?
4. Почему крестьяне не были богатыми?
5. Как вы понимаете смысл следующих пословиц и поговорок?
- «Мужицкими мозолями баре сыто живут».
- «Один с сошкой, а семеро с ложкой».
- «Аз, бУки, ВвЕди страшат, что медведи».
Ребята! Вы помните крестьянина Ивана Ермолаевича из очерка Г. И. Успенского «Крестьянин и крестьянский труд»? Прочтите отрывок из того же очерка о том, как Иван Ермолаемич отдавал своего сына Мишутку учиться.
Г.И. Успенский
«Мишка»
Иван Ермолаевич задумал учить своего сына, одиннадцатилетнего мальчика. Необходимо сказать, что потребность учить и учиться была осознаваема Иваном Ермолаевичем в смутной степени. Обыкновенно он решительно не нуждался ни в каких знаниях, ни в каком учении. Жизнь его и его семьи, не исключая одиннадцатилетнего сына, была так наполнена и была так хорошо снабжена знаниями, которые сама же и давала, что нуждаться в каком-либо постороннем указании, совете – словом, в чём-либо непочерпаемом тут же, на месте и на своём деле – даже не было и тени надобности. Но иногда минутами что-то неведомое, непонятное, что-то доносящееся из самого далёкого далекА пугало Ивана Ермолаевича… И в такие-то минуты он говорил: «Нет, надо Мишутку обучить грамоте. Надо!» Удивительно странные обстоятельства приводили его к этой мысли. Однажды, во время косьбы зашли мы с ним в луга, арендуемые немцами курляндцами(1). Попался нам курляндец, сидит на копне сена и что-то ест. Поглядели, ест рыбу. «Какая это рыба? – спрашивает Иван Ермолаевич. «СалАка!» - «Дай-ко отведать». Немец дал, Иван Ермолаевич поглядел на рыбу, повертел её в руках, померил, откусил, пожевал и спросил: «Почём?» Немец сказал цену. Иван Ермолаевич доел рыбу, поблагодарил и мы пошли дальше, и тут-то ни с того ни с сего, Иван Ермолаевич вдруг вздохнул глубоко-глубоко и сказал: «Нет, надо Мишутку учить! Пропадёшь, верное слово, пропадёшь! Ишь вон какую рыбу-то ест! Надо! Вот уберёмся, отдам учителю».
…С величайшей неохотой и как бы с тяжестью на душе Иван Ермолаевич приводит намЕрение своё в исполнение. Уж давно убрались с хлебом, и начал устанавливаться зимний путь, а он всё не ведёт к учителю.
…Иван Ермолаевич съездил в одну из близлежащих деревень, где была зЕмская школа, уговорился с учителем и, наконец, настал день, когда нужно было везти Михайлу в школу. До этой минуты на все разговоры об учении Михайло обыкновенно не отвечал ни одного слова. «Вот, - скажет Иван Ермолаевич, - скоро в школу повезу, смотри, учись!» Михайло молчит, не отвечает ни слова. Мальчик он был бойкий, весёлый, разговорчивый, но как только дело или разговор касался школы, Михайло делался как каменный: не огорчается, не радуется, а смотрит как-то осторожно… В день отъезда Иван Ермолаевич сказал, наконец, с тяжёлым вздохом:
- Ну, Михайло, сейчас поедем. Мать, одень Мишку-то!
Мать одевала и плакала. Иван Ермолаевич так же чуть не рыдал, не понимая из-за чего должно происходить всё это мучение. Но Михайло хоть бы слово.
…Всё время Мишка был твёрд и молчалив, как железный, сам Иван Ермолаевич тяготился этим отъездом в школу гораздо больше, чем Михайло. И вот в то время, когда Иван Ермолаевич нехотя ис глубоким сокрушением стал влезать в сани и со вздохом произнёс: «Ну, Михало, полезай, брат», - оказалось, что Михайлы нет. Покликали, покричали – нет ответа. Принялись искать – опять нигде нет; оглядели все чердаки, все углы в доме и на дворе – нет Михайлы! «Ведь спрашивали дьявола, - сердился Иван Ермолаевич, - хочешь в ученье или нет? Ведь молчит, как камень, дубина экая, а вот убёг! Уж попадись ты мне, я из тебя выбью ответ!» Но этот гнев немедленно же сменялся в родительском сердце состраданием… Надвигались сумерки, а Мишки всё не было. Всеми, не исключая работников, охватило глубокое уныние, которое сменилось искреннейшею радостью, когда один общий знакомый мужик из соседней деревни уж тёмным вечером привёз Мишку домой. Все обрадовались, забыли всякие разговоры об ученье, всякие намЕрения «пробрать» и т. д. Спрашивали только «не замёрз ли», «чай голоден», а работники, так те откровенно высказывали своё одобрение: «Ловко ты, Мишанька… Право, ловко!...»
Мишка чувствовал себя победителем и как бы вырос и окреп за эти несколько часов бегства. Тотчас, как только его привезли, он переоделся, переобулся и в несколько минут обЕгал весь двор, заглянул в хлева, в сараи, и т. д., точно желал удостовериться, всё ли на своих местах, всё ли по-старому, всё ли благополучно.
… Иван Ермолаевич перестал говорить с Михайлом о своём намЕрении, но вместе со мной заключил зАговор. Не говоря никому ни слова, мы выберем любой день, посадим Мишку в сани и поедем в другую деревню за двенадцать вёрст(2), близ станции железной дороги. Там мы его сразу и заточИм в школу и водворим в квартире. Там есть у Ивана Ермолаевича знакомые, которые будут присматривать, приглядывать, а в случае чего и по затылку дадут – ничего выдержит! скотина добрая(3)…
Мишка ничего не подозревал, когда Иван Ермолаевич приказал заложить лошадь, объявив, что едет на мельницу. Он, как и всегда, помогал запрягать… Когда лошадь была подана, Иван Ермолаевич внезапно объявил Михайле, находившемуся в избе: «Одевайся, со мной поедешь». Михайло побледнел, как полотно, почувствовал, что схвачен врасплох, но ни слова не сказал, оделся; тут подоспел и я; посадив Михайлу в середину между нами, мы тронулись в путь. По хорошей зимней дороге мы «духом»(4) долетели до деревни, где была школа, и обделали всё дело не больше, как в один час. Как раз напротив школы нашли квартиру у вдовы-старушки, дали задАток(5), повели Мишку к учителю, переговорили с ним, также дали задАток, после чего учитель сию же минуту взял Мишку и увёл в школу, где уж сидело и жужжало человек сорок малых ребят. Мишка хотя и был крепковат на нервы, когда учитель усадил его в самую середину школьной толпы, малый «загорелся», вспыхнул, смутился и оторопел…
- Это самое и надо! – сказал Иван Ермолаевич, когда мы выбрались из школы. Он и сам был испуган школой не меньше Мишки. – Так и нужно прямо под Обух(6)! Скорей оботрётся… Оглушишь его этак-то – он и пообмякнет… Это слава богу, что так – прямо Обземь! Ничего, пущай! – закончил Иван Ермолаевич, и мы поехали прочь от школы.
По дороге мы заехали к кузнецу, которого звали Лепило и который вместе с тем был и коновал(7). У него находилась на излечении лошадь Ивана Ермолаевича… Поглядели больную лошадь, к ноге которой была привязана тряпка с лекарством, зашли, кроме того, в лавки кое-что купить, часа два пили в трактире(8) чай, грелись, разговаривали и воротились домой шажком уж часу в первом ночи.
- Мишка прибежал! – было первое слово, сказанное женой Ивана Ермолаевича, когда мы подъехали к крыльцу его избы.
И я и Иван Ермолаевич были несказАнно изумлены. Иван Ермолаевич вылез из саней и молча пошёл в избу; я также молча пошёл домой; было уже поздно, и поэтому с Иваном Ермолаевичем я увиделся только утром.
- Это его учитель прислал… Грифель(9) вишь(10)… книгу какую-то надо… бумагу…
Потолковали мы насчёт расходов и порешили отвезти Мишку и послать учителю деньги, чтобы купил грифель и всё, что нужно. Отправили Мишку на следующий же день с работником. Но утром через день Мишка опять явился.
- Ты зачем?
- Хозяйка прогнала. Напилась пьяна, стала драться, погнала вон… Не пимши, не емши…
Все жалели его, особенно же жалели, что он и сапоги и ноги истрепал. Но Мишутка в моменты своих кратковременных возвращений не обращал, по-видимому, никакого внимания ни на сожаления о его ногах, ни на самые ноги. Едва прибежав издальнего путешествия по снегу,..бежал в коровник, в свиной хлев, к овцам, к лошадям, в сарай, в баню к уткам; там всё пересмотрит, перепробует, рукой пощупает; словом, не нарадуется на свои родные места, в которых ему, очевидно, дорога каждая порошИнка (пылинка).
На следующее утро поехал с Мишкой сам Иван Ермолаевич, так как надо было разобрать дело. По его отъзде пришёл ко мне работник и сказал:
- Не будет Михайло учится, нет не будет!
- Почему же?
- Не к тому привержен. У него есть приверженность к хозяйству, лошадей любит, скотину; а это ученье не по нём – не будет! Я уж знаю его характер. Таперича, ежели ему лошадью править, снопы возить, так он трясётся от радости. А это ученье – нет. Ведь он мне сам сказывал, что на хозяйку наплёл(11), насказал облЫжных(12) слов. А всё из-за того, чтобы отец отдал его Лепиле на квартиру, потому что там наша кобыла. Он сам сказал: «Как, говорит, увидел я нашу рыжую, как она стоит с больной ногой, вспомнил дом, так и упёр из училища». Нет, не будет, не такой парень.
Иван Ермолаевич воротился в глубоком унынии. Мишка всё наврал – и на хозяйку и на учителя. Учитель и не думал его посылать, а хозяйка, ввиду такой бессовестности, отдала Ивану Ермолаевичу назад деньги и отказалась держать Мишутку. Волей-неволей пришлось поместить Мишутку к Лепиле, но при этом Иван Ермолаевич «оттрепал» его за волосы.
Но этим мучения не окончились; дня через два мужики, воротясь со станции, объявили, что Мишка там трётся вокруг вагонов, помогает подводить лошадей и заслуживает тем всеобщие похвалы. Но что ужасно – жалуется мужикам на жестокое обращение отца: бьёт, выгнал из дому; просит приютить и жалуется самым лютым врагам Ивана Ермолаевича, срамИт (стыдит) его не на живот, а на смерть перед людьми. ничего не стоящими. Иван Ермолаевич вышел из себя и немедленно же пустился ловить Мишутку, и тут началась борьба. Только что Иван Ермолаевич настигнет его у вагонов, Мишка – под вагон, а Иван Ермолаевич в ужасе, что его раздавит, не знает, что делать. Из-под вагона Мишка пускается в бега. Но разыскать его не было возможности, потому что Мишка так умел насказать про отца, что его прятали, скрывали – «нету у нас!»
Наконец-то словили и привезли… К этому времени на Мишку все были до того ожесточены, он так много насрамИЛ, налгал на отца и мать, такую пустил про них худую(13) славу, что появление Мишки вызвало уже не радость, а единодушное восклицание отца и матери: «Драть!» Розги были припасены, и едва Мишка появился в избе, как Иван Ермолаевич крикнул работнику: «Держи-кось его Фёдор!» Но Фёдор наотрез отказался и ушёл вон; не драть, а хвалить мальчишку надо бы было, по его мнению, за такие молодецкие подвиги и за такое образцовое сопротивление какому-то учителю. Работница тоже отказалась и убежала, и по тем же причинам. Тогда взялась держать мать. Мишка ужасно орал, молил и вопиЯл, но драньё было беспощадное…
Это-то драньё и было его окончательной победой; сорвав зло Иван Ермолаевич немедленно утих и крайне удивлялся, что всё это мучение произошло из-за какого-то ученья. Он решительно уже не мог понять, зачем оно нужно Мишке, несомненные достоинства которого, выказанные во время всей этой истории выступили теперь со всей яркостью; нежелание учиться исчезало совершенно перед этим упорным желаниемжить в крестьянских условиях, перед этой любовью к «крестьянству», выражавшейся в любви к скотине, к нашей рыжей кобыле, в этом неудержимом стремлении «домой», где дорога каждая курица, утка. С каждой минутой Иван Ермолаевич убеждался, что в Мишке растёт надёжный представитель его семьи, работник, привязанный к «крестьянству» неразрывными узами, и недавнее негодование заменилось весьма скоро восхищением.
Пояснения
1. - немцы-курляндцы – немцы из Прибалтики.
2. – верста - мера длины, чуть больше километра, а точнее: 1 км 60 м.
З. – «скотина добрая» - в устах Ивана Ермолаевича это не брань, а похвала, гордость за сына: «добрая» - значит, хорошая, крепкая; а «скотина», да ещё хорошая, здоровая – для крестьянина лучшая награда.
4. – «мы «духом» долетели» - быстро, мигом.
5. – часть денег, которые даются исполнителю работы до выполнения самой работы.
6. – «прямо под обух» - сразу, резко.
7. – коновал – знахарь, лекарь, лечащий лошадей.
8. – грИфель – палочка из особого минерала для писания ею на ученической или классной доске; предшественник карандаша.
9. – трактИр – столовая, где продавали разные напитки и обязательно – чай.
10 – вишь – видишь.
11 – наплёл – наврал, оклеветал.
12. – «облыжные слова» - ложные, неверные слова.
13. – худая слава – дурная слава, порочащая человека.
Ребята, как вы думаете:
1. Почему Иван Ермолаевич хотел отдать учиться сына?
2. Почему Миша не хотел учиться? Найдите подтверждение в тексте.
3. В какую школу определили Мишутку: земскую, частную, прихОдскую?
4. В каком возрасте принимали крестьянских детей в школу?
5. Богатым или бедным крестьянином был Иван Ермолаевич? Найдите
в тексте подтверждение ответу.
Ребята, как вы понимаете пословицы и поговорки:
- «Которая рука по головке гладит, та и за вихор тянет».
- «От доброго корня добрая и поросль».
- «Нашла коса на камень».
- «Детки – радость, детки ж и горе».
- «Детишек воспитать – не курочек перевоспитать»
День восемнадцатый
Наступил выходной день для всей семьи, но зима не отступила: выла метель, сильные порывы ветра секли лицо льдистым снегом. На улицу не выйдешь – никакой радости. Небо в тяжёлых свинцовых тучах; не день – а вечер.
В квартире включили свет. Это днём-то! А Таня предложила свет выключить, а зажечь свечи: красивые, фигурные, цветные в подсвечнике, которые остались от Нового года.
Так и сделали. Стало хорошо: за окном пурга, а здесь – тепло, уютно, свечи…
- А что в это время делали в деревне? – спросил Серёжа.
- В это время – это зимой? Или в конце февраля?
- В конце февраля.
- Начиная с Рождества, по всей России шли свадьбы. До самой масленицы, которая к нам подкатится через две недели. А конец февраля… Начинали готовиться к севу зерна.
- Зимой?!
- Да, да – именно зимой. Крестьяне выносили посевное зерно на утренний морозец (говорили: на три утренние зори); считали, что зёрна чуть примороженные, чуть «тронутые морозом», дают лучший урожай.
- Закаляли зерно, - сделал вывод Серёжа.
- Но выносили на мороз и лён и пряжу, для того, чтобы нитки были ровными и белыми.
- А как так получалось?
- Не знаю. Но люди это делали, а, значит, и верили, что толк будет. Где-то в конце февраля – Власьев день. Люди ходили друг к другу в гости, но главное то, что начинались торги по продаже скота. А вечер двадцать восьмого февраля был вечером «окликАния звёзд». ОвчарЫ – пастухи овец – вечером смотрели на звёзды и говорили определённые слова. Делали они это для того, чтобы появилось в хозяйстве больше ягнят – детёнышей овец.
- Это правда? – удивилась Таня.
- Правда, что такие слова произносили. А добавляли ли эти заклинания ягнят, я не уверен. А пастухи верили. Они были суеверными…
- Верили в сверхъестественную силу, - вспомнил Серёжа.
- Молодец! А окликАние звёзд – древний обычай. И пастухи исполняли этот обычай. Что ещё делали в конце февраля? Занимались своими обычными ежедневными делами: ткали, пряли, плели лапти, чинили обувь и инвентарь у весне… А дети помогали старшим. Вон, Миша, сын Ивана Ермолаевича, крутился во дворе, в хлеве возле скотины. Кстати, в какую школу отдавали учиться Мишу: прихОдскую, зЕмскую или частную?
- В зЕмскую, - сказала Таня. Ей нравилось это слово.
- В частную, - возразил Серёжа, - потому что Иван Ермолаевич учителю деньги платил за обучение.
- Да, пожалуй, что частная. Но в частной школе никогда не бывало столь много учеников, сколько было в классе. Значит, это зЕмская школа, которую содержали и крестьяне и зЕмство.
- Ага! – ликовала Таня. – Я угадала!
- Угадала, а не доказала, - возразил Серёжа.
- Успокойтесь. Я сейчас вам прочту, как выглядела зЕмская школа. Из воспоминаний учителя зЕмской школы.
Папа взял, видно давно подготовленную книгу и открыл на закладке.
«Теперь несколько слов о школьном здании. Рядом с комнатой учителя помещалась кухня таких же размеров, как и учительская комната. Двери из комнаты и из кухни вели в коридор, где дети раздевались. Многие незнакомы были с вешалкой и клали одежду прямо на пол; так же поступали и малыши, не могшие пользоваться вешалкой и боявшиеся просить старших учеников, не говоря уже о стороже или учителе.
Первая группа скоро – на примере товарищей – познакомилась с назначением вешалки – и это было целым событием для ребят! Раз навсегда избавлялись они от необходимости класть одежду на пол или просить помощи старших, которые смеялись над малышами.
Из коридора дверь вела в классную комнату, площадью в шестьдесят четыре квадратных аршИн, где помещалось семьдесят-восемьдесят человек».
- Серёж, включи, пожалуйста, торшер: мне плохо видно. Спасибо.
- А что такое «аршИн»? – спросила Таня.
- Это устаревшая мера длины, как и верстА. Семьдесят сантиметров. Вот столько, примерно. - И папа развёл руки в стороны. – А шестьдесят четыре квадратных аршина… - Папа задумался, сосредоточился… - Это, примерно такая же комната, как и ваш класс. Только класс этот в школе был один, и в этом единственном классе занимались семьдесят-восемьдесят учеников.
«Впечатление получалось от комнаты этой ужасное: чёрные от грязи полы, не мывшиеся по целым месяцам; выбитые во многих рамах стёкла; печь, угощавшая при каждой топке учеников и учителя дымом и головными болями; поломанные парты, которые ремонтировались самими учениками – где гвоздик вобьют, где верёвочкой к стенке привяжут – и стоит себе; доски пола, прогнившие и проваливавшиеся под ногами, грозя оставить кого-либо калекой, - вот картина, какую я застал в школе».
- Вот такая зЕмская школа. Потом, постепенно, этот учитель всё наладит и отремонтирует. А пока нужно было записывать и приглашать учеников в школу.
«Просматривая список записавшихся в школу детей, я удивился, что из Жданова, деревни с двадцатью дворами, поступили только два мальчика. Между тем, по наведённым мною справкам, в деревне было около двенадцати-пятнадцати детей школьного возраста. После некоторого раздумья я решил отправиться в Жданово и постараться убедить крестьян отдавать детей в школу. До Жданова было четыре версты, и я пригласил в попутчики молодого рЕгента местного церковного хора – малоразвитого, но симпатичного молодого человека».
- Регент – дирижёр, руководитель церковного хора, - объяснил папа, опередив Серёжу с его вопросом.
«В большинстве домов моя проповедь была встречена холодно, почти враждебно. Мне говорили, что и без меня они знают, что хорошо учить детей, и если не учат, так, значит – нельзя, не могут, что я только дразню детей, которые плачут, учиться. Другие просто запирались от меня, и я понимал их мотивы (причины): не хотели, чтобы я бередил (тревожил) их раны! Только в двух-трёх домах я встретил радушный приём: меня не знали куда посадить, не садились при мне, бросали работу. Они говорили, что вот, мо, рожь посадим, справим (купим) одежонку и отправим в школу Ваську или Настьку, что и всем хочется учить детей, да не могут: не то что в школу, на двор выйти не в чем, по очереди ходят.
…Мы недаром проходили в Жданово: три новичка из Жданова пришли записываться на следующий же день».
- Ребятам из этой школы попался хороший учитель: школу отремонтировали при его содействии, в игры с детьми играл, уроки вёл интересно. Вот послушайте.
«Иной раз прямо-таки диву даёшься, до чего скУдны (малы) детские понятия! Вот, например, я спрашиваю: «Кто такой итальянец?» Говорят»Он на тальянке (гармошке) играет». Когда я разъяснял детям, то им становилось не только смешно, но и досадно… Однажды я спросил малышей, как зовут Николая Чудотворца (имя святого). Отвечают: «Апостол Пётр, Алексей Божий человек» и т. д. Я обращаюсь к среднему отделению, тоже не знают. И только в старшем отделении нашёлся один из всех, который сказал, что Николая Чудотворца зовут Николаем, а апостола Петра – Петром, и т. д.»
- Пап, пап! А апОстол - это кто? – спросила Таня.
- Апостолы – ученики Христа, после смерти его проповедовавшие христианство, учение Христа.
- Па, я не понял: что, и старшие и младшие – все занимались в одной комнате и сразу? – спросил Серёжа.
- Да, я же говорил. Первый, второй и третий класс. Автор называет классы «отделениями»: младшее, среднее, старшее.
- А какие уроки были в зЕмской школе?
- Чтение, письмо, математика и закон Божий. Это – основные уроки. А были ещё: и старославянский язык, пение, чистописание. Закон Божий вёл местный священник, а все остальные уроки – один учитель. Вот как он проводил урок математики.
«С каждой новой задачей внимание притуплялось… Становилось ясно, что необходимо было расшевелить мозг, и я диктовал: «Мальчику один год, его сестре три года. Сколько им обоим будет через два года?»
- А сколько будет? – спросил папа у Тани и Серёжи. – С Таней понятно: ей нужно взять ручку и бумагу и решать. Она устно не сможет посчитать. А ты, Серёжа, можешь. Так – сколько?
- Шесть! – выкрикнула Таня, показывая загнутые пальцы.
- А ты, Серёж?
- Восемь…
- А теперь слушайте дальше.
«Наконец, подняты все руки, все хотят отвечать, тянут руки так, что порою кажется, вот-вот оторвётся рука.
Спрашиваю. Отвечают: «Шесть».
- Ага! – крикнула Таня.
«Нет, неверно!» – говорю я. На лицах детей изумление. Часть рук опускается. Проходит минута. «Шесть, шесть», - несётся со всех сторон. «Нет!» - повторяю я. Дети почёсывают затылки… Опять заработали пальцы, зацарапали грифели, а результат всё тот же. Пробовали угадывать: «Пять», «семь»…
Я объяснил задачу. Дети поняли, что споткнулись они, попали в западню, и начинали весело смеяться, говорили, что я не проведу их больше – будут осторожнее».
- Так – сколько?! – не выдержала Таня.
- Серёжин ответ правильный: восемь.
Серёжа заулыбался.
А папа продолжал.
«Теперь в течение двух-трёх дней они были очень внимательны, с ответами не торопились – искали подвоха в задачах. Мы уже проходили вычитание. Снова ряд задач усыпляет детей, и новая задача поджидает их: «На крыше сидело десять воробьёв, охотник убил четырёх из них, сколько осталось?»
Папа посмотрел на ребят. Таня снова стала загибать пальцы. А Серёжа улыбнулся и сказал:
- Четыре.
Папа продолжал.
«Дети, не долго думая, ответили: «Шесть». «Нет!» - бросал я. Дети возбуждались, встряхивались, подскакивали на местах… Одна минута поверки – и тот же ответ. «Плохо, плохо вы считаете, осталось четыре, остальные улетели!»
- А-а, - поняла Таня.
Папа с Серёжей рассмеялись.
«Посмеявшись, мы снова принимались за работу.
Таким образом внимание всегда настороже – зато, когда малышам удаётся решить такую задачу с подвохом, нет предела детской радости».
- Только для Тани, как для младшей группы, задача с подвохом, задача на сообразительность. Из урока этого же учителя. Внимание, Таня! На столе горело девять свечей. Я погасил две. Сколько свечей осталось?.
Таня глянула на оплывшие в подсвечнике свечи, подумала и радостно воскликнула:
- Две!
- Молодец! Сообразительная девочка. А мы вовремя не погасили наши свечи и они сгорели все. Гаси остатки.
Таня и Серёжа погасили свечи, стали трогать пальцами оплавленный воск.
- После метели – всегда морозно и солнечно, сказал папа. – Я думаю, что завтра мы сможем сходить на лыжах.
День девятнадцатый
«Бывает оттепель перед последними сретенскими морозами (Сретенье – церковный праздник пятнадцатого февраля), птицы её принимают за начало весны; рябчики пересвистываются и начинают предвесенние поиски пары.
Тетерев токует во весь дух и так, что человек, услыхав это, тоже вовлекается в обман; и если ещё молод и есть время – бог знает, что бормочет».
(М. М. Пришвин «Последние морозы»)
«Невидимые звёзды снега теперь спустились сверху, возле нас в воздухе блестят спокойным дождём искр, и остаются на сучках деревьев, и от этого дерево сверкает всё от верху до низу каждой веточкой, каждой зимней нераскрытой почкой».
(М. М. Пришвин «Снег на ветвях»)
А день действительно был великолепным! Перепушёный и сбитый метелью в плотные сугробы снег слепил под солнцем глаза. Таня надела тёмные очки, которые постоянно падали с её маленького носика.
В сосновом бору можно было обойтись без очков: высокие кроны перекрывали солнце, и внизу было тенисто и тихо.
Шли по лыжне за папой, катались с гор, проваливались в снег, останавливались и наслаждались тишиной, солнцем и снегом: впитывали красоту зимнего леса. Она, красота, входила в людей незаметно, как воздух и тепло, светилась сияющими глазами детей, улыбками и румянцем.
Потом пили ароматный чай из термоса. Хорошо!
Уже на самом выходе из леса, со стороны высокой рябины послышалась серебряная трель, будто сыпались хрустальные льдинки. Остановились. «Звенела» стайка крупных хохлатых птах.
- Свиристели прилетели, - сказал папа. – Весна.
Дома лыжников ждали мама и Сява.
Поделились впечатлениями, пообедали – и в «гостиную».
- Гулять, я думаю, не пойдёте, нагулялись? – спросил папа.
- Пойдём. Вечером, - устало ответил Серёжа.
- За вами ещё уроки, - напомнил папа.
- Ну, разумеется, - как-то по-взрослому ответила Таня. – Ужас, как устала…
- Тогда поговорим?
- Давай, - вяло согласился Серёжа.
- Я вот всё думаю, - опять как-то по-взрослому начала Таня, - как же могут поместиться восемьдесят учеников в нашем классе?
- А, вот ты о чём! Как в маленьком зрительном зале: лавки стояли. Да ещё парты. Битком всё. Я сам удивляюсь: как можно было в таких условиях учиться. Ну, кто-то болел, кто-то ещё что-то… Нет, очень много. А ведь были и поменьше классы: как наша «гостиная».
- Ужас! – Таня никак не хотела выходить из роли мамы. – Только подумать – наша «гостиная»!
- Частные школы чаще всего и размещались в одной из крестьянских изб.
- Частные школы, где учителя – солдаты, вспомнила Таня. – Подожди, не рассказывай.
Таня вышла из комнаты и вернулась с куклой:
- Рассказывай.
- Да, учителями были солдаты, писари, грамотные крестьяне, а то и старшие ребята. Если было в деревне несколько крестьян, желавших отдать своих детей учиться, находили учителя и в одной из крестьянских изб начинала работать школа.
- А сколько учеников было в такой школе?
- От трёх до десяти. Больше в избе-то не поместится. Если по какой-то причине нельзя было вести занятия в одной и той же избе, то «школа» поочерёдно переходила из одной избы в другую. Здесь, в школе-избе, учитель преподавал, питался, ночевал. Сюда крестьяне доставляли учителю провизию, топливо для печи обогревать класс. Родители покупали на базаре азбуку и другие ученические принадлежности. Чему учили? Чтению, письму, счёту. Это было то главное, без чего крестьянину трудно было обойтись. Занятия велись с раннего утра и до темна с несколькими перерывами для отдыха и обеда. Занятия в таких школах проходили только зимой: от двух до пяти месяцев. И только до Пасхи, до светлого Христова воскресения.
- А когда оно?
- Через семь недель после Масленицы, или через сорок девять дней. Одним словом: ребята учились до весны. А потом шла подготовка к весенним работам и дети помогали взрослым.
- А когда дети начинали заниматься?
- В ноябре, а то и в декабре. С первыми морозами начинались занятия.
- Почему?
- Грязь, слякоть, холод. А в чём пойдёт крестьянский мальчишка в школу: Сапог нет, только валенки для зимы приготовлены.
- Просто ужас, - сказала Таня, а Серёжа зевнул.
- Хорошо. Я понял. Ещё немного прочту и – гуляйте.
Папа взял с полки уже знакомую детям книгу «Мир русской деревни» и открыл на закладке.
«Из многочисленных талантов Артёмия Скрыпы едва ли ни самым ярким был педагогический дар. Учеников он встречал приветливо, обращался с ними ласково, объяснения делал чёткие, на доступном детям языке. Для каждого нового ученика он сам писал азбуку и украшал её, вырезал указку с орнаментом. Если одновременно занималось у него в избе два или больше учеников, он для каждого находил свой подход, давал отдельные объяснения. При этом учитель разъяснял свои поступки новичку, ободряя его. «Ну-ка, Никола, - говорил он семилетнему Чукмалдину, - иди сюда, примемся за дело. Здесь, у стола, учится Ефрем, он постарше и побольше тебя. Тебя ж я устрою вот на этой лавке, у оконца. Вот скамейка, мы её поставили вот на эту лавку и на неё положим азбуку; вот смотри-ка, какую я тебе указку смастерил: с конями и зарубками. Ну-ко, брат, бери её, вот так, в руку, и садись перед скамейкой на лавку». Мальчика поразила азбука – новенькая, только что написанная по-славянски, красными и чёрными чернилами… А учитель уже мягко и уверенно вёл очарованного малыша дальше: «Вот на этой первой странице – вся азбука… Надо все буквы выучить наизусть и запомнить их твёрдо, как они пишутся и называются. Указывай указкой вот эту первую букву и говори: аз, вторую – бУки, третью – вЕди… Смелее, брат, смелее! Ну, говори за мной нараспев: а – з, бу – ки, ве – ди,
гла – го – ль. Мало. Пой, как поют ребята, когда играют в пряталки, да посмелее… Вот так, так. Потихоньку да помаленьку всё пойдёт у нас на лад». Скрыпа чередовал мягкие указания с похвалой, а в какой-то момент заметил: «Ну, да ты устал. Оденься, иди во двор побегать. Потом приходи, поешь, и мы ещё потвердим азбуку. В три часа занятия были закончены. «Скажи отцу и матери, что грамота тебе даётся. А завтра утром приходи опять».
Всё, друзья, гуляйте!
Ребята! Поразмышляйте на досуге вместе с родителями над смыслом этих пословиц и поговорок:
«Без муки нет науки».
«Без терпения нет учения».
«Век живи – век учись».
«Корень учения горек, да плод его сладок».
«Не говори, чему учился, а говори, что узнал».
«Не стыдно не знать, стыдно не учиться».
«Повторенье – мать ученья».
«Неграмотный, что слепой».
«С книгой поведёшься – ума наберёшься».
«Знание лучше богатства».
«Был бы ум, будет и рубль».
«Ученье и труд – всё перетрут».
Ребята! Я думаю, что вы уже достаточно ознакомились с жизнью крестьянских детей в старину и поэтому можете себе представить: чем мог заниматься мальчик (или девочка) хотя бы один день в году?
Напишите сочинение, которое может называться так: «Один зимний день мальчика Вани» (или девочки Маши).
Можно другое сочинение: «Летний день Вани» (или Маши).
4. Дети города
День двадцатый
Это было великолепно! Масленица – в городе!
«Масленица! Масленица!
По России катится!
Широкая, разгульная
По-российски буйная!»
- кричали ряженые, и их призыв разносился по всему парку с оплавленным снегом, с пестрО и цветнО одетым народом, с лотками, лентами и коробейниками.
«Блины да бараночки!
Леденцы да саночки!
Пряников да конфет –
На весь белый свет!»
Вся семья двигалась вместе с потоком людей; останавливалась, угощалась, слушала и двигалась дальше вместе с толпой.
«Детская радость: карамель-леденцы!
Купите детям, мамы и отцы!»
«Пряники, печенье –
От печалей и огорчений!»
«Карандаши заграничные
И русские приличные!
Покупайте!»
И – покупали! Даже если не надо было. Попробуй, не купи:
«Мамаша! Купите для своего малыша!
Что ж вы уходите, не купив ни шиша?!
Праздник ведь!» - застыдят.
Было и катание на лошадях и выступление артистов, и сжигание чучела Масленицы. И – много музыки, смеха, света и добра.
Папа по ходу праздника много рассказывал и объяснял. Когда вернулись домой, Таня сказала:
- Хорошо жить в городе!
- В деревне такие же праздники, - возразил Серёжа.
- Всё равно, - стояла на своём Таня. – Там нужно не только праздновать, но и работать.
- А в городе, что люди не работают?
- Я не о людях, я – о детях, - сказала Таня.
- А-а-а – протянул Серёжа, не зная как возразить. – Пап, а что: городские дети не работали? Зимой, например, или летом.
- Работали, у кого была работа. Дети бедняков работали. А богатые – нет.
- А кто жил в городе?
- Подумайте сами. Ну, называйте!
- Учителя, - сказала Таня.
- Дворяне, - добавил Серёжа.
- Цари…
Серёжа рассмеялся:
- Царь – один. И жил в столице, – и добавил, - купцы в городах жили.
- Всё?
- Нет. Ну, эти… - Таня искала слово, - кто дворянам прислуживал, как их…
- Дворовые люди. Дворня. – Подсказал папа. – Это – те же крестьяне, только взятые из деревни для обслуживания хозяев. Ну, и кроме названных вами людей, в городе жили крупные и мелкие чиновники, торговцы, ремесленники, рабочие фабрик и заводов, извозчики, духовенство.
- А ещё – инженеры, - вспомнил Серёжа.
- Верно. В России XIX века существовали сословия. Кто это? Это – определённые группы или слои общества, которые имели наследственные права и наследственные обязанности. Обращаю ваше внимание на слово «наследственные». Наследственные, значит, передаваемые по наследству: от отца – сыну, от сына – его детям. Дворяне, духовенство, купцы, мещане… Обязанность дворян была – служение царю, несение военной службы. И эта обязанность передавалась по наследству. Напомню вам, что дворяне не платили никаких налогов. И духовенство не платило. А вот крупные купцы платили пошлины – те же самые налоги. Платили налоги и мещане. В России не было сословия мелких торговцев, ремесленников, извозчиков. Все они входили в сословие мещан и, как крестьяне, были податнЫм населением: населением, платившим пОдати, налоги. Работать и платить налоги – было наследственной обязанностью податнОго населения: мещан и крестьян.
- А чиновники платили налоги?
- Нет. Ни крупные, ни мелкие чиновники не платили.
- А извозчики?
- Да. Они же из мещанского, податнОго сословия. Итак: городские дети – чьи дети?
- Дворян, купцов…
- …торговцев, ремесленников, и это…
- И..
- …извозчиков…
- И крестьян! - выпалила Таня.
- И рабочих, - подсказал папа. – Ведь фабрик и заводов было много. И были ещё – разночинцы. Это – мелкие чиновники и люди свободных профессий: художники, музыканты, писатели, артисты. А сейчас мы с вами посмотрим: кто учился в городской школе.
Папа взял с полки уже знакомую книгу Аксакова «Избранные сочинения» и нашёл нужную страницу.
- Слушайте.
«Я и теперь не могу понять, какие причины заставили мою мать послать меня один раз в народное училище вместе с Андрюшей. Вероятно, это был чей-то совет, а скорее всего М. Д. Княжевича, но, кажется, его дети в училище не ходили. Как бы то ни было, только в один очень памятный для меня день отвезли нас с Андрюшей в санях, под надзором Евсеича, в народное училище, находившееся в другом краю города и помещавшееся в небольшом деревянном домишке. Евсеич отдал нас с рук на руки Матвею Васильевичу, который взял меня за руку и ввёл в большую неопрятную комнату, из которой нёсся шум и крик, мгновенно утихнувший при нашем появлении, - комнату всю установленную рядами столов со скамейками, каких я никогда не видывал; перед первым столом стояла, утверждённая на каких-то подставках, большая чёрная четвероугольная доска; у доски стоял мальчик с обвостренным мелом в одной руке и с грязной тряпицей в другой. Половина скамеек была занята мальчиками разных возрастов; перед ними лежали на столах тетрадки, книжки и Аспидные доски…»
- Аспидная доска – доска из чёрного минерала, на которой пишут грифелем, - пояснил папа.
«Ученики были пребольшие, превысокие и очень маленькие, многие в одних рубашках, а многие одетые, как нищие. Матвей Васильевич подвёл меня к первому столу, велел ученикам потесниться и посадил с края, а сам сел на стул перед небольшим столиком, недалеко от чёрной доски; всё это было для меня совершенно новым зрелищем, на которое я смотрел с жадным любопытством. При входе в класс Андрюша пропал. Вдруг Матвей Васильевич заговорил таким сердитым голосом какого у него никогда не бывало, и с каким-то напевом: «Не знаешь? На колени!» - и мальчик, стоявший у доски, очень спокойно положил на стол мел и грязную тряпицу и стол на колени позади доски, где уже стояло трое мальчиков, которых я сначала не заметил и которые были очень веселы; когда учитель оборачивался к ним спиной, они начинали возиться и драться. Класс был арифметический. Учитель продолжал громко вызывать учеников по списку, одного за другим; это была в то же время перекличка: оказалось, что половины учеников не было в классе. Матвей Васильевич отмечал в списке, кого нет, приговаривая иногда: «В третий раз нет, в четвёртыё – так, рОзги!» Я оцепенел от страха. Вызываемые мальчики подходили к доске и должны были писать мелом требуемые цифры и считать их как-то от правой руки к левой, повторяя: «единицы, десятки, сотни». При этом счёте многие сбивались, хотя я давно уже выучился самоучкой писать цифры. Некоторые ученики оказались знающими: учитель хвалил их; но и сами похвалы сопровождались бранными словами, по большей части неизвестными мне. Иногда бранное слово возбуждало общий смех, который вдруг вырывался и вдруг утихал. Перекликав всех по списку и испытав в степени знания, Матвей Васильевич задал урок на следующий раз: дело шло тоже о цифрах, об их местах и о значении нуля. Я ничего не понял сколько потому, что сидел, как говорится, ни жив ни мёртв, поражённый всем, мною увиденным. Задав урок, Матвей Ильич позвал сторожей, пришли трое, вооружённые пучками прутьев, и принялись сечь мальчиков, стоящих на коленях. При самом начале этого страшного и отвратительного для меня зрелища я зажмурился и заткнул пальцами уши. Первым моим движением было убежать, но я дрожал всем телом и не смел пошевелиться. Когда утихли крики и зверские восклицания учителя, долетавшие до моего слуха, несмотря на заткнутые уши, я открыл глаза и увидел живую и шумную около меня суматоху; забирая свои вещи, все мальчики выбегали из класса и вместе с ними наказанные, так же весёлые и резвые, как и другие».
Папа закрыл книгу.
- Вопрос, друзья: чьи дети учились в описанной школе?
- Не дворяне, - хитро ответила Таня.
- Это, пожалуй, точно.
- Дети мещан и рабочих, - сказал Серёжа.
- И этот ответ принимается. В такой народной школе могли учиться только дети бедных сословий, живущих в городе: дети мелких торговцев, коробейников, разносчиков чая, пирожков, дети рабочих, извозчиков, дворовых людей, сторожей, кухарок, шОрников, скорнякОв, кузнецов, бОндарей, гончаров - то есть всех ремесленников.
- А кто такие коробейники?
- Таня, ты видела их сегодня на празднике.
Таня задумалась.
- Ну, те, которые ходили с ящичками на шее и продавали ленты, иголки, карандаши… Вспомнила? – подсказал Серёжа.
- Поняла я, поняла!
- Только это были не коробейники, а артисты, изображающие коробейников, - пояснил папа.
- А шОрники и скорнякИ? – спросил Серёжа. – Я забыл.
- Шорники – мастера по выделке ремённой Упряжи, в основном для лошадей; могли и другие изделия делать из кожи. А скорнякИ – мастера
выделки меховых изделий: из шкур зайца, белки, лисы… В Древней Руси вся пушнина называлась: скОра. От этого слова и произошло слово скорнЯк.
- А вот ещё: бОндарь… Он что делал? Играл?
- Почему: играл, Серёжа?
- Да слышал я… Это… бондара, или как-то…
- БандУра – музыкальный инструмент. На нём играет бандурИст. А бОндарь делает бочки. Бочки, кадушки разные, кадки.
- А народная школа – это зЕмская школа? – спросил Серёжа.
- Ты что? – поправила его Таня. – Земская школа – у крестьян!
- Нет, почему же! – возразил папа. – Земские школы были и в городах и даже в столице. Народна школа и есть зЕмская. Ответьте- кА мне, друзья, вот на какой вопрос: все ли дети мещан, ремесленников и рабочих учились в школе, о которой пишет Аксаков?
- Нет, - сказала Таня.
- Все, - сказал Серёжа.
- Почему «нет», Таня?
- Ну, потому что она маленькая: все не поместятся.
- А что, верно ведь. Не все могли, потому что и школ было мало, и одежды не хватало, да и семье нужно было добывать пропитание, чем только можно. Вот дети понемногу и подрабатывали. Даже если они и ничего не зарабатывали, то кормились там, где работали. Чаще всего дети обучались ремеслу своих родителей. Раз мама нас не завёт обедать, то я успею вам прочитать начало истории одного мальчика. Если вам будет интересно, то до конца прочтёте сами.
Папа взял с полки очередную книгу.
- Это повесть Ивана Дмитриевича Василенко Волшебная шкатулка. Я прочту вам главу, которая называется «Герцог Букингэмский». Герцог – титул высшего дворянства в Европе. Слушаем?
- Да!
«Мой отец был лудИльщиком».
- Вот ещё одна профессия, ещё одно ремесло. ЛудИльщик латал дыры в прохудившихся металлических тазах, кастрюлях. Операция эта называлась лужЕнием. ЛудИльщик лудИл металлическую посуду.
«Мой отец был лудильщик. После своей смерти он оставил паяльник, палочку олова, бутылку соляной кислоты и пачку железных листов. В то время мне было девять лет и я только что перешёл во второе отделение приходской школы».
- Помните, воспоминания учителя земской школы? У него классы назывались: младшее, среднее и старшее отделение. А в этой приходской школе, в городе – первое, второе…
«Но учиться мне не пришлось. Когда последний лист железа был продан, мать приладила себе на спину большой мешок, а мне поменьше, и мы стали тряпИчниками.
Мы заходили во дворы и рылись в мусорных ящиках, ходили на свалку.
Сначала это занятие меня даже увлекало, вроде охоты. Я всё ждал, что вдруг случайно попадётся какая-нибудь ценная вещь: золотые часы или кожаный бумажник, туго набитый трёхрублёвками. Наша знакомая тряпичница Феклуша уверяла, что однажды в мусорной яме нашла чулок с зашитыми в нём золотыми десятирублёвками. Но нам попадались только рваные галоши, кости, тряпки, старые подковы и пузырьки, сохранившие ещё запах лекарств.
Наступила осень. Подвал, в котором мы жили, стало затоплять водой. Тогда мать пошла к знакомой трактирщице и заплакала. Трактирщица наняла её за четыре рубля в месяц на хозяйских харчах».
- То есть: трактирщица платила матери четыре рубля в месяц и каждый день кормила.
«Трактир стоял посреди большой базарной площади. На ней ютилось множество лотков, закоптелых сапожных будок, бакалейных, скобяных, семенных и фруктовых лавок».
- Кто работал в этих лотках на площади? – спросил папа у детей.
- Лавочники… сапожники..
- Ремесленники.
- А одним словом? Ну!
Ребята молчали.
- Ме… - подсказал папа.
- Мелкие торговцы! – выпалил Серёжа.
- Мелкие торговцы, ремесленники к какому сословию относились?
- А-а! Мещане! – понял Серёжа.
- Молодцы! – похвалил обоих детей папа.
«Запах ромашки, чабрецА и мятных пряников смешивался с запахом керосина и дёгтя».
- Дёготь – это смазка для тележных колёс, а чабрЕц – лечебная трава.
«В те времена рестораны делились по разрядам: чем выше был разряд, тем ниже было общественное положение его посетителей. Ресторан третьего разряда был таким заведением, куда даже иные парикмахеры или приказчики считали неприличным для себя заходить».
- Пап, а приказчик это тот, кто приказывает? – остановила отца Таня.
- Да. Тот, кто приказывает другим служащим у купца или лавочника. Его первый помощник. Давайте сделаем так, как не однажды с вами делали. Я читаю не останавливаясь, а вы задаёте вопросы после окончания чтения.
«Что касается нашего ресторана, то он стоял вне всяких разрядов. Хотя на его вывеске и было написано: «Трактир М. Сивоплясовой», но хозяйка называла его «харчевней», а посетители – просто «обжоркой». Помещалось это заведение в кирпичном здании казарменного вида, окрашенном в грязно-бурый цвет. За четыре копейки здесь подавали миску борща, сваренного на говяжьей требухе, а ещё за четыре – самую требуху. Никаких других блюд здесь не готовили, да никто и не требовал их: посетители наши стояли на такой ступени общественной лестницы, что очутиться ниже вряд ли было возможно.
Среди них-то я и провёл два года своего детства.
Я мыл на кухне посуду, подметал пол, таская с базара овощи и говяжью печёнку, подавал посетителям борщ и выслушивал от хозяйки попрёки в дармоедстве.
Мне шёл десятый год, и мне тоже хотелось играть в бабки, бегать с босоногими мальчишками наперегонки и запускать бумажный змей с трещёткой… Но куда там! Только бывало соберёшься с Артёмкой, сыном сапожника, пойти к морю понырять или половить бычков, как хозяйка уже окликает меня:
- Чтой-то в сон клонит. Ну-ка, сядь за стойку, а я пойду, малость вздремну. Да смотри не отлучайся, то штаны спущу!
Однажды, когда я сидел за стойкой, в трактир вошёл человек, которого я раньше у нас никогда не видел. Он скнул руку за верёвку, служившую ему поясом, отставил вперёд ногу в рваном лаковом ботинке и прищёлкнул языком:
- Ну и апартамент! А зАпах, зАпах! Настоящая амбрОзия!
Пошатываясь, он подошёл к столу, сел и вытянул вперёд ноги.
- Сэр! – крикнул он в мою сторону.
Я подошёл.
Прядь бледно-жёлтых и, вероятно, очень мягких волос свесилась на его вспотевший лоб; в голубых глазах, таких ясных и чистых, что их не смог замутить даже хмель, прыгали искорки смеха.
- Вы герцог?
- Нет, - ответил я.
- Граф?
- Нет.
- Может быть вы барОн?
- Сам ты барОн! – огрызнулся я.
Но он так весело засмеялся, что невольно стал смеяться и я.
- Бефстроганы есть? Нет? Антрекот? Тоже нет? Жаль. Придётся кушать перепёлку!
- Да у нас только борщ и печёнка.
- Что-о? Борщ и печёнка? Разве ты не знаешь, что это мои любимые блюда?
Первый раз в жизни я подавал с удовольствием.
Человек ел, шутил и расспрашивал. А когда узнал, что я сын трактирной кухарки, стал называть меня пЭром.
Наевшись, он сказал:
- Ну-с, пэр, побеседовал бы я с вами ещё, но должен спешить на экстренное заседание в палату лОрдов. СкАжите достопочтенной владелице сих апартаментов, что из боязни ограбления я с собой денег не ношу. Вместо денег передайте мой вЕксель и объясните, что она может учесть его в любом банке.
Огрызком карандаша он написал на клочке обёрточной бумаги несколько слов, дружески пожал мне руку и вышел.
Когда хозяйка выспалась, я вместе с медяками вручил ей и клочок обёрточной бумаги.
- Что это? – спросила она.
- ВЕксель.
- Да ты в уме? Разве такие векселЯ бывают?
- Бывают, - уверенно ответил я и рассказал о недавнем посещении.
- А ну читай.
Я прочёл:
- По сему векселю обязуюсь уплатить графине Сивоплясовой восемь копеек, когда войду во владение наследственным замком. Герцог Букингэмский».
Среди наших посетителей было не редкостью встретить опустившихся военных чиновников и даже помещиков. Я привык к этому и ни на минуту не усомнился в герцогском происхождении голубоглазого весельчака. Но хозяйка посмотрела на дело иначе. Она взяла веник, которым я подметал пол, и начала меня бить им, приговаривая:
- Не принимай векселей от бродяг! Не принимай векселей, собачья шкура!..
Я вырвался из её рук и с плачем выбежал на улицу».
- Вот и всё учение у мальчика. Нужно было зарабатывать на жизнь, на существование.
- Пап, ты сказал, что вопросы потом.
- Задавай?
- Какую еду давали в «обжорке»? Посмотри: это в самом начале, - спросил Серёжа.
- Я помню: борщ и требухА. А что?
- А что это такое?
- Что «это»?
- Ну, требухА?
- Внутренности животного. В данном случае – говяжья требухА, то есть коровья.
- А каких быков ловили ребята в море?
Папа с недоумением посмотрел на Таню:
- Быков? А! Понятно: бычки. Рыба такая.
- А ещё: когда пришёл герцог, то говорил непонятно.
- Обед готов! – послышался голос мамы.
- Одну минуту!
Папа нашёл нужный текст.
- «Аппартаменты» - это большое роскошное помещение. А «обжорка» представляла собой прямо противоположную картину. Герцог шутил, называя «бжорку» апартаментами. «Амброзия». В древней Греции – пища богов. Так… И «атрекот» и «бефстроганы» - блюда из мяса. «Пэр», «лорд» - высшие дворянские титулы в Англии. Так, что ещё… А – «экстренное» - значит, срочное. Экстренное заседание. И – «вексель». Это письменное обязательство об уплате долга.
Мама стояла в дверях комнаты и ждала, когда закончит папа.
- Пэры и лорды! Экстренно – к столу! Стынет амброзия. Антрекотов и бефстроганов нет, но есть кое-что не менее вкусное. Мойте руки.
Ребята! Ответьте, пожалуйста, на вопросы: трудно ли было жить в городе раньше? плохо или хорошо? Сравните их жизнь со своею.
1. Какие сословия проживали в городе?
2. Кто такие мещане?
3. Кто такие разночинцы?
4. Чем занимались дети мещан?
5. Как вы думаете: почему дети в народной школе после наказания были
веселы, а не грустны?
Если вы хотите узнать дальнейшую судьбу мальчика из повести И. Д. Василенко «Волшебная шкатулка», возьмите её в библиотеке и прочтите до конца.
А пока вы не взяли эту книжку, то прочтите отрывок из рассказа «За малым дело» уже знакомого вам писателя Г. И. Успенского. В доме одного из уездных интеллигентов-разночинцев Фёдора Петровича по вечерам собираются такие же разночинцы, как и он сам: беседуют, общаются, рассказывают истории. Вот одну из таких историй и рассказывает Фёдор Петрович.
…Сестра моя с давних пор живёт замужем в одном уездном городке под Москвой. Иногда намучившись на службе, я ездил к ней отдохнуть, отдышаться, побыть в тёплой семейной среде после холостой, одинокой квартиры.
…Вот каким-то родом заехал я к ней лет двадцать тому назад. Пожил я у сестры, поел, попил, позевал вволю, наслушался всякой всячины, - наконец, надо и назад ехать. Настал день отъезда; привели мне из пригородной слободки(1) извозчика. Вышел я с ним поговорить и тут же чрезвычайно им заинтересовался, сразу мне мелькнуло: «Талант!» Мальчишка лет пятнадцати, а красив, шельмЕц(2), боек, смел, даже дерзок. Стал я с ним торговаться. И что же? – на каждом слове дерзость, нахрап(3), без малейшей церемонии(4). И помИну(5) нет, чтобы снять шапку и дождаться, пока скажешь: «надень». Словом, ни тени рабского или униженного! Это-то меня и обрадовало и заинтересовало в нём, дерзость-то эта. Вот они новые-то времена! И какой прелестный, смелый крестьянский юноша!
Ну, вы знаете, что в былые времена отъезд от родных был делом далеко не простым. Тогда можно было заставить ямщика(6) подождать целый деь, давши, конечно, ему на водку. Вот в таком роде пошли было мои проводы и на этот раз. Однако же вышло не так. Перевалило немного за двенадцать, слышу – прислуга говорит: «Извозчик спрашивает!» - «Пусть, отвечаю, подождёт!» Прошло ещё полчасика, прислуга опять является, говорит: «Извозчик бранится, сладу(7) нет!» Иду к нему и опять меня в нём восхищает эта дерзновенность.
- Что же ты, - говорю, - братец, бунтуешь тут, не даёшь мне как следует проститься?
И что же? Даже этих слов не успел я проговорить, как мальчонка, не слушая меня, сам стал читать мне нравоучение, да с каким голосом, да с какими жестами!
- Вам господам, - говорит, - время завсегда дорого, а нашему брату, мужику, нет? Извольте поторапливаться или пожалуйте деньги, и я уеду. Без вторых денег ждать не буду, а эти взыщу!
Ну, можете себе представить, что это было за великолепие! Обругал я его, конечно, но что прикажете делать? Покорился я ему! Пришлось дать прибавку. И, наконец, кой-как я собрался, простился и поехал.
Заинтересовало меня – почему он всё оглядывается по сторонам: не то боится, не то желает встретить кого-то?
- Что ты вертишься, - говорю. – Что ты оглядываешься?
- У всякого свои дела есть! – отвечает.
И едва он так грубо оборвал меня дерзким словом, гляжу, он как будто в испуге, круто и сразу свернул с большой дороги и погнал лошадей по каким-то переулкам и закоулкам.
- Зачем ты с дороги свернул? – говорю. Чем тебе там не дорога? Ведь всё-таки на ту же большую дорогу выедешь?
- Доставить к месту – мы тебя доставим, - отвечает, - а разговоров твоих нам не требуется. Хоть бы я тебя по крышам вёз, так и то тебе не о чем болтать попусту!
- Ах ты, - говорю, - каналья(8) этакая! Какое же ты имеешь право так мне отвечать?
- А у тебя, - говорит, - какие такие есть права?
Но не успел я как должно осердиться, - как мальчишка, гнавший лошадей, что есть мОчи, вдруг поднялся в телеге и, махая вожжами , обратился ко мне, весь бледный, взволнованный и чем-то чрезвычайно поражённый.
- Не давай ему! Не давай! – кричал он, обращаясь ко мне. – Ишь, притаился, старый хрен!.. догонять хочет. Не давай ему, барин! А то отыму из рук! Не догонит!..
- Кому не давать? Что ты болтаешь? – так же закричал я мальчишке.
Отцу! Родителю не давай! Ишь насторожился! Притаился, чтобы броситься догонять! Не давай!
От плетня отделился полупьяный и мозглЯвый(9) человек, и когда мы поровнялись с ним, он ухватился за задок телеги обеими руками так, что я уже закричал, чтоб мальчишка не смел гнать, даже схватил его за шиворот и осадил. Но лошади всё-таки бежали. А мозглЯвый человек, шлёпая сзади телеги и задыхаясь, еле хрипел:
Руб… хошь… чёрт!
- Не давай, барин! – неистово кричал мальчишка. – Пропьёт! Матери отдай! Она будет тут сейчас!..
- Прокляну! Егорка! Прокляну! – едва дыша, хрипел старик.
- Стой! – сказал я. – Стой, наконец! Я свои ему дам. Что это такое ты делаешь с отцом? – И, не доверяя мальчишке, сам схватился за вожжи и остановил телегу.
- Кровопивец, змей! – хрипел отец, пока я рылся в кармане, доставая кошелёк. – Отца родного, мошенник, не жалеешь!
- Ты-то нас не жалеешь, а тебя-то нам за что жалеть? – не меньше раздражённый, чем отец, криком отвечал ему мальчишка.
- Разбойник! – хрипел отец, потрясая кулаком. – Кровопивец! Я тебя… постой! Поговоришь ты у меня… Попадись только!
Рублёвая бумажка, которую я протянул старику, заставила его прекратить эту брань. Но едва он успел снять шапку, как мальчишка уже стегнул лошадей и мы помчались опять.
- Как же это ты с отцом-то поступаешь? – сказал я мальчишке с укоризной. – А?
- Не безобразничай!
- Но ведь всё-таки, - говорю, - он ведь отец тебе?
- Отец, - а безобразничать не дозволим. Мы и так все, вся семья из-за него почитай что раздеты, разуты, а гоняем день и ночь, скоро скотина без ног останется. Как же он может наши трудовые деньги пропивать? Вот и получи!
- Кто это ему глаз-то разбил?
- Да он сам разбил-то! Мы только всем семейством связали его…
- Это отца-то? Всей семьёй?
- А чего ж? Почитай(10) бога. Держи себя аккуратно!
- Ну, - говорю, - брат, кажется, что вы поступаете вполне бессовестно! Как же так не уладить с отцом как-нибудь по-другому? Что же это такое? Ведь он отец!..
…Он слушал меня чрезвычайно внимательно, ехал тихо, и вдруг я услыхал, что он плачет, просто «рЕвнем ревёт», как говорят о таких слезах.
- Что это ты, - спрашиваю. – Что стобой?
- Ты думаешь мне сладко эдак-то делать? Нешто бы я посмел, ежели бы всех не жалел? Погляди-кось, какое семейство-то, всем пить-есть надо… Маменька и совсем, того гляди, исчахнет; а он сам её ещё бьёт. У меня вся душа изныла от тоски… Жаль мне и братьев и сестёр…
А иной раз совсем осатанеешь… 11 Знаю я грех-то мой! Отдай деньги-то маменьке! – всхлипывая, прошептал он и остановил лошадей.
Около разоренного большого двора с развалившимися воротами стояла сгорбленная старушка. Отдав ей деньги, мы поехали своей дорогой, и мальчишка продолжал тосковать.
- Умеешь грамоте-то?
- Ничего не умею… Один острожный 12 сидел за подделку чего-то в остроге; когда выпустили, пожил у нас. Ну, поучил меня по словечку… Я было и понимать стал, да острожный-то ушел, и я стал забывать. Хороший человек был острожный-то! добрый!
- А хочешь учиться-то?
- Я страсть какой охотник до учения!
- Так чего же ты в какую-нибудь школу не ходишь?
- Да нешто13 при нашем деле можно? Теперь вот доставлю вас на станцию, - лошадей надо покормить. Приедем по ночи. Потом в оборотку14 конец сделал, а домой приехал – опять заказ готов, - опять гнать. Да ежели бы и свободное время вышло, так и то не на ученье оно, - какая жизнь-то у нас идет! Глаза бы не глядели. Только что маменьку жалко покинуть…
Я сказал ему:
- Знаешь, где живет моя сестра? Откуда мы ехали?
- Как не знать.
- Ну, так через месяц заходи к ней, - я пришлю тебе книг, ты учись. Денег она тебе тоже даст немного, - учись, если возможно, - а потом как-нибудь справимся…
- Да кабы родитель помер. Так у нас бы был порядок… А то нешто можно!
- Ну, уж смерти родителя ты не дожидайся… Это будет, как угодно Богу!
- Само собой… Ишь он пьет-пьет, все не напьется…
- Ну, уж это делать нечего. Надо терпеть. Ты, вместо того, чтобы вот смерти ждать родителя, да синяки ему ставить, ушел бы на чердак или куда-нибудь… и учись…
Задумался мальчишка… Долго думал, потом весело тряхнул волосами и весело произнес:
- Кабы грамоте-то научиться, пуще всего в писаря, ежели… Выгодное дело…
- Ну, уж этого я, друг любезный, не ожидал от тебя… Ты знаешь, от чего писарь-то богат?
- Известно знаю, - доход.
- А справедливо это простой бедный народ-то обманывать? А ты еще о справедливости-то толковал!
Пояснения
1 – слобода – поселок возле города, пригород
2 – шельмец – мошенник, плут, но рассказчик называет это слово не с отрицательным оттенком, а с восхищением
3 – нахрап – наглость, вызов, дерзость
4 – без церемоний – невежливо, развязно
5 – «и помину нет» - не помнит этого, не делает этого
6 – ямщик – извозчик
7 – «сладу нет» - не успокоить никак, не договориться лад;м, не справиться, нет согласия.
8- кан;лья – здесь в смысле: наглец
9 – мозглявый – слабосильный, хилый
10 – «почитай Бога» - чти Бога, уважай Бога; но никак не прочитай
11 – осатанеешь – озвереешь, станешь яростно-злым. Происходит от слова Сатана: Дьявол, черт. Станешь злым, как черт.
12 – остр;жный – сидящий в остроге, тюрьме, арестант
13 – н;што – неужели, возможно ли
14 – в оборотку – в обратную сторону
Ребята, понравился ли вам мальчик-извозчик? Или нет? Почему?
Ведет он себя дерзко и независимо, потому что свободен. С 1861 года в России отменено крепостное право. Крестьяне стали свободны от помещика, независимы.
Почему он работает в городе извозчиком? И до отмены крепостного права крестьяне уходили осенью, зимой на заработки в город. Некоторые отрывались от земли совсем и в деревню не возвращались. После 1861 года многие крестьяне подались, уехали на заработки в города.: извозчиками, бондарями, плотниками, столярами.
А вот почему мальчик так относится к своему отцу, попробуйте ответить сами. Найдите подтверждение вашему ответу в тексте.
И. Шмелев
Мартовская капель
(фрагмент)
Кап… Кап-кап… кап… кап-кап-кап…
Засыпая, все слышу я, как шуршит по железке за окошком, постукивает сонно, мягко – это весеннее обещающее кап-кап… Это не скучный дождь, как зарядит, бывало, на неделю. Это весенняя мартовская капель. Она вызывает солнце. Теперь уж везде капель.
Под сосенкой – кап-кап…
Под елочкой – кап-кап…
Прилетели грачи – теперь уж пойдет, пойдет.
Скоро и водоп;лье хлынет, рыбу будут ловить наметками – пескариков, налимов, - принесут целое ведро. Нынче снега большие, все говорят: возьмется дружно поплывет все Замоскворечье! Значит, зальет и водокачку, и бани станут… будем на плотиках кататься.
В тревожно-радостном полусне я слышу это все торопящееся кап-кап… Радостное за ним стучится, что непременно будет, и оно-то мешает спать.
…Кап-кап… кап-кап-кап…кап-кап…
Уже тараторит по железке, попрыгивает-пляшет, как крупный дождь.
Я просыпаюсь под это таратанье, и первая моя мысль: взялась! Конечно, весна взялась. Протираю глаза спросонок, и меня ослепляет светом. Полог с моей же кровати сняли, когда я спал, - в доме большая стирка, великопостная, - окна без занавесок, и такой день чудесный, такой веселый, словно и нет поста. Да какой уж теперь и пост, если пришла весна. Вон как капель играет… - тра-та-та-та! А сегодня пойдем с Горкиным за Москву-реку, в самый «город», на грибной рынок, где – все говорят – как праздник.
Защурив глаза, я вижу, как в комнату льется солнце. Широкая золотая полоса, похожая на новенькую доску, косо влезает в комнату, и в ней суетятся золотинки. По таким полосам, от Бога, спускаются с неба ангелы, - я знаю по картинкам. Если бы к нам спустился!
На крашенном полу и на лежанке лежат золотые окна, совсем косые и узкие, и черные на них крестики скосились. И до того прозрачных, что даже пузырьки-глазочки видны и пятнышки… и зайчики, голубой и красный! Но откуда же эти зайчики и почему так бьются? Да это совсем не зайчики, а как будто пасхальные яички , прозрачные, как дымок. Я смотрю на окно – шары! Это мои шары гуляют, вьются за форточкой, другой уже день гуляют; я их выпустил погулять на воле, чтобы жили дольше. Но они уже кончились, повисли и мотаются на ветру, на солнце, и солнце их делает живыми. И так чудесно! Это они играют на лежанке, как зайчики, - ну совсем как пасхальные яички, только очень большие и живые, чудесные. Воздушные яички, - я таких никогда не видел. Они напоминают Пасху. Будто он спустились с неба, как ангелы.
… Графин на лежанке светится разноцветными огнями. А милые обои…Прыгают журавли и лисы, уже веселые, потому что весны дождались, - это какие подружились, даже покумились у кого-то на роди’нах, - самые веселые обои. И пушечка моя как золотая… и сыплются золотые капли с крыши, сыплются часто-часто, вьются, как золотые нитки. Весна, весна!
День двадцать первый
Нет, что ни говори, а весной жить хорошо! Долгожданные тепло и солнце, влажный ветер, нетерпеливое ожидание легкой летней одежды, первая зеленая травка на угретых солнцем холмиках и у заборов. Хорошо! А праздники! Сколько их, весенних! Конечно, хорошо и зимой: зимой тоже праздники, но весной лучше.
Прошла масленица, на восьмое марта поздравили Таню и маму (праздник, да еще какой!), и незаметно подошла к концу самая долгая и утомительная третья учебная четверть. И вот последний учебный день перед каникулами окончен: гуляй беззаботно! И ребята гуляли во всю. Пришли в сырой одежде и с мокрыми ногами.
После выговора от мамы, переодевания и обеда дети расположились на диване. Солнце катилось к закату, полное, яркое, и светило прямо в глаза сидящим, но не раздражало их, и шторы на окнах задергивать не хотелось. Пусть светит: хорошо! Папа говорил, что день сейчас длиннее ночи: прошло время весеннего равноденствия, когда продолжительность дня стала равной продолжительности ночи. Это было в двадцатых числах марта, а сегодня тридцать первое марта. Завтра – каникулы.
Папа пришел с работы, разделся, умылся, поел.
- Ну, что, друзья, с праздником! С началом каникул! – и сел на диван к детям. Дети, отложив книги в сторону, ответили: «Спасибо!».
- Пап, а в прошлом веке у детей были каникулы? – спросила Таня.
- Таня, ты же знаешь, что были. Вспомни «Детство Никиты» Алексея Толстого, новогодний праздник.
- Нет, я говорю о весенних каникулах.
- А весенних не было. Крестьяне до Пасхи отдавали своих детей учиться, а потом забирали: было много работы дома при подготовке к весне. Мещанские дети, то есть дети ремесленников, мелких торговцев, извозчиков, кухарок, не уходили на весенние каникулы, а сразу - на летние. Дети купцов и дворян тоже имели два раза в году каникулы: зимние и летние. А у вас каникулы четыре раза в году.
- Не нравятся мне прошлые школы, - вздохнув, сказала Таня.
- Школы прошлого века? – уточнил папа .
- Да. Тесно, грязно, электричества нет, детей бьют.
- Таня, не во всех школах наказывали учеников физически, битьем. Так наказывать разрешалось везде, даже в гимназиях, где учились дети дворян. Но не везде наказывали. Это зависело от того, какими были учителя.
- Все равно, - упрямо сказала Таня.
- Да и богатство или бедность школы зависела от суммы денег, которую отпускала местная казна на образование. Мало отпускали – бедными были школы; больше – школы были чище, богаче.
- Все равно детей наказывали.
- Наказание наказанию - рознь. Без наказаний и в вашей школе не обходится. И все-таки, не смотря на унизительность наказаний, в детстве всегда много радости. Вспомни, как Аксаков описывает непонятную для него радость наказанных розгами детей после окончания уроков. Дети умеют радоваться. А в подтверждение того, что не все школы были одинаковы я прочту фрагмент из очерка Василия Сленцова, писателя XIX века, “Письма об Осташкове». Осташков – город между Москвой и Петербургом.
Папа открыл книжный шкаф, пробежался пальцами по корешкам книг, как по клавишам пианино, и вытащил нужную. Полистал, нашел то, что искал.
- «В классе – в очень светлой и чистой комнате – помещалось девочек 30, не моложе 10-12 лет, все очень тщательно одетые и причесанные, в чистых воротничках. И так как я застал их врасплох, то, наверное, можно сказать , что заранее приготовленного ничего не было. С первых же двух-трех вызовов можно было догадаться, что ученицы размещены по успехам. На первой скамейке сидели девочки постарше и отличались перед прочими даже некоторой изысканностью туалета. Для первого опыта вызвана была девочка лет двенадцати, сидевшая с краю на первой скамейке, с круглым лицом, тщательно одетая, в белом фартуке, с бархаткой на шее; по всей вероятности, очень скромная, старательная, но не с бойкими способностями девочка.
- Раскройте книгу на такой-то странице,- сказал смотритель.
Все в одну минуту отыскали требуемую страницу.
- Читай!
Девочка начала читать какой-то исторический отрывок, кажется, из руководства Паульсона, где упоминалось что-то о финикиянах.
- Ну, довольно,- сказал смотритель. – Вот мы сейчас прочли о финикиянах. Не можешь ли ты мне сказать, чем занимался этот народ?
Девочка опустила книгу на стол и, бесстрастно глядя на смотрителя и вытянув шею, начала говорить очень скоро, не прерывая голоса:
- Финикияне, финикияне, они занимались, они занимались тор-тор-торговлей.
- Так, торговлей, - одобрительным тоном подтвердил смотритель. – Ну, а почему они выбрали именно этот род занятий? Что их побудило к этому?
Девочка продолжала смотреть прямо в глаза смотрителю и, не шевелясь, опять зачастила:
- Их побудило, их побудило к это то, что они…
- Ну что?
- То, что они избрали это занятие, - опять было начала девочка и остановилась.
- Почему же они избрали именно это занятие? – допытывался смотритель, притопывая ногой на слове это.
Девочка молчала, не спуская своих белых бесстрастных глаз с смотрителя.
- Жили на берегу моря, на берегу моря… - шепчет кто-то сзади.
- Потому что они жили … - опять начала было девочка.
- Ну где ж они жили?
- На берегу моря, нерешительно говорит девочка, вдруг изменив тон.
- Ну да. Потому что они жили на берегу моря, - одобрительно покачиваясь заключает смотритель.
- Потому что они жили на берегу моря, - успокоившись, как будто запоминая уже про себя, повторяет девочка.
- А какие они сделали изобретения?
- Они изобрели меру и вес.
- Хорошо. А еще что они изобрели?
- Компас, - шепчут сзади.
- Еще они изобрели компас, - торопливо отвечает девочка.
- Так, компас, - подтверждает смотритель, моргая от нюхательного табаку, и, обратившись ко мне, говорит вполголоса:
- Много, знаете, от них и требовать нельзя: мы еще недавно принялись за эту систему. Не угодно ли послушать; вот я еще других спрошу. Довольно! – сказал он отвечавшей ученице. – Петрова!
- И у нас есть в классе Петрова, - сказала Таня. А одна девочка в классе отвечает точно так же, как отвечала девочка из книги.
- Это значит как? – спросил папа.
- Значит: заглядывает в глаза и хочет угадать ответ, И слушает подсказки.
- Вот видишь: другая школа и уже похожа на вашу.
- Только у нас и мальчики, и девочки.
Папа продолжал
- Петрова, сидевшая на второй скамейке, должно быть, шалунья страшная, быстро вскочила, обдернула фартук, сложила руки на желудке и, как солдат, вытаращила на смотрителя глаза.
- Петрова! Скажи, что такое компас?
- Компас – это астрономический инструмент, употребляемый мореходцами для того, чтобы не сбиться с пути, - бойко однообразным голосом отрапортовала она и сразу оборвала на слове.
- Что он показывает?
- Он показывает страны света.
- Сколько стран света?
- Четыре: север, юг, восток, запад.
Сережа удивленно посмотрел на отца:
- Север, юг, восток и запад – это стороны света, а не страны света.
- Верно заметил, Сережа! Молодец! Но раньше говорили именно так. И шло это от древнерусского языка. Сравни, говорили: вран, страна. Стали говорить: ворон, сторона. Но и слово «страна» осталось в значении другое государство.
- Но ведь…, - Сережа сделал паузу, помолчал. Но ведь – «враг». Мы говорим «враг»…
- Очень хорошо, Сережа! С этим словом в русском языке произошло обратное. Говорили раньше «ворог», говорим теперь «враг». Но вернемся к Петровой и смотрителю.
- Хорошо, Петрова! Какие еще изобретения сделали финикияне?
Петрова, - бледная, золотушная девочка, очень бедно одетая, ветала и печальным монотонным голосом объявила, что финикияне изобрели еще пурпурную краску.
- А кто был, как говорят, причиной этого изобретения? Матвеева!
Матвеева, занявшаяся было ковырянием стола и, должно быть, не слушавшая, встала, спрятав руки под фартук, и покраснела.
- Кто же был причиной?
- Собака, - шепчут сзади, - собака…
- Соболь! – не расслушав, пискнула Матвеева нерешительно и в недоумении посмотрела на всех.
Девочки фыркнули в книги.
- А почему собака, - спросила Таня.
- Я, право, не знаю, - смутился папа. – Но обрати внимание, Таня: уездная школа, а порядки другие.
- Только это школа девочек.
- Нет. Автор дальше описывает классы и занятия в них с мальчиками, классы для рукоделий. Классы не смешивались. Но в школе были и мальчики и девочки разного возраста.
- Что мы будем делать в каникулы? – вдруг поменяла тему разговора Таня.
- Сами намечайте себе культурную программу: мы же с мамой будем на работе, у нас нет каникул. Сходите в кино, на детские спектакли, в цирк. И, если открыт музей, сходите в музей: много интересного там увидите. Будет время, мы сходим с вами: я или мама. А книг сколько! Вам на каникулы дали, наверное, список литературы для домашнего чтения – читайте.
В комнату вошла мама с Таниными башмачками в руках.
- Ну-ка, надень!
- Ой! – обрадовалась Таня. – Скоро можно их надевать!
- ты примеряй сначала.
- Я уже в них ходила, - Таня попробовала надеть башмачки. Они никак не хотели налезать на ногу.
- Растешь ты быстро, - вздохнула мама. – На год двое туфель. Ужас!
Таня тоже вздохнула: жаль, башмачки ей нравились. Вдруг она оживилась:
- Я отнесу их в школу! У нас собирают одежду и обувь для бедных. Какая-нибудь девочка будет рада.
- Хорошо, - сказала мама. – А тебе туфли пойдем завтра покупать.
- Ура!
День двадцать второй
И.С. Шмелев
Весенний ветер
(отрывок из рассказа)
…Пятиклассник Федя сегодня совсем весенний: купленная для Пасхи легонькая фуражка с широкою, модною тульей1 и с настоящим «гвардейским» кантом, весенняя шинелька, вынутая сегодня из сундука и пахнущая невыносимо нафталином, сияющие новые калоши и кремовый шелковистый шарфик.
…А над миллионом народа, над залитою дочерна великою Красною площадью, над которой покачиваясь ходят грозди красных и голубых шаров и незыблемо возвышаются под «Мининым»2 серые спины и синие шапки с султанчиками3 молодцов-жандармов, - стрельчатая, увенчанная золотым орлом Спасская4 указывает на черном великом круге5 золотою стрелою – три!
Федя в толпе и его оглушает и гоготом, и писком, и щелканьем, и треском, и свистом-ревом, - всем миллионным гулом народной Вербы. Сверкает и плещет в ветре, пестрит и колет бумажными цветами, вязками розочек иконных, пузатыми кувшинами с лимонадным морсом, стеклом и глазастой жестью, сусалью6 и подвесками, качающимися лампадами на цепочках, золотом-серебром на солнце, ризами и цветными поясками, пущенными воздушными шарами, яркими лоскутками… - звонкою пестротою торга. Кружит глаза и уши – «летающими колбасами»7 с визгом, «тещиными языками»8 с писком, издыхающими чертями, свинками, русскими петрушками, «американскими» яблочками на резинках, трескучими троицкими кузнецами, дудками, щелкунами, ревущими медведями, бякающими барашками со скрипом, барабанною дробью зайчиков…
Многоглавый и весь расписной Блаженный9 цветет на солнце, над громким и пестрым торгом, - пупырьями и завитками, кокошничками и колобками цветных куполов своих, - главный хозяин праздника. Глазеют – пучатся веселые купола его, сияют мягко кресты над ним, и голубиные стаи округ него. Связки шаров веселых вытягиваются к нему по ветру. А строгие купола соборов из-за зубчатых кремлевских стен, в стороне от крикливой жизни, не играя старинной позолотой, милостиво взирают на забаву. Взглядывают на них от торга – и вспоминают: «Пасха!» И на душе теплеет!
А Спасская выбивает переливом третью четверть. «Пора к Вербам!»- спохватывается Федя и у него замирает сердце.
… Он медленно двигается в толкучке, и все вокруг – будто неземное!
Пышные, небывающие, розы протягивают ему букеты, играют в ветре, кивают ему со всюду – с проволочек, с палаток, с вышек, - чудятся из чудесной сказки. Колышащиеся связки шаров гибко выгибаются к небу, и он неотрывно смотрит, как оторвавшийся красный шарик тянет к Блаженному по ветру, стукается – ползет под купол, рвется по завитку, как клюква, и вот уже у креста, и вот уже над крестом, делается все меньше, меньше…- кружится даже голова.
- Животрепещущие бабочки!... А вот-с животрепящи-ми – та-а!
Мальчишка с пестрым щитком товаров. Кричит до того пронзительно, словно у него в глотке дудка.
Радуют глаза блеском трепещущие яркие бабочки – разноцветные, мягкие, обезьянки из синели такие милые… Дядя покупает себе и Нине – и обезьянок, и бабочек – и накалывает, как все, на грудь.
- Па-следний чиж… самопоющие водяные соловьи! Чу-до двадцатого века… чуввилль-чуввилль…тррр…
- Ка-му жука?... самые американские жуки! Без ключа – без заводу, ор-ловские по ходу! Барыня, дозвольте жучка порекомендовать!
- Ело-зющие му-хи… мму-хи елозющие! Купите мушку для удовольствия! Му-хи елозющие, му-хи, мму-хи!
- Самый-то брюнет руку к сердцу прижимает! Барышня, барышня… даром отдам отдам, только поглядите! В трубочке ходит – прыгает, ножкой дрыгает, семь годов картошку лопал, на десятый в баночку попал!
- Петушки-петушки, бьющие петушки! Барин, обратите такое ваше внимание – до чего яры11! А-йа с петушками, с гребешками!
- Рыбки золотые! Рыбки, рыбки живые – золотые! Золотая стрела на Спасской – прямо. Четыре перезвона. Подождали… - и ват четыре вязких, как по старому чугуну, удара сонно упали в гомон12.
- Страшные муки загробной жизни! Видение афонского13 монаха Дионисия в аду… с приложением фотграфии!
- Па-следний чиж… па-следний!...
- А вот, с Пуришкевичем! Ко-му Пуришке-вича продам?
- Паж-жалуйте-с, самый шустрый… Приказали бы уж парочку бы, барич! Морски-е жители! Самые разживые, голубые, хвост шилом-петелькой!
- Ши-ляпина продаю… Ши-ляпина! На скворец, а… Барыня, верьте божецкому слову… себе двугривенный!
- Небьющие куколки – секрет! Извольте-с, мордой об морду бейте… Да-а, вам бы еще кирпичом ее… Вас бы во так стукнули об чево! Небьющие куколки – секрет!
- … На построение храма божия! В селе Зам;сти, Мешевского уезда Калужской губернии… на пятое число октября… Божьим напущением… стихийный пожар – бедствие не – пепелил… равноапостольного…
- Самый злющий тещин язык, с жалом! Шипит-свистит, на кончике-то, гляньте… пистолет! Злющая была, вчера только сдохла-померла!
- Издыхающая свинка! Барыня, издыхающая свинка! Ло-пнула!... Барыня моя лопнула!
- Вон, вон… шары!... да вон, ветром сорвало! … да вон, на кумпол-то понесло… шары! Обошли?! По-шли! Цельная вязка пошла… Капиталу сколько!... Мальчишки срезали, боле тыщи шаров!
Ветер ерошит розы, треплет на вышках перья, пузатий – трясет палатки, хлещет цветами в лица… Веселый ветер! Щелкают кумачи14 и ситцы, качаются лампадки, плещутся золотистые рыбки, игарют «Зайчики»…
- Ай, ветер, ветрило, не дуй мне в рыло, а дуй мине!..
Феде весело и больно… Пробиться трудно, а уже семь минут пятогоЁ! Как же не рассчитал? Нина уже там, конечно…
- Семья-то пожар-птицы! Мамаша, купите дите вечную кинареечку – жар-птицу? Не пьет, не клюет, только песенки поет!
Феде мелькает детство, первая вербочка, золотой луч солнца, и в нем- воздушная восковая канарейка, первая радость жизни. Позванивают клетки на ветерке, мечутся «канарейки», сверкает жесть.
А вот и вербы. Они в возках. Держится под стеною неслышно, не путаются в торге. Красноватые заросли в серых мушках, тянутся, что кусты на пойме15. Сидят мужики в кустах. Лошадиные головы кротко дремлют. Стена за ними, под нею снег… Несет холодком полей. Сколько веков над ними, за ними – дремлют! Мужики в охабнях – в полушубках, с широкими, с широкими откидными в;ротами, в дремучих шапках, - исконная Россия.
Федю волнует сладко: где-то тут Нина, смотрит. Он поправляет фуражку и принимает серьезный вид.
- Хренку-то бы взял, родимый!
Отжатые шумным торгом, тончутся на грязи с корявыми пучками, - слабеющая старость.
- Ваше степенство! Самая святая верба, с-под Нова-Русича!
- Не верьте… - ситий сбоку красноносая фигура с оборванным карманами, с ворохом длинных сучьев в зеленом пухе, - обратите самое серьезное внимание! Перед вами не кто, а бывший чиновник консистарни15, занимаюсь вербой! Глядите, научный сорт по Кормчей Книге17! Какой состав? У них прутьё, а у меня в мохнатку… Э-та не в-верба?! Самая вайя18, на церковнославянском языке!
- В Лександровском саду19 сейчас наломал, сторожа погнали!
- Ольха-а?! И вы можете повторить клевету?! Раз это вайа священная! Можете покупать, можете… Но только имейте в виду, для т;инства недействительно!
Боже, но где же Нина!
- Ах… уж хотела идти домой! – радостно, но с укором восклицает за вербой Нина. – Купила. Хотите, поделюсь?
Он прямо очарован, не может найти слова. Нина совсем необыкновенная, среди верб, в новой весенней кофточке! Ужасно идет к ней синее, и розовый бант на шейке, и синяя шляпка с широкими полями совсем назад, с крылышками… Она счастлива, понимая его восторг. Она отделяет ему пучок. Краснея и волнуясь, Федя прикалывает ей бабочку и розовую обезьянку.
Пояснения
1 – т;лья – верхняя, передняя часть фуражки
2 – под «Мининым» - возле памятника Минину и Пожарскому на красной площади в Москве
3 – султанчики – украшения на головных уборах в виде пучка перьев или стоячих конских волос
4 – Спасская – Спасская башня кремля, на которой установлены часы
5 – на черном великом круге – на циферблате часов
6 – Сусаль (Сусалью) – сусальное, значит: позолоченное или посеребряное; сусаль – золоченые и посеребряные изделия для продажи
7, 8 – «летающие колбасы», «тещины языки» - различные игрушки-забавы
9 – Блаженный – храм Василия Блаженного на Красной площади в Москве
10 – до чего яры – то же что и «до чего яростны», то есть неукротимы, сердиты, гневны
12 – г;мон – шум, шум площади, базара
13 – афонский монах – монах из православного монастрыря, расположенного на «святой горе», Афоне, в Югославии
14 – Кумач – хлопчатобумажная ярко-красная ткань
15 – п;йма – место, берега, заливаемые во время половодья
16 – консист;рия – в православной церкви учреждение по церковным делам
17 – Кормчая Книга – сборник церковных законов на Руси
18 – в;йа – пальмовая ветвь, ставшая символом после въезда Иисуса Христа в Иерусалим. На Руси вместо вайи, пальмовой ветви, употребляли лозу (прутья) вербы
19 – Лександровский сад – Александровский сад возле Кремля
Папа закончил читать и положил книгу на журнальный столик. Была вторая половина дня. А с утра всей семьей ходили по магазинам и рынкам. Купили детям куртки к весне, а Тане еще и туфельки. И сейчас Таня ходила по комнате, не снимая – очень нравились. Даже в музей всей семьей зашли, но он почему-то был закрыт. Зато узнали, когда можно будет посетить его. Теперь ребята сами придут сюда. А может с папой в следующую субботу.
Устали все очень. «Ноги просто гудят,» - сказала мама, придя домой. День был настолько весенним: солнечным, теплым, с влажным ветром и сухим асфальтом, - что папа сказал: «Такие дни радовали не только нас», и прочитал отрывок из рассказа И.С. Шмелева.
- Похоже? – спросил папа.
- Нет, сказала Таня, рассматривая свои туфли.
- Объясни, - удивился папа.
- Федя обезьянку и бабочку покупал, а мы одежду и туфли.
- Причем тут покупки? – резонно заметил Сережа, - И в рассказе день и сегодняшний день праздничные.
- А какой сегодня праздник?
Сережа наклонился к Тане и что-то шепнул на ухо. Таня вскочила с дивана, стала перед зеркалом, стараясь увидеть свою спину. Сережа рассмеялся.
- Первый апрель – никому не верь! Забыла?
- Обманщик! – надула губы Таня и вернулась на диван. – Не буду тебе верить.
- Но это же шутка, - улыбнулся папа. – Праздник!
- Это праздник, но – не праздник: не такой, как в рассказе.
- Но ведь погода похожая, - возразил пап – Народу много. Шумно. Выкрики: все хвалят свой товар. Так ведь?
- так, но нет самого главного, не сдавалась Таня, - вербочек.
- Самое главное – радость, - без улыбки заявил Сережа. – В праздник должна быть радость. А ты разве не рада?
Таня молчала.
_ Сережа прав. Праздник – это радость. А нам сегодня хорошо, радостно. А подойдет вербное воскресенье – и мы купим вербы и шары.
- А когда будет вербное воскресенье, - спросила Таня.
- Скоро. Через две недели. А через три недели – Пасха.
- Это когда крестьянские дети заканчивали школу и шли на каникулы.
- Это когда Иисус Христос воскрес, - поправил Таню Сережа.
- У крестьянских детей не каникулы начинались, а работа. Весенняя, - добавил папа. – А вот у многих городских детей не было ни школы, ни каникул. Да и работы не было. Печально, но это так.
- Почему? – спросил Сережа.
- Что почему?
- Почему дети не учились и работали?
_ Да потому, что денег не было, - по- взрослому за папу ответила Таня. – Как ты не понимаешь?! Ужас просто!
- Но школы-то бесплатные были! – возразил Сережа.
- На селе, а не в городе! Как ты не понимаешь?
- Про город папа не говорил.
- И в городе были земские бесплатные школы. Их назвали народными. Наподобие той уездной народной школы, от порядков в которой С.Т. Аксаков пришел в ужас, - вмешался в спор папа. – Были бесплатными и церковно-приходские школы. Это были школы для детей мещан и фабрично-заводских рабочих. Дети купцов и разночинцев учились в гимназиях. Я уж не говорю о дворянских детях.
Но причиной того, что дети городских низов не учились была другой, не в деньгах.
- Объясни, - сурово потребовала Таня.
- Попробую. Но это сложно.
- Постараемся понять, - не меняла гнев на милость Таня.
- Дело в том, что после отмены крепостного права, когда крестьяне стали почти свободными от помещика, многие из них стали отправляться на заработки в город. Их и раньше было много в городах , особенно с осени до весны, когда не было полевых работ. То теперь они отсутствовали по году и больше. Бросали земли. Становились ремесленниками, мелкими торговцами, то есть мещанами. И рабочими. В России бурно стала развиваться промышленность. На заводы и фабрики требовалось много рабочих.
- Так в чем причина? – по-взрослому напирала на папу Таня.
- Потерпи чуток. Так вот. В городах России всегда было меньше школ, чем желающих в них учиться. Более острая нехватка их обнаружилась при наплыве крестьян из деревни. Школы открывали, строили, но все равно их было недостаточно. Это первая причина.
- Вторая? – прокурорским тоном спросила Таня.
Папа улыбнулся.
- Вторая, как ни странно, в том, что родители считали необязательным учебу для своих детей. Считать, мол, я его научу, а больше ему и знать не надо. Пусть обучается какому-нибудь ремеслу, на хлеб себе зарабатывает. Ну, и третья причина, пожалуй в том, что дети и сами не хотели учиться. Они знали, что учиться трудно, что учителя бьют и наказывают детей. Помните мальчика Аксенку из воспоминаний Столярова о церковно-приходской школе? Что он сказал: «Отец с матерью неграмотные, а ничего, живут. И я проживу. А выслушивать брань попа, да побои от него терпеть я не хочу». И ведь многие дети и родители были так настроены. Матери с плачем, со слезами отправляли детей в школу. Вот почему не было ни школ, ни занятий, и ни каникул.
Таня сидела, надув губы, опустив глаза, и вертела ногой в башмачке дырку в полу. Папа обнял Таню, она прильнула к нему.
- Конечно, многие дети работали: на заводах, фабриках, на побегушках, торговали мелким товаром, работали в трактирах, были подмастерьями. Но, повторяю: многие были ничем не заняты, слонялись по улицам, рынкам.
- Раз гуляли они, значит играли во что-то,- резонно заметил Сережа.
- Конечно. Играли не только те, кому нечего было делать, но в свободное время и занятые дети.
- А во что играли?
- Игр было много. Некоторые из них забыты. А какие-то живут и сейчас. Пятнашки, жмурки, прятки, штандер, чехарда – и сейчас знакомы вам и в них играют. А вот: ворота, ручеек, кошки-мышки, третий лишний, гуси-гуси, лапта, горелки, казаки-разбойники – забываются, к сожалению. А ведь интересные игры! Я уж не говорю о забытой игре в «бабки» или же – кубарь. Зимой еще было катание с горок, игра в «царь - гору», взятие снежного городка. Летом же: рыбная ловля, грибы, ягоды, купание в реке, ловля птиц. Находили себе занятие городские дети. А то и озорничали: лазали по чужим садам и огородам, воровали на базарах и рынках, хотя очень боялись.
- Что-то мы все о грустном, да о грустном,- вздохнула Таня. Глянь на нее: ну, просто, мама.
- А вот и хорошие факты. Постепенно Россия увеличивала количество денег на образование, строила больше школ. И если в начале 18 века Петр 1 открыл 42 школы, то через два века, в 1908 году их в России было уже 80 тыс.!
- Ого - го- го!
-А в 1913 году – 13тыс. школ. То есть с 1908 года каждый год в России открывалось 10 тыс. новых школ. Начальное обучение в это время было бесплатное. В 1914 году чуть ли не половина студентов московских институтов (40%) были дети рабочих и крестьян. По числу женщин, обучавшихся в высших учебных заведениях, Россия занимала в начале 20 века первое место в Европе, если не во всем мире.
-Здорово! - восхитился Сережа. – А говорят, что Россия отсталой была.
- Говорят так невежды или недруги. И если бы не революция 1917 года, мы бы сегодня не оглядывались на Америку и нам не ставили бы ее в пример. Ученье – свет! Знания – сила! Сереж, подай книгу, во – он, на второй полке: Леонид Андреев. Спасибо. Хочу вам прочесть об одном мальчике, который никогда не был за пределами города.
- За город никогда не выезжал?! – удивилась Таня.
- Не выезжал и не выходил. Был мальчиком в парикмахерской. Мальчиком, значит еще не был даже подмастерьем. Но однажды он выехал на дачу. Итак: Леонид Андреев «Петька на даче».
Я прочту вам фрагменты рассказа.
- « В этой парикмахерской, пропитанной скучным запахом дешевых духов, полной надоедливых мух и грязи, посетитель был нетребовательный: швейцары, приказчики, иногда мелкие служащие или рабочие …
Мальчик, на которого чаще всего кричали, назывался Петькой и был самым маленьким из всех служащих в заведении. Другой мальчик, Николка, насчитывал от роду тремя годами больше и скоро должен был перейти в подмастерья.
…Петьке было десять лет; он не курил, не пил водки и не ругался, хотя знал очень много скверных слов, и во всех отношениях завидовал товарищу.
… Петькины дни тянулись удивительно однообразно и похоже один на другой, как два родные брата. И утром, и вечером, и весь божий день над Петькой висел один и тот же отрывистый крик: « Мальчик воды», и он все подавал ее, все подавал. Праздников не было… Петька спал много, но ему почему – то все хотелось спать…
Петька не знал, скучно ему или весело, но ему хотелось в другое место, о котором он ничего не мог сказать, где оно и какое оно. Когда его навещала мать, кухарка Надежда, он лениво ел принесенные сласити, не шаловался и только просил взять его отсюда. Но затем он забывал о своей просьбе, равнодушно прощался с матерью и не спрашивал, когда она придет опять. А Надежда с горем думала, что у нее один сын – и тот дурачок.
Много ли, мало ли жил Петька таким образом, он не знал. Но вот однажды в обед приехала мать, поговорила с Осипом Абрамовичем и сказала, что его, Петьку, Отпускают на дачу, в Царицино, где живут ее господа. Сперва Петька не понял, потом лицо его покрылось тонкими морщинками от тихого смеха, и он начал торопить Надежду. Той нужно было, ради пристойности, поговорить с Осипом Абрамовичем о здоровье его жены, а Петька тихонько толкал ее к двери и дергал за руку. Он не знал, что такое дача, но полагал, что она и есть то самое место, куда он так стремился.
Когда они сели в вагон и поехали, Петька прилип к окну, и только стриженная голова его вертелась на тонкой шее, как на металлическом стержне.
Он родился и вырос в городе, в поле был первый раз в своей жизни, и все здесь для него было поразительно ново и странно: и то, что можно видеть так далеко, что лес кажется травкой, и небо, бывшее в этом новом мире удивительно ясным, широким, точно с крыши смотришь.
Когда поезд со звонким металлическим лязгом, внезапно усилившимся, взлетел на мост и точно повис в воздухе над зеркальной поверхностью реки, Петька даже вздрогнул от испуга и неожиданности и отшатнулся от окна, но сейчас же вернулся к нему, боясь потерять малейшую подробность пути.
В первые два дня Петькиного пребывания на даче богатство и сила новых впечатлений, лившихся на него и сверху и снизу, смяли его маленькую и робкую душонку. Все здесь было для него живым, чувствующим и имеющим волю. Он боялся леса, который покойно шумел над его головой и был темный, задумчивый и такой страшный в своей бесконечности; полянки, светлые, зеленые, веселые, точно поющие всеми своими яркими цветами, он любил и хотел бы приласкать их, как мать. Петька волновался, вздрагивал и бледнел, улыбался чему-то и степенно, как старик, гулял по опушке и лесистому берегу пруда. Ту он утомленный, задыхающийся, разваливался на густой сыроватой траве и утопал в ней.; только его маленький веснусчатый носик поднимался над зеленой поверхностью. В первые дни он часто возвращался к матери, терся возле нее, и когда барин спрашивал его, хорошо ли на даче – конфузливо улыбался и отвечал:
- Хорошо!
И потом снова шел к грозному лесу и тихой воде и будто допрашивал их о чем-то.
Но прошло еще два дня и Петька вступил в новое соглашение с природой. Это произошло при содействии гимназиста Мити из « Старого царицина». У гимназиста Мити лицо было смугло – желтым, как вагон второго класса, волосы на макушке стояли торчком и были совсем белые – так выжгло их солнце. Он ловил в пруде рыбу, когда Петька увидал его, бесцеремонно вступил с ним в беседу и удивительно скоро сошелся. Он дал Петьке подержать одну удочку и потом повел его куда – то далеко купаться. Петька очень боялся идти в воду, но когда вошел, то не хотел вылезать из нее и делал вид, что плавает: поднимал нос и брови кверху, захлебывался и бил по воде руками, поднимая брызги. В эти минуты он очень был похож на щенка, впервые попавшего в воду. Когда Петька оделся, то был синий от холода, как мертвец, и, разговаривая, ляскал зубами. По предложению того же Мити, неистощимого на выдумки, они исследовали развалины дворца; лазали на заросшую деревьями крышу и бродили среди разрушенных стен громадного здания. Там было очень хорошо: всюду навалены груды камней, на которые с трудом можно взобраться, и промеж них, растет молодая рябина и березки, тишина стоит мертвая, и чудится, что вот – вот выскочит кто-нибудь из-за угла или в растрескавшейся амбразуре окна покажется странная – престрашная рожа. Постепенно Петька почувствовал себя на даче как дома и совсем забыл, что на свете существует Осин Абрамович и парикмахерская.
- Смотри-ка расстроился как! Чистый купец! – радовалась Надежда, сама толстая и красная от кухонного жара, как медный самовар. Она приписывала это тому, что много его кормит. Но Петька ел совсем мало, не потому, чтобы не хотелось есть, а некогда было возиться: если бы можно было не жевать, глотать сразу, а то нужно жевать, а в промежутке болтать ногами, так как Надежда есть дьявольски медленно, обгладывает кости, утирается передником и разговаривает о пустяках. А у него дела было по горла: нужно пять раз выкупаться, вырезать в орешнике удочку, накопать червей, - на все это требуется время. Теперь Петька бегал босой, и это в тысячу раз приятнее, чем в сапогах с толстыми подошвами: шершавая земля так ласково то жжет, то холодит ногу. Свою подержанную гимназическую куртку, в которой он казался солидным мастером парикмахерского цеха, он также снял и изумительно помолодел. Надевал он ее только вечерами, когда ходил на плотину посмотреть, как катаются на лодках господа: нарядные, веселые, они со смехом садятся в качающуюся лодку, и та медленно рассекает зеркальную воду, а отраженные деревья колеблются, точно по ним пробежал ветерок.
В исходе недели барин привез из города письмо, адресованное « куфарке Надежде», и когда прочел его адресату, адресат заплакал и размазал по своему лицу сажу, которая была на переднике. По отрывочным словам, сопровождавшим эту операцию, можно было понять, что речь идет о Петьке. Это было уже ввечеру. Петька на заднем дворе играл сам с собою в «Классики» и надувал щеки, потому что так прыгать было значительно легче. Гимназист Митя научил этому глупому, но интересному занятию, и теперь Петька, как истый спортсмен, совершенствовался в одиночку. Вышел барин и, положив руку на плечо мальчика, сказал:
- Что, брат, ехать надо!
Петька конфузливо улыбался и молчал.
« Ват чудак – то!» - подумал барин.
- Ехать, братец, надо.
Петька улыбался. Подошла надежда и со слезами подтвердила:
- Надо ехать, сынок!
- Куда? – удивился Петька.
Про город он забыл, а другое место, куда ему всегда хотелось уйти, - уже найдено.
- К хозяину Осипу Абрамовичу.
Петька продолжал не понимать, хотя дело было ясно, как божий день. Но во рту у него пересохло и язык двигался с трудом, когда он спросил:
- А как же завтра рыбу ловить? Удочка – вот она…
- Что ж поделаешь!.. требует. Прокопий, говорит, заболел, в больницу свезли. Народу, говорит, нету. Ты не плачь: гляди, опять отпустит , - он добрый, Осип Абрамович.
Но Петька и не думал плакать и все не понимал. С одной стороны был факт – удочка, с другой призрак – Осип Абрамович. Но постепенно мысли Петькины стали проясняться, и произошло странное перемещение: фактом стал Осип Абрамович, а удочка, еще не успевшая высохнуть, превратилась в призрак. И тогда Петька удивил мать, расстроил барыню и барина и удивился бы сам, если бы был способен к самоанализу: он не просто заплакал, как плачут городские дети, худые и истощенные, - он закричал громко, громче самого горластого мужика и начал кататься по земле, как те пьяные женщины на бульваре. Худая ручонка его сжималась в кулак и била по руке матери, по земле, по чем попало, чувствуя боль от острых камешков и песчинок, но как будто стараясь еще усилить ее.
… На другой день, с семичасовым утренним поездом, Петька уже ехал в Москву. Опять перед ним мелькали зеленые поля, седые от ночной росы, но только убегали не в ту сторону, что раньше, а в противоположную.»
Папа закрыл книгу.
-Вот такой праздник был у Петьки. Вот такая жизнь, такая работа городского мальчика.
- Грустно,- сказала Таня.
- Я думаю, что вы можете теперь заняться сами собой: читать, гулять, играть – кто чего хочет.
Сережа ушел гулять. Таня, выпросив разрешения у мамы, тоже пошла, но в новых туфлях.
Ребята! У Феди был праздник, и у Петьки был праздник. Такие разные праздники!
1. Так что же такое праздник? Каковы его признаки?
2. Были ли у вас праздники? Расскажите о них или напишите рассказ об этом.
3. Как вы думаете, чем отличаются общие, народные праздники от индивидуальных, личных праздников?
День двадцать третий
Сегодня – Пасха. Апрель, как и март оказался богатым на праздники. Во-первых: каникулы, во вторых: папа все-таки выбрал время и сходил с детьми в музей – разговоров и вопросов было очень много; в третьих: прошло вербное воскресенье; оно, конечно, было не таким ярким как в рассказе И. Шмелева»Весенний ветер», но тоже – солнечным, теплым, праздничным. Сходили в лес и принесли веточек вербы ( папа сказал, что это не верба, а – тальник), поставили в вазу, а Сережа с Таней еще и похлестали друг друга по ногам прутиками ивы, приговаривая при этом:
Верба хлест
Бей до слез!
А сегодня – Пасха. Вчера мама купила пару куличей в магазине и попробовала испечь. «Свои» получились хуже чем магазинные, но зато вкуснее. Может быть потому, что - «свои»!
Накрасили яиц: красными получились те, что варились в луковой шелухе, а голубыми и синими – те, что варились в подкрашенной синькой воде.
Позавтракав куличем и крашенными яйцами, папа сказал:
- Разговелись.
- Что это значит: разговелись? – спросил Сережа
- Значит стали есть скромную пищу. А скромная пища, это пища животного происхождения: любое мясо и продукты из него, жиры, масло животное. На Руси начиная с масленицы до Пасхи, был великий пост. Пост означал для верующих воздержание от скромной пищи, посещение церкви, произношение всех молитв: перед приемом пищи, перед сном, утром. Запрещались увеселения, праздники; во время великого поста никто не женился и не выходил замуж. Строгий, великий пост.
- Если этот пост был великим, то , значит, были и другие посты, невеликие? – резонно заметил Сережа.
- Да, конечно. У православных было установлено четыре поста: Великий пост длительностью в семь недель, Петровки, в честь апостолов Петра и Павла, с девятой недели после Пасхи и до Петрова дня – 12 июля; Успенский, в память о смерти Божьей матери, Богородицы девы Марии, с 14-го по 28-е августа; Рождественский, в честь Рождества Христова с 28 ноября по 7 января. Рождественский пост еще назывался – Филипповки, потому что начинался на следующий день после дня апостола Филиппа.
- После 27-го ноября, - сообразила Таня.
- Совершенно точно.
Неожиданно возникла масса вопросов: всегда ли Великий пост длится сорок девять дней? Почему надо считать дни и недели, а не называть определенное число определенного месяца? А что же ели тогда, если мясо, колбасу, яйца и масло есть нельзя?
- Ой, ребята! «Что ели?»! Русский стол богат и разнообразен. Это сейчас мы разучились готовить….
- Но – но – но! – строго сказала мама. – Это кто разучился готовить? Уж не вы ли мне подскажите что и как готовить?
- Не у всех же такая мама, как у нас, - защищался папа. – Я говорю об общей массе народа.
- А ты проверял? – обиделась за «общую массу» хозяек мама.
- А то я в гостях не бываю, или в столовой!
- Мама, ну что ты перебиваешь? Это не вежливо, - остановила спор Таня.
Мама продолжила ворчать, а папа продолжал рассказывать. Мир был восстановлен. Тем более, что Сява утвердил его, сказав твердо и бесцеремонно: «Сява – дворянин! Ура!»
- Чтобы нам не спорить и не обижать хозяек, я вам прочту какие разносолы могли быть и были на столах во время поста.
Папа порылся в книгах, достал тонкую голубую в цветочках:
« В купеческом быту посты, особенно Великий, соблюдалась строго, но строгость это была чисто формальной.» В течении всей первой недели великого поста, - пишет современник, - стол готовится без масла, а у некоторых, даже без горячего. Но эти условия не стесняют однако же нашего купечества. Мы довольно часто бывали в великопостных трапезах и не могли достаточно надивиться изобретательности человеческого ума. Господи! Чего-чего только нет на этих трапезах. Тут и тертая редька, и тертый горох, и кочанная капуста, и грузди, и рыжики, и белые грибы, и серые грибы, и печеный картофель, и винегрет из грибов, и гренки из грибов, и грибная икра, и ботвинья с груздями, и каша с маковьем молоком, и пшено, разваренное с медом, и клюквенный кисель, и сладкие похлебки с черносливом, малиной и изюмом, и моченые яблоки и груши, и брусника, и ворохи калачей, саек, ватрушек… с субботы разрешается масло и горячее; тут идут новые приготовления, количество поедаемого увеличивается, и число блюд нередко доходит до тридцати.»
- Здорово! – сказал Серёжа.
Мама долго смотрела на папу. Папа рассмеялся:
- Ну, что ты!
- Ты же говорил, что масло не разрешалось, - скрестив руки на груди сказала мама, - а в книге – с субботы можно!
- Постное масло! Постное! Подсолнечное. И не ревнуй к блюдам прошлого века. Ты хорошо у нас готовишь.
- Такие блюда были у купцов, - не могла остановиться мама, - а что если крестьяне, или городская беднота? А? Молчишь?
- Разумеется стол был гораздо беднее у крестьян и городской бедноты. У них посты были поболее Великого. Помните на масленице скоморох говорил:
«Какому коту весь год масленица,
А какой шавке вопрос не прост:
Весь год пост.
Как в Расеи.»
- Вот, вот, - подхватила мама.
- Да я согласен с тобой. Были бы продукты, а приготовить можно. Разрешали рыбу есть, - невпопад сказал папа, но Таня поддержала тему разговора:
- А почему? Рыба – ведь тоже мясо!
- Считалось, что нельзя есть мясо теплокровных животных, а холоднокровных - можно.
- А что, и детям, маленьким, нельзя было есть ни молока, ни мясо. Ни сметаны? – запереживала за малышей Таня.
- Позвольте, я опять процитирую современников, - сказал папа и снова открыл голубую книгу.- «Говельщикам запрещалось пить чай до обедни в среду и пятницу, и все были обязаны подчиняться этому правилу, за исключением детей и младенцев. Последние (то есть дети) тоже ели постную пищу. Скромная пища, олицетворенная в молоке матери или кормилицы (молоко матери – тоже ведь животного происхождения), допускалась только три поста после рождения ребенка, т.е. Великий, Петровский, Успенский и Рождественский: главными считались в числе трех все, кроме Петровского. По окончании этого срока младенцев питали постным одинаково со взрослыми».
… Мама сердито листала книгу «Русская кухня», Сява бормотал: «Сява – хор-роший», а Сережа хотел понять:
- Почему день Пасхи каждый год меняется?
- День Пасхи вычисляется таким путем: берется во внимание три факта. Первый: день весеннего равноденствия; второй: конец полнолуния после весеннего равноденствия; и третий: первое воскресенье после этого полнолуния. День весеннего равноденствия практически постоянен, всегда после двадцатого марта, или в двадцатых числах марта. А вот конец первого полнолуния после весеннего равноденствия меняется: лунный месяц короче календарного. И первое воскресенье после полнолуния может быть в промежутке еми дней. К примеру: полнолуние попало на одно из воскресений апреля, значит пасха будет через семь дней после этого, то есть в следующее воскресенье. Если полнолуние в понедельник, то – шесть дней до пасхи, во вторник – пять дней и т.д. давайте посмотрим на примере. Вот уже отрывной календарь. В нем, на каждом листке: время выхода и захода солнца, долгота дня и четверть луны: от новолуния до последней четверти. Смотрим: когда день стал равен ночи? 18 марта. В каком состоянии луна? В полнолунии, которое началось до весеннего равноденствия, 13 марта. Значит, нужно смотреть, когда закончится следующее полнолуние 12 апреля, а заканчивается, а нам для вычисления нужен день именно окончания полнолуния.., а заканчивается 18 апреля, во вторник. Значит пасха в воскресенье, 23 апреля. Сегодня. Понятно?
- Да, понятно.
- А вот теперь дети, Сережа, такую задачу. Равноденствие – 18 марта, полнолуние – 24 марта, окончание полнолуния – 27 марта, в понедельник. Когда Пасха?
Сережа задумался. Взял бумагу и ручку. Подумал. И, не написав ни цифры, не произведя никаких действий на бумаге, сказал:
- В воскресенье, 2 апреля.
- Ма-ла-дец! Не ожидал, что так быстро ты справишься, - похвалил папа Сережу.
- Действительно: если бы в этом году началось полнолуние началось 20 марта, после равноденствия, то пасха была бы 2 апреля, в дни ваших каникул.
- А как узнать, когда будут другие праздники, которые зависят от дня, числа Пасхи? – спросил Сережа.
- А все остальное – проще. Масленица – на семь недель раньше Пасхи – 5 марта…
- А если бы Пасха была 2 апреля, то масленица… - Сережа стал подсчитывать.
- 12 февраля, - подсказал папа. – Посмотри в календаре: этот день должен быть воскресным.
- Точно! – посмотрел Сережа.
- А через семь недель после Пасхи – Троица.
- Пасха посередине между масленицей и Троицей, - уточнила Таня.
- Именно так.
- И если бы Пасха была 2 апреля, то Троица была бы, - Сережа сидел с отрывным календарем в руках, - 21 мая.
- Все вы правильно поняли. После Великого поста и Пасхи начинались разные народные и церковные праздники. Оно и понятно: весна – значит жизнь: солнце, тепло, трава, корм скоту, радостные заботы о новом урожае: подготовка семян, пашни, инвентаря. Душа радуется. Потому – и праздники. Сразу после пасхальной недели, то есть 30 апреля начинается Фомина неделя. Первый день этой недели , то есть - воскресенье (по христианским правилам неделя начинается не с понедельника, а с воскресенья). Первый день любой недели – воскресенье. Первый день Фоминой недели считался благоприятным для вступающих в брак. Поэтому в этот день было много свадеб, тем более, что во время Великого поста свадьбы запрещались. Этот день в народе назывался Красная горка. Молодежь выходила в лучших нарядах на зазеленевшие, нагретые солнцем горки и пригорки, водила хороводы – с этого времени они разрешались. Во вторник же Фоминой недели – Радуница, или Радоница, день поминовения, памяти родителей. Сегодня этот день называют родительским днем. В этот день все выходили на кладбище к могилам родителей и родственников. Подправляли могилы, угощались.
- А мы пойдем на могилки? – спросила Таня.
- Обязательно пойдем, Танечка. Так вот: после праздников, связанных с днем Пасхи, начинались те, которые не сдвигались: Егорий весенний, Никола вешний и т.д. с каждым из этих праздников у народа связано много примет и пословиц. Имена Егор, Юрий и Георгий – одно имя. День шестого мая – день Георгия Победоносца, или Юрия вешнего, или Егорьев день. Везде, по всей Руси в этот день первый раз выгоняли скотину на пастбище. Причем выгоняли вербой, срезанной в вербное воскресенье и освященное в церкви. Но об этом я вам лучше прочту. Давайте перейдем в комнату.
Сережа, Таня и папа перешли на диван в комнату. Мама осталась на кухне изучать рецепты «Русской кухни».
Папа очередной раз взял книгу И. Шмелева «Мой Марс» и раскрыл ее.
- Иван Сергеевич Шмелев. Рассказ «Егорьев день», - начал папа.
- «Под Егорьев день к нам во двор зашел парень, в лаптях, в белой вышитой рубахе, в синих шортах, в кафтане в накидку и в поярковой шляпе с петушьим перышком. Оказалось, - пастухов работник, что против нас, только что из деревни, какой-то «зубцовский», дальний, откуда приходят пастухи. Пришел от хозяина сказать, - завтра, мол, коров погонят, пустите на ковку в стадо. Марьюшка дала ему пару яиц, а назавтра обещала молочной яичницей накормить, только бы за коровкою приглядел. Повела показать корову. Чего-то пошепталась, а потом я ее видел, как она понесла корове какое-то печенье. Спрашиваю, чего это ей дает, а она чего то затаилась, секрет у ней. После Горкин мне рассказал, что она коровке «креста» давала, в благословение, в Крещенье еще пекла, - печеного «креста», - так уж от старины ведется, чтоб с телком была.
Накануне Егорьева дня Горкин наказывает мне не проспать, как на травку коров погонят, -«покажет себя пастух наш». Как покажет? А вот, говорит, узнаешь. Да чего узнаю? Так и не сказал.
И вот в самый Егорьев день, на зорьке, еще до солнышка, впервые в своей жизни, радостно я услышал, как хорошо заиграл рожок. Это пастух, который живет напротив, - не деревенский простой пастух, а городской, богатый, собственный дом какой, - вышел на мостовую перед домом и заиграл. У него четверо пастухов – подручных, они и коров погоняют, а он только играет для почину, в Егорьев день. И все по улице выходят смотреть – послушать, как старик хорошо играет. В это утро играл он «в последний раз», - сам так объявил. Это уже после он объявил, как поиграл. Спрашивали его, почему так, - впоследок… Да так… - говорит, - будя, наигрался…» Невесело так сказал. Сказал уже после, как случилась история.
И все хвалили старого пастуха, так все и говорили: «Вот какой приверженный человек… любит свое дело, хоть и богач стал и гордый… а делу уступает». Тогда я всего не понял.
В то памятное утро и я смотрел в открытое окно залы прямо с теплой постели, в одеяльце, подрагивая от холодка зари.
Улица была залита розоватым светом встававшего за домами солнца, поблескивали лишь верхние окошки. Вот, отворились дикие ворота пастухова двора, и старый, седой пастух-хозяин, в новой синей поддевке, в помазанных дегтем сапогах и в высокой шляпе, похожей на цилиндр, что надевают щеголи-шафера на свадьбах, вышел на середину еще пустынной улицы, поставил у ног на камушки свою шляпу, перекрестился на небо за нашим домом, приложил обеими руками рожок к губам, надул толстые розовые щеки, - и я вздрогнул от первых звуков: рожок заиграл так громко, что даже в ушах задребезжало. Но это было только сначала так. А потом заиграл тоньше, разливался и замирал. Потом стал забирать все выше, жальчей, жальчей… - и вдруг заиграл веселье… и мне стало раздольно весело, даже и холодка не слышал. Замычали вдали коровы, стали подбираться помаленьку. А пастух все стоял – играл. Он играл, запрокинув голову, играл в небо за нашим домом, словно забыв про все, что было вокруг него. Когда обрывалась песня и пастух переводил дыхание, слышались голоса на улице:
- Вот это ма-стер!... вот доказал – то себя Пахомыч!.. мастер.. И откуда в нем духу столько!..
Мне казалось что пастух тоже слышит и понимает, как его слушают, и это ему приятно. Вот тут то и случилась история.
С пастухова двора вышел вчерашний парень, который заходил к нам, в шляпе с петушьим перышком, остановился за стариком и слушал. Я на него залюбовался. Красив был старый пастух, высокий, статный. А этот был повыше, стройный и молодой, и было в нем что-то смелое, и будто он слушает старика прищурясь, - что-то усмешливо-лихое. Так по его лицу казалось. Когда кончил играть старик, молодец поднял ему шляпу.
- А теперь, хозяин, дай поиграю я…- сказал он, неторопливо вытаскивая из пазухи небольшой рожок, - послушают твои коровки поприучаются.
- Ну поиграй, Ваня… - сказал старик, - послушаю твои песни.
Проходили коровы, все гуще и гуще. Старый пастух помахал подручным, чтобы занимались своими делами, а парень подумал что-то над своей дудочкой, тряхнул головой – и начал…
Рожок его был не громкий, мягкий. Играл он жалобное, разливное, - не старикову, другую песню, такую жалостную, что щемило сердце. Приятно, сладостно было слушать, - так бы вот все и слушал. А когда доиграл рожок, доплакался до того, что дальше плакать сил не стало, - вдруг перешел на такую лихую-плясовую, пошел так дробить и перебирать, ерзать и перехватывать, что и сам певун в лапотках заплясал, и старик заиграл плечами, и Гришка, стоявший на мостовой с метелкой пустился выделывать ногами. И пошла плясать улица и ухать, пошло такое.. – этого и сказать нельзя. Смотревшая из окошек Маша свалила на улицу горшок с геранью, так ее раззадорило, - все смеялись. А певун выплясывал лихо в лапотках, под дудку, и упала с его плеча сермяга. Тут и произошла история…
Старый пастух хлопнул по спине парня и крикнул на всем народе:
- И откуда у тебя, подлеца, такая душа-сила! Шабаш, больше играть не буду, играй один!
И разбил свой рожок о мостовую.
Так это всем понравилось!.. Старик Ратников расцеловал и парня, и старика, и пошли все гурьбой в Митриев трактир – угощать певуна водочкой и чайком.
Долго потом об этом говорили. Рассказывали, что разные господа приезжали в наше Замоскворечье на своих лошадях, в колясках даже, - послушать, как играет чудесный «зубцовец» на свирели.
После Горкин мне пересказывал песенку, какую играл старый пастух, и я запомнил ту песенку. Это веселая песенка, ее и певун играл, бойчей только. Вот она:
… Пастух выйдет на лужок,
Заиграет во рожок.
Хорошо пастух играет –
Выговаривает:
Выгоняйте вы скотинку
На зеленую луговинку!
Гонят девки, гонят бабы,
Гонят малые ребята, Гонят старые старики,
Мироеды – мужики,
Гонят старые старушки,
Мироеды – женушки,
Гонит Филя, гонит Пим,
Гонит дяденька Яфим,
Гонит бабка, гонит дед,
А у их и кошки нет,
Ни копыта, ни рога,
На двоих одна нога!..
Ну, все-то, все-то гонят… - и Марьюшка наша проводила со двора свяченой вербой нашу красавицу. И Ратниковы погнали, и Лощенов, и от рынка бредут коровы, и с Житной, и от Крымка, и то Серпуховки, и с Якиманки, - со всей замоскворецкой округи нашей. Так от старины повелось, когда была совсем деревенская Москва. И тогда был Егорьев день, и теперь еще… - будет и до кончины века. Горкин мне рассказывал:
- Москва этот день особо празднует: святой Егорий сторожит щитом и копьем Москву нашу… потому на Москве и писан.
- Как на Москве писан?
- А ты пятак погляди, чего в сердечке у нашего орла-то? Москва писана, на гербу: сам святой Егорий… наш, стало быть, московский. С Москвы на всю Росею пошел, вот откуда Егорьев день. Ему по всем селам – деревням празднуют».
Папа остановился.
- Вот так описывает Иван Шмелев праздник Егория вышнего в Москве. А Георгий Победоносец и сегодня в гербе Москвы и России. Устали? – спросил он у ребят.
- Нет.., - неуверенно ответили Таня и Сережа.
- Мы сейчас с вами поиграем в пасхальные игры. Утром мы с вами «христосовались» - целовались, «приветствовали» друг друга: «Христос воскрес!» А теперь – берем у мамы на кухне по паре крашенных яичек. – Дети бросились на кухню. – и мне возьмите, - крикнул вдогонку папа.
Дети принесли шесть яичек.
- Берем по паре яичек. И играем так: Таня бьет носиком своего яичка в носик моего. Если разобьется Танино, Таня мне отдает его. Если разобьется мое – я отдаю. Затем бьемся с Сережей. Посмотрим, кто выиграет все яички.
Таня ударила – и выиграла у папы яйцо: папино яичко разбилось. Таня забрала у папы выигрыш и тюкнула по Сережиному яичку. И – проиграла. Сережа ударил по папиному и папа снова проиграл. Теперь у Сережи было четыре яичка, из них два целых, у Тани – два и одно целое. Таня напряглась: не хотелось проигрывать; подставила целое яичко под удар Сережи и выиграла. Теперь Таня била по последнему целому яичку в руках Сережи. И снова победила! У Сережи оставалось два разбитых яйца: ими играть уже нельзя было.
- Я поздравляю Таню, - сказал папа. – Повезло.
- Я так старалась, так старалась! – ликовала Таня.
- Просто повезло, - остудил ее Сережа. – От старания ничего не зависит.
- А теперь, - сказал папа, - несите веник.
Сережа быстро принес веник. Папа взял свою туфлю. Положил на нее руякой веник. Веник оказался наклоненным к полу.
- Теперь по очереди скатываем по ручке веника и по венику по одному яйцу, можно катать разбитые.
Все трое скатили по яйцу.
- Теперь, кто первый скатывал яйцо, снова скатывает свое, но старается скатить так, чтобы зацепить яйцо другого игрока. Зацепил – забираешь и снова катишь яйцо. Не попал в чужое яйцо – следующий игрок скатывает свое.
Игра началась. Она оказалась азартной. Яйца раскатывались по полу далеко. Ограничили пространство книгами – стали чаще попадать и выигрывать. Но никто не мог победить.
И тогда появилась мама.
- Обедать будете, игроки? Я вам приготовила пищу, соответствующую посту, - она улыбалась. – Морковь тертая с чесноком, котлеты рисовые с морковью, холодник и кисель из черносливов. Кто готов поститься, прошу на кухню.
Мама доказала, что она знает русскую кухню и умеет готовить. Довольны были все. И мама тоже. Потому что блюда, приготовленные ею, семье понравились.
Праздник продолжался: на душе было радостно, а на улице тепло и солнечно. Дети отправились гулять.
Ребята! Объясните смысл пословиц:
- Не все коту масленица:
придет и великий пост.
- Великий пост
всем прижмет хвост.
Обратите внимание на две поговорки-приметы:
- Увидел грача-
весну встречай.
- Апрель с водой,
а май с травой.
Можно ли сказать, что в вашей местности приметы весны такие же?
Как вы понимаете смысл пословиц:
- Землю пахать –
Не в бабки играть.
- И поедим и спляшем
Только пашню спашем.
Ребята, как вы думаете: почему весной много праздников?
День двадцать четвертый.
Пришел май с изумрудной травой, свежей, чистой зеленью деревьев, с теплыми днями и первыми грозами. Забот в семье прибавилось: на «даче» нужно было копать грядки, высаживать в землю овощи, ухаживать за кустами и деревьями. Папа и мама все вечера и выходные дни пропадали на «даче». Сережа и Таня заканчивали учебу в школе и последние недели и дни тоже были для них трудными. Но когда месяц стал заканчиваться у всей семьи выдался свободный вечер. Все были вместе. Работы на «даче» почти закончились. Учебный год тоже почти закончился: осталось день или два.
…Таня помогала маме на кухне и воспитывала Сяву. Папа читал книгу одного из своих любимых писателей Ивана Алексеевича Бунина. Сережа тоже был с книгой, но сейчас отложил ее в сторону и задумчиво смотрел в окно.
- У нас как у крестьян, свои весенние заботы, - вдруг неожиданно произнес он.
- Что? – папа оторвался от книги.
- Я говорю, мы как крестьяне: копаем, садим…
- Да пожалуй. Наверное, только у нас, у русских так: и селяне и горожане любят копаться в земле, своими руками что-то выращивать.
- А почему?
- Не знаю. Может быть эта привычка осталась от дедов и прадедов: почти все они были крестьянами. Или связаны с крестьянским трудом. Вот и дворянин Бунин: как понимал крестьянскую душу, знал заботы его и радости. Будучи в эмиграции тосковал по России, писал о ней с любовью и гордостью. Гордился тем, что он русский. Хочешь, прочту об этой гордости?
- Прочти.
- В своей автобиографической повести «Жизнь Арсеньева» он рассказывает о мещанине Ростовцеве, у которого жил, учась в гимназии. Отрывок прочту.
«Он вошел, снял в маленькой прихожей картуз и чуйку»… Чуйка – это длинный суконный кафтан. «… и остался в одной легкой серой поддевке, которая вместе с вышитой косовороткой и ловкими опойковыми сапогами особенно подчеркивала его русскую ладность. Сказав что-то сдержанно-приветливое жене, он тщательно вымыл и туго отжал, встряхнул руки под медным рукомойником, висевшим над лоханью в кухне. Ксюша, младшая девочка, потупив глаза, подала ему чистое длинное полотенце. Он не спеша вытер руки, с сумрачной усмешкой кинул полотенце ей на голову, - она при этом радостно вспыхнула, - и, войдя в комнату, несколько раз точно и, красиво перекрестился и поклонился на образничку в угол….
Первый мой ужин у Ростовцевых тоже запомнился мне – и не потому только, что состоял из очень странных для меня кушаний. Подавали сперва похлебку, потом, на деревянном круге, серые шершавее рубцы (желудки коров), один вид и запах которых поверг меня в трепет и который хозяин крошил, резал, беря прямо руками, к рубцам – соленый арбуз, а под конец гречишный крупень с молоком. Но дело было не в этом, а в том, что так как я ел только похлебку и арбуз, хозяин раза два слегка покосился на меня, а потом сухо сказал:
- Надо ко всему привыкать, барчук. Мы люди простые, русские, едим пряники неписанные, у нас разносолов нету…
И мне показалось, что последние слова он произнес почти надменно, особенно полновесно и внушительно, - и тут впервые пахнуло на меня тем, чем я так крепко надышался в городе впоследствии: гордостью.
… Гордость в словах Ростовцева звучала вообще весьма нередко. Гордость чем? Тем, конечно, что мы, Ростовцевы, русские, подлинные русские, что мы живем той, совсем особой, простой, с виду скромной жизнью, которая и есть настоящая русская жизнь и лучше которой нет и не может быть, ибо ведь скромна-то она только с виду, а на деле обильна, как нигде, есть законное порождение исконного духа России, а Россия богаче, сильней, праведней, и славней всех стран в мире. Да и одному ли Ростовцеву присуща была эта гордость? Впоследствии я увидал, что очень и очень многим, а теперь вижу и другое: то, что была она тогда даже некоторым знамением времени, чувствовалось в ту пору особенно и не только в одном нашем городе.
… Он, случалось, заходил к нам, своим нахлебникам, и порой вдруг спрашивал, чуть усмехаясь:
- А стихи вам нынче задавали?
Мы говорили:
- Задавали.
- Какие же?
Мы бормотали:
- «Небо в час дозора – обходя луна – светит сквозь узоры – мерзлого окна…»
- Ну, это что-то не складно, говорил он. – «Небо в час дозора обходя луна» - я этого что-то не понимаю.
Не понимали и мы, ибо почему-то никогда не обращали внимания на запятую после слова «обходя». Выходило действительно нескладно. И мы не знали, что сказать, а он опять спрашивает:
- А еще.
- А еще «тень высокого старого дуба голосистая птичка любила, на ветвях переломанных бурей, она кров и покой находила…»
- Ну, это ничего, приятно, мило. А вот вы прочитайте энти, про всеношную и «под большим шатром».
И я смущенно начинал:
«Приди ты, немощный, приди ты, радостный, звонят ко всеношной, к молитве благостной…»
Он слушал, прикрывая глаза, потом я читал Никитина: «Под большим шатром голубых небес, вижу, даль степей расстилается…». Это было широкое и восторженное описание великого простора, великих и разнообразных богатств, сил и дел России. И когда я доходил до гордого и радостного конца, до разрешенья этого описания: «Это ты, моя Русь державная, моя родина православная!» - Ростовцев сжимал челюсти и бледнел.
- Да, вот это стихи! – говорил он, открывая глаза, стараясь быть спокойным, поднимаясь и уходя. – Вот это надо покрепче учить!...»
Папа закрыл книгу.
- А у нас есть это стихотворение? – спросил Сережа.
- Есть . Сейчас поищу.
Папа нашел нужную книгу, посмотрел в оглавление.
- Вот оно. Оно очень большое. Я прочту отрывки из него.
Под большим шатром
Голубых небес –
Вижу – даль степей
Зеленеется.
И на гранях их,
Выше темных туч,
Цепи гор стоят
Великанами.
По степям в моря
Реки катятся,
И лежат пути
Во все стороны.
Посмотрю на юг –
Нивы зрелые,
Что камыш густой,
Тихо движутся;
Мурава лугов
Ковром стелется,
Виноград в садах
Наливается.
Гляну к северу –
Там, в глуши пустынь,
Снег, что белый пух,
Быстро кружится.
Подымает грудь
Море синее,
И горами лед
Ходит по морю;
И пожар небес
Ярким заревом
Освещает мглу
Непроглядную.
Это ты, моя
Русь державная,
Моя родина
Православная!
Широко ты, Русь,
По лицу земли
В красе царственной
Развернулася!
По седым морям
Из далеких стран
На поклон к тебе
Корабли идут.
И поля цветут,
И леса шумят,
И лежат в земле
Груды золота.
И во всех концах
Света белого
Про тебя идет
Слава громкая.
И уж есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью.
Стать за честь твою
Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову!
И в этот момент в комнату вбежала Таня.
- Скорей! Послушайте, что Сява говорят!
…Сява раскачивался на качельке и вопил во все горло:
- Ур-ра! Каникулы! Ура! Каникулы!
- Научила! Я научила! – ликовала Таня. – Сява хороший!
- Сява хор-роший! – подхватил попугай. – Сява – дворянин! Ур-ра! Каникулы!
Ребята! У всякого словца жди конца, у всякой песни свой конец. Вот и нам пришло время расставаться. Впереди – лето. Каникулы. Таня и Сережа, наверное, снова поедут в деревню к бабушке и дедушке. А в сентябре, а может и раньше, мы снова с ними встретимся. В другой книге.
Мне осталось только напомнить вам несколько русских пословиц и поговорок. Вот они:
- Где кто родится, там и пригодился.
- Родная землица и во сне снится.
- Своя сторона не бывает холодна.
- Русский в словах горд, в делах твёрд.
- Кто с Россией не тягался, в правых не оставался.
До свидания, ребята! До встречи! Счастливых каникул!
Список литературы ребятам для чтения о городских детях:
1. Андреев Л. Н., рассказы: «Баргамот и Гераська», «Петька на даче», «Ангелочек», «Кусака».
Список литературы ребятам для чтения о городских детях:
2. Андреев Л. Н., рассказы: «Баргамот и Гераська», «Петька на даче», «Ангелочек», «Кусака».
3. Василенко И. Д. «Волшебная шкатулка», повесть.
4. Успенский Г. И. «За малым дело», рассказ.
5. Шмелев И. С., рассказы и повести : «Мой Марс», «Мэри», «Последний выстрел», «Мартовская капель», «Егорьев день», «Мартын и Кинга», «На Москве-реке», «Веселая работа», «Весенний ветер», «Как мы летали», «Наполеон», «Русская песня», «Светлая страница», «Богомолье», «Лето господне».
Список литературы для родителей:
1. Бунин И. А, «Жизнь Арсеньева»
2. «Вся Россия», сборник документов, редких и малоизвестных фактов.
3. Даль В.И. «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа», «Материалы по русской демонологии»,. С.-Петербург, изд-во «Литера», 1994г.
4. «Игры» энциклопедический сборник, Челябинск, Ю.-УКИ, 1995г.
5. Некрылова А.Ф. «Круглый год», русский земледельческий календарь, М., «Правда», 1990г.
6. «Русские народные загадки, пословицы, поговорки», М., «Просвещение», 1990г.
Приложения:
1. В.И. Даль «Приметы» из книги «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа».
2. «Гадания» из сборника «Девичество», Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре.
Александр Мишутин
Русские дети
Книга для семейного чтения о русских детях: детях царей,
князей, бояр, дворян, купцов, мещан, рабочих и разночинцев;
о воспитании детей, обучении, обычаях
г. Челябинск
2014 г.
Содержание
1. Княжеские и боярские дети
День первый
- Праздник в доме. Кто такие бояре? Князья. Княжеские дети.
Кормилица. Няня. Постриги. Капризы Тани. Баю-бай…
- Д. Мищенко «Синеокая Тиверь», отрывок из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День второй
- Работа на «даче». Таню интересуют вопросы брака. Мама
нервничает. Рассказ папы. Князь и дружина. Занятия и игры
княжеских детей. За что был наказан боярский сын.
Жестокость наказания. Главное – послушание. Почему надо
уважать и чтить родителей? «Поучение детям» Владимира
Мономаха. Зачем нужны книги? «Домострой». Наставления
из книги: воспитание, наказание, приданное. Таня настаивает
на разговоре о браке. О возрасте юных мужей и жён
- Вопросы детям
День третий
- Предание об обрах
- Д. Мищенко «Синеокая Тиверь», отрывок из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- А. Югов «Даниил Галицкий», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День четвёртый
- Папа и дети готовят обед. О попугаях. «Сява хор-роший». Бояре
и слуги. Девочка-убыль. Сказание о хазарах и дани. Вечный спор
о мытье посуды. Разрешение конфликта. О Святославе-воине.
Его походы.
- Вопросы детям
- Мама и семья. Колыбельная и колыбельные песни.
- С.А. Пономарёв «Под стягом Святослава», глава из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- В. Соснора «У половецких веж», стихи
День пятый
- За грибами. Привал.
- М.М. Пришвин «У старого пня»,
«Серебряное утро»,
«Цветущие травы»
- Кукушка накуковала. «Успокойся Танечка!» Мудрый Серёжа.
Вечная природа. Что мы помним о Родине?
- Вопросы детям
- М.Ю. Лермонтов «Родина», стихи
- Н. Рубцов «Видение на холме», стихи
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
Список литературы для детей и родителей
2. Дворянские дети
День шестой
- Поздняя осень. На «даче». Осенний лес. Охотник. Таня-
вегетарианка. Дворянское развлечение. Кто такие дворяне?
Помещики и поместья. Хитрости перед сном. Тургенев-
дворянин
- И.С. Тургенев «Касьян с красивой Мечи», отрывок из рассказа
- М.М. Пришвин «Гон», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День седьмой
- Первый снег. Успехи Тани. Помещики и время года. Поместья –
по заслугам. Бедные и богатые дворяне. «Мы – однодворцы».
Кто – дворня, а кто – дворянин? Пётр I и дворяне. «Юности
честное зерцало». Бояре и ПётрI. Насильное обучение.
Писатели-дворяне.
- С.Т. Аксаков «Семейная хроника», отрывок из повести
- Вопросы детям
День восьмой
- Папа занят
- Н.Г. Гарин-Михайловский «Детство Тёмы», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- Е. Водовозова «История одного детства», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День девятый
- Детские вопросы. Дела домашние. Какие были утюги? Так
- думали дворянские дети. Правила и обычаи в дворянской
- семье. Наказания дворянских детей. О нянях.
- Л.Н. Толстой «Детство. Отрочество. Юность». Отрывок из
повести
- Что и сколько стоило в дворянские времена? Воспитание на
западный манер. Иностранные языки. Школы. Учение.
гимназии. Сколько было дворян?
- Вопросы детям
- Н.Г. Гарин-Михайловский «В гимназии», отрывок из повести
«Детство Тёмы»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- А.Н. Толстой «У колодца», «Битва», отрывки из повести
«Детство Никиты»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День десятый
- Зимний день. Дворянские дети и их общение с детьми
прислуги. Круги по воде. Трудиться – значит учиться.
Учиться – значит трудиться. Ёлочные игрушки.
- А.Н. Толстой «Ёлка», отрывок из повести «Детство Никиты
- Сочельник. «Сява – дворянин!»
- И.А. Бунин о зиме
- И.С. Шмелёв о Рождестве
Список литературы для детей и родителей
3.Крестьянские дети
День одиннадцатый
- Н.А. Некрасов «Мужичок с ноготок», стихи
- Каникулы Тани и Серёжи. У бабушки в деревне. «До первой
звезды». Колядки. Сява приветствует детей. В кругу семьи.
Неугомонная Таня. Кто такие крестьяне? Этот мудрый Серёжа.
Пейзаж, крестьянин, крещение. Таня «укуклилась».
Крестьянин – главный человек.
- А.В. Кольцов «Песня пахаря»
- Вопросы детям
День двенадцатый
- Земля-кормилица. Чем платит крестьянин? Есть ли у
крестьянина свободное время? Наблюдения за природой.
- Г. И. Успенский «Крестьянин и крестьянский труд», отрывок
из очерка.
- Вопросы детям
- «Всем миром». Помочи
- С. Семёнов «Первый трудный день»
- Вопросы детям
День тринадцатый
- Сами дома. Самовоспитание. О количестве детей. Где
Рождались дети? Одежда крестьянских детей.
- Д. Григорович «Антон-горемыка», отрывок из рассказа
- Что умели крестьянские дети?
- Л.Н. Толстой «За ягодами»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- И Суриков «В ночном», стихи
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
День четырнадцатый
- Старый Новый год. Новый стиль. Старый стиль. Когда
Крещение? Гадания. Воспитание на приметах. Зачем такие
приметы? Догадайтесь.
- Вопросы детям
День пятнадцатый
- Танина тайна. О суевериях. Страшные истории.
- Народная проза: «Чёрт», «Злая женщина и добрый дух»
- Вопросы детям
День шестнадцатый
- Крещенские морозы. Праздник Крещения на Руси. Обряд
крещения. Приметы.
- В. Никифоров-Волгин «Крещение»
- И. Шмелёв «Крещение», отрывок из повести «Лето Господне»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
- И. Суриков «Детство», стихи
- Литература для детей
- Литература для родителей
День семнадцатый
- Опять Пётр I. Солдаты и школы. Сколько было крестьян
в России? Народ и просвещение. Опасность от образования.
Зачем учиться? Труд и труд. Школы для крестьянских детей.
Солдат-учитель. Что такое «приход»? Какие были учебники?
- И.Я. Столяров «Записки русского крестьянина», отрывок из
воспоминаний.
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
- Г.И Успенский «Мишка», отрывок из очерка «Крестьянин и
крестьянский труд».
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День восемнадцатый
- Заботы и обычаи февраля. У свечи.
- С. Константинов «Два года в земской школе», отрывок из
воспоминаний.
День девятнадцатый
- М.М. Пришвин «Последний мороз»,«Снег на ветвях».
- В лесу на лыжах. Приметы весны. После обеда. Частные
школы для крестьянских детей. Сроки обучения.
- М.М. Громыко «Мир русской деревни», отрывок из книги
о частном обучении грамоте.
- Пословицы и поговорки
4. Дети города
День двадцатый
- Масленица. Жители города. Занятия. Купцы и мещане.
- С.Т. Аксаков «Семейная хроника», отрывок из повести
- Кто учился в народной школе?
- И.Д. Василенко «Герцог Букенгемский», глава из повести
«Волшебная шкатулка»
- Кое-что непонятно
- Вопросы детям
- Г.И. Успенский «За малым дело», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- И.С. Шмелёв «Мартовская капель», отрывок из рассказа
День двадцать первый
- Тёплое солнце. Каникулы. «Плохо было». Разные школы.
- В. Слепцов «Письма об Осташкове», отрывок из очерка
- Планы на каникулы. Таня растёт.
День двадцать второй
- И.С. Шмелёв «Весенний ветер», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Покупки и радости. Похожи ли дни? Когда пасха? Почему не
все учились в городе? Три причины. Игры и занятия детей
города. Есть, чем гордиться.
- Л. Андреев «Петька на даче», отрывок из рассказа
- Вопросы детям
День двадцать третий
- Пасха. Разговелись. Что же есть, если колбасы нет?
- Православные посты. Рыба – тоже мясо. Когда бывает Пасха?
- Праздник после Пасхи. Поминовение.
- И.С. Шмелёв «Егорьев день»
- Катанье яиц. Обед.
- Пословицы
День двадцать четвёртый
- Май – всему конец понимай. Почему копаемся? О гордости
русских. Мещанин Ростовцев о себе и о России. Стихотворение
И. С. Никитина «Русь». Объявление Сявы. Прощание.
- Литература для детей
1. Княжеские и боярские дети
День первый
Сегодня в доме праздник. Серёжа вернулся из лагеря отдыха, Таня – из деревни, где гостила у бабушки, а папа приехал с дачи. «Дача» - это маленький садовый домик. Но всё равно – «дача».
После вкусного торта с орехами родители стали задавать Серёже и Тане разные вопросы: как жили? что ели? что видели? – от которых дети быстро устали. Таня сказала:
- Я хочу спать.
Серёжа тоже сказал:
- А я – гулять.
И мама решила «не терзать» детей.
- Ладно, - согласился папа, - отдыхайте. Завтра все поедем на дачу.
- Я не хочу на дачу, - сказал Серёжа. – Там комары и жарко. Эти комары мне в лагере надоели.
- Ишь ты какой барин-боярин! Не съедят тебя комары.
- А, может, не надо, - защитила Серёжу мама.
- Нет, - решительно сказал папа, - надо, мама! Пусть приучаются.
Когда Серёжа ушёл гулять, Таня спросила у папы:
- А кто такой «барин-боярин»?
- В древности на Руси боярами назывались ближайшие помощники и советчики князей и царей.
- А их, что – комары не кусали?
- Кусали, - рассмеялся папа. – Но они не делали трудной тяжёлой работы. Трудную, тяжёлую работу выполняли за них слуги.
- А у нас слуг нет, - поняла Таня. – Поэтому мы сами должны делать трудную работу.
- Да, Танечка.
- А были у бояр дети? – неожиданно спросила Таня.
- Конечно, - сказал папа. – А как же? И у бояр и у князей были дети. И помногу.
- Сколько?
- 5-10 ребятишек обязательно.
- Ого-го! – удивилась Таня. – Расскажи мне о боярских детях.
- Завтра, Танечка, расскажу, завтра. А сейчас – спи.
- Ну что тебе стОит, - поддержала Таню мама. Она закончила мыть на кухне посуду и пришла укладывать Таню. – Расскажи вместо сказки.
- Ладно, - согласился папа, - расскажу.
Давным-давно, много лет назад, когда ещё не было ни телевизоров, ни самолётов, а славяне, наши предки, жили в деревянных домах, а не в каменных; когда было мало людей и городов…
- А почему было мало людей и городов? – спросила Таня.
- Людям хватало жилья, в котором они жили. А когда народилось много людей, тогда построили ещё дома и города, чтобы всем хватало жилья. Так вот: в эти старые времена государством и людьми управляли князья. Князьям помогали их друзья и товарищи, которые назывались боярами.
И у князей и у бояр, как у всех людей, были дети: мальчики и девочки. Князь занимался своими делами: воевал, собирал дань, управлял княжеством, принимал послов, охотился. А детьми занимались слуги и мама-княгиня. Пока дети были совсем маленькими, их кормила своим молоком мама. Затем приглашали молодую женщину и та, вместо мамы, кормила младенца своим молоком. Эта женщина называлась – кормилица.
Кормилица, прежде, чем её допускали к ребёнку, целовала крест и клялась «добра хотеть, кормить грудью бережно и с опасением, отравы не давать, волшебных злых слов не говорить».
- А меня мама кормила молоком, или кормилица? – спросила Таня.
- Конечно, мама. Мы же - не князья и не бояре.
- А почему мама-княгиня не захотела кормить?
- Наверное, потому, что ей казалось это трудно делать: кормить, ухаживать за ребёнком. Поэтому, кроме кормилицы, у ребёнка появлялись ещё и няньки, которые нянчились с ребёнком: укладывали спать, рассказывали сказки и истории, баюкали детей, пока они не засыпали.
- Ты сейчас баюкаешь меня? – спросила Таня у папы.
- Нет, я сейчас нянчусь с тобой.
- Как няня?
- Да, как няня. Но слушай дальше. Когда ребёнку исполнялось 3-4 года, для него начиналась новая жизнь. До этого времени ребёнок только ел и рос. А теперь его начинали воспитывать и обучать. Для воспитания и обучения приглашались опытные и знающие люди.
Интересный обычай существовал в древности. Мальчику не постригали волосы до 4х лет. В четыре года его постригали и первый раз садили на коня. С этого времени его воспитанием занимался ДЯДЬКА. Воспитатель назывался ДЯДЬКОЙ. Он обучал мальчика езде на коне и военным хитростям.
- Папа, - зевнула Таня, - я хочу, чтоб ты меня баюкал.
- Ты же не малышка, Таня. В школу осенью пойдёшь.
- Ну и что. Я хочу, чтобы меня как маленькую княгиню баюкали.
- А маленькую княгиню баюкали так же, как любую другую малышку из простого народа.
- Побаюкай!
- Я хотел тебе ещё и книжку почитать. О том, как постригали и садили на коня. Тебе не интересно?
- Интересно. Но завтра. Побаюкай, пап, - опять попросила Таня.
- Я сейчас маму позову. Она лучше меня это сделает. Мама!
- В чём дело? – появилась мама. – Почему не спим?
- Вот, просит, чтобы её побаюкали, - сказал папа.
- Таня! Ты, что – малышка? Может тебе и соску дать? – изумилась мама.
- Побаюкай меня, как маленькую. Чуть-чуть. Немножко-немножко.
Папа подмигнул маме и тихо вышел из комнаты.
- Только, как княгиню, - потребовала Таня, когда мама присела на её кровать.
- Маленькие дети все одинаковы. И баюкают их всех одинаково.
О.о, о, о, о, о, о!
О, о! Баиньки, - запела мама.
О! Баю, баю, баю!
Баю милую мою!
Таня будет крепко спать,
Котик Танечку качать!
А качи, качи, качи,
Прилетели к нам грачи.
А ворота скрип, скрип!
А Танечка спит, спит
Танечка тихо сопела носом. Мама поднялась и вышла.
А в комнате папа разговаривал с Серёжей, вернувшимся с улицы.
- Телевизор ты всегда успеешь посмотреть. А завтра чтобы прочитал Тане вот этот отрывок: первую главу из книги Дмитрия Мищенко «Синеокая Тиверь». Я думаю, что и тебе это будет интересно.
Д. Мищенко
«Синеокая Тиверь», глава из романа
От княжеского терема до собОрной площади1 в детИнце2 без малого чуть не треть пОприща3, но в роду князя ВОлота не было недостатка в любопытных, желающих поглазеть на праздненство, а тем более в охотниках погулять, повеселиться, спеть величальную4 песню. По одну и другую сторону дорожки, выстланной коврами от терема к площади, стоят толпы людей. Но едва ли не больше всего народа как и стражников, смотрителей порядка на пострИжинах5, собралось на самой площади, ближе к центру торжества.
Похоже, народ точно знал, может, почувствовал, что вот-вот начнётся свято: притихли и гости, и горожане, смотрят в ту сторону, откуда должен появиться Отрок6. Двери в терем распахнуты настежь, величальницы возле порога уже, а это верный признак: сейчас – появиться кнЯжичу7. И предчувсивие не обмануло тиверцев8. Первыми вышли на люди князь Волот и княгиня Малка, сразу за ними княжич БогдАнко в паре со своей наречёной9 ЗорИной Вепровой, следом правились, взявшись за руки, меньшие сёстры БогданкА, княжёны Злата и Миланка. И такие же гожие и пригожие все, такие праздничные и нарядные, что непривычному к роскоши поселЯнину12,особенно с далёких окраин, ничего и не оставалось, как удивлённо воскликнуть про себя и затаить дух. Князь и кнЯжич были в одинакового цвета светлосиних кОботах13, щедро расшитых по полам и подолам14, на ногах у них червлёные15 чедЫги16. По тому же порядку и княгиня, и наречённая БогданкА – в белых, заморской ткани тунИках17, а поверх туниИк на них нежно-розовые, словно распустившиеся поутру бутоны троЯнды18, корзнА19. Юные княжны Злата и Миланка, дрОбненькие20, одна другой меньше, одеты в почти столь же роскошные, хоть и другого цвета одежды, Волосы каждой из женщин покрывала самИтовая21 шапка с меховым окОлышем22.
Князь и княжич, простоволосые23, шествовали, словно облитые солнцем. По обычаю князю-отцу предстояло исполнить посвящение сына в мужИ24, поэтому княжичу надлежало предстать перед народом таким, каким знали его все двенадцать лет – с непокрытыми, нетронутыми до сегодняшнего дня кудрями. А они же… Боже СварОже25! Они такие шелковисто-мягкие, буйные, золотистые в этот погожий день, что жаль и прикасаться к ним.
Пара за парой, как вышли из тЕрема так и шли, чинно(26), к площади – будто внушительным, спокойно-величавым шествием, приличествующим древнему обычаю, показывали всем собравшимся кровное, нерушимое единение рода. Воля и сила угадывались за этой сплочённостью.
Величальницы знали, когда начать. Их первая песня – княгине. Ей, матери, первое величание.
Слава тебе, слава, пречистая матерь!
Дала князю сына, нам – надежду злату.
Нам надежду злату, радость всего света.
Будь здорова , жена, премногие лета.
Они так же при соединились к шествию, следовавшему на площадь, где ожидали своего княжича тиверцы, где приготовлены для обряда княжеский стол и величальные венки, где истомился в ожидании будущего хозяина заранее осёдланный конь. При коне был готов и дядька(27), среднего роста, но могучий в плечах муж, при оружии и ратном облачении(28). На самой площади, хотя она и запружена тиверцами, место у стола князя оставалось свободным.
…А князь тем временем оборачивается к княгине и, кланяясь, говорит ей:
- Позволь, мать, взять у тебя дитя.
Каково будет повеление Малки? Все ждут. А она клонит долу(29) голову, молчит.
- Твоя воля, княже, - произносит она наконец и вздыхает. – Отдаю сына тебе и благославляю! В добрый час! Счастливой дороги тебе, сынок.
Княгиня была уже не в силах сдерживаться, дала волю слезам. Князь не обращал на них внимания. Взял в руки ножницы, примерился, отхватил несколько локонов. Потом ещё и ещё. И казался он таким решительным, непреклонно-твёрдым, будто не знал, не ведал, что постригает собственного, притом единственного сына, будто всё равно ему было, что сын пойдёт сегодня на чужие руки и больше никогда уже не знать ему материнской ласки, не надеяться больше, что кто-то из родных или близких пожалеет его, защитит от обидчика. Едва ли не так и было: князь радовался, что забирает сына от матери, радовался, что пришла пора и посылает он княжича в достойную науку – острить разум и сердце(30) на святое дело, стать мужем ратным(31), познать мудрость, чтобы стать по зрелости опорой земли и народа. Потому и твёрд, потому и не обращает внимания на женские слёзы. Если б князь обращал на них внимание, кто бы берёг землю и народ тиверский от чужеземца-супостата(32)? Ей-богу, в чужеземном ярмЕ(33) ходили бы.
Понимала ли это княгиня Малка? Должна понять. И она, похоже, справилась с собой или кончились последние слёзы – княгиня вытерла лицо, подошла к наречёной БогдАнко.
- Как только князь кончит пострИжены, подойдёшь, дИтятко, возьмёшь этот венок, увенчаешь им кнЯжича. Знаешь, что нужно сказать при этом?
- А то!
- Ну и ладно. А щит меч ему поднесёт другая девочка, из простых людей.
- А где она?
- И в самом деле, где? – обернулась княгиня к окружавшей её чЕляди(34).
- Пошли за ней, должно быть сейчас. Это уж самая достойная…
…То была Миловидка из ВЫпала. ВЫпальские парни и девчата уговаривали её, утешали: «Не бойся, никому не дадим в обиду, а надо – так и торговый люд позовём!»
…Издали ещё отличила среди других девчат юную избранницу с ВЫпала и княгиня.
-Здравствуй, красавица, - подошла она и, как бы успокаивая, коснулась руки Миловиды.
- Поздравь кнЯжича с Отрочеством(35), вручи ему бронЮ(36) от народа тиверского. И пусть слово твоё будет щедрым на добро, красным(37) да радостным, как и ты сама.
ЗорИна Ветрова уже стояла возле венка, поджидая её, простолюдИнку, и как тронулись, предупредила: «Я первая поздравляю!». Когда же до дела дошло, запнулась вдруг, словно язык проглотила, молчит. Тут только Миловида и увидела, какой кнЯжич ещё ребёнок и, сама не зная как, решилась выручить напарницу. И откуда только смелость взялась!
- КнЯжич, пусть любовь матери хранит тебя от всех напАстей и бед, - выпалила она одним духом. – Пусть завЕтом(38) тебе станут отцовы мудрость, храбрость мужество. Будь ласков со своим народом, будь справедлив, как отец, и твёрд с теми, кто посягАет(37) на нашу волю и наши обычаи.
Миловида дождалась, пока ЗорИна, так и не произнесшая ни слова, увенчает кнЯжича венком и только потом приблизилась к нему сама, опоясала кнЯжича мечом(39), из рук в руки передала ему и щит и шлем. Она не знала, как восприняли её слова князь и княгиня, народ, она просто не думала об этом. Но, должно быть, наИтие(40) подсказало ей, что всё, что она делает – она делает правильно, и непонятное смущение, волнение, робость охватили её лишь тогда, когда вновь дружно и голосисто запели величальницы.
Дядька подвёл кнЯжичу коня, помог ему сесть в седло. И это значило, что отныне уже не мать с отцом, а он будет Отроку учителем обычаев и законов рода, он будет наставлять кнЯжича рАтному делу и житейской мудрости.
Пояснения:
1 – соборная площадь – место сбора народа для важных сообщений.
2 – детИнец – внутренняя городская крепость.
3 – пОприще – мера длины, равная примерно 20км; треть пОприща – 7км;
на местах поединков пОприще равно 115 шагам.
4 – величальная – хвалебная, приветственная песня.
5 – пострИжены - обычай пострижения волос мальчика княжеского или
боярского рода.
6 – Отрок – мальчик-подросток.
7 – кнЯжич – сын князя.
8 – тИверцы - славянское племя, народ.
9 – наречёная – названная невестой, невеста.
10 – княжнА – дочь князя.
11 – гОжие, да пригОжие – хорошие, красивые.
12 – поселЯнин - житель поселения.
13 – кОбот – верхняя мужская одежда.
14 – подОл – нижний край женской одежды.
15 – червлёный – тёмно-красный.
16 – чедЫги – род сапог, сапоги.
17 – тунИка – род длинной рубахи
18 – троЯнда – роза.
19 – корзнО – плащ знатных людей в Древней Руси.
20 – дрОбненькие – мелкие, маленькие.
21 – аксамИт, самИт – дорогая ткань.
22 – окОлыш – часть головного убора.
23 – простоволосые – с непокрытой головой.
24 – посвящение в мужИ – посвящение в совершеннолетие.
25 – СварОг – главный славянский бог.
26 – чИнно – в соответствии с правилами.
27 – дядька – в Древней Руси – воспитатель, учитель.
28 – рАтное облачение – воинские доспехи.
29 – дОлу – вниз.
30 – острить разум и сердце – обучаться.
31 – рАтный муж – воин.
32 – супостАт – враг.
33 – ярмО – деревянный хомут для рабочего скота; здесь – в значении плена,
рабства.
34 – чЕлядь – прислуга.
35 – Отрочество – возраст перед совершнннолетием.
36 – бронЯ – оружие.
37 – красный – красивый.
38 – завЕт – правило, завещание.
39 – опоясать мечом – закрепить на одежде пояс с мечом.
40 – наИтие – неожиданная мысль, догадка.
Ребята! Вы прочли отрывок из повести «Синеокая Тиверь» украинского писателя Дмитрия Мищенко.
Попробуйте ответить на вопросы:
1. Почему плакала княгиня Малка?
2. Найдите в тексте выражение «пойти на чужие руки» (когда князь
стрижёт БогданкА). Как вы понимаете смысл этого выражения?
3. Почему княжича отдавали «на чужие руки»? Найдите ответ в беседе папы с Таней.
День второй
Целый день семья была «на даче». Пропалывала сорняки, поливала ягоды и помидоры. Это Таня поливала. А Серёжа полол тяпкой, как взрослый, помогал маме. Папа работал столярным инструментом: что-то пилил, строгал, сбивал.
Затем мама приготовила обед. А когда семья пообедала, Таня сказала:
- А теперь папа будет рассказывать
- Нет, - возразил папа. – А книжку тебе почитает Серёжа.
- Да?! Ей и клубнику, ей и книжку читай, и всё самое вкусненькое…
- А я – маленькая, поэтому, - объяснила такое к ней отношение Таня. – Вот когда ты будешь…
Таня запнулась, подумала…
- Маленьким я никогда не буду, - обиделся Серёжа.
- Не ссорьтесь, - сказала мама. – Таня поможет мне убрать со стола, а ты, Серёжа, приготовь книжку. Отец, ты не забыл её?
Папа вытащил из сумки книжку в красивом твёрдом переплёте и подал Серёже.
- Тебе уже десятый год, а некоторые князья на Руси в десять лет уже женились. Так что, жених, будь мужчиной и не хнычь!
- А девочки когда женились? – живо поинтересовалась Таня. - Тоже в десять лет?
- Ты, невеста без места, ещё из детского сада не вышла, - строго сказала мама. – Это во-первых. А во-вторых: девочки не женятся, а замуж выходят.
- А в-третьих, - подхватил папа, - Серёга, - читай!
- Пап, расскажи, как женились князья, - попросила Таня
- Вечером, - ответил папа и вышел.
…Дома папа сдержал своё обещание и вечером продолжил свой рассказ о жизни княжеских и боярских детей.
В далёкую седую старину, на Руси было много князей. Они жили в разных городах. А главный князь находился со своей боевой дружиной и боярами в главном городе Древней Руси – Киеве. Киев назывался стОльным городом, т. е. столицей, а главный князь – великим князем. Князей было много, а бояр ещё больше, потому что у каждого князя было около десяти, а то и больше, бояр-помощников.
Любимым занятием князей и бояр была охота. Охотились на зверей и птиц.
Сына князя, княжича, всегда брали с собой на охоту под присмотром дядьки-воспитателя. Молодой князь должен был научиться всему, что умел его отец: воевать, охотиться, управлять государством, устраивать игры.
Боярские дети, пока не стали воинами и были отроками, прислуживали старшим на пирах. Это считалось важным и почётным делом. Игры и состязания боярские дети устраивали разные: метание копья, попадание стрелой в цель, скачки на конях. В эти игры не допускались дети челяди, слуг. И сами боярские дети не играли с детьми слуг. Это запрещалось. Но были случаи и непослушания.
В одной боярской семье умер отец, глава семьи. Старшей в семье осталась мать, так как сын был ещё мал, чтобы стать главой семьи. Мальчику нравилось ходить работать в поле вместе с рабами и слугами. Ему всё нравилось: горячее солнце, тёплая земля, запахи трав, цветы. Мать запретила ему ходить работать с рабами. «Это позор тебе и нашему боярскому роду» - сказала она.
Сын не послушался мать и продолжал делать то, что ему нравилось. Мать его наказывала, била и тогда сын ушёл из дома со странствующими богомольцами. На третий день мать догнала его, схватила за волосы, бросила на землю и стала бить ногами. Затем приказала слугам связать сына, как злодея, и привезла его домой. Заковала ноги в кандалы и несколько дней не кормила. Сын потом всё равно сбежал от матери с караваном купцов.
Другой боярин-отец наказал сына за то, что тот ушёл в монастырь. Отец разгневался, прибыл в монастырь, вЫволок его оттуда, содрал с него монастырскую одежду и вновь одел в светлую боярскую одежду. Сын снял боярскую одежду, его опять одели, сын снова скинул. И так много раз, пока отец не связал его и отвёз домой.
Очень жестоко наказывали своих детей родители за непослушание. Отца или старших нужно было слушать беспрекословно.
- Вот видишь, - сказала Таня Серёже, который тоже внимательно слушал рассказ отца. – Папа сказал тебе, чтобы ты читал мне книгу, а ты не хотел. Но папа тебя не наказал.
- Младших обижать нельзя, - пояснил папа. – А дети для отца и матери – всегда младшие. Но младшие, то есть – дети, должны почитать родителей, то есть – уважать. А почему?
- Потому что они – папа и мама. Потому что они родили нас, - сразу ответила Таня.
- Та-то оно так, но не совсем так, - непонятно сказал папа. – Дело в том, что родители и вообще все старшие сильнее детей и могут защитить их от беды. А кроме того: взрослые больше, чем дети, знают о жизни и могут их научить чему-то важному и хорошему. Поэтому в древности уважали и почитали старших: родителей и стариков.
- А почему же били детей, если их нельзя обижать, - спросил Серёжа.
- Так наказывали за серьёзное, сильное непослушание родителей. Взрослые рассказывали детям, как надо жить, что делать, чтобы самим не погибнуть, не погубить родителей и не опозорить свой род. И вот если дети не делали так как им говорили старшие, то младших наказывали за непослушание. Считалось, что дети должны бояться наказания отца и бога.
- Значит, мама, которая била своего сына, не любила его, - решила Таня.
- Я так не думаю, - сказал папа. - Вот подрастёшь, мы и поговорим об этом.
Чтобы дети и родители знали и умели ладить друг с другом великий князь Киевский Владимир Мономах написал «Поучение детям». В этой книге он делится своим жизненным опытом и мыслями о воспитании о воспитании детей.
Папа взял с полки книгу, открыл страницу, где была закладка и прочитал: «Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев… Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь: как отец мой, дома сидя, знал пять языков, от того и честь от других стран. Ленность ведь всему плохому мать: что кто умеет, то забудет, а что не умеет, тому не научится.
Куда бы вы ни держали путь по своим землям, не давайте отрокам причинять вреда ни своим, ни чужим, ни сёлам, ни посевам, чтобы не стали проклинать вас. Куда же вы пойдёте и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришёл, простолюдин ли или знатный посол…»
-Я буду учиться, - сказала Таня.
- Конечно, будешь, - сказал папа. – В сентябре пойдёшь в первый класс. Научишься хорошо читать и сама будешь читать книжки.
- А Серёжа уже умеет читать, но тоже будет учиться, - добавила Таня.
- Да, в третьем классе, - с гордостью подтвердил Серёжа.
- И сколько нового узнаешь, новых книг прочтёшь. – Папа закрыл книгу. – А в книгах – вся мудрость и все знания людей. Пока люди не придумали книг, знания передавались устно, то есть в беседе, в разговоре.
- Ты нам сей час передаёшь знания? – спросила Таня.
- Да. Знания ещё передавались при обучении чему-нибудь: как ездить на коне? как стрелять из лука? Знания передавались детям и внукам от отцов и дедов. Старшие рассказывали, младшие запоминали. А когда появились книги, люди стали записывать знания, чтобы с этими знаниями познакомилось больше людей.
Папа встал, подошёл к полке с книгами.
- Я вам сейчас покажу книгу, к которой собраны многие знания наших предков о жизни.
Он достал с полки большую красивую книгу.
-Вот. Называется «Домострой».
- Это – как строить дом? – спросил Серёжа.
- Можно и так сказать. Как строить дом, как жить в этом доме, как вести домашнее хозяйство, готовить пищу, воспитывать детей. Вот послушайте: «А пошлёт бог кому детей, сыновей и дочерей, то заботиться отцу и матери о чАдах своих».
Папа посмотрел на ребят:
- Понятно?
- Да…, - неуверенно ответил Серёжа.
- ЧАдами называли детей и родители обязаны были, - папа заглянул в книгу,- «обеспечить их и воспитать в доброй науке: учить страху божию и вежливости, и всякому порядку. А со временем, смотря по возрасту и по детям, учить их рукоделию: отец – сыновей, а мать – дочерей, кто чего достоин, какие бог кому способности даст».
- А бить? – спросил Серёжа.
- Что, бить? – не понял папа.
- Не написано: можно или нет?
- А, вот ты о чём. Написано. Слушайте. Отец и мать должны любить и хранить детей и – внимание! – «страхом спасать, наказывая и поучая, а не то, разобравшись и поколотить»
Серёжа заглянул в книгу, зашевелил губами:
- «…Поколотить… И не жалей младенца биЯ…
- …не умрёт, но здоровее будет», - подхватил папа, - «ибо ты, казня тело, душу его избавляешь от смерти».
- Вот это да! – выдохнул Серёжа.
- «Наказывай детей в юности – в старости они упокоят тебя» Вот видите: наказание битьём считалось нормальным. Поэтому ни боярыню-мать, ни отца-боярина люди не осуждали за то, что они били своих сыновей. Здесь есть и наставление о том, «как воспитывать дочерей и как с придАным замуж выдать».
- Папа, а что такое «придАное»? – поинтересовалась Таня.
- Когда девушка выходила замуж, родители давали ей одежду, вещи, даже домашних животных. При ней давали, вместе с нею. Поэтому называлось «придАное».
- Читай, пап, - сказала Таня.
Папа нашёл нужную страницу:
- «Если дочь у кого родится, благоразумный отец, который торговлей кормится, или в деревне пашет, такой от всякой прибыли откладывает на дочь: или животИнку растят ей с приплодом…» Про «животИнку» понятно?
- Нет, - сказала Таня.
- Это домашнее животное: свинка, коровка, овца. Так вот: «животИнку…, или из доли её, что там бог пошлёт, купят полотна и холстов, и куски ткани – и все эти годы ей в особый сундук кладут… И только замуж сговорят – отец и мать могут не печалиться: всего у них вволю, в веселии и в радости. Ежели же отец и мать незапасливы, то кинутся покупать всё и впадут в печаль от свадьбы такой: ведь купить всё сразу – дорого».
Папа закрыл книгу. Дети молчали. Потом Таня встала с дивана, порылась в своих игрушках и принесла старую шкатулку.
- Вот, сундук для меня.
- Зачем – для тебя? – удивился папа.
- Для приданого, - рассмеялся Серёжа.
Папе тоже стало весело, только Таня даже не улыбнулась.
_ Там, - она показала на книгу, - написано: как родится дочь, откладывать для неё, а то дорого будет.
Теперь смеялись все и мама тоже, потому что слышала ответ Тани Только Таня не смеялась. Она заплакала. И мама стала успокаивать её.
- Папа обещал рассказать,- сказала Таня, успокоившись, - как женились князья. – И добавила: – И княгИни.
- Вот хитрУля! – восхищённо воскликнул папа. – А может в другой раз: сегодня я и так много вам рассказал. И Серёжа читал.
- Нет, - сказала Таня, - сегодня.
Папа вздохнул. Мама улыбнулась.
- Хорошо, - сказал папа. – Уговорили. Ещё минут десять. А то тебе пора готовиться ко сну, а Серёжа будет проситься погулять.
- Да, - согласился Серёжа. – Буду.
- Как звали кнЯжича, отрока из книги «Синеокая ТИверь»? – спросил папа.
- БогдАнко, - ответил Серёжа.
- А его наречёную?
- ЗорИна.
- А сколько лет было БогдАнку?
- Двенадцать.
- Ему двенадцать лет, а у него уже есть девочка, названная его невестой. Церковь не запрещала жениться и выходить замуж и в одиннадцать и в десять лет. И даже – в восемь. Князю Святославу Игоревичу было десять лет, когда он женился в 1181 году. Княгине Верхуславе было восемь лет, когда она в 1187 году вышла замуж за четырнадцатилетнего Ростислава. Верхуслава оставила о себе память, как выдающаяся женщина, имевшая важное влияние на государственные дела.
Папа встал, потянулся:
- Всё, княгиня Татьяна! На сегодня – всё. Завтра я буду занят и не смогу, наверное, вам ещё рассказать о княжеских детях. Поэтому ты, Серёжа, прочитай, пожалуйста, вслух для Тани, ну, и для себя, главу шестую второй части романа Дмитрия Мищенко «Синеокая ТИверь». Я закладку здесь оставил.
- А о чём там? – спросил Серёжа.
- Вы снова встретитесь с БогдАнком, узнаете, как дядька-воспитатель обучал его военному искусству. А если будет время и захочется, то прочтите отрывок из пятой главы повести русского писателя Даниила Мордовцева «За чьи грехи?». Смотри, Серёжа, вот эта книга. Договорились? Прекрасно. А теперь – кто куда: спать, гулять…
Ребята! Из рассказа папы вы немного узнали о том, как жили наши предки в старину и как воспитывали своих детей. Ответьте, пожалуйста на вопросы:
1. Как вы понимаете выражение «седая старина»?
2. Почему дети должны были чтить и уважать родителей, стариков и
старших?
3. Понятно ли вам выражение:«ЛЕнность всему плохому мать»?
4. Объясните слова Владимира Мономаха: «Куда бы вы ни держали путь
по своим землям, не давайте отрокам причинять вреда ни своим, ни
чужим, ни сёлам, ни посевам».
5. В книге «Домострой» написано: «А пошлёт бог кому детей…».
Объясните, как вы понимаете эти слова.
6. Как вы понимаете слова:»Любить и хранить детей»? И – «Казня его
тело, душу его избавляете от смерти»?
7.Назовите слова и выражения, смысл которых в тексте вам непонятен?
День третий
На другой день, когда Серёжа открыл книгу на папиной закладке, то увидел записку от отца: «Серёжа! Прежде, чем читать о БогдАнке, прочти «Предание об Обрах». Далее крупным чётким почерком было написано:
«Предание об Обрах
В те же времена были и Обры. Эти Обры воевали против славян и покорили дулЕбов также славян. И творили Обры много зла жёнам дулЕбским: если поедет куда Обрин, то не давал запрячь коня или волА, но велел впрячь трёх, четырёх или пятерых жён».
(Серёжа, слово «жена» здесь означает – «женщина»; значит впрягали пятерых женщин.)
«Впрягали в телегу и везли его – Обрина. И так мучили дулЕбов. Были же эти Обры велики телом и умом горды (высокомерны, значит), и бог истребил их, и умерли все, и не осталось ни одного Обрина, и есть поговорка на Руси до сего дня: «Погибли, как Обры».
А теперь, Серёжа, читай «Синеокую ТИверь».
Д. Мищенко «Синеокая ТИверь»
Уже немало времени скачут всадники вдоль ДнестрА и не замечают, как припекает солнце. Дальний и трудный путь утомил их. Дядька и раньше был неумолим: с утра до вечера мордовАл(1) Отроков, обучая стрелять из лука, умению соскакивать на бегу с коня и садиться на него (с седлом и без седла); показывал, как удержаться под животом у осёдланного и испуганного коня, когда тот мчится полем во всю прыть. А теперь, когда появились слухи об Обрах(2), и вовсе стал неумолим. Ничем ему не угодишь. Сказал, что не пустит к отцу-матери, и никого не отпускает; сказал – пойдём в понизовье(3), поживёте в шалашАх(4), как воины в походе – и пошли. Идут, идут берегом, а куда, как далеко, никто не знает.
- Вон там, может, и станем табором(5), - остановился , наконец, дядька и показал на поляну, открывшуюся вдоль берега.
- В такой пустыне? – усомнился кто-то из Отроков.
- Это ещё не пустыня. Видишь, - дядька показал вдаль, - лОдии стоят у берега. А если есть лОдьи, значит поблизости есть и жильё.
Паставили под гАем(6) шалашИ: один – для дядьки, два – для себя, разложили костёр. Начали варить еду – обнаружили, что забыли соль.
- Хорошие же из вас вояки будут, - упрекнул Отроков дядька. – Ладно, пусть кто-нибудь варит, а другие поищут жильё и добудут соли.
На поиски вызвался идти БогдАнко, а с ним ещё двое Отроков:
- Нельзя одному в лесу плутАть(7).
Сначала пошли к лОдьям: оттуда должна быть тропа к жилью. Тропа и на самом деле там отыскалась, повела к лесу, однако, сколько ни шли по лесу, а к жилью не вышли.
- Неужели сбились с пути? – засомневался БогдАнко. – Может, не заметили, как стёжка отвернула в сторону?
Думали, думали – и вернулись-таки назад. Несолоно хлебавши(8).
Перед ночью дядька, как будто бы ничего не случилось, подозвал кнЯжича и ЖалЕйко.
- Даю каждому из вас по шесть Отроков и назначаю старшими. Ты, ЖалЕйко со своими Отроками будешь охранять наш тАбор, а ты, кнЯжич, смотри за лОдиями у берега.
БогдАнко удивился:
- А чего нам эти лОдии? Чего их караулить?
- Дело не в лОдиях. Нужны те, кто оставил их тут. Очень может быть, что это – тАти(9) и что возвратятся они с тем, за чем сюда прибыли. Будь внимателен,кнЯжич. ТатьбА(10) разная бывает и тАти тоже разные. Дело важное, поэтому и поручаю тебе.
- Надо задержать их, если появятся?
- Задержи, если сможешь. А будут сопротивляться, действуй, как положено воинам: ловко, беспощадно, стремительно.
БогдАнко старался скрыть радость и тревогу, охвативших его в предощущении серьёзного дела. Его настроение передалось и Отрокам, которые пошли с ним. Они волновались, тщательно выбирая засаду, гадали, что же это за тАти, куда пошли и с чем возвратятся?
- Узнаем, если не провороним, - остепенил их БогдАнко. – А вот, чтобы взять их, если придётся брать, одной засадой не обойдёшься.
- Думаешь, их много будет?
- А что тут думать? ЛОдий две, в каждой – по четыре весла, значит тАтей не меньше восьми, если не больше.
- А если их больше?
- Хоть и больше, а надо как-то нам справиться.
- Сказал бы дядька зАсветло, так припрятали бы вёсла! Не с собой же они их взяли. Может, поищем?
- Ночью? Нет. Сделаем лучше по-другому: перетащим лОдьи на другое место.
- А что это нам даст?
- Когда тАти пойдут искать лОдьи, то разобьются на две группы: вверх и вниз по реке. А нам того и надо.
- Твоя правда, - согласились Отроки.
- Вяжите верёвки ближе к уклЮчинам(11), - велел БогдАнко, - Потянем лОдии против течения. Вверх по реке они вряд ли примутся искать.
…Было уже зАполночь.
- Ладно, спите, - разрешил кнЯжич, - а мы с БОртником понаблюдаем.
И наблюдали. Откуда им молодым и доверчивым, было знать, что те, кого ждут – выдумка старого воина. Услышав, как они говорили: «Жилья человеческого нет поблизости», усмехнулся дядька: «Плохо же вы искали, отрочАта. А если так, то подброшу вам на ночь забот».
…Вдруг послышался подозрительный шорох, а затем чьи-то шаги.
- ТАти! Буди всех – шепнул БогдАнко.
Их было шестеро: два впереди, приглядывались, отыскивая приметное место, за ними четверо несли что-то на носилках. В темноте было не разобрать, что именно, да и не это интересовало Отроков. Им важно было знать, что будут делать тАти, не найдя оставленных здесь лодий.
«Уличи(12), - определил по говору БогдАнко. – Зачем же пришли на нашу сторону? Что у них на носилках?»
Как он предполагал, так и случилось: двое пошли на поиски лОдий вниз по течению, двое – вверх, а двое остались с ношей. БогдАнко поманил Бортника, шепнул тихо: бери троих и заходи оттуда – показал рукой – а я с остальными зайду с этой стороны. Следи за тАтями, но нападём на них вместе, когда сблизимся..
Обошли и подкрались бесшумно. Собрались уже кинуться на супостАтов, как под вербой послышался то ли стон, то ли сдавленный крик. Те, кто следил за ношей, повернулись и один сказал с издёвкой:
- Чего тебе, девка? Помощь зовёшь? Зря: тут тебя никто не услышит. Терпи, скоро будешь там, где надо.
Тиверцы всё поняли. С двух сторон они обрушились на тАтей, наставили на них мечи.
- Ни с места!
У тех и челюсть отвисла. Не успели сообразить, что к чему, как были уже без мечей.
- Кто тут? – БогдАнко подошёл к носилкам.
Тати, угнувшись, молчали.
БогдАнко наклонился, вызволил пленницу из корзнА, вытащил кляп, которым забили ей рот.
- БогдАнко!! – услышал он с болью и испугом.
Он не поверил своим ушам:
- ЗорИнка, ты?!
Где развязывал, а где рвал на ней путы. Спешил, словно чувствовал, что через минуту будет поздно: вот-вот вернутся ушедшие за лодьями и он может опять потерять свою лАду(13), счастье своё, дороже которого нет у него ничего на свете.
- Бортник! – сказал он наконец. – Оставайся здесь и не прозевай тех, что вернутся. Я отведу пленных в лагерь и вернусь с подмогой.
Пояснения
1 - мордовАть – заставлять делать что-либо через силу.
2 - Обры – название племени.
3 - понизОвье – название местности по нижнему течению реки.
4 - шалАш - временное укрытие от непогоды, построенное из
жердей и веток в форме крыши.
5 - тАбор – лагерь, место стоянки.
6 - лОдия(лОдья) – лодка
7 - гай – лес
8 - плутАть – блуждать, не знать куда идти
9 - несолоно хлебавши – попусту, напрасно, зря
10 - тать - разбойник, вор
11 - татьбА – разбой, воровство
12 - уклЮчина – крепление для весла лодки
13 - Уличи – племя, народ
14 - лАда – любимая
1. Ребята! Когда мы говорим: «Этот человек добрый», то что мы имеем
ввиду? Почему мы так говорим?
2. Почему мы говорим: «Злой человек?»
3. Называя человека добрым или злым, смелым или трусливым, мы
говорим о главных чертах характера человека. Назовите главные
черты характера княжича Богданка?
4. Зачем дядька воспитывал в отроках такие черты, как смелость,
отвага, выносливость, наблюдательность?
5. Прочтите или перескажите те эпизоды (места в тексте), где
проявляются эти черты характера.
6. Какими хотели бы быть вы? Какие черты характера хоте ли бы в
себе воспитывать? Почему?
Ребята!
Вместе с Серёжей и Таней прочтите отрывок («отрывок» - означает «часть») из повести русского писателя Алексея Югова «Даниил Галицкий». Обратите внимание на то, чему и как обучались княжеские дети.
А. К. Югов «Даниил Галицкий»
( отрывок из 5 части)
Близился подобный же страшный час и для княжны ДубрАвки: ей исполнилось двенадцать лет! А старше четырнадцати-пятнадцати лет княжОн редко вы давали замуж: это было пределом! Но пока княжна АглАя-Дубравка была ещё свободна от державной науки. Меж тем как старшим Даниловичам – Роману и Льву – не только разрешалось, но и прямо предписывалось присутствовать на советах отца-государя, хотя ещё и безмолвно. Да и в прочих мужских науках братья во многом брали верх над сестрою.
Ещё совсем недавно Дубравка могла спросить кого-либо из старших:
- А правда, что ангелы на ночь с солнышка корону снимают?
И ей заплакать хотелось, когда она узнавала, что нет – не снимают!
Между тем Мстислав – озорнИк(1) и ленивец – успел просветиться и кичИлся(2) переднею, что знает устройство вселенной(3):
- Никакого ангела с короною нет! Назначен каждому светилу(4) свой круг: есть круг Луны, Солнца…- семь кругов! Духи служебные(5), незрИмые(6) для смЕртного(7) ока, приставлены ко всем тем семи кругам и толкают круги руками. Когда они устанут толкать или повелено будет им перестать, тогда светИла падут на землю, а небо совьётся, как свИток(8)!...
И разве знала Дубравка, как знали они, кнЯжичи, отчего бывает гроза?
- Ну, а отчего же? – из гордости сдерживая слёзы горечи и обиды, спрашивала сестра.
И торжествующий Мстислав почти без запинки отвечал, точь-в-точь как повествовал(9) им на уроках митрополИт(10) Кирилл.
- Гроза бывает от того, что дух служебный раздирает облако с шумом. И от того скрежет и гром, и оттворяется(11) путь водам небесным.
КнЯжичи доподлинно узнали от митрополита, отчего бывает ночь, отчего – день.
- Когда солнце уйдёт от нас под землю – тогда у нас наступает ночь. А там, под землёй – день.
КнЯжич Мстислав, бойкий и нетерпеливый, спросил у митрополИта:
- А там, на той стороне земли, тоже живёт кто-нибудь?
МитрополИт рассмеялся.
- Глупый, - не по злому укорИл(12) он мальчика. – Никто! А то бы попадали: они же вниз головой!..
Узнали кнЯжичи от митрополИта, что все животные вышли(13) из воды: и рыбы, и киты, и птицы.
Многое узнали они и о человеке, и всё, что узнали, заканчивалось величественной и ясной формулой:
- Человек – это микрокОсмос(14) – вдохновенно говорил им митрополИт. – Плоть(15) человеческая – от земли, кровь – от росы и солнца, глаза – от бездны морской, кости – от камня, жилы и волосы человека – от травы земной!..
Однако и у Дубравки, кроме преобладания её над братьями в языках, было и другое умение, которым не обладали братья: это было шитьё золотом, шелкАми и жемчугом, а так же плетение кружев. Чудесные тканные, плетёные, низанные и крупным жемчугом, и мелкими зелёными пЕрлами(16) выходили изделия из-под её ребяческих рук!
Пояснения
1 - озорнИк – шалун
2 - кичИлся – хвастался
3 - вселЕнная – весь мир земли и космоса
4 - каждому светИлу – каждой планете, каждой звезде.
5 - дУхи служебные – слуги бога, работники его.
6 - незрИмые – невидимые.
7 - смертное Око – глаз человека или животного; а так как человек со
временем умирает, то вместе с ним отмирают и его глаза.
8 - свИток – свёрнутый в трубку материал, на котором написан текст.
9 - повествовАл – рассказывал.
10 - митрополИт – высшее духовное (церковное) звание на Руси.
11 - « и отворяется путь водам» - то есть – открывается «путь водам»
небесным и она в виде дождя устремляется на землю.
12 - упрекнУл – высказал неудовольствие, неодОбрил
13 - вышли из воды – то есть, сначала появились в воде: в океане, в море.
14 - микрокосмос – бесконечность в чём-то малом; например: человек по
отношению ко вселенной – очень малая величина, но и человека
можно изучать бесконечно.
15 - плоть – мышцы человека, тело.
16 - пЕрлы – мелкие жемчужины.
1. Ребята! Как вы думаете, почему княжеских детей обучал
митрополИт, а не кто-то другой?
2. Почему Дубравка не получала те же знания, что и её братья?
3. Ребята! Вы со всеми объяснениями митрополИта согласны? Или нет?
Почему?
День четвёртый
Папа сказал, что с сегодняшнего дня он «пошёл в отпуск». И снова в доме праздник. Накупили-и-и…всего!
Мамы нет: она не в отпуске, а потому – на работе. Остальные члены семьи тоже заняты делом. Дома. Папа с Серёжей чистят картошку. Таня кормит попугая Сяву. У папы хорошее настроение и он даже напевает.
- Мы – не бояре. Зато у нас есть попугай, - неожиданно говорит Таня.
- Сява хор-р-роший, Сява хор-р-роший, - хвалит себя попугай.
- Хороший, хороший. Хвастун.
Папа плюхнул последнюю очищенную картофелину в кастрюлю с водой и обрызгал Серёжу.
- Ну, па! – возмутился Серёжа. – Осторожней!
- Ты моешь и режешь картошку, я – готовлю салат! - Хорошее настроение папы не исчезало. – Мы – не бояре, они – не мы! Но у них тоже были попугаи. В пятнадцатом веке иностранные послы стали дарить их русским князьям и боярам. В княжеских хоромах и палатах уже были клетки с птицами. С русскими птицами: соловьями, синицами, снегирями, щеглами. Своим пением они развлекали детей.
- Сява хор-р-роший, Сява хор-р-роший, - обиделся попугай.
- Хороший-то ты хороший, да петь не умеешь, - сказал папа. - Да и стоил дорого.
- Сколько? – поинтересовался Серёжа.
- Дороже, чем несколько коров.
- Ничего себе! – поразился Серёжа.
Таня закончила кормление попугая и сидела слушала отца.
- Татьяна! – Папа всегда называл так Таню, когда был в хорошем расположении духа. – Татьяна! Вот тебе огурец: попробуй справиться с ним, порежь на салат.
- Я устала, - схитрила Таня. – И не умею.
- Учись. Ты же – «маленькая хозяйка большого дома»: мамы ведь нет. Такова женская доля во все времена: домашнее хозяйство и дети.
- Бояре огурцы не резали: у них были слуги.
- Слуги-то были, но бояре и сами должны были всё уметь делать.
- Зачем?
- Чтобы можно было проверить чЕлядь: правильно или нет сделали. Владимир Мономах, великий князь Киевский, о «Поучении» которого я вам рассказывал, всё делал сам, не полагаясь на своих помощников и слуг. И всё, что нужно было делать отроку, тоже делал сам: и на поле брани, и на охоте. А как бы он мог делать сам, если бы не умел? Так что, режь огурцы, а я лук.
Таня взяла огурец, нож и, вздохнув, принялась за дело.
- Ты всё рассказываешь о мальчишках-боярах, а о девчонках – нет. И рассказы, которые читал Серёжа – тоже о мальчишках.
- А княжна Дубравка разве не девочка? – запротестовал Серёжа.
- А как они жили, когда были маленькими? Девочки?
- Я вам рассказывал о девочках, - плача от лука, возразил папа. – А то, что все рассказы о мальчиках… так это… - Папа вытер слёзы. – Потому что мальчики вырастут и станут защитниками своего народа и своей земли. А девочки – нет. Считалось, что от девочек – одни убытки: и защищать их, и кормить, и готовить приданное, которое нужно будет отдать.
- Вот так! – гордо сказал Серёжа и закрыл крышкой сковороду с нарезанной картошкой.
- Но так было раньше, - успокоил Таню папа. – А сейчас – не так. И мы с мамой любим тебя и Серёжу одинаково. Вы нам оба дОроги. Салат готов. Подождём картошку или начнём есть?
- Подождём, - сказал Серёжа.
- Начнём, - сказала Таня.
- Давайте дождёмся картошечку, а я вам кое-что почитаю, - решил папа.
- Ура! – согласилась Таня.
…Картошка шипела и шкворчала, салат томился в салатнице, ребята слушали, а папа читал.
- «И нашли их хозАры, сидящими на горах этих, в лесах и сказали: «Платите нам дань». ПолЯне, посовещавшись, дали от дыма по мечУ.»
- А кто такие хазАры и полЯне? - спросил Серёжа.
- Как это: из дыма – мяч? – не поняла Таня
- Не мяч, а – меч! – рассмеялся Серёжа.
- ПолЯне – это славяне, то есть – мы. ПолЯне жили в лесах и полях вокруг Киева. А Киев стоял на высоком берегу реки Днепр – на горе. Хазары – воинственные племена, которые кочевали по степям и нападали на Русь. Однажды даже победили полЯн-славян и потребовали дань – налог с побеждённых. О сборе дани и идёт речь в летописи.
Папа хотел продолжить чтение, но Таня его перебила:
- Пап, пап – а «из дыма меч» забыл?
- Не забыл. Сейчас объясню. Серёж, помешай картошку. В каждой избе есть печь, из печи идёт дым. Поэтому «от дыма по мечу» означает – от каждой избы по одному мечу. Читаю дальше. «…дали от дыма по мечу. И отнесли их хозАры своему князю и к своим старейшинам и сказали им: «Вот, новую дань нашли мы». Те же спросили у них: «Откуда?» Они же ответили: «В лесу на горах, над рекою Днепром». Опять спросили те: «А что дали?» Они же показали меч. И сказали старцы хозАрские: «Не добрая дань эта, княже: мы доискались её оружием острым только с одной стороны, - саблями, а у этих оружие обоюдоострое (с двух сторон) – мечи: станут они когда-нибудь собирать дань и с нас и с иных земель». И сбылось сказанное ими…»
- Картошка готова, - сказал Серёжа и папа закрыл книгу.
- К столу!
…Обед был сытным и вкусным: сами приготовили. И когда, после молока, папа выдал ребятам по апельсину, Таня сказала:
- Я – потом, - и икнула.
А Серёжа съел с удовольствием. Потом спросил:
- А как сбылось то, о чём сказали хазАры?
- Расскажу, расскажу. Но прежде давайте уберём со стола и вымоем посуду. Кто чем будет заниматься?
Таня молчала. А Серёжа смотрел в окно.
- Не слышу, - сказал папа.
Таня молча стала убирать со стола.
Так… Что остаётся делать тебе, Серёга? – весело спросил папа.
- Ничего, - буркнул Серёжа и направился к мойке.
- Сделаем так, - сказал папа. – Я мою посуду, а Серёжа читает Тане.
- Да?! – возмутилась Таня таким несправедливым решением. – Я уже почти убрала, а он…- Таня не находила слов от возмущения.
- Татьяна, «милая Татьяна», что вы возмущаетесь? Посуду убрали, а теперь слушайте.
- Я – не боярыня,- сердито сказала Таня.
- Не понял, - сказал папа, - ты о чём это?
- А почему ты мне говоришь: «Вы»? Я боярыня, что ли?
- Я так говорю из уважения к тебе, Танечка. А бояре и простолюдины на Руси обращались к друг другу на «ты». А на Серёжу не сердись. Во-первых: это я такое решение принял и его вины в этом нет. А во-вторых: читать, рассказывать, развлекать – это тоже работа. И – трудная. Не все это умеют делать. Ты же вот пока плохо читаешь. И ещё хочу заметить: князья и бояре считали за честь иметь у себя рассказчика. Тот под звуки гуслей – это музыкальный инструмент такой – бАял , то есть рассказывал предания и легенды о подвигах и жизни предков. Вот Серёга сейчас и будет для нас бАять.
Папа подал Серёже книгу:
- Читай!
И начал мыть посуду.
- «Поход Святослава на хозар», - прочёл Серёжа. – «Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых. И легко ходил в походах, как пАрдус и много воевал». Пап, а что такое «пАрдус»? Это - не парус?
- Нет. «ПАрдусами» славяне называли гепАрдов. ГепАрд поменьше тигра, но быстрее его. Вопросы потом, продолжай.
- «В походах же не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и, зажарив на углях, так ел.
Не имел он и шатра, но спал, подостлав потнИк, с седлом в головах. Такими же были и все прочие его воины. И посылал в иные земли со словами: «Хочу на вас идти». И пошёл на Оку-реку и на Волгу, и встретил вЯтичей, и сказал им: Кому дань даёте?». Они же ответили: «ХозАрам – по щелЯгу от сохи даём». Пошёл Святослав на хозАр. Услышав же, хозАры вышли на встречу во главе со своим князем КагАном и сошлись биться, и в битве одолел хозАр Святослав и столицу их, Белую ВЕжу, взял. И победил Ясов и касОгов».
Всё, - закончил чтение Серёжа. – Кто такие Ясы и касОги?
- Это степные племена, которые тоже делали набеги на Киевскую Русь. Вятичи – одно из племён, жившее на реке Оке около реки Волги.
- А щели зачем давали? – удивилась Таня.
- Не щели, а, - Серёжа посмотрел в книгу, - а «щелЯги». Да?
- «ЩелЯг» или «шелЯг». Так называлась золотая монета в четыре с половиной грамма. «От сохи по щелЯгуУ» означает: от каждого двора. Так же как «от дыма по мечу».
- А почему столица называлась «воспитанной»?
- Какая столица?
- Ну, у этих, как их…
- ХазАр, что ли?
- Да.
- Столица называлась Белая ВЕжа, а не…
Папа вдруг понял о чём говорит Таня и рассмеялся:
- «Слово «вЕжа» ты поняла, как «вежливая», то есть – воспитанная. Так?
Таня обиженно кивнула головой.
- Нет, Танечка, нет. Слово «вЕжа» переводится, как «палатка». Столица кочевников называлась Белая Палатка.
Папа закончил мыть посуду.
- Я должен сказать, что князь Святослав в четыре года сел на коня и первый раз метнул копьё. В четыре года! И повёл свою дружину на племя древлЯн. Конечно, рядом был дядька-воспитатель. Помните, кто это?
- Да.
- За всю свою жизнь Святослав не проиграл ни одного сражения. Всё. Все свободны.
Ребята, вы прочитали беседу папы с Серёжей и Таней.
1. Что вам особенно понравилось в этом разговоре?
2. Чем похожи дядька БогданкА и папа Серёжи и Тани?
3. Почему обед был вкусным, как вы думаете?
Вечером, когда пришла с работы мама, Серёжа ещё гулял, а папа с Таней были дома.
- А у нас праздник! – доложила Таня. – Папа в отпуск пошёл.
- Знаю, знаю, - поцеловала мама Таню. – Голодные?
- Да нет, - уверенно сказал папа.
- Ой! Я забыла апельсинку съесть, - вспомнила Таня. И добавила: - А обед был вкусным. Сами делали.
- Молодцы! – похвалила семью мама.
- Так, друзья, я удаляюсь, - сказал папа.
- А ты мне почитаешь ещё? – спросила его Таня.
- Почитаю, но не сегодня. Сегодня, если у Серёжи будет настроение и ты его попросишь почитать, то он прочитает тебе рассказ о взятии Святославом Белой ВЕжи. А если нет, то…
- Учись поскорее сама читать. Тогда не нужно будет никого просить об этом, - посоветовала Тане мама.
- А ты,мамочка, побаюкаешь со мною моих кукол, - потребовала к себе внимания Таня.
- Кукол своих баюкай сама, - отказалась мама.
- А я не умею, - заупрямилась Таня.
- А мама тебя научит, - закончил спор папа и подмигнул маме.
А вы, девочки, кто ещё любит играть с куклами, или у кого есть младшие братья и сёстры, прочтите или попробуйте выучить для них вместе с Таней вот эти колыбельные песни.
1. Баю, баю надо спать.
Все придут сынка качать.
Приди, конь, успокой.
Приди, щука, убаюкай.
Дай нам, сом, сладкий сон.
Дай, несушка, нам подушку.
Все к сыночку придут,
По подарку дадут.
А как станем дремать,
Будем двери запирать.
2. Я качаю день и ночь,
Отойди, бессонье, прочь!
Отойди, да отвались,
В тёмном лесе заблудись;
В тёмном лесе во кустах,
Во малиновых листах.
3. Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю:
Придёт серенький волчок
И ухватит за бочок,
И потащит во лесок,
Под ракитовый кусток.
Ты, волчок, к нам не ходи,
Нашу детку не буди.
4. Ай, баю-баю-баю,
Колотушек надаю.
Колотушек тридцать пять –
Моя дочка будет спать.
Я её буду качать,
Поимённо называть.
5. Баю-баюшки-бай-бай,
Бука, Ваню не пугай.
Я за веником схожу,
Тебя, бука, прогоню.
Поди, бука, куда хошь,
Только Ваню не тревожь.
Пономарёв С.А.
Падение СаркЕла
( глава из романа «Под стягом Святослава»)
Огонь под стенами крепости полыхал уже третьи сутки. Ночью пламя слепило глаза. КатапУльты и огнемёты не прекращали боя. На место сломавшихся метательных машин приплывали новые. Крепость и внутри пылала. ХазАры готовы были выйти и сдаться на милость грозного «кагАна(1) Святосляба». Но в СаркЕле сидел военный представитель всей ХазАрии, а значит, и помышлять о сдаче было бессмысленно. Воины и застрявшие в твердыне купцы, табунщики и ремесленники с причитаниями и воплями готовились к смерти. Все они с мольбой и надеждой смотрели на верх башни-донжОна(2), где стоял со своей свитой кагАн-бЕк(3) Асмид. Внизу, на площадях города, стоять было невозможно из-за града летящих с реки камней. Спрятаться от них было некуда: все деревянные навесы сгорели. Кругом валялись трупы лошадей и верблюдов. Воины ходили, прикрывшись щитами. В основном пострадала, казалось бы, самая неприступная юго-восточная часть крепости: здесь даже воины не ходили. Кто бы мог подумать, что именно отсюда нападёт неустрашимый «кагАн Святосляб»…
В одну из ночей Лорикат третий раз проник в твердыню. Когда Асмид увидел его перед собой, то не поверил глазам своим и в страхе замахал руками:
- Исчезни, о шайтан(4)!
В этот момент он не был похож на могучего властелина.
- Я не чёрт, царь Итиля(5), - засмеялся Лорикат. – Я ходил вызнать секреты россов(6) и вернулся, чтобы спасти тебя. Пошли, пока не поздно. Неподалёку ждёт чёлн(7). Мне известно тайное слово для дозора(8), мы можем теперь пройти всюду. Готов ли ты?
- О-о! Я знал, что аллах(9) не оставит меня в беде! – воскликнул, ликуя, Асмид. – Пошли скорее!
Но дорогу им вдруг заступил Амурат-хан:
- Ты не уйдёшь отсюда, о могучий!
- Что-о?! – опешил(10) кагАн. – Что ты сказал?
- Ты вместе с нами будешь защищать СаркЕл или вместе с нами уйдёшь из него. Мы тоже хотим жить и дышать вольным воздухом пастбищ. Ты не уйдёшь отсюда, Асмид-эльтебЕр(11)!
Впервые Амурат-хан(12) не назвал даже простого титула(13) кагАна-бЕки.
Асмид широко распахнул глаза от столь неслыханной наглости, потом приосанился(14), весело оглядел хмурых, закопчённых ханов:
- Вы видели, а?! Вы слышали?! Ха-ха-ха-ха! Эй, Ровдух-богатур(15)! Я назначаю тебя беком(16) СаркЕла и наместником ТАврии(17)! А теперь… накажи его за дерзость!
КагАн-бЕк Асмид указал на Амурат-хана.
Начальник кагАновой стражи со свистом вырвал из узорчатых ножен(18) кривой дамАсский меч, и широкое лезвие его кроваво сверкнуло в сполохе(19) близкого пожара…
Первой, взметнув высоко в воздух груды искр и углей, рухнула восточная башня. Влажный дым заполнил детИнец. Огонь, заваленный горой битого кирпича, сразу потух. Только клубы пара некоторое время висели над крепостью.
- Ещё чуть, и весь угол завалится, а за ним и стены падут! – весело сообщил воевОдам(20) Святослав. – Свенельд, лупИ по ним, что есть мОчи!... И-эх! А вы не верили, - упрекнул он соратников(21).
- К утру твердь откроется и заместо стен супротив(22) мечей русских встанут грудью хозАры, голуба моя, - сказал воевода Радислав.
- Верно мыслишь, голуба! – рассмеялся князь. – Ишь ты, голуба. Меня вОрог(23) пАрдусом(24) кличет(25), а ты: «Голу-ба»!
- Да то присказка, - смутился Радислав.
- Ты свою присказку Ядрею сказывай. Он-то голуба настоящая. Норовил хакан-бека добром взять, с обману. Не-ет, сего стервятника смрадного только огнём да железом пронять можно, остальное он не приемлет… А где Рубач? А-а, ты тут! Гляди, раззява(26), что огонь-то говорит. А ты говорил…
- А я чё? Я ничево!
- «Ничево-о»! Дурость свою исправить надобно. Святослав остро глянул в глаза тысяцкому(27). – С зарёй поведёшь в сечу(28) передовую дружину. Делай что хошь, а хакан-бека мне живым достань! Раз упустил, чтоб во второй раз не смазался. Не то гляди у меня: голову потеряешь!
- Да я…- опешил от счастья опальный(29) начальник тысячи. – Да я его… голыми руками.
- Ну-ну, не бахвалься(30). Готовь дружину, и как только угол завалится и огонь погаснет, сразу вперёд!
Рубач ринулся(31) к челноку и в усердии(32) своём едва не рухнул в воду.
- Ишь ты, ако заяц поскакал, - показал на него Святослав. – Только что передние ноги за задними не поспевают! Вояка… «голыми руками»…
К утру, как и предсказывал Радислав, рухнула сначала почти вся юго-восточная стена, а затем часть северо-восточной. Руссам открылись две могучие башни-дожОна и высокий песчаный вал, насыпанный хазарами за эти огненные дни и ночи.
Вся вершина насыпи была черна от массы людей. Собирались они сражаться или нет, понять было невозможно из-за дальности.
Хотя блеск клинкОв(33) над головами хазАр вроде бы говорил за сечу…
Огонь ещё пылал кое-где, но лодьи Рубача уже пошли вперёд. Святослав приказал своему кормчему(34) следовать за ними.
- А ведь хазАры не хотят рубиться, - заметил князь. – Что они там вопят?
- Похоже, амАна просят, - заметил Остромир.
- Нажмите, брАтие! – крикнул Святослав гребцам, и лодия его полетела стрелой.
К развалинам стены князь успел вместе с Рубачём. Отсюда было видно, как хазАры бросают мечи, щиты, луки, копья. И уже не разноголосо кричал враг:
- Ама-ан! Ама-ан! Уру-ус, аман! Мы сдаёмся, о-о-о кагАн СвятослЯб!Уру-ус!
И к основанию насыпи градом падали мечи, колчаны со стрелами, пращи(35), метательные пики-сУлицы(36), секиры(37)… И только одно копьё неупало и не опустилось. Оно стояло высоко и победно, а на острие его красовалась срубленная голова.
- Кто это? – указал князь на страшный знак сдачи СаркЕла.
_ Далеко, не видать! – отозвался Остромир.
Святослав спрыгнул с коня на камни и пошёл к валу. Дружинники обогнали князя, прикрыли собой. ХазАры, увидев идущих к ним победителей, пали на колени. Только человек с копьём стоял прямо и гордо. Святослав подошёл к основанию вала и поманил человека с копьём.
- Кто ты? – спросил его князь по-хазАрски. – И кто это? – кивнул на верх.
- Я Ровдух-бек! А это, - хазАрин гордо подбоченился, - голова твоего ярого врага Амурат-хана. Я наказал его за непочтение к тебе, о великий кагАн УрУсии!
Святослав бешено глянул в глаза сразу оробЕвшего(38) Ровдуха и сказал жёстко:
- Своих врагов я сам волен наказывать смертию или миловать! Я, а не ты! Да и какой он мне враг, МурАт-хан? Так, песчинка! Где главный супротивник мой: хакАн-бек Асмид?
- Его нет среди нас, - посерел лицом Ровдух.
- Где же он?!
- Сбежал, о грозный хакАн Урусии. Я в этом не виноват! – И Ровдух-богатур от страха выпустил копьё из рук.
Голова Амурат-хана глухо стукнулась о землю и покатилась к воде. Ровдух-богатур пал на колени. Хазары на валу страшно завыли, решив, видимо, что, что всех их ждёт участь Амурат-хана.
Великий князь Киевский повелительно воздел деснИцу(39). Вой мгновенно прекратился.
- АмАна прОсите?! – прогремел его голос. – Дарую вам жизнь! Русь лежачих не бьёт!
Пояснения
1 – кагАн – царь; бек – господин; каган-бек – господин царь
2 – донжОн – сторожевая и жилая башня внутри детИнца
3 - кагАн-бек – высшее военное звание у хазар
4 – шайтан – чёрт, бес
5 – ИтИль – древнее название реки Волги
6 - рОссы – русские, славяне
7 – чёлн – большая лодка
8 – дозор - охрана, стража
9 – аллах – бог у мусульман
10 – опЕшил – очень удивилс11
11 – эльтебЕр – обращение к простым людям
12 – хан – князь
13 – тИтул – почётное звание, наследственное или пожалованное: граф, хан
14 – приосАнился – стал вести себя в соответствии со своим сАном, званием
15 – богатУр – то же, что богатырь
16 – бек – господин
17 - Таврия - Крым
18 – нОжны – футляр для меча, сабли или ножа
19 – спОлох – вспышка, сияние
20 – воевода – человек, который водит вОев(воинов), военоначальник
21 – сорАтники – люди из одной рАти, из одной команды, товарищи в
битвах и рАтных походах
22 – супротИв – напротив, перед собою
23 – вОрог – враг
24– пАрдус – гепАрд, зверь из семейства кошачьих, как и тигр, но меньше
и быстрее тигра
25 – клИчет – называет, зовёт
26 – раззЯва – ротозЕй, невнимательный человек
27 – тЫсяцкий – военоначальник, командир тысячи воинов
28 – поведёшь в сЕчу – поведёшь в бой
29 – опАльный - попавший в немилость
30 – не бахвАлься – не хвались, не хвастай
31 – рИнулся – стремительно бросился
32 – усЕрдие – старание
33 – клинОк – разновидность сабли, меча
34 – кОрмчий – рулевой, ведущий лодку, судно
35 – пращА – оружие для метания камней
36 – пика-сУлица – короткое, метательное копьё
36 – секИра – топор в виде полумесяца на длинной, более двух метров
Рукоятке
37 – оробЕвшего – испугавшегося
38 – деснИца - рука вообще или только правая рука
1. Ребята, как вы думаете: почему великий князь Киевский Святослав
побеждал врагов своих во всех битвах?
2. Почему он был таким?
3. Назовите главные черты характера Святослава.
4. Представьте себе, что вы князь или княгиня. А теперь подумайте: каких
черт характера вам нехватает, чтобы ими стать?
5. Назовите непонятные вам слова и выражения в тексте.
Петербургский поэт и прозаик Виктор СоснОра, влюблённый в старину, написал стихи, которые называются «У половЕцких веж». ПОловцы, как и хазары – кочЕвники. Киевской Руси приходилось воевать и с теми и с другими. Прочтите стихотворение. Подумайте, о чём оно?
У половецких веж
Ну и луг!
Вдоль и поперёк раскОшен.
Тихо.
Громкие копыта окутаны рогОжей.
Тихо.
Кони сумасбрОдные под шпорами покорны.
Тихо.
Под луной дымятся потные попОны
Тихо.
Войско восемь тысяч, и восемь тысяч дОблестны.
Тихо.
ЛАты златокОванны, а на латах Отблески.
Тихо.
Волки чуют пАдаль, приумолкли волки.
Тихо!
СЕча!
Скоро сЕча!
И – победа,
только…
тихо…
Ребята, почему поэт так часто повторяет слово: «Тихо», а в конце восклицает: «Тихо!», «Сеча!» Почему?
День пятый
В один из дней папа, Серёжа и Таня устроили поход за грибами. В лесу было тихо, прохладно и светло. Два дня назад прошёл тёплый летний дождь и лес хранил в себе воспоминание о нём: влажная мягкая почва под ногами, свежая, умытая зелень, звонкая тишина и …грибы.
Грибов было много. Разных. Папа ходил с палочкой и раздвигал ею траву и листья, высматривая грибы. Таня и Серёжа – глазастые и ближе к земле, а потому охотились за грибами без палочек. Больше всех пока собрал Серёжа. Меньше всех – Таня, и понятно почему: у неё опыта пока меньше. Да и обитатели леса отвлекают, мешают сосредоточиться на грибах: то красивая бабочка пролетит, то птица невиданная обратит на себя внимание. А вот – цветок необыкновенный! А теперь – муравейник! Куда тут до грибов!
- Устала я, - сказала Таня.
Но папа не услышал её.
- Я устала и хочу есть! – громко произнесла Таня и остановила охоту мужчин за грибами.
- Ну, что ж, - сказал папа, - давайте сделаем привал.
Нашли поваленную берёзу, расстелили на ней, как на столе, салфетку и выставили еду, приготовленную мамой.
- Друзья мои! – торжественно сказал папа. – Давайте послушаем лес. Сейчас нас ничто не отвлекает: ни грибы, ни цветы. Смотрим и слушаем.
- Отвлекает, - сказал, прислушавшись, Серёжа.
- Что? – спросил папа.
- Пища, - ответил Серёжа.
- И меня тоже, - сказала Таня.
- Хорошо, - уступил папа. – Давайте после обеда.
Ребята, пока папа, Серёжа и Таня обедают, мы с вами тоже совершим экскурсию в лес вместе с большим знатоком и любителем русской природы Михаилом Михайловичем Пришвиным.
У старого пня
Пусто никогда не бывает в лесу, и если кажется пусто, сам виноват.
Старые, умершие деревья, их огромные старые пни окружаются в лесу покоем, сквозь ветви падают на их темноту горячие лучи, от тёмного пня вокруг всё согревается, всё растёт, движется, пень прорастает всякой зеленью, покрывается всякими цветами. На одном только светлом пятнышке, на горячем месте, расположились десять кузнечиков, две ящерицы, шесть больших мух, две жужелицы. Вокруг высокие папоротники собрались, как гости, редко ворвётся к ним самое нежное дыхание где-то шумящего ветра; и вот в гостиной, у старого пня, один папоротник наклонился к другому, шепчет что-то, и тот шепчет третьему, и все гости обмениваются мыслями.
Серебряное утро
Вот когда полон лес! Роса ещё не совсем сошла, трава, листья сверкают и всё в серебре. Много в зелёных папоротниках чёрных пней, всюду иваны-да-марьи, волчьи ягоды, барвинки, былинки с малыми пташками. Куст весь покрыт мелкими розовыми цветочками и гудит, бабочки порхают, пчёлы стреляют во все стороны, жужжат жуки, басЯт шмели. На кусте был большой праздник. Там никто не слушал моё человеческое сердце, стучащее, как чугунная гиря, только я по собаке своей догадывался, что внизу под кустом сидело что-то большое.
Как тёмная туча, вырвался из куста черныш (черныш – это глухарь, птица): посЕча ахнула ( посЕча - кусты вокруг пней от срубленных деревьев), и лес вокруг захлопал и затрещал. Вот когда в груди умолкает стук, что-то будто бы отрывается и улетает. Я уже вижу птицу на мУшке (на прицеле ружья), но шепчу себе: отпустить – не уйдёт!
А после всё уже само собой делается, и хотя и не видно за дымом, но я и сам знаю: что за кочкой прыгает красная бровь подстреленной птицы – то покажется, то спрячется.
Полон лес! Под каждым кустом сидит черныш, и всегда будет так: теперь найден ключ от всех кустов, пеньков, ямок, овражков, лОгов и болотных кочек.
Сколько времени прошло, а всё было серебряное утро. Собака вошла в воду, выбежала серебряная. Недалеко по кладкам (крупные камни, положенные поперёк ручья для перехода людей) медведица переходила с медвежонком ручей, сама, старая, перешла, а неуклюжий бултыхнулся и выскочил весь серебряный, и побежал за матерью: пых-пых-пых! Лосёнок в чаще навострил розовые уши и тоже стоял серебряный. Луг у реки был весь как медовые соты (серебряный, значит).
Цветущие травы
Как рожь на полях, так в лугах тоже зацвели все злАки, и когда злАчинку покачивало насекомое, она окутывалась пыльцой, как золотым облаком. Все травы цветут, и даже подорожник, - какая трава подорожник, - а тоже весь в белых бусинках.
Раковые шейки (трава такая), медуницы (тоже трава), всякие колоски, пуговки, шишечки на тонких стебельках приветствуют нас. Сколько их прошло, пока мы столько лет жили, а не узнать, - кажется всё те же шейки, колоски, старые друзья. Здравствуйте, ещё раз здравствуйте, милые!
Вот так, ребята, Михаил Михайлович Пришвин нарисовал нам словами три картины русской природы. Вы наверно тоже бывали летом и в лесу, и в поле, и на лугу? Вспомните, как это было.
Наши грибники уже закончили обед и вслушиваются в лес. Вернёмся к ним. Послушаем, о чём они говорят.
…Обед закончился. Папа сидел на куртке, привалившись спиной к берёзе и обняв рукой Таню. Серёжа тут же снимал бересту с берёзы. Молчали.
А «лес был полон». Так же как у М.М. Пришвина: и «шмели басили», и «пчёлы стреляли», и жуки жужжали». А ещё пела какая-то птичка и куковала кукушка.
- В народе существует поверье, - нарушил «молчанку» папа, - что когда кукует кукушка, нужно считать годы оставшейся жизни.
- Как это? – не поняла Таня.
- Нужно сказать: «Кукушка, кукушка! Сколько лет мне осталось жить?» И начинать считать кукования. Кукушка кукует – а ты считаешь.
- Раз, два, - начала считать Таня, но кукование прекратилось.
- А почему? – чуть не расплакалась Таня.
- А потому! – подал голос Серёжа. – Надо было считать с самого начала. Да и считаешь ты только до двадцати.
- А вот и нет! – возмутилась Таня. – Меня мама научила уже до ста считать. И даже… до тысячи!
- Не ссорьтесь, - сказал папа.
И ребята замолчали.
- Люди живут мало, потому что кукушки кукуют, - вдруг сделала вывод Таня.
- Почему ты так думаешь? – удивился папа.
- Потому… потому что кукушки не умеют считать до ста.
Папа рассмеялся.
- Нет, Танечка. Люди умирают по другой причине: стареют, болеют и умирают. И животные так же. И даже деревья умирают от старости. Вот берёза, - папа показал на берёзу, на которой сидел Серёжа, - тоже от старости упала. Но посмотри: от корней старой берёзы поднимаются, растут новые, молоденькие побеги. Это – продолжение жизни старой берёзы. Смотри их сколько! Из яиц кукушки появятся новые молодые кукушата и будут тебе, Таня, куковать!
- А ты? – как-то странно произнесла Таня.
- Что я? – не понял папа.
- Ты тоже… умрёшь?
- Ну, конечно, - бодро сказал папа.
- Не хочу! Не хочу! – заплакала Таня.
- Танечка, миленькая! У нас с мамой тоже есть продолжение, как у берёзы: это вы с Серёжей. И мы ещё долго-долго будем с вами. И раз вы у нас есть, то мы никогда не умрём. И я думаю, что мы с вами – продолжение князя Святослава или БогдАнка.
- Жизнь – вечная, - задумчиво произнёс Серёжа.
Вот, что значит: молчание - золото. Помолчал Серёжа, сосредоточился и появилась умная мысль.
- Молодец, Серёга! – сказал папа. – Знай наших. Мы – вечны.
Таня уже успокоилась настолько, что и у неё родилась хорошая мысль.
- А что: и БогдАнко, и Миловида, и царевна Софья видели то, что и мы видим?
- То, что мы видим в природе, то видели и они, - уточнил папа. - Города ведь другими были, а некоторых и совсем не было.
- Природа – вечная, снова изрёк Серёжа.
- Ты – как Сява, - сказала Таня. – Повторяешь, и повторяешь.
- Получил? – рассмеялся папа. - Хорошая мысль – редкость. Да, Танечка: и тысячу лет назад, и сто лет назад русский человек видел ту же природу, что и мы с вами сегодня – русскую природу. И ему было так же хорошо, как и нам с вами сейчас. И князей, и бояр и крестьян воспитывала русская природа: русские пейзажи, то есть – виды природы. Ведь все были мальчишками и девчонками, все купались в речке или озере, ходили в лес по ягоды и грибы; всех кусали комары и оводы, все бегали под дождём и шлёпали по тёплым лужам.
- Я не шлёпала по лужам, - сказала Таня.
- А меня комары заели. Дань берут – кровь пьют, - опять хорошо сказал Серёжа.
- Убираем стол. Привал окончен. Нас ждут грибы, - напомнил папа о цели похода в лес. – Жаль, не успел сказать вам хорошую мысль.
- А ты не жалей, скажи, - предложила Таня.
- Хорошая мысль – редкость, - добавил Серёжа.
- Я на тебя сегодня не налюбуюсь, - похвалил папа Серёжу. - Твоя очередная удачная фраза.
- Это не моя фраза, это – твоя, - покраснел от удовольствия Серёжа. – Я тебя повторил.
- Да? – удивился папа. – Всё равно – хорошо. Пока вы убираете, я всё же закончу мысль. Таня, что тебе запомнилось больше всего за твои семь лет жизни?
Таня подумала и сказала:
- Как ты уронил меня с горки. А я упала и разбила нос.
- Ну вот, - огорчился папа. – А может быть, ещё что вспомнишь?
- Когда у меня было платье, которое кружится и шесть свечей в торте, которые я задувала.
- А тебе, Серёжа, что запомнилось за твои десять лет?
- Как вы с мамой подарили мне детский компьютер, и как я в прошлом году заблудился в лесу.
- Так вот, друзья, внимание! Главная мысль. Человек помнит, где ему было хорошо. Он поэтому и любит и то место, и то время, когда ему было хорошо. И он, человек, готов защищать это хорошее от врагов и недоброжелателей. И вот это всё хорошее называется родиной, отчизной. И БогдАнко готовился к защите своей отчизны, отчего дома, отчей земли. БогдАнко готовился к защите, а Святослав защищал. И любовь к отчизне у боярских и княжеских детей воспитывали не только мамы и отцы, няньки и дядьки – но и русская природа. Во все времена. Всё! Вперёд! На грибы!
1. Ребята! Как вы думаете: о чём беседовал папа с Серёжей и Таней?
2. Любите ли вы природу? За что? Почему?
3. Когда и с кем вы любовались природой?
4. Что вам особенно понравилось в беседе отца с детьми?
5. Какая из картин природы, нарисованных писателем М.М. Пришвиным
вам больше всего понравилась? Почему?
Друзья! И папа, и Серёжа, но особенно Таня, устанут сегодня и будут, наверно, спать «без задних ног» (так говорит мама). Поэтому мы с вами не будем ждать их беседы, и сами прочтём отрывок из стихотворения «Родина» Михаила Юрьевича Лермонтова. Лермонтов – великий русский поэт, живший в XIX веке. И ещё одно стихотворение поэта Николая Рубцова.
М.Ю. Лермонтов
Но я люблю - за что не знаю сам? –
Её степей холодное молчанье,
Её лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек её, подобные морям…
Просёлочным путём люблю скакать в телеге,
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень;
Люблю дымок спалённой жнивы(1),
В степи кочующий(2) обоз,
И на холме средь жёлтой нивы
Чету(3) белеющих берёз.
С отрадой(4) многим незнакомой
Я вижу полное гумнО(5),
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями(6) окно…
Н. Рубцов «Видение на холме»
Взбегу на холм
и упаду
в траву.
И древностью повеет вдруг из дола(7)!
И вдруг картины грозного раздора
Я в этот миг увижу наяву(8).
Пустынный свет на звёздных берегах
И вереницы птиц твоих, Россия,
Затмит на миг
В крови и жемчугах
Тупой башмак скуластого Батыя(9)…
Россия, Русь – куда я не взглянУ…
За все твои страдания и битвы
Люблю твою, Россия, старину,
Твои леса, погОсты(10) и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шёпот ив у Омутной(11) воды,
Люблю навек, до вечного покоя(12).
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Смотри, опять в твои леса и дОлы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных(13) времён татары и монголы.
Они несут на флАгах чёрный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест(14),
А лес крестов
В окрестностях(15)
России.
Кресты, кресты…
Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони
И вдруг увижу: смирно на лугу
Траву жуют стреноженные кони.
Заржут они – и где-то у осин
Подхватит эхо медленное ржанье,
И надо мной –
бессмертных звёзд Руси
Спокойных звёзд безбрежное мерцанье…
Пояснения
1 - жнИва – поле, с которого убрали хлеб (колосья), а стебли остались.
2 - кочУющий – передвигающийся с места на другое место.
3 – четА – пара; две берёзы – пара, чета.
4 – отрАда – радость.
5 – гумнО – площадка, где обмолачивают зерно; место для сжатого хлеба.
6 – стАвни – деревянные створки для прикрытия окон снаружи, с улицы.
7 – дол – долина, ложбина (лог) на местности.
8 – наявУ – значит не во сне и не в мечтах, а в жизни.
9 – БатЫй – монгольский завоеватель России в XIII веке.
11 – погОст – кладбище.
12 – вечный покой – смерть.
13 – инОй - другой; иных времён – других времён.
14 – окрЕст – вокруг.
15 – окрЕстность – окружающее пространство.
Ребята! Как только ознакомитесь с пояснениями, обязательно прочтите стихотворения ещё по одному разу. Не поленитесь. А потом уж подумайте над ответами на вопросы.
1. Какие картины, видения, возникли в вашем воображении от прочтения
этих стихов?
2. А какие желания у вас появились после второго прочтения стихов?
3. Расскажите, что вам вспомнилось о лете?
Ребята, я думаю, что вы много узнали нового для себя, прочтя о БогдАнке и Святославе, о воспитании боярских детей. «Поучения» Владимира Мономаха и правила из «Домостроя» тоже наверно добавили вам знаний о детях прошлых веков. Да и разговоры папы с Серёжей и Таней тоже, думаю, были вам интересны.
Сочините свой рассказ о прочитанном или сделайте рисунки о прочитанном.
До свидания, ребята! Желаю вам приятно провести каникулы. И прочесть интересную книгу. А книги вы можете взять в любой библиотеке. А может быть у вас и дома есть такие книги:
1. Валентин Иванов «Повести древних лет».
2. Валентин Иванов «Русь великая».
3. Валентин Иванов «Русь изначальная».
4. Николай Коробков «Скиф».
5. Семён Скляренко «Владимир».
6. Дмитрий Мищенко «Синеокая Тиверь», «Лихолетье ОйкумЕны».
7. Станислав Александрович Пономарёв «Гроза над Русью», «Под стягом Святослава».
Для любознательных родителей и учителей дополнительная литература к разделу «Княжеские и боярские дети»:
1. Б.А. Романов «Люди и нравы Древней Руси», любое издание.
2. «Домострой», М., «Советская Россия», 1990г.
3. И.Е. Забелин «Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях»,
Новосибирск, «Наука», сибирское отделение, 1992г.
4. «Домашний быт русских царей в XVI и XVII вв.» Сборник, сост. М.Г.
Волховской, М.,»Панорама», 1992г.
5. А.Е. Пресняков «Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской
истории», М., «Наука», 1993г.
2. Дети дворян и помещиков
День шестой
Стояла золотая осень. Впрочем, она была и багряной, и рдяной-красноватой, и имела много оттенков жёлтого и красного цвета. Но говорят: золотая осень. Это, когда погода безветренная, солнечная и теплая и жёлтая листва замирает на деревьях, но листья безо всякой причины падают и падают. Обычно такая погода бывает в сентябре. А сейчас уже октябрь месяц и непонятно: почему так долго стоит золотая осень?
Люди радовались и наводили порядок в полях, садах, огородах. Приятен и ароматен был дым осенних костров, в которых сгорала сухая ботва, а найденный в ботве огурчик или запоздалый помидор приносили нечаянную радость.
- Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса –
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и золото одетые леса…
Папа стоял возле костра и читал стихи Пушкина. Вся семья была «на даче». - «Трудотерапия», - говорила мама.- И поработаем, и свежим воздухом подышим, и… отдохнём.
Была уже середина дня, работа заканчивалась, оставалось «воздухом подышать и отдохнуть».
… Серёжа, гримасничая и заслоняясь от дыма, старался выкатить из костра печёную картошку. Папа убирал инструменты. Мама готовила обед, а таня крутилась возле неё.
Учебный год в школе уже давно начался: Серёжа учился в третьем классе, а Таня пошла в первый. Первые радости и впечатления от школы уже улеглись, но для Тани радости продолжались: хорошая оценка, похвала родителей или учителя, новые друзья. Дети были поглощены школой и папа с мамой не брали их с собой «на дачу» в выходные дни. Но сегодня выпал такой славный денёк, что родители решили вывести детей на «трудотерапию».
После обеда можно было отправляться домой, но папа предложил побродить по лесу. Ребята согласились: гулять – не трудиться. Мама сперва отказалась идти, а потом согласилась:
- Может быть, грибов найдём. Да и рябины нарвать надо.
В лесу было волшебно. Тихо, солнечно и как будто прозрачно. Кусты уже потеряли листву, но попридержали по несколько листочков – золотых, багряных, апельсиновых – и они как флажки салютовали тёплой осени.
Сквозь стволы берёз, осин и рябины, сквозь облетевшие кусты лес просматривался насквозь, стоял покоен и чист в хрустальной тишине.
Мама нашла с десяток запоздалых опят, чуть больше сыроежек и наломала полный пакет тёмно-красных, рубиновых гроздьев рябины.
- А зачем рябина? – спросила Таня.
- Варенье варить.
- Из рябины? – удивилась Таня.
- Конечно. Мало что-то рябины в этом году.
- Мало рябины – осень сухая, - сказал папа. – Примета такая.
- Дашь попробовать варенье? – не унималась Таня.
- Куда я денусь, конечно, дам! – сказала мама. – Ты нарви побольше красивых листочков, лучше с веточками: мы дома сделаем осенний букет.
Дошли до берега реки. Вода в реке была прозрачной и зеленоватой, а в серых камышах плавали дикие утки. Вдруг в этой плотной золотой тишине раздался выстрел. Все обернулись на выстрел. Метрах в тридцати от них ещё стояло голубоватое облачко дыма от выстрела, когда охотник сделал ещё один выстрел по взлетевшим уткам. В воде уже билась утка, кружась на месте. Недалеко от неё, в камыши упала ещё одна и в воду бросилась лопоухая собака охотника.
- Ох, если бы я был охотником! – с завистью воскликнул папа.
- Зачем охотник убивает уточек? – не понимала Таня.
- Потому что он – охотник, - философски заметил Серёжа.
- Потому что сейчас можно: пришло время осенней охоты. Разрешается, - ответил папа.
- Но почему, почему? – не унималась Таня. – Они бы жили!
- Таня, утки уже вывели своих птенцов, у них уже есть продолжение. Птенцы выросли, и уток стало много. А пищи им может не хватить. Поэтому сейчас можно часть уток отстрелять. – Папа старался успокоить Таню.
- Всё равно, - сказала Таня, - нельзя убивать. Никого.
- Ты мясо любишь? – спросил Серёжа Таню.
- Да. Особенно жареное.
- А колбаску? – Серёжа коварно поставил ещё один капкан для Тани.
- И колбаску, особенно сосиски.
- А ведь свинку и коровку тоже убивают, чтобы из их мяса сделать для тебя колбаски.
- Я буду есть только сосиски, - нахмурилась Таня.
- А сосиски из чего сделаны? – не унимался Серёжа. – Из теста что ли?
- Хватит вам! – остановила детей мама. – Будете есть то, что приготовлю.
- Татьяна! Милая Татьяна! Что вы расстроились? - Папа присел перед Таней, заглянул ей в глаза. – Что ел бы человек, кроме хлеба и овощей, если бы не охотился и не научился выращивать животных дома: коров, свиней, коз, овец? Кроме того: охота – это увлекательное занятие. На охоте человек
встречается с природой и начинает понимать её. Особенно это важно для нас, городских жителей. Мы ведь тоже с тобой охотимся! Да, да! За грибами, за рябиной, за красотой. Нам хочется этого. Охота!
- Разворачивайте лыжи, охотники! – решительно сказала мама. – Домой! А то на электричку опоздаем.
- Посидим немного. Успеем, - предложил папа.
- Я пошла собирать сумки. Жду вас. – И мама по тропинке углубилась в лес.
…Лопоухая собака охотника вынесла из камышей не две, а три утки и охотник с добычей отправился дальше по берегу. Вода у камышей успокоилась. Серёжа бросил камень в воду и по по верхности воды разошлись круги. Затем вода успокоилась и снова стала гладкой. Семья молчала. Папа сидел рядом с Таней, смотрел на реку и покусывал тонкий прутик ивняка.
- Охота на Руси была и развлечением и необходимостью, - сказал он задумчиво. – Для охотящегося крестьянина в этом была необходимость: он добывал мясо к своему столу или к столу хозяина и на продажу. А для царей, бояр и дворян охота была развлечением.
- Про царей и бояр ты уже рассказывал, а про дворян – нет, - сказала Таня. – Расскажи.
- А может быть, мы пойдём: мама ждёт нас, - бросил ещё камень Серёжа.
- Нет, папа расскажет, а потом пойдём, - настаивала Таня.
- Давайте сделаем так, - предложил папа. – Мы пойдём, а по дороге я буду рассказывать о дворянах. Хорошо?
- Ладно, - сказала Таня, - пусть будет так.
Семья вошла в хрустальный свет леса и папа начал свой рассказ.
- Вы помните, что в Древней Руси были Великие князья и удельные, которые владели своим удЕлом, своим княжеством.
- Великие князья жили в столице, - вспомнила Таня.
- В стольном городе, - добавил Серёжа.
- Верно. Молодцы. Одним словом: князей было много, и у каждого была своя дружина и своя прислуга. А прислуга – это кто? Это мастера и специалисты своего дела: повара, конюхи, портные, воспитатели и так далее. Их всех называли одним словом: двОрня, или чЕлядь. И дружина и чЕлядь служили, естественно, своим хозяевам – князьям. В XVI веке, более четырёхсот лет назад, Великий князь Московский стал именоваться царём. А все дружинники и чЕлядь при царе стали называться служИлыми людьми.
Самыми важными из служИлых людей были бояре, после них по важности следовали дворЯне. Откуда они появились? Из княжеской дружины и чЕляди.
- Из дворни,- сделала вывод Таня
- Да, - согласился папа. Но дворня была у каждого князя. Дворня была и у каждого сына князя. А, кроме того: среди вольных людей были такие, что заслуживали особого внимания великих князей, а с XVI века – и царя. Царь их приближал к себе, награждал, давал звание дворянИна. Все служилые люди за свою службу царю получали от него имЕния. ИмЕние – это большие участки земли с деревнями, сёлами и людьми на них. Земли эти становились собственностью служилых людей.
- И люди – тоже? – спросил Серёжа.
- Что, люди? – не понял папа. – А-а! Да! Люди, крестьяне тоже становились собственностью помЕщика.
- А кто такой помЕщик? – не поняла Таня.
- Так, хозяин земли и деревни! – пояснил Серёжа. – Дворянин.
- Не совсем так, - возразил папа. – ПомеЕщик был служилым человеком. Но не каждому помещику давалось звание дворянИнна. А вот земля, которую он получал в награду от царя, от имени царя, называлась имЕнием или помЕстьем. И часто деревня или село носили имя хозяина, владельца: например Дубровкой владел помЕщик Дубровский, Ильинкой – Ильин, Васильевкой - помЕщик Васильев.
- А сколько земли получал дворянИн: как все наши сады вместе, или как – до электрички? – не унималась Таня.
- Ты что: ни разу в деревне не была? – попробовал объяснить Серёжа. – Вот столько и было земли.
- Земли было больше, чем сама деревня или село, - пояснил папа. Потому что вокруг деревни – земля, на которой выращивают хлеб, где пасутся домашние животные, где растут леса и протекают реки…
- Ого! – удивилась Таня.
- А вот и наша собственность, - сказал Серёжа, когда семья вышла к садам.
- Там они и охотились? – неожиданно спросила Таня.
- Повтори, - не понял папа.
- ПомЕщики, дворЯне, служИлые охотились в своих помЕстьях?
- Да. Чаще всего в своих.
Пришли на свою «дачу». Мама уже ждала их: вещи были собраны, «дача» закрыта. Остатки костра залили водой. Разобрали нОшу – кому что. Папе досталось, конечно, самое тяжёлое. До электрички было недалеко, а поэтому дошли быстро, а через несколько минут появилась и электричка.
Вечером папа обещал почитать и об охоте и о дворянах, но не всё получилось так, как задумали. После вечерней сказки по телевизору мама вдруг распорядилась:
- Всё! Спать. Сказка кончилась.
И выключила телевизор. - А вот и нет: не всё! – заявила Таня. – Папа обещал почитать.
- За день мы устали очень; скажем всем: «Спокойной ночи!», - почти пропела мама. – Завтра рано вставать: вам в школу, нам на работу.
- А Сяву кормили? – вдруг вспомнил Серёжа.
- А вода у него есть? – пдхватила Таня.
- Не хитрите, - разгадала их тактику мама. – Попугай и накормлен, и напоен, вспомнили!
- А я хочу есть! – придумала Таня.
- И я, - поддержал её Серёжа.
Мама молча, в упор посмотрела на одного потом на другого. Ребята опустили взгляд и хихикнули.
- Ну, мама! – просительно сказал Серёжа.
А Таня поднялась на диване, обняла маму за шею и прижалась к ней.
- Хитрецы, - сказала мама. – Хитрецы и подлизы. Ешьте, пейте, прощайтесь с Сявой и спать. Отец! Готовься к выступлению, раз обещал, - позвала она папу и понесла Таню на кухню.
- Сява хороший! – приветствовал их попугай.
- Хоть бы ещё что научился говорить. - Мама опустила Таню на пол, налила детям по стакану молока. – Ешьте. Чистите зубы – и спать. Таня, ты выучила колыбельную для куклы?
- Да! Баю, баюшки-баю, не ложися на краю, придёт серенький волчок и ухватит за бочок.
- Хорошо. Отец! Приступай!
Папа с книгами уже был в спальне у ребят и ждал.
- Я вот тут кое-что нашёл вам, - начал папа, когда дети улеглись. – Михаил Михайлович Пришвин, охотник, русский писатель, знаток природы. И – Иван Сергеевич Тургенев, великий русский писатель, дворянин и тоже охотник.
- И помещик? – спросил Серёжа.
- Да, и помещик. Каждый дворянин был помещиком. Но не каждый помещик имел звание дворянина. Не каждого помещика царь жаловал грамотой дворянина. Только за особые заслуги перед царём и отечеством на войне, или в науке, или в государственных делах.
- А какие у Тургенева заслуги перед царём?
- У Ивана Сергеевича заслуг перед царём, может, и не было. А вот отец его, кавалерийский офицер, т. е. служилый человек, происходил из старинного дворянского рода. А звание дворянина передавалось по наследству. Потому и Иван Сергеевич был дворянином. А мать его была дочерью помещика.
- Понятно. Читай, пап, - попросил Серёжа. - Тургенев умел ярко, красочно описывать природу – будто рисовал словами. Вот послушайте, как он рисует позднюю осень, какие слова находит. Я буду читать, а вы вспоминайте нашу прогулку по лесу.
«И как этот же самый лес хорош поздней осенью, когда прилетают вальдшнепы!» Это птицы величиной с голубя. «Они не держатся в самой глуши: их надобно искать вдоль опушки. Ветра нет, и нет ни солнца, ни света, ни тени, ни движения, ни шума; в мягком воздухе разлит осенний запах, подобный запаху вина. Тонкий туман стоит вдали над жёлтыми полями. Сквозь обнажённые, бурые сучья деревьев мирно белеет неподвижное небо; кое-где на липах висят последние золотые листья. Сырая земля упруга под ногами; высокие сухие былинки не шевелятся; длинные нити блестят на побледневшей траве». Вот ведь как хорошо написано! – восхитился папа. – Вспомнили сегодняшний лес?
- Да! – в один голос ответили ребята.
Таня лежала с закрытыми глазами.
- Я и сейчас его вижу, - сказала она.
- Послушайте ещё одну зарисовку Тургенева.
- Послушать… зарисовку? – улыбнулся Серёжа.
- Ну, да! Тургенев ведь словами рисует. А слова или читают или слушают. Поэтому – слушайте зарисовку. «А осенний, ясный, немножко холодный, утром морозный день, когда берёза, словно сказочное дерево, вся золотая, красиво рисуется на бледно-голубом небе, когда низкое солнце уже не греет, но блестит ярче летнего, небольшая осиновая роща вся сверкает насквозь, словно ей весело и легко стоять голой, изморозь ещё белеет на дне долин, а свежий ветер тихонько шевелит и гонит упавшие, покоробленные листья, - когда по реке радостно мчатся синие волны, мерно вздымая рассеянных гусей и уток». Вот красота какая! – папа закрыл книгу.
- А про охоту? – напомнил Серёжа.
- Я не знаю: успею ли вам прочитать об охоте, до того как вы уснёте…
- Я не усну, - решительно сказала Таня.
- Если не успею, завтра сами прочтёте. А сей час ещё один фрагмент, то есть: отрывок, часть, из рассказа Ивана Сергеевича «Касьян с Красивой МЕчи». Иван Сергеевич отправился на охоту, а с ним – крестьянин по имени Касьян. Тургенев подстрелил, то есть – убил птицу под названием коростЕль, и у него состоялся вот такой разговор с Касьяном.
Папа открыл книгу.
«- Барин, а барин! – промолвил вдруг Касьян своим звучным голосом».
- А почему – не «дворянин»? – спросила Таня.
- Я не понял тебя, - папа оторвался от книги.
- Почему Касьян сказал «барин», а не «дворянин»?
- Крестьяне всех помещиков называли «барин», - вдруг отличился Серёжа.
- Верно, - сказал папа. – Всех господ называли «баре» или «барин». Эти слова происходят от слова «боярин». Итак: «Барин, а барин! – промолвил вдруг Касьян своим звучным голосом.
Я с удивлением приподнялся; до сих пор он едва отвечал на мои вопросы, а то вдруг сам заговорил.
- Что тебе? – спросил я.
- Ну, для чего ты пташку убил? – начал он, глядя мне прямо в лицо».
- «Пташка» - значит, птичку, - пояснил папа.
«- Как для чего… КоростЕль – это дичь: его есть можно.
- Не для того ты убил его, барин: станешь ты его есть! Ты его для потехи своей убил.
- Да ведь ты сам небось гусей или куриц, например, ешь?
- Та птица богом определённая для человека, коростЕль – птица вольная, лесная. И не он один: много её всякой лесной твари, и болотной, и луговой, и верховой, и низовой – и грех её убивать, и пускай она живёт на земле до своего предела… А человеку пища положена другая и другое питьё: хлеб – божья благодать, да вОды небесные, да тварь ручная от древних отцов.
Я с удивлением поглядел на Касьяна. Слова его лились свободно; он не искал их, он говорил с тихим одушевлением и кроткою важностию, изредка закрывая глаза.
- Так и рыбу по-твоему грешно убивать? – спросил я.
- У рыбы кровь холодная, - возразил он с уверенностью, - рыба тварь немая. Она не боится, не веселится: рыба тварь бессловесная. Рыба не чувствует, в ней и кровь не живая… Кровь, - продолжал он, помолчав, - святое дело кровь! Кровь солнышка божия не видит, кровь от свету прячется… великий грех показать свету кровь, великий грех и страх… Ох, великий!
Он вздохнул и потупился».
Папа закрыл книгу. Таня уже спала. А Серёжа лежал с открытыми глазами. Смотрел в потолок. Молчали.
- Пап, ты веришь в бога? – вдруг сказал Серёжа.
- Нет. Я – неверующий.
- А Касьян, значит, верил?
- Да. Тургенев, по-моему, тоже был верующим. Но охота для него была как спорт, увлечение, а не убийство.
- Ты говорил, что ещё что-то прочитаешь.
- Да я хотел прочитать фрагмент, отрывок из рассказа Михаила Пришвина «Гон». Гон – это облава на какого-нибудь зверя, загон его в западню, в ловушку. В этом отрывке и рассказывается о том, как гнали зайца, а убили лису. Прочти завтра. И Таня послушает. А сейчас спи. Спокойной ночи.
Ну, вот, ребята: Таня и Серёжа уснули, а вы ещё нет. Если есть желание, то прочтите отрывок из рассказа Михаила Пришвина «Гон».
Гон
(отрывок из рассказа)
Только поздней осенью бывает так хорошо, когда после ночного дождя с трудом начинает редеть ночная мгла, и радостно обозначится солнце, и падают везде капли с деревьев, будто каждое дерево умывается.
Тогда шорох в лесу бывает постоянный, и всё кажется, будто кто-то сзади подкрадывается. Но будь спокоен, это не враг и не друг идёт, а лесной житель сам по себе проходит на зимнюю спячку(1).
Змея прошла очень тихо и вяло, видно ползучий гад убирается под землю. Ей нет никакого дела до меня, чуть движется, шурша осенней листвой.
До чего хорошо пахнет!
Кто-то сказал в стороне два слова. Я подумал, это мне кажется так, слух мой сам дополнил к шелесту природы два бодрые человеческие слова. Или, может быть, чокнула неугомонная белка? Н скоро опять повторилось, и я оглянулся на охотников.
Они все замерли в ожидании, что вот-вот выскочит заяц из частого ельника.
Где же это и кто сказал?
Или, может быть, это идут женщины за поздними рыжиками и, настороженные лесным шорохом, изредка очень осторожно одна с другой переговариваются.
- Равняй, равняй! – услыхал я над собой высоко.
Я понял, что это не люди идут в лесу, а дикие гуси высоко вверху подбодряют друг друга.
Великий показался наконец в прогалочке, между золотыми берёзами, гусиный караван(2), сосчитать бы, но не успеешь. Палочкой я отмерил вверху пятнадцать штук(3) и, переложив её по всему треугольнику, высчитал – всего гусей в караване больше двухсот.
На жировке(4) в частом ельнике(5) изредка раздавалось «бам!» Соловья (Соловей – кличка собаки). Ему там очень трудно разобраться в следах: ночной дождик проник в густель(6) и сильно подпортил жировку.
Этот густейший молоденький ельник наши охотники назвали ЧЕМОДАНОМ, и все уверены, что заяц теперь в ЧЕМОДАНЕ.
Охотники говорят:
- Листа боится, капЕли(7), его теперь не спихнёшь.
- Как гвоздём пришило!
- Не так в листе дело и в капели, главное, лежит крепко, потому что начинает белеть(8), я сам видел галифе(9) белые, а сам серый.
- Ну, ежели галифе побелели, тогда не спихнёшь его в чемодане…
Смолой, как сметаной облило весь ствол единственной высокой ели над гУстелью, и весь этот еловый чемодан был засыпан опавшими берёзовыми листочками, и всё новые и новые падали с тихим шёпотом.
Зевнув, один охотник сказал, глядя на засыпанный ельник:
Комод и комод(10)!
Зевнул и сам мастер Томилин.
С тем ли шли: зевать на охоте!
Мастер Томилин сказал:
- Не помочь ли нам Соловью?
Смерили глазом чемодан, как бы взвешивая свои силы, перелезешь через него или застрянешь.
И вдруг все вскочили решив, помогать Соловью.
Ринулись с криком на чемодан, сверкая на проглянувшем солнышке заплатами чинёных стволов.
Всем командир мастер Томилин врезался в самую серёдку, и чем сильней его там кололо(11), тем сильней он орал.
Все орали, шипели, взвизгивали, взлаивали: нигде таких голосов не услышишь больше у человека, и, верно, это осталось от тех времён, когда охотились на мамонта.
Выстрел.
И отчаянный крик:
- Пошёл!
Первая, самая трудная часть охоты кончилась, всё равно, как бы фитиль(12) подложили под бочку с порохом, целый час он горел, и вдруг, наконец, порох взорвался.
- Пошёл!
И каждому нужно было в радости и в азарте(13) крикнуть:
- Пошёл, пошёл!
Уверенный и частый раздался лай Соловья, и после него, подвалив, Шарик (кличка собаки) ударил и Рестон(кличка собаки), действительно очень резко.
Вмиг вся молодёжь, как гончие, не разбирая ничего, врассыпную бросается куда-то перехватывать, и с нею мастер Томилин, как молодой – откуда что взялось, - летит как лось(14), ломая кусты.
Таким никогда не подстоять(15) зайца, но, может быть, им это и не надо, их счастье – быстро бежать по лесу и гнать, как гончая.
Мы с Фёдором, старые воробьи, переглянулись, улыбнулись, прислушались к гону и, поняв куда завёртывает заяц, стали: он тут на лесной полянке перед самым входом в чемодан, я немного подальше на развилочке трёх зелёных дорог между старым высоким лесом и частым мелятником(16).
И едва только затих большой, как от лося, треск кустов, ломаемых на бегу сороколетним охотником, далеко впереди на зелёной дорожке, между большим лесом и частым мелятником, мелькнуло сначала белое галифе, а потом и весь серый обозначился: ковыль-ковыль(17) прямо на меня.
Я смотрел на него с поднятым ружьём через мушку: мамонт был самый маленький белячОк из позднышкОв-листопадникОв(18), на одном конце его туловища, совсем ещё короткого, были огромные уши, на другом – длинные ноги, такие, что весь он на ходу своим передом то высоко поднимался, то глубоко падал.
На мне была большая ответственность не допустить листопадника до чемодана и не завЯзить там надолго собак: я должен был убить непремЕнно(19) этого мамонта. И я взял на мУшку(20).
Он сел.
В сидячего я не стреляю, но всё равно ему конец неминуемый, побежит на меня – мУшка сама станет вниз на передние лапки, прыгнет в сторону – мУшка мгновенно перекинется к носику.
Ничто не может спасти бедного мамонта.
И вдруг…
Ближе его из нЕкоси(21) мелЯтника показывается рыжая голова и как бы седая от сильной росы.
- Шарик?
Я чуть было не убил его, приняв за лисицу, но ведь это же не Шарик, это лисица…
И всё это было одно мгновенье, седая от росы голова не успела ни продвинуться, ни спрятаться. Я выстрелил, в нЕкоси заворошИлось(22) рыжее, вдали мелькнуло белое галифЕ.
И тут налетели собаки…
Налетел Фёдор. С ружьём наперевес, как в атаке, выскочил из леса на дорожку мастер Томилин и потом все, сверкая заплатами ружей. Сдержанные свОрками(23) собаки рвались на лисицу, орали не своим голосом. Орали все охотники, стараясь крикнуть один громче другого, что и он видел промелькнувшую в гУстели лисицу. Когда собаки успокоились, и молодёжь умолкла, осталась радость у всех, одинаковая, как будто все были как один человек.
Фёдор сказал:
- Шумовая.
Мастер Томилин по-своему тоже:
- Чумовая лисица.
Пояснения
1 – зимняя спячка – некоторые звери на зиму засыпают (впадают в спячку),
например: медведи, змеи.
2 – караван – группа вьючных (нагруженных) животных, например –
верблюдов, идущих друг за другом цепочкой. «Караван гусей» - цепочка
летящих друг за другом птиц.
3 – «палочкой я отметил вверху пятнадцать штук» - автор закрыл один глаз,
вытянул руку с палочкой в пальцах в сторону каравана гусей, палочку
расположил вдоль линии (цепочки) каравана и посчитал: сколько гусей
помещается в длине палочки. Затем палочку стал перемещать
(в воздухе) вдоль всех линий каравана. В длине палочки помещалось
пятнадцать гусей. А сама палочка поместилась вдоль линий каравана
четырнадцать раз. Автор перемножил цифры 15 и 14 и получилось
«более двухсот».
4 - жирОвка – место, где животные отдыхают в сытом состоянии, «жируют».
5 – Ельник – еловый лес.
6 – гУстель – гУсто, часто растущие деревья и кусты.
7 – «боится капЕли» - боится звука капель, падающих с листьев и деревьев.
8 – «начинает белеть» - заяц к зиме меняет цвет шерсти с серого на белый.
поэтому зимнего зайца ещё зовут: беляк.
9 – галифЕ – брюки, плотно облегающие колени, а кверху, к бёдрам
расширяющиеся. Задние ноги зайца похожи на галифЕ.
10 – комОд – невысокий шкаф для белья с несколькими ящиками внутри.
11 – « чем его сильнее там колОло» - жёсткие иголки елей колются и
причиняют боль открытым участкам тела: лицу, рукам.
12 – фитИль – горючий шнур для зарядов, служит для передачи огня на
расстоянии. Пока шнур горит, люди успевают до взрыва отбежать
в укрытие.
13 – азАрт – сильное возбуждение, задор, увлечение.
14 – лось – крупный олень с широкими ветвистыми рогами.
15 – « не подстоЯть зайца» - не выманить, не дождаться или не устеречь.
16 – «частый мелЯтник» - нескошенная густая поросль травы и кустов.
17 – «ковыль-ковыль прямо на меня» - то есть – ковылял: шёл нескладно,
трудно, будто хромой.
18 – «позднышОк-листопадник» - заяц, рождённый поздно, в пору падения
листьев, осенью. А, значит, - молодой, маленький.
19 – непремЕнно – обязательно.
20 – «взял на мУшку» - прицелился.
21 – нЕкось – нескошенная растительность.
22 – заворошИлось – зашевелилось, задвигалось.
23 – свОрка – поводок для собаки; «сдержанные свОрками» - сдержанные
поводками.
Ребята!
1. Помните ли вы хорошие солнечные дни осени? Попробуйте обрисовать, нарисовать словами картину поздней осени: может быть, в лесу, может быть, на даче, на огороде, в поле. Поищите нужные слова, как ищет их и находит И.С. Тургенев.
2. Вы поняли, кто такие дворЯне? Найдите в тексте объяснение.
3. Почему охотились и дворЯне и люди из простого народа?
4. Какой фрагмент (отрывок) вам больше понравился? Почему?
5. Если есть в текстах непонятные вам слова и выражения, спросите о них у родителей или учителя.
День седьмой
А утром выпал снег. Первый снег! Неожиданный, пушистый, медленный. Крупные хлопья его падали в тихом безветрии и всё изменилось вокруг: и земля, и деревья, и дома, и люди. Собаки, выпущенные хозяевами на прогулку, хватали пастью снег, катались по нему – радовались. Школьники , идя в школу, играли в снежки, и, конечно, опаздывали на уроки.
- Первый снег – ещё не снег, - сказал папа. – Растает.
И действительно, Таня и Серёжа возвращались из школы по осенней погоде: мокрые грязные листья, лужи, хмурое небо. А папа, возвратясь вечером с работы, изрёк:
- Осень – перемен восемь.
Сява хор-роший! – откликнулся на это попугай.
- Только ты и не меняешься. Зимой и летом – одним цветом, - ответил ему папа. – А с тобою что? – спросил он Серёжу, заметив синяк на его лице.
- Поскользнулся, упал…
- Приметы зимы: «крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь», помещики из своих имений перебираются в городские дома, а Серёжа набивает себе синяк. Зима! А где тут наша первоклассница?
Первоклассница пыхтела над тетрадкой, выводя буквы. Высунув кончик языка, она написала последнюю букву и поставила точку.
- Всё! – и кинулась на руки папе.
Папа подбросил её вверх, затем сел и посадил Таню к себе на колени:
- Как дела твои? Какие успехи?
- А вот какие! – И Таня показала врастопырку все пять пальцев своей руки.
- Молодец!
- Я всё слышала, - вдруг сказала Таня, - А почему помещики зимой переезжали в город?
- Ух, ты! Уже вопросы, - улыбнулся папа. – А потому переезжали, что зимой в деревне неуютно, тоскливо и холодно. А в городе – светлее, теплее и развлечений больше: балы, встречи с друзьями, выезды в театр…
- А дети их тоже переезжали?
- Ну, конечно! Начинались занятия в лицеях, гимназиях, школах, которые назывались училищами.
- Зи – мой? – удивилась Таня.
- Да. Поздней осенью, а то и зимой. Но не с первого сентября начинались занятия в учебных заведениях.
- Вот это – да! А в деревне?
- Что – в деревне? Занятия?
- Нет! Работники в деревне оставались без хозяина?
- Работники – это крестьяне. Вместо хозяина, барина, в поместье оставался управляющий поместьем.
- Понятно: зимой помещик – в городе, летом – в деревне, как в отпуске. Да?
- Нет, Танечка. В поместье всё лето мог находиться лишь тот дворянин, который уже был в отставке. Находился как бы на пенсии. Но вместо него обязательно служил один из сыновей, потому что царь давал поместье в награду за службу. И если никто из семьи не служил в армии, то царь мог и отобрать поместье.
- Поместье было платой за службу царю?
- Да. И если помещик был дворянином, то имение от имени царя давалось ему пожизненно и передавалось по наследству: сыновьям, внукам…
- Насовсем?
- Насовсем.
- К столу! – позвала мама.
- Сейчас идём! Одному помещику царь давал небольшое поместье, где было 50-100 крестьян, а другому – огромное, с тысячами крестьян. Это называлось: по заслугам и по чину. Генералу – больше, простому офицеру – меньше.
- Остынет! – Мама вошла в детскую комнату. – Мыть руки – и за стол.
Таня стала на пол, взяла папу за руку.
- Значит, помещики были богатые и бедные? Ну, не такие бедные, как простые люди, а…
- Понятно, понятно! Да.
Папа и Таня мыли руки, не прерывая разговора.
- Были даже помещики, которых называли однодвОрцами. Потому что у них был дом, сад-огород и один-два человека прислуги. И Ни одного крестьянина.
- А на что же они жили?
- На жалованье-пенсию и на прибыль с огорода.
…После ужина Серёжа готовил уроки, папа читал, а Таня играла с попугаем.
- Сява – дворянин. Однодворец. У тебя один домик.
Сява сидел на качельках в клетке и, повернув набок голову, смотрел на Таню, слушал её.
- Сява – дворянин, однодворец, - втолковывала ему Таня.
- Хватит, Таня! Сама попугаем станешь, - остановила обучение мама. – Лучше помоги мне убрать со стола, да посуду помыть: не дворянка ведь.
- Пап, папа! – крикнула Таня, принимаясь за уборку стола. – Дворянки сами мыли посуду?
На кухне появился папа с книжкой в руках.
- Не кричи, Серёже мешаешь. А что касается дворянок… - Папа подумал. – Мыли. И воду носили, и грядки пололи. Но только обедневшие дворяне. А богатые, знатные, лили как их называли – родовитые – конечно, никакой трудной, чёрной работы не делали, если сами того не желали.
- Значит, мы – однодворцы. И Сява – однодворец, - сделала вывод Таня.
Появился Серёжа.
- Что, уже всё сделал? – удивилась мама.
- Да там два примера было всего. Мне же интересно, о чём вы говорите.
- О дворянах – доложила Таня.
_ Так, господа дворяне, - сказала мама, - я ваша прислуга и начинаю готовить еду на завтра. А потому…
- Нет-нет, ты – не прислуга, - заступилась Таня. – Мы все – прислуга.
- Хорошо. Тогда вы послужИте мне: я буду готовить, а вы беседуйте при мне, чтобы мне было веселее работать.
- Договорились, - согласился папап.
- Мы согласны, - сказал Серёжа.
- В время царствования Петра I, были написаны правила поведения для дворянских детей. Эти правила назывались «Юности честное зерцАло»
- Честное, значит, правдивое? – спросил Серёжа.
- Ты называешь сегодняшнее значение этого слова: честный – значит, правдивый, не ложный. А слово «честный» происходит от слова «честь». И тогда значение слова «честный» будет ближе к понятию «имеющий честь, достоинство». Раньше говорили: «По чести и слава». То есть тебе столько славы от людей, сколько ты её заслужил. Ну, а слово зерцало, думаю вам понятно. Это – зеркало. Смотритесь в эти правила чести, как в зеркало.
Часть этих правил взята из «Домостроя». Помните «Домострой»? А часть написана заново. Некоторые из правил взяты из европейского этикета.
Папа открыл книжку.
- Дети должны «отца и мать в великой чести содержать», без разрешения родителей никого не бранить; не прекословить родителям и не перебивать их речи; «младший отрок» - то есть юноша – «должен быть бодр, трудолюбив и прилежным» - то есть старательным – «делать благочестивые и добродетельные поступки; должен уметь говорить на иностранных языках, чтобы слуги не распознали сути разговора; хорошо танцевать, биться на шпагах, ездить на коне; быть вежливым и не драчливым». Пока всё понятно?
- Всё.
- А вот теперь прочитаю вам правила поведения за столом. Будьте внимательны. «Когда получится тебе с другими за столом сидеть, то содержи себя в порядке по сему правилу: во-первых, обрежь свои ногти, умой свои руки и сиди благочинно, прямо…»
- А Серёжа ест согнувшись, - заметила Таня.
- А ты посмотри на свои ногти, царапка, - обиделся Серёжа.
Таня спрятала за спину обе руки.
- Покажи, покажи, дворянка, - мама строго глянула на Таню, и та показала руки. – Сегодня же обрежь.
- А я не умею.
- Поможем, - сказала мама. – Ишь ты!
- Я продолжаю, - улыбнулся папа. – «Не жри, как свинья, не дуй в супы, чтобы везде брызгало».
Таня с Серёжей рассмеялись.
- «Ногами не мотай», - продолжал папа, - «когда тебе пить, не утирай рта рукою, а полотенцем, и не пей, пока не проглотил пищи». А вы, друзья, всё запиваете, не прожевав. «Не облизывай пальцев, зубов ножом не чисти… Над едой не чавкай, как свинья, не чеши головы, не проглотив куска не говори, ибо так делают крестьяне… Чихать, сморкаться и кашлять непригоже… Когда закончишь есть, поблагодари бога, умой руки и лицо и выполощи рот». Вот так! – Закончил папа. – Многие из этих правил и сегодня у нас в чести, то есть – применяются, годятся.
- А я не чавкаю и ножом в зубах не ковыряюсь, - заявила Таня.
- Да, да, - заметил ехидно Серёжа. – И не облизываешь пальцев, и не говоришь, не проглотив пишу. Это кто-то другой, да?
- А ты – тоже!
- Оба хороши, сказала мама.
- Надо сказать, что ПётрI много чего нового привнёс в быт и нравы бояр и дворян.
- Бороды обрезал, - вспомнила мама.
- И бороды тоже, - подтвердил папа.
- А зачем? – удивился Серёжа.
- Бояре гордились своими бОродами. Они почему-то считали, что чем длиннее борода, тем больше чести. А царь Пётр решил, что чествовать надо знания, да умения, а не длину бороды. Вы же знаете, что бояре всегда были ближе к князю или царю, чем двОрня-дворяне . Они гордились этим, и считали себя более знатными, чем дворяне, а, значит, и более достойными чести. Царь Пётр I отменил боярство как чин, и уравнял бояр в деле, в работе, службе с дворянами. По умению и честь. Вот, например, Таня учится лучше, чем другие ученики, то ей и чести больше. Кроме того: Пётр I отменил право наследования, то есть боярство и дворянство больше не передавалось по наследству – его нужно было заслужить. Сын мог получить звание дворянина, если дослуживался до определённого чина.
Очень многие бояре и дворяне были неграмотны. И царь Пётр заставлял их детей учиться. Пока не выучатся – не разрешал жениться. Матери плакали, дети ревели, но вынуждены были учиться.
Между тем мама почти закончила свои дела и сказала:
- Если Серёжа желает, то пусть пойдёт полчасика погуляет. А Таня остаётся: я обрезаю Тане ногти.
- Я буду учить попугая, - заупрямилась Таня. – Сява – дворянин, Сява..
- Нет! – сказала мама. – Сначала я обрежу тебе ногти, затем ты почистишь клетку попугая, и только потом будешь обучать его.
…Перед сном Таня уселась на диван рядом с отцом. Папа просматривал какую-то книгу с цветными фотографиями.
- Что это? – спросила Таня.
- Фотографии усадьбы Тургенева: дом, в котором он жил, хозяйственные постройки, двор, сад, пруд, аллеи…
- Красиво!
К ним подсел и Серёжа. Папа показал портреты писателей С.Т. Аксакова,Л.Н. Толстого, Г.Г. Гарина-Михайловского, И.А. Бунина.
- Я показываю вам портреты и местА, где они жили, потому что эти писатели – дети дворян. Но это – только часть писателей дворян. Многие писатели XIX века вышли из дворянских семей. Отрывки из их произведений о своём детстве вы можете прочитать сами. Книги есть у нас дома. А можно взять и из библиотеки.
- А почему они вышли … из семей? Почему ушли? – спросила Таня.
- Нет. Просто так принято говорить: «Вышел из дворянской семьи», то есть родился в дворянской семье. А потом, когда станет взрослым, он покинет свою семью, выйдет из неё, чтобы начать свою взрослую жизнь.
- Понятно, - сказал Серёжа.
- Ложитесь спать, а я вам немного почитаю. Иди, Таня, укладывай куклу.
После прощания с Сявой, мамой и куклой Таня приготовилась слушать безо всяких капризов. А Серёжа уже ждал папу.
- Я прочту вам о деде Сергея Тимофеевича Аксакова, - сказал папа, - Отрывок из книги «Семейная хроника». «Степан Михайлович Багров, так звали его, был не только среднего, а даже небольшого роста, но высокая грудь, необыкновенно широкие плечи, жилистые руки, каменное, мускулистое тело обличали в нём силача. В разгульной юности, в молодецких потехах, кучу военных товарищей на него нацеплявшихся, стряхивал он, как брызги воды стряхивает с себя коренастый дуб после дождя, когда его покачнёт ветер. Правильные черты лица, прекрасные тёмно-голубые глаза, легко загоравшиеся гневом, но тихие и кроткие в часы душевного спокойствия, густые брови, приятный рот, всё это вместе придавало самое открытое и честное выражение его лицу; волосы у него были русые. Не было человека, кто бы ему не верил; его слово, его обещание было крепче и святее самых духовных о гражданских актов». Понятно вам это выражение?
- Нет, - сказал Серёжа.
- «Крепче и святее всяких духовных и гражданских актов» означает: надёжнее всяких клятв и письменных обещаний и обязательств. Сказал – сделал. То есть, Степан Михайлович Багров, дед Сергея Тимофеевича, был человеком надёжным. «Природный ум его был здрав и светел. Разумеется, при общем невежестве тогдашних помещиков, и он не получил никакого образования, русскую грамоту знал плохо; но, служа в полку, ещё до офицерского чина выучился он первым правилам арифметики и выкладке на счётах, о чём любил говорить даже в старости. Вероятно, он служил не очень долго, ибо вышел в отставку каким-то полковым квартирмейстером». «Квартирмейстер» - это офицер, ведающий снабжением и размещением воинской части. «Впрочем, тогда дворяне долго служили в солдатском и Унтер-офицерском званиях»…
- Это был указ Петра I о том, чтобы все дворянские дети проходили военную службу, начиная с низших чинов, - пояснил папа.
«Вышед в отставку, несколько лет жил в своём наследственном селе Троицком».
- То есть, в селе, поместье, которое передавалось по наследству: от отца к сыну, - напомнил папа.
- Значит, и дедушка его там жил? – спросила Таня.
- Да, конечно. И село это стало потом называться по имени, по фамилии помещика-хозяина: Багрово. Итак, дед жил «в наследственном селе Троицком, и сделался отличным хозяином. Он не торчал день и ночь при крестьянских работах, не стоял часовым при ссыпке и отпуске хлеба; смотрел редко, да метко, как говорят русские люди, и, уж прошу не прогневаться, если замечал, что дурное (т. е. плохое), особенно обман, то уж не спускал никому. (Никому не прощал). Дедушка, соОбразно духу времени, рассуждал по-своему: наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни…»
Папа пояснил:
- Помещик, барин, позволял своему крестьянину работать на своей крестьянской земле, на своём участке, несколько дней в неделю. А мог и не позволить этого и тогда в эти дни крестьянин работал на земле барина; помещик отнимал у крестьянина его собственные дни. А что могло произойти в эти «отнятые» дни? У крестьянина мог погибнуть урожай, потому что хлеб надо убирать в строго определённое время; мог крестьянин опоздать и с севом или посадками – тогда тоже жди беды. Так вот дедушка, Степан Михайлович, рассуждал так: « наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни, - значит, вредить его благосостоянию, то есть своему собственному; наказать денежным взысканием – тоже; разлучить с семейством, отослать в другую вОтчину (в другую деревню), употребить в тяжёлую работу – тоже, и ещё хуже, ибо отлУчка от семейства (разлука) – несомненная порча; прибегнуть к полиции… боже помилуй… Надо сказать, что дедушка был строг только в пылу гнева; прошёл гнев, прошла и вина. Этим пользовались: иногда виноватый успевал спрятаться, и гроза проходила мимо. Скоро крестьяне его пришли в такое положение, что было не на кого и не за что сердиться.
Приведя в порядок своё хозяйство, дедушка мой женился на Арине Васильевне Неклюдовой, небогатой девице, так же из старинного дворянского дома (из старинного рода)…Кстати, древность дворянского происхождения была коньком моего дедушки ( он много знал об этом и гордился), и хотя у него было сто восемьдесят душ крестьян (это немного), но производя свой род бог знает по каким документам, от какого-то варяжского князя, он ставил своё семисотлетнее дворянство выше всякого богатства и чинов. Он не женился на одной весьма богатой и прекрасной невесте, которая ему очень нравилась, единственно потому, что прадедушка её был не дворянин.
Вот каков был Степан Михайлович.
Ребята! Так как Таня и Серёжа уже спят, а вы ещё нет, то постарайтесь ответить на следующие вопросы:
1. Где жили дворяне?
2. Почему дворяне были «бедные» и «богатые»?
3. Кто такой Пётр I, и чем он известен?
4. Прочтите ещё раз правила поведения для дворянских детей, изложенные в «Юности честное зерцало». Какие из этих правил вам кажутся и сегодня важными и нужными? Какие из них вы хотели бы выполнять? А какие – нет?
5. Как вы понимаете выражение: «наследственное село»?
6. Дедушка С. Т. Аксакова Степан Михайлович знал имена своих предков на а семьсот лет назад. И знал, что они делали, чем занимались. А можете ли вы назвать имена своих прадедушек, прабабушек?
День восьмой
За утренним окном было ещё темно, а Таня и Серёжа уже встали. Серёжа даже делал зарядку. Папа уже собирался уходить, а мама готовила детям завтрак:
- Дети! Прощайтесь с отцом! Уходит!
Из ванной вышла с мокрым лицом Таня. Серёжа прислонился к двери. Папа взял Таню на руки и поцеловал в мокрую щеку:
- До свидания, друзья! Дня два-три я буду вечерами занят и, наверное, не смогу вам читать и рассказывать. Поэтому, Серёжа, ты прочтёшь Тане два отрывка. Один из повести Гарина-Михайловского «Детство Тёмы», который называется «Прощение», а другой – из повести Елизаветы Водовозовой «История одного детства» - «По-новому». Книги на столе. В книгах закладки. До свидания.
И папа вышел из комнаты.
Ребята! Чтобы вам были понятны события, описанные в отрывке «Прощение», я объясню вам кто такой Тёма и что он сделал.
Тёме восемь лет. ОН живёт в дворянской семье. Отец его – крупный военный чин. В отсутствие мамы и отца, Тёма сломал любимый папин цветок, не слушал гувернантку (воспитательницу), разбил посуду и ещё наделал ряд проказ. А когда приехали родители, побоялся, струсил признаться о своих проделках. Отец его жестоко наказал: избил ремнём так, что у мальчика штанишки стали мокрыми.
Мать защитила Тёму от отца.
У тёмы четыре сестры: Зина, Наташа, Маня и Аня и младший брат Серёжа.
Прощение
(отрывок из повести «Детство Тёмы)
…Мать проходит в детскую, окидывает её быстрым взглядом, убеждается, что Тёмы здесь нет, идёт дальше, пытливо всматриваясь на ходу в отвОреную дверь маленькой комнаты, замечает в ней маленькую фигурку Тёмы, лежащего на диване с уткнувшимся лицом, проходит в столовую, отворяет дверь в спальную и сейчас же плотно затворяет её за собой.
Оставшись одна, она тоже подходит к окну, смотрит и не видит темнеющую улицу. Мысли рОем носятся в голове.
Пусть Тёма так и лежит, пусть придёт в себя, надо его теперь совершенно предоставить себе… Бельё бы переменить… Ах, боже мой, боже мой, какая страшная ошибка, как могла она допустить это! Какая гнусная(1) гадость! Точно ребёнок сознательный негодяй! Как не понять, что если он делает глупости, шалости, то делает только потому, что не видит дурной стороны этой шалости.
Няня маленькой Ани просовывает свою по-русски повязанную голову.
- Аню перекрестить…
- Давай! – И мать крестит девочку.
- Артёмий Николаевич (Тёма) в комнате? – спрашивает она.
- Сидит у окошка.
- Свечка есть?
- Потушили. Так в темноте сидят.
- Заходила к нему?
- Заходила… Куды! Эх! – Но няня удерживается, зная, что барыня не любит нытья.
- А больше никто не заходил?
- Таня ещё… Кушать носила.
- Ел?
-И-и! Боже упаси, и смотреть не стал… Целый день не емши. За завтраком маковой росинки(2) не взял в рот.
Няня вздыхает и, понижая голос, говорит:
- Бельё бы ему переменить, да обмыть… Это ему, поди, теперь пуще всего зазОрно(3)…
- Ты говорила ему о белье?
- Нет… Куда! Как только поклонилась было, а он этак плечиками как саданЁт(4)… Вот Таню разве послушает…
- Ничего не надо говорить… Никто ничего не замечайте… Прикажи, чтобы приготовили обе ванны поскорее для всех, кроме Ани… Позови бОнну(5)…
Смотри, никакого внимания…
- Будьте спокойны, - говорит сочувствующим голосом няня.
Входит фрЕйлен(5).
Она очень жалеет, что всё так случилось, но с мальчиком ничего нельзя было сделать…
- Сегодня дети берут ванну(7), - сухо(8) перебивает мать. – Двадцать два градуса.
- Зер гут (очень хорошо), мадам, - говорит фрейлен и делает книксЕн(9).
Она чувствует, что мадам недовольна, но её совесть чиста. Она невиновата; фрейлен Зина свидетельница, что с мальчиком нельзя было справиться. Мадам молчит; бОнна знает, что это значит. Это значит, что её оправдания не приняты.
Хотя она очень дорожит местом(10), но её совесть спокойна. И, в сознании своей невиновности, она скромно, но с чувством собственного достоинства берётся за ручку.
- Позовите Таню.
- Зер гут (очень хорошо) мадам, - отвечает бОнна и уже за дверью делает книксен.
В последней нотке мадам бОнна услыхала что-то такое, что возвращает ей надежду удержать за собой место, и она воскресшим голосом говорит:
- Таню бариня идить(11)!
Таня оправляется(12) и входит в спальню.
Таня всегда купает Тёму. Летом, в те дни, когда детей не мылили, ему разрешалось самому купаться, без помощи Тани, и это доставляло Тёме всегда громадное удовольствие: он купался, как папа, один.
- Если Артёмий Николаевич (Тёма) пожелает купаться один, пусть купается. Перед тем, как вести его в ванную, положи на стол кусок хлеба – не отрезанный, а так, отломанный, будто нечаянно его забыли. Понимаешь?
Таня давно всё поняла и весело и ласково отвечает:
- Понимаю, сударыня!
- Купаться будут все; сначала барышни, а потом Артёмий Николаевич. Ванну на двадцать два градуса. Ступай!
Но тотчас же мать снова позвала Таню и прибавила:
- Таня, перед тем, как поведёшь Артёмия Николаевича, убавь в ванной свет в лампе(13) так, чтобы был полумрак. И поведёшь его не через детскую, а прямо через девичью(14)… И чтобы никого в это время не было, когда он будет идти. В девичьей тоже убавь свет.
- Слушаю-с.
Купанье – всегда событие и всегда приятное. Но не на этот раз: в детской оживление слабое. Дети находятся под влиянием наказания брата, а главное – нет поджигателя обычного возбуждения, Тёмы. Дети идут как-то лениво, купанье какое-то неудачное, поспешное, и через двадцать минут они уже в белых чепчиках(15), гуськом возвращаются назад в детскую…
- Артёмий Николаевич, пожалуйте! – говорит весёлым голосом Таня, отворяя дверь маленькой комнаты со стороны девичьей.
Тёма молча встаёт и стеснённо проходит мимо Тани.
- Один или со мной? – беспечно(16) спрашивает она вдогонку.
- Один, - отвечает быстро, уклончиво(17) Тёма и спешит пройти девичью.
Он рад полумраку. Он облегчённо вздыхает, когда затворяет за собой дверь ванной. Он быстро раздевается и лезет в ванну. Обмывшись, он вылезает, берёт своё грязное бельё и начинает полоскать его в ванне. Ему кажется, что он умер бы от стыда, если бы кто узнал в чём дело; пусть лучше будет мокрое. Кончив свою стирку, Тёма скОмкивает в узел бельё и ищет глазами, куда бы его сунуть; он засовывает наконец свой узел за старый запылённый комод. Успокоенный, он идёт одеваться, и глаза его наталкиваются на кусок, очевидно, забытого кем-то хлеба. Мальчик с жадностью кидается на него, так как целый день ничего не ел. Годы берут своё: он сидит на скамеёке, болтает ножонками и с наслаждением ест. Всю эту сцену видит мать и взволнованно отходит от окна.
Кончив есть, Тёма встал и вышел в коридор. Он подошёл к лестнице, ведущей в комнаты, остановился на мгновение, подумал, прошёл мимо по коридору и, поднявшись на крыльцо, нерешительно, вполголоса позвал:
- Жучка, Жучка!
Он подождал, послушал, вдохнул в себя аромат масличного дерева, потянулся за ним и, выйдя во двор, стал пробираться к саду.
Страшно! Он прижался лицом между двух стоек ограды и замер, охваченный весь каким-то болезненным утомлением.
…Как-то таинственно страшно молчат дорожки. Деревья шумят, точно шепчут друг другу: «Как страшно в саду». Вот что-то чёрное беззвучно мелькнуло в кустах: на Жучку похоже! А может быть Жучки давно нет? Как жутко вдруг стало. А там что белеет? Кто-то идёт по террАсе(17).
- Артёмий Николаевич, - говорит, отворяя калитку(18) и подходя к нему Таня, - спать пора.
Тёма точно просыпается.
Он не прочь, он устал, но перед сном надо идти прощаться, надо пожелать спокойной ночи маме и папе. Ох, как не хочется!
- Артёмий Николаевич, Тёмочка, милый мой барин, - говорит Таня и целует руки Тёмы, - идите к мамаше! Идите, мой милый, дорогой, - говорит она, мягко увлекая его за собой, осыпая на ходу поцелуями…
Он в спальне у матери.
Он стоИт на ковре. Перед ним в кресле сидит мать и что-то говорит ему. Тёма точно во сне слушает её слова, они безучастно летают где-то возле его уха. Зато на маленькую Зину, подслушивающую у двери, речь матери бесконечно сильно действует своей убедительностью. Она не выдерживает больше и, когда до неё долетают слова матери: «а если тебе не жаль, значит. ты не любишь маму и папу», врывается в спальню и начинает горячо:
- Я говорила ему…
- Как ты смела, скверная(19) девчонка подслушивать?!
И «скверная девчонка, подхваченная за руку, исчезает мгновенно за дверью. Это изгнание его маленького врага пробуждает Тёму. Всё горе дня встаёт перед ним….
- Все только слушают Зину… Все целый день на меня нападают, меня никто не-е любит и никто не-е хоч-ет вы-ы-слу-у…
И Тёма горько плачет, закрывая лицо руками.
Он передал матери всю повесть грустного дня, как она слагалась роковым образом. Его глаза распухли от слёз… Мать, сидя с ним на диване, ласково гладит его густые волосы и говорит ему:
- Ну, будет, будет… мама не сердится больше…мама любит своего мальчика, мама знает, что он будет у неё хороший, любящий, когда поймёт одну маленькую, очень простую вещь. И Тёма может уже её понять. Ты видишь, сколько горя с тобой случилось, а как ты думаешь отчего? А я тебе скажу: оттого, что ты ещё маленький трус…
Тёма, ждавший всяких обвинений, но только не этого, страшно поражЁн(20) и задет этим неожиданным выводом.
- Да, трус! Ты весь день боялся правды. И из-за того, что ты её боялся, все беды твои и случились. Ты сломал цветок. Чего ты испугался? Пойти сказать правду сейчас же. Если б даже тебя и наказали, то ведь, как теперь сам видишь , тем, что не сказал правды, наказанья не избег. Тогда как если бы ты правду сказал, тебя, может быть, и не наказали бы. Папа строгий, но папа сам может упасть, и всякий может. Наконец, если ты боялся папы, отчего ты не пришёл ко мне?
- Я хотел сказать, когда вы садились в дрожки(21)…
- Отчего ты не сказал?
- Я боялся папы…
- Сам же говоришь, что боялся, значит – трус. А трусить, бояться правды – стыдно. Боятся правды скверные, дурные люди, а хорошие люди правды не боятся и согласны не только чтобы их наказывали за то, что они правду говорят, но рады и жизнь отдать за правду… Вот когда ты знал, что папа тебя накажет, ты убежал, а храбрый так не делает. Папа был на войне: он знал, что там страшно, а всё-таки пошёл. Ну, довольно: поцелуй маму и скажи ей, что ты будешь добрый мальчик.
Тёма молча обнял мать и спрятал голову у неё на груди.
Пояснения
1 – гнусная – отвратительная, мерзкая, нехорошая.
2 – «маковой росинки не взял в рот» - ребята, вы представляете каким
маленьким бывает маковое зёрнышко? О росинка на нём, значит, ещё
меньше. Выражение: «маковой росинки не было во рту» - означает,
что человек голоден и давно ничего не ел.
3 – зазОрно – стыдно.
4 – саданУть –сильно ударить.
5 – бОнна – воспитательница иностранка, то же самое, что гувернАнтка.
6 – фрЕйлен – молода немка-воспитательница.
7 – брать ванну – мыться в ванне, купаться.
8 – сухо - здесь означает: «недовольно».
9 – книксЕн – почтительное приседание девушки.
10 – дорожить местом – означает: дорожить своей работой, ценить её.
11 – «Таню бариня идить» - воспитательница немка и плохо говорит
по-русски. Надо было сказать: «Таню барыня зовёт».
12 – «Таня оправляется» - Таня приводит себя в порядок.
13 – «..убавь в ванной свет в лампе» - электрического освещения не было:
были свечи и керосиновые лампы. Свет в керосиновой лампе можно
было регулировать: добавить или убавить.
14 – дЕвичья комната – спальная комната для девочек. А детская – комната
для занятий и игр всех детей семьи.
15 – чЕпчик – женский головной убор.
16 – беспЕчно – беззаботно, легко.
17 – террАса – летняя открытая пристройка к дому, веранда.
18 – калИтка – небольшая дверца в заборе.
19 – скверная - гадкая, недостойная.
20 – «страшно поражён» - очень удивлён неприятно.
21 – дрОжки – лёгкий экипаж, коляска, запряженная лошадьми.
Ребята! Вы, наверное, сочувствуете Тёме? У вас, наверное, тоже были случаи, когда стыдно было признаться в сделанном, трудно было сказать правду? Или не было таких случаев?
1. Скажите, семья Тёмы «богатая» или «бедная» дворянская семья?
2. Почему вы так думаете? Объясните.
А теперь прочитайте о другой дворянской семье.
Е. Водовозова
По-новому
(отрывок из повести «История одного детства»)
Новая полоса началась в моей жизни. Нам, детям, переезд в деревню был, конечно , по душе. Светлый и уютный дом с просторными комнатами, коридором, боковушками и отдельным флигилем(1) во дворе, большой тенистый сад с извилистыми дорожками, а за ними широкое поле и у подножия горы голубое озеро – всё это было заманчиво, располагало к играм и прогулкам и не могло сравниться с тем, что окружало нас в Поречье.
Матушка, целиком ушедшая в хозяйство, на нас, детей, не обращала никакого внимания.
В помещичьих семьях вообще мало думали о детях. Близости между родителями и детьми почти не бывало. Поутру дети подходили «к ручке» родителей и желали доброго утра, после еды опять целовали ручку и благодарили за обед и ужин. Прощаясь перед сном, желали друг другу спокойной ночи. Вот и всё, чем обменивались за день родители и дети. Гувернантки няньки должны были строго следить за тем, чтобы дети не докучАли(3) старшим. За каждый пустячный поступок детей награждали подзатыльниками, стегали плёткой, секли розгами(4).
Не удивительно, что детей всегда тянуло в людскУю: в ней было веселей, чем в детской; тут горничные(5), лакЕи(6) и кучерА(7), обедая, сообщали разные новости, рассказывали о происшествиях в семье других помещиков, тут валялись обычно остатки брЮквы(8), рЕпы(9), кочерыжки от капусты, и можно было втихомолку лакомиться ими.
Детям уделялось все, что было похуже и не могло пользоваться взрослыми «господами». Даже в богатых помещичьих домах под спальни детей отводились самые тёмные и невзрАчные(10) комнаты. Форточек в комнатах не было. Спёртый воздух очищался только топкой печей. Духота в детских стояла ужасная; всех маленьких детей старались поместить в одной-двух комнатках, и тут же, вместе с ними на лежанках, сундуках или просто на полу, подостлав себе что попало из хлАма(11), пристраивались на ночь мамки(12), няньки(13) и горничные. Дети спали на высоко взбитых перинах. Перины эти никогда не сушились и не проветривались. Зимой по месецам детей не выводили на улицу, никто не имел понятия о том, что свежий воздух необходим для здоровья.
В то время существовало поверье(14), что чёрные тараканы приносят счастье и скорое замужество, поэтому помещицы, у которых были дочери-невесты, нарочно разводили их: за нижний плИнтус (15) стены клали крошки сахара, хлеба. В таких домах тараканы по ночам, как камешки, падали со стен на спящих детей; в изобилии водились здесь и клопы и блохи.
Благодаря моему отцу, горячо любившему детей, наше положение в доме не было таким печальным. Наша семья была культурнее других помещичьих семейств в нашей местности. Правда, матушка не прочь была дать подзатыльника, толкнуть в спину и дёрнуть за волосёнки, но комнаты, в которых мы жили, содержались всегда в чистоте и в порядке. Во всём же остальном нам тоже жилось не сладко.
С тех пор как мы обнищали, матушка во всём наводила жёсткую экономию. По вечерам мы «сумЕрничали», то есть не зажигали огня, пока не наступала полная темнота.
Хотя свечей не покупали, а приготовляли их из сала домашних животных, но даже к свечам относились у нас бережливо.
По вечерам во всём нашем доме горели две свечи: одна в столовой на столе. За которым сидели мы все с матушкой и няней, другая – в девичьей.
Однако для нас, детей, самым чувстительным было не это. С особым сожалением говорили мы о сладком, которого теперь нам совсем не давали. Конечно, такие разговоры мы вели только тогда, когда матушки не было в комнате.
- Отчего у нас не делают теперь ни взбитых сливок, ни бисквИтов(16)? – спрашивали мы няню. – Ведь сливки и яйца у нас свои, а не покупные.
- А оттого, - говорила няня, - что нам с сахаром и крупчаткой экономить надо, да и некогда нам теперь с этим хороводиться. И не докучайте вы этим мамашеньке… Ради Христа, не раздражайте её…
Всё же нам кое-что иногда перепадало.
Бывало это так. Из мёда и пАтоки(17) у нас заготовляли на зиму варенье, из местных ягод делали сиропы, но часть заготовок, особенно из пАтоки, часто портилась. Каждый горшок испорченного варенья или маринада няня показывала матушке. ОтвЕдав(18) того или другого, матушка тяжело вздыхала и говорила что-нибудь в таком роде:
- Какое несчастье! Действительно никуда не годится. Что же, давай детям. И, чтобы растянуть наше удовольствие, а не потому, что мы могли заболеть от испорченной пищи, она наказывала давать нам по маленькому блюдечку. И вот по целым неделям и месяцам мы ежедневно ели пАточное и медовое варенье, прокисшее так сильно, что от него по комнате шёл запах кислятины.
То же самое было со всеми другими домашними заготовлениями: всё, что покрывалось плесенью, отдавали крепостнЫм(19), менее испорченное получали мы, дети. Радуясь этим неудачам в хозяйстве, мы, однако, непрочь были полакомиться чем-нибудь получше, особенно тем, что от нас тщательно пряталось.
С большим нетерпением ожидали мы времени, когда у нас вырЕзывали соты(20) из пчелиных ульев. Это происходило в жаркие летние дни. Мы все выбегали тогда на крыльцо. Отсюда видно было, как наш садовник, старый Мирон, шёл к пчелиным ульям. По этому случаю он был в специальном наряде.. На голове у него было надето что-то вроде грубой маски из кожи с дырками, вырезанными для глаз и рта, а на руках были длинные неуклЮжие(21) перчатки. Он держал чистенький деревянный лоток(22), на котором лежали ложка, нож и лопаточка. С крыльца мы наблюдали, как отбиваясь от пчёл, Мирон ловко и быстро справлялся со своим делом! Пчёлы рОем(23) кружились вокруг него, но перчатки и маска хорошо защищали, и Мирон никогда не бывал покусан.
Когда вырезанные сОты проносили в столовую, матушка с няней укладывали их в особые горшки. Внизу такого горшка сбоку была просверлена дырочка, которую затыкали деревянной втУлкой(24). Соты клали в горшок и ставили на высокую табуретку, а к этой табуретке подставляли другую, пониже, с обыкновенным пустым горшком без дырки. Затем из верхнего горшка вынимали втУлку, и чистый мёд стекал вниз, во второй горшок. Эта операция происходила в праздники, то есть тогда, когда матушка бывала дома. Когда же она ухлдила, столовая сейчас же закрывалась на ключ.
Однако нас это нисколько не смущАло(25). Подкараулив(26), когда матушка уходила из дому, наш кадЕт(27)( так называли мы Андрюшу, учившегося в корпусе и проводившего у нас только летние каникулы) открывал из палисАдника(28) окно столовой и без труда влезал через него в запертую комнату. Остальные, затаив дыхание, следили за каждым его движением. Убедившись, что ниоткуда не грозит опасность, Андрюша подавал нам знак, и мы один за другим быстро оказывались в закрытой столовой. Меня, как самую маленькую, поднимали дружно на руках. Мы сразу же бросались к горшкам и подставляли под текущий мёд свои ладони. Облизав руки, мы снова и снова совали их под сладкую струю.
Не найдя нас в саду и не слыша в комнатах наших голосов, няня догадывалась о нашей проделке. Боясь, как бы об этом не узнала матушка, она подбегала к окну и звала нас испуганным шёпотом: «Мамашенька идёт… Вот ужо всё ей расскажу». Мы в ужасе выскакивали из окна. Няни, конечно, никто из нас не боялся. Но матушка внушала страх всем. Убедившись, что матушки не видно, мы сразу успокаивались. Няня же вся тряслась от страха за нас.
- Экий ты озорнИк(29), Андрюша, - накидывалась она на брата, - перекрещусь, когда в корпус уедешь! Хорошему сестёр-братьев обучаешь… Что если кто из прислуги увидит и матушке донесёт?
…Матушка вставала с рассветом и сейчас же уходила из дому на поля. Мы с ней встречались только за обедом.
Друг за другом подходили мы целовать ей руку. При этом она торопливо здоровалась с нами и всегда спрашивала одно и тоже:
- Ну, что, здорОва? Нагулялась?
Нередко она задавала вопрос и в дождливый, пасмурный день, когда мы не могли выйти из дому. Но матушка не замечала этого. Не замечала она и того, что мы часто отвечали на эти вопросы молчанием и бросали на неё угрюмые(30) взгляды. Матушка вся ушла в новое для неё дело. Хозяйство заслонило все другие заботы, и она ни о чём другом не успевала думать.
Когда наступало время обеда или ужина, няня выбегала на крыльцо и громко сзывала всех к столу. За стол у нас принято было садиться в строго определённый час. Если кто из нас опаздывал и являлся ко второму или третьему блюду, он ел его вместе с другими, но пропущенных блюд ему уже не подавали.
Впрочем, мы не очень боялись пропустить какое-нибудь блюдо. Когда вставали из-за стола, няня тихонько дёргала опоздавшего, и тот сразу отправлялся за ней в кладовую или боковушку. Тут нередко после ягод с молоком мы ели холодные щи или борщ. Опоздавший получал в прибавку пару яиц и кусок ветчины, потому что няня всегда боялась, как бы кто-нибудь из нас не остался голодным. Чаще всего опоздавшими оказывались мои братья.
…Если мои братья не сидели никогда дома, то мы, девочки, почти не выходили из него. Я ни на шаг не отставала от няни. Старшая сестра Нюта постоянно вышивала оборочки и воротнички, переснимала разные рисунки, составляла узоры для рукоделий, забегАла в кухню постряпать какое-нибудь кушанье или возилась в саду и палисаднике, сажая цветы, окапывая кусты. Сестра Саша, не поднимая головы, сидела за книгами.
Пояснения
1 – флигель - отдельный дом во дворе усадьбы для прислуги и гостей.
2 – гувернАнтка – воспитательница детей (бонна), чаще из иностранок. 3 – докучАть – надоедать.
4 – розги - тонкие, гибкие прутья для наказаний.
5 – гОрничная – работница по уборке комнат.
6 – лакЕй – слуга.
7 – кУчер – человек, управляющий лошадьми на выезде.
8 – брюква – овощ с крупным сладким корнем.
9 – рЕпа – слащавый овощ с меньшим, чем у брюквы съедобным корнем.
10 – невзрАчная – непривлекательная, некрасивая.
11 – хлам – ненужные, бесполезные вещи.
12 – мамка – кормилица ребёнка хозяев, воспитательница и слуга.
13 – няня – женщина по уходу за детьми хозяев.
14 – повЕрье – суеверное убеждение, вера в легенду, в предание.
15 – плИнтус – планка, закрывающая щель между полом и стеною.
16 – бисквИты – сдобное печенье.
17 – пАтока – густо, сладкое вещество, получаемое хозяйками из крахмала.
18 – ОтвЕдать – попробовать, узнать.
19 - крепостнЫе – личные, собственные крестьяне помещика до 1861 года.
20 – сОты – шестиугольные ячЕйки, углубления из воска, которые делают пчёлы для сбора мёда и кладки яиц.
21 – неуклЮжие перчатки – неудобные, не гибкие.
22 – лотОк – деревянный жёлоб для стОка мёда.
23 – рой – многочисленная семья пчёл с маткой (главной пчелой) во главе.
24 – втУлка – здесь имеется ввиду пробка.
25 – «нас…не смущало» - здесь означает: не останавливало.
26 – подкараулить – подстеречь, выследить.
27 – кадЕт – воспитанник военно-учебного заведения, кадетского корпуса. Поэтому няня и говорит так: «Когда уедешь в КОРПУС – перекрещусь».
28 – палисАдник – небольшой огороженный садик перед домом с клумбами и кустами.
29 – озорнИк – шалун.
30 – «»грюмые взгляды» - мрачные, неприветливые.
Прочитав главу «По-новому», вы, ребята, поняли, что эта семья дворян «беднее» семьи, в которой растёт Тёма. Сравните эти семьи и ответьте на вопросы:
1. Что общего в этих дворянских семьях?
2. Чем отличаются друг от друга эти семьи?
3. Кто из героев (мальчиков или девочек) вам понравился? Почему? За что?
4. Что нового для себя вы узнали, прочитав эти два отрывка?
День девятый
…Так уж случилось, что у папы было много дел, и он не мог беседовать с детьми до конца недели. Не то, чтобы он не разговаривал с детьми по вечерам, а просто не было времени на длительную беседу или рассказ. Папа писал, делал выписки из книг, что-то просматривал и читал – был занят.
За ужином, перед сном ребятам удавалось задать один-два вопроса, и, самое главное, удавалось получить ответ.
- А почему папа Тёмы так больно бил Тёму?
Потому что был жесток. Потому что и его так воспитывали: наказывали, били. А кроме того, Танечка, вспомни, что написано было в «Домострое»: «…страхом спасать…, разобравшись, поколотить; казня его тело, душу его избавляешь от смерти; наказывай детей в юности – упокОят тебя в старости твоей». И церковь учила держать детей в страхе божьем. В страхе! Слушать старших; а кто старший в семействе? Отец! Отец ребёнку – и царь и бог.
- А почему у дворян были няни? – спрашивал Серёжа.
- Чем богаче были дворяне, тем больше их домашняя жизнь была похожа на жизнь бояр: были и няньки, и мамки (кормилицы), и дядьки, и слуги разных назначений. Чем беднее были дворяне, тем меньше слуг. И няни выполняли работу не только ухода за детьми, но и распорядительницы в доме.
Дети прочитали не одну главу из книги Е. Водовозовой, а больше. Серёжа предпочитал читать «Детство Тёмы», а Таня хотела слушать повесть Е. Водовозовой. Ребята ссорились, мама их мирила. Но вопросы папе задавали и Таня и Серёжа.
Наконец-то в пятницу вечер у папы оказался свободным. А впереди ещё два выходных дня! По этому случаю папа купил торт, которому все обрадовались, особенно Таня: её любимый торт.
После ужина папа сказал:
- Я весь ваш – терзайте.
- У меня утюг не греет, - заявила мама.
- Ты нам будешь рассказывать, - высказалась Таня.
- А я погуляю, - сделал свой выбор Серёжа.
- Да ты что! – возмутилась Таня. – Папа будет рассказывать, а ты…
- Пусть идёт, - решила мама. - Подмёрзло, снежок. Пусть шайбу погоняют. А папа будет ремонтировать утюг.
- А я? – обиделась Таня.
- Мне гладить бельё надо. Если папа сможет, то пусть ремонтирует и рассказывает. Не сможет – рассказ после ремонта, - распорядилась мама.
- Сява хор-роший, - решил попугай.
Папа принялся за ремонт.
- Кто дворянам ремонтировал утюги? – спросила Таня.
- Тогда ещё не было электрических утюгов. Были другие: большие, с углями внутри. Сверху была металлическая крышка с деревянной ручкой. Крышку открывали, насыпАли внутрь тлеющих углей, закрывали и угли нагревали утюг. Он раскалялся и им гладили. Это была маленькая ручная печка.
Папа принялся за ремонт утюга.
- Ну, а кто же ремонтировал такие утюги? – не унималась Таня.
- Кто-то из слуг. А может быть – кузнец. Или ещё какой мастеровой человек. Вообще любую чёрную или тяжёлую физическую работу дворяне, хозяева, никогда не делали. Эта работа была для более низкого сословия, работа для «чёрных людей». А себя дворяне называли: «белая кость» или «голубая кровь». Они были избранными, особыми. Они служили царю, а им служили другие люди. Поэтому дворяне и детей своих воспитывали как особых детей.
- А как?
- А вот пример: Сергей Тимофеевич Аксаков, внук Степана Михайловича Багрова, вспоминает. Когда он был маленьким, то ему однажды представилась страшная картина: отец и мать умирают, а его и его братьев и сестёр наказывают. Как? А вот так: одевают в крестьянскую одежду и ссылают на кухню, к дворовым слугам! Ужас! И он говорит, что это было страшно. Или другой пример. Лев Николаевич Толстой в повести о своём детстве пишет о поразившей его однажды мысли. Ехали они в экипаже, то есть в коляске, но не по территории своего поместья. И Толстой обратил внимание, что никто из встречных с ними не здоровается и даже не обращает на них внимания. И он подумал: как же так? Если они на нас не работают, не заботятся о нас, то чем же они занимаются?
- А как он узнал, что эти люди на них не работают?
- Очень просто: если они не приветствуют бар, то, значит, это не их люди. Их работники и мастеровые обязательно поприветствуют своих хозяев. А раз это не их люди, то и не работают на них. Так чем же они занимаются? Раньше он думал, что все люди – это их слуги. Ох, ты! Гаечка упола. Таня, поищи.
Таня нашла гаечку, подала папе.
- Спасибо. Именно потому, что дворяне – особые люди, детей их, даже самых маленьких, слуги называли на «вы».
- Да, я вспомнила! Тёму служанка называет: Артёмий Николаевич.
- Совершенно верно. А няня в повести Е. Водовозовой тоже называет детей на «вы». Семья – «бедная» - а всё равно на «вы». Во многих дворянских семьях во время обеда за спиной своих воспитанников стояли няни и дядьки. Прислуживали. Отец или мать не звали к себе на беседу сына или дочь сами, напрямую, например: «Тёма, зайди ко мне, поговорим», а посылали слуг: «Пошлите ко мне Артемия Николаевича». Или – Татьяну Александровну.
Таня улыбнулась. Папу звали Александром. А Таня, значит, Татьяна Александровна.
- Что-то Серёжи долго нет. – Мама вошла и посмотрела на результат папиных стараний. – Скоро?
- Сейчас, сейчас! Последний болтик. Заигрался, наверное, Серёжа.
- Ругать будешь? – со значением спросила Таня у мамы.
- А что?
- Ничего… А пусть папа его накажет. Как Тёму, - вдруг предложила Таня.
- Татьяна! – изумился папа и уронил последний болтик. –Какая ты, однако, кровожадная!
- Я пошутила, - смутилась Таня.
- Вот так, как Тёму, дворянских детей наказывали крайне редко. Чаще – упрекали, стыдили. Требовали извинений за недостойное дворянина поведение. Иногда лишали сладкого – это для детей было суровым наказанием. А уж если в угол пустой комнаты ставили – считалось совсем плохо. Были и экзотические, редкие наказания.
Таня нашла болтик и папа завернул его.
- Какие? – спросила Таня.
- Брали любого ребёнка из дворни – мальчика – сына кухарки, конюха или прачки и приказывали слуге выпороть его в присутствии барчука. Мальчик плакал, орал, а барчук «мучился», «страдал». Так в назидание ему избивали невинного.
- Дикость какая-то, - сказала мама.
Папа включил утюг.
- Конечно. У многих помещиков были дикие нравы. Получай, - сказал папа маме и выключил утюг.
…Мама выгладила бельё. Серёжа давно вернулся. А Таня, почистив клетку Сявы, поводила урок разговорной речи: «Сява дворянин, Сява однодворец».
После обычных процедур подготовки ко сну мама разрешила Тане и Серёже послушать папу не в детской, как обычно, а в большой комнате. «В гостиной», - сказала мама.
- Перед сном, обычно, няня рассказывала детям сказки, истории всякие или легенды. Я вам – вместо няни, - сказал папа. И хочу вам прочитать главу из повести Льва Николаевича Толстого о няне. Повесть называется «Детство. Отрочество. Юность». Родители дворянских детей запрещали своим чадам играть с детьми крестьян и слуг. Ведь дворянские дети – особые дети. И не дай бог, чтобы у них появились манеры и привычки простолюдинов. И только няни, женщины из простого народа, связывали детей дворян со своим народом, рассказывая барчукам об обычаях, обрядах и поверьях русского народа. Я не помню ни одного известного мне писателя, композитора или художника, кто бы написал что-то нелестное, плохое о своей няне. Пушкин благодарил свою няню Арину Родионовну за то, что она привила ему любовь к сказкам. Аксаков никогда бы не написал свою сказку «Аленький цветочек», если бы подобную сказку не рассказала ему его няня. Няню иногда больше любили, чем родную мать.
Итак, я читаю вам отрывок из повести льва Николаевича Толстого, который называется «Наталья САвишна».
Наталья Савишна
«В половине прошлого столетия по дворам села Хабаровки бегала в затрапЕзном платье босоногая, но весёлая, толстая и краснощёкая девка Наташка. По заслугам и просьбе отца её, кларнетиста Саввы, дед мой взял её вверх – находиться в числе женской прислуги бабушки. Горничная Наташка отличалась в этой должности кротостью нрава и усердием. Когда родилась матушка и понадобилась няня, эту обязанность возложили на Наташку. И на этом новом пОприще она заслужила похвалы и награды за свою деятельность, верность и привязанность к молодой госпоже. Но напудренная голова и чулки с пряжками молодого бойкого официанта Фоки, имевшего по службе частые сношения с Натальей, пленили её грубое, но любящее сердце. Она даже сама решилась идти к дедушке просить позволения выйти за Фоку замуж».
- Пап, пап, - перебила Таня, - а почему служанка должна была спрашивать разрешения, чтобы выйти замуж?
- Потому что она была крепостнАя, - вдруг сказал Серёжа.
- Молодец, Серёга! – удивился папа. – Крепостной человек – мужчина или женщина, мальчик или девочка – были личной собственностью помещика. Как мебель, карета, лошади, собаки. А как вещи могут решать: где им быть и что делать? Помещик мог продать крепостного, обменять на что-либо, не спрашивая его желания. Он мог разлучить с семьёй, женить или выдать замуж за кого угодно. Поэтому Наталья и спрашивала разрешения у своего хозяина-помещика.
- Крепостные крестьяне – рабы? – снова спросила Таня.
- Да, пожалуй, так. Жили, как рабы.
- Сегодня учительница сказала Юрке Куликову: «Ты что в таком затрапЕзном виде в класс явился?» - снова неожиданно заговорил Серёжа. – И Наталья, когда была девчонкой, бегала в затрапЕзном платье. В «затрапЕзном» - значит, в плохом, в грязном?
_ Сегодня это слово имеет именно такое значение: неряшливый, неаккуратный. А во второй половине XVIII века «затрапЕзной» называли дешёвую хлопчатобумажную ткань, выпускаемую на фабрике московского купца Затрапезникова. Чаще всего из этой ткани шили себе платья люди бедные, простолюдины.
- Читай дальше, - попросил отца Серёжа.
- Хорошо. Пошла, значит, Наталья просить разрешения у барина.
«Дедушка принял её желание за неблагодарность, прогневался и сослал бедную Наталью за наказание на скотный двор в степную деревню».
- Надо полагать, - пояснил папа, - что барин сослал Наталью в своё поместье ухаживать за скотом. То есть: из города – в деревню.
«Через шесть месяцев, однако, так как никто не мог заменить Наталью, она была возвращено в двор (то есть – в городской барский дом) и в прежнюю должность. Возвратившись в затрапЕзке из изгнания, она явилась к дедушке, упала ему в ноги и просила возвратить ей милость, ласку и забыть ту дурь, которая на неё нашла было и которая, она клялась, уже больше не возвратится. И действительно, она сдержала своё слово.
С тех пор Наташка сделалась Натальей Савишной и надела чепец: весь запас любви, который в ней хранился она перенесла на барышню свою».
- ЧепЕц – понятно, что такое? – спросил папа.
- Шапочка такая, - быстро ответила Таня.
- Верно. Но здесь важно другое. На Руси девушки ходили без головного убора. Волосы были открытыми, заплетенными в одну косу. Замужней же женщине простоволОсой, то есть с непокрытой головой, ходить было позорно. И если Наталья надела чепЕц, то это означало, что она теперь замУжняя женщина и никаких попыток выйти замуж делать не будет. То есть: за Фоку замуж, или за кого-либо другого, она уже не пойдёт.
«Когда подле матушки заменила её гувернантка, она получила ключи от кладовой, и ей на руки сданы были бельё и вся провизия. Новые обязанности эти она исполняла с прежним усердием и любовью. Она вся жила в барском добре, во всём видела трАту, порчу, расхищение и всеми средствами старалась противодействовать.
Когда мамАн (мать) вышла замуж, желая чем-нибудь отблагодарить Наталью Савишну за её двадцатилетние труды и привязанность, она позвала её к себе и, выразив в самых лестных словах всю свою к ней признательность и любовь, вручила ей лист гЕрбовой бумаги, на которой была написана вОльная Наталье Савишне, и сказала, что, несмотря на то, будет ли она или нет продолжать служить в нашем доме, она всегда будет получать ежегодную пенсию в триста рублей».
- Здесь требуется кое-что пояснить, - остановился папа. «Гербовая бумага» - это бумага с изображением государственного гЕрба. Важные документы писались только на гЕрбовой бумаге. И «вольная» - тоже. «Вольная» - это документ, по которому крепостного отпускали на волю. Он из вещи превращался в человека и мог сам распорядиться своей судьбой. Редко кому помещики давали вольную. И Наталья Савишна заслужила эту свободу. Да ещё и пенсию. Триста рублей – это были большие деньги по тем временам. Послушайте, что сделала Наталья Савишна.
«Наталья Савишна молча выслушала всё это, потом, взяв в руки документ, злобно взглянула на него, пробормотала что-то сквозь зубы и выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Не понимая причины такого столь странного поступка, мамАн (мать) немного погодя вошла в комнату Натальи Савишны. Она сидела с заплаканными глазами на сундуке, перебирая пальцами носовой платок, и пристально (в упор, не отводя глаз) смотрела на валявшиеся на полу перед ней клочки изорванной вольной.
- Что с вами, голубушка Наталья Савишна? – спросила мамАн (мать), взяв её за руку.
- Ничего, матушка, - отвечала она, - должно быть я вам чем-то противна, что вы меня со двора гоните… Что ж, я пойду.
Она вырвала свою руку и, едва удерживаясь от слёз, хотела уйти из комнаты. МамАн (мать) удержала её, обняла и они обе расплакались.
С тех пор, как я себя помню, помню я и Наталью Савишну, её любовь и ласки; но теперь только умею ценить их, - тогда же мне и в голову не приходило, какое редкое, чудесное создание была эта старушка. Она не только никогда не говорила, но и не думала, кажется, о себе: вся жижнь её была любовь и самопожертвование (жертвовать собой ради кого-то или чего-то). Я так привык к её бескорыстной (с отсутствием выгоды) нежной любви к нам, что и не воображал, чтобы это могло быть иначе, нисколько не был благодарен ей и никогда не задавал себе вопросов: а что, счастлива ли она? Довольна ли?
Бывало под предлогом необходимой надобности, прибежишь от урока в её комнатку, усядешься и начинаешь мечтать вслух, нисколько не стесняясь её присутствием. Всегда она бывала чем-нибудь занята: или вязала чулок, или рылась в сундуках, которыми была наполнена её комната, или записывала бельё и, слушая всякий вздор, который я говорил, «как, когда я буду генералом, я женюсь на чудесной красавице, куплю себе рыжую лошадь, построю стеклянный дом и выпишу родных Карла Ивановича из Саксонии» и т. д., она приговаривала: Да, мой батюшка, да».
- Карл Иванович, немец, учитель мальчика. Родина Карла Ивановича Саксония, область в Германии. «Выписать родных» - значит, вызвать их из Германии.
«Обыкновенно, когда я вставал и собирался уходить, она отворяла голубой сундук. На крышке которого снутри – как теперь помню – были наклеены крашенное изображение какого-то гусара, картинка с помадной баночки и рисунок Володи (брат Льва Николаевича), - вынимала из этого сундука куренье, зажигала его и, помахивая, говорила:
- Это, батюшка, ещё очАковское курение. Когда ваш покойный дедушка – царство небесное – под тУрку ходили, так оттуда ещё привезли. Вот уже последний кусочек остался, - прибавляла она со вздохом.
- Няня, что – курила? – удивилась Таня.
- Нет, конечно! Она говорит не о табаке. Есть такие вещества, которые при зажигании кУрятся, выделяют ароматный дым.
«В сундуках, которыми была наполнена её комната, было решительно всё. Чтобы не понадобилось, обыкновенно говаривали: «Надо спросить у Натальи Савишны», - и действительно, порывшись немного, она находила требуемый предмет и говаривала: «Вот и хорошо, что припрятала». В сундуках этих были тысячи таких предметов, о которых никто в доме, кроме неё не знал и не заботился.
Один раз я на неё рассердился. Вот как это было. За обедом, наливая себе квасу, я уронил графин и разлил скатерть.
- Позовите-ка Наталью Савишну, чтобы она порадовалась на своего любимчика, - сказала мамАн (мать).
Наталья Савишна вошла и, увидев лужу, которую я сделал, покачала головой; потом мамАн (мать) сказала ей что-то на ухо, и она, погрозившись на меня, вышла.
После обеда я, в самом хорошем расположении духа, припрыгивая, отправился в залу, как вдруг из-за двери выскочила Наталья Савишна с скатертью в руке. Поймала меня и, несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны. Начала тереть меня мокрым по лицу, приговаривая: «Не пачкай скатертей, не пачкай скатертей!» Меня так это обидело, что я разревелся от злости.
«Как! – говорил я сам себе, прохаживаясь по зале и захлёбываясь от слёз. – Наталья Савишна, просто Наталья, говорит мне «ты», и ещё бьёт меня по лицу мокрой скатертью, как дворОвого мальчишку. Нет, это ужасно!»
Когда Наталья Савишна увидала, что я распустила слюни (расплакался), она тотчас же убежала, а я, продолжая прохаживаться, рассуждал о том, как бы оплатить дерзкой Наталье за нанесённое мне оскорбление.
Через несколько минут Наталья Савишна вернулась, робко подошла ко мне и начала увещевать (уговаривать, убеждать):
- Полноте, мой батюшка, не плачьте…простите меня дуру…я виновата…уж вы меня простите, мой голубчик…вот вам. Она вынула из-под платка корнЕт (музыкальный инструмент), сделанный из красной бумаги, в котором были две карамельки и одна винная ягода, и дрожащей рукой подала его мне. У меня не доставало сил взглянуть в лицо доброй старушке; я, отвернувшись, принял подарок, и слёзы потекли ещё обильнее, но уже не от злости, а от любви и стыда».
Папа закрыл книгу.
- В книге писательницы Водовозовой – такая же няня, - сказала Таня.
А Серёжа спросил:
- Триста рублей – это сколько? Ну, что можно было купить на них?
- Я точно не знаю. – Папа задумался. – Где-то я читал, как один маленький чиновник хотел выиграть по лотерейному билету сто рублей. При этом он рассуждал так: «Приду домой и скажу матери и сестре: «Всё, хватит работать: вот вам сто рублей – живите в своё удовольствие». Значит, сто рублей – много. А уж триста… Обед в те времена стоил пятнадцать копеек. Так что считайте.
- А почему мальчик называет свою маму «мамАн», - спросила Таня.
- Не мальчик, а Лев Николаевич.
- Ну, да. Но он же был маленьким.
- Хорошо, хорошо. В дворянских семьях в XIX веке было принято называть отца и мать на французский манер: папА, мамАн – с ударением на втором слоге.
- Он же немецкий учил, - вспомнила Таня. – И учитель у него немец.
- Дворяне знали по нескольку языков. Кстати, сам Лев Николаевич Толстой владел четырьмя или пятью иностранными языками. Языкам их учили гувернёры, затем - в гимназии, в университете. Но общепринятым языком общения был французский.
- А почему они в школу не ходили? Не было школ? – спросила Таня.
Школы в XIX были. Мало, но были: начальные земские школы, частные. Там дети обучались чтению, письму и арифметике. Там обучались дети из народа а так же дети купцов. Дворянским детям учиться в этих школах считалось зазорным. Поэтому дворяне нанимали домашних учителей. Или обучали сами. Как мать Лизы из повести Е. Водовозовой «История одного детства». Вы же читаете эту повесть?
- Да, - сказала Таня. – Только Серёжа не хочет мне её читать. Он читает «Детство Тёмы».
- Давайте сделаем так: Серёжа для себя читает «Детство Тёмы», а для тебя – «Историю одного детства».
- Да?! – Возмутился Серёжа. – Сколько читать! Пусть сама читает!
- Пусть, - согласился папа. – Понемногу, по чуть-чуть, но сама. А мы тоже будем читать тебе, Таня, - решил папа. – Хочешь узнать историю девочки – потрудись, почитай. Давайте ещё немного о дворянах и на сегодня хватит. Дворянских детей принимали в гимназию после начального обучения. Но не всех, а тех, кто сдавал экзамен по чтению, арифметике и чтению и переводу на одном из иностранных языков. После гимназии они поступали в какой-нибудь университет.
- Пап, если у каждого дворянина были крепостные, то, значит, дворян было мало? – неожиданно спросил Серёжа.
- Ай, да Серёжа! Ай, да молодец! В России в середине XIX века было примерно 65 – 68 миллионов человек. В два раза меньше, чем сейчас в России. А дворян было двести пятьдесят тысяч: от престарелых бабушек-дворянок до младенцев-дворян – всех. Один дворянин примерно на 270 жителей России. Дворянство было привилегирОванным, особым сословием в России. Им были открыты все двери: в гимназии, лицеи, университеты. В то время, как детей крестьян, рабочих и ремесленников туда не принимали. За редким исключением.
Всё, друзья, на сегодня. А теперь – спать.
1. Ребята, что нового для себя вы узнали о жизни дворянских детей?
2. Почему дворянским детям запрещалось играть и общаться с детьми
дворОвыми и крестьянскими?
3. Как вы поняли: в чём особенность дворянских детей?
4. Почему дворянские дети любили своих нянь?
5. Семья, которой служила Наталья Савишна, была «богатой» дворянской
Семьёй, или «бедной»? Как вы это определили?
О том, что дворянские дети учились в гимназиях, вы узнали из рассказа папы. А о порядках в гимназии вы узнаете, если прочтёте ещё один отрывок из повести Н.Г. Гарина-Михайловского «Детство ТёмЫ».
В гимназии
Когда Тёма появился первый раз в классе, занятия были уже в полном разгаре.
Тёму проводили из дому с большим почётом. Приехавший батюшка (священник) отслужил молебен. Мать торжественно перекрестила его с надлежащими наставлениями новеньким образкОм (маленькая икона), который и повесили уму на шею. Он перецеловался со всеми, как будто уезжал на несколько лет. Серёжику он обещал принести из гимназии лошадку. Мать, стоя на крыльце, последний раз перекрестила отъезжавших отца и сына. Отец сам вёз Тему, чтобы сдать его с рук на руки гимназическому начальству. На кОзлах (место для извозчика) сидел Еремей, больше, чем когда-либо торжесивенный. Сам ГнедкО(кличка лошади) вёз Тёму. В воротах стоял Иоська и сиротливо улыбался своему товарищу. Из наёмного(1) двора высыпала вся ватАга(2) ребятишек, с разинутыми ртами провожавшая своего члена ватАги. В открытие ворота мелькнул наёмный двор, всевозможные кучи, вросшие в землю избушки, чуть блеснула стена старого кладбища. Вспомнилось прошлое, мелькнуло сознание, что всё это уже назади, как ножом отрезано… Что-то сжало горло Тёмы, но он покосился на отца и удержался. ДорОгой отец говорил Тёме о том, что ждёт его в гимназии, о товариществе, как в его время преследовали Ябед(3) – накрывали шинелями и били.
Тёма слушал знакомые рассказы и чувствовал, что он будет надёжным хранителем товарищеской чести. В его голове рисовались целые картины геройских подвигов.
У дверей класса Тёма поцеловался последний раз с отцом и остался один. Сердце его немного дрогнуло при виде большого класса, набитого массой детских фигур. Одни на него смотрели с любопытством, другие насмешливо, но все равнодушно и безучастно; их было слишком много, чтобы интересоваться Тёмой.
Вошёл Иван Иванович, высокий чёрный надзиратель, совсем молодой ещё, конфУзливый(4) и крикнул:
- Господа, есть ещё место?
На каждой скамейке сидело по четыре человека. Свободное место оказалось на последней скамейке.
- Ну, вот и садись, - проговорил Иван Иванович и, постояв ещё мгновение, вышел из класса.
Тёма пошёл, скрепя сердце, на последнюю скамейку. Из рассказов отца он знал, что там сидят самые лентяи, но делать было нечего.
- Сюда! – строго скомандовал высокий, плотный, краснощёкий мальчик лет четырнадцати.
Тёму поразил этот верзила, составлявший контраст со всеми остальными ребятишками.
- Полезай! – скомандовал Вахнов и довольно бесцеремОнно (5) толкнул Тёму между собой и маленьким чёрным гимназистом, точно шапкой покрытым мохнатыми нечесаными волосами.
Из-под этих волос на Тёму сверкнула пара косых чёрных глаз и снова куда-то скрылась.
Несколько человек бесцеремонно подошли к соседним скамьям и смотрели на кофузившегося, не знавшего куда девать свои руки и ноги Тёму. Из них особенно впился в Тёму белобрысый(6) некрасивый гимназист Корнев, с заплывшими небольшими глазами, как-то в упор, пренебрежИтельно(7) и недружелюбно осматривая егшо. Вахнов, облокотившись локтем на скамейку, подперев щеку рукой, тоже осматривал Тёму сбоку с каким-то бессмысленным любопытством.
- Как твоя фамилия? – спросил он наконец у Тёмы.
- Карташёв.
- Как? Рубль нашёл? – переспросил Вахнов.
- Очень остроумно! – едко проговорил белобрысый гимназист и, пренебрежительно отвернувшись, пошёл на своё место.
- Это – сволочь! – шепнул Вахнов на ухо Тёме.
- Ябеда? – спросил тоже на ухо Тёма.
Вахнов кивнул головой.
- Его били под шинелями? – спросил опять Тёма.
- Нет ещё, тебя дожидались, - как-то загадочно проговорил Вахнов.
Тёма посмотрел на Вахнова.
Вахнов молча, сосредоточенно поднял вверх палец.
Вошёл учитель географии, жёлтый, расстроенный. Он как-то устало, небрежно сел и раздражённо начал перекличку. Он то и дело харкал и плевался вовсе стороны. Когда дошло до фамилии Карташёва, Тёма, по примеру других, сказал:
- Есть.
Учитель остановился, подумал и спросил:
- Где?
- Встань! - Толкнул его Вахнов. Тёма встал.
- Где вы там? – лерегнулся учитель и чуть не крикнул: - Да подите сюда! Прячется где-то…ищи его.
Тёма выбрался, получив от Вахнова пинка, и стал перед учителем.
Учитель смерил глазами Тёму и сказал:
- Вы что же? Ничего не знаете из пройденного?
- Я был болен, - ответил Тёма.
- Что же мне-то прикажите делать? С вами отдельно начинать сначала, а остальные пусть ждут?
Тёма ничего не ответил. Учитель раздражённо проговорил:
- Ну, так вот что, как вам угодно: если через неделю вы не будете знать всего пройденного, я вам начну ставить единицы до тех пор, пока вы не нагоните. Понятно?
- Понятно, - ответил Тёма.
- Ну, и ступайте.
- Ничего, - шептал успокоительно Вахнов. – Уже без того не обойдётся, всё равно, чтобы не застрять на второй год. Ты знаешь, сколько я лет уже высидел?
- Нет.
- Угадай!
- Больше двух лет, кажется, нельзя.
- Три. Это только для меня, потому что я сын севастопольского героя.
Следующий урок был рисование. Тёме дали карандаш и бумагу.
Тёма начал выводить с модели какой-то нос, но у него не было никаких способностей к рисованию. Выходило что-то совсем несообрАзное(8).
- Ты совсем не умеешь рисовать? – спросил Вахнов.
- Не умею, - ответил Тёма.
- Сотри! Я тебе нарисую.
Тёма стёр. Вахнов в несколько штрихов красиво нарисовал ему большой, выпуклый, с шишкой нос.
- Разве он похож на этот нос? – спросил огорчённо Тёма, сравнивая его с моделью рИмского(9) носа.
- Ну, вот глупости, ты можешь рисовать всякий, какой захочешь… Лишь бы был нос, Ну, скажешь, что у дяди твоего такой нос…вот и всё. Это всё глупости, а вот хочешь, я покажу тебе фокус, только крепче держи. Вахнов сунул в руку Тёме какой-то продолговатый предмет.
- Крепко держи!
- Ты что-нибудь сделаешь?
- Ну вот… только держи…крепче! – И Вахнов с силой дёрнул шнурок.
В то же мгновение Тёма с пронзительным криком, уколотый двумя высунувшимися иголками, хватил со всего размаха Вахнова по лицу.
Учитель встал со своего места и пошёл к Тёме.
Только выдай, сегодня же отделаем под шинелями, - прошептал Вахнов.
Учитель, с каким-то болезненным, прозрачным лицом, с длинными бакенбардами(10), с стеклянными глазами, подошёл и уставился на Тёму.
- Как фамилия?
- Карташёв.
- Встаньте!
Тёма встал.
- Вы что ж, в кабак сюда пришли?
Тёма молчал.
- Ваше рисование?
Тёма протянул свой нос.
- Это что же такое?
- Это моего дяди нос, - отвечал Тёма.
- Вашего дяди? – загадочно переспросил учитель. – Хорошо-с, ступайте из класса!
_ Я больше не буду, прошептал Тёма.
- Хорошо-с, ступайте из класса. – И учитель ушёл на своё место.
- Иди, это ничего, - прошептал Вахнов. – Постоишь до конца урока и придёшь назад. Молодец! Первым товарищем будешь!
Тёма вышел из класса и стал в темноте коридора у самых дверей. Немного погодя в конце коридора показалась фигура в форменном фраке(11). Фигура быстро подвигалась к Тёме.
- Вы зачем здесь? – наклоняясь к Тёме, спросил как-то неопределённо мягко господин.
Тёма увидел перед собой чёрное, с козлиной бородой лицо, большие чёрные глаза с массой тонких синих жилок вокруг них.
- Я…Учитель сказал постоять мне здесь.
- Вы шалили?
- Не…нет.
- Ваша фамилия?
- Карташёв.
- Вы маленький негодяй однако! – проговорил господин, совсем близко приближая своё лицо, таким голосом, что Тёме показалось, будто господин этот оскалил зубы. Тёма задрожал от страха. Его охватило такое же чувство ужаса, как в сарае, когда он остался с глазу на глаз с Абрумкой.
- За что Карташёв выслан из класса? – спросил он, распахнув дверь.
При появлении господина весь класс шумно встал и вытянулся в струнку.
- Дерётся, - проговорил учитель. – Я дал ему модель носа, а он вот что нарисовал и говорит, что это нос его дяди.
Светлый класс, масса народу успокоили Тёму. Он понял, что сделался жертвой Вахнова, понял, что необходимо объясниться, но, на своё несчастье, он вспомнил и наставление отца о товарищистве. Ему показалось особенно удобным именно теперь, перед всем классом, заявить, так сказать, себя сразу, и он заговорил взволнованным, но уверенным и убеждённым голосом:
- Я, конечно, никогда не выдам товарищей, но я всё-таки могу сказать, что я ни в чём не виноват, потому что меня очень нехорошо обманули и ска…
- Молчать!! – заревел благим матом(12) господин в форменном фраке. – Негодный мальчишка!
Тёме, не привыкшему к гимназической дисциплине, пришла другая несчастная мысль в голову.
- Позвольте… - заговорил он дрожащим, растерянным голосом, - вы разве смеете на меня так кричать и ругать меня?
- Вон!! – заревел господин во фраке и, схватив за руку Тёму, потащил за собой по коридору.
- Постойте…- упирался сбившийся окончательно с толку Тёма. – Я не хочу с вами идти…Постойте…
Но господин продолжал волочить Тёму. Дотащив его до дежурной, господин обратился к выскочившему надзирателю и проговорил, задыхаясь
от бешенства:
- Везите этого дерзкого сорванца домой и скажите, что он исключён из гимназии.
Пояснения
1 – наёмный двор – двор или часть двора, которая за определённую плату
сдавалась в наём. Наниматели там строили жильё. Отец Тёмы сдавал
часть своего двора в наём, и с детьми с этого наёмного двора Тёма был
знаком.
2 – ватАга – шумная группа, толпа.
3 – Ябеда – доносчик, клеветник.
4 – конфУзливый – человек, который смущается, стесняется.
5 – бесцеремОнно – грубо, нахально.
6 – белобрЫсый – человек со светлыми волосами, бровями и ресницами.
7 – пренебрежИтельно – высокомерно, неуважительно.
8 – несообрАзное – лишенное здравого смысла.
9 – модель римского носа – скульптурное изображение прямого носа.
10 – бакенбАрды – волосы, растущие от висков вниз по щекам.
11 – фрак – двубортная длинная одежда (чаще для мужчин), у которой
передние пОлы, от талии к низу, удалены, отрезаны.
12 – благим матом – очень громко, изо всех сил несдержанно кричать.
Ребята! Давайте не будем ждать с вами, когда папа прочитает или расскажет Тане с Серёжей что-то новое. Попробуем их опередить.
Вы знаете, что дворянским детям запрещалось играть и общаться с дворовыми детьми. Но барчукам иногда было скучно и им хотелось поиграть с дворовыми детьми, послушать их страшные рассказы – пообщаться. И они, барчуки, тайком от родителей и нянь сбегали к дворовым или крестьянским детям поиграть в их игры.
Как это происходило? Вы узнаете, когда прочтёте отрывок из повести Алексея Николаевича Толстого (обратите внимание: не Льва Николаевича Толстого, а - Алексея Николаевича; они не родственники, а однофамильцы). Это тот самый А.Н. Толстой, который написал всем вам известную сказку «Приключения Буратино».
Но сейчас вам предлагается прочитать отрывок из повести «Детство Никиты». Отрывок называется «У колодца»
У колодца
Посредине двора, у колодца, где снег вокруг был жёлтый, обледенелый и истоптанный, Никита нашёл Мишку Коряшонка. Мишка сидел на краю колодца и макал в воду кончик голИцы – кожаной рукавицы, надетой на руку. Никита спросил, зачем он это делает. Мишка Коряшонок ответил:
- Все кончанские голИцы макают и мы теперь будем макать. Она зажОхнет – страсть ловко драться. Пойдёшь на деревню-то?
- А когда?
- Вот пообедаем и пойдём. Матери ничего не говори.
- Мама отпустила, только не велела драться.
- Как не велела? А если на тебя наскОчат? Знаешь, кто на тебя наскочит, - Стёпка Карнаушкин. Он тебе даст, ты – брык.
- Ну, со Стёпкой-то я справлюсь, - сказал Никита, - я его на один мизинец пущу. – И он показал Мишке палец.
Коряшонок посмотрел, сплюнул и сказал грубым голосом:
- У Стёпки Карнаухина кулак заговОренный. На прошлой неделе он в село , в Утевку, ездил с отцом за солью, за рыбой, там ему кулак заговаривали, лопни глаза – не вру.
Никита задумался, - конечно, лучше бы совсем не ходить на деревню, но Мишка скажет – трус.
- А как же ему кулак заговаривали? – спросил он.
Мишка опять сплюнул.
- Пустое дело. Перво-наперво возьми сажи и руки вымажи и три раза скажи: «Тани-бани, что под нами, под железными столбами?» Вот тебе и всё.
Никита с большим уважением глядел на Коряшонка. На дворе в это время со скрипом отворились ворота, и оттуда плотной серой кучей выбежали овцы,- стучали копытцами, как костяшками, трясли хвостами, роняли орешки. У колодца овечье стадо сгрудилось. Блея и теснясь, овцы лезли к колоде, проламывали мордочками тонкий ледок, пили и кашляли. Баран, грязный и длинношерстный, уставился на Мишку белыми, пегими глазами, топнул ножкой, Мишка сказал ему: «Бездельник» - и баран бросился на него, но Мишка успел перескочить через колоду.
Никита и Мишка побежали по двору, смеясь и дразнясь. Баран погнался за ними, но подумал и заблЕял:
- Сааами безде-е-е-ельники.
- Когда Никиту с чёрного крыльца(2) стали кричать обедать, Мишка Коряшонок сказал:
- Смотри, не обмани, пойдём на деревню-то.
Битва
Никита и Мишка Коряшонок пошли на деревню через сад и пруд короткой дорогой. На пруду, где ветром сдуло снег со льда, Мишка на минутку задержался, вынул перочинный ножик и коробку спичек, присел и, шмыгая носом, стал долбить синий лёд в том месте, где в нём был внутри белый пузырь. Эта штука называлась «кошкой», - со дна пруда поднимались болотные газы и вмерзали в лёд пузырями. Продолбив лёд, Мишка зажёг спичку и поднёс к скважине, «кошка» вспыхнула, и надо льдом поднялся желтоватый бесшумный язык пламени.
- Смотри, никому про это не говори, - сказал Мишка, - мы на той неделе на нижний пруд пойдём кошки поджигать, я там одну знаю – огромАднеющая, целый день будет гореть.
Мальчики побежали по пруду, пробрались через поваленные жёлтые камыши на тот берег, и вошли в деревню.
В эту зиму нанесло большие снегА. Там, где ветер продувал вольно между дворами, снега было немного, но между избами поперёк улицы намело сугробов выше крыш.
Избёнку бобылЯ(3), дурачка Савоськи, завалило совсем, одна труба торчала над снегом. Мишка сказал, что третьего дня(4) Савоську всем миром выкапывали лопатами, а он, дурачок, как его завалило за ночь бураном, затопил печь, сварил пустых щей(5), поел и полез спать на печь. Так его сонного на печке и нашли, разбудили и оттаскали за виски - за глупость.
На деревне было пусто и тихо, из труб кое-где курился дымок. Невысоко, над белой равниной, над занесёнными омётами(6) и крышами, светьило мглистое солнце. Никита и Мишка дошли до избы Артамона Тюрина, страшного мужика, которого боялись все на деревне, - до того был силён и сердит, и в окошечко Никита увидел рыжую, как веник бородищу Артамона, - он сидел у стола и хлебал из деревянной чашки. В другое окошечко, приплюснув к стеклу носы, глядели три конопатых мальчика, Артамоновы сыновья: Сёмка, Лёнька и Артамошка – меньшой.
Мишка, подойдя к избе, свистнкл, Артамон обернулся, жуя большим ртом, погрозил Мишке ложкой. Трое мальчишек исчезли и сечас же появились на крыльце, подпоясывая кушакАми(7) полушубки.
Эх вы, - сказал Мишка, сдвигая шапку на ухо, - эх вы – девчонки…Дома сидите – забоялись.
- Ничего мы не боимся, - ответил один из конопатых, Сёмка.
- Тятька(8) не велит валенки трепать, - сказал Лёнька.
- Давеча(9) я ходил, кричал кончанским, они не обижаются, - сказал Артамошка-меньшой.
Мишка двинул шапку на другое ухо, хмыкнул и проговорил решительно:
- Идём дражнить(10). Мы им покажем.
Конопатые ответили: «Ладно», и все вместе полезли на большой сугроб, лежавший поперёк улицы, - отсюда за Артамоновой избой начинался другой конец деревни.
Никита думал, что на кончАнской стороне кишмЯ кишит мальчишками, но там было пусто и тихо, только две девочки, оьмотанные платками, втащили на сугроб салазки, сели в них, протянув перед собой ноги в валенках, ухватились за верёвку, завизжали и покатились через улицу мимо амбАрушки(11) и – дальше по крутому берегу на речной лёд.
Мишка, а за ним конопатые мальчики и Никита стали кричать с сугроба:
- Эй, кончАнские!
- Вот мы вас!
- Попрятались, боятся!
- Выходите, мы вас побьём!
- Выходите на одну руку, эй, кончАнские! – кричал Мишка, хлопая рукавицами.
На той стороне, на сугробе, появилось четверо кончАнских. Похлопывая, поглаживая рукавицами по бокам, поправляя шапки, они тоже начали кричать:
- Очень вас боимся!
- Сейчас испугались!
- Лягушки, лягушата, ква-ква!
С этой стороны на сугроб влезли товарищи – Алёшка, нил, Ванька Чёрные Уши, Петрушка – бобылёв племянник и ещё совсем маленький мальчик с большим животом, закутанный крест-накрест в материнский платок. С той стороны тоже прибыло мальчиков пять-шесть. Они кричали:
- Эй, вы, конопатые, идите сюда, мы вам ототрём веснушки!
- Кузнецы косоглазые, мышь подковали! – кричал с этой стороны Мишка Кряшонок.
- Лягушки, лягушата!
Набралось с обеих сторон до сорока мальчишек. Но начинать не начинали, было боязно. Кидались снегом, показывали носы. С той стороны кричали: «Лягушки, лягушата!», с этой: «Кузнецы косоглазые!». ТО и другое было обидно. Вдруг между кончАнскими появился небольшого роста, широкий курносый мальчик. Растолкал товарищей, с развальцем спустился с сугроба, подбоченился и крикнул:
- Лягушата, выходи, один на один!
Это и был Стёпка Карнаушкин с заговОренным кулаком.
КончАнские кидали кверху шапки, свистели пронзительно. На этой стороне мальчишки притихли. Никита оглянулся. Конопатые стояли насУпясь(12). Алёшка и Ванька Чёрные Уши подались назад, маленький мальчик в мамином платке таращил на Карнаушкина круглые глаза, готовился дать рёву(13), Мищка Коряшонок ворчал, оттягивая кушак под живот:
- Не таких укладывл, тоже – нЕвидаль. Начинать неохота, а то – рассержусь, я ему так дам – шапка на две сажени взовьётся.
Стёпка Карнаушкин, видя, что никто не хочет с ним биться, махнул рукавицей своим:
- Вали, ребята!
И кончАнские с криком и свистом посыпались с сугроба.
Конопатые дрогнули, за ними побежал Мишка, Ванька Чёрные Уши и наконец все мальчики, побежал и Никита. Маленький в платке сел в снег и заревел.
Наши пробежали Артамонов двор и двор Черноухова и взобрались на сугроб. Никита оглянулся. Позади на снегу лежал Алёшка, Нил и пять наших, - кто упал, кто лёг сам со страха, - лежачего бить было нельзя.
Никите стало, - хоть плачь, - обидно и стыдно: струсили, не приняли боя. Он остановился, сжал кулаки и сейчас же увидел бегущего на него Стёпку Карнаушкина, курносого, большеротого, с вихром из-под бараньей шапки.
Никита нагнул голову и, шагнув навстречу, изо всей силы ударил Стёпку в грудь. Стёпка мотнул головой, уронил шапку и сел в снег.
- Эх ты, - сказал он, - будя…
КончАНские сейчас же остановились. Никита пошёл на них и они подалИсь. Перегоняя Никиту, скриком : «Наша берёт!» - всею стеною кинулись на кончАнских наши. КончАнские побежали. Их гнали дворов пять, покуда все они не полегли.
Никита возвращался на свой конец взволнованный, разгорячённый, посматривая, с кем бы ещё схватиться. Его окликнули. За амбАрушкой стоял Стёпка Карнаушкин. Никита подошёл, Стёпка глядел на него исподлобья(14).
- Ты здорово мне дал, - сказал он, - хочешь дружиться?
- Конечно, хочу, - поспешно ответил Никита.
Мальчики, улыбаясь, глядели друг на друга. Стёпка сказал:
- Давай поменяемся.
- Давай.
Никита подумал, чтобы отдать ему самое лучшее, и дал Стёпке перочинный ножик с четырьмя лезвиями. Стёпка сунул его в карман и вытащил оттуда свинчатку – бАбку(15) , налитую свинцом.
- На. Не потеряй, дорого стОит.
Пояснения
1 – «Пойдёшь на деревню-то?» - помещичья, барская усадьба стояла, как правило, отдельно от жилища крестьян, от деревни; поэтому Мишка так и спрашивает Никиту.
2 – чёрное крыльцо – то же самое, что «чёрный ход»: выход не во двор.
3 – бобыль – безземельный крестьянин-бедняк.
4 – третьего дня – позавчера.
5 – пустые щи – без мяса, без рыбы.
6 – кушАк - широкий матерчатый пояс.
7 – омёт – сложенная бльшой кучей солома.
8 – тЯтька – отец.
9 – дАвеча – совсем недавно, только что.
10 – дражнИть – дразнить, злить.
11 – амбАрушко – маленький амбар, строение для зранения зерна, припасов.
12 – насУпясь – нахмурившись и наклонив голову.
13 – дать рёву – громко заплакать.
14 – исподлОбья – из под опущенной головы.
15 – бАбка – кость надкопытного сустава ноги коровы или лошади, применяемая для игры в бАбки.
Ребята! Посмотрите внимательно на то, как говорит Тёма: какие слова употребляет в свое речи, как обращается к собеседнику? И сравните его речь с речью Никиты.
1. Чья речь ближе к простонародной: Тёмы или Никиты?
2. Попробуйте объяснить почему.
День десятый
Зима была полная: и морозы, и снег, и метели. Бывали даже такие морозы, что в младших классах отменяли занятия. Школьники, конечно, этому радовались: гоняли шайбу, катались с горок. Возле тёплого дома мороз был не страшен: в любой момент можно было забежать в квартиру, согреться у батареи отопления или горячим чаем. А если уж никак нельзя было надолго оторваться от игры, то можно было согреться и в подъезде.
Был уже конец декабря. Самые короткие дни и самые долгие ночи в году. Таня и Серёжа долгими зимними вечерами закончили чтение «Детства Тёмы» и «Истории одного детства».
В один из последних выходных дней перед Новым годом, после игр и гуляния во дворе, когда яркое, но холодное зимнее солнце пронизывало всю «гостиную», папа, Таня и Серёжа устроились на диване.
- Хорошо! – сказал папа.
- Хорошо! – сказала Таня, прильнув к отцу.
Серёжа тоже подумал, что «хорошо!», но сдержался и промолчал. Только улыбнулся.
- В камине весело потрескивают дрова…В комнате тепло…Уютно от этого тепла и мороза за окном…- неожиданно проговорил папа.
- Это из книги? – спросил Серёжа.
- Нет. Это я так представляю зимний день в усадьбе какого-нибудь помещика.
И вся троица снова погрузилась в молчание. На подоконнике снаружи грелись воробьи на солнышке, прошуршала шинами машина.
- А что, не все дворяне уезжали на зиму в город? – спросила Таня.
Оставались те, у кого не было дОма в городе. Как у семьи Лизы, например. А иногда помещик из города приезжал, или, как говорили раньше, выезжал на охоту: на зайца, лису. Тогда он какое-то время жил в своём поместьи.
- Пап, ты говорил, что родители запрещали дворянским детям играть с дворовыми детьми, а вот Никите, я читаю сейчас, не запрещали. Почему? – спросил Серёжа.
- Тёма тоже, - вспомнила Таня.
- А вот мальчик из книги Льва Николаевича Толстого – не играл. И даже считал для себя унизительным общение с дворОвыми детьми. И я у вас хочу спросить: почему?
Ребята молчали.
- Да потому, что чем беднее была дворянская семья, тем ближе была она к народу. Многое приходилось делать самим, а не слугам и детей воспитывать о обучать приходилось самим. А богатые дальше были от этих нужд, а, значит, и от народа. Понятно?
- Понятно, - неуверенно сказала Таня.
- Помните наш последний выезд в сад? – спросил папа. Осень, солнце, тихий день… Мы на берегу реки. Вода спокойная, медленная, почти недвижная…
- И охотник! – вспомнила Таня.
- Да, и охотник. Но я хотел сказать о другом. Серёжа бросал камни в воду, помните? И круги были на воде. Чем дальше круги от места падения камня, тем волны ниже и слабее. Так и у дворян: чем богаче они и ближе к столице, тем дальше от широкой полноводной жизни народа. И чем дальше от столицы…
- …тем ближе к народу, - закончил Серёжа.
- Да. Тем больше у них простонародных привычек и обычаев. И речь ближе к народной.
- Но это же несправедливо, что дети простого народа не могли учиться! – вдруг сказала Таня.
- Ну, конечно, несправедливо. Но устройство общества было таким. Бедные должны трудиться, а богатые – учиться. Бедные учились труду, а богатые трудились, обучаясь в гимназиях и университетах. Для бедных труд – это обучение жизни, выживанию: кто ленился и не научился делать хорошо свою работу, тот разорялся и погибал. Для богатых же 6 ученье – труд. Учиться – значит, знать. А знать – значит, быть хозяином. Слова «знаю» и «хозяин» - одного корня. Дворяне и были хозяевами России.
- Но это – мальчики, - возразила Таня. – А девочки?
- А девочек готовили к выгодному замужеств. Их учили и вышивать, и присматривать за домом – быть хозяйкой. Это в бедных дворянских семьях, А в богатых учили вести светские разговоры, обучали светским манерам, иностранным языкам, танцам. Надо сказать, что дворянских детей в гимназиях, лицеях, кадетских корпусах, университетах, академиях, в Смольном институте благородных девиц очень много внимания уделялось воспитанию души, или по-другому – нравственному воспитанию. Благородство, порядочность, милосердие – человеческие качества, которые очень важны в любом человеческом обществе.
- Извините, друзья, но я предлагаю вам потрудиться, - в «гостиной» появилась мама с большой коробкой в руках. – Завтра – послезавтра принесём ёлку, надо перебрать игрушки.
И мама поставила коробку на пол.
- Ура! – прокричала Таня и сползла с дивана.
Серёжа тоже.
…Когда дети закончили перебирать игрушки, папа сказал:
- Есть предложение: я вам немного почитаю, затем вы погуляете, а дальше – по привычному вечернему распорядку. Договорились?
- Возражений нет, - серьёзно сказал Серёжа.
- Только руки вымоем, - добавила Таня.
Дети вместе с отцом снова устроились на диване и папа раскрыл книгу.
Ёлка
(отрывок из повести Алексея Николаевича
Толстого «Детство Никиты»)
«В гостиную втащили большую мёрзлую ёлку. Пахом долго стучал и тесал топором, прилаживая крест. Дерево, наконец, подняли, и оно оказалось так
высоко, что нежно-зелёная верхушечка согнулась под потолком.
От ели веяло холодом, но понемногу слежавшиеся ветви её оттаяли, поднялись, распушились, и по всему дому запахло хвоей. Дети принесли в гостиную вороха цепей и картонки с украшениями, подставили к ёлке стулья и стали её убирать. Но скоро оказалось, что вещей мало. Пришлось опять сесть клеить фунтики, золотить орехи, привязывать к пряникам и крымским яблокам серебряные верёвочки».
- Папа, а что такое «клеить фунтики»? – спросила Таня.
- Вот этого, Танечка, я не знаю. Что-то из бумаги, наверное.
- Игрушка.
- Давай посмотрим в словаре.
Папа достал с полки толстый «Словарь русского языка» и стал искать.
- У, Ф, Х, Ц, Ч… Ага… Фундук, фунт… Фунтик! «Свёрнутый из бумаги пакет в форме воронки». Понятно: цветные фунтики. Как фонарики. Итак!
«За этой работой дети просидели весь вечер, покуда Лиля, опустив голову с измятым бантом на локоть, не заснула у стола.
Настал сочельник».
- Это день накануне Рождества Христова. Раньше Рождество Христово было в день 25 декабря. А 24 декабря – сочельник, день перед Рождеством. Это было по старому стилю. А по новому стилю, как сейчас – 7 января Рождество.
- А что такое «стиль»?
- Это способ летоисчисления. До 1918 года Россия вела летоисчисление по Юлианскому календарю. А с февраля 1918 года Россия стала жить по календарю, по которому живёт весь мир. А называется календарь – Григорианский. По этому календарю то или иное число наступает на тринадцать дней раньше, чем по Юлианскому календарю. Вот сегодня у нас 24 декабря – по новому, Григорианскому календарю, а по старому, Юлианскому – 11 декабря.
- Пап, пап! Сегодня же двадцать четвёртое декабря!
- И что?
- Так если бы мы жили по старому, то сегодня был бы сочельник! – выкрикнула Таня.
- Не по старому, а в XIX веке, - поправил папа.
- Ладно, - согласилась Таня, - читай дальше.
«Настал сочельник. Ёлку убрали, опутали золотой паутиной, повесили цепи и вставили свечи в цветные защИпочки. Когда всё было готово, матушка сказала:
- А теперь, дети, уходите, и до вечера в гостиную не заглядывать.
В этот день обедали поздно и нАспех, - дети ели только сладкое – шарлотку. В доме была суматоха. Мальчики слонялись по дому и ко всем приставали – скоро ли настанет вечер? Даже Аркадий Иванович, надевший чёрный долгополый сюртУк и кОробом стоявшую накрахмаленную рубашку, не знал, что делать, - ходил от окна к окну и посвистывал. Лиля ушла к матери.
Солнце страшно медленно ползло к земле, розовело, застилалось мглистыми облачками, длиннее становилась лиловая тень от колодца на снегу. Наконец матушка велела идти одеваться. Никита нашёл у себя на постели синюю шёлковую рубашку, вышитую ёлочкой по вороту, подолу и рукавам, витой поясок с кистями и бархатные шаровары. Никита оделся и побежал к матушке. Она пригладила ему гребнем волосы на пробор, взяла за плечи, внимательно посмотрела в лицо и подвела к большому красного дерева трюмо. В зеркале Никита увидел нарядного и благонравного мальчика. Неужели это был он?»
Серёжа с улыбкой на лице смотрел куда-то в пространство. Таня, приоткрыв рот, тоже улыбалась. О чём они думали? Что представляли себе? Папа продолжал читать.
«- Ах, Никита, Никита, - проговорила матушка, целуя его в голову, - если бы ты всегда был таким мальчиком.
Никита на цыпочках вышел в коридор и увидел важно идущую ему навстречу девочку в белом. На ней было пышное платье с кисейными юбочками, большой белый бант в волосах, и шесть пышных локонов с боков её лица, тоже сейчас неузнаваемого, спускались на худенькие плечи. Подойдя, Лиля с гримаской оглядела Никиту.
- Ты что думал – это привидение, - сказала она, - чего испугался? – и прошла в кабинет и села там с ногами на диван».
Таня рассмеялась заливисто и звонко. Папа глянул на Таню и улыбнулся.
- Они – тоже на диване! – пояснила Таня.
«Никита тоже вошёл за ней и сел на диван, на другой его конец.. В комнате горела печь, потрескивали дрова, рассыпались угольками. Красноватым мигающим светом были освещены спинки кожаных кресел, угол золотой рамы на стене, голова Пушкина между шкапАми.
Лиля сидела не двигаясь. Было чудесно, когда светом печи освещались её щека и приподнятый носик. Появился Виктор в синем мундире со светлыми пуговицами и с галУнным воротником, таким тесным, что трудно было разговаривать».
- Галуны – это золотая или серебреная нашивка из тесьмы, - пояснил папа.
«Виктор сел в кресло и тоже замолчал. Рядом в гостиной, было слышно, как матушка и Анна Аполлоновна (мать Лили) разворачивали какие-то свёртки, что-то ставили на пол и переговаривались вполголоса. Виктор подкрался было к замочной скважине, но с той стороны щелка была заложена бумажкой.
Затем в коридоре хлопнула на блоке дверь, послышались голоса и много мелких шагов. Это пришли дети из деревни. Надо было бежать к ним, но Никита не мог пошевелиться. В окне на морозных узорах затЕплился голубоватый свет. Лиля проговорила тоненьким голосом:
- Звезда взошла.
И в это время раскрылись двери в кабинет. Дети соскочили с дивана. В гостиной от пола до потолка сияла ёлка множеством, множеством свечей. Она стояла как огненное дерево, переливаясь золотом, искрами, длинными лучами. Свет от неё шёл густой, тёплый, пахнущий хвоей, воском, мандаринами, медовыми пряниками.
Дети стояли неподвижно потрясённые. В гостиной раскрылись другие двери, и, теснясь к стенке, вошли деревенские мальчики и девочки. Все они были без валенок, в шерстяных чулках, в красных, розовых, жёлтых, рубашках, в жёлтых, алых, белых платочках».
- Как игрушки, - сказала Таня.
- А почему – ёлка? – спросил Серёжа. – Ведь не Новый год?
- Раньше ёлку ставили ко дню рождения Христа, то есть к Рождеству. А Новый год начинался через неделю после Рождества.
- Дальше, пап!
«Тогда матушка заиграла на рояле польку. Играя, обернула к ёлке улыбающееся лицо и запела:
« Журавлины дОлги ноги
Не нашли пути, дороги…»
Никита протянул Лиле руку. Она дала ему руку и продолжала глядеть на свечи, в синих глазах её, в каждом глазу горело по ёлочке. Дети стояли не двигаясь.
Аркадий Иванович подбежал к толпе мальчиков и девочек, схватил за руки и галопом помчался с ними вокруг ёлки. Полы его сюртука развевались. Бегая, он прихватил ещё двоих, потом Никиту, Лилю, Виктора, и наконец все дети закружились хороводом вокруг ёлки.
«Уж я золото хороню, хороню,
Уж я сЕребро хороню, хороню», - запели деревенские.
Никита сорвал с ёлки хлопушку и разорвал её, в ней оказался колпак со звездой. Сейчас же захлопали хлопушки, запахло хлопушечным порохом, зашуршали колпаки из папиросной бумаги.
Лиле достался бумажный фартук с карманчиками. Она надела его. Щёки её разгорелись, как яблоки, губы были измазаны шоколадом. Она всё время смеялась, посматривая на огромную куклу, сидящую под ёлкой на корзинке с кукольным приданным.
Там же под ёлками лежали бумажные пакеты с подарками для мальчиков и для девочек, завёрнутые в разноцветные платки. Виктор получил полк солдат с пушками и палатками. Никита – кожаное настоящее седло, уздечку и хлыст.
Матушка опять заиграла на рояле, вокруг ёлки пошёл хоровод с песнями, но свечи уже догорали, и Аркадий Иванович, подпрыгивая, тушил их. Ёлка тускнела. Матушка закрыла рояль и велела всем идти в столовую пить чай.
Но Аркадий Иванович и тут не успокоился, - устроил цепь и сам впереди, а за ним двадцать пять ребятишек, побежали обходом через коридор в столовую.
В прихожей Лиля оторвалась от цепи и остановилась, переводя дыхание и глядя на Никиту смеющимися глазами. Они стояли около вешалки с шубами. Лиля спросила:
- Ты чего смеёшься?
- Это ты смеёшься, - ответил Никита.
- А ты чего на меня смотришь?
Никита покраснел, но пододвинулся ближе и сам не понимая, как это вышло, нагнулся к Лиле и поцеловал её».
Таня издала горлом какой-то странный звук, метнула в Серёжу странный взгляд и спрятала лицо на плече папы.
- Ты чего? – смутился Серёжа.
- А ничего, - ответила Таня, не показывая лица.
Папа посмотрел на Таню, а Таня горячо зашептала ему на ухо:
- У Серёжки в классе тоже есть Лиля, я знаю…
- Ну, и что, - улыбнулся папа.
- А ничего, - сказала со значением Таня.
- Чего она? – недовольно спросил Серёжа.
- А ничего, - рассмеялся папа. – Я продолжаю.
«Она сейчас же ответила скороговоркой:
- Ты хороший мальчик, я тебе этого не говорила, чтобы никто не узнал, но это секрет. – Повернулась и убежала в столовую.
После чая Аркадий Иванович устроил игру в фАнты, но дети устали, наелись и плохо соображали, что нужно делать. Наконец, один совсем маленький мальчик, в рубашке горошком, задремал, свалился со стула и начал громко плакать.
Матушка сказала, что ёлка кончена. Дети пошли в коридор, где вдоль стены лежали их валенки и полушубки. Оделись и вывалились всей гурьбой на мороз.
Никита пошёл провожать детей до плотины. Когда он один возвращался домой, в небе высоко, в радужном бледном круге, горела луна. Деревья на плотине и в саду стояли огромные и белые и, казалось, выросли, вытянулись под лунным светом. Направо уходила в неимоверную морозную мглу белая пустыня. Сбоку Никиты передвигала ногами длинная большеголовая тень.
Никите казалось, что он идёт во сне, в заколдованном царстве. Только в зачарованном царстве бывает так странно и так счастливо на душе».
- Всё! – сказал папа. - У матросов нет вопросов? – И сам себе ответил: - нет! Гулять!
Все потянулись на кухню к матери.
- Мама, мама! Сегодня по старому стилю соч… сочельник, а завтра – Рождество, - выпалила Таня.
- Не по старому стилю, - поправил её Серёжа,- а если бы мы жили в XIX веке.
- Всё равно – праздник, - упрямо заявила Таня. – Правда, Сява?
- Сява – хороший, - отрапортовал попугай и вдруг добавил: - Сява дворянин, Сява дворянин.
Семья на миг онемела. Говорил только Сява:
- Сява дворянин! Сява однодворец!
- Ура! – завопила Таня. – Я научила! Я научила!
Все смеялись. Хвалили Таню и Сяву.
- Молодцы! – утирая слёзы, сказала мама.
- Вот и подарок к Новому году! – еле вымолвил папа. – А гулять? Идёт кто?
Какое там гуляние! Сява был в центре внимания и «раздавал интервью»:
- Сява – дворянин! Сява – однодворец!
…А через три дня начались зимние каникулы.
Ну, вот и всё, ребята, о дворянах и дворянских детях. Я думаю, что вы теперь можете ответить на вопросы: кто такие бояре, а кто – дворяне? Читая книги, обращайте внимание на новые слова и выражения. Помните о том, что русская литература XIX века создана почти одними дворянами. Не спешите закрывать книгу. Прочтите несколько отрывков о зиме. И пусть никто и ничто вам не мешают читать: только вы и книга. И ваше воображение.
«Прекрасна – и особенно в эту зиму – была Батуринская усадьба. Каменные столбы въезда во двор, снежно-сахарный двор, изрезанный по сугробам полозьями, тишина, солнце, в остром морозном воздухе сладкий запах чада из кухонь, что-то уютное, домашнее в следах, пробитых от поварской к дому, от людской…к конюшне и прочим службам, окружающим двор…Тишина и блеск, белизна толстых от снега крыш, по-зимнему низкий, утонувший в снегах, красновато чернеющий голыми сучьями сад, с двух сторон видный за домом, наша заветная столетняя ель, поднимающая свою острую чёрно-зелёную верхушку в синее яркое небо из-за крыши дома, из-за крутого ската, подобно снежной горной вершине, между двумя спокойно и высоко дымящимися трубами…»
Иван Алексеевич Бунин «Жизнь Арсеньева»
«Рождество…
Чудится в этом слове крепкий, морозный воздух, льдистая чистота и снежность. Самое слово это видится мне голубоватым. Даже в церковной песне –
Христос рождается – славите!
Христос с небес – срящите! –
Слышится хруст морозный.
Синеватый рассвет белеет. Снежное крУжево деревьев легко. Как воздух. Плавает гул церковный, и в этом морозном гуле шаром всплывает солнце. Пламенное оно, густое, больше обыкновенного: солнце на Рождество. Выплывает огнём за садом. Сад – в глубоком снегу, светлеет, голубеет. Вот побежало по верхушкам; иней зарозовел; розово зачернели галочки, проснулись; брызнуло розоватой пылью, берёзы позлатились, и огненно-золотые пятна пали на белый снег!
Вот оно утро Праздника, - Рождество».
Иван Сергеевич Шмелёв «Лето Господне»
С Новым годом вас, ребята! С Рождеством Христовым! Весёлых и здоровых каникул вам! Читайте больше. Спрашивайте чаще и больше. Донимайте взрослых вопросами чаще и больше. Пусть на все ваши «почему?» у вас будут ответы.
Через две недели мы с вами встретимся.
До свидания!
Книги для чтения на каникулах
1. И. А. Бунин «Антоновские яблоки», любое издание.
2. И. А. Бунин «Жизнь Арсеньева», любое издание.
3. С. Т. Аксаков «Детские годы Багрова-внука», глава «Пребывание Багрова
без отца и матери», любое издание.
4. Е.Н. Водовозова «История одного детства», С-Петербург, издательство
«Веско», 1992год.
5. Л. А. Чарская «Записки маленькой гимназистки», М. изд. «Дом»,1991 год.
6. Н. Г. Гарин-Михайловский «Детство Тёмы», любое издание.
7. А. Н. Толстой «Детство Никиты», любое издание.
8. Л.Н. Толстой «Детство. Отрочество. Юность», любое издание.
9. М.М. Пришвин «Охотничьи рассказы», любое издание.
Книги для родителей
1. В. О. Ключевский «Сочинения в 9 томах», т. 6, «Специальные курсы» -
«История сословий России, лекции 1 - 22, любое издание.
2. Е. А. Анисимов «Время петровских реформ», Лениздат, 1989 год, гл.
«Произведение подданного всероссийского народа».
3. А. П. Керн «Воспоминания. Дневники. Переписка», гл. «Из воспоминаний
о моём детстве», М. изд. «Правда», 1989 год.
4. М. А. Гордин «Владислав Озеров», ч.1 «Дворянское воспитание»,
изд. «Искусство», 1991 год.
5. В. О. Михневич «Русская женщина XVIII столетия». М. «Панорама» 1990 г.
6. А. П.Башуцкий «Няня», в книге «Русский очерк, 40 – 50 годы XIX века»,
М. изд. «Московский университет», 1986 год.
3. Крестьянские дети
День одиннадцатый
Однажды в студеную зимнюю пору
Я из лесу вышел; был сильный мороз.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Лошадка, везущая хворосту воз.
И шествуя важно, в спокойствии чинном,
Лошадку ведёт под уздцы мужичок
В больших сапогах, в полушубке овчинном,
В больших рукавицах… а сам с ноготок!
«Здорово, парнище!» - Ступай себе мимо! –
«Уж больно ты грозен, как я погляжу!
Откуда дровишки?» - Из лесу, вестимо!
Отец, слышишь, рубит, а я отвожу.
(В лесу раздавался топор дровосека.)
«А что, у отца-то большая семья?»
- Семья-то большая, да два человека
Всего мужиков-то: отец мой, да я… -
«Так вон оно что! А как звать тебя?» - «Власом. –
«А кой тебе годик?» - Шестой миновал…
Ну, мёртвая! – крикнул малюточка басом,
Рванул под уздцы и быстрей зашагал.
Н. А. Некрасов
Ах, как быстро проходят каникулы! Как недолги праздники! Вот и Новый год прошёл с ёлкой и карнавалом возле неё, где Таня была «дворянкой», в пышном длинном розовом платье, в чепчике, в длинных перчатках (почти по локоть!) с веером в руке. «Это было здорово!» - говорил Серёжа, но сам «дворянином» не захотел быть.
Прошло Рождество Христово. Рождество Таня и Серёжа встречали на селе, у бабушки, к которой поехали сразу после Нового года, на все каникулы. Как было интересно в деревне! Дети другими глазами смотрели на сельскую жизнь. Таня всё допытывалась у бабушки: «Где здесь усадьба помещика? А кто сейчас барин?» Бабушка отвечала, как могла: показывала коттедж бывшего директора совхоза и говорила: «Да вот они, все здесь». Серёжа разъяснял Тане её наивные вопросы и незло смеялся над нею.
В канун Рождества, в сочельник, бабушка сказала, что раньше в этот день до появления вечерней звезды не ели. И Таня решила, что она тоже не будет есть до вечерней звезды; и сначала весело, а потом уже и с грустью ждала вечера: когда же появится эта звезда? И откуда? Наверное, оттуда, откуда появляется солнце? Бабушка пожалела Таню и накормила её до восхода звезды. А Серёжа выдержал, и ел вместе со всеми кутьЮ: сладкую рисовую кашу с изюмом.
А вечером на селе начались колЯдки: по селу ходили рЯженые, одетые в вывернутые наизнанку шубы парни и девчата с разрисованными лицами; они гремели сковородами и пустыми кастрюлями, пели и плясали и говорили стихами. А потом требовали «пирожок или каши горшок». Дедушка налил парням по рюмке вина, а бабушка угостила всех шанежками. Было очень интересно! Как в Новый год.
Бабушка рассказывала внукам о колЯдках, об обычаях деревенских жителей, и Тане с Серёжей было интересно слушать об этом.
Днём ребята катались на санках с горок или устраивали гонки по льду замёрзшей реки.
Но всему приходит конец: кончились и каникулы. Папа вёз ребят домой и они наперебой делились своими впечатлениями. Дома Таня и Серёжа обнялись и расцеловались с мамой, а Сява поприветствовал ребят в своём новом звании: «Сява – двор-рянин! Сява – хор-роший!» Нескромно, конечно с его стороны, но что взять с попугая: попугай, он и есть попугай, даже если волнистый и зелёный.
…После праздничного ужина («В честь приезда детей», - объяснила мама), во время которого ни Серёжа, ни Таня нисколько не соблюдали правил «юности честного зерцала», (взахлёб, наперебой, с полными ртами делились своими впечатлениями); после того, как умиротворённо и уютно все расположились в комнате, Таня, зевнув, сказала отцу:
- Расскажи о крестьянах.
- Ты засыпАешь уже, - улыбнулся папа.
- Нет, я буду слушать.
- А я пойду погуляю, - решил Серёжа.
- Посиди дома, успеешь встретиться с друзьями: завтра ещё день, - разгадала его замысел мама.
- Ну, мам!
- Мы сколько вас не видели? Соскучились. С нами поговорите. Я вам ванну приготовлю, - уговаривала мама. – Шампунь купила, который глаза не ест…
- Папа рассказывай, - закончила спор Таня. – Я уже спать не хочу. – И добавила: - В ванную я пойду первая.
- Ну, и иди! – буркнул Серёжа, поднялся и ушёл в детскую.
Мама – за ним.
- Обиделся, - сказал папа. – Ты уж ему уступи, Тань, а?
- Ладно, ладно, - быстро согласилась Таня. – Ну, пап! Бояре – друзья князя, дворяне – слуги царя. Это понятно.
- Минуточку, красавица! – возразил папа. - Бояре - не всегда друзья князя, они и врагами были не однажды.
- Ладно, ладно, - опять быстро согласилась Таня. – Рабочие – потому что работают, крестьяне потому что… почему? Потому, что крестятся? Крестик носят? Почему? У бабушки есть крестик, - выпалила Таня .
Папа улыбнулся.
- Ох, Танечка! Ну, ладно, слушай.
И в это время в дверях появился Серёжа. Он хитро улыбался и держал руки за спиной.
- В какой руке? – спросил он.
Таня быстро сообразила, что в руках у Серёжи что-то.
- В этой, в правой, - решила Таня и показала на левую руку Серёжи.
Серёжа поднял обе руки вверх: в каждой было по шариковой ручке.
- Дай! – потребовала Таня.
Серёжа отдал ей одну ручку.
- И твою, - потребовала Таня.
Серёжа отдал вторую ручку. Таня сравнила.
- Так они – одинаковые, - разочарованно сказала она.
- Конечно, - сказал Серёжа.
- А зачем разыгрывал?
- Чтоб интересней было.
Таня сползла с дивана, подошла к дверям и крикнула в пространство коридора:
- Спасибо!
Она вернулась на диван, взглянула на ручку, зажала её в кулаке и прислонилась к отцу.
- Кто такие крестьяне? У бабушки крестик – беленький. Маленький такой.
Серёжа тоже уселся на диван и щёлкнул кнопкой авторучки.
- Когда-то, давным-давно, наши предки славяне жили по берегам рек. Рядом были леса, луга и большие безлесые пространства земли – степи. Славяне охотились на зверей, ловили рыбу, занимались скотоводством и выращивали зерно. Зерно называли жИтом. Правда, похоже на слово «жизнь»? Жизнь – жИто.
Папа посмотрел на ребят.
- Жизнь, жИто, - повторила Таня. – Да.
- ЖИто и было главным продовольствием славян. Излишки жИта продавали или обменивали на другие товары.
- Зерно мелют в муку и делают хлеб, - сказал Серёжа.
- Совершенно верно. Булочки на деревьях не растут, - улыбнулся папа.
- Жито – это хлеб, - продолжил свою мудрую мысль Серёжа, - а хлеб – это жизнь.
- Ма – ла – дец! – искренне восхитился папа.
Серёжа покраснел. Он всегда краснел, когда его хвалили.
- Так и бабушка говорила, - зачем-то оправдывался он.
- Когда крошки сметала со стола, - вспомнила Таня.
- В ладошку, - добавил Серёжа.
- Молодцы, - ещё раз сказал папа. – Даже сейчас, по-моему, на колядках говорят: «Дай, бог, жИто, пшеницу и всякую пашницу!».
- А что такое пашнИца?
- Всё, что вырастает на пашне. Поэтому земледельца называли ещё и пАхарем, человеком, который пАшет.
- Земледелец, пахарь, крестьянин, - мудрость Серёжина не иссякала.
- Но почему – «крестьянин»? – не унималась Таня.
- На фрацузском языке слово «крестьянин» произносится как «пейзАн». А вид местности, часть природы, которую человек охватывает взглядом, произносится по-французски как «пейзаж». Знакомое слово?
Дети кивнули головами.
- И слово «пейзан» с французского можно переводить, как «человек природы». И у славян земледелец – тоже человек природы. Но называется «крестьянином».
- Но почему?! – не унималась Таня.
- Я точно не знаю, Танечка. По всей вероятности земледельцев так стали называть после крещения их. Когда они приняли христианскую веру. Веру в Христа, в Иисуса Христа. При принятии христианства людей крестят. Они проходят через обряд крещения и получают крестик.
- Что, и бабушка тоже прошла через…через…
- Прошла, прошла, - рассмеялся папа. – Бабушка у нас крещёная.
- Христос, крещение, крестьянин, - продолжал мудрствовать Серёжа.
Папа и Таня внимательно посмотрели на Серёжу. Серёжа смутился и щёлкнул кнопкой авторучки:
- Что?
- Ну, Серёжа! Ну, молодец! Как точно мыслить стал после каникул. Отдохнул, значит. А что касается крестьян, то так они стали называться на Руси с четырнадцатого века. А крещение Русь приняла аж в 980 году. Вот так. Итак, кто же такой крестьянин? Напрягись, Серёжа!
- Земледелец, который живёт в деревне, - очень просто ответил Серёжа.
- Ванна готова, - появилась мама. – Кто первый?
- Серёжа, - сказала Таня.
- Таня, - сказал Серёжа.
- Иди, Татьяна. Серёжа сегодня просто на высоте, - сказал папа и взъерошил сыну волосы.
…После ванны Таня, розовенькая, с мокрыми волосами, в махровой простыне, появилась в детской на руках мамы.. Мама уложила Таню в кровать, высушила ей феном волосы и красавица потребовала к себе папу.
- Я не буду сегодня укладывать куклу, - сказала она, - я сама укуклилась. Папа расскажи ещё что-нибудь, а я усну.
- О крестьянах?
- О крестьянах.
- Во времена давние, прошлые не было на земле человека важнее крестьянина-земледельца. Он выращивал хлеб для всех: для царя, для бояр, для дворян, для чиновников и купцов – для всех; он и налоги платил за всех. Налоги назывались – пОдати. Ни бояре, ни дворяне, ни чиновники со священниками пОдатей не платили. Только крестьяне пополняли государеву казну. Крестьяне-мужики и на войне были главными солдатами. Вот и получается, что крестьянин был самым важным человеком в государстве. Он кормил и защищал всех остальных. А крестьянина не было бы без земли. Она, земля, всех кормила и поила. Потому и называл крестьянин землю – матушкой: мать-земля. От неё, от земли кормилась вся живность у него во дворе: лошади, коровы, птица всякая. И сам он, выращивая хлеб и овощи, кормился от земли.
Папа посмотрел на Таню.
- Дальше, - сказала Таня, - не открывая глаз.
- Сейчас, - сказал папа, вышел из комнаты и тот час же вернулся с книгой в руках. – Алексей Васильевич Кольцов, поэт, который может быть, лучше других русских поэтов понимал красоту земледельческого труда. Я прочту стихи, которые называются «Песня пахаря». Это вместо колыбельной тебе.
Ну! Тащися, сивка,
Пашней десятинной,
Выбелим железо
О сырую землю.
Красавица зорька
В небе разгорелась,
Из большого леса
Солнышко выходит.
Весело на пашне.
Ну, тащися, сивка!
Я сам-друг с тобою,
Слуга и хозяин.
Весело я лажу
Борону и сОху,
Телегу готовлю,
Зёрна насыпаю.
Весело гляжу я
На гумно и скирды,
Молочу и вею…
Ну! Тащися, сивка!
Пашенку мы рано
С сивкою распашем,
Зёрнышку готовим
Колыбель святую.
Его вспОит, вскОрмит
Мать-земля сырая,
Выйдет в поле травка –
Ну! Тащися, сивка!
Выйдет в поле травка –
Вырастет и колос,
Станет петь, рядиться
В золотые ткани.
Заблестит наш серп здесь,
Зазвенят здесь косы;
Сладок будет отдых
На снопах тяжёлых!
Ну! Тащися, сивка!
Накормлю досыта,
Напою водою,
Водой ключевою.
С тихою молитвой
Я вспашу, посею.
Уроди мне, боже,
Хлеб – моё богатство!
Ребята!
Вот и закончились зимние каникулы у Тани с Серёжей. Первый вечер после каникул они провели с родителями: делились впечатлениями. У них появился интерес к крестьянам.
Ребята, ответьте, пожалуйста, на вопросы:
1. Где провели вы зимние каникулы? Что делали? Чем занимались?
2. Был ли кто из вас за городом? Видели ли вы зимний лес? Что вам нравится
в природе зимой?
3. Кто такие крестьяне? Где живут? Чем занимаются?
4. Есть ли у вас родственники в деревне?
5. Расскажите, чем они занимаются? Какие животные есть у них в
хозяйстве.
День двенадцатый
Следующий день был последним днём каникул. Завтра начинаются занятия в школе. И, конечно, Таня и Серёжа готовятся к этому: собирают тетради, Учебники, писменные принадлежности. Мама гладит детям школьную одежду.
Короток зимний день. Мама отпустила детей погулять: «Идите, поморозьтесь». Дети сходили, «поморозились» и вернулись раскрасневшимися и голодными. Обед ещё не был готов и дети с отцом расположились на своём обычном месте: на диване. Разговор идёт спокойный, торопиться некуда.
- Мы-то с вами в кои веки выберемся на природу: на речку, на озеро или в лес. Я уж не говорю о поле: нам там, вроде бы, и делать нечего. Не только зимой, но и летом. А крестьянин круглый год живёт на природе, вышел за ограду – и вот оно: и лес, и поле, и река. Сейчас крестьянин в магазине может купить себе необходимые вещи. А раньше всё, или почти всё, делал своими руками: и одежду, и обувь. И дом строил своими руками – сам. А земля-кормилица давала ему всё: поле – овощи и хлеб, лес – мясо и мех, луг – корм, пищу для домашних животных.
- Здорово! – сказала Таня. – А нам всё покупать.
Серёжа хмыкнул:
- А крестьянин, что: бесплатно?
- Конечно, - сказала Таня.
- Нет, нет, Танечка, - возразил папа, - за всё надо было платить своим трудом. Ведь не зря появилась пословица: «Без труда – не вынешь рыбку из пруда». Лиса не принесёт охотнику свою шкуру: «На, охотник, тебе на воротник», нет. Лису надо выследить, знать её повадки, привычки. Жито не потечёт в амбар зерном: «На, пахарь, кормись!», нет уж! Поле надо вспахать, зерно посеять, уберечь от непогоды – вырастить, убрать и сохранить. Надо заготовить корма домашним животным: скосить траву, высушить её, собрать и сохранить. И эти все работы делались силами одной семьи. А дома сколько работы: прясть, ткать, плести! У нашей мамы нет таких забот, а она всё равно чем-то постоянно занята. А у неё всё хозяйство – это мы с вами. А вспомните бабушку с дедушкой: много ли они сидят сложа руки?
- Пищу готовит бабушка – людям и животным, - сказал Серёжа. – А дедушка за коровой и поросёнком ухаживает.
- И баню топит, - вспомнила Таня.
- И снег убирает, - добавил Серёжа.
- Вы ещё спите, а дедушка уже встал, принёс дров, затопил печь, греет воду. Для чего? Чтобы корм для домашних животных был тёплым. А бабушка чистит картошку, замесила тесто для шанежек. Бабушка печёт булочки, а дедушка пошёл убирать снег, который нападал ночью. Вон сколько только утренних дел. А у крестьян прошлых веков и зимой было больше дел, чем сегодня у наших бабушек и дедушек. Семьи были большие, по десять-двенадцать человек. Домашних животных тоже было гораздо больше. А это значит, что и пищи для всех нужно было готовить гораздо больше, а, значит, труда и времени на это уходило гораздо больше. А в свободное время нужно было ещё и лапти плести, корзины, лукошки, инвентарь ремонтировать, чтобы он был готов к весне. Да ещё за дровами в лес по снегу ездить. Помните: мужичок с ноготок, Влас?
- Однажды в студеную зимнюю пору, - процитировал Серёжа.
- «Откуда дровишки?» - «Из лесу, вестимо. Отец, слышишь, рубит, а я отвожу», - вспомнил другие строчки папа. – Это была только мужская работа. А сколько ещё женской? Теребить лён и коноплю, готовить их к прядению. Затем прясть пряжу и из конопли, и из льна, и из овечьей шерсти.
- Прясть – это делать нитки?
- Да. Спрясть, смотать в клубки. Из шерстяных ниток связать варежки, носки, свитера. Из льняных ниток нужно ещё соткать холст, из которого можно будет шить и одежду, и бельё; полотенца, скатерти и т. д. И это только часть работы зимой. А летом работы ещё больше.
- Вот, это да! – сказала Таня. – Ужас! («Ужас» - так мама говорит.)
- Вот чем платит крестьянин: своим ежедневным трудом. Круглый год, - закончил папа.
- А почему летом больше работы? – спросил Серёжа. – Вспахал, посеял и жди урожая.
- Нет, нет. Нужно точно по погоде выбрать время вспашки. Иначе не будет хорошего урожая. А для этого нужно из года в год наблюдать за погодой, делать приметы, чтобы не ошибиться со временем вспашки. В сырую почву посеешь – сорняков будет много, в холодную – семена погибнут. А подойдёт время вспашки – вспахать и посеять нужно быстро. А потому работа – от зари до зари, с раннего утра до позднего вечера, да в полную силу. А поле ведь не такое, как у нас садовый участок, а раз в сто больше.
- Ого-го! – опять удивилась Таня. – Как все наши сады?
- Наверное. Пройдёт пора посева – а тут и время траву косить. И много ведь надо её. И снова тяжёлая физическая работа. Потом навоз на поля вывозить, как удобрение. А там и хлеб созрел. И опять – ни сна, ни отдыха: во время убрать и просушить. Перестоит в поле хлеб – зёрна станут в землю падать, пропал урожай. А ты говоришь, посеял и жди.
Папа встал, подошёл к полке с книгами. Поискал глазами и вытащил том Г. И. Успенского «Избранные сочинения».
- Таня, узнай: если обед не готов, то я вам прочту кое-что о крестьянских терзаниях.
- Читай, пап. Мама позовёт, когда будет обед готов, - заметил Серёжа.
- И то верно, - согласился папа. – Глеб Иванович Успенский много писал о крестьянах и о крестьянском труде. Я прочту вам небольшой отрывок. Автор, приезжая в деревню, каждый год останавливался у крестьянина по имени Иван Ермолаевич. И вот однажды автор привозит из столицы барометр, прибор, который указывает на возможные перемены в погоде. Читаю.
«Узнав, что эта медная посуда будет показывать погоду, что стрелка, которая ходит под стеклом, указывает и дождь, и сушь, и ветер, Иван Ермолаевич заинтересовался. Слушая меня он говорил многозначительно: «А-а-а-а… Хорошо… Это ничего… Надыть попытать его.!.. Ничего…» Штука эта, которой он немедленно дал название «календарь», пришлась ему по вкусу., как вещь нужная в хозяйстве. До знакомства с этим календарём Иван Ермолаевич узнавал погоду – вещь для него весьма важную – по множеству собственных наблюдений и примет.
- Что то, - говорил он, например, в ясный летний день, - боюсь я , как бы дождя не было?
- Да почему же, день ведь ясный, ни тучки, ни облачка?
- В ушах что-то шумит… Вот чего я опасаюсь… Как ежели округ ушей в этакой-то день начнёт шуршать, шелестеть – уж это нехорошая примета…
Практиковался им ещё и другой способ, другая система.
- Какой у нас нОнича месяц идёт? – спросит, бывало, Иван Ермолаевич, - актяб?
- Какой октябрь – июль…
- Я их, месяцев-то, не знаю как их прозывать-то… Много ведь их… А вот в котором месяце крещенье, этот месяц как называется?
- Январь.
- Ну, вот видишь, теперь надо смотреть так: январь должен стоять против нонешнего месяца… Какой ноне месяц?»
- Пап, это как: «должен стоять против»? – спросил Серёжа.
Иван Ермолаевич, наверное, рассуждает так: середина зимы – какой месяц? Январь. Середина лета – июль. Зима противоположна лету, противостоит лету. Значит: январь стоит против июля.
- Февраль - против августа, март – против сентября, - подхватил Серёжа.\ - Наверное, так.
- «… Какой ноне месяц?
- Июль, июль, Иван Ермрлаевич!
Ну, январь стоит против июля, вот и надо помнить погоду… которое сегодня число?
Сегодня шестое…
- а крещенье в кое число?
- Тоже шестого».
- Сочельник шестого, - вспомнила Таня, - Колядки. Потом Рождество.
- Таня, ты забыла: летоисчисление, календарь в XIX веке вёлся по старому стилю. Если по старому стилю – шестое января, то по новому какое?
- Двадцать четвёртое декабря, - подумав, сказал Серёжа.
Таня ещё не умела так быстро считать.
- Нет. Чтобы определить число по новому стилю, надо к числу по старому стилю прибавить тринадцать дней… И что получается?
- К шести прибавить тринадцать будет девятнадцать. Девятнадцатое января, - посчитал Серёжа.
- Вот именно. Крещение – 19 января. Продолжим рассуждения Ивана Ермолаевича. Как он медленно это делает, не торопясь, основательно. Можно подумать, что он тугодум.
- «Видишь ты. Вот теперь и надо знать… Михайло! - зовёт он работника. – Что, не в примету тебе, шёл снег под крещенье, как мы в Сябринцы хлеб возили?
- Что-то не в примету…»
- «Не в примету» означает: помнишь ли? – пояснил папа.
- «А кажись, что будто как курил снежок – то?
- Н-нет, не припомню.
- Авдотья! – обращается Иван Ермрлаевич к жене, - не в примету тебе, как под крещенье ездили мы с Михайлой, брал я полушубок, али нет?
Авдотья останавливается с ведром в руке и думает. Думает серьёзно и пристально.
- Полушубок? – в глубоком припоминании чего-то переспрашивает она и, вспомнив что-то, говорит. – н-нет, кажись.
Авдотья замолкла, и Михайло замрлк, и Иван Ермолаевич молчит, все вспоминают.
- Чего ты! – вдруг, оживившись вспоминает Авдотья. – Чай, у Стёпиных полушубок-то взял… Вьюга-то к ночи поднялась… Чай, помнишь, как Агафья-то прибегла,ещё тёлка в ту пору… - т.д.
- Так-так-так-так, - твердит Иван Ермолаевич и сам припоминает и тёлку, и Агафью, и ещё что-нибудь.
Наконец и работник присовокупляет какую-нибудь подробность, так что в конце концов канун крещенья, бывший полгода тому назад, восстанавливается в памяти Ивана Ермолаевича, его жены и работника во всей подробности. Весь день накануне крещенья припомнилась не только погода, но и весь обиход дня во всей полноте.
- Ну, стало быть, - заключает это расследование Иван Ермолаевич, - копны-то разваливать (для сушки) погодить надо… Пожалуй, как бы к вечеру не собрались тучки, уж, видно, надобно повременить.
И таким образом копны не разваливались, и делалось это на основании самых точных исследований и наблюдений».
- Вот вам один из примеров наблюдательности крестьян. А сколько их, наблюдений и примет, рассыпано по всем месяцам и дням года? Целая наука. Не будешь знать её – разоришься.
- Обедать! – появилась мама. – Мыть руки и за стол.
Ребята! Пожелаем Тане с Серёжей приятного аппетита, а сами вспомним их беседу с папой.
1. Чем занимались крестьяне летом? О каких работах рассказывал папа?
2. Чем занимались крестьяне зимой?
3. Почему землю называют кормилицей?
4. Почему дорог хлеб для крестьянина?
5. Чем заняты ваши родители зимой и чем заняты летом?
…На зимний день быстро надвинулся вечер. И хотя с конца декабря день стал понемногу увеличиваться, «солнце повернуло к лету», глаза не замечали изменений. А поэтому в определённое время, в определённый час дети лежали в постели и ждали очередного рассказа папы. Куклу свою Таня уже «уложила спать» и попрощалась с Сявой-дворянином.
Папа подсел к Тане на кровать и сказал:
- Помните, днём я вам говорил о том, что после посева удобряли поля навозом. Не те, которые были засеяны, а те, которые были свободны от посева. Там земля «отдыхала», говорили крестьяне. Она была вспахана и называлась «парЫ», от слова «пар». Так вот: между временем посева и сенокосом был промежуток времени, когда крестьяне удобряли свои поля. Работа эта тяжёлая, требует много людей и телег. Поэтому крестьяне каждому поочерёдно возили на поля навоз. «Всем миром» - так говорили раньше. И называлась эта общая работа – «пОмочи». Люди оказывали дру другу помощь. Вот рассказ Сергея Семёнова, писателя XIX века, как раз об этом. Рассказ называется «Первый трудный день».
«- Эй, Катерина! – послышался у нас за окном голос одного нашего деревенского мужика, -подойди-ка сюда, у меня к тебе слово есть.
Моя мать сидела у стола и шила мне рубашку. Когда её позвали, она бросила шитьё и подошла к окну.
- Что такое?
- Пашковский Никита велел тебе приезжать навоз возить.
- Когда?
- Послезавтра.
- Ладно… Спаси, Христос, что сказал».
- А почему тётя говорит: «Спаси Христос»? – спросила Таня.
- А как бы ты отблагодарила?
- Спасибо, что сказал.
- Наверное, слово «спасибо» происходит от двух слов: «спаси бог». Так раньше благодарили: пусть тебе бог будет спасителем, спасёт тебя от беды за хорошую весть или за хорошее дело. Спаси бог. А бога как зовут?
- Христос.
- Значит, можно благодарить и так, как благодарит Катерина: «Спаси, Христос, что сказал».
«Мужик ушёл, а мать вернулась на своё место и принялась опять за шитьё. Я лежал в это время на коннике».
- «Конник» - это лавка для сна, вместо кровати.
«Когда мать села, я вскочил со своего места и подбежал к ней.
- Мама, зачем нам навоз возить?
- В Отвоз. Мы повозим, а там к нам приедут; так другу другу и пособим.
Я вспомнил, что при этой работе бывают нужны и ребятишки.
- И я с тобой поеду? – спросил я.
- Что тебе там делать?
- Буду лошадь водить…
Мать поглядела на меня лучистым взглядом и радостно засмеялась:
- Ах, ты карапуз! Тебе и до повода-то не достать.
- Достану, ей-богу, достану! – поспешил уверить я.
Но мать не обращала внимания на мою уверенность. И, откусывая нитку, проговорила:
- Будет не дело говорить-то!
А потом задумалась и с досадой проговорила:
- Ну, ладно, поедем…
Мне в то время шёл девятый год. Я ещё ни разу заправски не подводил лошадь на работе, и мне очень этого хотелось. Когда мать сказала, что возьмёт меня в Пашково, у меня закружилась голова, и я весь день ходил как в чаду. То же было и на другой день. Мать справляла, и я не отставал от неё, помогал ей закручивать закрУтни…»
- «Закрутня» - это кляп для закрутки конской губы, - пояснил папа. – А почему нужно закручивать конскую губу, я не знаю. Здесь, в пояснении не написано. Вот ведь сколько нам горожанам непонятных мелочей! Дальше.
«…помогал закручивать закрУтни и искал чекУ». ЧекА – это клин, который вставляется в отверстие оси колеса, чтобы при движении колесо не соскочило. Можно сказать, что чекА закрепляет колесо. Вот ведь сколько уже знал девятилетний крестьянский мальчик!
«Когда день прошёл, мать сказала мне:
- Ложись скорей спать, а то завтра рано вставать!
Я лёг, но мне не скоро удалось уснуть: в моей голове бродили думы о завтрашнем дне и я никак не мог от них отделаться.
Наступил и этот день. Ещё куры сидели на насесте, а мать нагнулась ко мне и стала тормошить меня:
- Ермошка! Ермошка! Вставай, поедем!
Я слышал, что меня будят, но мне не хотелось вставать.
- Да поезжай одна, пусть спит себе на здоровье, - раздался другой голос.
Это говорила бабушка. Только она это проговорила, сонный туман в моей голове рассеялся, я сообразил зачем меня поднимают, и, как ванька-встанька, вспрыгнул на ноги и пошёл умываться.
Я вышел за матерью из избы, у двора стоял запряжённый в телегу наш Карька (имя лошади) и дремал. Мы влезли на телегу и мать дёрнула вожжой.
Одно за другим мы оставили за собой полевое болото, холодный овраг, в котором было очень холодно от росы. Роса белела везде, как молоко, трава была подёрнута ею, как туманом, головки цветов от неё казались седыми. Когда мы въехали в рощу, то с деревьев роса падала каплями.
В лесу около дороги торчали грибы, кое-где, как искорки, краснели ягоды, поднимал свои махры ствольник, из которого мы делали дудки.
Солнце ещё не всходило, но там, где оно должно было всходить, небо было алое.
Проехали лес. Перед нашими глазами сначала открылось пашковское паровое поле, куда будут возить навоз, потом и само Пашково. Мать подогнала Карьку; но старый Карька только вильнул хвостом.
Когда мы подъехали ко двору дяди Никиты, он выводил лошадь с нарытым навозом. Увидев нас, он широко улыбнулся и воскликнул:
- А-а! Милости просим! Ника, сам-друг? Это хорошо!
- Как же, - улыбаясь проговорила мать, - работник вырос, не дома же его держать. Пусть едет матери подсоблять.
- Что же, сам поохотился? (Т. е. сам захотел)
- Сам.
- Молодец! Вот примечай, какая у нас другая лошадь. Встречаться-то будешь вот с этой тёткой – узнАешь?
Я глянул на лошадь и на молодую бабу с подоткнутым подолом – срывальщицу и сказал:
- УзнАю».
- Срывальщица сбрасывает навоз с телеги на поле, - пояснил папа. – Мальчику будут здесь нагружать телегу. А он на ней отправится в поле. А на встречу ему с поля будет возвращаться пустая телега с этой тёткой. И тётку эту надо узнать. Мальчик Ермошка пересядет в телегу тётки и вернётся за навозом. А тётка повезёт навоз в поле. Понятно?
- Понятно, - сказал один Серёжа.
А Таня промолчала.
«Мать ушла во двор, меня, как только сел, охватила дремота. Я силился бороться с нею, но глаза у меня слипались и ко сну тянуло, как камнем в воду. Я приткнулся в углу и заснул.
- Вот так работник, уж спит! – раздался над моим ухом голос.
Я открыл глаза – передо мной стоял дядя Никита. Он вывел со двора нарытый воз, и, остановившись, глядел на меня.
- Ну, брат, поведём воз. Я тебе на первый раз покажу куда, а там уж один будешь.
Мы повезли воз. Из каждого двора выезжали возы. Приезжие были нарядные, на некоторых лошадях красовалась хорошая сбруя, позвонки».
- «Сбруя» и «позвонки» - это часть упряжи лошади, - пояснил папа.
«Возы, скрипя, тянулись к одному концу деревни. У выезда собрался целый обоз. Дело делалось большое и важное, и, держа за повод лошадь, я с гордостью подумывал про себя, что и спица в этой колеснице.
За деревней мы встретились со срывальщицей.
Срывальщица взяла у нас лошадь с возом, мы сели в пустую телегу. Дядя Никита показал мне, как садится и как править лошадью.
- Главное – не зевай. А как зазеваешься – либо колесом зацепишь, либо в тын (забор или плетень) угодишь.
Совсем незаметно подошло время обеда. Перед обедом выпрягли лошадей и отвели их в стадо. Жена дяди Никиты, тётя Марфа, нарезала селёдок, натолкла луку, поставила на стол кисель, и все сели обедать. Мне редко приходилось есть так сладко, всё мне казалось таким вкусным.
Большие после обеда легли отдыхать, а мне дядя Никита сказал:
- Ну, а ты тоже на боковую, аль побегаешь? Поди пока в огород: там крыжовник есть, нарви себе да пройди в стадо, лошадей посмотри.
Нарвавши полный карман зелёного крыжовника, который хрустел на зубах и вязал во рту, я побежал в стадо. Стадо было одно лошадиное. Коровы в это время были дома.
Лошади ходили по густой и сочной траве. Было жарко. Кругом лошадей носились слепни, садились на них, лошади отмахивались от них хвостами. Ребята, которые стерегли лошадей, сидели в кучке поодаль и что-то разговаривали. Я решил подойти к ним и примкнуть к кучке; но только я подошёл, один мальчик спросил меня:
- Мальчик, ты чей? У кого подводишь?
- У дяди Никиты.
- Под телегу не попал ещё?
- Ни разу.
- Молодец! Вот тебе за это.
Мальчик ударил меня по спине, другие ребятишки захохотали. Мне стало обидно, и я хотел дать ему сдачи, но мальчик был большой, мне с ним не справиться бы, и я ему спустил. Другой мальчик – чёрненький, в кумачовой красной рубашке и белом картузе (кепке) – сказал:
- Ну, за что ты его? Не тронь! Он умный… Дай-ка мне картуз. – И он, не дожидаясь, стащил с моей головы картуз и спросил: - Он слушает тебя?
- Нет, - сказал я, не понимая, к чему он это спрашивает.
- Нет, так зачем же ты такой носишь? Дай-ка я его закину.
И он размахнулся, собираясь закинуть картуз. Я понял, что попал впросак, и захотел поправиться.
- Слушается! – поспешил крикнуть я.
- Коли слушается, то позови его: он к тебе сам придёт.
Мальчик далеко кинул мой картуз, я побежал за ним.
Но вот опять заскрипели возы, загремели порожние телеги.
Я водил то одну, то другую лошадь и чувствовал, что у меня сильно жгло подошвы от ходьбы по жёсткой земле, а от вожжей драло ладони.
Кончился день. Нашей лошади поставили корзину травы, а нас посадили ужинать. Опять ели лук, селёдку, кашу с постным маслом. Ели, как и в обед, с большим удовольствием. Дядя Никита, должно быть шутя, проговорил:
- Ты не езди домой-то, ночуй здесь, а завтра ещё у кого поводишь.
- Он завтра опять приедет, - ответила за меня мать.
Мы сели в телегу и поехали.
Уж смеркалось. Мне делалось тяжелее и тяжелее. Уж трудно становилось сидеть, хотелось к чему-нибудь привалиться, но телега была жёсткая. Я поневоле сидел, и предо мною начал проноситься весь сегодняшний день – всё, что я видел, что слышал. Потом я привалился к матери и закрыл глаза, но, закрывши глаза, я всё равно видел возы с навозом и порожние телеги. Вон мальчик настёгивает лошадь, и лошадь скачет быстро и где-то скрывается… Вот дядя Никита; он держит на плече вилы, на вилах – мой картуз, а в картузе лук, да зелёный-зелёный. Кругом кто-то насыпал крыжовнику, по нём ходят, и он хрустит… А вот рукомойник, в нём плавает селёдка, брюхо у неё разрезано, но она живая, она шевелит жабрами и пьёт воду».
- Он, что заболел? – вдруг спросила Таня.
- А я думал, что ты уже спишь, - сказал папа. – Слушай дальше – узнаешь.
«Кто же это её пустил? Завтра надо будет пустить её в речку; пойду купаться и пущу.
Что мне представлялось ещё, я уже не помню. После мать говорила, что она замертво стащила меня с телеги и унесла на постель. Я проспал до полудня, но и со сном не прошла моя усталость».
- А вам до полудня спать не придётся, - сказал папа. – Поэтому все вопросы – завтра. А сейчас – спокойной ночи.
Ребята!
1. Как вы думаете, почему мальчик Ермошка захотел поехать вместе с мамой? Найдите объяснение в тексте рассказа.
2. На кого из героев из героев стихов или рассказов о детях похож Ермошка?
3. Что умел делать Ермошка в свои девять лет?
4. Что умеете делать вы? Как вы помогаете взрослым?
5. Почему мама взяла с собой Ермошку?
6. Что вам показалось странным в рассказе? Что есть в рассказе, а в нашей жизни уже нет?
День тринадцатый
Ребята вернулись из школы, переоделись, проверили содержимое кастрюль и холодильника и решили, чем будут обедать. Пока разогревалась пища и Серёжа резал хлеб, Таня сменила воду в поилке Сявы, за что тот поблагодарил Таню:
- Сява – хороший! Сява – дворянин!
Таня накрыла на стол и сказала Серёже:
- Ешь молча.
- Приятного аппетита, - ответил на это Серёжа и ребята приступили к обеду.
Оба молчали.
- А я пятёрку получила, - не выдержала Таня.
Серёжа молчал.
- Я больше не хочу, - Таня отодвинула тарелку.
- Доедай, - сказал Серёжа, - пища денег стоит.
- А я не хочу! Молоко выпью и всё!
- В другой раз не жадничай: накладывай столько, сколько съешь.
- Я думала, что съем…
- Лучше потом возьми добавку, - закончил мысль Серёжа.
- Ладно, - смирилась Таня, - я съем, но я не хочу.
После обеда Серёжа объявил:
- Я убираю со стола, а ты моешь посуду.
- Да?! – возмутилась Таня. – Посуды вон сколько!
- Мыть посуду – женское дело.
- А почему папа моет посуду?
- Потому что маме помогает.
- Вот и ты помоги мне.
- Ладно, помогу, - вздохнул Серёжа.
…Вечером, после обмена новостями папа спросил у детей:
- Ко мне вопросов нет? А то я займусь своими делами.
- Нету, - сказала Таня и спохватилась, - есть! У мальчика, который лошадь водил и устал, не было сестрёнки?
Папа озадаченно потёр переносицу:
- Не знаю. В рассказе об этом не говорится. Но вообще-то в крестьянских семьях было много детей: пять-восемь, а то и десять-двенадцать.
- Ничего себе!
- А как же! Работы в семье много – должно быть и работников много. Радовались, когда в семье было много мальчиков, будущих работников.
- Девочки ведь тоже работали, - обиделась Таня.
- Конечно, Танечка! Но даже если в семье были только мальчики, то они приводили в дом свою жену, когда женились. И в семье появлялись ещё одни женские руки. А вот своих дочерей надо было отдавать в другую семью и с нею, с дочерью, отдавать и приданое – часть нажитого добра. Вы же знаете! Поэтому и крестьяне, и дворяне считали, что девочка в семье – убыток.
- Пап, а крестьяне тоже, как и бояре, рожали детей в банях? – вдруг вспомнила Таня.
- Не крестьяне рожали, - поправил Таню папа, - а крестьянки. Да, тоже – в бане. Но бывало и в дороге, и в поле даже.
- А почему?
- Если в семье не хватало рабочих рук, то крестьянки выезжали работать в поле до самого рождения ребёнка. Так важна была работа в поле. А уж с младенцами многие крестьянки работали. Сделают ребёнку шалашик или в тень положат – и работают. Помню с детства такие стихи:
Она на поле барском жала,
И тихо побрела к снопам;
Не отдохнуть, хоть и устала,
А покормить ребёнка там.
- А зачем она брала ребёнка в поле? – спросил Серёжа. – Ведь были и другие, старшие дети, которые могли побыть с ребёнком.
- Серёжа, а кто бы кормил ребёнка маминым молоком? Только мама. Но самое главное – все работают, что-то делают. Когда поменьше было работы, младенец подрастал, то его могли оставлять со старшей сестрой. Она была вместо няни и кормила младенца из рожка. Это такая первобытная соска. Часто завязывали в марлю или в тряпочку кусочек хлеба и давали ребёнку. А он сосал и жевал такую соску.
- Няня-сестра кормила его и меняла ему пеленки и штанишки? – вспомнила Таня своих пупсов.
- Штанишек у таких маленьких детей не было. Лет до трёх-четырёх почти никакой одежды не было на маленьком ребёнке.
- Он ходил го-лый?! – изумилась Таня.
- Да!
- И зимой?!
- А зимой не выходил из избы и сидел на печи. Да и старшие дети ходили в одних рубашках. И зимой и летом. Замёрзнут – бегут в избу греться. Валенки да тулупчик – один на всех малышей: надевали по очереди. Многие дети заболевали от грязи, недоедания, болезней и умирали. Остальные росли более приспособленными к такой жизни, к таким суровым условиям.
Папа замолчал, подумал о чём-то, подошёл к полкам с книгами.
- Вот, сказал он. – У Дмитрия ГригорОвича – тоже писатель XIX века – есть рассказ: «Антон-горемыка». Об очень бедной крестьянской семье. Антон сам беден, да ещё кормит своего племянника сироту, мальчика лет десяти. Зимой Антон с Ваней, так зовут племянника, ездили в лес за хворостом. Хварост рубили и топили им печь. Возвращаясь домой, Антон разрешил Ване сесть на лошадь. А теперь слушайте.
«Между тем деревня всё ещё не показывалась. Тёмные тучи, сгустившиеся над нею, окутывали её сизой непроницаемой тенью; струйки белого дыма…давали, однако, знать о близости избушек. Прежде всего показалась на пути маленькая кузница с дЮжим кузнецом Вавилою на пороге, который приветливо кивнув Антону головою, вымолвил: «отколе?» и на ответ: «а из осинника, зевнул, перекрестив рот; там показались крестьянские густые огороды. А там потянулось и само село Троскино, расположенное по скату лощины».
- «Лощина» - это широкая долина с пологими склонами, - пояснил папа.
«Толпа чумазых ребятишек, игравших в бабки, стояла на улице подле колодца. Они, казалось, нимало не замечали стужи и ещё менее заботились о том, что барахтались, словно утки, в грязи по колени; между ними находилось несколько девчонок с грудными младенцами на руках».
- Вот тебе, Таня, и няньки-сёстры.
«Семи- или восьмилетние нянюшки дули в кулаки, перескакивали с одной ноги на другую, когда уж чересчур забирал их холод, но всё-таки не покидали весёлого сборища; некоторые из них, свернувшись калачиком под отцовским кожухом (полушубком), молча и неподвижно глядели на игравших.
Проезжая мимо, Ванюшка, начинавший было корчиться от стужи на своей кляче, вдруг вытянулся, приосанился и крикнул, во сколько хватило силёнки: «Эй! Пошли прочь!..ишь лошадь едет…». Толпа дала дорогу, окидывая седока (наездника) завистливыми взглядами. Одна девчонка, рыженькая, курносая, взъерошенная и вдобавок ещё и хромая, пустилась догонять воз, прыгая и вертясь на одной ножке.
- Дядя Антон, дядя Антон, посади на воз! – кричала она. – Посади, голубчик, на воз… золотой, посади, право – ну посади!
- Пошла прочь, - вымолвил Антон, грозя хворостиной, - чего привязалась! Вот я те!..
Девчонка остановилась, дала ему проехать несколько шагов и потом снова поскакала; только теперь, как бы назло, она коверкалась и ломалась несравнимо более, кричала звонче, приступала настойчивее, пока наконец, выбившись из сил, поневоле должна была отказаться от своего преследования, но и тут не упустила случая высунуть Антону язык…»
- Вот так: раздетые, зимой, на улице, - закончил читать папа.
- Ужас! – сказала Таня. Ей всё больше нравилось это мамино слово.
- Ну, не так уж и страшно. Детям всё равно было весело. И потом: зима когда-то кончается. А летом! И рыбалка, и ягоды, и грибы! Не так голодно и совсем уж не холодно.
- А как они всё умели? – спросил Серёжа. - Почему всё умели делать крестьянские мальчишки?
- И девочки – тоже, - заступилась за девочек Таня.
- Когда ты родился, ты тоже ничего не умел. А теперь…совсем другое дело, - ответил Серёже папа.
- И я, - напомнила о равноправии Таня.
- И ты. Дети постепенно научаются тому, что умеют делать старшие. Крестьянские работы и заботы год от года почти не менялись: поле, домашнее хозяйство, огород, ткачество. Вот дети и учились у старших жить. Не будешь знать крестьянского труда – погибнешь, умрёшь. Взрослые давали детям поручение-работу. Сначала – несложную и не трудную: покормить кур, собаку. Или поухаживать за телёнком, жеребёнком: почистить, покормить…
- Здорово! – восхищённо сказал Серёжа. – Нам бы так.
- Ага, жеребёночка на балкон, - остроумно заметила Таня.
- А что? Пожалуйста! Всё лето можете у бабушки ухаживать за телёнком, - предложил папа.
- Мы подумаем, - глубокомысленно произнёс Серёжа.
- Но это же – не всё, телёночек, - сказала Таня. – А вышивать? Прясть?
- Всё – постепенно: и рукоделие, и обработка льна, и другие домашние работы – подрастали и обучались. Девочки - прясть, мальчики - плести лапти да корзины, девочки – шить-вышивать, мальчики – запрягать и боронить. Всё приходило с возрастом, с умением и с природной силой.
- Интересно!
- Где-то у меня была книга, серьёзная – сейчас поищу.
Папа снова отправился к полкам.
- Вот.
Книга была большая, красивая, с картинками и называлась «Мир русской деревни». Папа полистал книгу и нашёл нужное место:
- Слушайте! «Мальчиков начинали приучать к работе с девяти лет. Первые поручения были – летом стеречь лошадей, загонять свою скотину из общего стада во двор, пригонять гусей и т. п. С одинадцати лет обучали садиться верхом на лошадь, в этом же возрасте дети начинали «скородить» - участвовать в бороньбе пашни («скорода» - борона, сельзозинструмент с острыми зубьями для разрыхления земли). Мальчик, правящий лошадью при бороньбе, назывался боронволОк. Достижением возраста боронволкА гордились – и сам мальчик, и семья. «Свой боронволОк дороже чужого работника», - утверждала пословица.
На четырнадцатом году учили пахать, брали на сенокос подгребать сено, поручали водить лошадей в луга. На семнадцатом году подростки учились косить… На восемнадцатом косили траву, рожь, овёс. И только на девятнадцатом году их допускали навивать на возы сено и зерновые: здесь требовалась мужская сила. В это же время учили «отбивать», (острить, точить) косу. На девятнадцатом году парень уже сам мог сеять рожь, овёс, гречиху».
- Что ты всё о мальчиках, - возмутилась Таня. – А девочки?
- И о девочках есть. На одиннадцатом году учили прясть на самопрялке; на тринадцатом – вышивать; шить рубахи и вымачивать холсты – на четырнадцатом; ткать – на пятнадцатом или шестнадцатом; устанавливать самой ткацкий стан – на семнадцатом. Одновременно в 15-16 лет девушка
Училась доить корову; на шестнадцатом году…начинала жать и вязать в снопы рожь. Полной работницей она считалась в восемнадцать лет. К этому времени хорошая невеста… должна была ещё уметь испечь хлеб и стряпать». – Я, думаю, хватит вам на сегодня, - сказал папа. – Подошло время вечерней сказки. Смотрите и готовьтесь ко сну. Потом я, может быть, прочту вам какой-нибудь рассказ из жизни крестьянских детей.
Ребята! Оставим Таню и Серёжу со своими заботами. А тот рассказ, который папа обещал прочитать детям, и я не знаю прочитал он или нет, предлагаю прочитать вам самим.
Лев Николаевич Толстой
За ягодами
1
Возвращались из ночного мужики и ребята.
Тараска Резунов, малый лет двенадцати, обогнал всех и поскакал в гору к деревне. Чёрная собака весело бежала впереди лошадей, оглядываясь на них. Тараска подъехал к избе, привязал лошадей у ворот и вошёл в сЕни(1)
- Эй, вы, заспалися! – закричал он на сестёр и брата, спавших в сенях на дерюжке.
Мать встала уже доить корову.
Ольгушка вскочила, оправляя обеими руками взлохмаченные светлые волосы.
Ребята с вечера собирались за ягодами, и Тараска обещал разбудить сестру и малого, как только вернётся из ночного. Он так и сделал. Мать дала ему кружку молока. Хлеба он сам отрезал себе, уселся за стол и стал есть.
Когда он в одной рубашке пошёл по дороге, дети красными и белыми пятнышками виднелись далеко впереди, на тёмной зелени рощи. Тараска догнал их за большим лесом.
2
Ягодное место было по свезённому(2) лесу. Между сочных молодых кустов выдаваплись места с невысокой травой, в которой зрели и прятались красные ягоды.
Девчонки, перегнувшись вдвое, ягодку за ягодкой выбирали и клали какую похуже в рот, какую получше – в кружку.
- Ольгушка! Сюда иди! Тут беда – сколько!
- Ну, вре(3)! Ау! - -перекликались они, далеко не расходясь, когда заходили в кусты.
Тараска ушёл от них дальше в овраг.
- Грушка!
- Ась!
- А как волк!
- Ну, что ж волк? Ты что ж пужаешь? А я не боюсь, - говорила Груша и, забывшись, клала ягоду за ягодой, и самые лучшие, не только в кружку, а в рот.
- А Тараско-то наш ушёл за овраг. Тараска! Ау!
- Я-о! – отвечал Тараска из-за оврага. – Идите сюда!
- А и то пойдём, там больше.
3
Девчата полезли вниз в овраг и тут, на припёке солнца, сразу напали на полянку, сплошь усыпанную ягодами. Обе молчали, не переставая работать руками и губами.
Вдруг что-то шарахнулось и среди тишины со страшным, как им показалось,, грохотом затрещало по траве и по кустам.
Грушка упала от страха и рассыпала набранные ягоды.
- Мамушка! – завизжала она и заплакала.
- Заяц, это заяц! Тараска! Заяц! Вот он! – кричала Ольгушка, указывая на серо-бурую спинку с ушками, мелькавшую между кустов.
- Ты чего? – обратилась Ольгушка к Грушке, когда заяц скрылся.
- Я думала, волк, страсть, испугалась! – говорит Грушка, заливаясь звонким, как колокольчик хохотом.
4
Солнце уже совсем вышло из-за леса и жарко пекло землю и всё, что было на ней.
- Ольгушка, купаться! – пригласили Ольгу сошедшиеся к ней девочки.
И все большим хороводом отправились с песнями к реке.
Барахтаясь, визжа и болтая ногами, девочки не заметили, как с запада заходила чёрная туча, как солнце стало скрываться и как запахло цветами и берёзовым листом и стало погромыхивать.
Не успели девочки одеться, как пошёл дождь и измочил их до нитки(4).
5
В прилипших к телу и потемневших рубашонках девчонки прибежали домой.
Когда они пообедали, рубашонки уже высохли. Перебрав землянику и уложив её в чашки, они понесли её на дачу.
Вернувшись домой, ОЛьгушка развязала зубами узелок в платке, в котором был завязан двугривенный(5), и отдала его матери. Мать спрятала деньги.
Тараска же, с завтрака пропахавший с отцом картофель, спал в это время в тени густого тёмного дуба.
Пояснения
1. – сЕни – помещение между жилой частью дома, избы и крыльцом.
2. – сведённый лес – вырубленный лес.
3. – «Ну, вре» - не может быть, не верю.
4. – «измочили до нитки» - промочили одежду насквозь.
5. – двугривенный – двадцать копеек.
Ребята!
1. Почему мальчик в крестьянской семье был важнее, дороже, чем девочка.
2. Как вы думаете: почему детям постепенно поручали более трудную
работу?
3. Что должен был уметь делать юноша к восемнадцати годам?
4. Что должна бала уметь делать девушка к восемнадцати годам?
Найдите в тексте ответы.
5. Вам нравится или нет жизнь крестьянских детей? Почему?
Иван Суриков
В ночном
Летний вечер. За лесами
Солнышко уж село;
На краю далёком неба
Зорька заалела;
Но и та потухла. Топот
В поле раздаётся:
То табун коней в ночнОе
По лугам несётся.
Ухватя коней за гриву,
Скачут дети в поле,
То-то радость и веселье
То-то детям воля!
По траве высокой кони
На просторе бродят;
Собралися дети в кучу
Разговор заводят.
Мужички сторожевые
Улеглись за лесом
И заснули… Не шелОхнет
Лес густым навесом
Всё темней, темней и тише…
Смолкли к ночи птицы;
Только нА небе сверкают
Дальние зарницы.
Кой-где звякнет колокольчик,
Фыркнет конь на воле,
Хрупнет ветка, куст – и снова
Всё смолкает в поле.
И на ум приходят детям
Бабушкины сказки:
Вот с метлой несётся ведьма
На ночные пляски;
Вот над лесом мчится леший
С головой косматой,
А по небу, сыпля искры,
Змей летит крылатый;
И какие-то все в белом
Тени в поле ходят…
Детям бОязно – и дети
Огонёк разводят.
И трещат сухие сучья,
Разгораясь жарко,
Освещая тьму ночную
Далеко и ярко.
Как вы знаете, ребята, летом у крестьянина очень много тяжёлой работы. И если бы не было у него лошади, сам он эту работу не смог бы осилить. Поэтому крестьянин дорожил лошадью, оберегал её, заботился о ней. А так как днём лошадь не успевала наесться – занята была работой и мешали ей слепни и оводы – то крестьяне отправляли лошадей пастись ночью. И называлось это: ночнОе.
Обычно в ночнОе отправляли группу детей, которые всю ночь и присматривали за лошадьми. С детьми были и взрослые: один или два человека, на случай, если возникала какая-нибудь трудная ситуация.
Тараска из рассказа Л. Н. Толстого уже бывал в ночнОм. И стихи Ивана Сурикова об этом.
В каком возрасте крестьянские дети ходили в ночнОе? Поищите ответ в рассказах папы.
А ещё, ребята, прочтите пословицы и поговорки о труде. Объясните, как вы их понимаете, или спросите об этом старших.
1. Без труда не вытащишь рыбку из пруда.
2. Всякое уменье трудом даётся.
3. Каков мастер, такова и работа.
4. Какова пряха, такова на ней и рубаха.
5. Любишь кататься, люби и саночки возить.
6. Не привыкай к безделью, учись рукоделью.
А вот пословицы и поговорки о лентяях:
1. Долго спать – добра не видать.
2. Долог день до вечера, коли делать нечего.
3. Не пеняй на соседа, когда спишь до обеда.
4. У ленивой пряхи и для себя нет рубахи.
А как вы понимаете следующие пословицы и поговорки:
1. Каково дерево, таков и клин; каков батька, таков и сын.
2. От лося – лосята, от свиньи – поросята.
3. Яблоко от яблони недалеко падает.
4. Одного поля ягоды.
Если вы какие-то пословицы не понимаете, попросите разъяснить смысл этих пословиц своих родителей или учителей.
День четырнадцатый
Неделя учёбы прошла быстро: короткой оказалась неделя. И Таня с Серёжей, конечно, обрадовались этому. Но главным событием недели стал…
Новый год. Да, да – новый год, но только по-старому стилю, четырнадцатого января. И называется этот день: старый Новый год. А встреча его, естественно, накануне: тринадцатого. Вечером. Таня с Серёжей узнали о встрече старого Нового года, только придя из школы: мама почему-то была дома.
- Отпросилась с работы пораньше: гости к нам сегодня придут, надо успеть подготовиться, - объяснила мама.
- А какой праздник? – спросила Таня.
- Новый год. Старый новый год.
- А первого января был молодой новый год?
- Нет. Был просто Новый год. А сегодня – Старый новый год. По старому стилю. Вам же отец объяснял! Сегодня по-старому стилю какое число?
Таня подняла глаза к потолку, затем опустила, стала загибать пальцы руки и шевелить губами.
- Тридцатое декабря, - наконец, сказала она.
- Не тридцатое, а тридцать первое. В декабре – тридцать один день. А тридцать первого декабря мы встречали новый год. По новому стилю. Понятно?
- Понятно, - сказала Таня. – Завтра суббота и занятий в школе нет.
- Понятно, - ответила мама Тане. – Мой руки, будешь мне помогать.
- А Серёжа?
- А Серёжа пойдёт погуляет. А мы с тобой будем заниматься женскими делами.
Серёжа торжествующе взглянул на Таню.
- Только не долго, - добавила мама. – Я кое-что приготовлю – приходи поесть.
- Есть! – по-военному сказал Серёжа.
Вскоре пришёл с работы папа (тоже пораньше) и подготовка к приёму гостей пошла полным ходом. А тут и проголодавшийся Серёжа вернулся с улицы. Вся семья была в сборе.
Поставили стол, расставили приборы. А между делом шёл разговор.
- В старину на святки, то есть от Рождества Христова до Крещения его, девушки гадали.
- А когда Крещение?
- На двенадцатый день со дня Рождества. По старому стилю – шестого января, а по новому… - папа внимательно посмотрел на ребят.
- Девятнадцатого, - сообразил Серёжа.
- А зачем девушки гадали? – спросила Таня.
- Хотели узнать, когда выйдут замуж? За кого: богатого или бедного? А некоторые девушки пытались и имя жениха узнать.
- А как? Имя-то как узнать? – заинтересовалась Таня.
- По-разному. Ждали у ворот прохожего, например. И просили его назвать любое мужское имя. Это имя и считалось именем будущего жениха.
- А как узнавали: бедный или богатый? – этот вопрос заинтересовал маму.
- Я тебе, мама, потом отдельно расскажу, - рассмеялся папа.
- А мне?
- А тебе, Таня, рано этим интересоваться. Но об одном способе расскажу. Это был, наверное, самый известный способ. Клали по кругу в избе нитки или ножницы, воду в чашке, зерно, монету – и зажигали свечу. Приносили петуха, иногда курицу, и пускали его в круг. Петух расхаживал в круге и подходил к какому-нибудь предмету. А предмет обозначал того или иного человека: вода – пьяницу, зерно – зажиточного человека, деньги – богатого, ножницы – портного. Иногда пытались увидеть своего будущего мужа, суженного. Из спичек или палочек перед сном складывали под кроватью колодец. Считалось, что суженый может придти во сне к колодцу воды напиться и лицо его можно будет увидеть.
- А это – правда? – снова заинтересовалась Таня.
- Я думаю, что нет. Потому что гадания происходят от веры в сверхестественную силу, которую будто бы понять или постигнуть умом невозможно. А раз понять невозможно, то нужно только верить. На этой вере в сверхестественное основаны и многие приметы. А некоторые приметы, мне кажется, взрослые придумали специально.
- А зачем? - удивился Серёжа.
- Ради воспитания детей. Помните в «Домострое» что написано: «Воспитывай чадо своё в страхе божьем». То есть в страхе перед богом. Например, говорили детям так: «Кто ногами болтает, тот чёрта качает». А зачем так говорили? А затем, что сколько детям ни говори: не болтай ногами, они продолжают шалить. Чтобы их напугать, придумали эту примету.
- А что же в ней страшного? – опять удивился Серёжа.
- Рассуждали так: качаешь чёрта – делаешь ему приятное, а делаешь чёрту приятное - значит, ты против бога. И бог тебя может наказать.
- Мам, а где салфетки? – спросила Таня и, повернувшись к маме, опрокинула солонку с солью.
Солонка стала падать со стола, Серёжа хотел её подхватить и снёс со стола на диван тарелку. На мгновение все замерли. Первым опомнился Серёжа:
- Руки - крюки! Что соль рассыпала? – отругал он Таню.
- А ты? – заступилась за Таню мама. – Тарелку чуть не разбил!
- Тихо, тихо! – остановил ссору папа. – Успокойтесь.
- Ладно, - сказала мама, внимательно рассматривая упавшую тарелку. – Что там есть из примет про тарелку?
- Ничего. Впрочем: посуда бьётся – на счастье, а у нас, к счастью, она не разбилась.
- Ничего не понятно, - насупился Серёжа. - К счастью, к несчастью…
- Чтоб люди не расстраивались, им говорили: посуда бьётся к счастью.
Мама подала салфетки Тане:
- Держи. Аккуратней! – И добавила: - А про соль и я знаю. Соль рассыплешь – поссоришься. Вот мы и поссорились. Сбылась примета.
- Не совсем так, но похоже. Соль на крестьянском столе всегда была дорогим продуктом. Иногда даже дороже золота. В России были даже восстания, бунты из-за соли.
- Из-за соли? – очень удивилась Таня. – Из-за простой соли?
- Да, именно так. Поэтому были придуманы приметы о соли: не рассыпай соль – поссоришься; не макай хлеб в солонку – поссоришься.
- Но почему? - не понимал Серёжа.
- Потому что просыпанную соль всю не соберёшь, её станет меньше; потому что часть соли, в которой есть крошки хлеба, придётся выбросить. А соль, повторяю, была дорогим продуктом.
- Я не об этом, - не унимался Серёжа. – Почему люди ссорились? Почему так говорили: поссоришься?
- Серёж, послушай меня, успокойся! Тебе нравится ссориться? Нет. И мне не нравится.
Папа сел на диван и посмотрел Серёже в глаза:
- Ссориться - не нравится всем. Детей пугали ссорой со старшими. Дети могли потерять расположение к себе, хорошее отношение мамы, папы, других членов семьи. А они, дети, дорожили этим хорошим отношением к себе. Понятно?
- Понятно, - буркнул Серёжа.
- Ну, вот и ладно.
- Всё. Мы почти готовы. – Мама тряхнула вымытыми руками. – Осталось нам переодеться – и всё. Снимай фартук, отец.
- Ты иди, я сейчас, - сказал папа.
Мама ушла.
- Я, кажется, понял, Серёжа. Для взрослых было важно, чтобы дети боялись дурных, плохих последствий своих поступков: бог накажет, голод будет, смерть близких, ссора, болезнь, ну и ещё много того, чего нужно было опасаться. Чтобы боялись делать плохо. И совсем не обязательно, чтобы страх был БОЖИЙ. Тебе это было непонятно?
- Да.
- Теперь понятно?
- Да.
- А если понятно, то подумайте с Таней над правильными ответами, пока я переодеваюсь. А вопросы такие: почему нельзя ронять или недоедать хлеб – ни одной крошки. И второй: почему состриженные или вычесанные волосы нельзя было бросать, где попало? Что говорили взрослые детям? Чем пугали?
Папа вышел.
- Почему, почему, - пробормотала Таня. - Потому… А! Правильно, Серёжка! Хлеб – это жизнь! Смерть будет!
- Голод, - поправил Таню Серёжа.
- Я и говорю: смерть! – ликовала Таня.
- Значит, если будешь бросать хлеб…
- Ронять!
- Я и говорю: бросать…
- «Ронять», папа сказал.
- Мы опять ссоримся. Вот уж эта соль! Не мешай. Будешь…ронять хлеб или недоедать, то кто-то умрёт от голода.
- Это не страшно: «кто-то». Мама или папа – страшно!
Серёжа на секунду замер, потом внимательно посмотрел на Таню:
- Ты чё, Танька, сдурела или чё?
- Так чтоб страшно…
- Нет, пусть кто-то. Давай про волосы думать.
- Не хочу, - как-то вяло ответила Таня. – Сам думай.
- Тебя мама стрижёт – ты и думай!
- Тебя – тоже, - так же вяло возразила Таня.
- Ладно, думаю.
За окном стемнело, зажглись уличные фонари. Таня, не двигаясь, смотрела в окно.
- Ну, не знаю, - после некоторых раздумий сказал Серёжа. – Волосы после тебя везде.
- После тебя – тоже, - не отрываясь от окна, сказала Таня.
- Правильно! Грязь и мусор после стрижки!
- Чего боялись?
- А, да. О! Лысыми стать!
- Точно! – рассмеялась Таня. – Лысые! Ура! Лысые!
…И когда через некоторое время появились родители, дети наперебой закричали:
- Смерть! Лысые!
- Вы что, с ума сошли, - удивилась мама.
- Нет, за хлеб – смерть, а за волосы – лысина!
- Успокойтесь! – сказал папа. – Я, кажется, начинаю понимать. Кто роняет или недоедает хлеб, того ждёт голод или смерть близких. Принимается. Молодцы! А кто не убирает волосы, тот, значит, облысеет?
- Да! – в один голос ответили дети.
- Интересная версия. Этого тоже можно бояться. Принимается.
- Гадатели, заканчивайте! А то сейчас придут гости, а вы…
- Сейчас, мать. А ответ: колдунов боялись. В те времена верили в колдунов. Верили, что они могут наслать на вас болезнь или порчу. А им для колдовства, кроме всего прочего, нужны были волосы чаруемого, заговариваемого. И если волосы валялись неубранными, то колдун всегда мог их найти и подобрать. Всё. Молодцы!
И тут прозвенел звонок.
- А вот и гости. Гостей нельзя встречать через порог, иначе поссоришься. Папа вышел в коридор, открыл дверь. Послышалось: «С новым годом! С новым годом!»
Ребята! Пусть там идёт встреча Старого нового года, а вы попробуйте разгадать истинные воспитательные цели следующих примет:
1. Кто ест заплесневелый хлеб, тот будет хорошо плавать.
2. Кто ест подгорелый хлеб, тот будет здоровым.
3. Муха в щи залетела – на счастье.
День пятнадцатый
Первый день Старого нового года был пасмурным. С утра шёл снег, и дети долго играли на улице и вернулись домой только к обеду. За столом они старались вести себя как положено: не болтали ногами, не разговаривали, не запивали непрожёванное и даже старались не ронять хлебных крошек. Пообедав, дети поблагодарили маму и чинно вышли из-за стола.
- Ну, что, друзья, - спросил папа, - делаем уроки или..?
- Или, - сказал Серёжа, - уроки ещё успеем.
Только Таня вышла из кухни, как Серёжа шепнул отцу:
- Пойдём, что-то покажу, - и повёл отца в детскую.
Тани там не было, и Серёжа кивнул в сторону Таниной кровати:
- Посмотри под кровать.
Папа посмотрел: под кроватью Тани стоял сложенный из спичек колодец. Папа прижал палец к губам, махнул рукой и они вышли из детской.
Таня была в «гостиной», смотрела книгу с картинками. Все уселись на диван.
- Гости вчера поздно ушли, а я сегодня забыл поинтересоваться: как вам спалось?
- Нормально, - сказал Серёжа и улыбнулся.
- А тебе, Таня?
- Тоже, - не отрываясь от книги, ответила Таня.
- Что снилось? – снова спросил папа.
Таня подняла глаза от книги, посмотрела на Серёжу и, бросив книгу, ринулась в детскую. Папа с Серёжей рассмеялись. Спустя мгновение, Таня вернулась в комнату, пряча глаза.
- Что случилось, Таня? – папа положил руку на плечо Тани.
Таня промолчала.
- Ты не ответила на мой вопрос.
Таня внимательно посмотрела на папу, затем на Серёжу. Серёжа улыбался. И Таня бросилась на него с кулачками, а затем прижалась к отцу.
- Татьяна, милая Татьяна, что с вами? – обнял её папа.
Не открывая лица, Таня сказала:
- Я сложила колодец из спичек на ночь, а Серёжка подглядывал.
- Ну и что? – гладил её по голове папа.
- А ничего… А приснился мне ты, - и Таня ещё крепче прижалась к отцу.
- Не переживай. Я же понимаю, как хочется погадать. И если бы были мужские гадания, то Серёжа наверняка сложил бы тоже какой-нибудь колодец.
Папа подмигнул Серёже, а Серёжа – ему. Таня оторвалась от папы, улыбнулась, села на диван и показала язык Серёже.
- Таня! – укоризненно произнёс папа. - Что же ты? А что касается гаданий, то надо сказать вам, мои хорошие, что крестьяне в прошлые века были людьми суеверными: то есть верили в существование чертей, леших, домовых, верили в существование нечистой силы. И, естественно, верили в бога: кто бы их защитил от нечистой силы? Только бог. Верили в бога взрослые и, конечно, дети. Видели, наверно, как молятся и крестятся?
- Да! Видели!
И Таня попробовала показать, как крестятся.
- Примерно так, - сказал папа. Люди полагали, что если они крестятся, то тем самым защищают себя от воздействия злых чар, от нечистой силы. Кстати, святые вечера, святки, в народе ещё называли «страшными вечерами». Полагали так: день стал прибавляться, лето побеждает зиму. Родился Иисус Христос и потому злые духи, нечистая сила делает людям всякие гадости.
- Расскажи какую-нибудь страшную историю, - попросила отца Таня.
- Я лучше прочитаю. Помните стихи Ивана Сурикова «В ночнОм»? Дети у костра рассказывают друг другу страшные истории и небылицы. Если вы заинтересуетесь и прочтёте рассказ Ивана Сергеевича Тургенева «Бежин луг», то вы узнаете несколько таких историй из уст мальчиков. А сейчас я поищу то, что буду читать вам.
Папа взял с книжной полки красивую, красно-золотую книгу «Библиотека русского фольклора», листал, листал и, наконец, сказал:
- Есть! Нашёл!
Он сел на диван.
- Первая история называется «Чёрт». «Пошла одна девка ворожить на святках». – Ворожить – то же самое, что гадать. – «Поставила зеркало, колечко опустила в стакан с водой и сидит. А её парень знал, что она собирается ворожить, и в эту избу пришёл ранее её, залез на печку, лежит. И вот девка пришла, сидит. Вдруг западнЯ поднимается…», - Западня – это люк в подполе. – «Вдруг западнЯ поднимается, из неё появляется чёрт (а она не видит) и спрашивает её:
- Девка, что на свете три косы?
Девка испугалась, молчит, не шевелится, Апарень не растерялся, с печки говорит:
- У речки коса, у девки коса да литовка коса». – У речки коса – это длинная узкая полоска берега, которая вдаётся далеко в реку. А «литовка коса» - это коса обыкновенная, которой косят траву. – «Тот (чёрт) снова спрашивает:
- А что на свете три дуги?
Парень опять же:
- В печке дуга, в упряжи дуга и радуга-дуга.
- А что на свете три матери?
- Мать-родительница, мать-сыра земля да мать Пресвятая Богородица. Только сказал: «Мать Пресвятая Богородица» - то сразу чёрт исчез, западнЯ захлопнулась. Девка ни жива, ни мертва.
А если бы не парень, то он, чёрт-то, девку задавил бы. Она же испугалась. Не может ничего сказать». Дети молчали. Потом Серёжа спросил:
- Пап, а что это: «в печке дуга»?
- Я думаю, что это – арка, дуга над входом в печку, куда закладывают дрова.
- А - «упряжи дуга»? – спросила Таня.
- Дуга в телеге над лошадью. Ты видела её и на картинке и в деревне.
- Понятно, понятно! Мне было непонятно слово «Упряжь».
- А Упряжь – это все приспособления для управления лошадью, это – упряжка. Иногда говорят: «Мы в одной упряжке».Это значит: мы делаем одно дело.
- Хорошо, что сейчас день, а то было бы страшно, - сказала Таня. – Ты ещё обещал прочитать.
- Обещал и прочту. Вот. Называется «Злая женщина и добрый дух».
Папа просмотрел взглядом текст и сказал:
- Чтобы мне читать и не прерываться, я сразу объясню вам непонятные слова и выражения. А если будет ещё что-то непонятное, спросите у меня после прочтения. «Христов день» или «Христово воскресенье» - это день, когда Христос воскрес из мёртвых, после распятия на кресте. История о воскрешении – это библейская легенда, описанная в священной книге христиан «Библии». «ЗаУтреня» - утренняя церковная служба. «ГовЕть» - не есть продуктов животного происхождения: мяса, жиров, сала. «РазговЕться» - прекратить говЕть, закончить говЕние. Слушайте.
«Жила мать с сыном. В Христов день сын пошёл к заУтрене и приводит с собой в дом разговеться старичка грязного и в лохмотьях; посадил его за стол, напоил и накормил, а потом одел в чистое платье. Когда он привёл старичка, то мать сильно разгневалась и закричала: «Ах, ты непутёвый, самим есть нечего, а приводишь всяких… вшивиков». Но сын молча оказывал радушие старичку, а тот тоже молча ел и одевался. Отдохнув немного, старик собрался уходить и сказал спасибо за хлеб да соль. Парень спросил: «Ты, дедушко, уходишь, так возьми меня с собой». Старик сказал: «Да, мне нужно уходить, но через три дня я приду за тобой и стукну в окно, ты тогда и выходи».
В назначенный срок раздался стук под окном, парень вышел к старику, и отправились вместе. Шли они долго и дошли до… самого синего моря, и видят, что стоит баба и переливает воду из моря в корыто. Парень спрашивает: «Дедушко, для чего это она делает?». Старик отвечает: «Она при жизни своей разбавляла водой молоко». Идут дальше и видят, стоят два высоких железных столба, а между ними ребёнок стукается головой то об один столб, то о другой. Парень спрашивает: «Дедушко, а это что означает?» - Этот ребёнок страдает за грехи родителей, ибо на земле слушался их: отец скажет: покажи мамке фигу – он покажет, а мать научит, покажи отцу кулак – он исполнит». Опять шли, долго шли и видят, стоит железный столб, а из него идёт густой дым. Парень спрашивает опять: «Дедушко, что это такое?» Старик отвечает: «Это горят в столбе курильщики, что на земле табак употребляли».
И так ходили они целый год, вплоть до светлого Христова Воскресения на земле, и остановились в одном доме. Старик пошёл к заУтрене, а парню не велел идти и приказал посмотреть в два окна, а в третье не глядеть. По уходе старика парень посмотрел в первое окно, видит восход солнца и красивый сад. Поглядел в другое окно, видит множество птиц, и поют они чудесными голосами. Не утерпел и взглянул в третье окно и видит свою мать на огненном колесе, а вокруг неё черти скачут и радуются. От этого видения он заплакал.
Приходит от заутрени старичок и спрашивает: «Ты отчего плакал?» - «Да так, взгрустнулось». – «Неправда, ты, наверное, посмотрел в третье окно?» - «Да, посмотрел», - отвечает парень. «Ну, так ступай, ещё посмотри и скажи: чтобы сквозь землю провалилось». Парень подошёл к окну и сказал эти слова, и на его глазах мать с колесом и чертями куда-то провалилась, и видение исчезло. Старичок простился с парнем и сказал: «Ступай и делай хоть капельку добра, добрый дух будет всегда с тобой и за тебя».
Папа закрыл книгу.
- Страшно?
- Не очень. А кто этот старичок? – спросила Таня
- Не знаю. Наверное, ангел, посланник бога в человеческом облике. Это же легенда, притча.
- Как сказка, - подсказал Серёжа.
- Любая легенда, притча или сказка чему-нибудь учат. Нельзя обманывать людей, а женщина разбавляла молоко водой и за это поплатилась. Нельзя учить детей дурному, нельзя курить. Вот и наказаны они богом. А вот, скажите мне, почему мать парня оказалась на огненном колесе?
- Она не накормила старика, - решила Таня.
- Она злой была, - сказал Серёжа.
- Верно. А быть злым, недобрым – очень плохо. А на Руси всегда люди были гостеприимными и милосердными.
Всё. А теперь за уроки.
1. Ребята! А что вы знаете о новогодних и святочных обычаях и обрядах
русских людей?
2. Где вы видели эти обычаи и обряды: дома, на улице, в деревне?
3. Принимали ли вы участие в этих обрядах или нет? Почему?
День шестнадцатый
День был очень холодным, а к вечеру мороз ещё и усилился. Папа пришёл с работы с инеем на шапке, крякнул и сказал , раздеваясь:
- Крещенские морозы жмут. Как хорошо дома, тепло.
Все уже были дома, и от этого было ещё уютнее и теплее на душе. Таня и Серёжа давно сделали уроки, хотя и надеялись на то, что завтра уроки в школе отменят из-за морозов.
Папа поужинал и стал просматривать газету, дети читали свои книжки, молча.
- Изба-читальня, - сказала мама, убирая посуду.
- Между прочим, - оторвался от газеты папа, - сегодня крещенский сочельник. И верующие люди до первой звезды не принимают пищу.
- Как перед Рождеством? – отложила свою книгу Таня.
- Да, как в сочельник перед Рождеством Христовым.
- Рождество – понятно: день рождения Христа. А Крещение: день крещения Христа? – присоединился к разговору Серёжа.
- Именно так. Иисуса Христа и первых христиан крестили в реке под названием ИордАнь. В это время года в тех местах достаточно тепло, чтобы проводить обряд крещения. Люди зашли в реку ИордАн и воды реки очистили верующих от грехов. Произошло омовЕние, смывание грехов.
Кстати, так крестилась и Русь Киевская. Киевляне заходили по грудь в реку Днепр для омовения.
- Зимой?! – удивился Серёжа.
- Нет. Крещение Руси происходило летом.
- А почему не зимой, как крещение Христа?
- Крещение обыкновенных людей происходит в любое время и не обязательно в реке. Крещение сейчас проводят и в храмах православных, в церквях. Понятно?
- Не очень.
- Есть праздник, церковный: Крещение Господне, который бывает только раз в году. А есть обряд крещения простых людей. И вот это крещение может происходить в церкви почти каждый день. Понятно?
- Понятно.
- Так вот. Обряд крещения простых людей проводится по определённому порядку, по определённому ритуалу. А праздник Крещения – не обряд, а праздник - проводится по другому определённому ритуалу. На праздник Крещения люди купаются, погружаются в прорубь, зимой, 19 января. И это происходит на реке или в каком-нибудь водоёме. А обряд крещения проходит в церкви, а не на реке, и не только зимой. Понятно?
- Теперь понятно.
- Сегодня, восемнадцатого января, священники освящают воду в церквях и храмах. Верующие берут сегодня с собой посуду – кувшины, графины, бутыли, термосы – и идут в церковь. В церкви есть большой сосуд с водой, освящённой священником. Эту воду люди набирают в свою посуду и уносят домой. Она считается святой и лечебной. А завтра воду будут освящать в водоёмах. Обряд освящения воды называется водосвятием. В подготовленную прорубь, которая в России называется Иорданью, священник три раза опускает крест и вода становится освящённой, как накануне в церкви.
- А зачем брали с собой освящённую воду?
- Считается, что она обладает целебными свойствами. Её держали дома, в заветном месте, для всяких непредвиденных случаев. Считалось, что даже снег крещенский обладает сверхъестественными свойствами. Разумеется, что не сам снег, а вода от него. Собирали его от болезней, для умывания для бани. Много примет было, связанных с Крещением. В народе праздник Крещения назывался – БогоЯвленьем, явлением бога. Примечали, что на БогоЯвленье всегда солнце «играет». То есть оно – яркое, чистое. И никогда утро не бывает хмурым. Так что ждите завтра солнца и мороза.
Отец замолчал, потом пошёл к полкам с книгами.
- А прочту-ка я вам о празднике Крещения, как описывает его сам священник, В. Никифоров-Волгин.
«В крещенский сочельник я подрался с Гришкой. Со слов дедушки я стал рассказывать ему, что сегодня в полночь сойдёт с неба ангел и освятит на реке воду, и она запоёт: «Во ИордАни крещающуюся Тебя Господи». Гришка не поверил и обозвал меня «баснописцем». Этого прозвища я не вытерпел и толкнул Гришку в сугроб, а он дал мне по затылку и обсыпал снегом.
В слезах пришёл домой. Меня спросили:
- О чём кувЫкаешь?
- Гри-и-ишка не верит, что вода петь бу-у-удет сегодня ночью!
Из моих слов ничего не поняли.
- Нагрешник, ты нагрешник, - сказали с упрёком, - даже в Христов Сочельник не обойтись тебе без драки!
- Да я же ведь за дело Божье вступился, - оправдывался я.
Сегодня великое освящение воды. Мы собирались в церковь. Мать сняла с божницы (место, где висят иконы в избе) сосудец с остатками прошлогодней святой воды и вылила её в печь, в пепел, ибо грех выливать её на места попираемые».
- «Места попираемые», - пояснил папа – это все те места, куда наступает нога человека. Или животного. Топтать святую воду – грех. Вот в чём смысл действий матери.
«Отец спросил меня:
- Знаешь, как называется по-древнему богоявленская вода? Святая агиАсма!
Я повторил это, как бы огнём вспыхнувшее слово и мне почему-то представился ночной пожар за рекой и зарево над снежным городом. Почему слово «агиасма» слилось с этим пожаром объяснить себе не иог. Не от того ли, что страшное оно?
- На голубую от крещенского мороза землю падал большими хлопьями снег. Мать сказала:
- Вот ежели и завтра Господь пошлёт снег, то будет урожайный год.
В церковь пришли все заметеленными и зарумяненными от мороза. От замороженных окон стоял особенный снежный свет – точно такой же, как между льдинами, которые недавно привезли с реки на наш двор. Посреди церкви стоял большой ушат с водой и рядом парчовый столик (парча – дорогая ткань; парчовый столик – столик, накрытый парчой), на котором поставлена водосвятная серебряная чаша с тремя белыми свечами по краям. На клИросе (место для хора в церкви) читали «пророчества» (тексты пророков – предсказателей). Слова их журчали как многоводные родники в лесу, а в тех местах, где пророки обращаются к людям, звучала набатная (колокольная) медь: «Измойтесь и очиститесь, оставьте лукавства пред Господом: жаждущие идите к воде живой…»
Папа попробовал даже пропеть эти слова пророков: и стало как-то не по себе.
«Мне представлялись ветхозаветные (из библейских сказаний) пророки в широких одеждах, осенённые молниями, одиноко стоящие среди камней и высоких гор, а над ними янтарно-библейское небо, и ветер, развевающий их седые волосы…
При пении «Глас (голос) Господень на водах» вышли из алтаря (главная часть церкви) к народу священник и дьякон (помощник священника). На водосвятной чаше зажгли три свечи.
- Вот и в церкви поют, что на водах голос Божий раздаётся, а Гришка не верит… Плохо ему будет на том свете!
Я искал глазами Гришку, чтоб сказать ему про это, но его не было видно.
Священник читал молитву «ВЕлий есИ Господи…».
После молитвы священник трижды погрузил золотой крест в воду, и в это время запели снегом и ветром дышащий богоявленный тропарь (молитвенные стихи) «Во Иордани крещающуюся Тебе Господи» и всех окропляли освящённой водой.
От ледяных капель, упавших на моё лицо, мне казалось, что теперь наступит большое ненарадованное счастье. М всё будет по-хорошему, как в день Ангела, когда отец «осеребрит» тебя гривенником, а мать пяточком и пряником в придачу. Литургия (богослужение) закончилась посреди храма перед возжённым светильником, и священник сказал народу:
- Свет этот знаменует Спасителя, явившегося в мир просветить всю поднебесную!
Подходили к ушату со святой водой, вода звенела, и вспоминалась весна.
Так же как и на Рождество, в доме держали «дозвёздный» пост (не ели до появления первой звезды). Дождавшись наступления вечера, мы сели за трапезу – навечерницу. Печёную картошку ели с солью, кислую капусту, в которой попадались морОзинки, пахнущие укропом огурцы и сладкую, мёдом заправленную кашу. Во время ужина начался звон к ИордАнскому всенощному бдению (бодрствованию всю ночь).
После всенощной делали Углем начертание креста на дверях, прИтолоках, оконных рамах – знак ограждения дома от козней дьявольских».
- А что такое «прИтолока»? – спросил Серёжа.
- А вот, - папа поднялся, подошёл к дверям , похлопал рукой по верхней перекладине дверного проёма и вернулся к чтению.
«Мать сказывала, что в этот вечер собирают в деревне снег с полей и бросают в колодец, чтобы сделать его…многоводным, а девушки «величают звёзды». Выходят они из избы на двор. Самая старшая из них несёт пирог, якобы в дар звёздам, и скороговоркой, нараспев выговаривают:
- Ай, звёзды, звёзды, звёздочки! Все вы, звёзды, одной матушки, белорумяны и дородливы. Засылайте сватей по миру крещёному, сряжайте свадебку для мира крещёного, для пира гостиного, для красной девицы родимой.
Слушал и думал: хорошо бы сейчас побежать по снегу к реке и послушать, как запоёт полнощная вода.
Мать «творит» тесьо для пирога, влив в него ложечку святой воды, а отец читает Библию. За окном ветер гудит в берёзах и ходит крещенский мороз, похрустывая валенками. Завтра на отрывном «числиннике» (клендаре) покажется красная цифра 6, и под ней будет написано звучащее крещенской морозной водою слово: «БогоЯвление». Завтра пойдём на ИордАнь».
- Какое завтра число? – спросил папа.
- Девятнадцатое.
- А по старому стилю?
- Шестое… Завтра Крещение.
- Пап, а как понять «полнощная»?
- Значит: полуночная.
- А – «сватей»?
- Значит: «сватов». Прежде чем играть свадьбу, к невесте, к её родителям жених посылает сватов, людей, которые от имени жениха договариваются о свадьбе и условиях проведения свадьбы. Ещё вопросы есть? Тогда принимайтесь за уроки. Серёж, прочти, пожалуйста, вечером или завтра, как будет время, отрывок из этой книги. Я здесь закладку оставлю. Здесь описан праздник Крещения. И описан очень интересно.
И папа показал книгу: Иван Шмелёв «Лето Господне».
Ребята! А вы тоже сами прочитайте этот очень интересный отрывок из повести Ивана Шмелёва. Мальчик в повести всё время общается с Горкиным. Это – глубоко верующий старичок, бывший плотник в хозяйстве отца мальчика. А сейчас Горкин – вроде дядьки-воспитателя при мальчике. Пояснения к непонятным словам и выражениям, как обычно, после текста рассказа.
Иван Шмелёв
«Лето Господне» (отрывок)
Он (Горкин) умывает меня святой водой, совсем ледяно и шепчет: «Крещенская-богоявленская, смой нечистоту, душу освяти, телесА очисти
во имя Отца, и Сына, и Святого духа».
- Как снежок будь чистый, как ледок крепкой, - говорит он, утирая суровым полотенцем, - тёмное совлекАется(1), во светлое облекАется(2)…- даёт мне сухой просвирки(3) и велит запивать водицей.
Потом кутает потеплей и ведёт ставить крестики во дворе, «крестить». На Великую Пятницу(4) ставят кресты «страстной свечкой»(5), а на Крещенье
мелком… Ставим крестики на сараях, в коровнике, на конюшне, на всех дверях. В конюшне тепло, она хорошо окутана, лошадям навалено соломы. Антипушка окропил их святой водой и поставил над денниками(6) крестики. Говорит – на тепло пойдёт, примета такая – лошадки ложились ночью, а Кривая насилу поднялась, старая кровь, не греет.
Солнце зашло в дыму, небо позеленело, и вот – забелелась звёздочка! Горкин рад: хочется ему есть с морозу. В кухне зажгли огонь. На рогОжке(7) стоит петух, гребень отморозил, и его принесли погреться. А у скорнЯчихи(8) две курицы замёрзли ночью.
- Пойдём в каморку ко мне, - манит Горкин, словно хочет что показать, - сытОвой(9) кУтьицей разговеемся(10). Макова молочка-то нету, а пшеничко-то я сварил.
Кутья у него священная, пахнет как-будто лАданцем(11), от мёду. Огня не зажигаем едим у печки. Окошки начинают чернеть, поблёскивать – затягивать ледком.
…После всенощной отец из кабинета кричит: «Косого ко мне!». Спрашивает – ердань(12) готова? Готова и ящик подшили окунаться. Василь Васильевич (Косой) говорит громко и зачем-то пихает притолоку. «Что-то ты Косой весел сегодня больно!(14)» - усмешливо говорит отец, а Косой отвечает: «И ник нет-с, пощусь!(15)». Борода у него всклочена, лицо, как огонь, - кровь такая горячая. Горкин сидит у печки, слушает разговор и всё головой качает.
- А справлялся, будет ли Ледовик Карлыч(16) завтра?
- Готовится-с!...- вскрикивает Василь Васильевич. – Конторщик его уже прибегал… придёт беспременно! Будь покойны-с, во как пересижу-у!
И опять – шлёп о притолоку.
- Не хвались идучи на рать(17), а хвались…
- Бо-жжже сохрани!..- всплёскивает руками Косой, словно хватает моль. – В таком деле… Бо-жже сохрани! Загодя(18) молчу, а…закупАю Ледовика… Сколько дознавал, бился… как говорится, с гуся вода-с… и больше ничего-с.
- Что такое? Ну, ежели и завтра ты будешь такой…
- Завтра я его за… сорок костяшек загоню-с! Вот святая икона, и сочельник нонче у нас… з-загоню!..
- Хорошо сочельничаешь… ступай!
Косой вскидывает плечами и смотрит на меня с Горкиным, будто чему-то удивляется. Потом размашисто крестится и кричит:
- Мороз веселит-с!.. И разрази меня Бог, ежели каплю завтра!.. Завтра,
Б.. уд-п-койны-с! Публику с гор катать, день гулящий… з-загоню!..
Отец сердито машет. Косой пожимает плечами и уходит.
- Пьяница, мошенник(19). Нечего его пускать, срамиться(20) завтра. Ты, Панкратыч (Горкин), попригляди за ним в зоологическом(21)… да куда тебя посылать, купаться полезешь завтра… сам проеду.
…Впервые везут меня на ердАнь, смотреть. Потеплело, морозу только пятнадцать градусов. Мы с отцом едем на беговых(21), наши на выездных санях. С Каменного моста видно на снегу чёрную толпу, против ТАйницкой башни(22). Отец спрашивает, хороша ердАнь наша. Очень хороша. На расчищенном снегу стоит на четырёх столбиках, обвитых ёлкой, серебряная беседка под золотым крестом. Под ней – прорубленная во льду ердАнь. Отец сводит меня на лёд и ставит на ледяную глыбу, чтобы получше видеть. Из-под кремлёвской стены, розовато-седой с морозу. Несут иконы, кресты, хоругви(23), и выходят серебряные священники, много-много. В солнышке всё блестит и ризы(23), и иконы, и золотые кулички архиерЕев(24) – митры(25). Долго выходят из-под кремля священники, светлой лентой, и голубые певчие. Валит за ними по сугробам великая чёрная толпа, поют молитвы, гудят из Кремля колокола. Не видно, что у ердАни, только доносит пение да выкрики протодиакона(26). Говорят: «Погружают крест!» Слышу знакомое: «Во Иорда-а-ане… крещающуюся Тебе Господи-и»…- и вдруг грохает из пушки. Отец кричит: «Пушки, гляди, палят!» - и указывает на башню. Прыгают из зубцов(27) чёрные клубы дыма, и из них молнии..и – ба-бах!.. И радостно, и страшно. Крестный ход(28) уходит назад под стены. Стреляют долго.
Отец подводит меня к избушке, из которой идёт дымок – это теплушка наша, совсем около ердАни. И я вижу такое странное… бегут голые по соломке! Узнаю Горкина, с простынкой, Федю-бараночника, потом Павел Ермолаевич, огородник,хромой старичок какой-то и ещё незнакомые… Отец тащит меня к ердани. Горкин, худой и жёлтый, как мученик, рёбрышки все видать, прыгает со ступеньки в прорубь, выскакивает и окунается, и опять… а за ним ещё, с уханьем. Антон Кудрявый подбегает с лоскутным одеялом, другие плотники тащат Горкина из воды, Антон накрывает одеялом и рысью несёт в теплушку, как куколку. «Окрестился» - весело говорит отец. «Трите его суконкой да покрепче!» - кричит он в окошечко теплушки. «Идём на портомОйню(29) скорей. Косой там наш дурака валяет».
Портомойня недалеко. Это плоты во льду, лёд между ними вырублен, и стоит на плотах теплушка. Говорят Ледовик приехал, разоблачается(30).
Мы входим в дверку, дымит печурка. Отец здоровается с толстым человеком, у которого во рту сигара. За рогожкой раздевается Василь Васильич. Толстый есть самый Ледовик Карлович, немец. Лицо у него не страшное, борода рыжая, как у нашего Косого. Пашка несёт столик со счётами на плоты. Косой кряхтит что-то за рогожей, - может исхитряется?
Ледовик спрашивает – «котофф?» Косой говорит: «Го-тов-с», вылезает из-под рогожки и прикрывается. И он толстый, как Ледовик, блестит. Ледовик тычет его в живот и говорит удивлённо, строго: «А-а.. ти та-кой?!» А Василь Васильич ему смеётся: «Такой же, Ледовик Карлович, как и вы-с!» И Ледовик смеётся и говорит: «Лядно, карашо». Тут подходит к отцу высокий, худой мужик в рваном полушубке и говорит: «Дозвольте потягаться, как я солдат… на Балканах вымерз, это мне за привычку… без места хожу, может чего добуду?» Отец говорит: «Валяй!» Солдат вмиг раздевается, и все трое выходят на плоты. Пашка сидит за столиком, один палец вылез из варежки, лежит на счётах. КонтОрщик(31) немца стоит с часами. Отец кричит: «Раз, два, три…вали!» Прыгают трое враз. Я слышу как Василь Васильевич перекрестился – крикнул: «Господи, благослови!» Пашка начал пощёлкивать на счётах – раз, два, три… На чёрной дымящейся воде плавают головы, смотрят на нас и крякают. Неглубоко, по шейку… Косой отдувается, кряхтит: «Ф-ух, ха-ра-шо…песочек…» Ледовик тоже говорит: «Ф-о-шень карашо..сфешо». А солдат барахтается, хрипит: «Больно тепла вода, пустите маненько похолодней!». Все смеются, отец подбадривает: «Держись, Василья, не удавай!» А Косой весело: «В пу-пуху сижу!» Ледовика немцы его подбадривают – лопочут, народ на плоты ломится, будочник(32) прибежал, все ахают, понукают: «Сорок одна, сорок две…» А они крякают и надувают щёки. У Косого волосы уже стеклянные, торчками. Слыштся :ффу-у… у-ффф-у.. «Что, Вася, - спрашивает отец, - вылезай лучше от греха, губы уж прыгают?» - Будь п-койны-с, - хрипит Косой, - жгёт даже, чисто на по…полкЕ па…парюсь…». А глаз выпучен на меня, и страшный. Солдат барахтается, будто полощет там, дрожит синими губами , сипИт(33): «Го…товьте деньги… ффу… немец-то по…синел…» А Пашка выщёлкивает: «Сто пятнадцать, сто шишнадцать…» Кричат: «Немец посинел!» А немец руку высунул и хрипит: «Таскате… тофольно ко…ледно…» Его выхватывают и тащат. Спина у него синяя в полосках.А Пашка себе почокивает(34): «Сто шишддесят одна…» На стапятидесяти вытащили ледовика, а солдат с Косым крякают. Отец уже топает икричит: «Сукин ты кот, говорю тебе, вылезай!» - «Не-эт… до-дорвался… досижу до сорока костяшек…» Выволокли солдата, синего, потащили тереть мочалками. Пашка кричит: «Сто девяносто восемь…».Тут уж выхватили Василь Васильича. А он отпихнулся и крякает: «Не махонький, сам могу…». И полез на карачках(35) в дверку.
Пояснения
1. – совлекАется – снимается, сходит; совлекАется тёмное – уходит, исчезает всё плохое, дурное в человеке.
2. – облекАется – одевается, меняет облик; во светлое облекАется – наполняется чистым, хорошим, добрым; сравните глаголы:извлекать, увлекать, завлекать.
3. – просвИрка – небольшой белый круглый хлебец из пшеничной муки.
4. – Великая Пятница – последняя пятница перед Пахой.
5. – «страстная свечка» - свеча, принесённая домой из церкви в Великую Пятницу; считалось, что она обладает чудодейственной силой; копотью от пламени свечи в Великую Пятницу «ставили» на дверях и окнах, тем самым охраняли себя и жилище от проникновения дьявола и от его козней.
6. – деннИк – стойло, место нахождения крупного домашнего скота.
7. – рогОжка – грубая плетёная ткань из мочала.
8. – скорнЯчиха – жена скорняка, мастера по выделке мехов и шкур животных.
9. – сытА – вода, подслащённая мёдом; сытОвая кутьИца – пшеничная каша с сытой.
10. – разговЕться – в данном случае означает: позволить себе то, что на данный момент запрещено.
11. – лАдан, лАданец – ароматичесвая смола, употребляемая для получения ароматного дыма при богослужении; в составе смолы есть пчелиный воск.
12.– ердАнь – иордАнь, прорубь для освящения воды в водоёме и омовЕния.
13. – пихАет – толкает.
14. – пощУсь – соблюдаю пост; от слова «поститься», воздерживаться.
16. – Ледовик Карлович – немецкое имя и отчество, переделанные на русский лад.
17. – «Не хвались идучи на рать…» - русская пословица: «Не хвались, идучи, на бой, а хвались, идучи с рати»; смысл её: не хвались, не сделав дела.
18. – зАгодя – прежде всего, заранее.
19. – мошенник – плут, жулик, обманщик.
20. – срамИться – позориться.
21. – «едем на беговых» - лошади, предназначенные для езды верхом.
22. – Тайницкая башня – одна из башен кремля.
23. – рИза – одежда священника для богослужения.
24. – архиерЕй – общееназвание для высших чинов духовенства
25. мИтра – головной убор высших чинов духовенства.
26. – протодиАкон (протодьЯкон) – старший дьякон; дьякон – помощник
свящнника.
27. – «прыгают из зубцов» - из-за зубчатых стен кремля.
28. – крЕстный ход – торжественное шествие духовЕнства с крестом и иконами.
29. – портомойня – место на берегу реки, приспособленное для стирки и полоскания белья.
30. – разоблачАться – раздеваться; «облачаться» - одеваться.
31. – контОрщик – мелкий служащий, мелкий чиновник.
32. – бУдочник – низший полицейский чин, городской сторож, живший в будке, маленьком деревянном доме на площади, в людных местах; впоследствии были заменены городовыми.
33. – сипЕть – говорить хриплым, простуженным голосом.
34. – «почокивает» - щёлкает костяшками счетов, издаёт звуки, похожие на «чок».
35. – на карАчках – на четвереньках.
Ребята! Вы прочли два рассказа о христианском празднике – Крещении Господнем или Богоявлении. Вы почли и беседы папы с Таней и Серёжей. Попробйте ответить на следующие вопросы:
1. Знали ли крестьянские дети об обычаях, обрядах и праздниках русского
народа?
2. От кого дети узнавали о праздниках и обычаях?
3. Верили ли в бога мальчики герои рассказов о Крещении?
Ребята! Я думаю, что вы понимаете смысл слова «обычай». Это общепринятый порядок отношения людей к друг другу, к явлениям природы.
То обычно, что привычно.
Прочтите пословицы и поговорки и ответьте,
почему:
«Безобычному человеку с людьми не жить»?
почему:
«В каком народе живёшь, такого обычая держишься»?
почему:
«Какова сторона, таков и обычай»?
почему:
«Старый обычай молодого твёрже»?
почему:
«Обычай - не клетка, скоро не переставишь»?
и почему:
«У каждого времени свои обычаи»?
Литература для детей о крестьянах
и крестьянских детях
1. Григорович Д.В. «Антон-горемыка», любое издание.
2. Кольцов А.В. «Стихотворения», серия Школьная библиотека», М.,
«Детская литература», 1988 г.
3. «Крестьянские дети», сборник, Ленинград, «Детская литература», 1978 г.
4. Мамин-Сибиряк Д. Н. рассказы «В глуши», «Постойко», «Богач и Ерёмка»,
любое издание.
5. Миронова Т. Л. «Необычайное путешествие в Древнюю Русь», М.,
«Молодая гвардия», «Роман-газета», 1994 г.
6. Некрасов Н. А. «Крестьянские дети» и другие о детях, любое издание.
7. Никифоров-Волгин В. «Дорожный посох», М., «Т-ОКО», 1991 г.
8. Никитин И. С. «Утро», «Русь», любое издание.
9. Пришвин М. М. «Времена года», разделы»Зима», «Весна», любое
издание.
10. Семёнов С. «Первый трудный день», рассказ, любое издание.
11. Суриков И. Стихи, любое издание.
12. Толстой Л. Н. рассказы для детей младшего возраста, любое издание.
13. Тургенев И. С. «Бежин лкг», любое издание.
14. Ушинский К. Д. Рассказы для детей, любое издание.
15. Шмелёв И. С. «Лето Господне», любое издание.
Литература
для любознательных родителей.
1. Афанасьев А. Н. «Живая вода и вещее слово», М., «Советская Россия». 1988
2. Белов В. И. «Лад», любое издание.
3. Громыко М. М. «Мир русской деревни», М., «Молодая гвардия», 1991 г.
4. Даль В. И. «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа»,
гл.XXII, «Приметы», С. Петербург, изд-во «Литера», 1994 г.
5. «Девичество», «Мудрость народная. Жизнь человека в русском
фольклоре», сборник, М., «Художественная литература», 1994 г.
6. «Как была крещена Русь», сборник, ч. I, М., изд-во политической
литературы, 1988 г.
7. Константинов С. «Два года в земской школе», в книге «Записки очевидца.
Дневники. Воспоминания», М., «Современник, 1991 г.
8. Костомаров Н.И. «Очерк домашней жизни и нравов великорусского
народа в XVI и XVII столетиях», М., изд-во «Республика», 1992 г.
9. Корнилов А.А. «Курс истории России XIX», М., «Высшая школа», 1993 г.
10. Максимов С. В. «Нечистая, неведомая сила», т.I, «Крестная сила», т. II,
М., «Русский духовный центр», 1993 г.
11. «Народная проза» из серии «Библиотека русского фольклора», раздел
«Суеверные рассказы», М., «Советская Россия», 1992 г.
12. Сиповский В. Д. «Родная старина», история России в рассказах для
детей, XVI, XVII в.в., М., «Современник», 1993 г.
13. Успенский Г. И. «Крестьянин и крестьянский труд» в книге «Избранные
сочинения», М., «Художественная литература», 1990 г.
14. Успенский Л.В. «По закону буквы», М., «Молодая гвардия», 1973 г.
День семнадцатый
Прошёл калёный, морозный январь. День прибавился, солнце стало теплее, добрее. Зима надулась, заметелила февральскими вьюгами. Но куда там! Отступать всё равно приходится: весна не за горами. Оттепелями да сосульками весточки шлёт.
Заканчивался один из таких февральских дней: обычный, но не совсем. Мама с Таней поздравляли «мужчин» с Днём защитника отечества. Конечно, «мужчины, надеялись на то, что их будут поздравлять, ждали этого момента, но всё равно он был приятным этот момент.
Уже заканчивая пить чай, папа сказал:
- То, что воины – солдаты, офицеры – всегда были защитниками Отечества известно всем. Но не все знают о том, что солдаты, именно солдаты, а не офицеры, в XVIII веке были распространителями, проводниками грамоты в России.
Семья с интересом посмотрела на главу семейства.
- Да, да! Когда Пётр I понял, что ему без технически грамотных офицеров придётся туго в его войнах, он стал насаждать начальные, цифирные школы. Сорок две школы открыл по всей России. Насильно заставлял учиться детей духовных лиц, детей дворян, разночинцев и даже детей солдат. Родители неохотно отдавали в школу своих детей. И после смерти Петра I цифирные школы были почти везде закрыты, вернее, заменены гарнизонными школами при полкАх. Школами для солдат. И почти полвека потом найти домашнего учителя математики в провинции, далеко от столицы и губернских городов можно было найти только в этих школах. Солдата-учителя для дворянских и для зажиточных семей.
- Сява – дворянин! – встрял в разговор попугай.
- А Таня – твоя учительница, - заявила Таня. – Помолчи!
- А для крестьянских детей были школы? – спросил Серёжа.
- Не было. Хотя Россия была страной крестьянской: 95 или 97 % составляли крестьяне от всего населения России.
- А это – сколько? - спросила Таня.
- Это значит, что из ста жителей России девяносто семь были крестьянами. Или по-другому скажу: из тысячи жителей России – девятьсот семьдесят человек были крестьянами. Вот детей этих крестьян грамоте не учили. Государство считало это лишним, ненужным. Зачем крестьянину грамота: он должен работать, он – чёрная кость.
- А сколько детей училось при царе Петре? – спросила Таня.
- В сорока двух школах по всей России обучалось две тысячи учащихся. Это, примерно, столько, сколько учится в двух или трёх городских школах сегодня.
- Ужас! – сказала мама.
- Именно так. Но населения было раз в десять меньше, чем сейчас.
- Просто ужас! – повторила мама. – Абсолютная неграмотность! Просто не верится. А как же Ломоносов? Учёные, писатели, художники, скульпторы – они откуда взялись?
- Михайло Ломоносов – гениальное исключение. Положительная ошибка времени, если сказать по-умному. Простолюдин, крестьянский сын – дошёл до вершин науки, стал символом нации. Были и художники талантливые, и скульпторы из простого народа, из крепостных – были. Сколько их талантливых умельцев из народа, о которых мы никогда и ничего уже не узнаем! Знаем только о некоторых.
Основная масса учёных, писателей, художников была из русских дворян. Из русских дворян и приглашённых иностранцев. А вся громадная народная, то есть крестьянская масса была непросвещённой.
И вот в просвещение крестьян солдаты внесли свой вклад.
Спасибо, милые дамы! Мы с Серёжей сейчас поможем убрать вам со стола, а потом я расскажу о солдатах просветителях.
- Не возражаем, - сказала мама.
…Все расположились в «гостиной». Мама взяла с собой своё вязание: носок для Серёжи, а папа – книги.
- История просвещения русского народа – очень печальна и драматична, - начал папа, как лектор. – Уж насколько неграмотны были высшие слои общества, то о крестьянах и говорить нечего. Царям не нужен был образованный народ: зачем вещи быть грамотной, зачем предмету уметь читать? Ведь крестьянин был вещью. Кроме того: размышляющий человек – опасен. Он начнёт сравнивать свою жизнь с жизнью господ, начнёт требовать свободы, равных прав с господами. И что произойдёт? Погибнет самодержавная, царская Россия. Будет какая-то другая, но не царская. Зачем царю это? Одни министры добивались создания школ для крестьян, другие – запрещали. Даже начальное образование запрещали. А уж на гимназию, лицей, университет крестьянский сын, «мужичок с ноготок» и рассчитывать не мог.
В середине XIX века многие образованные люди из города, болея душой за свой народ, стали перебираться жить в деревню, чтобы обучать и крестьян и крестьянских детей грамоте; чтобы рассказать о жизни крестьян со страниц газет и журналов. Это называлось – «хождением в народ».
Государство пошло на уступки: разрешило начальное образование для крестьян. Но денег на оплату труда учителей, на оборудование для школ, на книги оно выделило очень мало. Пусть, мол, сами крестьяне собирают деньги и содержат школы; местная казна пусть находит деньги на образование , а власть пусть ищет доброхотов-меценатов, которые содержали бы школы за свои деньги.
Крестьяне ничего и не знали об этой борьбе: так, слышали что-то краем уха. Да и не интересовались этой борьбой за собственное образование и образование детей. Многие из них считали, что образование – это баловство: незачем ребёнку голову забивать. (Примерно так рассуждали родители дворянских детей полтора века назад, при Петре I. Как тут не вспомнить круги по воде!) Если родители дворянских детей считали, что учение – это труд, то крестьяне считали наоборот: труд – вот учение; трудись, учись жизни и будешь обеспечен хлебом. А больше ничего и не надо. Смотри, Влас («мужичок с ноготок»), как делает отец и учись этому; слушай, Влас, что говорят старшие, приобретай их опыт – вот это и есть учение. Всё это правильно, но…
- Пап, а когда же ты о солдатах? – не выдержал Серёжа.
- Сейчас, сейчас, Серёженька! Потерпи. Многие крестьяне стали понимать важность и необходимость образования. Ведь земледельческий труд – это целая наука. Будешь плохо знать эту науку – значит, будешь плохо трудиться; будешь плохо трудиться – будешь плохо жить, разоришься. Земледельческую науку многие знали хорошо. Да и о государственных новостях слышали: многие крестьяне ездили на разные ярмарки да базары, а там – все новости. Но вот беда: обманывают неграмотного крестьянина, обсчитывают. Он и посчитать, как следует, не может, и бумагу какую-нибудь не прочитать, а уж написать тем более: просить кого-то надо, деньги платить. Общим, дорого стала стоить неграмотность. И когда поняли это, то стали отдавать детей учиться в школы. Там, где они были. А они были. Одна школа – на несколько деревень. А какие были школы?
Церковно-прихОдские, где церковь давала начальное образование; зЕмские, то есть государственные, которые содержала местная власть: земство; и частные школы. В частных школах учителя нанимали сами крестьяне и сами платили ему деньги. Учителем частной школы приглашали грамотного человека. А таким человеком во многих деревнях и сёлах был солдат.
Солдат – бывалый и уважаемый в народе человек; его ценили за находчивость, за широту знаний (везде побывал, много повидал), за добродушие и бескорыстность. Не зря, совсем не зря, солдат – герой многих легенд, историй и русских народных сказок.
Конечно, не только солдат приглашали обучать своих детей крестьяне. Были и приезжие люди: студенты, бывалые люди из города. Но наибольшим авторитетом пользовались отставные солдаты. Частные и церковноприхОдские школы появились в России в начале XIX, а земские – во второй половине XIX века. Как проходили занятия в церковноприхОдской школе, я вам сейчас зачитаю.
- Пап, а почему школа называлась «церковноприхОдской? – спросил Серёжа. – Можно ведь просто сказать: церковная.
- Иногда церковнопрхОдскую школу называли «прихОдской», то есть: школой данного прихода.
- А «прихОд» - что такое?
- А прихОд – это район, местность, жители которой приходят в данную церковь, являются прихожАнами этой церкви. В сельской местности церковь, обычно, была одна на несколько деревень и стояла в селе. Село и несколько деревень являлись одним приходом. Село являлось центром прихОда. Все прихожАне крестились, венчались, исповедовались только в церкви своего прихода. Так было принято. И школа, которая открывалась при церкви, называлась церковноприхОдской, или просто – прихОдской. Моя бабушка, а твоя прабабушка, Серёжа, закончила три класса церковноприхОдской школы села Бароновка.
Ну, теперь… Иван Яковлевич Столяров «Записки русского крестьянина». Сам столяров родился в семье крестьянина. И это его воспоминания. Два отрывка о школе я и прочту.
Папа раскрыл книгу.
- Да, ещё пару слов на объяснение. ПсалтЫрь – книга псалмов, религиозных текстов. При нехватке букварей употреблялась в России как учебная книга. Объясняю значение ещё одного слова: «по церковнославянски». Дело в том, что славянская азбука считается изобретением болгарских монахов Кирилла и Мефодия и называется «кириллицей». Через эту азбуку с греческого языка переводились все церковные книги. А книги, написанные кириллицей, назывались церковнославянскими. Каждая буква в церковнославянской азбуке имела своё название. Мы сегодня как называем буквы? А, БЭ, ВЭ, ГЭ, ДЭ… А в церковнославянском алфавите эти же буквы имели название: АЗ, БуКИ, ВеДИ, ГЛАГоЛЬ, ДОБРо…
Ну, а уж теперь – текст воспоминаний Столярова.
«ПсалтЫрь определила характер и программу нашего обучения. В это время учили сначала название каждой буквы по церковнославянски: а = аз, б = бУки, в = вЕди и т. д.
Неудобство этого метода (способа) обучения в том, что выучив название букв алфавИта, трудно потом перейти к сложению слогов и к чтению. Для сложения, например, слога «АБ» нужно было сказать: аз – буки = аб.
Научившись читать, мы приступили к чтению псалтЫри и к заучиванию наизусть молитв. Первый учитель занимался с нами недолго и потому не оставил никаких следов в моей памяти… Но нужно сказать, что этот учитель проделал с нами самую трудную работу: он научил нас азбуке, и мы могли кое-как читать.
После его ухода для школы наступило безвременье: никакого постоянного учителя, с нами занимались поочрёдно – сам священник, его жена и дьячок. Каждый из них учил на свой лад и тому, чему находил нужным учить. В одном не было разногласий между ними: в наказаниях. Давать щелчки в лоб, драть за уши, бить, бить линейкой по пальцам, ставить на колени; все эти наказания сыпались как из рога изобилия на тех, которые этого заслужили. Небольшое различие существовало среди наших учителей: дьячок предпочитал бить линейкой по рукам, попадья – ставить нас на колени, а священник признавал одинаково все виды наказания…»
- За что наказывали учеников? – спросила Таня.
- Не знаю. Наверное, за непослушание, за неправильный ответ, за дерзость, за грубость, за недостойное поведение и т. д. За то же, за что и вас наказывают в школе.
- Нас не бьют!
- Но всё равно наказывают: стыдят, ставят плохую оценку, записывают в дневник, вызывают в школу родителей. А в то время были другие способы наказания. Так обращались даже с дворянскими детьми в учебных заведениях и при домашнем обучении. Вспомните «Историю одного детства», «Детство Тёмы». Читаю дальше.
«Мы, малыши, предпочитали, чтобы он (священник) ставил нас на колени и больше всего боялись его щелчков и его манеры драть за уши. Пальцы у него были длинные, сухие, настоящие костяшки. От его щелчка лоб сейчас же краснел, а от большого числа щелчков лоб вздувался и долго сохранял следы приложения пАстырских (поповских) пальцев. Не лучшим было и драньё за уши. Он прибегал к этому, когда бывал очень рассержен. Тогда он становился злым и терял хладнокровие, впивался ногтями в основание ушей наказуемого, и когда он выпускал из тисков уши, кровь стекала капельками из ранок, нанесённых когтями.
- Аксёнка! – обращался он к одному из моих товарищей по парте. – Знаешь ли ты какую-нибудь молитву?
Не знаю, - отвечает Аксёнка.
- Как не знаешь? – начинает сердиться священник и повышает голос: - Ты всё же знаешь: «Господи, помилуй мя»?
- Не знаю, - отвечает Аксёнка.
- Как не знаешь! – ещё больше сердится священник. – Повторяй за мной: «Господи, помилуй мя!»
Аксёнка чешет затылок, старается вспомнить, что нужно повторить, и не может. Губы его начинают дрожать. Он вот-вот расплачется. И вдруг выпаливает:
- Не знаю, не могу повторить.
Это приводит священника в бешенство.
- Почему ты не знаешь! – кричит он.
Крик священника вызывает обратное действие у Аксёнки: его испуг исчезает и на лице появляется невозмутимое упорство. Он уже спокойно отвечает:
- Ничего не знаю.
Этот ответ приводит священника в недоумение:
- Почему же ты ничего не знаешь? – спрашивает он более спокойным тоном. – Чему же тебя учила мать?
Аксёнка улыбается.
- Ну, чему же ты смеёшься? – опять кричит священник. – Отвечай же мне!
- Да мама меня ничему не научила. Она сама ни одной молитвы не знает.
Это ответ почти успокаивает священника. Он задаёт Аксёнке ещё один вопрос:
Как же молится твоя мать, если она не знает ни одной молитвы?
- Да никак, - отвечает Аксёнка. – Она только крестится, да головой кивает.
- Болван! – говорит Аксёнке священник. – Становись на колени. Да сначала пойди выбей об угол избы свой нос».
- Как это? – спрашивает Таня.
А мама смеётся:
- Это священник так предлагает Аксёнке почистить нос, высморкаться.
«На этом и кончается обучение Аксёнки молитвам, - продолжил папа. – Аксёнка так и не понял, чего хотел добиться от него священник. Такие ответы могли опять повторяться, но в один прекрасный день Аксёнка не пришёл в школу и уже больше не приходил. Он решил, что ученье – очень мудрое дело и не для его ума:
- Чего мне там делать-то? Какая мне польза от учения? Батя и мама неграмотные, и все другие тоже. И ничего! Живут! Проживу и я без учения. А чтобы брань попа слушать, да побои выносит, - этого я не желаю.
…К концу третьего года только пять крестьянских мальчиков оставалось из двадцати записавшихся».
- Устали? – спросил папа. – А то давайте сделаем перемену.
- Можно чайку попить, - предложила мама.
- Да, да! – поддержала её Таня. – С тортиком!
- Ладно: вы пейте чай, а я буду читать вам, - сказал папа.
Чай – не еда: быстро вскипятили воду, расставили чашки, порезали торт – наслаждайся!
А папа – продолжил.
«На второй год число поступивших школьников оказалось значительно больше. Но причиной тому был не выросший интерес родителей или детей. Последовавший за годом открытия школы был 1891 год, голодный год. Для поддержания питания школьников была открыта при школе столовая, в которой им давали обед: густой пшённый суп с растительным маслом, картофель или кашу и кусок пшеничного хлеба. В нашем селе пшеничного хлеба и в нормальные годы не знали, всегда ели только чёрный ржаной хлеб. Пшеничную же муку покупали только в большие праздники…
Выдача детям пшеничного хлеба, да ещё в голодный год, когда у других и ржаного-то хлеба не было, и всё это бесплатно, - привлекало детей к школе».
- Ужас! – сказала Таня.
- Что, крестьяне были такими бедными? – удивился Серёжа.
- Да, Серёженька, да. Не роскошествовали. Всю Россию кормили, а сами пшеничного хлеба не видели. И это притом, что крестьян в России к этому времени было девяносто процентов, то есть: девятьсот крестьян на тысячу жителей.
- А у нас булочки в школе – каждый день. – сказала Таня.
- А у них и ржаной не всегда был. Я продолжаю.
«Во второй половине этого же года приехал к нам новый учитель, пятый по счёту. Иван Капитонович (так звали его) оказался живым, расторопным малым, лучшим, чем это можно было заключить по первому впечатлению…
…Так кое-как Ивану Капитоновичу удалось довести до конца наше обучение.
В 1893 году состоялся первый выпускной экзамен. От представляющихся к экзамену требовалось: написать небольшую диктовку с расстановкой знаков препинания, решить одну из несложных задач и прочесть наизусть одно небольшое стихотворение или прочитать по книжке коротенький рассказ и ответить на несколько вопросов священника по священной истории или же прочитать какую-нибудь молитву.
Иван Капитонович начал нас готовить к экзамену чуть не с Рождества. Он больше всего боялся, что мы не сумеем правильно расставить знаки препинания. Эта почти ежедневная подготовка заключалась в том, как он будет держаться на экзамене, как он будет подсказывать нам знаки препинания и правописание трудных слов. Он плохо верил в наши знания и считал эти правила слишком сложными для нас. Он придкмал особенный способ подсказывать нам. «Если после продиктованной фразы я возьмусь за пуговицу моего пиджака, значит, поставить точку. Если же нужно поставить точку с запятой, то я возьмусь за пуговицу и ещё сделаю рукой движение в воздухе, которое напоминает вам запятую. Когда нужно поставить запятую, я поднесу руку к усам. А для двоеточия я возьмусь за две пуговицы на пиджаке». Для вопросительного знака Иван Капитонович решил высморкаться, а для восклицательного знака покашливать, а для беглого «е» - понижать. И ещё другие жесты».
Таня беззвучно смеялась, прикрыв рот ладошкой, Серёжа изображал знаки препинания.
- Что значит «беглое «е»? – неожиданно спросила мама.
- Значит: не под ударением. Вот в слове «перелесок» звук «е» в первых двух слогах – беглый.
- Дальше, - попросила Таня.
«Наступил день экзамена. У всех нервы были напряжены, а у нас, малышей, коленки от страха тряслись. Священник отслужил молЕбен. Экзаменаторы сели за стол, покрытый зелёным сукном, нас посадили за парты. Экзамен начался. Бедный Иван Капитонович! Он растерялся больше, чем мы. Начал он диктовать. Губы у него посинели, сам он побледнел. Язык плохо слушался его. Все условные знаки, которые он так долго внушал нам, выскочили у него из головы. Его голос и речь изменились. Он заикался. Он запутался в своей системе показывать нам знаки препинания и правописания. Впрочем, мы были так взволнованы, что не могли бы следовать за знаками Ивана Капитоновича. Если бы даже он сохранил своё хладнокровие.
Нас было всего восемь кандидатов и кандидаток, дошедших до конца обучения и допущенных к выпускному экзамену. Экзаменаторов было почти столько же, сколько и кандидатов. В числе их находились: земский начальник, архимандрИт (начальник священника) и ещё какие-то лица. Их присутствие ещё больше вызывало в нас робость. Как была написана нами диктовка? Правильно ли решена задачка? Хорошо ли мы ответили экзаменаторам? Одному богу, да экзаменаторам было известно. Сами же мы не отдавали себе отчёта.
Все мы были признаны достойными получения свидетельства об окончании школы. Экзаменаторы поздравили наших родителей, ожидавших в ограде церкви. И вот мы стали первыми «грамотеями» нашего села».
Папа закрыл книгу. Серёжа потянулся и Таня успела его пощекотать. Серёжа взвизгнул и вскочил.
- Погуляйте, если хотите, - сказала мама. – Поморозьтесь, только недолго.
Ребята! Сравните вашу школу с церковноприхОдской.
1. Чем отличаются школы?
2. Почему государство препятствовало крестьянам в получении грамотности?
3. Какие предметы изучали дети в церковноприхОдской школе?
4. Почему крестьяне не были богатыми?
5. Как вы понимаете смысл следующих пословиц и поговорок?
- «Мужицкими мозолями баре сыто живут».
- «Один с сошкой, а семеро с ложкой».
- «Аз, бУки, ВвЕди страшат, что медведи».
Ребята! Вы помните крестьянина Ивана Ермолаевича из очерка Г. И. Успенского «Крестьянин и крестьянский труд»? Прочтите отрывок из того же очерка о том, как Иван Ермолаемич отдавал своего сына Мишутку учиться.
Г.И. Успенский
«Мишка»
Иван Ермолаевич задумал учить своего сына, одиннадцатилетнего мальчика. Необходимо сказать, что потребность учить и учиться была осознаваема Иваном Ермолаевичем в смутной степени. Обыкновенно он решительно не нуждался ни в каких знаниях, ни в каком учении. Жизнь его и его семьи, не исключая одиннадцатилетнего сына, была так наполнена и была так хорошо снабжена знаниями, которые сама же и давала, что нуждаться в каком-либо постороннем указании, совете – словом, в чём-либо непочерпаемом тут же, на месте и на своём деле – даже не было и тени надобности. Но иногда минутами что-то неведомое, непонятное, что-то доносящееся из самого далёкого далекА пугало Ивана Ермолаевича… И в такие-то минуты он говорил: «Нет, надо Мишутку обучить грамоте. Надо!» Удивительно странные обстоятельства приводили его к этой мысли. Однажды, во время косьбы зашли мы с ним в луга, арендуемые немцами курляндцами(1). Попался нам курляндец, сидит на копне сена и что-то ест. Поглядели, ест рыбу. «Какая это рыба? – спрашивает Иван Ермолаевич. «СалАка!» - «Дай-ко отведать». Немец дал, Иван Ермолаевич поглядел на рыбу, повертел её в руках, померил, откусил, пожевал и спросил: «Почём?» Немец сказал цену. Иван Ермолаевич доел рыбу, поблагодарил и мы пошли дальше, и тут-то ни с того ни с сего, Иван Ермолаевич вдруг вздохнул глубоко-глубоко и сказал: «Нет, надо Мишутку учить! Пропадёшь, верное слово, пропадёшь! Ишь вон какую рыбу-то ест! Надо! Вот уберёмся, отдам учителю».
…С величайшей неохотой и как бы с тяжестью на душе Иван Ермолаевич приводит намЕрение своё в исполнение. Уж давно убрались с хлебом, и начал устанавливаться зимний путь, а он всё не ведёт к учителю.
…Иван Ермолаевич съездил в одну из близлежащих деревень, где была зЕмская школа, уговорился с учителем и, наконец, настал день, когда нужно было везти Михайлу в школу. До этой минуты на все разговоры об учении Михайло обыкновенно не отвечал ни одного слова. «Вот, - скажет Иван Ермолаевич, - скоро в школу повезу, смотри, учись!» Михайло молчит, не отвечает ни слова. Мальчик он был бойкий, весёлый, разговорчивый, но как только дело или разговор касался школы, Михайло делался как каменный: не огорчается, не радуется, а смотрит как-то осторожно… В день отъезда Иван Ермолаевич сказал, наконец, с тяжёлым вздохом:
- Ну, Михайло, сейчас поедем. Мать, одень Мишку-то!
Мать одевала и плакала. Иван Ермолаевич так же чуть не рыдал, не понимая из-за чего должно происходить всё это мучение. Но Михайло хоть бы слово.
…Всё время Мишка был твёрд и молчалив, как железный, сам Иван Ермолаевич тяготился этим отъездом в школу гораздо больше, чем Михайло. И вот в то время, когда Иван Ермолаевич нехотя ис глубоким сокрушением стал влезать в сани и со вздохом произнёс: «Ну, Михало, полезай, брат», - оказалось, что Михайлы нет. Покликали, покричали – нет ответа. Принялись искать – опять нигде нет; оглядели все чердаки, все углы в доме и на дворе – нет Михайлы! «Ведь спрашивали дьявола, - сердился Иван Ермолаевич, - хочешь в ученье или нет? Ведь молчит, как камень, дубина экая, а вот убёг! Уж попадись ты мне, я из тебя выбью ответ!» Но этот гнев немедленно же сменялся в родительском сердце состраданием… Надвигались сумерки, а Мишки всё не было. Всеми, не исключая работников, охватило глубокое уныние, которое сменилось искреннейшею радостью, когда один общий знакомый мужик из соседней деревни уж тёмным вечером привёз Мишку домой. Все обрадовались, забыли всякие разговоры об ученье, всякие намЕрения «пробрать» и т. д. Спрашивали только «не замёрз ли», «чай голоден», а работники, так те откровенно высказывали своё одобрение: «Ловко ты, Мишанька… Право, ловко!...»
Мишка чувствовал себя победителем и как бы вырос и окреп за эти несколько часов бегства. Тотчас, как только его привезли, он переоделся, переобулся и в несколько минут обЕгал весь двор, заглянул в хлева, в сараи, и т. д., точно желал удостовериться, всё ли на своих местах, всё ли по-старому, всё ли благополучно.
… Иван Ермолаевич перестал говорить с Михайлом о своём намЕрении, но вместе со мной заключил зАговор. Не говоря никому ни слова, мы выберем любой день, посадим Мишку в сани и поедем в другую деревню за двенадцать вёрст(2), близ станции железной дороги. Там мы его сразу и заточИм в школу и водворим в квартире. Там есть у Ивана Ермолаевича знакомые, которые будут присматривать, приглядывать, а в случае чего и по затылку дадут – ничего выдержит! скотина добрая(3)…
Мишка ничего не подозревал, когда Иван Ермолаевич приказал заложить лошадь, объявив, что едет на мельницу. Он, как и всегда, помогал запрягать… Когда лошадь была подана, Иван Ермолаевич внезапно объявил Михайле, находившемуся в избе: «Одевайся, со мной поедешь». Михайло побледнел, как полотно, почувствовал, что схвачен врасплох, но ни слова не сказал, оделся; тут подоспел и я; посадив Михайлу в середину между нами, мы тронулись в путь. По хорошей зимней дороге мы «духом»(4) долетели до деревни, где была школа, и обделали всё дело не больше, как в один час. Как раз напротив школы нашли квартиру у вдовы-старушки, дали задАток(5), повели Мишку к учителю, переговорили с ним, также дали задАток, после чего учитель сию же минуту взял Мишку и увёл в школу, где уж сидело и жужжало человек сорок малых ребят. Мишка хотя и был крепковат на нервы, когда учитель усадил его в самую середину школьной толпы, малый «загорелся», вспыхнул, смутился и оторопел…
- Это самое и надо! – сказал Иван Ермолаевич, когда мы выбрались из школы. Он и сам был испуган школой не меньше Мишки. – Так и нужно прямо под Обух(6)! Скорей оботрётся… Оглушишь его этак-то – он и пообмякнет… Это слава богу, что так – прямо Обземь! Ничего, пущай! – закончил Иван Ермолаевич, и мы поехали прочь от школы.
По дороге мы заехали к кузнецу, которого звали Лепило и который вместе с тем был и коновал(7). У него находилась на излечении лошадь Ивана Ермолаевича… Поглядели больную лошадь, к ноге которой была привязана тряпка с лекарством, зашли, кроме того, в лавки кое-что купить, часа два пили в трактире(8) чай, грелись, разговаривали и воротились домой шажком уж часу в первом ночи.
- Мишка прибежал! – было первое слово, сказанное женой Ивана Ермолаевича, когда мы подъехали к крыльцу его избы.
И я и Иван Ермолаевич были несказАнно изумлены. Иван Ермолаевич вылез из саней и молча пошёл в избу; я также молча пошёл домой; было уже поздно, и поэтому с Иваном Ермолаевичем я увиделся только утром.
- Это его учитель прислал… Грифель(9) вишь(10)… книгу какую-то надо… бумагу…
Потолковали мы насчёт расходов и порешили отвезти Мишку и послать учителю деньги, чтобы купил грифель и всё, что нужно. Отправили Мишку на следующий же день с работником. Но утром через день Мишка опять явился.
- Ты зачем?
- Хозяйка прогнала. Напилась пьяна, стала драться, погнала вон… Не пимши, не емши…
Все жалели его, особенно же жалели, что он и сапоги и ноги истрепал. Но Мишутка в моменты своих кратковременных возвращений не обращал, по-видимому, никакого внимания ни на сожаления о его ногах, ни на самые ноги. Едва прибежав издальнего путешествия по снегу,..бежал в коровник, в свиной хлев, к овцам, к лошадям, в сарай, в баню к уткам; там всё пересмотрит, перепробует, рукой пощупает; словом, не нарадуется на свои родные места, в которых ему, очевидно, дорога каждая порошИнка (пылинка).
На следующее утро поехал с Мишкой сам Иван Ермолаевич, так как надо было разобрать дело. По его отъзде пришёл ко мне работник и сказал:
- Не будет Михайло учится, нет не будет!
- Почему же?
- Не к тому привержен. У него есть приверженность к хозяйству, лошадей любит, скотину; а это ученье не по нём – не будет! Я уж знаю его характер. Таперича, ежели ему лошадью править, снопы возить, так он трясётся от радости. А это ученье – нет. Ведь он мне сам сказывал, что на хозяйку наплёл(11), насказал облЫжных(12) слов. А всё из-за того, чтобы отец отдал его Лепиле на квартиру, потому что там наша кобыла. Он сам сказал: «Как, говорит, увидел я нашу рыжую, как она стоит с больной ногой, вспомнил дом, так и упёр из училища». Нет, не будет, не такой парень.
Иван Ермолаевич воротился в глубоком унынии. Мишка всё наврал – и на хозяйку и на учителя. Учитель и не думал его посылать, а хозяйка, ввиду такой бессовестности, отдала Ивану Ермолаевичу назад деньги и отказалась держать Мишутку. Волей-неволей пришлось поместить Мишутку к Лепиле, но при этом Иван Ермолаевич «оттрепал» его за волосы.
Но этим мучения не окончились; дня через два мужики, воротясь со станции, объявили, что Мишка там трётся вокруг вагонов, помогает подводить лошадей и заслуживает тем всеобщие похвалы. Но что ужасно – жалуется мужикам на жестокое обращение отца: бьёт, выгнал из дому; просит приютить и жалуется самым лютым врагам Ивана Ермолаевича, срамИт (стыдит) его не на живот, а на смерть перед людьми. ничего не стоящими. Иван Ермолаевич вышел из себя и немедленно же пустился ловить Мишутку, и тут началась борьба. Только что Иван Ермолаевич настигнет его у вагонов, Мишка – под вагон, а Иван Ермолаевич в ужасе, что его раздавит, не знает, что делать. Из-под вагона Мишка пускается в бега. Но разыскать его не было возможности, потому что Мишка так умел насказать про отца, что его прятали, скрывали – «нету у нас!»
Наконец-то словили и привезли… К этому времени на Мишку все были до того ожесточены, он так много насрамИЛ, налгал на отца и мать, такую пустил про них худую(13) славу, что появление Мишки вызвало уже не радость, а единодушное восклицание отца и матери: «Драть!» Розги были припасены, и едва Мишка появился в избе, как Иван Ермолаевич крикнул работнику: «Держи-кось его Фёдор!» Но Фёдор наотрез отказался и ушёл вон; не драть, а хвалить мальчишку надо бы было, по его мнению, за такие молодецкие подвиги и за такое образцовое сопротивление какому-то учителю. Работница тоже отказалась и убежала, и по тем же причинам. Тогда взялась держать мать. Мишка ужасно орал, молил и вопиЯл, но драньё было беспощадное…
Это-то драньё и было его окончательной победой; сорвав зло Иван Ермолаевич немедленно утих и крайне удивлялся, что всё это мучение произошло из-за какого-то ученья. Он решительно уже не мог понять, зачем оно нужно Мишке, несомненные достоинства которого, выказанные во время всей этой истории выступили теперь со всей яркостью; нежелание учиться исчезало совершенно перед этим упорным желаниемжить в крестьянских условиях, перед этой любовью к «крестьянству», выражавшейся в любви к скотине, к нашей рыжей кобыле, в этом неудержимом стремлении «домой», где дорога каждая курица, утка. С каждой минутой Иван Ермолаевич убеждался, что в Мишке растёт надёжный представитель его семьи, работник, привязанный к «крестьянству» неразрывными узами, и недавнее негодование заменилось весьма скоро восхищением.
Пояснения
1. - немцы-курляндцы – немцы из Прибалтики.
2. – верста - мера длины, чуть больше километра, а точнее: 1 км 60 м.
З. – «скотина добрая» - в устах Ивана Ермолаевича это не брань, а похвала, гордость за сына: «добрая» - значит, хорошая, крепкая; а «скотина», да ещё хорошая, здоровая – для крестьянина лучшая награда.
4. – «мы «духом» долетели» - быстро, мигом.
5. – часть денег, которые даются исполнителю работы до выполнения самой работы.
6. – «прямо под обух» - сразу, резко.
7. – коновал – знахарь, лекарь, лечащий лошадей.
8. – грИфель – палочка из особого минерала для писания ею на ученической или классной доске; предшественник карандаша.
9. – трактИр – столовая, где продавали разные напитки и обязательно – чай.
10 – вишь – видишь.
11 – наплёл – наврал, оклеветал.
12. – «облыжные слова» - ложные, неверные слова.
13. – худая слава – дурная слава, порочащая человека.
Ребята, как вы думаете:
1. Почему Иван Ермолаевич хотел отдать учиться сына?
2. Почему Миша не хотел учиться? Найдите подтверждение в тексте.
3. В какую школу определили Мишутку: земскую, частную, прихОдскую?
4. В каком возрасте принимали крестьянских детей в школу?
5. Богатым или бедным крестьянином был Иван Ермолаевич? Найдите
в тексте подтверждение ответу.
Ребята, как вы понимаете пословицы и поговорки:
- «Которая рука по головке гладит, та и за вихор тянет».
- «От доброго корня добрая и поросль».
- «Нашла коса на камень».
- «Детки – радость, детки ж и горе».
- «Детишек воспитать – не курочек перевоспитать»
День восемнадцатый
Наступил выходной день для всей семьи, но зима не отступила: выла метель, сильные порывы ветра секли лицо льдистым снегом. На улицу не выйдешь – никакой радости. Небо в тяжёлых свинцовых тучах; не день – а вечер.
В квартире включили свет. Это днём-то! А Таня предложила свет выключить, а зажечь свечи: красивые, фигурные, цветные в подсвечнике, которые остались от Нового года.
Так и сделали. Стало хорошо: за окном пурга, а здесь – тепло, уютно, свечи…
- А что в это время делали в деревне? – спросил Серёжа.
- В это время – это зимой? Или в конце февраля?
- В конце февраля.
- Начиная с Рождества, по всей России шли свадьбы. До самой масленицы, которая к нам подкатится через две недели. А конец февраля… Начинали готовиться к севу зерна.
- Зимой?!
- Да, да – именно зимой. Крестьяне выносили посевное зерно на утренний морозец (говорили: на три утренние зори); считали, что зёрна чуть примороженные, чуть «тронутые морозом», дают лучший урожай.
- Закаляли зерно, - сделал вывод Серёжа.
- Но выносили на мороз и лён и пряжу, для того, чтобы нитки были ровными и белыми.
- А как так получалось?
- Не знаю. Но люди это делали, а, значит, и верили, что толк будет. Где-то в конце февраля – Власьев день. Люди ходили друг к другу в гости, но главное то, что начинались торги по продаже скота. А вечер двадцать восьмого февраля был вечером «окликАния звёзд». ОвчарЫ – пастухи овец – вечером смотрели на звёзды и говорили определённые слова. Делали они это для того, чтобы появилось в хозяйстве больше ягнят – детёнышей овец.
- Это правда? – удивилась Таня.
- Правда, что такие слова произносили. А добавляли ли эти заклинания ягнят, я не уверен. А пастухи верили. Они были суеверными…
- Верили в сверхъестественную силу, - вспомнил Серёжа.
- Молодец! А окликАние звёзд – древний обычай. И пастухи исполняли этот обычай. Что ещё делали в конце февраля? Занимались своими обычными ежедневными делами: ткали, пряли, плели лапти, чинили обувь и инвентарь у весне… А дети помогали старшим. Вон, Миша, сын Ивана Ермолаевича, крутился во дворе, в хлеве возле скотины. Кстати, в какую школу отдавали учиться Мишу: прихОдскую, зЕмскую или частную?
- В зЕмскую, - сказала Таня. Ей нравилось это слово.
- В частную, - возразил Серёжа, - потому что Иван Ермолаевич учителю деньги платил за обучение.
- Да, пожалуй, что частная. Но в частной школе никогда не бывало столь много учеников, сколько было в классе. Значит, это зЕмская школа, которую содержали и крестьяне и зЕмство.
- Ага! – ликовала Таня. – Я угадала!
- Угадала, а не доказала, - возразил Серёжа.
- Успокойтесь. Я сейчас вам прочту, как выглядела зЕмская школа. Из воспоминаний учителя зЕмской школы.
Папа взял, видно давно подготовленную книгу и открыл на закладке.
«Теперь несколько слов о школьном здании. Рядом с комнатой учителя помещалась кухня таких же размеров, как и учительская комната. Двери из комнаты и из кухни вели в коридор, где дети раздевались. Многие незнакомы были с вешалкой и клали одежду прямо на пол; так же поступали и малыши, не могшие пользоваться вешалкой и боявшиеся просить старших учеников, не говоря уже о стороже или учителе.
Первая группа скоро – на примере товарищей – познакомилась с назначением вешалки – и это было целым событием для ребят! Раз навсегда избавлялись они от необходимости класть одежду на пол или просить помощи старших, которые смеялись над малышами.
Из коридора дверь вела в классную комнату, площадью в шестьдесят четыре квадратных аршИн, где помещалось семьдесят-восемьдесят человек».
- Серёж, включи, пожалуйста, торшер: мне плохо видно. Спасибо.
- А что такое «аршИн»? – спросила Таня.
- Это устаревшая мера длины, как и верстА. Семьдесят сантиметров. Вот столько, примерно. - И папа развёл руки в стороны. – А шестьдесят четыре квадратных аршина… - Папа задумался, сосредоточился… - Это, примерно такая же комната, как и ваш класс. Только класс этот в школе был один, и в этом единственном классе занимались семьдесят-восемьдесят учеников.
«Впечатление получалось от комнаты этой ужасное: чёрные от грязи полы, не мывшиеся по целым месяцам; выбитые во многих рамах стёкла; печь, угощавшая при каждой топке учеников и учителя дымом и головными болями; поломанные парты, которые ремонтировались самими учениками – где гвоздик вобьют, где верёвочкой к стенке привяжут – и стоит себе; доски пола, прогнившие и проваливавшиеся под ногами, грозя оставить кого-либо калекой, - вот картина, какую я застал в школе».
- Вот такая зЕмская школа. Потом, постепенно, этот учитель всё наладит и отремонтирует. А пока нужно было записывать и приглашать учеников в школу.
«Просматривая список записавшихся в школу детей, я удивился, что из Жданова, деревни с двадцатью дворами, поступили только два мальчика. Между тем, по наведённым мною справкам, в деревне было около двенадцати-пятнадцати детей школьного возраста. После некоторого раздумья я решил отправиться в Жданово и постараться убедить крестьян отдавать детей в школу. До Жданова было четыре версты, и я пригласил в попутчики молодого рЕгента местного церковного хора – малоразвитого, но симпатичного молодого человека».
- Регент – дирижёр, руководитель церковного хора, - объяснил папа, опередив Серёжу с его вопросом.
«В большинстве домов моя проповедь была встречена холодно, почти враждебно. Мне говорили, что и без меня они знают, что хорошо учить детей, и если не учат, так, значит – нельзя, не могут, что я только дразню детей, которые плачут, учиться. Другие просто запирались от меня, и я понимал их мотивы (причины): не хотели, чтобы я бередил (тревожил) их раны! Только в двух-трёх домах я встретил радушный приём: меня не знали куда посадить, не садились при мне, бросали работу. Они говорили, что вот, мо, рожь посадим, справим (купим) одежонку и отправим в школу Ваську или Настьку, что и всем хочется учить детей, да не могут: не то что в школу, на двор выйти не в чем, по очереди ходят.
…Мы недаром проходили в Жданово: три новичка из Жданова пришли записываться на следующий же день».
- Ребятам из этой школы попался хороший учитель: школу отремонтировали при его содействии, в игры с детьми играл, уроки вёл интересно. Вот послушайте.
«Иной раз прямо-таки диву даёшься, до чего скУдны (малы) детские понятия! Вот, например, я спрашиваю: «Кто такой итальянец?» Говорят»Он на тальянке (гармошке) играет». Когда я разъяснял детям, то им становилось не только смешно, но и досадно… Однажды я спросил малышей, как зовут Николая Чудотворца (имя святого). Отвечают: «Апостол Пётр, Алексей Божий человек» и т. д. Я обращаюсь к среднему отделению, тоже не знают. И только в старшем отделении нашёлся один из всех, который сказал, что Николая Чудотворца зовут Николаем, а апостола Петра – Петром, и т. д.»
- Пап, пап! А апОстол - это кто? – спросила Таня.
- Апостолы – ученики Христа, после смерти его проповедовавшие христианство, учение Христа.
- Па, я не понял: что, и старшие и младшие – все занимались в одной комнате и сразу? – спросил Серёжа.
- Да, я же говорил. Первый, второй и третий класс. Автор называет классы «отделениями»: младшее, среднее, старшее.
- А какие уроки были в зЕмской школе?
- Чтение, письмо, математика и закон Божий. Это – основные уроки. А были ещё: и старославянский язык, пение, чистописание. Закон Божий вёл местный священник, а все остальные уроки – один учитель. Вот как он проводил урок математики.
«С каждой новой задачей внимание притуплялось… Становилось ясно, что необходимо было расшевелить мозг, и я диктовал: «Мальчику один год, его сестре три года. Сколько им обоим будет через два года?»
- А сколько будет? – спросил папа у Тани и Серёжи. – С Таней понятно: ей нужно взять ручку и бумагу и решать. Она устно не сможет посчитать. А ты, Серёжа, можешь. Так – сколько?
- Шесть! – выкрикнула Таня, показывая загнутые пальцы.
- А ты, Серёж?
- Восемь…
- А теперь слушайте дальше.
«Наконец, подняты все руки, все хотят отвечать, тянут руки так, что порою кажется, вот-вот оторвётся рука.
Спрашиваю. Отвечают: «Шесть».
- Ага! – крикнула Таня.
«Нет, неверно!» – говорю я. На лицах детей изумление. Часть рук опускается. Проходит минута. «Шесть, шесть», - несётся со всех сторон. «Нет!» - повторяю я. Дети почёсывают затылки… Опять заработали пальцы, зацарапали грифели, а результат всё тот же. Пробовали угадывать: «Пять», «семь»…
Я объяснил задачу. Дети поняли, что споткнулись они, попали в западню, и начинали весело смеяться, говорили, что я не проведу их больше – будут осторожнее».
- Так – сколько?! – не выдержала Таня.
- Серёжин ответ правильный: восемь.
Серёжа заулыбался.
А папа продолжал.
«Теперь в течение двух-трёх дней они были очень внимательны, с ответами не торопились – искали подвоха в задачах. Мы уже проходили вычитание. Снова ряд задач усыпляет детей, и новая задача поджидает их: «На крыше сидело десять воробьёв, охотник убил четырёх из них, сколько осталось?»
Папа посмотрел на ребят. Таня снова стала загибать пальцы. А Серёжа улыбнулся и сказал:
- Четыре.
Папа продолжал.
«Дети, не долго думая, ответили: «Шесть». «Нет!» - бросал я. Дети возбуждались, встряхивались, подскакивали на местах… Одна минута поверки – и тот же ответ. «Плохо, плохо вы считаете, осталось четыре, остальные улетели!»
- А-а, - поняла Таня.
Папа с Серёжей рассмеялись.
«Посмеявшись, мы снова принимались за работу.
Таким образом внимание всегда настороже – зато, когда малышам удаётся решить такую задачу с подвохом, нет предела детской радости».
- Только для Тани, как для младшей группы, задача с подвохом, задача на сообразительность. Из урока этого же учителя. Внимание, Таня! На столе горело девять свечей. Я погасил две. Сколько свечей осталось?.
Таня глянула на оплывшие в подсвечнике свечи, подумала и радостно воскликнула:
- Две!
- Молодец! Сообразительная девочка. А мы вовремя не погасили наши свечи и они сгорели все. Гаси остатки.
Таня и Серёжа погасили свечи, стали трогать пальцами оплавленный воск.
- После метели – всегда морозно и солнечно, сказал папа. – Я думаю, что завтра мы сможем сходить на лыжах.
День девятнадцатый
«Бывает оттепель перед последними сретенскими морозами (Сретенье – церковный праздник пятнадцатого февраля), птицы её принимают за начало весны; рябчики пересвистываются и начинают предвесенние поиски пары.
Тетерев токует во весь дух и так, что человек, услыхав это, тоже вовлекается в обман; и если ещё молод и есть время – бог знает, что бормочет».
(М. М. Пришвин «Последние морозы»)
«Невидимые звёзды снега теперь спустились сверху, возле нас в воздухе блестят спокойным дождём искр, и остаются на сучках деревьев, и от этого дерево сверкает всё от верху до низу каждой веточкой, каждой зимней нераскрытой почкой».
(М. М. Пришвин «Снег на ветвях»)
А день действительно был великолепным! Перепушёный и сбитый метелью в плотные сугробы снег слепил под солнцем глаза. Таня надела тёмные очки, которые постоянно падали с её маленького носика.
В сосновом бору можно было обойтись без очков: высокие кроны перекрывали солнце, и внизу было тенисто и тихо.
Шли по лыжне за папой, катались с гор, проваливались в снег, останавливались и наслаждались тишиной, солнцем и снегом: впитывали красоту зимнего леса. Она, красота, входила в людей незаметно, как воздух и тепло, светилась сияющими глазами детей, улыбками и румянцем.
Потом пили ароматный чай из термоса. Хорошо!
Уже на самом выходе из леса, со стороны высокой рябины послышалась серебряная трель, будто сыпались хрустальные льдинки. Остановились. «Звенела» стайка крупных хохлатых птах.
- Свиристели прилетели, - сказал папа. – Весна.
Дома лыжников ждали мама и Сява.
Поделились впечатлениями, пообедали – и в «гостиную».
- Гулять, я думаю, не пойдёте, нагулялись? – спросил папа.
- Пойдём. Вечером, - устало ответил Серёжа.
- За вами ещё уроки, - напомнил папа.
- Ну, разумеется, - как-то по-взрослому ответила Таня. – Ужас, как устала…
- Тогда поговорим?
- Давай, - вяло согласился Серёжа.
- Я вот всё думаю, - опять как-то по-взрослому начала Таня, - как же могут поместиться восемьдесят учеников в нашем классе?
- А, вот ты о чём! Как в маленьком зрительном зале: лавки стояли. Да ещё парты. Битком всё. Я сам удивляюсь: как можно было в таких условиях учиться. Ну, кто-то болел, кто-то ещё что-то… Нет, очень много. А ведь были и поменьше классы: как наша «гостиная».
- Ужас! – Таня никак не хотела выходить из роли мамы. – Только подумать – наша «гостиная»!
- Частные школы чаще всего и размещались в одной из крестьянских изб.
- Частные школы, где учителя – солдаты, вспомнила Таня. – Подожди, не рассказывай.
Таня вышла из комнаты и вернулась с куклой:
- Рассказывай.
- Да, учителями были солдаты, писари, грамотные крестьяне, а то и старшие ребята. Если было в деревне несколько крестьян, желавших отдать своих детей учиться, находили учителя и в одной из крестьянских изб начинала работать школа.
- А сколько учеников было в такой школе?
- От трёх до десяти. Больше в избе-то не поместится. Если по какой-то причине нельзя было вести занятия в одной и той же избе, то «школа» поочерёдно переходила из одной избы в другую. Здесь, в школе-избе, учитель преподавал, питался, ночевал. Сюда крестьяне доставляли учителю провизию, топливо для печи обогревать класс. Родители покупали на базаре азбуку и другие ученические принадлежности. Чему учили? Чтению, письму, счёту. Это было то главное, без чего крестьянину трудно было обойтись. Занятия велись с раннего утра и до темна с несколькими перерывами для отдыха и обеда. Занятия в таких школах проходили только зимой: от двух до пяти месяцев. И только до Пасхи, до светлого Христова воскресения.
- А когда оно?
- Через семь недель после Масленицы, или через сорок девять дней. Одним словом: ребята учились до весны. А потом шла подготовка к весенним работам и дети помогали взрослым.
- А когда дети начинали заниматься?
- В ноябре, а то и в декабре. С первыми морозами начинались занятия.
- Почему?
- Грязь, слякоть, холод. А в чём пойдёт крестьянский мальчишка в школу: Сапог нет, только валенки для зимы приготовлены.
- Просто ужас, - сказала Таня, а Серёжа зевнул.
- Хорошо. Я понял. Ещё немного прочту и – гуляйте.
Папа взял с полки уже знакомую детям книгу «Мир русской деревни» и открыл на закладке.
«Из многочисленных талантов Артёмия Скрыпы едва ли ни самым ярким был педагогический дар. Учеников он встречал приветливо, обращался с ними ласково, объяснения делал чёткие, на доступном детям языке. Для каждого нового ученика он сам писал азбуку и украшал её, вырезал указку с орнаментом. Если одновременно занималось у него в избе два или больше учеников, он для каждого находил свой подход, давал отдельные объяснения. При этом учитель разъяснял свои поступки новичку, ободряя его. «Ну-ка, Никола, - говорил он семилетнему Чукмалдину, - иди сюда, примемся за дело. Здесь, у стола, учится Ефрем, он постарше и побольше тебя. Тебя ж я устрою вот на этой лавке, у оконца. Вот скамейка, мы её поставили вот на эту лавку и на неё положим азбуку; вот смотри-ка, какую я тебе указку смастерил: с конями и зарубками. Ну-ко, брат, бери её, вот так, в руку, и садись перед скамейкой на лавку». Мальчика поразила азбука – новенькая, только что написанная по-славянски, красными и чёрными чернилами… А учитель уже мягко и уверенно вёл очарованного малыша дальше: «Вот на этой первой странице – вся азбука… Надо все буквы выучить наизусть и запомнить их твёрдо, как они пишутся и называются. Указывай указкой вот эту первую букву и говори: аз, вторую – бУки, третью – вЕди… Смелее, брат, смелее! Ну, говори за мной нараспев: а – з, бу – ки, ве – ди,
гла – го – ль. Мало. Пой, как поют ребята, когда играют в пряталки, да посмелее… Вот так, так. Потихоньку да помаленьку всё пойдёт у нас на лад». Скрыпа чередовал мягкие указания с похвалой, а в какой-то момент заметил: «Ну, да ты устал. Оденься, иди во двор побегать. Потом приходи, поешь, и мы ещё потвердим азбуку. В три часа занятия были закончены. «Скажи отцу и матери, что грамота тебе даётся. А завтра утром приходи опять».
Всё, друзья, гуляйте!
Ребята! Поразмышляйте на досуге вместе с родителями над смыслом этих пословиц и поговорок:
«Без муки нет науки».
«Без терпения нет учения».
«Век живи – век учись».
«Корень учения горек, да плод его сладок».
«Не говори, чему учился, а говори, что узнал».
«Не стыдно не знать, стыдно не учиться».
«Повторенье – мать ученья».
«Неграмотный, что слепой».
«С книгой поведёшься – ума наберёшься».
«Знание лучше богатства».
«Был бы ум, будет и рубль».
«Ученье и труд – всё перетрут».
Ребята! Я думаю, что вы уже достаточно ознакомились с жизнью крестьянских детей в старину и поэтому можете себе представить: чем мог заниматься мальчик (или девочка) хотя бы один день в году?
Напишите сочинение, которое может называться так: «Один зимний день мальчика Вани» (или девочки Маши).
Можно другое сочинение: «Летний день Вани» (или Маши).
4. Дети города
День двадцатый
Это было великолепно! Масленица – в городе!
«Масленица! Масленица!
По России катится!
Широкая, разгульная
По-российски буйная!»
- кричали ряженые, и их призыв разносился по всему парку с оплавленным снегом, с пестрО и цветнО одетым народом, с лотками, лентами и коробейниками.
«Блины да бараночки!
Леденцы да саночки!
Пряников да конфет –
На весь белый свет!»
Вся семья двигалась вместе с потоком людей; останавливалась, угощалась, слушала и двигалась дальше вместе с толпой.
«Детская радость: карамель-леденцы!
Купите детям, мамы и отцы!»
«Пряники, печенье –
От печалей и огорчений!»
«Карандаши заграничные
И русские приличные!
Покупайте!»
И – покупали! Даже если не надо было. Попробуй, не купи:
«Мамаша! Купите для своего малыша!
Что ж вы уходите, не купив ни шиша?!
Праздник ведь!» - застыдят.
Было и катание на лошадях и выступление артистов, и сжигание чучела Масленицы. И – много музыки, смеха, света и добра.
Папа по ходу праздника много рассказывал и объяснял. Когда вернулись домой, Таня сказала:
- Хорошо жить в городе!
- В деревне такие же праздники, - возразил Серёжа.
- Всё равно, - стояла на своём Таня. – Там нужно не только праздновать, но и работать.
- А в городе, что люди не работают?
- Я не о людях, я – о детях, - сказала Таня.
- А-а-а – протянул Серёжа, не зная как возразить. – Пап, а что: городские дети не работали? Зимой, например, или летом.
- Работали, у кого была работа. Дети бедняков работали. А богатые – нет.
- А кто жил в городе?
- Подумайте сами. Ну, называйте!
- Учителя, - сказала Таня.
- Дворяне, - добавил Серёжа.
- Цари…
Серёжа рассмеялся:
- Царь – один. И жил в столице, – и добавил, - купцы в городах жили.
- Всё?
- Нет. Ну, эти… - Таня искала слово, - кто дворянам прислуживал, как их…
- Дворовые люди. Дворня. – Подсказал папа. – Это – те же крестьяне, только взятые из деревни для обслуживания хозяев. Ну, и кроме названных вами людей, в городе жили крупные и мелкие чиновники, торговцы, ремесленники, рабочие фабрик и заводов, извозчики, духовенство.
- А ещё – инженеры, - вспомнил Серёжа.
- Верно. В России XIX века существовали сословия. Кто это? Это – определённые группы или слои общества, которые имели наследственные права и наследственные обязанности. Обращаю ваше внимание на слово «наследственные». Наследственные, значит, передаваемые по наследству: от отца – сыну, от сына – его детям. Дворяне, духовенство, купцы, мещане… Обязанность дворян была – служение царю, несение военной службы. И эта обязанность передавалась по наследству. Напомню вам, что дворяне не платили никаких налогов. И духовенство не платило. А вот крупные купцы платили пошлины – те же самые налоги. Платили налоги и мещане. В России не было сословия мелких торговцев, ремесленников, извозчиков. Все они входили в сословие мещан и, как крестьяне, были податнЫм населением: населением, платившим пОдати, налоги. Работать и платить налоги – было наследственной обязанностью податнОго населения: мещан и крестьян.
- А чиновники платили налоги?
- Нет. Ни крупные, ни мелкие чиновники не платили.
- А извозчики?
- Да. Они же из мещанского, податнОго сословия. Итак: городские дети – чьи дети?
- Дворян, купцов…
- …торговцев, ремесленников, и это…
- И..
- …извозчиков…
- И крестьян! - выпалила Таня.
- И рабочих, - подсказал папа. – Ведь фабрик и заводов было много. И были ещё – разночинцы. Это – мелкие чиновники и люди свободных профессий: художники, музыканты, писатели, артисты. А сейчас мы с вами посмотрим: кто учился в городской школе.
Папа взял с полки уже знакомую книгу Аксакова «Избранные сочинения» и нашёл нужную страницу.
- Слушайте.
«Я и теперь не могу понять, какие причины заставили мою мать послать меня один раз в народное училище вместе с Андрюшей. Вероятно, это был чей-то совет, а скорее всего М. Д. Княжевича, но, кажется, его дети в училище не ходили. Как бы то ни было, только в один очень памятный для меня день отвезли нас с Андрюшей в санях, под надзором Евсеича, в народное училище, находившееся в другом краю города и помещавшееся в небольшом деревянном домишке. Евсеич отдал нас с рук на руки Матвею Васильевичу, который взял меня за руку и ввёл в большую неопрятную комнату, из которой нёсся шум и крик, мгновенно утихнувший при нашем появлении, - комнату всю установленную рядами столов со скамейками, каких я никогда не видывал; перед первым столом стояла, утверждённая на каких-то подставках, большая чёрная четвероугольная доска; у доски стоял мальчик с обвостренным мелом в одной руке и с грязной тряпицей в другой. Половина скамеек была занята мальчиками разных возрастов; перед ними лежали на столах тетрадки, книжки и Аспидные доски…»
- Аспидная доска – доска из чёрного минерала, на которой пишут грифелем, - пояснил папа.
«Ученики были пребольшие, превысокие и очень маленькие, многие в одних рубашках, а многие одетые, как нищие. Матвей Васильевич подвёл меня к первому столу, велел ученикам потесниться и посадил с края, а сам сел на стул перед небольшим столиком, недалеко от чёрной доски; всё это было для меня совершенно новым зрелищем, на которое я смотрел с жадным любопытством. При входе в класс Андрюша пропал. Вдруг Матвей Васильевич заговорил таким сердитым голосом какого у него никогда не бывало, и с каким-то напевом: «Не знаешь? На колени!» - и мальчик, стоявший у доски, очень спокойно положил на стол мел и грязную тряпицу и стол на колени позади доски, где уже стояло трое мальчиков, которых я сначала не заметил и которые были очень веселы; когда учитель оборачивался к ним спиной, они начинали возиться и драться. Класс был арифметический. Учитель продолжал громко вызывать учеников по списку, одного за другим; это была в то же время перекличка: оказалось, что половины учеников не было в классе. Матвей Васильевич отмечал в списке, кого нет, приговаривая иногда: «В третий раз нет, в четвёртыё – так, рОзги!» Я оцепенел от страха. Вызываемые мальчики подходили к доске и должны были писать мелом требуемые цифры и считать их как-то от правой руки к левой, повторяя: «единицы, десятки, сотни». При этом счёте многие сбивались, хотя я давно уже выучился самоучкой писать цифры. Некоторые ученики оказались знающими: учитель хвалил их; но и сами похвалы сопровождались бранными словами, по большей части неизвестными мне. Иногда бранное слово возбуждало общий смех, который вдруг вырывался и вдруг утихал. Перекликав всех по списку и испытав в степени знания, Матвей Васильевич задал урок на следующий раз: дело шло тоже о цифрах, об их местах и о значении нуля. Я ничего не понял сколько потому, что сидел, как говорится, ни жив ни мёртв, поражённый всем, мною увиденным. Задав урок, Матвей Ильич позвал сторожей, пришли трое, вооружённые пучками прутьев, и принялись сечь мальчиков, стоящих на коленях. При самом начале этого страшного и отвратительного для меня зрелища я зажмурился и заткнул пальцами уши. Первым моим движением было убежать, но я дрожал всем телом и не смел пошевелиться. Когда утихли крики и зверские восклицания учителя, долетавшие до моего слуха, несмотря на заткнутые уши, я открыл глаза и увидел живую и шумную около меня суматоху; забирая свои вещи, все мальчики выбегали из класса и вместе с ними наказанные, так же весёлые и резвые, как и другие».
Папа закрыл книгу.
- Вопрос, друзья: чьи дети учились в описанной школе?
- Не дворяне, - хитро ответила Таня.
- Это, пожалуй, точно.
- Дети мещан и рабочих, - сказал Серёжа.
- И этот ответ принимается. В такой народной школе могли учиться только дети бедных сословий, живущих в городе: дети мелких торговцев, коробейников, разносчиков чая, пирожков, дети рабочих, извозчиков, дворовых людей, сторожей, кухарок, шОрников, скорнякОв, кузнецов, бОндарей, гончаров - то есть всех ремесленников.
- А кто такие коробейники?
- Таня, ты видела их сегодня на празднике.
Таня задумалась.
- Ну, те, которые ходили с ящичками на шее и продавали ленты, иголки, карандаши… Вспомнила? – подсказал Серёжа.
- Поняла я, поняла!
- Только это были не коробейники, а артисты, изображающие коробейников, - пояснил папа.
- А шОрники и скорнякИ? – спросил Серёжа. – Я забыл.
- Шорники – мастера по выделке ремённой Упряжи, в основном для лошадей; могли и другие изделия делать из кожи. А скорнякИ – мастера
выделки меховых изделий: из шкур зайца, белки, лисы… В Древней Руси вся пушнина называлась: скОра. От этого слова и произошло слово скорнЯк.
- А вот ещё: бОндарь… Он что делал? Играл?
- Почему: играл, Серёжа?
- Да слышал я… Это… бондара, или как-то…
- БандУра – музыкальный инструмент. На нём играет бандурИст. А бОндарь делает бочки. Бочки, кадушки разные, кадки.
- А народная школа – это зЕмская школа? – спросил Серёжа.
- Ты что? – поправила его Таня. – Земская школа – у крестьян!
- Нет, почему же! – возразил папа. – Земские школы были и в городах и даже в столице. Народна школа и есть зЕмская. Ответьте- кА мне, друзья, вот на какой вопрос: все ли дети мещан, ремесленников и рабочих учились в школе, о которой пишет Аксаков?
- Нет, - сказала Таня.
- Все, - сказал Серёжа.
- Почему «нет», Таня?
- Ну, потому что она маленькая: все не поместятся.
- А что, верно ведь. Не все могли, потому что и школ было мало, и одежды не хватало, да и семье нужно было добывать пропитание, чем только можно. Вот дети понемногу и подрабатывали. Даже если они и ничего не зарабатывали, то кормились там, где работали. Чаще всего дети обучались ремеслу своих родителей. Раз мама нас не завёт обедать, то я успею вам прочитать начало истории одного мальчика. Если вам будет интересно, то до конца прочтёте сами.
Папа взял с полки очередную книгу.
- Это повесть Ивана Дмитриевича Василенко Волшебная шкатулка. Я прочту вам главу, которая называется «Герцог Букингэмский». Герцог – титул высшего дворянства в Европе. Слушаем?
- Да!
«Мой отец был лудИльщиком».
- Вот ещё одна профессия, ещё одно ремесло. ЛудИльщик латал дыры в прохудившихся металлических тазах, кастрюлях. Операция эта называлась лужЕнием. ЛудИльщик лудИл металлическую посуду.
«Мой отец был лудильщик. После своей смерти он оставил паяльник, палочку олова, бутылку соляной кислоты и пачку железных листов. В то время мне было девять лет и я только что перешёл во второе отделение приходской школы».
- Помните, воспоминания учителя земской школы? У него классы назывались: младшее, среднее и старшее отделение. А в этой приходской школе, в городе – первое, второе…
«Но учиться мне не пришлось. Когда последний лист железа был продан, мать приладила себе на спину большой мешок, а мне поменьше, и мы стали тряпИчниками.
Мы заходили во дворы и рылись в мусорных ящиках, ходили на свалку.
Сначала это занятие меня даже увлекало, вроде охоты. Я всё ждал, что вдруг случайно попадётся какая-нибудь ценная вещь: золотые часы или кожаный бумажник, туго набитый трёхрублёвками. Наша знакомая тряпичница Феклуша уверяла, что однажды в мусорной яме нашла чулок с зашитыми в нём золотыми десятирублёвками. Но нам попадались только рваные галоши, кости, тряпки, старые подковы и пузырьки, сохранившие ещё запах лекарств.
Наступила осень. Подвал, в котором мы жили, стало затоплять водой. Тогда мать пошла к знакомой трактирщице и заплакала. Трактирщица наняла её за четыре рубля в месяц на хозяйских харчах».
- То есть: трактирщица платила матери четыре рубля в месяц и каждый день кормила.
«Трактир стоял посреди большой базарной площади. На ней ютилось множество лотков, закоптелых сапожных будок, бакалейных, скобяных, семенных и фруктовых лавок».
- Кто работал в этих лотках на площади? – спросил папа у детей.
- Лавочники… сапожники..
- Ремесленники.
- А одним словом? Ну!
Ребята молчали.
- Ме… - подсказал папа.
- Мелкие торговцы! – выпалил Серёжа.
- Мелкие торговцы, ремесленники к какому сословию относились?
- А-а! Мещане! – понял Серёжа.
- Молодцы! – похвалил обоих детей папа.
«Запах ромашки, чабрецА и мятных пряников смешивался с запахом керосина и дёгтя».
- Дёготь – это смазка для тележных колёс, а чабрЕц – лечебная трава.
«В те времена рестораны делились по разрядам: чем выше был разряд, тем ниже было общественное положение его посетителей. Ресторан третьего разряда был таким заведением, куда даже иные парикмахеры или приказчики считали неприличным для себя заходить».
- Пап, а приказчик это тот, кто приказывает? – остановила отца Таня.
- Да. Тот, кто приказывает другим служащим у купца или лавочника. Его первый помощник. Давайте сделаем так, как не однажды с вами делали. Я читаю не останавливаясь, а вы задаёте вопросы после окончания чтения.
«Что касается нашего ресторана, то он стоял вне всяких разрядов. Хотя на его вывеске и было написано: «Трактир М. Сивоплясовой», но хозяйка называла его «харчевней», а посетители – просто «обжоркой». Помещалось это заведение в кирпичном здании казарменного вида, окрашенном в грязно-бурый цвет. За четыре копейки здесь подавали миску борща, сваренного на говяжьей требухе, а ещё за четыре – самую требуху. Никаких других блюд здесь не готовили, да никто и не требовал их: посетители наши стояли на такой ступени общественной лестницы, что очутиться ниже вряд ли было возможно.
Среди них-то я и провёл два года своего детства.
Я мыл на кухне посуду, подметал пол, таская с базара овощи и говяжью печёнку, подавал посетителям борщ и выслушивал от хозяйки попрёки в дармоедстве.
Мне шёл десятый год, и мне тоже хотелось играть в бабки, бегать с босоногими мальчишками наперегонки и запускать бумажный змей с трещёткой… Но куда там! Только бывало соберёшься с Артёмкой, сыном сапожника, пойти к морю понырять или половить бычков, как хозяйка уже окликает меня:
- Чтой-то в сон клонит. Ну-ка, сядь за стойку, а я пойду, малость вздремну. Да смотри не отлучайся, то штаны спущу!
Однажды, когда я сидел за стойкой, в трактир вошёл человек, которого я раньше у нас никогда не видел. Он скнул руку за верёвку, служившую ему поясом, отставил вперёд ногу в рваном лаковом ботинке и прищёлкнул языком:
- Ну и апартамент! А зАпах, зАпах! Настоящая амбрОзия!
Пошатываясь, он подошёл к столу, сел и вытянул вперёд ноги.
- Сэр! – крикнул он в мою сторону.
Я подошёл.
Прядь бледно-жёлтых и, вероятно, очень мягких волос свесилась на его вспотевший лоб; в голубых глазах, таких ясных и чистых, что их не смог замутить даже хмель, прыгали искорки смеха.
- Вы герцог?
- Нет, - ответил я.
- Граф?
- Нет.
- Может быть вы барОн?
- Сам ты барОн! – огрызнулся я.
Но он так весело засмеялся, что невольно стал смеяться и я.
- Бефстроганы есть? Нет? Антрекот? Тоже нет? Жаль. Придётся кушать перепёлку!
- Да у нас только борщ и печёнка.
- Что-о? Борщ и печёнка? Разве ты не знаешь, что это мои любимые блюда?
Первый раз в жизни я подавал с удовольствием.
Человек ел, шутил и расспрашивал. А когда узнал, что я сын трактирной кухарки, стал называть меня пЭром.
Наевшись, он сказал:
- Ну-с, пэр, побеседовал бы я с вами ещё, но должен спешить на экстренное заседание в палату лОрдов. СкАжите достопочтенной владелице сих апартаментов, что из боязни ограбления я с собой денег не ношу. Вместо денег передайте мой вЕксель и объясните, что она может учесть его в любом банке.
Огрызком карандаша он написал на клочке обёрточной бумаги несколько слов, дружески пожал мне руку и вышел.
Когда хозяйка выспалась, я вместе с медяками вручил ей и клочок обёрточной бумаги.
- Что это? – спросила она.
- ВЕксель.
- Да ты в уме? Разве такие векселЯ бывают?
- Бывают, - уверенно ответил я и рассказал о недавнем посещении.
- А ну читай.
Я прочёл:
- По сему векселю обязуюсь уплатить графине Сивоплясовой восемь копеек, когда войду во владение наследственным замком. Герцог Букингэмский».
Среди наших посетителей было не редкостью встретить опустившихся военных чиновников и даже помещиков. Я привык к этому и ни на минуту не усомнился в герцогском происхождении голубоглазого весельчака. Но хозяйка посмотрела на дело иначе. Она взяла веник, которым я подметал пол, и начала меня бить им, приговаривая:
- Не принимай векселей от бродяг! Не принимай векселей, собачья шкура!..
Я вырвался из её рук и с плачем выбежал на улицу».
- Вот и всё учение у мальчика. Нужно было зарабатывать на жизнь, на существование.
- Пап, ты сказал, что вопросы потом.
- Задавай?
- Какую еду давали в «обжорке»? Посмотри: это в самом начале, - спросил Серёжа.
- Я помню: борщ и требухА. А что?
- А что это такое?
- Что «это»?
- Ну, требухА?
- Внутренности животного. В данном случае – говяжья требухА, то есть коровья.
- А каких быков ловили ребята в море?
Папа с недоумением посмотрел на Таню:
- Быков? А! Понятно: бычки. Рыба такая.
- А ещё: когда пришёл герцог, то говорил непонятно.
- Обед готов! – послышался голос мамы.
- Одну минуту!
Папа нашёл нужный текст.
- «Аппартаменты» - это большое роскошное помещение. А «обжорка» представляла собой прямо противоположную картину. Герцог шутил, называя «бжорку» апартаментами. «Амброзия». В древней Греции – пища богов. Так… И «атрекот» и «бефстроганы» - блюда из мяса. «Пэр», «лорд» - высшие дворянские титулы в Англии. Так, что ещё… А – «экстренное» - значит, срочное. Экстренное заседание. И – «вексель». Это письменное обязательство об уплате долга.
Мама стояла в дверях комнаты и ждала, когда закончит папа.
- Пэры и лорды! Экстренно – к столу! Стынет амброзия. Антрекотов и бефстроганов нет, но есть кое-что не менее вкусное. Мойте руки.
Ребята! Ответьте, пожалуйста, на вопросы: трудно ли было жить в городе раньше? плохо или хорошо? Сравните их жизнь со своею.
1. Какие сословия проживали в городе?
2. Кто такие мещане?
3. Кто такие разночинцы?
4. Чем занимались дети мещан?
5. Как вы думаете: почему дети в народной школе после наказания были
веселы, а не грустны?
Если вы хотите узнать дальнейшую судьбу мальчика из повести И. Д. Василенко «Волшебная шкатулка», возьмите её в библиотеке и прочтите до конца.
А пока вы не взяли эту книжку, то прочтите отрывок из рассказа «За малым дело» уже знакомого вам писателя Г. И. Успенского. В доме одного из уездных интеллигентов-разночинцев Фёдора Петровича по вечерам собираются такие же разночинцы, как и он сам: беседуют, общаются, рассказывают истории. Вот одну из таких историй и рассказывает Фёдор Петрович.
…Сестра моя с давних пор живёт замужем в одном уездном городке под Москвой. Иногда намучившись на службе, я ездил к ней отдохнуть, отдышаться, побыть в тёплой семейной среде после холостой, одинокой квартиры.
…Вот каким-то родом заехал я к ней лет двадцать тому назад. Пожил я у сестры, поел, попил, позевал вволю, наслушался всякой всячины, - наконец, надо и назад ехать. Настал день отъезда; привели мне из пригородной слободки(1) извозчика. Вышел я с ним поговорить и тут же чрезвычайно им заинтересовался, сразу мне мелькнуло: «Талант!» Мальчишка лет пятнадцати, а красив, шельмЕц(2), боек, смел, даже дерзок. Стал я с ним торговаться. И что же? – на каждом слове дерзость, нахрап(3), без малейшей церемонии(4). И помИну(5) нет, чтобы снять шапку и дождаться, пока скажешь: «надень». Словом, ни тени рабского или униженного! Это-то меня и обрадовало и заинтересовало в нём, дерзость-то эта. Вот они новые-то времена! И какой прелестный, смелый крестьянский юноша!
Ну, вы знаете, что в былые времена отъезд от родных был делом далеко не простым. Тогда можно было заставить ямщика(6) подождать целый деь, давши, конечно, ему на водку. Вот в таком роде пошли было мои проводы и на этот раз. Однако же вышло не так. Перевалило немного за двенадцать, слышу – прислуга говорит: «Извозчик спрашивает!» - «Пусть, отвечаю, подождёт!» Прошло ещё полчасика, прислуга опять является, говорит: «Извозчик бранится, сладу(7) нет!» Иду к нему и опять меня в нём восхищает эта дерзновенность.
- Что же ты, - говорю, - братец, бунтуешь тут, не даёшь мне как следует проститься?
И что же? Даже этих слов не успел я проговорить, как мальчонка, не слушая меня, сам стал читать мне нравоучение, да с каким голосом, да с какими жестами!
- Вам господам, - говорит, - время завсегда дорого, а нашему брату, мужику, нет? Извольте поторапливаться или пожалуйте деньги, и я уеду. Без вторых денег ждать не буду, а эти взыщу!
Ну, можете себе представить, что это было за великолепие! Обругал я его, конечно, но что прикажете делать? Покорился я ему! Пришлось дать прибавку. И, наконец, кой-как я собрался, простился и поехал.
Заинтересовало меня – почему он всё оглядывается по сторонам: не то боится, не то желает встретить кого-то?
- Что ты вертишься, - говорю. – Что ты оглядываешься?
- У всякого свои дела есть! – отвечает.
И едва он так грубо оборвал меня дерзким словом, гляжу, он как будто в испуге, круто и сразу свернул с большой дороги и погнал лошадей по каким-то переулкам и закоулкам.
- Зачем ты с дороги свернул? – говорю. Чем тебе там не дорога? Ведь всё-таки на ту же большую дорогу выедешь?
- Доставить к месту – мы тебя доставим, - отвечает, - а разговоров твоих нам не требуется. Хоть бы я тебя по крышам вёз, так и то тебе не о чем болтать попусту!
- Ах ты, - говорю, - каналья(8) этакая! Какое же ты имеешь право так мне отвечать?
- А у тебя, - говорит, - какие такие есть права?
Но не успел я как должно осердиться, - как мальчишка, гнавший лошадей, что есть мОчи, вдруг поднялся в телеге и, махая вожжами , обратился ко мне, весь бледный, взволнованный и чем-то чрезвычайно поражённый.
- Не давай ему! Не давай! – кричал он, обращаясь ко мне. – Ишь, притаился, старый хрен!.. догонять хочет. Не давай ему, барин! А то отыму из рук! Не догонит!..
- Кому не давать? Что ты болтаешь? – так же закричал я мальчишке.
Отцу! Родителю не давай! Ишь насторожился! Притаился, чтобы броситься догонять! Не давай!
От плетня отделился полупьяный и мозглЯвый(9) человек, и когда мы поровнялись с ним, он ухватился за задок телеги обеими руками так, что я уже закричал, чтоб мальчишка не смел гнать, даже схватил его за шиворот и осадил. Но лошади всё-таки бежали. А мозглЯвый человек, шлёпая сзади телеги и задыхаясь, еле хрипел:
Руб… хошь… чёрт!
- Не давай, барин! – неистово кричал мальчишка. – Пропьёт! Матери отдай! Она будет тут сейчас!..
- Прокляну! Егорка! Прокляну! – едва дыша, хрипел старик.
- Стой! – сказал я. – Стой, наконец! Я свои ему дам. Что это такое ты делаешь с отцом? – И, не доверяя мальчишке, сам схватился за вожжи и остановил телегу.
- Кровопивец, змей! – хрипел отец, пока я рылся в кармане, доставая кошелёк. – Отца родного, мошенник, не жалеешь!
- Ты-то нас не жалеешь, а тебя-то нам за что жалеть? – не меньше раздражённый, чем отец, криком отвечал ему мальчишка.
- Разбойник! – хрипел отец, потрясая кулаком. – Кровопивец! Я тебя… постой! Поговоришь ты у меня… Попадись только!
Рублёвая бумажка, которую я протянул старику, заставила его прекратить эту брань. Но едва он успел снять шапку, как мальчишка уже стегнул лошадей и мы помчались опять.
- Как же это ты с отцом-то поступаешь? – сказал я мальчишке с укоризной. – А?
- Не безобразничай!
- Но ведь всё-таки, - говорю, - он ведь отец тебе?
- Отец, - а безобразничать не дозволим. Мы и так все, вся семья из-за него почитай что раздеты, разуты, а гоняем день и ночь, скоро скотина без ног останется. Как же он может наши трудовые деньги пропивать? Вот и получи!
- Кто это ему глаз-то разбил?
- Да он сам разбил-то! Мы только всем семейством связали его…
- Это отца-то? Всей семьёй?
- А чего ж? Почитай(10) бога. Держи себя аккуратно!
- Ну, - говорю, - брат, кажется, что вы поступаете вполне бессовестно! Как же так не уладить с отцом как-нибудь по-другому? Что же это такое? Ведь он отец!..
…Он слушал меня чрезвычайно внимательно, ехал тихо, и вдруг я услыхал, что он плачет, просто «рЕвнем ревёт», как говорят о таких слезах.
- Что это ты, - спрашиваю. – Что стобой?
- Ты думаешь мне сладко эдак-то делать? Нешто бы я посмел, ежели бы всех не жалел? Погляди-кось, какое семейство-то, всем пить-есть надо… Маменька и совсем, того гляди, исчахнет; а он сам её ещё бьёт. У меня вся душа изныла от тоски… Жаль мне и братьев и сестёр…
А иной раз совсем осатанеешь… 11 Знаю я грех-то мой! Отдай деньги-то маменьке! – всхлипывая, прошептал он и остановил лошадей.
Около разоренного большого двора с развалившимися воротами стояла сгорбленная старушка. Отдав ей деньги, мы поехали своей дорогой, и мальчишка продолжал тосковать.
- Умеешь грамоте-то?
- Ничего не умею… Один острожный 12 сидел за подделку чего-то в остроге; когда выпустили, пожил у нас. Ну, поучил меня по словечку… Я было и понимать стал, да острожный-то ушел, и я стал забывать. Хороший человек был острожный-то! добрый!
- А хочешь учиться-то?
- Я страсть какой охотник до учения!
- Так чего же ты в какую-нибудь школу не ходишь?
- Да нешто13 при нашем деле можно? Теперь вот доставлю вас на станцию, - лошадей надо покормить. Приедем по ночи. Потом в оборотку14 конец сделал, а домой приехал – опять заказ готов, - опять гнать. Да ежели бы и свободное время вышло, так и то не на ученье оно, - какая жизнь-то у нас идет! Глаза бы не глядели. Только что маменьку жалко покинуть…
Я сказал ему:
- Знаешь, где живет моя сестра? Откуда мы ехали?
- Как не знать.
- Ну, так через месяц заходи к ней, - я пришлю тебе книг, ты учись. Денег она тебе тоже даст немного, - учись, если возможно, - а потом как-нибудь справимся…
- Да кабы родитель помер. Так у нас бы был порядок… А то нешто можно!
- Ну, уж смерти родителя ты не дожидайся… Это будет, как угодно Богу!
- Само собой… Ишь он пьет-пьет, все не напьется…
- Ну, уж это делать нечего. Надо терпеть. Ты, вместо того, чтобы вот смерти ждать родителя, да синяки ему ставить, ушел бы на чердак или куда-нибудь… и учись…
Задумался мальчишка… Долго думал, потом весело тряхнул волосами и весело произнес:
- Кабы грамоте-то научиться, пуще всего в писаря, ежели… Выгодное дело…
- Ну, уж этого я, друг любезный, не ожидал от тебя… Ты знаешь, от чего писарь-то богат?
- Известно знаю, - доход.
- А справедливо это простой бедный народ-то обманывать? А ты еще о справедливости-то толковал!
Пояснения
1 – слобода – поселок возле города, пригород
2 – шельмец – мошенник, плут, но рассказчик называет это слово не с отрицательным оттенком, а с восхищением
3 – нахрап – наглость, вызов, дерзость
4 – без церемоний – невежливо, развязно
5 – «и помину нет» - не помнит этого, не делает этого
6 – ямщик – извозчик
7 – «сладу нет» - не успокоить никак, не договориться лад;м, не справиться, нет согласия.
8- кан;лья – здесь в смысле: наглец
9 – мозглявый – слабосильный, хилый
10 – «почитай Бога» - чти Бога, уважай Бога; но никак не прочитай
11 – осатанеешь – озвереешь, станешь яростно-злым. Происходит от слова Сатана: Дьявол, черт. Станешь злым, как черт.
12 – остр;жный – сидящий в остроге, тюрьме, арестант
13 – н;што – неужели, возможно ли
14 – в оборотку – в обратную сторону
Ребята, понравился ли вам мальчик-извозчик? Или нет? Почему?
Ведет он себя дерзко и независимо, потому что свободен. С 1861 года в России отменено крепостное право. Крестьяне стали свободны от помещика, независимы.
Почему он работает в городе извозчиком? И до отмены крепостного права крестьяне уходили осенью, зимой на заработки в город. Некоторые отрывались от земли совсем и в деревню не возвращались. После 1861 года многие крестьяне подались, уехали на заработки в города.: извозчиками, бондарями, плотниками, столярами.
А вот почему мальчик так относится к своему отцу, попробуйте ответить сами. Найдите подтверждение вашему ответу в тексте.
И. Шмелев
Мартовская капель
(фрагмент)
Кап… Кап-кап… кап… кап-кап-кап…
Засыпая, все слышу я, как шуршит по железке за окошком, постукивает сонно, мягко – это весеннее обещающее кап-кап… Это не скучный дождь, как зарядит, бывало, на неделю. Это весенняя мартовская капель. Она вызывает солнце. Теперь уж везде капель.
Под сосенкой – кап-кап…
Под елочкой – кап-кап…
Прилетели грачи – теперь уж пойдет, пойдет.
Скоро и водоп;лье хлынет, рыбу будут ловить наметками – пескариков, налимов, - принесут целое ведро. Нынче снега большие, все говорят: возьмется дружно поплывет все Замоскворечье! Значит, зальет и водокачку, и бани станут… будем на плотиках кататься.
В тревожно-радостном полусне я слышу это все торопящееся кап-кап… Радостное за ним стучится, что непременно будет, и оно-то мешает спать.
…Кап-кап… кап-кап-кап…кап-кап…
Уже тараторит по железке, попрыгивает-пляшет, как крупный дождь.
Я просыпаюсь под это таратанье, и первая моя мысль: взялась! Конечно, весна взялась. Протираю глаза спросонок, и меня ослепляет светом. Полог с моей же кровати сняли, когда я спал, - в доме большая стирка, великопостная, - окна без занавесок, и такой день чудесный, такой веселый, словно и нет поста. Да какой уж теперь и пост, если пришла весна. Вон как капель играет… - тра-та-та-та! А сегодня пойдем с Горкиным за Москву-реку, в самый «город», на грибной рынок, где – все говорят – как праздник.
Защурив глаза, я вижу, как в комнату льется солнце. Широкая золотая полоса, похожая на новенькую доску, косо влезает в комнату, и в ней суетятся золотинки. По таким полосам, от Бога, спускаются с неба ангелы, - я знаю по картинкам. Если бы к нам спустился!
На крашенном полу и на лежанке лежат золотые окна, совсем косые и узкие, и черные на них крестики скосились. И до того прозрачных, что даже пузырьки-глазочки видны и пятнышки… и зайчики, голубой и красный! Но откуда же эти зайчики и почему так бьются? Да это совсем не зайчики, а как будто пасхальные яички , прозрачные, как дымок. Я смотрю на окно – шары! Это мои шары гуляют, вьются за форточкой, другой уже день гуляют; я их выпустил погулять на воле, чтобы жили дольше. Но они уже кончились, повисли и мотаются на ветру, на солнце, и солнце их делает живыми. И так чудесно! Это они играют на лежанке, как зайчики, - ну совсем как пасхальные яички, только очень большие и живые, чудесные. Воздушные яички, - я таких никогда не видел. Они напоминают Пасху. Будто он спустились с неба, как ангелы.
… Графин на лежанке светится разноцветными огнями. А милые обои…Прыгают журавли и лисы, уже веселые, потому что весны дождались, - это какие подружились, даже покумились у кого-то на роди’нах, - самые веселые обои. И пушечка моя как золотая… и сыплются золотые капли с крыши, сыплются часто-часто, вьются, как золотые нитки. Весна, весна!
День двадцать первый
Нет, что ни говори, а весной жить хорошо! Долгожданные тепло и солнце, влажный ветер, нетерпеливое ожидание легкой летней одежды, первая зеленая травка на угретых солнцем холмиках и у заборов. Хорошо! А праздники! Сколько их, весенних! Конечно, хорошо и зимой: зимой тоже праздники, но весной лучше.
Прошла масленица, на восьмое марта поздравили Таню и маму (праздник, да еще какой!), и незаметно подошла к концу самая долгая и утомительная третья учебная четверть. И вот последний учебный день перед каникулами окончен: гуляй беззаботно! И ребята гуляли во всю. Пришли в сырой одежде и с мокрыми ногами.
После выговора от мамы, переодевания и обеда дети расположились на диване. Солнце катилось к закату, полное, яркое, и светило прямо в глаза сидящим, но не раздражало их, и шторы на окнах задергивать не хотелось. Пусть светит: хорошо! Папа говорил, что день сейчас длиннее ночи: прошло время весеннего равноденствия, когда продолжительность дня стала равной продолжительности ночи. Это было в двадцатых числах марта, а сегодня тридцать первое марта. Завтра – каникулы.
Папа пришел с работы, разделся, умылся, поел.
- Ну, что, друзья, с праздником! С началом каникул! – и сел на диван к детям. Дети, отложив книги в сторону, ответили: «Спасибо!».
- Пап, а в прошлом веке у детей были каникулы? – спросила Таня.
- Таня, ты же знаешь, что были. Вспомни «Детство Никиты» Алексея Толстого, новогодний праздник.
- Нет, я говорю о весенних каникулах.
- А весенних не было. Крестьяне до Пасхи отдавали своих детей учиться, а потом забирали: было много работы дома при подготовке к весне. Мещанские дети, то есть дети ремесленников, мелких торговцев, извозчиков, кухарок, не уходили на весенние каникулы, а сразу - на летние. Дети купцов и дворян тоже имели два раза в году каникулы: зимние и летние. А у вас каникулы четыре раза в году.
- Не нравятся мне прошлые школы, - вздохнув, сказала Таня.
- Школы прошлого века? – уточнил папа .
- Да. Тесно, грязно, электричества нет, детей бьют.
- Таня, не во всех школах наказывали учеников физически, битьем. Так наказывать разрешалось везде, даже в гимназиях, где учились дети дворян. Но не везде наказывали. Это зависело от того, какими были учителя.
- Все равно, - упрямо сказала Таня.
- Да и богатство или бедность школы зависела от суммы денег, которую отпускала местная казна на образование. Мало отпускали – бедными были школы; больше – школы были чище, богаче.
- Все равно детей наказывали.
- Наказание наказанию - рознь. Без наказаний и в вашей школе не обходится. И все-таки, не смотря на унизительность наказаний, в детстве всегда много радости. Вспомни, как Аксаков описывает непонятную для него радость наказанных розгами детей после окончания уроков. Дети умеют радоваться. А в подтверждение того, что не все школы были одинаковы я прочту фрагмент из очерка Василия Сленцова, писателя XIX века, “Письма об Осташкове». Осташков – город между Москвой и Петербургом.
Папа открыл книжный шкаф, пробежался пальцами по корешкам книг, как по клавишам пианино, и вытащил нужную. Полистал, нашел то, что искал.
- «В классе – в очень светлой и чистой комнате – помещалось девочек 30, не моложе 10-12 лет, все очень тщательно одетые и причесанные, в чистых воротничках. И так как я застал их врасплох, то, наверное, можно сказать , что заранее приготовленного ничего не было. С первых же двух-трех вызовов можно было догадаться, что ученицы размещены по успехам. На первой скамейке сидели девочки постарше и отличались перед прочими даже некоторой изысканностью туалета. Для первого опыта вызвана была девочка лет двенадцати, сидевшая с краю на первой скамейке, с круглым лицом, тщательно одетая, в белом фартуке, с бархаткой на шее; по всей вероятности, очень скромная, старательная, но не с бойкими способностями девочка.
- Раскройте книгу на такой-то странице,- сказал смотритель.
Все в одну минуту отыскали требуемую страницу.
- Читай!
Девочка начала читать какой-то исторический отрывок, кажется, из руководства Паульсона, где упоминалось что-то о финикиянах.
- Ну, довольно,- сказал смотритель. – Вот мы сейчас прочли о финикиянах. Не можешь ли ты мне сказать, чем занимался этот народ?
Девочка опустила книгу на стол и, бесстрастно глядя на смотрителя и вытянув шею, начала говорить очень скоро, не прерывая голоса:
- Финикияне, финикияне, они занимались, они занимались тор-тор-торговлей.
- Так, торговлей, - одобрительным тоном подтвердил смотритель. – Ну, а почему они выбрали именно этот род занятий? Что их побудило к этому?
Девочка продолжала смотреть прямо в глаза смотрителю и, не шевелясь, опять зачастила:
- Их побудило, их побудило к это то, что они…
- Ну что?
- То, что они избрали это занятие, - опять было начала девочка и остановилась.
- Почему же они избрали именно это занятие? – допытывался смотритель, притопывая ногой на слове это.
Девочка молчала, не спуская своих белых бесстрастных глаз с смотрителя.
- Жили на берегу моря, на берегу моря… - шепчет кто-то сзади.
- Потому что они жили … - опять начала было девочка.
- Ну где ж они жили?
- На берегу моря, нерешительно говорит девочка, вдруг изменив тон.
- Ну да. Потому что они жили на берегу моря, - одобрительно покачиваясь заключает смотритель.
- Потому что они жили на берегу моря, - успокоившись, как будто запоминая уже про себя, повторяет девочка.
- А какие они сделали изобретения?
- Они изобрели меру и вес.
- Хорошо. А еще что они изобрели?
- Компас, - шепчут сзади.
- Еще они изобрели компас, - торопливо отвечает девочка.
- Так, компас, - подтверждает смотритель, моргая от нюхательного табаку, и, обратившись ко мне, говорит вполголоса:
- Много, знаете, от них и требовать нельзя: мы еще недавно принялись за эту систему. Не угодно ли послушать; вот я еще других спрошу. Довольно! – сказал он отвечавшей ученице. – Петрова!
- И у нас есть в классе Петрова, - сказала Таня. А одна девочка в классе отвечает точно так же, как отвечала девочка из книги.
- Это значит как? – спросил папа.
- Значит: заглядывает в глаза и хочет угадать ответ, И слушает подсказки.
- Вот видишь: другая школа и уже похожа на вашу.
- Только у нас и мальчики, и девочки.
Папа продолжал
- Петрова, сидевшая на второй скамейке, должно быть, шалунья страшная, быстро вскочила, обдернула фартук, сложила руки на желудке и, как солдат, вытаращила на смотрителя глаза.
- Петрова! Скажи, что такое компас?
- Компас – это астрономический инструмент, употребляемый мореходцами для того, чтобы не сбиться с пути, - бойко однообразным голосом отрапортовала она и сразу оборвала на слове.
- Что он показывает?
- Он показывает страны света.
- Сколько стран света?
- Четыре: север, юг, восток, запад.
Сережа удивленно посмотрел на отца:
- Север, юг, восток и запад – это стороны света, а не страны света.
- Верно заметил, Сережа! Молодец! Но раньше говорили именно так. И шло это от древнерусского языка. Сравни, говорили: вран, страна. Стали говорить: ворон, сторона. Но и слово «страна» осталось в значении другое государство.
- Но ведь…, - Сережа сделал паузу, помолчал. Но ведь – «враг». Мы говорим «враг»…
- Очень хорошо, Сережа! С этим словом в русском языке произошло обратное. Говорили раньше «ворог», говорим теперь «враг». Но вернемся к Петровой и смотрителю.
- Хорошо, Петрова! Какие еще изобретения сделали финикияне?
Петрова, - бледная, золотушная девочка, очень бедно одетая, ветала и печальным монотонным голосом объявила, что финикияне изобрели еще пурпурную краску.
- А кто был, как говорят, причиной этого изобретения? Матвеева!
Матвеева, занявшаяся было ковырянием стола и, должно быть, не слушавшая, встала, спрятав руки под фартук, и покраснела.
- Кто же был причиной?
- Собака, - шепчут сзади, - собака…
- Соболь! – не расслушав, пискнула Матвеева нерешительно и в недоумении посмотрела на всех.
Девочки фыркнули в книги.
- А почему собака, - спросила Таня.
- Я, право, не знаю, - смутился папа. – Но обрати внимание, Таня: уездная школа, а порядки другие.
- Только это школа девочек.
- Нет. Автор дальше описывает классы и занятия в них с мальчиками, классы для рукоделий. Классы не смешивались. Но в школе были и мальчики и девочки разного возраста.
- Что мы будем делать в каникулы? – вдруг поменяла тему разговора Таня.
- Сами намечайте себе культурную программу: мы же с мамой будем на работе, у нас нет каникул. Сходите в кино, на детские спектакли, в цирк. И, если открыт музей, сходите в музей: много интересного там увидите. Будет время, мы сходим с вами: я или мама. А книг сколько! Вам на каникулы дали, наверное, список литературы для домашнего чтения – читайте.
В комнату вошла мама с Таниными башмачками в руках.
- Ну-ка, надень!
- Ой! – обрадовалась Таня. – Скоро можно их надевать!
- ты примеряй сначала.
- Я уже в них ходила, - Таня попробовала надеть башмачки. Они никак не хотели налезать на ногу.
- Растешь ты быстро, - вздохнула мама. – На год двое туфель. Ужас!
Таня тоже вздохнула: жаль, башмачки ей нравились. Вдруг она оживилась:
- Я отнесу их в школу! У нас собирают одежду и обувь для бедных. Какая-нибудь девочка будет рада.
- Хорошо, - сказала мама. – А тебе туфли пойдем завтра покупать.
- Ура!
День двадцать второй
И.С. Шмелев
Весенний ветер
(отрывок из рассказа)
…Пятиклассник Федя сегодня совсем весенний: купленная для Пасхи легонькая фуражка с широкою, модною тульей1 и с настоящим «гвардейским» кантом, весенняя шинелька, вынутая сегодня из сундука и пахнущая невыносимо нафталином, сияющие новые калоши и кремовый шелковистый шарфик.
…А над миллионом народа, над залитою дочерна великою Красною площадью, над которой покачиваясь ходят грозди красных и голубых шаров и незыблемо возвышаются под «Мининым»2 серые спины и синие шапки с султанчиками3 молодцов-жандармов, - стрельчатая, увенчанная золотым орлом Спасская4 указывает на черном великом круге5 золотою стрелою – три!
Федя в толпе и его оглушает и гоготом, и писком, и щелканьем, и треском, и свистом-ревом, - всем миллионным гулом народной Вербы. Сверкает и плещет в ветре, пестрит и колет бумажными цветами, вязками розочек иконных, пузатыми кувшинами с лимонадным морсом, стеклом и глазастой жестью, сусалью6 и подвесками, качающимися лампадами на цепочках, золотом-серебром на солнце, ризами и цветными поясками, пущенными воздушными шарами, яркими лоскутками… - звонкою пестротою торга. Кружит глаза и уши – «летающими колбасами»7 с визгом, «тещиными языками»8 с писком, издыхающими чертями, свинками, русскими петрушками, «американскими» яблочками на резинках, трескучими троицкими кузнецами, дудками, щелкунами, ревущими медведями, бякающими барашками со скрипом, барабанною дробью зайчиков…
Многоглавый и весь расписной Блаженный9 цветет на солнце, над громким и пестрым торгом, - пупырьями и завитками, кокошничками и колобками цветных куполов своих, - главный хозяин праздника. Глазеют – пучатся веселые купола его, сияют мягко кресты над ним, и голубиные стаи округ него. Связки шаров веселых вытягиваются к нему по ветру. А строгие купола соборов из-за зубчатых кремлевских стен, в стороне от крикливой жизни, не играя старинной позолотой, милостиво взирают на забаву. Взглядывают на них от торга – и вспоминают: «Пасха!» И на душе теплеет!
А Спасская выбивает переливом третью четверть. «Пора к Вербам!»- спохватывается Федя и у него замирает сердце.
… Он медленно двигается в толкучке, и все вокруг – будто неземное!
Пышные, небывающие, розы протягивают ему букеты, играют в ветре, кивают ему со всюду – с проволочек, с палаток, с вышек, - чудятся из чудесной сказки. Колышащиеся связки шаров гибко выгибаются к небу, и он неотрывно смотрит, как оторвавшийся красный шарик тянет к Блаженному по ветру, стукается – ползет под купол, рвется по завитку, как клюква, и вот уже у креста, и вот уже над крестом, делается все меньше, меньше…- кружится даже голова.
- Животрепещущие бабочки!... А вот-с животрепящи-ми – та-а!
Мальчишка с пестрым щитком товаров. Кричит до того пронзительно, словно у него в глотке дудка.
Радуют глаза блеском трепещущие яркие бабочки – разноцветные, мягкие, обезьянки из синели такие милые… Дядя покупает себе и Нине – и обезьянок, и бабочек – и накалывает, как все, на грудь.
- Па-следний чиж… самопоющие водяные соловьи! Чу-до двадцатого века… чуввилль-чуввилль…тррр…
- Ка-му жука?... самые американские жуки! Без ключа – без заводу, ор-ловские по ходу! Барыня, дозвольте жучка порекомендовать!
- Ело-зющие му-хи… мму-хи елозющие! Купите мушку для удовольствия! Му-хи елозющие, му-хи, мму-хи!
- Самый-то брюнет руку к сердцу прижимает! Барышня, барышня… даром отдам отдам, только поглядите! В трубочке ходит – прыгает, ножкой дрыгает, семь годов картошку лопал, на десятый в баночку попал!
- Петушки-петушки, бьющие петушки! Барин, обратите такое ваше внимание – до чего яры11! А-йа с петушками, с гребешками!
- Рыбки золотые! Рыбки, рыбки живые – золотые! Золотая стрела на Спасской – прямо. Четыре перезвона. Подождали… - и ват четыре вязких, как по старому чугуну, удара сонно упали в гомон12.
- Страшные муки загробной жизни! Видение афонского13 монаха Дионисия в аду… с приложением фотграфии!
- Па-следний чиж… па-следний!...
- А вот, с Пуришкевичем! Ко-му Пуришке-вича продам?
- Паж-жалуйте-с, самый шустрый… Приказали бы уж парочку бы, барич! Морски-е жители! Самые разживые, голубые, хвост шилом-петелькой!
- Ши-ляпина продаю… Ши-ляпина! На скворец, а… Барыня, верьте божецкому слову… себе двугривенный!
- Небьющие куколки – секрет! Извольте-с, мордой об морду бейте… Да-а, вам бы еще кирпичом ее… Вас бы во так стукнули об чево! Небьющие куколки – секрет!
- … На построение храма божия! В селе Зам;сти, Мешевского уезда Калужской губернии… на пятое число октября… Божьим напущением… стихийный пожар – бедствие не – пепелил… равноапостольного…
- Самый злющий тещин язык, с жалом! Шипит-свистит, на кончике-то, гляньте… пистолет! Злющая была, вчера только сдохла-померла!
- Издыхающая свинка! Барыня, издыхающая свинка! Ло-пнула!... Барыня моя лопнула!
- Вон, вон… шары!... да вон, ветром сорвало! … да вон, на кумпол-то понесло… шары! Обошли?! По-шли! Цельная вязка пошла… Капиталу сколько!... Мальчишки срезали, боле тыщи шаров!
Ветер ерошит розы, треплет на вышках перья, пузатий – трясет палатки, хлещет цветами в лица… Веселый ветер! Щелкают кумачи14 и ситцы, качаются лампадки, плещутся золотистые рыбки, игарют «Зайчики»…
- Ай, ветер, ветрило, не дуй мне в рыло, а дуй мине!..
Феде весело и больно… Пробиться трудно, а уже семь минут пятогоЁ! Как же не рассчитал? Нина уже там, конечно…
- Семья-то пожар-птицы! Мамаша, купите дите вечную кинареечку – жар-птицу? Не пьет, не клюет, только песенки поет!
Феде мелькает детство, первая вербочка, золотой луч солнца, и в нем- воздушная восковая канарейка, первая радость жизни. Позванивают клетки на ветерке, мечутся «канарейки», сверкает жесть.
А вот и вербы. Они в возках. Держится под стеною неслышно, не путаются в торге. Красноватые заросли в серых мушках, тянутся, что кусты на пойме15. Сидят мужики в кустах. Лошадиные головы кротко дремлют. Стена за ними, под нею снег… Несет холодком полей. Сколько веков над ними, за ними – дремлют! Мужики в охабнях – в полушубках, с широкими, с широкими откидными в;ротами, в дремучих шапках, - исконная Россия.
Федю волнует сладко: где-то тут Нина, смотрит. Он поправляет фуражку и принимает серьезный вид.
- Хренку-то бы взял, родимый!
Отжатые шумным торгом, тончутся на грязи с корявыми пучками, - слабеющая старость.
- Ваше степенство! Самая святая верба, с-под Нова-Русича!
- Не верьте… - ситий сбоку красноносая фигура с оборванным карманами, с ворохом длинных сучьев в зеленом пухе, - обратите самое серьезное внимание! Перед вами не кто, а бывший чиновник консистарни15, занимаюсь вербой! Глядите, научный сорт по Кормчей Книге17! Какой состав? У них прутьё, а у меня в мохнатку… Э-та не в-верба?! Самая вайя18, на церковнославянском языке!
- В Лександровском саду19 сейчас наломал, сторожа погнали!
- Ольха-а?! И вы можете повторить клевету?! Раз это вайа священная! Можете покупать, можете… Но только имейте в виду, для т;инства недействительно!
Боже, но где же Нина!
- Ах… уж хотела идти домой! – радостно, но с укором восклицает за вербой Нина. – Купила. Хотите, поделюсь?
Он прямо очарован, не может найти слова. Нина совсем необыкновенная, среди верб, в новой весенней кофточке! Ужасно идет к ней синее, и розовый бант на шейке, и синяя шляпка с широкими полями совсем назад, с крылышками… Она счастлива, понимая его восторг. Она отделяет ему пучок. Краснея и волнуясь, Федя прикалывает ей бабочку и розовую обезьянку.
Пояснения
1 – т;лья – верхняя, передняя часть фуражки
2 – под «Мининым» - возле памятника Минину и Пожарскому на красной площади в Москве
3 – султанчики – украшения на головных уборах в виде пучка перьев или стоячих конских волос
4 – Спасская – Спасская башня кремля, на которой установлены часы
5 – на черном великом круге – на циферблате часов
6 – Сусаль (Сусалью) – сусальное, значит: позолоченное или посеребряное; сусаль – золоченые и посеребряные изделия для продажи
7, 8 – «летающие колбасы», «тещины языки» - различные игрушки-забавы
9 – Блаженный – храм Василия Блаженного на Красной площади в Москве
10 – до чего яры – то же что и «до чего яростны», то есть неукротимы, сердиты, гневны
12 – г;мон – шум, шум площади, базара
13 – афонский монах – монах из православного монастрыря, расположенного на «святой горе», Афоне, в Югославии
14 – Кумач – хлопчатобумажная ярко-красная ткань
15 – п;йма – место, берега, заливаемые во время половодья
16 – консист;рия – в православной церкви учреждение по церковным делам
17 – Кормчая Книга – сборник церковных законов на Руси
18 – в;йа – пальмовая ветвь, ставшая символом после въезда Иисуса Христа в Иерусалим. На Руси вместо вайи, пальмовой ветви, употребляли лозу (прутья) вербы
19 – Лександровский сад – Александровский сад возле Кремля
Папа закончил читать и положил книгу на журнальный столик. Была вторая половина дня. А с утра всей семьей ходили по магазинам и рынкам. Купили детям куртки к весне, а Тане еще и туфельки. И сейчас Таня ходила по комнате, не снимая – очень нравились. Даже в музей всей семьей зашли, но он почему-то был закрыт. Зато узнали, когда можно будет посетить его. Теперь ребята сами придут сюда. А может с папой в следующую субботу.
Устали все очень. «Ноги просто гудят,» - сказала мама, придя домой. День был настолько весенним: солнечным, теплым, с влажным ветром и сухим асфальтом, - что папа сказал: «Такие дни радовали не только нас», и прочитал отрывок из рассказа И.С. Шмелева.
- Похоже? – спросил папа.
- Нет, сказала Таня, рассматривая свои туфли.
- Объясни, - удивился папа.
- Федя обезьянку и бабочку покупал, а мы одежду и туфли.
- Причем тут покупки? – резонно заметил Сережа, - И в рассказе день и сегодняшний день праздничные.
- А какой сегодня праздник?
Сережа наклонился к Тане и что-то шепнул на ухо. Таня вскочила с дивана, стала перед зеркалом, стараясь увидеть свою спину. Сережа рассмеялся.
- Первый апрель – никому не верь! Забыла?
- Обманщик! – надула губы Таня и вернулась на диван. – Не буду тебе верить.
- Но это же шутка, - улыбнулся папа. – Праздник!
- Это праздник, но – не праздник: не такой, как в рассказе.
- Но ведь погода похожая, - возразил пап – Народу много. Шумно. Выкрики: все хвалят свой товар. Так ведь?
- так, но нет самого главного, не сдавалась Таня, - вербочек.
- Самое главное – радость, - без улыбки заявил Сережа. – В праздник должна быть радость. А ты разве не рада?
Таня молчала.
_ Сережа прав. Праздник – это радость. А нам сегодня хорошо, радостно. А подойдет вербное воскресенье – и мы купим вербы и шары.
- А когда будет вербное воскресенье, - спросила Таня.
- Скоро. Через две недели. А через три недели – Пасха.
- Это когда крестьянские дети заканчивали школу и шли на каникулы.
- Это когда Иисус Христос воскрес, - поправил Таню Сережа.
- У крестьянских детей не каникулы начинались, а работа. Весенняя, - добавил папа. – А вот у многих городских детей не было ни школы, ни каникул. Да и работы не было. Печально, но это так.
- Почему? – спросил Сережа.
- Что почему?
- Почему дети не учились и работали?
_ Да потому, что денег не было, - по- взрослому за папу ответила Таня. – Как ты не понимаешь?! Ужас просто!
- Но школы-то бесплатные были! – возразил Сережа.
- На селе, а не в городе! Как ты не понимаешь?
- Про город папа не говорил.
- И в городе были земские бесплатные школы. Их назвали народными. Наподобие той уездной народной школы, от порядков в которой С.Т. Аксаков пришел в ужас, - вмешался в спор папа. – Были бесплатными и церковно-приходские школы. Это были школы для детей мещан и фабрично-заводских рабочих. Дети купцов и разночинцев учились в гимназиях. Я уж не говорю о дворянских детях.
Но причиной того, что дети городских низов не учились была другой, не в деньгах.
- Объясни, - сурово потребовала Таня.
- Попробую. Но это сложно.
- Постараемся понять, - не меняла гнев на милость Таня.
- Дело в том, что после отмены крепостного права, когда крестьяне стали почти свободными от помещика, многие из них стали отправляться на заработки в город. Их и раньше было много в городах , особенно с осени до весны, когда не было полевых работ. То теперь они отсутствовали по году и больше. Бросали земли. Становились ремесленниками, мелкими торговцами, то есть мещанами. И рабочими. В России бурно стала развиваться промышленность. На заводы и фабрики требовалось много рабочих.
- Так в чем причина? – по-взрослому напирала на папу Таня.
- Потерпи чуток. Так вот. В городах России всегда было меньше школ, чем желающих в них учиться. Более острая нехватка их обнаружилась при наплыве крестьян из деревни. Школы открывали, строили, но все равно их было недостаточно. Это первая причина.
- Вторая? – прокурорским тоном спросила Таня.
Папа улыбнулся.
- Вторая, как ни странно, в том, что родители считали необязательным учебу для своих детей. Считать, мол, я его научу, а больше ему и знать не надо. Пусть обучается какому-нибудь ремеслу, на хлеб себе зарабатывает. Ну, и третья причина, пожалуй в том, что дети и сами не хотели учиться. Они знали, что учиться трудно, что учителя бьют и наказывают детей. Помните мальчика Аксенку из воспоминаний Столярова о церковно-приходской школе? Что он сказал: «Отец с матерью неграмотные, а ничего, живут. И я проживу. А выслушивать брань попа, да побои от него терпеть я не хочу». И ведь многие дети и родители были так настроены. Матери с плачем, со слезами отправляли детей в школу. Вот почему не было ни школ, ни занятий, и ни каникул.
Таня сидела, надув губы, опустив глаза, и вертела ногой в башмачке дырку в полу. Папа обнял Таню, она прильнула к нему.
- Конечно, многие дети работали: на заводах, фабриках, на побегушках, торговали мелким товаром, работали в трактирах, были подмастерьями. Но, повторяю: многие были ничем не заняты, слонялись по улицам, рынкам.
- Раз гуляли они, значит играли во что-то,- резонно заметил Сережа.
- Конечно. Играли не только те, кому нечего было делать, но в свободное время и занятые дети.
- А во что играли?
- Игр было много. Некоторые из них забыты. А какие-то живут и сейчас. Пятнашки, жмурки, прятки, штандер, чехарда – и сейчас знакомы вам и в них играют. А вот: ворота, ручеек, кошки-мышки, третий лишний, гуси-гуси, лапта, горелки, казаки-разбойники – забываются, к сожалению. А ведь интересные игры! Я уж не говорю о забытой игре в «бабки» или же – кубарь. Зимой еще было катание с горок, игра в «царь - гору», взятие снежного городка. Летом же: рыбная ловля, грибы, ягоды, купание в реке, ловля птиц. Находили себе занятие городские дети. А то и озорничали: лазали по чужим садам и огородам, воровали на базарах и рынках, хотя очень боялись.
- Что-то мы все о грустном, да о грустном,- вздохнула Таня. Глянь на нее: ну, просто, мама.
- А вот и хорошие факты. Постепенно Россия увеличивала количество денег на образование, строила больше школ. И если в начале 18 века Петр 1 открыл 42 школы, то через два века, в 1908 году их в России было уже 80 тыс.!
- Ого - го- го!
-А в 1913 году – 13тыс. школ. То есть с 1908 года каждый год в России открывалось 10 тыс. новых школ. Начальное обучение в это время было бесплатное. В 1914 году чуть ли не половина студентов московских институтов (40%) были дети рабочих и крестьян. По числу женщин, обучавшихся в высших учебных заведениях, Россия занимала в начале 20 века первое место в Европе, если не во всем мире.
-Здорово! - восхитился Сережа. – А говорят, что Россия отсталой была.
- Говорят так невежды или недруги. И если бы не революция 1917 года, мы бы сегодня не оглядывались на Америку и нам не ставили бы ее в пример. Ученье – свет! Знания – сила! Сереж, подай книгу, во – он, на второй полке: Леонид Андреев. Спасибо. Хочу вам прочесть об одном мальчике, который никогда не был за пределами города.
- За город никогда не выезжал?! – удивилась Таня.
- Не выезжал и не выходил. Был мальчиком в парикмахерской. Мальчиком, значит еще не был даже подмастерьем. Но однажды он выехал на дачу. Итак: Леонид Андреев «Петька на даче».
Я прочту вам фрагменты рассказа.
- « В этой парикмахерской, пропитанной скучным запахом дешевых духов, полной надоедливых мух и грязи, посетитель был нетребовательный: швейцары, приказчики, иногда мелкие служащие или рабочие …
Мальчик, на которого чаще всего кричали, назывался Петькой и был самым маленьким из всех служащих в заведении. Другой мальчик, Николка, насчитывал от роду тремя годами больше и скоро должен был перейти в подмастерья.
…Петьке было десять лет; он не курил, не пил водки и не ругался, хотя знал очень много скверных слов, и во всех отношениях завидовал товарищу.
… Петькины дни тянулись удивительно однообразно и похоже один на другой, как два родные брата. И утром, и вечером, и весь божий день над Петькой висел один и тот же отрывистый крик: « Мальчик воды», и он все подавал ее, все подавал. Праздников не было… Петька спал много, но ему почему – то все хотелось спать…
Петька не знал, скучно ему или весело, но ему хотелось в другое место, о котором он ничего не мог сказать, где оно и какое оно. Когда его навещала мать, кухарка Надежда, он лениво ел принесенные сласити, не шаловался и только просил взять его отсюда. Но затем он забывал о своей просьбе, равнодушно прощался с матерью и не спрашивал, когда она придет опять. А Надежда с горем думала, что у нее один сын – и тот дурачок.
Много ли, мало ли жил Петька таким образом, он не знал. Но вот однажды в обед приехала мать, поговорила с Осипом Абрамовичем и сказала, что его, Петьку, Отпускают на дачу, в Царицино, где живут ее господа. Сперва Петька не понял, потом лицо его покрылось тонкими морщинками от тихого смеха, и он начал торопить Надежду. Той нужно было, ради пристойности, поговорить с Осипом Абрамовичем о здоровье его жены, а Петька тихонько толкал ее к двери и дергал за руку. Он не знал, что такое дача, но полагал, что она и есть то самое место, куда он так стремился.
Когда они сели в вагон и поехали, Петька прилип к окну, и только стриженная голова его вертелась на тонкой шее, как на металлическом стержне.
Он родился и вырос в городе, в поле был первый раз в своей жизни, и все здесь для него было поразительно ново и странно: и то, что можно видеть так далеко, что лес кажется травкой, и небо, бывшее в этом новом мире удивительно ясным, широким, точно с крыши смотришь.
Когда поезд со звонким металлическим лязгом, внезапно усилившимся, взлетел на мост и точно повис в воздухе над зеркальной поверхностью реки, Петька даже вздрогнул от испуга и неожиданности и отшатнулся от окна, но сейчас же вернулся к нему, боясь потерять малейшую подробность пути.
В первые два дня Петькиного пребывания на даче богатство и сила новых впечатлений, лившихся на него и сверху и снизу, смяли его маленькую и робкую душонку. Все здесь было для него живым, чувствующим и имеющим волю. Он боялся леса, который покойно шумел над его головой и был темный, задумчивый и такой страшный в своей бесконечности; полянки, светлые, зеленые, веселые, точно поющие всеми своими яркими цветами, он любил и хотел бы приласкать их, как мать. Петька волновался, вздрагивал и бледнел, улыбался чему-то и степенно, как старик, гулял по опушке и лесистому берегу пруда. Ту он утомленный, задыхающийся, разваливался на густой сыроватой траве и утопал в ней.; только его маленький веснусчатый носик поднимался над зеленой поверхностью. В первые дни он часто возвращался к матери, терся возле нее, и когда барин спрашивал его, хорошо ли на даче – конфузливо улыбался и отвечал:
- Хорошо!
И потом снова шел к грозному лесу и тихой воде и будто допрашивал их о чем-то.
Но прошло еще два дня и Петька вступил в новое соглашение с природой. Это произошло при содействии гимназиста Мити из « Старого царицина». У гимназиста Мити лицо было смугло – желтым, как вагон второго класса, волосы на макушке стояли торчком и были совсем белые – так выжгло их солнце. Он ловил в пруде рыбу, когда Петька увидал его, бесцеремонно вступил с ним в беседу и удивительно скоро сошелся. Он дал Петьке подержать одну удочку и потом повел его куда – то далеко купаться. Петька очень боялся идти в воду, но когда вошел, то не хотел вылезать из нее и делал вид, что плавает: поднимал нос и брови кверху, захлебывался и бил по воде руками, поднимая брызги. В эти минуты он очень был похож на щенка, впервые попавшего в воду. Когда Петька оделся, то был синий от холода, как мертвец, и, разговаривая, ляскал зубами. По предложению того же Мити, неистощимого на выдумки, они исследовали развалины дворца; лазали на заросшую деревьями крышу и бродили среди разрушенных стен громадного здания. Там было очень хорошо: всюду навалены груды камней, на которые с трудом можно взобраться, и промеж них, растет молодая рябина и березки, тишина стоит мертвая, и чудится, что вот – вот выскочит кто-нибудь из-за угла или в растрескавшейся амбразуре окна покажется странная – престрашная рожа. Постепенно Петька почувствовал себя на даче как дома и совсем забыл, что на свете существует Осин Абрамович и парикмахерская.
- Смотри-ка расстроился как! Чистый купец! – радовалась Надежда, сама толстая и красная от кухонного жара, как медный самовар. Она приписывала это тому, что много его кормит. Но Петька ел совсем мало, не потому, чтобы не хотелось есть, а некогда было возиться: если бы можно было не жевать, глотать сразу, а то нужно жевать, а в промежутке болтать ногами, так как Надежда есть дьявольски медленно, обгладывает кости, утирается передником и разговаривает о пустяках. А у него дела было по горла: нужно пять раз выкупаться, вырезать в орешнике удочку, накопать червей, - на все это требуется время. Теперь Петька бегал босой, и это в тысячу раз приятнее, чем в сапогах с толстыми подошвами: шершавая земля так ласково то жжет, то холодит ногу. Свою подержанную гимназическую куртку, в которой он казался солидным мастером парикмахерского цеха, он также снял и изумительно помолодел. Надевал он ее только вечерами, когда ходил на плотину посмотреть, как катаются на лодках господа: нарядные, веселые, они со смехом садятся в качающуюся лодку, и та медленно рассекает зеркальную воду, а отраженные деревья колеблются, точно по ним пробежал ветерок.
В исходе недели барин привез из города письмо, адресованное « куфарке Надежде», и когда прочел его адресату, адресат заплакал и размазал по своему лицу сажу, которая была на переднике. По отрывочным словам, сопровождавшим эту операцию, можно было понять, что речь идет о Петьке. Это было уже ввечеру. Петька на заднем дворе играл сам с собою в «Классики» и надувал щеки, потому что так прыгать было значительно легче. Гимназист Митя научил этому глупому, но интересному занятию, и теперь Петька, как истый спортсмен, совершенствовался в одиночку. Вышел барин и, положив руку на плечо мальчика, сказал:
- Что, брат, ехать надо!
Петька конфузливо улыбался и молчал.
« Ват чудак – то!» - подумал барин.
- Ехать, братец, надо.
Петька улыбался. Подошла надежда и со слезами подтвердила:
- Надо ехать, сынок!
- Куда? – удивился Петька.
Про город он забыл, а другое место, куда ему всегда хотелось уйти, - уже найдено.
- К хозяину Осипу Абрамовичу.
Петька продолжал не понимать, хотя дело было ясно, как божий день. Но во рту у него пересохло и язык двигался с трудом, когда он спросил:
- А как же завтра рыбу ловить? Удочка – вот она…
- Что ж поделаешь!.. требует. Прокопий, говорит, заболел, в больницу свезли. Народу, говорит, нету. Ты не плачь: гляди, опять отпустит , - он добрый, Осип Абрамович.
Но Петька и не думал плакать и все не понимал. С одной стороны был факт – удочка, с другой призрак – Осип Абрамович. Но постепенно мысли Петькины стали проясняться, и произошло странное перемещение: фактом стал Осип Абрамович, а удочка, еще не успевшая высохнуть, превратилась в призрак. И тогда Петька удивил мать, расстроил барыню и барина и удивился бы сам, если бы был способен к самоанализу: он не просто заплакал, как плачут городские дети, худые и истощенные, - он закричал громко, громче самого горластого мужика и начал кататься по земле, как те пьяные женщины на бульваре. Худая ручонка его сжималась в кулак и била по руке матери, по земле, по чем попало, чувствуя боль от острых камешков и песчинок, но как будто стараясь еще усилить ее.
… На другой день, с семичасовым утренним поездом, Петька уже ехал в Москву. Опять перед ним мелькали зеленые поля, седые от ночной росы, но только убегали не в ту сторону, что раньше, а в противоположную.»
Папа закрыл книгу.
-Вот такой праздник был у Петьки. Вот такая жизнь, такая работа городского мальчика.
- Грустно,- сказала Таня.
- Я думаю, что вы можете теперь заняться сами собой: читать, гулять, играть – кто чего хочет.
Сережа ушел гулять. Таня, выпросив разрешения у мамы, тоже пошла, но в новых туфлях.
Ребята! У Феди был праздник, и у Петьки был праздник. Такие разные праздники!
1. Так что же такое праздник? Каковы его признаки?
2. Были ли у вас праздники? Расскажите о них или напишите рассказ об этом.
3. Как вы думаете, чем отличаются общие, народные праздники от индивидуальных, личных праздников?
День двадцать третий
Сегодня – Пасха. Апрель, как и март оказался богатым на праздники. Во-первых: каникулы, во вторых: папа все-таки выбрал время и сходил с детьми в музей – разговоров и вопросов было очень много; в третьих: прошло вербное воскресенье; оно, конечно, было не таким ярким как в рассказе И. Шмелева»Весенний ветер», но тоже – солнечным, теплым, праздничным. Сходили в лес и принесли веточек вербы ( папа сказал, что это не верба, а – тальник), поставили в вазу, а Сережа с Таней еще и похлестали друг друга по ногам прутиками ивы, приговаривая при этом:
Верба хлест
Бей до слез!
А сегодня – Пасха. Вчера мама купила пару куличей в магазине и попробовала испечь. «Свои» получились хуже чем магазинные, но зато вкуснее. Может быть потому, что - «свои»!
Накрасили яиц: красными получились те, что варились в луковой шелухе, а голубыми и синими – те, что варились в подкрашенной синькой воде.
Позавтракав куличем и крашенными яйцами, папа сказал:
- Разговелись.
- Что это значит: разговелись? – спросил Сережа
- Значит стали есть скромную пищу. А скромная пища, это пища животного происхождения: любое мясо и продукты из него, жиры, масло животное. На Руси начиная с масленицы до Пасхи, был великий пост. Пост означал для верующих воздержание от скромной пищи, посещение церкви, произношение всех молитв: перед приемом пищи, перед сном, утром. Запрещались увеселения, праздники; во время великого поста никто не женился и не выходил замуж. Строгий, великий пост.
- Если этот пост был великим, то , значит, были и другие посты, невеликие? – резонно заметил Сережа.
- Да, конечно. У православных было установлено четыре поста: Великий пост длительностью в семь недель, Петровки, в честь апостолов Петра и Павла, с девятой недели после Пасхи и до Петрова дня – 12 июля; Успенский, в память о смерти Божьей матери, Богородицы девы Марии, с 14-го по 28-е августа; Рождественский, в честь Рождества Христова с 28 ноября по 7 января. Рождественский пост еще назывался – Филипповки, потому что начинался на следующий день после дня апостола Филиппа.
- После 27-го ноября, - сообразила Таня.
- Совершенно точно.
Неожиданно возникла масса вопросов: всегда ли Великий пост длится сорок девять дней? Почему надо считать дни и недели, а не называть определенное число определенного месяца? А что же ели тогда, если мясо, колбасу, яйца и масло есть нельзя?
- Ой, ребята! «Что ели?»! Русский стол богат и разнообразен. Это сейчас мы разучились готовить….
- Но – но – но! – строго сказала мама. – Это кто разучился готовить? Уж не вы ли мне подскажите что и как готовить?
- Не у всех же такая мама, как у нас, - защищался папа. – Я говорю об общей массе народа.
- А ты проверял? – обиделась за «общую массу» хозяек мама.
- А то я в гостях не бываю, или в столовой!
- Мама, ну что ты перебиваешь? Это не вежливо, - остановила спор Таня.
Мама продолжила ворчать, а папа продолжал рассказывать. Мир был восстановлен. Тем более, что Сява утвердил его, сказав твердо и бесцеремонно: «Сява – дворянин! Ура!»
- Чтобы нам не спорить и не обижать хозяек, я вам прочту какие разносолы могли быть и были на столах во время поста.
Папа порылся в книгах, достал тонкую голубую в цветочках:
« В купеческом быту посты, особенно Великий, соблюдалась строго, но строгость это была чисто формальной.» В течении всей первой недели великого поста, - пишет современник, - стол готовится без масла, а у некоторых, даже без горячего. Но эти условия не стесняют однако же нашего купечества. Мы довольно часто бывали в великопостных трапезах и не могли достаточно надивиться изобретательности человеческого ума. Господи! Чего-чего только нет на этих трапезах. Тут и тертая редька, и тертый горох, и кочанная капуста, и грузди, и рыжики, и белые грибы, и серые грибы, и печеный картофель, и винегрет из грибов, и гренки из грибов, и грибная икра, и ботвинья с груздями, и каша с маковьем молоком, и пшено, разваренное с медом, и клюквенный кисель, и сладкие похлебки с черносливом, малиной и изюмом, и моченые яблоки и груши, и брусника, и ворохи калачей, саек, ватрушек… с субботы разрешается масло и горячее; тут идут новые приготовления, количество поедаемого увеличивается, и число блюд нередко доходит до тридцати.»
- Здорово! – сказал Серёжа.
Мама долго смотрела на папу. Папа рассмеялся:
- Ну, что ты!
- Ты же говорил, что масло не разрешалось, - скрестив руки на груди сказала мама, - а в книге – с субботы можно!
- Постное масло! Постное! Подсолнечное. И не ревнуй к блюдам прошлого века. Ты хорошо у нас готовишь.
- Такие блюда были у купцов, - не могла остановиться мама, - а что если крестьяне, или городская беднота? А? Молчишь?
- Разумеется стол был гораздо беднее у крестьян и городской бедноты. У них посты были поболее Великого. Помните на масленице скоморох говорил:
«Какому коту весь год масленица,
А какой шавке вопрос не прост:
Весь год пост.
Как в Расеи.»
- Вот, вот, - подхватила мама.
- Да я согласен с тобой. Были бы продукты, а приготовить можно. Разрешали рыбу есть, - невпопад сказал папа, но Таня поддержала тему разговора:
- А почему? Рыба – ведь тоже мясо!
- Считалось, что нельзя есть мясо теплокровных животных, а холоднокровных - можно.
- А что, и детям, маленьким, нельзя было есть ни молока, ни мясо. Ни сметаны? – запереживала за малышей Таня.
- Позвольте, я опять процитирую современников, - сказал папа и снова открыл голубую книгу.- «Говельщикам запрещалось пить чай до обедни в среду и пятницу, и все были обязаны подчиняться этому правилу, за исключением детей и младенцев. Последние (то есть дети) тоже ели постную пищу. Скромная пища, олицетворенная в молоке матери или кормилицы (молоко матери – тоже ведь животного происхождения), допускалась только три поста после рождения ребенка, т.е. Великий, Петровский, Успенский и Рождественский: главными считались в числе трех все, кроме Петровского. По окончании этого срока младенцев питали постным одинаково со взрослыми».
… Мама сердито листала книгу «Русская кухня», Сява бормотал: «Сява – хор-роший», а Сережа хотел понять:
- Почему день Пасхи каждый год меняется?
- День Пасхи вычисляется таким путем: берется во внимание три факта. Первый: день весеннего равноденствия; второй: конец полнолуния после весеннего равноденствия; и третий: первое воскресенье после этого полнолуния. День весеннего равноденствия практически постоянен, всегда после двадцатого марта, или в двадцатых числах марта. А вот конец первого полнолуния после весеннего равноденствия меняется: лунный месяц короче календарного. И первое воскресенье после полнолуния может быть в промежутке еми дней. К примеру: полнолуние попало на одно из воскресений апреля, значит пасха будет через семь дней после этого, то есть в следующее воскресенье. Если полнолуние в понедельник, то – шесть дней до пасхи, во вторник – пять дней и т.д. давайте посмотрим на примере. Вот уже отрывной календарь. В нем, на каждом листке: время выхода и захода солнца, долгота дня и четверть луны: от новолуния до последней четверти. Смотрим: когда день стал равен ночи? 18 марта. В каком состоянии луна? В полнолунии, которое началось до весеннего равноденствия, 13 марта. Значит, нужно смотреть, когда закончится следующее полнолуние 12 апреля, а заканчивается, а нам для вычисления нужен день именно окончания полнолуния.., а заканчивается 18 апреля, во вторник. Значит пасха в воскресенье, 23 апреля. Сегодня. Понятно?
- Да, понятно.
- А вот теперь дети, Сережа, такую задачу. Равноденствие – 18 марта, полнолуние – 24 марта, окончание полнолуния – 27 марта, в понедельник. Когда Пасха?
Сережа задумался. Взял бумагу и ручку. Подумал. И, не написав ни цифры, не произведя никаких действий на бумаге, сказал:
- В воскресенье, 2 апреля.
- Ма-ла-дец! Не ожидал, что так быстро ты справишься, - похвалил папа Сережу.
- Действительно: если бы в этом году началось полнолуние началось 20 марта, после равноденствия, то пасха была бы 2 апреля, в дни ваших каникул.
- А как узнать, когда будут другие праздники, которые зависят от дня, числа Пасхи? – спросил Сережа.
- А все остальное – проще. Масленица – на семь недель раньше Пасхи – 5 марта…
- А если бы Пасха была 2 апреля, то масленица… - Сережа стал подсчитывать.
- 12 февраля, - подсказал папа. – Посмотри в календаре: этот день должен быть воскресным.
- Точно! – посмотрел Сережа.
- А через семь недель после Пасхи – Троица.
- Пасха посередине между масленицей и Троицей, - уточнила Таня.
- Именно так.
- И если бы Пасха была 2 апреля, то Троица была бы, - Сережа сидел с отрывным календарем в руках, - 21 мая.
- Все вы правильно поняли. После Великого поста и Пасхи начинались разные народные и церковные праздники. Оно и понятно: весна – значит жизнь: солнце, тепло, трава, корм скоту, радостные заботы о новом урожае: подготовка семян, пашни, инвентаря. Душа радуется. Потому – и праздники. Сразу после пасхальной недели, то есть 30 апреля начинается Фомина неделя. Первый день этой недели , то есть - воскресенье (по христианским правилам неделя начинается не с понедельника, а с воскресенья). Первый день любой недели – воскресенье. Первый день Фоминой недели считался благоприятным для вступающих в брак. Поэтому в этот день было много свадеб, тем более, что во время Великого поста свадьбы запрещались. Этот день в народе назывался Красная горка. Молодежь выходила в лучших нарядах на зазеленевшие, нагретые солнцем горки и пригорки, водила хороводы – с этого времени они разрешались. Во вторник же Фоминой недели – Радуница, или Радоница, день поминовения, памяти родителей. Сегодня этот день называют родительским днем. В этот день все выходили на кладбище к могилам родителей и родственников. Подправляли могилы, угощались.
- А мы пойдем на могилки? – спросила Таня.
- Обязательно пойдем, Танечка. Так вот: после праздников, связанных с днем Пасхи, начинались те, которые не сдвигались: Егорий весенний, Никола вешний и т.д. с каждым из этих праздников у народа связано много примет и пословиц. Имена Егор, Юрий и Георгий – одно имя. День шестого мая – день Георгия Победоносца, или Юрия вешнего, или Егорьев день. Везде, по всей Руси в этот день первый раз выгоняли скотину на пастбище. Причем выгоняли вербой, срезанной в вербное воскресенье и освященное в церкви. Но об этом я вам лучше прочту. Давайте перейдем в комнату.
Сережа, Таня и папа перешли на диван в комнату. Мама осталась на кухне изучать рецепты «Русской кухни».
Папа очередной раз взял книгу И. Шмелева «Мой Марс» и раскрыл ее.
- Иван Сергеевич Шмелев. Рассказ «Егорьев день», - начал папа.
- «Под Егорьев день к нам во двор зашел парень, в лаптях, в белой вышитой рубахе, в синих шортах, в кафтане в накидку и в поярковой шляпе с петушьим перышком. Оказалось, - пастухов работник, что против нас, только что из деревни, какой-то «зубцовский», дальний, откуда приходят пастухи. Пришел от хозяина сказать, - завтра, мол, коров погонят, пустите на ковку в стадо. Марьюшка дала ему пару яиц, а назавтра обещала молочной яичницей накормить, только бы за коровкою приглядел. Повела показать корову. Чего-то пошепталась, а потом я ее видел, как она понесла корове какое-то печенье. Спрашиваю, чего это ей дает, а она чего то затаилась, секрет у ней. После Горкин мне рассказал, что она коровке «креста» давала, в благословение, в Крещенье еще пекла, - печеного «креста», - так уж от старины ведется, чтоб с телком была.
Накануне Егорьева дня Горкин наказывает мне не проспать, как на травку коров погонят, -«покажет себя пастух наш». Как покажет? А вот, говорит, узнаешь. Да чего узнаю? Так и не сказал.
И вот в самый Егорьев день, на зорьке, еще до солнышка, впервые в своей жизни, радостно я услышал, как хорошо заиграл рожок. Это пастух, который живет напротив, - не деревенский простой пастух, а городской, богатый, собственный дом какой, - вышел на мостовую перед домом и заиграл. У него четверо пастухов – подручных, они и коров погоняют, а он только играет для почину, в Егорьев день. И все по улице выходят смотреть – послушать, как старик хорошо играет. В это утро играл он «в последний раз», - сам так объявил. Это уже после он объявил, как поиграл. Спрашивали его, почему так, - впоследок… Да так… - говорит, - будя, наигрался…» Невесело так сказал. Сказал уже после, как случилась история.
И все хвалили старого пастуха, так все и говорили: «Вот какой приверженный человек… любит свое дело, хоть и богач стал и гордый… а делу уступает». Тогда я всего не понял.
В то памятное утро и я смотрел в открытое окно залы прямо с теплой постели, в одеяльце, подрагивая от холодка зари.
Улица была залита розоватым светом встававшего за домами солнца, поблескивали лишь верхние окошки. Вот, отворились дикие ворота пастухова двора, и старый, седой пастух-хозяин, в новой синей поддевке, в помазанных дегтем сапогах и в высокой шляпе, похожей на цилиндр, что надевают щеголи-шафера на свадьбах, вышел на середину еще пустынной улицы, поставил у ног на камушки свою шляпу, перекрестился на небо за нашим домом, приложил обеими руками рожок к губам, надул толстые розовые щеки, - и я вздрогнул от первых звуков: рожок заиграл так громко, что даже в ушах задребезжало. Но это было только сначала так. А потом заиграл тоньше, разливался и замирал. Потом стал забирать все выше, жальчей, жальчей… - и вдруг заиграл веселье… и мне стало раздольно весело, даже и холодка не слышал. Замычали вдали коровы, стали подбираться помаленьку. А пастух все стоял – играл. Он играл, запрокинув голову, играл в небо за нашим домом, словно забыв про все, что было вокруг него. Когда обрывалась песня и пастух переводил дыхание, слышались голоса на улице:
- Вот это ма-стер!... вот доказал – то себя Пахомыч!.. мастер.. И откуда в нем духу столько!..
Мне казалось что пастух тоже слышит и понимает, как его слушают, и это ему приятно. Вот тут то и случилась история.
С пастухова двора вышел вчерашний парень, который заходил к нам, в шляпе с петушьим перышком, остановился за стариком и слушал. Я на него залюбовался. Красив был старый пастух, высокий, статный. А этот был повыше, стройный и молодой, и было в нем что-то смелое, и будто он слушает старика прищурясь, - что-то усмешливо-лихое. Так по его лицу казалось. Когда кончил играть старик, молодец поднял ему шляпу.
- А теперь, хозяин, дай поиграю я…- сказал он, неторопливо вытаскивая из пазухи небольшой рожок, - послушают твои коровки поприучаются.
- Ну поиграй, Ваня… - сказал старик, - послушаю твои песни.
Проходили коровы, все гуще и гуще. Старый пастух помахал подручным, чтобы занимались своими делами, а парень подумал что-то над своей дудочкой, тряхнул головой – и начал…
Рожок его был не громкий, мягкий. Играл он жалобное, разливное, - не старикову, другую песню, такую жалостную, что щемило сердце. Приятно, сладостно было слушать, - так бы вот все и слушал. А когда доиграл рожок, доплакался до того, что дальше плакать сил не стало, - вдруг перешел на такую лихую-плясовую, пошел так дробить и перебирать, ерзать и перехватывать, что и сам певун в лапотках заплясал, и старик заиграл плечами, и Гришка, стоявший на мостовой с метелкой пустился выделывать ногами. И пошла плясать улица и ухать, пошло такое.. – этого и сказать нельзя. Смотревшая из окошек Маша свалила на улицу горшок с геранью, так ее раззадорило, - все смеялись. А певун выплясывал лихо в лапотках, под дудку, и упала с его плеча сермяга. Тут и произошла история…
Старый пастух хлопнул по спине парня и крикнул на всем народе:
- И откуда у тебя, подлеца, такая душа-сила! Шабаш, больше играть не буду, играй один!
И разбил свой рожок о мостовую.
Так это всем понравилось!.. Старик Ратников расцеловал и парня, и старика, и пошли все гурьбой в Митриев трактир – угощать певуна водочкой и чайком.
Долго потом об этом говорили. Рассказывали, что разные господа приезжали в наше Замоскворечье на своих лошадях, в колясках даже, - послушать, как играет чудесный «зубцовец» на свирели.
После Горкин мне пересказывал песенку, какую играл старый пастух, и я запомнил ту песенку. Это веселая песенка, ее и певун играл, бойчей только. Вот она:
… Пастух выйдет на лужок,
Заиграет во рожок.
Хорошо пастух играет –
Выговаривает:
Выгоняйте вы скотинку
На зеленую луговинку!
Гонят девки, гонят бабы,
Гонят малые ребята, Гонят старые старики,
Мироеды – мужики,
Гонят старые старушки,
Мироеды – женушки,
Гонит Филя, гонит Пим,
Гонит дяденька Яфим,
Гонит бабка, гонит дед,
А у их и кошки нет,
Ни копыта, ни рога,
На двоих одна нога!..
Ну, все-то, все-то гонят… - и Марьюшка наша проводила со двора свяченой вербой нашу красавицу. И Ратниковы погнали, и Лощенов, и от рынка бредут коровы, и с Житной, и от Крымка, и то Серпуховки, и с Якиманки, - со всей замоскворецкой округи нашей. Так от старины повелось, когда была совсем деревенская Москва. И тогда был Егорьев день, и теперь еще… - будет и до кончины века. Горкин мне рассказывал:
- Москва этот день особо празднует: святой Егорий сторожит щитом и копьем Москву нашу… потому на Москве и писан.
- Как на Москве писан?
- А ты пятак погляди, чего в сердечке у нашего орла-то? Москва писана, на гербу: сам святой Егорий… наш, стало быть, московский. С Москвы на всю Росею пошел, вот откуда Егорьев день. Ему по всем селам – деревням празднуют».
Папа остановился.
- Вот так описывает Иван Шмелев праздник Егория вышнего в Москве. А Георгий Победоносец и сегодня в гербе Москвы и России. Устали? – спросил он у ребят.
- Нет.., - неуверенно ответили Таня и Сережа.
- Мы сейчас с вами поиграем в пасхальные игры. Утром мы с вами «христосовались» - целовались, «приветствовали» друг друга: «Христос воскрес!» А теперь – берем у мамы на кухне по паре крашенных яичек. – Дети бросились на кухню. – и мне возьмите, - крикнул вдогонку папа.
Дети принесли шесть яичек.
- Берем по паре яичек. И играем так: Таня бьет носиком своего яичка в носик моего. Если разобьется Танино, Таня мне отдает его. Если разобьется мое – я отдаю. Затем бьемся с Сережей. Посмотрим, кто выиграет все яички.
Таня ударила – и выиграла у папы яйцо: папино яичко разбилось. Таня забрала у папы выигрыш и тюкнула по Сережиному яичку. И – проиграла. Сережа ударил по папиному и папа снова проиграл. Теперь у Сережи было четыре яичка, из них два целых, у Тани – два и одно целое. Таня напряглась: не хотелось проигрывать; подставила целое яичко под удар Сережи и выиграла. Теперь Таня била по последнему целому яичку в руках Сережи. И снова победила! У Сережи оставалось два разбитых яйца: ими играть уже нельзя было.
- Я поздравляю Таню, - сказал папа. – Повезло.
- Я так старалась, так старалась! – ликовала Таня.
- Просто повезло, - остудил ее Сережа. – От старания ничего не зависит.
- А теперь, - сказал папа, - несите веник.
Сережа быстро принес веник. Папа взял свою туфлю. Положил на нее руякой веник. Веник оказался наклоненным к полу.
- Теперь по очереди скатываем по ручке веника и по венику по одному яйцу, можно катать разбитые.
Все трое скатили по яйцу.
- Теперь, кто первый скатывал яйцо, снова скатывает свое, но старается скатить так, чтобы зацепить яйцо другого игрока. Зацепил – забираешь и снова катишь яйцо. Не попал в чужое яйцо – следующий игрок скатывает свое.
Игра началась. Она оказалась азартной. Яйца раскатывались по полу далеко. Ограничили пространство книгами – стали чаще попадать и выигрывать. Но никто не мог победить.
И тогда появилась мама.
- Обедать будете, игроки? Я вам приготовила пищу, соответствующую посту, - она улыбалась. – Морковь тертая с чесноком, котлеты рисовые с морковью, холодник и кисель из черносливов. Кто готов поститься, прошу на кухню.
Мама доказала, что она знает русскую кухню и умеет готовить. Довольны были все. И мама тоже. Потому что блюда, приготовленные ею, семье понравились.
Праздник продолжался: на душе было радостно, а на улице тепло и солнечно. Дети отправились гулять.
Ребята! Объясните смысл пословиц:
- Не все коту масленица:
придет и великий пост.
- Великий пост
всем прижмет хвост.
Обратите внимание на две поговорки-приметы:
- Увидел грача-
весну встречай.
- Апрель с водой,
а май с травой.
Можно ли сказать, что в вашей местности приметы весны такие же?
Как вы понимаете смысл пословиц:
- Землю пахать –
Не в бабки играть.
- И поедим и спляшем
Только пашню спашем.
Ребята, как вы думаете: почему весной много праздников?
День двадцать четвертый.
Пришел май с изумрудной травой, свежей, чистой зеленью деревьев, с теплыми днями и первыми грозами. Забот в семье прибавилось: на «даче» нужно было копать грядки, высаживать в землю овощи, ухаживать за кустами и деревьями. Папа и мама все вечера и выходные дни пропадали на «даче». Сережа и Таня заканчивали учебу в школе и последние недели и дни тоже были для них трудными. Но когда месяц стал заканчиваться у всей семьи выдался свободный вечер. Все были вместе. Работы на «даче» почти закончились. Учебный год тоже почти закончился: осталось день или два.
…Таня помогала маме на кухне и воспитывала Сяву. Папа читал книгу одного из своих любимых писателей Ивана Алексеевича Бунина. Сережа тоже был с книгой, но сейчас отложил ее в сторону и задумчиво смотрел в окно.
- У нас как у крестьян, свои весенние заботы, - вдруг неожиданно произнес он.
- Что? – папа оторвался от книги.
- Я говорю, мы как крестьяне: копаем, садим…
- Да пожалуй. Наверное, только у нас, у русских так: и селяне и горожане любят копаться в земле, своими руками что-то выращивать.
- А почему?
- Не знаю. Может быть эта привычка осталась от дедов и прадедов: почти все они были крестьянами. Или связаны с крестьянским трудом. Вот и дворянин Бунин: как понимал крестьянскую душу, знал заботы его и радости. Будучи в эмиграции тосковал по России, писал о ней с любовью и гордостью. Гордился тем, что он русский. Хочешь, прочту об этой гордости?
- Прочти.
- В своей автобиографической повести «Жизнь Арсеньева» он рассказывает о мещанине Ростовцеве, у которого жил, учась в гимназии. Отрывок прочту.
«Он вошел, снял в маленькой прихожей картуз и чуйку»… Чуйка – это длинный суконный кафтан. «… и остался в одной легкой серой поддевке, которая вместе с вышитой косовороткой и ловкими опойковыми сапогами особенно подчеркивала его русскую ладность. Сказав что-то сдержанно-приветливое жене, он тщательно вымыл и туго отжал, встряхнул руки под медным рукомойником, висевшим над лоханью в кухне. Ксюша, младшая девочка, потупив глаза, подала ему чистое длинное полотенце. Он не спеша вытер руки, с сумрачной усмешкой кинул полотенце ей на голову, - она при этом радостно вспыхнула, - и, войдя в комнату, несколько раз точно и, красиво перекрестился и поклонился на образничку в угол….
Первый мой ужин у Ростовцевых тоже запомнился мне – и не потому только, что состоял из очень странных для меня кушаний. Подавали сперва похлебку, потом, на деревянном круге, серые шершавее рубцы (желудки коров), один вид и запах которых поверг меня в трепет и который хозяин крошил, резал, беря прямо руками, к рубцам – соленый арбуз, а под конец гречишный крупень с молоком. Но дело было не в этом, а в том, что так как я ел только похлебку и арбуз, хозяин раза два слегка покосился на меня, а потом сухо сказал:
- Надо ко всему привыкать, барчук. Мы люди простые, русские, едим пряники неписанные, у нас разносолов нету…
И мне показалось, что последние слова он произнес почти надменно, особенно полновесно и внушительно, - и тут впервые пахнуло на меня тем, чем я так крепко надышался в городе впоследствии: гордостью.
… Гордость в словах Ростовцева звучала вообще весьма нередко. Гордость чем? Тем, конечно, что мы, Ростовцевы, русские, подлинные русские, что мы живем той, совсем особой, простой, с виду скромной жизнью, которая и есть настоящая русская жизнь и лучше которой нет и не может быть, ибо ведь скромна-то она только с виду, а на деле обильна, как нигде, есть законное порождение исконного духа России, а Россия богаче, сильней, праведней, и славней всех стран в мире. Да и одному ли Ростовцеву присуща была эта гордость? Впоследствии я увидал, что очень и очень многим, а теперь вижу и другое: то, что была она тогда даже некоторым знамением времени, чувствовалось в ту пору особенно и не только в одном нашем городе.
… Он, случалось, заходил к нам, своим нахлебникам, и порой вдруг спрашивал, чуть усмехаясь:
- А стихи вам нынче задавали?
Мы говорили:
- Задавали.
- Какие же?
Мы бормотали:
- «Небо в час дозора – обходя луна – светит сквозь узоры – мерзлого окна…»
- Ну, это что-то не складно, говорил он. – «Небо в час дозора обходя луна» - я этого что-то не понимаю.
Не понимали и мы, ибо почему-то никогда не обращали внимания на запятую после слова «обходя». Выходило действительно нескладно. И мы не знали, что сказать, а он опять спрашивает:
- А еще.
- А еще «тень высокого старого дуба голосистая птичка любила, на ветвях переломанных бурей, она кров и покой находила…»
- Ну, это ничего, приятно, мило. А вот вы прочитайте энти, про всеношную и «под большим шатром».
И я смущенно начинал:
«Приди ты, немощный, приди ты, радостный, звонят ко всеношной, к молитве благостной…»
Он слушал, прикрывая глаза, потом я читал Никитина: «Под большим шатром голубых небес, вижу, даль степей расстилается…». Это было широкое и восторженное описание великого простора, великих и разнообразных богатств, сил и дел России. И когда я доходил до гордого и радостного конца, до разрешенья этого описания: «Это ты, моя Русь державная, моя родина православная!» - Ростовцев сжимал челюсти и бледнел.
- Да, вот это стихи! – говорил он, открывая глаза, стараясь быть спокойным, поднимаясь и уходя. – Вот это надо покрепче учить!...»
Папа закрыл книгу.
- А у нас есть это стихотворение? – спросил Сережа.
- Есть . Сейчас поищу.
Папа нашел нужную книгу, посмотрел в оглавление.
- Вот оно. Оно очень большое. Я прочту отрывки из него.
Под большим шатром
Голубых небес –
Вижу – даль степей
Зеленеется.
И на гранях их,
Выше темных туч,
Цепи гор стоят
Великанами.
По степям в моря
Реки катятся,
И лежат пути
Во все стороны.
Посмотрю на юг –
Нивы зрелые,
Что камыш густой,
Тихо движутся;
Мурава лугов
Ковром стелется,
Виноград в садах
Наливается.
Гляну к северу –
Там, в глуши пустынь,
Снег, что белый пух,
Быстро кружится.
Подымает грудь
Море синее,
И горами лед
Ходит по морю;
И пожар небес
Ярким заревом
Освещает мглу
Непроглядную.
Это ты, моя
Русь державная,
Моя родина
Православная!
Широко ты, Русь,
По лицу земли
В красе царственной
Развернулася!
По седым морям
Из далеких стран
На поклон к тебе
Корабли идут.
И поля цветут,
И леса шумят,
И лежат в земле
Груды золота.
И во всех концах
Света белого
Про тебя идет
Слава громкая.
И уж есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью.
Стать за честь твою
Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову!
И в этот момент в комнату вбежала Таня.
- Скорей! Послушайте, что Сява говорят!
…Сява раскачивался на качельке и вопил во все горло:
- Ур-ра! Каникулы! Ура! Каникулы!
- Научила! Я научила! – ликовала Таня. – Сява хороший!
- Сява хор-роший! – подхватил попугай. – Сява – дворянин! Ур-ра! Каникулы!
Ребята! У всякого словца жди конца, у всякой песни свой конец. Вот и нам пришло время расставаться. Впереди – лето. Каникулы. Таня и Сережа, наверное, снова поедут в деревню к бабушке и дедушке. А в сентябре, а может и раньше, мы снова с ними встретимся. В другой книге.
Мне осталось только напомнить вам несколько русских пословиц и поговорок. Вот они:
- Где кто родится, там и пригодился.
- Родная землица и во сне снится.
- Своя сторона не бывает холодна.
- Русский в словах горд, в делах твёрд.
- Кто с Россией не тягался, в правых не оставался.
До свидания, ребята! До встречи! Счастливых каникул!
Список литературы ребятам для чтения о городских детях:
1. Андреев Л. Н., рассказы: «Баргамот и Гераська», «Петька на даче», «Ангелочек», «Кусака».
Список литературы ребятам для чтения о городских детях:
2. Андреев Л. Н., рассказы: «Баргамот и Гераська», «Петька на даче», «Ангелочек», «Кусака».
3. Василенко И. Д. «Волшебная шкатулка», повесть.
4. Успенский Г. И. «За малым дело», рассказ.
5. Шмелев И. С., рассказы и повести : «Мой Марс», «Мэри», «Последний выстрел», «Мартовская капель», «Егорьев день», «Мартын и Кинга», «На Москве-реке», «Веселая работа», «Весенний ветер», «Как мы летали», «Наполеон», «Русская песня», «Светлая страница», «Богомолье», «Лето господне».
Список литературы для родителей:
1. Бунин И. А, «Жизнь Арсеньева»
2. «Вся Россия», сборник документов, редких и малоизвестных фактов.
3. Даль В.И. «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа», «Материалы по русской демонологии»,. С.-Петербург, изд-во «Литера», 1994г.
4. «Игры» энциклопедический сборник, Челябинск, Ю.-УКИ, 1995г.
5. Некрылова А.Ф. «Круглый год», русский земледельческий календарь, М., «Правда», 1990г.
6. «Русские народные загадки, пословицы, поговорки», М., «Просвещение», 1990г.
Приложения:
1. В.И. Даль «Приметы» из книги «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа».
2. «Гадания» из сборника «Девичество», Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре.
Александр Мишутин
Русские дети
Книга для семейного чтения о русских детях: детях царей,
князей, бояр, дворян, купцов, мещан, рабочих и разночинцев;
о воспитании детей, обучении, обычаях
г. Челябинск
2014 г.
Содержание
1. Княжеские и боярские дети
День первый
- Праздник в доме. Кто такие бояре? Князья. Княжеские дети.
Кормилица. Няня. Постриги. Капризы Тани. Баю-бай…
- Д. Мищенко «Синеокая Тиверь», отрывок из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День второй
- Работа на «даче». Таню интересуют вопросы брака. Мама
нервничает. Рассказ папы. Князь и дружина. Занятия и игры
княжеских детей. За что был наказан боярский сын.
Жестокость наказания. Главное – послушание. Почему надо
уважать и чтить родителей? «Поучение детям» Владимира
Мономаха. Зачем нужны книги? «Домострой». Наставления
из книги: воспитание, наказание, приданное. Таня настаивает
на разговоре о браке. О возрасте юных мужей и жён
- Вопросы детям
День третий
- Предание об обрах
- Д. Мищенко «Синеокая Тиверь», отрывок из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- А. Югов «Даниил Галицкий», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День четвёртый
- Папа и дети готовят обед. О попугаях. «Сява хор-роший». Бояре
и слуги. Девочка-убыль. Сказание о хазарах и дани. Вечный спор
о мытье посуды. Разрешение конфликта. О Святославе-воине.
Его походы.
- Вопросы детям
- Мама и семья. Колыбельная и колыбельные песни.
- С.А. Пономарёв «Под стягом Святослава», глава из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- В. Соснора «У половецких веж», стихи
День пятый
- За грибами. Привал.
- М.М. Пришвин «У старого пня»,
«Серебряное утро»,
«Цветущие травы»
- Кукушка накуковала. «Успокойся Танечка!» Мудрый Серёжа.
Вечная природа. Что мы помним о Родине?
- Вопросы детям
- М.Ю. Лермонтов «Родина», стихи
- Н. Рубцов «Видение на холме», стихи
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
Список литературы для детей и родителей
2. Дворянские дети
День шестой
- Поздняя осень. На «даче». Осенний лес. Охотник. Таня-
вегетарианка. Дворянское развлечение. Кто такие дворяне?
Помещики и поместья. Хитрости перед сном. Тургенев-
дворянин
- И.С. Тургенев «Касьян с красивой Мечи», отрывок из рассказа
- М.М. Пришвин «Гон», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День седьмой
- Первый снег. Успехи Тани. Помещики и время года. Поместья –
по заслугам. Бедные и богатые дворяне. «Мы – однодворцы».
Кто – дворня, а кто – дворянин? Пётр I и дворяне. «Юности
честное зерцало». Бояре и ПётрI. Насильное обучение.
Писатели-дворяне.
- С.Т. Аксаков «Семейная хроника», отрывок из повести
- Вопросы детям
День восьмой
- Папа занят
- Н.Г. Гарин-Михайловский «Детство Тёмы», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- Е. Водовозова «История одного детства», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День девятый
- Детские вопросы. Дела домашние. Какие были утюги? Так
- думали дворянские дети. Правила и обычаи в дворянской
- семье. Наказания дворянских детей. О нянях.
- Л.Н. Толстой «Детство. Отрочество. Юность». Отрывок из
повести
- Что и сколько стоило в дворянские времена? Воспитание на
западный манер. Иностранные языки. Школы. Учение.
гимназии. Сколько было дворян?
- Вопросы детям
- Н.Г. Гарин-Михайловский «В гимназии», отрывок из повести
«Детство Тёмы»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- А.Н. Толстой «У колодца», «Битва», отрывки из повести
«Детство Никиты»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День десятый
- Зимний день. Дворянские дети и их общение с детьми
прислуги. Круги по воде. Трудиться – значит учиться.
Учиться – значит трудиться. Ёлочные игрушки.
- А.Н. Толстой «Ёлка», отрывок из повести «Детство Никиты
- Сочельник. «Сява – дворянин!»
- И.А. Бунин о зиме
- И.С. Шмелёв о Рождестве
Список литературы для детей и родителей
3.Крестьянские дети
День одиннадцатый
- Н.А. Некрасов «Мужичок с ноготок», стихи
- Каникулы Тани и Серёжи. У бабушки в деревне. «До первой
звезды». Колядки. Сява приветствует детей. В кругу семьи.
Неугомонная Таня. Кто такие крестьяне? Этот мудрый Серёжа.
Пейзаж, крестьянин, крещение. Таня «укуклилась».
Крестьянин – главный человек.
- А.В. Кольцов «Песня пахаря»
- Вопросы детям
День двенадцатый
- Земля-кормилица. Чем платит крестьянин? Есть ли у
крестьянина свободное время? Наблюдения за природой.
- Г. И. Успенский «Крестьянин и крестьянский труд», отрывок
из очерка.
- Вопросы детям
- «Всем миром». Помочи
- С. Семёнов «Первый трудный день»
- Вопросы детям
День тринадцатый
- Сами дома. Самовоспитание. О количестве детей. Где
Рождались дети? Одежда крестьянских детей.
- Д. Григорович «Антон-горемыка», отрывок из рассказа
- Что умели крестьянские дети?
- Л.Н. Толстой «За ягодами»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- И Суриков «В ночном», стихи
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
День четырнадцатый
- Старый Новый год. Новый стиль. Старый стиль. Когда
Крещение? Гадания. Воспитание на приметах. Зачем такие
приметы? Догадайтесь.
- Вопросы детям
День пятнадцатый
- Танина тайна. О суевериях. Страшные истории.
- Народная проза: «Чёрт», «Злая женщина и добрый дух»
- Вопросы детям
День шестнадцатый
- Крещенские морозы. Праздник Крещения на Руси. Обряд
крещения. Приметы.
- В. Никифоров-Волгин «Крещение»
- И. Шмелёв «Крещение», отрывок из повести «Лето Господне»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
- И. Суриков «Детство», стихи
- Литература для детей
- Литература для родителей
День семнадцатый
- Опять Пётр I. Солдаты и школы. Сколько было крестьян
в России? Народ и просвещение. Опасность от образования.
Зачем учиться? Труд и труд. Школы для крестьянских детей.
Солдат-учитель. Что такое «приход»? Какие были учебники?
- И.Я. Столяров «Записки русского крестьянина», отрывок из
воспоминаний.
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
- Г.И Успенский «Мишка», отрывок из очерка «Крестьянин и
крестьянский труд».
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День восемнадцатый
- Заботы и обычаи февраля. У свечи.
- С. Константинов «Два года в земской школе», отрывок из
воспоминаний.
День девятнадцатый
- М.М. Пришвин «Последний мороз»,«Снег на ветвях».
- В лесу на лыжах. Приметы весны. После обеда. Частные
школы для крестьянских детей. Сроки обучения.
- М.М. Громыко «Мир русской деревни», отрывок из книги
о частном обучении грамоте.
- Пословицы и поговорки
4. Дети города
День двадцатый
- Масленица. Жители города. Занятия. Купцы и мещане.
- С.Т. Аксаков «Семейная хроника», отрывок из повести
- Кто учился в народной школе?
- И.Д. Василенко «Герцог Букенгемский», глава из повести
«Волшебная шкатулка»
- Кое-что непонятно
- Вопросы детям
- Г.И. Успенский «За малым дело», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- И.С. Шмелёв «Мартовская капель», отрывок из рассказа
День двадцать первый
- Тёплое солнце. Каникулы. «Плохо было». Разные школы.
- В. Слепцов «Письма об Осташкове», отрывок из очерка
- Планы на каникулы. Таня растёт.
День двадцать второй
- И.С. Шмелёв «Весенний ветер», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Покупки и радости. Похожи ли дни? Когда пасха? Почему не
все учились в городе? Три причины. Игры и занятия детей
города. Есть, чем гордиться.
- Л. Андреев «Петька на даче», отрывок из рассказа
- Вопросы детям
День двадцать третий
- Пасха. Разговелись. Что же есть, если колбасы нет?
- Православные посты. Рыба – тоже мясо. Когда бывает Пасха?
- Праздник после Пасхи. Поминовение.
- И.С. Шмелёв «Егорьев день»
- Катанье яиц. Обед.
- Пословицы
День двадцать четвёртый
- Май – всему конец понимай. Почему копаемся? О гордости
русских. Мещанин Ростовцев о себе и о России. Стихотворение
И. С. Никитина «Русь». Объявление Сявы. Прощание.
- Литература для детей
1. Княжеские и боярские дети
День первый
Сегодня в доме праздник. Серёжа вернулся из лагеря отдыха, Таня – из деревни, где гостила у бабушки, а папа приехал с дачи. «Дача» - это маленький садовый домик. Но всё равно – «дача».
После вкусного торта с орехами родители стали задавать Серёже и Тане разные вопросы: как жили? что ели? что видели? – от которых дети быстро устали. Таня сказала:
- Я хочу спать.
Серёжа тоже сказал:
- А я – гулять.
И мама решила «не терзать» детей.
- Ладно, - согласился папа, - отдыхайте. Завтра все поедем на дачу.
- Я не хочу на дачу, - сказал Серёжа. – Там комары и жарко. Эти комары мне в лагере надоели.
- Ишь ты какой барин-боярин! Не съедят тебя комары.
- А, может, не надо, - защитила Серёжу мама.
- Нет, - решительно сказал папа, - надо, мама! Пусть приучаются.
Когда Серёжа ушёл гулять, Таня спросила у папы:
- А кто такой «барин-боярин»?
- В древности на Руси боярами назывались ближайшие помощники и советчики князей и царей.
- А их, что – комары не кусали?
- Кусали, - рассмеялся папа. – Но они не делали трудной тяжёлой работы. Трудную, тяжёлую работу выполняли за них слуги.
- А у нас слуг нет, - поняла Таня. – Поэтому мы сами должны делать трудную работу.
- Да, Танечка.
- А были у бояр дети? – неожиданно спросила Таня.
- Конечно, - сказал папа. – А как же? И у бояр и у князей были дети. И помногу.
- Сколько?
- 5-10 ребятишек обязательно.
- Ого-го! – удивилась Таня. – Расскажи мне о боярских детях.
- Завтра, Танечка, расскажу, завтра. А сейчас – спи.
- Ну что тебе стОит, - поддержала Таню мама. Она закончила мыть на кухне посуду и пришла укладывать Таню. – Расскажи вместо сказки.
- Ладно, - согласился папа, - расскажу.
Давным-давно, много лет назад, когда ещё не было ни телевизоров, ни самолётов, а славяне, наши предки, жили в деревянных домах, а не в каменных; когда было мало людей и городов…
- А почему было мало людей и городов? – спросила Таня.
- Людям хватало жилья, в котором они жили. А когда народилось много людей, тогда построили ещё дома и города, чтобы всем хватало жилья. Так вот: в эти старые времена государством и людьми управляли князья. Князьям помогали их друзья и товарищи, которые назывались боярами.
И у князей и у бояр, как у всех людей, были дети: мальчики и девочки. Князь занимался своими делами: воевал, собирал дань, управлял княжеством, принимал послов, охотился. А детьми занимались слуги и мама-княгиня. Пока дети были совсем маленькими, их кормила своим молоком мама. Затем приглашали молодую женщину и та, вместо мамы, кормила младенца своим молоком. Эта женщина называлась – кормилица.
Кормилица, прежде, чем её допускали к ребёнку, целовала крест и клялась «добра хотеть, кормить грудью бережно и с опасением, отравы не давать, волшебных злых слов не говорить».
- А меня мама кормила молоком, или кормилица? – спросила Таня.
- Конечно, мама. Мы же - не князья и не бояре.
- А почему мама-княгиня не захотела кормить?
- Наверное, потому, что ей казалось это трудно делать: кормить, ухаживать за ребёнком. Поэтому, кроме кормилицы, у ребёнка появлялись ещё и няньки, которые нянчились с ребёнком: укладывали спать, рассказывали сказки и истории, баюкали детей, пока они не засыпали.
- Ты сейчас баюкаешь меня? – спросила Таня у папы.
- Нет, я сейчас нянчусь с тобой.
- Как няня?
- Да, как няня. Но слушай дальше. Когда ребёнку исполнялось 3-4 года, для него начиналась новая жизнь. До этого времени ребёнок только ел и рос. А теперь его начинали воспитывать и обучать. Для воспитания и обучения приглашались опытные и знающие люди.
Интересный обычай существовал в древности. Мальчику не постригали волосы до 4х лет. В четыре года его постригали и первый раз садили на коня. С этого времени его воспитанием занимался ДЯДЬКА. Воспитатель назывался ДЯДЬКОЙ. Он обучал мальчика езде на коне и военным хитростям.
- Папа, - зевнула Таня, - я хочу, чтоб ты меня баюкал.
- Ты же не малышка, Таня. В школу осенью пойдёшь.
- Ну и что. Я хочу, чтобы меня как маленькую княгиню баюкали.
- А маленькую княгиню баюкали так же, как любую другую малышку из простого народа.
- Побаюкай!
- Я хотел тебе ещё и книжку почитать. О том, как постригали и садили на коня. Тебе не интересно?
- Интересно. Но завтра. Побаюкай, пап, - опять попросила Таня.
- Я сейчас маму позову. Она лучше меня это сделает. Мама!
- В чём дело? – появилась мама. – Почему не спим?
- Вот, просит, чтобы её побаюкали, - сказал папа.
- Таня! Ты, что – малышка? Может тебе и соску дать? – изумилась мама.
- Побаюкай меня, как маленькую. Чуть-чуть. Немножко-немножко.
Папа подмигнул маме и тихо вышел из комнаты.
- Только, как княгиню, - потребовала Таня, когда мама присела на её кровать.
- Маленькие дети все одинаковы. И баюкают их всех одинаково.
О.о, о, о, о, о, о!
О, о! Баиньки, - запела мама.
О! Баю, баю, баю!
Баю милую мою!
Таня будет крепко спать,
Котик Танечку качать!
А качи, качи, качи,
Прилетели к нам грачи.
А ворота скрип, скрип!
А Танечка спит, спит
Танечка тихо сопела носом. Мама поднялась и вышла.
А в комнате папа разговаривал с Серёжей, вернувшимся с улицы.
- Телевизор ты всегда успеешь посмотреть. А завтра чтобы прочитал Тане вот этот отрывок: первую главу из книги Дмитрия Мищенко «Синеокая Тиверь». Я думаю, что и тебе это будет интересно.
Д. Мищенко
«Синеокая Тиверь», глава из романа
От княжеского терема до собОрной площади1 в детИнце2 без малого чуть не треть пОприща3, но в роду князя ВОлота не было недостатка в любопытных, желающих поглазеть на праздненство, а тем более в охотниках погулять, повеселиться, спеть величальную4 песню. По одну и другую сторону дорожки, выстланной коврами от терема к площади, стоят толпы людей. Но едва ли не больше всего народа как и стражников, смотрителей порядка на пострИжинах5, собралось на самой площади, ближе к центру торжества.
Похоже, народ точно знал, может, почувствовал, что вот-вот начнётся свято: притихли и гости, и горожане, смотрят в ту сторону, откуда должен появиться Отрок6. Двери в терем распахнуты настежь, величальницы возле порога уже, а это верный признак: сейчас – появиться кнЯжичу7. И предчувсивие не обмануло тиверцев8. Первыми вышли на люди князь Волот и княгиня Малка, сразу за ними княжич БогдАнко в паре со своей наречёной9 ЗорИной Вепровой, следом правились, взявшись за руки, меньшие сёстры БогданкА, княжёны Злата и Миланка. И такие же гожие и пригожие все, такие праздничные и нарядные, что непривычному к роскоши поселЯнину12,особенно с далёких окраин, ничего и не оставалось, как удивлённо воскликнуть про себя и затаить дух. Князь и кнЯжич были в одинакового цвета светлосиних кОботах13, щедро расшитых по полам и подолам14, на ногах у них червлёные15 чедЫги16. По тому же порядку и княгиня, и наречённая БогданкА – в белых, заморской ткани тунИках17, а поверх туниИк на них нежно-розовые, словно распустившиеся поутру бутоны троЯнды18, корзнА19. Юные княжны Злата и Миланка, дрОбненькие20, одна другой меньше, одеты в почти столь же роскошные, хоть и другого цвета одежды, Волосы каждой из женщин покрывала самИтовая21 шапка с меховым окОлышем22.
Князь и княжич, простоволосые23, шествовали, словно облитые солнцем. По обычаю князю-отцу предстояло исполнить посвящение сына в мужИ24, поэтому княжичу надлежало предстать перед народом таким, каким знали его все двенадцать лет – с непокрытыми, нетронутыми до сегодняшнего дня кудрями. А они же… Боже СварОже25! Они такие шелковисто-мягкие, буйные, золотистые в этот погожий день, что жаль и прикасаться к ним.
Пара за парой, как вышли из тЕрема так и шли, чинно(26), к площади – будто внушительным, спокойно-величавым шествием, приличествующим древнему обычаю, показывали всем собравшимся кровное, нерушимое единение рода. Воля и сила угадывались за этой сплочённостью.
Величальницы знали, когда начать. Их первая песня – княгине. Ей, матери, первое величание.
Слава тебе, слава, пречистая матерь!
Дала князю сына, нам – надежду злату.
Нам надежду злату, радость всего света.
Будь здорова , жена, премногие лета.
Они так же при соединились к шествию, следовавшему на площадь, где ожидали своего княжича тиверцы, где приготовлены для обряда княжеский стол и величальные венки, где истомился в ожидании будущего хозяина заранее осёдланный конь. При коне был готов и дядька(27), среднего роста, но могучий в плечах муж, при оружии и ратном облачении(28). На самой площади, хотя она и запружена тиверцами, место у стола князя оставалось свободным.
…А князь тем временем оборачивается к княгине и, кланяясь, говорит ей:
- Позволь, мать, взять у тебя дитя.
Каково будет повеление Малки? Все ждут. А она клонит долу(29) голову, молчит.
- Твоя воля, княже, - произносит она наконец и вздыхает. – Отдаю сына тебе и благославляю! В добрый час! Счастливой дороги тебе, сынок.
Княгиня была уже не в силах сдерживаться, дала волю слезам. Князь не обращал на них внимания. Взял в руки ножницы, примерился, отхватил несколько локонов. Потом ещё и ещё. И казался он таким решительным, непреклонно-твёрдым, будто не знал, не ведал, что постригает собственного, притом единственного сына, будто всё равно ему было, что сын пойдёт сегодня на чужие руки и больше никогда уже не знать ему материнской ласки, не надеяться больше, что кто-то из родных или близких пожалеет его, защитит от обидчика. Едва ли не так и было: князь радовался, что забирает сына от матери, радовался, что пришла пора и посылает он княжича в достойную науку – острить разум и сердце(30) на святое дело, стать мужем ратным(31), познать мудрость, чтобы стать по зрелости опорой земли и народа. Потому и твёрд, потому и не обращает внимания на женские слёзы. Если б князь обращал на них внимание, кто бы берёг землю и народ тиверский от чужеземца-супостата(32)? Ей-богу, в чужеземном ярмЕ(33) ходили бы.
Понимала ли это княгиня Малка? Должна понять. И она, похоже, справилась с собой или кончились последние слёзы – княгиня вытерла лицо, подошла к наречёной БогдАнко.
- Как только князь кончит пострИжены, подойдёшь, дИтятко, возьмёшь этот венок, увенчаешь им кнЯжича. Знаешь, что нужно сказать при этом?
- А то!
- Ну и ладно. А щит меч ему поднесёт другая девочка, из простых людей.
- А где она?
- И в самом деле, где? – обернулась княгиня к окружавшей её чЕляди(34).
- Пошли за ней, должно быть сейчас. Это уж самая достойная…
…То была Миловидка из ВЫпала. ВЫпальские парни и девчата уговаривали её, утешали: «Не бойся, никому не дадим в обиду, а надо – так и торговый люд позовём!»
…Издали ещё отличила среди других девчат юную избранницу с ВЫпала и княгиня.
-Здравствуй, красавица, - подошла она и, как бы успокаивая, коснулась руки Миловиды.
- Поздравь кнЯжича с Отрочеством(35), вручи ему бронЮ(36) от народа тиверского. И пусть слово твоё будет щедрым на добро, красным(37) да радостным, как и ты сама.
ЗорИна Ветрова уже стояла возле венка, поджидая её, простолюдИнку, и как тронулись, предупредила: «Я первая поздравляю!». Когда же до дела дошло, запнулась вдруг, словно язык проглотила, молчит. Тут только Миловида и увидела, какой кнЯжич ещё ребёнок и, сама не зная как, решилась выручить напарницу. И откуда только смелость взялась!
- КнЯжич, пусть любовь матери хранит тебя от всех напАстей и бед, - выпалила она одним духом. – Пусть завЕтом(38) тебе станут отцовы мудрость, храбрость мужество. Будь ласков со своим народом, будь справедлив, как отец, и твёрд с теми, кто посягАет(37) на нашу волю и наши обычаи.
Миловида дождалась, пока ЗорИна, так и не произнесшая ни слова, увенчает кнЯжича венком и только потом приблизилась к нему сама, опоясала кнЯжича мечом(39), из рук в руки передала ему и щит и шлем. Она не знала, как восприняли её слова князь и княгиня, народ, она просто не думала об этом. Но, должно быть, наИтие(40) подсказало ей, что всё, что она делает – она делает правильно, и непонятное смущение, волнение, робость охватили её лишь тогда, когда вновь дружно и голосисто запели величальницы.
Дядька подвёл кнЯжичу коня, помог ему сесть в седло. И это значило, что отныне уже не мать с отцом, а он будет Отроку учителем обычаев и законов рода, он будет наставлять кнЯжича рАтному делу и житейской мудрости.
Пояснения:
1 – соборная площадь – место сбора народа для важных сообщений.
2 – детИнец – внутренняя городская крепость.
3 – пОприще – мера длины, равная примерно 20км; треть пОприща – 7км;
на местах поединков пОприще равно 115 шагам.
4 – величальная – хвалебная, приветственная песня.
5 – пострИжены - обычай пострижения волос мальчика княжеского или
боярского рода.
6 – Отрок – мальчик-подросток.
7 – кнЯжич – сын князя.
8 – тИверцы - славянское племя, народ.
9 – наречёная – названная невестой, невеста.
10 – княжнА – дочь князя.
11 – гОжие, да пригОжие – хорошие, красивые.
12 – поселЯнин - житель поселения.
13 – кОбот – верхняя мужская одежда.
14 – подОл – нижний край женской одежды.
15 – червлёный – тёмно-красный.
16 – чедЫги – род сапог, сапоги.
17 – тунИка – род длинной рубахи
18 – троЯнда – роза.
19 – корзнО – плащ знатных людей в Древней Руси.
20 – дрОбненькие – мелкие, маленькие.
21 – аксамИт, самИт – дорогая ткань.
22 – окОлыш – часть головного убора.
23 – простоволосые – с непокрытой головой.
24 – посвящение в мужИ – посвящение в совершеннолетие.
25 – СварОг – главный славянский бог.
26 – чИнно – в соответствии с правилами.
27 – дядька – в Древней Руси – воспитатель, учитель.
28 – рАтное облачение – воинские доспехи.
29 – дОлу – вниз.
30 – острить разум и сердце – обучаться.
31 – рАтный муж – воин.
32 – супостАт – враг.
33 – ярмО – деревянный хомут для рабочего скота; здесь – в значении плена,
рабства.
34 – чЕлядь – прислуга.
35 – Отрочество – возраст перед совершнннолетием.
36 – бронЯ – оружие.
37 – красный – красивый.
38 – завЕт – правило, завещание.
39 – опоясать мечом – закрепить на одежде пояс с мечом.
40 – наИтие – неожиданная мысль, догадка.
Ребята! Вы прочли отрывок из повести «Синеокая Тиверь» украинского писателя Дмитрия Мищенко.
Попробуйте ответить на вопросы:
1. Почему плакала княгиня Малка?
2. Найдите в тексте выражение «пойти на чужие руки» (когда князь
стрижёт БогданкА). Как вы понимаете смысл этого выражения?
3. Почему княжича отдавали «на чужие руки»? Найдите ответ в беседе папы с Таней.
День второй
Целый день семья была «на даче». Пропалывала сорняки, поливала ягоды и помидоры. Это Таня поливала. А Серёжа полол тяпкой, как взрослый, помогал маме. Папа работал столярным инструментом: что-то пилил, строгал, сбивал.
Затем мама приготовила обед. А когда семья пообедала, Таня сказала:
- А теперь папа будет рассказывать
- Нет, - возразил папа. – А книжку тебе почитает Серёжа.
- Да?! Ей и клубнику, ей и книжку читай, и всё самое вкусненькое…
- А я – маленькая, поэтому, - объяснила такое к ней отношение Таня. – Вот когда ты будешь…
Таня запнулась, подумала…
- Маленьким я никогда не буду, - обиделся Серёжа.
- Не ссорьтесь, - сказала мама. – Таня поможет мне убрать со стола, а ты, Серёжа, приготовь книжку. Отец, ты не забыл её?
Папа вытащил из сумки книжку в красивом твёрдом переплёте и подал Серёже.
- Тебе уже десятый год, а некоторые князья на Руси в десять лет уже женились. Так что, жених, будь мужчиной и не хнычь!
- А девочки когда женились? – живо поинтересовалась Таня. - Тоже в десять лет?
- Ты, невеста без места, ещё из детского сада не вышла, - строго сказала мама. – Это во-первых. А во-вторых: девочки не женятся, а замуж выходят.
- А в-третьих, - подхватил папа, - Серёга, - читай!
- Пап, расскажи, как женились князья, - попросила Таня
- Вечером, - ответил папа и вышел.
…Дома папа сдержал своё обещание и вечером продолжил свой рассказ о жизни княжеских и боярских детей.
В далёкую седую старину, на Руси было много князей. Они жили в разных городах. А главный князь находился со своей боевой дружиной и боярами в главном городе Древней Руси – Киеве. Киев назывался стОльным городом, т. е. столицей, а главный князь – великим князем. Князей было много, а бояр ещё больше, потому что у каждого князя было около десяти, а то и больше, бояр-помощников.
Любимым занятием князей и бояр была охота. Охотились на зверей и птиц.
Сына князя, княжича, всегда брали с собой на охоту под присмотром дядьки-воспитателя. Молодой князь должен был научиться всему, что умел его отец: воевать, охотиться, управлять государством, устраивать игры.
Боярские дети, пока не стали воинами и были отроками, прислуживали старшим на пирах. Это считалось важным и почётным делом. Игры и состязания боярские дети устраивали разные: метание копья, попадание стрелой в цель, скачки на конях. В эти игры не допускались дети челяди, слуг. И сами боярские дети не играли с детьми слуг. Это запрещалось. Но были случаи и непослушания.
В одной боярской семье умер отец, глава семьи. Старшей в семье осталась мать, так как сын был ещё мал, чтобы стать главой семьи. Мальчику нравилось ходить работать в поле вместе с рабами и слугами. Ему всё нравилось: горячее солнце, тёплая земля, запахи трав, цветы. Мать запретила ему ходить работать с рабами. «Это позор тебе и нашему боярскому роду» - сказала она.
Сын не послушался мать и продолжал делать то, что ему нравилось. Мать его наказывала, била и тогда сын ушёл из дома со странствующими богомольцами. На третий день мать догнала его, схватила за волосы, бросила на землю и стала бить ногами. Затем приказала слугам связать сына, как злодея, и привезла его домой. Заковала ноги в кандалы и несколько дней не кормила. Сын потом всё равно сбежал от матери с караваном купцов.
Другой боярин-отец наказал сына за то, что тот ушёл в монастырь. Отец разгневался, прибыл в монастырь, вЫволок его оттуда, содрал с него монастырскую одежду и вновь одел в светлую боярскую одежду. Сын снял боярскую одежду, его опять одели, сын снова скинул. И так много раз, пока отец не связал его и отвёз домой.
Очень жестоко наказывали своих детей родители за непослушание. Отца или старших нужно было слушать беспрекословно.
- Вот видишь, - сказала Таня Серёже, который тоже внимательно слушал рассказ отца. – Папа сказал тебе, чтобы ты читал мне книгу, а ты не хотел. Но папа тебя не наказал.
- Младших обижать нельзя, - пояснил папа. – А дети для отца и матери – всегда младшие. Но младшие, то есть – дети, должны почитать родителей, то есть – уважать. А почему?
- Потому что они – папа и мама. Потому что они родили нас, - сразу ответила Таня.
- Та-то оно так, но не совсем так, - непонятно сказал папа. – Дело в том, что родители и вообще все старшие сильнее детей и могут защитить их от беды. А кроме того: взрослые больше, чем дети, знают о жизни и могут их научить чему-то важному и хорошему. Поэтому в древности уважали и почитали старших: родителей и стариков.
- А почему же били детей, если их нельзя обижать, - спросил Серёжа.
- Так наказывали за серьёзное, сильное непослушание родителей. Взрослые рассказывали детям, как надо жить, что делать, чтобы самим не погибнуть, не погубить родителей и не опозорить свой род. И вот если дети не делали так как им говорили старшие, то младших наказывали за непослушание. Считалось, что дети должны бояться наказания отца и бога.
- Значит, мама, которая била своего сына, не любила его, - решила Таня.
- Я так не думаю, - сказал папа. - Вот подрастёшь, мы и поговорим об этом.
Чтобы дети и родители знали и умели ладить друг с другом великий князь Киевский Владимир Мономах написал «Поучение детям». В этой книге он делится своим жизненным опытом и мыслями о воспитании о воспитании детей.
Папа взял с полки книгу, открыл страницу, где была закладка и прочитал: «Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев… Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь: как отец мой, дома сидя, знал пять языков, от того и честь от других стран. Ленность ведь всему плохому мать: что кто умеет, то забудет, а что не умеет, тому не научится.
Куда бы вы ни держали путь по своим землям, не давайте отрокам причинять вреда ни своим, ни чужим, ни сёлам, ни посевам, чтобы не стали проклинать вас. Куда же вы пойдёте и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришёл, простолюдин ли или знатный посол…»
-Я буду учиться, - сказала Таня.
- Конечно, будешь, - сказал папа. – В сентябре пойдёшь в первый класс. Научишься хорошо читать и сама будешь читать книжки.
- А Серёжа уже умеет читать, но тоже будет учиться, - добавила Таня.
- Да, в третьем классе, - с гордостью подтвердил Серёжа.
- И сколько нового узнаешь, новых книг прочтёшь. – Папа закрыл книгу. – А в книгах – вся мудрость и все знания людей. Пока люди не придумали книг, знания передавались устно, то есть в беседе, в разговоре.
- Ты нам сей час передаёшь знания? – спросила Таня.
- Да. Знания ещё передавались при обучении чему-нибудь: как ездить на коне? как стрелять из лука? Знания передавались детям и внукам от отцов и дедов. Старшие рассказывали, младшие запоминали. А когда появились книги, люди стали записывать знания, чтобы с этими знаниями познакомилось больше людей.
Папа встал, подошёл к полке с книгами.
- Я вам сейчас покажу книгу, к которой собраны многие знания наших предков о жизни.
Он достал с полки большую красивую книгу.
-Вот. Называется «Домострой».
- Это – как строить дом? – спросил Серёжа.
- Можно и так сказать. Как строить дом, как жить в этом доме, как вести домашнее хозяйство, готовить пищу, воспитывать детей. Вот послушайте: «А пошлёт бог кому детей, сыновей и дочерей, то заботиться отцу и матери о чАдах своих».
Папа посмотрел на ребят:
- Понятно?
- Да…, - неуверенно ответил Серёжа.
- ЧАдами называли детей и родители обязаны были, - папа заглянул в книгу,- «обеспечить их и воспитать в доброй науке: учить страху божию и вежливости, и всякому порядку. А со временем, смотря по возрасту и по детям, учить их рукоделию: отец – сыновей, а мать – дочерей, кто чего достоин, какие бог кому способности даст».
- А бить? – спросил Серёжа.
- Что, бить? – не понял папа.
- Не написано: можно или нет?
- А, вот ты о чём. Написано. Слушайте. Отец и мать должны любить и хранить детей и – внимание! – «страхом спасать, наказывая и поучая, а не то, разобравшись и поколотить»
Серёжа заглянул в книгу, зашевелил губами:
- «…Поколотить… И не жалей младенца биЯ…
- …не умрёт, но здоровее будет», - подхватил папа, - «ибо ты, казня тело, душу его избавляешь от смерти».
- Вот это да! – выдохнул Серёжа.
- «Наказывай детей в юности – в старости они упокоят тебя» Вот видите: наказание битьём считалось нормальным. Поэтому ни боярыню-мать, ни отца-боярина люди не осуждали за то, что они били своих сыновей. Здесь есть и наставление о том, «как воспитывать дочерей и как с придАным замуж выдать».
- Папа, а что такое «придАное»? – поинтересовалась Таня.
- Когда девушка выходила замуж, родители давали ей одежду, вещи, даже домашних животных. При ней давали, вместе с нею. Поэтому называлось «придАное».
- Читай, пап, - сказала Таня.
Папа нашёл нужную страницу:
- «Если дочь у кого родится, благоразумный отец, который торговлей кормится, или в деревне пашет, такой от всякой прибыли откладывает на дочь: или животИнку растят ей с приплодом…» Про «животИнку» понятно?
- Нет, - сказала Таня.
- Это домашнее животное: свинка, коровка, овца. Так вот: «животИнку…, или из доли её, что там бог пошлёт, купят полотна и холстов, и куски ткани – и все эти годы ей в особый сундук кладут… И только замуж сговорят – отец и мать могут не печалиться: всего у них вволю, в веселии и в радости. Ежели же отец и мать незапасливы, то кинутся покупать всё и впадут в печаль от свадьбы такой: ведь купить всё сразу – дорого».
Папа закрыл книгу. Дети молчали. Потом Таня встала с дивана, порылась в своих игрушках и принесла старую шкатулку.
- Вот, сундук для меня.
- Зачем – для тебя? – удивился папа.
- Для приданого, - рассмеялся Серёжа.
Папе тоже стало весело, только Таня даже не улыбнулась.
_ Там, - она показала на книгу, - написано: как родится дочь, откладывать для неё, а то дорого будет.
Теперь смеялись все и мама тоже, потому что слышала ответ Тани Только Таня не смеялась. Она заплакала. И мама стала успокаивать её.
- Папа обещал рассказать,- сказала Таня, успокоившись, - как женились князья. – И добавила: – И княгИни.
- Вот хитрУля! – восхищённо воскликнул папа. – А может в другой раз: сегодня я и так много вам рассказал. И Серёжа читал.
- Нет, - сказала Таня, - сегодня.
Папа вздохнул. Мама улыбнулась.
- Хорошо, - сказал папа. – Уговорили. Ещё минут десять. А то тебе пора готовиться ко сну, а Серёжа будет проситься погулять.
- Да, - согласился Серёжа. – Буду.
- Как звали кнЯжича, отрока из книги «Синеокая ТИверь»? – спросил папа.
- БогдАнко, - ответил Серёжа.
- А его наречёную?
- ЗорИна.
- А сколько лет было БогдАнку?
- Двенадцать.
- Ему двенадцать лет, а у него уже есть девочка, названная его невестой. Церковь не запрещала жениться и выходить замуж и в одиннадцать и в десять лет. И даже – в восемь. Князю Святославу Игоревичу было десять лет, когда он женился в 1181 году. Княгине Верхуславе было восемь лет, когда она в 1187 году вышла замуж за четырнадцатилетнего Ростислава. Верхуслава оставила о себе память, как выдающаяся женщина, имевшая важное влияние на государственные дела.
Папа встал, потянулся:
- Всё, княгиня Татьяна! На сегодня – всё. Завтра я буду занят и не смогу, наверное, вам ещё рассказать о княжеских детях. Поэтому ты, Серёжа, прочитай, пожалуйста, вслух для Тани, ну, и для себя, главу шестую второй части романа Дмитрия Мищенко «Синеокая ТИверь». Я закладку здесь оставил.
- А о чём там? – спросил Серёжа.
- Вы снова встретитесь с БогдАнком, узнаете, как дядька-воспитатель обучал его военному искусству. А если будет время и захочется, то прочтите отрывок из пятой главы повести русского писателя Даниила Мордовцева «За чьи грехи?». Смотри, Серёжа, вот эта книга. Договорились? Прекрасно. А теперь – кто куда: спать, гулять…
Ребята! Из рассказа папы вы немного узнали о том, как жили наши предки в старину и как воспитывали своих детей. Ответьте, пожалуйста на вопросы:
1. Как вы понимаете выражение «седая старина»?
2. Почему дети должны были чтить и уважать родителей, стариков и
старших?
3. Понятно ли вам выражение:«ЛЕнность всему плохому мать»?
4. Объясните слова Владимира Мономаха: «Куда бы вы ни держали путь
по своим землям, не давайте отрокам причинять вреда ни своим, ни
чужим, ни сёлам, ни посевам».
5. В книге «Домострой» написано: «А пошлёт бог кому детей…».
Объясните, как вы понимаете эти слова.
6. Как вы понимаете слова:»Любить и хранить детей»? И – «Казня его
тело, душу его избавляете от смерти»?
7.Назовите слова и выражения, смысл которых в тексте вам непонятен?
День третий
На другой день, когда Серёжа открыл книгу на папиной закладке, то увидел записку от отца: «Серёжа! Прежде, чем читать о БогдАнке, прочти «Предание об Обрах». Далее крупным чётким почерком было написано:
«Предание об Обрах
В те же времена были и Обры. Эти Обры воевали против славян и покорили дулЕбов также славян. И творили Обры много зла жёнам дулЕбским: если поедет куда Обрин, то не давал запрячь коня или волА, но велел впрячь трёх, четырёх или пятерых жён».
(Серёжа, слово «жена» здесь означает – «женщина»; значит впрягали пятерых женщин.)
«Впрягали в телегу и везли его – Обрина. И так мучили дулЕбов. Были же эти Обры велики телом и умом горды (высокомерны, значит), и бог истребил их, и умерли все, и не осталось ни одного Обрина, и есть поговорка на Руси до сего дня: «Погибли, как Обры».
А теперь, Серёжа, читай «Синеокую ТИверь».
Д. Мищенко «Синеокая ТИверь»
Уже немало времени скачут всадники вдоль ДнестрА и не замечают, как припекает солнце. Дальний и трудный путь утомил их. Дядька и раньше был неумолим: с утра до вечера мордовАл(1) Отроков, обучая стрелять из лука, умению соскакивать на бегу с коня и садиться на него (с седлом и без седла); показывал, как удержаться под животом у осёдланного и испуганного коня, когда тот мчится полем во всю прыть. А теперь, когда появились слухи об Обрах(2), и вовсе стал неумолим. Ничем ему не угодишь. Сказал, что не пустит к отцу-матери, и никого не отпускает; сказал – пойдём в понизовье(3), поживёте в шалашАх(4), как воины в походе – и пошли. Идут, идут берегом, а куда, как далеко, никто не знает.
- Вон там, может, и станем табором(5), - остановился , наконец, дядька и показал на поляну, открывшуюся вдоль берега.
- В такой пустыне? – усомнился кто-то из Отроков.
- Это ещё не пустыня. Видишь, - дядька показал вдаль, - лОдии стоят у берега. А если есть лОдьи, значит поблизости есть и жильё.
Паставили под гАем(6) шалашИ: один – для дядьки, два – для себя, разложили костёр. Начали варить еду – обнаружили, что забыли соль.
- Хорошие же из вас вояки будут, - упрекнул Отроков дядька. – Ладно, пусть кто-нибудь варит, а другие поищут жильё и добудут соли.
На поиски вызвался идти БогдАнко, а с ним ещё двое Отроков:
- Нельзя одному в лесу плутАть(7).
Сначала пошли к лОдьям: оттуда должна быть тропа к жилью. Тропа и на самом деле там отыскалась, повела к лесу, однако, сколько ни шли по лесу, а к жилью не вышли.
- Неужели сбились с пути? – засомневался БогдАнко. – Может, не заметили, как стёжка отвернула в сторону?
Думали, думали – и вернулись-таки назад. Несолоно хлебавши(8).
Перед ночью дядька, как будто бы ничего не случилось, подозвал кнЯжича и ЖалЕйко.
- Даю каждому из вас по шесть Отроков и назначаю старшими. Ты, ЖалЕйко со своими Отроками будешь охранять наш тАбор, а ты, кнЯжич, смотри за лОдиями у берега.
БогдАнко удивился:
- А чего нам эти лОдии? Чего их караулить?
- Дело не в лОдиях. Нужны те, кто оставил их тут. Очень может быть, что это – тАти(9) и что возвратятся они с тем, за чем сюда прибыли. Будь внимателен,кнЯжич. ТатьбА(10) разная бывает и тАти тоже разные. Дело важное, поэтому и поручаю тебе.
- Надо задержать их, если появятся?
- Задержи, если сможешь. А будут сопротивляться, действуй, как положено воинам: ловко, беспощадно, стремительно.
БогдАнко старался скрыть радость и тревогу, охвативших его в предощущении серьёзного дела. Его настроение передалось и Отрокам, которые пошли с ним. Они волновались, тщательно выбирая засаду, гадали, что же это за тАти, куда пошли и с чем возвратятся?
- Узнаем, если не провороним, - остепенил их БогдАнко. – А вот, чтобы взять их, если придётся брать, одной засадой не обойдёшься.
- Думаешь, их много будет?
- А что тут думать? ЛОдий две, в каждой – по четыре весла, значит тАтей не меньше восьми, если не больше.
- А если их больше?
- Хоть и больше, а надо как-то нам справиться.
- Сказал бы дядька зАсветло, так припрятали бы вёсла! Не с собой же они их взяли. Может, поищем?
- Ночью? Нет. Сделаем лучше по-другому: перетащим лОдьи на другое место.
- А что это нам даст?
- Когда тАти пойдут искать лОдьи, то разобьются на две группы: вверх и вниз по реке. А нам того и надо.
- Твоя правда, - согласились Отроки.
- Вяжите верёвки ближе к уклЮчинам(11), - велел БогдАнко, - Потянем лОдии против течения. Вверх по реке они вряд ли примутся искать.
…Было уже зАполночь.
- Ладно, спите, - разрешил кнЯжич, - а мы с БОртником понаблюдаем.
И наблюдали. Откуда им молодым и доверчивым, было знать, что те, кого ждут – выдумка старого воина. Услышав, как они говорили: «Жилья человеческого нет поблизости», усмехнулся дядька: «Плохо же вы искали, отрочАта. А если так, то подброшу вам на ночь забот».
…Вдруг послышался подозрительный шорох, а затем чьи-то шаги.
- ТАти! Буди всех – шепнул БогдАнко.
Их было шестеро: два впереди, приглядывались, отыскивая приметное место, за ними четверо несли что-то на носилках. В темноте было не разобрать, что именно, да и не это интересовало Отроков. Им важно было знать, что будут делать тАти, не найдя оставленных здесь лодий.
«Уличи(12), - определил по говору БогдАнко. – Зачем же пришли на нашу сторону? Что у них на носилках?»
Как он предполагал, так и случилось: двое пошли на поиски лОдий вниз по течению, двое – вверх, а двое остались с ношей. БогдАнко поманил Бортника, шепнул тихо: бери троих и заходи оттуда – показал рукой – а я с остальными зайду с этой стороны. Следи за тАтями, но нападём на них вместе, когда сблизимся..
Обошли и подкрались бесшумно. Собрались уже кинуться на супостАтов, как под вербой послышался то ли стон, то ли сдавленный крик. Те, кто следил за ношей, повернулись и один сказал с издёвкой:
- Чего тебе, девка? Помощь зовёшь? Зря: тут тебя никто не услышит. Терпи, скоро будешь там, где надо.
Тиверцы всё поняли. С двух сторон они обрушились на тАтей, наставили на них мечи.
- Ни с места!
У тех и челюсть отвисла. Не успели сообразить, что к чему, как были уже без мечей.
- Кто тут? – БогдАнко подошёл к носилкам.
Тати, угнувшись, молчали.
БогдАнко наклонился, вызволил пленницу из корзнА, вытащил кляп, которым забили ей рот.
- БогдАнко!! – услышал он с болью и испугом.
Он не поверил своим ушам:
- ЗорИнка, ты?!
Где развязывал, а где рвал на ней путы. Спешил, словно чувствовал, что через минуту будет поздно: вот-вот вернутся ушедшие за лодьями и он может опять потерять свою лАду(13), счастье своё, дороже которого нет у него ничего на свете.
- Бортник! – сказал он наконец. – Оставайся здесь и не прозевай тех, что вернутся. Я отведу пленных в лагерь и вернусь с подмогой.
Пояснения
1 - мордовАть – заставлять делать что-либо через силу.
2 - Обры – название племени.
3 - понизОвье – название местности по нижнему течению реки.
4 - шалАш - временное укрытие от непогоды, построенное из
жердей и веток в форме крыши.
5 - тАбор – лагерь, место стоянки.
6 - лОдия(лОдья) – лодка
7 - гай – лес
8 - плутАть – блуждать, не знать куда идти
9 - несолоно хлебавши – попусту, напрасно, зря
10 - тать - разбойник, вор
11 - татьбА – разбой, воровство
12 - уклЮчина – крепление для весла лодки
13 - Уличи – племя, народ
14 - лАда – любимая
1. Ребята! Когда мы говорим: «Этот человек добрый», то что мы имеем
ввиду? Почему мы так говорим?
2. Почему мы говорим: «Злой человек?»
3. Называя человека добрым или злым, смелым или трусливым, мы
говорим о главных чертах характера человека. Назовите главные
черты характера княжича Богданка?
4. Зачем дядька воспитывал в отроках такие черты, как смелость,
отвага, выносливость, наблюдательность?
5. Прочтите или перескажите те эпизоды (места в тексте), где
проявляются эти черты характера.
6. Какими хотели бы быть вы? Какие черты характера хоте ли бы в
себе воспитывать? Почему?
Ребята!
Вместе с Серёжей и Таней прочтите отрывок («отрывок» - означает «часть») из повести русского писателя Алексея Югова «Даниил Галицкий». Обратите внимание на то, чему и как обучались княжеские дети.
А. К. Югов «Даниил Галицкий»
( отрывок из 5 части)
Близился подобный же страшный час и для княжны ДубрАвки: ей исполнилось двенадцать лет! А старше четырнадцати-пятнадцати лет княжОн редко вы давали замуж: это было пределом! Но пока княжна АглАя-Дубравка была ещё свободна от державной науки. Меж тем как старшим Даниловичам – Роману и Льву – не только разрешалось, но и прямо предписывалось присутствовать на советах отца-государя, хотя ещё и безмолвно. Да и в прочих мужских науках братья во многом брали верх над сестрою.
Ещё совсем недавно Дубравка могла спросить кого-либо из старших:
- А правда, что ангелы на ночь с солнышка корону снимают?
И ей заплакать хотелось, когда она узнавала, что нет – не снимают!
Между тем Мстислав – озорнИк(1) и ленивец – успел просветиться и кичИлся(2) переднею, что знает устройство вселенной(3):
- Никакого ангела с короною нет! Назначен каждому светилу(4) свой круг: есть круг Луны, Солнца…- семь кругов! Духи служебные(5), незрИмые(6) для смЕртного(7) ока, приставлены ко всем тем семи кругам и толкают круги руками. Когда они устанут толкать или повелено будет им перестать, тогда светИла падут на землю, а небо совьётся, как свИток(8)!...
И разве знала Дубравка, как знали они, кнЯжичи, отчего бывает гроза?
- Ну, а отчего же? – из гордости сдерживая слёзы горечи и обиды, спрашивала сестра.
И торжествующий Мстислав почти без запинки отвечал, точь-в-точь как повествовал(9) им на уроках митрополИт(10) Кирилл.
- Гроза бывает от того, что дух служебный раздирает облако с шумом. И от того скрежет и гром, и оттворяется(11) путь водам небесным.
КнЯжичи доподлинно узнали от митрополита, отчего бывает ночь, отчего – день.
- Когда солнце уйдёт от нас под землю – тогда у нас наступает ночь. А там, под землёй – день.
КнЯжич Мстислав, бойкий и нетерпеливый, спросил у митрополИта:
- А там, на той стороне земли, тоже живёт кто-нибудь?
МитрополИт рассмеялся.
- Глупый, - не по злому укорИл(12) он мальчика. – Никто! А то бы попадали: они же вниз головой!..
Узнали кнЯжичи от митрополИта, что все животные вышли(13) из воды: и рыбы, и киты, и птицы.
Многое узнали они и о человеке, и всё, что узнали, заканчивалось величественной и ясной формулой:
- Человек – это микрокОсмос(14) – вдохновенно говорил им митрополИт. – Плоть(15) человеческая – от земли, кровь – от росы и солнца, глаза – от бездны морской, кости – от камня, жилы и волосы человека – от травы земной!..
Однако и у Дубравки, кроме преобладания её над братьями в языках, было и другое умение, которым не обладали братья: это было шитьё золотом, шелкАми и жемчугом, а так же плетение кружев. Чудесные тканные, плетёные, низанные и крупным жемчугом, и мелкими зелёными пЕрлами(16) выходили изделия из-под её ребяческих рук!
Пояснения
1 - озорнИк – шалун
2 - кичИлся – хвастался
3 - вселЕнная – весь мир земли и космоса
4 - каждому светИлу – каждой планете, каждой звезде.
5 - дУхи служебные – слуги бога, работники его.
6 - незрИмые – невидимые.
7 - смертное Око – глаз человека или животного; а так как человек со
временем умирает, то вместе с ним отмирают и его глаза.
8 - свИток – свёрнутый в трубку материал, на котором написан текст.
9 - повествовАл – рассказывал.
10 - митрополИт – высшее духовное (церковное) звание на Руси.
11 - « и отворяется путь водам» - то есть – открывается «путь водам»
небесным и она в виде дождя устремляется на землю.
12 - упрекнУл – высказал неудовольствие, неодОбрил
13 - вышли из воды – то есть, сначала появились в воде: в океане, в море.
14 - микрокосмос – бесконечность в чём-то малом; например: человек по
отношению ко вселенной – очень малая величина, но и человека
можно изучать бесконечно.
15 - плоть – мышцы человека, тело.
16 - пЕрлы – мелкие жемчужины.
1. Ребята! Как вы думаете, почему княжеских детей обучал
митрополИт, а не кто-то другой?
2. Почему Дубравка не получала те же знания, что и её братья?
3. Ребята! Вы со всеми объяснениями митрополИта согласны? Или нет?
Почему?
День четвёртый
Папа сказал, что с сегодняшнего дня он «пошёл в отпуск». И снова в доме праздник. Накупили-и-и…всего!
Мамы нет: она не в отпуске, а потому – на работе. Остальные члены семьи тоже заняты делом. Дома. Папа с Серёжей чистят картошку. Таня кормит попугая Сяву. У папы хорошее настроение и он даже напевает.
- Мы – не бояре. Зато у нас есть попугай, - неожиданно говорит Таня.
- Сява хор-р-роший, Сява хор-р-роший, - хвалит себя попугай.
- Хороший, хороший. Хвастун.
Папа плюхнул последнюю очищенную картофелину в кастрюлю с водой и обрызгал Серёжу.
- Ну, па! – возмутился Серёжа. – Осторожней!
- Ты моешь и режешь картошку, я – готовлю салат! - Хорошее настроение папы не исчезало. – Мы – не бояре, они – не мы! Но у них тоже были попугаи. В пятнадцатом веке иностранные послы стали дарить их русским князьям и боярам. В княжеских хоромах и палатах уже были клетки с птицами. С русскими птицами: соловьями, синицами, снегирями, щеглами. Своим пением они развлекали детей.
- Сява хор-р-роший, Сява хор-р-роший, - обиделся попугай.
- Хороший-то ты хороший, да петь не умеешь, - сказал папа. - Да и стоил дорого.
- Сколько? – поинтересовался Серёжа.
- Дороже, чем несколько коров.
- Ничего себе! – поразился Серёжа.
Таня закончила кормление попугая и сидела слушала отца.
- Татьяна! – Папа всегда называл так Таню, когда был в хорошем расположении духа. – Татьяна! Вот тебе огурец: попробуй справиться с ним, порежь на салат.
- Я устала, - схитрила Таня. – И не умею.
- Учись. Ты же – «маленькая хозяйка большого дома»: мамы ведь нет. Такова женская доля во все времена: домашнее хозяйство и дети.
- Бояре огурцы не резали: у них были слуги.
- Слуги-то были, но бояре и сами должны были всё уметь делать.
- Зачем?
- Чтобы можно было проверить чЕлядь: правильно или нет сделали. Владимир Мономах, великий князь Киевский, о «Поучении» которого я вам рассказывал, всё делал сам, не полагаясь на своих помощников и слуг. И всё, что нужно было делать отроку, тоже делал сам: и на поле брани, и на охоте. А как бы он мог делать сам, если бы не умел? Так что, режь огурцы, а я лук.
Таня взяла огурец, нож и, вздохнув, принялась за дело.
- Ты всё рассказываешь о мальчишках-боярах, а о девчонках – нет. И рассказы, которые читал Серёжа – тоже о мальчишках.
- А княжна Дубравка разве не девочка? – запротестовал Серёжа.
- А как они жили, когда были маленькими? Девочки?
- Я вам рассказывал о девочках, - плача от лука, возразил папа. – А то, что все рассказы о мальчиках… так это… - Папа вытер слёзы. – Потому что мальчики вырастут и станут защитниками своего народа и своей земли. А девочки – нет. Считалось, что от девочек – одни убытки: и защищать их, и кормить, и готовить приданное, которое нужно будет отдать.
- Вот так! – гордо сказал Серёжа и закрыл крышкой сковороду с нарезанной картошкой.
- Но так было раньше, - успокоил Таню папа. – А сейчас – не так. И мы с мамой любим тебя и Серёжу одинаково. Вы нам оба дОроги. Салат готов. Подождём картошку или начнём есть?
- Подождём, - сказал Серёжа.
- Начнём, - сказала Таня.
- Давайте дождёмся картошечку, а я вам кое-что почитаю, - решил папа.
- Ура! – согласилась Таня.
…Картошка шипела и шкворчала, салат томился в салатнице, ребята слушали, а папа читал.
- «И нашли их хозАры, сидящими на горах этих, в лесах и сказали: «Платите нам дань». ПолЯне, посовещавшись, дали от дыма по мечУ.»
- А кто такие хазАры и полЯне? - спросил Серёжа.
- Как это: из дыма – мяч? – не поняла Таня
- Не мяч, а – меч! – рассмеялся Серёжа.
- ПолЯне – это славяне, то есть – мы. ПолЯне жили в лесах и полях вокруг Киева. А Киев стоял на высоком берегу реки Днепр – на горе. Хазары – воинственные племена, которые кочевали по степям и нападали на Русь. Однажды даже победили полЯн-славян и потребовали дань – налог с побеждённых. О сборе дани и идёт речь в летописи.
Папа хотел продолжить чтение, но Таня его перебила:
- Пап, пап – а «из дыма меч» забыл?
- Не забыл. Сейчас объясню. Серёж, помешай картошку. В каждой избе есть печь, из печи идёт дым. Поэтому «от дыма по мечу» означает – от каждой избы по одному мечу. Читаю дальше. «…дали от дыма по мечу. И отнесли их хозАры своему князю и к своим старейшинам и сказали им: «Вот, новую дань нашли мы». Те же спросили у них: «Откуда?» Они же ответили: «В лесу на горах, над рекою Днепром». Опять спросили те: «А что дали?» Они же показали меч. И сказали старцы хозАрские: «Не добрая дань эта, княже: мы доискались её оружием острым только с одной стороны, - саблями, а у этих оружие обоюдоострое (с двух сторон) – мечи: станут они когда-нибудь собирать дань и с нас и с иных земель». И сбылось сказанное ими…»
- Картошка готова, - сказал Серёжа и папа закрыл книгу.
- К столу!
…Обед был сытным и вкусным: сами приготовили. И когда, после молока, папа выдал ребятам по апельсину, Таня сказала:
- Я – потом, - и икнула.
А Серёжа съел с удовольствием. Потом спросил:
- А как сбылось то, о чём сказали хазАры?
- Расскажу, расскажу. Но прежде давайте уберём со стола и вымоем посуду. Кто чем будет заниматься?
Таня молчала. А Серёжа смотрел в окно.
- Не слышу, - сказал папа.
Таня молча стала убирать со стола.
Так… Что остаётся делать тебе, Серёга? – весело спросил папа.
- Ничего, - буркнул Серёжа и направился к мойке.
- Сделаем так, - сказал папа. – Я мою посуду, а Серёжа читает Тане.
- Да?! – возмутилась Таня таким несправедливым решением. – Я уже почти убрала, а он…- Таня не находила слов от возмущения.
- Татьяна, «милая Татьяна», что вы возмущаетесь? Посуду убрали, а теперь слушайте.
- Я – не боярыня,- сердито сказала Таня.
- Не понял, - сказал папа, - ты о чём это?
- А почему ты мне говоришь: «Вы»? Я боярыня, что ли?
- Я так говорю из уважения к тебе, Танечка. А бояре и простолюдины на Руси обращались к друг другу на «ты». А на Серёжу не сердись. Во-первых: это я такое решение принял и его вины в этом нет. А во-вторых: читать, рассказывать, развлекать – это тоже работа. И – трудная. Не все это умеют делать. Ты же вот пока плохо читаешь. И ещё хочу заметить: князья и бояре считали за честь иметь у себя рассказчика. Тот под звуки гуслей – это музыкальный инструмент такой – бАял , то есть рассказывал предания и легенды о подвигах и жизни предков. Вот Серёга сейчас и будет для нас бАять.
Папа подал Серёже книгу:
- Читай!
И начал мыть посуду.
- «Поход Святослава на хозар», - прочёл Серёжа. – «Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых. И легко ходил в походах, как пАрдус и много воевал». Пап, а что такое «пАрдус»? Это - не парус?
- Нет. «ПАрдусами» славяне называли гепАрдов. ГепАрд поменьше тигра, но быстрее его. Вопросы потом, продолжай.
- «В походах же не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и, зажарив на углях, так ел.
Не имел он и шатра, но спал, подостлав потнИк, с седлом в головах. Такими же были и все прочие его воины. И посылал в иные земли со словами: «Хочу на вас идти». И пошёл на Оку-реку и на Волгу, и встретил вЯтичей, и сказал им: Кому дань даёте?». Они же ответили: «ХозАрам – по щелЯгу от сохи даём». Пошёл Святослав на хозАр. Услышав же, хозАры вышли на встречу во главе со своим князем КагАном и сошлись биться, и в битве одолел хозАр Святослав и столицу их, Белую ВЕжу, взял. И победил Ясов и касОгов».
Всё, - закончил чтение Серёжа. – Кто такие Ясы и касОги?
- Это степные племена, которые тоже делали набеги на Киевскую Русь. Вятичи – одно из племён, жившее на реке Оке около реки Волги.
- А щели зачем давали? – удивилась Таня.
- Не щели, а, - Серёжа посмотрел в книгу, - а «щелЯги». Да?
- «ЩелЯг» или «шелЯг». Так называлась золотая монета в четыре с половиной грамма. «От сохи по щелЯгуУ» означает: от каждого двора. Так же как «от дыма по мечу».
- А почему столица называлась «воспитанной»?
- Какая столица?
- Ну, у этих, как их…
- ХазАр, что ли?
- Да.
- Столица называлась Белая ВЕжа, а не…
Папа вдруг понял о чём говорит Таня и рассмеялся:
- «Слово «вЕжа» ты поняла, как «вежливая», то есть – воспитанная. Так?
Таня обиженно кивнула головой.
- Нет, Танечка, нет. Слово «вЕжа» переводится, как «палатка». Столица кочевников называлась Белая Палатка.
Папа закончил мыть посуду.
- Я должен сказать, что князь Святослав в четыре года сел на коня и первый раз метнул копьё. В четыре года! И повёл свою дружину на племя древлЯн. Конечно, рядом был дядька-воспитатель. Помните, кто это?
- Да.
- За всю свою жизнь Святослав не проиграл ни одного сражения. Всё. Все свободны.
Ребята, вы прочитали беседу папы с Серёжей и Таней.
1. Что вам особенно понравилось в этом разговоре?
2. Чем похожи дядька БогданкА и папа Серёжи и Тани?
3. Почему обед был вкусным, как вы думаете?
Вечером, когда пришла с работы мама, Серёжа ещё гулял, а папа с Таней были дома.
- А у нас праздник! – доложила Таня. – Папа в отпуск пошёл.
- Знаю, знаю, - поцеловала мама Таню. – Голодные?
- Да нет, - уверенно сказал папа.
- Ой! Я забыла апельсинку съесть, - вспомнила Таня. И добавила: - А обед был вкусным. Сами делали.
- Молодцы! – похвалила семью мама.
- Так, друзья, я удаляюсь, - сказал папа.
- А ты мне почитаешь ещё? – спросила его Таня.
- Почитаю, но не сегодня. Сегодня, если у Серёжи будет настроение и ты его попросишь почитать, то он прочитает тебе рассказ о взятии Святославом Белой ВЕжи. А если нет, то…
- Учись поскорее сама читать. Тогда не нужно будет никого просить об этом, - посоветовала Тане мама.
- А ты,мамочка, побаюкаешь со мною моих кукол, - потребовала к себе внимания Таня.
- Кукол своих баюкай сама, - отказалась мама.
- А я не умею, - заупрямилась Таня.
- А мама тебя научит, - закончил спор папа и подмигнул маме.
А вы, девочки, кто ещё любит играть с куклами, или у кого есть младшие братья и сёстры, прочтите или попробуйте выучить для них вместе с Таней вот эти колыбельные песни.
1. Баю, баю надо спать.
Все придут сынка качать.
Приди, конь, успокой.
Приди, щука, убаюкай.
Дай нам, сом, сладкий сон.
Дай, несушка, нам подушку.
Все к сыночку придут,
По подарку дадут.
А как станем дремать,
Будем двери запирать.
2. Я качаю день и ночь,
Отойди, бессонье, прочь!
Отойди, да отвались,
В тёмном лесе заблудись;
В тёмном лесе во кустах,
Во малиновых листах.
3. Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю:
Придёт серенький волчок
И ухватит за бочок,
И потащит во лесок,
Под ракитовый кусток.
Ты, волчок, к нам не ходи,
Нашу детку не буди.
4. Ай, баю-баю-баю,
Колотушек надаю.
Колотушек тридцать пять –
Моя дочка будет спать.
Я её буду качать,
Поимённо называть.
5. Баю-баюшки-бай-бай,
Бука, Ваню не пугай.
Я за веником схожу,
Тебя, бука, прогоню.
Поди, бука, куда хошь,
Только Ваню не тревожь.
Пономарёв С.А.
Падение СаркЕла
( глава из романа «Под стягом Святослава»)
Огонь под стенами крепости полыхал уже третьи сутки. Ночью пламя слепило глаза. КатапУльты и огнемёты не прекращали боя. На место сломавшихся метательных машин приплывали новые. Крепость и внутри пылала. ХазАры готовы были выйти и сдаться на милость грозного «кагАна(1) Святосляба». Но в СаркЕле сидел военный представитель всей ХазАрии, а значит, и помышлять о сдаче было бессмысленно. Воины и застрявшие в твердыне купцы, табунщики и ремесленники с причитаниями и воплями готовились к смерти. Все они с мольбой и надеждой смотрели на верх башни-донжОна(2), где стоял со своей свитой кагАн-бЕк(3) Асмид. Внизу, на площадях города, стоять было невозможно из-за града летящих с реки камней. Спрятаться от них было некуда: все деревянные навесы сгорели. Кругом валялись трупы лошадей и верблюдов. Воины ходили, прикрывшись щитами. В основном пострадала, казалось бы, самая неприступная юго-восточная часть крепости: здесь даже воины не ходили. Кто бы мог подумать, что именно отсюда нападёт неустрашимый «кагАн Святосляб»…
В одну из ночей Лорикат третий раз проник в твердыню. Когда Асмид увидел его перед собой, то не поверил глазам своим и в страхе замахал руками:
- Исчезни, о шайтан(4)!
В этот момент он не был похож на могучего властелина.
- Я не чёрт, царь Итиля(5), - засмеялся Лорикат. – Я ходил вызнать секреты россов(6) и вернулся, чтобы спасти тебя. Пошли, пока не поздно. Неподалёку ждёт чёлн(7). Мне известно тайное слово для дозора(8), мы можем теперь пройти всюду. Готов ли ты?
- О-о! Я знал, что аллах(9) не оставит меня в беде! – воскликнул, ликуя, Асмид. – Пошли скорее!
Но дорогу им вдруг заступил Амурат-хан:
- Ты не уйдёшь отсюда, о могучий!
- Что-о?! – опешил(10) кагАн. – Что ты сказал?
- Ты вместе с нами будешь защищать СаркЕл или вместе с нами уйдёшь из него. Мы тоже хотим жить и дышать вольным воздухом пастбищ. Ты не уйдёшь отсюда, Асмид-эльтебЕр(11)!
Впервые Амурат-хан(12) не назвал даже простого титула(13) кагАна-бЕки.
Асмид широко распахнул глаза от столь неслыханной наглости, потом приосанился(14), весело оглядел хмурых, закопчённых ханов:
- Вы видели, а?! Вы слышали?! Ха-ха-ха-ха! Эй, Ровдух-богатур(15)! Я назначаю тебя беком(16) СаркЕла и наместником ТАврии(17)! А теперь… накажи его за дерзость!
КагАн-бЕк Асмид указал на Амурат-хана.
Начальник кагАновой стражи со свистом вырвал из узорчатых ножен(18) кривой дамАсский меч, и широкое лезвие его кроваво сверкнуло в сполохе(19) близкого пожара…
Первой, взметнув высоко в воздух груды искр и углей, рухнула восточная башня. Влажный дым заполнил детИнец. Огонь, заваленный горой битого кирпича, сразу потух. Только клубы пара некоторое время висели над крепостью.
- Ещё чуть, и весь угол завалится, а за ним и стены падут! – весело сообщил воевОдам(20) Святослав. – Свенельд, лупИ по ним, что есть мОчи!... И-эх! А вы не верили, - упрекнул он соратников(21).
- К утру твердь откроется и заместо стен супротив(22) мечей русских встанут грудью хозАры, голуба моя, - сказал воевода Радислав.
- Верно мыслишь, голуба! – рассмеялся князь. – Ишь ты, голуба. Меня вОрог(23) пАрдусом(24) кличет(25), а ты: «Голу-ба»!
- Да то присказка, - смутился Радислав.
- Ты свою присказку Ядрею сказывай. Он-то голуба настоящая. Норовил хакан-бека добром взять, с обману. Не-ет, сего стервятника смрадного только огнём да железом пронять можно, остальное он не приемлет… А где Рубач? А-а, ты тут! Гляди, раззява(26), что огонь-то говорит. А ты говорил…
- А я чё? Я ничево!
- «Ничево-о»! Дурость свою исправить надобно. Святослав остро глянул в глаза тысяцкому(27). – С зарёй поведёшь в сечу(28) передовую дружину. Делай что хошь, а хакан-бека мне живым достань! Раз упустил, чтоб во второй раз не смазался. Не то гляди у меня: голову потеряешь!
- Да я…- опешил от счастья опальный(29) начальник тысячи. – Да я его… голыми руками.
- Ну-ну, не бахвалься(30). Готовь дружину, и как только угол завалится и огонь погаснет, сразу вперёд!
Рубач ринулся(31) к челноку и в усердии(32) своём едва не рухнул в воду.
- Ишь ты, ако заяц поскакал, - показал на него Святослав. – Только что передние ноги за задними не поспевают! Вояка… «голыми руками»…
К утру, как и предсказывал Радислав, рухнула сначала почти вся юго-восточная стена, а затем часть северо-восточной. Руссам открылись две могучие башни-дожОна и высокий песчаный вал, насыпанный хазарами за эти огненные дни и ночи.
Вся вершина насыпи была черна от массы людей. Собирались они сражаться или нет, понять было невозможно из-за дальности.
Хотя блеск клинкОв(33) над головами хазАр вроде бы говорил за сечу…
Огонь ещё пылал кое-где, но лодьи Рубача уже пошли вперёд. Святослав приказал своему кормчему(34) следовать за ними.
- А ведь хазАры не хотят рубиться, - заметил князь. – Что они там вопят?
- Похоже, амАна просят, - заметил Остромир.
- Нажмите, брАтие! – крикнул Святослав гребцам, и лодия его полетела стрелой.
К развалинам стены князь успел вместе с Рубачём. Отсюда было видно, как хазАры бросают мечи, щиты, луки, копья. И уже не разноголосо кричал враг:
- Ама-ан! Ама-ан! Уру-ус, аман! Мы сдаёмся, о-о-о кагАн СвятослЯб!Уру-ус!
И к основанию насыпи градом падали мечи, колчаны со стрелами, пращи(35), метательные пики-сУлицы(36), секиры(37)… И только одно копьё неупало и не опустилось. Оно стояло высоко и победно, а на острие его красовалась срубленная голова.
- Кто это? – указал князь на страшный знак сдачи СаркЕла.
_ Далеко, не видать! – отозвался Остромир.
Святослав спрыгнул с коня на камни и пошёл к валу. Дружинники обогнали князя, прикрыли собой. ХазАры, увидев идущих к ним победителей, пали на колени. Только человек с копьём стоял прямо и гордо. Святослав подошёл к основанию вала и поманил человека с копьём.
- Кто ты? – спросил его князь по-хазАрски. – И кто это? – кивнул на верх.
- Я Ровдух-бек! А это, - хазАрин гордо подбоченился, - голова твоего ярого врага Амурат-хана. Я наказал его за непочтение к тебе, о великий кагАн УрУсии!
Святослав бешено глянул в глаза сразу оробЕвшего(38) Ровдуха и сказал жёстко:
- Своих врагов я сам волен наказывать смертию или миловать! Я, а не ты! Да и какой он мне враг, МурАт-хан? Так, песчинка! Где главный супротивник мой: хакАн-бек Асмид?
- Его нет среди нас, - посерел лицом Ровдух.
- Где же он?!
- Сбежал, о грозный хакАн Урусии. Я в этом не виноват! – И Ровдух-богатур от страха выпустил копьё из рук.
Голова Амурат-хана глухо стукнулась о землю и покатилась к воде. Ровдух-богатур пал на колени. Хазары на валу страшно завыли, решив, видимо, что, что всех их ждёт участь Амурат-хана.
Великий князь Киевский повелительно воздел деснИцу(39). Вой мгновенно прекратился.
- АмАна прОсите?! – прогремел его голос. – Дарую вам жизнь! Русь лежачих не бьёт!
Пояснения
1 – кагАн – царь; бек – господин; каган-бек – господин царь
2 – донжОн – сторожевая и жилая башня внутри детИнца
3 - кагАн-бек – высшее военное звание у хазар
4 – шайтан – чёрт, бес
5 – ИтИль – древнее название реки Волги
6 - рОссы – русские, славяне
7 – чёлн – большая лодка
8 – дозор - охрана, стража
9 – аллах – бог у мусульман
10 – опЕшил – очень удивилс11
11 – эльтебЕр – обращение к простым людям
12 – хан – князь
13 – тИтул – почётное звание, наследственное или пожалованное: граф, хан
14 – приосАнился – стал вести себя в соответствии со своим сАном, званием
15 – богатУр – то же, что богатырь
16 – бек – господин
17 - Таврия - Крым
18 – нОжны – футляр для меча, сабли или ножа
19 – спОлох – вспышка, сияние
20 – воевода – человек, который водит вОев(воинов), военоначальник
21 – сорАтники – люди из одной рАти, из одной команды, товарищи в
битвах и рАтных походах
22 – супротИв – напротив, перед собою
23 – вОрог – враг
24– пАрдус – гепАрд, зверь из семейства кошачьих, как и тигр, но меньше
и быстрее тигра
25 – клИчет – называет, зовёт
26 – раззЯва – ротозЕй, невнимательный человек
27 – тЫсяцкий – военоначальник, командир тысячи воинов
28 – поведёшь в сЕчу – поведёшь в бой
29 – опАльный - попавший в немилость
30 – не бахвАлься – не хвались, не хвастай
31 – рИнулся – стремительно бросился
32 – усЕрдие – старание
33 – клинОк – разновидность сабли, меча
34 – кОрмчий – рулевой, ведущий лодку, судно
35 – пращА – оружие для метания камней
36 – пика-сУлица – короткое, метательное копьё
36 – секИра – топор в виде полумесяца на длинной, более двух метров
Рукоятке
37 – оробЕвшего – испугавшегося
38 – деснИца - рука вообще или только правая рука
1. Ребята, как вы думаете: почему великий князь Киевский Святослав
побеждал врагов своих во всех битвах?
2. Почему он был таким?
3. Назовите главные черты характера Святослава.
4. Представьте себе, что вы князь или княгиня. А теперь подумайте: каких
черт характера вам нехватает, чтобы ими стать?
5. Назовите непонятные вам слова и выражения в тексте.
Петербургский поэт и прозаик Виктор СоснОра, влюблённый в старину, написал стихи, которые называются «У половЕцких веж». ПОловцы, как и хазары – кочЕвники. Киевской Руси приходилось воевать и с теми и с другими. Прочтите стихотворение. Подумайте, о чём оно?
У половецких веж
Ну и луг!
Вдоль и поперёк раскОшен.
Тихо.
Громкие копыта окутаны рогОжей.
Тихо.
Кони сумасбрОдные под шпорами покорны.
Тихо.
Под луной дымятся потные попОны
Тихо.
Войско восемь тысяч, и восемь тысяч дОблестны.
Тихо.
ЛАты златокОванны, а на латах Отблески.
Тихо.
Волки чуют пАдаль, приумолкли волки.
Тихо!
СЕча!
Скоро сЕча!
И – победа,
только…
тихо…
Ребята, почему поэт так часто повторяет слово: «Тихо», а в конце восклицает: «Тихо!», «Сеча!» Почему?
День пятый
В один из дней папа, Серёжа и Таня устроили поход за грибами. В лесу было тихо, прохладно и светло. Два дня назад прошёл тёплый летний дождь и лес хранил в себе воспоминание о нём: влажная мягкая почва под ногами, свежая, умытая зелень, звонкая тишина и …грибы.
Грибов было много. Разных. Папа ходил с палочкой и раздвигал ею траву и листья, высматривая грибы. Таня и Серёжа – глазастые и ближе к земле, а потому охотились за грибами без палочек. Больше всех пока собрал Серёжа. Меньше всех – Таня, и понятно почему: у неё опыта пока меньше. Да и обитатели леса отвлекают, мешают сосредоточиться на грибах: то красивая бабочка пролетит, то птица невиданная обратит на себя внимание. А вот – цветок необыкновенный! А теперь – муравейник! Куда тут до грибов!
- Устала я, - сказала Таня.
Но папа не услышал её.
- Я устала и хочу есть! – громко произнесла Таня и остановила охоту мужчин за грибами.
- Ну, что ж, - сказал папа, - давайте сделаем привал.
Нашли поваленную берёзу, расстелили на ней, как на столе, салфетку и выставили еду, приготовленную мамой.
- Друзья мои! – торжественно сказал папа. – Давайте послушаем лес. Сейчас нас ничто не отвлекает: ни грибы, ни цветы. Смотрим и слушаем.
- Отвлекает, - сказал, прислушавшись, Серёжа.
- Что? – спросил папа.
- Пища, - ответил Серёжа.
- И меня тоже, - сказала Таня.
- Хорошо, - уступил папа. – Давайте после обеда.
Ребята, пока папа, Серёжа и Таня обедают, мы с вами тоже совершим экскурсию в лес вместе с большим знатоком и любителем русской природы Михаилом Михайловичем Пришвиным.
У старого пня
Пусто никогда не бывает в лесу, и если кажется пусто, сам виноват.
Старые, умершие деревья, их огромные старые пни окружаются в лесу покоем, сквозь ветви падают на их темноту горячие лучи, от тёмного пня вокруг всё согревается, всё растёт, движется, пень прорастает всякой зеленью, покрывается всякими цветами. На одном только светлом пятнышке, на горячем месте, расположились десять кузнечиков, две ящерицы, шесть больших мух, две жужелицы. Вокруг высокие папоротники собрались, как гости, редко ворвётся к ним самое нежное дыхание где-то шумящего ветра; и вот в гостиной, у старого пня, один папоротник наклонился к другому, шепчет что-то, и тот шепчет третьему, и все гости обмениваются мыслями.
Серебряное утро
Вот когда полон лес! Роса ещё не совсем сошла, трава, листья сверкают и всё в серебре. Много в зелёных папоротниках чёрных пней, всюду иваны-да-марьи, волчьи ягоды, барвинки, былинки с малыми пташками. Куст весь покрыт мелкими розовыми цветочками и гудит, бабочки порхают, пчёлы стреляют во все стороны, жужжат жуки, басЯт шмели. На кусте был большой праздник. Там никто не слушал моё человеческое сердце, стучащее, как чугунная гиря, только я по собаке своей догадывался, что внизу под кустом сидело что-то большое.
Как тёмная туча, вырвался из куста черныш (черныш – это глухарь, птица): посЕча ахнула ( посЕча - кусты вокруг пней от срубленных деревьев), и лес вокруг захлопал и затрещал. Вот когда в груди умолкает стук, что-то будто бы отрывается и улетает. Я уже вижу птицу на мУшке (на прицеле ружья), но шепчу себе: отпустить – не уйдёт!
А после всё уже само собой делается, и хотя и не видно за дымом, но я и сам знаю: что за кочкой прыгает красная бровь подстреленной птицы – то покажется, то спрячется.
Полон лес! Под каждым кустом сидит черныш, и всегда будет так: теперь найден ключ от всех кустов, пеньков, ямок, овражков, лОгов и болотных кочек.
Сколько времени прошло, а всё было серебряное утро. Собака вошла в воду, выбежала серебряная. Недалеко по кладкам (крупные камни, положенные поперёк ручья для перехода людей) медведица переходила с медвежонком ручей, сама, старая, перешла, а неуклюжий бултыхнулся и выскочил весь серебряный, и побежал за матерью: пых-пых-пых! Лосёнок в чаще навострил розовые уши и тоже стоял серебряный. Луг у реки был весь как медовые соты (серебряный, значит).
Цветущие травы
Как рожь на полях, так в лугах тоже зацвели все злАки, и когда злАчинку покачивало насекомое, она окутывалась пыльцой, как золотым облаком. Все травы цветут, и даже подорожник, - какая трава подорожник, - а тоже весь в белых бусинках.
Раковые шейки (трава такая), медуницы (тоже трава), всякие колоски, пуговки, шишечки на тонких стебельках приветствуют нас. Сколько их прошло, пока мы столько лет жили, а не узнать, - кажется всё те же шейки, колоски, старые друзья. Здравствуйте, ещё раз здравствуйте, милые!
Вот так, ребята, Михаил Михайлович Пришвин нарисовал нам словами три картины русской природы. Вы наверно тоже бывали летом и в лесу, и в поле, и на лугу? Вспомните, как это было.
Наши грибники уже закончили обед и вслушиваются в лес. Вернёмся к ним. Послушаем, о чём они говорят.
…Обед закончился. Папа сидел на куртке, привалившись спиной к берёзе и обняв рукой Таню. Серёжа тут же снимал бересту с берёзы. Молчали.
А «лес был полон». Так же как у М.М. Пришвина: и «шмели басили», и «пчёлы стреляли», и жуки жужжали». А ещё пела какая-то птичка и куковала кукушка.
- В народе существует поверье, - нарушил «молчанку» папа, - что когда кукует кукушка, нужно считать годы оставшейся жизни.
- Как это? – не поняла Таня.
- Нужно сказать: «Кукушка, кукушка! Сколько лет мне осталось жить?» И начинать считать кукования. Кукушка кукует – а ты считаешь.
- Раз, два, - начала считать Таня, но кукование прекратилось.
- А почему? – чуть не расплакалась Таня.
- А потому! – подал голос Серёжа. – Надо было считать с самого начала. Да и считаешь ты только до двадцати.
- А вот и нет! – возмутилась Таня. – Меня мама научила уже до ста считать. И даже… до тысячи!
- Не ссорьтесь, - сказал папа.
И ребята замолчали.
- Люди живут мало, потому что кукушки кукуют, - вдруг сделала вывод Таня.
- Почему ты так думаешь? – удивился папа.
- Потому… потому что кукушки не умеют считать до ста.
Папа рассмеялся.
- Нет, Танечка. Люди умирают по другой причине: стареют, болеют и умирают. И животные так же. И даже деревья умирают от старости. Вот берёза, - папа показал на берёзу, на которой сидел Серёжа, - тоже от старости упала. Но посмотри: от корней старой берёзы поднимаются, растут новые, молоденькие побеги. Это – продолжение жизни старой берёзы. Смотри их сколько! Из яиц кукушки появятся новые молодые кукушата и будут тебе, Таня, куковать!
- А ты? – как-то странно произнесла Таня.
- Что я? – не понял папа.
- Ты тоже… умрёшь?
- Ну, конечно, - бодро сказал папа.
- Не хочу! Не хочу! – заплакала Таня.
- Танечка, миленькая! У нас с мамой тоже есть продолжение, как у берёзы: это вы с Серёжей. И мы ещё долго-долго будем с вами. И раз вы у нас есть, то мы никогда не умрём. И я думаю, что мы с вами – продолжение князя Святослава или БогдАнка.
- Жизнь – вечная, - задумчиво произнёс Серёжа.
Вот, что значит: молчание - золото. Помолчал Серёжа, сосредоточился и появилась умная мысль.
- Молодец, Серёга! – сказал папа. – Знай наших. Мы – вечны.
Таня уже успокоилась настолько, что и у неё родилась хорошая мысль.
- А что: и БогдАнко, и Миловида, и царевна Софья видели то, что и мы видим?
- То, что мы видим в природе, то видели и они, - уточнил папа. - Города ведь другими были, а некоторых и совсем не было.
- Природа – вечная, снова изрёк Серёжа.
- Ты – как Сява, - сказала Таня. – Повторяешь, и повторяешь.
- Получил? – рассмеялся папа. - Хорошая мысль – редкость. Да, Танечка: и тысячу лет назад, и сто лет назад русский человек видел ту же природу, что и мы с вами сегодня – русскую природу. И ему было так же хорошо, как и нам с вами сейчас. И князей, и бояр и крестьян воспитывала русская природа: русские пейзажи, то есть – виды природы. Ведь все были мальчишками и девчонками, все купались в речке или озере, ходили в лес по ягоды и грибы; всех кусали комары и оводы, все бегали под дождём и шлёпали по тёплым лужам.
- Я не шлёпала по лужам, - сказала Таня.
- А меня комары заели. Дань берут – кровь пьют, - опять хорошо сказал Серёжа.
- Убираем стол. Привал окончен. Нас ждут грибы, - напомнил папа о цели похода в лес. – Жаль, не успел сказать вам хорошую мысль.
- А ты не жалей, скажи, - предложила Таня.
- Хорошая мысль – редкость, - добавил Серёжа.
- Я на тебя сегодня не налюбуюсь, - похвалил папа Серёжу. - Твоя очередная удачная фраза.
- Это не моя фраза, это – твоя, - покраснел от удовольствия Серёжа. – Я тебя повторил.
- Да? – удивился папа. – Всё равно – хорошо. Пока вы убираете, я всё же закончу мысль. Таня, что тебе запомнилось больше всего за твои семь лет жизни?
Таня подумала и сказала:
- Как ты уронил меня с горки. А я упала и разбила нос.
- Ну вот, - огорчился папа. – А может быть, ещё что вспомнишь?
- Когда у меня было платье, которое кружится и шесть свечей в торте, которые я задувала.
- А тебе, Серёжа, что запомнилось за твои десять лет?
- Как вы с мамой подарили мне детский компьютер, и как я в прошлом году заблудился в лесу.
- Так вот, друзья, внимание! Главная мысль. Человек помнит, где ему было хорошо. Он поэтому и любит и то место, и то время, когда ему было хорошо. И он, человек, готов защищать это хорошее от врагов и недоброжелателей. И вот это всё хорошее называется родиной, отчизной. И БогдАнко готовился к защите своей отчизны, отчего дома, отчей земли. БогдАнко готовился к защите, а Святослав защищал. И любовь к отчизне у боярских и княжеских детей воспитывали не только мамы и отцы, няньки и дядьки – но и русская природа. Во все времена. Всё! Вперёд! На грибы!
1. Ребята! Как вы думаете: о чём беседовал папа с Серёжей и Таней?
2. Любите ли вы природу? За что? Почему?
3. Когда и с кем вы любовались природой?
4. Что вам особенно понравилось в беседе отца с детьми?
5. Какая из картин природы, нарисованных писателем М.М. Пришвиным
вам больше всего понравилась? Почему?
Друзья! И папа, и Серёжа, но особенно Таня, устанут сегодня и будут, наверно, спать «без задних ног» (так говорит мама). Поэтому мы с вами не будем ждать их беседы, и сами прочтём отрывок из стихотворения «Родина» Михаила Юрьевича Лермонтова. Лермонтов – великий русский поэт, живший в XIX веке. И ещё одно стихотворение поэта Николая Рубцова.
М.Ю. Лермонтов
Но я люблю - за что не знаю сам? –
Её степей холодное молчанье,
Её лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек её, подобные морям…
Просёлочным путём люблю скакать в телеге,
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень;
Люблю дымок спалённой жнивы(1),
В степи кочующий(2) обоз,
И на холме средь жёлтой нивы
Чету(3) белеющих берёз.
С отрадой(4) многим незнакомой
Я вижу полное гумнО(5),
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями(6) окно…
Н. Рубцов «Видение на холме»
Взбегу на холм
и упаду
в траву.
И древностью повеет вдруг из дола(7)!
И вдруг картины грозного раздора
Я в этот миг увижу наяву(8).
Пустынный свет на звёздных берегах
И вереницы птиц твоих, Россия,
Затмит на миг
В крови и жемчугах
Тупой башмак скуластого Батыя(9)…
Россия, Русь – куда я не взглянУ…
За все твои страдания и битвы
Люблю твою, Россия, старину,
Твои леса, погОсты(10) и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шёпот ив у Омутной(11) воды,
Люблю навек, до вечного покоя(12).
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Смотри, опять в твои леса и дОлы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных(13) времён татары и монголы.
Они несут на флАгах чёрный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест(14),
А лес крестов
В окрестностях(15)
России.
Кресты, кресты…
Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони
И вдруг увижу: смирно на лугу
Траву жуют стреноженные кони.
Заржут они – и где-то у осин
Подхватит эхо медленное ржанье,
И надо мной –
бессмертных звёзд Руси
Спокойных звёзд безбрежное мерцанье…
Пояснения
1 - жнИва – поле, с которого убрали хлеб (колосья), а стебли остались.
2 - кочУющий – передвигающийся с места на другое место.
3 – четА – пара; две берёзы – пара, чета.
4 – отрАда – радость.
5 – гумнО – площадка, где обмолачивают зерно; место для сжатого хлеба.
6 – стАвни – деревянные створки для прикрытия окон снаружи, с улицы.
7 – дол – долина, ложбина (лог) на местности.
8 – наявУ – значит не во сне и не в мечтах, а в жизни.
9 – БатЫй – монгольский завоеватель России в XIII веке.
11 – погОст – кладбище.
12 – вечный покой – смерть.
13 – инОй - другой; иных времён – других времён.
14 – окрЕст – вокруг.
15 – окрЕстность – окружающее пространство.
Ребята! Как только ознакомитесь с пояснениями, обязательно прочтите стихотворения ещё по одному разу. Не поленитесь. А потом уж подумайте над ответами на вопросы.
1. Какие картины, видения, возникли в вашем воображении от прочтения
этих стихов?
2. А какие желания у вас появились после второго прочтения стихов?
3. Расскажите, что вам вспомнилось о лете?
Ребята, я думаю, что вы много узнали нового для себя, прочтя о БогдАнке и Святославе, о воспитании боярских детей. «Поучения» Владимира Мономаха и правила из «Домостроя» тоже наверно добавили вам знаний о детях прошлых веков. Да и разговоры папы с Серёжей и Таней тоже, думаю, были вам интересны.
Сочините свой рассказ о прочитанном или сделайте рисунки о прочитанном.
До свидания, ребята! Желаю вам приятно провести каникулы. И прочесть интересную книгу. А книги вы можете взять в любой библиотеке. А может быть у вас и дома есть такие книги:
1. Валентин Иванов «Повести древних лет».
2. Валентин Иванов «Русь великая».
3. Валентин Иванов «Русь изначальная».
4. Николай Коробков «Скиф».
5. Семён Скляренко «Владимир».
6. Дмитрий Мищенко «Синеокая Тиверь», «Лихолетье ОйкумЕны».
7. Станислав Александрович Пономарёв «Гроза над Русью», «Под стягом Святослава».
Для любознательных родителей и учителей дополнительная литература к разделу «Княжеские и боярские дети»:
1. Б.А. Романов «Люди и нравы Древней Руси», любое издание.
2. «Домострой», М., «Советская Россия», 1990г.
3. И.Е. Забелин «Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях»,
Новосибирск, «Наука», сибирское отделение, 1992г.
4. «Домашний быт русских царей в XVI и XVII вв.» Сборник, сост. М.Г.
Волховской, М.,»Панорама», 1992г.
5. А.Е. Пресняков «Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской
истории», М., «Наука», 1993г.
2. Дети дворян и помещиков
День шестой
Стояла золотая осень. Впрочем, она была и багряной, и рдяной-красноватой, и имела много оттенков жёлтого и красного цвета. Но говорят: золотая осень. Это, когда погода безветренная, солнечная и теплая и жёлтая листва замирает на деревьях, но листья безо всякой причины падают и падают. Обычно такая погода бывает в сентябре. А сейчас уже октябрь месяц и непонятно: почему так долго стоит золотая осень?
Люди радовались и наводили порядок в полях, садах, огородах. Приятен и ароматен был дым осенних костров, в которых сгорала сухая ботва, а найденный в ботве огурчик или запоздалый помидор приносили нечаянную радость.
- Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса –
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и золото одетые леса…
Папа стоял возле костра и читал стихи Пушкина. Вся семья была «на даче». - «Трудотерапия», - говорила мама.- И поработаем, и свежим воздухом подышим, и… отдохнём.
Была уже середина дня, работа заканчивалась, оставалось «воздухом подышать и отдохнуть».
… Серёжа, гримасничая и заслоняясь от дыма, старался выкатить из костра печёную картошку. Папа убирал инструменты. Мама готовила обед, а таня крутилась возле неё.
Учебный год в школе уже давно начался: Серёжа учился в третьем классе, а Таня пошла в первый. Первые радости и впечатления от школы уже улеглись, но для Тани радости продолжались: хорошая оценка, похвала родителей или учителя, новые друзья. Дети были поглощены школой и папа с мамой не брали их с собой «на дачу» в выходные дни. Но сегодня выпал такой славный денёк, что родители решили вывести детей на «трудотерапию».
После обеда можно было отправляться домой, но папа предложил побродить по лесу. Ребята согласились: гулять – не трудиться. Мама сперва отказалась идти, а потом согласилась:
- Может быть, грибов найдём. Да и рябины нарвать надо.
В лесу было волшебно. Тихо, солнечно и как будто прозрачно. Кусты уже потеряли листву, но попридержали по несколько листочков – золотых, багряных, апельсиновых – и они как флажки салютовали тёплой осени.
Сквозь стволы берёз, осин и рябины, сквозь облетевшие кусты лес просматривался насквозь, стоял покоен и чист в хрустальной тишине.
Мама нашла с десяток запоздалых опят, чуть больше сыроежек и наломала полный пакет тёмно-красных, рубиновых гроздьев рябины.
- А зачем рябина? – спросила Таня.
- Варенье варить.
- Из рябины? – удивилась Таня.
- Конечно. Мало что-то рябины в этом году.
- Мало рябины – осень сухая, - сказал папа. – Примета такая.
- Дашь попробовать варенье? – не унималась Таня.
- Куда я денусь, конечно, дам! – сказала мама. – Ты нарви побольше красивых листочков, лучше с веточками: мы дома сделаем осенний букет.
Дошли до берега реки. Вода в реке была прозрачной и зеленоватой, а в серых камышах плавали дикие утки. Вдруг в этой плотной золотой тишине раздался выстрел. Все обернулись на выстрел. Метрах в тридцати от них ещё стояло голубоватое облачко дыма от выстрела, когда охотник сделал ещё один выстрел по взлетевшим уткам. В воде уже билась утка, кружась на месте. Недалеко от неё, в камыши упала ещё одна и в воду бросилась лопоухая собака охотника.
- Ох, если бы я был охотником! – с завистью воскликнул папа.
- Зачем охотник убивает уточек? – не понимала Таня.
- Потому что он – охотник, - философски заметил Серёжа.
- Потому что сейчас можно: пришло время осенней охоты. Разрешается, - ответил папа.
- Но почему, почему? – не унималась Таня. – Они бы жили!
- Таня, утки уже вывели своих птенцов, у них уже есть продолжение. Птенцы выросли, и уток стало много. А пищи им может не хватить. Поэтому сейчас можно часть уток отстрелять. – Папа старался успокоить Таню.
- Всё равно, - сказала Таня, - нельзя убивать. Никого.
- Ты мясо любишь? – спросил Серёжа Таню.
- Да. Особенно жареное.
- А колбаску? – Серёжа коварно поставил ещё один капкан для Тани.
- И колбаску, особенно сосиски.
- А ведь свинку и коровку тоже убивают, чтобы из их мяса сделать для тебя колбаски.
- Я буду есть только сосиски, - нахмурилась Таня.
- А сосиски из чего сделаны? – не унимался Серёжа. – Из теста что ли?
- Хватит вам! – остановила детей мама. – Будете есть то, что приготовлю.
- Татьяна! Милая Татьяна! Что вы расстроились? - Папа присел перед Таней, заглянул ей в глаза. – Что ел бы человек, кроме хлеба и овощей, если бы не охотился и не научился выращивать животных дома: коров, свиней, коз, овец? Кроме того: охота – это увлекательное занятие. На охоте человек
встречается с природой и начинает понимать её. Особенно это важно для нас, городских жителей. Мы ведь тоже с тобой охотимся! Да, да! За грибами, за рябиной, за красотой. Нам хочется этого. Охота!
- Разворачивайте лыжи, охотники! – решительно сказала мама. – Домой! А то на электричку опоздаем.
- Посидим немного. Успеем, - предложил папа.
- Я пошла собирать сумки. Жду вас. – И мама по тропинке углубилась в лес.
…Лопоухая собака охотника вынесла из камышей не две, а три утки и охотник с добычей отправился дальше по берегу. Вода у камышей успокоилась. Серёжа бросил камень в воду и по по верхности воды разошлись круги. Затем вода успокоилась и снова стала гладкой. Семья молчала. Папа сидел рядом с Таней, смотрел на реку и покусывал тонкий прутик ивняка.
- Охота на Руси была и развлечением и необходимостью, - сказал он задумчиво. – Для охотящегося крестьянина в этом была необходимость: он добывал мясо к своему столу или к столу хозяина и на продажу. А для царей, бояр и дворян охота была развлечением.
- Про царей и бояр ты уже рассказывал, а про дворян – нет, - сказала Таня. – Расскажи.
- А может быть, мы пойдём: мама ждёт нас, - бросил ещё камень Серёжа.
- Нет, папа расскажет, а потом пойдём, - настаивала Таня.
- Давайте сделаем так, - предложил папа. – Мы пойдём, а по дороге я буду рассказывать о дворянах. Хорошо?
- Ладно, - сказала Таня, - пусть будет так.
Семья вошла в хрустальный свет леса и папа начал свой рассказ.
- Вы помните, что в Древней Руси были Великие князья и удельные, которые владели своим удЕлом, своим княжеством.
- Великие князья жили в столице, - вспомнила Таня.
- В стольном городе, - добавил Серёжа.
- Верно. Молодцы. Одним словом: князей было много, и у каждого была своя дружина и своя прислуга. А прислуга – это кто? Это мастера и специалисты своего дела: повара, конюхи, портные, воспитатели и так далее. Их всех называли одним словом: двОрня, или чЕлядь. И дружина и чЕлядь служили, естественно, своим хозяевам – князьям. В XVI веке, более четырёхсот лет назад, Великий князь Московский стал именоваться царём. А все дружинники и чЕлядь при царе стали называться служИлыми людьми.
Самыми важными из служИлых людей были бояре, после них по важности следовали дворЯне. Откуда они появились? Из княжеской дружины и чЕляди.
- Из дворни,- сделала вывод Таня
- Да, - согласился папа. Но дворня была у каждого князя. Дворня была и у каждого сына князя. А, кроме того: среди вольных людей были такие, что заслуживали особого внимания великих князей, а с XVI века – и царя. Царь их приближал к себе, награждал, давал звание дворянИна. Все служилые люди за свою службу царю получали от него имЕния. ИмЕние – это большие участки земли с деревнями, сёлами и людьми на них. Земли эти становились собственностью служилых людей.
- И люди – тоже? – спросил Серёжа.
- Что, люди? – не понял папа. – А-а! Да! Люди, крестьяне тоже становились собственностью помЕщика.
- А кто такой помЕщик? – не поняла Таня.
- Так, хозяин земли и деревни! – пояснил Серёжа. – Дворянин.
- Не совсем так, - возразил папа. – ПомеЕщик был служилым человеком. Но не каждому помещику давалось звание дворянИнна. А вот земля, которую он получал в награду от царя, от имени царя, называлась имЕнием или помЕстьем. И часто деревня или село носили имя хозяина, владельца: например Дубровкой владел помЕщик Дубровский, Ильинкой – Ильин, Васильевкой - помЕщик Васильев.
- А сколько земли получал дворянИн: как все наши сады вместе, или как – до электрички? – не унималась Таня.
- Ты что: ни разу в деревне не была? – попробовал объяснить Серёжа. – Вот столько и было земли.
- Земли было больше, чем сама деревня или село, - пояснил папа. Потому что вокруг деревни – земля, на которой выращивают хлеб, где пасутся домашние животные, где растут леса и протекают реки…
- Ого! – удивилась Таня.
- А вот и наша собственность, - сказал Серёжа, когда семья вышла к садам.
- Там они и охотились? – неожиданно спросила Таня.
- Повтори, - не понял папа.
- ПомЕщики, дворЯне, служИлые охотились в своих помЕстьях?
- Да. Чаще всего в своих.
Пришли на свою «дачу». Мама уже ждала их: вещи были собраны, «дача» закрыта. Остатки костра залили водой. Разобрали нОшу – кому что. Папе досталось, конечно, самое тяжёлое. До электрички было недалеко, а поэтому дошли быстро, а через несколько минут появилась и электричка.
Вечером папа обещал почитать и об охоте и о дворянах, но не всё получилось так, как задумали. После вечерней сказки по телевизору мама вдруг распорядилась:
- Всё! Спать. Сказка кончилась.
И выключила телевизор. - А вот и нет: не всё! – заявила Таня. – Папа обещал почитать.
- За день мы устали очень; скажем всем: «Спокойной ночи!», - почти пропела мама. – Завтра рано вставать: вам в школу, нам на работу.
- А Сяву кормили? – вдруг вспомнил Серёжа.
- А вода у него есть? – пдхватила Таня.
- Не хитрите, - разгадала их тактику мама. – Попугай и накормлен, и напоен, вспомнили!
- А я хочу есть! – придумала Таня.
- И я, - поддержал её Серёжа.
Мама молча, в упор посмотрела на одного потом на другого. Ребята опустили взгляд и хихикнули.
- Ну, мама! – просительно сказал Серёжа.
А Таня поднялась на диване, обняла маму за шею и прижалась к ней.
- Хитрецы, - сказала мама. – Хитрецы и подлизы. Ешьте, пейте, прощайтесь с Сявой и спать. Отец! Готовься к выступлению, раз обещал, - позвала она папу и понесла Таню на кухню.
- Сява хороший! – приветствовал их попугай.
- Хоть бы ещё что научился говорить. - Мама опустила Таню на пол, налила детям по стакану молока. – Ешьте. Чистите зубы – и спать. Таня, ты выучила колыбельную для куклы?
- Да! Баю, баюшки-баю, не ложися на краю, придёт серенький волчок и ухватит за бочок.
- Хорошо. Отец! Приступай!
Папа с книгами уже был в спальне у ребят и ждал.
- Я вот тут кое-что нашёл вам, - начал папа, когда дети улеглись. – Михаил Михайлович Пришвин, охотник, русский писатель, знаток природы. И – Иван Сергеевич Тургенев, великий русский писатель, дворянин и тоже охотник.
- И помещик? – спросил Серёжа.
- Да, и помещик. Каждый дворянин был помещиком. Но не каждый помещик имел звание дворянина. Не каждого помещика царь жаловал грамотой дворянина. Только за особые заслуги перед царём и отечеством на войне, или в науке, или в государственных делах.
- А какие у Тургенева заслуги перед царём?
- У Ивана Сергеевича заслуг перед царём, может, и не было. А вот отец его, кавалерийский офицер, т. е. служилый человек, происходил из старинного дворянского рода. А звание дворянина передавалось по наследству. Потому и Иван Сергеевич был дворянином. А мать его была дочерью помещика.
- Понятно. Читай, пап, - попросил Серёжа. - Тургенев умел ярко, красочно описывать природу – будто рисовал словами. Вот послушайте, как он рисует позднюю осень, какие слова находит. Я буду читать, а вы вспоминайте нашу прогулку по лесу.
«И как этот же самый лес хорош поздней осенью, когда прилетают вальдшнепы!» Это птицы величиной с голубя. «Они не держатся в самой глуши: их надобно искать вдоль опушки. Ветра нет, и нет ни солнца, ни света, ни тени, ни движения, ни шума; в мягком воздухе разлит осенний запах, подобный запаху вина. Тонкий туман стоит вдали над жёлтыми полями. Сквозь обнажённые, бурые сучья деревьев мирно белеет неподвижное небо; кое-где на липах висят последние золотые листья. Сырая земля упруга под ногами; высокие сухие былинки не шевелятся; длинные нити блестят на побледневшей траве». Вот ведь как хорошо написано! – восхитился папа. – Вспомнили сегодняшний лес?
- Да! – в один голос ответили ребята.
Таня лежала с закрытыми глазами.
- Я и сейчас его вижу, - сказала она.
- Послушайте ещё одну зарисовку Тургенева.
- Послушать… зарисовку? – улыбнулся Серёжа.
- Ну, да! Тургенев ведь словами рисует. А слова или читают или слушают. Поэтому – слушайте зарисовку. «А осенний, ясный, немножко холодный, утром морозный день, когда берёза, словно сказочное дерево, вся золотая, красиво рисуется на бледно-голубом небе, когда низкое солнце уже не греет, но блестит ярче летнего, небольшая осиновая роща вся сверкает насквозь, словно ей весело и легко стоять голой, изморозь ещё белеет на дне долин, а свежий ветер тихонько шевелит и гонит упавшие, покоробленные листья, - когда по реке радостно мчатся синие волны, мерно вздымая рассеянных гусей и уток». Вот красота какая! – папа закрыл книгу.
- А про охоту? – напомнил Серёжа.
- Я не знаю: успею ли вам прочитать об охоте, до того как вы уснёте…
- Я не усну, - решительно сказала Таня.
- Если не успею, завтра сами прочтёте. А сей час ещё один фрагмент, то есть: отрывок, часть, из рассказа Ивана Сергеевича «Касьян с Красивой МЕчи». Иван Сергеевич отправился на охоту, а с ним – крестьянин по имени Касьян. Тургенев подстрелил, то есть – убил птицу под названием коростЕль, и у него состоялся вот такой разговор с Касьяном.
Папа открыл книгу.
«- Барин, а барин! – промолвил вдруг Касьян своим звучным голосом».
- А почему – не «дворянин»? – спросила Таня.
- Я не понял тебя, - папа оторвался от книги.
- Почему Касьян сказал «барин», а не «дворянин»?
- Крестьяне всех помещиков называли «барин», - вдруг отличился Серёжа.
- Верно, - сказал папа. – Всех господ называли «баре» или «барин». Эти слова происходят от слова «боярин». Итак: «Барин, а барин! – промолвил вдруг Касьян своим звучным голосом.
Я с удивлением приподнялся; до сих пор он едва отвечал на мои вопросы, а то вдруг сам заговорил.
- Что тебе? – спросил я.
- Ну, для чего ты пташку убил? – начал он, глядя мне прямо в лицо».
- «Пташка» - значит, птичку, - пояснил папа.
«- Как для чего… КоростЕль – это дичь: его есть можно.
- Не для того ты убил его, барин: станешь ты его есть! Ты его для потехи своей убил.
- Да ведь ты сам небось гусей или куриц, например, ешь?
- Та птица богом определённая для человека, коростЕль – птица вольная, лесная. И не он один: много её всякой лесной твари, и болотной, и луговой, и верховой, и низовой – и грех её убивать, и пускай она живёт на земле до своего предела… А человеку пища положена другая и другое питьё: хлеб – божья благодать, да вОды небесные, да тварь ручная от древних отцов.
Я с удивлением поглядел на Касьяна. Слова его лились свободно; он не искал их, он говорил с тихим одушевлением и кроткою важностию, изредка закрывая глаза.
- Так и рыбу по-твоему грешно убивать? – спросил я.
- У рыбы кровь холодная, - возразил он с уверенностью, - рыба тварь немая. Она не боится, не веселится: рыба тварь бессловесная. Рыба не чувствует, в ней и кровь не живая… Кровь, - продолжал он, помолчав, - святое дело кровь! Кровь солнышка божия не видит, кровь от свету прячется… великий грех показать свету кровь, великий грех и страх… Ох, великий!
Он вздохнул и потупился».
Папа закрыл книгу. Таня уже спала. А Серёжа лежал с открытыми глазами. Смотрел в потолок. Молчали.
- Пап, ты веришь в бога? – вдруг сказал Серёжа.
- Нет. Я – неверующий.
- А Касьян, значит, верил?
- Да. Тургенев, по-моему, тоже был верующим. Но охота для него была как спорт, увлечение, а не убийство.
- Ты говорил, что ещё что-то прочитаешь.
- Да я хотел прочитать фрагмент, отрывок из рассказа Михаила Пришвина «Гон». Гон – это облава на какого-нибудь зверя, загон его в западню, в ловушку. В этом отрывке и рассказывается о том, как гнали зайца, а убили лису. Прочти завтра. И Таня послушает. А сейчас спи. Спокойной ночи.
Ну, вот, ребята: Таня и Серёжа уснули, а вы ещё нет. Если есть желание, то прочтите отрывок из рассказа Михаила Пришвина «Гон».
Гон
(отрывок из рассказа)
Только поздней осенью бывает так хорошо, когда после ночного дождя с трудом начинает редеть ночная мгла, и радостно обозначится солнце, и падают везде капли с деревьев, будто каждое дерево умывается.
Тогда шорох в лесу бывает постоянный, и всё кажется, будто кто-то сзади подкрадывается. Но будь спокоен, это не враг и не друг идёт, а лесной житель сам по себе проходит на зимнюю спячку(1).
Змея прошла очень тихо и вяло, видно ползучий гад убирается под землю. Ей нет никакого дела до меня, чуть движется, шурша осенней листвой.
До чего хорошо пахнет!
Кто-то сказал в стороне два слова. Я подумал, это мне кажется так, слух мой сам дополнил к шелесту природы два бодрые человеческие слова. Или, может быть, чокнула неугомонная белка? Н скоро опять повторилось, и я оглянулся на охотников.
Они все замерли в ожидании, что вот-вот выскочит заяц из частого ельника.
Где же это и кто сказал?
Или, может быть, это идут женщины за поздними рыжиками и, настороженные лесным шорохом, изредка очень осторожно одна с другой переговариваются.
- Равняй, равняй! – услыхал я над собой высоко.
Я понял, что это не люди идут в лесу, а дикие гуси высоко вверху подбодряют друг друга.
Великий показался наконец в прогалочке, между золотыми берёзами, гусиный караван(2), сосчитать бы, но не успеешь. Палочкой я отмерил вверху пятнадцать штук(3) и, переложив её по всему треугольнику, высчитал – всего гусей в караване больше двухсот.
На жировке(4) в частом ельнике(5) изредка раздавалось «бам!» Соловья (Соловей – кличка собаки). Ему там очень трудно разобраться в следах: ночной дождик проник в густель(6) и сильно подпортил жировку.
Этот густейший молоденький ельник наши охотники назвали ЧЕМОДАНОМ, и все уверены, что заяц теперь в ЧЕМОДАНЕ.
Охотники говорят:
- Листа боится, капЕли(7), его теперь не спихнёшь.
- Как гвоздём пришило!
- Не так в листе дело и в капели, главное, лежит крепко, потому что начинает белеть(8), я сам видел галифе(9) белые, а сам серый.
- Ну, ежели галифе побелели, тогда не спихнёшь его в чемодане…
Смолой, как сметаной облило весь ствол единственной высокой ели над гУстелью, и весь этот еловый чемодан был засыпан опавшими берёзовыми листочками, и всё новые и новые падали с тихим шёпотом.
Зевнув, один охотник сказал, глядя на засыпанный ельник:
Комод и комод(10)!
Зевнул и сам мастер Томилин.
С тем ли шли: зевать на охоте!
Мастер Томилин сказал:
- Не помочь ли нам Соловью?
Смерили глазом чемодан, как бы взвешивая свои силы, перелезешь через него или застрянешь.
И вдруг все вскочили решив, помогать Соловью.
Ринулись с криком на чемодан, сверкая на проглянувшем солнышке заплатами чинёных стволов.
Всем командир мастер Томилин врезался в самую серёдку, и чем сильней его там кололо(11), тем сильней он орал.
Все орали, шипели, взвизгивали, взлаивали: нигде таких голосов не услышишь больше у человека, и, верно, это осталось от тех времён, когда охотились на мамонта.
Выстрел.
И отчаянный крик:
- Пошёл!
Первая, самая трудная часть охоты кончилась, всё равно, как бы фитиль(12) подложили под бочку с порохом, целый час он горел, и вдруг, наконец, порох взорвался.
- Пошёл!
И каждому нужно было в радости и в азарте(13) крикнуть:
- Пошёл, пошёл!
Уверенный и частый раздался лай Соловья, и после него, подвалив, Шарик (кличка собаки) ударил и Рестон(кличка собаки), действительно очень резко.
Вмиг вся молодёжь, как гончие, не разбирая ничего, врассыпную бросается куда-то перехватывать, и с нею мастер Томилин, как молодой – откуда что взялось, - летит как лось(14), ломая кусты.
Таким никогда не подстоять(15) зайца, но, может быть, им это и не надо, их счастье – быстро бежать по лесу и гнать, как гончая.
Мы с Фёдором, старые воробьи, переглянулись, улыбнулись, прислушались к гону и, поняв куда завёртывает заяц, стали: он тут на лесной полянке перед самым входом в чемодан, я немного подальше на развилочке трёх зелёных дорог между старым высоким лесом и частым мелятником(16).
И едва только затих большой, как от лося, треск кустов, ломаемых на бегу сороколетним охотником, далеко впереди на зелёной дорожке, между большим лесом и частым мелятником, мелькнуло сначала белое галифе, а потом и весь серый обозначился: ковыль-ковыль(17) прямо на меня.
Я смотрел на него с поднятым ружьём через мушку: мамонт был самый маленький белячОк из позднышкОв-листопадникОв(18), на одном конце его туловища, совсем ещё короткого, были огромные уши, на другом – длинные ноги, такие, что весь он на ходу своим передом то высоко поднимался, то глубоко падал.
На мне была большая ответственность не допустить листопадника до чемодана и не завЯзить там надолго собак: я должен был убить непремЕнно(19) этого мамонта. И я взял на мУшку(20).
Он сел.
В сидячего я не стреляю, но всё равно ему конец неминуемый, побежит на меня – мУшка сама станет вниз на передние лапки, прыгнет в сторону – мУшка мгновенно перекинется к носику.
Ничто не может спасти бедного мамонта.
И вдруг…
Ближе его из нЕкоси(21) мелЯтника показывается рыжая голова и как бы седая от сильной росы.
- Шарик?
Я чуть было не убил его, приняв за лисицу, но ведь это же не Шарик, это лисица…
И всё это было одно мгновенье, седая от росы голова не успела ни продвинуться, ни спрятаться. Я выстрелил, в нЕкоси заворошИлось(22) рыжее, вдали мелькнуло белое галифЕ.
И тут налетели собаки…
Налетел Фёдор. С ружьём наперевес, как в атаке, выскочил из леса на дорожку мастер Томилин и потом все, сверкая заплатами ружей. Сдержанные свОрками(23) собаки рвались на лисицу, орали не своим голосом. Орали все охотники, стараясь крикнуть один громче другого, что и он видел промелькнувшую в гУстели лисицу. Когда собаки успокоились, и молодёжь умолкла, осталась радость у всех, одинаковая, как будто все были как один человек.
Фёдор сказал:
- Шумовая.
Мастер Томилин по-своему тоже:
- Чумовая лисица.
Пояснения
1 – зимняя спячка – некоторые звери на зиму засыпают (впадают в спячку),
например: медведи, змеи.
2 – караван – группа вьючных (нагруженных) животных, например –
верблюдов, идущих друг за другом цепочкой. «Караван гусей» - цепочка
летящих друг за другом птиц.
3 – «палочкой я отметил вверху пятнадцать штук» - автор закрыл один глаз,
вытянул руку с палочкой в пальцах в сторону каравана гусей, палочку
расположил вдоль линии (цепочки) каравана и посчитал: сколько гусей
помещается в длине палочки. Затем палочку стал перемещать
(в воздухе) вдоль всех линий каравана. В длине палочки помещалось
пятнадцать гусей. А сама палочка поместилась вдоль линий каравана
четырнадцать раз. Автор перемножил цифры 15 и 14 и получилось
«более двухсот».
4 - жирОвка – место, где животные отдыхают в сытом состоянии, «жируют».
5 – Ельник – еловый лес.
6 – гУстель – гУсто, часто растущие деревья и кусты.
7 – «боится капЕли» - боится звука капель, падающих с листьев и деревьев.
8 – «начинает белеть» - заяц к зиме меняет цвет шерсти с серого на белый.
поэтому зимнего зайца ещё зовут: беляк.
9 – галифЕ – брюки, плотно облегающие колени, а кверху, к бёдрам
расширяющиеся. Задние ноги зайца похожи на галифЕ.
10 – комОд – невысокий шкаф для белья с несколькими ящиками внутри.
11 – « чем его сильнее там колОло» - жёсткие иголки елей колются и
причиняют боль открытым участкам тела: лицу, рукам.
12 – фитИль – горючий шнур для зарядов, служит для передачи огня на
расстоянии. Пока шнур горит, люди успевают до взрыва отбежать
в укрытие.
13 – азАрт – сильное возбуждение, задор, увлечение.
14 – лось – крупный олень с широкими ветвистыми рогами.
15 – « не подстоЯть зайца» - не выманить, не дождаться или не устеречь.
16 – «частый мелЯтник» - нескошенная густая поросль травы и кустов.
17 – «ковыль-ковыль прямо на меня» - то есть – ковылял: шёл нескладно,
трудно, будто хромой.
18 – «позднышОк-листопадник» - заяц, рождённый поздно, в пору падения
листьев, осенью. А, значит, - молодой, маленький.
19 – непремЕнно – обязательно.
20 – «взял на мУшку» - прицелился.
21 – нЕкось – нескошенная растительность.
22 – заворошИлось – зашевелилось, задвигалось.
23 – свОрка – поводок для собаки; «сдержанные свОрками» - сдержанные
поводками.
Ребята!
1. Помните ли вы хорошие солнечные дни осени? Попробуйте обрисовать, нарисовать словами картину поздней осени: может быть, в лесу, может быть, на даче, на огороде, в поле. Поищите нужные слова, как ищет их и находит И.С. Тургенев.
2. Вы поняли, кто такие дворЯне? Найдите в тексте объяснение.
3. Почему охотились и дворЯне и люди из простого народа?
4. Какой фрагмент (отрывок) вам больше понравился? Почему?
5. Если есть в текстах непонятные вам слова и выражения, спросите о них у родителей или учителя.
День седьмой
А утром выпал снег. Первый снег! Неожиданный, пушистый, медленный. Крупные хлопья его падали в тихом безветрии и всё изменилось вокруг: и земля, и деревья, и дома, и люди. Собаки, выпущенные хозяевами на прогулку, хватали пастью снег, катались по нему – радовались. Школьники , идя в школу, играли в снежки, и, конечно, опаздывали на уроки.
- Первый снег – ещё не снег, - сказал папа. – Растает.
И действительно, Таня и Серёжа возвращались из школы по осенней погоде: мокрые грязные листья, лужи, хмурое небо. А папа, возвратясь вечером с работы, изрёк:
- Осень – перемен восемь.
Сява хор-роший! – откликнулся на это попугай.
- Только ты и не меняешься. Зимой и летом – одним цветом, - ответил ему папа. – А с тобою что? – спросил он Серёжу, заметив синяк на его лице.
- Поскользнулся, упал…
- Приметы зимы: «крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь», помещики из своих имений перебираются в городские дома, а Серёжа набивает себе синяк. Зима! А где тут наша первоклассница?
Первоклассница пыхтела над тетрадкой, выводя буквы. Высунув кончик языка, она написала последнюю букву и поставила точку.
- Всё! – и кинулась на руки папе.
Папа подбросил её вверх, затем сел и посадил Таню к себе на колени:
- Как дела твои? Какие успехи?
- А вот какие! – И Таня показала врастопырку все пять пальцев своей руки.
- Молодец!
- Я всё слышала, - вдруг сказала Таня, - А почему помещики зимой переезжали в город?
- Ух, ты! Уже вопросы, - улыбнулся папа. – А потому переезжали, что зимой в деревне неуютно, тоскливо и холодно. А в городе – светлее, теплее и развлечений больше: балы, встречи с друзьями, выезды в театр…
- А дети их тоже переезжали?
- Ну, конечно! Начинались занятия в лицеях, гимназиях, школах, которые назывались училищами.
- Зи – мой? – удивилась Таня.
- Да. Поздней осенью, а то и зимой. Но не с первого сентября начинались занятия в учебных заведениях.
- Вот это – да! А в деревне?
- Что – в деревне? Занятия?
- Нет! Работники в деревне оставались без хозяина?
- Работники – это крестьяне. Вместо хозяина, барина, в поместье оставался управляющий поместьем.
- Понятно: зимой помещик – в городе, летом – в деревне, как в отпуске. Да?
- Нет, Танечка. В поместье всё лето мог находиться лишь тот дворянин, который уже был в отставке. Находился как бы на пенсии. Но вместо него обязательно служил один из сыновей, потому что царь давал поместье в награду за службу. И если никто из семьи не служил в армии, то царь мог и отобрать поместье.
- Поместье было платой за службу царю?
- Да. И если помещик был дворянином, то имение от имени царя давалось ему пожизненно и передавалось по наследству: сыновьям, внукам…
- Насовсем?
- Насовсем.
- К столу! – позвала мама.
- Сейчас идём! Одному помещику царь давал небольшое поместье, где было 50-100 крестьян, а другому – огромное, с тысячами крестьян. Это называлось: по заслугам и по чину. Генералу – больше, простому офицеру – меньше.
- Остынет! – Мама вошла в детскую комнату. – Мыть руки – и за стол.
Таня стала на пол, взяла папу за руку.
- Значит, помещики были богатые и бедные? Ну, не такие бедные, как простые люди, а…
- Понятно, понятно! Да.
Папа и Таня мыли руки, не прерывая разговора.
- Были даже помещики, которых называли однодвОрцами. Потому что у них был дом, сад-огород и один-два человека прислуги. И Ни одного крестьянина.
- А на что же они жили?
- На жалованье-пенсию и на прибыль с огорода.
…После ужина Серёжа готовил уроки, папа читал, а Таня играла с попугаем.
- Сява – дворянин. Однодворец. У тебя один домик.
Сява сидел на качельках в клетке и, повернув набок голову, смотрел на Таню, слушал её.
- Сява – дворянин, однодворец, - втолковывала ему Таня.
- Хватит, Таня! Сама попугаем станешь, - остановила обучение мама. – Лучше помоги мне убрать со стола, да посуду помыть: не дворянка ведь.
- Пап, папа! – крикнула Таня, принимаясь за уборку стола. – Дворянки сами мыли посуду?
На кухне появился папа с книжкой в руках.
- Не кричи, Серёже мешаешь. А что касается дворянок… - Папа подумал. – Мыли. И воду носили, и грядки пололи. Но только обедневшие дворяне. А богатые, знатные, лили как их называли – родовитые – конечно, никакой трудной, чёрной работы не делали, если сами того не желали.
- Значит, мы – однодворцы. И Сява – однодворец, - сделала вывод Таня.
Появился Серёжа.
- Что, уже всё сделал? – удивилась мама.
- Да там два примера было всего. Мне же интересно, о чём вы говорите.
- О дворянах – доложила Таня.
_ Так, господа дворяне, - сказала мама, - я ваша прислуга и начинаю готовить еду на завтра. А потому…
- Нет-нет, ты – не прислуга, - заступилась Таня. – Мы все – прислуга.
- Хорошо. Тогда вы послужИте мне: я буду готовить, а вы беседуйте при мне, чтобы мне было веселее работать.
- Договорились, - согласился папап.
- Мы согласны, - сказал Серёжа.
- В время царствования Петра I, были написаны правила поведения для дворянских детей. Эти правила назывались «Юности честное зерцАло»
- Честное, значит, правдивое? – спросил Серёжа.
- Ты называешь сегодняшнее значение этого слова: честный – значит, правдивый, не ложный. А слово «честный» происходит от слова «честь». И тогда значение слова «честный» будет ближе к понятию «имеющий честь, достоинство». Раньше говорили: «По чести и слава». То есть тебе столько славы от людей, сколько ты её заслужил. Ну, а слово зерцало, думаю вам понятно. Это – зеркало. Смотритесь в эти правила чести, как в зеркало.
Часть этих правил взята из «Домостроя». Помните «Домострой»? А часть написана заново. Некоторые из правил взяты из европейского этикета.
Папа открыл книжку.
- Дети должны «отца и мать в великой чести содержать», без разрешения родителей никого не бранить; не прекословить родителям и не перебивать их речи; «младший отрок» - то есть юноша – «должен быть бодр, трудолюбив и прилежным» - то есть старательным – «делать благочестивые и добродетельные поступки; должен уметь говорить на иностранных языках, чтобы слуги не распознали сути разговора; хорошо танцевать, биться на шпагах, ездить на коне; быть вежливым и не драчливым». Пока всё понятно?
- Всё.
- А вот теперь прочитаю вам правила поведения за столом. Будьте внимательны. «Когда получится тебе с другими за столом сидеть, то содержи себя в порядке по сему правилу: во-первых, обрежь свои ногти, умой свои руки и сиди благочинно, прямо…»
- А Серёжа ест согнувшись, - заметила Таня.
- А ты посмотри на свои ногти, царапка, - обиделся Серёжа.
Таня спрятала за спину обе руки.
- Покажи, покажи, дворянка, - мама строго глянула на Таню, и та показала руки. – Сегодня же обрежь.
- А я не умею.
- Поможем, - сказала мама. – Ишь ты!
- Я продолжаю, - улыбнулся папа. – «Не жри, как свинья, не дуй в супы, чтобы везде брызгало».
Таня с Серёжей рассмеялись.
- «Ногами не мотай», - продолжал папа, - «когда тебе пить, не утирай рта рукою, а полотенцем, и не пей, пока не проглотил пищи». А вы, друзья, всё запиваете, не прожевав. «Не облизывай пальцев, зубов ножом не чисти… Над едой не чавкай, как свинья, не чеши головы, не проглотив куска не говори, ибо так делают крестьяне… Чихать, сморкаться и кашлять непригоже… Когда закончишь есть, поблагодари бога, умой руки и лицо и выполощи рот». Вот так! – Закончил папа. – Многие из этих правил и сегодня у нас в чести, то есть – применяются, годятся.
- А я не чавкаю и ножом в зубах не ковыряюсь, - заявила Таня.
- Да, да, - заметил ехидно Серёжа. – И не облизываешь пальцев, и не говоришь, не проглотив пишу. Это кто-то другой, да?
- А ты – тоже!
- Оба хороши, сказала мама.
- Надо сказать, что ПётрI много чего нового привнёс в быт и нравы бояр и дворян.
- Бороды обрезал, - вспомнила мама.
- И бороды тоже, - подтвердил папа.
- А зачем? – удивился Серёжа.
- Бояре гордились своими бОродами. Они почему-то считали, что чем длиннее борода, тем больше чести. А царь Пётр решил, что чествовать надо знания, да умения, а не длину бороды. Вы же знаете, что бояре всегда были ближе к князю или царю, чем двОрня-дворяне . Они гордились этим, и считали себя более знатными, чем дворяне, а, значит, и более достойными чести. Царь Пётр I отменил боярство как чин, и уравнял бояр в деле, в работе, службе с дворянами. По умению и честь. Вот, например, Таня учится лучше, чем другие ученики, то ей и чести больше. Кроме того: Пётр I отменил право наследования, то есть боярство и дворянство больше не передавалось по наследству – его нужно было заслужить. Сын мог получить звание дворянина, если дослуживался до определённого чина.
Очень многие бояре и дворяне были неграмотны. И царь Пётр заставлял их детей учиться. Пока не выучатся – не разрешал жениться. Матери плакали, дети ревели, но вынуждены были учиться.
Между тем мама почти закончила свои дела и сказала:
- Если Серёжа желает, то пусть пойдёт полчасика погуляет. А Таня остаётся: я обрезаю Тане ногти.
- Я буду учить попугая, - заупрямилась Таня. – Сява – дворянин, Сява..
- Нет! – сказала мама. – Сначала я обрежу тебе ногти, затем ты почистишь клетку попугая, и только потом будешь обучать его.
…Перед сном Таня уселась на диван рядом с отцом. Папа просматривал какую-то книгу с цветными фотографиями.
- Что это? – спросила Таня.
- Фотографии усадьбы Тургенева: дом, в котором он жил, хозяйственные постройки, двор, сад, пруд, аллеи…
- Красиво!
К ним подсел и Серёжа. Папа показал портреты писателей С.Т. Аксакова,Л.Н. Толстого, Г.Г. Гарина-Михайловского, И.А. Бунина.
- Я показываю вам портреты и местА, где они жили, потому что эти писатели – дети дворян. Но это – только часть писателей дворян. Многие писатели XIX века вышли из дворянских семей. Отрывки из их произведений о своём детстве вы можете прочитать сами. Книги есть у нас дома. А можно взять и из библиотеки.
- А почему они вышли … из семей? Почему ушли? – спросила Таня.
- Нет. Просто так принято говорить: «Вышел из дворянской семьи», то есть родился в дворянской семье. А потом, когда станет взрослым, он покинет свою семью, выйдет из неё, чтобы начать свою взрослую жизнь.
- Понятно, - сказал Серёжа.
- Ложитесь спать, а я вам немного почитаю. Иди, Таня, укладывай куклу.
После прощания с Сявой, мамой и куклой Таня приготовилась слушать безо всяких капризов. А Серёжа уже ждал папу.
- Я прочту вам о деде Сергея Тимофеевича Аксакова, - сказал папа, - Отрывок из книги «Семейная хроника». «Степан Михайлович Багров, так звали его, был не только среднего, а даже небольшого роста, но высокая грудь, необыкновенно широкие плечи, жилистые руки, каменное, мускулистое тело обличали в нём силача. В разгульной юности, в молодецких потехах, кучу военных товарищей на него нацеплявшихся, стряхивал он, как брызги воды стряхивает с себя коренастый дуб после дождя, когда его покачнёт ветер. Правильные черты лица, прекрасные тёмно-голубые глаза, легко загоравшиеся гневом, но тихие и кроткие в часы душевного спокойствия, густые брови, приятный рот, всё это вместе придавало самое открытое и честное выражение его лицу; волосы у него были русые. Не было человека, кто бы ему не верил; его слово, его обещание было крепче и святее самых духовных о гражданских актов». Понятно вам это выражение?
- Нет, - сказал Серёжа.
- «Крепче и святее всяких духовных и гражданских актов» означает: надёжнее всяких клятв и письменных обещаний и обязательств. Сказал – сделал. То есть, Степан Михайлович Багров, дед Сергея Тимофеевича, был человеком надёжным. «Природный ум его был здрав и светел. Разумеется, при общем невежестве тогдашних помещиков, и он не получил никакого образования, русскую грамоту знал плохо; но, служа в полку, ещё до офицерского чина выучился он первым правилам арифметики и выкладке на счётах, о чём любил говорить даже в старости. Вероятно, он служил не очень долго, ибо вышел в отставку каким-то полковым квартирмейстером». «Квартирмейстер» - это офицер, ведающий снабжением и размещением воинской части. «Впрочем, тогда дворяне долго служили в солдатском и Унтер-офицерском званиях»…
- Это был указ Петра I о том, чтобы все дворянские дети проходили военную службу, начиная с низших чинов, - пояснил папа.
«Вышед в отставку, несколько лет жил в своём наследственном селе Троицком».
- То есть, в селе, поместье, которое передавалось по наследству: от отца к сыну, - напомнил папа.
- Значит, и дедушка его там жил? – спросила Таня.
- Да, конечно. И село это стало потом называться по имени, по фамилии помещика-хозяина: Багрово. Итак, дед жил «в наследственном селе Троицком, и сделался отличным хозяином. Он не торчал день и ночь при крестьянских работах, не стоял часовым при ссыпке и отпуске хлеба; смотрел редко, да метко, как говорят русские люди, и, уж прошу не прогневаться, если замечал, что дурное (т. е. плохое), особенно обман, то уж не спускал никому. (Никому не прощал). Дедушка, соОбразно духу времени, рассуждал по-своему: наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни…»
Папа пояснил:
- Помещик, барин, позволял своему крестьянину работать на своей крестьянской земле, на своём участке, несколько дней в неделю. А мог и не позволить этого и тогда в эти дни крестьянин работал на земле барина; помещик отнимал у крестьянина его собственные дни. А что могло произойти в эти «отнятые» дни? У крестьянина мог погибнуть урожай, потому что хлеб надо убирать в строго определённое время; мог крестьянин опоздать и с севом или посадками – тогда тоже жди беды. Так вот дедушка, Степан Михайлович, рассуждал так: « наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни, - значит, вредить его благосостоянию, то есть своему собственному; наказать денежным взысканием – тоже; разлучить с семейством, отослать в другую вОтчину (в другую деревню), употребить в тяжёлую работу – тоже, и ещё хуже, ибо отлУчка от семейства (разлука) – несомненная порча; прибегнуть к полиции… боже помилуй… Надо сказать, что дедушка был строг только в пылу гнева; прошёл гнев, прошла и вина. Этим пользовались: иногда виноватый успевал спрятаться, и гроза проходила мимо. Скоро крестьяне его пришли в такое положение, что было не на кого и не за что сердиться.
Приведя в порядок своё хозяйство, дедушка мой женился на Арине Васильевне Неклюдовой, небогатой девице, так же из старинного дворянского дома (из старинного рода)…Кстати, древность дворянского происхождения была коньком моего дедушки ( он много знал об этом и гордился), и хотя у него было сто восемьдесят душ крестьян (это немного), но производя свой род бог знает по каким документам, от какого-то варяжского князя, он ставил своё семисотлетнее дворянство выше всякого богатства и чинов. Он не женился на одной весьма богатой и прекрасной невесте, которая ему очень нравилась, единственно потому, что прадедушка её был не дворянин.
Вот каков был Степан Михайлович.
Ребята! Так как Таня и Серёжа уже спят, а вы ещё нет, то постарайтесь ответить на следующие вопросы:
1. Где жили дворяне?
2. Почему дворяне были «бедные» и «богатые»?
3. Кто такой Пётр I, и чем он известен?
4. Прочтите ещё раз правила поведения для дворянских детей, изложенные в «Юности честное зерцало». Какие из этих правил вам кажутся и сегодня важными и нужными? Какие из них вы хотели бы выполнять? А какие – нет?
5. Как вы понимаете выражение: «наследственное село»?
6. Дедушка С. Т. Аксакова Степан Михайлович знал имена своих предков на а семьсот лет назад. И знал, что они делали, чем занимались. А можете ли вы назвать имена своих прадедушек, прабабушек?
День восьмой
За утренним окном было ещё темно, а Таня и Серёжа уже встали. Серёжа даже делал зарядку. Папа уже собирался уходить, а мама готовила детям завтрак:
- Дети! Прощайтесь с отцом! Уходит!
Из ванной вышла с мокрым лицом Таня. Серёжа прислонился к двери. Папа взял Таню на руки и поцеловал в мокрую щеку:
- До свидания, друзья! Дня два-три я буду вечерами занят и, наверное, не смогу вам читать и рассказывать. Поэтому, Серёжа, ты прочтёшь Тане два отрывка. Один из повести Гарина-Михайловского «Детство Тёмы», который называется «Прощение», а другой – из повести Елизаветы Водовозовой «История одного детства» - «По-новому». Книги на столе. В книгах закладки. До свидания.
И папа вышел из комнаты.
Ребята! Чтобы вам были понятны события, описанные в отрывке «Прощение», я объясню вам кто такой Тёма и что он сделал.
Тёме восемь лет. ОН живёт в дворянской семье. Отец его – крупный военный чин. В отсутствие мамы и отца, Тёма сломал любимый папин цветок, не слушал гувернантку (воспитательницу), разбил посуду и ещё наделал ряд проказ. А когда приехали родители, побоялся, струсил признаться о своих проделках. Отец его жестоко наказал: избил ремнём так, что у мальчика штанишки стали мокрыми.
Мать защитила Тёму от отца.
У тёмы четыре сестры: Зина, Наташа, Маня и Аня и младший брат Серёжа.
Прощение
(отрывок из повести «Детство Тёмы)
…Мать проходит в детскую, окидывает её быстрым взглядом, убеждается, что Тёмы здесь нет, идёт дальше, пытливо всматриваясь на ходу в отвОреную дверь маленькой комнаты, замечает в ней маленькую фигурку Тёмы, лежащего на диване с уткнувшимся лицом, проходит в столовую, отворяет дверь в спальную и сейчас же плотно затворяет её за собой.
Оставшись одна, она тоже подходит к окну, смотрит и не видит темнеющую улицу. Мысли рОем носятся в голове.
Пусть Тёма так и лежит, пусть придёт в себя, надо его теперь совершенно предоставить себе… Бельё бы переменить… Ах, боже мой, боже мой, какая страшная ошибка, как могла она допустить это! Какая гнусная(1) гадость! Точно ребёнок сознательный негодяй! Как не понять, что если он делает глупости, шалости, то делает только потому, что не видит дурной стороны этой шалости.
Няня маленькой Ани просовывает свою по-русски повязанную голову.
- Аню перекрестить…
- Давай! – И мать крестит девочку.
- Артёмий Николаевич (Тёма) в комнате? – спрашивает она.
- Сидит у окошка.
- Свечка есть?
- Потушили. Так в темноте сидят.
- Заходила к нему?
- Заходила… Куды! Эх! – Но няня удерживается, зная, что барыня не любит нытья.
- А больше никто не заходил?
- Таня ещё… Кушать носила.
- Ел?
-И-и! Боже упаси, и смотреть не стал… Целый день не емши. За завтраком маковой росинки(2) не взял в рот.
Няня вздыхает и, понижая голос, говорит:
- Бельё бы ему переменить, да обмыть… Это ему, поди, теперь пуще всего зазОрно(3)…
- Ты говорила ему о белье?
- Нет… Куда! Как только поклонилась было, а он этак плечиками как саданЁт(4)… Вот Таню разве послушает…
- Ничего не надо говорить… Никто ничего не замечайте… Прикажи, чтобы приготовили обе ванны поскорее для всех, кроме Ани… Позови бОнну(5)…
Смотри, никакого внимания…
- Будьте спокойны, - говорит сочувствующим голосом няня.
Входит фрЕйлен(5).
Она очень жалеет, что всё так случилось, но с мальчиком ничего нельзя было сделать…
- Сегодня дети берут ванну(7), - сухо(8) перебивает мать. – Двадцать два градуса.
- Зер гут (очень хорошо), мадам, - говорит фрейлен и делает книксЕн(9).
Она чувствует, что мадам недовольна, но её совесть чиста. Она невиновата; фрейлен Зина свидетельница, что с мальчиком нельзя было справиться. Мадам молчит; бОнна знает, что это значит. Это значит, что её оправдания не приняты.
Хотя она очень дорожит местом(10), но её совесть спокойна. И, в сознании своей невиновности, она скромно, но с чувством собственного достоинства берётся за ручку.
- Позовите Таню.
- Зер гут (очень хорошо) мадам, - отвечает бОнна и уже за дверью делает книксен.
В последней нотке мадам бОнна услыхала что-то такое, что возвращает ей надежду удержать за собой место, и она воскресшим голосом говорит:
- Таню бариня идить(11)!
Таня оправляется(12) и входит в спальню.
Таня всегда купает Тёму. Летом, в те дни, когда детей не мылили, ему разрешалось самому купаться, без помощи Тани, и это доставляло Тёме всегда громадное удовольствие: он купался, как папа, один.
- Если Артёмий Николаевич (Тёма) пожелает купаться один, пусть купается. Перед тем, как вести его в ванную, положи на стол кусок хлеба – не отрезанный, а так, отломанный, будто нечаянно его забыли. Понимаешь?
Таня давно всё поняла и весело и ласково отвечает:
- Понимаю, сударыня!
- Купаться будут все; сначала барышни, а потом Артёмий Николаевич. Ванну на двадцать два градуса. Ступай!
Но тотчас же мать снова позвала Таню и прибавила:
- Таня, перед тем, как поведёшь Артёмия Николаевича, убавь в ванной свет в лампе(13) так, чтобы был полумрак. И поведёшь его не через детскую, а прямо через девичью(14)… И чтобы никого в это время не было, когда он будет идти. В девичьей тоже убавь свет.
- Слушаю-с.
Купанье – всегда событие и всегда приятное. Но не на этот раз: в детской оживление слабое. Дети находятся под влиянием наказания брата, а главное – нет поджигателя обычного возбуждения, Тёмы. Дети идут как-то лениво, купанье какое-то неудачное, поспешное, и через двадцать минут они уже в белых чепчиках(15), гуськом возвращаются назад в детскую…
- Артёмий Николаевич, пожалуйте! – говорит весёлым голосом Таня, отворяя дверь маленькой комнаты со стороны девичьей.
Тёма молча встаёт и стеснённо проходит мимо Тани.
- Один или со мной? – беспечно(16) спрашивает она вдогонку.
- Один, - отвечает быстро, уклончиво(17) Тёма и спешит пройти девичью.
Он рад полумраку. Он облегчённо вздыхает, когда затворяет за собой дверь ванной. Он быстро раздевается и лезет в ванну. Обмывшись, он вылезает, берёт своё грязное бельё и начинает полоскать его в ванне. Ему кажется, что он умер бы от стыда, если бы кто узнал в чём дело; пусть лучше будет мокрое. Кончив свою стирку, Тёма скОмкивает в узел бельё и ищет глазами, куда бы его сунуть; он засовывает наконец свой узел за старый запылённый комод. Успокоенный, он идёт одеваться, и глаза его наталкиваются на кусок, очевидно, забытого кем-то хлеба. Мальчик с жадностью кидается на него, так как целый день ничего не ел. Годы берут своё: он сидит на скамеёке, болтает ножонками и с наслаждением ест. Всю эту сцену видит мать и взволнованно отходит от окна.
Кончив есть, Тёма встал и вышел в коридор. Он подошёл к лестнице, ведущей в комнаты, остановился на мгновение, подумал, прошёл мимо по коридору и, поднявшись на крыльцо, нерешительно, вполголоса позвал:
- Жучка, Жучка!
Он подождал, послушал, вдохнул в себя аромат масличного дерева, потянулся за ним и, выйдя во двор, стал пробираться к саду.
Страшно! Он прижался лицом между двух стоек ограды и замер, охваченный весь каким-то болезненным утомлением.
…Как-то таинственно страшно молчат дорожки. Деревья шумят, точно шепчут друг другу: «Как страшно в саду». Вот что-то чёрное беззвучно мелькнуло в кустах: на Жучку похоже! А может быть Жучки давно нет? Как жутко вдруг стало. А там что белеет? Кто-то идёт по террАсе(17).
- Артёмий Николаевич, - говорит, отворяя калитку(18) и подходя к нему Таня, - спать пора.
Тёма точно просыпается.
Он не прочь, он устал, но перед сном надо идти прощаться, надо пожелать спокойной ночи маме и папе. Ох, как не хочется!
- Артёмий Николаевич, Тёмочка, милый мой барин, - говорит Таня и целует руки Тёмы, - идите к мамаше! Идите, мой милый, дорогой, - говорит она, мягко увлекая его за собой, осыпая на ходу поцелуями…
Он в спальне у матери.
Он стоИт на ковре. Перед ним в кресле сидит мать и что-то говорит ему. Тёма точно во сне слушает её слова, они безучастно летают где-то возле его уха. Зато на маленькую Зину, подслушивающую у двери, речь матери бесконечно сильно действует своей убедительностью. Она не выдерживает больше и, когда до неё долетают слова матери: «а если тебе не жаль, значит. ты не любишь маму и папу», врывается в спальню и начинает горячо:
- Я говорила ему…
- Как ты смела, скверная(19) девчонка подслушивать?!
И «скверная девчонка, подхваченная за руку, исчезает мгновенно за дверью. Это изгнание его маленького врага пробуждает Тёму. Всё горе дня встаёт перед ним….
- Все только слушают Зину… Все целый день на меня нападают, меня никто не-е любит и никто не-е хоч-ет вы-ы-слу-у…
И Тёма горько плачет, закрывая лицо руками.
Он передал матери всю повесть грустного дня, как она слагалась роковым образом. Его глаза распухли от слёз… Мать, сидя с ним на диване, ласково гладит его густые волосы и говорит ему:
- Ну, будет, будет… мама не сердится больше…мама любит своего мальчика, мама знает, что он будет у неё хороший, любящий, когда поймёт одну маленькую, очень простую вещь. И Тёма может уже её понять. Ты видишь, сколько горя с тобой случилось, а как ты думаешь отчего? А я тебе скажу: оттого, что ты ещё маленький трус…
Тёма, ждавший всяких обвинений, но только не этого, страшно поражЁн(20) и задет этим неожиданным выводом.
- Да, трус! Ты весь день боялся правды. И из-за того, что ты её боялся, все беды твои и случились. Ты сломал цветок. Чего ты испугался? Пойти сказать правду сейчас же. Если б даже тебя и наказали, то ведь, как теперь сам видишь , тем, что не сказал правды, наказанья не избег. Тогда как если бы ты правду сказал, тебя, может быть, и не наказали бы. Папа строгий, но папа сам может упасть, и всякий может. Наконец, если ты боялся папы, отчего ты не пришёл ко мне?
- Я хотел сказать, когда вы садились в дрожки(21)…
- Отчего ты не сказал?
- Я боялся папы…
- Сам же говоришь, что боялся, значит – трус. А трусить, бояться правды – стыдно. Боятся правды скверные, дурные люди, а хорошие люди правды не боятся и согласны не только чтобы их наказывали за то, что они правду говорят, но рады и жизнь отдать за правду… Вот когда ты знал, что папа тебя накажет, ты убежал, а храбрый так не делает. Папа был на войне: он знал, что там страшно, а всё-таки пошёл. Ну, довольно: поцелуй маму и скажи ей, что ты будешь добрый мальчик.
Тёма молча обнял мать и спрятал голову у неё на груди.
Пояснения
1 – гнусная – отвратительная, мерзкая, нехорошая.
2 – «маковой росинки не взял в рот» - ребята, вы представляете каким
маленьким бывает маковое зёрнышко? О росинка на нём, значит, ещё
меньше. Выражение: «маковой росинки не было во рту» - означает,
что человек голоден и давно ничего не ел.
3 – зазОрно – стыдно.
4 – саданУть –сильно ударить.
5 – бОнна – воспитательница иностранка, то же самое, что гувернАнтка.
6 – фрЕйлен – молода немка-воспитательница.
7 – брать ванну – мыться в ванне, купаться.
8 – сухо - здесь означает: «недовольно».
9 – книксЕн – почтительное приседание девушки.
10 – дорожить местом – означает: дорожить своей работой, ценить её.
11 – «Таню бариня идить» - воспитательница немка и плохо говорит
по-русски. Надо было сказать: «Таню барыня зовёт».
12 – «Таня оправляется» - Таня приводит себя в порядок.
13 – «..убавь в ванной свет в лампе» - электрического освещения не было:
были свечи и керосиновые лампы. Свет в керосиновой лампе можно
было регулировать: добавить или убавить.
14 – дЕвичья комната – спальная комната для девочек. А детская – комната
для занятий и игр всех детей семьи.
15 – чЕпчик – женский головной убор.
16 – беспЕчно – беззаботно, легко.
17 – террАса – летняя открытая пристройка к дому, веранда.
18 – калИтка – небольшая дверца в заборе.
19 – скверная - гадкая, недостойная.
20 – «страшно поражён» - очень удивлён неприятно.
21 – дрОжки – лёгкий экипаж, коляска, запряженная лошадьми.
Ребята! Вы, наверное, сочувствуете Тёме? У вас, наверное, тоже были случаи, когда стыдно было признаться в сделанном, трудно было сказать правду? Или не было таких случаев?
1. Скажите, семья Тёмы «богатая» или «бедная» дворянская семья?
2. Почему вы так думаете? Объясните.
А теперь прочитайте о другой дворянской семье.
Е. Водовозова
По-новому
(отрывок из повести «История одного детства»)
Новая полоса началась в моей жизни. Нам, детям, переезд в деревню был, конечно , по душе. Светлый и уютный дом с просторными комнатами, коридором, боковушками и отдельным флигилем(1) во дворе, большой тенистый сад с извилистыми дорожками, а за ними широкое поле и у подножия горы голубое озеро – всё это было заманчиво, располагало к играм и прогулкам и не могло сравниться с тем, что окружало нас в Поречье.
Матушка, целиком ушедшая в хозяйство, на нас, детей, не обращала никакого внимания.
В помещичьих семьях вообще мало думали о детях. Близости между родителями и детьми почти не бывало. Поутру дети подходили «к ручке» родителей и желали доброго утра, после еды опять целовали ручку и благодарили за обед и ужин. Прощаясь перед сном, желали друг другу спокойной ночи. Вот и всё, чем обменивались за день родители и дети. Гувернантки няньки должны были строго следить за тем, чтобы дети не докучАли(3) старшим. За каждый пустячный поступок детей награждали подзатыльниками, стегали плёткой, секли розгами(4).
Не удивительно, что детей всегда тянуло в людскУю: в ней было веселей, чем в детской; тут горничные(5), лакЕи(6) и кучерА(7), обедая, сообщали разные новости, рассказывали о происшествиях в семье других помещиков, тут валялись обычно остатки брЮквы(8), рЕпы(9), кочерыжки от капусты, и можно было втихомолку лакомиться ими.
Детям уделялось все, что было похуже и не могло пользоваться взрослыми «господами». Даже в богатых помещичьих домах под спальни детей отводились самые тёмные и невзрАчные(10) комнаты. Форточек в комнатах не было. Спёртый воздух очищался только топкой печей. Духота в детских стояла ужасная; всех маленьких детей старались поместить в одной-двух комнатках, и тут же, вместе с ними на лежанках, сундуках или просто на полу, подостлав себе что попало из хлАма(11), пристраивались на ночь мамки(12), няньки(13) и горничные. Дети спали на высоко взбитых перинах. Перины эти никогда не сушились и не проветривались. Зимой по месецам детей не выводили на улицу, никто не имел понятия о том, что свежий воздух необходим для здоровья.
В то время существовало поверье(14), что чёрные тараканы приносят счастье и скорое замужество, поэтому помещицы, у которых были дочери-невесты, нарочно разводили их: за нижний плИнтус (15) стены клали крошки сахара, хлеба. В таких домах тараканы по ночам, как камешки, падали со стен на спящих детей; в изобилии водились здесь и клопы и блохи.
Благодаря моему отцу, горячо любившему детей, наше положение в доме не было таким печальным. Наша семья была культурнее других помещичьих семейств в нашей местности. Правда, матушка не прочь была дать подзатыльника, толкнуть в спину и дёрнуть за волосёнки, но комнаты, в которых мы жили, содержались всегда в чистоте и в порядке. Во всём же остальном нам тоже жилось не сладко.
С тех пор как мы обнищали, матушка во всём наводила жёсткую экономию. По вечерам мы «сумЕрничали», то есть не зажигали огня, пока не наступала полная темнота.
Хотя свечей не покупали, а приготовляли их из сала домашних животных, но даже к свечам относились у нас бережливо.
По вечерам во всём нашем доме горели две свечи: одна в столовой на столе. За которым сидели мы все с матушкой и няней, другая – в девичьей.
Однако для нас, детей, самым чувстительным было не это. С особым сожалением говорили мы о сладком, которого теперь нам совсем не давали. Конечно, такие разговоры мы вели только тогда, когда матушки не было в комнате.
- Отчего у нас не делают теперь ни взбитых сливок, ни бисквИтов(16)? – спрашивали мы няню. – Ведь сливки и яйца у нас свои, а не покупные.
- А оттого, - говорила няня, - что нам с сахаром и крупчаткой экономить надо, да и некогда нам теперь с этим хороводиться. И не докучайте вы этим мамашеньке… Ради Христа, не раздражайте её…
Всё же нам кое-что иногда перепадало.
Бывало это так. Из мёда и пАтоки(17) у нас заготовляли на зиму варенье, из местных ягод делали сиропы, но часть заготовок, особенно из пАтоки, часто портилась. Каждый горшок испорченного варенья или маринада няня показывала матушке. ОтвЕдав(18) того или другого, матушка тяжело вздыхала и говорила что-нибудь в таком роде:
- Какое несчастье! Действительно никуда не годится. Что же, давай детям. И, чтобы растянуть наше удовольствие, а не потому, что мы могли заболеть от испорченной пищи, она наказывала давать нам по маленькому блюдечку. И вот по целым неделям и месяцам мы ежедневно ели пАточное и медовое варенье, прокисшее так сильно, что от него по комнате шёл запах кислятины.
То же самое было со всеми другими домашними заготовлениями: всё, что покрывалось плесенью, отдавали крепостнЫм(19), менее испорченное получали мы, дети. Радуясь этим неудачам в хозяйстве, мы, однако, непрочь были полакомиться чем-нибудь получше, особенно тем, что от нас тщательно пряталось.
С большим нетерпением ожидали мы времени, когда у нас вырЕзывали соты(20) из пчелиных ульев. Это происходило в жаркие летние дни. Мы все выбегали тогда на крыльцо. Отсюда видно было, как наш садовник, старый Мирон, шёл к пчелиным ульям. По этому случаю он был в специальном наряде.. На голове у него было надето что-то вроде грубой маски из кожи с дырками, вырезанными для глаз и рта, а на руках были длинные неуклЮжие(21) перчатки. Он держал чистенький деревянный лоток(22), на котором лежали ложка, нож и лопаточка. С крыльца мы наблюдали, как отбиваясь от пчёл, Мирон ловко и быстро справлялся со своим делом! Пчёлы рОем(23) кружились вокруг него, но перчатки и маска хорошо защищали, и Мирон никогда не бывал покусан.
Когда вырезанные сОты проносили в столовую, матушка с няней укладывали их в особые горшки. Внизу такого горшка сбоку была просверлена дырочка, которую затыкали деревянной втУлкой(24). Соты клали в горшок и ставили на высокую табуретку, а к этой табуретке подставляли другую, пониже, с обыкновенным пустым горшком без дырки. Затем из верхнего горшка вынимали втУлку, и чистый мёд стекал вниз, во второй горшок. Эта операция происходила в праздники, то есть тогда, когда матушка бывала дома. Когда же она ухлдила, столовая сейчас же закрывалась на ключ.
Однако нас это нисколько не смущАло(25). Подкараулив(26), когда матушка уходила из дому, наш кадЕт(27)( так называли мы Андрюшу, учившегося в корпусе и проводившего у нас только летние каникулы) открывал из палисАдника(28) окно столовой и без труда влезал через него в запертую комнату. Остальные, затаив дыхание, следили за каждым его движением. Убедившись, что ниоткуда не грозит опасность, Андрюша подавал нам знак, и мы один за другим быстро оказывались в закрытой столовой. Меня, как самую маленькую, поднимали дружно на руках. Мы сразу же бросались к горшкам и подставляли под текущий мёд свои ладони. Облизав руки, мы снова и снова совали их под сладкую струю.
Не найдя нас в саду и не слыша в комнатах наших голосов, няня догадывалась о нашей проделке. Боясь, как бы об этом не узнала матушка, она подбегала к окну и звала нас испуганным шёпотом: «Мамашенька идёт… Вот ужо всё ей расскажу». Мы в ужасе выскакивали из окна. Няни, конечно, никто из нас не боялся. Но матушка внушала страх всем. Убедившись, что матушки не видно, мы сразу успокаивались. Няня же вся тряслась от страха за нас.
- Экий ты озорнИк(29), Андрюша, - накидывалась она на брата, - перекрещусь, когда в корпус уедешь! Хорошему сестёр-братьев обучаешь… Что если кто из прислуги увидит и матушке донесёт?
…Матушка вставала с рассветом и сейчас же уходила из дому на поля. Мы с ней встречались только за обедом.
Друг за другом подходили мы целовать ей руку. При этом она торопливо здоровалась с нами и всегда спрашивала одно и тоже:
- Ну, что, здорОва? Нагулялась?
Нередко она задавала вопрос и в дождливый, пасмурный день, когда мы не могли выйти из дому. Но матушка не замечала этого. Не замечала она и того, что мы часто отвечали на эти вопросы молчанием и бросали на неё угрюмые(30) взгляды. Матушка вся ушла в новое для неё дело. Хозяйство заслонило все другие заботы, и она ни о чём другом не успевала думать.
Когда наступало время обеда или ужина, няня выбегала на крыльцо и громко сзывала всех к столу. За стол у нас принято было садиться в строго определённый час. Если кто из нас опаздывал и являлся ко второму или третьему блюду, он ел его вместе с другими, но пропущенных блюд ему уже не подавали.
Впрочем, мы не очень боялись пропустить какое-нибудь блюдо. Когда вставали из-за стола, няня тихонько дёргала опоздавшего, и тот сразу отправлялся за ней в кладовую или боковушку. Тут нередко после ягод с молоком мы ели холодные щи или борщ. Опоздавший получал в прибавку пару яиц и кусок ветчины, потому что няня всегда боялась, как бы кто-нибудь из нас не остался голодным. Чаще всего опоздавшими оказывались мои братья.
…Если мои братья не сидели никогда дома, то мы, девочки, почти не выходили из него. Я ни на шаг не отставала от няни. Старшая сестра Нюта постоянно вышивала оборочки и воротнички, переснимала разные рисунки, составляла узоры для рукоделий, забегАла в кухню постряпать какое-нибудь кушанье или возилась в саду и палисаднике, сажая цветы, окапывая кусты. Сестра Саша, не поднимая головы, сидела за книгами.
Пояснения
1 – флигель - отдельный дом во дворе усадьбы для прислуги и гостей.
2 – гувернАнтка – воспитательница детей (бонна), чаще из иностранок. 3 – докучАть – надоедать.
4 – розги - тонкие, гибкие прутья для наказаний.
5 – гОрничная – работница по уборке комнат.
6 – лакЕй – слуга.
7 – кУчер – человек, управляющий лошадьми на выезде.
8 – брюква – овощ с крупным сладким корнем.
9 – рЕпа – слащавый овощ с меньшим, чем у брюквы съедобным корнем.
10 – невзрАчная – непривлекательная, некрасивая.
11 – хлам – ненужные, бесполезные вещи.
12 – мамка – кормилица ребёнка хозяев, воспитательница и слуга.
13 – няня – женщина по уходу за детьми хозяев.
14 – повЕрье – суеверное убеждение, вера в легенду, в предание.
15 – плИнтус – планка, закрывающая щель между полом и стеною.
16 – бисквИты – сдобное печенье.
17 – пАтока – густо, сладкое вещество, получаемое хозяйками из крахмала.
18 – ОтвЕдать – попробовать, узнать.
19 - крепостнЫе – личные, собственные крестьяне помещика до 1861 года.
20 – сОты – шестиугольные ячЕйки, углубления из воска, которые делают пчёлы для сбора мёда и кладки яиц.
21 – неуклЮжие перчатки – неудобные, не гибкие.
22 – лотОк – деревянный жёлоб для стОка мёда.
23 – рой – многочисленная семья пчёл с маткой (главной пчелой) во главе.
24 – втУлка – здесь имеется ввиду пробка.
25 – «нас…не смущало» - здесь означает: не останавливало.
26 – подкараулить – подстеречь, выследить.
27 – кадЕт – воспитанник военно-учебного заведения, кадетского корпуса. Поэтому няня и говорит так: «Когда уедешь в КОРПУС – перекрещусь».
28 – палисАдник – небольшой огороженный садик перед домом с клумбами и кустами.
29 – озорнИк – шалун.
30 – «»грюмые взгляды» - мрачные, неприветливые.
Прочитав главу «По-новому», вы, ребята, поняли, что эта семья дворян «беднее» семьи, в которой растёт Тёма. Сравните эти семьи и ответьте на вопросы:
1. Что общего в этих дворянских семьях?
2. Чем отличаются друг от друга эти семьи?
3. Кто из героев (мальчиков или девочек) вам понравился? Почему? За что?
4. Что нового для себя вы узнали, прочитав эти два отрывка?
День девятый
…Так уж случилось, что у папы было много дел, и он не мог беседовать с детьми до конца недели. Не то, чтобы он не разговаривал с детьми по вечерам, а просто не было времени на длительную беседу или рассказ. Папа писал, делал выписки из книг, что-то просматривал и читал – был занят.
За ужином, перед сном ребятам удавалось задать один-два вопроса, и, самое главное, удавалось получить ответ.
- А почему папа Тёмы так больно бил Тёму?
Потому что был жесток. Потому что и его так воспитывали: наказывали, били. А кроме того, Танечка, вспомни, что написано было в «Домострое»: «…страхом спасать…, разобравшись, поколотить; казня его тело, душу его избавляешь от смерти; наказывай детей в юности – упокОят тебя в старости твоей». И церковь учила держать детей в страхе божьем. В страхе! Слушать старших; а кто старший в семействе? Отец! Отец ребёнку – и царь и бог.
- А почему у дворян были няни? – спрашивал Серёжа.
- Чем богаче были дворяне, тем больше их домашняя жизнь была похожа на жизнь бояр: были и няньки, и мамки (кормилицы), и дядьки, и слуги разных назначений. Чем беднее были дворяне, тем меньше слуг. И няни выполняли работу не только ухода за детьми, но и распорядительницы в доме.
Дети прочитали не одну главу из книги Е. Водовозовой, а больше. Серёжа предпочитал читать «Детство Тёмы», а Таня хотела слушать повесть Е. Водовозовой. Ребята ссорились, мама их мирила. Но вопросы папе задавали и Таня и Серёжа.
Наконец-то в пятницу вечер у папы оказался свободным. А впереди ещё два выходных дня! По этому случаю папа купил торт, которому все обрадовались, особенно Таня: её любимый торт.
После ужина папа сказал:
- Я весь ваш – терзайте.
- У меня утюг не греет, - заявила мама.
- Ты нам будешь рассказывать, - высказалась Таня.
- А я погуляю, - сделал свой выбор Серёжа.
- Да ты что! – возмутилась Таня. – Папа будет рассказывать, а ты…
- Пусть идёт, - решила мама. - Подмёрзло, снежок. Пусть шайбу погоняют. А папа будет ремонтировать утюг.
- А я? – обиделась Таня.
- Мне гладить бельё надо. Если папа сможет, то пусть ремонтирует и рассказывает. Не сможет – рассказ после ремонта, - распорядилась мама.
- Сява хор-роший, - решил попугай.
Папа принялся за ремонт.
- Кто дворянам ремонтировал утюги? – спросила Таня.
- Тогда ещё не было электрических утюгов. Были другие: большие, с углями внутри. Сверху была металлическая крышка с деревянной ручкой. Крышку открывали, насыпАли внутрь тлеющих углей, закрывали и угли нагревали утюг. Он раскалялся и им гладили. Это была маленькая ручная печка.
Папа принялся за ремонт утюга.
- Ну, а кто же ремонтировал такие утюги? – не унималась Таня.
- Кто-то из слуг. А может быть – кузнец. Или ещё какой мастеровой человек. Вообще любую чёрную или тяжёлую физическую работу дворяне, хозяева, никогда не делали. Эта работа была для более низкого сословия, работа для «чёрных людей». А себя дворяне называли: «белая кость» или «голубая кровь». Они были избранными, особыми. Они служили царю, а им служили другие люди. Поэтому дворяне и детей своих воспитывали как особых детей.
- А как?
- А вот пример: Сергей Тимофеевич Аксаков, внук Степана Михайловича Багрова, вспоминает. Когда он был маленьким, то ему однажды представилась страшная картина: отец и мать умирают, а его и его братьев и сестёр наказывают. Как? А вот так: одевают в крестьянскую одежду и ссылают на кухню, к дворовым слугам! Ужас! И он говорит, что это было страшно. Или другой пример. Лев Николаевич Толстой в повести о своём детстве пишет о поразившей его однажды мысли. Ехали они в экипаже, то есть в коляске, но не по территории своего поместья. И Толстой обратил внимание, что никто из встречных с ними не здоровается и даже не обращает на них внимания. И он подумал: как же так? Если они на нас не работают, не заботятся о нас, то чем же они занимаются?
- А как он узнал, что эти люди на них не работают?
- Очень просто: если они не приветствуют бар, то, значит, это не их люди. Их работники и мастеровые обязательно поприветствуют своих хозяев. А раз это не их люди, то и не работают на них. Так чем же они занимаются? Раньше он думал, что все люди – это их слуги. Ох, ты! Гаечка упола. Таня, поищи.
Таня нашла гаечку, подала папе.
- Спасибо. Именно потому, что дворяне – особые люди, детей их, даже самых маленьких, слуги называли на «вы».
- Да, я вспомнила! Тёму служанка называет: Артёмий Николаевич.
- Совершенно верно. А няня в повести Е. Водовозовой тоже называет детей на «вы». Семья – «бедная» - а всё равно на «вы». Во многих дворянских семьях во время обеда за спиной своих воспитанников стояли няни и дядьки. Прислуживали. Отец или мать не звали к себе на беседу сына или дочь сами, напрямую, например: «Тёма, зайди ко мне, поговорим», а посылали слуг: «Пошлите ко мне Артемия Николаевича». Или – Татьяну Александровну.
Таня улыбнулась. Папу звали Александром. А Таня, значит, Татьяна Александровна.
- Что-то Серёжи долго нет. – Мама вошла и посмотрела на результат папиных стараний. – Скоро?
- Сейчас, сейчас! Последний болтик. Заигрался, наверное, Серёжа.
- Ругать будешь? – со значением спросила Таня у мамы.
- А что?
- Ничего… А пусть папа его накажет. Как Тёму, - вдруг предложила Таня.
- Татьяна! – изумился папа и уронил последний болтик. –Какая ты, однако, кровожадная!
- Я пошутила, - смутилась Таня.
- Вот так, как Тёму, дворянских детей наказывали крайне редко. Чаще – упрекали, стыдили. Требовали извинений за недостойное дворянина поведение. Иногда лишали сладкого – это для детей было суровым наказанием. А уж если в угол пустой комнаты ставили – считалось совсем плохо. Были и экзотические, редкие наказания.
Таня нашла болтик и папа завернул его.
- Какие? – спросила Таня.
- Брали любого ребёнка из дворни – мальчика – сына кухарки, конюха или прачки и приказывали слуге выпороть его в присутствии барчука. Мальчик плакал, орал, а барчук «мучился», «страдал». Так в назидание ему избивали невинного.
- Дикость какая-то, - сказала мама.
Папа включил утюг.
- Конечно. У многих помещиков были дикие нравы. Получай, - сказал папа маме и выключил утюг.
…Мама выгладила бельё. Серёжа давно вернулся. А Таня, почистив клетку Сявы, поводила урок разговорной речи: «Сява дворянин, Сява однодворец».
После обычных процедур подготовки ко сну мама разрешила Тане и Серёже послушать папу не в детской, как обычно, а в большой комнате. «В гостиной», - сказала мама.
- Перед сном, обычно, няня рассказывала детям сказки, истории всякие или легенды. Я вам – вместо няни, - сказал папа. И хочу вам прочитать главу из повести Льва Николаевича Толстого о няне. Повесть называется «Детство. Отрочество. Юность». Родители дворянских детей запрещали своим чадам играть с детьми крестьян и слуг. Ведь дворянские дети – особые дети. И не дай бог, чтобы у них появились манеры и привычки простолюдинов. И только няни, женщины из простого народа, связывали детей дворян со своим народом, рассказывая барчукам об обычаях, обрядах и поверьях русского народа. Я не помню ни одного известного мне писателя, композитора или художника, кто бы написал что-то нелестное, плохое о своей няне. Пушкин благодарил свою няню Арину Родионовну за то, что она привила ему любовь к сказкам. Аксаков никогда бы не написал свою сказку «Аленький цветочек», если бы подобную сказку не рассказала ему его няня. Няню иногда больше любили, чем родную мать.
Итак, я читаю вам отрывок из повести льва Николаевича Толстого, который называется «Наталья САвишна».
Наталья Савишна
«В половине прошлого столетия по дворам села Хабаровки бегала в затрапЕзном платье босоногая, но весёлая, толстая и краснощёкая девка Наташка. По заслугам и просьбе отца её, кларнетиста Саввы, дед мой взял её вверх – находиться в числе женской прислуги бабушки. Горничная Наташка отличалась в этой должности кротостью нрава и усердием. Когда родилась матушка и понадобилась няня, эту обязанность возложили на Наташку. И на этом новом пОприще она заслужила похвалы и награды за свою деятельность, верность и привязанность к молодой госпоже. Но напудренная голова и чулки с пряжками молодого бойкого официанта Фоки, имевшего по службе частые сношения с Натальей, пленили её грубое, но любящее сердце. Она даже сама решилась идти к дедушке просить позволения выйти за Фоку замуж».
- Пап, пап, - перебила Таня, - а почему служанка должна была спрашивать разрешения, чтобы выйти замуж?
- Потому что она была крепостнАя, - вдруг сказал Серёжа.
- Молодец, Серёга! – удивился папа. – Крепостной человек – мужчина или женщина, мальчик или девочка – были личной собственностью помещика. Как мебель, карета, лошади, собаки. А как вещи могут решать: где им быть и что делать? Помещик мог продать крепостного, обменять на что-либо, не спрашивая его желания. Он мог разлучить с семьёй, женить или выдать замуж за кого угодно. Поэтому Наталья и спрашивала разрешения у своего хозяина-помещика.
- Крепостные крестьяне – рабы? – снова спросила Таня.
- Да, пожалуй, так. Жили, как рабы.
- Сегодня учительница сказала Юрке Куликову: «Ты что в таком затрапЕзном виде в класс явился?» - снова неожиданно заговорил Серёжа. – И Наталья, когда была девчонкой, бегала в затрапЕзном платье. В «затрапЕзном» - значит, в плохом, в грязном?
_ Сегодня это слово имеет именно такое значение: неряшливый, неаккуратный. А во второй половине XVIII века «затрапЕзной» называли дешёвую хлопчатобумажную ткань, выпускаемую на фабрике московского купца Затрапезникова. Чаще всего из этой ткани шили себе платья люди бедные, простолюдины.
- Читай дальше, - попросил отца Серёжа.
- Хорошо. Пошла, значит, Наталья просить разрешения у барина.
«Дедушка принял её желание за неблагодарность, прогневался и сослал бедную Наталью за наказание на скотный двор в степную деревню».
- Надо полагать, - пояснил папа, - что барин сослал Наталью в своё поместье ухаживать за скотом. То есть: из города – в деревню.
«Через шесть месяцев, однако, так как никто не мог заменить Наталью, она была возвращено в двор (то есть – в городской барский дом) и в прежнюю должность. Возвратившись в затрапЕзке из изгнания, она явилась к дедушке, упала ему в ноги и просила возвратить ей милость, ласку и забыть ту дурь, которая на неё нашла было и которая, она клялась, уже больше не возвратится. И действительно, она сдержала своё слово.
С тех пор Наташка сделалась Натальей Савишной и надела чепец: весь запас любви, который в ней хранился она перенесла на барышню свою».
- ЧепЕц – понятно, что такое? – спросил папа.
- Шапочка такая, - быстро ответила Таня.
- Верно. Но здесь важно другое. На Руси девушки ходили без головного убора. Волосы были открытыми, заплетенными в одну косу. Замужней же женщине простоволОсой, то есть с непокрытой головой, ходить было позорно. И если Наталья надела чепЕц, то это означало, что она теперь замУжняя женщина и никаких попыток выйти замуж делать не будет. То есть: за Фоку замуж, или за кого-либо другого, она уже не пойдёт.
«Когда подле матушки заменила её гувернантка, она получила ключи от кладовой, и ей на руки сданы были бельё и вся провизия. Новые обязанности эти она исполняла с прежним усердием и любовью. Она вся жила в барском добре, во всём видела трАту, порчу, расхищение и всеми средствами старалась противодействовать.
Когда мамАн (мать) вышла замуж, желая чем-нибудь отблагодарить Наталью Савишну за её двадцатилетние труды и привязанность, она позвала её к себе и, выразив в самых лестных словах всю свою к ней признательность и любовь, вручила ей лист гЕрбовой бумаги, на которой была написана вОльная Наталье Савишне, и сказала, что, несмотря на то, будет ли она или нет продолжать служить в нашем доме, она всегда будет получать ежегодную пенсию в триста рублей».
- Здесь требуется кое-что пояснить, - остановился папа. «Гербовая бумага» - это бумага с изображением государственного гЕрба. Важные документы писались только на гЕрбовой бумаге. И «вольная» - тоже. «Вольная» - это документ, по которому крепостного отпускали на волю. Он из вещи превращался в человека и мог сам распорядиться своей судьбой. Редко кому помещики давали вольную. И Наталья Савишна заслужила эту свободу. Да ещё и пенсию. Триста рублей – это были большие деньги по тем временам. Послушайте, что сделала Наталья Савишна.
«Наталья Савишна молча выслушала всё это, потом, взяв в руки документ, злобно взглянула на него, пробормотала что-то сквозь зубы и выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Не понимая причины такого столь странного поступка, мамАн (мать) немного погодя вошла в комнату Натальи Савишны. Она сидела с заплаканными глазами на сундуке, перебирая пальцами носовой платок, и пристально (в упор, не отводя глаз) смотрела на валявшиеся на полу перед ней клочки изорванной вольной.
- Что с вами, голубушка Наталья Савишна? – спросила мамАн (мать), взяв её за руку.
- Ничего, матушка, - отвечала она, - должно быть я вам чем-то противна, что вы меня со двора гоните… Что ж, я пойду.
Она вырвала свою руку и, едва удерживаясь от слёз, хотела уйти из комнаты. МамАн (мать) удержала её, обняла и они обе расплакались.
С тех пор, как я себя помню, помню я и Наталью Савишну, её любовь и ласки; но теперь только умею ценить их, - тогда же мне и в голову не приходило, какое редкое, чудесное создание была эта старушка. Она не только никогда не говорила, но и не думала, кажется, о себе: вся жижнь её была любовь и самопожертвование (жертвовать собой ради кого-то или чего-то). Я так привык к её бескорыстной (с отсутствием выгоды) нежной любви к нам, что и не воображал, чтобы это могло быть иначе, нисколько не был благодарен ей и никогда не задавал себе вопросов: а что, счастлива ли она? Довольна ли?
Бывало под предлогом необходимой надобности, прибежишь от урока в её комнатку, усядешься и начинаешь мечтать вслух, нисколько не стесняясь её присутствием. Всегда она бывала чем-нибудь занята: или вязала чулок, или рылась в сундуках, которыми была наполнена её комната, или записывала бельё и, слушая всякий вздор, который я говорил, «как, когда я буду генералом, я женюсь на чудесной красавице, куплю себе рыжую лошадь, построю стеклянный дом и выпишу родных Карла Ивановича из Саксонии» и т. д., она приговаривала: Да, мой батюшка, да».
- Карл Иванович, немец, учитель мальчика. Родина Карла Ивановича Саксония, область в Германии. «Выписать родных» - значит, вызвать их из Германии.
«Обыкновенно, когда я вставал и собирался уходить, она отворяла голубой сундук. На крышке которого снутри – как теперь помню – были наклеены крашенное изображение какого-то гусара, картинка с помадной баночки и рисунок Володи (брат Льва Николаевича), - вынимала из этого сундука куренье, зажигала его и, помахивая, говорила:
- Это, батюшка, ещё очАковское курение. Когда ваш покойный дедушка – царство небесное – под тУрку ходили, так оттуда ещё привезли. Вот уже последний кусочек остался, - прибавляла она со вздохом.
- Няня, что – курила? – удивилась Таня.
- Нет, конечно! Она говорит не о табаке. Есть такие вещества, которые при зажигании кУрятся, выделяют ароматный дым.
«В сундуках, которыми была наполнена её комната, было решительно всё. Чтобы не понадобилось, обыкновенно говаривали: «Надо спросить у Натальи Савишны», - и действительно, порывшись немного, она находила требуемый предмет и говаривала: «Вот и хорошо, что припрятала». В сундуках этих были тысячи таких предметов, о которых никто в доме, кроме неё не знал и не заботился.
Один раз я на неё рассердился. Вот как это было. За обедом, наливая себе квасу, я уронил графин и разлил скатерть.
- Позовите-ка Наталью Савишну, чтобы она порадовалась на своего любимчика, - сказала мамАн (мать).
Наталья Савишна вошла и, увидев лужу, которую я сделал, покачала головой; потом мамАн (мать) сказала ей что-то на ухо, и она, погрозившись на меня, вышла.
После обеда я, в самом хорошем расположении духа, припрыгивая, отправился в залу, как вдруг из-за двери выскочила Наталья Савишна с скатертью в руке. Поймала меня и, несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны. Начала тереть меня мокрым по лицу, приговаривая: «Не пачкай скатертей, не пачкай скатертей!» Меня так это обидело, что я разревелся от злости.
«Как! – говорил я сам себе, прохаживаясь по зале и захлёбываясь от слёз. – Наталья Савишна, просто Наталья, говорит мне «ты», и ещё бьёт меня по лицу мокрой скатертью, как дворОвого мальчишку. Нет, это ужасно!»
Когда Наталья Савишна увидала, что я распустила слюни (расплакался), она тотчас же убежала, а я, продолжая прохаживаться, рассуждал о том, как бы оплатить дерзкой Наталье за нанесённое мне оскорбление.
Через несколько минут Наталья Савишна вернулась, робко подошла ко мне и начала увещевать (уговаривать, убеждать):
- Полноте, мой батюшка, не плачьте…простите меня дуру…я виновата…уж вы меня простите, мой голубчик…вот вам. Она вынула из-под платка корнЕт (музыкальный инструмент), сделанный из красной бумаги, в котором были две карамельки и одна винная ягода, и дрожащей рукой подала его мне. У меня не доставало сил взглянуть в лицо доброй старушке; я, отвернувшись, принял подарок, и слёзы потекли ещё обильнее, но уже не от злости, а от любви и стыда».
Папа закрыл книгу.
- В книге писательницы Водовозовой – такая же няня, - сказала Таня.
А Серёжа спросил:
- Триста рублей – это сколько? Ну, что можно было купить на них?
- Я точно не знаю. – Папа задумался. – Где-то я читал, как один маленький чиновник хотел выиграть по лотерейному билету сто рублей. При этом он рассуждал так: «Приду домой и скажу матери и сестре: «Всё, хватит работать: вот вам сто рублей – живите в своё удовольствие». Значит, сто рублей – много. А уж триста… Обед в те времена стоил пятнадцать копеек. Так что считайте.
- А почему мальчик называет свою маму «мамАн», - спросила Таня.
- Не мальчик, а Лев Николаевич.
- Ну, да. Но он же был маленьким.
- Хорошо, хорошо. В дворянских семьях в XIX веке было принято называть отца и мать на французский манер: папА, мамАн – с ударением на втором слоге.
- Он же немецкий учил, - вспомнила Таня. – И учитель у него немец.
- Дворяне знали по нескольку языков. Кстати, сам Лев Николаевич Толстой владел четырьмя или пятью иностранными языками. Языкам их учили гувернёры, затем - в гимназии, в университете. Но общепринятым языком общения был французский.
- А почему они в школу не ходили? Не было школ? – спросила Таня.
Школы в XIX были. Мало, но были: начальные земские школы, частные. Там дети обучались чтению, письму и арифметике. Там обучались дети из народа а так же дети купцов. Дворянским детям учиться в этих школах считалось зазорным. Поэтому дворяне нанимали домашних учителей. Или обучали сами. Как мать Лизы из повести Е. Водовозовой «История одного детства». Вы же читаете эту повесть?
- Да, - сказала Таня. – Только Серёжа не хочет мне её читать. Он читает «Детство Тёмы».
- Давайте сделаем так: Серёжа для себя читает «Детство Тёмы», а для тебя – «Историю одного детства».
- Да?! – Возмутился Серёжа. – Сколько читать! Пусть сама читает!
- Пусть, - согласился папа. – Понемногу, по чуть-чуть, но сама. А мы тоже будем читать тебе, Таня, - решил папа. – Хочешь узнать историю девочки – потрудись, почитай. Давайте ещё немного о дворянах и на сегодня хватит. Дворянских детей принимали в гимназию после начального обучения. Но не всех, а тех, кто сдавал экзамен по чтению, арифметике и чтению и переводу на одном из иностранных языков. После гимназии они поступали в какой-нибудь университет.
- Пап, если у каждого дворянина были крепостные, то, значит, дворян было мало? – неожиданно спросил Серёжа.
- Ай, да Серёжа! Ай, да молодец! В России в середине XIX века было примерно 65 – 68 миллионов человек. В два раза меньше, чем сейчас в России. А дворян было двести пятьдесят тысяч: от престарелых бабушек-дворянок до младенцев-дворян – всех. Один дворянин примерно на 270 жителей России. Дворянство было привилегирОванным, особым сословием в России. Им были открыты все двери: в гимназии, лицеи, университеты. В то время, как детей крестьян, рабочих и ремесленников туда не принимали. За редким исключением.
Всё, друзья, на сегодня. А теперь – спать.
1. Ребята, что нового для себя вы узнали о жизни дворянских детей?
2. Почему дворянским детям запрещалось играть и общаться с детьми
дворОвыми и крестьянскими?
3. Как вы поняли: в чём особенность дворянских детей?
4. Почему дворянские дети любили своих нянь?
5. Семья, которой служила Наталья Савишна, была «богатой» дворянской
Семьёй, или «бедной»? Как вы это определили?
О том, что дворянские дети учились в гимназиях, вы узнали из рассказа папы. А о порядках в гимназии вы узнаете, если прочтёте ещё один отрывок из повести Н.Г. Гарина-Михайловского «Детство ТёмЫ».
В гимназии
Когда Тёма появился первый раз в классе, занятия были уже в полном разгаре.
Тёму проводили из дому с большим почётом. Приехавший батюшка (священник) отслужил молебен. Мать торжественно перекрестила его с надлежащими наставлениями новеньким образкОм (маленькая икона), который и повесили уму на шею. Он перецеловался со всеми, как будто уезжал на несколько лет. Серёжику он обещал принести из гимназии лошадку. Мать, стоя на крыльце, последний раз перекрестила отъезжавших отца и сына. Отец сам вёз Тему, чтобы сдать его с рук на руки гимназическому начальству. На кОзлах (место для извозчика) сидел Еремей, больше, чем когда-либо торжесивенный. Сам ГнедкО(кличка лошади) вёз Тёму. В воротах стоял Иоська и сиротливо улыбался своему товарищу. Из наёмного(1) двора высыпала вся ватАга(2) ребятишек, с разинутыми ртами провожавшая своего члена ватАги. В открытие ворота мелькнул наёмный двор, всевозможные кучи, вросшие в землю избушки, чуть блеснула стена старого кладбища. Вспомнилось прошлое, мелькнуло сознание, что всё это уже назади, как ножом отрезано… Что-то сжало горло Тёмы, но он покосился на отца и удержался. ДорОгой отец говорил Тёме о том, что ждёт его в гимназии, о товариществе, как в его время преследовали Ябед(3) – накрывали шинелями и били.
Тёма слушал знакомые рассказы и чувствовал, что он будет надёжным хранителем товарищеской чести. В его голове рисовались целые картины геройских подвигов.
У дверей класса Тёма поцеловался последний раз с отцом и остался один. Сердце его немного дрогнуло при виде большого класса, набитого массой детских фигур. Одни на него смотрели с любопытством, другие насмешливо, но все равнодушно и безучастно; их было слишком много, чтобы интересоваться Тёмой.
Вошёл Иван Иванович, высокий чёрный надзиратель, совсем молодой ещё, конфУзливый(4) и крикнул:
- Господа, есть ещё место?
На каждой скамейке сидело по четыре человека. Свободное место оказалось на последней скамейке.
- Ну, вот и садись, - проговорил Иван Иванович и, постояв ещё мгновение, вышел из класса.
Тёма пошёл, скрепя сердце, на последнюю скамейку. Из рассказов отца он знал, что там сидят самые лентяи, но делать было нечего.
- Сюда! – строго скомандовал высокий, плотный, краснощёкий мальчик лет четырнадцати.
Тёму поразил этот верзила, составлявший контраст со всеми остальными ребятишками.
- Полезай! – скомандовал Вахнов и довольно бесцеремОнно (5) толкнул Тёму между собой и маленьким чёрным гимназистом, точно шапкой покрытым мохнатыми нечесаными волосами.
Из-под этих волос на Тёму сверкнула пара косых чёрных глаз и снова куда-то скрылась.
Несколько человек бесцеремонно подошли к соседним скамьям и смотрели на кофузившегося, не знавшего куда девать свои руки и ноги Тёму. Из них особенно впился в Тёму белобрысый(6) некрасивый гимназист Корнев, с заплывшими небольшими глазами, как-то в упор, пренебрежИтельно(7) и недружелюбно осматривая егшо. Вахнов, облокотившись локтем на скамейку, подперев щеку рукой, тоже осматривал Тёму сбоку с каким-то бессмысленным любопытством.
- Как твоя фамилия? – спросил он наконец у Тёмы.
- Карташёв.
- Как? Рубль нашёл? – переспросил Вахнов.
- Очень остроумно! – едко проговорил белобрысый гимназист и, пренебрежительно отвернувшись, пошёл на своё место.
- Это – сволочь! – шепнул Вахнов на ухо Тёме.
- Ябеда? – спросил тоже на ухо Тёма.
Вахнов кивнул головой.
- Его били под шинелями? – спросил опять Тёма.
- Нет ещё, тебя дожидались, - как-то загадочно проговорил Вахнов.
Тёма посмотрел на Вахнова.
Вахнов молча, сосредоточенно поднял вверх палец.
Вошёл учитель географии, жёлтый, расстроенный. Он как-то устало, небрежно сел и раздражённо начал перекличку. Он то и дело харкал и плевался вовсе стороны. Когда дошло до фамилии Карташёва, Тёма, по примеру других, сказал:
- Есть.
Учитель остановился, подумал и спросил:
- Где?
- Встань! - Толкнул его Вахнов. Тёма встал.
- Где вы там? – лерегнулся учитель и чуть не крикнул: - Да подите сюда! Прячется где-то…ищи его.
Тёма выбрался, получив от Вахнова пинка, и стал перед учителем.
Учитель смерил глазами Тёму и сказал:
- Вы что же? Ничего не знаете из пройденного?
- Я был болен, - ответил Тёма.
- Что же мне-то прикажите делать? С вами отдельно начинать сначала, а остальные пусть ждут?
Тёма ничего не ответил. Учитель раздражённо проговорил:
- Ну, так вот что, как вам угодно: если через неделю вы не будете знать всего пройденного, я вам начну ставить единицы до тех пор, пока вы не нагоните. Понятно?
- Понятно, - ответил Тёма.
- Ну, и ступайте.
- Ничего, - шептал успокоительно Вахнов. – Уже без того не обойдётся, всё равно, чтобы не застрять на второй год. Ты знаешь, сколько я лет уже высидел?
- Нет.
- Угадай!
- Больше двух лет, кажется, нельзя.
- Три. Это только для меня, потому что я сын севастопольского героя.
Следующий урок был рисование. Тёме дали карандаш и бумагу.
Тёма начал выводить с модели какой-то нос, но у него не было никаких способностей к рисованию. Выходило что-то совсем несообрАзное(8).
- Ты совсем не умеешь рисовать? – спросил Вахнов.
- Не умею, - ответил Тёма.
- Сотри! Я тебе нарисую.
Тёма стёр. Вахнов в несколько штрихов красиво нарисовал ему большой, выпуклый, с шишкой нос.
- Разве он похож на этот нос? – спросил огорчённо Тёма, сравнивая его с моделью рИмского(9) носа.
- Ну, вот глупости, ты можешь рисовать всякий, какой захочешь… Лишь бы был нос, Ну, скажешь, что у дяди твоего такой нос…вот и всё. Это всё глупости, а вот хочешь, я покажу тебе фокус, только крепче держи. Вахнов сунул в руку Тёме какой-то продолговатый предмет.
- Крепко держи!
- Ты что-нибудь сделаешь?
- Ну вот… только держи…крепче! – И Вахнов с силой дёрнул шнурок.
В то же мгновение Тёма с пронзительным криком, уколотый двумя высунувшимися иголками, хватил со всего размаха Вахнова по лицу.
Учитель встал со своего места и пошёл к Тёме.
Только выдай, сегодня же отделаем под шинелями, - прошептал Вахнов.
Учитель, с каким-то болезненным, прозрачным лицом, с длинными бакенбардами(10), с стеклянными глазами, подошёл и уставился на Тёму.
- Как фамилия?
- Карташёв.
- Встаньте!
Тёма встал.
- Вы что ж, в кабак сюда пришли?
Тёма молчал.
- Ваше рисование?
Тёма протянул свой нос.
- Это что же такое?
- Это моего дяди нос, - отвечал Тёма.
- Вашего дяди? – загадочно переспросил учитель. – Хорошо-с, ступайте из класса!
_ Я больше не буду, прошептал Тёма.
- Хорошо-с, ступайте из класса. – И учитель ушёл на своё место.
- Иди, это ничего, - прошептал Вахнов. – Постоишь до конца урока и придёшь назад. Молодец! Первым товарищем будешь!
Тёма вышел из класса и стал в темноте коридора у самых дверей. Немного погодя в конце коридора показалась фигура в форменном фраке(11). Фигура быстро подвигалась к Тёме.
- Вы зачем здесь? – наклоняясь к Тёме, спросил как-то неопределённо мягко господин.
Тёма увидел перед собой чёрное, с козлиной бородой лицо, большие чёрные глаза с массой тонких синих жилок вокруг них.
- Я…Учитель сказал постоять мне здесь.
- Вы шалили?
- Не…нет.
- Ваша фамилия?
- Карташёв.
- Вы маленький негодяй однако! – проговорил господин, совсем близко приближая своё лицо, таким голосом, что Тёме показалось, будто господин этот оскалил зубы. Тёма задрожал от страха. Его охватило такое же чувство ужаса, как в сарае, когда он остался с глазу на глаз с Абрумкой.
- За что Карташёв выслан из класса? – спросил он, распахнув дверь.
При появлении господина весь класс шумно встал и вытянулся в струнку.
- Дерётся, - проговорил учитель. – Я дал ему модель носа, а он вот что нарисовал и говорит, что это нос его дяди.
Светлый класс, масса народу успокоили Тёму. Он понял, что сделался жертвой Вахнова, понял, что необходимо объясниться, но, на своё несчастье, он вспомнил и наставление отца о товарищистве. Ему показалось особенно удобным именно теперь, перед всем классом, заявить, так сказать, себя сразу, и он заговорил взволнованным, но уверенным и убеждённым голосом:
- Я, конечно, никогда не выдам товарищей, но я всё-таки могу сказать, что я ни в чём не виноват, потому что меня очень нехорошо обманули и ска…
- Молчать!! – заревел благим матом(12) господин в форменном фраке. – Негодный мальчишка!
Тёме, не привыкшему к гимназической дисциплине, пришла другая несчастная мысль в голову.
- Позвольте… - заговорил он дрожащим, растерянным голосом, - вы разве смеете на меня так кричать и ругать меня?
- Вон!! – заревел господин во фраке и, схватив за руку Тёму, потащил за собой по коридору.
- Постойте…- упирался сбившийся окончательно с толку Тёма. – Я не хочу с вами идти…Постойте…
Но господин продолжал волочить Тёму. Дотащив его до дежурной, господин обратился к выскочившему надзирателю и проговорил, задыхаясь
от бешенства:
- Везите этого дерзкого сорванца домой и скажите, что он исключён из гимназии.
Пояснения
1 – наёмный двор – двор или часть двора, которая за определённую плату
сдавалась в наём. Наниматели там строили жильё. Отец Тёмы сдавал
часть своего двора в наём, и с детьми с этого наёмного двора Тёма был
знаком.
2 – ватАга – шумная группа, толпа.
3 – Ябеда – доносчик, клеветник.
4 – конфУзливый – человек, который смущается, стесняется.
5 – бесцеремОнно – грубо, нахально.
6 – белобрЫсый – человек со светлыми волосами, бровями и ресницами.
7 – пренебрежИтельно – высокомерно, неуважительно.
8 – несообрАзное – лишенное здравого смысла.
9 – модель римского носа – скульптурное изображение прямого носа.
10 – бакенбАрды – волосы, растущие от висков вниз по щекам.
11 – фрак – двубортная длинная одежда (чаще для мужчин), у которой
передние пОлы, от талии к низу, удалены, отрезаны.
12 – благим матом – очень громко, изо всех сил несдержанно кричать.
Ребята! Давайте не будем ждать с вами, когда папа прочитает или расскажет Тане с Серёжей что-то новое. Попробуем их опередить.
Вы знаете, что дворянским детям запрещалось играть и общаться с дворовыми детьми. Но барчукам иногда было скучно и им хотелось поиграть с дворовыми детьми, послушать их страшные рассказы – пообщаться. И они, барчуки, тайком от родителей и нянь сбегали к дворовым или крестьянским детям поиграть в их игры.
Как это происходило? Вы узнаете, когда прочтёте отрывок из повести Алексея Николаевича Толстого (обратите внимание: не Льва Николаевича Толстого, а - Алексея Николаевича; они не родственники, а однофамильцы). Это тот самый А.Н. Толстой, который написал всем вам известную сказку «Приключения Буратино».
Но сейчас вам предлагается прочитать отрывок из повести «Детство Никиты». Отрывок называется «У колодца»
У колодца
Посредине двора, у колодца, где снег вокруг был жёлтый, обледенелый и истоптанный, Никита нашёл Мишку Коряшонка. Мишка сидел на краю колодца и макал в воду кончик голИцы – кожаной рукавицы, надетой на руку. Никита спросил, зачем он это делает. Мишка Коряшонок ответил:
- Все кончанские голИцы макают и мы теперь будем макать. Она зажОхнет – страсть ловко драться. Пойдёшь на деревню-то?
- А когда?
- Вот пообедаем и пойдём. Матери ничего не говори.
- Мама отпустила, только не велела драться.
- Как не велела? А если на тебя наскОчат? Знаешь, кто на тебя наскочит, - Стёпка Карнаушкин. Он тебе даст, ты – брык.
- Ну, со Стёпкой-то я справлюсь, - сказал Никита, - я его на один мизинец пущу. – И он показал Мишке палец.
Коряшонок посмотрел, сплюнул и сказал грубым голосом:
- У Стёпки Карнаухина кулак заговОренный. На прошлой неделе он в село , в Утевку, ездил с отцом за солью, за рыбой, там ему кулак заговаривали, лопни глаза – не вру.
Никита задумался, - конечно, лучше бы совсем не ходить на деревню, но Мишка скажет – трус.
- А как же ему кулак заговаривали? – спросил он.
Мишка опять сплюнул.
- Пустое дело. Перво-наперво возьми сажи и руки вымажи и три раза скажи: «Тани-бани, что под нами, под железными столбами?» Вот тебе и всё.
Никита с большим уважением глядел на Коряшонка. На дворе в это время со скрипом отворились ворота, и оттуда плотной серой кучей выбежали овцы,- стучали копытцами, как костяшками, трясли хвостами, роняли орешки. У колодца овечье стадо сгрудилось. Блея и теснясь, овцы лезли к колоде, проламывали мордочками тонкий ледок, пили и кашляли. Баран, грязный и длинношерстный, уставился на Мишку белыми, пегими глазами, топнул ножкой, Мишка сказал ему: «Бездельник» - и баран бросился на него, но Мишка успел перескочить через колоду.
Никита и Мишка побежали по двору, смеясь и дразнясь. Баран погнался за ними, но подумал и заблЕял:
- Сааами безде-е-е-ельники.
- Когда Никиту с чёрного крыльца(2) стали кричать обедать, Мишка Коряшонок сказал:
- Смотри, не обмани, пойдём на деревню-то.
Битва
Никита и Мишка Коряшонок пошли на деревню через сад и пруд короткой дорогой. На пруду, где ветром сдуло снег со льда, Мишка на минутку задержался, вынул перочинный ножик и коробку спичек, присел и, шмыгая носом, стал долбить синий лёд в том месте, где в нём был внутри белый пузырь. Эта штука называлась «кошкой», - со дна пруда поднимались болотные газы и вмерзали в лёд пузырями. Продолбив лёд, Мишка зажёг спичку и поднёс к скважине, «кошка» вспыхнула, и надо льдом поднялся желтоватый бесшумный язык пламени.
- Смотри, никому про это не говори, - сказал Мишка, - мы на той неделе на нижний пруд пойдём кошки поджигать, я там одну знаю – огромАднеющая, целый день будет гореть.
Мальчики побежали по пруду, пробрались через поваленные жёлтые камыши на тот берег, и вошли в деревню.
В эту зиму нанесло большие снегА. Там, где ветер продувал вольно между дворами, снега было немного, но между избами поперёк улицы намело сугробов выше крыш.
Избёнку бобылЯ(3), дурачка Савоськи, завалило совсем, одна труба торчала над снегом. Мишка сказал, что третьего дня(4) Савоську всем миром выкапывали лопатами, а он, дурачок, как его завалило за ночь бураном, затопил печь, сварил пустых щей(5), поел и полез спать на печь. Так его сонного на печке и нашли, разбудили и оттаскали за виски - за глупость.
На деревне было пусто и тихо, из труб кое-где курился дымок. Невысоко, над белой равниной, над занесёнными омётами(6) и крышами, светьило мглистое солнце. Никита и Мишка дошли до избы Артамона Тюрина, страшного мужика, которого боялись все на деревне, - до того был силён и сердит, и в окошечко Никита увидел рыжую, как веник бородищу Артамона, - он сидел у стола и хлебал из деревянной чашки. В другое окошечко, приплюснув к стеклу носы, глядели три конопатых мальчика, Артамоновы сыновья: Сёмка, Лёнька и Артамошка – меньшой.
Мишка, подойдя к избе, свистнкл, Артамон обернулся, жуя большим ртом, погрозил Мишке ложкой. Трое мальчишек исчезли и сечас же появились на крыльце, подпоясывая кушакАми(7) полушубки.
Эх вы, - сказал Мишка, сдвигая шапку на ухо, - эх вы – девчонки…Дома сидите – забоялись.
- Ничего мы не боимся, - ответил один из конопатых, Сёмка.
- Тятька(8) не велит валенки трепать, - сказал Лёнька.
- Давеча(9) я ходил, кричал кончанским, они не обижаются, - сказал Артамошка-меньшой.
Мишка двинул шапку на другое ухо, хмыкнул и проговорил решительно:
- Идём дражнить(10). Мы им покажем.
Конопатые ответили: «Ладно», и все вместе полезли на большой сугроб, лежавший поперёк улицы, - отсюда за Артамоновой избой начинался другой конец деревни.
Никита думал, что на кончАнской стороне кишмЯ кишит мальчишками, но там было пусто и тихо, только две девочки, оьмотанные платками, втащили на сугроб салазки, сели в них, протянув перед собой ноги в валенках, ухватились за верёвку, завизжали и покатились через улицу мимо амбАрушки(11) и – дальше по крутому берегу на речной лёд.
Мишка, а за ним конопатые мальчики и Никита стали кричать с сугроба:
- Эй, кончАнские!
- Вот мы вас!
- Попрятались, боятся!
- Выходите, мы вас побьём!
- Выходите на одну руку, эй, кончАнские! – кричал Мишка, хлопая рукавицами.
На той стороне, на сугробе, появилось четверо кончАнских. Похлопывая, поглаживая рукавицами по бокам, поправляя шапки, они тоже начали кричать:
- Очень вас боимся!
- Сейчас испугались!
- Лягушки, лягушата, ква-ква!
С этой стороны на сугроб влезли товарищи – Алёшка, нил, Ванька Чёрные Уши, Петрушка – бобылёв племянник и ещё совсем маленький мальчик с большим животом, закутанный крест-накрест в материнский платок. С той стороны тоже прибыло мальчиков пять-шесть. Они кричали:
- Эй, вы, конопатые, идите сюда, мы вам ототрём веснушки!
- Кузнецы косоглазые, мышь подковали! – кричал с этой стороны Мишка Кряшонок.
- Лягушки, лягушата!
Набралось с обеих сторон до сорока мальчишек. Но начинать не начинали, было боязно. Кидались снегом, показывали носы. С той стороны кричали: «Лягушки, лягушата!», с этой: «Кузнецы косоглазые!». ТО и другое было обидно. Вдруг между кончАнскими появился небольшого роста, широкий курносый мальчик. Растолкал товарищей, с развальцем спустился с сугроба, подбоченился и крикнул:
- Лягушата, выходи, один на один!
Это и был Стёпка Карнаушкин с заговОренным кулаком.
КончАнские кидали кверху шапки, свистели пронзительно. На этой стороне мальчишки притихли. Никита оглянулся. Конопатые стояли насУпясь(12). Алёшка и Ванька Чёрные Уши подались назад, маленький мальчик в мамином платке таращил на Карнаушкина круглые глаза, готовился дать рёву(13), Мищка Коряшонок ворчал, оттягивая кушак под живот:
- Не таких укладывл, тоже – нЕвидаль. Начинать неохота, а то – рассержусь, я ему так дам – шапка на две сажени взовьётся.
Стёпка Карнаушкин, видя, что никто не хочет с ним биться, махнул рукавицей своим:
- Вали, ребята!
И кончАнские с криком и свистом посыпались с сугроба.
Конопатые дрогнули, за ними побежал Мишка, Ванька Чёрные Уши и наконец все мальчики, побежал и Никита. Маленький в платке сел в снег и заревел.
Наши пробежали Артамонов двор и двор Черноухова и взобрались на сугроб. Никита оглянулся. Позади на снегу лежал Алёшка, Нил и пять наших, - кто упал, кто лёг сам со страха, - лежачего бить было нельзя.
Никите стало, - хоть плачь, - обидно и стыдно: струсили, не приняли боя. Он остановился, сжал кулаки и сейчас же увидел бегущего на него Стёпку Карнаушкина, курносого, большеротого, с вихром из-под бараньей шапки.
Никита нагнул голову и, шагнув навстречу, изо всей силы ударил Стёпку в грудь. Стёпка мотнул головой, уронил шапку и сел в снег.
- Эх ты, - сказал он, - будя…
КончАНские сейчас же остановились. Никита пошёл на них и они подалИсь. Перегоняя Никиту, скриком : «Наша берёт!» - всею стеною кинулись на кончАнских наши. КончАнские побежали. Их гнали дворов пять, покуда все они не полегли.
Никита возвращался на свой конец взволнованный, разгорячённый, посматривая, с кем бы ещё схватиться. Его окликнули. За амбАрушкой стоял Стёпка Карнаушкин. Никита подошёл, Стёпка глядел на него исподлобья(14).
- Ты здорово мне дал, - сказал он, - хочешь дружиться?
- Конечно, хочу, - поспешно ответил Никита.
Мальчики, улыбаясь, глядели друг на друга. Стёпка сказал:
- Давай поменяемся.
- Давай.
Никита подумал, чтобы отдать ему самое лучшее, и дал Стёпке перочинный ножик с четырьмя лезвиями. Стёпка сунул его в карман и вытащил оттуда свинчатку – бАбку(15) , налитую свинцом.
- На. Не потеряй, дорого стОит.
Пояснения
1 – «Пойдёшь на деревню-то?» - помещичья, барская усадьба стояла, как правило, отдельно от жилища крестьян, от деревни; поэтому Мишка так и спрашивает Никиту.
2 – чёрное крыльцо – то же самое, что «чёрный ход»: выход не во двор.
3 – бобыль – безземельный крестьянин-бедняк.
4 – третьего дня – позавчера.
5 – пустые щи – без мяса, без рыбы.
6 – кушАк - широкий матерчатый пояс.
7 – омёт – сложенная бльшой кучей солома.
8 – тЯтька – отец.
9 – дАвеча – совсем недавно, только что.
10 – дражнИть – дразнить, злить.
11 – амбАрушко – маленький амбар, строение для зранения зерна, припасов.
12 – насУпясь – нахмурившись и наклонив голову.
13 – дать рёву – громко заплакать.
14 – исподлОбья – из под опущенной головы.
15 – бАбка – кость надкопытного сустава ноги коровы или лошади, применяемая для игры в бАбки.
Ребята! Посмотрите внимательно на то, как говорит Тёма: какие слова употребляет в свое речи, как обращается к собеседнику? И сравните его речь с речью Никиты.
1. Чья речь ближе к простонародной: Тёмы или Никиты?
2. Попробуйте объяснить почему.
День десятый
Зима была полная: и морозы, и снег, и метели. Бывали даже такие морозы, что в младших классах отменяли занятия. Школьники, конечно, этому радовались: гоняли шайбу, катались с горок. Возле тёплого дома мороз был не страшен: в любой момент можно было забежать в квартиру, согреться у батареи отопления или горячим чаем. А если уж никак нельзя было надолго оторваться от игры, то можно было согреться и в подъезде.
Был уже конец декабря. Самые короткие дни и самые долгие ночи в году. Таня и Серёжа долгими зимними вечерами закончили чтение «Детства Тёмы» и «Истории одного детства».
В один из последних выходных дней перед Новым годом, после игр и гуляния во дворе, когда яркое, но холодное зимнее солнце пронизывало всю «гостиную», папа, Таня и Серёжа устроились на диване.
- Хорошо! – сказал папа.
- Хорошо! – сказала Таня, прильнув к отцу.
Серёжа тоже подумал, что «хорошо!», но сдержался и промолчал. Только улыбнулся.
- В камине весело потрескивают дрова…В комнате тепло…Уютно от этого тепла и мороза за окном…- неожиданно проговорил папа.
- Это из книги? – спросил Серёжа.
- Нет. Это я так представляю зимний день в усадьбе какого-нибудь помещика.
И вся троица снова погрузилась в молчание. На подоконнике снаружи грелись воробьи на солнышке, прошуршала шинами машина.
- А что, не все дворяне уезжали на зиму в город? – спросила Таня.
Оставались те, у кого не было дОма в городе. Как у семьи Лизы, например. А иногда помещик из города приезжал, или, как говорили раньше, выезжал на охоту: на зайца, лису. Тогда он какое-то время жил в своём поместьи.
- Пап, ты говорил, что родители запрещали дворянским детям играть с дворовыми детьми, а вот Никите, я читаю сейчас, не запрещали. Почему? – спросил Серёжа.
- Тёма тоже, - вспомнила Таня.
- А вот мальчик из книги Льва Николаевича Толстого – не играл. И даже считал для себя унизительным общение с дворОвыми детьми. И я у вас хочу спросить: почему?
Ребята молчали.
- Да потому, что чем беднее была дворянская семья, тем ближе была она к народу. Многое приходилось делать самим, а не слугам и детей воспитывать о обучать приходилось самим. А богатые дальше были от этих нужд, а, значит, и от народа. Понятно?
- Понятно, - неуверенно сказала Таня.
- Помните наш последний выезд в сад? – спросил папа. Осень, солнце, тихий день… Мы на берегу реки. Вода спокойная, медленная, почти недвижная…
- И охотник! – вспомнила Таня.
- Да, и охотник. Но я хотел сказать о другом. Серёжа бросал камни в воду, помните? И круги были на воде. Чем дальше круги от места падения камня, тем волны ниже и слабее. Так и у дворян: чем богаче они и ближе к столице, тем дальше от широкой полноводной жизни народа. И чем дальше от столицы…
- …тем ближе к народу, - закончил Серёжа.
- Да. Тем больше у них простонародных привычек и обычаев. И речь ближе к народной.
- Но это же несправедливо, что дети простого народа не могли учиться! – вдруг сказала Таня.
- Ну, конечно, несправедливо. Но устройство общества было таким. Бедные должны трудиться, а богатые – учиться. Бедные учились труду, а богатые трудились, обучаясь в гимназиях и университетах. Для бедных труд – это обучение жизни, выживанию: кто ленился и не научился делать хорошо свою работу, тот разорялся и погибал. Для богатых же 6 ученье – труд. Учиться – значит, знать. А знать – значит, быть хозяином. Слова «знаю» и «хозяин» - одного корня. Дворяне и были хозяевами России.
- Но это – мальчики, - возразила Таня. – А девочки?
- А девочек готовили к выгодному замужеств. Их учили и вышивать, и присматривать за домом – быть хозяйкой. Это в бедных дворянских семьях, А в богатых учили вести светские разговоры, обучали светским манерам, иностранным языкам, танцам. Надо сказать, что дворянских детей в гимназиях, лицеях, кадетских корпусах, университетах, академиях, в Смольном институте благородных девиц очень много внимания уделялось воспитанию души, или по-другому – нравственному воспитанию. Благородство, порядочность, милосердие – человеческие качества, которые очень важны в любом человеческом обществе.
- Извините, друзья, но я предлагаю вам потрудиться, - в «гостиной» появилась мама с большой коробкой в руках. – Завтра – послезавтра принесём ёлку, надо перебрать игрушки.
И мама поставила коробку на пол.
- Ура! – прокричала Таня и сползла с дивана.
Серёжа тоже.
…Когда дети закончили перебирать игрушки, папа сказал:
- Есть предложение: я вам немного почитаю, затем вы погуляете, а дальше – по привычному вечернему распорядку. Договорились?
- Возражений нет, - серьёзно сказал Серёжа.
- Только руки вымоем, - добавила Таня.
Дети вместе с отцом снова устроились на диване и папа раскрыл книгу.
Ёлка
(отрывок из повести Алексея Николаевича
Толстого «Детство Никиты»)
«В гостиную втащили большую мёрзлую ёлку. Пахом долго стучал и тесал топором, прилаживая крест. Дерево, наконец, подняли, и оно оказалось так
высоко, что нежно-зелёная верхушечка согнулась под потолком.
От ели веяло холодом, но понемногу слежавшиеся ветви её оттаяли, поднялись, распушились, и по всему дому запахло хвоей. Дети принесли в гостиную вороха цепей и картонки с украшениями, подставили к ёлке стулья и стали её убирать. Но скоро оказалось, что вещей мало. Пришлось опять сесть клеить фунтики, золотить орехи, привязывать к пряникам и крымским яблокам серебряные верёвочки».
- Папа, а что такое «клеить фунтики»? – спросила Таня.
- Вот этого, Танечка, я не знаю. Что-то из бумаги, наверное.
- Игрушка.
- Давай посмотрим в словаре.
Папа достал с полки толстый «Словарь русского языка» и стал искать.
- У, Ф, Х, Ц, Ч… Ага… Фундук, фунт… Фунтик! «Свёрнутый из бумаги пакет в форме воронки». Понятно: цветные фунтики. Как фонарики. Итак!
«За этой работой дети просидели весь вечер, покуда Лиля, опустив голову с измятым бантом на локоть, не заснула у стола.
Настал сочельник».
- Это день накануне Рождества Христова. Раньше Рождество Христово было в день 25 декабря. А 24 декабря – сочельник, день перед Рождеством. Это было по старому стилю. А по новому стилю, как сейчас – 7 января Рождество.
- А что такое «стиль»?
- Это способ летоисчисления. До 1918 года Россия вела летоисчисление по Юлианскому календарю. А с февраля 1918 года Россия стала жить по календарю, по которому живёт весь мир. А называется календарь – Григорианский. По этому календарю то или иное число наступает на тринадцать дней раньше, чем по Юлианскому календарю. Вот сегодня у нас 24 декабря – по новому, Григорианскому календарю, а по старому, Юлианскому – 11 декабря.
- Пап, пап! Сегодня же двадцать четвёртое декабря!
- И что?
- Так если бы мы жили по старому, то сегодня был бы сочельник! – выкрикнула Таня.
- Не по старому, а в XIX веке, - поправил папа.
- Ладно, - согласилась Таня, - читай дальше.
«Настал сочельник. Ёлку убрали, опутали золотой паутиной, повесили цепи и вставили свечи в цветные защИпочки. Когда всё было готово, матушка сказала:
- А теперь, дети, уходите, и до вечера в гостиную не заглядывать.
В этот день обедали поздно и нАспех, - дети ели только сладкое – шарлотку. В доме была суматоха. Мальчики слонялись по дому и ко всем приставали – скоро ли настанет вечер? Даже Аркадий Иванович, надевший чёрный долгополый сюртУк и кОробом стоявшую накрахмаленную рубашку, не знал, что делать, - ходил от окна к окну и посвистывал. Лиля ушла к матери.
Солнце страшно медленно ползло к земле, розовело, застилалось мглистыми облачками, длиннее становилась лиловая тень от колодца на снегу. Наконец матушка велела идти одеваться. Никита нашёл у себя на постели синюю шёлковую рубашку, вышитую ёлочкой по вороту, подолу и рукавам, витой поясок с кистями и бархатные шаровары. Никита оделся и побежал к матушке. Она пригладила ему гребнем волосы на пробор, взяла за плечи, внимательно посмотрела в лицо и подвела к большому красного дерева трюмо. В зеркале Никита увидел нарядного и благонравного мальчика. Неужели это был он?»
Серёжа с улыбкой на лице смотрел куда-то в пространство. Таня, приоткрыв рот, тоже улыбалась. О чём они думали? Что представляли себе? Папа продолжал читать.
«- Ах, Никита, Никита, - проговорила матушка, целуя его в голову, - если бы ты всегда был таким мальчиком.
Никита на цыпочках вышел в коридор и увидел важно идущую ему навстречу девочку в белом. На ней было пышное платье с кисейными юбочками, большой белый бант в волосах, и шесть пышных локонов с боков её лица, тоже сейчас неузнаваемого, спускались на худенькие плечи. Подойдя, Лиля с гримаской оглядела Никиту.
- Ты что думал – это привидение, - сказала она, - чего испугался? – и прошла в кабинет и села там с ногами на диван».
Таня рассмеялась заливисто и звонко. Папа глянул на Таню и улыбнулся.
- Они – тоже на диване! – пояснила Таня.
«Никита тоже вошёл за ней и сел на диван, на другой его конец.. В комнате горела печь, потрескивали дрова, рассыпались угольками. Красноватым мигающим светом были освещены спинки кожаных кресел, угол золотой рамы на стене, голова Пушкина между шкапАми.
Лиля сидела не двигаясь. Было чудесно, когда светом печи освещались её щека и приподнятый носик. Появился Виктор в синем мундире со светлыми пуговицами и с галУнным воротником, таким тесным, что трудно было разговаривать».
- Галуны – это золотая или серебреная нашивка из тесьмы, - пояснил папа.
«Виктор сел в кресло и тоже замолчал. Рядом в гостиной, было слышно, как матушка и Анна Аполлоновна (мать Лили) разворачивали какие-то свёртки, что-то ставили на пол и переговаривались вполголоса. Виктор подкрался было к замочной скважине, но с той стороны щелка была заложена бумажкой.
Затем в коридоре хлопнула на блоке дверь, послышались голоса и много мелких шагов. Это пришли дети из деревни. Надо было бежать к ним, но Никита не мог пошевелиться. В окне на морозных узорах затЕплился голубоватый свет. Лиля проговорила тоненьким голосом:
- Звезда взошла.
И в это время раскрылись двери в кабинет. Дети соскочили с дивана. В гостиной от пола до потолка сияла ёлка множеством, множеством свечей. Она стояла как огненное дерево, переливаясь золотом, искрами, длинными лучами. Свет от неё шёл густой, тёплый, пахнущий хвоей, воском, мандаринами, медовыми пряниками.
Дети стояли неподвижно потрясённые. В гостиной раскрылись другие двери, и, теснясь к стенке, вошли деревенские мальчики и девочки. Все они были без валенок, в шерстяных чулках, в красных, розовых, жёлтых, рубашках, в жёлтых, алых, белых платочках».
- Как игрушки, - сказала Таня.
- А почему – ёлка? – спросил Серёжа. – Ведь не Новый год?
- Раньше ёлку ставили ко дню рождения Христа, то есть к Рождеству. А Новый год начинался через неделю после Рождества.
- Дальше, пап!
«Тогда матушка заиграла на рояле польку. Играя, обернула к ёлке улыбающееся лицо и запела:
« Журавлины дОлги ноги
Не нашли пути, дороги…»
Никита протянул Лиле руку. Она дала ему руку и продолжала глядеть на свечи, в синих глазах её, в каждом глазу горело по ёлочке. Дети стояли не двигаясь.
Аркадий Иванович подбежал к толпе мальчиков и девочек, схватил за руки и галопом помчался с ними вокруг ёлки. Полы его сюртука развевались. Бегая, он прихватил ещё двоих, потом Никиту, Лилю, Виктора, и наконец все дети закружились хороводом вокруг ёлки.
«Уж я золото хороню, хороню,
Уж я сЕребро хороню, хороню», - запели деревенские.
Никита сорвал с ёлки хлопушку и разорвал её, в ней оказался колпак со звездой. Сейчас же захлопали хлопушки, запахло хлопушечным порохом, зашуршали колпаки из папиросной бумаги.
Лиле достался бумажный фартук с карманчиками. Она надела его. Щёки её разгорелись, как яблоки, губы были измазаны шоколадом. Она всё время смеялась, посматривая на огромную куклу, сидящую под ёлкой на корзинке с кукольным приданным.
Там же под ёлками лежали бумажные пакеты с подарками для мальчиков и для девочек, завёрнутые в разноцветные платки. Виктор получил полк солдат с пушками и палатками. Никита – кожаное настоящее седло, уздечку и хлыст.
Матушка опять заиграла на рояле, вокруг ёлки пошёл хоровод с песнями, но свечи уже догорали, и Аркадий Иванович, подпрыгивая, тушил их. Ёлка тускнела. Матушка закрыла рояль и велела всем идти в столовую пить чай.
Но Аркадий Иванович и тут не успокоился, - устроил цепь и сам впереди, а за ним двадцать пять ребятишек, побежали обходом через коридор в столовую.
В прихожей Лиля оторвалась от цепи и остановилась, переводя дыхание и глядя на Никиту смеющимися глазами. Они стояли около вешалки с шубами. Лиля спросила:
- Ты чего смеёшься?
- Это ты смеёшься, - ответил Никита.
- А ты чего на меня смотришь?
Никита покраснел, но пододвинулся ближе и сам не понимая, как это вышло, нагнулся к Лиле и поцеловал её».
Таня издала горлом какой-то странный звук, метнула в Серёжу странный взгляд и спрятала лицо на плече папы.
- Ты чего? – смутился Серёжа.
- А ничего, - ответила Таня, не показывая лица.
Папа посмотрел на Таню, а Таня горячо зашептала ему на ухо:
- У Серёжки в классе тоже есть Лиля, я знаю…
- Ну, и что, - улыбнулся папа.
- А ничего, - сказала со значением Таня.
- Чего она? – недовольно спросил Серёжа.
- А ничего, - рассмеялся папа. – Я продолжаю.
«Она сейчас же ответила скороговоркой:
- Ты хороший мальчик, я тебе этого не говорила, чтобы никто не узнал, но это секрет. – Повернулась и убежала в столовую.
После чая Аркадий Иванович устроил игру в фАнты, но дети устали, наелись и плохо соображали, что нужно делать. Наконец, один совсем маленький мальчик, в рубашке горошком, задремал, свалился со стула и начал громко плакать.
Матушка сказала, что ёлка кончена. Дети пошли в коридор, где вдоль стены лежали их валенки и полушубки. Оделись и вывалились всей гурьбой на мороз.
Никита пошёл провожать детей до плотины. Когда он один возвращался домой, в небе высоко, в радужном бледном круге, горела луна. Деревья на плотине и в саду стояли огромные и белые и, казалось, выросли, вытянулись под лунным светом. Направо уходила в неимоверную морозную мглу белая пустыня. Сбоку Никиты передвигала ногами длинная большеголовая тень.
Никите казалось, что он идёт во сне, в заколдованном царстве. Только в зачарованном царстве бывает так странно и так счастливо на душе».
- Всё! – сказал папа. - У матросов нет вопросов? – И сам себе ответил: - нет! Гулять!
Все потянулись на кухню к матери.
- Мама, мама! Сегодня по старому стилю соч… сочельник, а завтра – Рождество, - выпалила Таня.
- Не по старому стилю, - поправил её Серёжа,- а если бы мы жили в XIX веке.
- Всё равно – праздник, - упрямо заявила Таня. – Правда, Сява?
- Сява – хороший, - отрапортовал попугай и вдруг добавил: - Сява дворянин, Сява дворянин.
Семья на миг онемела. Говорил только Сява:
- Сява дворянин! Сява однодворец!
- Ура! – завопила Таня. – Я научила! Я научила!
Все смеялись. Хвалили Таню и Сяву.
- Молодцы! – утирая слёзы, сказала мама.
- Вот и подарок к Новому году! – еле вымолвил папа. – А гулять? Идёт кто?
Какое там гуляние! Сява был в центре внимания и «раздавал интервью»:
- Сява – дворянин! Сява – однодворец!
…А через три дня начались зимние каникулы.
Ну, вот и всё, ребята, о дворянах и дворянских детях. Я думаю, что вы теперь можете ответить на вопросы: кто такие бояре, а кто – дворяне? Читая книги, обращайте внимание на новые слова и выражения. Помните о том, что русская литература XIX века создана почти одними дворянами. Не спешите закрывать книгу. Прочтите несколько отрывков о зиме. И пусть никто и ничто вам не мешают читать: только вы и книга. И ваше воображение.
«Прекрасна – и особенно в эту зиму – была Батуринская усадьба. Каменные столбы въезда во двор, снежно-сахарный двор, изрезанный по сугробам полозьями, тишина, солнце, в остром морозном воздухе сладкий запах чада из кухонь, что-то уютное, домашнее в следах, пробитых от поварской к дому, от людской…к конюшне и прочим службам, окружающим двор…Тишина и блеск, белизна толстых от снега крыш, по-зимнему низкий, утонувший в снегах, красновато чернеющий голыми сучьями сад, с двух сторон видный за домом, наша заветная столетняя ель, поднимающая свою острую чёрно-зелёную верхушку в синее яркое небо из-за крыши дома, из-за крутого ската, подобно снежной горной вершине, между двумя спокойно и высоко дымящимися трубами…»
Иван Алексеевич Бунин «Жизнь Арсеньева»
«Рождество…
Чудится в этом слове крепкий, морозный воздух, льдистая чистота и снежность. Самое слово это видится мне голубоватым. Даже в церковной песне –
Христос рождается – славите!
Христос с небес – срящите! –
Слышится хруст морозный.
Синеватый рассвет белеет. Снежное крУжево деревьев легко. Как воздух. Плавает гул церковный, и в этом морозном гуле шаром всплывает солнце. Пламенное оно, густое, больше обыкновенного: солнце на Рождество. Выплывает огнём за садом. Сад – в глубоком снегу, светлеет, голубеет. Вот побежало по верхушкам; иней зарозовел; розово зачернели галочки, проснулись; брызнуло розоватой пылью, берёзы позлатились, и огненно-золотые пятна пали на белый снег!
Вот оно утро Праздника, - Рождество».
Иван Сергеевич Шмелёв «Лето Господне»
С Новым годом вас, ребята! С Рождеством Христовым! Весёлых и здоровых каникул вам! Читайте больше. Спрашивайте чаще и больше. Донимайте взрослых вопросами чаще и больше. Пусть на все ваши «почему?» у вас будут ответы.
Через две недели мы с вами встретимся.
До свидания!
Книги для чтения на каникулах
1. И. А. Бунин «Антоновские яблоки», любое издание.
2. И. А. Бунин «Жизнь Арсеньева», любое издание.
3. С. Т. Аксаков «Детские годы Багрова-внука», глава «Пребывание Багрова
без отца и матери», любое издание.
4. Е.Н. Водовозова «История одного детства», С-Петербург, издательство
«Веско», 1992год.
5. Л. А. Чарская «Записки маленькой гимназистки», М. изд. «Дом»,1991 год.
6. Н. Г. Гарин-Михайловский «Детство Тёмы», любое издание.
7. А. Н. Толстой «Детство Никиты», любое издание.
8. Л.Н. Толстой «Детство. Отрочество. Юность», любое издание.
9. М.М. Пришвин «Охотничьи рассказы», любое издание.
Книги для родителей
1. В. О. Ключевский «Сочинения в 9 томах», т. 6, «Специальные курсы» -
«История сословий России, лекции 1 - 22, любое издание.
2. Е. А. Анисимов «Время петровских реформ», Лениздат, 1989 год, гл.
«Произведение подданного всероссийского народа».
3. А. П. Керн «Воспоминания. Дневники. Переписка», гл. «Из воспоминаний
о моём детстве», М. изд. «Правда», 1989 год.
4. М. А. Гордин «Владислав Озеров», ч.1 «Дворянское воспитание»,
изд. «Искусство», 1991 год.
5. В. О. Михневич «Русская женщина XVIII столетия». М. «Панорама» 1990 г.
6. А. П.Башуцкий «Няня», в книге «Русский очерк, 40 – 50 годы XIX века»,
М. изд. «Московский университет», 1986 год.
3. Крестьянские дети
День одиннадцатый
Однажды в студеную зимнюю пору
Я из лесу вышел; был сильный мороз.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Лошадка, везущая хворосту воз.
И шествуя важно, в спокойствии чинном,
Лошадку ведёт под уздцы мужичок
В больших сапогах, в полушубке овчинном,
В больших рукавицах… а сам с ноготок!
«Здорово, парнище!» - Ступай себе мимо! –
«Уж больно ты грозен, как я погляжу!
Откуда дровишки?» - Из лесу, вестимо!
Отец, слышишь, рубит, а я отвожу.
(В лесу раздавался топор дровосека.)
«А что, у отца-то большая семья?»
- Семья-то большая, да два человека
Всего мужиков-то: отец мой, да я… -
«Так вон оно что! А как звать тебя?» - «Власом. –
«А кой тебе годик?» - Шестой миновал…
Ну, мёртвая! – крикнул малюточка басом,
Рванул под уздцы и быстрей зашагал.
Н. А. Некрасов
Ах, как быстро проходят каникулы! Как недолги праздники! Вот и Новый год прошёл с ёлкой и карнавалом возле неё, где Таня была «дворянкой», в пышном длинном розовом платье, в чепчике, в длинных перчатках (почти по локоть!) с веером в руке. «Это было здорово!» - говорил Серёжа, но сам «дворянином» не захотел быть.
Прошло Рождество Христово. Рождество Таня и Серёжа встречали на селе, у бабушки, к которой поехали сразу после Нового года, на все каникулы. Как было интересно в деревне! Дети другими глазами смотрели на сельскую жизнь. Таня всё допытывалась у бабушки: «Где здесь усадьба помещика? А кто сейчас барин?» Бабушка отвечала, как могла: показывала коттедж бывшего директора совхоза и говорила: «Да вот они, все здесь». Серёжа разъяснял Тане её наивные вопросы и незло смеялся над нею.
В канун Рождества, в сочельник, бабушка сказала, что раньше в этот день до появления вечерней звезды не ели. И Таня решила, что она тоже не будет есть до вечерней звезды; и сначала весело, а потом уже и с грустью ждала вечера: когда же появится эта звезда? И откуда? Наверное, оттуда, откуда появляется солнце? Бабушка пожалела Таню и накормила её до восхода звезды. А Серёжа выдержал, и ел вместе со всеми кутьЮ: сладкую рисовую кашу с изюмом.
А вечером на селе начались колЯдки: по селу ходили рЯженые, одетые в вывернутые наизнанку шубы парни и девчата с разрисованными лицами; они гремели сковородами и пустыми кастрюлями, пели и плясали и говорили стихами. А потом требовали «пирожок или каши горшок». Дедушка налил парням по рюмке вина, а бабушка угостила всех шанежками. Было очень интересно! Как в Новый год.
Бабушка рассказывала внукам о колЯдках, об обычаях деревенских жителей, и Тане с Серёжей было интересно слушать об этом.
Днём ребята катались на санках с горок или устраивали гонки по льду замёрзшей реки.
Но всему приходит конец: кончились и каникулы. Папа вёз ребят домой и они наперебой делились своими впечатлениями. Дома Таня и Серёжа обнялись и расцеловались с мамой, а Сява поприветствовал ребят в своём новом звании: «Сява – двор-рянин! Сява – хор-роший!» Нескромно, конечно с его стороны, но что взять с попугая: попугай, он и есть попугай, даже если волнистый и зелёный.
…После праздничного ужина («В честь приезда детей», - объяснила мама), во время которого ни Серёжа, ни Таня нисколько не соблюдали правил «юности честного зерцала», (взахлёб, наперебой, с полными ртами делились своими впечатлениями); после того, как умиротворённо и уютно все расположились в комнате, Таня, зевнув, сказала отцу:
- Расскажи о крестьянах.
- Ты засыпАешь уже, - улыбнулся папа.
- Нет, я буду слушать.
- А я пойду погуляю, - решил Серёжа.
- Посиди дома, успеешь встретиться с друзьями: завтра ещё день, - разгадала его замысел мама.
- Ну, мам!
- Мы сколько вас не видели? Соскучились. С нами поговорите. Я вам ванну приготовлю, - уговаривала мама. – Шампунь купила, который глаза не ест…
- Папа рассказывай, - закончила спор Таня. – Я уже спать не хочу. – И добавила: - В ванную я пойду первая.
- Ну, и иди! – буркнул Серёжа, поднялся и ушёл в детскую.
Мама – за ним.
- Обиделся, - сказал папа. – Ты уж ему уступи, Тань, а?
- Ладно, ладно, - быстро согласилась Таня. – Ну, пап! Бояре – друзья князя, дворяне – слуги царя. Это понятно.
- Минуточку, красавица! – возразил папа. - Бояре - не всегда друзья князя, они и врагами были не однажды.
- Ладно, ладно, - опять быстро согласилась Таня. – Рабочие – потому что работают, крестьяне потому что… почему? Потому, что крестятся? Крестик носят? Почему? У бабушки есть крестик, - выпалила Таня .
Папа улыбнулся.
- Ох, Танечка! Ну, ладно, слушай.
И в это время в дверях появился Серёжа. Он хитро улыбался и держал руки за спиной.
- В какой руке? – спросил он.
Таня быстро сообразила, что в руках у Серёжи что-то.
- В этой, в правой, - решила Таня и показала на левую руку Серёжи.
Серёжа поднял обе руки вверх: в каждой было по шариковой ручке.
- Дай! – потребовала Таня.
Серёжа отдал ей одну ручку.
- И твою, - потребовала Таня.
Серёжа отдал вторую ручку. Таня сравнила.
- Так они – одинаковые, - разочарованно сказала она.
- Конечно, - сказал Серёжа.
- А зачем разыгрывал?
- Чтоб интересней было.
Таня сползла с дивана, подошла к дверям и крикнула в пространство коридора:
- Спасибо!
Она вернулась на диван, взглянула на ручку, зажала её в кулаке и прислонилась к отцу.
- Кто такие крестьяне? У бабушки крестик – беленький. Маленький такой.
Серёжа тоже уселся на диван и щёлкнул кнопкой авторучки.
- Когда-то, давным-давно, наши предки славяне жили по берегам рек. Рядом были леса, луга и большие безлесые пространства земли – степи. Славяне охотились на зверей, ловили рыбу, занимались скотоводством и выращивали зерно. Зерно называли жИтом. Правда, похоже на слово «жизнь»? Жизнь – жИто.
Папа посмотрел на ребят.
- Жизнь, жИто, - повторила Таня. – Да.
- ЖИто и было главным продовольствием славян. Излишки жИта продавали или обменивали на другие товары.
- Зерно мелют в муку и делают хлеб, - сказал Серёжа.
- Совершенно верно. Булочки на деревьях не растут, - улыбнулся папа.
- Жито – это хлеб, - продолжил свою мудрую мысль Серёжа, - а хлеб – это жизнь.
- Ма – ла – дец! – искренне восхитился папа.
Серёжа покраснел. Он всегда краснел, когда его хвалили.
- Так и бабушка говорила, - зачем-то оправдывался он.
- Когда крошки сметала со стола, - вспомнила Таня.
- В ладошку, - добавил Серёжа.
- Молодцы, - ещё раз сказал папа. – Даже сейчас, по-моему, на колядках говорят: «Дай, бог, жИто, пшеницу и всякую пашницу!».
- А что такое пашнИца?
- Всё, что вырастает на пашне. Поэтому земледельца называли ещё и пАхарем, человеком, который пАшет.
- Земледелец, пахарь, крестьянин, - мудрость Серёжина не иссякала.
- Но почему – «крестьянин»? – не унималась Таня.
- На фрацузском языке слово «крестьянин» произносится как «пейзАн». А вид местности, часть природы, которую человек охватывает взглядом, произносится по-французски как «пейзаж». Знакомое слово?
Дети кивнули головами.
- И слово «пейзан» с французского можно переводить, как «человек природы». И у славян земледелец – тоже человек природы. Но называется «крестьянином».
- Но почему?! – не унималась Таня.
- Я точно не знаю, Танечка. По всей вероятности земледельцев так стали называть после крещения их. Когда они приняли христианскую веру. Веру в Христа, в Иисуса Христа. При принятии христианства людей крестят. Они проходят через обряд крещения и получают крестик.
- Что, и бабушка тоже прошла через…через…
- Прошла, прошла, - рассмеялся папа. – Бабушка у нас крещёная.
- Христос, крещение, крестьянин, - продолжал мудрствовать Серёжа.
Папа и Таня внимательно посмотрели на Серёжу. Серёжа смутился и щёлкнул кнопкой авторучки:
- Что?
- Ну, Серёжа! Ну, молодец! Как точно мыслить стал после каникул. Отдохнул, значит. А что касается крестьян, то так они стали называться на Руси с четырнадцатого века. А крещение Русь приняла аж в 980 году. Вот так. Итак, кто же такой крестьянин? Напрягись, Серёжа!
- Земледелец, который живёт в деревне, - очень просто ответил Серёжа.
- Ванна готова, - появилась мама. – Кто первый?
- Серёжа, - сказала Таня.
- Таня, - сказал Серёжа.
- Иди, Татьяна. Серёжа сегодня просто на высоте, - сказал папа и взъерошил сыну волосы.
…После ванны Таня, розовенькая, с мокрыми волосами, в махровой простыне, появилась в детской на руках мамы.. Мама уложила Таню в кровать, высушила ей феном волосы и красавица потребовала к себе папу.
- Я не буду сегодня укладывать куклу, - сказала она, - я сама укуклилась. Папа расскажи ещё что-нибудь, а я усну.
- О крестьянах?
- О крестьянах.
- Во времена давние, прошлые не было на земле человека важнее крестьянина-земледельца. Он выращивал хлеб для всех: для царя, для бояр, для дворян, для чиновников и купцов – для всех; он и налоги платил за всех. Налоги назывались – пОдати. Ни бояре, ни дворяне, ни чиновники со священниками пОдатей не платили. Только крестьяне пополняли государеву казну. Крестьяне-мужики и на войне были главными солдатами. Вот и получается, что крестьянин был самым важным человеком в государстве. Он кормил и защищал всех остальных. А крестьянина не было бы без земли. Она, земля, всех кормила и поила. Потому и называл крестьянин землю – матушкой: мать-земля. От неё, от земли кормилась вся живность у него во дворе: лошади, коровы, птица всякая. И сам он, выращивая хлеб и овощи, кормился от земли.
Папа посмотрел на Таню.
- Дальше, - сказала Таня, - не открывая глаз.
- Сейчас, - сказал папа, вышел из комнаты и тот час же вернулся с книгой в руках. – Алексей Васильевич Кольцов, поэт, который может быть, лучше других русских поэтов понимал красоту земледельческого труда. Я прочту стихи, которые называются «Песня пахаря». Это вместо колыбельной тебе.
Ну! Тащися, сивка,
Пашней десятинной,
Выбелим железо
О сырую землю.
Красавица зорька
В небе разгорелась,
Из большого леса
Солнышко выходит.
Весело на пашне.
Ну, тащися, сивка!
Я сам-друг с тобою,
Слуга и хозяин.
Весело я лажу
Борону и сОху,
Телегу готовлю,
Зёрна насыпаю.
Весело гляжу я
На гумно и скирды,
Молочу и вею…
Ну! Тащися, сивка!
Пашенку мы рано
С сивкою распашем,
Зёрнышку готовим
Колыбель святую.
Его вспОит, вскОрмит
Мать-земля сырая,
Выйдет в поле травка –
Ну! Тащися, сивка!
Выйдет в поле травка –
Вырастет и колос,
Станет петь, рядиться
В золотые ткани.
Заблестит наш серп здесь,
Зазвенят здесь косы;
Сладок будет отдых
На снопах тяжёлых!
Ну! Тащися, сивка!
Накормлю досыта,
Напою водою,
Водой ключевою.
С тихою молитвой
Я вспашу, посею.
Уроди мне, боже,
Хлеб – моё богатство!
Ребята!
Вот и закончились зимние каникулы у Тани с Серёжей. Первый вечер после каникул они провели с родителями: делились впечатлениями. У них появился интерес к крестьянам.
Ребята, ответьте, пожалуйста, на вопросы:
1. Где провели вы зимние каникулы? Что делали? Чем занимались?
2. Был ли кто из вас за городом? Видели ли вы зимний лес? Что вам нравится
в природе зимой?
3. Кто такие крестьяне? Где живут? Чем занимаются?
4. Есть ли у вас родственники в деревне?
5. Расскажите, чем они занимаются? Какие животные есть у них в
хозяйстве.
День двенадцатый
Следующий день был последним днём каникул. Завтра начинаются занятия в школе. И, конечно, Таня и Серёжа готовятся к этому: собирают тетради, Учебники, писменные принадлежности. Мама гладит детям школьную одежду.
Короток зимний день. Мама отпустила детей погулять: «Идите, поморозьтесь». Дети сходили, «поморозились» и вернулись раскрасневшимися и голодными. Обед ещё не был готов и дети с отцом расположились на своём обычном месте: на диване. Разговор идёт спокойный, торопиться некуда.
- Мы-то с вами в кои веки выберемся на природу: на речку, на озеро или в лес. Я уж не говорю о поле: нам там, вроде бы, и делать нечего. Не только зимой, но и летом. А крестьянин круглый год живёт на природе, вышел за ограду – и вот оно: и лес, и поле, и река. Сейчас крестьянин в магазине может купить себе необходимые вещи. А раньше всё, или почти всё, делал своими руками: и одежду, и обувь. И дом строил своими руками – сам. А земля-кормилица давала ему всё: поле – овощи и хлеб, лес – мясо и мех, луг – корм, пищу для домашних животных.
- Здорово! – сказала Таня. – А нам всё покупать.
Серёжа хмыкнул:
- А крестьянин, что: бесплатно?
- Конечно, - сказала Таня.
- Нет, нет, Танечка, - возразил папа, - за всё надо было платить своим трудом. Ведь не зря появилась пословица: «Без труда – не вынешь рыбку из пруда». Лиса не принесёт охотнику свою шкуру: «На, охотник, тебе на воротник», нет. Лису надо выследить, знать её повадки, привычки. Жито не потечёт в амбар зерном: «На, пахарь, кормись!», нет уж! Поле надо вспахать, зерно посеять, уберечь от непогоды – вырастить, убрать и сохранить. Надо заготовить корма домашним животным: скосить траву, высушить её, собрать и сохранить. И эти все работы делались силами одной семьи. А дома сколько работы: прясть, ткать, плести! У нашей мамы нет таких забот, а она всё равно чем-то постоянно занята. А у неё всё хозяйство – это мы с вами. А вспомните бабушку с дедушкой: много ли они сидят сложа руки?
- Пищу готовит бабушка – людям и животным, - сказал Серёжа. – А дедушка за коровой и поросёнком ухаживает.
- И баню топит, - вспомнила Таня.
- И снег убирает, - добавил Серёжа.
- Вы ещё спите, а дедушка уже встал, принёс дров, затопил печь, греет воду. Для чего? Чтобы корм для домашних животных был тёплым. А бабушка чистит картошку, замесила тесто для шанежек. Бабушка печёт булочки, а дедушка пошёл убирать снег, который нападал ночью. Вон сколько только утренних дел. А у крестьян прошлых веков и зимой было больше дел, чем сегодня у наших бабушек и дедушек. Семьи были большие, по десять-двенадцать человек. Домашних животных тоже было гораздо больше. А это значит, что и пищи для всех нужно было готовить гораздо больше, а, значит, труда и времени на это уходило гораздо больше. А в свободное время нужно было ещё и лапти плести, корзины, лукошки, инвентарь ремонтировать, чтобы он был готов к весне. Да ещё за дровами в лес по снегу ездить. Помните: мужичок с ноготок, Влас?
- Однажды в студеную зимнюю пору, - процитировал Серёжа.
- «Откуда дровишки?» - «Из лесу, вестимо. Отец, слышишь, рубит, а я отвожу», - вспомнил другие строчки папа. – Это была только мужская работа. А сколько ещё женской? Теребить лён и коноплю, готовить их к прядению. Затем прясть пряжу и из конопли, и из льна, и из овечьей шерсти.
- Прясть – это делать нитки?
- Да. Спрясть, смотать в клубки. Из шерстяных ниток связать варежки, носки, свитера. Из льняных ниток нужно ещё соткать холст, из которого можно будет шить и одежду, и бельё; полотенца, скатерти и т. д. И это только часть работы зимой. А летом работы ещё больше.
- Вот, это да! – сказала Таня. – Ужас! («Ужас» - так мама говорит.)
- Вот чем платит крестьянин: своим ежедневным трудом. Круглый год, - закончил папа.
- А почему летом больше работы? – спросил Серёжа. – Вспахал, посеял и жди урожая.
- Нет, нет. Нужно точно по погоде выбрать время вспашки. Иначе не будет хорошего урожая. А для этого нужно из года в год наблюдать за погодой, делать приметы, чтобы не ошибиться со временем вспашки. В сырую почву посеешь – сорняков будет много, в холодную – семена погибнут. А подойдёт время вспашки – вспахать и посеять нужно быстро. А потому работа – от зари до зари, с раннего утра до позднего вечера, да в полную силу. А поле ведь не такое, как у нас садовый участок, а раз в сто больше.
- Ого-го! – опять удивилась Таня. – Как все наши сады?
- Наверное. Пройдёт пора посева – а тут и время траву косить. И много ведь надо её. И снова тяжёлая физическая работа. Потом навоз на поля вывозить, как удобрение. А там и хлеб созрел. И опять – ни сна, ни отдыха: во время убрать и просушить. Перестоит в поле хлеб – зёрна станут в землю падать, пропал урожай. А ты говоришь, посеял и жди.
Папа встал, подошёл к полке с книгами. Поискал глазами и вытащил том Г. И. Успенского «Избранные сочинения».
- Таня, узнай: если обед не готов, то я вам прочту кое-что о крестьянских терзаниях.
- Читай, пап. Мама позовёт, когда будет обед готов, - заметил Серёжа.
- И то верно, - согласился папа. – Глеб Иванович Успенский много писал о крестьянах и о крестьянском труде. Я прочту вам небольшой отрывок. Автор, приезжая в деревню, каждый год останавливался у крестьянина по имени Иван Ермолаевич. И вот однажды автор привозит из столицы барометр, прибор, который указывает на возможные перемены в погоде. Читаю.
«Узнав, что эта медная посуда будет показывать погоду, что стрелка, которая ходит под стеклом, указывает и дождь, и сушь, и ветер, Иван Ермолаевич заинтересовался. Слушая меня он говорил многозначительно: «А-а-а-а… Хорошо… Это ничего… Надыть попытать его.!.. Ничего…» Штука эта, которой он немедленно дал название «календарь», пришлась ему по вкусу., как вещь нужная в хозяйстве. До знакомства с этим календарём Иван Ермолаевич узнавал погоду – вещь для него весьма важную – по множеству собственных наблюдений и примет.
- Что то, - говорил он, например, в ясный летний день, - боюсь я , как бы дождя не было?
- Да почему же, день ведь ясный, ни тучки, ни облачка?
- В ушах что-то шумит… Вот чего я опасаюсь… Как ежели округ ушей в этакой-то день начнёт шуршать, шелестеть – уж это нехорошая примета…
Практиковался им ещё и другой способ, другая система.
- Какой у нас нОнича месяц идёт? – спросит, бывало, Иван Ермолаевич, - актяб?
- Какой октябрь – июль…
- Я их, месяцев-то, не знаю как их прозывать-то… Много ведь их… А вот в котором месяце крещенье, этот месяц как называется?
- Январь.
- Ну, вот видишь, теперь надо смотреть так: январь должен стоять против нонешнего месяца… Какой ноне месяц?»
- Пап, это как: «должен стоять против»? – спросил Серёжа.
Иван Ермолаевич, наверное, рассуждает так: середина зимы – какой месяц? Январь. Середина лета – июль. Зима противоположна лету, противостоит лету. Значит: январь стоит против июля.
- Февраль - против августа, март – против сентября, - подхватил Серёжа.\ - Наверное, так.
- «… Какой ноне месяц?
- Июль, июль, Иван Ермрлаевич!
Ну, январь стоит против июля, вот и надо помнить погоду… которое сегодня число?
Сегодня шестое…
- а крещенье в кое число?
- Тоже шестого».
- Сочельник шестого, - вспомнила Таня, - Колядки. Потом Рождество.
- Таня, ты забыла: летоисчисление, календарь в XIX веке вёлся по старому стилю. Если по старому стилю – шестое января, то по новому какое?
- Двадцать четвёртое декабря, - подумав, сказал Серёжа.
Таня ещё не умела так быстро считать.
- Нет. Чтобы определить число по новому стилю, надо к числу по старому стилю прибавить тринадцать дней… И что получается?
- К шести прибавить тринадцать будет девятнадцать. Девятнадцатое января, - посчитал Серёжа.
- Вот именно. Крещение – 19 января. Продолжим рассуждения Ивана Ермолаевича. Как он медленно это делает, не торопясь, основательно. Можно подумать, что он тугодум.
- «Видишь ты. Вот теперь и надо знать… Михайло! - зовёт он работника. – Что, не в примету тебе, шёл снег под крещенье, как мы в Сябринцы хлеб возили?
- Что-то не в примету…»
- «Не в примету» означает: помнишь ли? – пояснил папа.
- «А кажись, что будто как курил снежок – то?
- Н-нет, не припомню.
- Авдотья! – обращается Иван Ермрлаевич к жене, - не в примету тебе, как под крещенье ездили мы с Михайлой, брал я полушубок, али нет?
Авдотья останавливается с ведром в руке и думает. Думает серьёзно и пристально.
- Полушубок? – в глубоком припоминании чего-то переспрашивает она и, вспомнив что-то, говорит. – н-нет, кажись.
Авдотья замолкла, и Михайло замрлк, и Иван Ермолаевич молчит, все вспоминают.
- Чего ты! – вдруг, оживившись вспоминает Авдотья. – Чай, у Стёпиных полушубок-то взял… Вьюга-то к ночи поднялась… Чай, помнишь, как Агафья-то прибегла,ещё тёлка в ту пору… - т.д.
- Так-так-так-так, - твердит Иван Ермолаевич и сам припоминает и тёлку, и Агафью, и ещё что-нибудь.
Наконец и работник присовокупляет какую-нибудь подробность, так что в конце концов канун крещенья, бывший полгода тому назад, восстанавливается в памяти Ивана Ермолаевича, его жены и работника во всей подробности. Весь день накануне крещенья припомнилась не только погода, но и весь обиход дня во всей полноте.
- Ну, стало быть, - заключает это расследование Иван Ермолаевич, - копны-то разваливать (для сушки) погодить надо… Пожалуй, как бы к вечеру не собрались тучки, уж, видно, надобно повременить.
И таким образом копны не разваливались, и делалось это на основании самых точных исследований и наблюдений».
- Вот вам один из примеров наблюдательности крестьян. А сколько их, наблюдений и примет, рассыпано по всем месяцам и дням года? Целая наука. Не будешь знать её – разоришься.
- Обедать! – появилась мама. – Мыть руки и за стол.
Ребята! Пожелаем Тане с Серёжей приятного аппетита, а сами вспомним их беседу с папой.
1. Чем занимались крестьяне летом? О каких работах рассказывал папа?
2. Чем занимались крестьяне зимой?
3. Почему землю называют кормилицей?
4. Почему дорог хлеб для крестьянина?
5. Чем заняты ваши родители зимой и чем заняты летом?
…На зимний день быстро надвинулся вечер. И хотя с конца декабря день стал понемногу увеличиваться, «солнце повернуло к лету», глаза не замечали изменений. А поэтому в определённое время, в определённый час дети лежали в постели и ждали очередного рассказа папы. Куклу свою Таня уже «уложила спать» и попрощалась с Сявой-дворянином.
Папа подсел к Тане на кровать и сказал:
- Помните, днём я вам говорил о том, что после посева удобряли поля навозом. Не те, которые были засеяны, а те, которые были свободны от посева. Там земля «отдыхала», говорили крестьяне. Она была вспахана и называлась «парЫ», от слова «пар». Так вот: между временем посева и сенокосом был промежуток времени, когда крестьяне удобряли свои поля. Работа эта тяжёлая, требует много людей и телег. Поэтому крестьяне каждому поочерёдно возили на поля навоз. «Всем миром» - так говорили раньше. И называлась эта общая работа – «пОмочи». Люди оказывали дру другу помощь. Вот рассказ Сергея Семёнова, писателя XIX века, как раз об этом. Рассказ называется «Первый трудный день».
«- Эй, Катерина! – послышался у нас за окном голос одного нашего деревенского мужика, -подойди-ка сюда, у меня к тебе слово есть.
Моя мать сидела у стола и шила мне рубашку. Когда её позвали, она бросила шитьё и подошла к окну.
- Что такое?
- Пашковский Никита велел тебе приезжать навоз возить.
- Когда?
- Послезавтра.
- Ладно… Спаси, Христос, что сказал».
- А почему тётя говорит: «Спаси Христос»? – спросила Таня.
- А как бы ты отблагодарила?
- Спасибо, что сказал.
- Наверное, слово «спасибо» происходит от двух слов: «спаси бог». Так раньше благодарили: пусть тебе бог будет спасителем, спасёт тебя от беды за хорошую весть или за хорошее дело. Спаси бог. А бога как зовут?
- Христос.
- Значит, можно благодарить и так, как благодарит Катерина: «Спаси, Христос, что сказал».
«Мужик ушёл, а мать вернулась на своё место и принялась опять за шитьё. Я лежал в это время на коннике».
- «Конник» - это лавка для сна, вместо кровати.
«Когда мать села, я вскочил со своего места и подбежал к ней.
- Мама, зачем нам навоз возить?
- В Отвоз. Мы повозим, а там к нам приедут; так другу другу и пособим.
Я вспомнил, что при этой работе бывают нужны и ребятишки.
- И я с тобой поеду? – спросил я.
- Что тебе там делать?
- Буду лошадь водить…
Мать поглядела на меня лучистым взглядом и радостно засмеялась:
- Ах, ты карапуз! Тебе и до повода-то не достать.
- Достану, ей-богу, достану! – поспешил уверить я.
Но мать не обращала внимания на мою уверенность. И, откусывая нитку, проговорила:
- Будет не дело говорить-то!
А потом задумалась и с досадой проговорила:
- Ну, ладно, поедем…
Мне в то время шёл девятый год. Я ещё ни разу заправски не подводил лошадь на работе, и мне очень этого хотелось. Когда мать сказала, что возьмёт меня в Пашково, у меня закружилась голова, и я весь день ходил как в чаду. То же было и на другой день. Мать справляла, и я не отставал от неё, помогал ей закручивать закрУтни…»
- «Закрутня» - это кляп для закрутки конской губы, - пояснил папа. – А почему нужно закручивать конскую губу, я не знаю. Здесь, в пояснении не написано. Вот ведь сколько нам горожанам непонятных мелочей! Дальше.
«…помогал закручивать закрУтни и искал чекУ». ЧекА – это клин, который вставляется в отверстие оси колеса, чтобы при движении колесо не соскочило. Можно сказать, что чекА закрепляет колесо. Вот ведь сколько уже знал девятилетний крестьянский мальчик!
«Когда день прошёл, мать сказала мне:
- Ложись скорей спать, а то завтра рано вставать!
Я лёг, но мне не скоро удалось уснуть: в моей голове бродили думы о завтрашнем дне и я никак не мог от них отделаться.
Наступил и этот день. Ещё куры сидели на насесте, а мать нагнулась ко мне и стала тормошить меня:
- Ермошка! Ермошка! Вставай, поедем!
Я слышал, что меня будят, но мне не хотелось вставать.
- Да поезжай одна, пусть спит себе на здоровье, - раздался другой голос.
Это говорила бабушка. Только она это проговорила, сонный туман в моей голове рассеялся, я сообразил зачем меня поднимают, и, как ванька-встанька, вспрыгнул на ноги и пошёл умываться.
Я вышел за матерью из избы, у двора стоял запряжённый в телегу наш Карька (имя лошади) и дремал. Мы влезли на телегу и мать дёрнула вожжой.
Одно за другим мы оставили за собой полевое болото, холодный овраг, в котором было очень холодно от росы. Роса белела везде, как молоко, трава была подёрнута ею, как туманом, головки цветов от неё казались седыми. Когда мы въехали в рощу, то с деревьев роса падала каплями.
В лесу около дороги торчали грибы, кое-где, как искорки, краснели ягоды, поднимал свои махры ствольник, из которого мы делали дудки.
Солнце ещё не всходило, но там, где оно должно было всходить, небо было алое.
Проехали лес. Перед нашими глазами сначала открылось пашковское паровое поле, куда будут возить навоз, потом и само Пашково. Мать подогнала Карьку; но старый Карька только вильнул хвостом.
Когда мы подъехали ко двору дяди Никиты, он выводил лошадь с нарытым навозом. Увидев нас, он широко улыбнулся и воскликнул:
- А-а! Милости просим! Ника, сам-друг? Это хорошо!
- Как же, - улыбаясь проговорила мать, - работник вырос, не дома же его держать. Пусть едет матери подсоблять.
- Что же, сам поохотился? (Т. е. сам захотел)
- Сам.
- Молодец! Вот примечай, какая у нас другая лошадь. Встречаться-то будешь вот с этой тёткой – узнАешь?
Я глянул на лошадь и на молодую бабу с подоткнутым подолом – срывальщицу и сказал:
- УзнАю».
- Срывальщица сбрасывает навоз с телеги на поле, - пояснил папа. – Мальчику будут здесь нагружать телегу. А он на ней отправится в поле. А на встречу ему с поля будет возвращаться пустая телега с этой тёткой. И тётку эту надо узнать. Мальчик Ермошка пересядет в телегу тётки и вернётся за навозом. А тётка повезёт навоз в поле. Понятно?
- Понятно, - сказал один Серёжа.
А Таня промолчала.
«Мать ушла во двор, меня, как только сел, охватила дремота. Я силился бороться с нею, но глаза у меня слипались и ко сну тянуло, как камнем в воду. Я приткнулся в углу и заснул.
- Вот так работник, уж спит! – раздался над моим ухом голос.
Я открыл глаза – передо мной стоял дядя Никита. Он вывел со двора нарытый воз, и, остановившись, глядел на меня.
- Ну, брат, поведём воз. Я тебе на первый раз покажу куда, а там уж один будешь.
Мы повезли воз. Из каждого двора выезжали возы. Приезжие были нарядные, на некоторых лошадях красовалась хорошая сбруя, позвонки».
- «Сбруя» и «позвонки» - это часть упряжи лошади, - пояснил папа.
«Возы, скрипя, тянулись к одному концу деревни. У выезда собрался целый обоз. Дело делалось большое и важное, и, держа за повод лошадь, я с гордостью подумывал про себя, что и спица в этой колеснице.
За деревней мы встретились со срывальщицей.
Срывальщица взяла у нас лошадь с возом, мы сели в пустую телегу. Дядя Никита показал мне, как садится и как править лошадью.
- Главное – не зевай. А как зазеваешься – либо колесом зацепишь, либо в тын (забор или плетень) угодишь.
Совсем незаметно подошло время обеда. Перед обедом выпрягли лошадей и отвели их в стадо. Жена дяди Никиты, тётя Марфа, нарезала селёдок, натолкла луку, поставила на стол кисель, и все сели обедать. Мне редко приходилось есть так сладко, всё мне казалось таким вкусным.
Большие после обеда легли отдыхать, а мне дядя Никита сказал:
- Ну, а ты тоже на боковую, аль побегаешь? Поди пока в огород: там крыжовник есть, нарви себе да пройди в стадо, лошадей посмотри.
Нарвавши полный карман зелёного крыжовника, который хрустел на зубах и вязал во рту, я побежал в стадо. Стадо было одно лошадиное. Коровы в это время были дома.
Лошади ходили по густой и сочной траве. Было жарко. Кругом лошадей носились слепни, садились на них, лошади отмахивались от них хвостами. Ребята, которые стерегли лошадей, сидели в кучке поодаль и что-то разговаривали. Я решил подойти к ним и примкнуть к кучке; но только я подошёл, один мальчик спросил меня:
- Мальчик, ты чей? У кого подводишь?
- У дяди Никиты.
- Под телегу не попал ещё?
- Ни разу.
- Молодец! Вот тебе за это.
Мальчик ударил меня по спине, другие ребятишки захохотали. Мне стало обидно, и я хотел дать ему сдачи, но мальчик был большой, мне с ним не справиться бы, и я ему спустил. Другой мальчик – чёрненький, в кумачовой красной рубашке и белом картузе (кепке) – сказал:
- Ну, за что ты его? Не тронь! Он умный… Дай-ка мне картуз. – И он, не дожидаясь, стащил с моей головы картуз и спросил: - Он слушает тебя?
- Нет, - сказал я, не понимая, к чему он это спрашивает.
- Нет, так зачем же ты такой носишь? Дай-ка я его закину.
И он размахнулся, собираясь закинуть картуз. Я понял, что попал впросак, и захотел поправиться.
- Слушается! – поспешил крикнуть я.
- Коли слушается, то позови его: он к тебе сам придёт.
Мальчик далеко кинул мой картуз, я побежал за ним.
Но вот опять заскрипели возы, загремели порожние телеги.
Я водил то одну, то другую лошадь и чувствовал, что у меня сильно жгло подошвы от ходьбы по жёсткой земле, а от вожжей драло ладони.
Кончился день. Нашей лошади поставили корзину травы, а нас посадили ужинать. Опять ели лук, селёдку, кашу с постным маслом. Ели, как и в обед, с большим удовольствием. Дядя Никита, должно быть шутя, проговорил:
- Ты не езди домой-то, ночуй здесь, а завтра ещё у кого поводишь.
- Он завтра опять приедет, - ответила за меня мать.
Мы сели в телегу и поехали.
Уж смеркалось. Мне делалось тяжелее и тяжелее. Уж трудно становилось сидеть, хотелось к чему-нибудь привалиться, но телега была жёсткая. Я поневоле сидел, и предо мною начал проноситься весь сегодняшний день – всё, что я видел, что слышал. Потом я привалился к матери и закрыл глаза, но, закрывши глаза, я всё равно видел возы с навозом и порожние телеги. Вон мальчик настёгивает лошадь, и лошадь скачет быстро и где-то скрывается… Вот дядя Никита; он держит на плече вилы, на вилах – мой картуз, а в картузе лук, да зелёный-зелёный. Кругом кто-то насыпал крыжовнику, по нём ходят, и он хрустит… А вот рукомойник, в нём плавает селёдка, брюхо у неё разрезано, но она живая, она шевелит жабрами и пьёт воду».
- Он, что заболел? – вдруг спросила Таня.
- А я думал, что ты уже спишь, - сказал папа. – Слушай дальше – узнаешь.
«Кто же это её пустил? Завтра надо будет пустить её в речку; пойду купаться и пущу.
Что мне представлялось ещё, я уже не помню. После мать говорила, что она замертво стащила меня с телеги и унесла на постель. Я проспал до полудня, но и со сном не прошла моя усталость».
- А вам до полудня спать не придётся, - сказал папа. – Поэтому все вопросы – завтра. А сейчас – спокойной ночи.
Ребята!
1. Как вы думаете, почему мальчик Ермошка захотел поехать вместе с мамой? Найдите объяснение в тексте рассказа.
2. На кого из героев из героев стихов или рассказов о детях похож Ермошка?
3. Что умел делать Ермошка в свои девять лет?
4. Что умеете делать вы? Как вы помогаете взрослым?
5. Почему мама взяла с собой Ермошку?
6. Что вам показалось странным в рассказе? Что есть в рассказе, а в нашей жизни уже нет?
День тринадцатый
Ребята вернулись из школы, переоделись, проверили содержимое кастрюль и холодильника и решили, чем будут обедать. Пока разогревалась пища и Серёжа резал хлеб, Таня сменила воду в поилке Сявы, за что тот поблагодарил Таню:
- Сява – хороший! Сява – дворянин!
Таня накрыла на стол и сказала Серёже:
- Ешь молча.
- Приятного аппетита, - ответил на это Серёжа и ребята приступили к обеду.
Оба молчали.
- А я пятёрку получила, - не выдержала Таня.
Серёжа молчал.
- Я больше не хочу, - Таня отодвинула тарелку.
- Доедай, - сказал Серёжа, - пища денег стоит.
- А я не хочу! Молоко выпью и всё!
- В другой раз не жадничай: накладывай столько, сколько съешь.
- Я думала, что съем…
- Лучше потом возьми добавку, - закончил мысль Серёжа.
- Ладно, - смирилась Таня, - я съем, но я не хочу.
После обеда Серёжа объявил:
- Я убираю со стола, а ты моешь посуду.
- Да?! – возмутилась Таня. – Посуды вон сколько!
- Мыть посуду – женское дело.
- А почему папа моет посуду?
- Потому что маме помогает.
- Вот и ты помоги мне.
- Ладно, помогу, - вздохнул Серёжа.
…Вечером, после обмена новостями папа спросил у детей:
- Ко мне вопросов нет? А то я займусь своими делами.
- Нету, - сказала Таня и спохватилась, - есть! У мальчика, который лошадь водил и устал, не было сестрёнки?
Папа озадаченно потёр переносицу:
- Не знаю. В рассказе об этом не говорится. Но вообще-то в крестьянских семьях было много детей: пять-восемь, а то и десять-двенадцать.
- Ничего себе!
- А как же! Работы в семье много – должно быть и работников много. Радовались, когда в семье было много мальчиков, будущих работников.
- Девочки ведь тоже работали, - обиделась Таня.
- Конечно, Танечка! Но даже если в семье были только мальчики, то они приводили в дом свою жену, когда женились. И в семье появлялись ещё одни женские руки. А вот своих дочерей надо было отдавать в другую семью и с нею, с дочерью, отдавать и приданое – часть нажитого добра. Вы же знаете! Поэтому и крестьяне, и дворяне считали, что девочка в семье – убыток.
- Пап, а крестьяне тоже, как и бояре, рожали детей в банях? – вдруг вспомнила Таня.
- Не крестьяне рожали, - поправил Таню папа, - а крестьянки. Да, тоже – в бане. Но бывало и в дороге, и в поле даже.
- А почему?
- Если в семье не хватало рабочих рук, то крестьянки выезжали работать в поле до самого рождения ребёнка. Так важна была работа в поле. А уж с младенцами многие крестьянки работали. Сделают ребёнку шалашик или в тень положат – и работают. Помню с детства такие стихи:
Она на поле барском жала,
И тихо побрела к снопам;
Не отдохнуть, хоть и устала,
А покормить ребёнка там.
- А зачем она брала ребёнка в поле? – спросил Серёжа. – Ведь были и другие, старшие дети, которые могли побыть с ребёнком.
- Серёжа, а кто бы кормил ребёнка маминым молоком? Только мама. Но самое главное – все работают, что-то делают. Когда поменьше было работы, младенец подрастал, то его могли оставлять со старшей сестрой. Она была вместо няни и кормила младенца из рожка. Это такая первобытная соска. Часто завязывали в марлю или в тряпочку кусочек хлеба и давали ребёнку. А он сосал и жевал такую соску.
- Няня-сестра кормила его и меняла ему пеленки и штанишки? – вспомнила Таня своих пупсов.
- Штанишек у таких маленьких детей не было. Лет до трёх-четырёх почти никакой одежды не было на маленьком ребёнке.
- Он ходил го-лый?! – изумилась Таня.
- Да!
- И зимой?!
- А зимой не выходил из избы и сидел на печи. Да и старшие дети ходили в одних рубашках. И зимой и летом. Замёрзнут – бегут в избу греться. Валенки да тулупчик – один на всех малышей: надевали по очереди. Многие дети заболевали от грязи, недоедания, болезней и умирали. Остальные росли более приспособленными к такой жизни, к таким суровым условиям.
Папа замолчал, подумал о чём-то, подошёл к полкам с книгами.
- Вот, сказал он. – У Дмитрия ГригорОвича – тоже писатель XIX века – есть рассказ: «Антон-горемыка». Об очень бедной крестьянской семье. Антон сам беден, да ещё кормит своего племянника сироту, мальчика лет десяти. Зимой Антон с Ваней, так зовут племянника, ездили в лес за хворостом. Хварост рубили и топили им печь. Возвращаясь домой, Антон разрешил Ване сесть на лошадь. А теперь слушайте.
«Между тем деревня всё ещё не показывалась. Тёмные тучи, сгустившиеся над нею, окутывали её сизой непроницаемой тенью; струйки белого дыма…давали, однако, знать о близости избушек. Прежде всего показалась на пути маленькая кузница с дЮжим кузнецом Вавилою на пороге, который приветливо кивнув Антону головою, вымолвил: «отколе?» и на ответ: «а из осинника, зевнул, перекрестив рот; там показались крестьянские густые огороды. А там потянулось и само село Троскино, расположенное по скату лощины».
- «Лощина» - это широкая долина с пологими склонами, - пояснил папа.
«Толпа чумазых ребятишек, игравших в бабки, стояла на улице подле колодца. Они, казалось, нимало не замечали стужи и ещё менее заботились о том, что барахтались, словно утки, в грязи по колени; между ними находилось несколько девчонок с грудными младенцами на руках».
- Вот тебе, Таня, и няньки-сёстры.
«Семи- или восьмилетние нянюшки дули в кулаки, перескакивали с одной ноги на другую, когда уж чересчур забирал их холод, но всё-таки не покидали весёлого сборища; некоторые из них, свернувшись калачиком под отцовским кожухом (полушубком), молча и неподвижно глядели на игравших.
Проезжая мимо, Ванюшка, начинавший было корчиться от стужи на своей кляче, вдруг вытянулся, приосанился и крикнул, во сколько хватило силёнки: «Эй! Пошли прочь!..ишь лошадь едет…». Толпа дала дорогу, окидывая седока (наездника) завистливыми взглядами. Одна девчонка, рыженькая, курносая, взъерошенная и вдобавок ещё и хромая, пустилась догонять воз, прыгая и вертясь на одной ножке.
- Дядя Антон, дядя Антон, посади на воз! – кричала она. – Посади, голубчик, на воз… золотой, посади, право – ну посади!
- Пошла прочь, - вымолвил Антон, грозя хворостиной, - чего привязалась! Вот я те!..
Девчонка остановилась, дала ему проехать несколько шагов и потом снова поскакала; только теперь, как бы назло, она коверкалась и ломалась несравнимо более, кричала звонче, приступала настойчивее, пока наконец, выбившись из сил, поневоле должна была отказаться от своего преследования, но и тут не упустила случая высунуть Антону язык…»
- Вот так: раздетые, зимой, на улице, - закончил читать папа.
- Ужас! – сказала Таня. Ей всё больше нравилось это мамино слово.
- Ну, не так уж и страшно. Детям всё равно было весело. И потом: зима когда-то кончается. А летом! И рыбалка, и ягоды, и грибы! Не так голодно и совсем уж не холодно.
- А как они всё умели? – спросил Серёжа. - Почему всё умели делать крестьянские мальчишки?
- И девочки – тоже, - заступилась за девочек Таня.
- Когда ты родился, ты тоже ничего не умел. А теперь…совсем другое дело, - ответил Серёже папа.
- И я, - напомнила о равноправии Таня.
- И ты. Дети постепенно научаются тому, что умеют делать старшие. Крестьянские работы и заботы год от года почти не менялись: поле, домашнее хозяйство, огород, ткачество. Вот дети и учились у старших жить. Не будешь знать крестьянского труда – погибнешь, умрёшь. Взрослые давали детям поручение-работу. Сначала – несложную и не трудную: покормить кур, собаку. Или поухаживать за телёнком, жеребёнком: почистить, покормить…
- Здорово! – восхищённо сказал Серёжа. – Нам бы так.
- Ага, жеребёночка на балкон, - остроумно заметила Таня.
- А что? Пожалуйста! Всё лето можете у бабушки ухаживать за телёнком, - предложил папа.
- Мы подумаем, - глубокомысленно произнёс Серёжа.
- Но это же – не всё, телёночек, - сказала Таня. – А вышивать? Прясть?
- Всё – постепенно: и рукоделие, и обработка льна, и другие домашние работы – подрастали и обучались. Девочки - прясть, мальчики - плести лапти да корзины, девочки – шить-вышивать, мальчики – запрягать и боронить. Всё приходило с возрастом, с умением и с природной силой.
- Интересно!
- Где-то у меня была книга, серьёзная – сейчас поищу.
Папа снова отправился к полкам.
- Вот.
Книга была большая, красивая, с картинками и называлась «Мир русской деревни». Папа полистал книгу и нашёл нужное место:
- Слушайте! «Мальчиков начинали приучать к работе с девяти лет. Первые поручения были – летом стеречь лошадей, загонять свою скотину из общего стада во двор, пригонять гусей и т. п. С одинадцати лет обучали садиться верхом на лошадь, в этом же возрасте дети начинали «скородить» - участвовать в бороньбе пашни («скорода» - борона, сельзозинструмент с острыми зубьями для разрыхления земли). Мальчик, правящий лошадью при бороньбе, назывался боронволОк. Достижением возраста боронволкА гордились – и сам мальчик, и семья. «Свой боронволОк дороже чужого работника», - утверждала пословица.
На четырнадцатом году учили пахать, брали на сенокос подгребать сено, поручали водить лошадей в луга. На семнадцатом году подростки учились косить… На восемнадцатом косили траву, рожь, овёс. И только на девятнадцатом году их допускали навивать на возы сено и зерновые: здесь требовалась мужская сила. В это же время учили «отбивать», (острить, точить) косу. На девятнадцатом году парень уже сам мог сеять рожь, овёс, гречиху».
- Что ты всё о мальчиках, - возмутилась Таня. – А девочки?
- И о девочках есть. На одиннадцатом году учили прясть на самопрялке; на тринадцатом – вышивать; шить рубахи и вымачивать холсты – на четырнадцатом; ткать – на пятнадцатом или шестнадцатом; устанавливать самой ткацкий стан – на семнадцатом. Одновременно в 15-16 лет девушка
Училась доить корову; на шестнадцатом году…начинала жать и вязать в снопы рожь. Полной работницей она считалась в восемнадцать лет. К этому времени хорошая невеста… должна была ещё уметь испечь хлеб и стряпать». – Я, думаю, хватит вам на сегодня, - сказал папа. – Подошло время вечерней сказки. Смотрите и готовьтесь ко сну. Потом я, может быть, прочту вам какой-нибудь рассказ из жизни крестьянских детей.
Ребята! Оставим Таню и Серёжу со своими заботами. А тот рассказ, который папа обещал прочитать детям, и я не знаю прочитал он или нет, предлагаю прочитать вам самим.
Лев Николаевич Толстой
За ягодами
1
Возвращались из ночного мужики и ребята.
Тараска Резунов, малый лет двенадцати, обогнал всех и поскакал в гору к деревне. Чёрная собака весело бежала впереди лошадей, оглядываясь на них. Тараска подъехал к избе, привязал лошадей у ворот и вошёл в сЕни(1)
- Эй, вы, заспалися! – закричал он на сестёр и брата, спавших в сенях на дерюжке.
Мать встала уже доить корову.
Ольгушка вскочила, оправляя обеими руками взлохмаченные светлые волосы.
Ребята с вечера собирались за ягодами, и Тараска обещал разбудить сестру и малого, как только вернётся из ночного. Он так и сделал. Мать дала ему кружку молока. Хлеба он сам отрезал себе, уселся за стол и стал есть.
Когда он в одной рубашке пошёл по дороге, дети красными и белыми пятнышками виднелись далеко впереди, на тёмной зелени рощи. Тараска догнал их за большим лесом.
2
Ягодное место было по свезённому(2) лесу. Между сочных молодых кустов выдаваплись места с невысокой травой, в которой зрели и прятались красные ягоды.
Девчонки, перегнувшись вдвое, ягодку за ягодкой выбирали и клали какую похуже в рот, какую получше – в кружку.
- Ольгушка! Сюда иди! Тут беда – сколько!
- Ну, вре(3)! Ау! - -перекликались они, далеко не расходясь, когда заходили в кусты.
Тараска ушёл от них дальше в овраг.
- Грушка!
- Ась!
- А как волк!
- Ну, что ж волк? Ты что ж пужаешь? А я не боюсь, - говорила Груша и, забывшись, клала ягоду за ягодой, и самые лучшие, не только в кружку, а в рот.
- А Тараско-то наш ушёл за овраг. Тараска! Ау!
- Я-о! – отвечал Тараска из-за оврага. – Идите сюда!
- А и то пойдём, там больше.
3
Девчата полезли вниз в овраг и тут, на припёке солнца, сразу напали на полянку, сплошь усыпанную ягодами. Обе молчали, не переставая работать руками и губами.
Вдруг что-то шарахнулось и среди тишины со страшным, как им показалось,, грохотом затрещало по траве и по кустам.
Грушка упала от страха и рассыпала набранные ягоды.
- Мамушка! – завизжала она и заплакала.
- Заяц, это заяц! Тараска! Заяц! Вот он! – кричала Ольгушка, указывая на серо-бурую спинку с ушками, мелькавшую между кустов.
- Ты чего? – обратилась Ольгушка к Грушке, когда заяц скрылся.
- Я думала, волк, страсть, испугалась! – говорит Грушка, заливаясь звонким, как колокольчик хохотом.
4
Солнце уже совсем вышло из-за леса и жарко пекло землю и всё, что было на ней.
- Ольгушка, купаться! – пригласили Ольгу сошедшиеся к ней девочки.
И все большим хороводом отправились с песнями к реке.
Барахтаясь, визжа и болтая ногами, девочки не заметили, как с запада заходила чёрная туча, как солнце стало скрываться и как запахло цветами и берёзовым листом и стало погромыхивать.
Не успели девочки одеться, как пошёл дождь и измочил их до нитки(4).
5
В прилипших к телу и потемневших рубашонках девчонки прибежали домой.
Когда они пообедали, рубашонки уже высохли. Перебрав землянику и уложив её в чашки, они понесли её на дачу.
Вернувшись домой, ОЛьгушка развязала зубами узелок в платке, в котором был завязан двугривенный(5), и отдала его матери. Мать спрятала деньги.
Тараска же, с завтрака пропахавший с отцом картофель, спал в это время в тени густого тёмного дуба.
Пояснения
1. – сЕни – помещение между жилой частью дома, избы и крыльцом.
2. – сведённый лес – вырубленный лес.
3. – «Ну, вре» - не может быть, не верю.
4. – «измочили до нитки» - промочили одежду насквозь.
5. – двугривенный – двадцать копеек.
Ребята!
1. Почему мальчик в крестьянской семье был важнее, дороже, чем девочка.
2. Как вы думаете: почему детям постепенно поручали более трудную
работу?
3. Что должен был уметь делать юноша к восемнадцати годам?
4. Что должна бала уметь делать девушка к восемнадцати годам?
Найдите в тексте ответы.
5. Вам нравится или нет жизнь крестьянских детей? Почему?
Иван Суриков
В ночном
Летний вечер. За лесами
Солнышко уж село;
На краю далёком неба
Зорька заалела;
Но и та потухла. Топот
В поле раздаётся:
То табун коней в ночнОе
По лугам несётся.
Ухватя коней за гриву,
Скачут дети в поле,
То-то радость и веселье
То-то детям воля!
По траве высокой кони
На просторе бродят;
Собралися дети в кучу
Разговор заводят.
Мужички сторожевые
Улеглись за лесом
И заснули… Не шелОхнет
Лес густым навесом
Всё темней, темней и тише…
Смолкли к ночи птицы;
Только нА небе сверкают
Дальние зарницы.
Кой-где звякнет колокольчик,
Фыркнет конь на воле,
Хрупнет ветка, куст – и снова
Всё смолкает в поле.
И на ум приходят детям
Бабушкины сказки:
Вот с метлой несётся ведьма
На ночные пляски;
Вот над лесом мчится леший
С головой косматой,
А по небу, сыпля искры,
Змей летит крылатый;
И какие-то все в белом
Тени в поле ходят…
Детям бОязно – и дети
Огонёк разводят.
И трещат сухие сучья,
Разгораясь жарко,
Освещая тьму ночную
Далеко и ярко.
Как вы знаете, ребята, летом у крестьянина очень много тяжёлой работы. И если бы не было у него лошади, сам он эту работу не смог бы осилить. Поэтому крестьянин дорожил лошадью, оберегал её, заботился о ней. А так как днём лошадь не успевала наесться – занята была работой и мешали ей слепни и оводы – то крестьяне отправляли лошадей пастись ночью. И называлось это: ночнОе.
Обычно в ночнОе отправляли группу детей, которые всю ночь и присматривали за лошадьми. С детьми были и взрослые: один или два человека, на случай, если возникала какая-нибудь трудная ситуация.
Тараска из рассказа Л. Н. Толстого уже бывал в ночнОм. И стихи Ивана Сурикова об этом.
В каком возрасте крестьянские дети ходили в ночнОе? Поищите ответ в рассказах папы.
А ещё, ребята, прочтите пословицы и поговорки о труде. Объясните, как вы их понимаете, или спросите об этом старших.
1. Без труда не вытащишь рыбку из пруда.
2. Всякое уменье трудом даётся.
3. Каков мастер, такова и работа.
4. Какова пряха, такова на ней и рубаха.
5. Любишь кататься, люби и саночки возить.
6. Не привыкай к безделью, учись рукоделью.
А вот пословицы и поговорки о лентяях:
1. Долго спать – добра не видать.
2. Долог день до вечера, коли делать нечего.
3. Не пеняй на соседа, когда спишь до обеда.
4. У ленивой пряхи и для себя нет рубахи.
А как вы понимаете следующие пословицы и поговорки:
1. Каково дерево, таков и клин; каков батька, таков и сын.
2. От лося – лосята, от свиньи – поросята.
3. Яблоко от яблони недалеко падает.
4. Одного поля ягоды.
Если вы какие-то пословицы не понимаете, попросите разъяснить смысл этих пословиц своих родителей или учителей.
День четырнадцатый
Неделя учёбы прошла быстро: короткой оказалась неделя. И Таня с Серёжей, конечно, обрадовались этому. Но главным событием недели стал…
Новый год. Да, да – новый год, но только по-старому стилю, четырнадцатого января. И называется этот день: старый Новый год. А встреча его, естественно, накануне: тринадцатого. Вечером. Таня с Серёжей узнали о встрече старого Нового года, только придя из школы: мама почему-то была дома.
- Отпросилась с работы пораньше: гости к нам сегодня придут, надо успеть подготовиться, - объяснила мама.
- А какой праздник? – спросила Таня.
- Новый год. Старый новый год.
- А первого января был молодой новый год?
- Нет. Был просто Новый год. А сегодня – Старый новый год. По старому стилю. Вам же отец объяснял! Сегодня по-старому стилю какое число?
Таня подняла глаза к потолку, затем опустила, стала загибать пальцы руки и шевелить губами.
- Тридцатое декабря, - наконец, сказала она.
- Не тридцатое, а тридцать первое. В декабре – тридцать один день. А тридцать первого декабря мы встречали новый год. По новому стилю. Понятно?
- Понятно, - сказала Таня. – Завтра суббота и занятий в школе нет.
- Понятно, - ответила мама Тане. – Мой руки, будешь мне помогать.
- А Серёжа?
- А Серёжа пойдёт погуляет. А мы с тобой будем заниматься женскими делами.
Серёжа торжествующе взглянул на Таню.
- Только не долго, - добавила мама. – Я кое-что приготовлю – приходи поесть.
- Есть! – по-военному сказал Серёжа.
Вскоре пришёл с работы папа (тоже пораньше) и подготовка к приёму гостей пошла полным ходом. А тут и проголодавшийся Серёжа вернулся с улицы. Вся семья была в сборе.
Поставили стол, расставили приборы. А между делом шёл разговор.
- В старину на святки, то есть от Рождества Христова до Крещения его, девушки гадали.
- А когда Крещение?
- На двенадцатый день со дня Рождества. По старому стилю – шестого января, а по новому… - папа внимательно посмотрел на ребят.
- Девятнадцатого, - сообразил Серёжа.
- А зачем девушки гадали? – спросила Таня.
- Хотели узнать, когда выйдут замуж? За кого: богатого или бедного? А некоторые девушки пытались и имя жениха узнать.
- А как? Имя-то как узнать? – заинтересовалась Таня.
- По-разному. Ждали у ворот прохожего, например. И просили его назвать любое мужское имя. Это имя и считалось именем будущего жениха.
- А как узнавали: бедный или богатый? – этот вопрос заинтересовал маму.
- Я тебе, мама, потом отдельно расскажу, - рассмеялся папа.
- А мне?
- А тебе, Таня, рано этим интересоваться. Но об одном способе расскажу. Это был, наверное, самый известный способ. Клали по кругу в избе нитки или ножницы, воду в чашке, зерно, монету – и зажигали свечу. Приносили петуха, иногда курицу, и пускали его в круг. Петух расхаживал в круге и подходил к какому-нибудь предмету. А предмет обозначал того или иного человека: вода – пьяницу, зерно – зажиточного человека, деньги – богатого, ножницы – портного. Иногда пытались увидеть своего будущего мужа, суженного. Из спичек или палочек перед сном складывали под кроватью колодец. Считалось, что суженый может придти во сне к колодцу воды напиться и лицо его можно будет увидеть.
- А это – правда? – снова заинтересовалась Таня.
- Я думаю, что нет. Потому что гадания происходят от веры в сверхестественную силу, которую будто бы понять или постигнуть умом невозможно. А раз понять невозможно, то нужно только верить. На этой вере в сверхестественное основаны и многие приметы. А некоторые приметы, мне кажется, взрослые придумали специально.
- А зачем? - удивился Серёжа.
- Ради воспитания детей. Помните в «Домострое» что написано: «Воспитывай чадо своё в страхе божьем». То есть в страхе перед богом. Например, говорили детям так: «Кто ногами болтает, тот чёрта качает». А зачем так говорили? А затем, что сколько детям ни говори: не болтай ногами, они продолжают шалить. Чтобы их напугать, придумали эту примету.
- А что же в ней страшного? – опять удивился Серёжа.
- Рассуждали так: качаешь чёрта – делаешь ему приятное, а делаешь чёрту приятное - значит, ты против бога. И бог тебя может наказать.
- Мам, а где салфетки? – спросила Таня и, повернувшись к маме, опрокинула солонку с солью.
Солонка стала падать со стола, Серёжа хотел её подхватить и снёс со стола на диван тарелку. На мгновение все замерли. Первым опомнился Серёжа:
- Руки - крюки! Что соль рассыпала? – отругал он Таню.
- А ты? – заступилась за Таню мама. – Тарелку чуть не разбил!
- Тихо, тихо! – остановил ссору папа. – Успокойтесь.
- Ладно, - сказала мама, внимательно рассматривая упавшую тарелку. – Что там есть из примет про тарелку?
- Ничего. Впрочем: посуда бьётся – на счастье, а у нас, к счастью, она не разбилась.
- Ничего не понятно, - насупился Серёжа. - К счастью, к несчастью…
- Чтоб люди не расстраивались, им говорили: посуда бьётся к счастью.
Мама подала салфетки Тане:
- Держи. Аккуратней! – И добавила: - А про соль и я знаю. Соль рассыплешь – поссоришься. Вот мы и поссорились. Сбылась примета.
- Не совсем так, но похоже. Соль на крестьянском столе всегда была дорогим продуктом. Иногда даже дороже золота. В России были даже восстания, бунты из-за соли.
- Из-за соли? – очень удивилась Таня. – Из-за простой соли?
- Да, именно так. Поэтому были придуманы приметы о соли: не рассыпай соль – поссоришься; не макай хлеб в солонку – поссоришься.
- Но почему? - не понимал Серёжа.
- Потому что просыпанную соль всю не соберёшь, её станет меньше; потому что часть соли, в которой есть крошки хлеба, придётся выбросить. А соль, повторяю, была дорогим продуктом.
- Я не об этом, - не унимался Серёжа. – Почему люди ссорились? Почему так говорили: поссоришься?
- Серёж, послушай меня, успокойся! Тебе нравится ссориться? Нет. И мне не нравится.
Папа сел на диван и посмотрел Серёже в глаза:
- Ссориться - не нравится всем. Детей пугали ссорой со старшими. Дети могли потерять расположение к себе, хорошее отношение мамы, папы, других членов семьи. А они, дети, дорожили этим хорошим отношением к себе. Понятно?
- Понятно, - буркнул Серёжа.
- Ну, вот и ладно.
- Всё. Мы почти готовы. – Мама тряхнула вымытыми руками. – Осталось нам переодеться – и всё. Снимай фартук, отец.
- Ты иди, я сейчас, - сказал папа.
Мама ушла.
- Я, кажется, понял, Серёжа. Для взрослых было важно, чтобы дети боялись дурных, плохих последствий своих поступков: бог накажет, голод будет, смерть близких, ссора, болезнь, ну и ещё много того, чего нужно было опасаться. Чтобы боялись делать плохо. И совсем не обязательно, чтобы страх был БОЖИЙ. Тебе это было непонятно?
- Да.
- Теперь понятно?
- Да.
- А если понятно, то подумайте с Таней над правильными ответами, пока я переодеваюсь. А вопросы такие: почему нельзя ронять или недоедать хлеб – ни одной крошки. И второй: почему состриженные или вычесанные волосы нельзя было бросать, где попало? Что говорили взрослые детям? Чем пугали?
Папа вышел.
- Почему, почему, - пробормотала Таня. - Потому… А! Правильно, Серёжка! Хлеб – это жизнь! Смерть будет!
- Голод, - поправил Таню Серёжа.
- Я и говорю: смерть! – ликовала Таня.
- Значит, если будешь бросать хлеб…
- Ронять!
- Я и говорю: бросать…
- «Ронять», папа сказал.
- Мы опять ссоримся. Вот уж эта соль! Не мешай. Будешь…ронять хлеб или недоедать, то кто-то умрёт от голода.
- Это не страшно: «кто-то». Мама или папа – страшно!
Серёжа на секунду замер, потом внимательно посмотрел на Таню:
- Ты чё, Танька, сдурела или чё?
- Так чтоб страшно…
- Нет, пусть кто-то. Давай про волосы думать.
- Не хочу, - как-то вяло ответила Таня. – Сам думай.
- Тебя мама стрижёт – ты и думай!
- Тебя – тоже, - так же вяло возразила Таня.
- Ладно, думаю.
За окном стемнело, зажглись уличные фонари. Таня, не двигаясь, смотрела в окно.
- Ну, не знаю, - после некоторых раздумий сказал Серёжа. – Волосы после тебя везде.
- После тебя – тоже, - не отрываясь от окна, сказала Таня.
- Правильно! Грязь и мусор после стрижки!
- Чего боялись?
- А, да. О! Лысыми стать!
- Точно! – рассмеялась Таня. – Лысые! Ура! Лысые!
…И когда через некоторое время появились родители, дети наперебой закричали:
- Смерть! Лысые!
- Вы что, с ума сошли, - удивилась мама.
- Нет, за хлеб – смерть, а за волосы – лысина!
- Успокойтесь! – сказал папа. – Я, кажется, начинаю понимать. Кто роняет или недоедает хлеб, того ждёт голод или смерть близких. Принимается. Молодцы! А кто не убирает волосы, тот, значит, облысеет?
- Да! – в один голос ответили дети.
- Интересная версия. Этого тоже можно бояться. Принимается.
- Гадатели, заканчивайте! А то сейчас придут гости, а вы…
- Сейчас, мать. А ответ: колдунов боялись. В те времена верили в колдунов. Верили, что они могут наслать на вас болезнь или порчу. А им для колдовства, кроме всего прочего, нужны были волосы чаруемого, заговариваемого. И если волосы валялись неубранными, то колдун всегда мог их найти и подобрать. Всё. Молодцы!
И тут прозвенел звонок.
- А вот и гости. Гостей нельзя встречать через порог, иначе поссоришься. Папа вышел в коридор, открыл дверь. Послышалось: «С новым годом! С новым годом!»
Ребята! Пусть там идёт встреча Старого нового года, а вы попробуйте разгадать истинные воспитательные цели следующих примет:
1. Кто ест заплесневелый хлеб, тот будет хорошо плавать.
2. Кто ест подгорелый хлеб, тот будет здоровым.
3. Муха в щи залетела – на счастье.
День пятнадцатый
Первый день Старого нового года был пасмурным. С утра шёл снег, и дети долго играли на улице и вернулись домой только к обеду. За столом они старались вести себя как положено: не болтали ногами, не разговаривали, не запивали непрожёванное и даже старались не ронять хлебных крошек. Пообедав, дети поблагодарили маму и чинно вышли из-за стола.
- Ну, что, друзья, - спросил папа, - делаем уроки или..?
- Или, - сказал Серёжа, - уроки ещё успеем.
Только Таня вышла из кухни, как Серёжа шепнул отцу:
- Пойдём, что-то покажу, - и повёл отца в детскую.
Тани там не было, и Серёжа кивнул в сторону Таниной кровати:
- Посмотри под кровать.
Папа посмотрел: под кроватью Тани стоял сложенный из спичек колодец. Папа прижал палец к губам, махнул рукой и они вышли из детской.
Таня была в «гостиной», смотрела книгу с картинками. Все уселись на диван.
- Гости вчера поздно ушли, а я сегодня забыл поинтересоваться: как вам спалось?
- Нормально, - сказал Серёжа и улыбнулся.
- А тебе, Таня?
- Тоже, - не отрываясь от книги, ответила Таня.
- Что снилось? – снова спросил папа.
Таня подняла глаза от книги, посмотрела на Серёжу и, бросив книгу, ринулась в детскую. Папа с Серёжей рассмеялись. Спустя мгновение, Таня вернулась в комнату, пряча глаза.
- Что случилось, Таня? – папа положил руку на плечо Тани.
Таня промолчала.
- Ты не ответила на мой вопрос.
Таня внимательно посмотрела на папу, затем на Серёжу. Серёжа улыбался. И Таня бросилась на него с кулачками, а затем прижалась к отцу.
- Татьяна, милая Татьяна, что с вами? – обнял её папа.
Не открывая лица, Таня сказала:
- Я сложила колодец из спичек на ночь, а Серёжка подглядывал.
- Ну и что? – гладил её по голове папа.
- А ничего… А приснился мне ты, - и Таня ещё крепче прижалась к отцу.
- Не переживай. Я же понимаю, как хочется погадать. И если бы были мужские гадания, то Серёжа наверняка сложил бы тоже какой-нибудь колодец.
Папа подмигнул Серёже, а Серёжа – ему. Таня оторвалась от папы, улыбнулась, села на диван и показала язык Серёже.
- Таня! – укоризненно произнёс папа. - Что же ты? А что касается гаданий, то надо сказать вам, мои хорошие, что крестьяне в прошлые века были людьми суеверными: то есть верили в существование чертей, леших, домовых, верили в существование нечистой силы. И, естественно, верили в бога: кто бы их защитил от нечистой силы? Только бог. Верили в бога взрослые и, конечно, дети. Видели, наверно, как молятся и крестятся?
- Да! Видели!
И Таня попробовала показать, как крестятся.
- Примерно так, - сказал папа. Люди полагали, что если они крестятся, то тем самым защищают себя от воздействия злых чар, от нечистой силы. Кстати, святые вечера, святки, в народе ещё называли «страшными вечерами». Полагали так: день стал прибавляться, лето побеждает зиму. Родился Иисус Христос и потому злые духи, нечистая сила делает людям всякие гадости.
- Расскажи какую-нибудь страшную историю, - попросила отца Таня.
- Я лучше прочитаю. Помните стихи Ивана Сурикова «В ночнОм»? Дети у костра рассказывают друг другу страшные истории и небылицы. Если вы заинтересуетесь и прочтёте рассказ Ивана Сергеевича Тургенева «Бежин луг», то вы узнаете несколько таких историй из уст мальчиков. А сейчас я поищу то, что буду читать вам.
Папа взял с книжной полки красивую, красно-золотую книгу «Библиотека русского фольклора», листал, листал и, наконец, сказал:
- Есть! Нашёл!
Он сел на диван.
- Первая история называется «Чёрт». «Пошла одна девка ворожить на святках». – Ворожить – то же самое, что гадать. – «Поставила зеркало, колечко опустила в стакан с водой и сидит. А её парень знал, что она собирается ворожить, и в эту избу пришёл ранее её, залез на печку, лежит. И вот девка пришла, сидит. Вдруг западнЯ поднимается…», - Западня – это люк в подполе. – «Вдруг западнЯ поднимается, из неё появляется чёрт (а она не видит) и спрашивает её:
- Девка, что на свете три косы?
Девка испугалась, молчит, не шевелится, Апарень не растерялся, с печки говорит:
- У речки коса, у девки коса да литовка коса». – У речки коса – это длинная узкая полоска берега, которая вдаётся далеко в реку. А «литовка коса» - это коса обыкновенная, которой косят траву. – «Тот (чёрт) снова спрашивает:
- А что на свете три дуги?
Парень опять же:
- В печке дуга, в упряжи дуга и радуга-дуга.
- А что на свете три матери?
- Мать-родительница, мать-сыра земля да мать Пресвятая Богородица. Только сказал: «Мать Пресвятая Богородица» - то сразу чёрт исчез, западнЯ захлопнулась. Девка ни жива, ни мертва.
А если бы не парень, то он, чёрт-то, девку задавил бы. Она же испугалась. Не может ничего сказать». Дети молчали. Потом Серёжа спросил:
- Пап, а что это: «в печке дуга»?
- Я думаю, что это – арка, дуга над входом в печку, куда закладывают дрова.
- А - «упряжи дуга»? – спросила Таня.
- Дуга в телеге над лошадью. Ты видела её и на картинке и в деревне.
- Понятно, понятно! Мне было непонятно слово «Упряжь».
- А Упряжь – это все приспособления для управления лошадью, это – упряжка. Иногда говорят: «Мы в одной упряжке».Это значит: мы делаем одно дело.
- Хорошо, что сейчас день, а то было бы страшно, - сказала Таня. – Ты ещё обещал прочитать.
- Обещал и прочту. Вот. Называется «Злая женщина и добрый дух».
Папа просмотрел взглядом текст и сказал:
- Чтобы мне читать и не прерываться, я сразу объясню вам непонятные слова и выражения. А если будет ещё что-то непонятное, спросите у меня после прочтения. «Христов день» или «Христово воскресенье» - это день, когда Христос воскрес из мёртвых, после распятия на кресте. История о воскрешении – это библейская легенда, описанная в священной книге христиан «Библии». «ЗаУтреня» - утренняя церковная служба. «ГовЕть» - не есть продуктов животного происхождения: мяса, жиров, сала. «РазговЕться» - прекратить говЕть, закончить говЕние. Слушайте.
«Жила мать с сыном. В Христов день сын пошёл к заУтрене и приводит с собой в дом разговеться старичка грязного и в лохмотьях; посадил его за стол, напоил и накормил, а потом одел в чистое платье. Когда он привёл старичка, то мать сильно разгневалась и закричала: «Ах, ты непутёвый, самим есть нечего, а приводишь всяких… вшивиков». Но сын молча оказывал радушие старичку, а тот тоже молча ел и одевался. Отдохнув немного, старик собрался уходить и сказал спасибо за хлеб да соль. Парень спросил: «Ты, дедушко, уходишь, так возьми меня с собой». Старик сказал: «Да, мне нужно уходить, но через три дня я приду за тобой и стукну в окно, ты тогда и выходи».
В назначенный срок раздался стук под окном, парень вышел к старику, и отправились вместе. Шли они долго и дошли до… самого синего моря, и видят, что стоит баба и переливает воду из моря в корыто. Парень спрашивает: «Дедушко, для чего это она делает?». Старик отвечает: «Она при жизни своей разбавляла водой молоко». Идут дальше и видят, стоят два высоких железных столба, а между ними ребёнок стукается головой то об один столб, то о другой. Парень спрашивает: «Дедушко, а это что означает?» - Этот ребёнок страдает за грехи родителей, ибо на земле слушался их: отец скажет: покажи мамке фигу – он покажет, а мать научит, покажи отцу кулак – он исполнит». Опять шли, долго шли и видят, стоит железный столб, а из него идёт густой дым. Парень спрашивает опять: «Дедушко, что это такое?» Старик отвечает: «Это горят в столбе курильщики, что на земле табак употребляли».
И так ходили они целый год, вплоть до светлого Христова Воскресения на земле, и остановились в одном доме. Старик пошёл к заУтрене, а парню не велел идти и приказал посмотреть в два окна, а в третье не глядеть. По уходе старика парень посмотрел в первое окно, видит восход солнца и красивый сад. Поглядел в другое окно, видит множество птиц, и поют они чудесными голосами. Не утерпел и взглянул в третье окно и видит свою мать на огненном колесе, а вокруг неё черти скачут и радуются. От этого видения он заплакал.
Приходит от заутрени старичок и спрашивает: «Ты отчего плакал?» - «Да так, взгрустнулось». – «Неправда, ты, наверное, посмотрел в третье окно?» - «Да, посмотрел», - отвечает парень. «Ну, так ступай, ещё посмотри и скажи: чтобы сквозь землю провалилось». Парень подошёл к окну и сказал эти слова, и на его глазах мать с колесом и чертями куда-то провалилась, и видение исчезло. Старичок простился с парнем и сказал: «Ступай и делай хоть капельку добра, добрый дух будет всегда с тобой и за тебя».
Папа закрыл книгу.
- Страшно?
- Не очень. А кто этот старичок? – спросила Таня
- Не знаю. Наверное, ангел, посланник бога в человеческом облике. Это же легенда, притча.
- Как сказка, - подсказал Серёжа.
- Любая легенда, притча или сказка чему-нибудь учат. Нельзя обманывать людей, а женщина разбавляла молоко водой и за это поплатилась. Нельзя учить детей дурному, нельзя курить. Вот и наказаны они богом. А вот, скажите мне, почему мать парня оказалась на огненном колесе?
- Она не накормила старика, - решила Таня.
- Она злой была, - сказал Серёжа.
- Верно. А быть злым, недобрым – очень плохо. А на Руси всегда люди были гостеприимными и милосердными.
Всё. А теперь за уроки.
1. Ребята! А что вы знаете о новогодних и святочных обычаях и обрядах
русских людей?
2. Где вы видели эти обычаи и обряды: дома, на улице, в деревне?
3. Принимали ли вы участие в этих обрядах или нет? Почему?
День шестнадцатый
День был очень холодным, а к вечеру мороз ещё и усилился. Папа пришёл с работы с инеем на шапке, крякнул и сказал , раздеваясь:
- Крещенские морозы жмут. Как хорошо дома, тепло.
Все уже были дома, и от этого было ещё уютнее и теплее на душе. Таня и Серёжа давно сделали уроки, хотя и надеялись на то, что завтра уроки в школе отменят из-за морозов.
Папа поужинал и стал просматривать газету, дети читали свои книжки, молча.
- Изба-читальня, - сказала мама, убирая посуду.
- Между прочим, - оторвался от газеты папа, - сегодня крещенский сочельник. И верующие люди до первой звезды не принимают пищу.
- Как перед Рождеством? – отложила свою книгу Таня.
- Да, как в сочельник перед Рождеством Христовым.
- Рождество – понятно: день рождения Христа. А Крещение: день крещения Христа? – присоединился к разговору Серёжа.
- Именно так. Иисуса Христа и первых христиан крестили в реке под названием ИордАнь. В это время года в тех местах достаточно тепло, чтобы проводить обряд крещения. Люди зашли в реку ИордАн и воды реки очистили верующих от грехов. Произошло омовЕние, смывание грехов.
Кстати, так крестилась и Русь Киевская. Киевляне заходили по грудь в реку Днепр для омовения.
- Зимой?! – удивился Серёжа.
- Нет. Крещение Руси происходило летом.
- А почему не зимой, как крещение Христа?
- Крещение обыкновенных людей происходит в любое время и не обязательно в реке. Крещение сейчас проводят и в храмах православных, в церквях. Понятно?
- Не очень.
- Есть праздник, церковный: Крещение Господне, который бывает только раз в году. А есть обряд крещения простых людей. И вот это крещение может происходить в церкви почти каждый день. Понятно?
- Понятно.
- Так вот. Обряд крещения простых людей проводится по определённому порядку, по определённому ритуалу. А праздник Крещения – не обряд, а праздник - проводится по другому определённому ритуалу. На праздник Крещения люди купаются, погружаются в прорубь, зимой, 19 января. И это происходит на реке или в каком-нибудь водоёме. А обряд крещения проходит в церкви, а не на реке, и не только зимой. Понятно?
- Теперь понятно.
- Сегодня, восемнадцатого января, священники освящают воду в церквях и храмах. Верующие берут сегодня с собой посуду – кувшины, графины, бутыли, термосы – и идут в церковь. В церкви есть большой сосуд с водой, освящённой священником. Эту воду люди набирают в свою посуду и уносят домой. Она считается святой и лечебной. А завтра воду будут освящать в водоёмах. Обряд освящения воды называется водосвятием. В подготовленную прорубь, которая в России называется Иорданью, священник три раза опускает крест и вода становится освящённой, как накануне в церкви.
- А зачем брали с собой освящённую воду?
- Считается, что она обладает целебными свойствами. Её держали дома, в заветном месте, для всяких непредвиденных случаев. Считалось, что даже снег крещенский обладает сверхъестественными свойствами. Разумеется, что не сам снег, а вода от него. Собирали его от болезней, для умывания для бани. Много примет было, связанных с Крещением. В народе праздник Крещения назывался – БогоЯвленьем, явлением бога. Примечали, что на БогоЯвленье всегда солнце «играет». То есть оно – яркое, чистое. И никогда утро не бывает хмурым. Так что ждите завтра солнца и мороза.
Отец замолчал, потом пошёл к полкам с книгами.
- А прочту-ка я вам о празднике Крещения, как описывает его сам священник, В. Никифоров-Волгин.
«В крещенский сочельник я подрался с Гришкой. Со слов дедушки я стал рассказывать ему, что сегодня в полночь сойдёт с неба ангел и освятит на реке воду, и она запоёт: «Во ИордАни крещающуюся Тебя Господи». Гришка не поверил и обозвал меня «баснописцем». Этого прозвища я не вытерпел и толкнул Гришку в сугроб, а он дал мне по затылку и обсыпал снегом.
В слезах пришёл домой. Меня спросили:
- О чём кувЫкаешь?
- Гри-и-ишка не верит, что вода петь бу-у-удет сегодня ночью!
Из моих слов ничего не поняли.
- Нагрешник, ты нагрешник, - сказали с упрёком, - даже в Христов Сочельник не обойтись тебе без драки!
- Да я же ведь за дело Божье вступился, - оправдывался я.
Сегодня великое освящение воды. Мы собирались в церковь. Мать сняла с божницы (место, где висят иконы в избе) сосудец с остатками прошлогодней святой воды и вылила её в печь, в пепел, ибо грех выливать её на места попираемые».
- «Места попираемые», - пояснил папа – это все те места, куда наступает нога человека. Или животного. Топтать святую воду – грех. Вот в чём смысл действий матери.
«Отец спросил меня:
- Знаешь, как называется по-древнему богоявленская вода? Святая агиАсма!
Я повторил это, как бы огнём вспыхнувшее слово и мне почему-то представился ночной пожар за рекой и зарево над снежным городом. Почему слово «агиасма» слилось с этим пожаром объяснить себе не иог. Не от того ли, что страшное оно?
- На голубую от крещенского мороза землю падал большими хлопьями снег. Мать сказала:
- Вот ежели и завтра Господь пошлёт снег, то будет урожайный год.
В церковь пришли все заметеленными и зарумяненными от мороза. От замороженных окон стоял особенный снежный свет – точно такой же, как между льдинами, которые недавно привезли с реки на наш двор. Посреди церкви стоял большой ушат с водой и рядом парчовый столик (парча – дорогая ткань; парчовый столик – столик, накрытый парчой), на котором поставлена водосвятная серебряная чаша с тремя белыми свечами по краям. На клИросе (место для хора в церкви) читали «пророчества» (тексты пророков – предсказателей). Слова их журчали как многоводные родники в лесу, а в тех местах, где пророки обращаются к людям, звучала набатная (колокольная) медь: «Измойтесь и очиститесь, оставьте лукавства пред Господом: жаждущие идите к воде живой…»
Папа попробовал даже пропеть эти слова пророков: и стало как-то не по себе.
«Мне представлялись ветхозаветные (из библейских сказаний) пророки в широких одеждах, осенённые молниями, одиноко стоящие среди камней и высоких гор, а над ними янтарно-библейское небо, и ветер, развевающий их седые волосы…
При пении «Глас (голос) Господень на водах» вышли из алтаря (главная часть церкви) к народу священник и дьякон (помощник священника). На водосвятной чаше зажгли три свечи.
- Вот и в церкви поют, что на водах голос Божий раздаётся, а Гришка не верит… Плохо ему будет на том свете!
Я искал глазами Гришку, чтоб сказать ему про это, но его не было видно.
Священник читал молитву «ВЕлий есИ Господи…».
После молитвы священник трижды погрузил золотой крест в воду, и в это время запели снегом и ветром дышащий богоявленный тропарь (молитвенные стихи) «Во Иордани крещающуюся Тебе Господи» и всех окропляли освящённой водой.
От ледяных капель, упавших на моё лицо, мне казалось, что теперь наступит большое ненарадованное счастье. М всё будет по-хорошему, как в день Ангела, когда отец «осеребрит» тебя гривенником, а мать пяточком и пряником в придачу. Литургия (богослужение) закончилась посреди храма перед возжённым светильником, и священник сказал народу:
- Свет этот знаменует Спасителя, явившегося в мир просветить всю поднебесную!
Подходили к ушату со святой водой, вода звенела, и вспоминалась весна.
Так же как и на Рождество, в доме держали «дозвёздный» пост (не ели до появления первой звезды). Дождавшись наступления вечера, мы сели за трапезу – навечерницу. Печёную картошку ели с солью, кислую капусту, в которой попадались морОзинки, пахнущие укропом огурцы и сладкую, мёдом заправленную кашу. Во время ужина начался звон к ИордАнскому всенощному бдению (бодрствованию всю ночь).
После всенощной делали Углем начертание креста на дверях, прИтолоках, оконных рамах – знак ограждения дома от козней дьявольских».
- А что такое «прИтолока»? – спросил Серёжа.
- А вот, - папа поднялся, подошёл к дверям , похлопал рукой по верхней перекладине дверного проёма и вернулся к чтению.
«Мать сказывала, что в этот вечер собирают в деревне снег с полей и бросают в колодец, чтобы сделать его…многоводным, а девушки «величают звёзды». Выходят они из избы на двор. Самая старшая из них несёт пирог, якобы в дар звёздам, и скороговоркой, нараспев выговаривают:
- Ай, звёзды, звёзды, звёздочки! Все вы, звёзды, одной матушки, белорумяны и дородливы. Засылайте сватей по миру крещёному, сряжайте свадебку для мира крещёного, для пира гостиного, для красной девицы родимой.
Слушал и думал: хорошо бы сейчас побежать по снегу к реке и послушать, как запоёт полнощная вода.
Мать «творит» тесьо для пирога, влив в него ложечку святой воды, а отец читает Библию. За окном ветер гудит в берёзах и ходит крещенский мороз, похрустывая валенками. Завтра на отрывном «числиннике» (клендаре) покажется красная цифра 6, и под ней будет написано звучащее крещенской морозной водою слово: «БогоЯвление». Завтра пойдём на ИордАнь».
- Какое завтра число? – спросил папа.
- Девятнадцатое.
- А по старому стилю?
- Шестое… Завтра Крещение.
- Пап, а как понять «полнощная»?
- Значит: полуночная.
- А – «сватей»?
- Значит: «сватов». Прежде чем играть свадьбу, к невесте, к её родителям жених посылает сватов, людей, которые от имени жениха договариваются о свадьбе и условиях проведения свадьбы. Ещё вопросы есть? Тогда принимайтесь за уроки. Серёж, прочти, пожалуйста, вечером или завтра, как будет время, отрывок из этой книги. Я здесь закладку оставлю. Здесь описан праздник Крещения. И описан очень интересно.
И папа показал книгу: Иван Шмелёв «Лето Господне».
Ребята! А вы тоже сами прочитайте этот очень интересный отрывок из повести Ивана Шмелёва. Мальчик в повести всё время общается с Горкиным. Это – глубоко верующий старичок, бывший плотник в хозяйстве отца мальчика. А сейчас Горкин – вроде дядьки-воспитателя при мальчике. Пояснения к непонятным словам и выражениям, как обычно, после текста рассказа.
Иван Шмелёв
«Лето Господне» (отрывок)
Он (Горкин) умывает меня святой водой, совсем ледяно и шепчет: «Крещенская-богоявленская, смой нечистоту, душу освяти, телесА очисти
во имя Отца, и Сына, и Святого духа».
- Как снежок будь чистый, как ледок крепкой, - говорит он, утирая суровым полотенцем, - тёмное совлекАется(1), во светлое облекАется(2)…- даёт мне сухой просвирки(3) и велит запивать водицей.
Потом кутает потеплей и ведёт ставить крестики во дворе, «крестить». На Великую Пятницу(4) ставят кресты «страстной свечкой»(5), а на Крещенье
мелком… Ставим крестики на сараях, в коровнике, на конюшне, на всех дверях. В конюшне тепло, она хорошо окутана, лошадям навалено соломы. Антипушка окропил их святой водой и поставил над денниками(6) крестики. Говорит – на тепло пойдёт, примета такая – лошадки ложились ночью, а Кривая насилу поднялась, старая кровь, не греет.
Солнце зашло в дыму, небо позеленело, и вот – забелелась звёздочка! Горкин рад: хочется ему есть с морозу. В кухне зажгли огонь. На рогОжке(7) стоит петух, гребень отморозил, и его принесли погреться. А у скорнЯчихи(8) две курицы замёрзли ночью.
- Пойдём в каморку ко мне, - манит Горкин, словно хочет что показать, - сытОвой(9) кУтьицей разговеемся(10). Макова молочка-то нету, а пшеничко-то я сварил.
Кутья у него священная, пахнет как-будто лАданцем(11), от мёду. Огня не зажигаем едим у печки. Окошки начинают чернеть, поблёскивать – затягивать ледком.
…После всенощной отец из кабинета кричит: «Косого ко мне!». Спрашивает – ердань(12) готова? Готова и ящик подшили окунаться. Василь Васильевич (Косой) говорит громко и зачем-то пихает притолоку. «Что-то ты Косой весел сегодня больно!(14)» - усмешливо говорит отец, а Косой отвечает: «И ник нет-с, пощусь!(15)». Борода у него всклочена, лицо, как огонь, - кровь такая горячая. Горкин сидит у печки, слушает разговор и всё головой качает.
- А справлялся, будет ли Ледовик Карлыч(16) завтра?
- Готовится-с!...- вскрикивает Василь Васильевич. – Конторщик его уже прибегал… придёт беспременно! Будь покойны-с, во как пересижу-у!
И опять – шлёп о притолоку.
- Не хвались идучи на рать(17), а хвались…
- Бо-жжже сохрани!..- всплёскивает руками Косой, словно хватает моль. – В таком деле… Бо-жже сохрани! Загодя(18) молчу, а…закупАю Ледовика… Сколько дознавал, бился… как говорится, с гуся вода-с… и больше ничего-с.
- Что такое? Ну, ежели и завтра ты будешь такой…
- Завтра я его за… сорок костяшек загоню-с! Вот святая икона, и сочельник нонче у нас… з-загоню!..
- Хорошо сочельничаешь… ступай!
Косой вскидывает плечами и смотрит на меня с Горкиным, будто чему-то удивляется. Потом размашисто крестится и кричит:
- Мороз веселит-с!.. И разрази меня Бог, ежели каплю завтра!.. Завтра,
Б.. уд-п-койны-с! Публику с гор катать, день гулящий… з-загоню!..
Отец сердито машет. Косой пожимает плечами и уходит.
- Пьяница, мошенник(19). Нечего его пускать, срамиться(20) завтра. Ты, Панкратыч (Горкин), попригляди за ним в зоологическом(21)… да куда тебя посылать, купаться полезешь завтра… сам проеду.
…Впервые везут меня на ердАнь, смотреть. Потеплело, морозу только пятнадцать градусов. Мы с отцом едем на беговых(21), наши на выездных санях. С Каменного моста видно на снегу чёрную толпу, против ТАйницкой башни(22). Отец спрашивает, хороша ердАнь наша. Очень хороша. На расчищенном снегу стоит на четырёх столбиках, обвитых ёлкой, серебряная беседка под золотым крестом. Под ней – прорубленная во льду ердАнь. Отец сводит меня на лёд и ставит на ледяную глыбу, чтобы получше видеть. Из-под кремлёвской стены, розовато-седой с морозу. Несут иконы, кресты, хоругви(23), и выходят серебряные священники, много-много. В солнышке всё блестит и ризы(23), и иконы, и золотые кулички архиерЕев(24) – митры(25). Долго выходят из-под кремля священники, светлой лентой, и голубые певчие. Валит за ними по сугробам великая чёрная толпа, поют молитвы, гудят из Кремля колокола. Не видно, что у ердАни, только доносит пение да выкрики протодиакона(26). Говорят: «Погружают крест!» Слышу знакомое: «Во Иорда-а-ане… крещающуюся Тебе Господи-и»…- и вдруг грохает из пушки. Отец кричит: «Пушки, гляди, палят!» - и указывает на башню. Прыгают из зубцов(27) чёрные клубы дыма, и из них молнии..и – ба-бах!.. И радостно, и страшно. Крестный ход(28) уходит назад под стены. Стреляют долго.
Отец подводит меня к избушке, из которой идёт дымок – это теплушка наша, совсем около ердАни. И я вижу такое странное… бегут голые по соломке! Узнаю Горкина, с простынкой, Федю-бараночника, потом Павел Ермолаевич, огородник,хромой старичок какой-то и ещё незнакомые… Отец тащит меня к ердани. Горкин, худой и жёлтый, как мученик, рёбрышки все видать, прыгает со ступеньки в прорубь, выскакивает и окунается, и опять… а за ним ещё, с уханьем. Антон Кудрявый подбегает с лоскутным одеялом, другие плотники тащат Горкина из воды, Антон накрывает одеялом и рысью несёт в теплушку, как куколку. «Окрестился» - весело говорит отец. «Трите его суконкой да покрепче!» - кричит он в окошечко теплушки. «Идём на портомОйню(29) скорей. Косой там наш дурака валяет».
Портомойня недалеко. Это плоты во льду, лёд между ними вырублен, и стоит на плотах теплушка. Говорят Ледовик приехал, разоблачается(30).
Мы входим в дверку, дымит печурка. Отец здоровается с толстым человеком, у которого во рту сигара. За рогожкой раздевается Василь Васильич. Толстый есть самый Ледовик Карлович, немец. Лицо у него не страшное, борода рыжая, как у нашего Косого. Пашка несёт столик со счётами на плоты. Косой кряхтит что-то за рогожей, - может исхитряется?
Ледовик спрашивает – «котофф?» Косой говорит: «Го-тов-с», вылезает из-под рогожки и прикрывается. И он толстый, как Ледовик, блестит. Ледовик тычет его в живот и говорит удивлённо, строго: «А-а.. ти та-кой?!» А Василь Васильич ему смеётся: «Такой же, Ледовик Карлович, как и вы-с!» И Ледовик смеётся и говорит: «Лядно, карашо». Тут подходит к отцу высокий, худой мужик в рваном полушубке и говорит: «Дозвольте потягаться, как я солдат… на Балканах вымерз, это мне за привычку… без места хожу, может чего добуду?» Отец говорит: «Валяй!» Солдат вмиг раздевается, и все трое выходят на плоты. Пашка сидит за столиком, один палец вылез из варежки, лежит на счётах. КонтОрщик(31) немца стоит с часами. Отец кричит: «Раз, два, три…вали!» Прыгают трое враз. Я слышу как Василь Васильевич перекрестился – крикнул: «Господи, благослови!» Пашка начал пощёлкивать на счётах – раз, два, три… На чёрной дымящейся воде плавают головы, смотрят на нас и крякают. Неглубоко, по шейку… Косой отдувается, кряхтит: «Ф-ух, ха-ра-шо…песочек…» Ледовик тоже говорит: «Ф-о-шень карашо..сфешо». А солдат барахтается, хрипит: «Больно тепла вода, пустите маненько похолодней!». Все смеются, отец подбадривает: «Держись, Василья, не удавай!» А Косой весело: «В пу-пуху сижу!» Ледовика немцы его подбадривают – лопочут, народ на плоты ломится, будочник(32) прибежал, все ахают, понукают: «Сорок одна, сорок две…» А они крякают и надувают щёки. У Косого волосы уже стеклянные, торчками. Слыштся :ффу-у… у-ффф-у.. «Что, Вася, - спрашивает отец, - вылезай лучше от греха, губы уж прыгают?» - Будь п-койны-с, - хрипит Косой, - жгёт даже, чисто на по…полкЕ па…парюсь…». А глаз выпучен на меня, и страшный. Солдат барахтается, будто полощет там, дрожит синими губами , сипИт(33): «Го…товьте деньги… ффу… немец-то по…синел…» А Пашка выщёлкивает: «Сто пятнадцать, сто шишнадцать…» Кричат: «Немец посинел!» А немец руку высунул и хрипит: «Таскате… тофольно ко…ледно…» Его выхватывают и тащат. Спина у него синяя в полосках.А Пашка себе почокивает(34): «Сто шишддесят одна…» На стапятидесяти вытащили ледовика, а солдат с Косым крякают. Отец уже топает икричит: «Сукин ты кот, говорю тебе, вылезай!» - «Не-эт… до-дорвался… досижу до сорока костяшек…» Выволокли солдата, синего, потащили тереть мочалками. Пашка кричит: «Сто девяносто восемь…».Тут уж выхватили Василь Васильича. А он отпихнулся и крякает: «Не махонький, сам могу…». И полез на карачках(35) в дверку.
Пояснения
1. – совлекАется – снимается, сходит; совлекАется тёмное – уходит, исчезает всё плохое, дурное в человеке.
2. – облекАется – одевается, меняет облик; во светлое облекАется – наполняется чистым, хорошим, добрым; сравните глаголы:извлекать, увлекать, завлекать.
3. – просвИрка – небольшой белый круглый хлебец из пшеничной муки.
4. – Великая Пятница – последняя пятница перед Пахой.
5. – «страстная свечка» - свеча, принесённая домой из церкви в Великую Пятницу; считалось, что она обладает чудодейственной силой; копотью от пламени свечи в Великую Пятницу «ставили» на дверях и окнах, тем самым охраняли себя и жилище от проникновения дьявола и от его козней.
6. – деннИк – стойло, место нахождения крупного домашнего скота.
7. – рогОжка – грубая плетёная ткань из мочала.
8. – скорнЯчиха – жена скорняка, мастера по выделке мехов и шкур животных.
9. – сытА – вода, подслащённая мёдом; сытОвая кутьИца – пшеничная каша с сытой.
10. – разговЕться – в данном случае означает: позволить себе то, что на данный момент запрещено.
11. – лАдан, лАданец – ароматичесвая смола, употребляемая для получения ароматного дыма при богослужении; в составе смолы есть пчелиный воск.
12.– ердАнь – иордАнь, прорубь для освящения воды в водоёме и омовЕния.
13. – пихАет – толкает.
14. – пощУсь – соблюдаю пост; от слова «поститься», воздерживаться.
16. – Ледовик Карлович – немецкое имя и отчество, переделанные на русский лад.
17. – «Не хвались идучи на рать…» - русская пословица: «Не хвались, идучи, на бой, а хвались, идучи с рати»; смысл её: не хвались, не сделав дела.
18. – зАгодя – прежде всего, заранее.
19. – мошенник – плут, жулик, обманщик.
20. – срамИться – позориться.
21. – «едем на беговых» - лошади, предназначенные для езды верхом.
22. – Тайницкая башня – одна из башен кремля.
23. – рИза – одежда священника для богослужения.
24. – архиерЕй – общееназвание для высших чинов духовенства
25. мИтра – головной убор высших чинов духовенства.
26. – протодиАкон (протодьЯкон) – старший дьякон; дьякон – помощник
свящнника.
27. – «прыгают из зубцов» - из-за зубчатых стен кремля.
28. – крЕстный ход – торжественное шествие духовЕнства с крестом и иконами.
29. – портомойня – место на берегу реки, приспособленное для стирки и полоскания белья.
30. – разоблачАться – раздеваться; «облачаться» - одеваться.
31. – контОрщик – мелкий служащий, мелкий чиновник.
32. – бУдочник – низший полицейский чин, городской сторож, живший в будке, маленьком деревянном доме на площади, в людных местах; впоследствии были заменены городовыми.
33. – сипЕть – говорить хриплым, простуженным голосом.
34. – «почокивает» - щёлкает костяшками счетов, издаёт звуки, похожие на «чок».
35. – на карАчках – на четвереньках.
Ребята! Вы прочли два рассказа о христианском празднике – Крещении Господнем или Богоявлении. Вы почли и беседы папы с Таней и Серёжей. Попробйте ответить на следующие вопросы:
1. Знали ли крестьянские дети об обычаях, обрядах и праздниках русского
народа?
2. От кого дети узнавали о праздниках и обычаях?
3. Верили ли в бога мальчики герои рассказов о Крещении?
Ребята! Я думаю, что вы понимаете смысл слова «обычай». Это общепринятый порядок отношения людей к друг другу, к явлениям природы.
То обычно, что привычно.
Прочтите пословицы и поговорки и ответьте,
почему:
«Безобычному человеку с людьми не жить»?
почему:
«В каком народе живёшь, такого обычая держишься»?
почему:
«Какова сторона, таков и обычай»?
почему:
«Старый обычай молодого твёрже»?
почему:
«Обычай - не клетка, скоро не переставишь»?
и почему:
«У каждого времени свои обычаи»?
Литература для детей о крестьянах
и крестьянских детях
1. Григорович Д.В. «Антон-горемыка», любое издание.
2. Кольцов А.В. «Стихотворения», серия Школьная библиотека», М.,
«Детская литература», 1988 г.
3. «Крестьянские дети», сборник, Ленинград, «Детская литература», 1978 г.
4. Мамин-Сибиряк Д. Н. рассказы «В глуши», «Постойко», «Богач и Ерёмка»,
любое издание.
5. Миронова Т. Л. «Необычайное путешествие в Древнюю Русь», М.,
«Молодая гвардия», «Роман-газета», 1994 г.
6. Некрасов Н. А. «Крестьянские дети» и другие о детях, любое издание.
7. Никифоров-Волгин В. «Дорожный посох», М., «Т-ОКО», 1991 г.
8. Никитин И. С. «Утро», «Русь», любое издание.
9. Пришвин М. М. «Времена года», разделы»Зима», «Весна», любое
издание.
10. Семёнов С. «Первый трудный день», рассказ, любое издание.
11. Суриков И. Стихи, любое издание.
12. Толстой Л. Н. рассказы для детей младшего возраста, любое издание.
13. Тургенев И. С. «Бежин лкг», любое издание.
14. Ушинский К. Д. Рассказы для детей, любое издание.
15. Шмелёв И. С. «Лето Господне», любое издание.
Литература
для любознательных родителей.
1. Афанасьев А. Н. «Живая вода и вещее слово», М., «Советская Россия». 1988
2. Белов В. И. «Лад», любое издание.
3. Громыко М. М. «Мир русской деревни», М., «Молодая гвардия», 1991 г.
4. Даль В. И. «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа»,
гл.XXII, «Приметы», С. Петербург, изд-во «Литера», 1994 г.
5. «Девичество», «Мудрость народная. Жизнь человека в русском
фольклоре», сборник, М., «Художественная литература», 1994 г.
6. «Как была крещена Русь», сборник, ч. I, М., изд-во политической
литературы, 1988 г.
7. Константинов С. «Два года в земской школе», в книге «Записки очевидца.
Дневники. Воспоминания», М., «Современник, 1991 г.
8. Костомаров Н.И. «Очерк домашней жизни и нравов великорусского
народа в XVI и XVII столетиях», М., изд-во «Республика», 1992 г.
9. Корнилов А.А. «Курс истории России XIX», М., «Высшая школа», 1993 г.
10. Максимов С. В. «Нечистая, неведомая сила», т.I, «Крестная сила», т. II,
М., «Русский духовный центр», 1993 г.
11. «Народная проза» из серии «Библиотека русского фольклора», раздел
«Суеверные рассказы», М., «Советская Россия», 1992 г.
12. Сиповский В. Д. «Родная старина», история России в рассказах для
детей, XVI, XVII в.в., М., «Современник», 1993 г.
13. Успенский Г. И. «Крестьянин и крестьянский труд» в книге «Избранные
сочинения», М., «Художественная литература», 1990 г.
14. Успенский Л.В. «По закону буквы», М., «Молодая гвардия», 1973 г.
День семнадцатый
Прошёл калёный, морозный январь. День прибавился, солнце стало теплее, добрее. Зима надулась, заметелила февральскими вьюгами. Но куда там! Отступать всё равно приходится: весна не за горами. Оттепелями да сосульками весточки шлёт.
Заканчивался один из таких февральских дней: обычный, но не совсем. Мама с Таней поздравляли «мужчин» с Днём защитника отечества. Конечно, «мужчины, надеялись на то, что их будут поздравлять, ждали этого момента, но всё равно он был приятным этот момент.
Уже заканчивая пить чай, папа сказал:
- То, что воины – солдаты, офицеры – всегда были защитниками Отечества известно всем. Но не все знают о том, что солдаты, именно солдаты, а не офицеры, в XVIII веке были распространителями, проводниками грамоты в России.
Семья с интересом посмотрела на главу семейства.
- Да, да! Когда Пётр I понял, что ему без технически грамотных офицеров придётся туго в его войнах, он стал насаждать начальные, цифирные школы. Сорок две школы открыл по всей России. Насильно заставлял учиться детей духовных лиц, детей дворян, разночинцев и даже детей солдат. Родители неохотно отдавали в школу своих детей. И после смерти Петра I цифирные школы были почти везде закрыты, вернее, заменены гарнизонными школами при полкАх. Школами для солдат. И почти полвека потом найти домашнего учителя математики в провинции, далеко от столицы и губернских городов можно было найти только в этих школах. Солдата-учителя для дворянских и для зажиточных семей.
- Сява – дворянин! – встрял в разговор попугай.
- А Таня – твоя учительница, - заявила Таня. – Помолчи!
- А для крестьянских детей были школы? – спросил Серёжа.
- Не было. Хотя Россия была страной крестьянской: 95 или 97 % составляли крестьяне от всего населения России.
- А это – сколько? - спросила Таня.
- Это значит, что из ста жителей России девяносто семь были крестьянами. Или по-другому скажу: из тысячи жителей России – девятьсот семьдесят человек были крестьянами. Вот детей этих крестьян грамоте не учили. Государство считало это лишним, ненужным. Зачем крестьянину грамота: он должен работать, он – чёрная кость.
- А сколько детей училось при царе Петре? – спросила Таня.
- В сорока двух школах по всей России обучалось две тысячи учащихся. Это, примерно, столько, сколько учится в двух или трёх городских школах сегодня.
- Ужас! – сказала мама.
- Именно так. Но населения было раз в десять меньше, чем сейчас.
- Просто ужас! – повторила мама. – Абсолютная неграмотность! Просто не верится. А как же Ломоносов? Учёные, писатели, художники, скульпторы – они откуда взялись?
- Михайло Ломоносов – гениальное исключение. Положительная ошибка времени, если сказать по-умному. Простолюдин, крестьянский сын – дошёл до вершин науки, стал символом нации. Были и художники талантливые, и скульпторы из простого народа, из крепостных – были. Сколько их талантливых умельцев из народа, о которых мы никогда и ничего уже не узнаем! Знаем только о некоторых.
Основная масса учёных, писателей, художников была из русских дворян. Из русских дворян и приглашённых иностранцев. А вся громадная народная, то есть крестьянская масса была непросвещённой.
И вот в просвещение крестьян солдаты внесли свой вклад.
Спасибо, милые дамы! Мы с Серёжей сейчас поможем убрать вам со стола, а потом я расскажу о солдатах просветителях.
- Не возражаем, - сказала мама.
…Все расположились в «гостиной». Мама взяла с собой своё вязание: носок для Серёжи, а папа – книги.
- История просвещения русского народа – очень печальна и драматична, - начал папа, как лектор. – Уж насколько неграмотны были высшие слои общества, то о крестьянах и говорить нечего. Царям не нужен был образованный народ: зачем вещи быть грамотной, зачем предмету уметь читать? Ведь крестьянин был вещью. Кроме того: размышляющий человек – опасен. Он начнёт сравнивать свою жизнь с жизнью господ, начнёт требовать свободы, равных прав с господами. И что произойдёт? Погибнет самодержавная, царская Россия. Будет какая-то другая, но не царская. Зачем царю это? Одни министры добивались создания школ для крестьян, другие – запрещали. Даже начальное образование запрещали. А уж на гимназию, лицей, университет крестьянский сын, «мужичок с ноготок» и рассчитывать не мог.
В середине XIX века многие образованные люди из города, болея душой за свой народ, стали перебираться жить в деревню, чтобы обучать и крестьян и крестьянских детей грамоте; чтобы рассказать о жизни крестьян со страниц газет и журналов. Это называлось – «хождением в народ».
Государство пошло на уступки: разрешило начальное образование для крестьян. Но денег на оплату труда учителей, на оборудование для школ, на книги оно выделило очень мало. Пусть, мол, сами крестьяне собирают деньги и содержат школы; местная казна пусть находит деньги на образование , а власть пусть ищет доброхотов-меценатов, которые содержали бы школы за свои деньги.
Крестьяне ничего и не знали об этой борьбе: так, слышали что-то краем уха. Да и не интересовались этой борьбой за собственное образование и образование детей. Многие из них считали, что образование – это баловство: незачем ребёнку голову забивать. (Примерно так рассуждали родители дворянских детей полтора века назад, при Петре I. Как тут не вспомнить круги по воде!) Если родители дворянских детей считали, что учение – это труд, то крестьяне считали наоборот: труд – вот учение; трудись, учись жизни и будешь обеспечен хлебом. А больше ничего и не надо. Смотри, Влас («мужичок с ноготок»), как делает отец и учись этому; слушай, Влас, что говорят старшие, приобретай их опыт – вот это и есть учение. Всё это правильно, но…
- Пап, а когда же ты о солдатах? – не выдержал Серёжа.
- Сейчас, сейчас, Серёженька! Потерпи. Многие крестьяне стали понимать важность и необходимость образования. Ведь земледельческий труд – это целая наука. Будешь плохо знать эту науку – значит, будешь плохо трудиться; будешь плохо трудиться – будешь плохо жить, разоришься. Земледельческую науку многие знали хорошо. Да и о государственных новостях слышали: многие крестьяне ездили на разные ярмарки да базары, а там – все новости. Но вот беда: обманывают неграмотного крестьянина, обсчитывают. Он и посчитать, как следует, не может, и бумагу какую-нибудь не прочитать, а уж написать тем более: просить кого-то надо, деньги платить. Общим, дорого стала стоить неграмотность. И когда поняли это, то стали отдавать детей учиться в школы. Там, где они были. А они были. Одна школа – на несколько деревень. А какие были школы?
Церковно-прихОдские, где церковь давала начальное образование; зЕмские, то есть государственные, которые содержала местная власть: земство; и частные школы. В частных школах учителя нанимали сами крестьяне и сами платили ему деньги. Учителем частной школы приглашали грамотного человека. А таким человеком во многих деревнях и сёлах был солдат.
Солдат – бывалый и уважаемый в народе человек; его ценили за находчивость, за широту знаний (везде побывал, много повидал), за добродушие и бескорыстность. Не зря, совсем не зря, солдат – герой многих легенд, историй и русских народных сказок.
Конечно, не только солдат приглашали обучать своих детей крестьяне. Были и приезжие люди: студенты, бывалые люди из города. Но наибольшим авторитетом пользовались отставные солдаты. Частные и церковноприхОдские школы появились в России в начале XIX, а земские – во второй половине XIX века. Как проходили занятия в церковноприхОдской школе, я вам сейчас зачитаю.
- Пап, а почему школа называлась «церковноприхОдской? – спросил Серёжа. – Можно ведь просто сказать: церковная.
- Иногда церковнопрхОдскую школу называли «прихОдской», то есть: школой данного прихода.
- А «прихОд» - что такое?
- А прихОд – это район, местность, жители которой приходят в данную церковь, являются прихожАнами этой церкви. В сельской местности церковь, обычно, была одна на несколько деревень и стояла в селе. Село и несколько деревень являлись одним приходом. Село являлось центром прихОда. Все прихожАне крестились, венчались, исповедовались только в церкви своего прихода. Так было принято. И школа, которая открывалась при церкви, называлась церковноприхОдской, или просто – прихОдской. Моя бабушка, а твоя прабабушка, Серёжа, закончила три класса церковноприхОдской школы села Бароновка.
Ну, теперь… Иван Яковлевич Столяров «Записки русского крестьянина». Сам столяров родился в семье крестьянина. И это его воспоминания. Два отрывка о школе я и прочту.
Папа раскрыл книгу.
- Да, ещё пару слов на объяснение. ПсалтЫрь – книга псалмов, религиозных текстов. При нехватке букварей употреблялась в России как учебная книга. Объясняю значение ещё одного слова: «по церковнославянски». Дело в том, что славянская азбука считается изобретением болгарских монахов Кирилла и Мефодия и называется «кириллицей». Через эту азбуку с греческого языка переводились все церковные книги. А книги, написанные кириллицей, назывались церковнославянскими. Каждая буква в церковнославянской азбуке имела своё название. Мы сегодня как называем буквы? А, БЭ, ВЭ, ГЭ, ДЭ… А в церковнославянском алфавите эти же буквы имели название: АЗ, БуКИ, ВеДИ, ГЛАГоЛЬ, ДОБРо…
Ну, а уж теперь – текст воспоминаний Столярова.
«ПсалтЫрь определила характер и программу нашего обучения. В это время учили сначала название каждой буквы по церковнославянски: а = аз, б = бУки, в = вЕди и т. д.
Неудобство этого метода (способа) обучения в том, что выучив название букв алфавИта, трудно потом перейти к сложению слогов и к чтению. Для сложения, например, слога «АБ» нужно было сказать: аз – буки = аб.
Научившись читать, мы приступили к чтению псалтЫри и к заучиванию наизусть молитв. Первый учитель занимался с нами недолго и потому не оставил никаких следов в моей памяти… Но нужно сказать, что этот учитель проделал с нами самую трудную работу: он научил нас азбуке, и мы могли кое-как читать.
После его ухода для школы наступило безвременье: никакого постоянного учителя, с нами занимались поочрёдно – сам священник, его жена и дьячок. Каждый из них учил на свой лад и тому, чему находил нужным учить. В одном не было разногласий между ними: в наказаниях. Давать щелчки в лоб, драть за уши, бить, бить линейкой по пальцам, ставить на колени; все эти наказания сыпались как из рога изобилия на тех, которые этого заслужили. Небольшое различие существовало среди наших учителей: дьячок предпочитал бить линейкой по рукам, попадья – ставить нас на колени, а священник признавал одинаково все виды наказания…»
- За что наказывали учеников? – спросила Таня.
- Не знаю. Наверное, за непослушание, за неправильный ответ, за дерзость, за грубость, за недостойное поведение и т. д. За то же, за что и вас наказывают в школе.
- Нас не бьют!
- Но всё равно наказывают: стыдят, ставят плохую оценку, записывают в дневник, вызывают в школу родителей. А в то время были другие способы наказания. Так обращались даже с дворянскими детьми в учебных заведениях и при домашнем обучении. Вспомните «Историю одного детства», «Детство Тёмы». Читаю дальше.
«Мы, малыши, предпочитали, чтобы он (священник) ставил нас на колени и больше всего боялись его щелчков и его манеры драть за уши. Пальцы у него были длинные, сухие, настоящие костяшки. От его щелчка лоб сейчас же краснел, а от большого числа щелчков лоб вздувался и долго сохранял следы приложения пАстырских (поповских) пальцев. Не лучшим было и драньё за уши. Он прибегал к этому, когда бывал очень рассержен. Тогда он становился злым и терял хладнокровие, впивался ногтями в основание ушей наказуемого, и когда он выпускал из тисков уши, кровь стекала капельками из ранок, нанесённых когтями.
- Аксёнка! – обращался он к одному из моих товарищей по парте. – Знаешь ли ты какую-нибудь молитву?
Не знаю, - отвечает Аксёнка.
- Как не знаешь? – начинает сердиться священник и повышает голос: - Ты всё же знаешь: «Господи, помилуй мя»?
- Не знаю, - отвечает Аксёнка.
- Как не знаешь! – ещё больше сердится священник. – Повторяй за мной: «Господи, помилуй мя!»
Аксёнка чешет затылок, старается вспомнить, что нужно повторить, и не может. Губы его начинают дрожать. Он вот-вот расплачется. И вдруг выпаливает:
- Не знаю, не могу повторить.
Это приводит священника в бешенство.
- Почему ты не знаешь! – кричит он.
Крик священника вызывает обратное действие у Аксёнки: его испуг исчезает и на лице появляется невозмутимое упорство. Он уже спокойно отвечает:
- Ничего не знаю.
Этот ответ приводит священника в недоумение:
- Почему же ты ничего не знаешь? – спрашивает он более спокойным тоном. – Чему же тебя учила мать?
Аксёнка улыбается.
- Ну, чему же ты смеёшься? – опять кричит священник. – Отвечай же мне!
- Да мама меня ничему не научила. Она сама ни одной молитвы не знает.
Это ответ почти успокаивает священника. Он задаёт Аксёнке ещё один вопрос:
Как же молится твоя мать, если она не знает ни одной молитвы?
- Да никак, - отвечает Аксёнка. – Она только крестится, да головой кивает.
- Болван! – говорит Аксёнке священник. – Становись на колени. Да сначала пойди выбей об угол избы свой нос».
- Как это? – спрашивает Таня.
А мама смеётся:
- Это священник так предлагает Аксёнке почистить нос, высморкаться.
«На этом и кончается обучение Аксёнки молитвам, - продолжил папа. – Аксёнка так и не понял, чего хотел добиться от него священник. Такие ответы могли опять повторяться, но в один прекрасный день Аксёнка не пришёл в школу и уже больше не приходил. Он решил, что ученье – очень мудрое дело и не для его ума:
- Чего мне там делать-то? Какая мне польза от учения? Батя и мама неграмотные, и все другие тоже. И ничего! Живут! Проживу и я без учения. А чтобы брань попа слушать, да побои выносит, - этого я не желаю.
…К концу третьего года только пять крестьянских мальчиков оставалось из двадцати записавшихся».
- Устали? – спросил папа. – А то давайте сделаем перемену.
- Можно чайку попить, - предложила мама.
- Да, да! – поддержала её Таня. – С тортиком!
- Ладно: вы пейте чай, а я буду читать вам, - сказал папа.
Чай – не еда: быстро вскипятили воду, расставили чашки, порезали торт – наслаждайся!
А папа – продолжил.
«На второй год число поступивших школьников оказалось значительно больше. Но причиной тому был не выросший интерес родителей или детей. Последовавший за годом открытия школы был 1891 год, голодный год. Для поддержания питания школьников была открыта при школе столовая, в которой им давали обед: густой пшённый суп с растительным маслом, картофель или кашу и кусок пшеничного хлеба. В нашем селе пшеничного хлеба и в нормальные годы не знали, всегда ели только чёрный ржаной хлеб. Пшеничную же муку покупали только в большие праздники…
Выдача детям пшеничного хлеба, да ещё в голодный год, когда у других и ржаного-то хлеба не было, и всё это бесплатно, - привлекало детей к школе».
- Ужас! – сказала Таня.
- Что, крестьяне были такими бедными? – удивился Серёжа.
- Да, Серёженька, да. Не роскошествовали. Всю Россию кормили, а сами пшеничного хлеба не видели. И это притом, что крестьян в России к этому времени было девяносто процентов, то есть: девятьсот крестьян на тысячу жителей.
- А у нас булочки в школе – каждый день. – сказала Таня.
- А у них и ржаной не всегда был. Я продолжаю.
«Во второй половине этого же года приехал к нам новый учитель, пятый по счёту. Иван Капитонович (так звали его) оказался живым, расторопным малым, лучшим, чем это можно было заключить по первому впечатлению…
…Так кое-как Ивану Капитоновичу удалось довести до конца наше обучение.
В 1893 году состоялся первый выпускной экзамен. От представляющихся к экзамену требовалось: написать небольшую диктовку с расстановкой знаков препинания, решить одну из несложных задач и прочесть наизусть одно небольшое стихотворение или прочитать по книжке коротенький рассказ и ответить на несколько вопросов священника по священной истории или же прочитать какую-нибудь молитву.
Иван Капитонович начал нас готовить к экзамену чуть не с Рождества. Он больше всего боялся, что мы не сумеем правильно расставить знаки препинания. Эта почти ежедневная подготовка заключалась в том, как он будет держаться на экзамене, как он будет подсказывать нам знаки препинания и правописание трудных слов. Он плохо верил в наши знания и считал эти правила слишком сложными для нас. Он придкмал особенный способ подсказывать нам. «Если после продиктованной фразы я возьмусь за пуговицу моего пиджака, значит, поставить точку. Если же нужно поставить точку с запятой, то я возьмусь за пуговицу и ещё сделаю рукой движение в воздухе, которое напоминает вам запятую. Когда нужно поставить запятую, я поднесу руку к усам. А для двоеточия я возьмусь за две пуговицы на пиджаке». Для вопросительного знака Иван Капитонович решил высморкаться, а для восклицательного знака покашливать, а для беглого «е» - понижать. И ещё другие жесты».
Таня беззвучно смеялась, прикрыв рот ладошкой, Серёжа изображал знаки препинания.
- Что значит «беглое «е»? – неожиданно спросила мама.
- Значит: не под ударением. Вот в слове «перелесок» звук «е» в первых двух слогах – беглый.
- Дальше, - попросила Таня.
«Наступил день экзамена. У всех нервы были напряжены, а у нас, малышей, коленки от страха тряслись. Священник отслужил молЕбен. Экзаменаторы сели за стол, покрытый зелёным сукном, нас посадили за парты. Экзамен начался. Бедный Иван Капитонович! Он растерялся больше, чем мы. Начал он диктовать. Губы у него посинели, сам он побледнел. Язык плохо слушался его. Все условные знаки, которые он так долго внушал нам, выскочили у него из головы. Его голос и речь изменились. Он заикался. Он запутался в своей системе показывать нам знаки препинания и правописания. Впрочем, мы были так взволнованы, что не могли бы следовать за знаками Ивана Капитоновича. Если бы даже он сохранил своё хладнокровие.
Нас было всего восемь кандидатов и кандидаток, дошедших до конца обучения и допущенных к выпускному экзамену. Экзаменаторов было почти столько же, сколько и кандидатов. В числе их находились: земский начальник, архимандрИт (начальник священника) и ещё какие-то лица. Их присутствие ещё больше вызывало в нас робость. Как была написана нами диктовка? Правильно ли решена задачка? Хорошо ли мы ответили экзаменаторам? Одному богу, да экзаменаторам было известно. Сами же мы не отдавали себе отчёта.
Все мы были признаны достойными получения свидетельства об окончании школы. Экзаменаторы поздравили наших родителей, ожидавших в ограде церкви. И вот мы стали первыми «грамотеями» нашего села».
Папа закрыл книгу. Серёжа потянулся и Таня успела его пощекотать. Серёжа взвизгнул и вскочил.
- Погуляйте, если хотите, - сказала мама. – Поморозьтесь, только недолго.
Ребята! Сравните вашу школу с церковноприхОдской.
1. Чем отличаются школы?
2. Почему государство препятствовало крестьянам в получении грамотности?
3. Какие предметы изучали дети в церковноприхОдской школе?
4. Почему крестьяне не были богатыми?
5. Как вы понимаете смысл следующих пословиц и поговорок?
- «Мужицкими мозолями баре сыто живут».
- «Один с сошкой, а семеро с ложкой».
- «Аз, бУки, ВвЕди страшат, что медведи».
Ребята! Вы помните крестьянина Ивана Ермолаевича из очерка Г. И. Успенского «Крестьянин и крестьянский труд»? Прочтите отрывок из того же очерка о том, как Иван Ермолаемич отдавал своего сына Мишутку учиться.
Г.И. Успенский
«Мишка»
Иван Ермолаевич задумал учить своего сына, одиннадцатилетнего мальчика. Необходимо сказать, что потребность учить и учиться была осознаваема Иваном Ермолаевичем в смутной степени. Обыкновенно он решительно не нуждался ни в каких знаниях, ни в каком учении. Жизнь его и его семьи, не исключая одиннадцатилетнего сына, была так наполнена и была так хорошо снабжена знаниями, которые сама же и давала, что нуждаться в каком-либо постороннем указании, совете – словом, в чём-либо непочерпаемом тут же, на месте и на своём деле – даже не было и тени надобности. Но иногда минутами что-то неведомое, непонятное, что-то доносящееся из самого далёкого далекА пугало Ивана Ермолаевича… И в такие-то минуты он говорил: «Нет, надо Мишутку обучить грамоте. Надо!» Удивительно странные обстоятельства приводили его к этой мысли. Однажды, во время косьбы зашли мы с ним в луга, арендуемые немцами курляндцами(1). Попался нам курляндец, сидит на копне сена и что-то ест. Поглядели, ест рыбу. «Какая это рыба? – спрашивает Иван Ермолаевич. «СалАка!» - «Дай-ко отведать». Немец дал, Иван Ермолаевич поглядел на рыбу, повертел её в руках, померил, откусил, пожевал и спросил: «Почём?» Немец сказал цену. Иван Ермолаевич доел рыбу, поблагодарил и мы пошли дальше, и тут-то ни с того ни с сего, Иван Ермолаевич вдруг вздохнул глубоко-глубоко и сказал: «Нет, надо Мишутку учить! Пропадёшь, верное слово, пропадёшь! Ишь вон какую рыбу-то ест! Надо! Вот уберёмся, отдам учителю».
…С величайшей неохотой и как бы с тяжестью на душе Иван Ермолаевич приводит намЕрение своё в исполнение. Уж давно убрались с хлебом, и начал устанавливаться зимний путь, а он всё не ведёт к учителю.
…Иван Ермолаевич съездил в одну из близлежащих деревень, где была зЕмская школа, уговорился с учителем и, наконец, настал день, когда нужно было везти Михайлу в школу. До этой минуты на все разговоры об учении Михайло обыкновенно не отвечал ни одного слова. «Вот, - скажет Иван Ермолаевич, - скоро в школу повезу, смотри, учись!» Михайло молчит, не отвечает ни слова. Мальчик он был бойкий, весёлый, разговорчивый, но как только дело или разговор касался школы, Михайло делался как каменный: не огорчается, не радуется, а смотрит как-то осторожно… В день отъезда Иван Ермолаевич сказал, наконец, с тяжёлым вздохом:
- Ну, Михайло, сейчас поедем. Мать, одень Мишку-то!
Мать одевала и плакала. Иван Ермолаевич так же чуть не рыдал, не понимая из-за чего должно происходить всё это мучение. Но Михайло хоть бы слово.
…Всё время Мишка был твёрд и молчалив, как железный, сам Иван Ермолаевич тяготился этим отъездом в школу гораздо больше, чем Михайло. И вот в то время, когда Иван Ермолаевич нехотя ис глубоким сокрушением стал влезать в сани и со вздохом произнёс: «Ну, Михало, полезай, брат», - оказалось, что Михайлы нет. Покликали, покричали – нет ответа. Принялись искать – опять нигде нет; оглядели все чердаки, все углы в доме и на дворе – нет Михайлы! «Ведь спрашивали дьявола, - сердился Иван Ермолаевич, - хочешь в ученье или нет? Ведь молчит, как камень, дубина экая, а вот убёг! Уж попадись ты мне, я из тебя выбью ответ!» Но этот гнев немедленно же сменялся в родительском сердце состраданием… Надвигались сумерки, а Мишки всё не было. Всеми, не исключая работников, охватило глубокое уныние, которое сменилось искреннейшею радостью, когда один общий знакомый мужик из соседней деревни уж тёмным вечером привёз Мишку домой. Все обрадовались, забыли всякие разговоры об ученье, всякие намЕрения «пробрать» и т. д. Спрашивали только «не замёрз ли», «чай голоден», а работники, так те откровенно высказывали своё одобрение: «Ловко ты, Мишанька… Право, ловко!...»
Мишка чувствовал себя победителем и как бы вырос и окреп за эти несколько часов бегства. Тотчас, как только его привезли, он переоделся, переобулся и в несколько минут обЕгал весь двор, заглянул в хлева, в сараи, и т. д., точно желал удостовериться, всё ли на своих местах, всё ли по-старому, всё ли благополучно.
… Иван Ермолаевич перестал говорить с Михайлом о своём намЕрении, но вместе со мной заключил зАговор. Не говоря никому ни слова, мы выберем любой день, посадим Мишку в сани и поедем в другую деревню за двенадцать вёрст(2), близ станции железной дороги. Там мы его сразу и заточИм в школу и водворим в квартире. Там есть у Ивана Ермолаевича знакомые, которые будут присматривать, приглядывать, а в случае чего и по затылку дадут – ничего выдержит! скотина добрая(3)…
Мишка ничего не подозревал, когда Иван Ермолаевич приказал заложить лошадь, объявив, что едет на мельницу. Он, как и всегда, помогал запрягать… Когда лошадь была подана, Иван Ермолаевич внезапно объявил Михайле, находившемуся в избе: «Одевайся, со мной поедешь». Михайло побледнел, как полотно, почувствовал, что схвачен врасплох, но ни слова не сказал, оделся; тут подоспел и я; посадив Михайлу в середину между нами, мы тронулись в путь. По хорошей зимней дороге мы «духом»(4) долетели до деревни, где была школа, и обделали всё дело не больше, как в один час. Как раз напротив школы нашли квартиру у вдовы-старушки, дали задАток(5), повели Мишку к учителю, переговорили с ним, также дали задАток, после чего учитель сию же минуту взял Мишку и увёл в школу, где уж сидело и жужжало человек сорок малых ребят. Мишка хотя и был крепковат на нервы, когда учитель усадил его в самую середину школьной толпы, малый «загорелся», вспыхнул, смутился и оторопел…
- Это самое и надо! – сказал Иван Ермолаевич, когда мы выбрались из школы. Он и сам был испуган школой не меньше Мишки. – Так и нужно прямо под Обух(6)! Скорей оботрётся… Оглушишь его этак-то – он и пообмякнет… Это слава богу, что так – прямо Обземь! Ничего, пущай! – закончил Иван Ермолаевич, и мы поехали прочь от школы.
По дороге мы заехали к кузнецу, которого звали Лепило и который вместе с тем был и коновал(7). У него находилась на излечении лошадь Ивана Ермолаевича… Поглядели больную лошадь, к ноге которой была привязана тряпка с лекарством, зашли, кроме того, в лавки кое-что купить, часа два пили в трактире(8) чай, грелись, разговаривали и воротились домой шажком уж часу в первом ночи.
- Мишка прибежал! – было первое слово, сказанное женой Ивана Ермолаевича, когда мы подъехали к крыльцу его избы.
И я и Иван Ермолаевич были несказАнно изумлены. Иван Ермолаевич вылез из саней и молча пошёл в избу; я также молча пошёл домой; было уже поздно, и поэтому с Иваном Ермолаевичем я увиделся только утром.
- Это его учитель прислал… Грифель(9) вишь(10)… книгу какую-то надо… бумагу…
Потолковали мы насчёт расходов и порешили отвезти Мишку и послать учителю деньги, чтобы купил грифель и всё, что нужно. Отправили Мишку на следующий же день с работником. Но утром через день Мишка опять явился.
- Ты зачем?
- Хозяйка прогнала. Напилась пьяна, стала драться, погнала вон… Не пимши, не емши…
Все жалели его, особенно же жалели, что он и сапоги и ноги истрепал. Но Мишутка в моменты своих кратковременных возвращений не обращал, по-видимому, никакого внимания ни на сожаления о его ногах, ни на самые ноги. Едва прибежав издальнего путешествия по снегу,..бежал в коровник, в свиной хлев, к овцам, к лошадям, в сарай, в баню к уткам; там всё пересмотрит, перепробует, рукой пощупает; словом, не нарадуется на свои родные места, в которых ему, очевидно, дорога каждая порошИнка (пылинка).
На следующее утро поехал с Мишкой сам Иван Ермолаевич, так как надо было разобрать дело. По его отъзде пришёл ко мне работник и сказал:
- Не будет Михайло учится, нет не будет!
- Почему же?
- Не к тому привержен. У него есть приверженность к хозяйству, лошадей любит, скотину; а это ученье не по нём – не будет! Я уж знаю его характер. Таперича, ежели ему лошадью править, снопы возить, так он трясётся от радости. А это ученье – нет. Ведь он мне сам сказывал, что на хозяйку наплёл(11), насказал облЫжных(12) слов. А всё из-за того, чтобы отец отдал его Лепиле на квартиру, потому что там наша кобыла. Он сам сказал: «Как, говорит, увидел я нашу рыжую, как она стоит с больной ногой, вспомнил дом, так и упёр из училища». Нет, не будет, не такой парень.
Иван Ермолаевич воротился в глубоком унынии. Мишка всё наврал – и на хозяйку и на учителя. Учитель и не думал его посылать, а хозяйка, ввиду такой бессовестности, отдала Ивану Ермолаевичу назад деньги и отказалась держать Мишутку. Волей-неволей пришлось поместить Мишутку к Лепиле, но при этом Иван Ермолаевич «оттрепал» его за волосы.
Но этим мучения не окончились; дня через два мужики, воротясь со станции, объявили, что Мишка там трётся вокруг вагонов, помогает подводить лошадей и заслуживает тем всеобщие похвалы. Но что ужасно – жалуется мужикам на жестокое обращение отца: бьёт, выгнал из дому; просит приютить и жалуется самым лютым врагам Ивана Ермолаевича, срамИт (стыдит) его не на живот, а на смерть перед людьми. ничего не стоящими. Иван Ермолаевич вышел из себя и немедленно же пустился ловить Мишутку, и тут началась борьба. Только что Иван Ермолаевич настигнет его у вагонов, Мишка – под вагон, а Иван Ермолаевич в ужасе, что его раздавит, не знает, что делать. Из-под вагона Мишка пускается в бега. Но разыскать его не было возможности, потому что Мишка так умел насказать про отца, что его прятали, скрывали – «нету у нас!»
Наконец-то словили и привезли… К этому времени на Мишку все были до того ожесточены, он так много насрамИЛ, налгал на отца и мать, такую пустил про них худую(13) славу, что появление Мишки вызвало уже не радость, а единодушное восклицание отца и матери: «Драть!» Розги были припасены, и едва Мишка появился в избе, как Иван Ермолаевич крикнул работнику: «Держи-кось его Фёдор!» Но Фёдор наотрез отказался и ушёл вон; не драть, а хвалить мальчишку надо бы было, по его мнению, за такие молодецкие подвиги и за такое образцовое сопротивление какому-то учителю. Работница тоже отказалась и убежала, и по тем же причинам. Тогда взялась держать мать. Мишка ужасно орал, молил и вопиЯл, но драньё было беспощадное…
Это-то драньё и было его окончательной победой; сорвав зло Иван Ермолаевич немедленно утих и крайне удивлялся, что всё это мучение произошло из-за какого-то ученья. Он решительно уже не мог понять, зачем оно нужно Мишке, несомненные достоинства которого, выказанные во время всей этой истории выступили теперь со всей яркостью; нежелание учиться исчезало совершенно перед этим упорным желаниемжить в крестьянских условиях, перед этой любовью к «крестьянству», выражавшейся в любви к скотине, к нашей рыжей кобыле, в этом неудержимом стремлении «домой», где дорога каждая курица, утка. С каждой минутой Иван Ермолаевич убеждался, что в Мишке растёт надёжный представитель его семьи, работник, привязанный к «крестьянству» неразрывными узами, и недавнее негодование заменилось весьма скоро восхищением.
Пояснения
1. - немцы-курляндцы – немцы из Прибалтики.
2. – верста - мера длины, чуть больше километра, а точнее: 1 км 60 м.
З. – «скотина добрая» - в устах Ивана Ермолаевича это не брань, а похвала, гордость за сына: «добрая» - значит, хорошая, крепкая; а «скотина», да ещё хорошая, здоровая – для крестьянина лучшая награда.
4. – «мы «духом» долетели» - быстро, мигом.
5. – часть денег, которые даются исполнителю работы до выполнения самой работы.
6. – «прямо под обух» - сразу, резко.
7. – коновал – знахарь, лекарь, лечащий лошадей.
8. – грИфель – палочка из особого минерала для писания ею на ученической или классной доске; предшественник карандаша.
9. – трактИр – столовая, где продавали разные напитки и обязательно – чай.
10 – вишь – видишь.
11 – наплёл – наврал, оклеветал.
12. – «облыжные слова» - ложные, неверные слова.
13. – худая слава – дурная слава, порочащая человека.
Ребята, как вы думаете:
1. Почему Иван Ермолаевич хотел отдать учиться сына?
2. Почему Миша не хотел учиться? Найдите подтверждение в тексте.
3. В какую школу определили Мишутку: земскую, частную, прихОдскую?
4. В каком возрасте принимали крестьянских детей в школу?
5. Богатым или бедным крестьянином был Иван Ермолаевич? Найдите
в тексте подтверждение ответу.
Ребята, как вы понимаете пословицы и поговорки:
- «Которая рука по головке гладит, та и за вихор тянет».
- «От доброго корня добрая и поросль».
- «Нашла коса на камень».
- «Детки – радость, детки ж и горе».
- «Детишек воспитать – не курочек перевоспитать»
День восемнадцатый
Наступил выходной день для всей семьи, но зима не отступила: выла метель, сильные порывы ветра секли лицо льдистым снегом. На улицу не выйдешь – никакой радости. Небо в тяжёлых свинцовых тучах; не день – а вечер.
В квартире включили свет. Это днём-то! А Таня предложила свет выключить, а зажечь свечи: красивые, фигурные, цветные в подсвечнике, которые остались от Нового года.
Так и сделали. Стало хорошо: за окном пурга, а здесь – тепло, уютно, свечи…
- А что в это время делали в деревне? – спросил Серёжа.
- В это время – это зимой? Или в конце февраля?
- В конце февраля.
- Начиная с Рождества, по всей России шли свадьбы. До самой масленицы, которая к нам подкатится через две недели. А конец февраля… Начинали готовиться к севу зерна.
- Зимой?!
- Да, да – именно зимой. Крестьяне выносили посевное зерно на утренний морозец (говорили: на три утренние зори); считали, что зёрна чуть примороженные, чуть «тронутые морозом», дают лучший урожай.
- Закаляли зерно, - сделал вывод Серёжа.
- Но выносили на мороз и лён и пряжу, для того, чтобы нитки были ровными и белыми.
- А как так получалось?
- Не знаю. Но люди это делали, а, значит, и верили, что толк будет. Где-то в конце февраля – Власьев день. Люди ходили друг к другу в гости, но главное то, что начинались торги по продаже скота. А вечер двадцать восьмого февраля был вечером «окликАния звёзд». ОвчарЫ – пастухи овец – вечером смотрели на звёзды и говорили определённые слова. Делали они это для того, чтобы появилось в хозяйстве больше ягнят – детёнышей овец.
- Это правда? – удивилась Таня.
- Правда, что такие слова произносили. А добавляли ли эти заклинания ягнят, я не уверен. А пастухи верили. Они были суеверными…
- Верили в сверхъестественную силу, - вспомнил Серёжа.
- Молодец! А окликАние звёзд – древний обычай. И пастухи исполняли этот обычай. Что ещё делали в конце февраля? Занимались своими обычными ежедневными делами: ткали, пряли, плели лапти, чинили обувь и инвентарь у весне… А дети помогали старшим. Вон, Миша, сын Ивана Ермолаевича, крутился во дворе, в хлеве возле скотины. Кстати, в какую школу отдавали учиться Мишу: прихОдскую, зЕмскую или частную?
- В зЕмскую, - сказала Таня. Ей нравилось это слово.
- В частную, - возразил Серёжа, - потому что Иван Ермолаевич учителю деньги платил за обучение.
- Да, пожалуй, что частная. Но в частной школе никогда не бывало столь много учеников, сколько было в классе. Значит, это зЕмская школа, которую содержали и крестьяне и зЕмство.
- Ага! – ликовала Таня. – Я угадала!
- Угадала, а не доказала, - возразил Серёжа.
- Успокойтесь. Я сейчас вам прочту, как выглядела зЕмская школа. Из воспоминаний учителя зЕмской школы.
Папа взял, видно давно подготовленную книгу и открыл на закладке.
«Теперь несколько слов о школьном здании. Рядом с комнатой учителя помещалась кухня таких же размеров, как и учительская комната. Двери из комнаты и из кухни вели в коридор, где дети раздевались. Многие незнакомы были с вешалкой и клали одежду прямо на пол; так же поступали и малыши, не могшие пользоваться вешалкой и боявшиеся просить старших учеников, не говоря уже о стороже или учителе.
Первая группа скоро – на примере товарищей – познакомилась с назначением вешалки – и это было целым событием для ребят! Раз навсегда избавлялись они от необходимости класть одежду на пол или просить помощи старших, которые смеялись над малышами.
Из коридора дверь вела в классную комнату, площадью в шестьдесят четыре квадратных аршИн, где помещалось семьдесят-восемьдесят человек».
- Серёж, включи, пожалуйста, торшер: мне плохо видно. Спасибо.
- А что такое «аршИн»? – спросила Таня.
- Это устаревшая мера длины, как и верстА. Семьдесят сантиметров. Вот столько, примерно. - И папа развёл руки в стороны. – А шестьдесят четыре квадратных аршина… - Папа задумался, сосредоточился… - Это, примерно такая же комната, как и ваш класс. Только класс этот в школе был один, и в этом единственном классе занимались семьдесят-восемьдесят учеников.
«Впечатление получалось от комнаты этой ужасное: чёрные от грязи полы, не мывшиеся по целым месяцам; выбитые во многих рамах стёкла; печь, угощавшая при каждой топке учеников и учителя дымом и головными болями; поломанные парты, которые ремонтировались самими учениками – где гвоздик вобьют, где верёвочкой к стенке привяжут – и стоит себе; доски пола, прогнившие и проваливавшиеся под ногами, грозя оставить кого-либо калекой, - вот картина, какую я застал в школе».
- Вот такая зЕмская школа. Потом, постепенно, этот учитель всё наладит и отремонтирует. А пока нужно было записывать и приглашать учеников в школу.
«Просматривая список записавшихся в школу детей, я удивился, что из Жданова, деревни с двадцатью дворами, поступили только два мальчика. Между тем, по наведённым мною справкам, в деревне было около двенадцати-пятнадцати детей школьного возраста. После некоторого раздумья я решил отправиться в Жданово и постараться убедить крестьян отдавать детей в школу. До Жданова было четыре версты, и я пригласил в попутчики молодого рЕгента местного церковного хора – малоразвитого, но симпатичного молодого человека».
- Регент – дирижёр, руководитель церковного хора, - объяснил папа, опередив Серёжу с его вопросом.
«В большинстве домов моя проповедь была встречена холодно, почти враждебно. Мне говорили, что и без меня они знают, что хорошо учить детей, и если не учат, так, значит – нельзя, не могут, что я только дразню детей, которые плачут, учиться. Другие просто запирались от меня, и я понимал их мотивы (причины): не хотели, чтобы я бередил (тревожил) их раны! Только в двух-трёх домах я встретил радушный приём: меня не знали куда посадить, не садились при мне, бросали работу. Они говорили, что вот, мо, рожь посадим, справим (купим) одежонку и отправим в школу Ваську или Настьку, что и всем хочется учить детей, да не могут: не то что в школу, на двор выйти не в чем, по очереди ходят.
…Мы недаром проходили в Жданово: три новичка из Жданова пришли записываться на следующий же день».
- Ребятам из этой школы попался хороший учитель: школу отремонтировали при его содействии, в игры с детьми играл, уроки вёл интересно. Вот послушайте.
«Иной раз прямо-таки диву даёшься, до чего скУдны (малы) детские понятия! Вот, например, я спрашиваю: «Кто такой итальянец?» Говорят»Он на тальянке (гармошке) играет». Когда я разъяснял детям, то им становилось не только смешно, но и досадно… Однажды я спросил малышей, как зовут Николая Чудотворца (имя святого). Отвечают: «Апостол Пётр, Алексей Божий человек» и т. д. Я обращаюсь к среднему отделению, тоже не знают. И только в старшем отделении нашёлся один из всех, который сказал, что Николая Чудотворца зовут Николаем, а апостола Петра – Петром, и т. д.»
- Пап, пап! А апОстол - это кто? – спросила Таня.
- Апостолы – ученики Христа, после смерти его проповедовавшие христианство, учение Христа.
- Па, я не понял: что, и старшие и младшие – все занимались в одной комнате и сразу? – спросил Серёжа.
- Да, я же говорил. Первый, второй и третий класс. Автор называет классы «отделениями»: младшее, среднее, старшее.
- А какие уроки были в зЕмской школе?
- Чтение, письмо, математика и закон Божий. Это – основные уроки. А были ещё: и старославянский язык, пение, чистописание. Закон Божий вёл местный священник, а все остальные уроки – один учитель. Вот как он проводил урок математики.
«С каждой новой задачей внимание притуплялось… Становилось ясно, что необходимо было расшевелить мозг, и я диктовал: «Мальчику один год, его сестре три года. Сколько им обоим будет через два года?»
- А сколько будет? – спросил папа у Тани и Серёжи. – С Таней понятно: ей нужно взять ручку и бумагу и решать. Она устно не сможет посчитать. А ты, Серёжа, можешь. Так – сколько?
- Шесть! – выкрикнула Таня, показывая загнутые пальцы.
- А ты, Серёж?
- Восемь…
- А теперь слушайте дальше.
«Наконец, подняты все руки, все хотят отвечать, тянут руки так, что порою кажется, вот-вот оторвётся рука.
Спрашиваю. Отвечают: «Шесть».
- Ага! – крикнула Таня.
«Нет, неверно!» – говорю я. На лицах детей изумление. Часть рук опускается. Проходит минута. «Шесть, шесть», - несётся со всех сторон. «Нет!» - повторяю я. Дети почёсывают затылки… Опять заработали пальцы, зацарапали грифели, а результат всё тот же. Пробовали угадывать: «Пять», «семь»…
Я объяснил задачу. Дети поняли, что споткнулись они, попали в западню, и начинали весело смеяться, говорили, что я не проведу их больше – будут осторожнее».
- Так – сколько?! – не выдержала Таня.
- Серёжин ответ правильный: восемь.
Серёжа заулыбался.
А папа продолжал.
«Теперь в течение двух-трёх дней они были очень внимательны, с ответами не торопились – искали подвоха в задачах. Мы уже проходили вычитание. Снова ряд задач усыпляет детей, и новая задача поджидает их: «На крыше сидело десять воробьёв, охотник убил четырёх из них, сколько осталось?»
Папа посмотрел на ребят. Таня снова стала загибать пальцы. А Серёжа улыбнулся и сказал:
- Четыре.
Папа продолжал.
«Дети, не долго думая, ответили: «Шесть». «Нет!» - бросал я. Дети возбуждались, встряхивались, подскакивали на местах… Одна минута поверки – и тот же ответ. «Плохо, плохо вы считаете, осталось четыре, остальные улетели!»
- А-а, - поняла Таня.
Папа с Серёжей рассмеялись.
«Посмеявшись, мы снова принимались за работу.
Таким образом внимание всегда настороже – зато, когда малышам удаётся решить такую задачу с подвохом, нет предела детской радости».
- Только для Тани, как для младшей группы, задача с подвохом, задача на сообразительность. Из урока этого же учителя. Внимание, Таня! На столе горело девять свечей. Я погасил две. Сколько свечей осталось?.
Таня глянула на оплывшие в подсвечнике свечи, подумала и радостно воскликнула:
- Две!
- Молодец! Сообразительная девочка. А мы вовремя не погасили наши свечи и они сгорели все. Гаси остатки.
Таня и Серёжа погасили свечи, стали трогать пальцами оплавленный воск.
- После метели – всегда морозно и солнечно, сказал папа. – Я думаю, что завтра мы сможем сходить на лыжах.
День девятнадцатый
«Бывает оттепель перед последними сретенскими морозами (Сретенье – церковный праздник пятнадцатого февраля), птицы её принимают за начало весны; рябчики пересвистываются и начинают предвесенние поиски пары.
Тетерев токует во весь дух и так, что человек, услыхав это, тоже вовлекается в обман; и если ещё молод и есть время – бог знает, что бормочет».
(М. М. Пришвин «Последние морозы»)
«Невидимые звёзды снега теперь спустились сверху, возле нас в воздухе блестят спокойным дождём искр, и остаются на сучках деревьев, и от этого дерево сверкает всё от верху до низу каждой веточкой, каждой зимней нераскрытой почкой».
(М. М. Пришвин «Снег на ветвях»)
А день действительно был великолепным! Перепушёный и сбитый метелью в плотные сугробы снег слепил под солнцем глаза. Таня надела тёмные очки, которые постоянно падали с её маленького носика.
В сосновом бору можно было обойтись без очков: высокие кроны перекрывали солнце, и внизу было тенисто и тихо.
Шли по лыжне за папой, катались с гор, проваливались в снег, останавливались и наслаждались тишиной, солнцем и снегом: впитывали красоту зимнего леса. Она, красота, входила в людей незаметно, как воздух и тепло, светилась сияющими глазами детей, улыбками и румянцем.
Потом пили ароматный чай из термоса. Хорошо!
Уже на самом выходе из леса, со стороны высокой рябины послышалась серебряная трель, будто сыпались хрустальные льдинки. Остановились. «Звенела» стайка крупных хохлатых птах.
- Свиристели прилетели, - сказал папа. – Весна.
Дома лыжников ждали мама и Сява.
Поделились впечатлениями, пообедали – и в «гостиную».
- Гулять, я думаю, не пойдёте, нагулялись? – спросил папа.
- Пойдём. Вечером, - устало ответил Серёжа.
- За вами ещё уроки, - напомнил папа.
- Ну, разумеется, - как-то по-взрослому ответила Таня. – Ужас, как устала…
- Тогда поговорим?
- Давай, - вяло согласился Серёжа.
- Я вот всё думаю, - опять как-то по-взрослому начала Таня, - как же могут поместиться восемьдесят учеников в нашем классе?
- А, вот ты о чём! Как в маленьком зрительном зале: лавки стояли. Да ещё парты. Битком всё. Я сам удивляюсь: как можно было в таких условиях учиться. Ну, кто-то болел, кто-то ещё что-то… Нет, очень много. А ведь были и поменьше классы: как наша «гостиная».
- Ужас! – Таня никак не хотела выходить из роли мамы. – Только подумать – наша «гостиная»!
- Частные школы чаще всего и размещались в одной из крестьянских изб.
- Частные школы, где учителя – солдаты, вспомнила Таня. – Подожди, не рассказывай.
Таня вышла из комнаты и вернулась с куклой:
- Рассказывай.
- Да, учителями были солдаты, писари, грамотные крестьяне, а то и старшие ребята. Если было в деревне несколько крестьян, желавших отдать своих детей учиться, находили учителя и в одной из крестьянских изб начинала работать школа.
- А сколько учеников было в такой школе?
- От трёх до десяти. Больше в избе-то не поместится. Если по какой-то причине нельзя было вести занятия в одной и той же избе, то «школа» поочерёдно переходила из одной избы в другую. Здесь, в школе-избе, учитель преподавал, питался, ночевал. Сюда крестьяне доставляли учителю провизию, топливо для печи обогревать класс. Родители покупали на базаре азбуку и другие ученические принадлежности. Чему учили? Чтению, письму, счёту. Это было то главное, без чего крестьянину трудно было обойтись. Занятия велись с раннего утра и до темна с несколькими перерывами для отдыха и обеда. Занятия в таких школах проходили только зимой: от двух до пяти месяцев. И только до Пасхи, до светлого Христова воскресения.
- А когда оно?
- Через семь недель после Масленицы, или через сорок девять дней. Одним словом: ребята учились до весны. А потом шла подготовка к весенним работам и дети помогали взрослым.
- А когда дети начинали заниматься?
- В ноябре, а то и в декабре. С первыми морозами начинались занятия.
- Почему?
- Грязь, слякоть, холод. А в чём пойдёт крестьянский мальчишка в школу: Сапог нет, только валенки для зимы приготовлены.
- Просто ужас, - сказала Таня, а Серёжа зевнул.
- Хорошо. Я понял. Ещё немного прочту и – гуляйте.
Папа взял с полки уже знакомую детям книгу «Мир русской деревни» и открыл на закладке.
«Из многочисленных талантов Артёмия Скрыпы едва ли ни самым ярким был педагогический дар. Учеников он встречал приветливо, обращался с ними ласково, объяснения делал чёткие, на доступном детям языке. Для каждого нового ученика он сам писал азбуку и украшал её, вырезал указку с орнаментом. Если одновременно занималось у него в избе два или больше учеников, он для каждого находил свой подход, давал отдельные объяснения. При этом учитель разъяснял свои поступки новичку, ободряя его. «Ну-ка, Никола, - говорил он семилетнему Чукмалдину, - иди сюда, примемся за дело. Здесь, у стола, учится Ефрем, он постарше и побольше тебя. Тебя ж я устрою вот на этой лавке, у оконца. Вот скамейка, мы её поставили вот на эту лавку и на неё положим азбуку; вот смотри-ка, какую я тебе указку смастерил: с конями и зарубками. Ну-ко, брат, бери её, вот так, в руку, и садись перед скамейкой на лавку». Мальчика поразила азбука – новенькая, только что написанная по-славянски, красными и чёрными чернилами… А учитель уже мягко и уверенно вёл очарованного малыша дальше: «Вот на этой первой странице – вся азбука… Надо все буквы выучить наизусть и запомнить их твёрдо, как они пишутся и называются. Указывай указкой вот эту первую букву и говори: аз, вторую – бУки, третью – вЕди… Смелее, брат, смелее! Ну, говори за мной нараспев: а – з, бу – ки, ве – ди,
гла – го – ль. Мало. Пой, как поют ребята, когда играют в пряталки, да посмелее… Вот так, так. Потихоньку да помаленьку всё пойдёт у нас на лад». Скрыпа чередовал мягкие указания с похвалой, а в какой-то момент заметил: «Ну, да ты устал. Оденься, иди во двор побегать. Потом приходи, поешь, и мы ещё потвердим азбуку. В три часа занятия были закончены. «Скажи отцу и матери, что грамота тебе даётся. А завтра утром приходи опять».
Всё, друзья, гуляйте!
Ребята! Поразмышляйте на досуге вместе с родителями над смыслом этих пословиц и поговорок:
«Без муки нет науки».
«Без терпения нет учения».
«Век живи – век учись».
«Корень учения горек, да плод его сладок».
«Не говори, чему учился, а говори, что узнал».
«Не стыдно не знать, стыдно не учиться».
«Повторенье – мать ученья».
«Неграмотный, что слепой».
«С книгой поведёшься – ума наберёшься».
«Знание лучше богатства».
«Был бы ум, будет и рубль».
«Ученье и труд – всё перетрут».
Ребята! Я думаю, что вы уже достаточно ознакомились с жизнью крестьянских детей в старину и поэтому можете себе представить: чем мог заниматься мальчик (или девочка) хотя бы один день в году?
Напишите сочинение, которое может называться так: «Один зимний день мальчика Вани» (или девочки Маши).
Можно другое сочинение: «Летний день Вани» (или Маши).
4. Дети города
День двадцатый
Это было великолепно! Масленица – в городе!
«Масленица! Масленица!
По России катится!
Широкая, разгульная
По-российски буйная!»
- кричали ряженые, и их призыв разносился по всему парку с оплавленным снегом, с пестрО и цветнО одетым народом, с лотками, лентами и коробейниками.
«Блины да бараночки!
Леденцы да саночки!
Пряников да конфет –
На весь белый свет!»
Вся семья двигалась вместе с потоком людей; останавливалась, угощалась, слушала и двигалась дальше вместе с толпой.
«Детская радость: карамель-леденцы!
Купите детям, мамы и отцы!»
«Пряники, печенье –
От печалей и огорчений!»
«Карандаши заграничные
И русские приличные!
Покупайте!»
И – покупали! Даже если не надо было. Попробуй, не купи:
«Мамаша! Купите для своего малыша!
Что ж вы уходите, не купив ни шиша?!
Праздник ведь!» - застыдят.
Было и катание на лошадях и выступление артистов, и сжигание чучела Масленицы. И – много музыки, смеха, света и добра.
Папа по ходу праздника много рассказывал и объяснял. Когда вернулись домой, Таня сказала:
- Хорошо жить в городе!
- В деревне такие же праздники, - возразил Серёжа.
- Всё равно, - стояла на своём Таня. – Там нужно не только праздновать, но и работать.
- А в городе, что люди не работают?
- Я не о людях, я – о детях, - сказала Таня.
- А-а-а – протянул Серёжа, не зная как возразить. – Пап, а что: городские дети не работали? Зимой, например, или летом.
- Работали, у кого была работа. Дети бедняков работали. А богатые – нет.
- А кто жил в городе?
- Подумайте сами. Ну, называйте!
- Учителя, - сказала Таня.
- Дворяне, - добавил Серёжа.
- Цари…
Серёжа рассмеялся:
- Царь – один. И жил в столице, – и добавил, - купцы в городах жили.
- Всё?
- Нет. Ну, эти… - Таня искала слово, - кто дворянам прислуживал, как их…
- Дворовые люди. Дворня. – Подсказал папа. – Это – те же крестьяне, только взятые из деревни для обслуживания хозяев. Ну, и кроме названных вами людей, в городе жили крупные и мелкие чиновники, торговцы, ремесленники, рабочие фабрик и заводов, извозчики, духовенство.
- А ещё – инженеры, - вспомнил Серёжа.
- Верно. В России XIX века существовали сословия. Кто это? Это – определённые группы или слои общества, которые имели наследственные права и наследственные обязанности. Обращаю ваше внимание на слово «наследственные». Наследственные, значит, передаваемые по наследству: от отца – сыну, от сына – его детям. Дворяне, духовенство, купцы, мещане… Обязанность дворян была – служение царю, несение военной службы. И эта обязанность передавалась по наследству. Напомню вам, что дворяне не платили никаких налогов. И духовенство не платило. А вот крупные купцы платили пошлины – те же самые налоги. Платили налоги и мещане. В России не было сословия мелких торговцев, ремесленников, извозчиков. Все они входили в сословие мещан и, как крестьяне, были податнЫм населением: населением, платившим пОдати, налоги. Работать и платить налоги – было наследственной обязанностью податнОго населения: мещан и крестьян.
- А чиновники платили налоги?
- Нет. Ни крупные, ни мелкие чиновники не платили.
- А извозчики?
- Да. Они же из мещанского, податнОго сословия. Итак: городские дети – чьи дети?
- Дворян, купцов…
- …торговцев, ремесленников, и это…
- И..
- …извозчиков…
- И крестьян! - выпалила Таня.
- И рабочих, - подсказал папа. – Ведь фабрик и заводов было много. И были ещё – разночинцы. Это – мелкие чиновники и люди свободных профессий: художники, музыканты, писатели, артисты. А сейчас мы с вами посмотрим: кто учился в городской школе.
Папа взял с полки уже знакомую книгу Аксакова «Избранные сочинения» и нашёл нужную страницу.
- Слушайте.
«Я и теперь не могу понять, какие причины заставили мою мать послать меня один раз в народное училище вместе с Андрюшей. Вероятно, это был чей-то совет, а скорее всего М. Д. Княжевича, но, кажется, его дети в училище не ходили. Как бы то ни было, только в один очень памятный для меня день отвезли нас с Андрюшей в санях, под надзором Евсеича, в народное училище, находившееся в другом краю города и помещавшееся в небольшом деревянном домишке. Евсеич отдал нас с рук на руки Матвею Васильевичу, который взял меня за руку и ввёл в большую неопрятную комнату, из которой нёсся шум и крик, мгновенно утихнувший при нашем появлении, - комнату всю установленную рядами столов со скамейками, каких я никогда не видывал; перед первым столом стояла, утверждённая на каких-то подставках, большая чёрная четвероугольная доска; у доски стоял мальчик с обвостренным мелом в одной руке и с грязной тряпицей в другой. Половина скамеек была занята мальчиками разных возрастов; перед ними лежали на столах тетрадки, книжки и Аспидные доски…»
- Аспидная доска – доска из чёрного минерала, на которой пишут грифелем, - пояснил папа.
«Ученики были пребольшие, превысокие и очень маленькие, многие в одних рубашках, а многие одетые, как нищие. Матвей Васильевич подвёл меня к первому столу, велел ученикам потесниться и посадил с края, а сам сел на стул перед небольшим столиком, недалеко от чёрной доски; всё это было для меня совершенно новым зрелищем, на которое я смотрел с жадным любопытством. При входе в класс Андрюша пропал. Вдруг Матвей Васильевич заговорил таким сердитым голосом какого у него никогда не бывало, и с каким-то напевом: «Не знаешь? На колени!» - и мальчик, стоявший у доски, очень спокойно положил на стол мел и грязную тряпицу и стол на колени позади доски, где уже стояло трое мальчиков, которых я сначала не заметил и которые были очень веселы; когда учитель оборачивался к ним спиной, они начинали возиться и драться. Класс был арифметический. Учитель продолжал громко вызывать учеников по списку, одного за другим; это была в то же время перекличка: оказалось, что половины учеников не было в классе. Матвей Васильевич отмечал в списке, кого нет, приговаривая иногда: «В третий раз нет, в четвёртыё – так, рОзги!» Я оцепенел от страха. Вызываемые мальчики подходили к доске и должны были писать мелом требуемые цифры и считать их как-то от правой руки к левой, повторяя: «единицы, десятки, сотни». При этом счёте многие сбивались, хотя я давно уже выучился самоучкой писать цифры. Некоторые ученики оказались знающими: учитель хвалил их; но и сами похвалы сопровождались бранными словами, по большей части неизвестными мне. Иногда бранное слово возбуждало общий смех, который вдруг вырывался и вдруг утихал. Перекликав всех по списку и испытав в степени знания, Матвей Васильевич задал урок на следующий раз: дело шло тоже о цифрах, об их местах и о значении нуля. Я ничего не понял сколько потому, что сидел, как говорится, ни жив ни мёртв, поражённый всем, мною увиденным. Задав урок, Матвей Ильич позвал сторожей, пришли трое, вооружённые пучками прутьев, и принялись сечь мальчиков, стоящих на коленях. При самом начале этого страшного и отвратительного для меня зрелища я зажмурился и заткнул пальцами уши. Первым моим движением было убежать, но я дрожал всем телом и не смел пошевелиться. Когда утихли крики и зверские восклицания учителя, долетавшие до моего слуха, несмотря на заткнутые уши, я открыл глаза и увидел живую и шумную около меня суматоху; забирая свои вещи, все мальчики выбегали из класса и вместе с ними наказанные, так же весёлые и резвые, как и другие».
Папа закрыл книгу.
- Вопрос, друзья: чьи дети учились в описанной школе?
- Не дворяне, - хитро ответила Таня.
- Это, пожалуй, точно.
- Дети мещан и рабочих, - сказал Серёжа.
- И этот ответ принимается. В такой народной школе могли учиться только дети бедных сословий, живущих в городе: дети мелких торговцев, коробейников, разносчиков чая, пирожков, дети рабочих, извозчиков, дворовых людей, сторожей, кухарок, шОрников, скорнякОв, кузнецов, бОндарей, гончаров - то есть всех ремесленников.
- А кто такие коробейники?
- Таня, ты видела их сегодня на празднике.
Таня задумалась.
- Ну, те, которые ходили с ящичками на шее и продавали ленты, иголки, карандаши… Вспомнила? – подсказал Серёжа.
- Поняла я, поняла!
- Только это были не коробейники, а артисты, изображающие коробейников, - пояснил папа.
- А шОрники и скорнякИ? – спросил Серёжа. – Я забыл.
- Шорники – мастера по выделке ремённой Упряжи, в основном для лошадей; могли и другие изделия делать из кожи. А скорнякИ – мастера
выделки меховых изделий: из шкур зайца, белки, лисы… В Древней Руси вся пушнина называлась: скОра. От этого слова и произошло слово скорнЯк.
- А вот ещё: бОндарь… Он что делал? Играл?
- Почему: играл, Серёжа?
- Да слышал я… Это… бондара, или как-то…
- БандУра – музыкальный инструмент. На нём играет бандурИст. А бОндарь делает бочки. Бочки, кадушки разные, кадки.
- А народная школа – это зЕмская школа? – спросил Серёжа.
- Ты что? – поправила его Таня. – Земская школа – у крестьян!
- Нет, почему же! – возразил папа. – Земские школы были и в городах и даже в столице. Народна школа и есть зЕмская. Ответьте- кА мне, друзья, вот на какой вопрос: все ли дети мещан, ремесленников и рабочих учились в школе, о которой пишет Аксаков?
- Нет, - сказала Таня.
- Все, - сказал Серёжа.
- Почему «нет», Таня?
- Ну, потому что она маленькая: все не поместятся.
- А что, верно ведь. Не все могли, потому что и школ было мало, и одежды не хватало, да и семье нужно было добывать пропитание, чем только можно. Вот дети понемногу и подрабатывали. Даже если они и ничего не зарабатывали, то кормились там, где работали. Чаще всего дети обучались ремеслу своих родителей. Раз мама нас не завёт обедать, то я успею вам прочитать начало истории одного мальчика. Если вам будет интересно, то до конца прочтёте сами.
Папа взял с полки очередную книгу.
- Это повесть Ивана Дмитриевича Василенко Волшебная шкатулка. Я прочту вам главу, которая называется «Герцог Букингэмский». Герцог – титул высшего дворянства в Европе. Слушаем?
- Да!
«Мой отец был лудИльщиком».
- Вот ещё одна профессия, ещё одно ремесло. ЛудИльщик латал дыры в прохудившихся металлических тазах, кастрюлях. Операция эта называлась лужЕнием. ЛудИльщик лудИл металлическую посуду.
«Мой отец был лудильщик. После своей смерти он оставил паяльник, палочку олова, бутылку соляной кислоты и пачку железных листов. В то время мне было девять лет и я только что перешёл во второе отделение приходской школы».
- Помните, воспоминания учителя земской школы? У него классы назывались: младшее, среднее и старшее отделение. А в этой приходской школе, в городе – первое, второе…
«Но учиться мне не пришлось. Когда последний лист железа был продан, мать приладила себе на спину большой мешок, а мне поменьше, и мы стали тряпИчниками.
Мы заходили во дворы и рылись в мусорных ящиках, ходили на свалку.
Сначала это занятие меня даже увлекало, вроде охоты. Я всё ждал, что вдруг случайно попадётся какая-нибудь ценная вещь: золотые часы или кожаный бумажник, туго набитый трёхрублёвками. Наша знакомая тряпичница Феклуша уверяла, что однажды в мусорной яме нашла чулок с зашитыми в нём золотыми десятирублёвками. Но нам попадались только рваные галоши, кости, тряпки, старые подковы и пузырьки, сохранившие ещё запах лекарств.
Наступила осень. Подвал, в котором мы жили, стало затоплять водой. Тогда мать пошла к знакомой трактирщице и заплакала. Трактирщица наняла её за четыре рубля в месяц на хозяйских харчах».
- То есть: трактирщица платила матери четыре рубля в месяц и каждый день кормила.
«Трактир стоял посреди большой базарной площади. На ней ютилось множество лотков, закоптелых сапожных будок, бакалейных, скобяных, семенных и фруктовых лавок».
- Кто работал в этих лотках на площади? – спросил папа у детей.
- Лавочники… сапожники..
- Ремесленники.
- А одним словом? Ну!
Ребята молчали.
- Ме… - подсказал папа.
- Мелкие торговцы! – выпалил Серёжа.
- Мелкие торговцы, ремесленники к какому сословию относились?
- А-а! Мещане! – понял Серёжа.
- Молодцы! – похвалил обоих детей папа.
«Запах ромашки, чабрецА и мятных пряников смешивался с запахом керосина и дёгтя».
- Дёготь – это смазка для тележных колёс, а чабрЕц – лечебная трава.
«В те времена рестораны делились по разрядам: чем выше был разряд, тем ниже было общественное положение его посетителей. Ресторан третьего разряда был таким заведением, куда даже иные парикмахеры или приказчики считали неприличным для себя заходить».
- Пап, а приказчик это тот, кто приказывает? – остановила отца Таня.
- Да. Тот, кто приказывает другим служащим у купца или лавочника. Его первый помощник. Давайте сделаем так, как не однажды с вами делали. Я читаю не останавливаясь, а вы задаёте вопросы после окончания чтения.
«Что касается нашего ресторана, то он стоял вне всяких разрядов. Хотя на его вывеске и было написано: «Трактир М. Сивоплясовой», но хозяйка называла его «харчевней», а посетители – просто «обжоркой». Помещалось это заведение в кирпичном здании казарменного вида, окрашенном в грязно-бурый цвет. За четыре копейки здесь подавали миску борща, сваренного на говяжьей требухе, а ещё за четыре – самую требуху. Никаких других блюд здесь не готовили, да никто и не требовал их: посетители наши стояли на такой ступени общественной лестницы, что очутиться ниже вряд ли было возможно.
Среди них-то я и провёл два года своего детства.
Я мыл на кухне посуду, подметал пол, таская с базара овощи и говяжью печёнку, подавал посетителям борщ и выслушивал от хозяйки попрёки в дармоедстве.
Мне шёл десятый год, и мне тоже хотелось играть в бабки, бегать с босоногими мальчишками наперегонки и запускать бумажный змей с трещёткой… Но куда там! Только бывало соберёшься с Артёмкой, сыном сапожника, пойти к морю понырять или половить бычков, как хозяйка уже окликает меня:
- Чтой-то в сон клонит. Ну-ка, сядь за стойку, а я пойду, малость вздремну. Да смотри не отлучайся, то штаны спущу!
Однажды, когда я сидел за стойкой, в трактир вошёл человек, которого я раньше у нас никогда не видел. Он скнул руку за верёвку, служившую ему поясом, отставил вперёд ногу в рваном лаковом ботинке и прищёлкнул языком:
- Ну и апартамент! А зАпах, зАпах! Настоящая амбрОзия!
Пошатываясь, он подошёл к столу, сел и вытянул вперёд ноги.
- Сэр! – крикнул он в мою сторону.
Я подошёл.
Прядь бледно-жёлтых и, вероятно, очень мягких волос свесилась на его вспотевший лоб; в голубых глазах, таких ясных и чистых, что их не смог замутить даже хмель, прыгали искорки смеха.
- Вы герцог?
- Нет, - ответил я.
- Граф?
- Нет.
- Может быть вы барОн?
- Сам ты барОн! – огрызнулся я.
Но он так весело засмеялся, что невольно стал смеяться и я.
- Бефстроганы есть? Нет? Антрекот? Тоже нет? Жаль. Придётся кушать перепёлку!
- Да у нас только борщ и печёнка.
- Что-о? Борщ и печёнка? Разве ты не знаешь, что это мои любимые блюда?
Первый раз в жизни я подавал с удовольствием.
Человек ел, шутил и расспрашивал. А когда узнал, что я сын трактирной кухарки, стал называть меня пЭром.
Наевшись, он сказал:
- Ну-с, пэр, побеседовал бы я с вами ещё, но должен спешить на экстренное заседание в палату лОрдов. СкАжите достопочтенной владелице сих апартаментов, что из боязни ограбления я с собой денег не ношу. Вместо денег передайте мой вЕксель и объясните, что она может учесть его в любом банке.
Огрызком карандаша он написал на клочке обёрточной бумаги несколько слов, дружески пожал мне руку и вышел.
Когда хозяйка выспалась, я вместе с медяками вручил ей и клочок обёрточной бумаги.
- Что это? – спросила она.
- ВЕксель.
- Да ты в уме? Разве такие векселЯ бывают?
- Бывают, - уверенно ответил я и рассказал о недавнем посещении.
- А ну читай.
Я прочёл:
- По сему векселю обязуюсь уплатить графине Сивоплясовой восемь копеек, когда войду во владение наследственным замком. Герцог Букингэмский».
Среди наших посетителей было не редкостью встретить опустившихся военных чиновников и даже помещиков. Я привык к этому и ни на минуту не усомнился в герцогском происхождении голубоглазого весельчака. Но хозяйка посмотрела на дело иначе. Она взяла веник, которым я подметал пол, и начала меня бить им, приговаривая:
- Не принимай векселей от бродяг! Не принимай векселей, собачья шкура!..
Я вырвался из её рук и с плачем выбежал на улицу».
- Вот и всё учение у мальчика. Нужно было зарабатывать на жизнь, на существование.
- Пап, ты сказал, что вопросы потом.
- Задавай?
- Какую еду давали в «обжорке»? Посмотри: это в самом начале, - спросил Серёжа.
- Я помню: борщ и требухА. А что?
- А что это такое?
- Что «это»?
- Ну, требухА?
- Внутренности животного. В данном случае – говяжья требухА, то есть коровья.
- А каких быков ловили ребята в море?
Папа с недоумением посмотрел на Таню:
- Быков? А! Понятно: бычки. Рыба такая.
- А ещё: когда пришёл герцог, то говорил непонятно.
- Обед готов! – послышался голос мамы.
- Одну минуту!
Папа нашёл нужный текст.
- «Аппартаменты» - это большое роскошное помещение. А «обжорка» представляла собой прямо противоположную картину. Герцог шутил, называя «бжорку» апартаментами. «Амброзия». В древней Греции – пища богов. Так… И «атрекот» и «бефстроганы» - блюда из мяса. «Пэр», «лорд» - высшие дворянские титулы в Англии. Так, что ещё… А – «экстренное» - значит, срочное. Экстренное заседание. И – «вексель». Это письменное обязательство об уплате долга.
Мама стояла в дверях комнаты и ждала, когда закончит папа.
- Пэры и лорды! Экстренно – к столу! Стынет амброзия. Антрекотов и бефстроганов нет, но есть кое-что не менее вкусное. Мойте руки.
Ребята! Ответьте, пожалуйста, на вопросы: трудно ли было жить в городе раньше? плохо или хорошо? Сравните их жизнь со своею.
1. Какие сословия проживали в городе?
2. Кто такие мещане?
3. Кто такие разночинцы?
4. Чем занимались дети мещан?
5. Как вы думаете: почему дети в народной школе после наказания были
веселы, а не грустны?
Если вы хотите узнать дальнейшую судьбу мальчика из повести И. Д. Василенко «Волшебная шкатулка», возьмите её в библиотеке и прочтите до конца.
А пока вы не взяли эту книжку, то прочтите отрывок из рассказа «За малым дело» уже знакомого вам писателя Г. И. Успенского. В доме одного из уездных интеллигентов-разночинцев Фёдора Петровича по вечерам собираются такие же разночинцы, как и он сам: беседуют, общаются, рассказывают истории. Вот одну из таких историй и рассказывает Фёдор Петрович.
…Сестра моя с давних пор живёт замужем в одном уездном городке под Москвой. Иногда намучившись на службе, я ездил к ней отдохнуть, отдышаться, побыть в тёплой семейной среде после холостой, одинокой квартиры.
…Вот каким-то родом заехал я к ней лет двадцать тому назад. Пожил я у сестры, поел, попил, позевал вволю, наслушался всякой всячины, - наконец, надо и назад ехать. Настал день отъезда; привели мне из пригородной слободки(1) извозчика. Вышел я с ним поговорить и тут же чрезвычайно им заинтересовался, сразу мне мелькнуло: «Талант!» Мальчишка лет пятнадцати, а красив, шельмЕц(2), боек, смел, даже дерзок. Стал я с ним торговаться. И что же? – на каждом слове дерзость, нахрап(3), без малейшей церемонии(4). И помИну(5) нет, чтобы снять шапку и дождаться, пока скажешь: «надень». Словом, ни тени рабского или униженного! Это-то меня и обрадовало и заинтересовало в нём, дерзость-то эта. Вот они новые-то времена! И какой прелестный, смелый крестьянский юноша!
Ну, вы знаете, что в былые времена отъезд от родных был делом далеко не простым. Тогда можно было заставить ямщика(6) подождать целый деь, давши, конечно, ему на водку. Вот в таком роде пошли было мои проводы и на этот раз. Однако же вышло не так. Перевалило немного за двенадцать, слышу – прислуга говорит: «Извозчик спрашивает!» - «Пусть, отвечаю, подождёт!» Прошло ещё полчасика, прислуга опять является, говорит: «Извозчик бранится, сладу(7) нет!» Иду к нему и опять меня в нём восхищает эта дерзновенность.
- Что же ты, - говорю, - братец, бунтуешь тут, не даёшь мне как следует проститься?
И что же? Даже этих слов не успел я проговорить, как мальчонка, не слушая меня, сам стал читать мне нравоучение, да с каким голосом, да с какими жестами!
- Вам господам, - говорит, - время завсегда дорого, а нашему брату, мужику, нет? Извольте поторапливаться или пожалуйте деньги, и я уеду. Без вторых денег ждать не буду, а эти взыщу!
Ну, можете себе представить, что это было за великолепие! Обругал я его, конечно, но что прикажете делать? Покорился я ему! Пришлось дать прибавку. И, наконец, кой-как я собрался, простился и поехал.
Заинтересовало меня – почему он всё оглядывается по сторонам: не то боится, не то желает встретить кого-то?
- Что ты вертишься, - говорю. – Что ты оглядываешься?
- У всякого свои дела есть! – отвечает.
И едва он так грубо оборвал меня дерзким словом, гляжу, он как будто в испуге, круто и сразу свернул с большой дороги и погнал лошадей по каким-то переулкам и закоулкам.
- Зачем ты с дороги свернул? – говорю. Чем тебе там не дорога? Ведь всё-таки на ту же большую дорогу выедешь?
- Доставить к месту – мы тебя доставим, - отвечает, - а разговоров твоих нам не требуется. Хоть бы я тебя по крышам вёз, так и то тебе не о чем болтать попусту!
- Ах ты, - говорю, - каналья(8) этакая! Какое же ты имеешь право так мне отвечать?
- А у тебя, - говорит, - какие такие есть права?
Но не успел я как должно осердиться, - как мальчишка, гнавший лошадей, что есть мОчи, вдруг поднялся в телеге и, махая вожжами , обратился ко мне, весь бледный, взволнованный и чем-то чрезвычайно поражённый.
- Не давай ему! Не давай! – кричал он, обращаясь ко мне. – Ишь, притаился, старый хрен!.. догонять хочет. Не давай ему, барин! А то отыму из рук! Не догонит!..
- Кому не давать? Что ты болтаешь? – так же закричал я мальчишке.
Отцу! Родителю не давай! Ишь насторожился! Притаился, чтобы броситься догонять! Не давай!
От плетня отделился полупьяный и мозглЯвый(9) человек, и когда мы поровнялись с ним, он ухватился за задок телеги обеими руками так, что я уже закричал, чтоб мальчишка не смел гнать, даже схватил его за шиворот и осадил. Но лошади всё-таки бежали. А мозглЯвый человек, шлёпая сзади телеги и задыхаясь, еле хрипел:
Руб… хошь… чёрт!
- Не давай, барин! – неистово кричал мальчишка. – Пропьёт! Матери отдай! Она будет тут сейчас!..
- Прокляну! Егорка! Прокляну! – едва дыша, хрипел старик.
- Стой! – сказал я. – Стой, наконец! Я свои ему дам. Что это такое ты делаешь с отцом? – И, не доверяя мальчишке, сам схватился за вожжи и остановил телегу.
- Кровопивец, змей! – хрипел отец, пока я рылся в кармане, доставая кошелёк. – Отца родного, мошенник, не жалеешь!
- Ты-то нас не жалеешь, а тебя-то нам за что жалеть? – не меньше раздражённый, чем отец, криком отвечал ему мальчишка.
- Разбойник! – хрипел отец, потрясая кулаком. – Кровопивец! Я тебя… постой! Поговоришь ты у меня… Попадись только!
Рублёвая бумажка, которую я протянул старику, заставила его прекратить эту брань. Но едва он успел снять шапку, как мальчишка уже стегнул лошадей и мы помчались опять.
- Как же это ты с отцом-то поступаешь? – сказал я мальчишке с укоризной. – А?
- Не безобразничай!
- Но ведь всё-таки, - говорю, - он ведь отец тебе?
- Отец, - а безобразничать не дозволим. Мы и так все, вся семья из-за него почитай что раздеты, разуты, а гоняем день и ночь, скоро скотина без ног останется. Как же он может наши трудовые деньги пропивать? Вот и получи!
- Кто это ему глаз-то разбил?
- Да он сам разбил-то! Мы только всем семейством связали его…
- Это отца-то? Всей семьёй?
- А чего ж? Почитай(10) бога. Держи себя аккуратно!
- Ну, - говорю, - брат, кажется, что вы поступаете вполне бессовестно! Как же так не уладить с отцом как-нибудь по-другому? Что же это такое? Ведь он отец!..
…Он слушал меня чрезвычайно внимательно, ехал тихо, и вдруг я услыхал, что он плачет, просто «рЕвнем ревёт», как говорят о таких слезах.
- Что это ты, - спрашиваю. – Что стобой?
- Ты думаешь мне сладко эдак-то делать? Нешто бы я посмел, ежели бы всех не жалел? Погляди-кось, какое семейство-то, всем пить-есть надо… Маменька и совсем, того гляди, исчахнет; а он сам её ещё бьёт. У меня вся душа изныла от тоски… Жаль мне и братьев и сестёр…
А иной раз совсем осатанеешь… 11 Знаю я грех-то мой! Отдай деньги-то маменьке! – всхлипывая, прошептал он и остановил лошадей.
Около разоренного большого двора с развалившимися воротами стояла сгорбленная старушка. Отдав ей деньги, мы поехали своей дорогой, и мальчишка продолжал тосковать.
- Умеешь грамоте-то?
- Ничего не умею… Один острожный 12 сидел за подделку чего-то в остроге; когда выпустили, пожил у нас. Ну, поучил меня по словечку… Я было и понимать стал, да острожный-то ушел, и я стал забывать. Хороший человек был острожный-то! добрый!
- А хочешь учиться-то?
- Я страсть какой охотник до учения!
- Так чего же ты в какую-нибудь школу не ходишь?
- Да нешто13 при нашем деле можно? Теперь вот доставлю вас на станцию, - лошадей надо покормить. Приедем по ночи. Потом в оборотку14 конец сделал, а домой приехал – опять заказ готов, - опять гнать. Да ежели бы и свободное время вышло, так и то не на ученье оно, - какая жизнь-то у нас идет! Глаза бы не глядели. Только что маменьку жалко покинуть…
Я сказал ему:
- Знаешь, где живет моя сестра? Откуда мы ехали?
- Как не знать.
- Ну, так через месяц заходи к ней, - я пришлю тебе книг, ты учись. Денег она тебе тоже даст немного, - учись, если возможно, - а потом как-нибудь справимся…
- Да кабы родитель помер. Так у нас бы был порядок… А то нешто можно!
- Ну, уж смерти родителя ты не дожидайся… Это будет, как угодно Богу!
- Само собой… Ишь он пьет-пьет, все не напьется…
- Ну, уж это делать нечего. Надо терпеть. Ты, вместо того, чтобы вот смерти ждать родителя, да синяки ему ставить, ушел бы на чердак или куда-нибудь… и учись…
Задумался мальчишка… Долго думал, потом весело тряхнул волосами и весело произнес:
- Кабы грамоте-то научиться, пуще всего в писаря, ежели… Выгодное дело…
- Ну, уж этого я, друг любезный, не ожидал от тебя… Ты знаешь, от чего писарь-то богат?
- Известно знаю, - доход.
- А справедливо это простой бедный народ-то обманывать? А ты еще о справедливости-то толковал!
Пояснения
1 – слобода – поселок возле города, пригород
2 – шельмец – мошенник, плут, но рассказчик называет это слово не с отрицательным оттенком, а с восхищением
3 – нахрап – наглость, вызов, дерзость
4 – без церемоний – невежливо, развязно
5 – «и помину нет» - не помнит этого, не делает этого
6 – ямщик – извозчик
7 – «сладу нет» - не успокоить никак, не договориться лад;м, не справиться, нет согласия.
8- кан;лья – здесь в смысле: наглец
9 – мозглявый – слабосильный, хилый
10 – «почитай Бога» - чти Бога, уважай Бога; но никак не прочитай
11 – осатанеешь – озвереешь, станешь яростно-злым. Происходит от слова Сатана: Дьявол, черт. Станешь злым, как черт.
12 – остр;жный – сидящий в остроге, тюрьме, арестант
13 – н;што – неужели, возможно ли
14 – в оборотку – в обратную сторону
Ребята, понравился ли вам мальчик-извозчик? Или нет? Почему?
Ведет он себя дерзко и независимо, потому что свободен. С 1861 года в России отменено крепостное право. Крестьяне стали свободны от помещика, независимы.
Почему он работает в городе извозчиком? И до отмены крепостного права крестьяне уходили осенью, зимой на заработки в город. Некоторые отрывались от земли совсем и в деревню не возвращались. После 1861 года многие крестьяне подались, уехали на заработки в города.: извозчиками, бондарями, плотниками, столярами.
А вот почему мальчик так относится к своему отцу, попробуйте ответить сами. Найдите подтверждение вашему ответу в тексте.
И. Шмелев
Мартовская капель
(фрагмент)
Кап… Кап-кап… кап… кап-кап-кап…
Засыпая, все слышу я, как шуршит по железке за окошком, постукивает сонно, мягко – это весеннее обещающее кап-кап… Это не скучный дождь, как зарядит, бывало, на неделю. Это весенняя мартовская капель. Она вызывает солнце. Теперь уж везде капель.
Под сосенкой – кап-кап…
Под елочкой – кап-кап…
Прилетели грачи – теперь уж пойдет, пойдет.
Скоро и водоп;лье хлынет, рыбу будут ловить наметками – пескариков, налимов, - принесут целое ведро. Нынче снега большие, все говорят: возьмется дружно поплывет все Замоскворечье! Значит, зальет и водокачку, и бани станут… будем на плотиках кататься.
В тревожно-радостном полусне я слышу это все торопящееся кап-кап… Радостное за ним стучится, что непременно будет, и оно-то мешает спать.
…Кап-кап… кап-кап-кап…кап-кап…
Уже тараторит по железке, попрыгивает-пляшет, как крупный дождь.
Я просыпаюсь под это таратанье, и первая моя мысль: взялась! Конечно, весна взялась. Протираю глаза спросонок, и меня ослепляет светом. Полог с моей же кровати сняли, когда я спал, - в доме большая стирка, великопостная, - окна без занавесок, и такой день чудесный, такой веселый, словно и нет поста. Да какой уж теперь и пост, если пришла весна. Вон как капель играет… - тра-та-та-та! А сегодня пойдем с Горкиным за Москву-реку, в самый «город», на грибной рынок, где – все говорят – как праздник.
Защурив глаза, я вижу, как в комнату льется солнце. Широкая золотая полоса, похожая на новенькую доску, косо влезает в комнату, и в ней суетятся золотинки. По таким полосам, от Бога, спускаются с неба ангелы, - я знаю по картинкам. Если бы к нам спустился!
На крашенном полу и на лежанке лежат золотые окна, совсем косые и узкие, и черные на них крестики скосились. И до того прозрачных, что даже пузырьки-глазочки видны и пятнышки… и зайчики, голубой и красный! Но откуда же эти зайчики и почему так бьются? Да это совсем не зайчики, а как будто пасхальные яички , прозрачные, как дымок. Я смотрю на окно – шары! Это мои шары гуляют, вьются за форточкой, другой уже день гуляют; я их выпустил погулять на воле, чтобы жили дольше. Но они уже кончились, повисли и мотаются на ветру, на солнце, и солнце их делает живыми. И так чудесно! Это они играют на лежанке, как зайчики, - ну совсем как пасхальные яички, только очень большие и живые, чудесные. Воздушные яички, - я таких никогда не видел. Они напоминают Пасху. Будто он спустились с неба, как ангелы.
… Графин на лежанке светится разноцветными огнями. А милые обои…Прыгают журавли и лисы, уже веселые, потому что весны дождались, - это какие подружились, даже покумились у кого-то на роди’нах, - самые веселые обои. И пушечка моя как золотая… и сыплются золотые капли с крыши, сыплются часто-часто, вьются, как золотые нитки. Весна, весна!
День двадцать первый
Нет, что ни говори, а весной жить хорошо! Долгожданные тепло и солнце, влажный ветер, нетерпеливое ожидание легкой летней одежды, первая зеленая травка на угретых солнцем холмиках и у заборов. Хорошо! А праздники! Сколько их, весенних! Конечно, хорошо и зимой: зимой тоже праздники, но весной лучше.
Прошла масленица, на восьмое марта поздравили Таню и маму (праздник, да еще какой!), и незаметно подошла к концу самая долгая и утомительная третья учебная четверть. И вот последний учебный день перед каникулами окончен: гуляй беззаботно! И ребята гуляли во всю. Пришли в сырой одежде и с мокрыми ногами.
После выговора от мамы, переодевания и обеда дети расположились на диване. Солнце катилось к закату, полное, яркое, и светило прямо в глаза сидящим, но не раздражало их, и шторы на окнах задергивать не хотелось. Пусть светит: хорошо! Папа говорил, что день сейчас длиннее ночи: прошло время весеннего равноденствия, когда продолжительность дня стала равной продолжительности ночи. Это было в двадцатых числах марта, а сегодня тридцать первое марта. Завтра – каникулы.
Папа пришел с работы, разделся, умылся, поел.
- Ну, что, друзья, с праздником! С началом каникул! – и сел на диван к детям. Дети, отложив книги в сторону, ответили: «Спасибо!».
- Пап, а в прошлом веке у детей были каникулы? – спросила Таня.
- Таня, ты же знаешь, что были. Вспомни «Детство Никиты» Алексея Толстого, новогодний праздник.
- Нет, я говорю о весенних каникулах.
- А весенних не было. Крестьяне до Пасхи отдавали своих детей учиться, а потом забирали: было много работы дома при подготовке к весне. Мещанские дети, то есть дети ремесленников, мелких торговцев, извозчиков, кухарок, не уходили на весенние каникулы, а сразу - на летние. Дети купцов и дворян тоже имели два раза в году каникулы: зимние и летние. А у вас каникулы четыре раза в году.
- Не нравятся мне прошлые школы, - вздохнув, сказала Таня.
- Школы прошлого века? – уточнил папа .
- Да. Тесно, грязно, электричества нет, детей бьют.
- Таня, не во всех школах наказывали учеников физически, битьем. Так наказывать разрешалось везде, даже в гимназиях, где учились дети дворян. Но не везде наказывали. Это зависело от того, какими были учителя.
- Все равно, - упрямо сказала Таня.
- Да и богатство или бедность школы зависела от суммы денег, которую отпускала местная казна на образование. Мало отпускали – бедными были школы; больше – школы были чище, богаче.
- Все равно детей наказывали.
- Наказание наказанию - рознь. Без наказаний и в вашей школе не обходится. И все-таки, не смотря на унизительность наказаний, в детстве всегда много радости. Вспомни, как Аксаков описывает непонятную для него радость наказанных розгами детей после окончания уроков. Дети умеют радоваться. А в подтверждение того, что не все школы были одинаковы я прочту фрагмент из очерка Василия Сленцова, писателя XIX века, “Письма об Осташкове». Осташков – город между Москвой и Петербургом.
Папа открыл книжный шкаф, пробежался пальцами по корешкам книг, как по клавишам пианино, и вытащил нужную. Полистал, нашел то, что искал.
- «В классе – в очень светлой и чистой комнате – помещалось девочек 30, не моложе 10-12 лет, все очень тщательно одетые и причесанные, в чистых воротничках. И так как я застал их врасплох, то, наверное, можно сказать , что заранее приготовленного ничего не было. С первых же двух-трех вызовов можно было догадаться, что ученицы размещены по успехам. На первой скамейке сидели девочки постарше и отличались перед прочими даже некоторой изысканностью туалета. Для первого опыта вызвана была девочка лет двенадцати, сидевшая с краю на первой скамейке, с круглым лицом, тщательно одетая, в белом фартуке, с бархаткой на шее; по всей вероятности, очень скромная, старательная, но не с бойкими способностями девочка.
- Раскройте книгу на такой-то странице,- сказал смотритель.
Все в одну минуту отыскали требуемую страницу.
- Читай!
Девочка начала читать какой-то исторический отрывок, кажется, из руководства Паульсона, где упоминалось что-то о финикиянах.
- Ну, довольно,- сказал смотритель. – Вот мы сейчас прочли о финикиянах. Не можешь ли ты мне сказать, чем занимался этот народ?
Девочка опустила книгу на стол и, бесстрастно глядя на смотрителя и вытянув шею, начала говорить очень скоро, не прерывая голоса:
- Финикияне, финикияне, они занимались, они занимались тор-тор-торговлей.
- Так, торговлей, - одобрительным тоном подтвердил смотритель. – Ну, а почему они выбрали именно этот род занятий? Что их побудило к этому?
Девочка продолжала смотреть прямо в глаза смотрителю и, не шевелясь, опять зачастила:
- Их побудило, их побудило к это то, что они…
- Ну что?
- То, что они избрали это занятие, - опять было начала девочка и остановилась.
- Почему же они избрали именно это занятие? – допытывался смотритель, притопывая ногой на слове это.
Девочка молчала, не спуская своих белых бесстрастных глаз с смотрителя.
- Жили на берегу моря, на берегу моря… - шепчет кто-то сзади.
- Потому что они жили … - опять начала было девочка.
- Ну где ж они жили?
- На берегу моря, нерешительно говорит девочка, вдруг изменив тон.
- Ну да. Потому что они жили на берегу моря, - одобрительно покачиваясь заключает смотритель.
- Потому что они жили на берегу моря, - успокоившись, как будто запоминая уже про себя, повторяет девочка.
- А какие они сделали изобретения?
- Они изобрели меру и вес.
- Хорошо. А еще что они изобрели?
- Компас, - шепчут сзади.
- Еще они изобрели компас, - торопливо отвечает девочка.
- Так, компас, - подтверждает смотритель, моргая от нюхательного табаку, и, обратившись ко мне, говорит вполголоса:
- Много, знаете, от них и требовать нельзя: мы еще недавно принялись за эту систему. Не угодно ли послушать; вот я еще других спрошу. Довольно! – сказал он отвечавшей ученице. – Петрова!
- И у нас есть в классе Петрова, - сказала Таня. А одна девочка в классе отвечает точно так же, как отвечала девочка из книги.
- Это значит как? – спросил папа.
- Значит: заглядывает в глаза и хочет угадать ответ, И слушает подсказки.
- Вот видишь: другая школа и уже похожа на вашу.
- Только у нас и мальчики, и девочки.
Папа продолжал
- Петрова, сидевшая на второй скамейке, должно быть, шалунья страшная, быстро вскочила, обдернула фартук, сложила руки на желудке и, как солдат, вытаращила на смотрителя глаза.
- Петрова! Скажи, что такое компас?
- Компас – это астрономический инструмент, употребляемый мореходцами для того, чтобы не сбиться с пути, - бойко однообразным голосом отрапортовала она и сразу оборвала на слове.
- Что он показывает?
- Он показывает страны света.
- Сколько стран света?
- Четыре: север, юг, восток, запад.
Сережа удивленно посмотрел на отца:
- Север, юг, восток и запад – это стороны света, а не страны света.
- Верно заметил, Сережа! Молодец! Но раньше говорили именно так. И шло это от древнерусского языка. Сравни, говорили: вран, страна. Стали говорить: ворон, сторона. Но и слово «страна» осталось в значении другое государство.
- Но ведь…, - Сережа сделал паузу, помолчал. Но ведь – «враг». Мы говорим «враг»…
- Очень хорошо, Сережа! С этим словом в русском языке произошло обратное. Говорили раньше «ворог», говорим теперь «враг». Но вернемся к Петровой и смотрителю.
- Хорошо, Петрова! Какие еще изобретения сделали финикияне?
Петрова, - бледная, золотушная девочка, очень бедно одетая, ветала и печальным монотонным голосом объявила, что финикияне изобрели еще пурпурную краску.
- А кто был, как говорят, причиной этого изобретения? Матвеева!
Матвеева, занявшаяся было ковырянием стола и, должно быть, не слушавшая, встала, спрятав руки под фартук, и покраснела.
- Кто же был причиной?
- Собака, - шепчут сзади, - собака…
- Соболь! – не расслушав, пискнула Матвеева нерешительно и в недоумении посмотрела на всех.
Девочки фыркнули в книги.
- А почему собака, - спросила Таня.
- Я, право, не знаю, - смутился папа. – Но обрати внимание, Таня: уездная школа, а порядки другие.
- Только это школа девочек.
- Нет. Автор дальше описывает классы и занятия в них с мальчиками, классы для рукоделий. Классы не смешивались. Но в школе были и мальчики и девочки разного возраста.
- Что мы будем делать в каникулы? – вдруг поменяла тему разговора Таня.
- Сами намечайте себе культурную программу: мы же с мамой будем на работе, у нас нет каникул. Сходите в кино, на детские спектакли, в цирк. И, если открыт музей, сходите в музей: много интересного там увидите. Будет время, мы сходим с вами: я или мама. А книг сколько! Вам на каникулы дали, наверное, список литературы для домашнего чтения – читайте.
В комнату вошла мама с Таниными башмачками в руках.
- Ну-ка, надень!
- Ой! – обрадовалась Таня. – Скоро можно их надевать!
- ты примеряй сначала.
- Я уже в них ходила, - Таня попробовала надеть башмачки. Они никак не хотели налезать на ногу.
- Растешь ты быстро, - вздохнула мама. – На год двое туфель. Ужас!
Таня тоже вздохнула: жаль, башмачки ей нравились. Вдруг она оживилась:
- Я отнесу их в школу! У нас собирают одежду и обувь для бедных. Какая-нибудь девочка будет рада.
- Хорошо, - сказала мама. – А тебе туфли пойдем завтра покупать.
- Ура!
День двадцать второй
И.С. Шмелев
Весенний ветер
(отрывок из рассказа)
…Пятиклассник Федя сегодня совсем весенний: купленная для Пасхи легонькая фуражка с широкою, модною тульей1 и с настоящим «гвардейским» кантом, весенняя шинелька, вынутая сегодня из сундука и пахнущая невыносимо нафталином, сияющие новые калоши и кремовый шелковистый шарфик.
…А над миллионом народа, над залитою дочерна великою Красною площадью, над которой покачиваясь ходят грозди красных и голубых шаров и незыблемо возвышаются под «Мининым»2 серые спины и синие шапки с султанчиками3 молодцов-жандармов, - стрельчатая, увенчанная золотым орлом Спасская4 указывает на черном великом круге5 золотою стрелою – три!
Федя в толпе и его оглушает и гоготом, и писком, и щелканьем, и треском, и свистом-ревом, - всем миллионным гулом народной Вербы. Сверкает и плещет в ветре, пестрит и колет бумажными цветами, вязками розочек иконных, пузатыми кувшинами с лимонадным морсом, стеклом и глазастой жестью, сусалью6 и подвесками, качающимися лампадами на цепочках, золотом-серебром на солнце, ризами и цветными поясками, пущенными воздушными шарами, яркими лоскутками… - звонкою пестротою торга. Кружит глаза и уши – «летающими колбасами»7 с визгом, «тещиными языками»8 с писком, издыхающими чертями, свинками, русскими петрушками, «американскими» яблочками на резинках, трескучими троицкими кузнецами, дудками, щелкунами, ревущими медведями, бякающими барашками со скрипом, барабанною дробью зайчиков…
Многоглавый и весь расписной Блаженный9 цветет на солнце, над громким и пестрым торгом, - пупырьями и завитками, кокошничками и колобками цветных куполов своих, - главный хозяин праздника. Глазеют – пучатся веселые купола его, сияют мягко кресты над ним, и голубиные стаи округ него. Связки шаров веселых вытягиваются к нему по ветру. А строгие купола соборов из-за зубчатых кремлевских стен, в стороне от крикливой жизни, не играя старинной позолотой, милостиво взирают на забаву. Взглядывают на них от торга – и вспоминают: «Пасха!» И на душе теплеет!
А Спасская выбивает переливом третью четверть. «Пора к Вербам!»- спохватывается Федя и у него замирает сердце.
… Он медленно двигается в толкучке, и все вокруг – будто неземное!
Пышные, небывающие, розы протягивают ему букеты, играют в ветре, кивают ему со всюду – с проволочек, с палаток, с вышек, - чудятся из чудесной сказки. Колышащиеся связки шаров гибко выгибаются к небу, и он неотрывно смотрит, как оторвавшийся красный шарик тянет к Блаженному по ветру, стукается – ползет под купол, рвется по завитку, как клюква, и вот уже у креста, и вот уже над крестом, делается все меньше, меньше…- кружится даже голова.
- Животрепещущие бабочки!... А вот-с животрепящи-ми – та-а!
Мальчишка с пестрым щитком товаров. Кричит до того пронзительно, словно у него в глотке дудка.
Радуют глаза блеском трепещущие яркие бабочки – разноцветные, мягкие, обезьянки из синели такие милые… Дядя покупает себе и Нине – и обезьянок, и бабочек – и накалывает, как все, на грудь.
- Па-следний чиж… самопоющие водяные соловьи! Чу-до двадцатого века… чуввилль-чуввилль…тррр…
- Ка-му жука?... самые американские жуки! Без ключа – без заводу, ор-ловские по ходу! Барыня, дозвольте жучка порекомендовать!
- Ело-зющие му-хи… мму-хи елозющие! Купите мушку для удовольствия! Му-хи елозющие, му-хи, мму-хи!
- Самый-то брюнет руку к сердцу прижимает! Барышня, барышня… даром отдам отдам, только поглядите! В трубочке ходит – прыгает, ножкой дрыгает, семь годов картошку лопал, на десятый в баночку попал!
- Петушки-петушки, бьющие петушки! Барин, обратите такое ваше внимание – до чего яры11! А-йа с петушками, с гребешками!
- Рыбки золотые! Рыбки, рыбки живые – золотые! Золотая стрела на Спасской – прямо. Четыре перезвона. Подождали… - и ват четыре вязких, как по старому чугуну, удара сонно упали в гомон12.
- Страшные муки загробной жизни! Видение афонского13 монаха Дионисия в аду… с приложением фотграфии!
- Па-следний чиж… па-следний!...
- А вот, с Пуришкевичем! Ко-му Пуришке-вича продам?
- Паж-жалуйте-с, самый шустрый… Приказали бы уж парочку бы, барич! Морски-е жители! Самые разживые, голубые, хвост шилом-петелькой!
- Ши-ляпина продаю… Ши-ляпина! На скворец, а… Барыня, верьте божецкому слову… себе двугривенный!
- Небьющие куколки – секрет! Извольте-с, мордой об морду бейте… Да-а, вам бы еще кирпичом ее… Вас бы во так стукнули об чево! Небьющие куколки – секрет!
- … На построение храма божия! В селе Зам;сти, Мешевского уезда Калужской губернии… на пятое число октября… Божьим напущением… стихийный пожар – бедствие не – пепелил… равноапостольного…
- Самый злющий тещин язык, с жалом! Шипит-свистит, на кончике-то, гляньте… пистолет! Злющая была, вчера только сдохла-померла!
- Издыхающая свинка! Барыня, издыхающая свинка! Ло-пнула!... Барыня моя лопнула!
- Вон, вон… шары!... да вон, ветром сорвало! … да вон, на кумпол-то понесло… шары! Обошли?! По-шли! Цельная вязка пошла… Капиталу сколько!... Мальчишки срезали, боле тыщи шаров!
Ветер ерошит розы, треплет на вышках перья, пузатий – трясет палатки, хлещет цветами в лица… Веселый ветер! Щелкают кумачи14 и ситцы, качаются лампадки, плещутся золотистые рыбки, игарют «Зайчики»…
- Ай, ветер, ветрило, не дуй мне в рыло, а дуй мине!..
Феде весело и больно… Пробиться трудно, а уже семь минут пятогоЁ! Как же не рассчитал? Нина уже там, конечно…
- Семья-то пожар-птицы! Мамаша, купите дите вечную кинареечку – жар-птицу? Не пьет, не клюет, только песенки поет!
Феде мелькает детство, первая вербочка, золотой луч солнца, и в нем- воздушная восковая канарейка, первая радость жизни. Позванивают клетки на ветерке, мечутся «канарейки», сверкает жесть.
А вот и вербы. Они в возках. Держится под стеною неслышно, не путаются в торге. Красноватые заросли в серых мушках, тянутся, что кусты на пойме15. Сидят мужики в кустах. Лошадиные головы кротко дремлют. Стена за ними, под нею снег… Несет холодком полей. Сколько веков над ними, за ними – дремлют! Мужики в охабнях – в полушубках, с широкими, с широкими откидными в;ротами, в дремучих шапках, - исконная Россия.
Федю волнует сладко: где-то тут Нина, смотрит. Он поправляет фуражку и принимает серьезный вид.
- Хренку-то бы взял, родимый!
Отжатые шумным торгом, тончутся на грязи с корявыми пучками, - слабеющая старость.
- Ваше степенство! Самая святая верба, с-под Нова-Русича!
- Не верьте… - ситий сбоку красноносая фигура с оборванным карманами, с ворохом длинных сучьев в зеленом пухе, - обратите самое серьезное внимание! Перед вами не кто, а бывший чиновник консистарни15, занимаюсь вербой! Глядите, научный сорт по Кормчей Книге17! Какой состав? У них прутьё, а у меня в мохнатку… Э-та не в-верба?! Самая вайя18, на церковнославянском языке!
- В Лександровском саду19 сейчас наломал, сторожа погнали!
- Ольха-а?! И вы можете повторить клевету?! Раз это вайа священная! Можете покупать, можете… Но только имейте в виду, для т;инства недействительно!
Боже, но где же Нина!
- Ах… уж хотела идти домой! – радостно, но с укором восклицает за вербой Нина. – Купила. Хотите, поделюсь?
Он прямо очарован, не может найти слова. Нина совсем необыкновенная, среди верб, в новой весенней кофточке! Ужасно идет к ней синее, и розовый бант на шейке, и синяя шляпка с широкими полями совсем назад, с крылышками… Она счастлива, понимая его восторг. Она отделяет ему пучок. Краснея и волнуясь, Федя прикалывает ей бабочку и розовую обезьянку.
Пояснения
1 – т;лья – верхняя, передняя часть фуражки
2 – под «Мининым» - возле памятника Минину и Пожарскому на красной площади в Москве
3 – султанчики – украшения на головных уборах в виде пучка перьев или стоячих конских волос
4 – Спасская – Спасская башня кремля, на которой установлены часы
5 – на черном великом круге – на циферблате часов
6 – Сусаль (Сусалью) – сусальное, значит: позолоченное или посеребряное; сусаль – золоченые и посеребряные изделия для продажи
7, 8 – «летающие колбасы», «тещины языки» - различные игрушки-забавы
9 – Блаженный – храм Василия Блаженного на Красной площади в Москве
10 – до чего яры – то же что и «до чего яростны», то есть неукротимы, сердиты, гневны
12 – г;мон – шум, шум площади, базара
13 – афонский монах – монах из православного монастрыря, расположенного на «святой горе», Афоне, в Югославии
14 – Кумач – хлопчатобумажная ярко-красная ткань
15 – п;йма – место, берега, заливаемые во время половодья
16 – консист;рия – в православной церкви учреждение по церковным делам
17 – Кормчая Книга – сборник церковных законов на Руси
18 – в;йа – пальмовая ветвь, ставшая символом после въезда Иисуса Христа в Иерусалим. На Руси вместо вайи, пальмовой ветви, употребляли лозу (прутья) вербы
19 – Лександровский сад – Александровский сад возле Кремля
Папа закончил читать и положил книгу на журнальный столик. Была вторая половина дня. А с утра всей семьей ходили по магазинам и рынкам. Купили детям куртки к весне, а Тане еще и туфельки. И сейчас Таня ходила по комнате, не снимая – очень нравились. Даже в музей всей семьей зашли, но он почему-то был закрыт. Зато узнали, когда можно будет посетить его. Теперь ребята сами придут сюда. А может с папой в следующую субботу.
Устали все очень. «Ноги просто гудят,» - сказала мама, придя домой. День был настолько весенним: солнечным, теплым, с влажным ветром и сухим асфальтом, - что папа сказал: «Такие дни радовали не только нас», и прочитал отрывок из рассказа И.С. Шмелева.
- Похоже? – спросил папа.
- Нет, сказала Таня, рассматривая свои туфли.
- Объясни, - удивился папа.
- Федя обезьянку и бабочку покупал, а мы одежду и туфли.
- Причем тут покупки? – резонно заметил Сережа, - И в рассказе день и сегодняшний день праздничные.
- А какой сегодня праздник?
Сережа наклонился к Тане и что-то шепнул на ухо. Таня вскочила с дивана, стала перед зеркалом, стараясь увидеть свою спину. Сережа рассмеялся.
- Первый апрель – никому не верь! Забыла?
- Обманщик! – надула губы Таня и вернулась на диван. – Не буду тебе верить.
- Но это же шутка, - улыбнулся папа. – Праздник!
- Это праздник, но – не праздник: не такой, как в рассказе.
- Но ведь погода похожая, - возразил пап – Народу много. Шумно. Выкрики: все хвалят свой товар. Так ведь?
- так, но нет самого главного, не сдавалась Таня, - вербочек.
- Самое главное – радость, - без улыбки заявил Сережа. – В праздник должна быть радость. А ты разве не рада?
Таня молчала.
_ Сережа прав. Праздник – это радость. А нам сегодня хорошо, радостно. А подойдет вербное воскресенье – и мы купим вербы и шары.
- А когда будет вербное воскресенье, - спросила Таня.
- Скоро. Через две недели. А через три недели – Пасха.
- Это когда крестьянские дети заканчивали школу и шли на каникулы.
- Это когда Иисус Христос воскрес, - поправил Таню Сережа.
- У крестьянских детей не каникулы начинались, а работа. Весенняя, - добавил папа. – А вот у многих городских детей не было ни школы, ни каникул. Да и работы не было. Печально, но это так.
- Почему? – спросил Сережа.
- Что почему?
- Почему дети не учились и работали?
_ Да потому, что денег не было, - по- взрослому за папу ответила Таня. – Как ты не понимаешь?! Ужас просто!
- Но школы-то бесплатные были! – возразил Сережа.
- На селе, а не в городе! Как ты не понимаешь?
- Про город папа не говорил.
- И в городе были земские бесплатные школы. Их назвали народными. Наподобие той уездной народной школы, от порядков в которой С.Т. Аксаков пришел в ужас, - вмешался в спор папа. – Были бесплатными и церковно-приходские школы. Это были школы для детей мещан и фабрично-заводских рабочих. Дети купцов и разночинцев учились в гимназиях. Я уж не говорю о дворянских детях.
Но причиной того, что дети городских низов не учились была другой, не в деньгах.
- Объясни, - сурово потребовала Таня.
- Попробую. Но это сложно.
- Постараемся понять, - не меняла гнев на милость Таня.
- Дело в том, что после отмены крепостного права, когда крестьяне стали почти свободными от помещика, многие из них стали отправляться на заработки в город. Их и раньше было много в городах , особенно с осени до весны, когда не было полевых работ. То теперь они отсутствовали по году и больше. Бросали земли. Становились ремесленниками, мелкими торговцами, то есть мещанами. И рабочими. В России бурно стала развиваться промышленность. На заводы и фабрики требовалось много рабочих.
- Так в чем причина? – по-взрослому напирала на папу Таня.
- Потерпи чуток. Так вот. В городах России всегда было меньше школ, чем желающих в них учиться. Более острая нехватка их обнаружилась при наплыве крестьян из деревни. Школы открывали, строили, но все равно их было недостаточно. Это первая причина.
- Вторая? – прокурорским тоном спросила Таня.
Папа улыбнулся.
- Вторая, как ни странно, в том, что родители считали необязательным учебу для своих детей. Считать, мол, я его научу, а больше ему и знать не надо. Пусть обучается какому-нибудь ремеслу, на хлеб себе зарабатывает. Ну, и третья причина, пожалуй в том, что дети и сами не хотели учиться. Они знали, что учиться трудно, что учителя бьют и наказывают детей. Помните мальчика Аксенку из воспоминаний Столярова о церковно-приходской школе? Что он сказал: «Отец с матерью неграмотные, а ничего, живут. И я проживу. А выслушивать брань попа, да побои от него терпеть я не хочу». И ведь многие дети и родители были так настроены. Матери с плачем, со слезами отправляли детей в школу. Вот почему не было ни школ, ни занятий, и ни каникул.
Таня сидела, надув губы, опустив глаза, и вертела ногой в башмачке дырку в полу. Папа обнял Таню, она прильнула к нему.
- Конечно, многие дети работали: на заводах, фабриках, на побегушках, торговали мелким товаром, работали в трактирах, были подмастерьями. Но, повторяю: многие были ничем не заняты, слонялись по улицам, рынкам.
- Раз гуляли они, значит играли во что-то,- резонно заметил Сережа.
- Конечно. Играли не только те, кому нечего было делать, но в свободное время и занятые дети.
- А во что играли?
- Игр было много. Некоторые из них забыты. А какие-то живут и сейчас. Пятнашки, жмурки, прятки, штандер, чехарда – и сейчас знакомы вам и в них играют. А вот: ворота, ручеек, кошки-мышки, третий лишний, гуси-гуси, лапта, горелки, казаки-разбойники – забываются, к сожалению. А ведь интересные игры! Я уж не говорю о забытой игре в «бабки» или же – кубарь. Зимой еще было катание с горок, игра в «царь - гору», взятие снежного городка. Летом же: рыбная ловля, грибы, ягоды, купание в реке, ловля птиц. Находили себе занятие городские дети. А то и озорничали: лазали по чужим садам и огородам, воровали на базарах и рынках, хотя очень боялись.
- Что-то мы все о грустном, да о грустном,- вздохнула Таня. Глянь на нее: ну, просто, мама.
- А вот и хорошие факты. Постепенно Россия увеличивала количество денег на образование, строила больше школ. И если в начале 18 века Петр 1 открыл 42 школы, то через два века, в 1908 году их в России было уже 80 тыс.!
- Ого - го- го!
-А в 1913 году – 13тыс. школ. То есть с 1908 года каждый год в России открывалось 10 тыс. новых школ. Начальное обучение в это время было бесплатное. В 1914 году чуть ли не половина студентов московских институтов (40%) были дети рабочих и крестьян. По числу женщин, обучавшихся в высших учебных заведениях, Россия занимала в начале 20 века первое место в Европе, если не во всем мире.
-Здорово! - восхитился Сережа. – А говорят, что Россия отсталой была.
- Говорят так невежды или недруги. И если бы не революция 1917 года, мы бы сегодня не оглядывались на Америку и нам не ставили бы ее в пример. Ученье – свет! Знания – сила! Сереж, подай книгу, во – он, на второй полке: Леонид Андреев. Спасибо. Хочу вам прочесть об одном мальчике, который никогда не был за пределами города.
- За город никогда не выезжал?! – удивилась Таня.
- Не выезжал и не выходил. Был мальчиком в парикмахерской. Мальчиком, значит еще не был даже подмастерьем. Но однажды он выехал на дачу. Итак: Леонид Андреев «Петька на даче».
Я прочту вам фрагменты рассказа.
- « В этой парикмахерской, пропитанной скучным запахом дешевых духов, полной надоедливых мух и грязи, посетитель был нетребовательный: швейцары, приказчики, иногда мелкие служащие или рабочие …
Мальчик, на которого чаще всего кричали, назывался Петькой и был самым маленьким из всех служащих в заведении. Другой мальчик, Николка, насчитывал от роду тремя годами больше и скоро должен был перейти в подмастерья.
…Петьке было десять лет; он не курил, не пил водки и не ругался, хотя знал очень много скверных слов, и во всех отношениях завидовал товарищу.
… Петькины дни тянулись удивительно однообразно и похоже один на другой, как два родные брата. И утром, и вечером, и весь божий день над Петькой висел один и тот же отрывистый крик: « Мальчик воды», и он все подавал ее, все подавал. Праздников не было… Петька спал много, но ему почему – то все хотелось спать…
Петька не знал, скучно ему или весело, но ему хотелось в другое место, о котором он ничего не мог сказать, где оно и какое оно. Когда его навещала мать, кухарка Надежда, он лениво ел принесенные сласити, не шаловался и только просил взять его отсюда. Но затем он забывал о своей просьбе, равнодушно прощался с матерью и не спрашивал, когда она придет опять. А Надежда с горем думала, что у нее один сын – и тот дурачок.
Много ли, мало ли жил Петька таким образом, он не знал. Но вот однажды в обед приехала мать, поговорила с Осипом Абрамовичем и сказала, что его, Петьку, Отпускают на дачу, в Царицино, где живут ее господа. Сперва Петька не понял, потом лицо его покрылось тонкими морщинками от тихого смеха, и он начал торопить Надежду. Той нужно было, ради пристойности, поговорить с Осипом Абрамовичем о здоровье его жены, а Петька тихонько толкал ее к двери и дергал за руку. Он не знал, что такое дача, но полагал, что она и есть то самое место, куда он так стремился.
Когда они сели в вагон и поехали, Петька прилип к окну, и только стриженная голова его вертелась на тонкой шее, как на металлическом стержне.
Он родился и вырос в городе, в поле был первый раз в своей жизни, и все здесь для него было поразительно ново и странно: и то, что можно видеть так далеко, что лес кажется травкой, и небо, бывшее в этом новом мире удивительно ясным, широким, точно с крыши смотришь.
Когда поезд со звонким металлическим лязгом, внезапно усилившимся, взлетел на мост и точно повис в воздухе над зеркальной поверхностью реки, Петька даже вздрогнул от испуга и неожиданности и отшатнулся от окна, но сейчас же вернулся к нему, боясь потерять малейшую подробность пути.
В первые два дня Петькиного пребывания на даче богатство и сила новых впечатлений, лившихся на него и сверху и снизу, смяли его маленькую и робкую душонку. Все здесь было для него живым, чувствующим и имеющим волю. Он боялся леса, который покойно шумел над его головой и был темный, задумчивый и такой страшный в своей бесконечности; полянки, светлые, зеленые, веселые, точно поющие всеми своими яркими цветами, он любил и хотел бы приласкать их, как мать. Петька волновался, вздрагивал и бледнел, улыбался чему-то и степенно, как старик, гулял по опушке и лесистому берегу пруда. Ту он утомленный, задыхающийся, разваливался на густой сыроватой траве и утопал в ней.; только его маленький веснусчатый носик поднимался над зеленой поверхностью. В первые дни он часто возвращался к матери, терся возле нее, и когда барин спрашивал его, хорошо ли на даче – конфузливо улыбался и отвечал:
- Хорошо!
И потом снова шел к грозному лесу и тихой воде и будто допрашивал их о чем-то.
Но прошло еще два дня и Петька вступил в новое соглашение с природой. Это произошло при содействии гимназиста Мити из « Старого царицина». У гимназиста Мити лицо было смугло – желтым, как вагон второго класса, волосы на макушке стояли торчком и были совсем белые – так выжгло их солнце. Он ловил в пруде рыбу, когда Петька увидал его, бесцеремонно вступил с ним в беседу и удивительно скоро сошелся. Он дал Петьке подержать одну удочку и потом повел его куда – то далеко купаться. Петька очень боялся идти в воду, но когда вошел, то не хотел вылезать из нее и делал вид, что плавает: поднимал нос и брови кверху, захлебывался и бил по воде руками, поднимая брызги. В эти минуты он очень был похож на щенка, впервые попавшего в воду. Когда Петька оделся, то был синий от холода, как мертвец, и, разговаривая, ляскал зубами. По предложению того же Мити, неистощимого на выдумки, они исследовали развалины дворца; лазали на заросшую деревьями крышу и бродили среди разрушенных стен громадного здания. Там было очень хорошо: всюду навалены груды камней, на которые с трудом можно взобраться, и промеж них, растет молодая рябина и березки, тишина стоит мертвая, и чудится, что вот – вот выскочит кто-нибудь из-за угла или в растрескавшейся амбразуре окна покажется странная – престрашная рожа. Постепенно Петька почувствовал себя на даче как дома и совсем забыл, что на свете существует Осин Абрамович и парикмахерская.
- Смотри-ка расстроился как! Чистый купец! – радовалась Надежда, сама толстая и красная от кухонного жара, как медный самовар. Она приписывала это тому, что много его кормит. Но Петька ел совсем мало, не потому, чтобы не хотелось есть, а некогда было возиться: если бы можно было не жевать, глотать сразу, а то нужно жевать, а в промежутке болтать ногами, так как Надежда есть дьявольски медленно, обгладывает кости, утирается передником и разговаривает о пустяках. А у него дела было по горла: нужно пять раз выкупаться, вырезать в орешнике удочку, накопать червей, - на все это требуется время. Теперь Петька бегал босой, и это в тысячу раз приятнее, чем в сапогах с толстыми подошвами: шершавая земля так ласково то жжет, то холодит ногу. Свою подержанную гимназическую куртку, в которой он казался солидным мастером парикмахерского цеха, он также снял и изумительно помолодел. Надевал он ее только вечерами, когда ходил на плотину посмотреть, как катаются на лодках господа: нарядные, веселые, они со смехом садятся в качающуюся лодку, и та медленно рассекает зеркальную воду, а отраженные деревья колеблются, точно по ним пробежал ветерок.
В исходе недели барин привез из города письмо, адресованное « куфарке Надежде», и когда прочел его адресату, адресат заплакал и размазал по своему лицу сажу, которая была на переднике. По отрывочным словам, сопровождавшим эту операцию, можно было понять, что речь идет о Петьке. Это было уже ввечеру. Петька на заднем дворе играл сам с собою в «Классики» и надувал щеки, потому что так прыгать было значительно легче. Гимназист Митя научил этому глупому, но интересному занятию, и теперь Петька, как истый спортсмен, совершенствовался в одиночку. Вышел барин и, положив руку на плечо мальчика, сказал:
- Что, брат, ехать надо!
Петька конфузливо улыбался и молчал.
« Ват чудак – то!» - подумал барин.
- Ехать, братец, надо.
Петька улыбался. Подошла надежда и со слезами подтвердила:
- Надо ехать, сынок!
- Куда? – удивился Петька.
Про город он забыл, а другое место, куда ему всегда хотелось уйти, - уже найдено.
- К хозяину Осипу Абрамовичу.
Петька продолжал не понимать, хотя дело было ясно, как божий день. Но во рту у него пересохло и язык двигался с трудом, когда он спросил:
- А как же завтра рыбу ловить? Удочка – вот она…
- Что ж поделаешь!.. требует. Прокопий, говорит, заболел, в больницу свезли. Народу, говорит, нету. Ты не плачь: гляди, опять отпустит , - он добрый, Осип Абрамович.
Но Петька и не думал плакать и все не понимал. С одной стороны был факт – удочка, с другой призрак – Осип Абрамович. Но постепенно мысли Петькины стали проясняться, и произошло странное перемещение: фактом стал Осип Абрамович, а удочка, еще не успевшая высохнуть, превратилась в призрак. И тогда Петька удивил мать, расстроил барыню и барина и удивился бы сам, если бы был способен к самоанализу: он не просто заплакал, как плачут городские дети, худые и истощенные, - он закричал громко, громче самого горластого мужика и начал кататься по земле, как те пьяные женщины на бульваре. Худая ручонка его сжималась в кулак и била по руке матери, по земле, по чем попало, чувствуя боль от острых камешков и песчинок, но как будто стараясь еще усилить ее.
… На другой день, с семичасовым утренним поездом, Петька уже ехал в Москву. Опять перед ним мелькали зеленые поля, седые от ночной росы, но только убегали не в ту сторону, что раньше, а в противоположную.»
Папа закрыл книгу.
-Вот такой праздник был у Петьки. Вот такая жизнь, такая работа городского мальчика.
- Грустно,- сказала Таня.
- Я думаю, что вы можете теперь заняться сами собой: читать, гулять, играть – кто чего хочет.
Сережа ушел гулять. Таня, выпросив разрешения у мамы, тоже пошла, но в новых туфлях.
Ребята! У Феди был праздник, и у Петьки был праздник. Такие разные праздники!
1. Так что же такое праздник? Каковы его признаки?
2. Были ли у вас праздники? Расскажите о них или напишите рассказ об этом.
3. Как вы думаете, чем отличаются общие, народные праздники от индивидуальных, личных праздников?
День двадцать третий
Сегодня – Пасха. Апрель, как и март оказался богатым на праздники. Во-первых: каникулы, во вторых: папа все-таки выбрал время и сходил с детьми в музей – разговоров и вопросов было очень много; в третьих: прошло вербное воскресенье; оно, конечно, было не таким ярким как в рассказе И. Шмелева»Весенний ветер», но тоже – солнечным, теплым, праздничным. Сходили в лес и принесли веточек вербы ( папа сказал, что это не верба, а – тальник), поставили в вазу, а Сережа с Таней еще и похлестали друг друга по ногам прутиками ивы, приговаривая при этом:
Верба хлест
Бей до слез!
А сегодня – Пасха. Вчера мама купила пару куличей в магазине и попробовала испечь. «Свои» получились хуже чем магазинные, но зато вкуснее. Может быть потому, что - «свои»!
Накрасили яиц: красными получились те, что варились в луковой шелухе, а голубыми и синими – те, что варились в подкрашенной синькой воде.
Позавтракав куличем и крашенными яйцами, папа сказал:
- Разговелись.
- Что это значит: разговелись? – спросил Сережа
- Значит стали есть скромную пищу. А скромная пища, это пища животного происхождения: любое мясо и продукты из него, жиры, масло животное. На Руси начиная с масленицы до Пасхи, был великий пост. Пост означал для верующих воздержание от скромной пищи, посещение церкви, произношение всех молитв: перед приемом пищи, перед сном, утром. Запрещались увеселения, праздники; во время великого поста никто не женился и не выходил замуж. Строгий, великий пост.
- Если этот пост был великим, то , значит, были и другие посты, невеликие? – резонно заметил Сережа.
- Да, конечно. У православных было установлено четыре поста: Великий пост длительностью в семь недель, Петровки, в честь апостолов Петра и Павла, с девятой недели после Пасхи и до Петрова дня – 12 июля; Успенский, в память о смерти Божьей матери, Богородицы девы Марии, с 14-го по 28-е августа; Рождественский, в честь Рождества Христова с 28 ноября по 7 января. Рождественский пост еще назывался – Филипповки, потому что начинался на следующий день после дня апостола Филиппа.
- После 27-го ноября, - сообразила Таня.
- Совершенно точно.
Неожиданно возникла масса вопросов: всегда ли Великий пост длится сорок девять дней? Почему надо считать дни и недели, а не называть определенное число определенного месяца? А что же ели тогда, если мясо, колбасу, яйца и масло есть нельзя?
- Ой, ребята! «Что ели?»! Русский стол богат и разнообразен. Это сейчас мы разучились готовить….
- Но – но – но! – строго сказала мама. – Это кто разучился готовить? Уж не вы ли мне подскажите что и как готовить?
- Не у всех же такая мама, как у нас, - защищался папа. – Я говорю об общей массе народа.
- А ты проверял? – обиделась за «общую массу» хозяек мама.
- А то я в гостях не бываю, или в столовой!
- Мама, ну что ты перебиваешь? Это не вежливо, - остановила спор Таня.
Мама продолжила ворчать, а папа продолжал рассказывать. Мир был восстановлен. Тем более, что Сява утвердил его, сказав твердо и бесцеремонно: «Сява – дворянин! Ура!»
- Чтобы нам не спорить и не обижать хозяек, я вам прочту какие разносолы могли быть и были на столах во время поста.
Папа порылся в книгах, достал тонкую голубую в цветочках:
« В купеческом быту посты, особенно Великий, соблюдалась строго, но строгость это была чисто формальной.» В течении всей первой недели великого поста, - пишет современник, - стол готовится без масла, а у некоторых, даже без горячего. Но эти условия не стесняют однако же нашего купечества. Мы довольно часто бывали в великопостных трапезах и не могли достаточно надивиться изобретательности человеческого ума. Господи! Чего-чего только нет на этих трапезах. Тут и тертая редька, и тертый горох, и кочанная капуста, и грузди, и рыжики, и белые грибы, и серые грибы, и печеный картофель, и винегрет из грибов, и гренки из грибов, и грибная икра, и ботвинья с груздями, и каша с маковьем молоком, и пшено, разваренное с медом, и клюквенный кисель, и сладкие похлебки с черносливом, малиной и изюмом, и моченые яблоки и груши, и брусника, и ворохи калачей, саек, ватрушек… с субботы разрешается масло и горячее; тут идут новые приготовления, количество поедаемого увеличивается, и число блюд нередко доходит до тридцати.»
- Здорово! – сказал Серёжа.
Мама долго смотрела на папу. Папа рассмеялся:
- Ну, что ты!
- Ты же говорил, что масло не разрешалось, - скрестив руки на груди сказала мама, - а в книге – с субботы можно!
- Постное масло! Постное! Подсолнечное. И не ревнуй к блюдам прошлого века. Ты хорошо у нас готовишь.
- Такие блюда были у купцов, - не могла остановиться мама, - а что если крестьяне, или городская беднота? А? Молчишь?
- Разумеется стол был гораздо беднее у крестьян и городской бедноты. У них посты были поболее Великого. Помните на масленице скоморох говорил:
«Какому коту весь год масленица,
А какой шавке вопрос не прост:
Весь год пост.
Как в Расеи.»
- Вот, вот, - подхватила мама.
- Да я согласен с тобой. Были бы продукты, а приготовить можно. Разрешали рыбу есть, - невпопад сказал папа, но Таня поддержала тему разговора:
- А почему? Рыба – ведь тоже мясо!
- Считалось, что нельзя есть мясо теплокровных животных, а холоднокровных - можно.
- А что, и детям, маленьким, нельзя было есть ни молока, ни мясо. Ни сметаны? – запереживала за малышей Таня.
- Позвольте, я опять процитирую современников, - сказал папа и снова открыл голубую книгу.- «Говельщикам запрещалось пить чай до обедни в среду и пятницу, и все были обязаны подчиняться этому правилу, за исключением детей и младенцев. Последние (то есть дети) тоже ели постную пищу. Скромная пища, олицетворенная в молоке матери или кормилицы (молоко матери – тоже ведь животного происхождения), допускалась только три поста после рождения ребенка, т.е. Великий, Петровский, Успенский и Рождественский: главными считались в числе трех все, кроме Петровского. По окончании этого срока младенцев питали постным одинаково со взрослыми».
… Мама сердито листала книгу «Русская кухня», Сява бормотал: «Сява – хор-роший», а Сережа хотел понять:
- Почему день Пасхи каждый год меняется?
- День Пасхи вычисляется таким путем: берется во внимание три факта. Первый: день весеннего равноденствия; второй: конец полнолуния после весеннего равноденствия; и третий: первое воскресенье после этого полнолуния. День весеннего равноденствия практически постоянен, всегда после двадцатого марта, или в двадцатых числах марта. А вот конец первого полнолуния после весеннего равноденствия меняется: лунный месяц короче календарного. И первое воскресенье после полнолуния может быть в промежутке еми дней. К примеру: полнолуние попало на одно из воскресений апреля, значит пасха будет через семь дней после этого, то есть в следующее воскресенье. Если полнолуние в понедельник, то – шесть дней до пасхи, во вторник – пять дней и т.д. давайте посмотрим на примере. Вот уже отрывной календарь. В нем, на каждом листке: время выхода и захода солнца, долгота дня и четверть луны: от новолуния до последней четверти. Смотрим: когда день стал равен ночи? 18 марта. В каком состоянии луна? В полнолунии, которое началось до весеннего равноденствия, 13 марта. Значит, нужно смотреть, когда закончится следующее полнолуние 12 апреля, а заканчивается, а нам для вычисления нужен день именно окончания полнолуния.., а заканчивается 18 апреля, во вторник. Значит пасха в воскресенье, 23 апреля. Сегодня. Понятно?
- Да, понятно.
- А вот теперь дети, Сережа, такую задачу. Равноденствие – 18 марта, полнолуние – 24 марта, окончание полнолуния – 27 марта, в понедельник. Когда Пасха?
Сережа задумался. Взял бумагу и ручку. Подумал. И, не написав ни цифры, не произведя никаких действий на бумаге, сказал:
- В воскресенье, 2 апреля.
- Ма-ла-дец! Не ожидал, что так быстро ты справишься, - похвалил папа Сережу.
- Действительно: если бы в этом году началось полнолуние началось 20 марта, после равноденствия, то пасха была бы 2 апреля, в дни ваших каникул.
- А как узнать, когда будут другие праздники, которые зависят от дня, числа Пасхи? – спросил Сережа.
- А все остальное – проще. Масленица – на семь недель раньше Пасхи – 5 марта…
- А если бы Пасха была 2 апреля, то масленица… - Сережа стал подсчитывать.
- 12 февраля, - подсказал папа. – Посмотри в календаре: этот день должен быть воскресным.
- Точно! – посмотрел Сережа.
- А через семь недель после Пасхи – Троица.
- Пасха посередине между масленицей и Троицей, - уточнила Таня.
- Именно так.
- И если бы Пасха была 2 апреля, то Троица была бы, - Сережа сидел с отрывным календарем в руках, - 21 мая.
- Все вы правильно поняли. После Великого поста и Пасхи начинались разные народные и церковные праздники. Оно и понятно: весна – значит жизнь: солнце, тепло, трава, корм скоту, радостные заботы о новом урожае: подготовка семян, пашни, инвентаря. Душа радуется. Потому – и праздники. Сразу после пасхальной недели, то есть 30 апреля начинается Фомина неделя. Первый день этой недели , то есть - воскресенье (по христианским правилам неделя начинается не с понедельника, а с воскресенья). Первый день любой недели – воскресенье. Первый день Фоминой недели считался благоприятным для вступающих в брак. Поэтому в этот день было много свадеб, тем более, что во время Великого поста свадьбы запрещались. Этот день в народе назывался Красная горка. Молодежь выходила в лучших нарядах на зазеленевшие, нагретые солнцем горки и пригорки, водила хороводы – с этого времени они разрешались. Во вторник же Фоминой недели – Радуница, или Радоница, день поминовения, памяти родителей. Сегодня этот день называют родительским днем. В этот день все выходили на кладбище к могилам родителей и родственников. Подправляли могилы, угощались.
- А мы пойдем на могилки? – спросила Таня.
- Обязательно пойдем, Танечка. Так вот: после праздников, связанных с днем Пасхи, начинались те, которые не сдвигались: Егорий весенний, Никола вешний и т.д. с каждым из этих праздников у народа связано много примет и пословиц. Имена Егор, Юрий и Георгий – одно имя. День шестого мая – день Георгия Победоносца, или Юрия вешнего, или Егорьев день. Везде, по всей Руси в этот день первый раз выгоняли скотину на пастбище. Причем выгоняли вербой, срезанной в вербное воскресенье и освященное в церкви. Но об этом я вам лучше прочту. Давайте перейдем в комнату.
Сережа, Таня и папа перешли на диван в комнату. Мама осталась на кухне изучать рецепты «Русской кухни».
Папа очередной раз взял книгу И. Шмелева «Мой Марс» и раскрыл ее.
- Иван Сергеевич Шмелев. Рассказ «Егорьев день», - начал папа.
- «Под Егорьев день к нам во двор зашел парень, в лаптях, в белой вышитой рубахе, в синих шортах, в кафтане в накидку и в поярковой шляпе с петушьим перышком. Оказалось, - пастухов работник, что против нас, только что из деревни, какой-то «зубцовский», дальний, откуда приходят пастухи. Пришел от хозяина сказать, - завтра, мол, коров погонят, пустите на ковку в стадо. Марьюшка дала ему пару яиц, а назавтра обещала молочной яичницей накормить, только бы за коровкою приглядел. Повела показать корову. Чего-то пошепталась, а потом я ее видел, как она понесла корове какое-то печенье. Спрашиваю, чего это ей дает, а она чего то затаилась, секрет у ней. После Горкин мне рассказал, что она коровке «креста» давала, в благословение, в Крещенье еще пекла, - печеного «креста», - так уж от старины ведется, чтоб с телком была.
Накануне Егорьева дня Горкин наказывает мне не проспать, как на травку коров погонят, -«покажет себя пастух наш». Как покажет? А вот, говорит, узнаешь. Да чего узнаю? Так и не сказал.
И вот в самый Егорьев день, на зорьке, еще до солнышка, впервые в своей жизни, радостно я услышал, как хорошо заиграл рожок. Это пастух, который живет напротив, - не деревенский простой пастух, а городской, богатый, собственный дом какой, - вышел на мостовую перед домом и заиграл. У него четверо пастухов – подручных, они и коров погоняют, а он только играет для почину, в Егорьев день. И все по улице выходят смотреть – послушать, как старик хорошо играет. В это утро играл он «в последний раз», - сам так объявил. Это уже после он объявил, как поиграл. Спрашивали его, почему так, - впоследок… Да так… - говорит, - будя, наигрался…» Невесело так сказал. Сказал уже после, как случилась история.
И все хвалили старого пастуха, так все и говорили: «Вот какой приверженный человек… любит свое дело, хоть и богач стал и гордый… а делу уступает». Тогда я всего не понял.
В то памятное утро и я смотрел в открытое окно залы прямо с теплой постели, в одеяльце, подрагивая от холодка зари.
Улица была залита розоватым светом встававшего за домами солнца, поблескивали лишь верхние окошки. Вот, отворились дикие ворота пастухова двора, и старый, седой пастух-хозяин, в новой синей поддевке, в помазанных дегтем сапогах и в высокой шляпе, похожей на цилиндр, что надевают щеголи-шафера на свадьбах, вышел на середину еще пустынной улицы, поставил у ног на камушки свою шляпу, перекрестился на небо за нашим домом, приложил обеими руками рожок к губам, надул толстые розовые щеки, - и я вздрогнул от первых звуков: рожок заиграл так громко, что даже в ушах задребезжало. Но это было только сначала так. А потом заиграл тоньше, разливался и замирал. Потом стал забирать все выше, жальчей, жальчей… - и вдруг заиграл веселье… и мне стало раздольно весело, даже и холодка не слышал. Замычали вдали коровы, стали подбираться помаленьку. А пастух все стоял – играл. Он играл, запрокинув голову, играл в небо за нашим домом, словно забыв про все, что было вокруг него. Когда обрывалась песня и пастух переводил дыхание, слышались голоса на улице:
- Вот это ма-стер!... вот доказал – то себя Пахомыч!.. мастер.. И откуда в нем духу столько!..
Мне казалось что пастух тоже слышит и понимает, как его слушают, и это ему приятно. Вот тут то и случилась история.
С пастухова двора вышел вчерашний парень, который заходил к нам, в шляпе с петушьим перышком, остановился за стариком и слушал. Я на него залюбовался. Красив был старый пастух, высокий, статный. А этот был повыше, стройный и молодой, и было в нем что-то смелое, и будто он слушает старика прищурясь, - что-то усмешливо-лихое. Так по его лицу казалось. Когда кончил играть старик, молодец поднял ему шляпу.
- А теперь, хозяин, дай поиграю я…- сказал он, неторопливо вытаскивая из пазухи небольшой рожок, - послушают твои коровки поприучаются.
- Ну поиграй, Ваня… - сказал старик, - послушаю твои песни.
Проходили коровы, все гуще и гуще. Старый пастух помахал подручным, чтобы занимались своими делами, а парень подумал что-то над своей дудочкой, тряхнул головой – и начал…
Рожок его был не громкий, мягкий. Играл он жалобное, разливное, - не старикову, другую песню, такую жалостную, что щемило сердце. Приятно, сладостно было слушать, - так бы вот все и слушал. А когда доиграл рожок, доплакался до того, что дальше плакать сил не стало, - вдруг перешел на такую лихую-плясовую, пошел так дробить и перебирать, ерзать и перехватывать, что и сам певун в лапотках заплясал, и старик заиграл плечами, и Гришка, стоявший на мостовой с метелкой пустился выделывать ногами. И пошла плясать улица и ухать, пошло такое.. – этого и сказать нельзя. Смотревшая из окошек Маша свалила на улицу горшок с геранью, так ее раззадорило, - все смеялись. А певун выплясывал лихо в лапотках, под дудку, и упала с его плеча сермяга. Тут и произошла история…
Старый пастух хлопнул по спине парня и крикнул на всем народе:
- И откуда у тебя, подлеца, такая душа-сила! Шабаш, больше играть не буду, играй один!
И разбил свой рожок о мостовую.
Так это всем понравилось!.. Старик Ратников расцеловал и парня, и старика, и пошли все гурьбой в Митриев трактир – угощать певуна водочкой и чайком.
Долго потом об этом говорили. Рассказывали, что разные господа приезжали в наше Замоскворечье на своих лошадях, в колясках даже, - послушать, как играет чудесный «зубцовец» на свирели.
После Горкин мне пересказывал песенку, какую играл старый пастух, и я запомнил ту песенку. Это веселая песенка, ее и певун играл, бойчей только. Вот она:
… Пастух выйдет на лужок,
Заиграет во рожок.
Хорошо пастух играет –
Выговаривает:
Выгоняйте вы скотинку
На зеленую луговинку!
Гонят девки, гонят бабы,
Гонят малые ребята, Гонят старые старики,
Мироеды – мужики,
Гонят старые старушки,
Мироеды – женушки,
Гонит Филя, гонит Пим,
Гонит дяденька Яфим,
Гонит бабка, гонит дед,
А у их и кошки нет,
Ни копыта, ни рога,
На двоих одна нога!..
Ну, все-то, все-то гонят… - и Марьюшка наша проводила со двора свяченой вербой нашу красавицу. И Ратниковы погнали, и Лощенов, и от рынка бредут коровы, и с Житной, и от Крымка, и то Серпуховки, и с Якиманки, - со всей замоскворецкой округи нашей. Так от старины повелось, когда была совсем деревенская Москва. И тогда был Егорьев день, и теперь еще… - будет и до кончины века. Горкин мне рассказывал:
- Москва этот день особо празднует: святой Егорий сторожит щитом и копьем Москву нашу… потому на Москве и писан.
- Как на Москве писан?
- А ты пятак погляди, чего в сердечке у нашего орла-то? Москва писана, на гербу: сам святой Егорий… наш, стало быть, московский. С Москвы на всю Росею пошел, вот откуда Егорьев день. Ему по всем селам – деревням празднуют».
Папа остановился.
- Вот так описывает Иван Шмелев праздник Егория вышнего в Москве. А Георгий Победоносец и сегодня в гербе Москвы и России. Устали? – спросил он у ребят.
- Нет.., - неуверенно ответили Таня и Сережа.
- Мы сейчас с вами поиграем в пасхальные игры. Утром мы с вами «христосовались» - целовались, «приветствовали» друг друга: «Христос воскрес!» А теперь – берем у мамы на кухне по паре крашенных яичек. – Дети бросились на кухню. – и мне возьмите, - крикнул вдогонку папа.
Дети принесли шесть яичек.
- Берем по паре яичек. И играем так: Таня бьет носиком своего яичка в носик моего. Если разобьется Танино, Таня мне отдает его. Если разобьется мое – я отдаю. Затем бьемся с Сережей. Посмотрим, кто выиграет все яички.
Таня ударила – и выиграла у папы яйцо: папино яичко разбилось. Таня забрала у папы выигрыш и тюкнула по Сережиному яичку. И – проиграла. Сережа ударил по папиному и папа снова проиграл. Теперь у Сережи было четыре яичка, из них два целых, у Тани – два и одно целое. Таня напряглась: не хотелось проигрывать; подставила целое яичко под удар Сережи и выиграла. Теперь Таня била по последнему целому яичку в руках Сережи. И снова победила! У Сережи оставалось два разбитых яйца: ими играть уже нельзя было.
- Я поздравляю Таню, - сказал папа. – Повезло.
- Я так старалась, так старалась! – ликовала Таня.
- Просто повезло, - остудил ее Сережа. – От старания ничего не зависит.
- А теперь, - сказал папа, - несите веник.
Сережа быстро принес веник. Папа взял свою туфлю. Положил на нее руякой веник. Веник оказался наклоненным к полу.
- Теперь по очереди скатываем по ручке веника и по венику по одному яйцу, можно катать разбитые.
Все трое скатили по яйцу.
- Теперь, кто первый скатывал яйцо, снова скатывает свое, но старается скатить так, чтобы зацепить яйцо другого игрока. Зацепил – забираешь и снова катишь яйцо. Не попал в чужое яйцо – следующий игрок скатывает свое.
Игра началась. Она оказалась азартной. Яйца раскатывались по полу далеко. Ограничили пространство книгами – стали чаще попадать и выигрывать. Но никто не мог победить.
И тогда появилась мама.
- Обедать будете, игроки? Я вам приготовила пищу, соответствующую посту, - она улыбалась. – Морковь тертая с чесноком, котлеты рисовые с морковью, холодник и кисель из черносливов. Кто готов поститься, прошу на кухню.
Мама доказала, что она знает русскую кухню и умеет готовить. Довольны были все. И мама тоже. Потому что блюда, приготовленные ею, семье понравились.
Праздник продолжался: на душе было радостно, а на улице тепло и солнечно. Дети отправились гулять.
Ребята! Объясните смысл пословиц:
- Не все коту масленица:
придет и великий пост.
- Великий пост
всем прижмет хвост.
Обратите внимание на две поговорки-приметы:
- Увидел грача-
весну встречай.
- Апрель с водой,
а май с травой.
Можно ли сказать, что в вашей местности приметы весны такие же?
Как вы понимаете смысл пословиц:
- Землю пахать –
Не в бабки играть.
- И поедим и спляшем
Только пашню спашем.
Ребята, как вы думаете: почему весной много праздников?
День двадцать четвертый.
Пришел май с изумрудной травой, свежей, чистой зеленью деревьев, с теплыми днями и первыми грозами. Забот в семье прибавилось: на «даче» нужно было копать грядки, высаживать в землю овощи, ухаживать за кустами и деревьями. Папа и мама все вечера и выходные дни пропадали на «даче». Сережа и Таня заканчивали учебу в школе и последние недели и дни тоже были для них трудными. Но когда месяц стал заканчиваться у всей семьи выдался свободный вечер. Все были вместе. Работы на «даче» почти закончились. Учебный год тоже почти закончился: осталось день или два.
…Таня помогала маме на кухне и воспитывала Сяву. Папа читал книгу одного из своих любимых писателей Ивана Алексеевича Бунина. Сережа тоже был с книгой, но сейчас отложил ее в сторону и задумчиво смотрел в окно.
- У нас как у крестьян, свои весенние заботы, - вдруг неожиданно произнес он.
- Что? – папа оторвался от книги.
- Я говорю, мы как крестьяне: копаем, садим…
- Да пожалуй. Наверное, только у нас, у русских так: и селяне и горожане любят копаться в земле, своими руками что-то выращивать.
- А почему?
- Не знаю. Может быть эта привычка осталась от дедов и прадедов: почти все они были крестьянами. Или связаны с крестьянским трудом. Вот и дворянин Бунин: как понимал крестьянскую душу, знал заботы его и радости. Будучи в эмиграции тосковал по России, писал о ней с любовью и гордостью. Гордился тем, что он русский. Хочешь, прочту об этой гордости?
- Прочти.
- В своей автобиографической повести «Жизнь Арсеньева» он рассказывает о мещанине Ростовцеве, у которого жил, учась в гимназии. Отрывок прочту.
«Он вошел, снял в маленькой прихожей картуз и чуйку»… Чуйка – это длинный суконный кафтан. «… и остался в одной легкой серой поддевке, которая вместе с вышитой косовороткой и ловкими опойковыми сапогами особенно подчеркивала его русскую ладность. Сказав что-то сдержанно-приветливое жене, он тщательно вымыл и туго отжал, встряхнул руки под медным рукомойником, висевшим над лоханью в кухне. Ксюша, младшая девочка, потупив глаза, подала ему чистое длинное полотенце. Он не спеша вытер руки, с сумрачной усмешкой кинул полотенце ей на голову, - она при этом радостно вспыхнула, - и, войдя в комнату, несколько раз точно и, красиво перекрестился и поклонился на образничку в угол….
Первый мой ужин у Ростовцевых тоже запомнился мне – и не потому только, что состоял из очень странных для меня кушаний. Подавали сперва похлебку, потом, на деревянном круге, серые шершавее рубцы (желудки коров), один вид и запах которых поверг меня в трепет и который хозяин крошил, резал, беря прямо руками, к рубцам – соленый арбуз, а под конец гречишный крупень с молоком. Но дело было не в этом, а в том, что так как я ел только похлебку и арбуз, хозяин раза два слегка покосился на меня, а потом сухо сказал:
- Надо ко всему привыкать, барчук. Мы люди простые, русские, едим пряники неписанные, у нас разносолов нету…
И мне показалось, что последние слова он произнес почти надменно, особенно полновесно и внушительно, - и тут впервые пахнуло на меня тем, чем я так крепко надышался в городе впоследствии: гордостью.
… Гордость в словах Ростовцева звучала вообще весьма нередко. Гордость чем? Тем, конечно, что мы, Ростовцевы, русские, подлинные русские, что мы живем той, совсем особой, простой, с виду скромной жизнью, которая и есть настоящая русская жизнь и лучше которой нет и не может быть, ибо ведь скромна-то она только с виду, а на деле обильна, как нигде, есть законное порождение исконного духа России, а Россия богаче, сильней, праведней, и славней всех стран в мире. Да и одному ли Ростовцеву присуща была эта гордость? Впоследствии я увидал, что очень и очень многим, а теперь вижу и другое: то, что была она тогда даже некоторым знамением времени, чувствовалось в ту пору особенно и не только в одном нашем городе.
… Он, случалось, заходил к нам, своим нахлебникам, и порой вдруг спрашивал, чуть усмехаясь:
- А стихи вам нынче задавали?
Мы говорили:
- Задавали.
- Какие же?
Мы бормотали:
- «Небо в час дозора – обходя луна – светит сквозь узоры – мерзлого окна…»
- Ну, это что-то не складно, говорил он. – «Небо в час дозора обходя луна» - я этого что-то не понимаю.
Не понимали и мы, ибо почему-то никогда не обращали внимания на запятую после слова «обходя». Выходило действительно нескладно. И мы не знали, что сказать, а он опять спрашивает:
- А еще.
- А еще «тень высокого старого дуба голосистая птичка любила, на ветвях переломанных бурей, она кров и покой находила…»
- Ну, это ничего, приятно, мило. А вот вы прочитайте энти, про всеношную и «под большим шатром».
И я смущенно начинал:
«Приди ты, немощный, приди ты, радостный, звонят ко всеношной, к молитве благостной…»
Он слушал, прикрывая глаза, потом я читал Никитина: «Под большим шатром голубых небес, вижу, даль степей расстилается…». Это было широкое и восторженное описание великого простора, великих и разнообразных богатств, сил и дел России. И когда я доходил до гордого и радостного конца, до разрешенья этого описания: «Это ты, моя Русь державная, моя родина православная!» - Ростовцев сжимал челюсти и бледнел.
- Да, вот это стихи! – говорил он, открывая глаза, стараясь быть спокойным, поднимаясь и уходя. – Вот это надо покрепче учить!...»
Папа закрыл книгу.
- А у нас есть это стихотворение? – спросил Сережа.
- Есть . Сейчас поищу.
Папа нашел нужную книгу, посмотрел в оглавление.
- Вот оно. Оно очень большое. Я прочту отрывки из него.
Под большим шатром
Голубых небес –
Вижу – даль степей
Зеленеется.
И на гранях их,
Выше темных туч,
Цепи гор стоят
Великанами.
По степям в моря
Реки катятся,
И лежат пути
Во все стороны.
Посмотрю на юг –
Нивы зрелые,
Что камыш густой,
Тихо движутся;
Мурава лугов
Ковром стелется,
Виноград в садах
Наливается.
Гляну к северу –
Там, в глуши пустынь,
Снег, что белый пух,
Быстро кружится.
Подымает грудь
Море синее,
И горами лед
Ходит по морю;
И пожар небес
Ярким заревом
Освещает мглу
Непроглядную.
Это ты, моя
Русь державная,
Моя родина
Православная!
Широко ты, Русь,
По лицу земли
В красе царственной
Развернулася!
По седым морям
Из далеких стран
На поклон к тебе
Корабли идут.
И поля цветут,
И леса шумят,
И лежат в земле
Груды золота.
И во всех концах
Света белого
Про тебя идет
Слава громкая.
И уж есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью.
Стать за честь твою
Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову!
И в этот момент в комнату вбежала Таня.
- Скорей! Послушайте, что Сява говорят!
…Сява раскачивался на качельке и вопил во все горло:
- Ур-ра! Каникулы! Ура! Каникулы!
- Научила! Я научила! – ликовала Таня. – Сява хороший!
- Сява хор-роший! – подхватил попугай. – Сява – дворянин! Ур-ра! Каникулы!
Ребята! У всякого словца жди конца, у всякой песни свой конец. Вот и нам пришло время расставаться. Впереди – лето. Каникулы. Таня и Сережа, наверное, снова поедут в деревню к бабушке и дедушке. А в сентябре, а может и раньше, мы снова с ними встретимся. В другой книге.
Мне осталось только напомнить вам несколько русских пословиц и поговорок. Вот они:
- Где кто родится, там и пригодился.
- Родная землица и во сне снится.
- Своя сторона не бывает холодна.
- Русский в словах горд, в делах твёрд.
- Кто с Россией не тягался, в правых не оставался.
До свидания, ребята! До встречи! Счастливых каникул!
Список литературы ребятам для чтения о городских детях:
1. Андреев Л. Н., рассказы: «Баргамот и Гераська», «Петька на даче», «Ангелочек», «Кусака».
Список литературы ребятам для чтения о городских детях:
2. Андреев Л. Н., рассказы: «Баргамот и Гераська», «Петька на даче», «Ангелочек», «Кусака».
3. Василенко И. Д. «Волшебная шкатулка», повесть.
4. Успенский Г. И. «За малым дело», рассказ.
5. Шмелев И. С., рассказы и повести : «Мой Марс», «Мэри», «Последний выстрел», «Мартовская капель», «Егорьев день», «Мартын и Кинга», «На Москве-реке», «Веселая работа», «Весенний ветер», «Как мы летали», «Наполеон», «Русская песня», «Светлая страница», «Богомолье», «Лето господне».
Список литературы для родителей:
1. Бунин И. А, «Жизнь Арсеньева»
2. «Вся Россия», сборник документов, редких и малоизвестных фактов.
3. Даль В.И. «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа», «Материалы по русской демонологии»,. С.-Петербург, изд-во «Литера», 1994г.
4. «Игры» энциклопедический сборник, Челябинск, Ю.-УКИ, 1995г.
5. Некрылова А.Ф. «Круглый год», русский земледельческий календарь, М., «Правда», 1990г.
6. «Русские народные загадки, пословицы, поговорки», М., «Просвещение», 1990г.
Приложения:
1. В.И. Даль «Приметы» из книги «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа».
2. «Гадания» из сборника «Девичество», Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре.
Александр Мишутин
Русские дети
Книга для семейного чтения о русских детях: детях царей,
князей, бояр, дворян, купцов, мещан, рабочих и разночинцев;
о воспитании детей, обучении, обычаях
г. Челябинск
2014 г.
Содержание
1. Княжеские и боярские дети
День первый
- Праздник в доме. Кто такие бояре? Князья. Княжеские дети.
Кормилица. Няня. Постриги. Капризы Тани. Баю-бай…
- Д. Мищенко «Синеокая Тиверь», отрывок из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День второй
- Работа на «даче». Таню интересуют вопросы брака. Мама
нервничает. Рассказ папы. Князь и дружина. Занятия и игры
княжеских детей. За что был наказан боярский сын.
Жестокость наказания. Главное – послушание. Почему надо
уважать и чтить родителей? «Поучение детям» Владимира
Мономаха. Зачем нужны книги? «Домострой». Наставления
из книги: воспитание, наказание, приданное. Таня настаивает
на разговоре о браке. О возрасте юных мужей и жён
- Вопросы детям
День третий
- Предание об обрах
- Д. Мищенко «Синеокая Тиверь», отрывок из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- А. Югов «Даниил Галицкий», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День четвёртый
- Папа и дети готовят обед. О попугаях. «Сява хор-роший». Бояре
и слуги. Девочка-убыль. Сказание о хазарах и дани. Вечный спор
о мытье посуды. Разрешение конфликта. О Святославе-воине.
Его походы.
- Вопросы детям
- Мама и семья. Колыбельная и колыбельные песни.
- С.А. Пономарёв «Под стягом Святослава», глава из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- В. Соснора «У половецких веж», стихи
День пятый
- За грибами. Привал.
- М.М. Пришвин «У старого пня»,
«Серебряное утро»,
«Цветущие травы»
- Кукушка накуковала. «Успокойся Танечка!» Мудрый Серёжа.
Вечная природа. Что мы помним о Родине?
- Вопросы детям
- М.Ю. Лермонтов «Родина», стихи
- Н. Рубцов «Видение на холме», стихи
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
Список литературы для детей и родителей
2. Дворянские дети
День шестой
- Поздняя осень. На «даче». Осенний лес. Охотник. Таня-
вегетарианка. Дворянское развлечение. Кто такие дворяне?
Помещики и поместья. Хитрости перед сном. Тургенев-
дворянин
- И.С. Тургенев «Касьян с красивой Мечи», отрывок из рассказа
- М.М. Пришвин «Гон», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День седьмой
- Первый снег. Успехи Тани. Помещики и время года. Поместья –
по заслугам. Бедные и богатые дворяне. «Мы – однодворцы».
Кто – дворня, а кто – дворянин? Пётр I и дворяне. «Юности
честное зерцало». Бояре и ПётрI. Насильное обучение.
Писатели-дворяне.
- С.Т. Аксаков «Семейная хроника», отрывок из повести
- Вопросы детям
День восьмой
- Папа занят
- Н.Г. Гарин-Михайловский «Детство Тёмы», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- Е. Водовозова «История одного детства», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День девятый
- Детские вопросы. Дела домашние. Какие были утюги? Так
- думали дворянские дети. Правила и обычаи в дворянской
- семье. Наказания дворянских детей. О нянях.
- Л.Н. Толстой «Детство. Отрочество. Юность». Отрывок из
повести
- Что и сколько стоило в дворянские времена? Воспитание на
западный манер. Иностранные языки. Школы. Учение.
гимназии. Сколько было дворян?
- Вопросы детям
- Н.Г. Гарин-Михайловский «В гимназии», отрывок из повести
«Детство Тёмы»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- А.Н. Толстой «У колодца», «Битва», отрывки из повести
«Детство Никиты»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День десятый
- Зимний день. Дворянские дети и их общение с детьми
прислуги. Круги по воде. Трудиться – значит учиться.
Учиться – значит трудиться. Ёлочные игрушки.
- А.Н. Толстой «Ёлка», отрывок из повести «Детство Никиты
- Сочельник. «Сява – дворянин!»
- И.А. Бунин о зиме
- И.С. Шмелёв о Рождестве
Список литературы для детей и родителей
3.Крестьянские дети
День одиннадцатый
- Н.А. Некрасов «Мужичок с ноготок», стихи
- Каникулы Тани и Серёжи. У бабушки в деревне. «До первой
звезды». Колядки. Сява приветствует детей. В кругу семьи.
Неугомонная Таня. Кто такие крестьяне? Этот мудрый Серёжа.
Пейзаж, крестьянин, крещение. Таня «укуклилась».
Крестьянин – главный человек.
- А.В. Кольцов «Песня пахаря»
- Вопросы детям
День двенадцатый
- Земля-кормилица. Чем платит крестьянин? Есть ли у
крестьянина свободное время? Наблюдения за природой.
- Г. И. Успенский «Крестьянин и крестьянский труд», отрывок
из очерка.
- Вопросы детям
- «Всем миром». Помочи
- С. Семёнов «Первый трудный день»
- Вопросы детям
День тринадцатый
- Сами дома. Самовоспитание. О количестве детей. Где
Рождались дети? Одежда крестьянских детей.
- Д. Григорович «Антон-горемыка», отрывок из рассказа
- Что умели крестьянские дети?
- Л.Н. Толстой «За ягодами»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- И Суриков «В ночном», стихи
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
День четырнадцатый
- Старый Новый год. Новый стиль. Старый стиль. Когда
Крещение? Гадания. Воспитание на приметах. Зачем такие
приметы? Догадайтесь.
- Вопросы детям
День пятнадцатый
- Танина тайна. О суевериях. Страшные истории.
- Народная проза: «Чёрт», «Злая женщина и добрый дух»
- Вопросы детям
День шестнадцатый
- Крещенские морозы. Праздник Крещения на Руси. Обряд
крещения. Приметы.
- В. Никифоров-Волгин «Крещение»
- И. Шмелёв «Крещение», отрывок из повести «Лето Господне»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
- И. Суриков «Детство», стихи
- Литература для детей
- Литература для родителей
День семнадцатый
- Опять Пётр I. Солдаты и школы. Сколько было крестьян
в России? Народ и просвещение. Опасность от образования.
Зачем учиться? Труд и труд. Школы для крестьянских детей.
Солдат-учитель. Что такое «приход»? Какие были учебники?
- И.Я. Столяров «Записки русского крестьянина», отрывок из
воспоминаний.
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
- Г.И Успенский «Мишка», отрывок из очерка «Крестьянин и
крестьянский труд».
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День восемнадцатый
- Заботы и обычаи февраля. У свечи.
- С. Константинов «Два года в земской школе», отрывок из
воспоминаний.
День девятнадцатый
- М.М. Пришвин «Последний мороз»,«Снег на ветвях».
- В лесу на лыжах. Приметы весны. После обеда. Частные
школы для крестьянских детей. Сроки обучения.
- М.М. Громыко «Мир русской деревни», отрывок из книги
о частном обучении грамоте.
- Пословицы и поговорки
4. Дети города
День двадцатый
- Масленица. Жители города. Занятия. Купцы и мещане.
- С.Т. Аксаков «Семейная хроника», отрывок из повести
- Кто учился в народной школе?
- И.Д. Василенко «Герцог Букенгемский», глава из повести
«Волшебная шкатулка»
- Кое-что непонятно
- Вопросы детям
- Г.И. Успенский «За малым дело», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- И.С. Шмелёв «Мартовская капель», отрывок из рассказа
День двадцать первый
- Тёплое солнце. Каникулы. «Плохо было». Разные школы.
- В. Слепцов «Письма об Осташкове», отрывок из очерка
- Планы на каникулы. Таня растёт.
День двадцать второй
- И.С. Шмелёв «Весенний ветер», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Покупки и радости. Похожи ли дни? Когда пасха? Почему не
все учились в городе? Три причины. Игры и занятия детей
города. Есть, чем гордиться.
- Л. Андреев «Петька на даче», отрывок из рассказа
- Вопросы детям
День двадцать третий
- Пасха. Разговелись. Что же есть, если колбасы нет?
- Православные посты. Рыба – тоже мясо. Когда бывает Пасха?
- Праздник после Пасхи. Поминовение.
- И.С. Шмелёв «Егорьев день»
- Катанье яиц. Обед.
- Пословицы
День двадцать четвёртый
- Май – всему конец понимай. Почему копаемся? О гордости
русских. Мещанин Ростовцев о себе и о России. Стихотворение
И. С. Никитина «Русь». Объявление Сявы. Прощание.
- Литература для детей
1. Княжеские и боярские дети
День первый
Сегодня в доме праздник. Серёжа вернулся из лагеря отдыха, Таня – из деревни, где гостила у бабушки, а папа приехал с дачи. «Дача» - это маленький садовый домик. Но всё равно – «дача».
После вкусного торта с орехами родители стали задавать Серёже и Тане разные вопросы: как жили? что ели? что видели? – от которых дети быстро устали. Таня сказала:
- Я хочу спать.
Серёжа тоже сказал:
- А я – гулять.
И мама решила «не терзать» детей.
- Ладно, - согласился папа, - отдыхайте. Завтра все поедем на дачу.
- Я не хочу на дачу, - сказал Серёжа. – Там комары и жарко. Эти комары мне в лагере надоели.
- Ишь ты какой барин-боярин! Не съедят тебя комары.
- А, может, не надо, - защитила Серёжу мама.
- Нет, - решительно сказал папа, - надо, мама! Пусть приучаются.
Когда Серёжа ушёл гулять, Таня спросила у папы:
- А кто такой «барин-боярин»?
- В древности на Руси боярами назывались ближайшие помощники и советчики князей и царей.
- А их, что – комары не кусали?
- Кусали, - рассмеялся папа. – Но они не делали трудной тяжёлой работы. Трудную, тяжёлую работу выполняли за них слуги.
- А у нас слуг нет, - поняла Таня. – Поэтому мы сами должны делать трудную работу.
- Да, Танечка.
- А были у бояр дети? – неожиданно спросила Таня.
- Конечно, - сказал папа. – А как же? И у бояр и у князей были дети. И помногу.
- Сколько?
- 5-10 ребятишек обязательно.
- Ого-го! – удивилась Таня. – Расскажи мне о боярских детях.
- Завтра, Танечка, расскажу, завтра. А сейчас – спи.
- Ну что тебе стОит, - поддержала Таню мама. Она закончила мыть на кухне посуду и пришла укладывать Таню. – Расскажи вместо сказки.
- Ладно, - согласился папа, - расскажу.
Давным-давно, много лет назад, когда ещё не было ни телевизоров, ни самолётов, а славяне, наши предки, жили в деревянных домах, а не в каменных; когда было мало людей и городов…
- А почему было мало людей и городов? – спросила Таня.
- Людям хватало жилья, в котором они жили. А когда народилось много людей, тогда построили ещё дома и города, чтобы всем хватало жилья. Так вот: в эти старые времена государством и людьми управляли князья. Князьям помогали их друзья и товарищи, которые назывались боярами.
И у князей и у бояр, как у всех людей, были дети: мальчики и девочки. Князь занимался своими делами: воевал, собирал дань, управлял княжеством, принимал послов, охотился. А детьми занимались слуги и мама-княгиня. Пока дети были совсем маленькими, их кормила своим молоком мама. Затем приглашали молодую женщину и та, вместо мамы, кормила младенца своим молоком. Эта женщина называлась – кормилица.
Кормилица, прежде, чем её допускали к ребёнку, целовала крест и клялась «добра хотеть, кормить грудью бережно и с опасением, отравы не давать, волшебных злых слов не говорить».
- А меня мама кормила молоком, или кормилица? – спросила Таня.
- Конечно, мама. Мы же - не князья и не бояре.
- А почему мама-княгиня не захотела кормить?
- Наверное, потому, что ей казалось это трудно делать: кормить, ухаживать за ребёнком. Поэтому, кроме кормилицы, у ребёнка появлялись ещё и няньки, которые нянчились с ребёнком: укладывали спать, рассказывали сказки и истории, баюкали детей, пока они не засыпали.
- Ты сейчас баюкаешь меня? – спросила Таня у папы.
- Нет, я сейчас нянчусь с тобой.
- Как няня?
- Да, как няня. Но слушай дальше. Когда ребёнку исполнялось 3-4 года, для него начиналась новая жизнь. До этого времени ребёнок только ел и рос. А теперь его начинали воспитывать и обучать. Для воспитания и обучения приглашались опытные и знающие люди.
Интересный обычай существовал в древности. Мальчику не постригали волосы до 4х лет. В четыре года его постригали и первый раз садили на коня. С этого времени его воспитанием занимался ДЯДЬКА. Воспитатель назывался ДЯДЬКОЙ. Он обучал мальчика езде на коне и военным хитростям.
- Папа, - зевнула Таня, - я хочу, чтоб ты меня баюкал.
- Ты же не малышка, Таня. В школу осенью пойдёшь.
- Ну и что. Я хочу, чтобы меня как маленькую княгиню баюкали.
- А маленькую княгиню баюкали так же, как любую другую малышку из простого народа.
- Побаюкай!
- Я хотел тебе ещё и книжку почитать. О том, как постригали и садили на коня. Тебе не интересно?
- Интересно. Но завтра. Побаюкай, пап, - опять попросила Таня.
- Я сейчас маму позову. Она лучше меня это сделает. Мама!
- В чём дело? – появилась мама. – Почему не спим?
- Вот, просит, чтобы её побаюкали, - сказал папа.
- Таня! Ты, что – малышка? Может тебе и соску дать? – изумилась мама.
- Побаюкай меня, как маленькую. Чуть-чуть. Немножко-немножко.
Папа подмигнул маме и тихо вышел из комнаты.
- Только, как княгиню, - потребовала Таня, когда мама присела на её кровать.
- Маленькие дети все одинаковы. И баюкают их всех одинаково.
О.о, о, о, о, о, о!
О, о! Баиньки, - запела мама.
О! Баю, баю, баю!
Баю милую мою!
Таня будет крепко спать,
Котик Танечку качать!
А качи, качи, качи,
Прилетели к нам грачи.
А ворота скрип, скрип!
А Танечка спит, спит
Танечка тихо сопела носом. Мама поднялась и вышла.
А в комнате папа разговаривал с Серёжей, вернувшимся с улицы.
- Телевизор ты всегда успеешь посмотреть. А завтра чтобы прочитал Тане вот этот отрывок: первую главу из книги Дмитрия Мищенко «Синеокая Тиверь». Я думаю, что и тебе это будет интересно.
Д. Мищенко
«Синеокая Тиверь», глава из романа
От княжеского терема до собОрной площади1 в детИнце2 без малого чуть не треть пОприща3, но в роду князя ВОлота не было недостатка в любопытных, желающих поглазеть на праздненство, а тем более в охотниках погулять, повеселиться, спеть величальную4 песню. По одну и другую сторону дорожки, выстланной коврами от терема к площади, стоят толпы людей. Но едва ли не больше всего народа как и стражников, смотрителей порядка на пострИжинах5, собралось на самой площади, ближе к центру торжества.
Похоже, народ точно знал, может, почувствовал, что вот-вот начнётся свято: притихли и гости, и горожане, смотрят в ту сторону, откуда должен появиться Отрок6. Двери в терем распахнуты настежь, величальницы возле порога уже, а это верный признак: сейчас – появиться кнЯжичу7. И предчувсивие не обмануло тиверцев8. Первыми вышли на люди князь Волот и княгиня Малка, сразу за ними княжич БогдАнко в паре со своей наречёной9 ЗорИной Вепровой, следом правились, взявшись за руки, меньшие сёстры БогданкА, княжёны Злата и Миланка. И такие же гожие и пригожие все, такие праздничные и нарядные, что непривычному к роскоши поселЯнину12,особенно с далёких окраин, ничего и не оставалось, как удивлённо воскликнуть про себя и затаить дух. Князь и кнЯжич были в одинакового цвета светлосиних кОботах13, щедро расшитых по полам и подолам14, на ногах у них червлёные15 чедЫги16. По тому же порядку и княгиня, и наречённая БогданкА – в белых, заморской ткани тунИках17, а поверх туниИк на них нежно-розовые, словно распустившиеся поутру бутоны троЯнды18, корзнА19. Юные княжны Злата и Миланка, дрОбненькие20, одна другой меньше, одеты в почти столь же роскошные, хоть и другого цвета одежды, Волосы каждой из женщин покрывала самИтовая21 шапка с меховым окОлышем22.
Князь и княжич, простоволосые23, шествовали, словно облитые солнцем. По обычаю князю-отцу предстояло исполнить посвящение сына в мужИ24, поэтому княжичу надлежало предстать перед народом таким, каким знали его все двенадцать лет – с непокрытыми, нетронутыми до сегодняшнего дня кудрями. А они же… Боже СварОже25! Они такие шелковисто-мягкие, буйные, золотистые в этот погожий день, что жаль и прикасаться к ним.
Пара за парой, как вышли из тЕрема так и шли, чинно(26), к площади – будто внушительным, спокойно-величавым шествием, приличествующим древнему обычаю, показывали всем собравшимся кровное, нерушимое единение рода. Воля и сила угадывались за этой сплочённостью.
Величальницы знали, когда начать. Их первая песня – княгине. Ей, матери, первое величание.
Слава тебе, слава, пречистая матерь!
Дала князю сына, нам – надежду злату.
Нам надежду злату, радость всего света.
Будь здорова , жена, премногие лета.
Они так же при соединились к шествию, следовавшему на площадь, где ожидали своего княжича тиверцы, где приготовлены для обряда княжеский стол и величальные венки, где истомился в ожидании будущего хозяина заранее осёдланный конь. При коне был готов и дядька(27), среднего роста, но могучий в плечах муж, при оружии и ратном облачении(28). На самой площади, хотя она и запружена тиверцами, место у стола князя оставалось свободным.
…А князь тем временем оборачивается к княгине и, кланяясь, говорит ей:
- Позволь, мать, взять у тебя дитя.
Каково будет повеление Малки? Все ждут. А она клонит долу(29) голову, молчит.
- Твоя воля, княже, - произносит она наконец и вздыхает. – Отдаю сына тебе и благославляю! В добрый час! Счастливой дороги тебе, сынок.
Княгиня была уже не в силах сдерживаться, дала волю слезам. Князь не обращал на них внимания. Взял в руки ножницы, примерился, отхватил несколько локонов. Потом ещё и ещё. И казался он таким решительным, непреклонно-твёрдым, будто не знал, не ведал, что постригает собственного, притом единственного сына, будто всё равно ему было, что сын пойдёт сегодня на чужие руки и больше никогда уже не знать ему материнской ласки, не надеяться больше, что кто-то из родных или близких пожалеет его, защитит от обидчика. Едва ли не так и было: князь радовался, что забирает сына от матери, радовался, что пришла пора и посылает он княжича в достойную науку – острить разум и сердце(30) на святое дело, стать мужем ратным(31), познать мудрость, чтобы стать по зрелости опорой земли и народа. Потому и твёрд, потому и не обращает внимания на женские слёзы. Если б князь обращал на них внимание, кто бы берёг землю и народ тиверский от чужеземца-супостата(32)? Ей-богу, в чужеземном ярмЕ(33) ходили бы.
Понимала ли это княгиня Малка? Должна понять. И она, похоже, справилась с собой или кончились последние слёзы – княгиня вытерла лицо, подошла к наречёной БогдАнко.
- Как только князь кончит пострИжены, подойдёшь, дИтятко, возьмёшь этот венок, увенчаешь им кнЯжича. Знаешь, что нужно сказать при этом?
- А то!
- Ну и ладно. А щит меч ему поднесёт другая девочка, из простых людей.
- А где она?
- И в самом деле, где? – обернулась княгиня к окружавшей её чЕляди(34).
- Пошли за ней, должно быть сейчас. Это уж самая достойная…
…То была Миловидка из ВЫпала. ВЫпальские парни и девчата уговаривали её, утешали: «Не бойся, никому не дадим в обиду, а надо – так и торговый люд позовём!»
…Издали ещё отличила среди других девчат юную избранницу с ВЫпала и княгиня.
-Здравствуй, красавица, - подошла она и, как бы успокаивая, коснулась руки Миловиды.
- Поздравь кнЯжича с Отрочеством(35), вручи ему бронЮ(36) от народа тиверского. И пусть слово твоё будет щедрым на добро, красным(37) да радостным, как и ты сама.
ЗорИна Ветрова уже стояла возле венка, поджидая её, простолюдИнку, и как тронулись, предупредила: «Я первая поздравляю!». Когда же до дела дошло, запнулась вдруг, словно язык проглотила, молчит. Тут только Миловида и увидела, какой кнЯжич ещё ребёнок и, сама не зная как, решилась выручить напарницу. И откуда только смелость взялась!
- КнЯжич, пусть любовь матери хранит тебя от всех напАстей и бед, - выпалила она одним духом. – Пусть завЕтом(38) тебе станут отцовы мудрость, храбрость мужество. Будь ласков со своим народом, будь справедлив, как отец, и твёрд с теми, кто посягАет(37) на нашу волю и наши обычаи.
Миловида дождалась, пока ЗорИна, так и не произнесшая ни слова, увенчает кнЯжича венком и только потом приблизилась к нему сама, опоясала кнЯжича мечом(39), из рук в руки передала ему и щит и шлем. Она не знала, как восприняли её слова князь и княгиня, народ, она просто не думала об этом. Но, должно быть, наИтие(40) подсказало ей, что всё, что она делает – она делает правильно, и непонятное смущение, волнение, робость охватили её лишь тогда, когда вновь дружно и голосисто запели величальницы.
Дядька подвёл кнЯжичу коня, помог ему сесть в седло. И это значило, что отныне уже не мать с отцом, а он будет Отроку учителем обычаев и законов рода, он будет наставлять кнЯжича рАтному делу и житейской мудрости.
Пояснения:
1 – соборная площадь – место сбора народа для важных сообщений.
2 – детИнец – внутренняя городская крепость.
3 – пОприще – мера длины, равная примерно 20км; треть пОприща – 7км;
на местах поединков пОприще равно 115 шагам.
4 – величальная – хвалебная, приветственная песня.
5 – пострИжены - обычай пострижения волос мальчика княжеского или
боярского рода.
6 – Отрок – мальчик-подросток.
7 – кнЯжич – сын князя.
8 – тИверцы - славянское племя, народ.
9 – наречёная – названная невестой, невеста.
10 – княжнА – дочь князя.
11 – гОжие, да пригОжие – хорошие, красивые.
12 – поселЯнин - житель поселения.
13 – кОбот – верхняя мужская одежда.
14 – подОл – нижний край женской одежды.
15 – червлёный – тёмно-красный.
16 – чедЫги – род сапог, сапоги.
17 – тунИка – род длинной рубахи
18 – троЯнда – роза.
19 – корзнО – плащ знатных людей в Древней Руси.
20 – дрОбненькие – мелкие, маленькие.
21 – аксамИт, самИт – дорогая ткань.
22 – окОлыш – часть головного убора.
23 – простоволосые – с непокрытой головой.
24 – посвящение в мужИ – посвящение в совершеннолетие.
25 – СварОг – главный славянский бог.
26 – чИнно – в соответствии с правилами.
27 – дядька – в Древней Руси – воспитатель, учитель.
28 – рАтное облачение – воинские доспехи.
29 – дОлу – вниз.
30 – острить разум и сердце – обучаться.
31 – рАтный муж – воин.
32 – супостАт – враг.
33 – ярмО – деревянный хомут для рабочего скота; здесь – в значении плена,
рабства.
34 – чЕлядь – прислуга.
35 – Отрочество – возраст перед совершнннолетием.
36 – бронЯ – оружие.
37 – красный – красивый.
38 – завЕт – правило, завещание.
39 – опоясать мечом – закрепить на одежде пояс с мечом.
40 – наИтие – неожиданная мысль, догадка.
Ребята! Вы прочли отрывок из повести «Синеокая Тиверь» украинского писателя Дмитрия Мищенко.
Попробуйте ответить на вопросы:
1. Почему плакала княгиня Малка?
2. Найдите в тексте выражение «пойти на чужие руки» (когда князь
стрижёт БогданкА). Как вы понимаете смысл этого выражения?
3. Почему княжича отдавали «на чужие руки»? Найдите ответ в беседе папы с Таней.
День второй
Целый день семья была «на даче». Пропалывала сорняки, поливала ягоды и помидоры. Это Таня поливала. А Серёжа полол тяпкой, как взрослый, помогал маме. Папа работал столярным инструментом: что-то пилил, строгал, сбивал.
Затем мама приготовила обед. А когда семья пообедала, Таня сказала:
- А теперь папа будет рассказывать
- Нет, - возразил папа. – А книжку тебе почитает Серёжа.
- Да?! Ей и клубнику, ей и книжку читай, и всё самое вкусненькое…
- А я – маленькая, поэтому, - объяснила такое к ней отношение Таня. – Вот когда ты будешь…
Таня запнулась, подумала…
- Маленьким я никогда не буду, - обиделся Серёжа.
- Не ссорьтесь, - сказала мама. – Таня поможет мне убрать со стола, а ты, Серёжа, приготовь книжку. Отец, ты не забыл её?
Папа вытащил из сумки книжку в красивом твёрдом переплёте и подал Серёже.
- Тебе уже десятый год, а некоторые князья на Руси в десять лет уже женились. Так что, жених, будь мужчиной и не хнычь!
- А девочки когда женились? – живо поинтересовалась Таня. - Тоже в десять лет?
- Ты, невеста без места, ещё из детского сада не вышла, - строго сказала мама. – Это во-первых. А во-вторых: девочки не женятся, а замуж выходят.
- А в-третьих, - подхватил папа, - Серёга, - читай!
- Пап, расскажи, как женились князья, - попросила Таня
- Вечером, - ответил папа и вышел.
…Дома папа сдержал своё обещание и вечером продолжил свой рассказ о жизни княжеских и боярских детей.
В далёкую седую старину, на Руси было много князей. Они жили в разных городах. А главный князь находился со своей боевой дружиной и боярами в главном городе Древней Руси – Киеве. Киев назывался стОльным городом, т. е. столицей, а главный князь – великим князем. Князей было много, а бояр ещё больше, потому что у каждого князя было около десяти, а то и больше, бояр-помощников.
Любимым занятием князей и бояр была охота. Охотились на зверей и птиц.
Сына князя, княжича, всегда брали с собой на охоту под присмотром дядьки-воспитателя. Молодой князь должен был научиться всему, что умел его отец: воевать, охотиться, управлять государством, устраивать игры.
Боярские дети, пока не стали воинами и были отроками, прислуживали старшим на пирах. Это считалось важным и почётным делом. Игры и состязания боярские дети устраивали разные: метание копья, попадание стрелой в цель, скачки на конях. В эти игры не допускались дети челяди, слуг. И сами боярские дети не играли с детьми слуг. Это запрещалось. Но были случаи и непослушания.
В одной боярской семье умер отец, глава семьи. Старшей в семье осталась мать, так как сын был ещё мал, чтобы стать главой семьи. Мальчику нравилось ходить работать в поле вместе с рабами и слугами. Ему всё нравилось: горячее солнце, тёплая земля, запахи трав, цветы. Мать запретила ему ходить работать с рабами. «Это позор тебе и нашему боярскому роду» - сказала она.
Сын не послушался мать и продолжал делать то, что ему нравилось. Мать его наказывала, била и тогда сын ушёл из дома со странствующими богомольцами. На третий день мать догнала его, схватила за волосы, бросила на землю и стала бить ногами. Затем приказала слугам связать сына, как злодея, и привезла его домой. Заковала ноги в кандалы и несколько дней не кормила. Сын потом всё равно сбежал от матери с караваном купцов.
Другой боярин-отец наказал сына за то, что тот ушёл в монастырь. Отец разгневался, прибыл в монастырь, вЫволок его оттуда, содрал с него монастырскую одежду и вновь одел в светлую боярскую одежду. Сын снял боярскую одежду, его опять одели, сын снова скинул. И так много раз, пока отец не связал его и отвёз домой.
Очень жестоко наказывали своих детей родители за непослушание. Отца или старших нужно было слушать беспрекословно.
- Вот видишь, - сказала Таня Серёже, который тоже внимательно слушал рассказ отца. – Папа сказал тебе, чтобы ты читал мне книгу, а ты не хотел. Но папа тебя не наказал.
- Младших обижать нельзя, - пояснил папа. – А дети для отца и матери – всегда младшие. Но младшие, то есть – дети, должны почитать родителей, то есть – уважать. А почему?
- Потому что они – папа и мама. Потому что они родили нас, - сразу ответила Таня.
- Та-то оно так, но не совсем так, - непонятно сказал папа. – Дело в том, что родители и вообще все старшие сильнее детей и могут защитить их от беды. А кроме того: взрослые больше, чем дети, знают о жизни и могут их научить чему-то важному и хорошему. Поэтому в древности уважали и почитали старших: родителей и стариков.
- А почему же били детей, если их нельзя обижать, - спросил Серёжа.
- Так наказывали за серьёзное, сильное непослушание родителей. Взрослые рассказывали детям, как надо жить, что делать, чтобы самим не погибнуть, не погубить родителей и не опозорить свой род. И вот если дети не делали так как им говорили старшие, то младших наказывали за непослушание. Считалось, что дети должны бояться наказания отца и бога.
- Значит, мама, которая била своего сына, не любила его, - решила Таня.
- Я так не думаю, - сказал папа. - Вот подрастёшь, мы и поговорим об этом.
Чтобы дети и родители знали и умели ладить друг с другом великий князь Киевский Владимир Мономах написал «Поучение детям». В этой книге он делится своим жизненным опытом и мыслями о воспитании о воспитании детей.
Папа взял с полки книгу, открыл страницу, где была закладка и прочитал: «Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев… Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь: как отец мой, дома сидя, знал пять языков, от того и честь от других стран. Ленность ведь всему плохому мать: что кто умеет, то забудет, а что не умеет, тому не научится.
Куда бы вы ни держали путь по своим землям, не давайте отрокам причинять вреда ни своим, ни чужим, ни сёлам, ни посевам, чтобы не стали проклинать вас. Куда же вы пойдёте и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришёл, простолюдин ли или знатный посол…»
-Я буду учиться, - сказала Таня.
- Конечно, будешь, - сказал папа. – В сентябре пойдёшь в первый класс. Научишься хорошо читать и сама будешь читать книжки.
- А Серёжа уже умеет читать, но тоже будет учиться, - добавила Таня.
- Да, в третьем классе, - с гордостью подтвердил Серёжа.
- И сколько нового узнаешь, новых книг прочтёшь. – Папа закрыл книгу. – А в книгах – вся мудрость и все знания людей. Пока люди не придумали книг, знания передавались устно, то есть в беседе, в разговоре.
- Ты нам сей час передаёшь знания? – спросила Таня.
- Да. Знания ещё передавались при обучении чему-нибудь: как ездить на коне? как стрелять из лука? Знания передавались детям и внукам от отцов и дедов. Старшие рассказывали, младшие запоминали. А когда появились книги, люди стали записывать знания, чтобы с этими знаниями познакомилось больше людей.
Папа встал, подошёл к полке с книгами.
- Я вам сейчас покажу книгу, к которой собраны многие знания наших предков о жизни.
Он достал с полки большую красивую книгу.
-Вот. Называется «Домострой».
- Это – как строить дом? – спросил Серёжа.
- Можно и так сказать. Как строить дом, как жить в этом доме, как вести домашнее хозяйство, готовить пищу, воспитывать детей. Вот послушайте: «А пошлёт бог кому детей, сыновей и дочерей, то заботиться отцу и матери о чАдах своих».
Папа посмотрел на ребят:
- Понятно?
- Да…, - неуверенно ответил Серёжа.
- ЧАдами называли детей и родители обязаны были, - папа заглянул в книгу,- «обеспечить их и воспитать в доброй науке: учить страху божию и вежливости, и всякому порядку. А со временем, смотря по возрасту и по детям, учить их рукоделию: отец – сыновей, а мать – дочерей, кто чего достоин, какие бог кому способности даст».
- А бить? – спросил Серёжа.
- Что, бить? – не понял папа.
- Не написано: можно или нет?
- А, вот ты о чём. Написано. Слушайте. Отец и мать должны любить и хранить детей и – внимание! – «страхом спасать, наказывая и поучая, а не то, разобравшись и поколотить»
Серёжа заглянул в книгу, зашевелил губами:
- «…Поколотить… И не жалей младенца биЯ…
- …не умрёт, но здоровее будет», - подхватил папа, - «ибо ты, казня тело, душу его избавляешь от смерти».
- Вот это да! – выдохнул Серёжа.
- «Наказывай детей в юности – в старости они упокоят тебя» Вот видите: наказание битьём считалось нормальным. Поэтому ни боярыню-мать, ни отца-боярина люди не осуждали за то, что они били своих сыновей. Здесь есть и наставление о том, «как воспитывать дочерей и как с придАным замуж выдать».
- Папа, а что такое «придАное»? – поинтересовалась Таня.
- Когда девушка выходила замуж, родители давали ей одежду, вещи, даже домашних животных. При ней давали, вместе с нею. Поэтому называлось «придАное».
- Читай, пап, - сказала Таня.
Папа нашёл нужную страницу:
- «Если дочь у кого родится, благоразумный отец, который торговлей кормится, или в деревне пашет, такой от всякой прибыли откладывает на дочь: или животИнку растят ей с приплодом…» Про «животИнку» понятно?
- Нет, - сказала Таня.
- Это домашнее животное: свинка, коровка, овца. Так вот: «животИнку…, или из доли её, что там бог пошлёт, купят полотна и холстов, и куски ткани – и все эти годы ей в особый сундук кладут… И только замуж сговорят – отец и мать могут не печалиться: всего у них вволю, в веселии и в радости. Ежели же отец и мать незапасливы, то кинутся покупать всё и впадут в печаль от свадьбы такой: ведь купить всё сразу – дорого».
Папа закрыл книгу. Дети молчали. Потом Таня встала с дивана, порылась в своих игрушках и принесла старую шкатулку.
- Вот, сундук для меня.
- Зачем – для тебя? – удивился папа.
- Для приданого, - рассмеялся Серёжа.
Папе тоже стало весело, только Таня даже не улыбнулась.
_ Там, - она показала на книгу, - написано: как родится дочь, откладывать для неё, а то дорого будет.
Теперь смеялись все и мама тоже, потому что слышала ответ Тани Только Таня не смеялась. Она заплакала. И мама стала успокаивать её.
- Папа обещал рассказать,- сказала Таня, успокоившись, - как женились князья. – И добавила: – И княгИни.
- Вот хитрУля! – восхищённо воскликнул папа. – А может в другой раз: сегодня я и так много вам рассказал. И Серёжа читал.
- Нет, - сказала Таня, - сегодня.
Папа вздохнул. Мама улыбнулась.
- Хорошо, - сказал папа. – Уговорили. Ещё минут десять. А то тебе пора готовиться ко сну, а Серёжа будет проситься погулять.
- Да, - согласился Серёжа. – Буду.
- Как звали кнЯжича, отрока из книги «Синеокая ТИверь»? – спросил папа.
- БогдАнко, - ответил Серёжа.
- А его наречёную?
- ЗорИна.
- А сколько лет было БогдАнку?
- Двенадцать.
- Ему двенадцать лет, а у него уже есть девочка, названная его невестой. Церковь не запрещала жениться и выходить замуж и в одиннадцать и в десять лет. И даже – в восемь. Князю Святославу Игоревичу было десять лет, когда он женился в 1181 году. Княгине Верхуславе было восемь лет, когда она в 1187 году вышла замуж за четырнадцатилетнего Ростислава. Верхуслава оставила о себе память, как выдающаяся женщина, имевшая важное влияние на государственные дела.
Папа встал, потянулся:
- Всё, княгиня Татьяна! На сегодня – всё. Завтра я буду занят и не смогу, наверное, вам ещё рассказать о княжеских детях. Поэтому ты, Серёжа, прочитай, пожалуйста, вслух для Тани, ну, и для себя, главу шестую второй части романа Дмитрия Мищенко «Синеокая ТИверь». Я закладку здесь оставил.
- А о чём там? – спросил Серёжа.
- Вы снова встретитесь с БогдАнком, узнаете, как дядька-воспитатель обучал его военному искусству. А если будет время и захочется, то прочтите отрывок из пятой главы повести русского писателя Даниила Мордовцева «За чьи грехи?». Смотри, Серёжа, вот эта книга. Договорились? Прекрасно. А теперь – кто куда: спать, гулять…
Ребята! Из рассказа папы вы немного узнали о том, как жили наши предки в старину и как воспитывали своих детей. Ответьте, пожалуйста на вопросы:
1. Как вы понимаете выражение «седая старина»?
2. Почему дети должны были чтить и уважать родителей, стариков и
старших?
3. Понятно ли вам выражение:«ЛЕнность всему плохому мать»?
4. Объясните слова Владимира Мономаха: «Куда бы вы ни держали путь
по своим землям, не давайте отрокам причинять вреда ни своим, ни
чужим, ни сёлам, ни посевам».
5. В книге «Домострой» написано: «А пошлёт бог кому детей…».
Объясните, как вы понимаете эти слова.
6. Как вы понимаете слова:»Любить и хранить детей»? И – «Казня его
тело, душу его избавляете от смерти»?
7.Назовите слова и выражения, смысл которых в тексте вам непонятен?
День третий
На другой день, когда Серёжа открыл книгу на папиной закладке, то увидел записку от отца: «Серёжа! Прежде, чем читать о БогдАнке, прочти «Предание об Обрах». Далее крупным чётким почерком было написано:
«Предание об Обрах
В те же времена были и Обры. Эти Обры воевали против славян и покорили дулЕбов также славян. И творили Обры много зла жёнам дулЕбским: если поедет куда Обрин, то не давал запрячь коня или волА, но велел впрячь трёх, четырёх или пятерых жён».
(Серёжа, слово «жена» здесь означает – «женщина»; значит впрягали пятерых женщин.)
«Впрягали в телегу и везли его – Обрина. И так мучили дулЕбов. Были же эти Обры велики телом и умом горды (высокомерны, значит), и бог истребил их, и умерли все, и не осталось ни одного Обрина, и есть поговорка на Руси до сего дня: «Погибли, как Обры».
А теперь, Серёжа, читай «Синеокую ТИверь».
Д. Мищенко «Синеокая ТИверь»
Уже немало времени скачут всадники вдоль ДнестрА и не замечают, как припекает солнце. Дальний и трудный путь утомил их. Дядька и раньше был неумолим: с утра до вечера мордовАл(1) Отроков, обучая стрелять из лука, умению соскакивать на бегу с коня и садиться на него (с седлом и без седла); показывал, как удержаться под животом у осёдланного и испуганного коня, когда тот мчится полем во всю прыть. А теперь, когда появились слухи об Обрах(2), и вовсе стал неумолим. Ничем ему не угодишь. Сказал, что не пустит к отцу-матери, и никого не отпускает; сказал – пойдём в понизовье(3), поживёте в шалашАх(4), как воины в походе – и пошли. Идут, идут берегом, а куда, как далеко, никто не знает.
- Вон там, может, и станем табором(5), - остановился , наконец, дядька и показал на поляну, открывшуюся вдоль берега.
- В такой пустыне? – усомнился кто-то из Отроков.
- Это ещё не пустыня. Видишь, - дядька показал вдаль, - лОдии стоят у берега. А если есть лОдьи, значит поблизости есть и жильё.
Паставили под гАем(6) шалашИ: один – для дядьки, два – для себя, разложили костёр. Начали варить еду – обнаружили, что забыли соль.
- Хорошие же из вас вояки будут, - упрекнул Отроков дядька. – Ладно, пусть кто-нибудь варит, а другие поищут жильё и добудут соли.
На поиски вызвался идти БогдАнко, а с ним ещё двое Отроков:
- Нельзя одному в лесу плутАть(7).
Сначала пошли к лОдьям: оттуда должна быть тропа к жилью. Тропа и на самом деле там отыскалась, повела к лесу, однако, сколько ни шли по лесу, а к жилью не вышли.
- Неужели сбились с пути? – засомневался БогдАнко. – Может, не заметили, как стёжка отвернула в сторону?
Думали, думали – и вернулись-таки назад. Несолоно хлебавши(8).
Перед ночью дядька, как будто бы ничего не случилось, подозвал кнЯжича и ЖалЕйко.
- Даю каждому из вас по шесть Отроков и назначаю старшими. Ты, ЖалЕйко со своими Отроками будешь охранять наш тАбор, а ты, кнЯжич, смотри за лОдиями у берега.
БогдАнко удивился:
- А чего нам эти лОдии? Чего их караулить?
- Дело не в лОдиях. Нужны те, кто оставил их тут. Очень может быть, что это – тАти(9) и что возвратятся они с тем, за чем сюда прибыли. Будь внимателен,кнЯжич. ТатьбА(10) разная бывает и тАти тоже разные. Дело важное, поэтому и поручаю тебе.
- Надо задержать их, если появятся?
- Задержи, если сможешь. А будут сопротивляться, действуй, как положено воинам: ловко, беспощадно, стремительно.
БогдАнко старался скрыть радость и тревогу, охвативших его в предощущении серьёзного дела. Его настроение передалось и Отрокам, которые пошли с ним. Они волновались, тщательно выбирая засаду, гадали, что же это за тАти, куда пошли и с чем возвратятся?
- Узнаем, если не провороним, - остепенил их БогдАнко. – А вот, чтобы взять их, если придётся брать, одной засадой не обойдёшься.
- Думаешь, их много будет?
- А что тут думать? ЛОдий две, в каждой – по четыре весла, значит тАтей не меньше восьми, если не больше.
- А если их больше?
- Хоть и больше, а надо как-то нам справиться.
- Сказал бы дядька зАсветло, так припрятали бы вёсла! Не с собой же они их взяли. Может, поищем?
- Ночью? Нет. Сделаем лучше по-другому: перетащим лОдьи на другое место.
- А что это нам даст?
- Когда тАти пойдут искать лОдьи, то разобьются на две группы: вверх и вниз по реке. А нам того и надо.
- Твоя правда, - согласились Отроки.
- Вяжите верёвки ближе к уклЮчинам(11), - велел БогдАнко, - Потянем лОдии против течения. Вверх по реке они вряд ли примутся искать.
…Было уже зАполночь.
- Ладно, спите, - разрешил кнЯжич, - а мы с БОртником понаблюдаем.
И наблюдали. Откуда им молодым и доверчивым, было знать, что те, кого ждут – выдумка старого воина. Услышав, как они говорили: «Жилья человеческого нет поблизости», усмехнулся дядька: «Плохо же вы искали, отрочАта. А если так, то подброшу вам на ночь забот».
…Вдруг послышался подозрительный шорох, а затем чьи-то шаги.
- ТАти! Буди всех – шепнул БогдАнко.
Их было шестеро: два впереди, приглядывались, отыскивая приметное место, за ними четверо несли что-то на носилках. В темноте было не разобрать, что именно, да и не это интересовало Отроков. Им важно было знать, что будут делать тАти, не найдя оставленных здесь лодий.
«Уличи(12), - определил по говору БогдАнко. – Зачем же пришли на нашу сторону? Что у них на носилках?»
Как он предполагал, так и случилось: двое пошли на поиски лОдий вниз по течению, двое – вверх, а двое остались с ношей. БогдАнко поманил Бортника, шепнул тихо: бери троих и заходи оттуда – показал рукой – а я с остальными зайду с этой стороны. Следи за тАтями, но нападём на них вместе, когда сблизимся..
Обошли и подкрались бесшумно. Собрались уже кинуться на супостАтов, как под вербой послышался то ли стон, то ли сдавленный крик. Те, кто следил за ношей, повернулись и один сказал с издёвкой:
- Чего тебе, девка? Помощь зовёшь? Зря: тут тебя никто не услышит. Терпи, скоро будешь там, где надо.
Тиверцы всё поняли. С двух сторон они обрушились на тАтей, наставили на них мечи.
- Ни с места!
У тех и челюсть отвисла. Не успели сообразить, что к чему, как были уже без мечей.
- Кто тут? – БогдАнко подошёл к носилкам.
Тати, угнувшись, молчали.
БогдАнко наклонился, вызволил пленницу из корзнА, вытащил кляп, которым забили ей рот.
- БогдАнко!! – услышал он с болью и испугом.
Он не поверил своим ушам:
- ЗорИнка, ты?!
Где развязывал, а где рвал на ней путы. Спешил, словно чувствовал, что через минуту будет поздно: вот-вот вернутся ушедшие за лодьями и он может опять потерять свою лАду(13), счастье своё, дороже которого нет у него ничего на свете.
- Бортник! – сказал он наконец. – Оставайся здесь и не прозевай тех, что вернутся. Я отведу пленных в лагерь и вернусь с подмогой.
Пояснения
1 - мордовАть – заставлять делать что-либо через силу.
2 - Обры – название племени.
3 - понизОвье – название местности по нижнему течению реки.
4 - шалАш - временное укрытие от непогоды, построенное из
жердей и веток в форме крыши.
5 - тАбор – лагерь, место стоянки.
6 - лОдия(лОдья) – лодка
7 - гай – лес
8 - плутАть – блуждать, не знать куда идти
9 - несолоно хлебавши – попусту, напрасно, зря
10 - тать - разбойник, вор
11 - татьбА – разбой, воровство
12 - уклЮчина – крепление для весла лодки
13 - Уличи – племя, народ
14 - лАда – любимая
1. Ребята! Когда мы говорим: «Этот человек добрый», то что мы имеем
ввиду? Почему мы так говорим?
2. Почему мы говорим: «Злой человек?»
3. Называя человека добрым или злым, смелым или трусливым, мы
говорим о главных чертах характера человека. Назовите главные
черты характера княжича Богданка?
4. Зачем дядька воспитывал в отроках такие черты, как смелость,
отвага, выносливость, наблюдательность?
5. Прочтите или перескажите те эпизоды (места в тексте), где
проявляются эти черты характера.
6. Какими хотели бы быть вы? Какие черты характера хоте ли бы в
себе воспитывать? Почему?
Ребята!
Вместе с Серёжей и Таней прочтите отрывок («отрывок» - означает «часть») из повести русского писателя Алексея Югова «Даниил Галицкий». Обратите внимание на то, чему и как обучались княжеские дети.
А. К. Югов «Даниил Галицкий»
( отрывок из 5 части)
Близился подобный же страшный час и для княжны ДубрАвки: ей исполнилось двенадцать лет! А старше четырнадцати-пятнадцати лет княжОн редко вы давали замуж: это было пределом! Но пока княжна АглАя-Дубравка была ещё свободна от державной науки. Меж тем как старшим Даниловичам – Роману и Льву – не только разрешалось, но и прямо предписывалось присутствовать на советах отца-государя, хотя ещё и безмолвно. Да и в прочих мужских науках братья во многом брали верх над сестрою.
Ещё совсем недавно Дубравка могла спросить кого-либо из старших:
- А правда, что ангелы на ночь с солнышка корону снимают?
И ей заплакать хотелось, когда она узнавала, что нет – не снимают!
Между тем Мстислав – озорнИк(1) и ленивец – успел просветиться и кичИлся(2) переднею, что знает устройство вселенной(3):
- Никакого ангела с короною нет! Назначен каждому светилу(4) свой круг: есть круг Луны, Солнца…- семь кругов! Духи служебные(5), незрИмые(6) для смЕртного(7) ока, приставлены ко всем тем семи кругам и толкают круги руками. Когда они устанут толкать или повелено будет им перестать, тогда светИла падут на землю, а небо совьётся, как свИток(8)!...
И разве знала Дубравка, как знали они, кнЯжичи, отчего бывает гроза?
- Ну, а отчего же? – из гордости сдерживая слёзы горечи и обиды, спрашивала сестра.
И торжествующий Мстислав почти без запинки отвечал, точь-в-точь как повествовал(9) им на уроках митрополИт(10) Кирилл.
- Гроза бывает от того, что дух служебный раздирает облако с шумом. И от того скрежет и гром, и оттворяется(11) путь водам небесным.
КнЯжичи доподлинно узнали от митрополита, отчего бывает ночь, отчего – день.
- Когда солнце уйдёт от нас под землю – тогда у нас наступает ночь. А там, под землёй – день.
КнЯжич Мстислав, бойкий и нетерпеливый, спросил у митрополИта:
- А там, на той стороне земли, тоже живёт кто-нибудь?
МитрополИт рассмеялся.
- Глупый, - не по злому укорИл(12) он мальчика. – Никто! А то бы попадали: они же вниз головой!..
Узнали кнЯжичи от митрополИта, что все животные вышли(13) из воды: и рыбы, и киты, и птицы.
Многое узнали они и о человеке, и всё, что узнали, заканчивалось величественной и ясной формулой:
- Человек – это микрокОсмос(14) – вдохновенно говорил им митрополИт. – Плоть(15) человеческая – от земли, кровь – от росы и солнца, глаза – от бездны морской, кости – от камня, жилы и волосы человека – от травы земной!..
Однако и у Дубравки, кроме преобладания её над братьями в языках, было и другое умение, которым не обладали братья: это было шитьё золотом, шелкАми и жемчугом, а так же плетение кружев. Чудесные тканные, плетёные, низанные и крупным жемчугом, и мелкими зелёными пЕрлами(16) выходили изделия из-под её ребяческих рук!
Пояснения
1 - озорнИк – шалун
2 - кичИлся – хвастался
3 - вселЕнная – весь мир земли и космоса
4 - каждому светИлу – каждой планете, каждой звезде.
5 - дУхи служебные – слуги бога, работники его.
6 - незрИмые – невидимые.
7 - смертное Око – глаз человека или животного; а так как человек со
временем умирает, то вместе с ним отмирают и его глаза.
8 - свИток – свёрнутый в трубку материал, на котором написан текст.
9 - повествовАл – рассказывал.
10 - митрополИт – высшее духовное (церковное) звание на Руси.
11 - « и отворяется путь водам» - то есть – открывается «путь водам»
небесным и она в виде дождя устремляется на землю.
12 - упрекнУл – высказал неудовольствие, неодОбрил
13 - вышли из воды – то есть, сначала появились в воде: в океане, в море.
14 - микрокосмос – бесконечность в чём-то малом; например: человек по
отношению ко вселенной – очень малая величина, но и человека
можно изучать бесконечно.
15 - плоть – мышцы человека, тело.
16 - пЕрлы – мелкие жемчужины.
1. Ребята! Как вы думаете, почему княжеских детей обучал
митрополИт, а не кто-то другой?
2. Почему Дубравка не получала те же знания, что и её братья?
3. Ребята! Вы со всеми объяснениями митрополИта согласны? Или нет?
Почему?
День четвёртый
Папа сказал, что с сегодняшнего дня он «пошёл в отпуск». И снова в доме праздник. Накупили-и-и…всего!
Мамы нет: она не в отпуске, а потому – на работе. Остальные члены семьи тоже заняты делом. Дома. Папа с Серёжей чистят картошку. Таня кормит попугая Сяву. У папы хорошее настроение и он даже напевает.
- Мы – не бояре. Зато у нас есть попугай, - неожиданно говорит Таня.
- Сява хор-р-роший, Сява хор-р-роший, - хвалит себя попугай.
- Хороший, хороший. Хвастун.
Папа плюхнул последнюю очищенную картофелину в кастрюлю с водой и обрызгал Серёжу.
- Ну, па! – возмутился Серёжа. – Осторожней!
- Ты моешь и режешь картошку, я – готовлю салат! - Хорошее настроение папы не исчезало. – Мы – не бояре, они – не мы! Но у них тоже были попугаи. В пятнадцатом веке иностранные послы стали дарить их русским князьям и боярам. В княжеских хоромах и палатах уже были клетки с птицами. С русскими птицами: соловьями, синицами, снегирями, щеглами. Своим пением они развлекали детей.
- Сява хор-р-роший, Сява хор-р-роший, - обиделся попугай.
- Хороший-то ты хороший, да петь не умеешь, - сказал папа. - Да и стоил дорого.
- Сколько? – поинтересовался Серёжа.
- Дороже, чем несколько коров.
- Ничего себе! – поразился Серёжа.
Таня закончила кормление попугая и сидела слушала отца.
- Татьяна! – Папа всегда называл так Таню, когда был в хорошем расположении духа. – Татьяна! Вот тебе огурец: попробуй справиться с ним, порежь на салат.
- Я устала, - схитрила Таня. – И не умею.
- Учись. Ты же – «маленькая хозяйка большого дома»: мамы ведь нет. Такова женская доля во все времена: домашнее хозяйство и дети.
- Бояре огурцы не резали: у них были слуги.
- Слуги-то были, но бояре и сами должны были всё уметь делать.
- Зачем?
- Чтобы можно было проверить чЕлядь: правильно или нет сделали. Владимир Мономах, великий князь Киевский, о «Поучении» которого я вам рассказывал, всё делал сам, не полагаясь на своих помощников и слуг. И всё, что нужно было делать отроку, тоже делал сам: и на поле брани, и на охоте. А как бы он мог делать сам, если бы не умел? Так что, режь огурцы, а я лук.
Таня взяла огурец, нож и, вздохнув, принялась за дело.
- Ты всё рассказываешь о мальчишках-боярах, а о девчонках – нет. И рассказы, которые читал Серёжа – тоже о мальчишках.
- А княжна Дубравка разве не девочка? – запротестовал Серёжа.
- А как они жили, когда были маленькими? Девочки?
- Я вам рассказывал о девочках, - плача от лука, возразил папа. – А то, что все рассказы о мальчиках… так это… - Папа вытер слёзы. – Потому что мальчики вырастут и станут защитниками своего народа и своей земли. А девочки – нет. Считалось, что от девочек – одни убытки: и защищать их, и кормить, и готовить приданное, которое нужно будет отдать.
- Вот так! – гордо сказал Серёжа и закрыл крышкой сковороду с нарезанной картошкой.
- Но так было раньше, - успокоил Таню папа. – А сейчас – не так. И мы с мамой любим тебя и Серёжу одинаково. Вы нам оба дОроги. Салат готов. Подождём картошку или начнём есть?
- Подождём, - сказал Серёжа.
- Начнём, - сказала Таня.
- Давайте дождёмся картошечку, а я вам кое-что почитаю, - решил папа.
- Ура! – согласилась Таня.
…Картошка шипела и шкворчала, салат томился в салатнице, ребята слушали, а папа читал.
- «И нашли их хозАры, сидящими на горах этих, в лесах и сказали: «Платите нам дань». ПолЯне, посовещавшись, дали от дыма по мечУ.»
- А кто такие хазАры и полЯне? - спросил Серёжа.
- Как это: из дыма – мяч? – не поняла Таня
- Не мяч, а – меч! – рассмеялся Серёжа.
- ПолЯне – это славяне, то есть – мы. ПолЯне жили в лесах и полях вокруг Киева. А Киев стоял на высоком берегу реки Днепр – на горе. Хазары – воинственные племена, которые кочевали по степям и нападали на Русь. Однажды даже победили полЯн-славян и потребовали дань – налог с побеждённых. О сборе дани и идёт речь в летописи.
Папа хотел продолжить чтение, но Таня его перебила:
- Пап, пап – а «из дыма меч» забыл?
- Не забыл. Сейчас объясню. Серёж, помешай картошку. В каждой избе есть печь, из печи идёт дым. Поэтому «от дыма по мечу» означает – от каждой избы по одному мечу. Читаю дальше. «…дали от дыма по мечу. И отнесли их хозАры своему князю и к своим старейшинам и сказали им: «Вот, новую дань нашли мы». Те же спросили у них: «Откуда?» Они же ответили: «В лесу на горах, над рекою Днепром». Опять спросили те: «А что дали?» Они же показали меч. И сказали старцы хозАрские: «Не добрая дань эта, княже: мы доискались её оружием острым только с одной стороны, - саблями, а у этих оружие обоюдоострое (с двух сторон) – мечи: станут они когда-нибудь собирать дань и с нас и с иных земель». И сбылось сказанное ими…»
- Картошка готова, - сказал Серёжа и папа закрыл книгу.
- К столу!
…Обед был сытным и вкусным: сами приготовили. И когда, после молока, папа выдал ребятам по апельсину, Таня сказала:
- Я – потом, - и икнула.
А Серёжа съел с удовольствием. Потом спросил:
- А как сбылось то, о чём сказали хазАры?
- Расскажу, расскажу. Но прежде давайте уберём со стола и вымоем посуду. Кто чем будет заниматься?
Таня молчала. А Серёжа смотрел в окно.
- Не слышу, - сказал папа.
Таня молча стала убирать со стола.
Так… Что остаётся делать тебе, Серёга? – весело спросил папа.
- Ничего, - буркнул Серёжа и направился к мойке.
- Сделаем так, - сказал папа. – Я мою посуду, а Серёжа читает Тане.
- Да?! – возмутилась Таня таким несправедливым решением. – Я уже почти убрала, а он…- Таня не находила слов от возмущения.
- Татьяна, «милая Татьяна», что вы возмущаетесь? Посуду убрали, а теперь слушайте.
- Я – не боярыня,- сердито сказала Таня.
- Не понял, - сказал папа, - ты о чём это?
- А почему ты мне говоришь: «Вы»? Я боярыня, что ли?
- Я так говорю из уважения к тебе, Танечка. А бояре и простолюдины на Руси обращались к друг другу на «ты». А на Серёжу не сердись. Во-первых: это я такое решение принял и его вины в этом нет. А во-вторых: читать, рассказывать, развлекать – это тоже работа. И – трудная. Не все это умеют делать. Ты же вот пока плохо читаешь. И ещё хочу заметить: князья и бояре считали за честь иметь у себя рассказчика. Тот под звуки гуслей – это музыкальный инструмент такой – бАял , то есть рассказывал предания и легенды о подвигах и жизни предков. Вот Серёга сейчас и будет для нас бАять.
Папа подал Серёже книгу:
- Читай!
И начал мыть посуду.
- «Поход Святослава на хозар», - прочёл Серёжа. – «Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых. И легко ходил в походах, как пАрдус и много воевал». Пап, а что такое «пАрдус»? Это - не парус?
- Нет. «ПАрдусами» славяне называли гепАрдов. ГепАрд поменьше тигра, но быстрее его. Вопросы потом, продолжай.
- «В походах же не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и, зажарив на углях, так ел.
Не имел он и шатра, но спал, подостлав потнИк, с седлом в головах. Такими же были и все прочие его воины. И посылал в иные земли со словами: «Хочу на вас идти». И пошёл на Оку-реку и на Волгу, и встретил вЯтичей, и сказал им: Кому дань даёте?». Они же ответили: «ХозАрам – по щелЯгу от сохи даём». Пошёл Святослав на хозАр. Услышав же, хозАры вышли на встречу во главе со своим князем КагАном и сошлись биться, и в битве одолел хозАр Святослав и столицу их, Белую ВЕжу, взял. И победил Ясов и касОгов».
Всё, - закончил чтение Серёжа. – Кто такие Ясы и касОги?
- Это степные племена, которые тоже делали набеги на Киевскую Русь. Вятичи – одно из племён, жившее на реке Оке около реки Волги.
- А щели зачем давали? – удивилась Таня.
- Не щели, а, - Серёжа посмотрел в книгу, - а «щелЯги». Да?
- «ЩелЯг» или «шелЯг». Так называлась золотая монета в четыре с половиной грамма. «От сохи по щелЯгуУ» означает: от каждого двора. Так же как «от дыма по мечу».
- А почему столица называлась «воспитанной»?
- Какая столица?
- Ну, у этих, как их…
- ХазАр, что ли?
- Да.
- Столица называлась Белая ВЕжа, а не…
Папа вдруг понял о чём говорит Таня и рассмеялся:
- «Слово «вЕжа» ты поняла, как «вежливая», то есть – воспитанная. Так?
Таня обиженно кивнула головой.
- Нет, Танечка, нет. Слово «вЕжа» переводится, как «палатка». Столица кочевников называлась Белая Палатка.
Папа закончил мыть посуду.
- Я должен сказать, что князь Святослав в четыре года сел на коня и первый раз метнул копьё. В четыре года! И повёл свою дружину на племя древлЯн. Конечно, рядом был дядька-воспитатель. Помните, кто это?
- Да.
- За всю свою жизнь Святослав не проиграл ни одного сражения. Всё. Все свободны.
Ребята, вы прочитали беседу папы с Серёжей и Таней.
1. Что вам особенно понравилось в этом разговоре?
2. Чем похожи дядька БогданкА и папа Серёжи и Тани?
3. Почему обед был вкусным, как вы думаете?
Вечером, когда пришла с работы мама, Серёжа ещё гулял, а папа с Таней были дома.
- А у нас праздник! – доложила Таня. – Папа в отпуск пошёл.
- Знаю, знаю, - поцеловала мама Таню. – Голодные?
- Да нет, - уверенно сказал папа.
- Ой! Я забыла апельсинку съесть, - вспомнила Таня. И добавила: - А обед был вкусным. Сами делали.
- Молодцы! – похвалила семью мама.
- Так, друзья, я удаляюсь, - сказал папа.
- А ты мне почитаешь ещё? – спросила его Таня.
- Почитаю, но не сегодня. Сегодня, если у Серёжи будет настроение и ты его попросишь почитать, то он прочитает тебе рассказ о взятии Святославом Белой ВЕжи. А если нет, то…
- Учись поскорее сама читать. Тогда не нужно будет никого просить об этом, - посоветовала Тане мама.
- А ты,мамочка, побаюкаешь со мною моих кукол, - потребовала к себе внимания Таня.
- Кукол своих баюкай сама, - отказалась мама.
- А я не умею, - заупрямилась Таня.
- А мама тебя научит, - закончил спор папа и подмигнул маме.
А вы, девочки, кто ещё любит играть с куклами, или у кого есть младшие братья и сёстры, прочтите или попробуйте выучить для них вместе с Таней вот эти колыбельные песни.
1. Баю, баю надо спать.
Все придут сынка качать.
Приди, конь, успокой.
Приди, щука, убаюкай.
Дай нам, сом, сладкий сон.
Дай, несушка, нам подушку.
Все к сыночку придут,
По подарку дадут.
А как станем дремать,
Будем двери запирать.
2. Я качаю день и ночь,
Отойди, бессонье, прочь!
Отойди, да отвались,
В тёмном лесе заблудись;
В тёмном лесе во кустах,
Во малиновых листах.
3. Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю:
Придёт серенький волчок
И ухватит за бочок,
И потащит во лесок,
Под ракитовый кусток.
Ты, волчок, к нам не ходи,
Нашу детку не буди.
4. Ай, баю-баю-баю,
Колотушек надаю.
Колотушек тридцать пять –
Моя дочка будет спать.
Я её буду качать,
Поимённо называть.
5. Баю-баюшки-бай-бай,
Бука, Ваню не пугай.
Я за веником схожу,
Тебя, бука, прогоню.
Поди, бука, куда хошь,
Только Ваню не тревожь.
Пономарёв С.А.
Падение СаркЕла
( глава из романа «Под стягом Святослава»)
Огонь под стенами крепости полыхал уже третьи сутки. Ночью пламя слепило глаза. КатапУльты и огнемёты не прекращали боя. На место сломавшихся метательных машин приплывали новые. Крепость и внутри пылала. ХазАры готовы были выйти и сдаться на милость грозного «кагАна(1) Святосляба». Но в СаркЕле сидел военный представитель всей ХазАрии, а значит, и помышлять о сдаче было бессмысленно. Воины и застрявшие в твердыне купцы, табунщики и ремесленники с причитаниями и воплями готовились к смерти. Все они с мольбой и надеждой смотрели на верх башни-донжОна(2), где стоял со своей свитой кагАн-бЕк(3) Асмид. Внизу, на площадях города, стоять было невозможно из-за града летящих с реки камней. Спрятаться от них было некуда: все деревянные навесы сгорели. Кругом валялись трупы лошадей и верблюдов. Воины ходили, прикрывшись щитами. В основном пострадала, казалось бы, самая неприступная юго-восточная часть крепости: здесь даже воины не ходили. Кто бы мог подумать, что именно отсюда нападёт неустрашимый «кагАн Святосляб»…
В одну из ночей Лорикат третий раз проник в твердыню. Когда Асмид увидел его перед собой, то не поверил глазам своим и в страхе замахал руками:
- Исчезни, о шайтан(4)!
В этот момент он не был похож на могучего властелина.
- Я не чёрт, царь Итиля(5), - засмеялся Лорикат. – Я ходил вызнать секреты россов(6) и вернулся, чтобы спасти тебя. Пошли, пока не поздно. Неподалёку ждёт чёлн(7). Мне известно тайное слово для дозора(8), мы можем теперь пройти всюду. Готов ли ты?
- О-о! Я знал, что аллах(9) не оставит меня в беде! – воскликнул, ликуя, Асмид. – Пошли скорее!
Но дорогу им вдруг заступил Амурат-хан:
- Ты не уйдёшь отсюда, о могучий!
- Что-о?! – опешил(10) кагАн. – Что ты сказал?
- Ты вместе с нами будешь защищать СаркЕл или вместе с нами уйдёшь из него. Мы тоже хотим жить и дышать вольным воздухом пастбищ. Ты не уйдёшь отсюда, Асмид-эльтебЕр(11)!
Впервые Амурат-хан(12) не назвал даже простого титула(13) кагАна-бЕки.
Асмид широко распахнул глаза от столь неслыханной наглости, потом приосанился(14), весело оглядел хмурых, закопчённых ханов:
- Вы видели, а?! Вы слышали?! Ха-ха-ха-ха! Эй, Ровдух-богатур(15)! Я назначаю тебя беком(16) СаркЕла и наместником ТАврии(17)! А теперь… накажи его за дерзость!
КагАн-бЕк Асмид указал на Амурат-хана.
Начальник кагАновой стражи со свистом вырвал из узорчатых ножен(18) кривой дамАсский меч, и широкое лезвие его кроваво сверкнуло в сполохе(19) близкого пожара…
Первой, взметнув высоко в воздух груды искр и углей, рухнула восточная башня. Влажный дым заполнил детИнец. Огонь, заваленный горой битого кирпича, сразу потух. Только клубы пара некоторое время висели над крепостью.
- Ещё чуть, и весь угол завалится, а за ним и стены падут! – весело сообщил воевОдам(20) Святослав. – Свенельд, лупИ по ним, что есть мОчи!... И-эх! А вы не верили, - упрекнул он соратников(21).
- К утру твердь откроется и заместо стен супротив(22) мечей русских встанут грудью хозАры, голуба моя, - сказал воевода Радислав.
- Верно мыслишь, голуба! – рассмеялся князь. – Ишь ты, голуба. Меня вОрог(23) пАрдусом(24) кличет(25), а ты: «Голу-ба»!
- Да то присказка, - смутился Радислав.
- Ты свою присказку Ядрею сказывай. Он-то голуба настоящая. Норовил хакан-бека добром взять, с обману. Не-ет, сего стервятника смрадного только огнём да железом пронять можно, остальное он не приемлет… А где Рубач? А-а, ты тут! Гляди, раззява(26), что огонь-то говорит. А ты говорил…
- А я чё? Я ничево!
- «Ничево-о»! Дурость свою исправить надобно. Святослав остро глянул в глаза тысяцкому(27). – С зарёй поведёшь в сечу(28) передовую дружину. Делай что хошь, а хакан-бека мне живым достань! Раз упустил, чтоб во второй раз не смазался. Не то гляди у меня: голову потеряешь!
- Да я…- опешил от счастья опальный(29) начальник тысячи. – Да я его… голыми руками.
- Ну-ну, не бахвалься(30). Готовь дружину, и как только угол завалится и огонь погаснет, сразу вперёд!
Рубач ринулся(31) к челноку и в усердии(32) своём едва не рухнул в воду.
- Ишь ты, ако заяц поскакал, - показал на него Святослав. – Только что передние ноги за задними не поспевают! Вояка… «голыми руками»…
К утру, как и предсказывал Радислав, рухнула сначала почти вся юго-восточная стена, а затем часть северо-восточной. Руссам открылись две могучие башни-дожОна и высокий песчаный вал, насыпанный хазарами за эти огненные дни и ночи.
Вся вершина насыпи была черна от массы людей. Собирались они сражаться или нет, понять было невозможно из-за дальности.
Хотя блеск клинкОв(33) над головами хазАр вроде бы говорил за сечу…
Огонь ещё пылал кое-где, но лодьи Рубача уже пошли вперёд. Святослав приказал своему кормчему(34) следовать за ними.
- А ведь хазАры не хотят рубиться, - заметил князь. – Что они там вопят?
- Похоже, амАна просят, - заметил Остромир.
- Нажмите, брАтие! – крикнул Святослав гребцам, и лодия его полетела стрелой.
К развалинам стены князь успел вместе с Рубачём. Отсюда было видно, как хазАры бросают мечи, щиты, луки, копья. И уже не разноголосо кричал враг:
- Ама-ан! Ама-ан! Уру-ус, аман! Мы сдаёмся, о-о-о кагАн СвятослЯб!Уру-ус!
И к основанию насыпи градом падали мечи, колчаны со стрелами, пращи(35), метательные пики-сУлицы(36), секиры(37)… И только одно копьё неупало и не опустилось. Оно стояло высоко и победно, а на острие его красовалась срубленная голова.
- Кто это? – указал князь на страшный знак сдачи СаркЕла.
_ Далеко, не видать! – отозвался Остромир.
Святослав спрыгнул с коня на камни и пошёл к валу. Дружинники обогнали князя, прикрыли собой. ХазАры, увидев идущих к ним победителей, пали на колени. Только человек с копьём стоял прямо и гордо. Святослав подошёл к основанию вала и поманил человека с копьём.
- Кто ты? – спросил его князь по-хазАрски. – И кто это? – кивнул на верх.
- Я Ровдух-бек! А это, - хазАрин гордо подбоченился, - голова твоего ярого врага Амурат-хана. Я наказал его за непочтение к тебе, о великий кагАн УрУсии!
Святослав бешено глянул в глаза сразу оробЕвшего(38) Ровдуха и сказал жёстко:
- Своих врагов я сам волен наказывать смертию или миловать! Я, а не ты! Да и какой он мне враг, МурАт-хан? Так, песчинка! Где главный супротивник мой: хакАн-бек Асмид?
- Его нет среди нас, - посерел лицом Ровдух.
- Где же он?!
- Сбежал, о грозный хакАн Урусии. Я в этом не виноват! – И Ровдух-богатур от страха выпустил копьё из рук.
Голова Амурат-хана глухо стукнулась о землю и покатилась к воде. Ровдух-богатур пал на колени. Хазары на валу страшно завыли, решив, видимо, что, что всех их ждёт участь Амурат-хана.
Великий князь Киевский повелительно воздел деснИцу(39). Вой мгновенно прекратился.
- АмАна прОсите?! – прогремел его голос. – Дарую вам жизнь! Русь лежачих не бьёт!
Пояснения
1 – кагАн – царь; бек – господин; каган-бек – господин царь
2 – донжОн – сторожевая и жилая башня внутри детИнца
3 - кагАн-бек – высшее военное звание у хазар
4 – шайтан – чёрт, бес
5 – ИтИль – древнее название реки Волги
6 - рОссы – русские, славяне
7 – чёлн – большая лодка
8 – дозор - охрана, стража
9 – аллах – бог у мусульман
10 – опЕшил – очень удивилс11
11 – эльтебЕр – обращение к простым людям
12 – хан – князь
13 – тИтул – почётное звание, наследственное или пожалованное: граф, хан
14 – приосАнился – стал вести себя в соответствии со своим сАном, званием
15 – богатУр – то же, что богатырь
16 – бек – господин
17 - Таврия - Крым
18 – нОжны – футляр для меча, сабли или ножа
19 – спОлох – вспышка, сияние
20 – воевода – человек, который водит вОев(воинов), военоначальник
21 – сорАтники – люди из одной рАти, из одной команды, товарищи в
битвах и рАтных походах
22 – супротИв – напротив, перед собою
23 – вОрог – враг
24– пАрдус – гепАрд, зверь из семейства кошачьих, как и тигр, но меньше
и быстрее тигра
25 – клИчет – называет, зовёт
26 – раззЯва – ротозЕй, невнимательный человек
27 – тЫсяцкий – военоначальник, командир тысячи воинов
28 – поведёшь в сЕчу – поведёшь в бой
29 – опАльный - попавший в немилость
30 – не бахвАлься – не хвались, не хвастай
31 – рИнулся – стремительно бросился
32 – усЕрдие – старание
33 – клинОк – разновидность сабли, меча
34 – кОрмчий – рулевой, ведущий лодку, судно
35 – пращА – оружие для метания камней
36 – пика-сУлица – короткое, метательное копьё
36 – секИра – топор в виде полумесяца на длинной, более двух метров
Рукоятке
37 – оробЕвшего – испугавшегося
38 – деснИца - рука вообще или только правая рука
1. Ребята, как вы думаете: почему великий князь Киевский Святослав
побеждал врагов своих во всех битвах?
2. Почему он был таким?
3. Назовите главные черты характера Святослава.
4. Представьте себе, что вы князь или княгиня. А теперь подумайте: каких
черт характера вам нехватает, чтобы ими стать?
5. Назовите непонятные вам слова и выражения в тексте.
Петербургский поэт и прозаик Виктор СоснОра, влюблённый в старину, написал стихи, которые называются «У половЕцких веж». ПОловцы, как и хазары – кочЕвники. Киевской Руси приходилось воевать и с теми и с другими. Прочтите стихотворение. Подумайте, о чём оно?
У половецких веж
Ну и луг!
Вдоль и поперёк раскОшен.
Тихо.
Громкие копыта окутаны рогОжей.
Тихо.
Кони сумасбрОдные под шпорами покорны.
Тихо.
Под луной дымятся потные попОны
Тихо.
Войско восемь тысяч, и восемь тысяч дОблестны.
Тихо.
ЛАты златокОванны, а на латах Отблески.
Тихо.
Волки чуют пАдаль, приумолкли волки.
Тихо!
СЕча!
Скоро сЕча!
И – победа,
только…
тихо…
Ребята, почему поэт так часто повторяет слово: «Тихо», а в конце восклицает: «Тихо!», «Сеча!» Почему?
День пятый
В один из дней папа, Серёжа и Таня устроили поход за грибами. В лесу было тихо, прохладно и светло. Два дня назад прошёл тёплый летний дождь и лес хранил в себе воспоминание о нём: влажная мягкая почва под ногами, свежая, умытая зелень, звонкая тишина и …грибы.
Грибов было много. Разных. Папа ходил с палочкой и раздвигал ею траву и листья, высматривая грибы. Таня и Серёжа – глазастые и ближе к земле, а потому охотились за грибами без палочек. Больше всех пока собрал Серёжа. Меньше всех – Таня, и понятно почему: у неё опыта пока меньше. Да и обитатели леса отвлекают, мешают сосредоточиться на грибах: то красивая бабочка пролетит, то птица невиданная обратит на себя внимание. А вот – цветок необыкновенный! А теперь – муравейник! Куда тут до грибов!
- Устала я, - сказала Таня.
Но папа не услышал её.
- Я устала и хочу есть! – громко произнесла Таня и остановила охоту мужчин за грибами.
- Ну, что ж, - сказал папа, - давайте сделаем привал.
Нашли поваленную берёзу, расстелили на ней, как на столе, салфетку и выставили еду, приготовленную мамой.
- Друзья мои! – торжественно сказал папа. – Давайте послушаем лес. Сейчас нас ничто не отвлекает: ни грибы, ни цветы. Смотрим и слушаем.
- Отвлекает, - сказал, прислушавшись, Серёжа.
- Что? – спросил папа.
- Пища, - ответил Серёжа.
- И меня тоже, - сказала Таня.
- Хорошо, - уступил папа. – Давайте после обеда.
Ребята, пока папа, Серёжа и Таня обедают, мы с вами тоже совершим экскурсию в лес вместе с большим знатоком и любителем русской природы Михаилом Михайловичем Пришвиным.
У старого пня
Пусто никогда не бывает в лесу, и если кажется пусто, сам виноват.
Старые, умершие деревья, их огромные старые пни окружаются в лесу покоем, сквозь ветви падают на их темноту горячие лучи, от тёмного пня вокруг всё согревается, всё растёт, движется, пень прорастает всякой зеленью, покрывается всякими цветами. На одном только светлом пятнышке, на горячем месте, расположились десять кузнечиков, две ящерицы, шесть больших мух, две жужелицы. Вокруг высокие папоротники собрались, как гости, редко ворвётся к ним самое нежное дыхание где-то шумящего ветра; и вот в гостиной, у старого пня, один папоротник наклонился к другому, шепчет что-то, и тот шепчет третьему, и все гости обмениваются мыслями.
Серебряное утро
Вот когда полон лес! Роса ещё не совсем сошла, трава, листья сверкают и всё в серебре. Много в зелёных папоротниках чёрных пней, всюду иваны-да-марьи, волчьи ягоды, барвинки, былинки с малыми пташками. Куст весь покрыт мелкими розовыми цветочками и гудит, бабочки порхают, пчёлы стреляют во все стороны, жужжат жуки, басЯт шмели. На кусте был большой праздник. Там никто не слушал моё человеческое сердце, стучащее, как чугунная гиря, только я по собаке своей догадывался, что внизу под кустом сидело что-то большое.
Как тёмная туча, вырвался из куста черныш (черныш – это глухарь, птица): посЕча ахнула ( посЕча - кусты вокруг пней от срубленных деревьев), и лес вокруг захлопал и затрещал. Вот когда в груди умолкает стук, что-то будто бы отрывается и улетает. Я уже вижу птицу на мУшке (на прицеле ружья), но шепчу себе: отпустить – не уйдёт!
А после всё уже само собой делается, и хотя и не видно за дымом, но я и сам знаю: что за кочкой прыгает красная бровь подстреленной птицы – то покажется, то спрячется.
Полон лес! Под каждым кустом сидит черныш, и всегда будет так: теперь найден ключ от всех кустов, пеньков, ямок, овражков, лОгов и болотных кочек.
Сколько времени прошло, а всё было серебряное утро. Собака вошла в воду, выбежала серебряная. Недалеко по кладкам (крупные камни, положенные поперёк ручья для перехода людей) медведица переходила с медвежонком ручей, сама, старая, перешла, а неуклюжий бултыхнулся и выскочил весь серебряный, и побежал за матерью: пых-пых-пых! Лосёнок в чаще навострил розовые уши и тоже стоял серебряный. Луг у реки был весь как медовые соты (серебряный, значит).
Цветущие травы
Как рожь на полях, так в лугах тоже зацвели все злАки, и когда злАчинку покачивало насекомое, она окутывалась пыльцой, как золотым облаком. Все травы цветут, и даже подорожник, - какая трава подорожник, - а тоже весь в белых бусинках.
Раковые шейки (трава такая), медуницы (тоже трава), всякие колоски, пуговки, шишечки на тонких стебельках приветствуют нас. Сколько их прошло, пока мы столько лет жили, а не узнать, - кажется всё те же шейки, колоски, старые друзья. Здравствуйте, ещё раз здравствуйте, милые!
Вот так, ребята, Михаил Михайлович Пришвин нарисовал нам словами три картины русской природы. Вы наверно тоже бывали летом и в лесу, и в поле, и на лугу? Вспомните, как это было.
Наши грибники уже закончили обед и вслушиваются в лес. Вернёмся к ним. Послушаем, о чём они говорят.
…Обед закончился. Папа сидел на куртке, привалившись спиной к берёзе и обняв рукой Таню. Серёжа тут же снимал бересту с берёзы. Молчали.
А «лес был полон». Так же как у М.М. Пришвина: и «шмели басили», и «пчёлы стреляли», и жуки жужжали». А ещё пела какая-то птичка и куковала кукушка.
- В народе существует поверье, - нарушил «молчанку» папа, - что когда кукует кукушка, нужно считать годы оставшейся жизни.
- Как это? – не поняла Таня.
- Нужно сказать: «Кукушка, кукушка! Сколько лет мне осталось жить?» И начинать считать кукования. Кукушка кукует – а ты считаешь.
- Раз, два, - начала считать Таня, но кукование прекратилось.
- А почему? – чуть не расплакалась Таня.
- А потому! – подал голос Серёжа. – Надо было считать с самого начала. Да и считаешь ты только до двадцати.
- А вот и нет! – возмутилась Таня. – Меня мама научила уже до ста считать. И даже… до тысячи!
- Не ссорьтесь, - сказал папа.
И ребята замолчали.
- Люди живут мало, потому что кукушки кукуют, - вдруг сделала вывод Таня.
- Почему ты так думаешь? – удивился папа.
- Потому… потому что кукушки не умеют считать до ста.
Папа рассмеялся.
- Нет, Танечка. Люди умирают по другой причине: стареют, болеют и умирают. И животные так же. И даже деревья умирают от старости. Вот берёза, - папа показал на берёзу, на которой сидел Серёжа, - тоже от старости упала. Но посмотри: от корней старой берёзы поднимаются, растут новые, молоденькие побеги. Это – продолжение жизни старой берёзы. Смотри их сколько! Из яиц кукушки появятся новые молодые кукушата и будут тебе, Таня, куковать!
- А ты? – как-то странно произнесла Таня.
- Что я? – не понял папа.
- Ты тоже… умрёшь?
- Ну, конечно, - бодро сказал папа.
- Не хочу! Не хочу! – заплакала Таня.
- Танечка, миленькая! У нас с мамой тоже есть продолжение, как у берёзы: это вы с Серёжей. И мы ещё долго-долго будем с вами. И раз вы у нас есть, то мы никогда не умрём. И я думаю, что мы с вами – продолжение князя Святослава или БогдАнка.
- Жизнь – вечная, - задумчиво произнёс Серёжа.
Вот, что значит: молчание - золото. Помолчал Серёжа, сосредоточился и появилась умная мысль.
- Молодец, Серёга! – сказал папа. – Знай наших. Мы – вечны.
Таня уже успокоилась настолько, что и у неё родилась хорошая мысль.
- А что: и БогдАнко, и Миловида, и царевна Софья видели то, что и мы видим?
- То, что мы видим в природе, то видели и они, - уточнил папа. - Города ведь другими были, а некоторых и совсем не было.
- Природа – вечная, снова изрёк Серёжа.
- Ты – как Сява, - сказала Таня. – Повторяешь, и повторяешь.
- Получил? – рассмеялся папа. - Хорошая мысль – редкость. Да, Танечка: и тысячу лет назад, и сто лет назад русский человек видел ту же природу, что и мы с вами сегодня – русскую природу. И ему было так же хорошо, как и нам с вами сейчас. И князей, и бояр и крестьян воспитывала русская природа: русские пейзажи, то есть – виды природы. Ведь все были мальчишками и девчонками, все купались в речке или озере, ходили в лес по ягоды и грибы; всех кусали комары и оводы, все бегали под дождём и шлёпали по тёплым лужам.
- Я не шлёпала по лужам, - сказала Таня.
- А меня комары заели. Дань берут – кровь пьют, - опять хорошо сказал Серёжа.
- Убираем стол. Привал окончен. Нас ждут грибы, - напомнил папа о цели похода в лес. – Жаль, не успел сказать вам хорошую мысль.
- А ты не жалей, скажи, - предложила Таня.
- Хорошая мысль – редкость, - добавил Серёжа.
- Я на тебя сегодня не налюбуюсь, - похвалил папа Серёжу. - Твоя очередная удачная фраза.
- Это не моя фраза, это – твоя, - покраснел от удовольствия Серёжа. – Я тебя повторил.
- Да? – удивился папа. – Всё равно – хорошо. Пока вы убираете, я всё же закончу мысль. Таня, что тебе запомнилось больше всего за твои семь лет жизни?
Таня подумала и сказала:
- Как ты уронил меня с горки. А я упала и разбила нос.
- Ну вот, - огорчился папа. – А может быть, ещё что вспомнишь?
- Когда у меня было платье, которое кружится и шесть свечей в торте, которые я задувала.
- А тебе, Серёжа, что запомнилось за твои десять лет?
- Как вы с мамой подарили мне детский компьютер, и как я в прошлом году заблудился в лесу.
- Так вот, друзья, внимание! Главная мысль. Человек помнит, где ему было хорошо. Он поэтому и любит и то место, и то время, когда ему было хорошо. И он, человек, готов защищать это хорошее от врагов и недоброжелателей. И вот это всё хорошее называется родиной, отчизной. И БогдАнко готовился к защите своей отчизны, отчего дома, отчей земли. БогдАнко готовился к защите, а Святослав защищал. И любовь к отчизне у боярских и княжеских детей воспитывали не только мамы и отцы, няньки и дядьки – но и русская природа. Во все времена. Всё! Вперёд! На грибы!
1. Ребята! Как вы думаете: о чём беседовал папа с Серёжей и Таней?
2. Любите ли вы природу? За что? Почему?
3. Когда и с кем вы любовались природой?
4. Что вам особенно понравилось в беседе отца с детьми?
5. Какая из картин природы, нарисованных писателем М.М. Пришвиным
вам больше всего понравилась? Почему?
Друзья! И папа, и Серёжа, но особенно Таня, устанут сегодня и будут, наверно, спать «без задних ног» (так говорит мама). Поэтому мы с вами не будем ждать их беседы, и сами прочтём отрывок из стихотворения «Родина» Михаила Юрьевича Лермонтова. Лермонтов – великий русский поэт, живший в XIX веке. И ещё одно стихотворение поэта Николая Рубцова.
М.Ю. Лермонтов
Но я люблю - за что не знаю сам? –
Её степей холодное молчанье,
Её лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек её, подобные морям…
Просёлочным путём люблю скакать в телеге,
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень;
Люблю дымок спалённой жнивы(1),
В степи кочующий(2) обоз,
И на холме средь жёлтой нивы
Чету(3) белеющих берёз.
С отрадой(4) многим незнакомой
Я вижу полное гумнО(5),
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями(6) окно…
Н. Рубцов «Видение на холме»
Взбегу на холм
и упаду
в траву.
И древностью повеет вдруг из дола(7)!
И вдруг картины грозного раздора
Я в этот миг увижу наяву(8).
Пустынный свет на звёздных берегах
И вереницы птиц твоих, Россия,
Затмит на миг
В крови и жемчугах
Тупой башмак скуластого Батыя(9)…
Россия, Русь – куда я не взглянУ…
За все твои страдания и битвы
Люблю твою, Россия, старину,
Твои леса, погОсты(10) и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шёпот ив у Омутной(11) воды,
Люблю навек, до вечного покоя(12).
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Смотри, опять в твои леса и дОлы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных(13) времён татары и монголы.
Они несут на флАгах чёрный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест(14),
А лес крестов
В окрестностях(15)
России.
Кресты, кресты…
Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони
И вдруг увижу: смирно на лугу
Траву жуют стреноженные кони.
Заржут они – и где-то у осин
Подхватит эхо медленное ржанье,
И надо мной –
бессмертных звёзд Руси
Спокойных звёзд безбрежное мерцанье…
Пояснения
1 - жнИва – поле, с которого убрали хлеб (колосья), а стебли остались.
2 - кочУющий – передвигающийся с места на другое место.
3 – четА – пара; две берёзы – пара, чета.
4 – отрАда – радость.
5 – гумнО – площадка, где обмолачивают зерно; место для сжатого хлеба.
6 – стАвни – деревянные створки для прикрытия окон снаружи, с улицы.
7 – дол – долина, ложбина (лог) на местности.
8 – наявУ – значит не во сне и не в мечтах, а в жизни.
9 – БатЫй – монгольский завоеватель России в XIII веке.
11 – погОст – кладбище.
12 – вечный покой – смерть.
13 – инОй - другой; иных времён – других времён.
14 – окрЕст – вокруг.
15 – окрЕстность – окружающее пространство.
Ребята! Как только ознакомитесь с пояснениями, обязательно прочтите стихотворения ещё по одному разу. Не поленитесь. А потом уж подумайте над ответами на вопросы.
1. Какие картины, видения, возникли в вашем воображении от прочтения
этих стихов?
2. А какие желания у вас появились после второго прочтения стихов?
3. Расскажите, что вам вспомнилось о лете?
Ребята, я думаю, что вы много узнали нового для себя, прочтя о БогдАнке и Святославе, о воспитании боярских детей. «Поучения» Владимира Мономаха и правила из «Домостроя» тоже наверно добавили вам знаний о детях прошлых веков. Да и разговоры папы с Серёжей и Таней тоже, думаю, были вам интересны.
Сочините свой рассказ о прочитанном или сделайте рисунки о прочитанном.
До свидания, ребята! Желаю вам приятно провести каникулы. И прочесть интересную книгу. А книги вы можете взять в любой библиотеке. А может быть у вас и дома есть такие книги:
1. Валентин Иванов «Повести древних лет».
2. Валентин Иванов «Русь великая».
3. Валентин Иванов «Русь изначальная».
4. Николай Коробков «Скиф».
5. Семён Скляренко «Владимир».
6. Дмитрий Мищенко «Синеокая Тиверь», «Лихолетье ОйкумЕны».
7. Станислав Александрович Пономарёв «Гроза над Русью», «Под стягом Святослава».
Для любознательных родителей и учителей дополнительная литература к разделу «Княжеские и боярские дети»:
1. Б.А. Романов «Люди и нравы Древней Руси», любое издание.
2. «Домострой», М., «Советская Россия», 1990г.
3. И.Е. Забелин «Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях»,
Новосибирск, «Наука», сибирское отделение, 1992г.
4. «Домашний быт русских царей в XVI и XVII вв.» Сборник, сост. М.Г.
Волховской, М.,»Панорама», 1992г.
5. А.Е. Пресняков «Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской
истории», М., «Наука», 1993г.
2. Дети дворян и помещиков
День шестой
Стояла золотая осень. Впрочем, она была и багряной, и рдяной-красноватой, и имела много оттенков жёлтого и красного цвета. Но говорят: золотая осень. Это, когда погода безветренная, солнечная и теплая и жёлтая листва замирает на деревьях, но листья безо всякой причины падают и падают. Обычно такая погода бывает в сентябре. А сейчас уже октябрь месяц и непонятно: почему так долго стоит золотая осень?
Люди радовались и наводили порядок в полях, садах, огородах. Приятен и ароматен был дым осенних костров, в которых сгорала сухая ботва, а найденный в ботве огурчик или запоздалый помидор приносили нечаянную радость.
- Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса –
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и золото одетые леса…
Папа стоял возле костра и читал стихи Пушкина. Вся семья была «на даче». - «Трудотерапия», - говорила мама.- И поработаем, и свежим воздухом подышим, и… отдохнём.
Была уже середина дня, работа заканчивалась, оставалось «воздухом подышать и отдохнуть».
… Серёжа, гримасничая и заслоняясь от дыма, старался выкатить из костра печёную картошку. Папа убирал инструменты. Мама готовила обед, а таня крутилась возле неё.
Учебный год в школе уже давно начался: Серёжа учился в третьем классе, а Таня пошла в первый. Первые радости и впечатления от школы уже улеглись, но для Тани радости продолжались: хорошая оценка, похвала родителей или учителя, новые друзья. Дети были поглощены школой и папа с мамой не брали их с собой «на дачу» в выходные дни. Но сегодня выпал такой славный денёк, что родители решили вывести детей на «трудотерапию».
После обеда можно было отправляться домой, но папа предложил побродить по лесу. Ребята согласились: гулять – не трудиться. Мама сперва отказалась идти, а потом согласилась:
- Может быть, грибов найдём. Да и рябины нарвать надо.
В лесу было волшебно. Тихо, солнечно и как будто прозрачно. Кусты уже потеряли листву, но попридержали по несколько листочков – золотых, багряных, апельсиновых – и они как флажки салютовали тёплой осени.
Сквозь стволы берёз, осин и рябины, сквозь облетевшие кусты лес просматривался насквозь, стоял покоен и чист в хрустальной тишине.
Мама нашла с десяток запоздалых опят, чуть больше сыроежек и наломала полный пакет тёмно-красных, рубиновых гроздьев рябины.
- А зачем рябина? – спросила Таня.
- Варенье варить.
- Из рябины? – удивилась Таня.
- Конечно. Мало что-то рябины в этом году.
- Мало рябины – осень сухая, - сказал папа. – Примета такая.
- Дашь попробовать варенье? – не унималась Таня.
- Куда я денусь, конечно, дам! – сказала мама. – Ты нарви побольше красивых листочков, лучше с веточками: мы дома сделаем осенний букет.
Дошли до берега реки. Вода в реке была прозрачной и зеленоватой, а в серых камышах плавали дикие утки. Вдруг в этой плотной золотой тишине раздался выстрел. Все обернулись на выстрел. Метрах в тридцати от них ещё стояло голубоватое облачко дыма от выстрела, когда охотник сделал ещё один выстрел по взлетевшим уткам. В воде уже билась утка, кружась на месте. Недалеко от неё, в камыши упала ещё одна и в воду бросилась лопоухая собака охотника.
- Ох, если бы я был охотником! – с завистью воскликнул папа.
- Зачем охотник убивает уточек? – не понимала Таня.
- Потому что он – охотник, - философски заметил Серёжа.
- Потому что сейчас можно: пришло время осенней охоты. Разрешается, - ответил папа.
- Но почему, почему? – не унималась Таня. – Они бы жили!
- Таня, утки уже вывели своих птенцов, у них уже есть продолжение. Птенцы выросли, и уток стало много. А пищи им может не хватить. Поэтому сейчас можно часть уток отстрелять. – Папа старался успокоить Таню.
- Всё равно, - сказала Таня, - нельзя убивать. Никого.
- Ты мясо любишь? – спросил Серёжа Таню.
- Да. Особенно жареное.
- А колбаску? – Серёжа коварно поставил ещё один капкан для Тани.
- И колбаску, особенно сосиски.
- А ведь свинку и коровку тоже убивают, чтобы из их мяса сделать для тебя колбаски.
- Я буду есть только сосиски, - нахмурилась Таня.
- А сосиски из чего сделаны? – не унимался Серёжа. – Из теста что ли?
- Хватит вам! – остановила детей мама. – Будете есть то, что приготовлю.
- Татьяна! Милая Татьяна! Что вы расстроились? - Папа присел перед Таней, заглянул ей в глаза. – Что ел бы человек, кроме хлеба и овощей, если бы не охотился и не научился выращивать животных дома: коров, свиней, коз, овец? Кроме того: охота – это увлекательное занятие. На охоте человек
встречается с природой и начинает понимать её. Особенно это важно для нас, городских жителей. Мы ведь тоже с тобой охотимся! Да, да! За грибами, за рябиной, за красотой. Нам хочется этого. Охота!
- Разворачивайте лыжи, охотники! – решительно сказала мама. – Домой! А то на электричку опоздаем.
- Посидим немного. Успеем, - предложил папа.
- Я пошла собирать сумки. Жду вас. – И мама по тропинке углубилась в лес.
…Лопоухая собака охотника вынесла из камышей не две, а три утки и охотник с добычей отправился дальше по берегу. Вода у камышей успокоилась. Серёжа бросил камень в воду и по по верхности воды разошлись круги. Затем вода успокоилась и снова стала гладкой. Семья молчала. Папа сидел рядом с Таней, смотрел на реку и покусывал тонкий прутик ивняка.
- Охота на Руси была и развлечением и необходимостью, - сказал он задумчиво. – Для охотящегося крестьянина в этом была необходимость: он добывал мясо к своему столу или к столу хозяина и на продажу. А для царей, бояр и дворян охота была развлечением.
- Про царей и бояр ты уже рассказывал, а про дворян – нет, - сказала Таня. – Расскажи.
- А может быть, мы пойдём: мама ждёт нас, - бросил ещё камень Серёжа.
- Нет, папа расскажет, а потом пойдём, - настаивала Таня.
- Давайте сделаем так, - предложил папа. – Мы пойдём, а по дороге я буду рассказывать о дворянах. Хорошо?
- Ладно, - сказала Таня, - пусть будет так.
Семья вошла в хрустальный свет леса и папа начал свой рассказ.
- Вы помните, что в Древней Руси были Великие князья и удельные, которые владели своим удЕлом, своим княжеством.
- Великие князья жили в столице, - вспомнила Таня.
- В стольном городе, - добавил Серёжа.
- Верно. Молодцы. Одним словом: князей было много, и у каждого была своя дружина и своя прислуга. А прислуга – это кто? Это мастера и специалисты своего дела: повара, конюхи, портные, воспитатели и так далее. Их всех называли одним словом: двОрня, или чЕлядь. И дружина и чЕлядь служили, естественно, своим хозяевам – князьям. В XVI веке, более четырёхсот лет назад, Великий князь Московский стал именоваться царём. А все дружинники и чЕлядь при царе стали называться служИлыми людьми.
Самыми важными из служИлых людей были бояре, после них по важности следовали дворЯне. Откуда они появились? Из княжеской дружины и чЕляди.
- Из дворни,- сделала вывод Таня
- Да, - согласился папа. Но дворня была у каждого князя. Дворня была и у каждого сына князя. А, кроме того: среди вольных людей были такие, что заслуживали особого внимания великих князей, а с XVI века – и царя. Царь их приближал к себе, награждал, давал звание дворянИна. Все служилые люди за свою службу царю получали от него имЕния. ИмЕние – это большие участки земли с деревнями, сёлами и людьми на них. Земли эти становились собственностью служилых людей.
- И люди – тоже? – спросил Серёжа.
- Что, люди? – не понял папа. – А-а! Да! Люди, крестьяне тоже становились собственностью помЕщика.
- А кто такой помЕщик? – не поняла Таня.
- Так, хозяин земли и деревни! – пояснил Серёжа. – Дворянин.
- Не совсем так, - возразил папа. – ПомеЕщик был служилым человеком. Но не каждому помещику давалось звание дворянИнна. А вот земля, которую он получал в награду от царя, от имени царя, называлась имЕнием или помЕстьем. И часто деревня или село носили имя хозяина, владельца: например Дубровкой владел помЕщик Дубровский, Ильинкой – Ильин, Васильевкой - помЕщик Васильев.
- А сколько земли получал дворянИн: как все наши сады вместе, или как – до электрички? – не унималась Таня.
- Ты что: ни разу в деревне не была? – попробовал объяснить Серёжа. – Вот столько и было земли.
- Земли было больше, чем сама деревня или село, - пояснил папа. Потому что вокруг деревни – земля, на которой выращивают хлеб, где пасутся домашние животные, где растут леса и протекают реки…
- Ого! – удивилась Таня.
- А вот и наша собственность, - сказал Серёжа, когда семья вышла к садам.
- Там они и охотились? – неожиданно спросила Таня.
- Повтори, - не понял папа.
- ПомЕщики, дворЯне, служИлые охотились в своих помЕстьях?
- Да. Чаще всего в своих.
Пришли на свою «дачу». Мама уже ждала их: вещи были собраны, «дача» закрыта. Остатки костра залили водой. Разобрали нОшу – кому что. Папе досталось, конечно, самое тяжёлое. До электрички было недалеко, а поэтому дошли быстро, а через несколько минут появилась и электричка.
Вечером папа обещал почитать и об охоте и о дворянах, но не всё получилось так, как задумали. После вечерней сказки по телевизору мама вдруг распорядилась:
- Всё! Спать. Сказка кончилась.
И выключила телевизор. - А вот и нет: не всё! – заявила Таня. – Папа обещал почитать.
- За день мы устали очень; скажем всем: «Спокойной ночи!», - почти пропела мама. – Завтра рано вставать: вам в школу, нам на работу.
- А Сяву кормили? – вдруг вспомнил Серёжа.
- А вода у него есть? – пдхватила Таня.
- Не хитрите, - разгадала их тактику мама. – Попугай и накормлен, и напоен, вспомнили!
- А я хочу есть! – придумала Таня.
- И я, - поддержал её Серёжа.
Мама молча, в упор посмотрела на одного потом на другого. Ребята опустили взгляд и хихикнули.
- Ну, мама! – просительно сказал Серёжа.
А Таня поднялась на диване, обняла маму за шею и прижалась к ней.
- Хитрецы, - сказала мама. – Хитрецы и подлизы. Ешьте, пейте, прощайтесь с Сявой и спать. Отец! Готовься к выступлению, раз обещал, - позвала она папу и понесла Таню на кухню.
- Сява хороший! – приветствовал их попугай.
- Хоть бы ещё что научился говорить. - Мама опустила Таню на пол, налила детям по стакану молока. – Ешьте. Чистите зубы – и спать. Таня, ты выучила колыбельную для куклы?
- Да! Баю, баюшки-баю, не ложися на краю, придёт серенький волчок и ухватит за бочок.
- Хорошо. Отец! Приступай!
Папа с книгами уже был в спальне у ребят и ждал.
- Я вот тут кое-что нашёл вам, - начал папа, когда дети улеглись. – Михаил Михайлович Пришвин, охотник, русский писатель, знаток природы. И – Иван Сергеевич Тургенев, великий русский писатель, дворянин и тоже охотник.
- И помещик? – спросил Серёжа.
- Да, и помещик. Каждый дворянин был помещиком. Но не каждый помещик имел звание дворянина. Не каждого помещика царь жаловал грамотой дворянина. Только за особые заслуги перед царём и отечеством на войне, или в науке, или в государственных делах.
- А какие у Тургенева заслуги перед царём?
- У Ивана Сергеевича заслуг перед царём, может, и не было. А вот отец его, кавалерийский офицер, т. е. служилый человек, происходил из старинного дворянского рода. А звание дворянина передавалось по наследству. Потому и Иван Сергеевич был дворянином. А мать его была дочерью помещика.
- Понятно. Читай, пап, - попросил Серёжа. - Тургенев умел ярко, красочно описывать природу – будто рисовал словами. Вот послушайте, как он рисует позднюю осень, какие слова находит. Я буду читать, а вы вспоминайте нашу прогулку по лесу.
«И как этот же самый лес хорош поздней осенью, когда прилетают вальдшнепы!» Это птицы величиной с голубя. «Они не держатся в самой глуши: их надобно искать вдоль опушки. Ветра нет, и нет ни солнца, ни света, ни тени, ни движения, ни шума; в мягком воздухе разлит осенний запах, подобный запаху вина. Тонкий туман стоит вдали над жёлтыми полями. Сквозь обнажённые, бурые сучья деревьев мирно белеет неподвижное небо; кое-где на липах висят последние золотые листья. Сырая земля упруга под ногами; высокие сухие былинки не шевелятся; длинные нити блестят на побледневшей траве». Вот ведь как хорошо написано! – восхитился папа. – Вспомнили сегодняшний лес?
- Да! – в один голос ответили ребята.
Таня лежала с закрытыми глазами.
- Я и сейчас его вижу, - сказала она.
- Послушайте ещё одну зарисовку Тургенева.
- Послушать… зарисовку? – улыбнулся Серёжа.
- Ну, да! Тургенев ведь словами рисует. А слова или читают или слушают. Поэтому – слушайте зарисовку. «А осенний, ясный, немножко холодный, утром морозный день, когда берёза, словно сказочное дерево, вся золотая, красиво рисуется на бледно-голубом небе, когда низкое солнце уже не греет, но блестит ярче летнего, небольшая осиновая роща вся сверкает насквозь, словно ей весело и легко стоять голой, изморозь ещё белеет на дне долин, а свежий ветер тихонько шевелит и гонит упавшие, покоробленные листья, - когда по реке радостно мчатся синие волны, мерно вздымая рассеянных гусей и уток». Вот красота какая! – папа закрыл книгу.
- А про охоту? – напомнил Серёжа.
- Я не знаю: успею ли вам прочитать об охоте, до того как вы уснёте…
- Я не усну, - решительно сказала Таня.
- Если не успею, завтра сами прочтёте. А сей час ещё один фрагмент, то есть: отрывок, часть, из рассказа Ивана Сергеевича «Касьян с Красивой МЕчи». Иван Сергеевич отправился на охоту, а с ним – крестьянин по имени Касьян. Тургенев подстрелил, то есть – убил птицу под названием коростЕль, и у него состоялся вот такой разговор с Касьяном.
Папа открыл книгу.
«- Барин, а барин! – промолвил вдруг Касьян своим звучным голосом».
- А почему – не «дворянин»? – спросила Таня.
- Я не понял тебя, - папа оторвался от книги.
- Почему Касьян сказал «барин», а не «дворянин»?
- Крестьяне всех помещиков называли «барин», - вдруг отличился Серёжа.
- Верно, - сказал папа. – Всех господ называли «баре» или «барин». Эти слова происходят от слова «боярин». Итак: «Барин, а барин! – промолвил вдруг Касьян своим звучным голосом.
Я с удивлением приподнялся; до сих пор он едва отвечал на мои вопросы, а то вдруг сам заговорил.
- Что тебе? – спросил я.
- Ну, для чего ты пташку убил? – начал он, глядя мне прямо в лицо».
- «Пташка» - значит, птичку, - пояснил папа.
«- Как для чего… КоростЕль – это дичь: его есть можно.
- Не для того ты убил его, барин: станешь ты его есть! Ты его для потехи своей убил.
- Да ведь ты сам небось гусей или куриц, например, ешь?
- Та птица богом определённая для человека, коростЕль – птица вольная, лесная. И не он один: много её всякой лесной твари, и болотной, и луговой, и верховой, и низовой – и грех её убивать, и пускай она живёт на земле до своего предела… А человеку пища положена другая и другое питьё: хлеб – божья благодать, да вОды небесные, да тварь ручная от древних отцов.
Я с удивлением поглядел на Касьяна. Слова его лились свободно; он не искал их, он говорил с тихим одушевлением и кроткою важностию, изредка закрывая глаза.
- Так и рыбу по-твоему грешно убивать? – спросил я.
- У рыбы кровь холодная, - возразил он с уверенностью, - рыба тварь немая. Она не боится, не веселится: рыба тварь бессловесная. Рыба не чувствует, в ней и кровь не живая… Кровь, - продолжал он, помолчав, - святое дело кровь! Кровь солнышка божия не видит, кровь от свету прячется… великий грех показать свету кровь, великий грех и страх… Ох, великий!
Он вздохнул и потупился».
Папа закрыл книгу. Таня уже спала. А Серёжа лежал с открытыми глазами. Смотрел в потолок. Молчали.
- Пап, ты веришь в бога? – вдруг сказал Серёжа.
- Нет. Я – неверующий.
- А Касьян, значит, верил?
- Да. Тургенев, по-моему, тоже был верующим. Но охота для него была как спорт, увлечение, а не убийство.
- Ты говорил, что ещё что-то прочитаешь.
- Да я хотел прочитать фрагмент, отрывок из рассказа Михаила Пришвина «Гон». Гон – это облава на какого-нибудь зверя, загон его в западню, в ловушку. В этом отрывке и рассказывается о том, как гнали зайца, а убили лису. Прочти завтра. И Таня послушает. А сейчас спи. Спокойной ночи.
Ну, вот, ребята: Таня и Серёжа уснули, а вы ещё нет. Если есть желание, то прочтите отрывок из рассказа Михаила Пришвина «Гон».
Гон
(отрывок из рассказа)
Только поздней осенью бывает так хорошо, когда после ночного дождя с трудом начинает редеть ночная мгла, и радостно обозначится солнце, и падают везде капли с деревьев, будто каждое дерево умывается.
Тогда шорох в лесу бывает постоянный, и всё кажется, будто кто-то сзади подкрадывается. Но будь спокоен, это не враг и не друг идёт, а лесной житель сам по себе проходит на зимнюю спячку(1).
Змея прошла очень тихо и вяло, видно ползучий гад убирается под землю. Ей нет никакого дела до меня, чуть движется, шурша осенней листвой.
До чего хорошо пахнет!
Кто-то сказал в стороне два слова. Я подумал, это мне кажется так, слух мой сам дополнил к шелесту природы два бодрые человеческие слова. Или, может быть, чокнула неугомонная белка? Н скоро опять повторилось, и я оглянулся на охотников.
Они все замерли в ожидании, что вот-вот выскочит заяц из частого ельника.
Где же это и кто сказал?
Или, может быть, это идут женщины за поздними рыжиками и, настороженные лесным шорохом, изредка очень осторожно одна с другой переговариваются.
- Равняй, равняй! – услыхал я над собой высоко.
Я понял, что это не люди идут в лесу, а дикие гуси высоко вверху подбодряют друг друга.
Великий показался наконец в прогалочке, между золотыми берёзами, гусиный караван(2), сосчитать бы, но не успеешь. Палочкой я отмерил вверху пятнадцать штук(3) и, переложив её по всему треугольнику, высчитал – всего гусей в караване больше двухсот.
На жировке(4) в частом ельнике(5) изредка раздавалось «бам!» Соловья (Соловей – кличка собаки). Ему там очень трудно разобраться в следах: ночной дождик проник в густель(6) и сильно подпортил жировку.
Этот густейший молоденький ельник наши охотники назвали ЧЕМОДАНОМ, и все уверены, что заяц теперь в ЧЕМОДАНЕ.
Охотники говорят:
- Листа боится, капЕли(7), его теперь не спихнёшь.
- Как гвоздём пришило!
- Не так в листе дело и в капели, главное, лежит крепко, потому что начинает белеть(8), я сам видел галифе(9) белые, а сам серый.
- Ну, ежели галифе побелели, тогда не спихнёшь его в чемодане…
Смолой, как сметаной облило весь ствол единственной высокой ели над гУстелью, и весь этот еловый чемодан был засыпан опавшими берёзовыми листочками, и всё новые и новые падали с тихим шёпотом.
Зевнув, один охотник сказал, глядя на засыпанный ельник:
Комод и комод(10)!
Зевнул и сам мастер Томилин.
С тем ли шли: зевать на охоте!
Мастер Томилин сказал:
- Не помочь ли нам Соловью?
Смерили глазом чемодан, как бы взвешивая свои силы, перелезешь через него или застрянешь.
И вдруг все вскочили решив, помогать Соловью.
Ринулись с криком на чемодан, сверкая на проглянувшем солнышке заплатами чинёных стволов.
Всем командир мастер Томилин врезался в самую серёдку, и чем сильней его там кололо(11), тем сильней он орал.
Все орали, шипели, взвизгивали, взлаивали: нигде таких голосов не услышишь больше у человека, и, верно, это осталось от тех времён, когда охотились на мамонта.
Выстрел.
И отчаянный крик:
- Пошёл!
Первая, самая трудная часть охоты кончилась, всё равно, как бы фитиль(12) подложили под бочку с порохом, целый час он горел, и вдруг, наконец, порох взорвался.
- Пошёл!
И каждому нужно было в радости и в азарте(13) крикнуть:
- Пошёл, пошёл!
Уверенный и частый раздался лай Соловья, и после него, подвалив, Шарик (кличка собаки) ударил и Рестон(кличка собаки), действительно очень резко.
Вмиг вся молодёжь, как гончие, не разбирая ничего, врассыпную бросается куда-то перехватывать, и с нею мастер Томилин, как молодой – откуда что взялось, - летит как лось(14), ломая кусты.
Таким никогда не подстоять(15) зайца, но, может быть, им это и не надо, их счастье – быстро бежать по лесу и гнать, как гончая.
Мы с Фёдором, старые воробьи, переглянулись, улыбнулись, прислушались к гону и, поняв куда завёртывает заяц, стали: он тут на лесной полянке перед самым входом в чемодан, я немного подальше на развилочке трёх зелёных дорог между старым высоким лесом и частым мелятником(16).
И едва только затих большой, как от лося, треск кустов, ломаемых на бегу сороколетним охотником, далеко впереди на зелёной дорожке, между большим лесом и частым мелятником, мелькнуло сначала белое галифе, а потом и весь серый обозначился: ковыль-ковыль(17) прямо на меня.
Я смотрел на него с поднятым ружьём через мушку: мамонт был самый маленький белячОк из позднышкОв-листопадникОв(18), на одном конце его туловища, совсем ещё короткого, были огромные уши, на другом – длинные ноги, такие, что весь он на ходу своим передом то высоко поднимался, то глубоко падал.
На мне была большая ответственность не допустить листопадника до чемодана и не завЯзить там надолго собак: я должен был убить непремЕнно(19) этого мамонта. И я взял на мУшку(20).
Он сел.
В сидячего я не стреляю, но всё равно ему конец неминуемый, побежит на меня – мУшка сама станет вниз на передние лапки, прыгнет в сторону – мУшка мгновенно перекинется к носику.
Ничто не может спасти бедного мамонта.
И вдруг…
Ближе его из нЕкоси(21) мелЯтника показывается рыжая голова и как бы седая от сильной росы.
- Шарик?
Я чуть было не убил его, приняв за лисицу, но ведь это же не Шарик, это лисица…
И всё это было одно мгновенье, седая от росы голова не успела ни продвинуться, ни спрятаться. Я выстрелил, в нЕкоси заворошИлось(22) рыжее, вдали мелькнуло белое галифЕ.
И тут налетели собаки…
Налетел Фёдор. С ружьём наперевес, как в атаке, выскочил из леса на дорожку мастер Томилин и потом все, сверкая заплатами ружей. Сдержанные свОрками(23) собаки рвались на лисицу, орали не своим голосом. Орали все охотники, стараясь крикнуть один громче другого, что и он видел промелькнувшую в гУстели лисицу. Когда собаки успокоились, и молодёжь умолкла, осталась радость у всех, одинаковая, как будто все были как один человек.
Фёдор сказал:
- Шумовая.
Мастер Томилин по-своему тоже:
- Чумовая лисица.
Пояснения
1 – зимняя спячка – некоторые звери на зиму засыпают (впадают в спячку),
например: медведи, змеи.
2 – караван – группа вьючных (нагруженных) животных, например –
верблюдов, идущих друг за другом цепочкой. «Караван гусей» - цепочка
летящих друг за другом птиц.
3 – «палочкой я отметил вверху пятнадцать штук» - автор закрыл один глаз,
вытянул руку с палочкой в пальцах в сторону каравана гусей, палочку
расположил вдоль линии (цепочки) каравана и посчитал: сколько гусей
помещается в длине палочки. Затем палочку стал перемещать
(в воздухе) вдоль всех линий каравана. В длине палочки помещалось
пятнадцать гусей. А сама палочка поместилась вдоль линий каравана
четырнадцать раз. Автор перемножил цифры 15 и 14 и получилось
«более двухсот».
4 - жирОвка – место, где животные отдыхают в сытом состоянии, «жируют».
5 – Ельник – еловый лес.
6 – гУстель – гУсто, часто растущие деревья и кусты.
7 – «боится капЕли» - боится звука капель, падающих с листьев и деревьев.
8 – «начинает белеть» - заяц к зиме меняет цвет шерсти с серого на белый.
поэтому зимнего зайца ещё зовут: беляк.
9 – галифЕ – брюки, плотно облегающие колени, а кверху, к бёдрам
расширяющиеся. Задние ноги зайца похожи на галифЕ.
10 – комОд – невысокий шкаф для белья с несколькими ящиками внутри.
11 – « чем его сильнее там колОло» - жёсткие иголки елей колются и
причиняют боль открытым участкам тела: лицу, рукам.
12 – фитИль – горючий шнур для зарядов, служит для передачи огня на
расстоянии. Пока шнур горит, люди успевают до взрыва отбежать
в укрытие.
13 – азАрт – сильное возбуждение, задор, увлечение.
14 – лось – крупный олень с широкими ветвистыми рогами.
15 – « не подстоЯть зайца» - не выманить, не дождаться или не устеречь.
16 – «частый мелЯтник» - нескошенная густая поросль травы и кустов.
17 – «ковыль-ковыль прямо на меня» - то есть – ковылял: шёл нескладно,
трудно, будто хромой.
18 – «позднышОк-листопадник» - заяц, рождённый поздно, в пору падения
листьев, осенью. А, значит, - молодой, маленький.
19 – непремЕнно – обязательно.
20 – «взял на мУшку» - прицелился.
21 – нЕкось – нескошенная растительность.
22 – заворошИлось – зашевелилось, задвигалось.
23 – свОрка – поводок для собаки; «сдержанные свОрками» - сдержанные
поводками.
Ребята!
1. Помните ли вы хорошие солнечные дни осени? Попробуйте обрисовать, нарисовать словами картину поздней осени: может быть, в лесу, может быть, на даче, на огороде, в поле. Поищите нужные слова, как ищет их и находит И.С. Тургенев.
2. Вы поняли, кто такие дворЯне? Найдите в тексте объяснение.
3. Почему охотились и дворЯне и люди из простого народа?
4. Какой фрагмент (отрывок) вам больше понравился? Почему?
5. Если есть в текстах непонятные вам слова и выражения, спросите о них у родителей или учителя.
День седьмой
А утром выпал снег. Первый снег! Неожиданный, пушистый, медленный. Крупные хлопья его падали в тихом безветрии и всё изменилось вокруг: и земля, и деревья, и дома, и люди. Собаки, выпущенные хозяевами на прогулку, хватали пастью снег, катались по нему – радовались. Школьники , идя в школу, играли в снежки, и, конечно, опаздывали на уроки.
- Первый снег – ещё не снег, - сказал папа. – Растает.
И действительно, Таня и Серёжа возвращались из школы по осенней погоде: мокрые грязные листья, лужи, хмурое небо. А папа, возвратясь вечером с работы, изрёк:
- Осень – перемен восемь.
Сява хор-роший! – откликнулся на это попугай.
- Только ты и не меняешься. Зимой и летом – одним цветом, - ответил ему папа. – А с тобою что? – спросил он Серёжу, заметив синяк на его лице.
- Поскользнулся, упал…
- Приметы зимы: «крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь», помещики из своих имений перебираются в городские дома, а Серёжа набивает себе синяк. Зима! А где тут наша первоклассница?
Первоклассница пыхтела над тетрадкой, выводя буквы. Высунув кончик языка, она написала последнюю букву и поставила точку.
- Всё! – и кинулась на руки папе.
Папа подбросил её вверх, затем сел и посадил Таню к себе на колени:
- Как дела твои? Какие успехи?
- А вот какие! – И Таня показала врастопырку все пять пальцев своей руки.
- Молодец!
- Я всё слышала, - вдруг сказала Таня, - А почему помещики зимой переезжали в город?
- Ух, ты! Уже вопросы, - улыбнулся папа. – А потому переезжали, что зимой в деревне неуютно, тоскливо и холодно. А в городе – светлее, теплее и развлечений больше: балы, встречи с друзьями, выезды в театр…
- А дети их тоже переезжали?
- Ну, конечно! Начинались занятия в лицеях, гимназиях, школах, которые назывались училищами.
- Зи – мой? – удивилась Таня.
- Да. Поздней осенью, а то и зимой. Но не с первого сентября начинались занятия в учебных заведениях.
- Вот это – да! А в деревне?
- Что – в деревне? Занятия?
- Нет! Работники в деревне оставались без хозяина?
- Работники – это крестьяне. Вместо хозяина, барина, в поместье оставался управляющий поместьем.
- Понятно: зимой помещик – в городе, летом – в деревне, как в отпуске. Да?
- Нет, Танечка. В поместье всё лето мог находиться лишь тот дворянин, который уже был в отставке. Находился как бы на пенсии. Но вместо него обязательно служил один из сыновей, потому что царь давал поместье в награду за службу. И если никто из семьи не служил в армии, то царь мог и отобрать поместье.
- Поместье было платой за службу царю?
- Да. И если помещик был дворянином, то имение от имени царя давалось ему пожизненно и передавалось по наследству: сыновьям, внукам…
- Насовсем?
- Насовсем.
- К столу! – позвала мама.
- Сейчас идём! Одному помещику царь давал небольшое поместье, где было 50-100 крестьян, а другому – огромное, с тысячами крестьян. Это называлось: по заслугам и по чину. Генералу – больше, простому офицеру – меньше.
- Остынет! – Мама вошла в детскую комнату. – Мыть руки – и за стол.
Таня стала на пол, взяла папу за руку.
- Значит, помещики были богатые и бедные? Ну, не такие бедные, как простые люди, а…
- Понятно, понятно! Да.
Папа и Таня мыли руки, не прерывая разговора.
- Были даже помещики, которых называли однодвОрцами. Потому что у них был дом, сад-огород и один-два человека прислуги. И Ни одного крестьянина.
- А на что же они жили?
- На жалованье-пенсию и на прибыль с огорода.
…После ужина Серёжа готовил уроки, папа читал, а Таня играла с попугаем.
- Сява – дворянин. Однодворец. У тебя один домик.
Сява сидел на качельках в клетке и, повернув набок голову, смотрел на Таню, слушал её.
- Сява – дворянин, однодворец, - втолковывала ему Таня.
- Хватит, Таня! Сама попугаем станешь, - остановила обучение мама. – Лучше помоги мне убрать со стола, да посуду помыть: не дворянка ведь.
- Пап, папа! – крикнула Таня, принимаясь за уборку стола. – Дворянки сами мыли посуду?
На кухне появился папа с книжкой в руках.
- Не кричи, Серёже мешаешь. А что касается дворянок… - Папа подумал. – Мыли. И воду носили, и грядки пололи. Но только обедневшие дворяне. А богатые, знатные, лили как их называли – родовитые – конечно, никакой трудной, чёрной работы не делали, если сами того не желали.
- Значит, мы – однодворцы. И Сява – однодворец, - сделала вывод Таня.
Появился Серёжа.
- Что, уже всё сделал? – удивилась мама.
- Да там два примера было всего. Мне же интересно, о чём вы говорите.
- О дворянах – доложила Таня.
_ Так, господа дворяне, - сказала мама, - я ваша прислуга и начинаю готовить еду на завтра. А потому…
- Нет-нет, ты – не прислуга, - заступилась Таня. – Мы все – прислуга.
- Хорошо. Тогда вы послужИте мне: я буду готовить, а вы беседуйте при мне, чтобы мне было веселее работать.
- Договорились, - согласился папап.
- Мы согласны, - сказал Серёжа.
- В время царствования Петра I, были написаны правила поведения для дворянских детей. Эти правила назывались «Юности честное зерцАло»
- Честное, значит, правдивое? – спросил Серёжа.
- Ты называешь сегодняшнее значение этого слова: честный – значит, правдивый, не ложный. А слово «честный» происходит от слова «честь». И тогда значение слова «честный» будет ближе к понятию «имеющий честь, достоинство». Раньше говорили: «По чести и слава». То есть тебе столько славы от людей, сколько ты её заслужил. Ну, а слово зерцало, думаю вам понятно. Это – зеркало. Смотритесь в эти правила чести, как в зеркало.
Часть этих правил взята из «Домостроя». Помните «Домострой»? А часть написана заново. Некоторые из правил взяты из европейского этикета.
Папа открыл книжку.
- Дети должны «отца и мать в великой чести содержать», без разрешения родителей никого не бранить; не прекословить родителям и не перебивать их речи; «младший отрок» - то есть юноша – «должен быть бодр, трудолюбив и прилежным» - то есть старательным – «делать благочестивые и добродетельные поступки; должен уметь говорить на иностранных языках, чтобы слуги не распознали сути разговора; хорошо танцевать, биться на шпагах, ездить на коне; быть вежливым и не драчливым». Пока всё понятно?
- Всё.
- А вот теперь прочитаю вам правила поведения за столом. Будьте внимательны. «Когда получится тебе с другими за столом сидеть, то содержи себя в порядке по сему правилу: во-первых, обрежь свои ногти, умой свои руки и сиди благочинно, прямо…»
- А Серёжа ест согнувшись, - заметила Таня.
- А ты посмотри на свои ногти, царапка, - обиделся Серёжа.
Таня спрятала за спину обе руки.
- Покажи, покажи, дворянка, - мама строго глянула на Таню, и та показала руки. – Сегодня же обрежь.
- А я не умею.
- Поможем, - сказала мама. – Ишь ты!
- Я продолжаю, - улыбнулся папа. – «Не жри, как свинья, не дуй в супы, чтобы везде брызгало».
Таня с Серёжей рассмеялись.
- «Ногами не мотай», - продолжал папа, - «когда тебе пить, не утирай рта рукою, а полотенцем, и не пей, пока не проглотил пищи». А вы, друзья, всё запиваете, не прожевав. «Не облизывай пальцев, зубов ножом не чисти… Над едой не чавкай, как свинья, не чеши головы, не проглотив куска не говори, ибо так делают крестьяне… Чихать, сморкаться и кашлять непригоже… Когда закончишь есть, поблагодари бога, умой руки и лицо и выполощи рот». Вот так! – Закончил папа. – Многие из этих правил и сегодня у нас в чести, то есть – применяются, годятся.
- А я не чавкаю и ножом в зубах не ковыряюсь, - заявила Таня.
- Да, да, - заметил ехидно Серёжа. – И не облизываешь пальцев, и не говоришь, не проглотив пишу. Это кто-то другой, да?
- А ты – тоже!
- Оба хороши, сказала мама.
- Надо сказать, что ПётрI много чего нового привнёс в быт и нравы бояр и дворян.
- Бороды обрезал, - вспомнила мама.
- И бороды тоже, - подтвердил папа.
- А зачем? – удивился Серёжа.
- Бояре гордились своими бОродами. Они почему-то считали, что чем длиннее борода, тем больше чести. А царь Пётр решил, что чествовать надо знания, да умения, а не длину бороды. Вы же знаете, что бояре всегда были ближе к князю или царю, чем двОрня-дворяне . Они гордились этим, и считали себя более знатными, чем дворяне, а, значит, и более достойными чести. Царь Пётр I отменил боярство как чин, и уравнял бояр в деле, в работе, службе с дворянами. По умению и честь. Вот, например, Таня учится лучше, чем другие ученики, то ей и чести больше. Кроме того: Пётр I отменил право наследования, то есть боярство и дворянство больше не передавалось по наследству – его нужно было заслужить. Сын мог получить звание дворянина, если дослуживался до определённого чина.
Очень многие бояре и дворяне были неграмотны. И царь Пётр заставлял их детей учиться. Пока не выучатся – не разрешал жениться. Матери плакали, дети ревели, но вынуждены были учиться.
Между тем мама почти закончила свои дела и сказала:
- Если Серёжа желает, то пусть пойдёт полчасика погуляет. А Таня остаётся: я обрезаю Тане ногти.
- Я буду учить попугая, - заупрямилась Таня. – Сява – дворянин, Сява..
- Нет! – сказала мама. – Сначала я обрежу тебе ногти, затем ты почистишь клетку попугая, и только потом будешь обучать его.
…Перед сном Таня уселась на диван рядом с отцом. Папа просматривал какую-то книгу с цветными фотографиями.
- Что это? – спросила Таня.
- Фотографии усадьбы Тургенева: дом, в котором он жил, хозяйственные постройки, двор, сад, пруд, аллеи…
- Красиво!
К ним подсел и Серёжа. Папа показал портреты писателей С.Т. Аксакова,Л.Н. Толстого, Г.Г. Гарина-Михайловского, И.А. Бунина.
- Я показываю вам портреты и местА, где они жили, потому что эти писатели – дети дворян. Но это – только часть писателей дворян. Многие писатели XIX века вышли из дворянских семей. Отрывки из их произведений о своём детстве вы можете прочитать сами. Книги есть у нас дома. А можно взять и из библиотеки.
- А почему они вышли … из семей? Почему ушли? – спросила Таня.
- Нет. Просто так принято говорить: «Вышел из дворянской семьи», то есть родился в дворянской семье. А потом, когда станет взрослым, он покинет свою семью, выйдет из неё, чтобы начать свою взрослую жизнь.
- Понятно, - сказал Серёжа.
- Ложитесь спать, а я вам немного почитаю. Иди, Таня, укладывай куклу.
После прощания с Сявой, мамой и куклой Таня приготовилась слушать безо всяких капризов. А Серёжа уже ждал папу.
- Я прочту вам о деде Сергея Тимофеевича Аксакова, - сказал папа, - Отрывок из книги «Семейная хроника». «Степан Михайлович Багров, так звали его, был не только среднего, а даже небольшого роста, но высокая грудь, необыкновенно широкие плечи, жилистые руки, каменное, мускулистое тело обличали в нём силача. В разгульной юности, в молодецких потехах, кучу военных товарищей на него нацеплявшихся, стряхивал он, как брызги воды стряхивает с себя коренастый дуб после дождя, когда его покачнёт ветер. Правильные черты лица, прекрасные тёмно-голубые глаза, легко загоравшиеся гневом, но тихие и кроткие в часы душевного спокойствия, густые брови, приятный рот, всё это вместе придавало самое открытое и честное выражение его лицу; волосы у него были русые. Не было человека, кто бы ему не верил; его слово, его обещание было крепче и святее самых духовных о гражданских актов». Понятно вам это выражение?
- Нет, - сказал Серёжа.
- «Крепче и святее всяких духовных и гражданских актов» означает: надёжнее всяких клятв и письменных обещаний и обязательств. Сказал – сделал. То есть, Степан Михайлович Багров, дед Сергея Тимофеевича, был человеком надёжным. «Природный ум его был здрав и светел. Разумеется, при общем невежестве тогдашних помещиков, и он не получил никакого образования, русскую грамоту знал плохо; но, служа в полку, ещё до офицерского чина выучился он первым правилам арифметики и выкладке на счётах, о чём любил говорить даже в старости. Вероятно, он служил не очень долго, ибо вышел в отставку каким-то полковым квартирмейстером». «Квартирмейстер» - это офицер, ведающий снабжением и размещением воинской части. «Впрочем, тогда дворяне долго служили в солдатском и Унтер-офицерском званиях»…
- Это был указ Петра I о том, чтобы все дворянские дети проходили военную службу, начиная с низших чинов, - пояснил папа.
«Вышед в отставку, несколько лет жил в своём наследственном селе Троицком».
- То есть, в селе, поместье, которое передавалось по наследству: от отца к сыну, - напомнил папа.
- Значит, и дедушка его там жил? – спросила Таня.
- Да, конечно. И село это стало потом называться по имени, по фамилии помещика-хозяина: Багрово. Итак, дед жил «в наследственном селе Троицком, и сделался отличным хозяином. Он не торчал день и ночь при крестьянских работах, не стоял часовым при ссыпке и отпуске хлеба; смотрел редко, да метко, как говорят русские люди, и, уж прошу не прогневаться, если замечал, что дурное (т. е. плохое), особенно обман, то уж не спускал никому. (Никому не прощал). Дедушка, соОбразно духу времени, рассуждал по-своему: наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни…»
Папа пояснил:
- Помещик, барин, позволял своему крестьянину работать на своей крестьянской земле, на своём участке, несколько дней в неделю. А мог и не позволить этого и тогда в эти дни крестьянин работал на земле барина; помещик отнимал у крестьянина его собственные дни. А что могло произойти в эти «отнятые» дни? У крестьянина мог погибнуть урожай, потому что хлеб надо убирать в строго определённое время; мог крестьянин опоздать и с севом или посадками – тогда тоже жди беды. Так вот дедушка, Степан Михайлович, рассуждал так: « наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни, - значит, вредить его благосостоянию, то есть своему собственному; наказать денежным взысканием – тоже; разлучить с семейством, отослать в другую вОтчину (в другую деревню), употребить в тяжёлую работу – тоже, и ещё хуже, ибо отлУчка от семейства (разлука) – несомненная порча; прибегнуть к полиции… боже помилуй… Надо сказать, что дедушка был строг только в пылу гнева; прошёл гнев, прошла и вина. Этим пользовались: иногда виноватый успевал спрятаться, и гроза проходила мимо. Скоро крестьяне его пришли в такое положение, что было не на кого и не за что сердиться.
Приведя в порядок своё хозяйство, дедушка мой женился на Арине Васильевне Неклюдовой, небогатой девице, так же из старинного дворянского дома (из старинного рода)…Кстати, древность дворянского происхождения была коньком моего дедушки ( он много знал об этом и гордился), и хотя у него было сто восемьдесят душ крестьян (это немного), но производя свой род бог знает по каким документам, от какого-то варяжского князя, он ставил своё семисотлетнее дворянство выше всякого богатства и чинов. Он не женился на одной весьма богатой и прекрасной невесте, которая ему очень нравилась, единственно потому, что прадедушка её был не дворянин.
Вот каков был Степан Михайлович.
Ребята! Так как Таня и Серёжа уже спят, а вы ещё нет, то постарайтесь ответить на следующие вопросы:
1. Где жили дворяне?
2. Почему дворяне были «бедные» и «богатые»?
3. Кто такой Пётр I, и чем он известен?
4. Прочтите ещё раз правила поведения для дворянских детей, изложенные в «Юности честное зерцало». Какие из этих правил вам кажутся и сегодня важными и нужными? Какие из них вы хотели бы выполнять? А какие – нет?
5. Как вы понимаете выражение: «наследственное село»?
6. Дедушка С. Т. Аксакова Степан Михайлович знал имена своих предков на а семьсот лет назад. И знал, что они делали, чем занимались. А можете ли вы назвать имена своих прадедушек, прабабушек?
День восьмой
За утренним окном было ещё темно, а Таня и Серёжа уже встали. Серёжа даже делал зарядку. Папа уже собирался уходить, а мама готовила детям завтрак:
- Дети! Прощайтесь с отцом! Уходит!
Из ванной вышла с мокрым лицом Таня. Серёжа прислонился к двери. Папа взял Таню на руки и поцеловал в мокрую щеку:
- До свидания, друзья! Дня два-три я буду вечерами занят и, наверное, не смогу вам читать и рассказывать. Поэтому, Серёжа, ты прочтёшь Тане два отрывка. Один из повести Гарина-Михайловского «Детство Тёмы», который называется «Прощение», а другой – из повести Елизаветы Водовозовой «История одного детства» - «По-новому». Книги на столе. В книгах закладки. До свидания.
И папа вышел из комнаты.
Ребята! Чтобы вам были понятны события, описанные в отрывке «Прощение», я объясню вам кто такой Тёма и что он сделал.
Тёме восемь лет. ОН живёт в дворянской семье. Отец его – крупный военный чин. В отсутствие мамы и отца, Тёма сломал любимый папин цветок, не слушал гувернантку (воспитательницу), разбил посуду и ещё наделал ряд проказ. А когда приехали родители, побоялся, струсил признаться о своих проделках. Отец его жестоко наказал: избил ремнём так, что у мальчика штанишки стали мокрыми.
Мать защитила Тёму от отца.
У тёмы четыре сестры: Зина, Наташа, Маня и Аня и младший брат Серёжа.
Прощение
(отрывок из повести «Детство Тёмы)
…Мать проходит в детскую, окидывает её быстрым взглядом, убеждается, что Тёмы здесь нет, идёт дальше, пытливо всматриваясь на ходу в отвОреную дверь маленькой комнаты, замечает в ней маленькую фигурку Тёмы, лежащего на диване с уткнувшимся лицом, проходит в столовую, отворяет дверь в спальную и сейчас же плотно затворяет её за собой.
Оставшись одна, она тоже подходит к окну, смотрит и не видит темнеющую улицу. Мысли рОем носятся в голове.
Пусть Тёма так и лежит, пусть придёт в себя, надо его теперь совершенно предоставить себе… Бельё бы переменить… Ах, боже мой, боже мой, какая страшная ошибка, как могла она допустить это! Какая гнусная(1) гадость! Точно ребёнок сознательный негодяй! Как не понять, что если он делает глупости, шалости, то делает только потому, что не видит дурной стороны этой шалости.
Няня маленькой Ани просовывает свою по-русски повязанную голову.
- Аню перекрестить…
- Давай! – И мать крестит девочку.
- Артёмий Николаевич (Тёма) в комнате? – спрашивает она.
- Сидит у окошка.
- Свечка есть?
- Потушили. Так в темноте сидят.
- Заходила к нему?
- Заходила… Куды! Эх! – Но няня удерживается, зная, что барыня не любит нытья.
- А больше никто не заходил?
- Таня ещё… Кушать носила.
- Ел?
-И-и! Боже упаси, и смотреть не стал… Целый день не емши. За завтраком маковой росинки(2) не взял в рот.
Няня вздыхает и, понижая голос, говорит:
- Бельё бы ему переменить, да обмыть… Это ему, поди, теперь пуще всего зазОрно(3)…
- Ты говорила ему о белье?
- Нет… Куда! Как только поклонилась было, а он этак плечиками как саданЁт(4)… Вот Таню разве послушает…
- Ничего не надо говорить… Никто ничего не замечайте… Прикажи, чтобы приготовили обе ванны поскорее для всех, кроме Ани… Позови бОнну(5)…
Смотри, никакого внимания…
- Будьте спокойны, - говорит сочувствующим голосом няня.
Входит фрЕйлен(5).
Она очень жалеет, что всё так случилось, но с мальчиком ничего нельзя было сделать…
- Сегодня дети берут ванну(7), - сухо(8) перебивает мать. – Двадцать два градуса.
- Зер гут (очень хорошо), мадам, - говорит фрейлен и делает книксЕн(9).
Она чувствует, что мадам недовольна, но её совесть чиста. Она невиновата; фрейлен Зина свидетельница, что с мальчиком нельзя было справиться. Мадам молчит; бОнна знает, что это значит. Это значит, что её оправдания не приняты.
Хотя она очень дорожит местом(10), но её совесть спокойна. И, в сознании своей невиновности, она скромно, но с чувством собственного достоинства берётся за ручку.
- Позовите Таню.
- Зер гут (очень хорошо) мадам, - отвечает бОнна и уже за дверью делает книксен.
В последней нотке мадам бОнна услыхала что-то такое, что возвращает ей надежду удержать за собой место, и она воскресшим голосом говорит:
- Таню бариня идить(11)!
Таня оправляется(12) и входит в спальню.
Таня всегда купает Тёму. Летом, в те дни, когда детей не мылили, ему разрешалось самому купаться, без помощи Тани, и это доставляло Тёме всегда громадное удовольствие: он купался, как папа, один.
- Если Артёмий Николаевич (Тёма) пожелает купаться один, пусть купается. Перед тем, как вести его в ванную, положи на стол кусок хлеба – не отрезанный, а так, отломанный, будто нечаянно его забыли. Понимаешь?
Таня давно всё поняла и весело и ласково отвечает:
- Понимаю, сударыня!
- Купаться будут все; сначала барышни, а потом Артёмий Николаевич. Ванну на двадцать два градуса. Ступай!
Но тотчас же мать снова позвала Таню и прибавила:
- Таня, перед тем, как поведёшь Артёмия Николаевича, убавь в ванной свет в лампе(13) так, чтобы был полумрак. И поведёшь его не через детскую, а прямо через девичью(14)… И чтобы никого в это время не было, когда он будет идти. В девичьей тоже убавь свет.
- Слушаю-с.
Купанье – всегда событие и всегда приятное. Но не на этот раз: в детской оживление слабое. Дети находятся под влиянием наказания брата, а главное – нет поджигателя обычного возбуждения, Тёмы. Дети идут как-то лениво, купанье какое-то неудачное, поспешное, и через двадцать минут они уже в белых чепчиках(15), гуськом возвращаются назад в детскую…
- Артёмий Николаевич, пожалуйте! – говорит весёлым голосом Таня, отворяя дверь маленькой комнаты со стороны девичьей.
Тёма молча встаёт и стеснённо проходит мимо Тани.
- Один или со мной? – беспечно(16) спрашивает она вдогонку.
- Один, - отвечает быстро, уклончиво(17) Тёма и спешит пройти девичью.
Он рад полумраку. Он облегчённо вздыхает, когда затворяет за собой дверь ванной. Он быстро раздевается и лезет в ванну. Обмывшись, он вылезает, берёт своё грязное бельё и начинает полоскать его в ванне. Ему кажется, что он умер бы от стыда, если бы кто узнал в чём дело; пусть лучше будет мокрое. Кончив свою стирку, Тёма скОмкивает в узел бельё и ищет глазами, куда бы его сунуть; он засовывает наконец свой узел за старый запылённый комод. Успокоенный, он идёт одеваться, и глаза его наталкиваются на кусок, очевидно, забытого кем-то хлеба. Мальчик с жадностью кидается на него, так как целый день ничего не ел. Годы берут своё: он сидит на скамеёке, болтает ножонками и с наслаждением ест. Всю эту сцену видит мать и взволнованно отходит от окна.
Кончив есть, Тёма встал и вышел в коридор. Он подошёл к лестнице, ведущей в комнаты, остановился на мгновение, подумал, прошёл мимо по коридору и, поднявшись на крыльцо, нерешительно, вполголоса позвал:
- Жучка, Жучка!
Он подождал, послушал, вдохнул в себя аромат масличного дерева, потянулся за ним и, выйдя во двор, стал пробираться к саду.
Страшно! Он прижался лицом между двух стоек ограды и замер, охваченный весь каким-то болезненным утомлением.
…Как-то таинственно страшно молчат дорожки. Деревья шумят, точно шепчут друг другу: «Как страшно в саду». Вот что-то чёрное беззвучно мелькнуло в кустах: на Жучку похоже! А может быть Жучки давно нет? Как жутко вдруг стало. А там что белеет? Кто-то идёт по террАсе(17).
- Артёмий Николаевич, - говорит, отворяя калитку(18) и подходя к нему Таня, - спать пора.
Тёма точно просыпается.
Он не прочь, он устал, но перед сном надо идти прощаться, надо пожелать спокойной ночи маме и папе. Ох, как не хочется!
- Артёмий Николаевич, Тёмочка, милый мой барин, - говорит Таня и целует руки Тёмы, - идите к мамаше! Идите, мой милый, дорогой, - говорит она, мягко увлекая его за собой, осыпая на ходу поцелуями…
Он в спальне у матери.
Он стоИт на ковре. Перед ним в кресле сидит мать и что-то говорит ему. Тёма точно во сне слушает её слова, они безучастно летают где-то возле его уха. Зато на маленькую Зину, подслушивающую у двери, речь матери бесконечно сильно действует своей убедительностью. Она не выдерживает больше и, когда до неё долетают слова матери: «а если тебе не жаль, значит. ты не любишь маму и папу», врывается в спальню и начинает горячо:
- Я говорила ему…
- Как ты смела, скверная(19) девчонка подслушивать?!
И «скверная девчонка, подхваченная за руку, исчезает мгновенно за дверью. Это изгнание его маленького врага пробуждает Тёму. Всё горе дня встаёт перед ним….
- Все только слушают Зину… Все целый день на меня нападают, меня никто не-е любит и никто не-е хоч-ет вы-ы-слу-у…
И Тёма горько плачет, закрывая лицо руками.
Он передал матери всю повесть грустного дня, как она слагалась роковым образом. Его глаза распухли от слёз… Мать, сидя с ним на диване, ласково гладит его густые волосы и говорит ему:
- Ну, будет, будет… мама не сердится больше…мама любит своего мальчика, мама знает, что он будет у неё хороший, любящий, когда поймёт одну маленькую, очень простую вещь. И Тёма может уже её понять. Ты видишь, сколько горя с тобой случилось, а как ты думаешь отчего? А я тебе скажу: оттого, что ты ещё маленький трус…
Тёма, ждавший всяких обвинений, но только не этого, страшно поражЁн(20) и задет этим неожиданным выводом.
- Да, трус! Ты весь день боялся правды. И из-за того, что ты её боялся, все беды твои и случились. Ты сломал цветок. Чего ты испугался? Пойти сказать правду сейчас же. Если б даже тебя и наказали, то ведь, как теперь сам видишь , тем, что не сказал правды, наказанья не избег. Тогда как если бы ты правду сказал, тебя, может быть, и не наказали бы. Папа строгий, но папа сам может упасть, и всякий может. Наконец, если ты боялся папы, отчего ты не пришёл ко мне?
- Я хотел сказать, когда вы садились в дрожки(21)…
- Отчего ты не сказал?
- Я боялся папы…
- Сам же говоришь, что боялся, значит – трус. А трусить, бояться правды – стыдно. Боятся правды скверные, дурные люди, а хорошие люди правды не боятся и согласны не только чтобы их наказывали за то, что они правду говорят, но рады и жизнь отдать за правду… Вот когда ты знал, что папа тебя накажет, ты убежал, а храбрый так не делает. Папа был на войне: он знал, что там страшно, а всё-таки пошёл. Ну, довольно: поцелуй маму и скажи ей, что ты будешь добрый мальчик.
Тёма молча обнял мать и спрятал голову у неё на груди.
Пояснения
1 – гнусная – отвратительная, мерзкая, нехорошая.
2 – «маковой росинки не взял в рот» - ребята, вы представляете каким
маленьким бывает маковое зёрнышко? О росинка на нём, значит, ещё
меньше. Выражение: «маковой росинки не было во рту» - означает,
что человек голоден и давно ничего не ел.
3 – зазОрно – стыдно.
4 – саданУть –сильно ударить.
5 – бОнна – воспитательница иностранка, то же самое, что гувернАнтка.
6 – фрЕйлен – молода немка-воспитательница.
7 – брать ванну – мыться в ванне, купаться.
8 – сухо - здесь означает: «недовольно».
9 – книксЕн – почтительное приседание девушки.
10 – дорожить местом – означает: дорожить своей работой, ценить её.
11 – «Таню бариня идить» - воспитательница немка и плохо говорит
по-русски. Надо было сказать: «Таню барыня зовёт».
12 – «Таня оправляется» - Таня приводит себя в порядок.
13 – «..убавь в ванной свет в лампе» - электрического освещения не было:
были свечи и керосиновые лампы. Свет в керосиновой лампе можно
было регулировать: добавить или убавить.
14 – дЕвичья комната – спальная комната для девочек. А детская – комната
для занятий и игр всех детей семьи.
15 – чЕпчик – женский головной убор.
16 – беспЕчно – беззаботно, легко.
17 – террАса – летняя открытая пристройка к дому, веранда.
18 – калИтка – небольшая дверца в заборе.
19 – скверная - гадкая, недостойная.
20 – «страшно поражён» - очень удивлён неприятно.
21 – дрОжки – лёгкий экипаж, коляска, запряженная лошадьми.
Ребята! Вы, наверное, сочувствуете Тёме? У вас, наверное, тоже были случаи, когда стыдно было признаться в сделанном, трудно было сказать правду? Или не было таких случаев?
1. Скажите, семья Тёмы «богатая» или «бедная» дворянская семья?
2. Почему вы так думаете? Объясните.
А теперь прочитайте о другой дворянской семье.
Е. Водовозова
По-новому
(отрывок из повести «История одного детства»)
Новая полоса началась в моей жизни. Нам, детям, переезд в деревню был, конечно , по душе. Светлый и уютный дом с просторными комнатами, коридором, боковушками и отдельным флигилем(1) во дворе, большой тенистый сад с извилистыми дорожками, а за ними широкое поле и у подножия горы голубое озеро – всё это было заманчиво, располагало к играм и прогулкам и не могло сравниться с тем, что окружало нас в Поречье.
Матушка, целиком ушедшая в хозяйство, на нас, детей, не обращала никакого внимания.
В помещичьих семьях вообще мало думали о детях. Близости между родителями и детьми почти не бывало. Поутру дети подходили «к ручке» родителей и желали доброго утра, после еды опять целовали ручку и благодарили за обед и ужин. Прощаясь перед сном, желали друг другу спокойной ночи. Вот и всё, чем обменивались за день родители и дети. Гувернантки няньки должны были строго следить за тем, чтобы дети не докучАли(3) старшим. За каждый пустячный поступок детей награждали подзатыльниками, стегали плёткой, секли розгами(4).
Не удивительно, что детей всегда тянуло в людскУю: в ней было веселей, чем в детской; тут горничные(5), лакЕи(6) и кучерА(7), обедая, сообщали разные новости, рассказывали о происшествиях в семье других помещиков, тут валялись обычно остатки брЮквы(8), рЕпы(9), кочерыжки от капусты, и можно было втихомолку лакомиться ими.
Детям уделялось все, что было похуже и не могло пользоваться взрослыми «господами». Даже в богатых помещичьих домах под спальни детей отводились самые тёмные и невзрАчные(10) комнаты. Форточек в комнатах не было. Спёртый воздух очищался только топкой печей. Духота в детских стояла ужасная; всех маленьких детей старались поместить в одной-двух комнатках, и тут же, вместе с ними на лежанках, сундуках или просто на полу, подостлав себе что попало из хлАма(11), пристраивались на ночь мамки(12), няньки(13) и горничные. Дети спали на высоко взбитых перинах. Перины эти никогда не сушились и не проветривались. Зимой по месецам детей не выводили на улицу, никто не имел понятия о том, что свежий воздух необходим для здоровья.
В то время существовало поверье(14), что чёрные тараканы приносят счастье и скорое замужество, поэтому помещицы, у которых были дочери-невесты, нарочно разводили их: за нижний плИнтус (15) стены клали крошки сахара, хлеба. В таких домах тараканы по ночам, как камешки, падали со стен на спящих детей; в изобилии водились здесь и клопы и блохи.
Благодаря моему отцу, горячо любившему детей, наше положение в доме не было таким печальным. Наша семья была культурнее других помещичьих семейств в нашей местности. Правда, матушка не прочь была дать подзатыльника, толкнуть в спину и дёрнуть за волосёнки, но комнаты, в которых мы жили, содержались всегда в чистоте и в порядке. Во всём же остальном нам тоже жилось не сладко.
С тех пор как мы обнищали, матушка во всём наводила жёсткую экономию. По вечерам мы «сумЕрничали», то есть не зажигали огня, пока не наступала полная темнота.
Хотя свечей не покупали, а приготовляли их из сала домашних животных, но даже к свечам относились у нас бережливо.
По вечерам во всём нашем доме горели две свечи: одна в столовой на столе. За которым сидели мы все с матушкой и няней, другая – в девичьей.
Однако для нас, детей, самым чувстительным было не это. С особым сожалением говорили мы о сладком, которого теперь нам совсем не давали. Конечно, такие разговоры мы вели только тогда, когда матушки не было в комнате.
- Отчего у нас не делают теперь ни взбитых сливок, ни бисквИтов(16)? – спрашивали мы няню. – Ведь сливки и яйца у нас свои, а не покупные.
- А оттого, - говорила няня, - что нам с сахаром и крупчаткой экономить надо, да и некогда нам теперь с этим хороводиться. И не докучайте вы этим мамашеньке… Ради Христа, не раздражайте её…
Всё же нам кое-что иногда перепадало.
Бывало это так. Из мёда и пАтоки(17) у нас заготовляли на зиму варенье, из местных ягод делали сиропы, но часть заготовок, особенно из пАтоки, часто портилась. Каждый горшок испорченного варенья или маринада няня показывала матушке. ОтвЕдав(18) того или другого, матушка тяжело вздыхала и говорила что-нибудь в таком роде:
- Какое несчастье! Действительно никуда не годится. Что же, давай детям. И, чтобы растянуть наше удовольствие, а не потому, что мы могли заболеть от испорченной пищи, она наказывала давать нам по маленькому блюдечку. И вот по целым неделям и месяцам мы ежедневно ели пАточное и медовое варенье, прокисшее так сильно, что от него по комнате шёл запах кислятины.
То же самое было со всеми другими домашними заготовлениями: всё, что покрывалось плесенью, отдавали крепостнЫм(19), менее испорченное получали мы, дети. Радуясь этим неудачам в хозяйстве, мы, однако, непрочь были полакомиться чем-нибудь получше, особенно тем, что от нас тщательно пряталось.
С большим нетерпением ожидали мы времени, когда у нас вырЕзывали соты(20) из пчелиных ульев. Это происходило в жаркие летние дни. Мы все выбегали тогда на крыльцо. Отсюда видно было, как наш садовник, старый Мирон, шёл к пчелиным ульям. По этому случаю он был в специальном наряде.. На голове у него было надето что-то вроде грубой маски из кожи с дырками, вырезанными для глаз и рта, а на руках были длинные неуклЮжие(21) перчатки. Он держал чистенький деревянный лоток(22), на котором лежали ложка, нож и лопаточка. С крыльца мы наблюдали, как отбиваясь от пчёл, Мирон ловко и быстро справлялся со своим делом! Пчёлы рОем(23) кружились вокруг него, но перчатки и маска хорошо защищали, и Мирон никогда не бывал покусан.
Когда вырезанные сОты проносили в столовую, матушка с няней укладывали их в особые горшки. Внизу такого горшка сбоку была просверлена дырочка, которую затыкали деревянной втУлкой(24). Соты клали в горшок и ставили на высокую табуретку, а к этой табуретке подставляли другую, пониже, с обыкновенным пустым горшком без дырки. Затем из верхнего горшка вынимали втУлку, и чистый мёд стекал вниз, во второй горшок. Эта операция происходила в праздники, то есть тогда, когда матушка бывала дома. Когда же она ухлдила, столовая сейчас же закрывалась на ключ.
Однако нас это нисколько не смущАло(25). Подкараулив(26), когда матушка уходила из дому, наш кадЕт(27)( так называли мы Андрюшу, учившегося в корпусе и проводившего у нас только летние каникулы) открывал из палисАдника(28) окно столовой и без труда влезал через него в запертую комнату. Остальные, затаив дыхание, следили за каждым его движением. Убедившись, что ниоткуда не грозит опасность, Андрюша подавал нам знак, и мы один за другим быстро оказывались в закрытой столовой. Меня, как самую маленькую, поднимали дружно на руках. Мы сразу же бросались к горшкам и подставляли под текущий мёд свои ладони. Облизав руки, мы снова и снова совали их под сладкую струю.
Не найдя нас в саду и не слыша в комнатах наших голосов, няня догадывалась о нашей проделке. Боясь, как бы об этом не узнала матушка, она подбегала к окну и звала нас испуганным шёпотом: «Мамашенька идёт… Вот ужо всё ей расскажу». Мы в ужасе выскакивали из окна. Няни, конечно, никто из нас не боялся. Но матушка внушала страх всем. Убедившись, что матушки не видно, мы сразу успокаивались. Няня же вся тряслась от страха за нас.
- Экий ты озорнИк(29), Андрюша, - накидывалась она на брата, - перекрещусь, когда в корпус уедешь! Хорошему сестёр-братьев обучаешь… Что если кто из прислуги увидит и матушке донесёт?
…Матушка вставала с рассветом и сейчас же уходила из дому на поля. Мы с ней встречались только за обедом.
Друг за другом подходили мы целовать ей руку. При этом она торопливо здоровалась с нами и всегда спрашивала одно и тоже:
- Ну, что, здорОва? Нагулялась?
Нередко она задавала вопрос и в дождливый, пасмурный день, когда мы не могли выйти из дому. Но матушка не замечала этого. Не замечала она и того, что мы часто отвечали на эти вопросы молчанием и бросали на неё угрюмые(30) взгляды. Матушка вся ушла в новое для неё дело. Хозяйство заслонило все другие заботы, и она ни о чём другом не успевала думать.
Когда наступало время обеда или ужина, няня выбегала на крыльцо и громко сзывала всех к столу. За стол у нас принято было садиться в строго определённый час. Если кто из нас опаздывал и являлся ко второму или третьему блюду, он ел его вместе с другими, но пропущенных блюд ему уже не подавали.
Впрочем, мы не очень боялись пропустить какое-нибудь блюдо. Когда вставали из-за стола, няня тихонько дёргала опоздавшего, и тот сразу отправлялся за ней в кладовую или боковушку. Тут нередко после ягод с молоком мы ели холодные щи или борщ. Опоздавший получал в прибавку пару яиц и кусок ветчины, потому что няня всегда боялась, как бы кто-нибудь из нас не остался голодным. Чаще всего опоздавшими оказывались мои братья.
…Если мои братья не сидели никогда дома, то мы, девочки, почти не выходили из него. Я ни на шаг не отставала от няни. Старшая сестра Нюта постоянно вышивала оборочки и воротнички, переснимала разные рисунки, составляла узоры для рукоделий, забегАла в кухню постряпать какое-нибудь кушанье или возилась в саду и палисаднике, сажая цветы, окапывая кусты. Сестра Саша, не поднимая головы, сидела за книгами.
Пояснения
1 – флигель - отдельный дом во дворе усадьбы для прислуги и гостей.
2 – гувернАнтка – воспитательница детей (бонна), чаще из иностранок. 3 – докучАть – надоедать.
4 – розги - тонкие, гибкие прутья для наказаний.
5 – гОрничная – работница по уборке комнат.
6 – лакЕй – слуга.
7 – кУчер – человек, управляющий лошадьми на выезде.
8 – брюква – овощ с крупным сладким корнем.
9 – рЕпа – слащавый овощ с меньшим, чем у брюквы съедобным корнем.
10 – невзрАчная – непривлекательная, некрасивая.
11 – хлам – ненужные, бесполезные вещи.
12 – мамка – кормилица ребёнка хозяев, воспитательница и слуга.
13 – няня – женщина по уходу за детьми хозяев.
14 – повЕрье – суеверное убеждение, вера в легенду, в предание.
15 – плИнтус – планка, закрывающая щель между полом и стеною.
16 – бисквИты – сдобное печенье.
17 – пАтока – густо, сладкое вещество, получаемое хозяйками из крахмала.
18 – ОтвЕдать – попробовать, узнать.
19 - крепостнЫе – личные, собственные крестьяне помещика до 1861 года.
20 – сОты – шестиугольные ячЕйки, углубления из воска, которые делают пчёлы для сбора мёда и кладки яиц.
21 – неуклЮжие перчатки – неудобные, не гибкие.
22 – лотОк – деревянный жёлоб для стОка мёда.
23 – рой – многочисленная семья пчёл с маткой (главной пчелой) во главе.
24 – втУлка – здесь имеется ввиду пробка.
25 – «нас…не смущало» - здесь означает: не останавливало.
26 – подкараулить – подстеречь, выследить.
27 – кадЕт – воспитанник военно-учебного заведения, кадетского корпуса. Поэтому няня и говорит так: «Когда уедешь в КОРПУС – перекрещусь».
28 – палисАдник – небольшой огороженный садик перед домом с клумбами и кустами.
29 – озорнИк – шалун.
30 – «»грюмые взгляды» - мрачные, неприветливые.
Прочитав главу «По-новому», вы, ребята, поняли, что эта семья дворян «беднее» семьи, в которой растёт Тёма. Сравните эти семьи и ответьте на вопросы:
1. Что общего в этих дворянских семьях?
2. Чем отличаются друг от друга эти семьи?
3. Кто из героев (мальчиков или девочек) вам понравился? Почему? За что?
4. Что нового для себя вы узнали, прочитав эти два отрывка?
День девятый
…Так уж случилось, что у папы было много дел, и он не мог беседовать с детьми до конца недели. Не то, чтобы он не разговаривал с детьми по вечерам, а просто не было времени на длительную беседу или рассказ. Папа писал, делал выписки из книг, что-то просматривал и читал – был занят.
За ужином, перед сном ребятам удавалось задать один-два вопроса, и, самое главное, удавалось получить ответ.
- А почему папа Тёмы так больно бил Тёму?
Потому что был жесток. Потому что и его так воспитывали: наказывали, били. А кроме того, Танечка, вспомни, что написано было в «Домострое»: «…страхом спасать…, разобравшись, поколотить; казня его тело, душу его избавляешь от смерти; наказывай детей в юности – упокОят тебя в старости твоей». И церковь учила держать детей в страхе божьем. В страхе! Слушать старших; а кто старший в семействе? Отец! Отец ребёнку – и царь и бог.
- А почему у дворян были няни? – спрашивал Серёжа.
- Чем богаче были дворяне, тем больше их домашняя жизнь была похожа на жизнь бояр: были и няньки, и мамки (кормилицы), и дядьки, и слуги разных назначений. Чем беднее были дворяне, тем меньше слуг. И няни выполняли работу не только ухода за детьми, но и распорядительницы в доме.
Дети прочитали не одну главу из книги Е. Водовозовой, а больше. Серёжа предпочитал читать «Детство Тёмы», а Таня хотела слушать повесть Е. Водовозовой. Ребята ссорились, мама их мирила. Но вопросы папе задавали и Таня и Серёжа.
Наконец-то в пятницу вечер у папы оказался свободным. А впереди ещё два выходных дня! По этому случаю папа купил торт, которому все обрадовались, особенно Таня: её любимый торт.
После ужина папа сказал:
- Я весь ваш – терзайте.
- У меня утюг не греет, - заявила мама.
- Ты нам будешь рассказывать, - высказалась Таня.
- А я погуляю, - сделал свой выбор Серёжа.
- Да ты что! – возмутилась Таня. – Папа будет рассказывать, а ты…
- Пусть идёт, - решила мама. - Подмёрзло, снежок. Пусть шайбу погоняют. А папа будет ремонтировать утюг.
- А я? – обиделась Таня.
- Мне гладить бельё надо. Если папа сможет, то пусть ремонтирует и рассказывает. Не сможет – рассказ после ремонта, - распорядилась мама.
- Сява хор-роший, - решил попугай.
Папа принялся за ремонт.
- Кто дворянам ремонтировал утюги? – спросила Таня.
- Тогда ещё не было электрических утюгов. Были другие: большие, с углями внутри. Сверху была металлическая крышка с деревянной ручкой. Крышку открывали, насыпАли внутрь тлеющих углей, закрывали и угли нагревали утюг. Он раскалялся и им гладили. Это была маленькая ручная печка.
Папа принялся за ремонт утюга.
- Ну, а кто же ремонтировал такие утюги? – не унималась Таня.
- Кто-то из слуг. А может быть – кузнец. Или ещё какой мастеровой человек. Вообще любую чёрную или тяжёлую физическую работу дворяне, хозяева, никогда не делали. Эта работа была для более низкого сословия, работа для «чёрных людей». А себя дворяне называли: «белая кость» или «голубая кровь». Они были избранными, особыми. Они служили царю, а им служили другие люди. Поэтому дворяне и детей своих воспитывали как особых детей.
- А как?
- А вот пример: Сергей Тимофеевич Аксаков, внук Степана Михайловича Багрова, вспоминает. Когда он был маленьким, то ему однажды представилась страшная картина: отец и мать умирают, а его и его братьев и сестёр наказывают. Как? А вот так: одевают в крестьянскую одежду и ссылают на кухню, к дворовым слугам! Ужас! И он говорит, что это было страшно. Или другой пример. Лев Николаевич Толстой в повести о своём детстве пишет о поразившей его однажды мысли. Ехали они в экипаже, то есть в коляске, но не по территории своего поместья. И Толстой обратил внимание, что никто из встречных с ними не здоровается и даже не обращает на них внимания. И он подумал: как же так? Если они на нас не работают, не заботятся о нас, то чем же они занимаются?
- А как он узнал, что эти люди на них не работают?
- Очень просто: если они не приветствуют бар, то, значит, это не их люди. Их работники и мастеровые обязательно поприветствуют своих хозяев. А раз это не их люди, то и не работают на них. Так чем же они занимаются? Раньше он думал, что все люди – это их слуги. Ох, ты! Гаечка упола. Таня, поищи.
Таня нашла гаечку, подала папе.
- Спасибо. Именно потому, что дворяне – особые люди, детей их, даже самых маленьких, слуги называли на «вы».
- Да, я вспомнила! Тёму служанка называет: Артёмий Николаевич.
- Совершенно верно. А няня в повести Е. Водовозовой тоже называет детей на «вы». Семья – «бедная» - а всё равно на «вы». Во многих дворянских семьях во время обеда за спиной своих воспитанников стояли няни и дядьки. Прислуживали. Отец или мать не звали к себе на беседу сына или дочь сами, напрямую, например: «Тёма, зайди ко мне, поговорим», а посылали слуг: «Пошлите ко мне Артемия Николаевича». Или – Татьяну Александровну.
Таня улыбнулась. Папу звали Александром. А Таня, значит, Татьяна Александровна.
- Что-то Серёжи долго нет. – Мама вошла и посмотрела на результат папиных стараний. – Скоро?
- Сейчас, сейчас! Последний болтик. Заигрался, наверное, Серёжа.
- Ругать будешь? – со значением спросила Таня у мамы.
- А что?
- Ничего… А пусть папа его накажет. Как Тёму, - вдруг предложила Таня.
- Татьяна! – изумился папа и уронил последний болтик. –Какая ты, однако, кровожадная!
- Я пошутила, - смутилась Таня.
- Вот так, как Тёму, дворянских детей наказывали крайне редко. Чаще – упрекали, стыдили. Требовали извинений за недостойное дворянина поведение. Иногда лишали сладкого – это для детей было суровым наказанием. А уж если в угол пустой комнаты ставили – считалось совсем плохо. Были и экзотические, редкие наказания.
Таня нашла болтик и папа завернул его.
- Какие? – спросила Таня.
- Брали любого ребёнка из дворни – мальчика – сына кухарки, конюха или прачки и приказывали слуге выпороть его в присутствии барчука. Мальчик плакал, орал, а барчук «мучился», «страдал». Так в назидание ему избивали невинного.
- Дикость какая-то, - сказала мама.
Папа включил утюг.
- Конечно. У многих помещиков были дикие нравы. Получай, - сказал папа маме и выключил утюг.
…Мама выгладила бельё. Серёжа давно вернулся. А Таня, почистив клетку Сявы, поводила урок разговорной речи: «Сява дворянин, Сява однодворец».
После обычных процедур подготовки ко сну мама разрешила Тане и Серёже послушать папу не в детской, как обычно, а в большой комнате. «В гостиной», - сказала мама.
- Перед сном, обычно, няня рассказывала детям сказки, истории всякие или легенды. Я вам – вместо няни, - сказал папа. И хочу вам прочитать главу из повести Льва Николаевича Толстого о няне. Повесть называется «Детство. Отрочество. Юность». Родители дворянских детей запрещали своим чадам играть с детьми крестьян и слуг. Ведь дворянские дети – особые дети. И не дай бог, чтобы у них появились манеры и привычки простолюдинов. И только няни, женщины из простого народа, связывали детей дворян со своим народом, рассказывая барчукам об обычаях, обрядах и поверьях русского народа. Я не помню ни одного известного мне писателя, композитора или художника, кто бы написал что-то нелестное, плохое о своей няне. Пушкин благодарил свою няню Арину Родионовну за то, что она привила ему любовь к сказкам. Аксаков никогда бы не написал свою сказку «Аленький цветочек», если бы подобную сказку не рассказала ему его няня. Няню иногда больше любили, чем родную мать.
Итак, я читаю вам отрывок из повести льва Николаевича Толстого, который называется «Наталья САвишна».
Наталья Савишна
«В половине прошлого столетия по дворам села Хабаровки бегала в затрапЕзном платье босоногая, но весёлая, толстая и краснощёкая девка Наташка. По заслугам и просьбе отца её, кларнетиста Саввы, дед мой взял её вверх – находиться в числе женской прислуги бабушки. Горничная Наташка отличалась в этой должности кротостью нрава и усердием. Когда родилась матушка и понадобилась няня, эту обязанность возложили на Наташку. И на этом новом пОприще она заслужила похвалы и награды за свою деятельность, верность и привязанность к молодой госпоже. Но напудренная голова и чулки с пряжками молодого бойкого официанта Фоки, имевшего по службе частые сношения с Натальей, пленили её грубое, но любящее сердце. Она даже сама решилась идти к дедушке просить позволения выйти за Фоку замуж».
- Пап, пап, - перебила Таня, - а почему служанка должна была спрашивать разрешения, чтобы выйти замуж?
- Потому что она была крепостнАя, - вдруг сказал Серёжа.
- Молодец, Серёга! – удивился папа. – Крепостной человек – мужчина или женщина, мальчик или девочка – были личной собственностью помещика. Как мебель, карета, лошади, собаки. А как вещи могут решать: где им быть и что делать? Помещик мог продать крепостного, обменять на что-либо, не спрашивая его желания. Он мог разлучить с семьёй, женить или выдать замуж за кого угодно. Поэтому Наталья и спрашивала разрешения у своего хозяина-помещика.
- Крепостные крестьяне – рабы? – снова спросила Таня.
- Да, пожалуй, так. Жили, как рабы.
- Сегодня учительница сказала Юрке Куликову: «Ты что в таком затрапЕзном виде в класс явился?» - снова неожиданно заговорил Серёжа. – И Наталья, когда была девчонкой, бегала в затрапЕзном платье. В «затрапЕзном» - значит, в плохом, в грязном?
_ Сегодня это слово имеет именно такое значение: неряшливый, неаккуратный. А во второй половине XVIII века «затрапЕзной» называли дешёвую хлопчатобумажную ткань, выпускаемую на фабрике московского купца Затрапезникова. Чаще всего из этой ткани шили себе платья люди бедные, простолюдины.
- Читай дальше, - попросил отца Серёжа.
- Хорошо. Пошла, значит, Наталья просить разрешения у барина.
«Дедушка принял её желание за неблагодарность, прогневался и сослал бедную Наталью за наказание на скотный двор в степную деревню».
- Надо полагать, - пояснил папа, - что барин сослал Наталью в своё поместье ухаживать за скотом. То есть: из города – в деревню.
«Через шесть месяцев, однако, так как никто не мог заменить Наталью, она была возвращено в двор (то есть – в городской барский дом) и в прежнюю должность. Возвратившись в затрапЕзке из изгнания, она явилась к дедушке, упала ему в ноги и просила возвратить ей милость, ласку и забыть ту дурь, которая на неё нашла было и которая, она клялась, уже больше не возвратится. И действительно, она сдержала своё слово.
С тех пор Наташка сделалась Натальей Савишной и надела чепец: весь запас любви, который в ней хранился она перенесла на барышню свою».
- ЧепЕц – понятно, что такое? – спросил папа.
- Шапочка такая, - быстро ответила Таня.
- Верно. Но здесь важно другое. На Руси девушки ходили без головного убора. Волосы были открытыми, заплетенными в одну косу. Замужней же женщине простоволОсой, то есть с непокрытой головой, ходить было позорно. И если Наталья надела чепЕц, то это означало, что она теперь замУжняя женщина и никаких попыток выйти замуж делать не будет. То есть: за Фоку замуж, или за кого-либо другого, она уже не пойдёт.
«Когда подле матушки заменила её гувернантка, она получила ключи от кладовой, и ей на руки сданы были бельё и вся провизия. Новые обязанности эти она исполняла с прежним усердием и любовью. Она вся жила в барском добре, во всём видела трАту, порчу, расхищение и всеми средствами старалась противодействовать.
Когда мамАн (мать) вышла замуж, желая чем-нибудь отблагодарить Наталью Савишну за её двадцатилетние труды и привязанность, она позвала её к себе и, выразив в самых лестных словах всю свою к ней признательность и любовь, вручила ей лист гЕрбовой бумаги, на которой была написана вОльная Наталье Савишне, и сказала, что, несмотря на то, будет ли она или нет продолжать служить в нашем доме, она всегда будет получать ежегодную пенсию в триста рублей».
- Здесь требуется кое-что пояснить, - остановился папа. «Гербовая бумага» - это бумага с изображением государственного гЕрба. Важные документы писались только на гЕрбовой бумаге. И «вольная» - тоже. «Вольная» - это документ, по которому крепостного отпускали на волю. Он из вещи превращался в человека и мог сам распорядиться своей судьбой. Редко кому помещики давали вольную. И Наталья Савишна заслужила эту свободу. Да ещё и пенсию. Триста рублей – это были большие деньги по тем временам. Послушайте, что сделала Наталья Савишна.
«Наталья Савишна молча выслушала всё это, потом, взяв в руки документ, злобно взглянула на него, пробормотала что-то сквозь зубы и выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Не понимая причины такого столь странного поступка, мамАн (мать) немного погодя вошла в комнату Натальи Савишны. Она сидела с заплаканными глазами на сундуке, перебирая пальцами носовой платок, и пристально (в упор, не отводя глаз) смотрела на валявшиеся на полу перед ней клочки изорванной вольной.
- Что с вами, голубушка Наталья Савишна? – спросила мамАн (мать), взяв её за руку.
- Ничего, матушка, - отвечала она, - должно быть я вам чем-то противна, что вы меня со двора гоните… Что ж, я пойду.
Она вырвала свою руку и, едва удерживаясь от слёз, хотела уйти из комнаты. МамАн (мать) удержала её, обняла и они обе расплакались.
С тех пор, как я себя помню, помню я и Наталью Савишну, её любовь и ласки; но теперь только умею ценить их, - тогда же мне и в голову не приходило, какое редкое, чудесное создание была эта старушка. Она не только никогда не говорила, но и не думала, кажется, о себе: вся жижнь её была любовь и самопожертвование (жертвовать собой ради кого-то или чего-то). Я так привык к её бескорыстной (с отсутствием выгоды) нежной любви к нам, что и не воображал, чтобы это могло быть иначе, нисколько не был благодарен ей и никогда не задавал себе вопросов: а что, счастлива ли она? Довольна ли?
Бывало под предлогом необходимой надобности, прибежишь от урока в её комнатку, усядешься и начинаешь мечтать вслух, нисколько не стесняясь её присутствием. Всегда она бывала чем-нибудь занята: или вязала чулок, или рылась в сундуках, которыми была наполнена её комната, или записывала бельё и, слушая всякий вздор, который я говорил, «как, когда я буду генералом, я женюсь на чудесной красавице, куплю себе рыжую лошадь, построю стеклянный дом и выпишу родных Карла Ивановича из Саксонии» и т. д., она приговаривала: Да, мой батюшка, да».
- Карл Иванович, немец, учитель мальчика. Родина Карла Ивановича Саксония, область в Германии. «Выписать родных» - значит, вызвать их из Германии.
«Обыкновенно, когда я вставал и собирался уходить, она отворяла голубой сундук. На крышке которого снутри – как теперь помню – были наклеены крашенное изображение какого-то гусара, картинка с помадной баночки и рисунок Володи (брат Льва Николаевича), - вынимала из этого сундука куренье, зажигала его и, помахивая, говорила:
- Это, батюшка, ещё очАковское курение. Когда ваш покойный дедушка – царство небесное – под тУрку ходили, так оттуда ещё привезли. Вот уже последний кусочек остался, - прибавляла она со вздохом.
- Няня, что – курила? – удивилась Таня.
- Нет, конечно! Она говорит не о табаке. Есть такие вещества, которые при зажигании кУрятся, выделяют ароматный дым.
«В сундуках, которыми была наполнена её комната, было решительно всё. Чтобы не понадобилось, обыкновенно говаривали: «Надо спросить у Натальи Савишны», - и действительно, порывшись немного, она находила требуемый предмет и говаривала: «Вот и хорошо, что припрятала». В сундуках этих были тысячи таких предметов, о которых никто в доме, кроме неё не знал и не заботился.
Один раз я на неё рассердился. Вот как это было. За обедом, наливая себе квасу, я уронил графин и разлил скатерть.
- Позовите-ка Наталью Савишну, чтобы она порадовалась на своего любимчика, - сказала мамАн (мать).
Наталья Савишна вошла и, увидев лужу, которую я сделал, покачала головой; потом мамАн (мать) сказала ей что-то на ухо, и она, погрозившись на меня, вышла.
После обеда я, в самом хорошем расположении духа, припрыгивая, отправился в залу, как вдруг из-за двери выскочила Наталья Савишна с скатертью в руке. Поймала меня и, несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны. Начала тереть меня мокрым по лицу, приговаривая: «Не пачкай скатертей, не пачкай скатертей!» Меня так это обидело, что я разревелся от злости.
«Как! – говорил я сам себе, прохаживаясь по зале и захлёбываясь от слёз. – Наталья Савишна, просто Наталья, говорит мне «ты», и ещё бьёт меня по лицу мокрой скатертью, как дворОвого мальчишку. Нет, это ужасно!»
Когда Наталья Савишна увидала, что я распустила слюни (расплакался), она тотчас же убежала, а я, продолжая прохаживаться, рассуждал о том, как бы оплатить дерзкой Наталье за нанесённое мне оскорбление.
Через несколько минут Наталья Савишна вернулась, робко подошла ко мне и начала увещевать (уговаривать, убеждать):
- Полноте, мой батюшка, не плачьте…простите меня дуру…я виновата…уж вы меня простите, мой голубчик…вот вам. Она вынула из-под платка корнЕт (музыкальный инструмент), сделанный из красной бумаги, в котором были две карамельки и одна винная ягода, и дрожащей рукой подала его мне. У меня не доставало сил взглянуть в лицо доброй старушке; я, отвернувшись, принял подарок, и слёзы потекли ещё обильнее, но уже не от злости, а от любви и стыда».
Папа закрыл книгу.
- В книге писательницы Водовозовой – такая же няня, - сказала Таня.
А Серёжа спросил:
- Триста рублей – это сколько? Ну, что можно было купить на них?
- Я точно не знаю. – Папа задумался. – Где-то я читал, как один маленький чиновник хотел выиграть по лотерейному билету сто рублей. При этом он рассуждал так: «Приду домой и скажу матери и сестре: «Всё, хватит работать: вот вам сто рублей – живите в своё удовольствие». Значит, сто рублей – много. А уж триста… Обед в те времена стоил пятнадцать копеек. Так что считайте.
- А почему мальчик называет свою маму «мамАн», - спросила Таня.
- Не мальчик, а Лев Николаевич.
- Ну, да. Но он же был маленьким.
- Хорошо, хорошо. В дворянских семьях в XIX веке было принято называть отца и мать на французский манер: папА, мамАн – с ударением на втором слоге.
- Он же немецкий учил, - вспомнила Таня. – И учитель у него немец.
- Дворяне знали по нескольку языков. Кстати, сам Лев Николаевич Толстой владел четырьмя или пятью иностранными языками. Языкам их учили гувернёры, затем - в гимназии, в университете. Но общепринятым языком общения был французский.
- А почему они в школу не ходили? Не было школ? – спросила Таня.
Школы в XIX были. Мало, но были: начальные земские школы, частные. Там дети обучались чтению, письму и арифметике. Там обучались дети из народа а так же дети купцов. Дворянским детям учиться в этих школах считалось зазорным. Поэтому дворяне нанимали домашних учителей. Или обучали сами. Как мать Лизы из повести Е. Водовозовой «История одного детства». Вы же читаете эту повесть?
- Да, - сказала Таня. – Только Серёжа не хочет мне её читать. Он читает «Детство Тёмы».
- Давайте сделаем так: Серёжа для себя читает «Детство Тёмы», а для тебя – «Историю одного детства».
- Да?! – Возмутился Серёжа. – Сколько читать! Пусть сама читает!
- Пусть, - согласился папа. – Понемногу, по чуть-чуть, но сама. А мы тоже будем читать тебе, Таня, - решил папа. – Хочешь узнать историю девочки – потрудись, почитай. Давайте ещё немного о дворянах и на сегодня хватит. Дворянских детей принимали в гимназию после начального обучения. Но не всех, а тех, кто сдавал экзамен по чтению, арифметике и чтению и переводу на одном из иностранных языков. После гимназии они поступали в какой-нибудь университет.
- Пап, если у каждого дворянина были крепостные, то, значит, дворян было мало? – неожиданно спросил Серёжа.
- Ай, да Серёжа! Ай, да молодец! В России в середине XIX века было примерно 65 – 68 миллионов человек. В два раза меньше, чем сейчас в России. А дворян было двести пятьдесят тысяч: от престарелых бабушек-дворянок до младенцев-дворян – всех. Один дворянин примерно на 270 жителей России. Дворянство было привилегирОванным, особым сословием в России. Им были открыты все двери: в гимназии, лицеи, университеты. В то время, как детей крестьян, рабочих и ремесленников туда не принимали. За редким исключением.
Всё, друзья, на сегодня. А теперь – спать.
1. Ребята, что нового для себя вы узнали о жизни дворянских детей?
2. Почему дворянским детям запрещалось играть и общаться с детьми
дворОвыми и крестьянскими?
3. Как вы поняли: в чём особенность дворянских детей?
4. Почему дворянские дети любили своих нянь?
5. Семья, которой служила Наталья Савишна, была «богатой» дворянской
Семьёй, или «бедной»? Как вы это определили?
О том, что дворянские дети учились в гимназиях, вы узнали из рассказа папы. А о порядках в гимназии вы узнаете, если прочтёте ещё один отрывок из повести Н.Г. Гарина-Михайловского «Детство ТёмЫ».
В гимназии
Когда Тёма появился первый раз в классе, занятия были уже в полном разгаре.
Тёму проводили из дому с большим почётом. Приехавший батюшка (священник) отслужил молебен. Мать торжественно перекрестила его с надлежащими наставлениями новеньким образкОм (маленькая икона), который и повесили уму на шею. Он перецеловался со всеми, как будто уезжал на несколько лет. Серёжику он обещал принести из гимназии лошадку. Мать, стоя на крыльце, последний раз перекрестила отъезжавших отца и сына. Отец сам вёз Тему, чтобы сдать его с рук на руки гимназическому начальству. На кОзлах (место для извозчика) сидел Еремей, больше, чем когда-либо торжесивенный. Сам ГнедкО(кличка лошади) вёз Тёму. В воротах стоял Иоська и сиротливо улыбался своему товарищу. Из наёмного(1) двора высыпала вся ватАга(2) ребятишек, с разинутыми ртами провожавшая своего члена ватАги. В открытие ворота мелькнул наёмный двор, всевозможные кучи, вросшие в землю избушки, чуть блеснула стена старого кладбища. Вспомнилось прошлое, мелькнуло сознание, что всё это уже назади, как ножом отрезано… Что-то сжало горло Тёмы, но он покосился на отца и удержался. ДорОгой отец говорил Тёме о том, что ждёт его в гимназии, о товариществе, как в его время преследовали Ябед(3) – накрывали шинелями и били.
Тёма слушал знакомые рассказы и чувствовал, что он будет надёжным хранителем товарищеской чести. В его голове рисовались целые картины геройских подвигов.
У дверей класса Тёма поцеловался последний раз с отцом и остался один. Сердце его немного дрогнуло при виде большого класса, набитого массой детских фигур. Одни на него смотрели с любопытством, другие насмешливо, но все равнодушно и безучастно; их было слишком много, чтобы интересоваться Тёмой.
Вошёл Иван Иванович, высокий чёрный надзиратель, совсем молодой ещё, конфУзливый(4) и крикнул:
- Господа, есть ещё место?
На каждой скамейке сидело по четыре человека. Свободное место оказалось на последней скамейке.
- Ну, вот и садись, - проговорил Иван Иванович и, постояв ещё мгновение, вышел из класса.
Тёма пошёл, скрепя сердце, на последнюю скамейку. Из рассказов отца он знал, что там сидят самые лентяи, но делать было нечего.
- Сюда! – строго скомандовал высокий, плотный, краснощёкий мальчик лет четырнадцати.
Тёму поразил этот верзила, составлявший контраст со всеми остальными ребятишками.
- Полезай! – скомандовал Вахнов и довольно бесцеремОнно (5) толкнул Тёму между собой и маленьким чёрным гимназистом, точно шапкой покрытым мохнатыми нечесаными волосами.
Из-под этих волос на Тёму сверкнула пара косых чёрных глаз и снова куда-то скрылась.
Несколько человек бесцеремонно подошли к соседним скамьям и смотрели на кофузившегося, не знавшего куда девать свои руки и ноги Тёму. Из них особенно впился в Тёму белобрысый(6) некрасивый гимназист Корнев, с заплывшими небольшими глазами, как-то в упор, пренебрежИтельно(7) и недружелюбно осматривая егшо. Вахнов, облокотившись локтем на скамейку, подперев щеку рукой, тоже осматривал Тёму сбоку с каким-то бессмысленным любопытством.
- Как твоя фамилия? – спросил он наконец у Тёмы.
- Карташёв.
- Как? Рубль нашёл? – переспросил Вахнов.
- Очень остроумно! – едко проговорил белобрысый гимназист и, пренебрежительно отвернувшись, пошёл на своё место.
- Это – сволочь! – шепнул Вахнов на ухо Тёме.
- Ябеда? – спросил тоже на ухо Тёма.
Вахнов кивнул головой.
- Его били под шинелями? – спросил опять Тёма.
- Нет ещё, тебя дожидались, - как-то загадочно проговорил Вахнов.
Тёма посмотрел на Вахнова.
Вахнов молча, сосредоточенно поднял вверх палец.
Вошёл учитель географии, жёлтый, расстроенный. Он как-то устало, небрежно сел и раздражённо начал перекличку. Он то и дело харкал и плевался вовсе стороны. Когда дошло до фамилии Карташёва, Тёма, по примеру других, сказал:
- Есть.
Учитель остановился, подумал и спросил:
- Где?
- Встань! - Толкнул его Вахнов. Тёма встал.
- Где вы там? – лерегнулся учитель и чуть не крикнул: - Да подите сюда! Прячется где-то…ищи его.
Тёма выбрался, получив от Вахнова пинка, и стал перед учителем.
Учитель смерил глазами Тёму и сказал:
- Вы что же? Ничего не знаете из пройденного?
- Я был болен, - ответил Тёма.
- Что же мне-то прикажите делать? С вами отдельно начинать сначала, а остальные пусть ждут?
Тёма ничего не ответил. Учитель раздражённо проговорил:
- Ну, так вот что, как вам угодно: если через неделю вы не будете знать всего пройденного, я вам начну ставить единицы до тех пор, пока вы не нагоните. Понятно?
- Понятно, - ответил Тёма.
- Ну, и ступайте.
- Ничего, - шептал успокоительно Вахнов. – Уже без того не обойдётся, всё равно, чтобы не застрять на второй год. Ты знаешь, сколько я лет уже высидел?
- Нет.
- Угадай!
- Больше двух лет, кажется, нельзя.
- Три. Это только для меня, потому что я сын севастопольского героя.
Следующий урок был рисование. Тёме дали карандаш и бумагу.
Тёма начал выводить с модели какой-то нос, но у него не было никаких способностей к рисованию. Выходило что-то совсем несообрАзное(8).
- Ты совсем не умеешь рисовать? – спросил Вахнов.
- Не умею, - ответил Тёма.
- Сотри! Я тебе нарисую.
Тёма стёр. Вахнов в несколько штрихов красиво нарисовал ему большой, выпуклый, с шишкой нос.
- Разве он похож на этот нос? – спросил огорчённо Тёма, сравнивая его с моделью рИмского(9) носа.
- Ну, вот глупости, ты можешь рисовать всякий, какой захочешь… Лишь бы был нос, Ну, скажешь, что у дяди твоего такой нос…вот и всё. Это всё глупости, а вот хочешь, я покажу тебе фокус, только крепче держи. Вахнов сунул в руку Тёме какой-то продолговатый предмет.
- Крепко держи!
- Ты что-нибудь сделаешь?
- Ну вот… только держи…крепче! – И Вахнов с силой дёрнул шнурок.
В то же мгновение Тёма с пронзительным криком, уколотый двумя высунувшимися иголками, хватил со всего размаха Вахнова по лицу.
Учитель встал со своего места и пошёл к Тёме.
Только выдай, сегодня же отделаем под шинелями, - прошептал Вахнов.
Учитель, с каким-то болезненным, прозрачным лицом, с длинными бакенбардами(10), с стеклянными глазами, подошёл и уставился на Тёму.
- Как фамилия?
- Карташёв.
- Встаньте!
Тёма встал.
- Вы что ж, в кабак сюда пришли?
Тёма молчал.
- Ваше рисование?
Тёма протянул свой нос.
- Это что же такое?
- Это моего дяди нос, - отвечал Тёма.
- Вашего дяди? – загадочно переспросил учитель. – Хорошо-с, ступайте из класса!
_ Я больше не буду, прошептал Тёма.
- Хорошо-с, ступайте из класса. – И учитель ушёл на своё место.
- Иди, это ничего, - прошептал Вахнов. – Постоишь до конца урока и придёшь назад. Молодец! Первым товарищем будешь!
Тёма вышел из класса и стал в темноте коридора у самых дверей. Немного погодя в конце коридора показалась фигура в форменном фраке(11). Фигура быстро подвигалась к Тёме.
- Вы зачем здесь? – наклоняясь к Тёме, спросил как-то неопределённо мягко господин.
Тёма увидел перед собой чёрное, с козлиной бородой лицо, большие чёрные глаза с массой тонких синих жилок вокруг них.
- Я…Учитель сказал постоять мне здесь.
- Вы шалили?
- Не…нет.
- Ваша фамилия?
- Карташёв.
- Вы маленький негодяй однако! – проговорил господин, совсем близко приближая своё лицо, таким голосом, что Тёме показалось, будто господин этот оскалил зубы. Тёма задрожал от страха. Его охватило такое же чувство ужаса, как в сарае, когда он остался с глазу на глаз с Абрумкой.
- За что Карташёв выслан из класса? – спросил он, распахнув дверь.
При появлении господина весь класс шумно встал и вытянулся в струнку.
- Дерётся, - проговорил учитель. – Я дал ему модель носа, а он вот что нарисовал и говорит, что это нос его дяди.
Светлый класс, масса народу успокоили Тёму. Он понял, что сделался жертвой Вахнова, понял, что необходимо объясниться, но, на своё несчастье, он вспомнил и наставление отца о товарищистве. Ему показалось особенно удобным именно теперь, перед всем классом, заявить, так сказать, себя сразу, и он заговорил взволнованным, но уверенным и убеждённым голосом:
- Я, конечно, никогда не выдам товарищей, но я всё-таки могу сказать, что я ни в чём не виноват, потому что меня очень нехорошо обманули и ска…
- Молчать!! – заревел благим матом(12) господин в форменном фраке. – Негодный мальчишка!
Тёме, не привыкшему к гимназической дисциплине, пришла другая несчастная мысль в голову.
- Позвольте… - заговорил он дрожащим, растерянным голосом, - вы разве смеете на меня так кричать и ругать меня?
- Вон!! – заревел господин во фраке и, схватив за руку Тёму, потащил за собой по коридору.
- Постойте…- упирался сбившийся окончательно с толку Тёма. – Я не хочу с вами идти…Постойте…
Но господин продолжал волочить Тёму. Дотащив его до дежурной, господин обратился к выскочившему надзирателю и проговорил, задыхаясь
от бешенства:
- Везите этого дерзкого сорванца домой и скажите, что он исключён из гимназии.
Пояснения
1 – наёмный двор – двор или часть двора, которая за определённую плату
сдавалась в наём. Наниматели там строили жильё. Отец Тёмы сдавал
часть своего двора в наём, и с детьми с этого наёмного двора Тёма был
знаком.
2 – ватАга – шумная группа, толпа.
3 – Ябеда – доносчик, клеветник.
4 – конфУзливый – человек, который смущается, стесняется.
5 – бесцеремОнно – грубо, нахально.
6 – белобрЫсый – человек со светлыми волосами, бровями и ресницами.
7 – пренебрежИтельно – высокомерно, неуважительно.
8 – несообрАзное – лишенное здравого смысла.
9 – модель римского носа – скульптурное изображение прямого носа.
10 – бакенбАрды – волосы, растущие от висков вниз по щекам.
11 – фрак – двубортная длинная одежда (чаще для мужчин), у которой
передние пОлы, от талии к низу, удалены, отрезаны.
12 – благим матом – очень громко, изо всех сил несдержанно кричать.
Ребята! Давайте не будем ждать с вами, когда папа прочитает или расскажет Тане с Серёжей что-то новое. Попробуем их опередить.
Вы знаете, что дворянским детям запрещалось играть и общаться с дворовыми детьми. Но барчукам иногда было скучно и им хотелось поиграть с дворовыми детьми, послушать их страшные рассказы – пообщаться. И они, барчуки, тайком от родителей и нянь сбегали к дворовым или крестьянским детям поиграть в их игры.
Как это происходило? Вы узнаете, когда прочтёте отрывок из повести Алексея Николаевича Толстого (обратите внимание: не Льва Николаевича Толстого, а - Алексея Николаевича; они не родственники, а однофамильцы). Это тот самый А.Н. Толстой, который написал всем вам известную сказку «Приключения Буратино».
Но сейчас вам предлагается прочитать отрывок из повести «Детство Никиты». Отрывок называется «У колодца»
У колодца
Посредине двора, у колодца, где снег вокруг был жёлтый, обледенелый и истоптанный, Никита нашёл Мишку Коряшонка. Мишка сидел на краю колодца и макал в воду кончик голИцы – кожаной рукавицы, надетой на руку. Никита спросил, зачем он это делает. Мишка Коряшонок ответил:
- Все кончанские голИцы макают и мы теперь будем макать. Она зажОхнет – страсть ловко драться. Пойдёшь на деревню-то?
- А когда?
- Вот пообедаем и пойдём. Матери ничего не говори.
- Мама отпустила, только не велела драться.
- Как не велела? А если на тебя наскОчат? Знаешь, кто на тебя наскочит, - Стёпка Карнаушкин. Он тебе даст, ты – брык.
- Ну, со Стёпкой-то я справлюсь, - сказал Никита, - я его на один мизинец пущу. – И он показал Мишке палец.
Коряшонок посмотрел, сплюнул и сказал грубым голосом:
- У Стёпки Карнаухина кулак заговОренный. На прошлой неделе он в село , в Утевку, ездил с отцом за солью, за рыбой, там ему кулак заговаривали, лопни глаза – не вру.
Никита задумался, - конечно, лучше бы совсем не ходить на деревню, но Мишка скажет – трус.
- А как же ему кулак заговаривали? – спросил он.
Мишка опять сплюнул.
- Пустое дело. Перво-наперво возьми сажи и руки вымажи и три раза скажи: «Тани-бани, что под нами, под железными столбами?» Вот тебе и всё.
Никита с большим уважением глядел на Коряшонка. На дворе в это время со скрипом отворились ворота, и оттуда плотной серой кучей выбежали овцы,- стучали копытцами, как костяшками, трясли хвостами, роняли орешки. У колодца овечье стадо сгрудилось. Блея и теснясь, овцы лезли к колоде, проламывали мордочками тонкий ледок, пили и кашляли. Баран, грязный и длинношерстный, уставился на Мишку белыми, пегими глазами, топнул ножкой, Мишка сказал ему: «Бездельник» - и баран бросился на него, но Мишка успел перескочить через колоду.
Никита и Мишка побежали по двору, смеясь и дразнясь. Баран погнался за ними, но подумал и заблЕял:
- Сааами безде-е-е-ельники.
- Когда Никиту с чёрного крыльца(2) стали кричать обедать, Мишка Коряшонок сказал:
- Смотри, не обмани, пойдём на деревню-то.
Битва
Никита и Мишка Коряшонок пошли на деревню через сад и пруд короткой дорогой. На пруду, где ветром сдуло снег со льда, Мишка на минутку задержался, вынул перочинный ножик и коробку спичек, присел и, шмыгая носом, стал долбить синий лёд в том месте, где в нём был внутри белый пузырь. Эта штука называлась «кошкой», - со дна пруда поднимались болотные газы и вмерзали в лёд пузырями. Продолбив лёд, Мишка зажёг спичку и поднёс к скважине, «кошка» вспыхнула, и надо льдом поднялся желтоватый бесшумный язык пламени.
- Смотри, никому про это не говори, - сказал Мишка, - мы на той неделе на нижний пруд пойдём кошки поджигать, я там одну знаю – огромАднеющая, целый день будет гореть.
Мальчики побежали по пруду, пробрались через поваленные жёлтые камыши на тот берег, и вошли в деревню.
В эту зиму нанесло большие снегА. Там, где ветер продувал вольно между дворами, снега было немного, но между избами поперёк улицы намело сугробов выше крыш.
Избёнку бобылЯ(3), дурачка Савоськи, завалило совсем, одна труба торчала над снегом. Мишка сказал, что третьего дня(4) Савоську всем миром выкапывали лопатами, а он, дурачок, как его завалило за ночь бураном, затопил печь, сварил пустых щей(5), поел и полез спать на печь. Так его сонного на печке и нашли, разбудили и оттаскали за виски - за глупость.
На деревне было пусто и тихо, из труб кое-где курился дымок. Невысоко, над белой равниной, над занесёнными омётами(6) и крышами, светьило мглистое солнце. Никита и Мишка дошли до избы Артамона Тюрина, страшного мужика, которого боялись все на деревне, - до того был силён и сердит, и в окошечко Никита увидел рыжую, как веник бородищу Артамона, - он сидел у стола и хлебал из деревянной чашки. В другое окошечко, приплюснув к стеклу носы, глядели три конопатых мальчика, Артамоновы сыновья: Сёмка, Лёнька и Артамошка – меньшой.
Мишка, подойдя к избе, свистнкл, Артамон обернулся, жуя большим ртом, погрозил Мишке ложкой. Трое мальчишек исчезли и сечас же появились на крыльце, подпоясывая кушакАми(7) полушубки.
Эх вы, - сказал Мишка, сдвигая шапку на ухо, - эх вы – девчонки…Дома сидите – забоялись.
- Ничего мы не боимся, - ответил один из конопатых, Сёмка.
- Тятька(8) не велит валенки трепать, - сказал Лёнька.
- Давеча(9) я ходил, кричал кончанским, они не обижаются, - сказал Артамошка-меньшой.
Мишка двинул шапку на другое ухо, хмыкнул и проговорил решительно:
- Идём дражнить(10). Мы им покажем.
Конопатые ответили: «Ладно», и все вместе полезли на большой сугроб, лежавший поперёк улицы, - отсюда за Артамоновой избой начинался другой конец деревни.
Никита думал, что на кончАнской стороне кишмЯ кишит мальчишками, но там было пусто и тихо, только две девочки, оьмотанные платками, втащили на сугроб салазки, сели в них, протянув перед собой ноги в валенках, ухватились за верёвку, завизжали и покатились через улицу мимо амбАрушки(11) и – дальше по крутому берегу на речной лёд.
Мишка, а за ним конопатые мальчики и Никита стали кричать с сугроба:
- Эй, кончАнские!
- Вот мы вас!
- Попрятались, боятся!
- Выходите, мы вас побьём!
- Выходите на одну руку, эй, кончАнские! – кричал Мишка, хлопая рукавицами.
На той стороне, на сугробе, появилось четверо кончАнских. Похлопывая, поглаживая рукавицами по бокам, поправляя шапки, они тоже начали кричать:
- Очень вас боимся!
- Сейчас испугались!
- Лягушки, лягушата, ква-ква!
С этой стороны на сугроб влезли товарищи – Алёшка, нил, Ванька Чёрные Уши, Петрушка – бобылёв племянник и ещё совсем маленький мальчик с большим животом, закутанный крест-накрест в материнский платок. С той стороны тоже прибыло мальчиков пять-шесть. Они кричали:
- Эй, вы, конопатые, идите сюда, мы вам ототрём веснушки!
- Кузнецы косоглазые, мышь подковали! – кричал с этой стороны Мишка Кряшонок.
- Лягушки, лягушата!
Набралось с обеих сторон до сорока мальчишек. Но начинать не начинали, было боязно. Кидались снегом, показывали носы. С той стороны кричали: «Лягушки, лягушата!», с этой: «Кузнецы косоглазые!». ТО и другое было обидно. Вдруг между кончАнскими появился небольшого роста, широкий курносый мальчик. Растолкал товарищей, с развальцем спустился с сугроба, подбоченился и крикнул:
- Лягушата, выходи, один на один!
Это и был Стёпка Карнаушкин с заговОренным кулаком.
КончАнские кидали кверху шапки, свистели пронзительно. На этой стороне мальчишки притихли. Никита оглянулся. Конопатые стояли насУпясь(12). Алёшка и Ванька Чёрные Уши подались назад, маленький мальчик в мамином платке таращил на Карнаушкина круглые глаза, готовился дать рёву(13), Мищка Коряшонок ворчал, оттягивая кушак под живот:
- Не таких укладывл, тоже – нЕвидаль. Начинать неохота, а то – рассержусь, я ему так дам – шапка на две сажени взовьётся.
Стёпка Карнаушкин, видя, что никто не хочет с ним биться, махнул рукавицей своим:
- Вали, ребята!
И кончАнские с криком и свистом посыпались с сугроба.
Конопатые дрогнули, за ними побежал Мишка, Ванька Чёрные Уши и наконец все мальчики, побежал и Никита. Маленький в платке сел в снег и заревел.
Наши пробежали Артамонов двор и двор Черноухова и взобрались на сугроб. Никита оглянулся. Позади на снегу лежал Алёшка, Нил и пять наших, - кто упал, кто лёг сам со страха, - лежачего бить было нельзя.
Никите стало, - хоть плачь, - обидно и стыдно: струсили, не приняли боя. Он остановился, сжал кулаки и сейчас же увидел бегущего на него Стёпку Карнаушкина, курносого, большеротого, с вихром из-под бараньей шапки.
Никита нагнул голову и, шагнув навстречу, изо всей силы ударил Стёпку в грудь. Стёпка мотнул головой, уронил шапку и сел в снег.
- Эх ты, - сказал он, - будя…
КончАНские сейчас же остановились. Никита пошёл на них и они подалИсь. Перегоняя Никиту, скриком : «Наша берёт!» - всею стеною кинулись на кончАнских наши. КончАнские побежали. Их гнали дворов пять, покуда все они не полегли.
Никита возвращался на свой конец взволнованный, разгорячённый, посматривая, с кем бы ещё схватиться. Его окликнули. За амбАрушкой стоял Стёпка Карнаушкин. Никита подошёл, Стёпка глядел на него исподлобья(14).
- Ты здорово мне дал, - сказал он, - хочешь дружиться?
- Конечно, хочу, - поспешно ответил Никита.
Мальчики, улыбаясь, глядели друг на друга. Стёпка сказал:
- Давай поменяемся.
- Давай.
Никита подумал, чтобы отдать ему самое лучшее, и дал Стёпке перочинный ножик с четырьмя лезвиями. Стёпка сунул его в карман и вытащил оттуда свинчатку – бАбку(15) , налитую свинцом.
- На. Не потеряй, дорого стОит.
Пояснения
1 – «Пойдёшь на деревню-то?» - помещичья, барская усадьба стояла, как правило, отдельно от жилища крестьян, от деревни; поэтому Мишка так и спрашивает Никиту.
2 – чёрное крыльцо – то же самое, что «чёрный ход»: выход не во двор.
3 – бобыль – безземельный крестьянин-бедняк.
4 – третьего дня – позавчера.
5 – пустые щи – без мяса, без рыбы.
6 – кушАк - широкий матерчатый пояс.
7 – омёт – сложенная бльшой кучей солома.
8 – тЯтька – отец.
9 – дАвеча – совсем недавно, только что.
10 – дражнИть – дразнить, злить.
11 – амбАрушко – маленький амбар, строение для зранения зерна, припасов.
12 – насУпясь – нахмурившись и наклонив голову.
13 – дать рёву – громко заплакать.
14 – исподлОбья – из под опущенной головы.
15 – бАбка – кость надкопытного сустава ноги коровы или лошади, применяемая для игры в бАбки.
Ребята! Посмотрите внимательно на то, как говорит Тёма: какие слова употребляет в свое речи, как обращается к собеседнику? И сравните его речь с речью Никиты.
1. Чья речь ближе к простонародной: Тёмы или Никиты?
2. Попробуйте объяснить почему.
День десятый
Зима была полная: и морозы, и снег, и метели. Бывали даже такие морозы, что в младших классах отменяли занятия. Школьники, конечно, этому радовались: гоняли шайбу, катались с горок. Возле тёплого дома мороз был не страшен: в любой момент можно было забежать в квартиру, согреться у батареи отопления или горячим чаем. А если уж никак нельзя было надолго оторваться от игры, то можно было согреться и в подъезде.
Был уже конец декабря. Самые короткие дни и самые долгие ночи в году. Таня и Серёжа долгими зимними вечерами закончили чтение «Детства Тёмы» и «Истории одного детства».
В один из последних выходных дней перед Новым годом, после игр и гуляния во дворе, когда яркое, но холодное зимнее солнце пронизывало всю «гостиную», папа, Таня и Серёжа устроились на диване.
- Хорошо! – сказал папа.
- Хорошо! – сказала Таня, прильнув к отцу.
Серёжа тоже подумал, что «хорошо!», но сдержался и промолчал. Только улыбнулся.
- В камине весело потрескивают дрова…В комнате тепло…Уютно от этого тепла и мороза за окном…- неожиданно проговорил папа.
- Это из книги? – спросил Серёжа.
- Нет. Это я так представляю зимний день в усадьбе какого-нибудь помещика.
И вся троица снова погрузилась в молчание. На подоконнике снаружи грелись воробьи на солнышке, прошуршала шинами машина.
- А что, не все дворяне уезжали на зиму в город? – спросила Таня.
Оставались те, у кого не было дОма в городе. Как у семьи Лизы, например. А иногда помещик из города приезжал, или, как говорили раньше, выезжал на охоту: на зайца, лису. Тогда он какое-то время жил в своём поместьи.
- Пап, ты говорил, что родители запрещали дворянским детям играть с дворовыми детьми, а вот Никите, я читаю сейчас, не запрещали. Почему? – спросил Серёжа.
- Тёма тоже, - вспомнила Таня.
- А вот мальчик из книги Льва Николаевича Толстого – не играл. И даже считал для себя унизительным общение с дворОвыми детьми. И я у вас хочу спросить: почему?
Ребята молчали.
- Да потому, что чем беднее была дворянская семья, тем ближе была она к народу. Многое приходилось делать самим, а не слугам и детей воспитывать о обучать приходилось самим. А богатые дальше были от этих нужд, а, значит, и от народа. Понятно?
- Понятно, - неуверенно сказала Таня.
- Помните наш последний выезд в сад? – спросил папа. Осень, солнце, тихий день… Мы на берегу реки. Вода спокойная, медленная, почти недвижная…
- И охотник! – вспомнила Таня.
- Да, и охотник. Но я хотел сказать о другом. Серёжа бросал камни в воду, помните? И круги были на воде. Чем дальше круги от места падения камня, тем волны ниже и слабее. Так и у дворян: чем богаче они и ближе к столице, тем дальше от широкой полноводной жизни народа. И чем дальше от столицы…
- …тем ближе к народу, - закончил Серёжа.
- Да. Тем больше у них простонародных привычек и обычаев. И речь ближе к народной.
- Но это же несправедливо, что дети простого народа не могли учиться! – вдруг сказала Таня.
- Ну, конечно, несправедливо. Но устройство общества было таким. Бедные должны трудиться, а богатые – учиться. Бедные учились труду, а богатые трудились, обучаясь в гимназиях и университетах. Для бедных труд – это обучение жизни, выживанию: кто ленился и не научился делать хорошо свою работу, тот разорялся и погибал. Для богатых же 6 ученье – труд. Учиться – значит, знать. А знать – значит, быть хозяином. Слова «знаю» и «хозяин» - одного корня. Дворяне и были хозяевами России.
- Но это – мальчики, - возразила Таня. – А девочки?
- А девочек готовили к выгодному замужеств. Их учили и вышивать, и присматривать за домом – быть хозяйкой. Это в бедных дворянских семьях, А в богатых учили вести светские разговоры, обучали светским манерам, иностранным языкам, танцам. Надо сказать, что дворянских детей в гимназиях, лицеях, кадетских корпусах, университетах, академиях, в Смольном институте благородных девиц очень много внимания уделялось воспитанию души, или по-другому – нравственному воспитанию. Благородство, порядочность, милосердие – человеческие качества, которые очень важны в любом человеческом обществе.
- Извините, друзья, но я предлагаю вам потрудиться, - в «гостиной» появилась мама с большой коробкой в руках. – Завтра – послезавтра принесём ёлку, надо перебрать игрушки.
И мама поставила коробку на пол.
- Ура! – прокричала Таня и сползла с дивана.
Серёжа тоже.
…Когда дети закончили перебирать игрушки, папа сказал:
- Есть предложение: я вам немного почитаю, затем вы погуляете, а дальше – по привычному вечернему распорядку. Договорились?
- Возражений нет, - серьёзно сказал Серёжа.
- Только руки вымоем, - добавила Таня.
Дети вместе с отцом снова устроились на диване и папа раскрыл книгу.
Ёлка
(отрывок из повести Алексея Николаевича
Толстого «Детство Никиты»)
«В гостиную втащили большую мёрзлую ёлку. Пахом долго стучал и тесал топором, прилаживая крест. Дерево, наконец, подняли, и оно оказалось так
высоко, что нежно-зелёная верхушечка согнулась под потолком.
От ели веяло холодом, но понемногу слежавшиеся ветви её оттаяли, поднялись, распушились, и по всему дому запахло хвоей. Дети принесли в гостиную вороха цепей и картонки с украшениями, подставили к ёлке стулья и стали её убирать. Но скоро оказалось, что вещей мало. Пришлось опять сесть клеить фунтики, золотить орехи, привязывать к пряникам и крымским яблокам серебряные верёвочки».
- Папа, а что такое «клеить фунтики»? – спросила Таня.
- Вот этого, Танечка, я не знаю. Что-то из бумаги, наверное.
- Игрушка.
- Давай посмотрим в словаре.
Папа достал с полки толстый «Словарь русского языка» и стал искать.
- У, Ф, Х, Ц, Ч… Ага… Фундук, фунт… Фунтик! «Свёрнутый из бумаги пакет в форме воронки». Понятно: цветные фунтики. Как фонарики. Итак!
«За этой работой дети просидели весь вечер, покуда Лиля, опустив голову с измятым бантом на локоть, не заснула у стола.
Настал сочельник».
- Это день накануне Рождества Христова. Раньше Рождество Христово было в день 25 декабря. А 24 декабря – сочельник, день перед Рождеством. Это было по старому стилю. А по новому стилю, как сейчас – 7 января Рождество.
- А что такое «стиль»?
- Это способ летоисчисления. До 1918 года Россия вела летоисчисление по Юлианскому календарю. А с февраля 1918 года Россия стала жить по календарю, по которому живёт весь мир. А называется календарь – Григорианский. По этому календарю то или иное число наступает на тринадцать дней раньше, чем по Юлианскому календарю. Вот сегодня у нас 24 декабря – по новому, Григорианскому календарю, а по старому, Юлианскому – 11 декабря.
- Пап, пап! Сегодня же двадцать четвёртое декабря!
- И что?
- Так если бы мы жили по старому, то сегодня был бы сочельник! – выкрикнула Таня.
- Не по старому, а в XIX веке, - поправил папа.
- Ладно, - согласилась Таня, - читай дальше.
«Настал сочельник. Ёлку убрали, опутали золотой паутиной, повесили цепи и вставили свечи в цветные защИпочки. Когда всё было готово, матушка сказала:
- А теперь, дети, уходите, и до вечера в гостиную не заглядывать.
В этот день обедали поздно и нАспех, - дети ели только сладкое – шарлотку. В доме была суматоха. Мальчики слонялись по дому и ко всем приставали – скоро ли настанет вечер? Даже Аркадий Иванович, надевший чёрный долгополый сюртУк и кОробом стоявшую накрахмаленную рубашку, не знал, что делать, - ходил от окна к окну и посвистывал. Лиля ушла к матери.
Солнце страшно медленно ползло к земле, розовело, застилалось мглистыми облачками, длиннее становилась лиловая тень от колодца на снегу. Наконец матушка велела идти одеваться. Никита нашёл у себя на постели синюю шёлковую рубашку, вышитую ёлочкой по вороту, подолу и рукавам, витой поясок с кистями и бархатные шаровары. Никита оделся и побежал к матушке. Она пригладила ему гребнем волосы на пробор, взяла за плечи, внимательно посмотрела в лицо и подвела к большому красного дерева трюмо. В зеркале Никита увидел нарядного и благонравного мальчика. Неужели это был он?»
Серёжа с улыбкой на лице смотрел куда-то в пространство. Таня, приоткрыв рот, тоже улыбалась. О чём они думали? Что представляли себе? Папа продолжал читать.
«- Ах, Никита, Никита, - проговорила матушка, целуя его в голову, - если бы ты всегда был таким мальчиком.
Никита на цыпочках вышел в коридор и увидел важно идущую ему навстречу девочку в белом. На ней было пышное платье с кисейными юбочками, большой белый бант в волосах, и шесть пышных локонов с боков её лица, тоже сейчас неузнаваемого, спускались на худенькие плечи. Подойдя, Лиля с гримаской оглядела Никиту.
- Ты что думал – это привидение, - сказала она, - чего испугался? – и прошла в кабинет и села там с ногами на диван».
Таня рассмеялась заливисто и звонко. Папа глянул на Таню и улыбнулся.
- Они – тоже на диване! – пояснила Таня.
«Никита тоже вошёл за ней и сел на диван, на другой его конец.. В комнате горела печь, потрескивали дрова, рассыпались угольками. Красноватым мигающим светом были освещены спинки кожаных кресел, угол золотой рамы на стене, голова Пушкина между шкапАми.
Лиля сидела не двигаясь. Было чудесно, когда светом печи освещались её щека и приподнятый носик. Появился Виктор в синем мундире со светлыми пуговицами и с галУнным воротником, таким тесным, что трудно было разговаривать».
- Галуны – это золотая или серебреная нашивка из тесьмы, - пояснил папа.
«Виктор сел в кресло и тоже замолчал. Рядом в гостиной, было слышно, как матушка и Анна Аполлоновна (мать Лили) разворачивали какие-то свёртки, что-то ставили на пол и переговаривались вполголоса. Виктор подкрался было к замочной скважине, но с той стороны щелка была заложена бумажкой.
Затем в коридоре хлопнула на блоке дверь, послышались голоса и много мелких шагов. Это пришли дети из деревни. Надо было бежать к ним, но Никита не мог пошевелиться. В окне на морозных узорах затЕплился голубоватый свет. Лиля проговорила тоненьким голосом:
- Звезда взошла.
И в это время раскрылись двери в кабинет. Дети соскочили с дивана. В гостиной от пола до потолка сияла ёлка множеством, множеством свечей. Она стояла как огненное дерево, переливаясь золотом, искрами, длинными лучами. Свет от неё шёл густой, тёплый, пахнущий хвоей, воском, мандаринами, медовыми пряниками.
Дети стояли неподвижно потрясённые. В гостиной раскрылись другие двери, и, теснясь к стенке, вошли деревенские мальчики и девочки. Все они были без валенок, в шерстяных чулках, в красных, розовых, жёлтых, рубашках, в жёлтых, алых, белых платочках».
- Как игрушки, - сказала Таня.
- А почему – ёлка? – спросил Серёжа. – Ведь не Новый год?
- Раньше ёлку ставили ко дню рождения Христа, то есть к Рождеству. А Новый год начинался через неделю после Рождества.
- Дальше, пап!
«Тогда матушка заиграла на рояле польку. Играя, обернула к ёлке улыбающееся лицо и запела:
« Журавлины дОлги ноги
Не нашли пути, дороги…»
Никита протянул Лиле руку. Она дала ему руку и продолжала глядеть на свечи, в синих глазах её, в каждом глазу горело по ёлочке. Дети стояли не двигаясь.
Аркадий Иванович подбежал к толпе мальчиков и девочек, схватил за руки и галопом помчался с ними вокруг ёлки. Полы его сюртука развевались. Бегая, он прихватил ещё двоих, потом Никиту, Лилю, Виктора, и наконец все дети закружились хороводом вокруг ёлки.
«Уж я золото хороню, хороню,
Уж я сЕребро хороню, хороню», - запели деревенские.
Никита сорвал с ёлки хлопушку и разорвал её, в ней оказался колпак со звездой. Сейчас же захлопали хлопушки, запахло хлопушечным порохом, зашуршали колпаки из папиросной бумаги.
Лиле достался бумажный фартук с карманчиками. Она надела его. Щёки её разгорелись, как яблоки, губы были измазаны шоколадом. Она всё время смеялась, посматривая на огромную куклу, сидящую под ёлкой на корзинке с кукольным приданным.
Там же под ёлками лежали бумажные пакеты с подарками для мальчиков и для девочек, завёрнутые в разноцветные платки. Виктор получил полк солдат с пушками и палатками. Никита – кожаное настоящее седло, уздечку и хлыст.
Матушка опять заиграла на рояле, вокруг ёлки пошёл хоровод с песнями, но свечи уже догорали, и Аркадий Иванович, подпрыгивая, тушил их. Ёлка тускнела. Матушка закрыла рояль и велела всем идти в столовую пить чай.
Но Аркадий Иванович и тут не успокоился, - устроил цепь и сам впереди, а за ним двадцать пять ребятишек, побежали обходом через коридор в столовую.
В прихожей Лиля оторвалась от цепи и остановилась, переводя дыхание и глядя на Никиту смеющимися глазами. Они стояли около вешалки с шубами. Лиля спросила:
- Ты чего смеёшься?
- Это ты смеёшься, - ответил Никита.
- А ты чего на меня смотришь?
Никита покраснел, но пододвинулся ближе и сам не понимая, как это вышло, нагнулся к Лиле и поцеловал её».
Таня издала горлом какой-то странный звук, метнула в Серёжу странный взгляд и спрятала лицо на плече папы.
- Ты чего? – смутился Серёжа.
- А ничего, - ответила Таня, не показывая лица.
Папа посмотрел на Таню, а Таня горячо зашептала ему на ухо:
- У Серёжки в классе тоже есть Лиля, я знаю…
- Ну, и что, - улыбнулся папа.
- А ничего, - сказала со значением Таня.
- Чего она? – недовольно спросил Серёжа.
- А ничего, - рассмеялся папа. – Я продолжаю.
«Она сейчас же ответила скороговоркой:
- Ты хороший мальчик, я тебе этого не говорила, чтобы никто не узнал, но это секрет. – Повернулась и убежала в столовую.
После чая Аркадий Иванович устроил игру в фАнты, но дети устали, наелись и плохо соображали, что нужно делать. Наконец, один совсем маленький мальчик, в рубашке горошком, задремал, свалился со стула и начал громко плакать.
Матушка сказала, что ёлка кончена. Дети пошли в коридор, где вдоль стены лежали их валенки и полушубки. Оделись и вывалились всей гурьбой на мороз.
Никита пошёл провожать детей до плотины. Когда он один возвращался домой, в небе высоко, в радужном бледном круге, горела луна. Деревья на плотине и в саду стояли огромные и белые и, казалось, выросли, вытянулись под лунным светом. Направо уходила в неимоверную морозную мглу белая пустыня. Сбоку Никиты передвигала ногами длинная большеголовая тень.
Никите казалось, что он идёт во сне, в заколдованном царстве. Только в зачарованном царстве бывает так странно и так счастливо на душе».
- Всё! – сказал папа. - У матросов нет вопросов? – И сам себе ответил: - нет! Гулять!
Все потянулись на кухню к матери.
- Мама, мама! Сегодня по старому стилю соч… сочельник, а завтра – Рождество, - выпалила Таня.
- Не по старому стилю, - поправил её Серёжа,- а если бы мы жили в XIX веке.
- Всё равно – праздник, - упрямо заявила Таня. – Правда, Сява?
- Сява – хороший, - отрапортовал попугай и вдруг добавил: - Сява дворянин, Сява дворянин.
Семья на миг онемела. Говорил только Сява:
- Сява дворянин! Сява однодворец!
- Ура! – завопила Таня. – Я научила! Я научила!
Все смеялись. Хвалили Таню и Сяву.
- Молодцы! – утирая слёзы, сказала мама.
- Вот и подарок к Новому году! – еле вымолвил папа. – А гулять? Идёт кто?
Какое там гуляние! Сява был в центре внимания и «раздавал интервью»:
- Сява – дворянин! Сява – однодворец!
…А через три дня начались зимние каникулы.
Ну, вот и всё, ребята, о дворянах и дворянских детях. Я думаю, что вы теперь можете ответить на вопросы: кто такие бояре, а кто – дворяне? Читая книги, обращайте внимание на новые слова и выражения. Помните о том, что русская литература XIX века создана почти одними дворянами. Не спешите закрывать книгу. Прочтите несколько отрывков о зиме. И пусть никто и ничто вам не мешают читать: только вы и книга. И ваше воображение.
«Прекрасна – и особенно в эту зиму – была Батуринская усадьба. Каменные столбы въезда во двор, снежно-сахарный двор, изрезанный по сугробам полозьями, тишина, солнце, в остром морозном воздухе сладкий запах чада из кухонь, что-то уютное, домашнее в следах, пробитых от поварской к дому, от людской…к конюшне и прочим службам, окружающим двор…Тишина и блеск, белизна толстых от снега крыш, по-зимнему низкий, утонувший в снегах, красновато чернеющий голыми сучьями сад, с двух сторон видный за домом, наша заветная столетняя ель, поднимающая свою острую чёрно-зелёную верхушку в синее яркое небо из-за крыши дома, из-за крутого ската, подобно снежной горной вершине, между двумя спокойно и высоко дымящимися трубами…»
Иван Алексеевич Бунин «Жизнь Арсеньева»
«Рождество…
Чудится в этом слове крепкий, морозный воздух, льдистая чистота и снежность. Самое слово это видится мне голубоватым. Даже в церковной песне –
Христос рождается – славите!
Христос с небес – срящите! –
Слышится хруст морозный.
Синеватый рассвет белеет. Снежное крУжево деревьев легко. Как воздух. Плавает гул церковный, и в этом морозном гуле шаром всплывает солнце. Пламенное оно, густое, больше обыкновенного: солнце на Рождество. Выплывает огнём за садом. Сад – в глубоком снегу, светлеет, голубеет. Вот побежало по верхушкам; иней зарозовел; розово зачернели галочки, проснулись; брызнуло розоватой пылью, берёзы позлатились, и огненно-золотые пятна пали на белый снег!
Вот оно утро Праздника, - Рождество».
Иван Сергеевич Шмелёв «Лето Господне»
С Новым годом вас, ребята! С Рождеством Христовым! Весёлых и здоровых каникул вам! Читайте больше. Спрашивайте чаще и больше. Донимайте взрослых вопросами чаще и больше. Пусть на все ваши «почему?» у вас будут ответы.
Через две недели мы с вами встретимся.
До свидания!
Книги для чтения на каникулах
1. И. А. Бунин «Антоновские яблоки», любое издание.
2. И. А. Бунин «Жизнь Арсеньева», любое издание.
3. С. Т. Аксаков «Детские годы Багрова-внука», глава «Пребывание Багрова
без отца и матери», любое издание.
4. Е.Н. Водовозова «История одного детства», С-Петербург, издательство
«Веско», 1992год.
5. Л. А. Чарская «Записки маленькой гимназистки», М. изд. «Дом»,1991 год.
6. Н. Г. Гарин-Михайловский «Детство Тёмы», любое издание.
7. А. Н. Толстой «Детство Никиты», любое издание.
8. Л.Н. Толстой «Детство. Отрочество. Юность», любое издание.
9. М.М. Пришвин «Охотничьи рассказы», любое издание.
Книги для родителей
1. В. О. Ключевский «Сочинения в 9 томах», т. 6, «Специальные курсы» -
«История сословий России, лекции 1 - 22, любое издание.
2. Е. А. Анисимов «Время петровских реформ», Лениздат, 1989 год, гл.
«Произведение подданного всероссийского народа».
3. А. П. Керн «Воспоминания. Дневники. Переписка», гл. «Из воспоминаний
о моём детстве», М. изд. «Правда», 1989 год.
4. М. А. Гордин «Владислав Озеров», ч.1 «Дворянское воспитание»,
изд. «Искусство», 1991 год.
5. В. О. Михневич «Русская женщина XVIII столетия». М. «Панорама» 1990 г.
6. А. П.Башуцкий «Няня», в книге «Русский очерк, 40 – 50 годы XIX века»,
М. изд. «Московский университет», 1986 год.
3. Крестьянские дети
День одиннадцатый
Однажды в студеную зимнюю пору
Я из лесу вышел; был сильный мороз.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Лошадка, везущая хворосту воз.
И шествуя важно, в спокойствии чинном,
Лошадку ведёт под уздцы мужичок
В больших сапогах, в полушубке овчинном,
В больших рукавицах… а сам с ноготок!
«Здорово, парнище!» - Ступай себе мимо! –
«Уж больно ты грозен, как я погляжу!
Откуда дровишки?» - Из лесу, вестимо!
Отец, слышишь, рубит, а я отвожу.
(В лесу раздавался топор дровосека.)
«А что, у отца-то большая семья?»
- Семья-то большая, да два человека
Всего мужиков-то: отец мой, да я… -
«Так вон оно что! А как звать тебя?» - «Власом. –
«А кой тебе годик?» - Шестой миновал…
Ну, мёртвая! – крикнул малюточка басом,
Рванул под уздцы и быстрей зашагал.
Н. А. Некрасов
Ах, как быстро проходят каникулы! Как недолги праздники! Вот и Новый год прошёл с ёлкой и карнавалом возле неё, где Таня была «дворянкой», в пышном длинном розовом платье, в чепчике, в длинных перчатках (почти по локоть!) с веером в руке. «Это было здорово!» - говорил Серёжа, но сам «дворянином» не захотел быть.
Прошло Рождество Христово. Рождество Таня и Серёжа встречали на селе, у бабушки, к которой поехали сразу после Нового года, на все каникулы. Как было интересно в деревне! Дети другими глазами смотрели на сельскую жизнь. Таня всё допытывалась у бабушки: «Где здесь усадьба помещика? А кто сейчас барин?» Бабушка отвечала, как могла: показывала коттедж бывшего директора совхоза и говорила: «Да вот они, все здесь». Серёжа разъяснял Тане её наивные вопросы и незло смеялся над нею.
В канун Рождества, в сочельник, бабушка сказала, что раньше в этот день до появления вечерней звезды не ели. И Таня решила, что она тоже не будет есть до вечерней звезды; и сначала весело, а потом уже и с грустью ждала вечера: когда же появится эта звезда? И откуда? Наверное, оттуда, откуда появляется солнце? Бабушка пожалела Таню и накормила её до восхода звезды. А Серёжа выдержал, и ел вместе со всеми кутьЮ: сладкую рисовую кашу с изюмом.
А вечером на селе начались колЯдки: по селу ходили рЯженые, одетые в вывернутые наизнанку шубы парни и девчата с разрисованными лицами; они гремели сковородами и пустыми кастрюлями, пели и плясали и говорили стихами. А потом требовали «пирожок или каши горшок». Дедушка налил парням по рюмке вина, а бабушка угостила всех шанежками. Было очень интересно! Как в Новый год.
Бабушка рассказывала внукам о колЯдках, об обычаях деревенских жителей, и Тане с Серёжей было интересно слушать об этом.
Днём ребята катались на санках с горок или устраивали гонки по льду замёрзшей реки.
Но всему приходит конец: кончились и каникулы. Папа вёз ребят домой и они наперебой делились своими впечатлениями. Дома Таня и Серёжа обнялись и расцеловались с мамой, а Сява поприветствовал ребят в своём новом звании: «Сява – двор-рянин! Сява – хор-роший!» Нескромно, конечно с его стороны, но что взять с попугая: попугай, он и есть попугай, даже если волнистый и зелёный.
…После праздничного ужина («В честь приезда детей», - объяснила мама), во время которого ни Серёжа, ни Таня нисколько не соблюдали правил «юности честного зерцала», (взахлёб, наперебой, с полными ртами делились своими впечатлениями); после того, как умиротворённо и уютно все расположились в комнате, Таня, зевнув, сказала отцу:
- Расскажи о крестьянах.
- Ты засыпАешь уже, - улыбнулся папа.
- Нет, я буду слушать.
- А я пойду погуляю, - решил Серёжа.
- Посиди дома, успеешь встретиться с друзьями: завтра ещё день, - разгадала его замысел мама.
- Ну, мам!
- Мы сколько вас не видели? Соскучились. С нами поговорите. Я вам ванну приготовлю, - уговаривала мама. – Шампунь купила, который глаза не ест…
- Папа рассказывай, - закончила спор Таня. – Я уже спать не хочу. – И добавила: - В ванную я пойду первая.
- Ну, и иди! – буркнул Серёжа, поднялся и ушёл в детскую.
Мама – за ним.
- Обиделся, - сказал папа. – Ты уж ему уступи, Тань, а?
- Ладно, ладно, - быстро согласилась Таня. – Ну, пап! Бояре – друзья князя, дворяне – слуги царя. Это понятно.
- Минуточку, красавица! – возразил папа. - Бояре - не всегда друзья князя, они и врагами были не однажды.
- Ладно, ладно, - опять быстро согласилась Таня. – Рабочие – потому что работают, крестьяне потому что… почему? Потому, что крестятся? Крестик носят? Почему? У бабушки есть крестик, - выпалила Таня .
Папа улыбнулся.
- Ох, Танечка! Ну, ладно, слушай.
И в это время в дверях появился Серёжа. Он хитро улыбался и держал руки за спиной.
- В какой руке? – спросил он.
Таня быстро сообразила, что в руках у Серёжи что-то.
- В этой, в правой, - решила Таня и показала на левую руку Серёжи.
Серёжа поднял обе руки вверх: в каждой было по шариковой ручке.
- Дай! – потребовала Таня.
Серёжа отдал ей одну ручку.
- И твою, - потребовала Таня.
Серёжа отдал вторую ручку. Таня сравнила.
- Так они – одинаковые, - разочарованно сказала она.
- Конечно, - сказал Серёжа.
- А зачем разыгрывал?
- Чтоб интересней было.
Таня сползла с дивана, подошла к дверям и крикнула в пространство коридора:
- Спасибо!
Она вернулась на диван, взглянула на ручку, зажала её в кулаке и прислонилась к отцу.
- Кто такие крестьяне? У бабушки крестик – беленький. Маленький такой.
Серёжа тоже уселся на диван и щёлкнул кнопкой авторучки.
- Когда-то, давным-давно, наши предки славяне жили по берегам рек. Рядом были леса, луга и большие безлесые пространства земли – степи. Славяне охотились на зверей, ловили рыбу, занимались скотоводством и выращивали зерно. Зерно называли жИтом. Правда, похоже на слово «жизнь»? Жизнь – жИто.
Папа посмотрел на ребят.
- Жизнь, жИто, - повторила Таня. – Да.
- ЖИто и было главным продовольствием славян. Излишки жИта продавали или обменивали на другие товары.
- Зерно мелют в муку и делают хлеб, - сказал Серёжа.
- Совершенно верно. Булочки на деревьях не растут, - улыбнулся папа.
- Жито – это хлеб, - продолжил свою мудрую мысль Серёжа, - а хлеб – это жизнь.
- Ма – ла – дец! – искренне восхитился папа.
Серёжа покраснел. Он всегда краснел, когда его хвалили.
- Так и бабушка говорила, - зачем-то оправдывался он.
- Когда крошки сметала со стола, - вспомнила Таня.
- В ладошку, - добавил Серёжа.
- Молодцы, - ещё раз сказал папа. – Даже сейчас, по-моему, на колядках говорят: «Дай, бог, жИто, пшеницу и всякую пашницу!».
- А что такое пашнИца?
- Всё, что вырастает на пашне. Поэтому земледельца называли ещё и пАхарем, человеком, который пАшет.
- Земледелец, пахарь, крестьянин, - мудрость Серёжина не иссякала.
- Но почему – «крестьянин»? – не унималась Таня.
- На фрацузском языке слово «крестьянин» произносится как «пейзАн». А вид местности, часть природы, которую человек охватывает взглядом, произносится по-французски как «пейзаж». Знакомое слово?
Дети кивнули головами.
- И слово «пейзан» с французского можно переводить, как «человек природы». И у славян земледелец – тоже человек природы. Но называется «крестьянином».
- Но почему?! – не унималась Таня.
- Я точно не знаю, Танечка. По всей вероятности земледельцев так стали называть после крещения их. Когда они приняли христианскую веру. Веру в Христа, в Иисуса Христа. При принятии христианства людей крестят. Они проходят через обряд крещения и получают крестик.
- Что, и бабушка тоже прошла через…через…
- Прошла, прошла, - рассмеялся папа. – Бабушка у нас крещёная.
- Христос, крещение, крестьянин, - продолжал мудрствовать Серёжа.
Папа и Таня внимательно посмотрели на Серёжу. Серёжа смутился и щёлкнул кнопкой авторучки:
- Что?
- Ну, Серёжа! Ну, молодец! Как точно мыслить стал после каникул. Отдохнул, значит. А что касается крестьян, то так они стали называться на Руси с четырнадцатого века. А крещение Русь приняла аж в 980 году. Вот так. Итак, кто же такой крестьянин? Напрягись, Серёжа!
- Земледелец, который живёт в деревне, - очень просто ответил Серёжа.
- Ванна готова, - появилась мама. – Кто первый?
- Серёжа, - сказала Таня.
- Таня, - сказал Серёжа.
- Иди, Татьяна. Серёжа сегодня просто на высоте, - сказал папа и взъерошил сыну волосы.
…После ванны Таня, розовенькая, с мокрыми волосами, в махровой простыне, появилась в детской на руках мамы.. Мама уложила Таню в кровать, высушила ей феном волосы и красавица потребовала к себе папу.
- Я не буду сегодня укладывать куклу, - сказала она, - я сама укуклилась. Папа расскажи ещё что-нибудь, а я усну.
- О крестьянах?
- О крестьянах.
- Во времена давние, прошлые не было на земле человека важнее крестьянина-земледельца. Он выращивал хлеб для всех: для царя, для бояр, для дворян, для чиновников и купцов – для всех; он и налоги платил за всех. Налоги назывались – пОдати. Ни бояре, ни дворяне, ни чиновники со священниками пОдатей не платили. Только крестьяне пополняли государеву казну. Крестьяне-мужики и на войне были главными солдатами. Вот и получается, что крестьянин был самым важным человеком в государстве. Он кормил и защищал всех остальных. А крестьянина не было бы без земли. Она, земля, всех кормила и поила. Потому и называл крестьянин землю – матушкой: мать-земля. От неё, от земли кормилась вся живность у него во дворе: лошади, коровы, птица всякая. И сам он, выращивая хлеб и овощи, кормился от земли.
Папа посмотрел на Таню.
- Дальше, - сказала Таня, - не открывая глаз.
- Сейчас, - сказал папа, вышел из комнаты и тот час же вернулся с книгой в руках. – Алексей Васильевич Кольцов, поэт, который может быть, лучше других русских поэтов понимал красоту земледельческого труда. Я прочту стихи, которые называются «Песня пахаря». Это вместо колыбельной тебе.
Ну! Тащися, сивка,
Пашней десятинной,
Выбелим железо
О сырую землю.
Красавица зорька
В небе разгорелась,
Из большого леса
Солнышко выходит.
Весело на пашне.
Ну, тащися, сивка!
Я сам-друг с тобою,
Слуга и хозяин.
Весело я лажу
Борону и сОху,
Телегу готовлю,
Зёрна насыпаю.
Весело гляжу я
На гумно и скирды,
Молочу и вею…
Ну! Тащися, сивка!
Пашенку мы рано
С сивкою распашем,
Зёрнышку готовим
Колыбель святую.
Его вспОит, вскОрмит
Мать-земля сырая,
Выйдет в поле травка –
Ну! Тащися, сивка!
Выйдет в поле травка –
Вырастет и колос,
Станет петь, рядиться
В золотые ткани.
Заблестит наш серп здесь,
Зазвенят здесь косы;
Сладок будет отдых
На снопах тяжёлых!
Ну! Тащися, сивка!
Накормлю досыта,
Напою водою,
Водой ключевою.
С тихою молитвой
Я вспашу, посею.
Уроди мне, боже,
Хлеб – моё богатство!
Ребята!
Вот и закончились зимние каникулы у Тани с Серёжей. Первый вечер после каникул они провели с родителями: делились впечатлениями. У них появился интерес к крестьянам.
Ребята, ответьте, пожалуйста, на вопросы:
1. Где провели вы зимние каникулы? Что делали? Чем занимались?
2. Был ли кто из вас за городом? Видели ли вы зимний лес? Что вам нравится
в природе зимой?
3. Кто такие крестьяне? Где живут? Чем занимаются?
4. Есть ли у вас родственники в деревне?
5. Расскажите, чем они занимаются? Какие животные есть у них в
хозяйстве.
День двенадцатый
Следующий день был последним днём каникул. Завтра начинаются занятия в школе. И, конечно, Таня и Серёжа готовятся к этому: собирают тетради, Учебники, писменные принадлежности. Мама гладит детям школьную одежду.
Короток зимний день. Мама отпустила детей погулять: «Идите, поморозьтесь». Дети сходили, «поморозились» и вернулись раскрасневшимися и голодными. Обед ещё не был готов и дети с отцом расположились на своём обычном месте: на диване. Разговор идёт спокойный, торопиться некуда.
- Мы-то с вами в кои веки выберемся на природу: на речку, на озеро или в лес. Я уж не говорю о поле: нам там, вроде бы, и делать нечего. Не только зимой, но и летом. А крестьянин круглый год живёт на природе, вышел за ограду – и вот оно: и лес, и поле, и река. Сейчас крестьянин в магазине может купить себе необходимые вещи. А раньше всё, или почти всё, делал своими руками: и одежду, и обувь. И дом строил своими руками – сам. А земля-кормилица давала ему всё: поле – овощи и хлеб, лес – мясо и мех, луг – корм, пищу для домашних животных.
- Здорово! – сказала Таня. – А нам всё покупать.
Серёжа хмыкнул:
- А крестьянин, что: бесплатно?
- Конечно, - сказала Таня.
- Нет, нет, Танечка, - возразил папа, - за всё надо было платить своим трудом. Ведь не зря появилась пословица: «Без труда – не вынешь рыбку из пруда». Лиса не принесёт охотнику свою шкуру: «На, охотник, тебе на воротник», нет. Лису надо выследить, знать её повадки, привычки. Жито не потечёт в амбар зерном: «На, пахарь, кормись!», нет уж! Поле надо вспахать, зерно посеять, уберечь от непогоды – вырастить, убрать и сохранить. Надо заготовить корма домашним животным: скосить траву, высушить её, собрать и сохранить. И эти все работы делались силами одной семьи. А дома сколько работы: прясть, ткать, плести! У нашей мамы нет таких забот, а она всё равно чем-то постоянно занята. А у неё всё хозяйство – это мы с вами. А вспомните бабушку с дедушкой: много ли они сидят сложа руки?
- Пищу готовит бабушка – людям и животным, - сказал Серёжа. – А дедушка за коровой и поросёнком ухаживает.
- И баню топит, - вспомнила Таня.
- И снег убирает, - добавил Серёжа.
- Вы ещё спите, а дедушка уже встал, принёс дров, затопил печь, греет воду. Для чего? Чтобы корм для домашних животных был тёплым. А бабушка чистит картошку, замесила тесто для шанежек. Бабушка печёт булочки, а дедушка пошёл убирать снег, который нападал ночью. Вон сколько только утренних дел. А у крестьян прошлых веков и зимой было больше дел, чем сегодня у наших бабушек и дедушек. Семьи были большие, по десять-двенадцать человек. Домашних животных тоже было гораздо больше. А это значит, что и пищи для всех нужно было готовить гораздо больше, а, значит, труда и времени на это уходило гораздо больше. А в свободное время нужно было ещё и лапти плести, корзины, лукошки, инвентарь ремонтировать, чтобы он был готов к весне. Да ещё за дровами в лес по снегу ездить. Помните: мужичок с ноготок, Влас?
- Однажды в студеную зимнюю пору, - процитировал Серёжа.
- «Откуда дровишки?» - «Из лесу, вестимо. Отец, слышишь, рубит, а я отвожу», - вспомнил другие строчки папа. – Это была только мужская работа. А сколько ещё женской? Теребить лён и коноплю, готовить их к прядению. Затем прясть пряжу и из конопли, и из льна, и из овечьей шерсти.
- Прясть – это делать нитки?
- Да. Спрясть, смотать в клубки. Из шерстяных ниток связать варежки, носки, свитера. Из льняных ниток нужно ещё соткать холст, из которого можно будет шить и одежду, и бельё; полотенца, скатерти и т. д. И это только часть работы зимой. А летом работы ещё больше.
- Вот, это да! – сказала Таня. – Ужас! («Ужас» - так мама говорит.)
- Вот чем платит крестьянин: своим ежедневным трудом. Круглый год, - закончил папа.
- А почему летом больше работы? – спросил Серёжа. – Вспахал, посеял и жди урожая.
- Нет, нет. Нужно точно по погоде выбрать время вспашки. Иначе не будет хорошего урожая. А для этого нужно из года в год наблюдать за погодой, делать приметы, чтобы не ошибиться со временем вспашки. В сырую почву посеешь – сорняков будет много, в холодную – семена погибнут. А подойдёт время вспашки – вспахать и посеять нужно быстро. А потому работа – от зари до зари, с раннего утра до позднего вечера, да в полную силу. А поле ведь не такое, как у нас садовый участок, а раз в сто больше.
- Ого-го! – опять удивилась Таня. – Как все наши сады?
- Наверное. Пройдёт пора посева – а тут и время траву косить. И много ведь надо её. И снова тяжёлая физическая работа. Потом навоз на поля вывозить, как удобрение. А там и хлеб созрел. И опять – ни сна, ни отдыха: во время убрать и просушить. Перестоит в поле хлеб – зёрна станут в землю падать, пропал урожай. А ты говоришь, посеял и жди.
Папа встал, подошёл к полке с книгами. Поискал глазами и вытащил том Г. И. Успенского «Избранные сочинения».
- Таня, узнай: если обед не готов, то я вам прочту кое-что о крестьянских терзаниях.
- Читай, пап. Мама позовёт, когда будет обед готов, - заметил Серёжа.
- И то верно, - согласился папа. – Глеб Иванович Успенский много писал о крестьянах и о крестьянском труде. Я прочту вам небольшой отрывок. Автор, приезжая в деревню, каждый год останавливался у крестьянина по имени Иван Ермолаевич. И вот однажды автор привозит из столицы барометр, прибор, который указывает на возможные перемены в погоде. Читаю.
«Узнав, что эта медная посуда будет показывать погоду, что стрелка, которая ходит под стеклом, указывает и дождь, и сушь, и ветер, Иван Ермолаевич заинтересовался. Слушая меня он говорил многозначительно: «А-а-а-а… Хорошо… Это ничего… Надыть попытать его.!.. Ничего…» Штука эта, которой он немедленно дал название «календарь», пришлась ему по вкусу., как вещь нужная в хозяйстве. До знакомства с этим календарём Иван Ермолаевич узнавал погоду – вещь для него весьма важную – по множеству собственных наблюдений и примет.
- Что то, - говорил он, например, в ясный летний день, - боюсь я , как бы дождя не было?
- Да почему же, день ведь ясный, ни тучки, ни облачка?
- В ушах что-то шумит… Вот чего я опасаюсь… Как ежели округ ушей в этакой-то день начнёт шуршать, шелестеть – уж это нехорошая примета…
Практиковался им ещё и другой способ, другая система.
- Какой у нас нОнича месяц идёт? – спросит, бывало, Иван Ермолаевич, - актяб?
- Какой октябрь – июль…
- Я их, месяцев-то, не знаю как их прозывать-то… Много ведь их… А вот в котором месяце крещенье, этот месяц как называется?
- Январь.
- Ну, вот видишь, теперь надо смотреть так: январь должен стоять против нонешнего месяца… Какой ноне месяц?»
- Пап, это как: «должен стоять против»? – спросил Серёжа.
Иван Ермолаевич, наверное, рассуждает так: середина зимы – какой месяц? Январь. Середина лета – июль. Зима противоположна лету, противостоит лету. Значит: январь стоит против июля.
- Февраль - против августа, март – против сентября, - подхватил Серёжа.\ - Наверное, так.
- «… Какой ноне месяц?
- Июль, июль, Иван Ермрлаевич!
Ну, январь стоит против июля, вот и надо помнить погоду… которое сегодня число?
Сегодня шестое…
- а крещенье в кое число?
- Тоже шестого».
- Сочельник шестого, - вспомнила Таня, - Колядки. Потом Рождество.
- Таня, ты забыла: летоисчисление, календарь в XIX веке вёлся по старому стилю. Если по старому стилю – шестое января, то по новому какое?
- Двадцать четвёртое декабря, - подумав, сказал Серёжа.
Таня ещё не умела так быстро считать.
- Нет. Чтобы определить число по новому стилю, надо к числу по старому стилю прибавить тринадцать дней… И что получается?
- К шести прибавить тринадцать будет девятнадцать. Девятнадцатое января, - посчитал Серёжа.
- Вот именно. Крещение – 19 января. Продолжим рассуждения Ивана Ермолаевича. Как он медленно это делает, не торопясь, основательно. Можно подумать, что он тугодум.
- «Видишь ты. Вот теперь и надо знать… Михайло! - зовёт он работника. – Что, не в примету тебе, шёл снег под крещенье, как мы в Сябринцы хлеб возили?
- Что-то не в примету…»
- «Не в примету» означает: помнишь ли? – пояснил папа.
- «А кажись, что будто как курил снежок – то?
- Н-нет, не припомню.
- Авдотья! – обращается Иван Ермрлаевич к жене, - не в примету тебе, как под крещенье ездили мы с Михайлой, брал я полушубок, али нет?
Авдотья останавливается с ведром в руке и думает. Думает серьёзно и пристально.
- Полушубок? – в глубоком припоминании чего-то переспрашивает она и, вспомнив что-то, говорит. – н-нет, кажись.
Авдотья замолкла, и Михайло замрлк, и Иван Ермолаевич молчит, все вспоминают.
- Чего ты! – вдруг, оживившись вспоминает Авдотья. – Чай, у Стёпиных полушубок-то взял… Вьюга-то к ночи поднялась… Чай, помнишь, как Агафья-то прибегла,ещё тёлка в ту пору… - т.д.
- Так-так-так-так, - твердит Иван Ермолаевич и сам припоминает и тёлку, и Агафью, и ещё что-нибудь.
Наконец и работник присовокупляет какую-нибудь подробность, так что в конце концов канун крещенья, бывший полгода тому назад, восстанавливается в памяти Ивана Ермолаевича, его жены и работника во всей подробности. Весь день накануне крещенья припомнилась не только погода, но и весь обиход дня во всей полноте.
- Ну, стало быть, - заключает это расследование Иван Ермолаевич, - копны-то разваливать (для сушки) погодить надо… Пожалуй, как бы к вечеру не собрались тучки, уж, видно, надобно повременить.
И таким образом копны не разваливались, и делалось это на основании самых точных исследований и наблюдений».
- Вот вам один из примеров наблюдательности крестьян. А сколько их, наблюдений и примет, рассыпано по всем месяцам и дням года? Целая наука. Не будешь знать её – разоришься.
- Обедать! – появилась мама. – Мыть руки и за стол.
Ребята! Пожелаем Тане с Серёжей приятного аппетита, а сами вспомним их беседу с папой.
1. Чем занимались крестьяне летом? О каких работах рассказывал папа?
2. Чем занимались крестьяне зимой?
3. Почему землю называют кормилицей?
4. Почему дорог хлеб для крестьянина?
5. Чем заняты ваши родители зимой и чем заняты летом?
…На зимний день быстро надвинулся вечер. И хотя с конца декабря день стал понемногу увеличиваться, «солнце повернуло к лету», глаза не замечали изменений. А поэтому в определённое время, в определённый час дети лежали в постели и ждали очередного рассказа папы. Куклу свою Таня уже «уложила спать» и попрощалась с Сявой-дворянином.
Папа подсел к Тане на кровать и сказал:
- Помните, днём я вам говорил о том, что после посева удобряли поля навозом. Не те, которые были засеяны, а те, которые были свободны от посева. Там земля «отдыхала», говорили крестьяне. Она была вспахана и называлась «парЫ», от слова «пар». Так вот: между временем посева и сенокосом был промежуток времени, когда крестьяне удобряли свои поля. Работа эта тяжёлая, требует много людей и телег. Поэтому крестьяне каждому поочерёдно возили на поля навоз. «Всем миром» - так говорили раньше. И называлась эта общая работа – «пОмочи». Люди оказывали дру другу помощь. Вот рассказ Сергея Семёнова, писателя XIX века, как раз об этом. Рассказ называется «Первый трудный день».
«- Эй, Катерина! – послышался у нас за окном голос одного нашего деревенского мужика, -подойди-ка сюда, у меня к тебе слово есть.
Моя мать сидела у стола и шила мне рубашку. Когда её позвали, она бросила шитьё и подошла к окну.
- Что такое?
- Пашковский Никита велел тебе приезжать навоз возить.
- Когда?
- Послезавтра.
- Ладно… Спаси, Христос, что сказал».
- А почему тётя говорит: «Спаси Христос»? – спросила Таня.
- А как бы ты отблагодарила?
- Спасибо, что сказал.
- Наверное, слово «спасибо» происходит от двух слов: «спаси бог». Так раньше благодарили: пусть тебе бог будет спасителем, спасёт тебя от беды за хорошую весть или за хорошее дело. Спаси бог. А бога как зовут?
- Христос.
- Значит, можно благодарить и так, как благодарит Катерина: «Спаси, Христос, что сказал».
«Мужик ушёл, а мать вернулась на своё место и принялась опять за шитьё. Я лежал в это время на коннике».
- «Конник» - это лавка для сна, вместо кровати.
«Когда мать села, я вскочил со своего места и подбежал к ней.
- Мама, зачем нам навоз возить?
- В Отвоз. Мы повозим, а там к нам приедут; так другу другу и пособим.
Я вспомнил, что при этой работе бывают нужны и ребятишки.
- И я с тобой поеду? – спросил я.
- Что тебе там делать?
- Буду лошадь водить…
Мать поглядела на меня лучистым взглядом и радостно засмеялась:
- Ах, ты карапуз! Тебе и до повода-то не достать.
- Достану, ей-богу, достану! – поспешил уверить я.
Но мать не обращала внимания на мою уверенность. И, откусывая нитку, проговорила:
- Будет не дело говорить-то!
А потом задумалась и с досадой проговорила:
- Ну, ладно, поедем…
Мне в то время шёл девятый год. Я ещё ни разу заправски не подводил лошадь на работе, и мне очень этого хотелось. Когда мать сказала, что возьмёт меня в Пашково, у меня закружилась голова, и я весь день ходил как в чаду. То же было и на другой день. Мать справляла, и я не отставал от неё, помогал ей закручивать закрУтни…»
- «Закрутня» - это кляп для закрутки конской губы, - пояснил папа. – А почему нужно закручивать конскую губу, я не знаю. Здесь, в пояснении не написано. Вот ведь сколько нам горожанам непонятных мелочей! Дальше.
«…помогал закручивать закрУтни и искал чекУ». ЧекА – это клин, который вставляется в отверстие оси колеса, чтобы при движении колесо не соскочило. Можно сказать, что чекА закрепляет колесо. Вот ведь сколько уже знал девятилетний крестьянский мальчик!
«Когда день прошёл, мать сказала мне:
- Ложись скорей спать, а то завтра рано вставать!
Я лёг, но мне не скоро удалось уснуть: в моей голове бродили думы о завтрашнем дне и я никак не мог от них отделаться.
Наступил и этот день. Ещё куры сидели на насесте, а мать нагнулась ко мне и стала тормошить меня:
- Ермошка! Ермошка! Вставай, поедем!
Я слышал, что меня будят, но мне не хотелось вставать.
- Да поезжай одна, пусть спит себе на здоровье, - раздался другой голос.
Это говорила бабушка. Только она это проговорила, сонный туман в моей голове рассеялся, я сообразил зачем меня поднимают, и, как ванька-встанька, вспрыгнул на ноги и пошёл умываться.
Я вышел за матерью из избы, у двора стоял запряжённый в телегу наш Карька (имя лошади) и дремал. Мы влезли на телегу и мать дёрнула вожжой.
Одно за другим мы оставили за собой полевое болото, холодный овраг, в котором было очень холодно от росы. Роса белела везде, как молоко, трава была подёрнута ею, как туманом, головки цветов от неё казались седыми. Когда мы въехали в рощу, то с деревьев роса падала каплями.
В лесу около дороги торчали грибы, кое-где, как искорки, краснели ягоды, поднимал свои махры ствольник, из которого мы делали дудки.
Солнце ещё не всходило, но там, где оно должно было всходить, небо было алое.
Проехали лес. Перед нашими глазами сначала открылось пашковское паровое поле, куда будут возить навоз, потом и само Пашково. Мать подогнала Карьку; но старый Карька только вильнул хвостом.
Когда мы подъехали ко двору дяди Никиты, он выводил лошадь с нарытым навозом. Увидев нас, он широко улыбнулся и воскликнул:
- А-а! Милости просим! Ника, сам-друг? Это хорошо!
- Как же, - улыбаясь проговорила мать, - работник вырос, не дома же его держать. Пусть едет матери подсоблять.
- Что же, сам поохотился? (Т. е. сам захотел)
- Сам.
- Молодец! Вот примечай, какая у нас другая лошадь. Встречаться-то будешь вот с этой тёткой – узнАешь?
Я глянул на лошадь и на молодую бабу с подоткнутым подолом – срывальщицу и сказал:
- УзнАю».
- Срывальщица сбрасывает навоз с телеги на поле, - пояснил папа. – Мальчику будут здесь нагружать телегу. А он на ней отправится в поле. А на встречу ему с поля будет возвращаться пустая телега с этой тёткой. И тётку эту надо узнать. Мальчик Ермошка пересядет в телегу тётки и вернётся за навозом. А тётка повезёт навоз в поле. Понятно?
- Понятно, - сказал один Серёжа.
А Таня промолчала.
«Мать ушла во двор, меня, как только сел, охватила дремота. Я силился бороться с нею, но глаза у меня слипались и ко сну тянуло, как камнем в воду. Я приткнулся в углу и заснул.
- Вот так работник, уж спит! – раздался над моим ухом голос.
Я открыл глаза – передо мной стоял дядя Никита. Он вывел со двора нарытый воз, и, остановившись, глядел на меня.
- Ну, брат, поведём воз. Я тебе на первый раз покажу куда, а там уж один будешь.
Мы повезли воз. Из каждого двора выезжали возы. Приезжие были нарядные, на некоторых лошадях красовалась хорошая сбруя, позвонки».
- «Сбруя» и «позвонки» - это часть упряжи лошади, - пояснил папа.
«Возы, скрипя, тянулись к одному концу деревни. У выезда собрался целый обоз. Дело делалось большое и важное, и, держа за повод лошадь, я с гордостью подумывал про себя, что и спица в этой колеснице.
За деревней мы встретились со срывальщицей.
Срывальщица взяла у нас лошадь с возом, мы сели в пустую телегу. Дядя Никита показал мне, как садится и как править лошадью.
- Главное – не зевай. А как зазеваешься – либо колесом зацепишь, либо в тын (забор или плетень) угодишь.
Совсем незаметно подошло время обеда. Перед обедом выпрягли лошадей и отвели их в стадо. Жена дяди Никиты, тётя Марфа, нарезала селёдок, натолкла луку, поставила на стол кисель, и все сели обедать. Мне редко приходилось есть так сладко, всё мне казалось таким вкусным.
Большие после обеда легли отдыхать, а мне дядя Никита сказал:
- Ну, а ты тоже на боковую, аль побегаешь? Поди пока в огород: там крыжовник есть, нарви себе да пройди в стадо, лошадей посмотри.
Нарвавши полный карман зелёного крыжовника, который хрустел на зубах и вязал во рту, я побежал в стадо. Стадо было одно лошадиное. Коровы в это время были дома.
Лошади ходили по густой и сочной траве. Было жарко. Кругом лошадей носились слепни, садились на них, лошади отмахивались от них хвостами. Ребята, которые стерегли лошадей, сидели в кучке поодаль и что-то разговаривали. Я решил подойти к ним и примкнуть к кучке; но только я подошёл, один мальчик спросил меня:
- Мальчик, ты чей? У кого подводишь?
- У дяди Никиты.
- Под телегу не попал ещё?
- Ни разу.
- Молодец! Вот тебе за это.
Мальчик ударил меня по спине, другие ребятишки захохотали. Мне стало обидно, и я хотел дать ему сдачи, но мальчик был большой, мне с ним не справиться бы, и я ему спустил. Другой мальчик – чёрненький, в кумачовой красной рубашке и белом картузе (кепке) – сказал:
- Ну, за что ты его? Не тронь! Он умный… Дай-ка мне картуз. – И он, не дожидаясь, стащил с моей головы картуз и спросил: - Он слушает тебя?
- Нет, - сказал я, не понимая, к чему он это спрашивает.
- Нет, так зачем же ты такой носишь? Дай-ка я его закину.
И он размахнулся, собираясь закинуть картуз. Я понял, что попал впросак, и захотел поправиться.
- Слушается! – поспешил крикнуть я.
- Коли слушается, то позови его: он к тебе сам придёт.
Мальчик далеко кинул мой картуз, я побежал за ним.
Но вот опять заскрипели возы, загремели порожние телеги.
Я водил то одну, то другую лошадь и чувствовал, что у меня сильно жгло подошвы от ходьбы по жёсткой земле, а от вожжей драло ладони.
Кончился день. Нашей лошади поставили корзину травы, а нас посадили ужинать. Опять ели лук, селёдку, кашу с постным маслом. Ели, как и в обед, с большим удовольствием. Дядя Никита, должно быть шутя, проговорил:
- Ты не езди домой-то, ночуй здесь, а завтра ещё у кого поводишь.
- Он завтра опять приедет, - ответила за меня мать.
Мы сели в телегу и поехали.
Уж смеркалось. Мне делалось тяжелее и тяжелее. Уж трудно становилось сидеть, хотелось к чему-нибудь привалиться, но телега была жёсткая. Я поневоле сидел, и предо мною начал проноситься весь сегодняшний день – всё, что я видел, что слышал. Потом я привалился к матери и закрыл глаза, но, закрывши глаза, я всё равно видел возы с навозом и порожние телеги. Вон мальчик настёгивает лошадь, и лошадь скачет быстро и где-то скрывается… Вот дядя Никита; он держит на плече вилы, на вилах – мой картуз, а в картузе лук, да зелёный-зелёный. Кругом кто-то насыпал крыжовнику, по нём ходят, и он хрустит… А вот рукомойник, в нём плавает селёдка, брюхо у неё разрезано, но она живая, она шевелит жабрами и пьёт воду».
- Он, что заболел? – вдруг спросила Таня.
- А я думал, что ты уже спишь, - сказал папа. – Слушай дальше – узнаешь.
«Кто же это её пустил? Завтра надо будет пустить её в речку; пойду купаться и пущу.
Что мне представлялось ещё, я уже не помню. После мать говорила, что она замертво стащила меня с телеги и унесла на постель. Я проспал до полудня, но и со сном не прошла моя усталость».
- А вам до полудня спать не придётся, - сказал папа. – Поэтому все вопросы – завтра. А сейчас – спокойной ночи.
Ребята!
1. Как вы думаете, почему мальчик Ермошка захотел поехать вместе с мамой? Найдите объяснение в тексте рассказа.
2. На кого из героев из героев стихов или рассказов о детях похож Ермошка?
3. Что умел делать Ермошка в свои девять лет?
4. Что умеете делать вы? Как вы помогаете взрослым?
5. Почему мама взяла с собой Ермошку?
6. Что вам показалось странным в рассказе? Что есть в рассказе, а в нашей жизни уже нет?
День тринадцатый
Ребята вернулись из школы, переоделись, проверили содержимое кастрюль и холодильника и решили, чем будут обедать. Пока разогревалась пища и Серёжа резал хлеб, Таня сменила воду в поилке Сявы, за что тот поблагодарил Таню:
- Сява – хороший! Сява – дворянин!
Таня накрыла на стол и сказала Серёже:
- Ешь молча.
- Приятного аппетита, - ответил на это Серёжа и ребята приступили к обеду.
Оба молчали.
- А я пятёрку получила, - не выдержала Таня.
Серёжа молчал.
- Я больше не хочу, - Таня отодвинула тарелку.
- Доедай, - сказал Серёжа, - пища денег стоит.
- А я не хочу! Молоко выпью и всё!
- В другой раз не жадничай: накладывай столько, сколько съешь.
- Я думала, что съем…
- Лучше потом возьми добавку, - закончил мысль Серёжа.
- Ладно, - смирилась Таня, - я съем, но я не хочу.
После обеда Серёжа объявил:
- Я убираю со стола, а ты моешь посуду.
- Да?! – возмутилась Таня. – Посуды вон сколько!
- Мыть посуду – женское дело.
- А почему папа моет посуду?
- Потому что маме помогает.
- Вот и ты помоги мне.
- Ладно, помогу, - вздохнул Серёжа.
…Вечером, после обмена новостями папа спросил у детей:
- Ко мне вопросов нет? А то я займусь своими делами.
- Нету, - сказала Таня и спохватилась, - есть! У мальчика, который лошадь водил и устал, не было сестрёнки?
Папа озадаченно потёр переносицу:
- Не знаю. В рассказе об этом не говорится. Но вообще-то в крестьянских семьях было много детей: пять-восемь, а то и десять-двенадцать.
- Ничего себе!
- А как же! Работы в семье много – должно быть и работников много. Радовались, когда в семье было много мальчиков, будущих работников.
- Девочки ведь тоже работали, - обиделась Таня.
- Конечно, Танечка! Но даже если в семье были только мальчики, то они приводили в дом свою жену, когда женились. И в семье появлялись ещё одни женские руки. А вот своих дочерей надо было отдавать в другую семью и с нею, с дочерью, отдавать и приданое – часть нажитого добра. Вы же знаете! Поэтому и крестьяне, и дворяне считали, что девочка в семье – убыток.
- Пап, а крестьяне тоже, как и бояре, рожали детей в банях? – вдруг вспомнила Таня.
- Не крестьяне рожали, - поправил Таню папа, - а крестьянки. Да, тоже – в бане. Но бывало и в дороге, и в поле даже.
- А почему?
- Если в семье не хватало рабочих рук, то крестьянки выезжали работать в поле до самого рождения ребёнка. Так важна была работа в поле. А уж с младенцами многие крестьянки работали. Сделают ребёнку шалашик или в тень положат – и работают. Помню с детства такие стихи:
Она на поле барском жала,
И тихо побрела к снопам;
Не отдохнуть, хоть и устала,
А покормить ребёнка там.
- А зачем она брала ребёнка в поле? – спросил Серёжа. – Ведь были и другие, старшие дети, которые могли побыть с ребёнком.
- Серёжа, а кто бы кормил ребёнка маминым молоком? Только мама. Но самое главное – все работают, что-то делают. Когда поменьше было работы, младенец подрастал, то его могли оставлять со старшей сестрой. Она была вместо няни и кормила младенца из рожка. Это такая первобытная соска. Часто завязывали в марлю или в тряпочку кусочек хлеба и давали ребёнку. А он сосал и жевал такую соску.
- Няня-сестра кормила его и меняла ему пеленки и штанишки? – вспомнила Таня своих пупсов.
- Штанишек у таких маленьких детей не было. Лет до трёх-четырёх почти никакой одежды не было на маленьком ребёнке.
- Он ходил го-лый?! – изумилась Таня.
- Да!
- И зимой?!
- А зимой не выходил из избы и сидел на печи. Да и старшие дети ходили в одних рубашках. И зимой и летом. Замёрзнут – бегут в избу греться. Валенки да тулупчик – один на всех малышей: надевали по очереди. Многие дети заболевали от грязи, недоедания, болезней и умирали. Остальные росли более приспособленными к такой жизни, к таким суровым условиям.
Папа замолчал, подумал о чём-то, подошёл к полкам с книгами.
- Вот, сказал он. – У Дмитрия ГригорОвича – тоже писатель XIX века – есть рассказ: «Антон-горемыка». Об очень бедной крестьянской семье. Антон сам беден, да ещё кормит своего племянника сироту, мальчика лет десяти. Зимой Антон с Ваней, так зовут племянника, ездили в лес за хворостом. Хварост рубили и топили им печь. Возвращаясь домой, Антон разрешил Ване сесть на лошадь. А теперь слушайте.
«Между тем деревня всё ещё не показывалась. Тёмные тучи, сгустившиеся над нею, окутывали её сизой непроницаемой тенью; струйки белого дыма…давали, однако, знать о близости избушек. Прежде всего показалась на пути маленькая кузница с дЮжим кузнецом Вавилою на пороге, который приветливо кивнув Антону головою, вымолвил: «отколе?» и на ответ: «а из осинника, зевнул, перекрестив рот; там показались крестьянские густые огороды. А там потянулось и само село Троскино, расположенное по скату лощины».
- «Лощина» - это широкая долина с пологими склонами, - пояснил папа.
«Толпа чумазых ребятишек, игравших в бабки, стояла на улице подле колодца. Они, казалось, нимало не замечали стужи и ещё менее заботились о том, что барахтались, словно утки, в грязи по колени; между ними находилось несколько девчонок с грудными младенцами на руках».
- Вот тебе, Таня, и няньки-сёстры.
«Семи- или восьмилетние нянюшки дули в кулаки, перескакивали с одной ноги на другую, когда уж чересчур забирал их холод, но всё-таки не покидали весёлого сборища; некоторые из них, свернувшись калачиком под отцовским кожухом (полушубком), молча и неподвижно глядели на игравших.
Проезжая мимо, Ванюшка, начинавший было корчиться от стужи на своей кляче, вдруг вытянулся, приосанился и крикнул, во сколько хватило силёнки: «Эй! Пошли прочь!..ишь лошадь едет…». Толпа дала дорогу, окидывая седока (наездника) завистливыми взглядами. Одна девчонка, рыженькая, курносая, взъерошенная и вдобавок ещё и хромая, пустилась догонять воз, прыгая и вертясь на одной ножке.
- Дядя Антон, дядя Антон, посади на воз! – кричала она. – Посади, голубчик, на воз… золотой, посади, право – ну посади!
- Пошла прочь, - вымолвил Антон, грозя хворостиной, - чего привязалась! Вот я те!..
Девчонка остановилась, дала ему проехать несколько шагов и потом снова поскакала; только теперь, как бы назло, она коверкалась и ломалась несравнимо более, кричала звонче, приступала настойчивее, пока наконец, выбившись из сил, поневоле должна была отказаться от своего преследования, но и тут не упустила случая высунуть Антону язык…»
- Вот так: раздетые, зимой, на улице, - закончил читать папа.
- Ужас! – сказала Таня. Ей всё больше нравилось это мамино слово.
- Ну, не так уж и страшно. Детям всё равно было весело. И потом: зима когда-то кончается. А летом! И рыбалка, и ягоды, и грибы! Не так голодно и совсем уж не холодно.
- А как они всё умели? – спросил Серёжа. - Почему всё умели делать крестьянские мальчишки?
- И девочки – тоже, - заступилась за девочек Таня.
- Когда ты родился, ты тоже ничего не умел. А теперь…совсем другое дело, - ответил Серёже папа.
- И я, - напомнила о равноправии Таня.
- И ты. Дети постепенно научаются тому, что умеют делать старшие. Крестьянские работы и заботы год от года почти не менялись: поле, домашнее хозяйство, огород, ткачество. Вот дети и учились у старших жить. Не будешь знать крестьянского труда – погибнешь, умрёшь. Взрослые давали детям поручение-работу. Сначала – несложную и не трудную: покормить кур, собаку. Или поухаживать за телёнком, жеребёнком: почистить, покормить…
- Здорово! – восхищённо сказал Серёжа. – Нам бы так.
- Ага, жеребёночка на балкон, - остроумно заметила Таня.
- А что? Пожалуйста! Всё лето можете у бабушки ухаживать за телёнком, - предложил папа.
- Мы подумаем, - глубокомысленно произнёс Серёжа.
- Но это же – не всё, телёночек, - сказала Таня. – А вышивать? Прясть?
- Всё – постепенно: и рукоделие, и обработка льна, и другие домашние работы – подрастали и обучались. Девочки - прясть, мальчики - плести лапти да корзины, девочки – шить-вышивать, мальчики – запрягать и боронить. Всё приходило с возрастом, с умением и с природной силой.
- Интересно!
- Где-то у меня была книга, серьёзная – сейчас поищу.
Папа снова отправился к полкам.
- Вот.
Книга была большая, красивая, с картинками и называлась «Мир русской деревни». Папа полистал книгу и нашёл нужное место:
- Слушайте! «Мальчиков начинали приучать к работе с девяти лет. Первые поручения были – летом стеречь лошадей, загонять свою скотину из общего стада во двор, пригонять гусей и т. п. С одинадцати лет обучали садиться верхом на лошадь, в этом же возрасте дети начинали «скородить» - участвовать в бороньбе пашни («скорода» - борона, сельзозинструмент с острыми зубьями для разрыхления земли). Мальчик, правящий лошадью при бороньбе, назывался боронволОк. Достижением возраста боронволкА гордились – и сам мальчик, и семья. «Свой боронволОк дороже чужого работника», - утверждала пословица.
На четырнадцатом году учили пахать, брали на сенокос подгребать сено, поручали водить лошадей в луга. На семнадцатом году подростки учились косить… На восемнадцатом косили траву, рожь, овёс. И только на девятнадцатом году их допускали навивать на возы сено и зерновые: здесь требовалась мужская сила. В это же время учили «отбивать», (острить, точить) косу. На девятнадцатом году парень уже сам мог сеять рожь, овёс, гречиху».
- Что ты всё о мальчиках, - возмутилась Таня. – А девочки?
- И о девочках есть. На одиннадцатом году учили прясть на самопрялке; на тринадцатом – вышивать; шить рубахи и вымачивать холсты – на четырнадцатом; ткать – на пятнадцатом или шестнадцатом; устанавливать самой ткацкий стан – на семнадцатом. Одновременно в 15-16 лет девушка
Училась доить корову; на шестнадцатом году…начинала жать и вязать в снопы рожь. Полной работницей она считалась в восемнадцать лет. К этому времени хорошая невеста… должна была ещё уметь испечь хлеб и стряпать». – Я, думаю, хватит вам на сегодня, - сказал папа. – Подошло время вечерней сказки. Смотрите и готовьтесь ко сну. Потом я, может быть, прочту вам какой-нибудь рассказ из жизни крестьянских детей.
Ребята! Оставим Таню и Серёжу со своими заботами. А тот рассказ, который папа обещал прочитать детям, и я не знаю прочитал он или нет, предлагаю прочитать вам самим.
Лев Николаевич Толстой
За ягодами
1
Возвращались из ночного мужики и ребята.
Тараска Резунов, малый лет двенадцати, обогнал всех и поскакал в гору к деревне. Чёрная собака весело бежала впереди лошадей, оглядываясь на них. Тараска подъехал к избе, привязал лошадей у ворот и вошёл в сЕни(1)
- Эй, вы, заспалися! – закричал он на сестёр и брата, спавших в сенях на дерюжке.
Мать встала уже доить корову.
Ольгушка вскочила, оправляя обеими руками взлохмаченные светлые волосы.
Ребята с вечера собирались за ягодами, и Тараска обещал разбудить сестру и малого, как только вернётся из ночного. Он так и сделал. Мать дала ему кружку молока. Хлеба он сам отрезал себе, уселся за стол и стал есть.
Когда он в одной рубашке пошёл по дороге, дети красными и белыми пятнышками виднелись далеко впереди, на тёмной зелени рощи. Тараска догнал их за большим лесом.
2
Ягодное место было по свезённому(2) лесу. Между сочных молодых кустов выдаваплись места с невысокой травой, в которой зрели и прятались красные ягоды.
Девчонки, перегнувшись вдвое, ягодку за ягодкой выбирали и клали какую похуже в рот, какую получше – в кружку.
- Ольгушка! Сюда иди! Тут беда – сколько!
- Ну, вре(3)! Ау! - -перекликались они, далеко не расходясь, когда заходили в кусты.
Тараска ушёл от них дальше в овраг.
- Грушка!
- Ась!
- А как волк!
- Ну, что ж волк? Ты что ж пужаешь? А я не боюсь, - говорила Груша и, забывшись, клала ягоду за ягодой, и самые лучшие, не только в кружку, а в рот.
- А Тараско-то наш ушёл за овраг. Тараска! Ау!
- Я-о! – отвечал Тараска из-за оврага. – Идите сюда!
- А и то пойдём, там больше.
3
Девчата полезли вниз в овраг и тут, на припёке солнца, сразу напали на полянку, сплошь усыпанную ягодами. Обе молчали, не переставая работать руками и губами.
Вдруг что-то шарахнулось и среди тишины со страшным, как им показалось,, грохотом затрещало по траве и по кустам.
Грушка упала от страха и рассыпала набранные ягоды.
- Мамушка! – завизжала она и заплакала.
- Заяц, это заяц! Тараска! Заяц! Вот он! – кричала Ольгушка, указывая на серо-бурую спинку с ушками, мелькавшую между кустов.
- Ты чего? – обратилась Ольгушка к Грушке, когда заяц скрылся.
- Я думала, волк, страсть, испугалась! – говорит Грушка, заливаясь звонким, как колокольчик хохотом.
4
Солнце уже совсем вышло из-за леса и жарко пекло землю и всё, что было на ней.
- Ольгушка, купаться! – пригласили Ольгу сошедшиеся к ней девочки.
И все большим хороводом отправились с песнями к реке.
Барахтаясь, визжа и болтая ногами, девочки не заметили, как с запада заходила чёрная туча, как солнце стало скрываться и как запахло цветами и берёзовым листом и стало погромыхивать.
Не успели девочки одеться, как пошёл дождь и измочил их до нитки(4).
5
В прилипших к телу и потемневших рубашонках девчонки прибежали домой.
Когда они пообедали, рубашонки уже высохли. Перебрав землянику и уложив её в чашки, они понесли её на дачу.
Вернувшись домой, ОЛьгушка развязала зубами узелок в платке, в котором был завязан двугривенный(5), и отдала его матери. Мать спрятала деньги.
Тараска же, с завтрака пропахавший с отцом картофель, спал в это время в тени густого тёмного дуба.
Пояснения
1. – сЕни – помещение между жилой частью дома, избы и крыльцом.
2. – сведённый лес – вырубленный лес.
3. – «Ну, вре» - не может быть, не верю.
4. – «измочили до нитки» - промочили одежду насквозь.
5. – двугривенный – двадцать копеек.
Ребята!
1. Почему мальчик в крестьянской семье был важнее, дороже, чем девочка.
2. Как вы думаете: почему детям постепенно поручали более трудную
работу?
3. Что должен был уметь делать юноша к восемнадцати годам?
4. Что должна бала уметь делать девушка к восемнадцати годам?
Найдите в тексте ответы.
5. Вам нравится или нет жизнь крестьянских детей? Почему?
Иван Суриков
В ночном
Летний вечер. За лесами
Солнышко уж село;
На краю далёком неба
Зорька заалела;
Но и та потухла. Топот
В поле раздаётся:
То табун коней в ночнОе
По лугам несётся.
Ухватя коней за гриву,
Скачут дети в поле,
То-то радость и веселье
То-то детям воля!
По траве высокой кони
На просторе бродят;
Собралися дети в кучу
Разговор заводят.
Мужички сторожевые
Улеглись за лесом
И заснули… Не шелОхнет
Лес густым навесом
Всё темней, темней и тише…
Смолкли к ночи птицы;
Только нА небе сверкают
Дальние зарницы.
Кой-где звякнет колокольчик,
Фыркнет конь на воле,
Хрупнет ветка, куст – и снова
Всё смолкает в поле.
И на ум приходят детям
Бабушкины сказки:
Вот с метлой несётся ведьма
На ночные пляски;
Вот над лесом мчится леший
С головой косматой,
А по небу, сыпля искры,
Змей летит крылатый;
И какие-то все в белом
Тени в поле ходят…
Детям бОязно – и дети
Огонёк разводят.
И трещат сухие сучья,
Разгораясь жарко,
Освещая тьму ночную
Далеко и ярко.
Как вы знаете, ребята, летом у крестьянина очень много тяжёлой работы. И если бы не было у него лошади, сам он эту работу не смог бы осилить. Поэтому крестьянин дорожил лошадью, оберегал её, заботился о ней. А так как днём лошадь не успевала наесться – занята была работой и мешали ей слепни и оводы – то крестьяне отправляли лошадей пастись ночью. И называлось это: ночнОе.
Обычно в ночнОе отправляли группу детей, которые всю ночь и присматривали за лошадьми. С детьми были и взрослые: один или два человека, на случай, если возникала какая-нибудь трудная ситуация.
Тараска из рассказа Л. Н. Толстого уже бывал в ночнОм. И стихи Ивана Сурикова об этом.
В каком возрасте крестьянские дети ходили в ночнОе? Поищите ответ в рассказах папы.
А ещё, ребята, прочтите пословицы и поговорки о труде. Объясните, как вы их понимаете, или спросите об этом старших.
1. Без труда не вытащишь рыбку из пруда.
2. Всякое уменье трудом даётся.
3. Каков мастер, такова и работа.
4. Какова пряха, такова на ней и рубаха.
5. Любишь кататься, люби и саночки возить.
6. Не привыкай к безделью, учись рукоделью.
А вот пословицы и поговорки о лентяях:
1. Долго спать – добра не видать.
2. Долог день до вечера, коли делать нечего.
3. Не пеняй на соседа, когда спишь до обеда.
4. У ленивой пряхи и для себя нет рубахи.
А как вы понимаете следующие пословицы и поговорки:
1. Каково дерево, таков и клин; каков батька, таков и сын.
2. От лося – лосята, от свиньи – поросята.
3. Яблоко от яблони недалеко падает.
4. Одного поля ягоды.
Если вы какие-то пословицы не понимаете, попросите разъяснить смысл этих пословиц своих родителей или учителей.
День четырнадцатый
Неделя учёбы прошла быстро: короткой оказалась неделя. И Таня с Серёжей, конечно, обрадовались этому. Но главным событием недели стал…
Новый год. Да, да – новый год, но только по-старому стилю, четырнадцатого января. И называется этот день: старый Новый год. А встреча его, естественно, накануне: тринадцатого. Вечером. Таня с Серёжей узнали о встрече старого Нового года, только придя из школы: мама почему-то была дома.
- Отпросилась с работы пораньше: гости к нам сегодня придут, надо успеть подготовиться, - объяснила мама.
- А какой праздник? – спросила Таня.
- Новый год. Старый новый год.
- А первого января был молодой новый год?
- Нет. Был просто Новый год. А сегодня – Старый новый год. По старому стилю. Вам же отец объяснял! Сегодня по-старому стилю какое число?
Таня подняла глаза к потолку, затем опустила, стала загибать пальцы руки и шевелить губами.
- Тридцатое декабря, - наконец, сказала она.
- Не тридцатое, а тридцать первое. В декабре – тридцать один день. А тридцать первого декабря мы встречали новый год. По новому стилю. Понятно?
- Понятно, - сказала Таня. – Завтра суббота и занятий в школе нет.
- Понятно, - ответила мама Тане. – Мой руки, будешь мне помогать.
- А Серёжа?
- А Серёжа пойдёт погуляет. А мы с тобой будем заниматься женскими делами.
Серёжа торжествующе взглянул на Таню.
- Только не долго, - добавила мама. – Я кое-что приготовлю – приходи поесть.
- Есть! – по-военному сказал Серёжа.
Вскоре пришёл с работы папа (тоже пораньше) и подготовка к приёму гостей пошла полным ходом. А тут и проголодавшийся Серёжа вернулся с улицы. Вся семья была в сборе.
Поставили стол, расставили приборы. А между делом шёл разговор.
- В старину на святки, то есть от Рождества Христова до Крещения его, девушки гадали.
- А когда Крещение?
- На двенадцатый день со дня Рождества. По старому стилю – шестого января, а по новому… - папа внимательно посмотрел на ребят.
- Девятнадцатого, - сообразил Серёжа.
- А зачем девушки гадали? – спросила Таня.
- Хотели узнать, когда выйдут замуж? За кого: богатого или бедного? А некоторые девушки пытались и имя жениха узнать.
- А как? Имя-то как узнать? – заинтересовалась Таня.
- По-разному. Ждали у ворот прохожего, например. И просили его назвать любое мужское имя. Это имя и считалось именем будущего жениха.
- А как узнавали: бедный или богатый? – этот вопрос заинтересовал маму.
- Я тебе, мама, потом отдельно расскажу, - рассмеялся папа.
- А мне?
- А тебе, Таня, рано этим интересоваться. Но об одном способе расскажу. Это был, наверное, самый известный способ. Клали по кругу в избе нитки или ножницы, воду в чашке, зерно, монету – и зажигали свечу. Приносили петуха, иногда курицу, и пускали его в круг. Петух расхаживал в круге и подходил к какому-нибудь предмету. А предмет обозначал того или иного человека: вода – пьяницу, зерно – зажиточного человека, деньги – богатого, ножницы – портного. Иногда пытались увидеть своего будущего мужа, суженного. Из спичек или палочек перед сном складывали под кроватью колодец. Считалось, что суженый может придти во сне к колодцу воды напиться и лицо его можно будет увидеть.
- А это – правда? – снова заинтересовалась Таня.
- Я думаю, что нет. Потому что гадания происходят от веры в сверхестественную силу, которую будто бы понять или постигнуть умом невозможно. А раз понять невозможно, то нужно только верить. На этой вере в сверхестественное основаны и многие приметы. А некоторые приметы, мне кажется, взрослые придумали специально.
- А зачем? - удивился Серёжа.
- Ради воспитания детей. Помните в «Домострое» что написано: «Воспитывай чадо своё в страхе божьем». То есть в страхе перед богом. Например, говорили детям так: «Кто ногами болтает, тот чёрта качает». А зачем так говорили? А затем, что сколько детям ни говори: не болтай ногами, они продолжают шалить. Чтобы их напугать, придумали эту примету.
- А что же в ней страшного? – опять удивился Серёжа.
- Рассуждали так: качаешь чёрта – делаешь ему приятное, а делаешь чёрту приятное - значит, ты против бога. И бог тебя может наказать.
- Мам, а где салфетки? – спросила Таня и, повернувшись к маме, опрокинула солонку с солью.
Солонка стала падать со стола, Серёжа хотел её подхватить и снёс со стола на диван тарелку. На мгновение все замерли. Первым опомнился Серёжа:
- Руки - крюки! Что соль рассыпала? – отругал он Таню.
- А ты? – заступилась за Таню мама. – Тарелку чуть не разбил!
- Тихо, тихо! – остановил ссору папа. – Успокойтесь.
- Ладно, - сказала мама, внимательно рассматривая упавшую тарелку. – Что там есть из примет про тарелку?
- Ничего. Впрочем: посуда бьётся – на счастье, а у нас, к счастью, она не разбилась.
- Ничего не понятно, - насупился Серёжа. - К счастью, к несчастью…
- Чтоб люди не расстраивались, им говорили: посуда бьётся к счастью.
Мама подала салфетки Тане:
- Держи. Аккуратней! – И добавила: - А про соль и я знаю. Соль рассыплешь – поссоришься. Вот мы и поссорились. Сбылась примета.
- Не совсем так, но похоже. Соль на крестьянском столе всегда была дорогим продуктом. Иногда даже дороже золота. В России были даже восстания, бунты из-за соли.
- Из-за соли? – очень удивилась Таня. – Из-за простой соли?
- Да, именно так. Поэтому были придуманы приметы о соли: не рассыпай соль – поссоришься; не макай хлеб в солонку – поссоришься.
- Но почему? - не понимал Серёжа.
- Потому что просыпанную соль всю не соберёшь, её станет меньше; потому что часть соли, в которой есть крошки хлеба, придётся выбросить. А соль, повторяю, была дорогим продуктом.
- Я не об этом, - не унимался Серёжа. – Почему люди ссорились? Почему так говорили: поссоришься?
- Серёж, послушай меня, успокойся! Тебе нравится ссориться? Нет. И мне не нравится.
Папа сел на диван и посмотрел Серёже в глаза:
- Ссориться - не нравится всем. Детей пугали ссорой со старшими. Дети могли потерять расположение к себе, хорошее отношение мамы, папы, других членов семьи. А они, дети, дорожили этим хорошим отношением к себе. Понятно?
- Понятно, - буркнул Серёжа.
- Ну, вот и ладно.
- Всё. Мы почти готовы. – Мама тряхнула вымытыми руками. – Осталось нам переодеться – и всё. Снимай фартук, отец.
- Ты иди, я сейчас, - сказал папа.
Мама ушла.
- Я, кажется, понял, Серёжа. Для взрослых было важно, чтобы дети боялись дурных, плохих последствий своих поступков: бог накажет, голод будет, смерть близких, ссора, болезнь, ну и ещё много того, чего нужно было опасаться. Чтобы боялись делать плохо. И совсем не обязательно, чтобы страх был БОЖИЙ. Тебе это было непонятно?
- Да.
- Теперь понятно?
- Да.
- А если понятно, то подумайте с Таней над правильными ответами, пока я переодеваюсь. А вопросы такие: почему нельзя ронять или недоедать хлеб – ни одной крошки. И второй: почему состриженные или вычесанные волосы нельзя было бросать, где попало? Что говорили взрослые детям? Чем пугали?
Папа вышел.
- Почему, почему, - пробормотала Таня. - Потому… А! Правильно, Серёжка! Хлеб – это жизнь! Смерть будет!
- Голод, - поправил Таню Серёжа.
- Я и говорю: смерть! – ликовала Таня.
- Значит, если будешь бросать хлеб…
- Ронять!
- Я и говорю: бросать…
- «Ронять», папа сказал.
- Мы опять ссоримся. Вот уж эта соль! Не мешай. Будешь…ронять хлеб или недоедать, то кто-то умрёт от голода.
- Это не страшно: «кто-то». Мама или папа – страшно!
Серёжа на секунду замер, потом внимательно посмотрел на Таню:
- Ты чё, Танька, сдурела или чё?
- Так чтоб страшно…
- Нет, пусть кто-то. Давай про волосы думать.
- Не хочу, - как-то вяло ответила Таня. – Сам думай.
- Тебя мама стрижёт – ты и думай!
- Тебя – тоже, - так же вяло возразила Таня.
- Ладно, думаю.
За окном стемнело, зажглись уличные фонари. Таня, не двигаясь, смотрела в окно.
- Ну, не знаю, - после некоторых раздумий сказал Серёжа. – Волосы после тебя везде.
- После тебя – тоже, - не отрываясь от окна, сказала Таня.
- Правильно! Грязь и мусор после стрижки!
- Чего боялись?
- А, да. О! Лысыми стать!
- Точно! – рассмеялась Таня. – Лысые! Ура! Лысые!
…И когда через некоторое время появились родители, дети наперебой закричали:
- Смерть! Лысые!
- Вы что, с ума сошли, - удивилась мама.
- Нет, за хлеб – смерть, а за волосы – лысина!
- Успокойтесь! – сказал папа. – Я, кажется, начинаю понимать. Кто роняет или недоедает хлеб, того ждёт голод или смерть близких. Принимается. Молодцы! А кто не убирает волосы, тот, значит, облысеет?
- Да! – в один голос ответили дети.
- Интересная версия. Этого тоже можно бояться. Принимается.
- Гадатели, заканчивайте! А то сейчас придут гости, а вы…
- Сейчас, мать. А ответ: колдунов боялись. В те времена верили в колдунов. Верили, что они могут наслать на вас болезнь или порчу. А им для колдовства, кроме всего прочего, нужны были волосы чаруемого, заговариваемого. И если волосы валялись неубранными, то колдун всегда мог их найти и подобрать. Всё. Молодцы!
И тут прозвенел звонок.
- А вот и гости. Гостей нельзя встречать через порог, иначе поссоришься. Папа вышел в коридор, открыл дверь. Послышалось: «С новым годом! С новым годом!»
Ребята! Пусть там идёт встреча Старого нового года, а вы попробуйте разгадать истинные воспитательные цели следующих примет:
1. Кто ест заплесневелый хлеб, тот будет хорошо плавать.
2. Кто ест подгорелый хлеб, тот будет здоровым.
3. Муха в щи залетела – на счастье.
День пятнадцатый
Первый день Старого нового года был пасмурным. С утра шёл снег, и дети долго играли на улице и вернулись домой только к обеду. За столом они старались вести себя как положено: не болтали ногами, не разговаривали, не запивали непрожёванное и даже старались не ронять хлебных крошек. Пообедав, дети поблагодарили маму и чинно вышли из-за стола.
- Ну, что, друзья, - спросил папа, - делаем уроки или..?
- Или, - сказал Серёжа, - уроки ещё успеем.
Только Таня вышла из кухни, как Серёжа шепнул отцу:
- Пойдём, что-то покажу, - и повёл отца в детскую.
Тани там не было, и Серёжа кивнул в сторону Таниной кровати:
- Посмотри под кровать.
Папа посмотрел: под кроватью Тани стоял сложенный из спичек колодец. Папа прижал палец к губам, махнул рукой и они вышли из детской.
Таня была в «гостиной», смотрела книгу с картинками. Все уселись на диван.
- Гости вчера поздно ушли, а я сегодня забыл поинтересоваться: как вам спалось?
- Нормально, - сказал Серёжа и улыбнулся.
- А тебе, Таня?
- Тоже, - не отрываясь от книги, ответила Таня.
- Что снилось? – снова спросил папа.
Таня подняла глаза от книги, посмотрела на Серёжу и, бросив книгу, ринулась в детскую. Папа с Серёжей рассмеялись. Спустя мгновение, Таня вернулась в комнату, пряча глаза.
- Что случилось, Таня? – папа положил руку на плечо Тани.
Таня промолчала.
- Ты не ответила на мой вопрос.
Таня внимательно посмотрела на папу, затем на Серёжу. Серёжа улыбался. И Таня бросилась на него с кулачками, а затем прижалась к отцу.
- Татьяна, милая Татьяна, что с вами? – обнял её папа.
Не открывая лица, Таня сказала:
- Я сложила колодец из спичек на ночь, а Серёжка подглядывал.
- Ну и что? – гладил её по голове папа.
- А ничего… А приснился мне ты, - и Таня ещё крепче прижалась к отцу.
- Не переживай. Я же понимаю, как хочется погадать. И если бы были мужские гадания, то Серёжа наверняка сложил бы тоже какой-нибудь колодец.
Папа подмигнул Серёже, а Серёжа – ему. Таня оторвалась от папы, улыбнулась, села на диван и показала язык Серёже.
- Таня! – укоризненно произнёс папа. - Что же ты? А что касается гаданий, то надо сказать вам, мои хорошие, что крестьяне в прошлые века были людьми суеверными: то есть верили в существование чертей, леших, домовых, верили в существование нечистой силы. И, естественно, верили в бога: кто бы их защитил от нечистой силы? Только бог. Верили в бога взрослые и, конечно, дети. Видели, наверно, как молятся и крестятся?
- Да! Видели!
И Таня попробовала показать, как крестятся.
- Примерно так, - сказал папа. Люди полагали, что если они крестятся, то тем самым защищают себя от воздействия злых чар, от нечистой силы. Кстати, святые вечера, святки, в народе ещё называли «страшными вечерами». Полагали так: день стал прибавляться, лето побеждает зиму. Родился Иисус Христос и потому злые духи, нечистая сила делает людям всякие гадости.
- Расскажи какую-нибудь страшную историю, - попросила отца Таня.
- Я лучше прочитаю. Помните стихи Ивана Сурикова «В ночнОм»? Дети у костра рассказывают друг другу страшные истории и небылицы. Если вы заинтересуетесь и прочтёте рассказ Ивана Сергеевича Тургенева «Бежин луг», то вы узнаете несколько таких историй из уст мальчиков. А сейчас я поищу то, что буду читать вам.
Папа взял с книжной полки красивую, красно-золотую книгу «Библиотека русского фольклора», листал, листал и, наконец, сказал:
- Есть! Нашёл!
Он сел на диван.
- Первая история называется «Чёрт». «Пошла одна девка ворожить на святках». – Ворожить – то же самое, что гадать. – «Поставила зеркало, колечко опустила в стакан с водой и сидит. А её парень знал, что она собирается ворожить, и в эту избу пришёл ранее её, залез на печку, лежит. И вот девка пришла, сидит. Вдруг западнЯ поднимается…», - Западня – это люк в подполе. – «Вдруг западнЯ поднимается, из неё появляется чёрт (а она не видит) и спрашивает её:
- Девка, что на свете три косы?
Девка испугалась, молчит, не шевелится, Апарень не растерялся, с печки говорит:
- У речки коса, у девки коса да литовка коса». – У речки коса – это длинная узкая полоска берега, которая вдаётся далеко в реку. А «литовка коса» - это коса обыкновенная, которой косят траву. – «Тот (чёрт) снова спрашивает:
- А что на свете три дуги?
Парень опять же:
- В печке дуга, в упряжи дуга и радуга-дуга.
- А что на свете три матери?
- Мать-родительница, мать-сыра земля да мать Пресвятая Богородица. Только сказал: «Мать Пресвятая Богородица» - то сразу чёрт исчез, западнЯ захлопнулась. Девка ни жива, ни мертва.
А если бы не парень, то он, чёрт-то, девку задавил бы. Она же испугалась. Не может ничего сказать». Дети молчали. Потом Серёжа спросил:
- Пап, а что это: «в печке дуга»?
- Я думаю, что это – арка, дуга над входом в печку, куда закладывают дрова.
- А - «упряжи дуга»? – спросила Таня.
- Дуга в телеге над лошадью. Ты видела её и на картинке и в деревне.
- Понятно, понятно! Мне было непонятно слово «Упряжь».
- А Упряжь – это все приспособления для управления лошадью, это – упряжка. Иногда говорят: «Мы в одной упряжке».Это значит: мы делаем одно дело.
- Хорошо, что сейчас день, а то было бы страшно, - сказала Таня. – Ты ещё обещал прочитать.
- Обещал и прочту. Вот. Называется «Злая женщина и добрый дух».
Папа просмотрел взглядом текст и сказал:
- Чтобы мне читать и не прерываться, я сразу объясню вам непонятные слова и выражения. А если будет ещё что-то непонятное, спросите у меня после прочтения. «Христов день» или «Христово воскресенье» - это день, когда Христос воскрес из мёртвых, после распятия на кресте. История о воскрешении – это библейская легенда, описанная в священной книге христиан «Библии». «ЗаУтреня» - утренняя церковная служба. «ГовЕть» - не есть продуктов животного происхождения: мяса, жиров, сала. «РазговЕться» - прекратить говЕть, закончить говЕние. Слушайте.
«Жила мать с сыном. В Христов день сын пошёл к заУтрене и приводит с собой в дом разговеться старичка грязного и в лохмотьях; посадил его за стол, напоил и накормил, а потом одел в чистое платье. Когда он привёл старичка, то мать сильно разгневалась и закричала: «Ах, ты непутёвый, самим есть нечего, а приводишь всяких… вшивиков». Но сын молча оказывал радушие старичку, а тот тоже молча ел и одевался. Отдохнув немного, старик собрался уходить и сказал спасибо за хлеб да соль. Парень спросил: «Ты, дедушко, уходишь, так возьми меня с собой». Старик сказал: «Да, мне нужно уходить, но через три дня я приду за тобой и стукну в окно, ты тогда и выходи».
В назначенный срок раздался стук под окном, парень вышел к старику, и отправились вместе. Шли они долго и дошли до… самого синего моря, и видят, что стоит баба и переливает воду из моря в корыто. Парень спрашивает: «Дедушко, для чего это она делает?». Старик отвечает: «Она при жизни своей разбавляла водой молоко». Идут дальше и видят, стоят два высоких железных столба, а между ними ребёнок стукается головой то об один столб, то о другой. Парень спрашивает: «Дедушко, а это что означает?» - Этот ребёнок страдает за грехи родителей, ибо на земле слушался их: отец скажет: покажи мамке фигу – он покажет, а мать научит, покажи отцу кулак – он исполнит». Опять шли, долго шли и видят, стоит железный столб, а из него идёт густой дым. Парень спрашивает опять: «Дедушко, что это такое?» Старик отвечает: «Это горят в столбе курильщики, что на земле табак употребляли».
И так ходили они целый год, вплоть до светлого Христова Воскресения на земле, и остановились в одном доме. Старик пошёл к заУтрене, а парню не велел идти и приказал посмотреть в два окна, а в третье не глядеть. По уходе старика парень посмотрел в первое окно, видит восход солнца и красивый сад. Поглядел в другое окно, видит множество птиц, и поют они чудесными голосами. Не утерпел и взглянул в третье окно и видит свою мать на огненном колесе, а вокруг неё черти скачут и радуются. От этого видения он заплакал.
Приходит от заутрени старичок и спрашивает: «Ты отчего плакал?» - «Да так, взгрустнулось». – «Неправда, ты, наверное, посмотрел в третье окно?» - «Да, посмотрел», - отвечает парень. «Ну, так ступай, ещё посмотри и скажи: чтобы сквозь землю провалилось». Парень подошёл к окну и сказал эти слова, и на его глазах мать с колесом и чертями куда-то провалилась, и видение исчезло. Старичок простился с парнем и сказал: «Ступай и делай хоть капельку добра, добрый дух будет всегда с тобой и за тебя».
Папа закрыл книгу.
- Страшно?
- Не очень. А кто этот старичок? – спросила Таня
- Не знаю. Наверное, ангел, посланник бога в человеческом облике. Это же легенда, притча.
- Как сказка, - подсказал Серёжа.
- Любая легенда, притча или сказка чему-нибудь учат. Нельзя обманывать людей, а женщина разбавляла молоко водой и за это поплатилась. Нельзя учить детей дурному, нельзя курить. Вот и наказаны они богом. А вот, скажите мне, почему мать парня оказалась на огненном колесе?
- Она не накормила старика, - решила Таня.
- Она злой была, - сказал Серёжа.
- Верно. А быть злым, недобрым – очень плохо. А на Руси всегда люди были гостеприимными и милосердными.
Всё. А теперь за уроки.
1. Ребята! А что вы знаете о новогодних и святочных обычаях и обрядах
русских людей?
2. Где вы видели эти обычаи и обряды: дома, на улице, в деревне?
3. Принимали ли вы участие в этих обрядах или нет? Почему?
День шестнадцатый
День был очень холодным, а к вечеру мороз ещё и усилился. Папа пришёл с работы с инеем на шапке, крякнул и сказал , раздеваясь:
- Крещенские морозы жмут. Как хорошо дома, тепло.
Все уже были дома, и от этого было ещё уютнее и теплее на душе. Таня и Серёжа давно сделали уроки, хотя и надеялись на то, что завтра уроки в школе отменят из-за морозов.
Папа поужинал и стал просматривать газету, дети читали свои книжки, молча.
- Изба-читальня, - сказала мама, убирая посуду.
- Между прочим, - оторвался от газеты папа, - сегодня крещенский сочельник. И верующие люди до первой звезды не принимают пищу.
- Как перед Рождеством? – отложила свою книгу Таня.
- Да, как в сочельник перед Рождеством Христовым.
- Рождество – понятно: день рождения Христа. А Крещение: день крещения Христа? – присоединился к разговору Серёжа.
- Именно так. Иисуса Христа и первых христиан крестили в реке под названием ИордАнь. В это время года в тех местах достаточно тепло, чтобы проводить обряд крещения. Люди зашли в реку ИордАн и воды реки очистили верующих от грехов. Произошло омовЕние, смывание грехов.
Кстати, так крестилась и Русь Киевская. Киевляне заходили по грудь в реку Днепр для омовения.
- Зимой?! – удивился Серёжа.
- Нет. Крещение Руси происходило летом.
- А почему не зимой, как крещение Христа?
- Крещение обыкновенных людей происходит в любое время и не обязательно в реке. Крещение сейчас проводят и в храмах православных, в церквях. Понятно?
- Не очень.
- Есть праздник, церковный: Крещение Господне, который бывает только раз в году. А есть обряд крещения простых людей. И вот это крещение может происходить в церкви почти каждый день. Понятно?
- Понятно.
- Так вот. Обряд крещения простых людей проводится по определённому порядку, по определённому ритуалу. А праздник Крещения – не обряд, а праздник - проводится по другому определённому ритуалу. На праздник Крещения люди купаются, погружаются в прорубь, зимой, 19 января. И это происходит на реке или в каком-нибудь водоёме. А обряд крещения проходит в церкви, а не на реке, и не только зимой. Понятно?
- Теперь понятно.
- Сегодня, восемнадцатого января, священники освящают воду в церквях и храмах. Верующие берут сегодня с собой посуду – кувшины, графины, бутыли, термосы – и идут в церковь. В церкви есть большой сосуд с водой, освящённой священником. Эту воду люди набирают в свою посуду и уносят домой. Она считается святой и лечебной. А завтра воду будут освящать в водоёмах. Обряд освящения воды называется водосвятием. В подготовленную прорубь, которая в России называется Иорданью, священник три раза опускает крест и вода становится освящённой, как накануне в церкви.
- А зачем брали с собой освящённую воду?
- Считается, что она обладает целебными свойствами. Её держали дома, в заветном месте, для всяких непредвиденных случаев. Считалось, что даже снег крещенский обладает сверхъестественными свойствами. Разумеется, что не сам снег, а вода от него. Собирали его от болезней, для умывания для бани. Много примет было, связанных с Крещением. В народе праздник Крещения назывался – БогоЯвленьем, явлением бога. Примечали, что на БогоЯвленье всегда солнце «играет». То есть оно – яркое, чистое. И никогда утро не бывает хмурым. Так что ждите завтра солнца и мороза.
Отец замолчал, потом пошёл к полкам с книгами.
- А прочту-ка я вам о празднике Крещения, как описывает его сам священник, В. Никифоров-Волгин.
«В крещенский сочельник я подрался с Гришкой. Со слов дедушки я стал рассказывать ему, что сегодня в полночь сойдёт с неба ангел и освятит на реке воду, и она запоёт: «Во ИордАни крещающуюся Тебя Господи». Гришка не поверил и обозвал меня «баснописцем». Этого прозвища я не вытерпел и толкнул Гришку в сугроб, а он дал мне по затылку и обсыпал снегом.
В слезах пришёл домой. Меня спросили:
- О чём кувЫкаешь?
- Гри-и-ишка не верит, что вода петь бу-у-удет сегодня ночью!
Из моих слов ничего не поняли.
- Нагрешник, ты нагрешник, - сказали с упрёком, - даже в Христов Сочельник не обойтись тебе без драки!
- Да я же ведь за дело Божье вступился, - оправдывался я.
Сегодня великое освящение воды. Мы собирались в церковь. Мать сняла с божницы (место, где висят иконы в избе) сосудец с остатками прошлогодней святой воды и вылила её в печь, в пепел, ибо грех выливать её на места попираемые».
- «Места попираемые», - пояснил папа – это все те места, куда наступает нога человека. Или животного. Топтать святую воду – грех. Вот в чём смысл действий матери.
«Отец спросил меня:
- Знаешь, как называется по-древнему богоявленская вода? Святая агиАсма!
Я повторил это, как бы огнём вспыхнувшее слово и мне почему-то представился ночной пожар за рекой и зарево над снежным городом. Почему слово «агиасма» слилось с этим пожаром объяснить себе не иог. Не от того ли, что страшное оно?
- На голубую от крещенского мороза землю падал большими хлопьями снег. Мать сказала:
- Вот ежели и завтра Господь пошлёт снег, то будет урожайный год.
В церковь пришли все заметеленными и зарумяненными от мороза. От замороженных окон стоял особенный снежный свет – точно такой же, как между льдинами, которые недавно привезли с реки на наш двор. Посреди церкви стоял большой ушат с водой и рядом парчовый столик (парча – дорогая ткань; парчовый столик – столик, накрытый парчой), на котором поставлена водосвятная серебряная чаша с тремя белыми свечами по краям. На клИросе (место для хора в церкви) читали «пророчества» (тексты пророков – предсказателей). Слова их журчали как многоводные родники в лесу, а в тех местах, где пророки обращаются к людям, звучала набатная (колокольная) медь: «Измойтесь и очиститесь, оставьте лукавства пред Господом: жаждущие идите к воде живой…»
Папа попробовал даже пропеть эти слова пророков: и стало как-то не по себе.
«Мне представлялись ветхозаветные (из библейских сказаний) пророки в широких одеждах, осенённые молниями, одиноко стоящие среди камней и высоких гор, а над ними янтарно-библейское небо, и ветер, развевающий их седые волосы…
При пении «Глас (голос) Господень на водах» вышли из алтаря (главная часть церкви) к народу священник и дьякон (помощник священника). На водосвятной чаше зажгли три свечи.
- Вот и в церкви поют, что на водах голос Божий раздаётся, а Гришка не верит… Плохо ему будет на том свете!
Я искал глазами Гришку, чтоб сказать ему про это, но его не было видно.
Священник читал молитву «ВЕлий есИ Господи…».
После молитвы священник трижды погрузил золотой крест в воду, и в это время запели снегом и ветром дышащий богоявленный тропарь (молитвенные стихи) «Во Иордани крещающуюся Тебе Господи» и всех окропляли освящённой водой.
От ледяных капель, упавших на моё лицо, мне казалось, что теперь наступит большое ненарадованное счастье. М всё будет по-хорошему, как в день Ангела, когда отец «осеребрит» тебя гривенником, а мать пяточком и пряником в придачу. Литургия (богослужение) закончилась посреди храма перед возжённым светильником, и священник сказал народу:
- Свет этот знаменует Спасителя, явившегося в мир просветить всю поднебесную!
Подходили к ушату со святой водой, вода звенела, и вспоминалась весна.
Так же как и на Рождество, в доме держали «дозвёздный» пост (не ели до появления первой звезды). Дождавшись наступления вечера, мы сели за трапезу – навечерницу. Печёную картошку ели с солью, кислую капусту, в которой попадались морОзинки, пахнущие укропом огурцы и сладкую, мёдом заправленную кашу. Во время ужина начался звон к ИордАнскому всенощному бдению (бодрствованию всю ночь).
После всенощной делали Углем начертание креста на дверях, прИтолоках, оконных рамах – знак ограждения дома от козней дьявольских».
- А что такое «прИтолока»? – спросил Серёжа.
- А вот, - папа поднялся, подошёл к дверям , похлопал рукой по верхней перекладине дверного проёма и вернулся к чтению.
«Мать сказывала, что в этот вечер собирают в деревне снег с полей и бросают в колодец, чтобы сделать его…многоводным, а девушки «величают звёзды». Выходят они из избы на двор. Самая старшая из них несёт пирог, якобы в дар звёздам, и скороговоркой, нараспев выговаривают:
- Ай, звёзды, звёзды, звёздочки! Все вы, звёзды, одной матушки, белорумяны и дородливы. Засылайте сватей по миру крещёному, сряжайте свадебку для мира крещёного, для пира гостиного, для красной девицы родимой.
Слушал и думал: хорошо бы сейчас побежать по снегу к реке и послушать, как запоёт полнощная вода.
Мать «творит» тесьо для пирога, влив в него ложечку святой воды, а отец читает Библию. За окном ветер гудит в берёзах и ходит крещенский мороз, похрустывая валенками. Завтра на отрывном «числиннике» (клендаре) покажется красная цифра 6, и под ней будет написано звучащее крещенской морозной водою слово: «БогоЯвление». Завтра пойдём на ИордАнь».
- Какое завтра число? – спросил папа.
- Девятнадцатое.
- А по старому стилю?
- Шестое… Завтра Крещение.
- Пап, а как понять «полнощная»?
- Значит: полуночная.
- А – «сватей»?
- Значит: «сватов». Прежде чем играть свадьбу, к невесте, к её родителям жених посылает сватов, людей, которые от имени жениха договариваются о свадьбе и условиях проведения свадьбы. Ещё вопросы есть? Тогда принимайтесь за уроки. Серёж, прочти, пожалуйста, вечером или завтра, как будет время, отрывок из этой книги. Я здесь закладку оставлю. Здесь описан праздник Крещения. И описан очень интересно.
И папа показал книгу: Иван Шмелёв «Лето Господне».
Ребята! А вы тоже сами прочитайте этот очень интересный отрывок из повести Ивана Шмелёва. Мальчик в повести всё время общается с Горкиным. Это – глубоко верующий старичок, бывший плотник в хозяйстве отца мальчика. А сейчас Горкин – вроде дядьки-воспитателя при мальчике. Пояснения к непонятным словам и выражениям, как обычно, после текста рассказа.
Иван Шмелёв
«Лето Господне» (отрывок)
Он (Горкин) умывает меня святой водой, совсем ледяно и шепчет: «Крещенская-богоявленская, смой нечистоту, душу освяти, телесА очисти
во имя Отца, и Сына, и Святого духа».
- Как снежок будь чистый, как ледок крепкой, - говорит он, утирая суровым полотенцем, - тёмное совлекАется(1), во светлое облекАется(2)…- даёт мне сухой просвирки(3) и велит запивать водицей.
Потом кутает потеплей и ведёт ставить крестики во дворе, «крестить». На Великую Пятницу(4) ставят кресты «страстной свечкой»(5), а на Крещенье
мелком… Ставим крестики на сараях, в коровнике, на конюшне, на всех дверях. В конюшне тепло, она хорошо окутана, лошадям навалено соломы. Антипушка окропил их святой водой и поставил над денниками(6) крестики. Говорит – на тепло пойдёт, примета такая – лошадки ложились ночью, а Кривая насилу поднялась, старая кровь, не греет.
Солнце зашло в дыму, небо позеленело, и вот – забелелась звёздочка! Горкин рад: хочется ему есть с морозу. В кухне зажгли огонь. На рогОжке(7) стоит петух, гребень отморозил, и его принесли погреться. А у скорнЯчихи(8) две курицы замёрзли ночью.
- Пойдём в каморку ко мне, - манит Горкин, словно хочет что показать, - сытОвой(9) кУтьицей разговеемся(10). Макова молочка-то нету, а пшеничко-то я сварил.
Кутья у него священная, пахнет как-будто лАданцем(11), от мёду. Огня не зажигаем едим у печки. Окошки начинают чернеть, поблёскивать – затягивать ледком.
…После всенощной отец из кабинета кричит: «Косого ко мне!». Спрашивает – ердань(12) готова? Готова и ящик подшили окунаться. Василь Васильевич (Косой) говорит громко и зачем-то пихает притолоку. «Что-то ты Косой весел сегодня больно!(14)» - усмешливо говорит отец, а Косой отвечает: «И ник нет-с, пощусь!(15)». Борода у него всклочена, лицо, как огонь, - кровь такая горячая. Горкин сидит у печки, слушает разговор и всё головой качает.
- А справлялся, будет ли Ледовик Карлыч(16) завтра?
- Готовится-с!...- вскрикивает Василь Васильевич. – Конторщик его уже прибегал… придёт беспременно! Будь покойны-с, во как пересижу-у!
И опять – шлёп о притолоку.
- Не хвались идучи на рать(17), а хвались…
- Бо-жжже сохрани!..- всплёскивает руками Косой, словно хватает моль. – В таком деле… Бо-жже сохрани! Загодя(18) молчу, а…закупАю Ледовика… Сколько дознавал, бился… как говорится, с гуся вода-с… и больше ничего-с.
- Что такое? Ну, ежели и завтра ты будешь такой…
- Завтра я его за… сорок костяшек загоню-с! Вот святая икона, и сочельник нонче у нас… з-загоню!..
- Хорошо сочельничаешь… ступай!
Косой вскидывает плечами и смотрит на меня с Горкиным, будто чему-то удивляется. Потом размашисто крестится и кричит:
- Мороз веселит-с!.. И разрази меня Бог, ежели каплю завтра!.. Завтра,
Б.. уд-п-койны-с! Публику с гор катать, день гулящий… з-загоню!..
Отец сердито машет. Косой пожимает плечами и уходит.
- Пьяница, мошенник(19). Нечего его пускать, срамиться(20) завтра. Ты, Панкратыч (Горкин), попригляди за ним в зоологическом(21)… да куда тебя посылать, купаться полезешь завтра… сам проеду.
…Впервые везут меня на ердАнь, смотреть. Потеплело, морозу только пятнадцать градусов. Мы с отцом едем на беговых(21), наши на выездных санях. С Каменного моста видно на снегу чёрную толпу, против ТАйницкой башни(22). Отец спрашивает, хороша ердАнь наша. Очень хороша. На расчищенном снегу стоит на четырёх столбиках, обвитых ёлкой, серебряная беседка под золотым крестом. Под ней – прорубленная во льду ердАнь. Отец сводит меня на лёд и ставит на ледяную глыбу, чтобы получше видеть. Из-под кремлёвской стены, розовато-седой с морозу. Несут иконы, кресты, хоругви(23), и выходят серебряные священники, много-много. В солнышке всё блестит и ризы(23), и иконы, и золотые кулички архиерЕев(24) – митры(25). Долго выходят из-под кремля священники, светлой лентой, и голубые певчие. Валит за ними по сугробам великая чёрная толпа, поют молитвы, гудят из Кремля колокола. Не видно, что у ердАни, только доносит пение да выкрики протодиакона(26). Говорят: «Погружают крест!» Слышу знакомое: «Во Иорда-а-ане… крещающуюся Тебе Господи-и»…- и вдруг грохает из пушки. Отец кричит: «Пушки, гляди, палят!» - и указывает на башню. Прыгают из зубцов(27) чёрные клубы дыма, и из них молнии..и – ба-бах!.. И радостно, и страшно. Крестный ход(28) уходит назад под стены. Стреляют долго.
Отец подводит меня к избушке, из которой идёт дымок – это теплушка наша, совсем около ердАни. И я вижу такое странное… бегут голые по соломке! Узнаю Горкина, с простынкой, Федю-бараночника, потом Павел Ермолаевич, огородник,хромой старичок какой-то и ещё незнакомые… Отец тащит меня к ердани. Горкин, худой и жёлтый, как мученик, рёбрышки все видать, прыгает со ступеньки в прорубь, выскакивает и окунается, и опять… а за ним ещё, с уханьем. Антон Кудрявый подбегает с лоскутным одеялом, другие плотники тащат Горкина из воды, Антон накрывает одеялом и рысью несёт в теплушку, как куколку. «Окрестился» - весело говорит отец. «Трите его суконкой да покрепче!» - кричит он в окошечко теплушки. «Идём на портомОйню(29) скорей. Косой там наш дурака валяет».
Портомойня недалеко. Это плоты во льду, лёд между ними вырублен, и стоит на плотах теплушка. Говорят Ледовик приехал, разоблачается(30).
Мы входим в дверку, дымит печурка. Отец здоровается с толстым человеком, у которого во рту сигара. За рогожкой раздевается Василь Васильич. Толстый есть самый Ледовик Карлович, немец. Лицо у него не страшное, борода рыжая, как у нашего Косого. Пашка несёт столик со счётами на плоты. Косой кряхтит что-то за рогожей, - может исхитряется?
Ледовик спрашивает – «котофф?» Косой говорит: «Го-тов-с», вылезает из-под рогожки и прикрывается. И он толстый, как Ледовик, блестит. Ледовик тычет его в живот и говорит удивлённо, строго: «А-а.. ти та-кой?!» А Василь Васильич ему смеётся: «Такой же, Ледовик Карлович, как и вы-с!» И Ледовик смеётся и говорит: «Лядно, карашо». Тут подходит к отцу высокий, худой мужик в рваном полушубке и говорит: «Дозвольте потягаться, как я солдат… на Балканах вымерз, это мне за привычку… без места хожу, может чего добуду?» Отец говорит: «Валяй!» Солдат вмиг раздевается, и все трое выходят на плоты. Пашка сидит за столиком, один палец вылез из варежки, лежит на счётах. КонтОрщик(31) немца стоит с часами. Отец кричит: «Раз, два, три…вали!» Прыгают трое враз. Я слышу как Василь Васильевич перекрестился – крикнул: «Господи, благослови!» Пашка начал пощёлкивать на счётах – раз, два, три… На чёрной дымящейся воде плавают головы, смотрят на нас и крякают. Неглубоко, по шейку… Косой отдувается, кряхтит: «Ф-ух, ха-ра-шо…песочек…» Ледовик тоже говорит: «Ф-о-шень карашо..сфешо». А солдат барахтается, хрипит: «Больно тепла вода, пустите маненько похолодней!». Все смеются, отец подбадривает: «Держись, Василья, не удавай!» А Косой весело: «В пу-пуху сижу!» Ледовика немцы его подбадривают – лопочут, народ на плоты ломится, будочник(32) прибежал, все ахают, понукают: «Сорок одна, сорок две…» А они крякают и надувают щёки. У Косого волосы уже стеклянные, торчками. Слыштся :ффу-у… у-ффф-у.. «Что, Вася, - спрашивает отец, - вылезай лучше от греха, губы уж прыгают?» - Будь п-койны-с, - хрипит Косой, - жгёт даже, чисто на по…полкЕ па…парюсь…». А глаз выпучен на меня, и страшный. Солдат барахтается, будто полощет там, дрожит синими губами , сипИт(33): «Го…товьте деньги… ффу… немец-то по…синел…» А Пашка выщёлкивает: «Сто пятнадцать, сто шишнадцать…» Кричат: «Немец посинел!» А немец руку высунул и хрипит: «Таскате… тофольно ко…ледно…» Его выхватывают и тащат. Спина у него синяя в полосках.А Пашка себе почокивает(34): «Сто шишддесят одна…» На стапятидесяти вытащили ледовика, а солдат с Косым крякают. Отец уже топает икричит: «Сукин ты кот, говорю тебе, вылезай!» - «Не-эт… до-дорвался… досижу до сорока костяшек…» Выволокли солдата, синего, потащили тереть мочалками. Пашка кричит: «Сто девяносто восемь…».Тут уж выхватили Василь Васильича. А он отпихнулся и крякает: «Не махонький, сам могу…». И полез на карачках(35) в дверку.
Пояснения
1. – совлекАется – снимается, сходит; совлекАется тёмное – уходит, исчезает всё плохое, дурное в человеке.
2. – облекАется – одевается, меняет облик; во светлое облекАется – наполняется чистым, хорошим, добрым; сравните глаголы:извлекать, увлекать, завлекать.
3. – просвИрка – небольшой белый круглый хлебец из пшеничной муки.
4. – Великая Пятница – последняя пятница перед Пахой.
5. – «страстная свечка» - свеча, принесённая домой из церкви в Великую Пятницу; считалось, что она обладает чудодейственной силой; копотью от пламени свечи в Великую Пятницу «ставили» на дверях и окнах, тем самым охраняли себя и жилище от проникновения дьявола и от его козней.
6. – деннИк – стойло, место нахождения крупного домашнего скота.
7. – рогОжка – грубая плетёная ткань из мочала.
8. – скорнЯчиха – жена скорняка, мастера по выделке мехов и шкур животных.
9. – сытА – вода, подслащённая мёдом; сытОвая кутьИца – пшеничная каша с сытой.
10. – разговЕться – в данном случае означает: позволить себе то, что на данный момент запрещено.
11. – лАдан, лАданец – ароматичесвая смола, употребляемая для получения ароматного дыма при богослужении; в составе смолы есть пчелиный воск.
12.– ердАнь – иордАнь, прорубь для освящения воды в водоёме и омовЕния.
13. – пихАет – толкает.
14. – пощУсь – соблюдаю пост; от слова «поститься», воздерживаться.
16. – Ледовик Карлович – немецкое имя и отчество, переделанные на русский лад.
17. – «Не хвались идучи на рать…» - русская пословица: «Не хвались, идучи, на бой, а хвались, идучи с рати»; смысл её: не хвались, не сделав дела.
18. – зАгодя – прежде всего, заранее.
19. – мошенник – плут, жулик, обманщик.
20. – срамИться – позориться.
21. – «едем на беговых» - лошади, предназначенные для езды верхом.
22. – Тайницкая башня – одна из башен кремля.
23. – рИза – одежда священника для богослужения.
24. – архиерЕй – общееназвание для высших чинов духовенства
25. мИтра – головной убор высших чинов духовенства.
26. – протодиАкон (протодьЯкон) – старший дьякон; дьякон – помощник
свящнника.
27. – «прыгают из зубцов» - из-за зубчатых стен кремля.
28. – крЕстный ход – торжественное шествие духовЕнства с крестом и иконами.
29. – портомойня – место на берегу реки, приспособленное для стирки и полоскания белья.
30. – разоблачАться – раздеваться; «облачаться» - одеваться.
31. – контОрщик – мелкий служащий, мелкий чиновник.
32. – бУдочник – низший полицейский чин, городской сторож, живший в будке, маленьком деревянном доме на площади, в людных местах; впоследствии были заменены городовыми.
33. – сипЕть – говорить хриплым, простуженным голосом.
34. – «почокивает» - щёлкает костяшками счетов, издаёт звуки, похожие на «чок».
35. – на карАчках – на четвереньках.
Ребята! Вы прочли два рассказа о христианском празднике – Крещении Господнем или Богоявлении. Вы почли и беседы папы с Таней и Серёжей. Попробйте ответить на следующие вопросы:
1. Знали ли крестьянские дети об обычаях, обрядах и праздниках русского
народа?
2. От кого дети узнавали о праздниках и обычаях?
3. Верили ли в бога мальчики герои рассказов о Крещении?
Ребята! Я думаю, что вы понимаете смысл слова «обычай». Это общепринятый порядок отношения людей к друг другу, к явлениям природы.
То обычно, что привычно.
Прочтите пословицы и поговорки и ответьте,
почему:
«Безобычному человеку с людьми не жить»?
почему:
«В каком народе живёшь, такого обычая держишься»?
почему:
«Какова сторона, таков и обычай»?
почему:
«Старый обычай молодого твёрже»?
почему:
«Обычай - не клетка, скоро не переставишь»?
и почему:
«У каждого времени свои обычаи»?
Литература для детей о крестьянах
и крестьянских детях
1. Григорович Д.В. «Антон-горемыка», любое издание.
2. Кольцов А.В. «Стихотворения», серия Школьная библиотека», М.,
«Детская литература», 1988 г.
3. «Крестьянские дети», сборник, Ленинград, «Детская литература», 1978 г.
4. Мамин-Сибиряк Д. Н. рассказы «В глуши», «Постойко», «Богач и Ерёмка»,
любое издание.
5. Миронова Т. Л. «Необычайное путешествие в Древнюю Русь», М.,
«Молодая гвардия», «Роман-газета», 1994 г.
6. Некрасов Н. А. «Крестьянские дети» и другие о детях, любое издание.
7. Никифоров-Волгин В. «Дорожный посох», М., «Т-ОКО», 1991 г.
8. Никитин И. С. «Утро», «Русь», любое издание.
9. Пришвин М. М. «Времена года», разделы»Зима», «Весна», любое
издание.
10. Семёнов С. «Первый трудный день», рассказ, любое издание.
11. Суриков И. Стихи, любое издание.
12. Толстой Л. Н. рассказы для детей младшего возраста, любое издание.
13. Тургенев И. С. «Бежин лкг», любое издание.
14. Ушинский К. Д. Рассказы для детей, любое издание.
15. Шмелёв И. С. «Лето Господне», любое издание.
Литература
для любознательных родителей.
1. Афанасьев А. Н. «Живая вода и вещее слово», М., «Советская Россия». 1988
2. Белов В. И. «Лад», любое издание.
3. Громыко М. М. «Мир русской деревни», М., «Молодая гвардия», 1991 г.
4. Даль В. И. «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа»,
гл.XXII, «Приметы», С. Петербург, изд-во «Литера», 1994 г.
5. «Девичество», «Мудрость народная. Жизнь человека в русском
фольклоре», сборник, М., «Художественная литература», 1994 г.
6. «Как была крещена Русь», сборник, ч. I, М., изд-во политической
литературы, 1988 г.
7. Константинов С. «Два года в земской школе», в книге «Записки очевидца.
Дневники. Воспоминания», М., «Современник, 1991 г.
8. Костомаров Н.И. «Очерк домашней жизни и нравов великорусского
народа в XVI и XVII столетиях», М., изд-во «Республика», 1992 г.
9. Корнилов А.А. «Курс истории России XIX», М., «Высшая школа», 1993 г.
10. Максимов С. В. «Нечистая, неведомая сила», т.I, «Крестная сила», т. II,
М., «Русский духовный центр», 1993 г.
11. «Народная проза» из серии «Библиотека русского фольклора», раздел
«Суеверные рассказы», М., «Советская Россия», 1992 г.
12. Сиповский В. Д. «Родная старина», история России в рассказах для
детей, XVI, XVII в.в., М., «Современник», 1993 г.
13. Успенский Г. И. «Крестьянин и крестьянский труд» в книге «Избранные
сочинения», М., «Художественная литература», 1990 г.
14. Успенский Л.В. «По закону буквы», М., «Молодая гвардия», 1973 г.
День семнадцатый
Прошёл калёный, морозный январь. День прибавился, солнце стало теплее, добрее. Зима надулась, заметелила февральскими вьюгами. Но куда там! Отступать всё равно приходится: весна не за горами. Оттепелями да сосульками весточки шлёт.
Заканчивался один из таких февральских дней: обычный, но не совсем. Мама с Таней поздравляли «мужчин» с Днём защитника отечества. Конечно, «мужчины, надеялись на то, что их будут поздравлять, ждали этого момента, но всё равно он был приятным этот момент.
Уже заканчивая пить чай, папа сказал:
- То, что воины – солдаты, офицеры – всегда были защитниками Отечества известно всем. Но не все знают о том, что солдаты, именно солдаты, а не офицеры, в XVIII веке были распространителями, проводниками грамоты в России.
Семья с интересом посмотрела на главу семейства.
- Да, да! Когда Пётр I понял, что ему без технически грамотных офицеров придётся туго в его войнах, он стал насаждать начальные, цифирные школы. Сорок две школы открыл по всей России. Насильно заставлял учиться детей духовных лиц, детей дворян, разночинцев и даже детей солдат. Родители неохотно отдавали в школу своих детей. И после смерти Петра I цифирные школы были почти везде закрыты, вернее, заменены гарнизонными школами при полкАх. Школами для солдат. И почти полвека потом найти домашнего учителя математики в провинции, далеко от столицы и губернских городов можно было найти только в этих школах. Солдата-учителя для дворянских и для зажиточных семей.
- Сява – дворянин! – встрял в разговор попугай.
- А Таня – твоя учительница, - заявила Таня. – Помолчи!
- А для крестьянских детей были школы? – спросил Серёжа.
- Не было. Хотя Россия была страной крестьянской: 95 или 97 % составляли крестьяне от всего населения России.
- А это – сколько? - спросила Таня.
- Это значит, что из ста жителей России девяносто семь были крестьянами. Или по-другому скажу: из тысячи жителей России – девятьсот семьдесят человек были крестьянами. Вот детей этих крестьян грамоте не учили. Государство считало это лишним, ненужным. Зачем крестьянину грамота: он должен работать, он – чёрная кость.
- А сколько детей училось при царе Петре? – спросила Таня.
- В сорока двух школах по всей России обучалось две тысячи учащихся. Это, примерно, столько, сколько учится в двух или трёх городских школах сегодня.
- Ужас! – сказала мама.
- Именно так. Но населения было раз в десять меньше, чем сейчас.
- Просто ужас! – повторила мама. – Абсолютная неграмотность! Просто не верится. А как же Ломоносов? Учёные, писатели, художники, скульпторы – они откуда взялись?
- Михайло Ломоносов – гениальное исключение. Положительная ошибка времени, если сказать по-умному. Простолюдин, крестьянский сын – дошёл до вершин науки, стал символом нации. Были и художники талантливые, и скульпторы из простого народа, из крепостных – были. Сколько их талантливых умельцев из народа, о которых мы никогда и ничего уже не узнаем! Знаем только о некоторых.
Основная масса учёных, писателей, художников была из русских дворян. Из русских дворян и приглашённых иностранцев. А вся громадная народная, то есть крестьянская масса была непросвещённой.
И вот в просвещение крестьян солдаты внесли свой вклад.
Спасибо, милые дамы! Мы с Серёжей сейчас поможем убрать вам со стола, а потом я расскажу о солдатах просветителях.
- Не возражаем, - сказала мама.
…Все расположились в «гостиной». Мама взяла с собой своё вязание: носок для Серёжи, а папа – книги.
- История просвещения русского народа – очень печальна и драматична, - начал папа, как лектор. – Уж насколько неграмотны были высшие слои общества, то о крестьянах и говорить нечего. Царям не нужен был образованный народ: зачем вещи быть грамотной, зачем предмету уметь читать? Ведь крестьянин был вещью. Кроме того: размышляющий человек – опасен. Он начнёт сравнивать свою жизнь с жизнью господ, начнёт требовать свободы, равных прав с господами. И что произойдёт? Погибнет самодержавная, царская Россия. Будет какая-то другая, но не царская. Зачем царю это? Одни министры добивались создания школ для крестьян, другие – запрещали. Даже начальное образование запрещали. А уж на гимназию, лицей, университет крестьянский сын, «мужичок с ноготок» и рассчитывать не мог.
В середине XIX века многие образованные люди из города, болея душой за свой народ, стали перебираться жить в деревню, чтобы обучать и крестьян и крестьянских детей грамоте; чтобы рассказать о жизни крестьян со страниц газет и журналов. Это называлось – «хождением в народ».
Государство пошло на уступки: разрешило начальное образование для крестьян. Но денег на оплату труда учителей, на оборудование для школ, на книги оно выделило очень мало. Пусть, мол, сами крестьяне собирают деньги и содержат школы; местная казна пусть находит деньги на образование , а власть пусть ищет доброхотов-меценатов, которые содержали бы школы за свои деньги.
Крестьяне ничего и не знали об этой борьбе: так, слышали что-то краем уха. Да и не интересовались этой борьбой за собственное образование и образование детей. Многие из них считали, что образование – это баловство: незачем ребёнку голову забивать. (Примерно так рассуждали родители дворянских детей полтора века назад, при Петре I. Как тут не вспомнить круги по воде!) Если родители дворянских детей считали, что учение – это труд, то крестьяне считали наоборот: труд – вот учение; трудись, учись жизни и будешь обеспечен хлебом. А больше ничего и не надо. Смотри, Влас («мужичок с ноготок»), как делает отец и учись этому; слушай, Влас, что говорят старшие, приобретай их опыт – вот это и есть учение. Всё это правильно, но…
- Пап, а когда же ты о солдатах? – не выдержал Серёжа.
- Сейчас, сейчас, Серёженька! Потерпи. Многие крестьяне стали понимать важность и необходимость образования. Ведь земледельческий труд – это целая наука. Будешь плохо знать эту науку – значит, будешь плохо трудиться; будешь плохо трудиться – будешь плохо жить, разоришься. Земледельческую науку многие знали хорошо. Да и о государственных новостях слышали: многие крестьяне ездили на разные ярмарки да базары, а там – все новости. Но вот беда: обманывают неграмотного крестьянина, обсчитывают. Он и посчитать, как следует, не может, и бумагу какую-нибудь не прочитать, а уж написать тем более: просить кого-то надо, деньги платить. Общим, дорого стала стоить неграмотность. И когда поняли это, то стали отдавать детей учиться в школы. Там, где они были. А они были. Одна школа – на несколько деревень. А какие были школы?
Церковно-прихОдские, где церковь давала начальное образование; зЕмские, то есть государственные, которые содержала местная власть: земство; и частные школы. В частных школах учителя нанимали сами крестьяне и сами платили ему деньги. Учителем частной школы приглашали грамотного человека. А таким человеком во многих деревнях и сёлах был солдат.
Солдат – бывалый и уважаемый в народе человек; его ценили за находчивость, за широту знаний (везде побывал, много повидал), за добродушие и бескорыстность. Не зря, совсем не зря, солдат – герой многих легенд, историй и русских народных сказок.
Конечно, не только солдат приглашали обучать своих детей крестьяне. Были и приезжие люди: студенты, бывалые люди из города. Но наибольшим авторитетом пользовались отставные солдаты. Частные и церковноприхОдские школы появились в России в начале XIX, а земские – во второй половине XIX века. Как проходили занятия в церковноприхОдской школе, я вам сейчас зачитаю.
- Пап, а почему школа называлась «церковноприхОдской? – спросил Серёжа. – Можно ведь просто сказать: церковная.
- Иногда церковнопрхОдскую школу называли «прихОдской», то есть: школой данного прихода.
- А «прихОд» - что такое?
- А прихОд – это район, местность, жители которой приходят в данную церковь, являются прихожАнами этой церкви. В сельской местности церковь, обычно, была одна на несколько деревень и стояла в селе. Село и несколько деревень являлись одним приходом. Село являлось центром прихОда. Все прихожАне крестились, венчались, исповедовались только в церкви своего прихода. Так было принято. И школа, которая открывалась при церкви, называлась церковноприхОдской, или просто – прихОдской. Моя бабушка, а твоя прабабушка, Серёжа, закончила три класса церковноприхОдской школы села Бароновка.
Ну, теперь… Иван Яковлевич Столяров «Записки русского крестьянина». Сам столяров родился в семье крестьянина. И это его воспоминания. Два отрывка о школе я и прочту.
Папа раскрыл книгу.
- Да, ещё пару слов на объяснение. ПсалтЫрь – книга псалмов, религиозных текстов. При нехватке букварей употреблялась в России как учебная книга. Объясняю значение ещё одного слова: «по церковнославянски». Дело в том, что славянская азбука считается изобретением болгарских монахов Кирилла и Мефодия и называется «кириллицей». Через эту азбуку с греческого языка переводились все церковные книги. А книги, написанные кириллицей, назывались церковнославянскими. Каждая буква в церковнославянской азбуке имела своё название. Мы сегодня как называем буквы? А, БЭ, ВЭ, ГЭ, ДЭ… А в церковнославянском алфавите эти же буквы имели название: АЗ, БуКИ, ВеДИ, ГЛАГоЛЬ, ДОБРо…
Ну, а уж теперь – текст воспоминаний Столярова.
«ПсалтЫрь определила характер и программу нашего обучения. В это время учили сначала название каждой буквы по церковнославянски: а = аз, б = бУки, в = вЕди и т. д.
Неудобство этого метода (способа) обучения в том, что выучив название букв алфавИта, трудно потом перейти к сложению слогов и к чтению. Для сложения, например, слога «АБ» нужно было сказать: аз – буки = аб.
Научившись читать, мы приступили к чтению псалтЫри и к заучиванию наизусть молитв. Первый учитель занимался с нами недолго и потому не оставил никаких следов в моей памяти… Но нужно сказать, что этот учитель проделал с нами самую трудную работу: он научил нас азбуке, и мы могли кое-как читать.
После его ухода для школы наступило безвременье: никакого постоянного учителя, с нами занимались поочрёдно – сам священник, его жена и дьячок. Каждый из них учил на свой лад и тому, чему находил нужным учить. В одном не было разногласий между ними: в наказаниях. Давать щелчки в лоб, драть за уши, бить, бить линейкой по пальцам, ставить на колени; все эти наказания сыпались как из рога изобилия на тех, которые этого заслужили. Небольшое различие существовало среди наших учителей: дьячок предпочитал бить линейкой по рукам, попадья – ставить нас на колени, а священник признавал одинаково все виды наказания…»
- За что наказывали учеников? – спросила Таня.
- Не знаю. Наверное, за непослушание, за неправильный ответ, за дерзость, за грубость, за недостойное поведение и т. д. За то же, за что и вас наказывают в школе.
- Нас не бьют!
- Но всё равно наказывают: стыдят, ставят плохую оценку, записывают в дневник, вызывают в школу родителей. А в то время были другие способы наказания. Так обращались даже с дворянскими детьми в учебных заведениях и при домашнем обучении. Вспомните «Историю одного детства», «Детство Тёмы». Читаю дальше.
«Мы, малыши, предпочитали, чтобы он (священник) ставил нас на колени и больше всего боялись его щелчков и его манеры драть за уши. Пальцы у него были длинные, сухие, настоящие костяшки. От его щелчка лоб сейчас же краснел, а от большого числа щелчков лоб вздувался и долго сохранял следы приложения пАстырских (поповских) пальцев. Не лучшим было и драньё за уши. Он прибегал к этому, когда бывал очень рассержен. Тогда он становился злым и терял хладнокровие, впивался ногтями в основание ушей наказуемого, и когда он выпускал из тисков уши, кровь стекала капельками из ранок, нанесённых когтями.
- Аксёнка! – обращался он к одному из моих товарищей по парте. – Знаешь ли ты какую-нибудь молитву?
Не знаю, - отвечает Аксёнка.
- Как не знаешь? – начинает сердиться священник и повышает голос: - Ты всё же знаешь: «Господи, помилуй мя»?
- Не знаю, - отвечает Аксёнка.
- Как не знаешь! – ещё больше сердится священник. – Повторяй за мной: «Господи, помилуй мя!»
Аксёнка чешет затылок, старается вспомнить, что нужно повторить, и не может. Губы его начинают дрожать. Он вот-вот расплачется. И вдруг выпаливает:
- Не знаю, не могу повторить.
Это приводит священника в бешенство.
- Почему ты не знаешь! – кричит он.
Крик священника вызывает обратное действие у Аксёнки: его испуг исчезает и на лице появляется невозмутимое упорство. Он уже спокойно отвечает:
- Ничего не знаю.
Этот ответ приводит священника в недоумение:
- Почему же ты ничего не знаешь? – спрашивает он более спокойным тоном. – Чему же тебя учила мать?
Аксёнка улыбается.
- Ну, чему же ты смеёшься? – опять кричит священник. – Отвечай же мне!
- Да мама меня ничему не научила. Она сама ни одной молитвы не знает.
Это ответ почти успокаивает священника. Он задаёт Аксёнке ещё один вопрос:
Как же молится твоя мать, если она не знает ни одной молитвы?
- Да никак, - отвечает Аксёнка. – Она только крестится, да головой кивает.
- Болван! – говорит Аксёнке священник. – Становись на колени. Да сначала пойди выбей об угол избы свой нос».
- Как это? – спрашивает Таня.
А мама смеётся:
- Это священник так предлагает Аксёнке почистить нос, высморкаться.
«На этом и кончается обучение Аксёнки молитвам, - продолжил папа. – Аксёнка так и не понял, чего хотел добиться от него священник. Такие ответы могли опять повторяться, но в один прекрасный день Аксёнка не пришёл в школу и уже больше не приходил. Он решил, что ученье – очень мудрое дело и не для его ума:
- Чего мне там делать-то? Какая мне польза от учения? Батя и мама неграмотные, и все другие тоже. И ничего! Живут! Проживу и я без учения. А чтобы брань попа слушать, да побои выносит, - этого я не желаю.
…К концу третьего года только пять крестьянских мальчиков оставалось из двадцати записавшихся».
- Устали? – спросил папа. – А то давайте сделаем перемену.
- Можно чайку попить, - предложила мама.
- Да, да! – поддержала её Таня. – С тортиком!
- Ладно: вы пейте чай, а я буду читать вам, - сказал папа.
Чай – не еда: быстро вскипятили воду, расставили чашки, порезали торт – наслаждайся!
А папа – продолжил.
«На второй год число поступивших школьников оказалось значительно больше. Но причиной тому был не выросший интерес родителей или детей. Последовавший за годом открытия школы был 1891 год, голодный год. Для поддержания питания школьников была открыта при школе столовая, в которой им давали обед: густой пшённый суп с растительным маслом, картофель или кашу и кусок пшеничного хлеба. В нашем селе пшеничного хлеба и в нормальные годы не знали, всегда ели только чёрный ржаной хлеб. Пшеничную же муку покупали только в большие праздники…
Выдача детям пшеничного хлеба, да ещё в голодный год, когда у других и ржаного-то хлеба не было, и всё это бесплатно, - привлекало детей к школе».
- Ужас! – сказала Таня.
- Что, крестьяне были такими бедными? – удивился Серёжа.
- Да, Серёженька, да. Не роскошествовали. Всю Россию кормили, а сами пшеничного хлеба не видели. И это притом, что крестьян в России к этому времени было девяносто процентов, то есть: девятьсот крестьян на тысячу жителей.
- А у нас булочки в школе – каждый день. – сказала Таня.
- А у них и ржаной не всегда был. Я продолжаю.
«Во второй половине этого же года приехал к нам новый учитель, пятый по счёту. Иван Капитонович (так звали его) оказался живым, расторопным малым, лучшим, чем это можно было заключить по первому впечатлению…
…Так кое-как Ивану Капитоновичу удалось довести до конца наше обучение.
В 1893 году состоялся первый выпускной экзамен. От представляющихся к экзамену требовалось: написать небольшую диктовку с расстановкой знаков препинания, решить одну из несложных задач и прочесть наизусть одно небольшое стихотворение или прочитать по книжке коротенький рассказ и ответить на несколько вопросов священника по священной истории или же прочитать какую-нибудь молитву.
Иван Капитонович начал нас готовить к экзамену чуть не с Рождества. Он больше всего боялся, что мы не сумеем правильно расставить знаки препинания. Эта почти ежедневная подготовка заключалась в том, как он будет держаться на экзамене, как он будет подсказывать нам знаки препинания и правописание трудных слов. Он плохо верил в наши знания и считал эти правила слишком сложными для нас. Он придкмал особенный способ подсказывать нам. «Если после продиктованной фразы я возьмусь за пуговицу моего пиджака, значит, поставить точку. Если же нужно поставить точку с запятой, то я возьмусь за пуговицу и ещё сделаю рукой движение в воздухе, которое напоминает вам запятую. Когда нужно поставить запятую, я поднесу руку к усам. А для двоеточия я возьмусь за две пуговицы на пиджаке». Для вопросительного знака Иван Капитонович решил высморкаться, а для восклицательного знака покашливать, а для беглого «е» - понижать. И ещё другие жесты».
Таня беззвучно смеялась, прикрыв рот ладошкой, Серёжа изображал знаки препинания.
- Что значит «беглое «е»? – неожиданно спросила мама.
- Значит: не под ударением. Вот в слове «перелесок» звук «е» в первых двух слогах – беглый.
- Дальше, - попросила Таня.
«Наступил день экзамена. У всех нервы были напряжены, а у нас, малышей, коленки от страха тряслись. Священник отслужил молЕбен. Экзаменаторы сели за стол, покрытый зелёным сукном, нас посадили за парты. Экзамен начался. Бедный Иван Капитонович! Он растерялся больше, чем мы. Начал он диктовать. Губы у него посинели, сам он побледнел. Язык плохо слушался его. Все условные знаки, которые он так долго внушал нам, выскочили у него из головы. Его голос и речь изменились. Он заикался. Он запутался в своей системе показывать нам знаки препинания и правописания. Впрочем, мы были так взволнованы, что не могли бы следовать за знаками Ивана Капитоновича. Если бы даже он сохранил своё хладнокровие.
Нас было всего восемь кандидатов и кандидаток, дошедших до конца обучения и допущенных к выпускному экзамену. Экзаменаторов было почти столько же, сколько и кандидатов. В числе их находились: земский начальник, архимандрИт (начальник священника) и ещё какие-то лица. Их присутствие ещё больше вызывало в нас робость. Как была написана нами диктовка? Правильно ли решена задачка? Хорошо ли мы ответили экзаменаторам? Одному богу, да экзаменаторам было известно. Сами же мы не отдавали себе отчёта.
Все мы были признаны достойными получения свидетельства об окончании школы. Экзаменаторы поздравили наших родителей, ожидавших в ограде церкви. И вот мы стали первыми «грамотеями» нашего села».
Папа закрыл книгу. Серёжа потянулся и Таня успела его пощекотать. Серёжа взвизгнул и вскочил.
- Погуляйте, если хотите, - сказала мама. – Поморозьтесь, только недолго.
Ребята! Сравните вашу школу с церковноприхОдской.
1. Чем отличаются школы?
2. Почему государство препятствовало крестьянам в получении грамотности?
3. Какие предметы изучали дети в церковноприхОдской школе?
4. Почему крестьяне не были богатыми?
5. Как вы понимаете смысл следующих пословиц и поговорок?
- «Мужицкими мозолями баре сыто живут».
- «Один с сошкой, а семеро с ложкой».
- «Аз, бУки, ВвЕди страшат, что медведи».
Ребята! Вы помните крестьянина Ивана Ермолаевича из очерка Г. И. Успенского «Крестьянин и крестьянский труд»? Прочтите отрывок из того же очерка о том, как Иван Ермолаемич отдавал своего сына Мишутку учиться.
Г.И. Успенский
«Мишка»
Иван Ермолаевич задумал учить своего сына, одиннадцатилетнего мальчика. Необходимо сказать, что потребность учить и учиться была осознаваема Иваном Ермолаевичем в смутной степени. Обыкновенно он решительно не нуждался ни в каких знаниях, ни в каком учении. Жизнь его и его семьи, не исключая одиннадцатилетнего сына, была так наполнена и была так хорошо снабжена знаниями, которые сама же и давала, что нуждаться в каком-либо постороннем указании, совете – словом, в чём-либо непочерпаемом тут же, на месте и на своём деле – даже не было и тени надобности. Но иногда минутами что-то неведомое, непонятное, что-то доносящееся из самого далёкого далекА пугало Ивана Ермолаевича… И в такие-то минуты он говорил: «Нет, надо Мишутку обучить грамоте. Надо!» Удивительно странные обстоятельства приводили его к этой мысли. Однажды, во время косьбы зашли мы с ним в луга, арендуемые немцами курляндцами(1). Попался нам курляндец, сидит на копне сена и что-то ест. Поглядели, ест рыбу. «Какая это рыба? – спрашивает Иван Ермолаевич. «СалАка!» - «Дай-ко отведать». Немец дал, Иван Ермолаевич поглядел на рыбу, повертел её в руках, померил, откусил, пожевал и спросил: «Почём?» Немец сказал цену. Иван Ермолаевич доел рыбу, поблагодарил и мы пошли дальше, и тут-то ни с того ни с сего, Иван Ермолаевич вдруг вздохнул глубоко-глубоко и сказал: «Нет, надо Мишутку учить! Пропадёшь, верное слово, пропадёшь! Ишь вон какую рыбу-то ест! Надо! Вот уберёмся, отдам учителю».
…С величайшей неохотой и как бы с тяжестью на душе Иван Ермолаевич приводит намЕрение своё в исполнение. Уж давно убрались с хлебом, и начал устанавливаться зимний путь, а он всё не ведёт к учителю.
…Иван Ермолаевич съездил в одну из близлежащих деревень, где была зЕмская школа, уговорился с учителем и, наконец, настал день, когда нужно было везти Михайлу в школу. До этой минуты на все разговоры об учении Михайло обыкновенно не отвечал ни одного слова. «Вот, - скажет Иван Ермолаевич, - скоро в школу повезу, смотри, учись!» Михайло молчит, не отвечает ни слова. Мальчик он был бойкий, весёлый, разговорчивый, но как только дело или разговор касался школы, Михайло делался как каменный: не огорчается, не радуется, а смотрит как-то осторожно… В день отъезда Иван Ермолаевич сказал, наконец, с тяжёлым вздохом:
- Ну, Михайло, сейчас поедем. Мать, одень Мишку-то!
Мать одевала и плакала. Иван Ермолаевич так же чуть не рыдал, не понимая из-за чего должно происходить всё это мучение. Но Михайло хоть бы слово.
…Всё время Мишка был твёрд и молчалив, как железный, сам Иван Ермолаевич тяготился этим отъездом в школу гораздо больше, чем Михайло. И вот в то время, когда Иван Ермолаевич нехотя ис глубоким сокрушением стал влезать в сани и со вздохом произнёс: «Ну, Михало, полезай, брат», - оказалось, что Михайлы нет. Покликали, покричали – нет ответа. Принялись искать – опять нигде нет; оглядели все чердаки, все углы в доме и на дворе – нет Михайлы! «Ведь спрашивали дьявола, - сердился Иван Ермолаевич, - хочешь в ученье или нет? Ведь молчит, как камень, дубина экая, а вот убёг! Уж попадись ты мне, я из тебя выбью ответ!» Но этот гнев немедленно же сменялся в родительском сердце состраданием… Надвигались сумерки, а Мишки всё не было. Всеми, не исключая работников, охватило глубокое уныние, которое сменилось искреннейшею радостью, когда один общий знакомый мужик из соседней деревни уж тёмным вечером привёз Мишку домой. Все обрадовались, забыли всякие разговоры об ученье, всякие намЕрения «пробрать» и т. д. Спрашивали только «не замёрз ли», «чай голоден», а работники, так те откровенно высказывали своё одобрение: «Ловко ты, Мишанька… Право, ловко!...»
Мишка чувствовал себя победителем и как бы вырос и окреп за эти несколько часов бегства. Тотчас, как только его привезли, он переоделся, переобулся и в несколько минут обЕгал весь двор, заглянул в хлева, в сараи, и т. д., точно желал удостовериться, всё ли на своих местах, всё ли по-старому, всё ли благополучно.
… Иван Ермолаевич перестал говорить с Михайлом о своём намЕрении, но вместе со мной заключил зАговор. Не говоря никому ни слова, мы выберем любой день, посадим Мишку в сани и поедем в другую деревню за двенадцать вёрст(2), близ станции железной дороги. Там мы его сразу и заточИм в школу и водворим в квартире. Там есть у Ивана Ермолаевича знакомые, которые будут присматривать, приглядывать, а в случае чего и по затылку дадут – ничего выдержит! скотина добрая(3)…
Мишка ничего не подозревал, когда Иван Ермолаевич приказал заложить лошадь, объявив, что едет на мельницу. Он, как и всегда, помогал запрягать… Когда лошадь была подана, Иван Ермолаевич внезапно объявил Михайле, находившемуся в избе: «Одевайся, со мной поедешь». Михайло побледнел, как полотно, почувствовал, что схвачен врасплох, но ни слова не сказал, оделся; тут подоспел и я; посадив Михайлу в середину между нами, мы тронулись в путь. По хорошей зимней дороге мы «духом»(4) долетели до деревни, где была школа, и обделали всё дело не больше, как в один час. Как раз напротив школы нашли квартиру у вдовы-старушки, дали задАток(5), повели Мишку к учителю, переговорили с ним, также дали задАток, после чего учитель сию же минуту взял Мишку и увёл в школу, где уж сидело и жужжало человек сорок малых ребят. Мишка хотя и был крепковат на нервы, когда учитель усадил его в самую середину школьной толпы, малый «загорелся», вспыхнул, смутился и оторопел…
- Это самое и надо! – сказал Иван Ермолаевич, когда мы выбрались из школы. Он и сам был испуган школой не меньше Мишки. – Так и нужно прямо под Обух(6)! Скорей оботрётся… Оглушишь его этак-то – он и пообмякнет… Это слава богу, что так – прямо Обземь! Ничего, пущай! – закончил Иван Ермолаевич, и мы поехали прочь от школы.
По дороге мы заехали к кузнецу, которого звали Лепило и который вместе с тем был и коновал(7). У него находилась на излечении лошадь Ивана Ермолаевича… Поглядели больную лошадь, к ноге которой была привязана тряпка с лекарством, зашли, кроме того, в лавки кое-что купить, часа два пили в трактире(8) чай, грелись, разговаривали и воротились домой шажком уж часу в первом ночи.
- Мишка прибежал! – было первое слово, сказанное женой Ивана Ермолаевича, когда мы подъехали к крыльцу его избы.
И я и Иван Ермолаевич были несказАнно изумлены. Иван Ермолаевич вылез из саней и молча пошёл в избу; я также молча пошёл домой; было уже поздно, и поэтому с Иваном Ермолаевичем я увиделся только утром.
- Это его учитель прислал… Грифель(9) вишь(10)… книгу какую-то надо… бумагу…
Потолковали мы насчёт расходов и порешили отвезти Мишку и послать учителю деньги, чтобы купил грифель и всё, что нужно. Отправили Мишку на следующий же день с работником. Но утром через день Мишка опять явился.
- Ты зачем?
- Хозяйка прогнала. Напилась пьяна, стала драться, погнала вон… Не пимши, не емши…
Все жалели его, особенно же жалели, что он и сапоги и ноги истрепал. Но Мишутка в моменты своих кратковременных возвращений не обращал, по-видимому, никакого внимания ни на сожаления о его ногах, ни на самые ноги. Едва прибежав издальнего путешествия по снегу,..бежал в коровник, в свиной хлев, к овцам, к лошадям, в сарай, в баню к уткам; там всё пересмотрит, перепробует, рукой пощупает; словом, не нарадуется на свои родные места, в которых ему, очевидно, дорога каждая порошИнка (пылинка).
На следующее утро поехал с Мишкой сам Иван Ермолаевич, так как надо было разобрать дело. По его отъзде пришёл ко мне работник и сказал:
- Не будет Михайло учится, нет не будет!
- Почему же?
- Не к тому привержен. У него есть приверженность к хозяйству, лошадей любит, скотину; а это ученье не по нём – не будет! Я уж знаю его характер. Таперича, ежели ему лошадью править, снопы возить, так он трясётся от радости. А это ученье – нет. Ведь он мне сам сказывал, что на хозяйку наплёл(11), насказал облЫжных(12) слов. А всё из-за того, чтобы отец отдал его Лепиле на квартиру, потому что там наша кобыла. Он сам сказал: «Как, говорит, увидел я нашу рыжую, как она стоит с больной ногой, вспомнил дом, так и упёр из училища». Нет, не будет, не такой парень.
Иван Ермолаевич воротился в глубоком унынии. Мишка всё наврал – и на хозяйку и на учителя. Учитель и не думал его посылать, а хозяйка, ввиду такой бессовестности, отдала Ивану Ермолаевичу назад деньги и отказалась держать Мишутку. Волей-неволей пришлось поместить Мишутку к Лепиле, но при этом Иван Ермолаевич «оттрепал» его за волосы.
Но этим мучения не окончились; дня через два мужики, воротясь со станции, объявили, что Мишка там трётся вокруг вагонов, помогает подводить лошадей и заслуживает тем всеобщие похвалы. Но что ужасно – жалуется мужикам на жестокое обращение отца: бьёт, выгнал из дому; просит приютить и жалуется самым лютым врагам Ивана Ермолаевича, срамИт (стыдит) его не на живот, а на смерть перед людьми. ничего не стоящими. Иван Ермолаевич вышел из себя и немедленно же пустился ловить Мишутку, и тут началась борьба. Только что Иван Ермолаевич настигнет его у вагонов, Мишка – под вагон, а Иван Ермолаевич в ужасе, что его раздавит, не знает, что делать. Из-под вагона Мишка пускается в бега. Но разыскать его не было возможности, потому что Мишка так умел насказать про отца, что его прятали, скрывали – «нету у нас!»
Наконец-то словили и привезли… К этому времени на Мишку все были до того ожесточены, он так много насрамИЛ, налгал на отца и мать, такую пустил про них худую(13) славу, что появление Мишки вызвало уже не радость, а единодушное восклицание отца и матери: «Драть!» Розги были припасены, и едва Мишка появился в избе, как Иван Ермолаевич крикнул работнику: «Держи-кось его Фёдор!» Но Фёдор наотрез отказался и ушёл вон; не драть, а хвалить мальчишку надо бы было, по его мнению, за такие молодецкие подвиги и за такое образцовое сопротивление какому-то учителю. Работница тоже отказалась и убежала, и по тем же причинам. Тогда взялась держать мать. Мишка ужасно орал, молил и вопиЯл, но драньё было беспощадное…
Это-то драньё и было его окончательной победой; сорвав зло Иван Ермолаевич немедленно утих и крайне удивлялся, что всё это мучение произошло из-за какого-то ученья. Он решительно уже не мог понять, зачем оно нужно Мишке, несомненные достоинства которого, выказанные во время всей этой истории выступили теперь со всей яркостью; нежелание учиться исчезало совершенно перед этим упорным желаниемжить в крестьянских условиях, перед этой любовью к «крестьянству», выражавшейся в любви к скотине, к нашей рыжей кобыле, в этом неудержимом стремлении «домой», где дорога каждая курица, утка. С каждой минутой Иван Ермолаевич убеждался, что в Мишке растёт надёжный представитель его семьи, работник, привязанный к «крестьянству» неразрывными узами, и недавнее негодование заменилось весьма скоро восхищением.
Пояснения
1. - немцы-курляндцы – немцы из Прибалтики.
2. – верста - мера длины, чуть больше километра, а точнее: 1 км 60 м.
З. – «скотина добрая» - в устах Ивана Ермолаевича это не брань, а похвала, гордость за сына: «добрая» - значит, хорошая, крепкая; а «скотина», да ещё хорошая, здоровая – для крестьянина лучшая награда.
4. – «мы «духом» долетели» - быстро, мигом.
5. – часть денег, которые даются исполнителю работы до выполнения самой работы.
6. – «прямо под обух» - сразу, резко.
7. – коновал – знахарь, лекарь, лечащий лошадей.
8. – грИфель – палочка из особого минерала для писания ею на ученической или классной доске; предшественник карандаша.
9. – трактИр – столовая, где продавали разные напитки и обязательно – чай.
10 – вишь – видишь.
11 – наплёл – наврал, оклеветал.
12. – «облыжные слова» - ложные, неверные слова.
13. – худая слава – дурная слава, порочащая человека.
Ребята, как вы думаете:
1. Почему Иван Ермолаевич хотел отдать учиться сына?
2. Почему Миша не хотел учиться? Найдите подтверждение в тексте.
3. В какую школу определили Мишутку: земскую, частную, прихОдскую?
4. В каком возрасте принимали крестьянских детей в школу?
5. Богатым или бедным крестьянином был Иван Ермолаевич? Найдите
в тексте подтверждение ответу.
Ребята, как вы понимаете пословицы и поговорки:
- «Которая рука по головке гладит, та и за вихор тянет».
- «От доброго корня добрая и поросль».
- «Нашла коса на камень».
- «Детки – радость, детки ж и горе».
- «Детишек воспитать – не курочек перевоспитать»
День восемнадцатый
Наступил выходной день для всей семьи, но зима не отступила: выла метель, сильные порывы ветра секли лицо льдистым снегом. На улицу не выйдешь – никакой радости. Небо в тяжёлых свинцовых тучах; не день – а вечер.
В квартире включили свет. Это днём-то! А Таня предложила свет выключить, а зажечь свечи: красивые, фигурные, цветные в подсвечнике, которые остались от Нового года.
Так и сделали. Стало хорошо: за окном пурга, а здесь – тепло, уютно, свечи…
- А что в это время делали в деревне? – спросил Серёжа.
- В это время – это зимой? Или в конце февраля?
- В конце февраля.
- Начиная с Рождества, по всей России шли свадьбы. До самой масленицы, которая к нам подкатится через две недели. А конец февраля… Начинали готовиться к севу зерна.
- Зимой?!
- Да, да – именно зимой. Крестьяне выносили посевное зерно на утренний морозец (говорили: на три утренние зори); считали, что зёрна чуть примороженные, чуть «тронутые морозом», дают лучший урожай.
- Закаляли зерно, - сделал вывод Серёжа.
- Но выносили на мороз и лён и пряжу, для того, чтобы нитки были ровными и белыми.
- А как так получалось?
- Не знаю. Но люди это делали, а, значит, и верили, что толк будет. Где-то в конце февраля – Власьев день. Люди ходили друг к другу в гости, но главное то, что начинались торги по продаже скота. А вечер двадцать восьмого февраля был вечером «окликАния звёзд». ОвчарЫ – пастухи овец – вечером смотрели на звёзды и говорили определённые слова. Делали они это для того, чтобы появилось в хозяйстве больше ягнят – детёнышей овец.
- Это правда? – удивилась Таня.
- Правда, что такие слова произносили. А добавляли ли эти заклинания ягнят, я не уверен. А пастухи верили. Они были суеверными…
- Верили в сверхъестественную силу, - вспомнил Серёжа.
- Молодец! А окликАние звёзд – древний обычай. И пастухи исполняли этот обычай. Что ещё делали в конце февраля? Занимались своими обычными ежедневными делами: ткали, пряли, плели лапти, чинили обувь и инвентарь у весне… А дети помогали старшим. Вон, Миша, сын Ивана Ермолаевича, крутился во дворе, в хлеве возле скотины. Кстати, в какую школу отдавали учиться Мишу: прихОдскую, зЕмскую или частную?
- В зЕмскую, - сказала Таня. Ей нравилось это слово.
- В частную, - возразил Серёжа, - потому что Иван Ермолаевич учителю деньги платил за обучение.
- Да, пожалуй, что частная. Но в частной школе никогда не бывало столь много учеников, сколько было в классе. Значит, это зЕмская школа, которую содержали и крестьяне и зЕмство.
- Ага! – ликовала Таня. – Я угадала!
- Угадала, а не доказала, - возразил Серёжа.
- Успокойтесь. Я сейчас вам прочту, как выглядела зЕмская школа. Из воспоминаний учителя зЕмской школы.
Папа взял, видно давно подготовленную книгу и открыл на закладке.
«Теперь несколько слов о школьном здании. Рядом с комнатой учителя помещалась кухня таких же размеров, как и учительская комната. Двери из комнаты и из кухни вели в коридор, где дети раздевались. Многие незнакомы были с вешалкой и клали одежду прямо на пол; так же поступали и малыши, не могшие пользоваться вешалкой и боявшиеся просить старших учеников, не говоря уже о стороже или учителе.
Первая группа скоро – на примере товарищей – познакомилась с назначением вешалки – и это было целым событием для ребят! Раз навсегда избавлялись они от необходимости класть одежду на пол или просить помощи старших, которые смеялись над малышами.
Из коридора дверь вела в классную комнату, площадью в шестьдесят четыре квадратных аршИн, где помещалось семьдесят-восемьдесят человек».
- Серёж, включи, пожалуйста, торшер: мне плохо видно. Спасибо.
- А что такое «аршИн»? – спросила Таня.
- Это устаревшая мера длины, как и верстА. Семьдесят сантиметров. Вот столько, примерно. - И папа развёл руки в стороны. – А шестьдесят четыре квадратных аршина… - Папа задумался, сосредоточился… - Это, примерно такая же комната, как и ваш класс. Только класс этот в школе был один, и в этом единственном классе занимались семьдесят-восемьдесят учеников.
«Впечатление получалось от комнаты этой ужасное: чёрные от грязи полы, не мывшиеся по целым месяцам; выбитые во многих рамах стёкла; печь, угощавшая при каждой топке учеников и учителя дымом и головными болями; поломанные парты, которые ремонтировались самими учениками – где гвоздик вобьют, где верёвочкой к стенке привяжут – и стоит себе; доски пола, прогнившие и проваливавшиеся под ногами, грозя оставить кого-либо калекой, - вот картина, какую я застал в школе».
- Вот такая зЕмская школа. Потом, постепенно, этот учитель всё наладит и отремонтирует. А пока нужно было записывать и приглашать учеников в школу.
«Просматривая список записавшихся в школу детей, я удивился, что из Жданова, деревни с двадцатью дворами, поступили только два мальчика. Между тем, по наведённым мною справкам, в деревне было около двенадцати-пятнадцати детей школьного возраста. После некоторого раздумья я решил отправиться в Жданово и постараться убедить крестьян отдавать детей в школу. До Жданова было четыре версты, и я пригласил в попутчики молодого рЕгента местного церковного хора – малоразвитого, но симпатичного молодого человека».
- Регент – дирижёр, руководитель церковного хора, - объяснил папа, опередив Серёжу с его вопросом.
«В большинстве домов моя проповедь была встречена холодно, почти враждебно. Мне говорили, что и без меня они знают, что хорошо учить детей, и если не учат, так, значит – нельзя, не могут, что я только дразню детей, которые плачут, учиться. Другие просто запирались от меня, и я понимал их мотивы (причины): не хотели, чтобы я бередил (тревожил) их раны! Только в двух-трёх домах я встретил радушный приём: меня не знали куда посадить, не садились при мне, бросали работу. Они говорили, что вот, мо, рожь посадим, справим (купим) одежонку и отправим в школу Ваську или Настьку, что и всем хочется учить детей, да не могут: не то что в школу, на двор выйти не в чем, по очереди ходят.
…Мы недаром проходили в Жданово: три новичка из Жданова пришли записываться на следующий же день».
- Ребятам из этой школы попался хороший учитель: школу отремонтировали при его содействии, в игры с детьми играл, уроки вёл интересно. Вот послушайте.
«Иной раз прямо-таки диву даёшься, до чего скУдны (малы) детские понятия! Вот, например, я спрашиваю: «Кто такой итальянец?» Говорят»Он на тальянке (гармошке) играет». Когда я разъяснял детям, то им становилось не только смешно, но и досадно… Однажды я спросил малышей, как зовут Николая Чудотворца (имя святого). Отвечают: «Апостол Пётр, Алексей Божий человек» и т. д. Я обращаюсь к среднему отделению, тоже не знают. И только в старшем отделении нашёлся один из всех, который сказал, что Николая Чудотворца зовут Николаем, а апостола Петра – Петром, и т. д.»
- Пап, пап! А апОстол - это кто? – спросила Таня.
- Апостолы – ученики Христа, после смерти его проповедовавшие христианство, учение Христа.
- Па, я не понял: что, и старшие и младшие – все занимались в одной комнате и сразу? – спросил Серёжа.
- Да, я же говорил. Первый, второй и третий класс. Автор называет классы «отделениями»: младшее, среднее, старшее.
- А какие уроки были в зЕмской школе?
- Чтение, письмо, математика и закон Божий. Это – основные уроки. А были ещё: и старославянский язык, пение, чистописание. Закон Божий вёл местный священник, а все остальные уроки – один учитель. Вот как он проводил урок математики.
«С каждой новой задачей внимание притуплялось… Становилось ясно, что необходимо было расшевелить мозг, и я диктовал: «Мальчику один год, его сестре три года. Сколько им обоим будет через два года?»
- А сколько будет? – спросил папа у Тани и Серёжи. – С Таней понятно: ей нужно взять ручку и бумагу и решать. Она устно не сможет посчитать. А ты, Серёжа, можешь. Так – сколько?
- Шесть! – выкрикнула Таня, показывая загнутые пальцы.
- А ты, Серёж?
- Восемь…
- А теперь слушайте дальше.
«Наконец, подняты все руки, все хотят отвечать, тянут руки так, что порою кажется, вот-вот оторвётся рука.
Спрашиваю. Отвечают: «Шесть».
- Ага! – крикнула Таня.
«Нет, неверно!» – говорю я. На лицах детей изумление. Часть рук опускается. Проходит минута. «Шесть, шесть», - несётся со всех сторон. «Нет!» - повторяю я. Дети почёсывают затылки… Опять заработали пальцы, зацарапали грифели, а результат всё тот же. Пробовали угадывать: «Пять», «семь»…
Я объяснил задачу. Дети поняли, что споткнулись они, попали в западню, и начинали весело смеяться, говорили, что я не проведу их больше – будут осторожнее».
- Так – сколько?! – не выдержала Таня.
- Серёжин ответ правильный: восемь.
Серёжа заулыбался.
А папа продолжал.
«Теперь в течение двух-трёх дней они были очень внимательны, с ответами не торопились – искали подвоха в задачах. Мы уже проходили вычитание. Снова ряд задач усыпляет детей, и новая задача поджидает их: «На крыше сидело десять воробьёв, охотник убил четырёх из них, сколько осталось?»
Папа посмотрел на ребят. Таня снова стала загибать пальцы. А Серёжа улыбнулся и сказал:
- Четыре.
Папа продолжал.
«Дети, не долго думая, ответили: «Шесть». «Нет!» - бросал я. Дети возбуждались, встряхивались, подскакивали на местах… Одна минута поверки – и тот же ответ. «Плохо, плохо вы считаете, осталось четыре, остальные улетели!»
- А-а, - поняла Таня.
Папа с Серёжей рассмеялись.
«Посмеявшись, мы снова принимались за работу.
Таким образом внимание всегда настороже – зато, когда малышам удаётся решить такую задачу с подвохом, нет предела детской радости».
- Только для Тани, как для младшей группы, задача с подвохом, задача на сообразительность. Из урока этого же учителя. Внимание, Таня! На столе горело девять свечей. Я погасил две. Сколько свечей осталось?.
Таня глянула на оплывшие в подсвечнике свечи, подумала и радостно воскликнула:
- Две!
- Молодец! Сообразительная девочка. А мы вовремя не погасили наши свечи и они сгорели все. Гаси остатки.
Таня и Серёжа погасили свечи, стали трогать пальцами оплавленный воск.
- После метели – всегда морозно и солнечно, сказал папа. – Я думаю, что завтра мы сможем сходить на лыжах.
День девятнадцатый
«Бывает оттепель перед последними сретенскими морозами (Сретенье – церковный праздник пятнадцатого февраля), птицы её принимают за начало весны; рябчики пересвистываются и начинают предвесенние поиски пары.
Тетерев токует во весь дух и так, что человек, услыхав это, тоже вовлекается в обман; и если ещё молод и есть время – бог знает, что бормочет».
(М. М. Пришвин «Последние морозы»)
«Невидимые звёзды снега теперь спустились сверху, возле нас в воздухе блестят спокойным дождём искр, и остаются на сучках деревьев, и от этого дерево сверкает всё от верху до низу каждой веточкой, каждой зимней нераскрытой почкой».
(М. М. Пришвин «Снег на ветвях»)
А день действительно был великолепным! Перепушёный и сбитый метелью в плотные сугробы снег слепил под солнцем глаза. Таня надела тёмные очки, которые постоянно падали с её маленького носика.
В сосновом бору можно было обойтись без очков: высокие кроны перекрывали солнце, и внизу было тенисто и тихо.
Шли по лыжне за папой, катались с гор, проваливались в снег, останавливались и наслаждались тишиной, солнцем и снегом: впитывали красоту зимнего леса. Она, красота, входила в людей незаметно, как воздух и тепло, светилась сияющими глазами детей, улыбками и румянцем.
Потом пили ароматный чай из термоса. Хорошо!
Уже на самом выходе из леса, со стороны высокой рябины послышалась серебряная трель, будто сыпались хрустальные льдинки. Остановились. «Звенела» стайка крупных хохлатых птах.
- Свиристели прилетели, - сказал папа. – Весна.
Дома лыжников ждали мама и Сява.
Поделились впечатлениями, пообедали – и в «гостиную».
- Гулять, я думаю, не пойдёте, нагулялись? – спросил папа.
- Пойдём. Вечером, - устало ответил Серёжа.
- За вами ещё уроки, - напомнил папа.
- Ну, разумеется, - как-то по-взрослому ответила Таня. – Ужас, как устала…
- Тогда поговорим?
- Давай, - вяло согласился Серёжа.
- Я вот всё думаю, - опять как-то по-взрослому начала Таня, - как же могут поместиться восемьдесят учеников в нашем классе?
- А, вот ты о чём! Как в маленьком зрительном зале: лавки стояли. Да ещё парты. Битком всё. Я сам удивляюсь: как можно было в таких условиях учиться. Ну, кто-то болел, кто-то ещё что-то… Нет, очень много. А ведь были и поменьше классы: как наша «гостиная».
- Ужас! – Таня никак не хотела выходить из роли мамы. – Только подумать – наша «гостиная»!
- Частные школы чаще всего и размещались в одной из крестьянских изб.
- Частные школы, где учителя – солдаты, вспомнила Таня. – Подожди, не рассказывай.
Таня вышла из комнаты и вернулась с куклой:
- Рассказывай.
- Да, учителями были солдаты, писари, грамотные крестьяне, а то и старшие ребята. Если было в деревне несколько крестьян, желавших отдать своих детей учиться, находили учителя и в одной из крестьянских изб начинала работать школа.
- А сколько учеников было в такой школе?
- От трёх до десяти. Больше в избе-то не поместится. Если по какой-то причине нельзя было вести занятия в одной и той же избе, то «школа» поочерёдно переходила из одной избы в другую. Здесь, в школе-избе, учитель преподавал, питался, ночевал. Сюда крестьяне доставляли учителю провизию, топливо для печи обогревать класс. Родители покупали на базаре азбуку и другие ученические принадлежности. Чему учили? Чтению, письму, счёту. Это было то главное, без чего крестьянину трудно было обойтись. Занятия велись с раннего утра и до темна с несколькими перерывами для отдыха и обеда. Занятия в таких школах проходили только зимой: от двух до пяти месяцев. И только до Пасхи, до светлого Христова воскресения.
- А когда оно?
- Через семь недель после Масленицы, или через сорок девять дней. Одним словом: ребята учились до весны. А потом шла подготовка к весенним работам и дети помогали взрослым.
- А когда дети начинали заниматься?
- В ноябре, а то и в декабре. С первыми морозами начинались занятия.
- Почему?
- Грязь, слякоть, холод. А в чём пойдёт крестьянский мальчишка в школу: Сапог нет, только валенки для зимы приготовлены.
- Просто ужас, - сказала Таня, а Серёжа зевнул.
- Хорошо. Я понял. Ещё немного прочту и – гуляйте.
Папа взял с полки уже знакомую детям книгу «Мир русской деревни» и открыл на закладке.
«Из многочисленных талантов Артёмия Скрыпы едва ли ни самым ярким был педагогический дар. Учеников он встречал приветливо, обращался с ними ласково, объяснения делал чёткие, на доступном детям языке. Для каждого нового ученика он сам писал азбуку и украшал её, вырезал указку с орнаментом. Если одновременно занималось у него в избе два или больше учеников, он для каждого находил свой подход, давал отдельные объяснения. При этом учитель разъяснял свои поступки новичку, ободряя его. «Ну-ка, Никола, - говорил он семилетнему Чукмалдину, - иди сюда, примемся за дело. Здесь, у стола, учится Ефрем, он постарше и побольше тебя. Тебя ж я устрою вот на этой лавке, у оконца. Вот скамейка, мы её поставили вот на эту лавку и на неё положим азбуку; вот смотри-ка, какую я тебе указку смастерил: с конями и зарубками. Ну-ко, брат, бери её, вот так, в руку, и садись перед скамейкой на лавку». Мальчика поразила азбука – новенькая, только что написанная по-славянски, красными и чёрными чернилами… А учитель уже мягко и уверенно вёл очарованного малыша дальше: «Вот на этой первой странице – вся азбука… Надо все буквы выучить наизусть и запомнить их твёрдо, как они пишутся и называются. Указывай указкой вот эту первую букву и говори: аз, вторую – бУки, третью – вЕди… Смелее, брат, смелее! Ну, говори за мной нараспев: а – з, бу – ки, ве – ди,
гла – го – ль. Мало. Пой, как поют ребята, когда играют в пряталки, да посмелее… Вот так, так. Потихоньку да помаленьку всё пойдёт у нас на лад». Скрыпа чередовал мягкие указания с похвалой, а в какой-то момент заметил: «Ну, да ты устал. Оденься, иди во двор побегать. Потом приходи, поешь, и мы ещё потвердим азбуку. В три часа занятия были закончены. «Скажи отцу и матери, что грамота тебе даётся. А завтра утром приходи опять».
Всё, друзья, гуляйте!
Ребята! Поразмышляйте на досуге вместе с родителями над смыслом этих пословиц и поговорок:
«Без муки нет науки».
«Без терпения нет учения».
«Век живи – век учись».
«Корень учения горек, да плод его сладок».
«Не говори, чему учился, а говори, что узнал».
«Не стыдно не знать, стыдно не учиться».
«Повторенье – мать ученья».
«Неграмотный, что слепой».
«С книгой поведёшься – ума наберёшься».
«Знание лучше богатства».
«Был бы ум, будет и рубль».
«Ученье и труд – всё перетрут».
Ребята! Я думаю, что вы уже достаточно ознакомились с жизнью крестьянских детей в старину и поэтому можете себе представить: чем мог заниматься мальчик (или девочка) хотя бы один день в году?
Напишите сочинение, которое может называться так: «Один зимний день мальчика Вани» (или девочки Маши).
Можно другое сочинение: «Летний день Вани» (или Маши).
4. Дети города
День двадцатый
Это было великолепно! Масленица – в городе!
«Масленица! Масленица!
По России катится!
Широкая, разгульная
По-российски буйная!»
- кричали ряженые, и их призыв разносился по всему парку с оплавленным снегом, с пестрО и цветнО одетым народом, с лотками, лентами и коробейниками.
«Блины да бараночки!
Леденцы да саночки!
Пряников да конфет –
На весь белый свет!»
Вся семья двигалась вместе с потоком людей; останавливалась, угощалась, слушала и двигалась дальше вместе с толпой.
«Детская радость: карамель-леденцы!
Купите детям, мамы и отцы!»
«Пряники, печенье –
От печалей и огорчений!»
«Карандаши заграничные
И русские приличные!
Покупайте!»
И – покупали! Даже если не надо было. Попробуй, не купи:
«Мамаша! Купите для своего малыша!
Что ж вы уходите, не купив ни шиша?!
Праздник ведь!» - застыдят.
Было и катание на лошадях и выступление артистов, и сжигание чучела Масленицы. И – много музыки, смеха, света и добра.
Папа по ходу праздника много рассказывал и объяснял. Когда вернулись домой, Таня сказала:
- Хорошо жить в городе!
- В деревне такие же праздники, - возразил Серёжа.
- Всё равно, - стояла на своём Таня. – Там нужно не только праздновать, но и работать.
- А в городе, что люди не работают?
- Я не о людях, я – о детях, - сказала Таня.
- А-а-а – протянул Серёжа, не зная как возразить. – Пап, а что: городские дети не работали? Зимой, например, или летом.
- Работали, у кого была работа. Дети бедняков работали. А богатые – нет.
- А кто жил в городе?
- Подумайте сами. Ну, называйте!
- Учителя, - сказала Таня.
- Дворяне, - добавил Серёжа.
- Цари…
Серёжа рассмеялся:
- Царь – один. И жил в столице, – и добавил, - купцы в городах жили.
- Всё?
- Нет. Ну, эти… - Таня искала слово, - кто дворянам прислуживал, как их…
- Дворовые люди. Дворня. – Подсказал папа. – Это – те же крестьяне, только взятые из деревни для обслуживания хозяев. Ну, и кроме названных вами людей, в городе жили крупные и мелкие чиновники, торговцы, ремесленники, рабочие фабрик и заводов, извозчики, духовенство.
- А ещё – инженеры, - вспомнил Серёжа.
- Верно. В России XIX века существовали сословия. Кто это? Это – определённые группы или слои общества, которые имели наследственные права и наследственные обязанности. Обращаю ваше внимание на слово «наследственные». Наследственные, значит, передаваемые по наследству: от отца – сыну, от сына – его детям. Дворяне, духовенство, купцы, мещане… Обязанность дворян была – служение царю, несение военной службы. И эта обязанность передавалась по наследству. Напомню вам, что дворяне не платили никаких налогов. И духовенство не платило. А вот крупные купцы платили пошлины – те же самые налоги. Платили налоги и мещане. В России не было сословия мелких торговцев, ремесленников, извозчиков. Все они входили в сословие мещан и, как крестьяне, были податнЫм населением: населением, платившим пОдати, налоги. Работать и платить налоги – было наследственной обязанностью податнОго населения: мещан и крестьян.
- А чиновники платили налоги?
- Нет. Ни крупные, ни мелкие чиновники не платили.
- А извозчики?
- Да. Они же из мещанского, податнОго сословия. Итак: городские дети – чьи дети?
- Дворян, купцов…
- …торговцев, ремесленников, и это…
- И..
- …извозчиков…
- И крестьян! - выпалила Таня.
- И рабочих, - подсказал папа. – Ведь фабрик и заводов было много. И были ещё – разночинцы. Это – мелкие чиновники и люди свободных профессий: художники, музыканты, писатели, артисты. А сейчас мы с вами посмотрим: кто учился в городской школе.
Папа взял с полки уже знакомую книгу Аксакова «Избранные сочинения» и нашёл нужную страницу.
- Слушайте.
«Я и теперь не могу понять, какие причины заставили мою мать послать меня один раз в народное училище вместе с Андрюшей. Вероятно, это был чей-то совет, а скорее всего М. Д. Княжевича, но, кажется, его дети в училище не ходили. Как бы то ни было, только в один очень памятный для меня день отвезли нас с Андрюшей в санях, под надзором Евсеича, в народное училище, находившееся в другом краю города и помещавшееся в небольшом деревянном домишке. Евсеич отдал нас с рук на руки Матвею Васильевичу, который взял меня за руку и ввёл в большую неопрятную комнату, из которой нёсся шум и крик, мгновенно утихнувший при нашем появлении, - комнату всю установленную рядами столов со скамейками, каких я никогда не видывал; перед первым столом стояла, утверждённая на каких-то подставках, большая чёрная четвероугольная доска; у доски стоял мальчик с обвостренным мелом в одной руке и с грязной тряпицей в другой. Половина скамеек была занята мальчиками разных возрастов; перед ними лежали на столах тетрадки, книжки и Аспидные доски…»
- Аспидная доска – доска из чёрного минерала, на которой пишут грифелем, - пояснил папа.
«Ученики были пребольшие, превысокие и очень маленькие, многие в одних рубашках, а многие одетые, как нищие. Матвей Васильевич подвёл меня к первому столу, велел ученикам потесниться и посадил с края, а сам сел на стул перед небольшим столиком, недалеко от чёрной доски; всё это было для меня совершенно новым зрелищем, на которое я смотрел с жадным любопытством. При входе в класс Андрюша пропал. Вдруг Матвей Васильевич заговорил таким сердитым голосом какого у него никогда не бывало, и с каким-то напевом: «Не знаешь? На колени!» - и мальчик, стоявший у доски, очень спокойно положил на стол мел и грязную тряпицу и стол на колени позади доски, где уже стояло трое мальчиков, которых я сначала не заметил и которые были очень веселы; когда учитель оборачивался к ним спиной, они начинали возиться и драться. Класс был арифметический. Учитель продолжал громко вызывать учеников по списку, одного за другим; это была в то же время перекличка: оказалось, что половины учеников не было в классе. Матвей Васильевич отмечал в списке, кого нет, приговаривая иногда: «В третий раз нет, в четвёртыё – так, рОзги!» Я оцепенел от страха. Вызываемые мальчики подходили к доске и должны были писать мелом требуемые цифры и считать их как-то от правой руки к левой, повторяя: «единицы, десятки, сотни». При этом счёте многие сбивались, хотя я давно уже выучился самоучкой писать цифры. Некоторые ученики оказались знающими: учитель хвалил их; но и сами похвалы сопровождались бранными словами, по большей части неизвестными мне. Иногда бранное слово возбуждало общий смех, который вдруг вырывался и вдруг утихал. Перекликав всех по списку и испытав в степени знания, Матвей Васильевич задал урок на следующий раз: дело шло тоже о цифрах, об их местах и о значении нуля. Я ничего не понял сколько потому, что сидел, как говорится, ни жив ни мёртв, поражённый всем, мною увиденным. Задав урок, Матвей Ильич позвал сторожей, пришли трое, вооружённые пучками прутьев, и принялись сечь мальчиков, стоящих на коленях. При самом начале этого страшного и отвратительного для меня зрелища я зажмурился и заткнул пальцами уши. Первым моим движением было убежать, но я дрожал всем телом и не смел пошевелиться. Когда утихли крики и зверские восклицания учителя, долетавшие до моего слуха, несмотря на заткнутые уши, я открыл глаза и увидел живую и шумную около меня суматоху; забирая свои вещи, все мальчики выбегали из класса и вместе с ними наказанные, так же весёлые и резвые, как и другие».
Папа закрыл книгу.
- Вопрос, друзья: чьи дети учились в описанной школе?
- Не дворяне, - хитро ответила Таня.
- Это, пожалуй, точно.
- Дети мещан и рабочих, - сказал Серёжа.
- И этот ответ принимается. В такой народной школе могли учиться только дети бедных сословий, живущих в городе: дети мелких торговцев, коробейников, разносчиков чая, пирожков, дети рабочих, извозчиков, дворовых людей, сторожей, кухарок, шОрников, скорнякОв, кузнецов, бОндарей, гончаров - то есть всех ремесленников.
- А кто такие коробейники?
- Таня, ты видела их сегодня на празднике.
Таня задумалась.
- Ну, те, которые ходили с ящичками на шее и продавали ленты, иголки, карандаши… Вспомнила? – подсказал Серёжа.
- Поняла я, поняла!
- Только это были не коробейники, а артисты, изображающие коробейников, - пояснил папа.
- А шОрники и скорнякИ? – спросил Серёжа. – Я забыл.
- Шорники – мастера по выделке ремённой Упряжи, в основном для лошадей; могли и другие изделия делать из кожи. А скорнякИ – мастера
выделки меховых изделий: из шкур зайца, белки, лисы… В Древней Руси вся пушнина называлась: скОра. От этого слова и произошло слово скорнЯк.
- А вот ещё: бОндарь… Он что делал? Играл?
- Почему: играл, Серёжа?
- Да слышал я… Это… бондара, или как-то…
- БандУра – музыкальный инструмент. На нём играет бандурИст. А бОндарь делает бочки. Бочки, кадушки разные, кадки.
- А народная школа – это зЕмская школа? – спросил Серёжа.
- Ты что? – поправила его Таня. – Земская школа – у крестьян!
- Нет, почему же! – возразил папа. – Земские школы были и в городах и даже в столице. Народна школа и есть зЕмская. Ответьте- кА мне, друзья, вот на какой вопрос: все ли дети мещан, ремесленников и рабочих учились в школе, о которой пишет Аксаков?
- Нет, - сказала Таня.
- Все, - сказал Серёжа.
- Почему «нет», Таня?
- Ну, потому что она маленькая: все не поместятся.
- А что, верно ведь. Не все могли, потому что и школ было мало, и одежды не хватало, да и семье нужно было добывать пропитание, чем только можно. Вот дети понемногу и подрабатывали. Даже если они и ничего не зарабатывали, то кормились там, где работали. Чаще всего дети обучались ремеслу своих родителей. Раз мама нас не завёт обедать, то я успею вам прочитать начало истории одного мальчика. Если вам будет интересно, то до конца прочтёте сами.
Папа взял с полки очередную книгу.
- Это повесть Ивана Дмитриевича Василенко Волшебная шкатулка. Я прочту вам главу, которая называется «Герцог Букингэмский». Герцог – титул высшего дворянства в Европе. Слушаем?
- Да!
«Мой отец был лудИльщиком».
- Вот ещё одна профессия, ещё одно ремесло. ЛудИльщик латал дыры в прохудившихся металлических тазах, кастрюлях. Операция эта называлась лужЕнием. ЛудИльщик лудИл металлическую посуду.
«Мой отец был лудильщик. После своей смерти он оставил паяльник, палочку олова, бутылку соляной кислоты и пачку железных листов. В то время мне было девять лет и я только что перешёл во второе отделение приходской школы».
- Помните, воспоминания учителя земской школы? У него классы назывались: младшее, среднее и старшее отделение. А в этой приходской школе, в городе – первое, второе…
«Но учиться мне не пришлось. Когда последний лист железа был продан, мать приладила себе на спину большой мешок, а мне поменьше, и мы стали тряпИчниками.
Мы заходили во дворы и рылись в мусорных ящиках, ходили на свалку.
Сначала это занятие меня даже увлекало, вроде охоты. Я всё ждал, что вдруг случайно попадётся какая-нибудь ценная вещь: золотые часы или кожаный бумажник, туго набитый трёхрублёвками. Наша знакомая тряпичница Феклуша уверяла, что однажды в мусорной яме нашла чулок с зашитыми в нём золотыми десятирублёвками. Но нам попадались только рваные галоши, кости, тряпки, старые подковы и пузырьки, сохранившие ещё запах лекарств.
Наступила осень. Подвал, в котором мы жили, стало затоплять водой. Тогда мать пошла к знакомой трактирщице и заплакала. Трактирщица наняла её за четыре рубля в месяц на хозяйских харчах».
- То есть: трактирщица платила матери четыре рубля в месяц и каждый день кормила.
«Трактир стоял посреди большой базарной площади. На ней ютилось множество лотков, закоптелых сапожных будок, бакалейных, скобяных, семенных и фруктовых лавок».
- Кто работал в этих лотках на площади? – спросил папа у детей.
- Лавочники… сапожники..
- Ремесленники.
- А одним словом? Ну!
Ребята молчали.
- Ме… - подсказал папа.
- Мелкие торговцы! – выпалил Серёжа.
- Мелкие торговцы, ремесленники к какому сословию относились?
- А-а! Мещане! – понял Серёжа.
- Молодцы! – похвалил обоих детей папа.
«Запах ромашки, чабрецА и мятных пряников смешивался с запахом керосина и дёгтя».
- Дёготь – это смазка для тележных колёс, а чабрЕц – лечебная трава.
«В те времена рестораны делились по разрядам: чем выше был разряд, тем ниже было общественное положение его посетителей. Ресторан третьего разряда был таким заведением, куда даже иные парикмахеры или приказчики считали неприличным для себя заходить».
- Пап, а приказчик это тот, кто приказывает? – остановила отца Таня.
- Да. Тот, кто приказывает другим служащим у купца или лавочника. Его первый помощник. Давайте сделаем так, как не однажды с вами делали. Я читаю не останавливаясь, а вы задаёте вопросы после окончания чтения.
«Что касается нашего ресторана, то он стоял вне всяких разрядов. Хотя на его вывеске и было написано: «Трактир М. Сивоплясовой», но хозяйка называла его «харчевней», а посетители – просто «обжоркой». Помещалось это заведение в кирпичном здании казарменного вида, окрашенном в грязно-бурый цвет. За четыре копейки здесь подавали миску борща, сваренного на говяжьей требухе, а ещё за четыре – самую требуху. Никаких других блюд здесь не готовили, да никто и не требовал их: посетители наши стояли на такой ступени общественной лестницы, что очутиться ниже вряд ли было возможно.
Среди них-то я и провёл два года своего детства.
Я мыл на кухне посуду, подметал пол, таская с базара овощи и говяжью печёнку, подавал посетителям борщ и выслушивал от хозяйки попрёки в дармоедстве.
Мне шёл десятый год, и мне тоже хотелось играть в бабки, бегать с босоногими мальчишками наперегонки и запускать бумажный змей с трещёткой… Но куда там! Только бывало соберёшься с Артёмкой, сыном сапожника, пойти к морю понырять или половить бычков, как хозяйка уже окликает меня:
- Чтой-то в сон клонит. Ну-ка, сядь за стойку, а я пойду, малость вздремну. Да смотри не отлучайся, то штаны спущу!
Однажды, когда я сидел за стойкой, в трактир вошёл человек, которого я раньше у нас никогда не видел. Он скнул руку за верёвку, служившую ему поясом, отставил вперёд ногу в рваном лаковом ботинке и прищёлкнул языком:
- Ну и апартамент! А зАпах, зАпах! Настоящая амбрОзия!
Пошатываясь, он подошёл к столу, сел и вытянул вперёд ноги.
- Сэр! – крикнул он в мою сторону.
Я подошёл.
Прядь бледно-жёлтых и, вероятно, очень мягких волос свесилась на его вспотевший лоб; в голубых глазах, таких ясных и чистых, что их не смог замутить даже хмель, прыгали искорки смеха.
- Вы герцог?
- Нет, - ответил я.
- Граф?
- Нет.
- Может быть вы барОн?
- Сам ты барОн! – огрызнулся я.
Но он так весело засмеялся, что невольно стал смеяться и я.
- Бефстроганы есть? Нет? Антрекот? Тоже нет? Жаль. Придётся кушать перепёлку!
- Да у нас только борщ и печёнка.
- Что-о? Борщ и печёнка? Разве ты не знаешь, что это мои любимые блюда?
Первый раз в жизни я подавал с удовольствием.
Человек ел, шутил и расспрашивал. А когда узнал, что я сын трактирной кухарки, стал называть меня пЭром.
Наевшись, он сказал:
- Ну-с, пэр, побеседовал бы я с вами ещё, но должен спешить на экстренное заседание в палату лОрдов. СкАжите достопочтенной владелице сих апартаментов, что из боязни ограбления я с собой денег не ношу. Вместо денег передайте мой вЕксель и объясните, что она может учесть его в любом банке.
Огрызком карандаша он написал на клочке обёрточной бумаги несколько слов, дружески пожал мне руку и вышел.
Когда хозяйка выспалась, я вместе с медяками вручил ей и клочок обёрточной бумаги.
- Что это? – спросила она.
- ВЕксель.
- Да ты в уме? Разве такие векселЯ бывают?
- Бывают, - уверенно ответил я и рассказал о недавнем посещении.
- А ну читай.
Я прочёл:
- По сему векселю обязуюсь уплатить графине Сивоплясовой восемь копеек, когда войду во владение наследственным замком. Герцог Букингэмский».
Среди наших посетителей было не редкостью встретить опустившихся военных чиновников и даже помещиков. Я привык к этому и ни на минуту не усомнился в герцогском происхождении голубоглазого весельчака. Но хозяйка посмотрела на дело иначе. Она взяла веник, которым я подметал пол, и начала меня бить им, приговаривая:
- Не принимай векселей от бродяг! Не принимай векселей, собачья шкура!..
Я вырвался из её рук и с плачем выбежал на улицу».
- Вот и всё учение у мальчика. Нужно было зарабатывать на жизнь, на существование.
- Пап, ты сказал, что вопросы потом.
- Задавай?
- Какую еду давали в «обжорке»? Посмотри: это в самом начале, - спросил Серёжа.
- Я помню: борщ и требухА. А что?
- А что это такое?
- Что «это»?
- Ну, требухА?
- Внутренности животного. В данном случае – говяжья требухА, то есть коровья.
- А каких быков ловили ребята в море?
Папа с недоумением посмотрел на Таню:
- Быков? А! Понятно: бычки. Рыба такая.
- А ещё: когда пришёл герцог, то говорил непонятно.
- Обед готов! – послышался голос мамы.
- Одну минуту!
Папа нашёл нужный текст.
- «Аппартаменты» - это большое роскошное помещение. А «обжорка» представляла собой прямо противоположную картину. Герцог шутил, называя «бжорку» апартаментами. «Амброзия». В древней Греции – пища богов. Так… И «атрекот» и «бефстроганы» - блюда из мяса. «Пэр», «лорд» - высшие дворянские титулы в Англии. Так, что ещё… А – «экстренное» - значит, срочное. Экстренное заседание. И – «вексель». Это письменное обязательство об уплате долга.
Мама стояла в дверях комнаты и ждала, когда закончит папа.
- Пэры и лорды! Экстренно – к столу! Стынет амброзия. Антрекотов и бефстроганов нет, но есть кое-что не менее вкусное. Мойте руки.
Ребята! Ответьте, пожалуйста, на вопросы: трудно ли было жить в городе раньше? плохо или хорошо? Сравните их жизнь со своею.
1. Какие сословия проживали в городе?
2. Кто такие мещане?
3. Кто такие разночинцы?
4. Чем занимались дети мещан?
5. Как вы думаете: почему дети в народной школе после наказания были
веселы, а не грустны?
Если вы хотите узнать дальнейшую судьбу мальчика из повести И. Д. Василенко «Волшебная шкатулка», возьмите её в библиотеке и прочтите до конца.
А пока вы не взяли эту книжку, то прочтите отрывок из рассказа «За малым дело» уже знакомого вам писателя Г. И. Успенского. В доме одного из уездных интеллигентов-разночинцев Фёдора Петровича по вечерам собираются такие же разночинцы, как и он сам: беседуют, общаются, рассказывают истории. Вот одну из таких историй и рассказывает Фёдор Петрович.
…Сестра моя с давних пор живёт замужем в одном уездном городке под Москвой. Иногда намучившись на службе, я ездил к ней отдохнуть, отдышаться, побыть в тёплой семейной среде после холостой, одинокой квартиры.
…Вот каким-то родом заехал я к ней лет двадцать тому назад. Пожил я у сестры, поел, попил, позевал вволю, наслушался всякой всячины, - наконец, надо и назад ехать. Настал день отъезда; привели мне из пригородной слободки(1) извозчика. Вышел я с ним поговорить и тут же чрезвычайно им заинтересовался, сразу мне мелькнуло: «Талант!» Мальчишка лет пятнадцати, а красив, шельмЕц(2), боек, смел, даже дерзок. Стал я с ним торговаться. И что же? – на каждом слове дерзость, нахрап(3), без малейшей церемонии(4). И помИну(5) нет, чтобы снять шапку и дождаться, пока скажешь: «надень». Словом, ни тени рабского или униженного! Это-то меня и обрадовало и заинтересовало в нём, дерзость-то эта. Вот они новые-то времена! И какой прелестный, смелый крестьянский юноша!
Ну, вы знаете, что в былые времена отъезд от родных был делом далеко не простым. Тогда можно было заставить ямщика(6) подождать целый деь, давши, конечно, ему на водку. Вот в таком роде пошли было мои проводы и на этот раз. Однако же вышло не так. Перевалило немного за двенадцать, слышу – прислуга говорит: «Извозчик спрашивает!» - «Пусть, отвечаю, подождёт!» Прошло ещё полчасика, прислуга опять является, говорит: «Извозчик бранится, сладу(7) нет!» Иду к нему и опять меня в нём восхищает эта дерзновенность.
- Что же ты, - говорю, - братец, бунтуешь тут, не даёшь мне как следует проститься?
И что же? Даже этих слов не успел я проговорить, как мальчонка, не слушая меня, сам стал читать мне нравоучение, да с каким голосом, да с какими жестами!
- Вам господам, - говорит, - время завсегда дорого, а нашему брату, мужику, нет? Извольте поторапливаться или пожалуйте деньги, и я уеду. Без вторых денег ждать не буду, а эти взыщу!
Ну, можете себе представить, что это было за великолепие! Обругал я его, конечно, но что прикажете делать? Покорился я ему! Пришлось дать прибавку. И, наконец, кой-как я собрался, простился и поехал.
Заинтересовало меня – почему он всё оглядывается по сторонам: не то боится, не то желает встретить кого-то?
- Что ты вертишься, - говорю. – Что ты оглядываешься?
- У всякого свои дела есть! – отвечает.
И едва он так грубо оборвал меня дерзким словом, гляжу, он как будто в испуге, круто и сразу свернул с большой дороги и погнал лошадей по каким-то переулкам и закоулкам.
- Зачем ты с дороги свернул? – говорю. Чем тебе там не дорога? Ведь всё-таки на ту же большую дорогу выедешь?
- Доставить к месту – мы тебя доставим, - отвечает, - а разговоров твоих нам не требуется. Хоть бы я тебя по крышам вёз, так и то тебе не о чем болтать попусту!
- Ах ты, - говорю, - каналья(8) этакая! Какое же ты имеешь право так мне отвечать?
- А у тебя, - говорит, - какие такие есть права?
Но не успел я как должно осердиться, - как мальчишка, гнавший лошадей, что есть мОчи, вдруг поднялся в телеге и, махая вожжами , обратился ко мне, весь бледный, взволнованный и чем-то чрезвычайно поражённый.
- Не давай ему! Не давай! – кричал он, обращаясь ко мне. – Ишь, притаился, старый хрен!.. догонять хочет. Не давай ему, барин! А то отыму из рук! Не догонит!..
- Кому не давать? Что ты болтаешь? – так же закричал я мальчишке.
Отцу! Родителю не давай! Ишь насторожился! Притаился, чтобы броситься догонять! Не давай!
От плетня отделился полупьяный и мозглЯвый(9) человек, и когда мы поровнялись с ним, он ухватился за задок телеги обеими руками так, что я уже закричал, чтоб мальчишка не смел гнать, даже схватил его за шиворот и осадил. Но лошади всё-таки бежали. А мозглЯвый человек, шлёпая сзади телеги и задыхаясь, еле хрипел:
Руб… хошь… чёрт!
- Не давай, барин! – неистово кричал мальчишка. – Пропьёт! Матери отдай! Она будет тут сейчас!..
- Прокляну! Егорка! Прокляну! – едва дыша, хрипел старик.
- Стой! – сказал я. – Стой, наконец! Я свои ему дам. Что это такое ты делаешь с отцом? – И, не доверяя мальчишке, сам схватился за вожжи и остановил телегу.
- Кровопивец, змей! – хрипел отец, пока я рылся в кармане, доставая кошелёк. – Отца родного, мошенник, не жалеешь!
- Ты-то нас не жалеешь, а тебя-то нам за что жалеть? – не меньше раздражённый, чем отец, криком отвечал ему мальчишка.
- Разбойник! – хрипел отец, потрясая кулаком. – Кровопивец! Я тебя… постой! Поговоришь ты у меня… Попадись только!
Рублёвая бумажка, которую я протянул старику, заставила его прекратить эту брань. Но едва он успел снять шапку, как мальчишка уже стегнул лошадей и мы помчались опять.
- Как же это ты с отцом-то поступаешь? – сказал я мальчишке с укоризной. – А?
- Не безобразничай!
- Но ведь всё-таки, - говорю, - он ведь отец тебе?
- Отец, - а безобразничать не дозволим. Мы и так все, вся семья из-за него почитай что раздеты, разуты, а гоняем день и ночь, скоро скотина без ног останется. Как же он может наши трудовые деньги пропивать? Вот и получи!
- Кто это ему глаз-то разбил?
- Да он сам разбил-то! Мы только всем семейством связали его…
- Это отца-то? Всей семьёй?
- А чего ж? Почитай(10) бога. Держи себя аккуратно!
- Ну, - говорю, - брат, кажется, что вы поступаете вполне бессовестно! Как же так не уладить с отцом как-нибудь по-другому? Что же это такое? Ведь он отец!..
…Он слушал меня чрезвычайно внимательно, ехал тихо, и вдруг я услыхал, что он плачет, просто «рЕвнем ревёт», как говорят о таких слезах.
- Что это ты, - спрашиваю. – Что стобой?
- Ты думаешь мне сладко эдак-то делать? Нешто бы я посмел, ежели бы всех не жалел? Погляди-кось, какое семейство-то, всем пить-есть надо… Маменька и совсем, того гляди, исчахнет; а он сам её ещё бьёт. У меня вся душа изныла от тоски… Жаль мне и братьев и сестёр…
А иной раз совсем осатанеешь… 11 Знаю я грех-то мой! Отдай деньги-то маменьке! – всхлипывая, прошептал он и остановил лошадей.
Около разоренного большого двора с развалившимися воротами стояла сгорбленная старушка. Отдав ей деньги, мы поехали своей дорогой, и мальчишка продолжал тосковать.
- Умеешь грамоте-то?
- Ничего не умею… Один острожный 12 сидел за подделку чего-то в остроге; когда выпустили, пожил у нас. Ну, поучил меня по словечку… Я было и понимать стал, да острожный-то ушел, и я стал забывать. Хороший человек был острожный-то! добрый!
- А хочешь учиться-то?
- Я страсть какой охотник до учения!
- Так чего же ты в какую-нибудь школу не ходишь?
- Да нешто13 при нашем деле можно? Теперь вот доставлю вас на станцию, - лошадей надо покормить. Приедем по ночи. Потом в оборотку14 конец сделал, а домой приехал – опять заказ готов, - опять гнать. Да ежели бы и свободное время вышло, так и то не на ученье оно, - какая жизнь-то у нас идет! Глаза бы не глядели. Только что маменьку жалко покинуть…
Я сказал ему:
- Знаешь, где живет моя сестра? Откуда мы ехали?
- Как не знать.
- Ну, так через месяц заходи к ней, - я пришлю тебе книг, ты учись. Денег она тебе тоже даст немного, - учись, если возможно, - а потом как-нибудь справимся…
- Да кабы родитель помер. Так у нас бы был порядок… А то нешто можно!
- Ну, уж смерти родителя ты не дожидайся… Это будет, как угодно Богу!
- Само собой… Ишь он пьет-пьет, все не напьется…
- Ну, уж это делать нечего. Надо терпеть. Ты, вместо того, чтобы вот смерти ждать родителя, да синяки ему ставить, ушел бы на чердак или куда-нибудь… и учись…
Задумался мальчишка… Долго думал, потом весело тряхнул волосами и весело произнес:
- Кабы грамоте-то научиться, пуще всего в писаря, ежели… Выгодное дело…
- Ну, уж этого я, друг любезный, не ожидал от тебя… Ты знаешь, от чего писарь-то богат?
- Известно знаю, - доход.
- А справедливо это простой бедный народ-то обманывать? А ты еще о справедливости-то толковал!
Пояснения
1 – слобода – поселок возле города, пригород
2 – шельмец – мошенник, плут, но рассказчик называет это слово не с отрицательным оттенком, а с восхищением
3 – нахрап – наглость, вызов, дерзость
4 – без церемоний – невежливо, развязно
5 – «и помину нет» - не помнит этого, не делает этого
6 – ямщик – извозчик
7 – «сладу нет» - не успокоить никак, не договориться лад;м, не справиться, нет согласия.
8- кан;лья – здесь в смысле: наглец
9 – мозглявый – слабосильный, хилый
10 – «почитай Бога» - чти Бога, уважай Бога; но никак не прочитай
11 – осатанеешь – озвереешь, станешь яростно-злым. Происходит от слова Сатана: Дьявол, черт. Станешь злым, как черт.
12 – остр;жный – сидящий в остроге, тюрьме, арестант
13 – н;што – неужели, возможно ли
14 – в оборотку – в обратную сторону
Ребята, понравился ли вам мальчик-извозчик? Или нет? Почему?
Ведет он себя дерзко и независимо, потому что свободен. С 1861 года в России отменено крепостное право. Крестьяне стали свободны от помещика, независимы.
Почему он работает в городе извозчиком? И до отмены крепостного права крестьяне уходили осенью, зимой на заработки в город. Некоторые отрывались от земли совсем и в деревню не возвращались. После 1861 года многие крестьяне подались, уехали на заработки в города.: извозчиками, бондарями, плотниками, столярами.
А вот почему мальчик так относится к своему отцу, попробуйте ответить сами. Найдите подтверждение вашему ответу в тексте.
И. Шмелев
Мартовская капель
(фрагмент)
Кап… Кап-кап… кап… кап-кап-кап…
Засыпая, все слышу я, как шуршит по железке за окошком, постукивает сонно, мягко – это весеннее обещающее кап-кап… Это не скучный дождь, как зарядит, бывало, на неделю. Это весенняя мартовская капель. Она вызывает солнце. Теперь уж везде капель.
Под сосенкой – кап-кап…
Под елочкой – кап-кап…
Прилетели грачи – теперь уж пойдет, пойдет.
Скоро и водоп;лье хлынет, рыбу будут ловить наметками – пескариков, налимов, - принесут целое ведро. Нынче снега большие, все говорят: возьмется дружно поплывет все Замоскворечье! Значит, зальет и водокачку, и бани станут… будем на плотиках кататься.
В тревожно-радостном полусне я слышу это все торопящееся кап-кап… Радостное за ним стучится, что непременно будет, и оно-то мешает спать.
…Кап-кап… кап-кап-кап…кап-кап…
Уже тараторит по железке, попрыгивает-пляшет, как крупный дождь.
Я просыпаюсь под это таратанье, и первая моя мысль: взялась! Конечно, весна взялась. Протираю глаза спросонок, и меня ослепляет светом. Полог с моей же кровати сняли, когда я спал, - в доме большая стирка, великопостная, - окна без занавесок, и такой день чудесный, такой веселый, словно и нет поста. Да какой уж теперь и пост, если пришла весна. Вон как капель играет… - тра-та-та-та! А сегодня пойдем с Горкиным за Москву-реку, в самый «город», на грибной рынок, где – все говорят – как праздник.
Защурив глаза, я вижу, как в комнату льется солнце. Широкая золотая полоса, похожая на новенькую доску, косо влезает в комнату, и в ней суетятся золотинки. По таким полосам, от Бога, спускаются с неба ангелы, - я знаю по картинкам. Если бы к нам спустился!
На крашенном полу и на лежанке лежат золотые окна, совсем косые и узкие, и черные на них крестики скосились. И до того прозрачных, что даже пузырьки-глазочки видны и пятнышки… и зайчики, голубой и красный! Но откуда же эти зайчики и почему так бьются? Да это совсем не зайчики, а как будто пасхальные яички , прозрачные, как дымок. Я смотрю на окно – шары! Это мои шары гуляют, вьются за форточкой, другой уже день гуляют; я их выпустил погулять на воле, чтобы жили дольше. Но они уже кончились, повисли и мотаются на ветру, на солнце, и солнце их делает живыми. И так чудесно! Это они играют на лежанке, как зайчики, - ну совсем как пасхальные яички, только очень большие и живые, чудесные. Воздушные яички, - я таких никогда не видел. Они напоминают Пасху. Будто он спустились с неба, как ангелы.
… Графин на лежанке светится разноцветными огнями. А милые обои…Прыгают журавли и лисы, уже веселые, потому что весны дождались, - это какие подружились, даже покумились у кого-то на роди’нах, - самые веселые обои. И пушечка моя как золотая… и сыплются золотые капли с крыши, сыплются часто-часто, вьются, как золотые нитки. Весна, весна!
День двадцать первый
Нет, что ни говори, а весной жить хорошо! Долгожданные тепло и солнце, влажный ветер, нетерпеливое ожидание легкой летней одежды, первая зеленая травка на угретых солнцем холмиках и у заборов. Хорошо! А праздники! Сколько их, весенних! Конечно, хорошо и зимой: зимой тоже праздники, но весной лучше.
Прошла масленица, на восьмое марта поздравили Таню и маму (праздник, да еще какой!), и незаметно подошла к концу самая долгая и утомительная третья учебная четверть. И вот последний учебный день перед каникулами окончен: гуляй беззаботно! И ребята гуляли во всю. Пришли в сырой одежде и с мокрыми ногами.
После выговора от мамы, переодевания и обеда дети расположились на диване. Солнце катилось к закату, полное, яркое, и светило прямо в глаза сидящим, но не раздражало их, и шторы на окнах задергивать не хотелось. Пусть светит: хорошо! Папа говорил, что день сейчас длиннее ночи: прошло время весеннего равноденствия, когда продолжительность дня стала равной продолжительности ночи. Это было в двадцатых числах марта, а сегодня тридцать первое марта. Завтра – каникулы.
Папа пришел с работы, разделся, умылся, поел.
- Ну, что, друзья, с праздником! С началом каникул! – и сел на диван к детям. Дети, отложив книги в сторону, ответили: «Спасибо!».
- Пап, а в прошлом веке у детей были каникулы? – спросила Таня.
- Таня, ты же знаешь, что были. Вспомни «Детство Никиты» Алексея Толстого, новогодний праздник.
- Нет, я говорю о весенних каникулах.
- А весенних не было. Крестьяне до Пасхи отдавали своих детей учиться, а потом забирали: было много работы дома при подготовке к весне. Мещанские дети, то есть дети ремесленников, мелких торговцев, извозчиков, кухарок, не уходили на весенние каникулы, а сразу - на летние. Дети купцов и дворян тоже имели два раза в году каникулы: зимние и летние. А у вас каникулы четыре раза в году.
- Не нравятся мне прошлые школы, - вздохнув, сказала Таня.
- Школы прошлого века? – уточнил папа .
- Да. Тесно, грязно, электричества нет, детей бьют.
- Таня, не во всех школах наказывали учеников физически, битьем. Так наказывать разрешалось везде, даже в гимназиях, где учились дети дворян. Но не везде наказывали. Это зависело от того, какими были учителя.
- Все равно, - упрямо сказала Таня.
- Да и богатство или бедность школы зависела от суммы денег, которую отпускала местная казна на образование. Мало отпускали – бедными были школы; больше – школы были чище, богаче.
- Все равно детей наказывали.
- Наказание наказанию - рознь. Без наказаний и в вашей школе не обходится. И все-таки, не смотря на унизительность наказаний, в детстве всегда много радости. Вспомни, как Аксаков описывает непонятную для него радость наказанных розгами детей после окончания уроков. Дети умеют радоваться. А в подтверждение того, что не все школы были одинаковы я прочту фрагмент из очерка Василия Сленцова, писателя XIX века, “Письма об Осташкове». Осташков – город между Москвой и Петербургом.
Папа открыл книжный шкаф, пробежался пальцами по корешкам книг, как по клавишам пианино, и вытащил нужную. Полистал, нашел то, что искал.
- «В классе – в очень светлой и чистой комнате – помещалось девочек 30, не моложе 10-12 лет, все очень тщательно одетые и причесанные, в чистых воротничках. И так как я застал их врасплох, то, наверное, можно сказать , что заранее приготовленного ничего не было. С первых же двух-трех вызовов можно было догадаться, что ученицы размещены по успехам. На первой скамейке сидели девочки постарше и отличались перед прочими даже некоторой изысканностью туалета. Для первого опыта вызвана была девочка лет двенадцати, сидевшая с краю на первой скамейке, с круглым лицом, тщательно одетая, в белом фартуке, с бархаткой на шее; по всей вероятности, очень скромная, старательная, но не с бойкими способностями девочка.
- Раскройте книгу на такой-то странице,- сказал смотритель.
Все в одну минуту отыскали требуемую страницу.
- Читай!
Девочка начала читать какой-то исторический отрывок, кажется, из руководства Паульсона, где упоминалось что-то о финикиянах.
- Ну, довольно,- сказал смотритель. – Вот мы сейчас прочли о финикиянах. Не можешь ли ты мне сказать, чем занимался этот народ?
Девочка опустила книгу на стол и, бесстрастно глядя на смотрителя и вытянув шею, начала говорить очень скоро, не прерывая голоса:
- Финикияне, финикияне, они занимались, они занимались тор-тор-торговлей.
- Так, торговлей, - одобрительным тоном подтвердил смотритель. – Ну, а почему они выбрали именно этот род занятий? Что их побудило к этому?
Девочка продолжала смотреть прямо в глаза смотрителю и, не шевелясь, опять зачастила:
- Их побудило, их побудило к это то, что они…
- Ну что?
- То, что они избрали это занятие, - опять было начала девочка и остановилась.
- Почему же они избрали именно это занятие? – допытывался смотритель, притопывая ногой на слове это.
Девочка молчала, не спуская своих белых бесстрастных глаз с смотрителя.
- Жили на берегу моря, на берегу моря… - шепчет кто-то сзади.
- Потому что они жили … - опять начала было девочка.
- Ну где ж они жили?
- На берегу моря, нерешительно говорит девочка, вдруг изменив тон.
- Ну да. Потому что они жили на берегу моря, - одобрительно покачиваясь заключает смотритель.
- Потому что они жили на берегу моря, - успокоившись, как будто запоминая уже про себя, повторяет девочка.
- А какие они сделали изобретения?
- Они изобрели меру и вес.
- Хорошо. А еще что они изобрели?
- Компас, - шепчут сзади.
- Еще они изобрели компас, - торопливо отвечает девочка.
- Так, компас, - подтверждает смотритель, моргая от нюхательного табаку, и, обратившись ко мне, говорит вполголоса:
- Много, знаете, от них и требовать нельзя: мы еще недавно принялись за эту систему. Не угодно ли послушать; вот я еще других спрошу. Довольно! – сказал он отвечавшей ученице. – Петрова!
- И у нас есть в классе Петрова, - сказала Таня. А одна девочка в классе отвечает точно так же, как отвечала девочка из книги.
- Это значит как? – спросил папа.
- Значит: заглядывает в глаза и хочет угадать ответ, И слушает подсказки.
- Вот видишь: другая школа и уже похожа на вашу.
- Только у нас и мальчики, и девочки.
Папа продолжал
- Петрова, сидевшая на второй скамейке, должно быть, шалунья страшная, быстро вскочила, обдернула фартук, сложила руки на желудке и, как солдат, вытаращила на смотрителя глаза.
- Петрова! Скажи, что такое компас?
- Компас – это астрономический инструмент, употребляемый мореходцами для того, чтобы не сбиться с пути, - бойко однообразным голосом отрапортовала она и сразу оборвала на слове.
- Что он показывает?
- Он показывает страны света.
- Сколько стран света?
- Четыре: север, юг, восток, запад.
Сережа удивленно посмотрел на отца:
- Север, юг, восток и запад – это стороны света, а не страны света.
- Верно заметил, Сережа! Молодец! Но раньше говорили именно так. И шло это от древнерусского языка. Сравни, говорили: вран, страна. Стали говорить: ворон, сторона. Но и слово «страна» осталось в значении другое государство.
- Но ведь…, - Сережа сделал паузу, помолчал. Но ведь – «враг». Мы говорим «враг»…
- Очень хорошо, Сережа! С этим словом в русском языке произошло обратное. Говорили раньше «ворог», говорим теперь «враг». Но вернемся к Петровой и смотрителю.
- Хорошо, Петрова! Какие еще изобретения сделали финикияне?
Петрова, - бледная, золотушная девочка, очень бедно одетая, ветала и печальным монотонным голосом объявила, что финикияне изобрели еще пурпурную краску.
- А кто был, как говорят, причиной этого изобретения? Матвеева!
Матвеева, занявшаяся было ковырянием стола и, должно быть, не слушавшая, встала, спрятав руки под фартук, и покраснела.
- Кто же был причиной?
- Собака, - шепчут сзади, - собака…
- Соболь! – не расслушав, пискнула Матвеева нерешительно и в недоумении посмотрела на всех.
Девочки фыркнули в книги.
- А почему собака, - спросила Таня.
- Я, право, не знаю, - смутился папа. – Но обрати внимание, Таня: уездная школа, а порядки другие.
- Только это школа девочек.
- Нет. Автор дальше описывает классы и занятия в них с мальчиками, классы для рукоделий. Классы не смешивались. Но в школе были и мальчики и девочки разного возраста.
- Что мы будем делать в каникулы? – вдруг поменяла тему разговора Таня.
- Сами намечайте себе культурную программу: мы же с мамой будем на работе, у нас нет каникул. Сходите в кино, на детские спектакли, в цирк. И, если открыт музей, сходите в музей: много интересного там увидите. Будет время, мы сходим с вами: я или мама. А книг сколько! Вам на каникулы дали, наверное, список литературы для домашнего чтения – читайте.
В комнату вошла мама с Таниными башмачками в руках.
- Ну-ка, надень!
- Ой! – обрадовалась Таня. – Скоро можно их надевать!
- ты примеряй сначала.
- Я уже в них ходила, - Таня попробовала надеть башмачки. Они никак не хотели налезать на ногу.
- Растешь ты быстро, - вздохнула мама. – На год двое туфель. Ужас!
Таня тоже вздохнула: жаль, башмачки ей нравились. Вдруг она оживилась:
- Я отнесу их в школу! У нас собирают одежду и обувь для бедных. Какая-нибудь девочка будет рада.
- Хорошо, - сказала мама. – А тебе туфли пойдем завтра покупать.
- Ура!
День двадцать второй
И.С. Шмелев
Весенний ветер
(отрывок из рассказа)
…Пятиклассник Федя сегодня совсем весенний: купленная для Пасхи легонькая фуражка с широкою, модною тульей1 и с настоящим «гвардейским» кантом, весенняя шинелька, вынутая сегодня из сундука и пахнущая невыносимо нафталином, сияющие новые калоши и кремовый шелковистый шарфик.
…А над миллионом народа, над залитою дочерна великою Красною площадью, над которой покачиваясь ходят грозди красных и голубых шаров и незыблемо возвышаются под «Мининым»2 серые спины и синие шапки с султанчиками3 молодцов-жандармов, - стрельчатая, увенчанная золотым орлом Спасская4 указывает на черном великом круге5 золотою стрелою – три!
Федя в толпе и его оглушает и гоготом, и писком, и щелканьем, и треском, и свистом-ревом, - всем миллионным гулом народной Вербы. Сверкает и плещет в ветре, пестрит и колет бумажными цветами, вязками розочек иконных, пузатыми кувшинами с лимонадным морсом, стеклом и глазастой жестью, сусалью6 и подвесками, качающимися лампадами на цепочках, золотом-серебром на солнце, ризами и цветными поясками, пущенными воздушными шарами, яркими лоскутками… - звонкою пестротою торга. Кружит глаза и уши – «летающими колбасами»7 с визгом, «тещиными языками»8 с писком, издыхающими чертями, свинками, русскими петрушками, «американскими» яблочками на резинках, трескучими троицкими кузнецами, дудками, щелкунами, ревущими медведями, бякающими барашками со скрипом, барабанною дробью зайчиков…
Многоглавый и весь расписной Блаженный9 цветет на солнце, над громким и пестрым торгом, - пупырьями и завитками, кокошничками и колобками цветных куполов своих, - главный хозяин праздника. Глазеют – пучатся веселые купола его, сияют мягко кресты над ним, и голубиные стаи округ него. Связки шаров веселых вытягиваются к нему по ветру. А строгие купола соборов из-за зубчатых кремлевских стен, в стороне от крикливой жизни, не играя старинной позолотой, милостиво взирают на забаву. Взглядывают на них от торга – и вспоминают: «Пасха!» И на душе теплеет!
А Спасская выбивает переливом третью четверть. «Пора к Вербам!»- спохватывается Федя и у него замирает сердце.
… Он медленно двигается в толкучке, и все вокруг – будто неземное!
Пышные, небывающие, розы протягивают ему букеты, играют в ветре, кивают ему со всюду – с проволочек, с палаток, с вышек, - чудятся из чудесной сказки. Колышащиеся связки шаров гибко выгибаются к небу, и он неотрывно смотрит, как оторвавшийся красный шарик тянет к Блаженному по ветру, стукается – ползет под купол, рвется по завитку, как клюква, и вот уже у креста, и вот уже над крестом, делается все меньше, меньше…- кружится даже голова.
- Животрепещущие бабочки!... А вот-с животрепящи-ми – та-а!
Мальчишка с пестрым щитком товаров. Кричит до того пронзительно, словно у него в глотке дудка.
Радуют глаза блеском трепещущие яркие бабочки – разноцветные, мягкие, обезьянки из синели такие милые… Дядя покупает себе и Нине – и обезьянок, и бабочек – и накалывает, как все, на грудь.
- Па-следний чиж… самопоющие водяные соловьи! Чу-до двадцатого века… чуввилль-чуввилль…тррр…
- Ка-му жука?... самые американские жуки! Без ключа – без заводу, ор-ловские по ходу! Барыня, дозвольте жучка порекомендовать!
- Ело-зющие му-хи… мму-хи елозющие! Купите мушку для удовольствия! Му-хи елозющие, му-хи, мму-хи!
- Самый-то брюнет руку к сердцу прижимает! Барышня, барышня… даром отдам отдам, только поглядите! В трубочке ходит – прыгает, ножкой дрыгает, семь годов картошку лопал, на десятый в баночку попал!
- Петушки-петушки, бьющие петушки! Барин, обратите такое ваше внимание – до чего яры11! А-йа с петушками, с гребешками!
- Рыбки золотые! Рыбки, рыбки живые – золотые! Золотая стрела на Спасской – прямо. Четыре перезвона. Подождали… - и ват четыре вязких, как по старому чугуну, удара сонно упали в гомон12.
- Страшные муки загробной жизни! Видение афонского13 монаха Дионисия в аду… с приложением фотграфии!
- Па-следний чиж… па-следний!...
- А вот, с Пуришкевичем! Ко-му Пуришке-вича продам?
- Паж-жалуйте-с, самый шустрый… Приказали бы уж парочку бы, барич! Морски-е жители! Самые разживые, голубые, хвост шилом-петелькой!
- Ши-ляпина продаю… Ши-ляпина! На скворец, а… Барыня, верьте божецкому слову… себе двугривенный!
- Небьющие куколки – секрет! Извольте-с, мордой об морду бейте… Да-а, вам бы еще кирпичом ее… Вас бы во так стукнули об чево! Небьющие куколки – секрет!
- … На построение храма божия! В селе Зам;сти, Мешевского уезда Калужской губернии… на пятое число октября… Божьим напущением… стихийный пожар – бедствие не – пепелил… равноапостольного…
- Самый злющий тещин язык, с жалом! Шипит-свистит, на кончике-то, гляньте… пистолет! Злющая была, вчера только сдохла-померла!
- Издыхающая свинка! Барыня, издыхающая свинка! Ло-пнула!... Барыня моя лопнула!
- Вон, вон… шары!... да вон, ветром сорвало! … да вон, на кумпол-то понесло… шары! Обошли?! По-шли! Цельная вязка пошла… Капиталу сколько!... Мальчишки срезали, боле тыщи шаров!
Ветер ерошит розы, треплет на вышках перья, пузатий – трясет палатки, хлещет цветами в лица… Веселый ветер! Щелкают кумачи14 и ситцы, качаются лампадки, плещутся золотистые рыбки, игарют «Зайчики»…
- Ай, ветер, ветрило, не дуй мне в рыло, а дуй мине!..
Феде весело и больно… Пробиться трудно, а уже семь минут пятогоЁ! Как же не рассчитал? Нина уже там, конечно…
- Семья-то пожар-птицы! Мамаша, купите дите вечную кинареечку – жар-птицу? Не пьет, не клюет, только песенки поет!
Феде мелькает детство, первая вербочка, золотой луч солнца, и в нем- воздушная восковая канарейка, первая радость жизни. Позванивают клетки на ветерке, мечутся «канарейки», сверкает жесть.
А вот и вербы. Они в возках. Держится под стеною неслышно, не путаются в торге. Красноватые заросли в серых мушках, тянутся, что кусты на пойме15. Сидят мужики в кустах. Лошадиные головы кротко дремлют. Стена за ними, под нею снег… Несет холодком полей. Сколько веков над ними, за ними – дремлют! Мужики в охабнях – в полушубках, с широкими, с широкими откидными в;ротами, в дремучих шапках, - исконная Россия.
Федю волнует сладко: где-то тут Нина, смотрит. Он поправляет фуражку и принимает серьезный вид.
- Хренку-то бы взял, родимый!
Отжатые шумным торгом, тончутся на грязи с корявыми пучками, - слабеющая старость.
- Ваше степенство! Самая святая верба, с-под Нова-Русича!
- Не верьте… - ситий сбоку красноносая фигура с оборванным карманами, с ворохом длинных сучьев в зеленом пухе, - обратите самое серьезное внимание! Перед вами не кто, а бывший чиновник консистарни15, занимаюсь вербой! Глядите, научный сорт по Кормчей Книге17! Какой состав? У них прутьё, а у меня в мохнатку… Э-та не в-верба?! Самая вайя18, на церковнославянском языке!
- В Лександровском саду19 сейчас наломал, сторожа погнали!
- Ольха-а?! И вы можете повторить клевету?! Раз это вайа священная! Можете покупать, можете… Но только имейте в виду, для т;инства недействительно!
Боже, но где же Нина!
- Ах… уж хотела идти домой! – радостно, но с укором восклицает за вербой Нина. – Купила. Хотите, поделюсь?
Он прямо очарован, не может найти слова. Нина совсем необыкновенная, среди верб, в новой весенней кофточке! Ужасно идет к ней синее, и розовый бант на шейке, и синяя шляпка с широкими полями совсем назад, с крылышками… Она счастлива, понимая его восторг. Она отделяет ему пучок. Краснея и волнуясь, Федя прикалывает ей бабочку и розовую обезьянку.
Пояснения
1 – т;лья – верхняя, передняя часть фуражки
2 – под «Мининым» - возле памятника Минину и Пожарскому на красной площади в Москве
3 – султанчики – украшения на головных уборах в виде пучка перьев или стоячих конских волос
4 – Спасская – Спасская башня кремля, на которой установлены часы
5 – на черном великом круге – на циферблате часов
6 – Сусаль (Сусалью) – сусальное, значит: позолоченное или посеребряное; сусаль – золоченые и посеребряные изделия для продажи
7, 8 – «летающие колбасы», «тещины языки» - различные игрушки-забавы
9 – Блаженный – храм Василия Блаженного на Красной площади в Москве
10 – до чего яры – то же что и «до чего яростны», то есть неукротимы, сердиты, гневны
12 – г;мон – шум, шум площади, базара
13 – афонский монах – монах из православного монастрыря, расположенного на «святой горе», Афоне, в Югославии
14 – Кумач – хлопчатобумажная ярко-красная ткань
15 – п;йма – место, берега, заливаемые во время половодья
16 – консист;рия – в православной церкви учреждение по церковным делам
17 – Кормчая Книга – сборник церковных законов на Руси
18 – в;йа – пальмовая ветвь, ставшая символом после въезда Иисуса Христа в Иерусалим. На Руси вместо вайи, пальмовой ветви, употребляли лозу (прутья) вербы
19 – Лександровский сад – Александровский сад возле Кремля
Папа закончил читать и положил книгу на журнальный столик. Была вторая половина дня. А с утра всей семьей ходили по магазинам и рынкам. Купили детям куртки к весне, а Тане еще и туфельки. И сейчас Таня ходила по комнате, не снимая – очень нравились. Даже в музей всей семьей зашли, но он почему-то был закрыт. Зато узнали, когда можно будет посетить его. Теперь ребята сами придут сюда. А может с папой в следующую субботу.
Устали все очень. «Ноги просто гудят,» - сказала мама, придя домой. День был настолько весенним: солнечным, теплым, с влажным ветром и сухим асфальтом, - что папа сказал: «Такие дни радовали не только нас», и прочитал отрывок из рассказа И.С. Шмелева.
- Похоже? – спросил папа.
- Нет, сказала Таня, рассматривая свои туфли.
- Объясни, - удивился папа.
- Федя обезьянку и бабочку покупал, а мы одежду и туфли.
- Причем тут покупки? – резонно заметил Сережа, - И в рассказе день и сегодняшний день праздничные.
- А какой сегодня праздник?
Сережа наклонился к Тане и что-то шепнул на ухо. Таня вскочила с дивана, стала перед зеркалом, стараясь увидеть свою спину. Сережа рассмеялся.
- Первый апрель – никому не верь! Забыла?
- Обманщик! – надула губы Таня и вернулась на диван. – Не буду тебе верить.
- Но это же шутка, - улыбнулся папа. – Праздник!
- Это праздник, но – не праздник: не такой, как в рассказе.
- Но ведь погода похожая, - возразил пап – Народу много. Шумно. Выкрики: все хвалят свой товар. Так ведь?
- так, но нет самого главного, не сдавалась Таня, - вербочек.
- Самое главное – радость, - без улыбки заявил Сережа. – В праздник должна быть радость. А ты разве не рада?
Таня молчала.
_ Сережа прав. Праздник – это радость. А нам сегодня хорошо, радостно. А подойдет вербное воскресенье – и мы купим вербы и шары.
- А когда будет вербное воскресенье, - спросила Таня.
- Скоро. Через две недели. А через три недели – Пасха.
- Это когда крестьянские дети заканчивали школу и шли на каникулы.
- Это когда Иисус Христос воскрес, - поправил Таню Сережа.
- У крестьянских детей не каникулы начинались, а работа. Весенняя, - добавил папа. – А вот у многих городских детей не было ни школы, ни каникул. Да и работы не было. Печально, но это так.
- Почему? – спросил Сережа.
- Что почему?
- Почему дети не учились и работали?
_ Да потому, что денег не было, - по- взрослому за папу ответила Таня. – Как ты не понимаешь?! Ужас просто!
- Но школы-то бесплатные были! – возразил Сережа.
- На селе, а не в городе! Как ты не понимаешь?
- Про город папа не говорил.
- И в городе были земские бесплатные школы. Их назвали народными. Наподобие той уездной народной школы, от порядков в которой С.Т. Аксаков пришел в ужас, - вмешался в спор папа. – Были бесплатными и церковно-приходские школы. Это были школы для детей мещан и фабрично-заводских рабочих. Дети купцов и разночинцев учились в гимназиях. Я уж не говорю о дворянских детях.
Но причиной того, что дети городских низов не учились была другой, не в деньгах.
- Объясни, - сурово потребовала Таня.
- Попробую. Но это сложно.
- Постараемся понять, - не меняла гнев на милость Таня.
- Дело в том, что после отмены крепостного права, когда крестьяне стали почти свободными от помещика, многие из них стали отправляться на заработки в город. Их и раньше было много в городах , особенно с осени до весны, когда не было полевых работ. То теперь они отсутствовали по году и больше. Бросали земли. Становились ремесленниками, мелкими торговцами, то есть мещанами. И рабочими. В России бурно стала развиваться промышленность. На заводы и фабрики требовалось много рабочих.
- Так в чем причина? – по-взрослому напирала на папу Таня.
- Потерпи чуток. Так вот. В городах России всегда было меньше школ, чем желающих в них учиться. Более острая нехватка их обнаружилась при наплыве крестьян из деревни. Школы открывали, строили, но все равно их было недостаточно. Это первая причина.
- Вторая? – прокурорским тоном спросила Таня.
Папа улыбнулся.
- Вторая, как ни странно, в том, что родители считали необязательным учебу для своих детей. Считать, мол, я его научу, а больше ему и знать не надо. Пусть обучается какому-нибудь ремеслу, на хлеб себе зарабатывает. Ну, и третья причина, пожалуй в том, что дети и сами не хотели учиться. Они знали, что учиться трудно, что учителя бьют и наказывают детей. Помните мальчика Аксенку из воспоминаний Столярова о церковно-приходской школе? Что он сказал: «Отец с матерью неграмотные, а ничего, живут. И я проживу. А выслушивать брань попа, да побои от него терпеть я не хочу». И ведь многие дети и родители были так настроены. Матери с плачем, со слезами отправляли детей в школу. Вот почему не было ни школ, ни занятий, и ни каникул.
Таня сидела, надув губы, опустив глаза, и вертела ногой в башмачке дырку в полу. Папа обнял Таню, она прильнула к нему.
- Конечно, многие дети работали: на заводах, фабриках, на побегушках, торговали мелким товаром, работали в трактирах, были подмастерьями. Но, повторяю: многие были ничем не заняты, слонялись по улицам, рынкам.
- Раз гуляли они, значит играли во что-то,- резонно заметил Сережа.
- Конечно. Играли не только те, кому нечего было делать, но в свободное время и занятые дети.
- А во что играли?
- Игр было много. Некоторые из них забыты. А какие-то живут и сейчас. Пятнашки, жмурки, прятки, штандер, чехарда – и сейчас знакомы вам и в них играют. А вот: ворота, ручеек, кошки-мышки, третий лишний, гуси-гуси, лапта, горелки, казаки-разбойники – забываются, к сожалению. А ведь интересные игры! Я уж не говорю о забытой игре в «бабки» или же – кубарь. Зимой еще было катание с горок, игра в «царь - гору», взятие снежного городка. Летом же: рыбная ловля, грибы, ягоды, купание в реке, ловля птиц. Находили себе занятие городские дети. А то и озорничали: лазали по чужим садам и огородам, воровали на базарах и рынках, хотя очень боялись.
- Что-то мы все о грустном, да о грустном,- вздохнула Таня. Глянь на нее: ну, просто, мама.
- А вот и хорошие факты. Постепенно Россия увеличивала количество денег на образование, строила больше школ. И если в начале 18 века Петр 1 открыл 42 школы, то через два века, в 1908 году их в России было уже 80 тыс.!
- Ого - го- го!
-А в 1913 году – 13тыс. школ. То есть с 1908 года каждый год в России открывалось 10 тыс. новых школ. Начальное обучение в это время было бесплатное. В 1914 году чуть ли не половина студентов московских институтов (40%) были дети рабочих и крестьян. По числу женщин, обучавшихся в высших учебных заведениях, Россия занимала в начале 20 века первое место в Европе, если не во всем мире.
-Здорово! - восхитился Сережа. – А говорят, что Россия отсталой была.
- Говорят так невежды или недруги. И если бы не революция 1917 года, мы бы сегодня не оглядывались на Америку и нам не ставили бы ее в пример. Ученье – свет! Знания – сила! Сереж, подай книгу, во – он, на второй полке: Леонид Андреев. Спасибо. Хочу вам прочесть об одном мальчике, который никогда не был за пределами города.
- За город никогда не выезжал?! – удивилась Таня.
- Не выезжал и не выходил. Был мальчиком в парикмахерской. Мальчиком, значит еще не был даже подмастерьем. Но однажды он выехал на дачу. Итак: Леонид Андреев «Петька на даче».
Я прочту вам фрагменты рассказа.
- « В этой парикмахерской, пропитанной скучным запахом дешевых духов, полной надоедливых мух и грязи, посетитель был нетребовательный: швейцары, приказчики, иногда мелкие служащие или рабочие …
Мальчик, на которого чаще всего кричали, назывался Петькой и был самым маленьким из всех служащих в заведении. Другой мальчик, Николка, насчитывал от роду тремя годами больше и скоро должен был перейти в подмастерья.
…Петьке было десять лет; он не курил, не пил водки и не ругался, хотя знал очень много скверных слов, и во всех отношениях завидовал товарищу.
… Петькины дни тянулись удивительно однообразно и похоже один на другой, как два родные брата. И утром, и вечером, и весь божий день над Петькой висел один и тот же отрывистый крик: « Мальчик воды», и он все подавал ее, все подавал. Праздников не было… Петька спал много, но ему почему – то все хотелось спать…
Петька не знал, скучно ему или весело, но ему хотелось в другое место, о котором он ничего не мог сказать, где оно и какое оно. Когда его навещала мать, кухарка Надежда, он лениво ел принесенные сласити, не шаловался и только просил взять его отсюда. Но затем он забывал о своей просьбе, равнодушно прощался с матерью и не спрашивал, когда она придет опять. А Надежда с горем думала, что у нее один сын – и тот дурачок.
Много ли, мало ли жил Петька таким образом, он не знал. Но вот однажды в обед приехала мать, поговорила с Осипом Абрамовичем и сказала, что его, Петьку, Отпускают на дачу, в Царицино, где живут ее господа. Сперва Петька не понял, потом лицо его покрылось тонкими морщинками от тихого смеха, и он начал торопить Надежду. Той нужно было, ради пристойности, поговорить с Осипом Абрамовичем о здоровье его жены, а Петька тихонько толкал ее к двери и дергал за руку. Он не знал, что такое дача, но полагал, что она и есть то самое место, куда он так стремился.
Когда они сели в вагон и поехали, Петька прилип к окну, и только стриженная голова его вертелась на тонкой шее, как на металлическом стержне.
Он родился и вырос в городе, в поле был первый раз в своей жизни, и все здесь для него было поразительно ново и странно: и то, что можно видеть так далеко, что лес кажется травкой, и небо, бывшее в этом новом мире удивительно ясным, широким, точно с крыши смотришь.
Когда поезд со звонким металлическим лязгом, внезапно усилившимся, взлетел на мост и точно повис в воздухе над зеркальной поверхностью реки, Петька даже вздрогнул от испуга и неожиданности и отшатнулся от окна, но сейчас же вернулся к нему, боясь потерять малейшую подробность пути.
В первые два дня Петькиного пребывания на даче богатство и сила новых впечатлений, лившихся на него и сверху и снизу, смяли его маленькую и робкую душонку. Все здесь было для него живым, чувствующим и имеющим волю. Он боялся леса, который покойно шумел над его головой и был темный, задумчивый и такой страшный в своей бесконечности; полянки, светлые, зеленые, веселые, точно поющие всеми своими яркими цветами, он любил и хотел бы приласкать их, как мать. Петька волновался, вздрагивал и бледнел, улыбался чему-то и степенно, как старик, гулял по опушке и лесистому берегу пруда. Ту он утомленный, задыхающийся, разваливался на густой сыроватой траве и утопал в ней.; только его маленький веснусчатый носик поднимался над зеленой поверхностью. В первые дни он часто возвращался к матери, терся возле нее, и когда барин спрашивал его, хорошо ли на даче – конфузливо улыбался и отвечал:
- Хорошо!
И потом снова шел к грозному лесу и тихой воде и будто допрашивал их о чем-то.
Но прошло еще два дня и Петька вступил в новое соглашение с природой. Это произошло при содействии гимназиста Мити из « Старого царицина». У гимназиста Мити лицо было смугло – желтым, как вагон второго класса, волосы на макушке стояли торчком и были совсем белые – так выжгло их солнце. Он ловил в пруде рыбу, когда Петька увидал его, бесцеремонно вступил с ним в беседу и удивительно скоро сошелся. Он дал Петьке подержать одну удочку и потом повел его куда – то далеко купаться. Петька очень боялся идти в воду, но когда вошел, то не хотел вылезать из нее и делал вид, что плавает: поднимал нос и брови кверху, захлебывался и бил по воде руками, поднимая брызги. В эти минуты он очень был похож на щенка, впервые попавшего в воду. Когда Петька оделся, то был синий от холода, как мертвец, и, разговаривая, ляскал зубами. По предложению того же Мити, неистощимого на выдумки, они исследовали развалины дворца; лазали на заросшую деревьями крышу и бродили среди разрушенных стен громадного здания. Там было очень хорошо: всюду навалены груды камней, на которые с трудом можно взобраться, и промеж них, растет молодая рябина и березки, тишина стоит мертвая, и чудится, что вот – вот выскочит кто-нибудь из-за угла или в растрескавшейся амбразуре окна покажется странная – престрашная рожа. Постепенно Петька почувствовал себя на даче как дома и совсем забыл, что на свете существует Осин Абрамович и парикмахерская.
- Смотри-ка расстроился как! Чистый купец! – радовалась Надежда, сама толстая и красная от кухонного жара, как медный самовар. Она приписывала это тому, что много его кормит. Но Петька ел совсем мало, не потому, чтобы не хотелось есть, а некогда было возиться: если бы можно было не жевать, глотать сразу, а то нужно жевать, а в промежутке болтать ногами, так как Надежда есть дьявольски медленно, обгладывает кости, утирается передником и разговаривает о пустяках. А у него дела было по горла: нужно пять раз выкупаться, вырезать в орешнике удочку, накопать червей, - на все это требуется время. Теперь Петька бегал босой, и это в тысячу раз приятнее, чем в сапогах с толстыми подошвами: шершавая земля так ласково то жжет, то холодит ногу. Свою подержанную гимназическую куртку, в которой он казался солидным мастером парикмахерского цеха, он также снял и изумительно помолодел. Надевал он ее только вечерами, когда ходил на плотину посмотреть, как катаются на лодках господа: нарядные, веселые, они со смехом садятся в качающуюся лодку, и та медленно рассекает зеркальную воду, а отраженные деревья колеблются, точно по ним пробежал ветерок.
В исходе недели барин привез из города письмо, адресованное « куфарке Надежде», и когда прочел его адресату, адресат заплакал и размазал по своему лицу сажу, которая была на переднике. По отрывочным словам, сопровождавшим эту операцию, можно было понять, что речь идет о Петьке. Это было уже ввечеру. Петька на заднем дворе играл сам с собою в «Классики» и надувал щеки, потому что так прыгать было значительно легче. Гимназист Митя научил этому глупому, но интересному занятию, и теперь Петька, как истый спортсмен, совершенствовался в одиночку. Вышел барин и, положив руку на плечо мальчика, сказал:
- Что, брат, ехать надо!
Петька конфузливо улыбался и молчал.
« Ват чудак – то!» - подумал барин.
- Ехать, братец, надо.
Петька улыбался. Подошла надежда и со слезами подтвердила:
- Надо ехать, сынок!
- Куда? – удивился Петька.
Про город он забыл, а другое место, куда ему всегда хотелось уйти, - уже найдено.
- К хозяину Осипу Абрамовичу.
Петька продолжал не понимать, хотя дело было ясно, как божий день. Но во рту у него пересохло и язык двигался с трудом, когда он спросил:
- А как же завтра рыбу ловить? Удочка – вот она…
- Что ж поделаешь!.. требует. Прокопий, говорит, заболел, в больницу свезли. Народу, говорит, нету. Ты не плачь: гляди, опять отпустит , - он добрый, Осип Абрамович.
Но Петька и не думал плакать и все не понимал. С одной стороны был факт – удочка, с другой призрак – Осип Абрамович. Но постепенно мысли Петькины стали проясняться, и произошло странное перемещение: фактом стал Осип Абрамович, а удочка, еще не успевшая высохнуть, превратилась в призрак. И тогда Петька удивил мать, расстроил барыню и барина и удивился бы сам, если бы был способен к самоанализу: он не просто заплакал, как плачут городские дети, худые и истощенные, - он закричал громко, громче самого горластого мужика и начал кататься по земле, как те пьяные женщины на бульваре. Худая ручонка его сжималась в кулак и била по руке матери, по земле, по чем попало, чувствуя боль от острых камешков и песчинок, но как будто стараясь еще усилить ее.
… На другой день, с семичасовым утренним поездом, Петька уже ехал в Москву. Опять перед ним мелькали зеленые поля, седые от ночной росы, но только убегали не в ту сторону, что раньше, а в противоположную.»
Папа закрыл книгу.
-Вот такой праздник был у Петьки. Вот такая жизнь, такая работа городского мальчика.
- Грустно,- сказала Таня.
- Я думаю, что вы можете теперь заняться сами собой: читать, гулять, играть – кто чего хочет.
Сережа ушел гулять. Таня, выпросив разрешения у мамы, тоже пошла, но в новых туфлях.
Ребята! У Феди был праздник, и у Петьки был праздник. Такие разные праздники!
1. Так что же такое праздник? Каковы его признаки?
2. Были ли у вас праздники? Расскажите о них или напишите рассказ об этом.
3. Как вы думаете, чем отличаются общие, народные праздники от индивидуальных, личных праздников?
День двадцать третий
Сегодня – Пасха. Апрель, как и март оказался богатым на праздники. Во-первых: каникулы, во вторых: папа все-таки выбрал время и сходил с детьми в музей – разговоров и вопросов было очень много; в третьих: прошло вербное воскресенье; оно, конечно, было не таким ярким как в рассказе И. Шмелева»Весенний ветер», но тоже – солнечным, теплым, праздничным. Сходили в лес и принесли веточек вербы ( папа сказал, что это не верба, а – тальник), поставили в вазу, а Сережа с Таней еще и похлестали друг друга по ногам прутиками ивы, приговаривая при этом:
Верба хлест
Бей до слез!
А сегодня – Пасха. Вчера мама купила пару куличей в магазине и попробовала испечь. «Свои» получились хуже чем магазинные, но зато вкуснее. Может быть потому, что - «свои»!
Накрасили яиц: красными получились те, что варились в луковой шелухе, а голубыми и синими – те, что варились в подкрашенной синькой воде.
Позавтракав куличем и крашенными яйцами, папа сказал:
- Разговелись.
- Что это значит: разговелись? – спросил Сережа
- Значит стали есть скромную пищу. А скромная пища, это пища животного происхождения: любое мясо и продукты из него, жиры, масло животное. На Руси начиная с масленицы до Пасхи, был великий пост. Пост означал для верующих воздержание от скромной пищи, посещение церкви, произношение всех молитв: перед приемом пищи, перед сном, утром. Запрещались увеселения, праздники; во время великого поста никто не женился и не выходил замуж. Строгий, великий пост.
- Если этот пост был великим, то , значит, были и другие посты, невеликие? – резонно заметил Сережа.
- Да, конечно. У православных было установлено четыре поста: Великий пост длительностью в семь недель, Петровки, в честь апостолов Петра и Павла, с девятой недели после Пасхи и до Петрова дня – 12 июля; Успенский, в память о смерти Божьей матери, Богородицы девы Марии, с 14-го по 28-е августа; Рождественский, в честь Рождества Христова с 28 ноября по 7 января. Рождественский пост еще назывался – Филипповки, потому что начинался на следующий день после дня апостола Филиппа.
- После 27-го ноября, - сообразила Таня.
- Совершенно точно.
Неожиданно возникла масса вопросов: всегда ли Великий пост длится сорок девять дней? Почему надо считать дни и недели, а не называть определенное число определенного месяца? А что же ели тогда, если мясо, колбасу, яйца и масло есть нельзя?
- Ой, ребята! «Что ели?»! Русский стол богат и разнообразен. Это сейчас мы разучились готовить….
- Но – но – но! – строго сказала мама. – Это кто разучился готовить? Уж не вы ли мне подскажите что и как готовить?
- Не у всех же такая мама, как у нас, - защищался папа. – Я говорю об общей массе народа.
- А ты проверял? – обиделась за «общую массу» хозяек мама.
- А то я в гостях не бываю, или в столовой!
- Мама, ну что ты перебиваешь? Это не вежливо, - остановила спор Таня.
Мама продолжила ворчать, а папа продолжал рассказывать. Мир был восстановлен. Тем более, что Сява утвердил его, сказав твердо и бесцеремонно: «Сява – дворянин! Ура!»
- Чтобы нам не спорить и не обижать хозяек, я вам прочту какие разносолы могли быть и были на столах во время поста.
Папа порылся в книгах, достал тонкую голубую в цветочках:
« В купеческом быту посты, особенно Великий, соблюдалась строго, но строгость это была чисто формальной.» В течении всей первой недели великого поста, - пишет современник, - стол готовится без масла, а у некоторых, даже без горячего. Но эти условия не стесняют однако же нашего купечества. Мы довольно часто бывали в великопостных трапезах и не могли достаточно надивиться изобретательности человеческого ума. Господи! Чего-чего только нет на этих трапезах. Тут и тертая редька, и тертый горох, и кочанная капуста, и грузди, и рыжики, и белые грибы, и серые грибы, и печеный картофель, и винегрет из грибов, и гренки из грибов, и грибная икра, и ботвинья с груздями, и каша с маковьем молоком, и пшено, разваренное с медом, и клюквенный кисель, и сладкие похлебки с черносливом, малиной и изюмом, и моченые яблоки и груши, и брусника, и ворохи калачей, саек, ватрушек… с субботы разрешается масло и горячее; тут идут новые приготовления, количество поедаемого увеличивается, и число блюд нередко доходит до тридцати.»
- Здорово! – сказал Серёжа.
Мама долго смотрела на папу. Папа рассмеялся:
- Ну, что ты!
- Ты же говорил, что масло не разрешалось, - скрестив руки на груди сказала мама, - а в книге – с субботы можно!
- Постное масло! Постное! Подсолнечное. И не ревнуй к блюдам прошлого века. Ты хорошо у нас готовишь.
- Такие блюда были у купцов, - не могла остановиться мама, - а что если крестьяне, или городская беднота? А? Молчишь?
- Разумеется стол был гораздо беднее у крестьян и городской бедноты. У них посты были поболее Великого. Помните на масленице скоморох говорил:
«Какому коту весь год масленица,
А какой шавке вопрос не прост:
Весь год пост.
Как в Расеи.»
- Вот, вот, - подхватила мама.
- Да я согласен с тобой. Были бы продукты, а приготовить можно. Разрешали рыбу есть, - невпопад сказал папа, но Таня поддержала тему разговора:
- А почему? Рыба – ведь тоже мясо!
- Считалось, что нельзя есть мясо теплокровных животных, а холоднокровных - можно.
- А что, и детям, маленьким, нельзя было есть ни молока, ни мясо. Ни сметаны? – запереживала за малышей Таня.
- Позвольте, я опять процитирую современников, - сказал папа и снова открыл голубую книгу.- «Говельщикам запрещалось пить чай до обедни в среду и пятницу, и все были обязаны подчиняться этому правилу, за исключением детей и младенцев. Последние (то есть дети) тоже ели постную пищу. Скромная пища, олицетворенная в молоке матери или кормилицы (молоко матери – тоже ведь животного происхождения), допускалась только три поста после рождения ребенка, т.е. Великий, Петровский, Успенский и Рождественский: главными считались в числе трех все, кроме Петровского. По окончании этого срока младенцев питали постным одинаково со взрослыми».
… Мама сердито листала книгу «Русская кухня», Сява бормотал: «Сява – хор-роший», а Сережа хотел понять:
- Почему день Пасхи каждый год меняется?
- День Пасхи вычисляется таким путем: берется во внимание три факта. Первый: день весеннего равноденствия; второй: конец полнолуния после весеннего равноденствия; и третий: первое воскресенье после этого полнолуния. День весеннего равноденствия практически постоянен, всегда после двадцатого марта, или в двадцатых числах марта. А вот конец первого полнолуния после весеннего равноденствия меняется: лунный месяц короче календарного. И первое воскресенье после полнолуния может быть в промежутке еми дней. К примеру: полнолуние попало на одно из воскресений апреля, значит пасха будет через семь дней после этого, то есть в следующее воскресенье. Если полнолуние в понедельник, то – шесть дней до пасхи, во вторник – пять дней и т.д. давайте посмотрим на примере. Вот уже отрывной календарь. В нем, на каждом листке: время выхода и захода солнца, долгота дня и четверть луны: от новолуния до последней четверти. Смотрим: когда день стал равен ночи? 18 марта. В каком состоянии луна? В полнолунии, которое началось до весеннего равноденствия, 13 марта. Значит, нужно смотреть, когда закончится следующее полнолуние 12 апреля, а заканчивается, а нам для вычисления нужен день именно окончания полнолуния.., а заканчивается 18 апреля, во вторник. Значит пасха в воскресенье, 23 апреля. Сегодня. Понятно?
- Да, понятно.
- А вот теперь дети, Сережа, такую задачу. Равноденствие – 18 марта, полнолуние – 24 марта, окончание полнолуния – 27 марта, в понедельник. Когда Пасха?
Сережа задумался. Взял бумагу и ручку. Подумал. И, не написав ни цифры, не произведя никаких действий на бумаге, сказал:
- В воскресенье, 2 апреля.
- Ма-ла-дец! Не ожидал, что так быстро ты справишься, - похвалил папа Сережу.
- Действительно: если бы в этом году началось полнолуние началось 20 марта, после равноденствия, то пасха была бы 2 апреля, в дни ваших каникул.
- А как узнать, когда будут другие праздники, которые зависят от дня, числа Пасхи? – спросил Сережа.
- А все остальное – проще. Масленица – на семь недель раньше Пасхи – 5 марта…
- А если бы Пасха была 2 апреля, то масленица… - Сережа стал подсчитывать.
- 12 февраля, - подсказал папа. – Посмотри в календаре: этот день должен быть воскресным.
- Точно! – посмотрел Сережа.
- А через семь недель после Пасхи – Троица.
- Пасха посередине между масленицей и Троицей, - уточнила Таня.
- Именно так.
- И если бы Пасха была 2 апреля, то Троица была бы, - Сережа сидел с отрывным календарем в руках, - 21 мая.
- Все вы правильно поняли. После Великого поста и Пасхи начинались разные народные и церковные праздники. Оно и понятно: весна – значит жизнь: солнце, тепло, трава, корм скоту, радостные заботы о новом урожае: подготовка семян, пашни, инвентаря. Душа радуется. Потому – и праздники. Сразу после пасхальной недели, то есть 30 апреля начинается Фомина неделя. Первый день этой недели , то есть - воскресенье (по христианским правилам неделя начинается не с понедельника, а с воскресенья). Первый день любой недели – воскресенье. Первый день Фоминой недели считался благоприятным для вступающих в брак. Поэтому в этот день было много свадеб, тем более, что во время Великого поста свадьбы запрещались. Этот день в народе назывался Красная горка. Молодежь выходила в лучших нарядах на зазеленевшие, нагретые солнцем горки и пригорки, водила хороводы – с этого времени они разрешались. Во вторник же Фоминой недели – Радуница, или Радоница, день поминовения, памяти родителей. Сегодня этот день называют родительским днем. В этот день все выходили на кладбище к могилам родителей и родственников. Подправляли могилы, угощались.
- А мы пойдем на могилки? – спросила Таня.
- Обязательно пойдем, Танечка. Так вот: после праздников, связанных с днем Пасхи, начинались те, которые не сдвигались: Егорий весенний, Никола вешний и т.д. с каждым из этих праздников у народа связано много примет и пословиц. Имена Егор, Юрий и Георгий – одно имя. День шестого мая – день Георгия Победоносца, или Юрия вешнего, или Егорьев день. Везде, по всей Руси в этот день первый раз выгоняли скотину на пастбище. Причем выгоняли вербой, срезанной в вербное воскресенье и освященное в церкви. Но об этом я вам лучше прочту. Давайте перейдем в комнату.
Сережа, Таня и папа перешли на диван в комнату. Мама осталась на кухне изучать рецепты «Русской кухни».
Папа очередной раз взял книгу И. Шмелева «Мой Марс» и раскрыл ее.
- Иван Сергеевич Шмелев. Рассказ «Егорьев день», - начал папа.
- «Под Егорьев день к нам во двор зашел парень, в лаптях, в белой вышитой рубахе, в синих шортах, в кафтане в накидку и в поярковой шляпе с петушьим перышком. Оказалось, - пастухов работник, что против нас, только что из деревни, какой-то «зубцовский», дальний, откуда приходят пастухи. Пришел от хозяина сказать, - завтра, мол, коров погонят, пустите на ковку в стадо. Марьюшка дала ему пару яиц, а назавтра обещала молочной яичницей накормить, только бы за коровкою приглядел. Повела показать корову. Чего-то пошепталась, а потом я ее видел, как она понесла корове какое-то печенье. Спрашиваю, чего это ей дает, а она чего то затаилась, секрет у ней. После Горкин мне рассказал, что она коровке «креста» давала, в благословение, в Крещенье еще пекла, - печеного «креста», - так уж от старины ведется, чтоб с телком была.
Накануне Егорьева дня Горкин наказывает мне не проспать, как на травку коров погонят, -«покажет себя пастух наш». Как покажет? А вот, говорит, узнаешь. Да чего узнаю? Так и не сказал.
И вот в самый Егорьев день, на зорьке, еще до солнышка, впервые в своей жизни, радостно я услышал, как хорошо заиграл рожок. Это пастух, который живет напротив, - не деревенский простой пастух, а городской, богатый, собственный дом какой, - вышел на мостовую перед домом и заиграл. У него четверо пастухов – подручных, они и коров погоняют, а он только играет для почину, в Егорьев день. И все по улице выходят смотреть – послушать, как старик хорошо играет. В это утро играл он «в последний раз», - сам так объявил. Это уже после он объявил, как поиграл. Спрашивали его, почему так, - впоследок… Да так… - говорит, - будя, наигрался…» Невесело так сказал. Сказал уже после, как случилась история.
И все хвалили старого пастуха, так все и говорили: «Вот какой приверженный человек… любит свое дело, хоть и богач стал и гордый… а делу уступает». Тогда я всего не понял.
В то памятное утро и я смотрел в открытое окно залы прямо с теплой постели, в одеяльце, подрагивая от холодка зари.
Улица была залита розоватым светом встававшего за домами солнца, поблескивали лишь верхние окошки. Вот, отворились дикие ворота пастухова двора, и старый, седой пастух-хозяин, в новой синей поддевке, в помазанных дегтем сапогах и в высокой шляпе, похожей на цилиндр, что надевают щеголи-шафера на свадьбах, вышел на середину еще пустынной улицы, поставил у ног на камушки свою шляпу, перекрестился на небо за нашим домом, приложил обеими руками рожок к губам, надул толстые розовые щеки, - и я вздрогнул от первых звуков: рожок заиграл так громко, что даже в ушах задребезжало. Но это было только сначала так. А потом заиграл тоньше, разливался и замирал. Потом стал забирать все выше, жальчей, жальчей… - и вдруг заиграл веселье… и мне стало раздольно весело, даже и холодка не слышал. Замычали вдали коровы, стали подбираться помаленьку. А пастух все стоял – играл. Он играл, запрокинув голову, играл в небо за нашим домом, словно забыв про все, что было вокруг него. Когда обрывалась песня и пастух переводил дыхание, слышались голоса на улице:
- Вот это ма-стер!... вот доказал – то себя Пахомыч!.. мастер.. И откуда в нем духу столько!..
Мне казалось что пастух тоже слышит и понимает, как его слушают, и это ему приятно. Вот тут то и случилась история.
С пастухова двора вышел вчерашний парень, который заходил к нам, в шляпе с петушьим перышком, остановился за стариком и слушал. Я на него залюбовался. Красив был старый пастух, высокий, статный. А этот был повыше, стройный и молодой, и было в нем что-то смелое, и будто он слушает старика прищурясь, - что-то усмешливо-лихое. Так по его лицу казалось. Когда кончил играть старик, молодец поднял ему шляпу.
- А теперь, хозяин, дай поиграю я…- сказал он, неторопливо вытаскивая из пазухи небольшой рожок, - послушают твои коровки поприучаются.
- Ну поиграй, Ваня… - сказал старик, - послушаю твои песни.
Проходили коровы, все гуще и гуще. Старый пастух помахал подручным, чтобы занимались своими делами, а парень подумал что-то над своей дудочкой, тряхнул головой – и начал…
Рожок его был не громкий, мягкий. Играл он жалобное, разливное, - не старикову, другую песню, такую жалостную, что щемило сердце. Приятно, сладостно было слушать, - так бы вот все и слушал. А когда доиграл рожок, доплакался до того, что дальше плакать сил не стало, - вдруг перешел на такую лихую-плясовую, пошел так дробить и перебирать, ерзать и перехватывать, что и сам певун в лапотках заплясал, и старик заиграл плечами, и Гришка, стоявший на мостовой с метелкой пустился выделывать ногами. И пошла плясать улица и ухать, пошло такое.. – этого и сказать нельзя. Смотревшая из окошек Маша свалила на улицу горшок с геранью, так ее раззадорило, - все смеялись. А певун выплясывал лихо в лапотках, под дудку, и упала с его плеча сермяга. Тут и произошла история…
Старый пастух хлопнул по спине парня и крикнул на всем народе:
- И откуда у тебя, подлеца, такая душа-сила! Шабаш, больше играть не буду, играй один!
И разбил свой рожок о мостовую.
Так это всем понравилось!.. Старик Ратников расцеловал и парня, и старика, и пошли все гурьбой в Митриев трактир – угощать певуна водочкой и чайком.
Долго потом об этом говорили. Рассказывали, что разные господа приезжали в наше Замоскворечье на своих лошадях, в колясках даже, - послушать, как играет чудесный «зубцовец» на свирели.
После Горкин мне пересказывал песенку, какую играл старый пастух, и я запомнил ту песенку. Это веселая песенка, ее и певун играл, бойчей только. Вот она:
… Пастух выйдет на лужок,
Заиграет во рожок.
Хорошо пастух играет –
Выговаривает:
Выгоняйте вы скотинку
На зеленую луговинку!
Гонят девки, гонят бабы,
Гонят малые ребята, Гонят старые старики,
Мироеды – мужики,
Гонят старые старушки,
Мироеды – женушки,
Гонит Филя, гонит Пим,
Гонит дяденька Яфим,
Гонит бабка, гонит дед,
А у их и кошки нет,
Ни копыта, ни рога,
На двоих одна нога!..
Ну, все-то, все-то гонят… - и Марьюшка наша проводила со двора свяченой вербой нашу красавицу. И Ратниковы погнали, и Лощенов, и от рынка бредут коровы, и с Житной, и от Крымка, и то Серпуховки, и с Якиманки, - со всей замоскворецкой округи нашей. Так от старины повелось, когда была совсем деревенская Москва. И тогда был Егорьев день, и теперь еще… - будет и до кончины века. Горкин мне рассказывал:
- Москва этот день особо празднует: святой Егорий сторожит щитом и копьем Москву нашу… потому на Москве и писан.
- Как на Москве писан?
- А ты пятак погляди, чего в сердечке у нашего орла-то? Москва писана, на гербу: сам святой Егорий… наш, стало быть, московский. С Москвы на всю Росею пошел, вот откуда Егорьев день. Ему по всем селам – деревням празднуют».
Папа остановился.
- Вот так описывает Иван Шмелев праздник Егория вышнего в Москве. А Георгий Победоносец и сегодня в гербе Москвы и России. Устали? – спросил он у ребят.
- Нет.., - неуверенно ответили Таня и Сережа.
- Мы сейчас с вами поиграем в пасхальные игры. Утром мы с вами «христосовались» - целовались, «приветствовали» друг друга: «Христос воскрес!» А теперь – берем у мамы на кухне по паре крашенных яичек. – Дети бросились на кухню. – и мне возьмите, - крикнул вдогонку папа.
Дети принесли шесть яичек.
- Берем по паре яичек. И играем так: Таня бьет носиком своего яичка в носик моего. Если разобьется Танино, Таня мне отдает его. Если разобьется мое – я отдаю. Затем бьемся с Сережей. Посмотрим, кто выиграет все яички.
Таня ударила – и выиграла у папы яйцо: папино яичко разбилось. Таня забрала у папы выигрыш и тюкнула по Сережиному яичку. И – проиграла. Сережа ударил по папиному и папа снова проиграл. Теперь у Сережи было четыре яичка, из них два целых, у Тани – два и одно целое. Таня напряглась: не хотелось проигрывать; подставила целое яичко под удар Сережи и выиграла. Теперь Таня била по последнему целому яичку в руках Сережи. И снова победила! У Сережи оставалось два разбитых яйца: ими играть уже нельзя было.
- Я поздравляю Таню, - сказал папа. – Повезло.
- Я так старалась, так старалась! – ликовала Таня.
- Просто повезло, - остудил ее Сережа. – От старания ничего не зависит.
- А теперь, - сказал папа, - несите веник.
Сережа быстро принес веник. Папа взял свою туфлю. Положил на нее руякой веник. Веник оказался наклоненным к полу.
- Теперь по очереди скатываем по ручке веника и по венику по одному яйцу, можно катать разбитые.
Все трое скатили по яйцу.
- Теперь, кто первый скатывал яйцо, снова скатывает свое, но старается скатить так, чтобы зацепить яйцо другого игрока. Зацепил – забираешь и снова катишь яйцо. Не попал в чужое яйцо – следующий игрок скатывает свое.
Игра началась. Она оказалась азартной. Яйца раскатывались по полу далеко. Ограничили пространство книгами – стали чаще попадать и выигрывать. Но никто не мог победить.
И тогда появилась мама.
- Обедать будете, игроки? Я вам приготовила пищу, соответствующую посту, - она улыбалась. – Морковь тертая с чесноком, котлеты рисовые с морковью, холодник и кисель из черносливов. Кто готов поститься, прошу на кухню.
Мама доказала, что она знает русскую кухню и умеет готовить. Довольны были все. И мама тоже. Потому что блюда, приготовленные ею, семье понравились.
Праздник продолжался: на душе было радостно, а на улице тепло и солнечно. Дети отправились гулять.
Ребята! Объясните смысл пословиц:
- Не все коту масленица:
придет и великий пост.
- Великий пост
всем прижмет хвост.
Обратите внимание на две поговорки-приметы:
- Увидел грача-
весну встречай.
- Апрель с водой,
а май с травой.
Можно ли сказать, что в вашей местности приметы весны такие же?
Как вы понимаете смысл пословиц:
- Землю пахать –
Не в бабки играть.
- И поедим и спляшем
Только пашню спашем.
Ребята, как вы думаете: почему весной много праздников?
День двадцать четвертый.
Пришел май с изумрудной травой, свежей, чистой зеленью деревьев, с теплыми днями и первыми грозами. Забот в семье прибавилось: на «даче» нужно было копать грядки, высаживать в землю овощи, ухаживать за кустами и деревьями. Папа и мама все вечера и выходные дни пропадали на «даче». Сережа и Таня заканчивали учебу в школе и последние недели и дни тоже были для них трудными. Но когда месяц стал заканчиваться у всей семьи выдался свободный вечер. Все были вместе. Работы на «даче» почти закончились. Учебный год тоже почти закончился: осталось день или два.
…Таня помогала маме на кухне и воспитывала Сяву. Папа читал книгу одного из своих любимых писателей Ивана Алексеевича Бунина. Сережа тоже был с книгой, но сейчас отложил ее в сторону и задумчиво смотрел в окно.
- У нас как у крестьян, свои весенние заботы, - вдруг неожиданно произнес он.
- Что? – папа оторвался от книги.
- Я говорю, мы как крестьяне: копаем, садим…
- Да пожалуй. Наверное, только у нас, у русских так: и селяне и горожане любят копаться в земле, своими руками что-то выращивать.
- А почему?
- Не знаю. Может быть эта привычка осталась от дедов и прадедов: почти все они были крестьянами. Или связаны с крестьянским трудом. Вот и дворянин Бунин: как понимал крестьянскую душу, знал заботы его и радости. Будучи в эмиграции тосковал по России, писал о ней с любовью и гордостью. Гордился тем, что он русский. Хочешь, прочту об этой гордости?
- Прочти.
- В своей автобиографической повести «Жизнь Арсеньева» он рассказывает о мещанине Ростовцеве, у которого жил, учась в гимназии. Отрывок прочту.
«Он вошел, снял в маленькой прихожей картуз и чуйку»… Чуйка – это длинный суконный кафтан. «… и остался в одной легкой серой поддевке, которая вместе с вышитой косовороткой и ловкими опойковыми сапогами особенно подчеркивала его русскую ладность. Сказав что-то сдержанно-приветливое жене, он тщательно вымыл и туго отжал, встряхнул руки под медным рукомойником, висевшим над лоханью в кухне. Ксюша, младшая девочка, потупив глаза, подала ему чистое длинное полотенце. Он не спеша вытер руки, с сумрачной усмешкой кинул полотенце ей на голову, - она при этом радостно вспыхнула, - и, войдя в комнату, несколько раз точно и, красиво перекрестился и поклонился на образничку в угол….
Первый мой ужин у Ростовцевых тоже запомнился мне – и не потому только, что состоял из очень странных для меня кушаний. Подавали сперва похлебку, потом, на деревянном круге, серые шершавее рубцы (желудки коров), один вид и запах которых поверг меня в трепет и который хозяин крошил, резал, беря прямо руками, к рубцам – соленый арбуз, а под конец гречишный крупень с молоком. Но дело было не в этом, а в том, что так как я ел только похлебку и арбуз, хозяин раза два слегка покосился на меня, а потом сухо сказал:
- Надо ко всему привыкать, барчук. Мы люди простые, русские, едим пряники неписанные, у нас разносолов нету…
И мне показалось, что последние слова он произнес почти надменно, особенно полновесно и внушительно, - и тут впервые пахнуло на меня тем, чем я так крепко надышался в городе впоследствии: гордостью.
… Гордость в словах Ростовцева звучала вообще весьма нередко. Гордость чем? Тем, конечно, что мы, Ростовцевы, русские, подлинные русские, что мы живем той, совсем особой, простой, с виду скромной жизнью, которая и есть настоящая русская жизнь и лучше которой нет и не может быть, ибо ведь скромна-то она только с виду, а на деле обильна, как нигде, есть законное порождение исконного духа России, а Россия богаче, сильней, праведней, и славней всех стран в мире. Да и одному ли Ростовцеву присуща была эта гордость? Впоследствии я увидал, что очень и очень многим, а теперь вижу и другое: то, что была она тогда даже некоторым знамением времени, чувствовалось в ту пору особенно и не только в одном нашем городе.
… Он, случалось, заходил к нам, своим нахлебникам, и порой вдруг спрашивал, чуть усмехаясь:
- А стихи вам нынче задавали?
Мы говорили:
- Задавали.
- Какие же?
Мы бормотали:
- «Небо в час дозора – обходя луна – светит сквозь узоры – мерзлого окна…»
- Ну, это что-то не складно, говорил он. – «Небо в час дозора обходя луна» - я этого что-то не понимаю.
Не понимали и мы, ибо почему-то никогда не обращали внимания на запятую после слова «обходя». Выходило действительно нескладно. И мы не знали, что сказать, а он опять спрашивает:
- А еще.
- А еще «тень высокого старого дуба голосистая птичка любила, на ветвях переломанных бурей, она кров и покой находила…»
- Ну, это ничего, приятно, мило. А вот вы прочитайте энти, про всеношную и «под большим шатром».
И я смущенно начинал:
«Приди ты, немощный, приди ты, радостный, звонят ко всеношной, к молитве благостной…»
Он слушал, прикрывая глаза, потом я читал Никитина: «Под большим шатром голубых небес, вижу, даль степей расстилается…». Это было широкое и восторженное описание великого простора, великих и разнообразных богатств, сил и дел России. И когда я доходил до гордого и радостного конца, до разрешенья этого описания: «Это ты, моя Русь державная, моя родина православная!» - Ростовцев сжимал челюсти и бледнел.
- Да, вот это стихи! – говорил он, открывая глаза, стараясь быть спокойным, поднимаясь и уходя. – Вот это надо покрепче учить!...»
Папа закрыл книгу.
- А у нас есть это стихотворение? – спросил Сережа.
- Есть . Сейчас поищу.
Папа нашел нужную книгу, посмотрел в оглавление.
- Вот оно. Оно очень большое. Я прочту отрывки из него.
Под большим шатром
Голубых небес –
Вижу – даль степей
Зеленеется.
И на гранях их,
Выше темных туч,
Цепи гор стоят
Великанами.
По степям в моря
Реки катятся,
И лежат пути
Во все стороны.
Посмотрю на юг –
Нивы зрелые,
Что камыш густой,
Тихо движутся;
Мурава лугов
Ковром стелется,
Виноград в садах
Наливается.
Гляну к северу –
Там, в глуши пустынь,
Снег, что белый пух,
Быстро кружится.
Подымает грудь
Море синее,
И горами лед
Ходит по морю;
И пожар небес
Ярким заревом
Освещает мглу
Непроглядную.
Это ты, моя
Русь державная,
Моя родина
Православная!
Широко ты, Русь,
По лицу земли
В красе царственной
Развернулася!
По седым морям
Из далеких стран
На поклон к тебе
Корабли идут.
И поля цветут,
И леса шумят,
И лежат в земле
Груды золота.
И во всех концах
Света белого
Про тебя идет
Слава громкая.
И уж есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью.
Стать за честь твою
Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову!
И в этот момент в комнату вбежала Таня.
- Скорей! Послушайте, что Сява говорят!
…Сява раскачивался на качельке и вопил во все горло:
- Ур-ра! Каникулы! Ура! Каникулы!
- Научила! Я научила! – ликовала Таня. – Сява хороший!
- Сява хор-роший! – подхватил попугай. – Сява – дворянин! Ур-ра! Каникулы!
Ребята! У всякого словца жди конца, у всякой песни свой конец. Вот и нам пришло время расставаться. Впереди – лето. Каникулы. Таня и Сережа, наверное, снова поедут в деревню к бабушке и дедушке. А в сентябре, а может и раньше, мы снова с ними встретимся. В другой книге.
Мне осталось только напомнить вам несколько русских пословиц и поговорок. Вот они:
- Где кто родится, там и пригодился.
- Родная землица и во сне снится.
- Своя сторона не бывает холодна.
- Русский в словах горд, в делах твёрд.
- Кто с Россией не тягался, в правых не оставался.
До свидания, ребята! До встречи! Счастливых каникул!
Список литературы ребятам для чтения о городских детях:
1. Андреев Л. Н., рассказы: «Баргамот и Гераська», «Петька на даче», «Ангелочек», «Кусака».
Список литературы ребятам для чтения о городских детях:
2. Андреев Л. Н., рассказы: «Баргамот и Гераська», «Петька на даче», «Ангелочек», «Кусака».
3. Василенко И. Д. «Волшебная шкатулка», повесть.
4. Успенский Г. И. «За малым дело», рассказ.
5. Шмелев И. С., рассказы и повести : «Мой Марс», «Мэри», «Последний выстрел», «Мартовская капель», «Егорьев день», «Мартын и Кинга», «На Москве-реке», «Веселая работа», «Весенний ветер», «Как мы летали», «Наполеон», «Русская песня», «Светлая страница», «Богомолье», «Лето господне».
Список литературы для родителей:
1. Бунин И. А, «Жизнь Арсеньева»
2. «Вся Россия», сборник документов, редких и малоизвестных фактов.
3. Даль В.И. «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа», «Материалы по русской демонологии»,. С.-Петербург, изд-во «Литера», 1994г.
4. «Игры» энциклопедический сборник, Челябинск, Ю.-УКИ, 1995г.
5. Некрылова А.Ф. «Круглый год», русский земледельческий календарь, М., «Правда», 1990г.
6. «Русские народные загадки, пословицы, поговорки», М., «Просвещение», 1990г.
Приложения:
1. В.И. Даль «Приметы» из книги «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа».
2. «Гадания» из сборника «Девичество», Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре.
Александр Мишутин
Русские дети
Книга для семейного чтения о русских детях: детях царей,
князей, бояр, дворян, купцов, мещан, рабочих и разночинцев;
о воспитании детей, обучении, обычаях
г. Челябинск
2014 г.
Содержание
1. Княжеские и боярские дети
День первый
- Праздник в доме. Кто такие бояре? Князья. Княжеские дети.
Кормилица. Няня. Постриги. Капризы Тани. Баю-бай…
- Д. Мищенко «Синеокая Тиверь», отрывок из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День второй
- Работа на «даче». Таню интересуют вопросы брака. Мама
нервничает. Рассказ папы. Князь и дружина. Занятия и игры
княжеских детей. За что был наказан боярский сын.
Жестокость наказания. Главное – послушание. Почему надо
уважать и чтить родителей? «Поучение детям» Владимира
Мономаха. Зачем нужны книги? «Домострой». Наставления
из книги: воспитание, наказание, приданное. Таня настаивает
на разговоре о браке. О возрасте юных мужей и жён
- Вопросы детям
День третий
- Предание об обрах
- Д. Мищенко «Синеокая Тиверь», отрывок из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- А. Югов «Даниил Галицкий», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День четвёртый
- Папа и дети готовят обед. О попугаях. «Сява хор-роший». Бояре
и слуги. Девочка-убыль. Сказание о хазарах и дани. Вечный спор
о мытье посуды. Разрешение конфликта. О Святославе-воине.
Его походы.
- Вопросы детям
- Мама и семья. Колыбельная и колыбельные песни.
- С.А. Пономарёв «Под стягом Святослава», глава из романа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- В. Соснора «У половецких веж», стихи
День пятый
- За грибами. Привал.
- М.М. Пришвин «У старого пня»,
«Серебряное утро»,
«Цветущие травы»
- Кукушка накуковала. «Успокойся Танечка!» Мудрый Серёжа.
Вечная природа. Что мы помним о Родине?
- Вопросы детям
- М.Ю. Лермонтов «Родина», стихи
- Н. Рубцов «Видение на холме», стихи
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
Список литературы для детей и родителей
2. Дворянские дети
День шестой
- Поздняя осень. На «даче». Осенний лес. Охотник. Таня-
вегетарианка. Дворянское развлечение. Кто такие дворяне?
Помещики и поместья. Хитрости перед сном. Тургенев-
дворянин
- И.С. Тургенев «Касьян с красивой Мечи», отрывок из рассказа
- М.М. Пришвин «Гон», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День седьмой
- Первый снег. Успехи Тани. Помещики и время года. Поместья –
по заслугам. Бедные и богатые дворяне. «Мы – однодворцы».
Кто – дворня, а кто – дворянин? Пётр I и дворяне. «Юности
честное зерцало». Бояре и ПётрI. Насильное обучение.
Писатели-дворяне.
- С.Т. Аксаков «Семейная хроника», отрывок из повести
- Вопросы детям
День восьмой
- Папа занят
- Н.Г. Гарин-Михайловский «Детство Тёмы», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- Е. Водовозова «История одного детства», отрывок из повести
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День девятый
- Детские вопросы. Дела домашние. Какие были утюги? Так
- думали дворянские дети. Правила и обычаи в дворянской
- семье. Наказания дворянских детей. О нянях.
- Л.Н. Толстой «Детство. Отрочество. Юность». Отрывок из
повести
- Что и сколько стоило в дворянские времена? Воспитание на
западный манер. Иностранные языки. Школы. Учение.
гимназии. Сколько было дворян?
- Вопросы детям
- Н.Г. Гарин-Михайловский «В гимназии», отрывок из повести
«Детство Тёмы»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- А.Н. Толстой «У колодца», «Битва», отрывки из повести
«Детство Никиты»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День десятый
- Зимний день. Дворянские дети и их общение с детьми
прислуги. Круги по воде. Трудиться – значит учиться.
Учиться – значит трудиться. Ёлочные игрушки.
- А.Н. Толстой «Ёлка», отрывок из повести «Детство Никиты
- Сочельник. «Сява – дворянин!»
- И.А. Бунин о зиме
- И.С. Шмелёв о Рождестве
Список литературы для детей и родителей
3.Крестьянские дети
День одиннадцатый
- Н.А. Некрасов «Мужичок с ноготок», стихи
- Каникулы Тани и Серёжи. У бабушки в деревне. «До первой
звезды». Колядки. Сява приветствует детей. В кругу семьи.
Неугомонная Таня. Кто такие крестьяне? Этот мудрый Серёжа.
Пейзаж, крестьянин, крещение. Таня «укуклилась».
Крестьянин – главный человек.
- А.В. Кольцов «Песня пахаря»
- Вопросы детям
День двенадцатый
- Земля-кормилица. Чем платит крестьянин? Есть ли у
крестьянина свободное время? Наблюдения за природой.
- Г. И. Успенский «Крестьянин и крестьянский труд», отрывок
из очерка.
- Вопросы детям
- «Всем миром». Помочи
- С. Семёнов «Первый трудный день»
- Вопросы детям
День тринадцатый
- Сами дома. Самовоспитание. О количестве детей. Где
Рождались дети? Одежда крестьянских детей.
- Д. Григорович «Антон-горемыка», отрывок из рассказа
- Что умели крестьянские дети?
- Л.Н. Толстой «За ягодами»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- И Суриков «В ночном», стихи
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
День четырнадцатый
- Старый Новый год. Новый стиль. Старый стиль. Когда
Крещение? Гадания. Воспитание на приметах. Зачем такие
приметы? Догадайтесь.
- Вопросы детям
День пятнадцатый
- Танина тайна. О суевериях. Страшные истории.
- Народная проза: «Чёрт», «Злая женщина и добрый дух»
- Вопросы детям
День шестнадцатый
- Крещенские морозы. Праздник Крещения на Руси. Обряд
крещения. Приметы.
- В. Никифоров-Волгин «Крещение»
- И. Шмелёв «Крещение», отрывок из повести «Лето Господне»
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
- И. Суриков «Детство», стихи
- Литература для детей
- Литература для родителей
День семнадцатый
- Опять Пётр I. Солдаты и школы. Сколько было крестьян
в России? Народ и просвещение. Опасность от образования.
Зачем учиться? Труд и труд. Школы для крестьянских детей.
Солдат-учитель. Что такое «приход»? Какие были учебники?
- И.Я. Столяров «Записки русского крестьянина», отрывок из
воспоминаний.
- Вопросы детям
- Пословицы и поговорки
- Г.И Успенский «Мишка», отрывок из очерка «Крестьянин и
крестьянский труд».
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
День восемнадцатый
- Заботы и обычаи февраля. У свечи.
- С. Константинов «Два года в земской школе», отрывок из
воспоминаний.
День девятнадцатый
- М.М. Пришвин «Последний мороз»,«Снег на ветвях».
- В лесу на лыжах. Приметы весны. После обеда. Частные
школы для крестьянских детей. Сроки обучения.
- М.М. Громыко «Мир русской деревни», отрывок из книги
о частном обучении грамоте.
- Пословицы и поговорки
4. Дети города
День двадцатый
- Масленица. Жители города. Занятия. Купцы и мещане.
- С.Т. Аксаков «Семейная хроника», отрывок из повести
- Кто учился в народной школе?
- И.Д. Василенко «Герцог Букенгемский», глава из повести
«Волшебная шкатулка»
- Кое-что непонятно
- Вопросы детям
- Г.И. Успенский «За малым дело», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Вопросы детям
- И.С. Шмелёв «Мартовская капель», отрывок из рассказа
День двадцать первый
- Тёплое солнце. Каникулы. «Плохо было». Разные школы.
- В. Слепцов «Письма об Осташкове», отрывок из очерка
- Планы на каникулы. Таня растёт.
День двадцать второй
- И.С. Шмелёв «Весенний ветер», отрывок из рассказа
- Пояснения к тексту
- Покупки и радости. Похожи ли дни? Когда пасха? Почему не
все учились в городе? Три причины. Игры и занятия детей
города. Есть, чем гордиться.
- Л. Андреев «Петька на даче», отрывок из рассказа
- Вопросы детям
День двадцать третий
- Пасха. Разговелись. Что же есть, если колбасы нет?
- Православные посты. Рыба – тоже мясо. Когда бывает Пасха?
- Праздник после Пасхи. Поминовение.
- И.С. Шмелёв «Егорьев день»
- Катанье яиц. Обед.
- Пословицы
День двадцать четвёртый
- Май – всему конец понимай. Почему копаемся? О гордости
русских. Мещанин Ростовцев о себе и о России. Стихотворение
И. С. Никитина «Русь». Объявление Сявы. Прощание.
- Литература для детей
1. Княжеские и боярские дети
День первый
Сегодня в доме праздник. Серёжа вернулся из лагеря отдыха, Таня – из деревни, где гостила у бабушки, а папа приехал с дачи. «Дача» - это маленький садовый домик. Но всё равно – «дача».
После вкусного торта с орехами родители стали задавать Серёже и Тане разные вопросы: как жили? что ели? что видели? – от которых дети быстро устали. Таня сказала:
- Я хочу спать.
Серёжа тоже сказал:
- А я – гулять.
И мама решила «не терзать» детей.
- Ладно, - согласился папа, - отдыхайте. Завтра все поедем на дачу.
- Я не хочу на дачу, - сказал Серёжа. – Там комары и жарко. Эти комары мне в лагере надоели.
- Ишь ты какой барин-боярин! Не съедят тебя комары.
- А, может, не надо, - защитила Серёжу мама.
- Нет, - решительно сказал папа, - надо, мама! Пусть приучаются.
Когда Серёжа ушёл гулять, Таня спросила у папы:
- А кто такой «барин-боярин»?
- В древности на Руси боярами назывались ближайшие помощники и советчики князей и царей.
- А их, что – комары не кусали?
- Кусали, - рассмеялся папа. – Но они не делали трудной тяжёлой работы. Трудную, тяжёлую работу выполняли за них слуги.
- А у нас слуг нет, - поняла Таня. – Поэтому мы сами должны делать трудную работу.
- Да, Танечка.
- А были у бояр дети? – неожиданно спросила Таня.
- Конечно, - сказал папа. – А как же? И у бояр и у князей были дети. И помногу.
- Сколько?
- 5-10 ребятишек обязательно.
- Ого-го! – удивилась Таня. – Расскажи мне о боярских детях.
- Завтра, Танечка, расскажу, завтра. А сейчас – спи.
- Ну что тебе стОит, - поддержала Таню мама. Она закончила мыть на кухне посуду и пришла укладывать Таню. – Расскажи вместо сказки.
- Ладно, - согласился папа, - расскажу.
Давным-давно, много лет назад, когда ещё не было ни телевизоров, ни самолётов, а славяне, наши предки, жили в деревянных домах, а не в каменных; когда было мало людей и городов…
- А почему было мало людей и городов? – спросила Таня.
- Людям хватало жилья, в котором они жили. А когда народилось много людей, тогда построили ещё дома и города, чтобы всем хватало жилья. Так вот: в эти старые времена государством и людьми управляли князья. Князьям помогали их друзья и товарищи, которые назывались боярами.
И у князей и у бояр, как у всех людей, были дети: мальчики и девочки. Князь занимался своими делами: воевал, собирал дань, управлял княжеством, принимал послов, охотился. А детьми занимались слуги и мама-княгиня. Пока дети были совсем маленькими, их кормила своим молоком мама. Затем приглашали молодую женщину и та, вместо мамы, кормила младенца своим молоком. Эта женщина называлась – кормилица.
Кормилица, прежде, чем её допускали к ребёнку, целовала крест и клялась «добра хотеть, кормить грудью бережно и с опасением, отравы не давать, волшебных злых слов не говорить».
- А меня мама кормила молоком, или кормилица? – спросила Таня.
- Конечно, мама. Мы же - не князья и не бояре.
- А почему мама-княгиня не захотела кормить?
- Наверное, потому, что ей казалось это трудно делать: кормить, ухаживать за ребёнком. Поэтому, кроме кормилицы, у ребёнка появлялись ещё и няньки, которые нянчились с ребёнком: укладывали спать, рассказывали сказки и истории, баюкали детей, пока они не засыпали.
- Ты сейчас баюкаешь меня? – спросила Таня у папы.
- Нет, я сейчас нянчусь с тобой.
- Как няня?
- Да, как няня. Но слушай дальше. Когда ребёнку исполнялось 3-4 года, для него начиналась новая жизнь. До этого времени ребёнок только ел и рос. А теперь его начинали воспитывать и обучать. Для воспитания и обучения приглашались опытные и знающие люди.
Интересный обычай существовал в древности. Мальчику не постригали волосы до 4х лет. В четыре года его постригали и первый раз садили на коня. С этого времени его воспитанием занимался ДЯДЬКА. Воспитатель назывался ДЯДЬКОЙ. Он обучал мальчика езде на коне и военным хитростям.
- Папа, - зевнула Таня, - я хочу, чтоб ты меня баюкал.
- Ты же не малышка, Таня. В школу осенью пойдёшь.
- Ну и что. Я хочу, чтобы меня как маленькую княгиню баюкали.
- А маленькую княгиню баюкали так же, как любую другую малышку из простого народа.
- Побаюкай!
- Я хотел тебе ещё и книжку почитать. О том, как постригали и садили на коня. Тебе не интересно?
- Интересно. Но завтра. Побаюкай, пап, - опять попросила Таня.
- Я сейчас маму позову. Она лучше меня это сделает. Мама!
- В чём дело? – появилась мама. – Почему не спим?
- Вот, просит, чтобы её побаюкали, - сказал папа.
- Таня! Ты, что – малышка? Может тебе и соску дать? – изумилась мама.
- Побаюкай меня, как маленькую. Чуть-чуть. Немножко-немножко.
Папа подмигнул маме и тихо вышел из комнаты.
- Только, как княгиню, - потребовала Таня, когда мама присела на её кровать.
- Маленькие дети все одинаковы. И баюкают их всех одинаково.
О.о, о, о, о, о, о!
О, о! Баиньки, - запела мама.
О! Баю, баю, баю!
Баю милую мою!
Таня будет крепко спать,
Котик Танечку качать!
А качи, качи, качи,
Прилетели к нам грачи.
А ворота скрип, скрип!
А Танечка спит, спит
Танечка тихо сопела носом. Мама поднялась и вышла.
А в комнате папа разговаривал с Серёжей, вернувшимся с улицы.
- Телевизор ты всегда успеешь посмотреть. А завтра чтобы прочитал Тане вот этот отрывок: первую главу из книги Дмитрия Мищенко «Синеокая Тиверь». Я думаю, что и тебе это будет интересно.
Д. Мищенко
«Синеокая Тиверь», глава из романа
От княжеского терема до собОрной площади1 в детИнце2 без малого чуть не треть пОприща3, но в роду князя ВОлота не было недостатка в любопытных, желающих поглазеть на праздненство, а тем более в охотниках погулять, повеселиться, спеть величальную4 песню. По одну и другую сторону дорожки, выстланной коврами от терема к площади, стоят толпы людей. Но едва ли не больше всего народа как и стражников, смотрителей порядка на пострИжинах5, собралось на самой площади, ближе к центру торжества.
Похоже, народ точно знал, может, почувствовал, что вот-вот начнётся свято: притихли и гости, и горожане, смотрят в ту сторону, откуда должен появиться Отрок6. Двери в терем распахнуты настежь, величальницы возле порога уже, а это верный признак: сейчас – появиться кнЯжичу7. И предчувсивие не обмануло тиверцев8. Первыми вышли на люди князь Волот и княгиня Малка, сразу за ними княжич БогдАнко в паре со своей наречёной9 ЗорИной Вепровой, следом правились, взявшись за руки, меньшие сёстры БогданкА, княжёны Злата и Миланка. И такие же гожие и пригожие все, такие праздничные и нарядные, что непривычному к роскоши поселЯнину12,особенно с далёких окраин, ничего и не оставалось, как удивлённо воскликнуть про себя и затаить дух. Князь и кнЯжич были в одинакового цвета светлосиних кОботах13, щедро расшитых по полам и подолам14, на ногах у них червлёные15 чедЫги16. По тому же порядку и княгиня, и наречённая БогданкА – в белых, заморской ткани тунИках17, а поверх туниИк на них нежно-розовые, словно распустившиеся поутру бутоны троЯнды18, корзнА19. Юные княжны Злата и Миланка, дрОбненькие20, одна другой меньше, одеты в почти столь же роскошные, хоть и другого цвета одежды, Волосы каждой из женщин покрывала самИтовая21 шапка с меховым окОлышем22.
Князь и княжич, простоволосые23, шествовали, словно облитые солнцем. По обычаю князю-отцу предстояло исполнить посвящение сына в мужИ24, поэтому княжичу надлежало предстать перед народом таким, каким знали его все двенадцать лет – с непокрытыми, нетронутыми до сегодняшнего дня кудрями. А они же… Боже СварОже25! Они такие шелковисто-мягкие, буйные, золотистые в этот погожий день, что жаль и прикасаться к ним.
Пара за парой, как вышли из тЕрема так и шли, чинно(26), к площади – будто внушительным, спокойно-величавым шествием, приличествующим древнему обычаю, показывали всем собравшимся кровное, нерушимое единение рода. Воля и сила угадывались за этой сплочённостью.
Величальницы знали, когда начать. Их первая песня – княгине. Ей, матери, первое величание.
Слава тебе, слава, пречистая матерь!
Дала князю сына, нам – надежду злату.
Нам надежду злату, радость всего света.
Будь здорова , жена, премногие лета.
Они так же при соединились к шествию, следовавшему на площадь, где ожидали своего княжича тиверцы, где приготовлены для обряда княжеский стол и величальные венки, где истомился в ожидании будущего хозяина заранее осёдланный конь. При коне был готов и дядька(27), среднего роста, но могучий в плечах муж, при оружии и ратном облачении(28). На самой площади, хотя она и запружена тиверцами, место у стола князя оставалось свободным.
…А князь тем временем оборачивается к княгине и, кланяясь, говорит ей:
- Позволь, мать, взять у тебя дитя.
Каково будет повеление Малки? Все ждут. А она клонит долу(29) голову, молчит.
- Твоя воля, княже, - произносит она наконец и вздыхает. – Отдаю сына тебе и благославляю! В добрый час! Счастливой дороги тебе, сынок.
Княгиня была уже не в силах сдерживаться, дала волю слезам. Князь не обращал на них внимания. Взял в руки ножницы, примерился, отхватил несколько локонов. Потом ещё и ещё. И казался он таким решительным, непреклонно-твёрдым, будто не знал, не ведал, что постригает собственного, притом единственного сына, будто всё равно ему было, что сын пойдёт сегодня на чужие руки и больше никогда уже не знать ему материнской ласки, не надеяться больше, что кто-то из родных или близких пожалеет его, защитит от обидчика. Едва ли не так и было: князь радовался, что забирает сына от матери, радовался, что пришла пора и посылает он княжича в достойную науку – острить разум и сердце(30) на святое дело, стать мужем ратным(31), познать мудрость, чтобы стать по зрелости опорой земли и народа. Потому и твёрд, потому и не обращает внимания на женские слёзы. Если б князь обращал на них внимание, кто бы берёг землю и народ тиверский от чужеземца-супостата(32)? Ей-богу, в чужеземном ярмЕ(33) ходили бы.
Понимала ли это княгиня Малка? Должна понять. И она, похоже, справилась с собой или кончились последние слёзы – княгиня вытерла лицо, подошла к наречёной БогдАнко.
- Как только князь кончит пострИжены, подойдёшь, дИтятко, возьмёшь этот венок, увенчаешь им кнЯжича. Знаешь, что нужно сказать при этом?
- А то!
- Ну и ладно. А щит меч ему поднесёт другая девочка, из простых людей.
- А где она?
- И в самом деле, где? – обернулась княгиня к окружавшей её чЕляди(34).
- Пошли за ней, должно быть сейчас. Это уж самая достойная…
…То была Миловидка из ВЫпала. ВЫпальские парни и девчата уговаривали её, утешали: «Не бойся, никому не дадим в обиду, а надо – так и торговый люд позовём!»
…Издали ещё отличила среди других девчат юную избранницу с ВЫпала и княгиня.
-Здравствуй, красавица, - подошла она и, как бы успокаивая, коснулась руки Миловиды.
- Поздравь кнЯжича с Отрочеством(35), вручи ему бронЮ(36) от народа тиверского. И пусть слово твоё будет щедрым на добро, красным(37) да радостным, как и ты сама.
ЗорИна Ветрова уже стояла возле венка, поджидая её, простолюдИнку, и как тронулись, предупредила: «Я первая поздравляю!». Когда же до дела дошло, запнулась вдруг, словно язык проглотила, молчит. Тут только Миловида и увидела, какой кнЯжич ещё ребёнок и, сама не зная как, решилась выручить напарницу. И откуда только смелость взялась!
- КнЯжич, пусть любовь матери хранит тебя от всех напАстей и бед, - выпалила она одним духом. – Пусть завЕтом(38) тебе станут отцовы мудрость, храбрость мужество. Будь ласков со своим народом, будь справедлив, как отец, и твёрд с теми, кто посягАет(37) на нашу волю и наши обычаи.
Миловида дождалась, пока ЗорИна, так и не произнесшая ни слова, увенчает кнЯжича венком и только потом приблизилась к нему сама, опоясала кнЯжича мечом(39), из рук в руки передала ему и щит и шлем. Она не знала, как восприняли её слова князь и княгиня, народ, она просто не думала об этом. Но, должно быть, наИтие(40) подсказало ей, что всё, что она делает – она делает правильно, и непонятное смущение, волнение, робость охватили её лишь тогда, когда вновь дружно и голосисто запели величальницы.
Дядька подвёл кнЯжичу коня, помог ему сесть в седло. И это значило, что отныне уже не мать с отцом, а он будет Отроку учителем обычаев и законов рода, он будет наставлять кнЯжича рАтному делу и житейской мудрости.
Пояснения:
1 – соборная площадь – место сбора народа для важных сообщений.
2 – детИнец – внутренняя городская крепость.
3 – пОприще – мера длины, равная примерно 20км; треть пОприща – 7км;
на местах поединков пОприще равно 115 шагам.
4 – величальная – хвалебная, приветственная песня.
5 – пострИжены - обычай пострижения волос мальчика княжеского или
боярского рода.
6 – Отрок – мальчик-подросток.
7 – кнЯжич – сын князя.
8 – тИверцы - славянское племя, народ.
9 – наречёная – названная невестой, невеста.
10 – княжнА – дочь князя.
11 – гОжие, да пригОжие – хорошие, красивые.
12 – поселЯнин - житель поселения.
13 – кОбот – верхняя мужская одежда.
14 – подОл – нижний край женской одежды.
15 – червлёный – тёмно-красный.
16 – чедЫги – род сапог, сапоги.
17 – тунИка – род длинной рубахи
18 – троЯнда – роза.
19 – корзнО – плащ знатных людей в Древней Руси.
20 – дрОбненькие – мелкие, маленькие.
21 – аксамИт, самИт – дорогая ткань.
22 – окОлыш – часть головного убора.
23 – простоволосые – с непокрытой головой.
24 – посвящение в мужИ – посвящение в совершеннолетие.
25 – СварОг – главный славянский бог.
26 – чИнно – в соответствии с правилами.
27 – дядька – в Древней Руси – воспитатель, учитель.
28 – рАтное облачение – воинские доспехи.
29 – дОлу – вниз.
30 – острить разум и сердце – обучаться.
31 – рАтный муж – воин.
32 – супостАт – враг.
33 – ярмО – деревянный хомут для рабочего скота; здесь – в значении плена,
рабства.
34 – чЕлядь – прислуга.
35 – Отрочество – возраст перед совершнннолетием.
36 – бронЯ – оружие.
37 – красный – красивый.
38 – завЕт – правило, завещание.
39 – опоясать мечом – закрепить на одежде пояс с мечом.
40 – наИтие – неожиданная мысль, догадка.
Ребята! Вы прочли отрывок из повести «Синеокая Тиверь» украинского писателя Дмитрия Мищенко.
Попробуйте ответить на вопросы:
1. Почему плакала княгиня Малка?
2. Найдите в тексте выражение «пойти на чужие руки» (когда князь
стрижёт БогданкА). Как вы понимаете смысл этого выражения?
3. Почему княжича отдавали «на чужие руки»? Найдите ответ в беседе папы с Таней.
День второй
Целый день семья была «на даче». Пропалывала сорняки, поливала ягоды и помидоры. Это Таня поливала. А Серёжа полол тяпкой, как взрослый, помогал маме. Папа работал столярным инструментом: что-то пилил, строгал, сбивал.
Затем мама приготовила обед. А когда семья пообедала, Таня сказала:
- А теперь папа будет рассказывать
- Нет, - возразил папа. – А книжку тебе почитает Серёжа.
- Да?! Ей и клубнику, ей и книжку читай, и всё самое вкусненькое…
- А я – маленькая, поэтому, - объяснила такое к ней отношение Таня. – Вот когда ты будешь…
Таня запнулась, подумала…
- Маленьким я никогда не буду, - обиделся Серёжа.
- Не ссорьтесь, - сказала мама. – Таня поможет мне убрать со стола, а ты, Серёжа, приготовь книжку. Отец, ты не забыл её?
Папа вытащил из сумки книжку в красивом твёрдом переплёте и подал Серёже.
- Тебе уже десятый год, а некоторые князья на Руси в десять лет уже женились. Так что, жених, будь мужчиной и не хнычь!
- А девочки когда женились? – живо поинтересовалась Таня. - Тоже в десять лет?
- Ты, невеста без места, ещё из детского сада не вышла, - строго сказала мама. – Это во-первых. А во-вторых: девочки не женятся, а замуж выходят.
- А в-третьих, - подхватил папа, - Серёга, - читай!
- Пап, расскажи, как женились князья, - попросила Таня
- Вечером, - ответил папа и вышел.
…Дома папа сдержал своё обещание и вечером продолжил свой рассказ о жизни княжеских и боярских детей.
В далёкую седую старину, на Руси было много князей. Они жили в разных городах. А главный князь находился со своей боевой дружиной и боярами в главном городе Древней Руси – Киеве. Киев назывался стОльным городом, т. е. столицей, а главный князь – великим князем. Князей было много, а бояр ещё больше, потому что у каждого князя было около десяти, а то и больше, бояр-помощников.
Любимым занятием князей и бояр была охота. Охотились на зверей и птиц.
Сына князя, княжича, всегда брали с собой на охоту под присмотром дядьки-воспитателя. Молодой князь должен был научиться всему, что умел его отец: воевать, охотиться, управлять государством, устраивать игры.
Боярские дети, пока не стали воинами и были отроками, прислуживали старшим на пирах. Это считалось важным и почётным делом. Игры и состязания боярские дети устраивали разные: метание копья, попадание стрелой в цель, скачки на конях. В эти игры не допускались дети челяди, слуг. И сами боярские дети не играли с детьми слуг. Это запрещалось. Но были случаи и непослушания.
В одной боярской семье умер отец, глава семьи. Старшей в семье осталась мать, так как сын был ещё мал, чтобы стать главой семьи. Мальчику нравилось ходить работать в поле вместе с рабами и слугами. Ему всё нравилось: горячее солнце, тёплая земля, запахи трав, цветы. Мать запретила ему ходить работать с рабами. «Это позор тебе и нашему боярскому роду» - сказала она.
Сын не послушался мать и продолжал делать то, что ему нравилось. Мать его наказывала, била и тогда сын ушёл из дома со странствующими богомольцами. На третий день мать догнала его, схватила за волосы, бросила на землю и стала бить ногами. Затем приказала слугам связать сына, как злодея, и привезла его домой. Заковала ноги в кандалы и несколько дней не кормила. Сын потом всё равно сбежал от матери с караваном купцов.
Другой боярин-отец наказал сына за то, что тот ушёл в монастырь. Отец разгневался, прибыл в монастырь, вЫволок его оттуда, содрал с него монастырскую одежду и вновь одел в светлую боярскую одежду. Сын снял боярскую одежду, его опять одели, сын снова скинул. И так много раз, пока отец не связал его и отвёз домой.
Очень жестоко наказывали своих детей родители за непослушание. Отца или старших нужно было слушать беспрекословно.
- Вот видишь, - сказала Таня Серёже, который тоже внимательно слушал рассказ отца. – Папа сказал тебе, чтобы ты читал мне книгу, а ты не хотел. Но папа тебя не наказал.
- Младших обижать нельзя, - пояснил папа. – А дети для отца и матери – всегда младшие. Но младшие, то есть – дети, должны почитать родителей, то есть – уважать. А почему?
- Потому что они – папа и мама. Потому что они родили нас, - сразу ответила Таня.
- Та-то оно так, но не совсем так, - непонятно сказал папа. – Дело в том, что родители и вообще все старшие сильнее детей и могут защитить их от беды. А кроме того: взрослые больше, чем дети, знают о жизни и могут их научить чему-то важному и хорошему. Поэтому в древности уважали и почитали старших: родителей и стариков.
- А почему же били детей, если их нельзя обижать, - спросил Серёжа.
- Так наказывали за серьёзное, сильное непослушание родителей. Взрослые рассказывали детям, как надо жить, что делать, чтобы самим не погибнуть, не погубить родителей и не опозорить свой род. И вот если дети не делали так как им говорили старшие, то младших наказывали за непослушание. Считалось, что дети должны бояться наказания отца и бога.
- Значит, мама, которая била своего сына, не любила его, - решила Таня.
- Я так не думаю, - сказал папа. - Вот подрастёшь, мы и поговорим об этом.
Чтобы дети и родители знали и умели ладить друг с другом великий князь Киевский Владимир Мономах написал «Поучение детям». В этой книге он делится своим жизненным опытом и мыслями о воспитании о воспитании детей.
Папа взял с полки книгу, открыл страницу, где была закладка и прочитал: «Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев… Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь: как отец мой, дома сидя, знал пять языков, от того и честь от других стран. Ленность ведь всему плохому мать: что кто умеет, то забудет, а что не умеет, тому не научится.
Куда бы вы ни держали путь по своим землям, не давайте отрокам причинять вреда ни своим, ни чужим, ни сёлам, ни посевам, чтобы не стали проклинать вас. Куда же вы пойдёте и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришёл, простолюдин ли или знатный посол…»
-Я буду учиться, - сказала Таня.
- Конечно, будешь, - сказал папа. – В сентябре пойдёшь в первый класс. Научишься хорошо читать и сама будешь читать книжки.
- А Серёжа уже умеет читать, но тоже будет учиться, - добавила Таня.
- Да, в третьем классе, - с гордостью подтвердил Серёжа.
- И сколько нового узнаешь, новых книг прочтёшь. – Папа закрыл книгу. – А в книгах – вся мудрость и все знания людей. Пока люди не придумали книг, знания передавались устно, то есть в беседе, в разговоре.
- Ты нам сей час передаёшь знания? – спросила Таня.
- Да. Знания ещё передавались при обучении чему-нибудь: как ездить на коне? как стрелять из лука? Знания передавались детям и внукам от отцов и дедов. Старшие рассказывали, младшие запоминали. А когда появились книги, люди стали записывать знания, чтобы с этими знаниями познакомилось больше людей.
Папа встал, подошёл к полке с книгами.
- Я вам сейчас покажу книгу, к которой собраны многие знания наших предков о жизни.
Он достал с полки большую красивую книгу.
-Вот. Называется «Домострой».
- Это – как строить дом? – спросил Серёжа.
- Можно и так сказать. Как строить дом, как жить в этом доме, как вести домашнее хозяйство, готовить пищу, воспитывать детей. Вот послушайте: «А пошлёт бог кому детей, сыновей и дочерей, то заботиться отцу и матери о чАдах своих».
Папа посмотрел на ребят:
- Понятно?
- Да…, - неуверенно ответил Серёжа.
- ЧАдами называли детей и родители обязаны были, - папа заглянул в книгу,- «обеспечить их и воспитать в доброй науке: учить страху божию и вежливости, и всякому порядку. А со временем, смотря по возрасту и по детям, учить их рукоделию: отец – сыновей, а мать – дочерей, кто чего достоин, какие бог кому способности даст».
- А бить? – спросил Серёжа.
- Что, бить? – не понял папа.
- Не написано: можно или нет?
- А, вот ты о чём. Написано. Слушайте. Отец и мать должны любить и хранить детей и – внимание! – «страхом спасать, наказывая и поучая, а не то, разобравшись и поколотить»
Серёжа заглянул в книгу, зашевелил губами:
- «…Поколотить… И не жалей младенца биЯ…
- …не умрёт, но здоровее будет», - подхватил папа, - «ибо ты, казня тело, душу его избавляешь от смерти».
- Вот это да! – выдохнул Серёжа.
- «Наказывай детей в юности – в старости они упокоят тебя» Вот видите: наказание битьём считалось нормальным. Поэтому ни боярыню-мать, ни отца-боярина люди не осуждали за то, что они били своих сыновей. Здесь есть и наставление о том, «как воспитывать дочерей и как с придАным замуж выдать».
- Папа, а что такое «придАное»? – поинтересовалась Таня.
- Когда девушка выходила замуж, родители давали ей одежду, вещи, даже домашних животных. При ней давали, вместе с нею. Поэтому называлось «придАное».
- Читай, пап, - сказала Таня.
Папа нашёл нужную страницу:
- «Если дочь у кого родится, благоразумный отец, который торговлей кормится, или в деревне пашет, такой от всякой прибыли откладывает на дочь: или животИнку растят ей с приплодом…» Про «животИнку» понятно?
- Нет, - сказала Таня.
- Это домашнее животное: свинка, коровка, овца. Так вот: «животИнку…, или из доли её, что там бог пошлёт, купят полотна и холстов, и куски ткани – и все эти годы ей в особый сундук кладут… И только замуж сговорят – отец и мать могут не печалиться: всего у них вволю, в веселии и в радости. Ежели же отец и мать незапасливы, то кинутся покупать всё и впадут в печаль от свадьбы такой: ведь купить всё сразу – дорого».
Папа закрыл книгу. Дети молчали. Потом Таня встала с дивана, порылась в своих игрушках и принесла старую шкатулку.
- Вот, сундук для меня.
- Зачем – для тебя? – удивился папа.
- Для приданого, - рассмеялся Серёжа.
Папе тоже стало весело, только Таня даже не улыбнулась.
_ Там, - она показала на книгу, - написано: как родится дочь, откладывать для неё, а то дорого будет.
Теперь смеялись все и мама тоже, потому что слышала ответ Тани Только Таня не смеялась. Она заплакала. И мама стала успокаивать её.
- Папа обещал рассказать,- сказала Таня, успокоившись, - как женились князья. – И добавила: – И княгИни.
- Вот хитрУля! – восхищённо воскликнул папа. – А может в другой раз: сегодня я и так много вам рассказал. И Серёжа читал.
- Нет, - сказала Таня, - сегодня.
Папа вздохнул. Мама улыбнулась.
- Хорошо, - сказал папа. – Уговорили. Ещё минут десять. А то тебе пора готовиться ко сну, а Серёжа будет проситься погулять.
- Да, - согласился Серёжа. – Буду.
- Как звали кнЯжича, отрока из книги «Синеокая ТИверь»? – спросил папа.
- БогдАнко, - ответил Серёжа.
- А его наречёную?
- ЗорИна.
- А сколько лет было БогдАнку?
- Двенадцать.
- Ему двенадцать лет, а у него уже есть девочка, названная его невестой. Церковь не запрещала жениться и выходить замуж и в одиннадцать и в десять лет. И даже – в восемь. Князю Святославу Игоревичу было десять лет, когда он женился в 1181 году. Княгине Верхуславе было восемь лет, когда она в 1187 году вышла замуж за четырнадцатилетнего Ростислава. Верхуслава оставила о себе память, как выдающаяся женщина, имевшая важное влияние на государственные дела.
Папа встал, потянулся:
- Всё, княгиня Татьяна! На сегодня – всё. Завтра я буду занят и не смогу, наверное, вам ещё рассказать о княжеских детях. Поэтому ты, Серёжа, прочитай, пожалуйста, вслух для Тани, ну, и для себя, главу шестую второй части романа Дмитрия Мищенко «Синеокая ТИверь». Я закладку здесь оставил.
- А о чём там? – спросил Серёжа.
- Вы снова встретитесь с БогдАнком, узнаете, как дядька-воспитатель обучал его военному искусству. А если будет время и захочется, то прочтите отрывок из пятой главы повести русского писателя Даниила Мордовцева «За чьи грехи?». Смотри, Серёжа, вот эта книга. Договорились? Прекрасно. А теперь – кто куда: спать, гулять…
Ребята! Из рассказа папы вы немного узнали о том, как жили наши предки в старину и как воспитывали своих детей. Ответьте, пожалуйста на вопросы:
1. Как вы понимаете выражение «седая старина»?
2. Почему дети должны были чтить и уважать родителей, стариков и
старших?
3. Понятно ли вам выражение:«ЛЕнность всему плохому мать»?
4. Объясните слова Владимира Мономаха: «Куда бы вы ни держали путь
по своим землям, не давайте отрокам причинять вреда ни своим, ни
чужим, ни сёлам, ни посевам».
5. В книге «Домострой» написано: «А пошлёт бог кому детей…».
Объясните, как вы понимаете эти слова.
6. Как вы понимаете слова:»Любить и хранить детей»? И – «Казня его
тело, душу его избавляете от смерти»?
7.Назовите слова и выражения, смысл которых в тексте вам непонятен?
День третий
На другой день, когда Серёжа открыл книгу на папиной закладке, то увидел записку от отца: «Серёжа! Прежде, чем читать о БогдАнке, прочти «Предание об Обрах». Далее крупным чётким почерком было написано:
«Предание об Обрах
В те же времена были и Обры. Эти Обры воевали против славян и покорили дулЕбов также славян. И творили Обры много зла жёнам дулЕбским: если поедет куда Обрин, то не давал запрячь коня или волА, но велел впрячь трёх, четырёх или пятерых жён».
(Серёжа, слово «жена» здесь означает – «женщина»; значит впрягали пятерых женщин.)
«Впрягали в телегу и везли его – Обрина. И так мучили дулЕбов. Были же эти Обры велики телом и умом горды (высокомерны, значит), и бог истребил их, и умерли все, и не осталось ни одного Обрина, и есть поговорка на Руси до сего дня: «Погибли, как Обры».
А теперь, Серёжа, читай «Синеокую ТИверь».
Д. Мищенко «Синеокая ТИверь»
Уже немало времени скачут всадники вдоль ДнестрА и не замечают, как припекает солнце. Дальний и трудный путь утомил их. Дядька и раньше был неумолим: с утра до вечера мордовАл(1) Отроков, обучая стрелять из лука, умению соскакивать на бегу с коня и садиться на него (с седлом и без седла); показывал, как удержаться под животом у осёдланного и испуганного коня, когда тот мчится полем во всю прыть. А теперь, когда появились слухи об Обрах(2), и вовсе стал неумолим. Ничем ему не угодишь. Сказал, что не пустит к отцу-матери, и никого не отпускает; сказал – пойдём в понизовье(3), поживёте в шалашАх(4), как воины в походе – и пошли. Идут, идут берегом, а куда, как далеко, никто не знает.
- Вон там, может, и станем табором(5), - остановился , наконец, дядька и показал на поляну, открывшуюся вдоль берега.
- В такой пустыне? – усомнился кто-то из Отроков.
- Это ещё не пустыня. Видишь, - дядька показал вдаль, - лОдии стоят у берега. А если есть лОдьи, значит поблизости есть и жильё.
Паставили под гАем(6) шалашИ: один – для дядьки, два – для себя, разложили костёр. Начали варить еду – обнаружили, что забыли соль.
- Хорошие же из вас вояки будут, - упрекнул Отроков дядька. – Ладно, пусть кто-нибудь варит, а другие поищут жильё и добудут соли.
На поиски вызвался идти БогдАнко, а с ним ещё двое Отроков:
- Нельзя одному в лесу плутАть(7).
Сначала пошли к лОдьям: оттуда должна быть тропа к жилью. Тропа и на самом деле там отыскалась, повела к лесу, однако, сколько ни шли по лесу, а к жилью не вышли.
- Неужели сбились с пути? – засомневался БогдАнко. – Может, не заметили, как стёжка отвернула в сторону?
Думали, думали – и вернулись-таки назад. Несолоно хлебавши(8).
Перед ночью дядька, как будто бы ничего не случилось, подозвал кнЯжича и ЖалЕйко.
- Даю каждому из вас по шесть Отроков и назначаю старшими. Ты, ЖалЕйко со своими Отроками будешь охранять наш тАбор, а ты, кнЯжич, смотри за лОдиями у берега.
БогдАнко удивился:
- А чего нам эти лОдии? Чего их караулить?
- Дело не в лОдиях. Нужны те, кто оставил их тут. Очень может быть, что это – тАти(9) и что возвратятся они с тем, за чем сюда прибыли. Будь внимателен,кнЯжич. ТатьбА(10) разная бывает и тАти тоже разные. Дело важное, поэтому и поручаю тебе.
- Надо задержать их, если появятся?
- Задержи, если сможешь. А будут сопротивляться, действуй, как положено воинам: ловко, беспощадно, стремительно.
БогдАнко старался скрыть радость и тревогу, охвативших его в предощущении серьёзного дела. Его настроение передалось и Отрокам, которые пошли с ним. Они волновались, тщательно выбирая засаду, гадали, что же это за тАти, куда пошли и с чем возвратятся?
- Узнаем, если не провороним, - остепенил их БогдАнко. – А вот, чтобы взять их, если придётся брать, одной засадой не обойдёшься.
- Думаешь, их много будет?
- А что тут думать? ЛОдий две, в каждой – по четыре весла, значит тАтей не меньше восьми, если не больше.
- А если их больше?
- Хоть и больше, а надо как-то нам справиться.
- Сказал бы дядька зАсветло, так припрятали бы вёсла! Не с собой же они их взяли. Может, поищем?
- Ночью? Нет. Сделаем лучше по-другому: перетащим лОдьи на другое место.
- А что это нам даст?
- Когда тАти пойдут искать лОдьи, то разобьются на две группы: вверх и вниз по реке. А нам того и надо.
- Твоя правда, - согласились Отроки.
- Вяжите верёвки ближе к уклЮчинам(11), - велел БогдАнко, - Потянем лОдии против течения. Вверх по реке они вряд ли примутся искать.
…Было уже зАполночь.
- Ладно, спите, - разрешил кнЯжич, - а мы с БОртником понаблюдаем.
И наблюдали. Откуда им молодым и доверчивым, было знать, что те, кого ждут – выдумка старого воина. Услышав, как они говорили: «Жилья человеческого нет поблизости», усмехнулся дядька: «Плохо же вы искали, отрочАта. А если так, то подброшу вам на ночь забот».
…Вдруг послышался подозрительный шорох, а затем чьи-то шаги.
- ТАти! Буди всех – шепнул БогдАнко.
Их было шестеро: два впереди, приглядывались, отыскивая приметное место, за ними четверо несли что-то на носилках. В темноте было не разобрать, что именно, да и не это интересовало Отроков. Им важно было знать, что будут делать тАти, не найдя оставленных здесь лодий.
«Уличи(12), - определил по говору БогдАнко. – Зачем же пришли на нашу сторону? Что у них на носилках?»
Как он предполагал, так и случилось: двое пошли на поиски лОдий вниз по течению, двое – вверх, а двое остались с ношей. БогдАнко поманил Бортника, шепнул тихо: бери троих и заходи оттуда – показал рукой – а я с остальными зайду с этой стороны. Следи за тАтями, но нападём на них вместе, когда сблизимся..
Обошли и подкрались бесшумно. Собрались уже кинуться на супостАтов, как под вербой послышался то ли стон, то ли сдавленный крик. Те, кто следил за ношей, повернулись и один сказал с издёвкой:
- Чего тебе, девка? Помощь зовёшь? Зря: тут тебя никто не услышит. Терпи, скоро будешь там, где надо.
Тиверцы всё поняли. С двух сторон они обрушились на тАтей, наставили на них мечи.
- Ни с места!
У тех и челюсть отвисла. Не успели сообразить, что к чему, как были уже без мечей.
- Кто тут? – БогдАнко подошёл к носилкам.
Тати, угнувшись, молчали.
БогдАнко наклонился, вызволил пленницу из корзнА, вытащил кляп, которым забили ей рот.
- БогдАнко!! – услышал он с болью и испугом.
Он не поверил своим ушам:
- ЗорИнка, ты?!
Где развязывал, а где рвал на ней путы. Спешил, словно чувствовал, что через минуту будет поздно: вот-вот вернутся ушедшие за лодьями и он может опять потерять свою лАду(13), счастье своё, дороже которого нет у него ничего на свете.
- Бортник! – сказал он наконец. – Оставайся здесь и не прозевай тех, что вернутся. Я отведу пленных в лагерь и вернусь с подмогой.
Пояснения
1 - мордовАть – заставлять делать что-либо через силу.
2 - Обры – название племени.
3 - понизОвье – название местности по нижнему течению реки.
4 - шалАш - временное укрытие от непогоды, построенное из
жердей и веток в форме крыши.
5 - тАбор – лагерь, место стоянки.
6 - лОдия(лОдья) – лодка
7 - гай – лес
8 - плутАть – блуждать, не знать куда идти
9 - несолоно хлебавши – попусту, напрасно, зря
10 - тать - разбойник, вор
11 - татьбА – разбой, воровство
12 - уклЮчина – крепление для весла лодки
13 - Уличи – племя, народ
14 - лАда – любимая
1. Ребята! Когда мы говорим: «Этот человек добрый», то что мы имеем
ввиду? Почему мы так говорим?
2. Почему мы говорим: «Злой человек?»
3. Называя человека добрым или злым, смелым или трусливым, мы
говорим о главных чертах характера человека. Назовите главные
черты характера княжича Богданка?
4. Зачем дядька воспитывал в отроках такие черты, как смелость,
отвага, выносливость, наблюдательность?
5. Прочтите или перескажите те эпизоды (места в тексте), где
проявляются эти черты характера.
6. Какими хотели бы быть вы? Какие черты характера хоте ли бы в
себе воспитывать? Почему?
Ребята!
Вместе с Серёжей и Таней прочтите отрывок («отрывок» - означает «часть») из повести русского писателя Алексея Югова «Даниил Галицкий». Обратите внимание на то, чему и как обучались княжеские дети.
А. К. Югов «Даниил Галицкий»
( отрывок из 5 части)
Близился подобный же страшный час и для княжны ДубрАвки: ей исполнилось двенадцать лет! А старше четырнадцати-пятнадцати лет княжОн редко вы давали замуж: это было пределом! Но пока княжна АглАя-Дубравка была ещё свободна от державной науки. Меж тем как старшим Даниловичам – Роману и Льву – не только разрешалось, но и прямо предписывалось присутствовать на советах отца-государя, хотя ещё и безмолвно. Да и в прочих мужских науках братья во многом брали верх над сестрою.
Ещё совсем недавно Дубравка могла спросить кого-либо из старших:
- А правда, что ангелы на ночь с солнышка корону снимают?
И ей заплакать хотелось, когда она узнавала, что нет – не снимают!
Между тем Мстислав – озорнИк(1) и ленивец – успел просветиться и кичИлся(2) переднею, что знает устройство вселенной(3):
- Никакого ангела с короною нет! Назначен каждому светилу(4) свой круг: есть круг Луны, Солнца…- семь кругов! Духи служебные(5), незрИмые(6) для смЕртного(7) ока, приставлены ко всем тем семи кругам и толкают круги руками. Когда они устанут толкать или повелено будет им перестать, тогда светИла падут на землю, а небо совьётся, как свИток(8)!...
И разве знала Дубравка, как знали они, кнЯжичи, отчего бывает гроза?
- Ну, а отчего же? – из гордости сдерживая слёзы горечи и обиды, спрашивала сестра.
И торжествующий Мстислав почти без запинки отвечал, точь-в-точь как повествовал(9) им на уроках митрополИт(10) Кирилл.
- Гроза бывает от того, что дух служебный раздирает облако с шумом. И от того скрежет и гром, и оттворяется(11) путь водам небесным.
КнЯжичи доподлинно узнали от митрополита, отчего бывает ночь, отчего – день.
- Когда солнце уйдёт от нас под землю – тогда у нас наступает ночь. А там, под землёй – день.
КнЯжич Мстислав, бойкий и нетерпеливый, спросил у митрополИта:
- А там, на той стороне земли, тоже живёт кто-нибудь?
МитрополИт рассмеялся.
- Глупый, - не по злому укорИл(12) он мальчика. – Никто! А то бы попадали: они же вниз головой!..
Узнали кнЯжичи от митрополИта, что все животные вышли(13) из воды: и рыбы, и киты, и птицы.
Многое узнали они и о человеке, и всё, что узнали, заканчивалось величественной и ясной формулой:
- Человек – это микрокОсмос(14) – вдохновенно говорил им митрополИт. – Плоть(15) человеческая – от земли, кровь – от росы и солнца, глаза – от бездны морской, кости – от камня, жилы и волосы человека – от травы земной!..
Однако и у Дубравки, кроме преобладания её над братьями в языках, было и другое умение, которым не обладали братья: это было шитьё золотом, шелкАми и жемчугом, а так же плетение кружев. Чудесные тканные, плетёные, низанные и крупным жемчугом, и мелкими зелёными пЕрлами(16) выходили изделия из-под её ребяческих рук!
Пояснения
1 - озорнИк – шалун
2 - кичИлся – хвастался
3 - вселЕнная – весь мир земли и космоса
4 - каждому светИлу – каждой планете, каждой звезде.
5 - дУхи служебные – слуги бога, работники его.
6 - незрИмые – невидимые.
7 - смертное Око – глаз человека или животного; а так как человек со
временем умирает, то вместе с ним отмирают и его глаза.
8 - свИток – свёрнутый в трубку материал, на котором написан текст.
9 - повествовАл – рассказывал.
10 - митрополИт – высшее духовное (церковное) звание на Руси.
11 - « и отворяется путь водам» - то есть – открывается «путь водам»
небесным и она в виде дождя устремляется на землю.
12 - упрекнУл – высказал неудовольствие, неодОбрил
13 - вышли из воды – то есть, сначала появились в воде: в океане, в море.
14 - микрокосмос – бесконечность в чём-то малом; например: человек по
отношению ко вселенной – очень малая величина, но и человека
можно изучать бесконечно.
15 - плоть – мышцы человека, тело.
16 - пЕрлы – мелкие жемчужины.
1. Ребята! Как вы думаете, почему княжеских детей обучал
митрополИт, а не кто-то другой?
2. Почему Дубравка не получала те же знания, что и её братья?
3. Ребята! Вы со всеми объяснениями митрополИта согласны? Или нет?
Почему?
День четвёртый
Папа сказал, что с сегодняшнего дня он «пошёл в отпуск». И снова в доме праздник. Накупили-и-и…всего!
Мамы нет: она не в отпуске, а потому – на работе. Остальные члены семьи тоже заняты делом. Дома. Папа с Серёжей чистят картошку. Таня кормит попугая Сяву. У папы хорошее настроение и он даже напевает.
- Мы – не бояре. Зато у нас есть попугай, - неожиданно говорит Таня.
- Сява хор-р-роший, Сява хор-р-роший, - хвалит себя попугай.
- Хороший, хороший. Хвастун.
Папа плюхнул последнюю очищенную картофелину в кастрюлю с водой и обрызгал Серёжу.
- Ну, па! – возмутился Серёжа. – Осторожней!
- Ты моешь и режешь картошку, я – готовлю салат! - Хорошее настроение папы не исчезало. – Мы – не бояре, они – не мы! Но у них тоже были попугаи. В пятнадцатом веке иностранные послы стали дарить их русским князьям и боярам. В княжеских хоромах и палатах уже были клетки с птицами. С русскими птицами: соловьями, синицами, снегирями, щеглами. Своим пением они развлекали детей.
- Сява хор-р-роший, Сява хор-р-роший, - обиделся попугай.
- Хороший-то ты хороший, да петь не умеешь, - сказал папа. - Да и стоил дорого.
- Сколько? – поинтересовался Серёжа.
- Дороже, чем несколько коров.
- Ничего себе! – поразился Серёжа.
Таня закончила кормление попугая и сидела слушала отца.
- Татьяна! – Папа всегда называл так Таню, когда был в хорошем расположении духа. – Татьяна! Вот тебе огурец: попробуй справиться с ним, порежь на салат.
- Я устала, - схитрила Таня. – И не умею.
- Учись. Ты же – «маленькая хозяйка большого дома»: мамы ведь нет. Такова женская доля во все времена: домашнее хозяйство и дети.
- Бояре огурцы не резали: у них были слуги.
- Слуги-то были, но бояре и сами должны были всё уметь делать.
- Зачем?
- Чтобы можно было проверить чЕлядь: правильно или нет сделали. Владимир Мономах, великий князь Киевский, о «Поучении» которого я вам рассказывал, всё делал сам, не полагаясь на своих помощников и слуг. И всё, что нужно было делать отроку, тоже делал сам: и на поле брани, и на охоте. А как бы он мог делать сам, если бы не умел? Так что, режь огурцы, а я лук.
Таня взяла огурец, нож и, вздохнув, принялась за дело.
- Ты всё рассказываешь о мальчишках-боярах, а о девчонках – нет. И рассказы, которые читал Серёжа – тоже о мальчишках.
- А княжна Дубравка разве не девочка? – запротестовал Серёжа.
- А как они жили, когда были маленькими? Девочки?
- Я вам рассказывал о девочках, - плача от лука, возразил папа. – А то, что все рассказы о мальчиках… так это… - Папа вытер слёзы. – Потому что мальчики вырастут и станут защитниками своего народа и своей земли. А девочки – нет. Считалось, что от девочек – одни убытки: и защищать их, и кормить, и готовить приданное, которое нужно будет отдать.
- Вот так! – гордо сказал Серёжа и закрыл крышкой сковороду с нарезанной картошкой.
- Но так было раньше, - успокоил Таню папа. – А сейчас – не так. И мы с мамой любим тебя и Серёжу одинаково. Вы нам оба дОроги. Салат готов. Подождём картошку или начнём есть?
- Подождём, - сказал Серёжа.
- Начнём, - сказала Таня.
- Давайте дождёмся картошечку, а я вам кое-что почитаю, - решил папа.
- Ура! – согласилась Таня.
…Картошка шипела и шкворчала, салат томился в салатнице, ребята слушали, а папа читал.
- «И нашли их хозАры, сидящими на горах этих, в лесах и сказали: «Платите нам дань». ПолЯне, посовещавшись, дали от дыма по мечУ.»
- А кто такие хазАры и полЯне? - спросил Серёжа.
- Как это: из дыма – мяч? – не поняла Таня
- Не мяч, а – меч! – рассмеялся Серёжа.
- ПолЯне – это славяне, то есть – мы. ПолЯне жили в лесах и полях вокруг Киева. А Киев стоял на высоком берегу реки Днепр – на горе. Хазары – воинственные племена, которые кочевали по степям и нападали на Русь. Однажды даже победили полЯн-славян и потребовали дань – налог с побеждённых. О сборе дани и идёт речь в летописи.
Папа хотел продолжить чтение, но Таня его перебила:
- Пап, пап – а «из дыма меч» забыл?
- Не забыл. Сейчас объясню. Серёж, помешай картошку. В каждой избе есть печь, из печи идёт дым. Поэтому «от дыма по мечу» означает – от каждой избы по одному мечу. Читаю дальше. «…дали от дыма по мечу. И отнесли их хозАры своему князю и к своим старейшинам и сказали им: «Вот, новую дань нашли мы». Те же спросили у них: «Откуда?» Они же ответили: «В лесу на горах, над рекою Днепром». Опять спросили те: «А что дали?» Они же показали меч. И сказали старцы хозАрские: «Не добрая дань эта, княже: мы доискались её оружием острым только с одной стороны, - саблями, а у этих оружие обоюдоострое (с двух сторон) – мечи: станут они когда-нибудь собирать дань и с нас и с иных земель». И сбылось сказанное ими…»
- Картошка готова, - сказал Серёжа и папа закрыл книгу.
- К столу!
…Обед был сытным и вкусным: сами приготовили. И когда, после молока, папа выдал ребятам по апельсину, Таня сказала:
- Я – потом, - и икнула.
А Серёжа съел с удовольствием. Потом спросил:
- А как сбылось то, о чём сказали хазАры?
- Расскажу, расскажу. Но прежде давайте уберём со стола и вымоем посуду. Кто чем будет заниматься?
Таня молчала. А Серёжа смотрел в окно.
- Не слышу, - сказал папа.
Таня молча стала убирать со стола.
Так… Что остаётся делать тебе, Серёга? – весело спросил папа.
- Ничего, - буркнул Серёжа и направился к мойке.
- Сделаем так, - сказал папа. – Я мою посуду, а Серёжа читает Тане.
- Да?! – возмутилась Таня таким несправедливым решением. – Я уже почти убрала, а он…- Таня не находила слов от возмущения.
- Татьяна, «милая Татьяна», что вы возмущаетесь? Посуду убрали, а теперь слушайте.
- Я – не боярыня,- сердито сказала Таня.
- Не понял, - сказал папа, - ты о чём это?
- А почему ты мне говоришь: «Вы»? Я боярыня, что ли?
- Я так говорю из уважения к тебе, Танечка. А бояре и простолюдины на Руси обращались к друг другу на «ты». А на Серёжу не сердись. Во-первых: это я такое решение принял и его вины в этом нет. А во-вторых: читать, рассказывать, развлекать – это тоже работа. И – трудная. Не все это умеют делать. Ты же вот пока плохо читаешь. И ещё хочу заметить: князья и бояре считали за честь иметь у себя рассказчика. Тот под звуки гуслей – это музыкальный инструмент такой – бАял , то есть рассказывал предания и легенды о подвигах и жизни предков. Вот Серёга сейчас и будет для нас бАять.
Папа подал Серёже книгу:
- Читай!
И начал мыть посуду.
- «Поход Святослава на хозар», - прочёл Серёжа. – «Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых. И легко ходил в походах, как пАрдус и много воевал». Пап, а что такое «пАрдус»? Это - не парус?
- Нет. «ПАрдусами» славяне называли гепАрдов. ГепАрд поменьше тигра, но быстрее его. Вопросы потом, продолжай.
- «В походах же не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и, зажарив на углях, так ел.
Не имел он и шатра, но спал, подостлав потнИк, с седлом в головах. Такими же были и все прочие его воины. И посылал в иные земли со словами: «Хочу на вас идти». И пошёл на Оку-реку и на Волгу, и встретил вЯтичей, и сказал им: Кому дань даёте?». Они же ответили: «ХозАрам – по щелЯгу от сохи даём». Пошёл Святослав на хозАр. Услышав же, хозАры вышли на встречу во главе со своим князем КагАном и сошлись биться, и в битве одолел хозАр Святослав и столицу их, Белую ВЕжу, взял. И победил Ясов и касОгов».
Всё, - закончил чтение Серёжа. – Кто такие Ясы и касОги?
- Это степные племена, которые тоже делали набеги на Киевскую Русь. Вятичи – одно из племён, жившее на реке Оке около реки Волги.
- А щели зачем давали? – удивилась Таня.
- Не щели, а, - Серёжа посмотрел в книгу, - а «щелЯги». Да?
- «ЩелЯг» или «шелЯг». Так называлась золотая монета в четыре с половиной грамма. «От сохи по щелЯгуУ» означает: от каждого двора. Так же как «от дыма по мечу».
- А почему столица называлась «воспитанной»?
- Какая столица?
- Ну, у этих, как их…
- ХазАр, что ли?
- Да.
- Столица называлась Белая ВЕжа, а не…
Папа вдруг понял о чём говорит Таня и рассмеялся:
- «Слово «вЕжа» ты поняла, как «вежливая», то есть – воспитанная. Так?
Таня обиженно кивнула головой.
- Нет, Танечка, нет. Слово «вЕжа» переводится, как «палатка». Столица кочевников называлась Белая Палатка.
Папа закончил мыть посуду.
- Я должен сказать, что князь Святослав в четыре года сел на коня и первый раз метнул копьё. В четыре года! И повёл свою дружину на племя древлЯн. Конечно, рядом был дядька-воспитатель. Помните, кто это?
- Да.
- За всю свою жизнь Святослав не проиграл ни одного сражения. Всё. Все свободны.
Ребята, вы прочитали беседу папы с Серёжей и Таней.
1. Что вам особенно понравилось в этом разговоре?
2. Чем похожи дядька БогданкА и папа Серёжи и Тани?
3. Почему обед был вкусным, как вы думаете?
Вечером, когда пришла с работы мама, Серёжа ещё гулял, а папа с Таней были дома.
- А у нас праздник! – доложила Таня. – Папа в отпуск пошёл.
- Знаю, знаю, - поцеловала мама Таню. – Голодные?
- Да нет, - уверенно сказал папа.
- Ой! Я забыла апельсинку съесть, - вспомнила Таня. И добавила: - А обед был вкусным. Сами делали.
- Молодцы! – похвалила семью мама.
- Так, друзья, я удаляюсь, - сказал папа.
- А ты мне почитаешь ещё? – спросила его Таня.
- Почитаю, но не сегодня. Сегодня, если у Серёжи будет настроение и ты его попросишь почитать, то он прочитает тебе рассказ о взятии Святославом Белой ВЕжи. А если нет, то…
- Учись поскорее сама читать. Тогда не нужно будет никого просить об этом, - посоветовала Тане мама.
- А ты,мамочка, побаюкаешь со мною моих кукол, - потребовала к себе внимания Таня.
- Кукол своих баюкай сама, - отказалась мама.
- А я не умею, - заупрямилась Таня.
- А мама тебя научит, - закончил спор папа и подмигнул маме.
А вы, девочки, кто ещё любит играть с куклами, или у кого есть младшие братья и сёстры, прочтите или попробуйте выучить для них вместе с Таней вот эти колыбельные песни.
1. Баю, баю надо спать.
Все придут сынка качать.
Приди, конь, успокой.
Приди, щука, убаюкай.
Дай нам, сом, сладкий сон.
Дай, несушка, нам подушку.
Все к сыночку придут,
По подарку дадут.
А как станем дремать,
Будем двери запирать.
2. Я качаю день и ночь,
Отойди, бессонье, прочь!
Отойди, да отвались,
В тёмном лесе заблудись;
В тёмном лесе во кустах,
Во малиновых листах.
3. Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю:
Придёт серенький волчок
И ухватит за бочок,
И потащит во лесок,
Под ракитовый кусток.
Ты, волчок, к нам не ходи,
Нашу детку не буди.
4. Ай, баю-баю-баю,
Колотушек надаю.
Колотушек тридцать пять –
Моя дочка будет спать.
Я её буду качать,
Поимённо называть.
5. Баю-баюшки-бай-бай,
Бука, Ваню не пугай.
Я за веником схожу,
Тебя, бука, прогоню.
Поди, бука, куда хошь,
Только Ваню не тревожь.
Пономарёв С.А.
Падение СаркЕла
( глава из романа «Под стягом Святослава»)
Огонь под стенами крепости полыхал уже третьи сутки. Ночью пламя слепило глаза. КатапУльты и огнемёты не прекращали боя. На место сломавшихся метательных машин приплывали новые. Крепость и внутри пылала. ХазАры готовы были выйти и сдаться на милость грозного «кагАна(1) Святосляба». Но в СаркЕле сидел военный представитель всей ХазАрии, а значит, и помышлять о сдаче было бессмысленно. Воины и застрявшие в твердыне купцы, табунщики и ремесленники с причитаниями и воплями готовились к смерти. Все они с мольбой и надеждой смотрели на верх башни-донжОна(2), где стоял со своей свитой кагАн-бЕк(3) Асмид. Внизу, на площадях города, стоять было невозможно из-за града летящих с реки камней. Спрятаться от них было некуда: все деревянные навесы сгорели. Кругом валялись трупы лошадей и верблюдов. Воины ходили, прикрывшись щитами. В основном пострадала, казалось бы, самая неприступная юго-восточная часть крепости: здесь даже воины не ходили. Кто бы мог подумать, что именно отсюда нападёт неустрашимый «кагАн Святосляб»…
В одну из ночей Лорикат третий раз проник в твердыню. Когда Асмид увидел его перед собой, то не поверил глазам своим и в страхе замахал руками:
- Исчезни, о шайтан(4)!
В этот момент он не был похож на могучего властелина.
- Я не чёрт, царь Итиля(5), - засмеялся Лорикат. – Я ходил вызнать секреты россов(6) и вернулся, чтобы спасти тебя. Пошли, пока не поздно. Неподалёку ждёт чёлн(7). Мне известно тайное слово для дозора(8), мы можем теперь пройти всюду. Готов ли ты?
- О-о! Я знал, что аллах(9) не оставит меня в беде! – воскликнул, ликуя, Асмид. – Пошли скорее!
Но дорогу им вдруг заступил Амурат-хан:
- Ты не уйдёшь отсюда, о могучий!
- Что-о?! – опешил(10) кагАн. – Что ты сказал?
- Ты вместе с нами будешь защищать СаркЕл или вместе с нами уйдёшь из него. Мы тоже хотим жить и дышать вольным воздухом пастбищ. Ты не уйдёшь отсюда, Асмид-эльтебЕр(11)!
Впервые Амурат-хан(12) не назвал даже простого титула(13) кагАна-бЕки.
Асмид широко распахнул глаза от столь неслыханной наглости, потом приосанился(14), весело оглядел хмурых, закопчённых ханов:
- Вы видели, а?! Вы слышали?! Ха-ха-ха-ха! Эй, Ровдух-богатур(15)! Я назначаю тебя беком(16) СаркЕла и наместником ТАврии(17)! А теперь… накажи его за дерзость!
КагАн-бЕк Асмид указал на Амурат-хана.
Начальник кагАновой стражи со свистом вырвал из узорчатых ножен(18) кривой дамАсский меч, и широкое лезвие его кроваво сверкнуло в сполохе(19) близкого пожара…
Первой, взметнув высоко в воздух груды искр и углей, рухнула восточная башня. Влажный дым заполнил детИнец. Огонь, заваленный горой битого кирпича, сразу потух. Только клубы пара некоторое время висели над крепостью.
- Ещё чуть, и весь угол завалится, а за ним и стены падут! – весело сообщил воевОдам(20) Святослав. – Свенельд, лупИ по ним, что есть мОчи!... И-эх! А вы не верили, - упрекнул он соратников(21).
- К утру твердь откроется и заместо стен супротив(22) мечей русских встанут грудью хозАры, голуба моя, - сказал воевода Радислав.
- Верно мыслишь, голуба! – рассмеялся князь. – Ишь ты, голуба. Меня вОрог(23) пАрдусом(24) кличет(25), а ты: «Голу-ба»!
- Да то присказка, - смутился Радислав.
- Ты свою присказку Ядрею сказывай. Он-то голуба настоящая. Норовил хакан-бека добром взять, с обману. Не-ет, сего стервятника смрадного только огнём да железом пронять можно, остальное он не приемлет… А где Рубач? А-а, ты тут! Гляди, раззява(26), что огонь-то говорит. А ты говорил…
- А я чё? Я ничево!
- «Ничево-о»! Дурость свою исправить надобно. Святослав остро глянул в глаза тысяцкому(27). – С зарёй поведёшь в сечу(28) передовую дружину. Делай что хошь, а хакан-бека мне живым достань! Раз упустил, чтоб во второй раз не смазался. Не то гляди у меня: голову потеряешь!
- Да я…- опешил от счастья опальный(29) начальник тысячи. – Да я его… голыми руками.
- Ну-ну, не бахвалься(30). Готовь дружину, и как только угол завалится и огонь погаснет, сразу вперёд!
Рубач ринулся(31) к челноку и в усердии(32) своём едва не рухнул в воду.
- Ишь ты, ако заяц поскакал, - показал на него Святослав. – Только что передние ноги за задними не поспевают! Вояка… «голыми руками»…
К утру, как и предсказывал Радислав, рухнула сначала почти вся юго-восточная стена, а затем часть северо-восточной. Руссам открылись две могучие башни-дожОна и высокий песчаный вал, насыпанный хазарами за эти огненные дни и ночи.
Вся вершина насыпи была черна от массы людей. Собирались они сражаться или нет, понять было невозможно из-за дальности.
Хотя блеск клинкОв(33) над головами хазАр вроде бы говорил за сечу…
Огонь ещё пылал кое-где, но лодьи Рубача уже пошли вперёд. Святослав приказал своему кормчему(34) следовать за ними.
- А ведь хазАры не хотят рубиться, - заметил князь. – Что они там вопят?
- Похоже, амАна просят, - заметил Остромир.
- Нажмите, брАтие! – крикнул Святослав гребцам, и лодия его полетела стрелой.
К развалинам стены князь успел вместе с Рубачём. Отсюда было видно, как хазАры бросают мечи, щиты, луки, копья. И уже не разноголосо кричал враг:
- Ама-ан! Ама-ан! Уру-ус, аман! Мы сдаёмся, о-о-о кагАн СвятослЯб!Уру-ус!
И к основанию насыпи градом падали мечи, колчаны со стрелами, пращи(35), метательные пики-сУлицы(36), секиры(37)… И только одно копьё неупало и не опустилось. Оно стояло высоко и победно, а на острие его красовалась срубленная голова.
- Кто это? – указал князь на страшный знак сдачи СаркЕла.
_ Далеко, не видать! – отозвался Остромир.
Святослав спрыгнул с коня на камни и пошёл к валу. Дружинники обогнали князя, прикрыли собой. ХазАры, увидев идущих к ним победителей, пали на колени. Только человек с копьём стоял прямо и гордо. Святослав подошёл к основанию вала и поманил человека с копьём.
- Кто ты? – спросил его князь по-хазАрски. – И кто это? – кивнул на верх.
- Я Ровдух-бек! А это, - хазАрин гордо подбоченился, - голова твоего ярого врага Амурат-хана. Я наказал его за непочтение к тебе, о великий кагАн УрУсии!
Святослав бешено глянул в глаза сразу оробЕвшего(38) Ровдуха и сказал жёстко:
- Своих врагов я сам волен наказывать смертию или миловать! Я, а не ты! Да и какой он мне враг, МурАт-хан? Так, песчинка! Где главный супротивник мой: хакАн-бек Асмид?
- Его нет среди нас, - посерел лицом Ровдух.
- Где же он?!
- Сбежал, о грозный хакАн Урусии. Я в этом не виноват! – И Ровдух-богатур от страха выпустил копьё из рук.
Голова Амурат-хана глухо стукнулась о землю и покатилась к воде. Ровдух-богатур пал на колени. Хазары на валу страшно завыли, решив, видимо, что, что всех их ждёт участь Амурат-хана.
Великий князь Киевский повелительно воздел деснИцу(39). Вой мгновенно прекратился.
- АмАна прОсите?! – прогремел его голос. – Дарую вам жизнь! Русь лежачих не бьёт!
Пояснения
1 – кагАн – царь; бек – господин; каган-бек – господин царь
2 – донжОн – сторожевая и жилая башня внутри детИнца
3 - кагАн-бек – высшее военное звание у хазар
4 – шайтан – чёрт, бес
5 – ИтИль – древнее название реки Волги
6 - рОссы – русские, славяне
7 – чёлн – большая лодка
8 – дозор - охрана, стража
9 – аллах – бог у мусульман
10 – опЕшил – очень удивилс11
11 – эльтебЕр – обращение к простым людям
12 – хан – князь
13 – тИтул – почётное звание, наследственное или пожалованное: граф, хан
14 – приосАнился – стал вести себя в соответствии со своим сАном, званием
15 – богатУр – то же, что богатырь
16 – бек – господин
17 - Таврия - Крым
18 – нОжны – футляр для меча, сабли или ножа
19 – спОлох – вспышка, сияние
20 – воевода – человек, который водит вОев(воинов), военоначальник
21 – сорАтники – люди из одной рАти, из одной команды, товарищи в
битвах и рАтных походах
22 – супротИв – напротив, перед собою
23 – вОрог – враг
24– пАрдус – гепАрд, зверь из семейства кошачьих, как и тигр, но меньше
и быстрее тигра
25 – клИчет – называет, зовёт
26 – раззЯва – ротозЕй, невнимательный человек
27 – тЫсяцкий – военоначальник, командир тысячи воинов
28 – поведёшь в сЕчу – поведёшь в бой
29 – опАльный - попавший в немилость
30 – не бахвАлься – не хвались, не хвастай
31 – рИнулся – стремительно бросился
32 – усЕрдие – старание
33 – клинОк – разновидность сабли, меча
34 – кОрмчий – рулевой, ведущий лодку, судно
35 – пращА – оружие для метания камней
36 – пика-сУлица – короткое, метательное копьё
36 – секИра – топор в виде полумесяца на длинной, более двух метров
Рукоятке
37 – оробЕвшего – испугавшегося
38 – деснИца - рука вообще или только правая рука
1. Ребята, как вы думаете: почему великий князь Киевский Святослав
побеждал врагов своих во всех битвах?
2. Почему он был таким?
3. Назовите главные черты характера Святослава.
4. Представьте себе, что вы князь или княгиня. А теперь подумайте: каких
черт характера вам нехватает, чтобы ими стать?
5. Назовите непонятные вам слова и выражения в тексте.
Петербургский поэт и прозаик Виктор СоснОра, влюблённый в старину, написал стихи, которые называются «У половЕцких веж». ПОловцы, как и хазары – кочЕвники. Киевской Руси приходилось воевать и с теми и с другими. Прочтите стихотворение. Подумайте, о чём оно?
У половецких веж
Ну и луг!
Вдоль и поперёк раскОшен.
Тихо.
Громкие копыта окутаны рогОжей.
Тихо.
Кони сумасбрОдные под шпорами покорны.
Тихо.
Под луной дымятся потные попОны
Тихо.
Войско восемь тысяч, и восемь тысяч дОблестны.
Тихо.
ЛАты златокОванны, а на латах Отблески.
Тихо.
Волки чуют пАдаль, приумолкли волки.
Тихо!
СЕча!
Скоро сЕча!
И – победа,
только…
тихо…
Ребята, почему поэт так часто повторяет слово: «Тихо», а в конце восклицает: «Тихо!», «Сеча!» Почему?
День пятый
В один из дней папа, Серёжа и Таня устроили поход за грибами. В лесу было тихо, прохладно и светло. Два дня назад прошёл тёплый летний дождь и лес хранил в себе воспоминание о нём: влажная мягкая почва под ногами, свежая, умытая зелень, звонкая тишина и …грибы.
Грибов было много. Разных. Папа ходил с палочкой и раздвигал ею траву и листья, высматривая грибы. Таня и Серёжа – глазастые и ближе к земле, а потому охотились за грибами без палочек. Больше всех пока собрал Серёжа. Меньше всех – Таня, и понятно почему: у неё опыта пока меньше. Да и обитатели леса отвлекают, мешают сосредоточиться на грибах: то красивая бабочка пролетит, то птица невиданная обратит на себя внимание. А вот – цветок необыкновенный! А теперь – муравейник! Куда тут до грибов!
- Устала я, - сказала Таня.
Но папа не услышал её.
- Я устала и хочу есть! – громко произнесла Таня и остановила охоту мужчин за грибами.
- Ну, что ж, - сказал папа, - давайте сделаем привал.
Нашли поваленную берёзу, расстелили на ней, как на столе, салфетку и выставили еду, приготовленную мамой.
- Друзья мои! – торжественно сказал папа. – Давайте послушаем лес. Сейчас нас ничто не отвлекает: ни грибы, ни цветы. Смотрим и слушаем.
- Отвлекает, - сказал, прислушавшись, Серёжа.
- Что? – спросил папа.
- Пища, - ответил Серёжа.
- И меня тоже, - сказала Таня.
- Хорошо, - уступил папа. – Давайте после обеда.
Ребята, пока папа, Серёжа и Таня обедают, мы с вами тоже совершим экскурсию в лес вместе с большим знатоком и любителем русской природы Михаилом Михайловичем Пришвиным.
У старого пня
Пусто никогда не бывает в лесу, и если кажется пусто, сам виноват.
Старые, умершие деревья, их огромные старые пни окружаются в лесу покоем, сквозь ветви падают на их темноту горячие лучи, от тёмного пня вокруг всё согревается, всё растёт, движется, пень прорастает всякой зеленью, покрывается всякими цветами. На одном только светлом пятнышке, на горячем месте, расположились десять кузнечиков, две ящерицы, шесть больших мух, две жужелицы. Вокруг высокие папоротники собрались, как гости, редко ворвётся к ним самое нежное дыхание где-то шумящего ветра; и вот в гостиной, у старого пня, один папоротник наклонился к другому, шепчет что-то, и тот шепчет третьему, и все гости обмениваются мыслями.
Серебряное утро
Вот когда полон лес! Роса ещё не совсем сошла, трава, листья сверкают и всё в серебре. Много в зелёных папоротниках чёрных пней, всюду иваны-да-марьи, волчьи ягоды, барвинки, былинки с малыми пташками. Куст весь покрыт мелкими розовыми цветочками и гудит, бабочки порхают, пчёлы стреляют во все стороны, жужжат жуки, басЯт шмели. На кусте был большой праздник. Там никто не слушал моё человеческое сердце, стучащее, как чугунная гиря, только я по собаке своей догадывался, что внизу под кустом сидело что-то большое.
Как тёмная туча, вырвался из куста черныш (черныш – это глухарь, птица): посЕча ахнула ( посЕча - кусты вокруг пней от срубленных деревьев), и лес вокруг захлопал и затрещал. Вот когда в груди умолкает стук, что-то будто бы отрывается и улетает. Я уже вижу птицу на мУшке (на прицеле ружья), но шепчу себе: отпустить – не уйдёт!
А после всё уже само собой делается, и хотя и не видно за дымом, но я и сам знаю: что за кочкой прыгает красная бровь подстреленной птицы – то покажется, то спрячется.
Полон лес! Под каждым кустом сидит черныш, и всегда будет так: теперь найден ключ от всех кустов, пеньков, ямок, овражков, лОгов и болотных кочек.
Сколько времени прошло, а всё было серебряное утро. Собака вошла в воду, выбежала серебряная. Недалеко по кладкам (крупные камни, положенные поперёк ручья для перехода людей) медведица переходила с медвежонком ручей, сама, старая, перешла, а неуклюжий бултыхнулся и выскочил весь серебряный, и побежал за матерью: пых-пых-пых! Лосёнок в чаще навострил розовые уши и тоже стоял серебряный. Луг у реки был весь как медовые соты (серебряный, значит).
Цветущие травы
Как рожь на полях, так в лугах тоже зацвели все злАки, и когда злАчинку покачивало насекомое, она окутывалась пыльцой, как золотым облаком. Все травы цветут, и даже подорожник, - какая трава подорожник, - а тоже весь в белых бусинках.
Раковые шейки (трава такая), медуницы (тоже трава), всякие колоски, пуговки, шишечки на тонких стебельках приветствуют нас. Сколько их прошло, пока мы столько лет жили, а не узнать, - кажется всё те же шейки, колоски, старые друзья. Здравствуйте, ещё раз здравствуйте, милые!
Вот так, ребята, Михаил Михайлович Пришвин нарисовал нам словами три картины русской природы. Вы наверно тоже бывали летом и в лесу, и в поле, и на лугу? Вспомните, как это было.
Наши грибники уже закончили обед и вслушиваются в лес. Вернёмся к ним. Послушаем, о чём они говорят.
…Обед закончился. Папа сидел на куртке, привалившись спиной к берёзе и обняв рукой Таню. Серёжа тут же снимал бересту с берёзы. Молчали.
А «лес был полон». Так же как у М.М. Пришвина: и «шмели басили», и «пчёлы стреляли», и жуки жужжали». А ещё пела какая-то птичка и куковала кукушка.
- В народе существует поверье, - нарушил «молчанку» папа, - что когда кукует кукушка, нужно считать годы оставшейся жизни.
- Как это? – не поняла Таня.
- Нужно сказать: «Кукушка, кукушка! Сколько лет мне осталось жить?» И начинать считать кукования. Кукушка кукует – а ты считаешь.
- Раз, два, - начала считать Таня, но кукование прекратилось.
- А почему? – чуть не расплакалась Таня.
- А потому! – подал голос Серёжа. – Надо было считать с самого начала. Да и считаешь ты только до двадцати.
- А вот и нет! – возмутилась Таня. – Меня мама научила уже до ста считать. И даже… до тысячи!
- Не ссорьтесь, - сказал папа.
И ребята замолчали.
- Люди живут мало, потому что кукушки кукуют, - вдруг сделала вывод Таня.
- Почему ты так думаешь? – удивился папа.
- Потому… потому что кукушки не умеют считать до ста.
Папа рассмеялся.
- Нет, Танечка. Люди умирают по другой причине: стареют, болеют и умирают. И животные так же. И даже деревья умирают от старости. Вот берёза, - папа показал на берёзу, на которой сидел Серёжа, - тоже от старости упала. Но посмотри: от корней старой берёзы поднимаются, растут новые, молоденькие побеги. Это – продолжение жизни старой берёзы. Смотри их сколько! Из яиц кукушки появятся новые молодые кукушата и будут тебе, Таня, куковать!
- А ты? – как-то странно произнесла Таня.
- Что я? – не понял папа.
- Ты тоже… умрёшь?
- Ну, конечно, - бодро сказал папа.
- Не хочу! Не хочу! – заплакала Таня.
- Танечка, миленькая! У нас с мамой тоже есть продолжение, как у берёзы: это вы с Серёжей. И мы ещё долго-долго будем с вами. И раз вы у нас есть, то мы никогда не умрём. И я думаю, что мы с вами – продолжение князя Святослава или БогдАнка.
- Жизнь – вечная, - задумчиво произнёс Серёжа.
Вот, что значит: молчание - золото. Помолчал Серёжа, сосредоточился и появилась умная мысль.
- Молодец, Серёга! – сказал папа. – Знай наших. Мы – вечны.
Таня уже успокоилась настолько, что и у неё родилась хорошая мысль.
- А что: и БогдАнко, и Миловида, и царевна Софья видели то, что и мы видим?
- То, что мы видим в природе, то видели и они, - уточнил папа. - Города ведь другими были, а некоторых и совсем не было.
- Природа – вечная, снова изрёк Серёжа.
- Ты – как Сява, - сказала Таня. – Повторяешь, и повторяешь.
- Получил? – рассмеялся папа. - Хорошая мысль – редкость. Да, Танечка: и тысячу лет назад, и сто лет назад русский человек видел ту же природу, что и мы с вами сегодня – русскую природу. И ему было так же хорошо, как и нам с вами сейчас. И князей, и бояр и крестьян воспитывала русская природа: русские пейзажи, то есть – виды природы. Ведь все были мальчишками и девчонками, все купались в речке или озере, ходили в лес по ягоды и грибы; всех кусали комары и оводы, все бегали под дождём и шлёпали по тёплым лужам.
- Я не шлёпала по лужам, - сказала Таня.
- А меня комары заели. Дань берут – кровь пьют, - опять хорошо сказал Серёжа.
- Убираем стол. Привал окончен. Нас ждут грибы, - напомнил папа о цели похода в лес. – Жаль, не успел сказать вам хорошую мысль.
- А ты не жалей, скажи, - предложила Таня.
- Хорошая мысль – редкость, - добавил Серёжа.
- Я на тебя сегодня не налюбуюсь, - похвалил папа Серёжу. - Твоя очередная удачная фраза.
- Это не моя фраза, это – твоя, - покраснел от удовольствия Серёжа. – Я тебя повторил.
- Да? – удивился папа. – Всё равно – хорошо. Пока вы убираете, я всё же закончу мысль. Таня, что тебе запомнилось больше всего за твои семь лет жизни?
Таня подумала и сказала:
- Как ты уронил меня с горки. А я упала и разбила нос.
- Ну вот, - огорчился папа. – А может быть, ещё что вспомнишь?
- Когда у меня было платье, которое кружится и шесть свечей в торте, которые я задувала.
- А тебе, Серёжа, что запомнилось за твои десять лет?
- Как вы с мамой подарили мне детский компьютер, и как я в прошлом году заблудился в лесу.
- Так вот, друзья, внимание! Главная мысль. Человек помнит, где ему было хорошо. Он поэтому и любит и то место, и то время, когда ему было хорошо. И он, человек, готов защищать это хорошее от врагов и недоброжелателей. И вот это всё хорошее называется родиной, отчизной. И БогдАнко готовился к защите своей отчизны, отчего дома, отчей земли. БогдАнко готовился к защите, а Святослав защищал. И любовь к отчизне у боярских и княжеских детей воспитывали не только мамы и отцы, няньки и дядьки – но и русская природа. Во все времена. Всё! Вперёд! На грибы!
1. Ребята! Как вы думаете: о чём беседовал папа с Серёжей и Таней?
2. Любите ли вы природу? За что? Почему?
3. Когда и с кем вы любовались природой?
4. Что вам особенно понравилось в беседе отца с детьми?
5. Какая из картин природы, нарисованных писателем М.М. Пришвиным
вам больше всего понравилась? Почему?
Друзья! И папа, и Серёжа, но особенно Таня, устанут сегодня и будут, наверно, спать «без задних ног» (так говорит мама). Поэтому мы с вами не будем ждать их беседы, и сами прочтём отрывок из стихотворения «Родина» Михаила Юрьевича Лермонтова. Лермонтов – великий русский поэт, живший в XIX веке. И ещё одно стихотворение поэта Николая Рубцова.
М.Ю. Лермонтов
Но я люблю - за что не знаю сам? –
Её степей холодное молчанье,
Её лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек её, подобные морям…
Просёлочным путём люблю скакать в телеге,
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень;
Люблю дымок спалённой жнивы(1),
В степи кочующий(2) обоз,
И на холме средь жёлтой нивы
Чету(3) белеющих берёз.
С отрадой(4) многим незнакомой
Я вижу полное гумнО(5),
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями(6) окно…
Н. Рубцов «Видение на холме»
Взбегу на холм
и упаду
в траву.
И древностью повеет вдруг из дола(7)!
И вдруг картины грозного раздора
Я в этот миг увижу наяву(8).
Пустынный свет на звёздных берегах
И вереницы птиц твоих, Россия,
Затмит на миг
В крови и жемчугах
Тупой башмак скуластого Батыя(9)…
Россия, Русь – куда я не взглянУ…
За все твои страдания и битвы
Люблю твою, Россия, старину,
Твои леса, погОсты(10) и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шёпот ив у Омутной(11) воды,
Люблю навек, до вечного покоя(12).
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Смотри, опять в твои леса и дОлы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных(13) времён татары и монголы.
Они несут на флАгах чёрный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест(14),
А лес крестов
В окрестностях(15)
России.
Кресты, кресты…
Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони
И вдруг увижу: смирно на лугу
Траву жуют стреноженные кони.
Заржут они – и где-то у осин
Подхватит эхо медленное ржанье,
И надо мной –
бессмертных звёзд Руси
Спокойных звёзд безбрежное мерцанье…
Пояснения
1 - жнИва – поле, с которого убрали хлеб (колосья), а стебли остались.
2 - кочУющий – передвигающийся с места на другое место.
3 – четА – пара; две берёзы – пара, чета.
4 – отрАда – радость.
5 – гумнО – площадка, где обмолачивают зерно; место для сжатого хлеба.
6 – стАвни – деревянные створки для прикрытия окон снаружи, с улицы.
7 – дол – долина, ложбина (лог) на местности.
8 – наявУ – значит не во сне и не в мечтах, а в жизни.
9 – БатЫй – монгольский завоеватель России в XIII веке.
11 – погОст – кладбище.
12 – вечный покой – смерть.
13 – инОй - другой; иных времён – других времён.
14 – окрЕст – вокруг.
15 – окрЕстность – окружающее пространство.
Ребята! Как только ознакомитесь с пояснениями, обязательно прочтите стихотворения ещё по одному разу. Не поленитесь. А потом уж подумайте над ответами на вопросы.
1. Какие картины, видения, возникли в вашем воображении от прочтения
этих стихов?
2. А какие желания у вас появились после второго прочтения стихов?
3. Расскажите, что вам вспомнилось о лете?
Ребята, я думаю, что вы много узнали нового для себя, прочтя о БогдАнке и Святославе, о воспитании боярских детей. «Поучения» Владимира Мономаха и правила из «Домостроя» тоже наверно добавили вам знаний о детях прошлых веков. Да и разговоры папы с Серёжей и Таней тоже, думаю, были вам интересны.
Сочините свой рассказ о прочитанном или сделайте рисунки о прочитанном.
До свидания, ребята! Желаю вам приятно провести каникулы. И прочесть интересную книгу. А книги вы можете взять в любой библиотеке. А может быть у вас и дома есть такие книги:
1. Валентин Иванов «Повести древних лет».
2. Валентин Иванов «Русь великая».
3. Валентин Иванов «Русь изначальная».
4. Николай Коробков «Скиф».
5. Семён Скляренко «Владимир».
6. Дмитрий Мищенко «Синеокая Тиверь», «Лихолетье ОйкумЕны».
7. Станислав Александрович Пономарёв «Гроза над Русью», «Под стягом Святослава».
Для любознательных родителей и учителей дополнительная литература к разделу «Княжеские и боярские дети»:
1. Б.А. Романов «Люди и нравы Древней Руси», любое издание.
2. «Домострой», М., «Советская Россия», 1990г.
3. И.Е. Забелин «Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях»,
Новосибирск, «Наука», сибирское отделение, 1992г.
4. «Домашний быт русских царей в XVI и XVII вв.» Сборник, сост. М.Г.
Волховской, М.,»Панорама», 1992г.
5. А.Е. Пресняков «Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской
истории», М., «Наука», 1993г.
2. Дети дворян и помещиков
День шестой
Стояла золотая осень. Впрочем, она была и багряной, и рдяной-красноватой, и имела много оттенков жёлтого и красного цвета. Но говорят: золотая осень. Это, когда погода безветренная, солнечная и теплая и жёлтая листва замирает на деревьях, но листья безо всякой причины падают и падают. Обычно такая погода бывает в сентябре. А сейчас уже октябрь месяц и непонятно: почему так долго стоит золотая осень?
Люди радовались и наводили порядок в полях, садах, огородах. Приятен и ароматен был дым осенних костров, в которых сгорала сухая ботва, а найденный в ботве огурчик или запоздалый помидор приносили нечаянную радость.
- Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса –
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и золото одетые леса…
Папа стоял возле костра и читал стихи Пушкина. Вся семья была «на даче». - «Трудотерапия», - говорила мама.- И поработаем, и свежим воздухом подышим, и… отдохнём.
Была уже середина дня, работа заканчивалась, оставалось «воздухом подышать и отдохнуть».
… Серёжа, гримасничая и заслоняясь от дыма, старался выкатить из костра печёную картошку. Папа убирал инструменты. Мама готовила обед, а таня крутилась возле неё.
Учебный год в школе уже давно начался: Серёжа учился в третьем классе, а Таня пошла в первый. Первые радости и впечатления от школы уже улеглись, но для Тани радости продолжались: хорошая оценка, похвала родителей или учителя, новые друзья. Дети были поглощены школой и папа с мамой не брали их с собой «на дачу» в выходные дни. Но сегодня выпал такой славный денёк, что родители решили вывести детей на «трудотерапию».
После обеда можно было отправляться домой, но папа предложил побродить по лесу. Ребята согласились: гулять – не трудиться. Мама сперва отказалась идти, а потом согласилась:
- Может быть, грибов найдём. Да и рябины нарвать надо.
В лесу было волшебно. Тихо, солнечно и как будто прозрачно. Кусты уже потеряли листву, но попридержали по несколько листочков – золотых, багряных, апельсиновых – и они как флажки салютовали тёплой осени.
Сквозь стволы берёз, осин и рябины, сквозь облетевшие кусты лес просматривался насквозь, стоял покоен и чист в хрустальной тишине.
Мама нашла с десяток запоздалых опят, чуть больше сыроежек и наломала полный пакет тёмно-красных, рубиновых гроздьев рябины.
- А зачем рябина? – спросила Таня.
- Варенье варить.
- Из рябины? – удивилась Таня.
- Конечно. Мало что-то рябины в этом году.
- Мало рябины – осень сухая, - сказал папа. – Примета такая.
- Дашь попробовать варенье? – не унималась Таня.
- Куда я денусь, конечно, дам! – сказала мама. – Ты нарви побольше красивых листочков, лучше с веточками: мы дома сделаем осенний букет.
Дошли до берега реки. Вода в реке была прозрачной и зеленоватой, а в серых камышах плавали дикие утки. Вдруг в этой плотной золотой тишине раздался выстрел. Все обернулись на выстрел. Метрах в тридцати от них ещё стояло голубоватое облачко дыма от выстрела, когда охотник сделал ещё один выстрел по взлетевшим уткам. В воде уже билась утка, кружась на месте. Недалеко от неё, в камыши упала ещё одна и в воду бросилась лопоухая собака охотника.
- Ох, если бы я был охотником! – с завистью воскликнул папа.
- Зачем охотник убивает уточек? – не понимала Таня.
- Потому что он – охотник, - философски заметил Серёжа.
- Потому что сейчас можно: пришло время осенней охоты. Разрешается, - ответил папа.
- Но почему, почему? – не унималась Таня. – Они бы жили!
- Таня, утки уже вывели своих птенцов, у них уже есть продолжение. Птенцы выросли, и уток стало много. А пищи им может не хватить. Поэтому сейчас можно часть уток отстрелять. – Папа старался успокоить Таню.
- Всё равно, - сказала Таня, - нельзя убивать. Никого.
- Ты мясо любишь? – спросил Серёжа Таню.
- Да. Особенно жареное.
- А колбаску? – Серёжа коварно поставил ещё один капкан для Тани.
- И колбаску, особенно сосиски.
- А ведь свинку и коровку тоже убивают, чтобы из их мяса сделать для тебя колбаски.
- Я буду есть только сосиски, - нахмурилась Таня.
- А сосиски из чего сделаны? – не унимался Серёжа. – Из теста что ли?
- Хватит вам! – остановила детей мама. – Будете есть то, что приготовлю.
- Татьяна! Милая Татьяна! Что вы расстроились? - Папа присел перед Таней, заглянул ей в глаза. – Что ел бы человек, кроме хлеба и овощей, если бы не охотился и не научился выращивать животных дома: коров, свиней, коз, овец? Кроме того: охота – это увлекательное занятие. На охоте человек
встречается с природой и начинает понимать её. Особенно это важно для нас, городских жителей. Мы ведь тоже с тобой охотимся! Да, да! За грибами, за рябиной, за красотой. Нам хочется этого. Охота!
- Разворачивайте лыжи, охотники! – решительно сказала мама. – Домой! А то на электричку опоздаем.
- Посидим немного. Успеем, - предложил папа.
- Я пошла собирать сумки. Жду вас. – И мама по тропинке углубилась в лес.
…Лопоухая собака охотника вынесла из камышей не две, а три утки и охотник с добычей отправился дальше по берегу. Вода у камышей успокоилась. Серёжа бросил камень в воду и по по верхности воды разошлись круги. Затем вода успокоилась и снова стала гладкой. Семья молчала. Папа сидел рядом с Таней, смотрел на реку и покусывал тонкий прутик ивняка.
- Охота на Руси была и развлечением и необходимостью, - сказал он задумчиво. – Для охотящегося крестьянина в этом была необходимость: он добывал мясо к своему столу или к столу хозяина и на продажу. А для царей, бояр и дворян охота была развлечением.
- Про царей и бояр ты уже рассказывал, а про дворян – нет, - сказала Таня. – Расскажи.
- А может быть, мы пойдём: мама ждёт нас, - бросил ещё камень Серёжа.
- Нет, папа расскажет, а потом пойдём, - настаивала Таня.
- Давайте сделаем так, - предложил папа. – Мы пойдём, а по дороге я буду рассказывать о дворянах. Хорошо?
- Ладно, - сказала Таня, - пусть будет так.
Семья вошла в хрустальный свет леса и папа начал свой рассказ.
- Вы помните, что в Древней Руси были Великие князья и удельные, которые владели своим удЕлом, своим княжеством.
- Великие князья жили в столице, - вспомнила Таня.
- В стольном городе, - добавил Серёжа.
- Верно. Молодцы. Одним словом: князей было много, и у каждого была своя дружина и своя прислуга. А прислуга – это кто? Это мастера и специалисты своего дела: повара, конюхи, портные, воспитатели и так далее. Их всех называли одним словом: двОрня, или чЕлядь. И дружина и чЕлядь служили, естественно, своим хозяевам – князьям. В XVI веке, более четырёхсот лет назад, Великий князь Московский стал именоваться царём. А все дружинники и чЕлядь при царе стали называться служИлыми людьми.
Самыми важными из служИлых людей были бояре, после них по важности следовали дворЯне. Откуда они появились? Из княжеской дружины и чЕляди.
- Из дворни,- сделала вывод Таня
- Да, - согласился папа. Но дворня была у каждого князя. Дворня была и у каждого сына князя. А, кроме того: среди вольных людей были такие, что заслуживали особого внимания великих князей, а с XVI века – и царя. Царь их приближал к себе, награждал, давал звание дворянИна. Все служилые люди за свою службу царю получали от него имЕния. ИмЕние – это большие участки земли с деревнями, сёлами и людьми на них. Земли эти становились собственностью служилых людей.
- И люди – тоже? – спросил Серёжа.
- Что, люди? – не понял папа. – А-а! Да! Люди, крестьяне тоже становились собственностью помЕщика.
- А кто такой помЕщик? – не поняла Таня.
- Так, хозяин земли и деревни! – пояснил Серёжа. – Дворянин.
- Не совсем так, - возразил папа. – ПомеЕщик был служилым человеком. Но не каждому помещику давалось звание дворянИнна. А вот земля, которую он получал в награду от царя, от имени царя, называлась имЕнием или помЕстьем. И часто деревня или село носили имя хозяина, владельца: например Дубровкой владел помЕщик Дубровский, Ильинкой – Ильин, Васильевкой - помЕщик Васильев.
- А сколько земли получал дворянИн: как все наши сады вместе, или как – до электрички? – не унималась Таня.
- Ты что: ни разу в деревне не была? – попробовал объяснить Серёжа. – Вот столько и было земли.
- Земли было больше, чем сама деревня или село, - пояснил папа. Потому что вокруг деревни – земля, на которой выращивают хлеб, где пасутся домашние животные, где растут леса и протекают реки…
- Ого! – удивилась Таня.
- А вот и наша собственность, - сказал Серёжа, когда семья вышла к садам.
- Там они и охотились? – неожиданно спросила Таня.
- Повтори, - не понял папа.
- ПомЕщики, дворЯне, служИлые охотились в своих помЕстьях?
- Да. Чаще всего в своих.
Пришли на свою «дачу». Мама уже ждала их: вещи были собраны, «дача» закрыта. Остатки костра залили водой. Разобрали нОшу – кому что. Папе досталось, конечно, самое тяжёлое. До электрички было недалеко, а поэтому дошли быстро, а через несколько минут появилась и электричка.
Вечером папа обещал почитать и об охоте и о дворянах, но не всё получилось так, как задумали. После вечерней сказки по телевизору мама вдруг распорядилась:
- Всё! Спать. Сказка кончилась.
И выключила телевизор. - А вот и нет: не всё! – заявила Таня. – Папа обещал почитать.
- За день мы устали очень; скажем всем: «Спокойной ночи!», - почти пропела мама. – Завтра рано вставать: вам в школу, нам на работу.
- А Сяву кормили? – вдруг вспомнил Серёжа.
- А вода у него есть? – пдхватила Таня.
- Не хитрите, - разгадала их тактику мама. – Попугай и накормлен, и напоен, вспомнили!
- А я хочу есть! – придумала Таня.
- И я, - поддержал её Серёжа.
Мама молча, в упор посмотрела на одного потом на другого. Ребята опустили взгляд и хихикнули.
- Ну, мама! – просительно сказал Серёжа.
А Таня поднялась на диване, обняла маму за шею и прижалась к ней.
- Хитрецы, - сказала мама. – Хитрецы и подлизы. Ешьте, пейте, прощайтесь с Сявой и спать. Отец! Готовься к выступлению, раз обещал, - позвала она папу и понесла Таню на кухню.
- Сява хороший! – приветствовал их попугай.
- Хоть бы ещё что научился говорить. - Мама опустила Таню на пол, налила детям по стакану молока. – Ешьте. Чистите зубы – и спать. Таня, ты выучила колыбельную для куклы?
- Да! Баю, баюшки-баю, не ложися на краю, придёт серенький волчок и ухватит за бочок.
- Хорошо. Отец! Приступай!
Папа с книгами уже был в спальне у ребят и ждал.
- Я вот тут кое-что нашёл вам, - начал папа, когда дети улеглись. – Михаил Михайлович Пришвин, охотник, русский писатель, знаток природы. И – Иван Сергеевич Тургенев, великий русский писатель, дворянин и тоже охотник.
- И помещик? – спросил Серёжа.
- Да, и помещик. Каждый дворянин был помещиком. Но не каждый помещик имел звание дворянина. Не каждого помещика царь жаловал грамотой дворянина. Только за особые заслуги перед царём и отечеством на войне, или в науке, или в государственных делах.
- А какие у Тургенева заслуги перед царём?
- У Ивана Сергеевича заслуг перед царём, может, и не было. А вот отец его, кавалерийский офицер, т. е. служилый человек, происходил из старинного дворянского рода. А звание дворянина передавалось по наследству. Потому и Иван Сергеевич был дворянином. А мать его была дочерью помещика.
- Понятно. Читай, пап, - попросил Серёжа. - Тургенев умел ярко, красочно описывать природу – будто рисовал словами. Вот послушайте, как он рисует позднюю осень, какие слова находит. Я буду читать, а вы вспоминайте нашу прогулку по лесу.
«И как этот же самый лес хорош поздней осенью, когда прилетают вальдшнепы!» Это птицы величиной с голубя. «Они не держатся в самой глуши: их надобно искать вдоль опушки. Ветра нет, и нет ни солнца, ни света, ни тени, ни движения, ни шума; в мягком воздухе разлит осенний запах, подобный запаху вина. Тонкий туман стоит вдали над жёлтыми полями. Сквозь обнажённые, бурые сучья деревьев мирно белеет неподвижное небо; кое-где на липах висят последние золотые листья. Сырая земля упруга под ногами; высокие сухие былинки не шевелятся; длинные нити блестят на побледневшей траве». Вот ведь как хорошо написано! – восхитился папа. – Вспомнили сегодняшний лес?
- Да! – в один голос ответили ребята.
Таня лежала с закрытыми глазами.
- Я и сейчас его вижу, - сказала она.
- Послушайте ещё одну зарисовку Тургенева.
- Послушать… зарисовку? – улыбнулся Серёжа.
- Ну, да! Тургенев ведь словами рисует. А слова или читают или слушают. Поэтому – слушайте зарисовку. «А осенний, ясный, немножко холодный, утром морозный день, когда берёза, словно сказочное дерево, вся золотая, красиво рисуется на бледно-голубом небе, когда низкое солнце уже не греет, но блестит ярче летнего, небольшая осиновая роща вся сверкает насквозь, словно ей весело и легко стоять голой, изморозь ещё белеет на дне долин, а свежий ветер тихонько шевелит и гонит упавшие, покоробленные листья, - когда по реке радостно мчатся синие волны, мерно вздымая рассеянных гусей и уток». Вот красота какая! – папа закрыл книгу.
- А про охоту? – напомнил Серёжа.
- Я не знаю: успею ли вам прочитать об охоте, до того как вы уснёте…
- Я не усну, - решительно сказала Таня.
- Если не успею, завтра сами прочтёте. А сей час ещё один фрагмент, то есть: отрывок, часть, из рассказа Ивана Сергеевича «Касьян с Красивой МЕчи». Иван Сергеевич отправился на охоту, а с ним – крестьянин по имени Касьян. Тургенев подстрелил, то есть – убил птицу под названием коростЕль, и у него состоялся вот такой разговор с Касьяном.
Папа открыл книгу.
«- Барин, а барин! – промолвил вдруг Касьян своим звучным голосом».
- А почему – не «дворянин»? – спросила Таня.
- Я не понял тебя, - папа оторвался от книги.
- Почему Касьян сказал «барин», а не «дворянин»?
- Крестьяне всех помещиков называли «барин», - вдруг отличился Серёжа.
- Верно, - сказал папа. – Всех господ называли «баре» или «барин». Эти слова происходят от слова «боярин». Итак: «Барин, а барин! – промолвил вдруг Касьян своим звучным голосом.
Я с удивлением приподнялся; до сих пор он едва отвечал на мои вопросы, а то вдруг сам заговорил.
- Что тебе? – спросил я.
- Ну, для чего ты пташку убил? – начал он, глядя мне прямо в лицо».
- «Пташка» - значит, птичку, - пояснил папа.
«- Как для чего… КоростЕль – это дичь: его есть можно.
- Не для того ты убил его, барин: станешь ты его есть! Ты его для потехи своей убил.
- Да ведь ты сам небось гусей или куриц, например, ешь?
- Та птица богом определённая для человека, коростЕль – птица вольная, лесная. И не он один: много её всякой лесной твари, и болотной, и луговой, и верховой, и низовой – и грех её убивать, и пускай она живёт на земле до своего предела… А человеку пища положена другая и другое питьё: хлеб – божья благодать, да вОды небесные, да тварь ручная от древних отцов.
Я с удивлением поглядел на Касьяна. Слова его лились свободно; он не искал их, он говорил с тихим одушевлением и кроткою важностию, изредка закрывая глаза.
- Так и рыбу по-твоему грешно убивать? – спросил я.
- У рыбы кровь холодная, - возразил он с уверенностью, - рыба тварь немая. Она не боится, не веселится: рыба тварь бессловесная. Рыба не чувствует, в ней и кровь не живая… Кровь, - продолжал он, помолчав, - святое дело кровь! Кровь солнышка божия не видит, кровь от свету прячется… великий грех показать свету кровь, великий грех и страх… Ох, великий!
Он вздохнул и потупился».
Папа закрыл книгу. Таня уже спала. А Серёжа лежал с открытыми глазами. Смотрел в потолок. Молчали.
- Пап, ты веришь в бога? – вдруг сказал Серёжа.
- Нет. Я – неверующий.
- А Касьян, значит, верил?
- Да. Тургенев, по-моему, тоже был верующим. Но охота для него была как спорт, увлечение, а не убийство.
- Ты говорил, что ещё что-то прочитаешь.
- Да я хотел прочитать фрагмент, отрывок из рассказа Михаила Пришвина «Гон». Гон – это облава на какого-нибудь зверя, загон его в западню, в ловушку. В этом отрывке и рассказывается о том, как гнали зайца, а убили лису. Прочти завтра. И Таня послушает. А сейчас спи. Спокойной ночи.
Ну, вот, ребята: Таня и Серёжа уснули, а вы ещё нет. Если есть желание, то прочтите отрывок из рассказа Михаила Пришвина «Гон».
Гон
(отрывок из рассказа)
Только поздней осенью бывает так хорошо, когда после ночного дождя с трудом начинает редеть ночная мгла, и радостно обозначится солнце, и падают везде капли с деревьев, будто каждое дерево умывается.
Тогда шорох в лесу бывает постоянный, и всё кажется, будто кто-то сзади подкрадывается. Но будь спокоен, это не враг и не друг идёт, а лесной житель сам по себе проходит на зимнюю спячку(1).
Змея прошла очень тихо и вяло, видно ползучий гад убирается под землю. Ей нет никакого дела до меня, чуть движется, шурша осенней листвой.
До чего хорошо пахнет!
Кто-то сказал в стороне два слова. Я подумал, это мне кажется так, слух мой сам дополнил к шелесту природы два бодрые человеческие слова. Или, может быть, чокнула неугомонная белка? Н скоро опять повторилось, и я оглянулся на охотников.
Они все замерли в ожидании, что вот-вот выскочит заяц из частого ельника.
Где же это и кто сказал?
Или, может быть, это идут женщины за поздними рыжиками и, настороженные лесным шорохом, изредка очень осторожно одна с другой переговариваются.
- Равняй, равняй! – услыхал я над собой высоко.
Я понял, что это не люди идут в лесу, а дикие гуси высоко вверху подбодряют друг друга.
Великий показался наконец в прогалочке, между золотыми берёзами, гусиный караван(2), сосчитать бы, но не успеешь. Палочкой я отмерил вверху пятнадцать штук(3) и, переложив её по всему треугольнику, высчитал – всего гусей в караване больше двухсот.
На жировке(4) в частом ельнике(5) изредка раздавалось «бам!» Соловья (Соловей – кличка собаки). Ему там очень трудно разобраться в следах: ночной дождик проник в густель(6) и сильно подпортил жировку.
Этот густейший молоденький ельник наши охотники назвали ЧЕМОДАНОМ, и все уверены, что заяц теперь в ЧЕМОДАНЕ.
Охотники говорят:
- Листа боится, капЕли(7), его теперь не спихнёшь.
- Как гвоздём пришило!
- Не так в листе дело и в капели, главное, лежит крепко, потому что начинает белеть(8), я сам видел галифе(9) белые, а сам серый.
- Ну, ежели галифе побелели, тогда не спихнёшь его в чемодане…
Смолой, как сметаной облило весь ствол единственной высокой ели над гУстелью, и весь этот еловый чемодан был засыпан опавшими берёзовыми листочками, и всё новые и новые падали с тихим шёпотом.
Зевнув, один охотник сказал, глядя на засыпанный ельник:
Комод и комод(10)!
Зевнул и сам мастер Томилин.
С тем ли шли: зевать на охоте!
Мастер Томилин сказал:
- Не помочь ли нам Соловью?
Смерили глазом чемодан, как бы взвешивая свои силы, перелезешь через него или застрянешь.
И вдруг все вскочили решив, помогать Соловью.
Ринулись с криком на чемодан, сверкая на проглянувшем солнышке заплатами чинёных стволов.
Всем командир мастер Томилин врезался в самую серёдку, и чем сильней его там кололо(11), тем сильней он орал.
Все орали, шипели, взвизгивали, взлаивали: нигде таких голосов не услышишь больше у человека, и, верно, это осталось от тех времён, когда охотились на мамонта.
Выстрел.
И отчаянный крик:
- Пошёл!
Первая, самая трудная часть охоты кончилась, всё равно, как бы фитиль(12) подложили под бочку с порохом, целый час он горел, и вдруг, наконец, порох взорвался.
- Пошёл!
И каждому нужно было в радости и в азарте(13) крикнуть:
- Пошёл, пошёл!
Уверенный и частый раздался лай Соловья, и после него, подвалив, Шарик (кличка собаки) ударил и Рестон(кличка собаки), действительно очень резко.
Вмиг вся молодёжь, как гончие, не разбирая ничего, врассыпную бросается куда-то перехватывать, и с нею мастер Томилин, как молодой – откуда что взялось, - летит как лось(14), ломая кусты.
Таким никогда не подстоять(15) зайца, но, может быть, им это и не надо, их счастье – быстро бежать по лесу и гнать, как гончая.
Мы с Фёдором, старые воробьи, переглянулись, улыбнулись, прислушались к гону и, поняв куда завёртывает заяц, стали: он тут на лесной полянке перед самым входом в чемодан, я немного подальше на развилочке трёх зелёных дорог между старым высоким лесом и частым мелятником(16).
И едва только затих большой, как от лося, треск кустов, ломаемых на бегу сороколетним охотником, далеко впереди на зелёной дорожке, между большим лесом и частым мелятником, мелькнуло сначала белое галифе, а потом и весь серый обозначился: ковыль-ковыль(17) прямо на меня.
Я смотрел на него с поднятым ружьём через мушку: мамонт был самый маленький белячОк из позднышкОв-листопадникОв(18), на одном конце его туловища, совсем ещё короткого, были огромные уши, на другом – длинные ноги, такие, что весь он на ходу своим передом то высоко поднимался, то глубоко падал.
На мне была большая ответственность не допустить листопадника до чемодана и не завЯзить там надолго собак: я должен был убить непремЕнно(19) этого мамонта. И я взял на мУшку(20).
Он сел.
В сидячего я не стреляю, но всё равно ему конец неминуемый, побежит на меня – мУшка сама станет вниз на передние лапки, прыгнет в сторону – мУшка мгновенно перекинется к носику.
Ничто не может спасти бедного мамонта.
И вдруг…
Ближе его из нЕкоси(21) мелЯтника показывается рыжая голова и как бы седая от сильной росы.
- Шарик?
Я чуть было не убил его, приняв за лисицу, но ведь это же не Шарик, это лисица…
И всё это было одно мгновенье, седая от росы голова не успела ни продвинуться, ни спрятаться. Я выстрелил, в нЕкоси заворошИлось(22) рыжее, вдали мелькнуло белое галифЕ.
И тут налетели собаки…
Налетел Фёдор. С ружьём наперевес, как в атаке, выскочил из леса на дорожку мастер Томилин и потом все, сверкая заплатами ружей. Сдержанные свОрками(23) собаки рвались на лисицу, орали не своим голосом. Орали все охотники, стараясь крикнуть один громче другого, что и он видел промелькнувшую в гУстели лисицу. Когда собаки успокоились, и молодёжь умолкла, осталась радость у всех, одинаковая, как будто все были как один человек.
Фёдор сказал:
- Шумовая.
Мастер Томилин по-своему тоже:
- Чумовая лисица.
Пояснения
1 – зимняя спячка – некоторые звери на зиму засыпают (впадают в спячку),
например: медведи, змеи.
2 – караван – группа вьючных (нагруженных) животных, например –
верблюдов, идущих друг за другом цепочкой. «Караван гусей» - цепочка
летящих друг за другом птиц.
3 – «палочкой я отметил вверху пятнадцать штук» - автор закрыл один глаз,
вытянул руку с палочкой в пальцах в сторону каравана гусей, палочку
расположил вдоль линии (цепочки) каравана и посчитал: сколько гусей
помещается в длине палочки. Затем палочку стал перемещать
(в воздухе) вдоль всех линий каравана. В длине палочки помещалось
пятнадцать гусей. А сама палочка поместилась вдоль линий каравана
четырнадцать раз. Автор перемножил цифры 15 и 14 и получилось
«более двухсот».
4 - жирОвка – место, где животные отдыхают в сытом состоянии, «жируют».
5 – Ельник – еловый лес.
6 – гУстель – гУсто, часто растущие деревья и кусты.
7 – «боится капЕли» - боится звука капель, падающих с листьев и деревьев.
8 – «начинает белеть» - заяц к зиме меняет цвет шерсти с серого на белый.
поэтому зимнего зайца ещё зовут: беляк.
9 – галифЕ – брюки, плотно облегающие колени, а кверху, к бёдрам
расширяющиеся. Задние ноги зайца похожи на галифЕ.
10 – комОд – невысокий шкаф для белья с несколькими ящиками внутри.
11 – « чем его сильнее там колОло» - жёсткие иголки елей колются и
причиняют боль открытым участкам тела: лицу, рукам.
12 – фитИль – горючий шнур для зарядов, служит для передачи огня на
расстоянии. Пока шнур горит, люди успевают до взрыва отбежать
в укрытие.
13 – азАрт – сильное возбуждение, задор, увлечение.
14 – лось – крупный олень с широкими ветвистыми рогами.
15 – « не подстоЯть зайца» - не выманить, не дождаться или не устеречь.
16 – «частый мелЯтник» - нескошенная густая поросль травы и кустов.
17 – «ковыль-ковыль прямо на меня» - то есть – ковылял: шёл нескладно,
трудно, будто хромой.
18 – «позднышОк-листопадник» - заяц, рождённый поздно, в пору падения
листьев, осенью. А, значит, - молодой, маленький.
19 – непремЕнно – обязательно.
20 – «взял на мУшку» - прицелился.
21 – нЕкось – нескошенная растительность.
22 – заворошИлось – зашевелилось, задвигалось.
23 – свОрка – поводок для собаки; «сдержанные свОрками» - сдержанные
поводками.
Ребята!
1. Помните ли вы хорошие солнечные дни осени? Попробуйте обрисовать, нарисовать словами картину поздней осени: может быть, в лесу, может быть, на даче, на огороде, в поле. Поищите нужные слова, как ищет их и находит И.С. Тургенев.
2. Вы поняли, кто такие дворЯне? Найдите в тексте объяснение.
3. Почему охотились и дворЯне и люди из простого народа?
4. Какой фрагмент (отрывок) вам больше понравился? Почему?
5. Если есть в текстах непонятные вам слова и выражения, спросите о них у родителей или учителя.
День седьмой
А утром выпал снег. Первый снег! Неожиданный, пушистый, медленный. Крупные хлопья его падали в тихом безветрии и всё изменилось вокруг: и земля, и деревья, и дома, и люди. Собаки, выпущенные хозяевами на прогулку, хватали пастью снег, катались по нему – радовались. Школьники , идя в школу, играли в снежки, и, конечно, опаздывали на уроки.
- Первый снег – ещё не снег, - сказал папа. – Растает.
И действительно, Таня и Серёжа возвращались из школы по осенней погоде: мокрые грязные листья, лужи, хмурое небо. А папа, возвратясь вечером с работы, изрёк:
- Осень – перемен восемь.
Сява хор-роший! – откликнулся на это попугай.
- Только ты и не меняешься. Зимой и летом – одним цветом, - ответил ему папа. – А с тобою что? – спросил он Серёжу, заметив синяк на его лице.
- Поскользнулся, упал…
- Приметы зимы: «крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь», помещики из своих имений перебираются в городские дома, а Серёжа набивает себе синяк. Зима! А где тут наша первоклассница?
Первоклассница пыхтела над тетрадкой, выводя буквы. Высунув кончик языка, она написала последнюю букву и поставила точку.
- Всё! – и кинулась на руки папе.
Папа подбросил её вверх, затем сел и посадил Таню к себе на колени:
- Как дела твои? Какие успехи?
- А вот какие! – И Таня показала врастопырку все пять пальцев своей руки.
- Молодец!
- Я всё слышала, - вдруг сказала Таня, - А почему помещики зимой переезжали в город?
- Ух, ты! Уже вопросы, - улыбнулся папа. – А потому переезжали, что зимой в деревне неуютно, тоскливо и холодно. А в городе – светлее, теплее и развлечений больше: балы, встречи с друзьями, выезды в театр…
- А дети их тоже переезжали?
- Ну, конечно! Начинались занятия в лицеях, гимназиях, школах, которые назывались училищами.
- Зи – мой? – удивилась Таня.
- Да. Поздней осенью, а то и зимой. Но не с первого сентября начинались занятия в учебных заведениях.
- Вот это – да! А в деревне?
- Что – в деревне? Занятия?
- Нет! Работники в деревне оставались без хозяина?
- Работники – это крестьяне. Вместо хозяина, барина, в поместье оставался управляющий поместьем.
- Понятно: зимой помещик – в городе, летом – в деревне, как в отпуске. Да?
- Нет, Танечка. В поместье всё лето мог находиться лишь тот дворянин, который уже был в отставке. Находился как бы на пенсии. Но вместо него обязательно служил один из сыновей, потому что царь давал поместье в награду за службу. И если никто из семьи не служил в армии, то царь мог и отобрать поместье.
- Поместье было платой за службу царю?
- Да. И если помещик был дворянином, то имение от имени царя давалось ему пожизненно и передавалось по наследству: сыновьям, внукам…
- Насовсем?
- Насовсем.
- К столу! – позвала мама.
- Сейчас идём! Одному помещику царь давал небольшое поместье, где было 50-100 крестьян, а другому – огромное, с тысячами крестьян. Это называлось: по заслугам и по чину. Генералу – больше, простому офицеру – меньше.
- Остынет! – Мама вошла в детскую комнату. – Мыть руки – и за стол.
Таня стала на пол, взяла папу за руку.
- Значит, помещики были богатые и бедные? Ну, не такие бедные, как простые люди, а…
- Понятно, понятно! Да.
Папа и Таня мыли руки, не прерывая разговора.
- Были даже помещики, которых называли однодвОрцами. Потому что у них был дом, сад-огород и один-два человека прислуги. И Ни одного крестьянина.
- А на что же они жили?
- На жалованье-пенсию и на прибыль с огорода.
…После ужина Серёжа готовил уроки, папа читал, а Таня играла с попугаем.
- Сява – дворянин. Однодворец. У тебя один домик.
Сява сидел на качельках в клетке и, повернув набок голову, смотрел на Таню, слушал её.
- Сява – дворянин, однодворец, - втолковывала ему Таня.
- Хватит, Таня! Сама попугаем станешь, - остановила обучение мама. – Лучше помоги мне убрать со стола, да посуду помыть: не дворянка ведь.
- Пап, папа! – крикнула Таня, принимаясь за уборку стола. – Дворянки сами мыли посуду?
На кухне появился папа с книжкой в руках.
- Не кричи, Серёже мешаешь. А что касается дворянок… - Папа подумал. – Мыли. И воду носили, и грядки пололи. Но только обедневшие дворяне. А богатые, знатные, лили как их называли – родовитые – конечно, никакой трудной, чёрной работы не делали, если сами того не желали.
- Значит, мы – однодворцы. И Сява – однодворец, - сделала вывод Таня.
Появился Серёжа.
- Что, уже всё сделал? – удивилась мама.
- Да там два примера было всего. Мне же интересно, о чём вы говорите.
- О дворянах – доложила Таня.
_ Так, господа дворяне, - сказала мама, - я ваша прислуга и начинаю готовить еду на завтра. А потому…
- Нет-нет, ты – не прислуга, - заступилась Таня. – Мы все – прислуга.
- Хорошо. Тогда вы послужИте мне: я буду готовить, а вы беседуйте при мне, чтобы мне было веселее работать.
- Договорились, - согласился папап.
- Мы согласны, - сказал Серёжа.
- В время царствования Петра I, были написаны правила поведения для дворянских детей. Эти правила назывались «Юности честное зерцАло»
- Честное, значит, правдивое? – спросил Серёжа.
- Ты называешь сегодняшнее значение этого слова: честный – значит, правдивый, не ложный. А слово «честный» происходит от слова «честь». И тогда значение слова «честный» будет ближе к понятию «имеющий честь, достоинство». Раньше говорили: «По чести и слава». То есть тебе столько славы от людей, сколько ты её заслужил. Ну, а слово зерцало, думаю вам понятно. Это – зеркало. Смотритесь в эти правила чести, как в зеркало.
Часть этих правил взята из «Домостроя». Помните «Домострой»? А часть написана заново. Некоторые из правил взяты из европейского этикета.
Папа открыл книжку.
- Дети должны «отца и мать в великой чести содержать», без разрешения родителей никого не бранить; не прекословить родителям и не перебивать их речи; «младший отрок» - то есть юноша – «должен быть бодр, трудолюбив и прилежным» - то есть старательным – «делать благочестивые и добродетельные поступки; должен уметь говорить на иностранных языках, чтобы слуги не распознали сути разговора; хорошо танцевать, биться на шпагах, ездить на коне; быть вежливым и не драчливым». Пока всё понятно?
- Всё.
- А вот теперь прочитаю вам правила поведения за столом. Будьте внимательны. «Когда получится тебе с другими за столом сидеть, то содержи себя в порядке по сему правилу: во-первых, обрежь свои ногти, умой свои руки и сиди благочинно, прямо…»
- А Серёжа ест согнувшись, - заметила Таня.
- А ты посмотри на свои ногти, царапка, - обиделся Серёжа.
Таня спрятала за спину обе руки.
- Покажи, покажи, дворянка, - мама строго глянула на Таню, и та показала руки. – Сегодня же обрежь.
- А я не умею.
- Поможем, - сказала мама. – Ишь ты!
- Я продолжаю, - улыбнулся папа. – «Не жри, как свинья, не дуй в супы, чтобы везде брызгало».
Таня с Серёжей рассмеялись.
- «Ногами не мотай», - продолжал папа, - «когда тебе пить, не утирай рта рукою, а полотенцем, и не пей, пока не проглотил пищи». А вы, друзья, всё запиваете, не прожевав. «Не облизывай пальцев, зубов ножом не чисти… Над едой не чавкай, как свинья, не чеши головы, не проглотив куска не говори, ибо так делают крестьяне… Чихать, сморкаться и кашлять непригоже… Когда закончишь есть, поблагодари бога, умой руки и лицо и выполощи рот». Вот так! – Закончил папа. – Многие из этих правил и сегодня у нас в чести, то есть – применяются, годятся.
- А я не чавкаю и ножом в зубах не ковыряюсь, - заявила Таня.
- Да, да, - заметил ехидно Серёжа. – И не облизываешь пальцев, и не говоришь, не проглотив пишу. Это кто-то другой, да?
- А ты – тоже!
- Оба хороши, сказала мама.
- Надо сказать, что ПётрI много чего нового привнёс в быт и нравы бояр и дворян.
- Бороды обрезал, - вспомнила мама.
- И бороды тоже, - подтвердил папа.
- А зачем? – удивился Серёжа.
- Бояре гордились своими бОродами. Они почему-то считали, что чем длиннее борода, тем больше чести. А царь Пётр решил, что чествовать надо знания, да умения, а не длину бороды. Вы же знаете, что бояре всегда были ближе к князю или царю, чем двОрня-дворяне . Они гордились этим, и считали себя более знатными, чем дворяне, а, значит, и более достойными чести. Царь Пётр I отменил боярство как чин, и уравнял бояр в деле, в работе, службе с дворянами. По умению и честь. Вот, например, Таня учится лучше, чем другие ученики, то ей и чести больше. Кроме того: Пётр I отменил право наследования, то есть боярство и дворянство больше не передавалось по наследству – его нужно было заслужить. Сын мог получить звание дворянина, если дослуживался до определённого чина.
Очень многие бояре и дворяне были неграмотны. И царь Пётр заставлял их детей учиться. Пока не выучатся – не разрешал жениться. Матери плакали, дети ревели, но вынуждены были учиться.
Между тем мама почти закончила свои дела и сказала:
- Если Серёжа желает, то пусть пойдёт полчасика погуляет. А Таня остаётся: я обрезаю Тане ногти.
- Я буду учить попугая, - заупрямилась Таня. – Сява – дворянин, Сява..
- Нет! – сказала мама. – Сначала я обрежу тебе ногти, затем ты почистишь клетку попугая, и только потом будешь обучать его.
…Перед сном Таня уселась на диван рядом с отцом. Папа просматривал какую-то книгу с цветными фотографиями.
- Что это? – спросила Таня.
- Фотографии усадьбы Тургенева: дом, в котором он жил, хозяйственные постройки, двор, сад, пруд, аллеи…
- Красиво!
К ним подсел и Серёжа. Папа показал портреты писателей С.Т. Аксакова,Л.Н. Толстого, Г.Г. Гарина-Михайловского, И.А. Бунина.
- Я показываю вам портреты и местА, где они жили, потому что эти писатели – дети дворян. Но это – только часть писателей дворян. Многие писатели XIX века вышли из дворянских семей. Отрывки из их произведений о своём детстве вы можете прочитать сами. Книги есть у нас дома. А можно взять и из библиотеки.
- А почему они вышли … из семей? Почему ушли? – спросила Таня.
- Нет. Просто так принято говорить: «Вышел из дворянской семьи», то есть родился в дворянской семье. А потом, когда станет взрослым, он покинет свою семью, выйдет из неё, чтобы начать свою взрослую жизнь.
- Понятно, - сказал Серёжа.
- Ложитесь спать, а я вам немного почитаю. Иди, Таня, укладывай куклу.
После прощания с Сявой, мамой и куклой Таня приготовилась слушать безо всяких капризов. А Серёжа уже ждал папу.
- Я прочту вам о деде Сергея Тимофеевича Аксакова, - сказал папа, - Отрывок из книги «Семейная хроника». «Степан Михайлович Багров, так звали его, был не только среднего, а даже небольшого роста, но высокая грудь, необыкновенно широкие плечи, жилистые руки, каменное, мускулистое тело обличали в нём силача. В разгульной юности, в молодецких потехах, кучу военных товарищей на него нацеплявшихся, стряхивал он, как брызги воды стряхивает с себя коренастый дуб после дождя, когда его покачнёт ветер. Правильные черты лица, прекрасные тёмно-голубые глаза, легко загоравшиеся гневом, но тихие и кроткие в часы душевного спокойствия, густые брови, приятный рот, всё это вместе придавало самое открытое и честное выражение его лицу; волосы у него были русые. Не было человека, кто бы ему не верил; его слово, его обещание было крепче и святее самых духовных о гражданских актов». Понятно вам это выражение?
- Нет, - сказал Серёжа.
- «Крепче и святее всяких духовных и гражданских актов» означает: надёжнее всяких клятв и письменных обещаний и обязательств. Сказал – сделал. То есть, Степан Михайлович Багров, дед Сергея Тимофеевича, был человеком надёжным. «Природный ум его был здрав и светел. Разумеется, при общем невежестве тогдашних помещиков, и он не получил никакого образования, русскую грамоту знал плохо; но, служа в полку, ещё до офицерского чина выучился он первым правилам арифметики и выкладке на счётах, о чём любил говорить даже в старости. Вероятно, он служил не очень долго, ибо вышел в отставку каким-то полковым квартирмейстером». «Квартирмейстер» - это офицер, ведающий снабжением и размещением воинской части. «Впрочем, тогда дворяне долго служили в солдатском и Унтер-офицерском званиях»…
- Это был указ Петра I о том, чтобы все дворянские дети проходили военную службу, начиная с низших чинов, - пояснил папа.
«Вышед в отставку, несколько лет жил в своём наследственном селе Троицком».
- То есть, в селе, поместье, которое передавалось по наследству: от отца к сыну, - напомнил папа.
- Значит, и дедушка его там жил? – спросила Таня.
- Да, конечно. И село это стало потом называться по имени, по фамилии помещика-хозяина: Багрово. Итак, дед жил «в наследственном селе Троицком, и сделался отличным хозяином. Он не торчал день и ночь при крестьянских работах, не стоял часовым при ссыпке и отпуске хлеба; смотрел редко, да метко, как говорят русские люди, и, уж прошу не прогневаться, если замечал, что дурное (т. е. плохое), особенно обман, то уж не спускал никому. (Никому не прощал). Дедушка, соОбразно духу времени, рассуждал по-своему: наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни…»
Папа пояснил:
- Помещик, барин, позволял своему крестьянину работать на своей крестьянской земле, на своём участке, несколько дней в неделю. А мог и не позволить этого и тогда в эти дни крестьянин работал на земле барина; помещик отнимал у крестьянина его собственные дни. А что могло произойти в эти «отнятые» дни? У крестьянина мог погибнуть урожай, потому что хлеб надо убирать в строго определённое время; мог крестьянин опоздать и с севом или посадками – тогда тоже жди беды. Так вот дедушка, Степан Михайлович, рассуждал так: « наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни, - значит, вредить его благосостоянию, то есть своему собственному; наказать денежным взысканием – тоже; разлучить с семейством, отослать в другую вОтчину (в другую деревню), употребить в тяжёлую работу – тоже, и ещё хуже, ибо отлУчка от семейства (разлука) – несомненная порча; прибегнуть к полиции… боже помилуй… Надо сказать, что дедушка был строг только в пылу гнева; прошёл гнев, прошла и вина. Этим пользовались: иногда виноватый успевал спрятаться, и гроза проходила мимо. Скоро крестьяне его пришли в такое положение, что было не на кого и не за что сердиться.
Приведя в порядок своё хозяйство, дедушка мой женился на Арине Васильевне Неклюдовой, небогатой девице, так же из старинного дворянского дома (из старинного рода)…Кстати, древность дворянского происхождения была коньком моего дедушки ( он много знал об этом и гордился), и хотя у него было сто восемьдесят душ крестьян (это немного), но производя свой род бог знает по каким документам, от какого-то варяжского князя, он ставил своё семисотлетнее дворянство выше всякого богатства и чинов. Он не женился на одной весьма богатой и прекрасной невесте, которая ему очень нравилась, единственно потому, что прадедушка её был не дворянин.
Вот каков был Степан Михайлович.
Ребята! Так как Таня и Серёжа уже спят, а вы ещё нет, то постарайтесь ответить на следующие вопросы:
1. Где жили дворяне?
2. Почему дворяне были «бедные» и «богатые»?
3. Кто такой Пётр I, и чем он известен?
4. Прочтите ещё раз правила поведения для дворянских детей, изложенные в «Юности честное зерцало». Какие из этих правил вам кажутся и сегодня важными и нужными? Какие из них вы хотели бы выполнять? А какие – нет?
5. Как вы понимаете выражение: «наследственное село»?
6. Дедушка С. Т. Аксакова Степан Михайлович знал имена своих предков на а семьсот лет назад. И знал, что они делали, чем занимались. А можете ли вы назвать имена своих прадедушек, прабабушек?
День восьмой
За утренним окном было ещё темно, а Таня и Серёжа уже встали. Серёжа даже делал зарядку. Папа уже собирался уходить, а мама готовила детям завтрак:
- Дети! Прощайтесь с отцом! Уходит!
Из ванной вышла с мокрым лицом Таня. Серёжа прислонился к двери. Папа взял Таню на руки и поцеловал в мокрую щеку:
- До свидания, друзья! Дня два-три я буду вечерами занят и, наверное, не смогу вам читать и рассказывать. Поэтому, Серёжа, ты прочтёшь Тане два отрывка. Один из повести Гарина-Михайловского «Детство Тёмы», который называется «Прощение», а другой – из повести Елизаветы Водовозовой «История одного детства» - «По-новому». Книги на столе. В книгах закладки. До свидания.
И папа вышел из комнаты.
Ребята! Чтобы вам были понятны события, описанные в отрывке «Прощение», я объясню вам кто такой Тёма и что он сделал.
Тёме восемь лет. ОН живёт в дворянской семье. Отец его – крупный военный чин. В отсутствие мамы и отца, Тёма сломал любимый папин цветок, не слушал гувернантку (воспитательницу), разбил посуду и ещё наделал ряд проказ. А когда приехали родители, побоялся, струсил признаться о своих проделках. Отец его жестоко наказал: избил ремнём так, что у мальчика штанишки стали мокрыми.
Мать защитила Тёму от отца.
У тёмы четыре сестры: Зина, Наташа, Маня и Аня и младший брат Серёжа.
Прощение
(отрывок из повести «Детство Тёмы)
…Мать проходит в детскую, окидывает её быстрым взглядом, убеждается, что Тёмы здесь нет, идёт дальше, пытливо всматриваясь на ходу в отвОреную дверь маленькой комнаты, замечает в ней маленькую фигурку Тёмы, лежащего на диване с уткнувшимся лицом, проходит в столовую, отворяет дверь в спальную и сейчас же плотно затворяет её за собой.
Оставшись одна, она тоже подходит к окну, смотрит и не видит темнеющую улицу. Мысли рОем носятся в голове.
Пусть Тёма так и лежит, пусть придёт в себя, надо его теперь совершенно предоставить себе… Бельё бы переменить… Ах, боже мой, боже мой, какая страшная ошибка, как могла она допустить это! Какая гнусная(1) гадость! Точно ребёнок сознательный негодяй! Как не понять, что если он делает глупости, шалости, то делает только потому, что не видит дурной стороны этой шалости.
Няня маленькой Ани просовывает свою по-русски повязанную голову.
- Аню перекрестить…
- Давай! – И мать крестит девочку.
- Артёмий Николаевич (Тёма) в комнате? – спрашивает она.
- Сидит у окошка.
- Свечка есть?
- Потушили. Так в темноте сидят.
- Заходила к нему?
- Заходила… Куды! Эх! – Но няня удерживается, зная, что барыня не любит нытья.
- А больше никто не заходил?
- Таня ещё… Кушать носила.
- Ел?
-И-и! Боже упаси, и смотреть не стал… Целый день не емши. За завтраком маковой росинки(2) не взял в рот.
Няня вздыхает и, понижая голос, говорит:
- Бельё бы ему переменить, да обмыть… Это ему, поди, теперь пуще всего зазОрно(3)…
- Ты говорила ему о белье?
- Нет… Куда! Как только поклонилась было, а он этак плечиками как саданЁт(4)… Вот Таню разве послушает…
- Ничего не надо говорить… Никто ничего не замечайте… Прикажи, чтобы приготовили обе ванны поскорее для всех, кроме Ани… Позови бОнну(5)…
Смотри, никакого внимания…
- Будьте спокойны, - говорит сочувствующим голосом няня.
Входит фрЕйлен(5).
Она очень жалеет, что всё так случилось, но с мальчиком ничего нельзя было сделать…
- Сегодня дети берут ванну(7), - сухо(8) перебивает мать. – Двадцать два градуса.
- Зер гут (очень хорошо), мадам, - говорит фрейлен и делает книксЕн(9).
Она чувствует, что мадам недовольна, но её совесть чиста. Она невиновата; фрейлен Зина свидетельница, что с мальчиком нельзя было справиться. Мадам молчит; бОнна знает, что это значит. Это значит, что её оправдания не приняты.
Хотя она очень дорожит местом(10), но её совесть спокойна. И, в сознании своей невиновности, она скромно, но с чувством собственного достоинства берётся за ручку.
- Позовите Таню.
- Зер гут (очень хорошо) мадам, - отвечает бОнна и уже за дверью делает книксен.
В последней нотке мадам бОнна услыхала что-то такое, что возвращает ей надежду удержать за собой место, и она воскресшим голосом говорит:
- Таню бариня идить(11)!
Таня оправляется(12) и входит в спальню.
Таня всегда купает Тёму. Летом, в те дни, когда детей не мылили, ему разрешалось самому купаться, без помощи Тани, и это доставляло Тёме всегда громадное удовольствие: он купался, как папа, один.
- Если Артёмий Николаевич (Тёма) пожелает купаться один, пусть купается. Перед тем, как вести его в ванную, положи на стол кусок хлеба – не отрезанный, а так, отломанный, будто нечаянно его забыли. Понимаешь?
Таня давно всё поняла и весело и ласково отвечает:
- Понимаю, сударыня!
- Купаться будут все; сначала барышни, а потом Артёмий Николаевич. Ванну на двадцать два градуса. Ступай!
Но тотчас же мать снова позвала Таню и прибавила:
- Таня, перед тем, как поведёшь Артёмия Николаевича, убавь в ванной свет в лампе(13) так, чтобы был полумрак. И поведёшь его не через детскую, а прямо через девичью(14)… И чтобы никого в это время не было, когда он будет идти. В девичьей тоже убавь свет.
- Слушаю-с.
Купанье – всегда событие и всегда приятное. Но не на этот раз: в детской оживление слабое. Дети находятся под влиянием наказания брата, а главное – нет поджигателя обычного возбуждения, Тёмы. Дети идут как-то лениво, купанье какое-то неудачное, поспешное, и через двадцать минут они уже в белых чепчиках(15), гуськом возвращаются назад в детскую…
- Артёмий Николаевич, пожалуйте! – говорит весёлым голосом Таня, отворяя дверь маленькой комнаты со стороны девичьей.
Тёма молча встаёт и стеснённо проходит мимо Тани.
- Один или со мной? – беспечно(16) спрашивает она вдогонку.
- Один, - отвечает быстро, уклончиво(17) Тёма и спешит пройти девичью.
Он рад полумраку. Он облегчённо вздыхает, когда затворяет за собой дверь ванной. Он быстро раздевается и лезет в ванну. Обмывшись, он вылезает, берёт своё грязное бельё и начинает полоскать его в ванне. Ему кажется, что он умер бы от стыда, если бы кто узнал в чём дело; пусть лучше будет мокрое. Кончив свою стирку, Тёма скОмкивает в узел бельё и ищет глазами, куда бы его сунуть; он засовывает наконец свой узел за старый запылённый комод. Успокоенный, он идёт одеваться, и глаза его наталкиваются на кусок, очевидно, забытого кем-то хлеба. Мальчик с жадностью кидается на него, так как целый день ничего не ел. Годы берут своё: он сидит на скамеёке, болтает ножонками и с наслаждением ест. Всю эту сцену видит мать и взволнованно отходит от окна.
Кончив есть, Тёма встал и вышел в коридор. Он подошёл к лестнице, ведущей в комнаты, остановился на мгновение, подумал, прошёл мимо по коридору и, поднявшись на крыльцо, нерешительно, вполголоса позвал:
- Жучка, Жучка!
Он подождал, послушал, вдохнул в себя аромат масличного дерева, потянулся за ним и, выйдя во двор, стал пробираться к саду.
Страшно! Он прижался лицом между двух стоек ограды и замер, охваченный весь каким-то болезненным утомлением.
…Как-то таинственно страшно молчат дорожки. Деревья шумят, точно шепчут друг другу: «Как страшно в саду». Вот что-то чёрное беззвучно мелькнуло в кустах: на Жучку похоже! А может быть Жучки давно нет? Как жутко вдруг стало. А там что белеет? Кто-то идёт по террАсе(17).
- Артёмий Николаевич, - говорит, отворяя калитку(18) и подходя к нему Таня, - спать пора.
Тёма точно просыпается.
Он не прочь, он устал, но перед сном надо идти прощаться, надо пожелать спокойной ночи маме и папе. Ох, как не хочется!
- Артёмий Николаевич, Тёмочка, милый мой барин, - говорит Таня и целует руки Тёмы, - идите к мамаше! Идите, мой милый, дорогой, - говорит она, мягко увлекая его за собой, осыпая на ходу поцелуями…
Он в спальне у матери.
Он стоИт на ковре. Перед ним в кресле сидит мать и что-то говорит ему. Тёма точно во сне слушает её слова, они безучастно летают где-то возле его уха. Зато на маленькую Зину, подслушивающую у двери, речь матери бесконечно сильно действует своей убедительностью. Она не выдерживает больше и, когда до неё долетают слова матери: «а если тебе не жаль, значит. ты не любишь маму и папу», врывается в спальню и начинает горячо:
- Я говорила ему…
- Как ты смела, скверная(19) девчонка подслушивать?!
И «скверная девчонка, подхваченная за руку, исчезает мгновенно за дверью. Это изгнание его маленького врага пробуждает Тёму. Всё горе дня встаёт перед ним….
- Все только слушают Зину… Все целый день на меня нападают, меня никто не-е любит и никто не-е хоч-ет вы-ы-слу-у…
И Тёма горько плачет, закрывая лицо руками.
Он передал матери всю повесть грустного дня, как она слагалась роковым образом. Его глаза распухли от слёз… Мать, сидя с ним на диване, ласково гладит его густые волосы и говорит ему:
- Ну, будет, будет… мама не сердится больше…мама любит своего мальчика, мама знает, что он будет у неё хороший, любящий, когда поймёт одну маленькую, очень простую вещь. И Тёма может уже её понять. Ты видишь, сколько горя с тобой случилось, а как ты думаешь отчего? А я тебе скажу: оттого, что ты ещё маленький трус…
Тёма, ждавший всяких обвинений, но только не этого, страшно поражЁн(20) и задет этим неожиданным выводом.
- Да, трус! Ты весь день боялся правды. И из-за того, что ты её боялся, все беды твои и случились. Ты сломал цветок. Чего ты испугался? Пойти сказать правду сейчас же. Если б даже тебя и наказали, то ведь, как теперь сам видишь , тем, что не сказал правды, наказанья не избег. Тогда как если бы ты правду сказал, тебя, может быть, и не наказали бы. Папа строгий, но папа сам может упасть, и всякий может. Наконец, если ты боялся папы, отчего ты не пришёл ко мне?
- Я хотел сказать, когда вы садились в дрожки(21)…
- Отчего ты не сказал?
- Я боялся папы…
- Сам же говоришь, что боялся, значит – трус. А трусить, бояться правды – стыдно. Боятся правды скверные, дурные люди, а хорошие люди правды не боятся и согласны не только чтобы их наказывали за то, что они правду говорят, но рады и жизнь отдать за правду… Вот когда ты знал, что папа тебя накажет, ты убежал, а храбрый так не делает. Папа был на войне: он знал, что там страшно, а всё-таки пошёл. Ну, довольно: поцелуй маму и скажи ей, что ты будешь добрый мальчик.
Тёма молча обнял мать и спрятал голову у неё на груди.
Пояснения
1 – гнусная – отвратительная, мерзкая, нехорошая.
2 – «маковой росинки не взял в рот» - ребята, вы представляете каким
маленьким бывает маковое зёрнышко? О росинка на нём, значит, ещё
меньше. Выражение: «маковой росинки не было во рту» - означает,
что человек голоден и давно ничего не ел.
3 – зазОрно – стыдно.
4 – саданУть –сильно ударить.
5 – бОнна – воспитательница иностранка, то же самое, что гувернАнтка.
6 – фрЕйлен – молода немка-воспитательница.
7 – брать ванну – мыться в ванне, купаться.
8 – сухо - здесь означает: «недовольно».
9 – книксЕн – почтительное приседание девушки.
10 – дорожить местом – означает: дорожить своей работой, ценить её.
11 – «Таню бариня идить» - воспитательница немка и плохо говорит
по-русски. Надо было сказать: «Таню барыня зовёт».
12 – «Таня оправляется» - Таня приводит себя в порядок.
13 – «..убавь в ванной свет в лампе» - электрического освещения не было:
были свечи и керосиновые лампы. Свет в керосиновой лампе можно
было регулировать: добавить или убавить.
14 – дЕвичья комната – спальная комната для девочек. А детская – комната
для занятий и игр всех детей семьи.
15 – чЕпчик – женский головной убор.
16 – беспЕчно – беззаботно, легко.
17 – террАса – летняя открытая пристройка к дому, веранда.
18 – калИтка – небольшая дверца в заборе.
19 – скверная - гадкая, недостойная.
20 – «страшно поражён» - очень удивлён неприятно.
21 – дрОжки – лёгкий экипаж, коляска, запряженная лошадьми.
Ребята! Вы, наверное, сочувствуете Тёме? У вас, наверное, тоже были случаи, когда стыдно было признаться в сделанном, трудно было сказать правду? Или не было таких случаев?
1. Скажите, семья Тёмы «богатая» или «бедная» дворянская семья?
2. Почему вы так думаете? Объясните.
А теперь прочитайте о другой дворянской семье.
Е. Водовозова
По-новому
(отрывок из повести «История одного детства»)
Новая полоса началась в моей жизни. Нам, детям, переезд в деревню был, конечно , по душе. Светлый и уютный дом с просторными комнатами, коридором, боковушками и отдельным флигилем(1) во дворе, большой тенистый сад с извилистыми дорожками, а за ними широкое поле и у подножия горы голубое озеро – всё это было заманчиво, располагало к играм и прогулкам и не могло сравниться с тем, что окружало нас в Поречье.
Матушка, целиком ушедшая в хозяйство, на нас, детей, не обращала никакого внимания.
В помещичьих семьях вообще мало думали о детях. Близости между родителями и детьми почти не бывало. Поутру дети подходили «к ручке» родителей и желали доброго утра, после еды опять целовали ручку и благодарили за обед и ужин. Прощаясь перед сном, желали друг другу спокойной ночи. Вот и всё, чем обменивались за день родители и дети. Гувернантки няньки должны были строго следить за тем, чтобы дети не докучАли(3) старшим. За каждый пустячный поступок детей награждали подзатыльниками, стегали плёткой, секли розгами(4).
Не удивительно, что детей всегда тянуло в людскУю: в ней было веселей, чем в детской; тут горничные(5), лакЕи(6) и кучерА(7), обедая, сообщали разные новости, рассказывали о происшествиях в семье других помещиков, тут валялись обычно остатки брЮквы(8), рЕпы(9), кочерыжки от капусты, и можно было втихомолку лакомиться ими.
Детям уделялось все, что было похуже и не могло пользоваться взрослыми «господами». Даже в богатых помещичьих домах под спальни детей отводились самые тёмные и невзрАчные(10) комнаты. Форточек в комнатах не было. Спёртый воздух очищался только топкой печей. Духота в детских стояла ужасная; всех маленьких детей старались поместить в одной-двух комнатках, и тут же, вместе с ними на лежанках, сундуках или просто на полу, подостлав себе что попало из хлАма(11), пристраивались на ночь мамки(12), няньки(13) и горничные. Дети спали на высоко взбитых перинах. Перины эти никогда не сушились и не проветривались. Зимой по месецам детей не выводили на улицу, никто не имел понятия о том, что свежий воздух необходим для здоровья.
В то время существовало поверье(14), что чёрные тараканы приносят счастье и скорое замужество, поэтому помещицы, у которых были дочери-невесты, нарочно разводили их: за нижний плИнтус (15) стены клали крошки сахара, хлеба. В таких домах тараканы по ночам, как камешки, падали со стен на спящих детей; в изобилии водились здесь и клопы и блохи.
Благодаря моему отцу, горячо любившему детей, наше положение в доме не было таким печальным. Наша семья была культурнее других помещичьих семейств в нашей местности. Правда, матушка не прочь была дать подзатыльника, толкнуть в спину и дёрнуть за волосёнки, но комнаты, в которых мы жили, содержались всегда в чистоте и в порядке. Во всём же остальном нам тоже жилось не сладко.
С тех пор как мы обнищали, матушка во всём наводила жёсткую экономию. По вечерам мы «сумЕрничали», то есть не зажигали огня, пока не наступала полная темнота.
Хотя свечей не покупали, а приготовляли их из сала домашних животных, но даже к свечам относились у нас бережливо.
По вечерам во всём нашем доме горели две свечи: одна в столовой на столе. За которым сидели мы все с матушкой и няней, другая – в девичьей.
Однако для нас, детей, самым чувстительным было не это. С особым сожалением говорили мы о сладком, которого теперь нам совсем не давали. Конечно, такие разговоры мы вели только тогда, когда матушки не было в комнате.
- Отчего у нас не делают теперь ни взбитых сливок, ни бисквИтов(16)? – спрашивали мы няню. – Ведь сливки и яйца у нас свои, а не покупные.
- А оттого, - говорила няня, - что нам с сахаром и крупчаткой экономить надо, да и некогда нам теперь с этим хороводиться. И не докучайте вы этим мамашеньке… Ради Христа, не раздражайте её…
Всё же нам кое-что иногда перепадало.
Бывало это так. Из мёда и пАтоки(17) у нас заготовляли на зиму варенье, из местных ягод делали сиропы, но часть заготовок, особенно из пАтоки, часто портилась. Каждый горшок испорченного варенья или маринада няня показывала матушке. ОтвЕдав(18) того или другого, матушка тяжело вздыхала и говорила что-нибудь в таком роде:
- Какое несчастье! Действительно никуда не годится. Что же, давай детям. И, чтобы растянуть наше удовольствие, а не потому, что мы могли заболеть от испорченной пищи, она наказывала давать нам по маленькому блюдечку. И вот по целым неделям и месяцам мы ежедневно ели пАточное и медовое варенье, прокисшее так сильно, что от него по комнате шёл запах кислятины.
То же самое было со всеми другими домашними заготовлениями: всё, что покрывалось плесенью, отдавали крепостнЫм(19), менее испорченное получали мы, дети. Радуясь этим неудачам в хозяйстве, мы, однако, непрочь были полакомиться чем-нибудь получше, особенно тем, что от нас тщательно пряталось.
С большим нетерпением ожидали мы времени, когда у нас вырЕзывали соты(20) из пчелиных ульев. Это происходило в жаркие летние дни. Мы все выбегали тогда на крыльцо. Отсюда видно было, как наш садовник, старый Мирон, шёл к пчелиным ульям. По этому случаю он был в специальном наряде.. На голове у него было надето что-то вроде грубой маски из кожи с дырками, вырезанными для глаз и рта, а на руках были длинные неуклЮжие(21) перчатки. Он держал чистенький деревянный лоток(22), на котором лежали ложка, нож и лопаточка. С крыльца мы наблюдали, как отбиваясь от пчёл, Мирон ловко и быстро справлялся со своим делом! Пчёлы рОем(23) кружились вокруг него, но перчатки и маска хорошо защищали, и Мирон никогда не бывал покусан.
Когда вырезанные сОты проносили в столовую, матушка с няней укладывали их в особые горшки. Внизу такого горшка сбоку была просверлена дырочка, которую затыкали деревянной втУлкой(24). Соты клали в горшок и ставили на высокую табуретку, а к этой табуретке подставляли другую, пониже, с обыкновенным пустым горшком без дырки. Затем из верхнего горшка вынимали втУлку, и чистый мёд стекал вниз, во второй горшок. Эта операция происходила в праздники, то есть тогда, когда матушка бывала дома. Когда же она ухлдила, столовая сейчас же закрывалась на ключ.
Однако нас это нисколько не смущАло(25). Подкараулив(26), когда матушка уходила из дому, наш кадЕт(27)( так называли мы Андрюшу, учившегося в корпусе и проводившего у нас только летние каникулы) открывал из палисАдника(28) окно столовой и без труда влезал через него в запертую комнату. Остальные, затаив дыхание, следили за каждым его движением. Убедившись, что ниоткуда не грозит опасность, Андрюша подавал нам знак, и мы один за другим быстро оказывались в закрытой столовой. Меня, как самую маленькую, поднимали дружно на руках. Мы сразу же бросались к горшкам и подставляли под текущий мёд свои ладони. Облизав руки, мы снова и снова совали их под сладкую струю.
Не найдя нас в саду и не слыша в комнатах наших голосов, няня догадывалась о нашей проделке. Боясь, как бы об этом не узнала матушка, она подбегала к окну и звала нас испуганным шёпотом: «Мамашенька идёт… Вот ужо всё ей расскажу». Мы в ужасе выскакивали из окна. Няни, конечно, никто из нас не боялся. Но матушка внушала страх всем. Убедившись, что матушки не видно, мы сразу успокаивались. Няня же вся тряслась от страха за нас.
- Экий ты озорнИк(29), Андрюша, - накидывалась она на брата, - перекрещусь, когда в корпус уедешь! Хорошему сестёр-братьев обучаешь… Что если кто из прислуги увидит и матушке донесёт?
…Матушка вставала с рассветом и сейчас же уходила из дому на поля. Мы с ней встречались только за обедом.
Друг за другом подходили мы целовать ей руку. При этом она торопливо здоровалась с нами и всегда спрашивала одно и тоже:
- Ну, что, здорОва? Нагулялась?
Нередко она задавала вопрос и в дождливый, пасмурный день, когда мы не могли выйти из дому. Но матушка не замечала этого. Не замечала она и того, что мы часто отвечали на эти вопросы молчанием и бросали на неё угрюмые(30) взгляды. Матушка вся ушла в новое для неё дело. Хозяйство заслонило все другие заботы, и она ни о чём другом не успевала думать.
Когда наступало время обеда или ужина, няня выбегала на крыльцо и громко сзывала всех к столу. За стол у нас принято было садиться в строго определённый час. Если кто из нас опаздывал и являлся ко второму или третьему блюду, он ел его вместе с другими, но пропущенных блюд ему уже не подавали.
Впрочем, мы не очень боялись пропустить какое-нибудь блюдо. Когда вставали из-за стола, няня тихонько дёргала опоздавшего, и тот сразу отправлялся за ней в кладовую или боковушку. Тут нередко после ягод с молоком мы ели холодные щи или борщ. Опоздавший получал в прибавку пару яиц и кусок ветчины, потому что няня всегда боялась, как бы кто-нибудь из нас не остался голодным. Чаще всего опоздавшими оказывались мои братья.
…Если мои братья не сидели никогда дома, то мы, девочки, почти не выходили из него. Я ни на шаг не отставала от няни. Старшая сестра Нюта постоянно вышивала оборочки и воротнички, переснимала разные рисунки, составляла узоры для рукоделий, забегАла в кухню постряпать какое-нибудь кушанье или возилась в саду и палисаднике, сажая цветы, окапывая кусты. Сестра Саша, не поднимая головы, сидела за книгами.
Пояснения
1 – флигель - отдельный дом во дворе усадьбы для прислуги и гостей.
2 – гувернАнтка – воспитательница детей (бонна), чаще из иностранок. 3 – докучАть – надоедать.
4 – розги - тонкие, гибкие прутья для наказаний.
5 – гОрничная – работница по уборке комнат.
6 – лакЕй – слуга.
7 – кУчер – человек, управляющий лошадьми на выезде.
8 – брюква – овощ с крупным сладким корнем.
9 – рЕпа – слащавый овощ с меньшим, чем у брюквы съедобным корнем.
10 – невзрАчная – непривлекательная, некрасивая.
11 – хлам – ненужные, бесполезные вещи.
12 – мамка – кормилица ребёнка хозяев, воспитательница и слуга.
13 – няня – женщина по уходу за детьми хозяев.
14 – повЕрье – суеверное убеждение, вера в легенду, в предание.
15 – плИнтус – планка, закрывающая щель между полом и стеною.
16 – бисквИты – сдобное печенье.
17 – пАтока – густо, сладкое вещество, получаемое хозяйками из крахмала.
18 – ОтвЕдать – попробовать, узнать.
19 - крепостнЫе – личные, собственные крестьяне помещика до 1861 года.
20 – сОты – шестиугольные ячЕйки, углубления из воска, которые делают пчёлы для сбора мёда и кладки яиц.
21 – неуклЮжие перчатки – неудобные, не гибкие.
22 – лотОк – деревянный жёлоб для стОка мёда.
23 – рой – многочисленная семья пчёл с маткой (главной пчелой) во главе.
24 – втУлка – здесь имеется ввиду пробка.
25 – «нас…не смущало» - здесь означает: не останавливало.
26 – подкараулить – подстеречь, выследить.
27 – кадЕт – воспитанник военно-учебного заведения, кадетского корпуса. Поэтому няня и говорит так: «Когда уедешь в КОРПУС – перекрещусь».
28 – палисАдник – небольшой огороженный садик перед домом с клумбами и кустами.
29 – озорнИк – шалун.
30 – «»грюмые взгляды» - мрачные, неприветливые.
Прочитав главу «По-новому», вы, ребята, поняли, что эта семья дворян «беднее» семьи, в которой растёт Тёма. Сравните эти семьи и ответьте на вопросы:
1. Что общего в этих дворянских семьях?
2. Чем отличаются друг от друга эти семьи?
3. Кто из героев (мальчиков или девочек) вам понравился? Почему? За что?
4. Что нового для себя вы узнали, прочитав эти два отрывка?
День девятый
…Так уж случилось, что у папы было много дел, и он не мог беседовать с детьми до конца недели. Не то, чтобы он не разговаривал с детьми по вечерам, а просто не было времени на длительную беседу или рассказ. Папа писал, делал выписки из книг, что-то просматривал и читал – был занят.
За ужином, перед сном ребятам удавалось задать один-два вопроса, и, самое главное, удавалось получить ответ.
- А почему папа Тёмы так больно бил Тёму?
Потому что был жесток. Потому что и его так воспитывали: наказывали, били. А кроме того, Танечка, вспомни, что написано было в «Домострое»: «…страхом спасать…, разобравшись, поколотить; казня его тело, душу его избавляешь от смерти; наказывай детей в юности – упокОят тебя в старости твоей». И церковь учила держать детей в страхе божьем. В страхе! Слушать старших; а кто старший в семействе? Отец! Отец ребёнку – и царь и бог.
- А почему у дворян были няни? – спрашивал Серёжа.
- Чем богаче были дворяне, тем больше их домашняя жизнь была похожа на жизнь бояр: были и няньки, и мамки (кормилицы), и дядьки, и слуги разных назначений. Чем беднее были дворяне, тем меньше слуг. И няни выполняли работу не только ухода за детьми, но и распорядительницы в доме.
Дети прочитали не одну главу из книги Е. Водовозовой, а больше. Серёжа предпочитал читать «Детство Тёмы», а Таня хотела слушать повесть Е. Водовозовой. Ребята ссорились, мама их мирила. Но вопросы папе задавали и Таня и Серёжа.
Наконец-то в пятницу вечер у папы оказался свободным. А впереди ещё два выходных дня! По этому случаю папа купил торт, которому все обрадовались, особенно Таня: её любимый торт.
После ужина папа сказал:
- Я весь ваш – терзайте.
- У меня утюг не греет, - заявила мама.
- Ты нам будешь рассказывать, - высказалась Таня.
- А я погуляю, - сделал свой выбор Серёжа.
- Да ты что! – возмутилась Таня. – Папа будет рассказывать, а ты…
- Пусть идёт, - решила мама. - Подмёрзло, снежок. Пусть шайбу погоняют. А папа будет ремонтировать утюг.
- А я? – обиделась Таня.
- Мне гладить бельё надо. Если папа сможет, то пусть ремонтирует и рассказывает. Не сможет – рассказ после ремонта, - распорядилась мама.
- Сява хор-роший, - решил попугай.
Папа принялся за ремонт.
- Кто дворянам ремонтировал утюги? – спросила Таня.
- Тогда ещё не было электрических утюгов. Были другие: большие, с углями внутри. Сверху была металлическая крышка с деревянной ручкой. Крышку открывали, насыпАли внутрь тлеющих углей, закрывали и угли нагревали утюг. Он раскалялся и им гладили. Это была маленькая ручная печка.
Папа принялся за ремонт утюга.
- Ну, а кто же ремонтировал такие утюги? – не унималась Таня.
- Кто-то из слуг. А может быть – кузнец. Или ещё какой мастеровой человек. Вообще любую чёрную или тяжёлую физическую работу дворяне, хозяева, никогда не делали. Эта работа была для более низкого сословия, работа для «чёрных людей». А себя дворяне называли: «белая кость» или «голубая кровь». Они были избранными, особыми. Они служили царю, а им служили другие люди. Поэтому дворяне и детей своих воспитывали как особых детей.
- А как?
- А вот пример: Сергей Тимофеевич Аксаков, внук Степана Михайловича Багрова, вспоминает. Когда он был маленьким, то ему однажды представилась страшная картина: отец и мать умирают, а его и его братьев и сестёр наказывают. Как? А вот так: одевают в крестьянскую одежду и ссылают на кухню, к дворовым слугам! Ужас! И он говорит, что это было страшно. Или другой пример. Лев Николаевич Толстой в повести о своём детстве пишет о поразившей его однажды мысли. Ехали они в экипаже, то есть в коляске, но не по территории своего поместья. И Толстой обратил внимание, что никто из встречных с ними не здоровается и даже не обращает на них внимания. И он подумал: как же так? Если они на нас не работают, не заботятся о нас, то чем же они занимаются?
- А как он узнал, что эти люди на них не работают?
- Очень просто: если они не приветствуют бар, то, значит, это не их люди. Их работники и мастеровые обязательно поприветствуют своих хозяев. А раз это не их люди, то и не работают на них. Так чем же они занимаются? Раньше он думал, что все люди – это их слуги. Ох, ты! Гаечка упола. Таня, поищи.
Таня нашла гаечку, подала папе.
- Спасибо. Именно потому, что дворяне – особые люди, детей их, даже самых маленьких, слуги называли на «вы».
- Да, я вспомнила! Тёму служанка называет: Артёмий Николаевич.
- Совершенно верно. А няня в повести Е. Водовозовой тоже называет детей на «вы». Семья – «бедная» - а всё равно на «вы». Во многих дворянских семьях во время обеда за спиной своих воспитанников стояли няни и дядьки. Прислуживали. Отец или мать не звали к себе на беседу сына или дочь сами, напрямую, например: «Тёма, зайди ко мне, поговорим», а посылали слуг: «Пошлите ко мне Артемия Николаевича». Или – Татьяну Александровну.
Таня улыбнулась. Папу звали Александром. А Таня, значит, Татьяна Александровна.
- Что-то Серёжи долго нет. – Мама вошла и посмотрела на результат папиных стараний. – Скоро?
- Сейчас, сейчас! Последний болтик. Заигрался, наверное, Серёжа.
- Ругать будешь? – со значением спросила Таня у мамы.
- А что?
- Ничего… А пусть папа его накажет. Как Тёму, - вдруг предложила Таня.
- Татьяна! – изумился папа и уронил последний болтик. –Какая ты, однако, кровожадная!
- Я пошутила, - смутилась Таня.
- Вот так, как Тёму, дворянских детей наказывали крайне редко. Чаще – упрекали, стыдили. Требовали извинений за недостойное дворянина поведение. Иногда лишали сладкого – это для детей было суровым наказанием. А уж если в угол пустой комнаты ставили – считалось совсем плохо. Были и экзотические, редкие наказания.
Таня нашла болтик и папа завернул его.
- Какие? – спросила Таня.
- Брали любого ребёнка из дворни – мальчика – сына кухарки, конюха или прачки и приказывали слуге выпороть его в присутствии барчука. Мальчик плакал, орал, а барчук «мучился», «страдал». Так в назидание ему избивали невинного.
- Дикость какая-то, - сказала мама.
Папа включил утюг.
- Конечно. У многих помещиков были дикие нравы. Получай, - сказал папа маме и выключил утюг.
…Мама выгладила бельё. Серёжа давно вернулся. А Таня, почистив клетку Сявы, поводила урок разговорной речи: «Сява дворянин, Сява однодворец».
После обычных процедур подготовки ко сну мама разрешила Тане и Серёже послушать папу не в детской, как обычно, а в большой комнате. «В гостиной», - сказала мама.
- Перед сном, обычно, няня рассказывала детям сказки, истории всякие или легенды. Я вам – вместо няни, - сказал папа. И хочу вам прочитать главу из повести Льва Николаевича Толстого о няне. Повесть называется «Детство. Отрочество. Юность». Родители дворянских детей запрещали своим чадам играть с детьми крестьян и слуг. Ведь дворянские дети – особые дети. И не дай бог, чтобы у них появились манеры и привычки простолюдинов. И только няни, женщины из простого народа, связывали детей дворян со своим народом, рассказывая барчукам об обычаях, обрядах и поверьях русского народа. Я не помню ни одного известного мне писателя, композитора или художника, кто бы написал что-то нелестное, плохое о своей няне. Пушкин благодарил свою няню Арину Родионовну за то, что она привила ему любовь к сказкам. Аксаков никогда бы не написал свою сказку «Аленький цветочек», если бы подобную сказку не рассказала ему его няня. Няню иногда больше любили, чем родную мать.
Итак, я читаю вам отрывок из повести льва Николаевича Толстого, который называется «Наталья САвишна».
Наталья Савишна
«В половине прошлого столетия по дворам села Хабаровки бегала в затрапЕзном платье босоногая, но весёлая, толстая и краснощёкая девка Наташка. По заслугам и просьбе отца её, кларнетиста Саввы, дед мой взял её вверх – находиться в числе женской прислуги бабушки. Горничная Наташка отличалась в этой должности кротостью нрава и усердием. Когда родилась матушка и понадобилась няня, эту обязанность возложили на Наташку. И на этом новом пОприще она заслужила похвалы и награды за свою деятельность, верность и привязанность к молодой госпоже. Но напудренная голова и чулки с пряжками молодого бойкого официанта Фоки, имевшего по службе частые сношения с Натальей, пленили её грубое, но любящее сердце. Она даже сама решилась идти к дедушке просить позволения выйти за Фоку замуж».
- Пап, пап, - перебила Таня, - а почему служанка должна была спрашивать разрешения, чтобы выйти замуж?
- Потому что она была крепостнАя, - вдруг сказал Серёжа.
- Молодец, Серёга! – удивился папа. – Крепостной человек – мужчина или женщина, мальчик или девочка – были личной собственностью помещика. Как мебель, карета, лошади, собаки. А как вещи могут решать: где им быть и что делать? Помещик мог продать крепостного, обменять на что-либо, не спрашивая его желания. Он мог разлучить с семьёй, женить или выдать замуж за кого угодно. Поэтому Наталья и спрашивала разрешения у своего хозяина-помещика.
- Крепостные крестьяне – рабы? – снова спросила Таня.
- Да, пожалуй, так. Жили, как рабы.
- Сегодня учительница сказала Юрке Куликову: «Ты что в таком затрапЕзном виде в класс явился?» - снова неожиданно заговорил Серёжа. – И Наталья, когда была девчонкой, бегала в затрапЕзном платье. В «затрапЕзном» - значит, в плохом, в грязном?
_ Сегодня это слово имеет именно такое значение: неряшливый, неаккуратный. А во второй половине XVIII века «затрапЕзной» называли дешёвую хлопчатобумажную ткань, выпускаемую на фабрике московского купца Затрапезникова. Чаще всего из этой ткани шили себе платья люди бедные, простолюдины.
- Читай дальше, - попросил отца Серёжа.
- Хорошо. Пошла, значит, Наталья просить разрешения у барина.
«Дедушка принял её желание за неблагодарность, прогневался и сослал бедную Наталью за наказание на скотный двор в степную деревню».
- Надо полагать, - пояснил папа, - что барин сослал Наталью в своё поместье ухаживать за скотом. То есть: из города – в деревню.
«Через шесть месяцев, однако, так как никто не мог заменить Наталью, она была возвращено в двор (то есть – в городской барский дом) и в прежнюю должность. Возвратившись в затрапЕзке из изгнания, она явилась к дедушке, упала ему в ноги и просила возвратить ей милость, ласку и забыть ту дурь, которая на неё нашла было и которая, она клялась, уже больше не возвратится. И действительно, она сдержала своё слово.
С тех пор Наташка сделалась Натальей Савишной и надела чепец: весь запас любви, который в ней хранился она перенесла на барышню свою».
- ЧепЕц – понятно, что такое? – спросил папа.
- Шапочка такая, - быстро ответила Таня.
- Верно. Но здесь важно другое. На Руси девушки ходили без головного убора. Волосы были открытыми, заплетенными в одну косу. Замужней же женщине простоволОсой, то есть с непокрытой головой, ходить было позорно. И если Наталья надела чепЕц, то это означало, что она теперь замУжняя женщина и никаких попыток выйти замуж делать не будет. То есть: за Фоку замуж, или за кого-либо другого, она уже не пойдёт.
«Когда подле матушки заменила её гувернантка, она получила ключи от кладовой, и ей на руки сданы были бельё и вся провизия. Новые обязанности эти она исполняла с прежним усердием и любовью. Она вся жила в барском добре, во всём видела трАту, порчу, расхищение и всеми средствами старалась противодействовать.
Когда мамАн (мать) вышла замуж, желая чем-нибудь отблагодарить Наталью Савишну за её двадцатилетние труды и привязанность, она позвала её к себе и, выразив в самых лестных словах всю свою к ней признательность и любовь, вручила ей лист гЕрбовой бумаги, на которой была написана вОльная Наталье Савишне, и сказала, что, несмотря на то, будет ли она или нет продолжать служить в нашем доме, она всегда будет получать ежегодную пенсию в триста рублей».
- Здесь требуется кое-что пояснить, - остановился папа. «Гербовая бумага» - это бумага с изображением государственного гЕрба. Важные документы писались только на гЕрбовой бумаге. И «вольная» - тоже. «Вольная» - это документ, по которому крепостного отпускали на волю. Он из вещи превращался в человека и мог сам распорядиться своей судьбой. Редко кому помещики давали вольную. И Наталья Савишна заслужила эту свободу. Да ещё и пенсию. Триста рублей – это были большие деньги по тем временам. Послушайте, что сделала Наталья Савишна.
«Наталья Савишна молча выслушала всё это, потом, взяв в руки документ, злобно взглянула на него, пробормотала что-то сквозь зубы и выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Не понимая причины такого столь странного поступка, мамАн (мать) немного погодя вошла в комнату Натальи Савишны. Она сидела с заплаканными глазами на сундуке, перебирая пальцами носовой платок, и пристально (в упор, не отводя глаз) смотрела на валявшиеся на полу перед ней клочки изорванной вольной.
- Что с вами, голубушка Наталья Савишна? – спросила мамАн (мать), взяв её за руку.
- Ничего, матушка, - отвечала она, - должно быть я вам чем-то противна, что вы меня со двора гоните… Что ж, я пойду.
Она вырвала свою руку и, едва удерживаясь от слёз, хотела уйти из комнаты. МамАн (мать) удержала её, обняла и они обе расплакались.
С тех пор, как я себя помню, помню я и Наталью Савишну, её любовь и ласки; но теперь только умею ценить их, - тогда же мне и в голову не приходило, какое редкое, чудесное создание была эта старушка. Она не только никогда не говорила, но и не думала, кажется, о себе: вся жижнь её была любовь и самопожертвование (жертвовать собой ради кого-то или чего-то). Я так привык к её бескорыстной (с отсутствием выгоды) нежной любви к нам, что и не воображал, чтобы это могло быть иначе, нисколько не был благодарен ей и никогда не задавал себе вопросов: а что, счастлива ли она? Довольна ли?
Бывало под предлогом необходимой надобности, прибежишь от урока в её комнатку, усядешься и начинаешь мечтать вслух, нисколько не стесняясь её присутствием. Всегда она бывала чем-нибудь занята: или вязала чулок, или рылась в сундуках, которыми была наполнена её комната, или записывала бельё и, слушая всякий вздор, который я говорил, «как, когда я буду генералом, я женюсь на чудесной красавице, куплю себе рыжую лошадь, построю стеклянный дом и выпишу родных Карла Ивановича из Саксонии» и т. д., она приговаривала: Да, мой батюшка, да».
- Карл Иванович, немец, учитель мальчика. Родина Карла Ивановича Саксония, область в Германии. «Выписать родных» - значит, вызвать их из Германии.
«Обыкновенно, когда я вставал и собирался уходить, она отворяла голубой сундук. На крышке которого снутри – как теперь помню – были наклеены крашенное изображение какого-то гусара, картинка с помадной баночки и рисунок Володи (брат Льва Николаевича), - вынимала из этого сундука куренье, зажигала его и, помахивая, говорила:
- Это, батюшка, ещё очАковское курение. Когда ваш покойный дедушка – царство небесное – под тУрку ходили, так оттуда ещё привезли. Вот уже последний кусочек остался, - прибавляла она со вздохом.
- Няня, что – курила? – удивилась Таня.
- Нет, конечно! Она говорит не о табаке. Есть такие вещества, которые при зажигании кУрятся, выделяют ароматный дым.
«В сундуках, которыми была наполнена её комната, было решительно всё. Чтобы не понадобилось, обыкновенно говаривали: «Надо спросить у Натальи Савишны», - и действительно, порывшись немного, она находила требуемый предмет и говаривала: «Вот и хорошо, что припрятала». В сундуках этих были тысячи таких предметов, о которых никто в доме, кроме неё не знал и не заботился.
Один раз я на неё рассердился. Вот как это было. За обедом, наливая себе квасу, я уронил графин и разлил скатерть.
- Позовите-ка Наталью Савишну, чтобы она порадовалась на своего любимчика, - сказала мамАн (мать).
Наталья Савишна вошла и, увидев лужу, которую я сделал, покачала головой; потом мамАн (мать) сказала ей что-то на ухо, и она, погрозившись на меня, вышла.
После обеда я, в самом хорошем расположении духа, припрыгивая, отправился в залу, как вдруг из-за двери выскочила Наталья Савишна с скатертью в руке. Поймала меня и, несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны. Начала тереть меня мокрым по лицу, приговаривая: «Не пачкай скатертей, не пачкай скатертей!» Меня так это обидело, что я разревелся от злости.
«Как! – говорил я сам себе, прохаживаясь по зале и захлёбываясь от слёз. – Наталья Савишна, просто Наталья, говорит мне «ты», и ещё бьёт меня по лицу мокрой скатертью, как дворОвого мальчишку. Нет, это ужасно!»
Когда Наталья Савишна увидала, что я распустила слюни (расплакался), она тотчас же убежала, а я, продолжая прохаживаться, рассуждал о том, как бы оплатить дерзкой Наталье за нанесённое мне оскорбление.
Через несколько минут Наталья Савишна вернулась, робко подошла ко мне и начала увещевать (уговаривать, убеждать):
- Полноте, мой батюшка, не плачьте…простите меня дуру…я виновата…уж вы меня простите, мой голубчик…вот вам. Она вынула из-под платка корнЕт (музыкальный инструмент), сделанный из красной бумаги, в котором были две карамельки и одна винная ягода, и дрожащей рукой подала его мне. У меня не доставало сил взглянуть в лицо доброй старушке; я, отвернувшись, принял подарок, и слёзы потекли ещё обильнее, но уже не от злости, а от любви и стыда».
Папа закрыл книгу.
- В книге писательницы Водовозовой – такая же няня, - сказала Таня.
А Серёжа спросил:
- Триста рублей – это сколько? Ну, что можно было купить на них?
- Я точно не знаю. – Папа задумался. – Где-то я читал, как один маленький чиновник хотел выиграть по лотерейному билету сто рублей. При этом он рассуждал так: «Приду домой и скажу матери и сестре: «Всё, хватит работать: вот вам сто рублей – живите в своё удовольствие». Значит, сто рублей – много. А уж триста… Обед в те времена стоил пятнадцать копеек. Так что считайте.
- А почему мальчик называет свою маму «мамАн», - спросила Таня.
- Не мальчик, а Лев Николаевич.
- Ну, да. Но он же был маленьким.
- Хорошо, хорошо. В дворянских семьях в XIX веке было принято называть отца и мать на французский манер: папА, мамАн – с ударением на втором слоге.
- Он же немецкий учил, - вспомнила Таня. – И учитель у него немец.
- Дворяне знали по нескольку языков. Кстати, сам Лев Николаевич Толстой владел четырьмя или пятью иностранными языками. Языкам их учили гувернёры, затем - в гимназии, в университете. Но общепринятым языком общения был французский.
- А почему они в школу не ходили? Не было школ? – спросила Таня.
Школы в XIX были. Мало, но были: начальные земские школы, частные. Там дети обучались чтению, письму и арифметике. Там обучались дети из народа а так же дети купцов. Дворянским детям учиться в этих школах считалось зазорным. Поэтому дворяне нанимали домашних учителей. Или обучали сами. Как мать Лизы из повести Е. Водовозовой «История одного детства». Вы же читаете эту повесть?
- Да, - сказала Таня. – Только Серёжа не хочет мне её читать. Он читает «Детство Тёмы».
- Давайте сделаем так: Серёжа для себя читает «Детство Тёмы», а для тебя – «Историю одного детства».
- Да?! – Возмутился Серёжа. – Сколько читать! Пусть сама читает!
- Пусть, - согласился папа. – Понемногу, по чуть-чуть, но сама. А мы тоже будем читать тебе, Таня, - решил папа. – Хочешь узнать историю девочки – потрудись, почитай. Давайте ещё немного о дворянах и на сегодня хватит. Дворянских детей принимали в гимназию после начального обучения. Но не всех, а тех, кто сдавал экзамен по чтению, арифметике и чтению и переводу на одном из иностранных языков. После гимназии они поступали в какой-нибудь университет.
- Пап, если у каждого дворянина были крепостные, то, значит, дворян было мало? – неожиданно спросил Серёжа.
- Ай, да Серёжа! Ай, да молодец! В России в середине XIX века было примерно 65 – 68 миллионов человек. В два раза меньше, чем сейчас в России. А дворян было двести пятьдесят тысяч: от престарелых бабушек-дворянок до младенцев-дворян – всех. Один дворянин примерно на 270 жителей России. Дворянство было привилегирОванным, особым сословием в России. Им были открыты все двери: в гимназии, лицеи, университеты. В то время, как детей крестьян, рабочих и ремесленников туда не принимали. За редким исключением.
Всё, друзья, на сегодня. А теперь – спать.
1. Ребята, что нового для себя вы узнали о жизни дворянских детей?
2. Почему дворянским детям запрещалось играть и общаться с детьми
дворОвыми и крестьянскими?
3. Как вы поняли: в чём особенность дворянских детей?
4. Почему дворянские дети любили своих нянь?
5. Семья, которой служила Наталья Савишна, была «богатой» дворянской
Семьёй, или «бедной»? Как вы это определили?
О том, что дворянские дети учились в гимназиях, вы узнали из рассказа папы. А о порядках в гимназии вы узнаете, если прочтёте ещё один отрывок из повести Н.Г. Гарина-Михайловского «Детство ТёмЫ».
В гимназии
Когда Тёма появился первый раз в классе, занятия были уже в полном разгаре.
Тёму проводили из дому с большим почётом. Приехавший батюшка (священник) отслужил молебен. Мать торжественно перекрестила его с надлежащими наставлениями новеньким образкОм (маленькая икона), который и повесили уму на шею. Он перецеловался со всеми, как будто уезжал на несколько лет. Серёжику он обещал принести из гимназии лошадку. Мать, стоя на крыльце, последний раз перекрестила отъезжавших отца и сына. Отец сам вёз Тему, чтобы сдать его с рук на руки гимназическому начальству. На кОзлах (место для извозчика) сидел Еремей, больше, чем когда-либо торжесивенный. Сам ГнедкО(кличка лошади) вёз Тёму. В воротах стоял Иоська и сиротливо улыбался своему товарищу. Из наёмного(1) двора высыпала вся ватАга(2) ребятишек, с разинутыми ртами провожавшая своего члена ватАги. В открытие ворота мелькнул наёмный двор, всевозможные кучи, вросшие в землю избушки, чуть блеснула стена старого кладбища. Вспомнилось прошлое, мелькнуло сознание, что всё это уже назади, как ножом отрезано… Что-то сжало горло Тёмы, но он покосился на отца и удержался. ДорОгой отец говорил Тёме о том, что ждёт его в гимназии, о товариществе, как в его время преследовали Ябед(3) – накрывали шинелями и били.
Тёма слушал знакомые рассказы и чувствовал, что он будет надёжным хранителем товарищеской чести. В его голове рисовались целые картины геройских подвигов.
У дверей класса Тёма поцеловался последний раз с отцом и остался один. Сердце его немного дрогнуло при виде большого класса, набитого массой детских фигур. Одни на него смотрели с любопытством, другие насмешливо, но все равнодушно и безучастно; их было слишком много, чтобы интересоваться Тёмой.
Вошёл Иван Иванович, высокий чёрный надзиратель, совсем молодой ещё, конфУзливый(4) и крикнул:
- Господа, есть ещё место?
На каждой скамейке сидело по четыре человека. Свободное место оказалось на последней скамейке.
- Ну, вот и садись, - проговорил Иван Иванович и, постояв ещё мгновение, вышел из класса.
Тёма пошёл, скрепя сердце, на последнюю скамейку. Из рассказов отца он знал, что там сидят самые лентяи, но делать было нечего.
- Сюда! – строго скомандовал высокий, плотный, краснощёкий мальчик лет четырнадцати.
Тёму поразил этот верзила, составлявший контраст со всеми остальными ребятишками.
- Полезай! – скомандовал Вахнов и довольно бесцеремОнно (5) толкнул Тёму между собой и маленьким чёрным гимназистом, точно шапкой покрытым мохнатыми нечесаными волосами.
Из-под этих волос на Тёму сверкнула пара косых чёрных глаз и снова куда-то скрылась.
Несколько человек бесцеремонно подошли к соседним скамьям и смотрели на кофузившегося, не знавшего куда девать свои руки и ноги Тёму. Из них особенно впился в Тёму белобрысый(6) некрасивый гимназист Корнев, с заплывшими небольшими глазами, как-то в упор, пренебрежИтельно(7) и недружелюбно осматривая егшо. Вахнов, облокотившись локтем на скамейку, подперев щеку рукой, тоже осматривал Тёму сбоку с каким-то бессмысленным любопытством.
- Как твоя фамилия? – спросил он наконец у Тёмы.
- Карташёв.
- Как? Рубль нашёл? – переспросил Вахнов.
- Очень остроумно! – едко проговорил белобрысый гимназист и, пренебрежительно отвернувшись, пошёл на своё место.
- Это – сволочь! – шепнул Вахнов на ухо Тёме.
- Ябеда? – спросил тоже на ухо Тёма.
Вахнов кивнул головой.
- Его били под шинелями? – спросил опять Тёма.
- Нет ещё, тебя дожидались, - как-то загадочно проговорил Вахнов.
Тёма посмотрел на Вахнова.
Вахнов молча, сосредоточенно поднял вверх палец.
Вошёл учитель географии, жёлтый, расстроенный. Он как-то устало, небрежно сел и раздражённо начал перекличку. Он то и дело харкал и плевался вовсе стороны. Когда дошло до фамилии Карташёва, Тёма, по примеру других, сказал:
- Есть.
Учитель остановился, подумал и спросил:
- Где?
- Встань! - Толкнул его Вахнов. Тёма встал.
- Где вы там? – лерегнулся учитель и чуть не крикнул: - Да подите сюда! Прячется где-то…ищи его.
Тёма выбрался, получив от Вахнова пинка, и стал перед учителем.
Учитель смерил глазами Тёму и сказал:
- Вы что же? Ничего не знаете из пройденного?
- Я был болен, - ответил Тёма.
- Что же мне-то прикажите делать? С вами отдельно начинать сначала, а остальные пусть ждут?
Тёма ничего не ответил. Учитель раздражённо проговорил:
- Ну, так вот что, как вам угодно: если через неделю вы не будете знать всего пройденного, я вам начну ставить единицы до тех пор, пока вы не нагоните. Понятно?
- Понятно, - ответил Тёма.
- Ну, и ступайте.
- Ничего, - шептал успокоительно Вахнов. – Уже без того не обойдётся, всё равно, чтобы не застрять на второй год. Ты знаешь, сколько я лет уже высидел?
- Нет.
- Угадай!
- Больше двух лет, кажется, нельзя.
- Три. Это только для меня, потому что я сын севастопольского героя.
Следующий урок был рисование. Тёме дали карандаш и бумагу.
Тёма начал выводить с модели какой-то нос, но у него не было никаких способностей к рисованию. Выходило что-то совсем несообрАзное(8).
- Ты совсем не умеешь рисовать? – спросил Вахнов.
- Не умею, - ответил Тёма.
- Сотри! Я тебе нарисую.
Тёма стёр. Вахнов в несколько штрихов красиво нарисовал ему большой, выпуклый, с шишкой нос.
- Разве он похож на этот нос? – спросил огорчённо Тёма, сравнивая его с моделью рИмского(9) носа.
- Ну, вот глупости, ты можешь рисовать всякий, какой захочешь… Лишь бы был нос, Ну, скажешь, что у дяди твоего такой нос…вот и всё. Это всё глупости, а вот хочешь, я покажу тебе фокус, только крепче держи. Вахнов сунул в руку Тёме какой-то продолговатый предмет.
- Крепко держи!
- Ты что-нибудь сделаешь?
- Ну вот… только держи…крепче! – И Вахнов с силой дёрнул шнурок.
В то же мгновение Тёма с пронзительным криком, уколотый двумя высунувшимися иголками, хватил со всего размаха Вахнова по лицу.
Учитель встал со своего места и пошёл к Тёме.
Только выдай, сегодня же отделаем под шинелями, - прошептал Вахнов.
Учитель, с каким-то болезненным, прозрачным лицом, с длинными бакенбардами(10), с стеклянными глазами, подошёл и уставился на Тёму.
- Как фамилия?
- Карташёв.
- Встаньте!
Тёма встал.
- Вы что ж, в кабак сюда пришли?
Тёма молчал.
- Ваше рисование?
Тёма протянул свой нос.
- Это что же такое?
- Это моего дяди нос, - отвечал Тёма.
- Вашего дяди? – загадочно переспросил учитель. – Хорошо-с, ступайте из класса!
_ Я больше не буду, прошептал Тёма.
- Хорошо-с, ступайте из класса. – И учитель ушёл на своё место.
- Иди, это ничего, - прошептал Вахнов. – Постоишь до конца урока и придёшь назад. Молодец! Первым товарищем будешь!
Тёма вышел из класса и стал в темноте коридора у самых дверей. Немного погодя в конце коридора показалась фигура в форменном фраке(11). Фигура быстро подвигалась к Тёме.
- Вы зачем здесь? – наклоняясь к Тёме, спросил как-то неопределённо мягко господин.
Тёма увидел перед собой чёрное, с козлиной бородой лицо, большие чёрные глаза с массой тонких синих жилок вокруг них.
- Я…Учитель сказал постоять мне здесь.
- Вы шалили?
- Не…нет.
- Ваша фамилия?
- Карташёв.
- Вы маленький негодяй однако! – проговорил господин, совсем близко приближая своё лицо, таким голосом, что Тёме показалось, будто господин этот оскалил зубы. Тёма задрожал от страха. Его охватило такое же чувство ужаса, как в сарае, когда он остался с глазу на глаз с Абрумкой.
- За что Карташёв выслан из класса? – спросил он, распахнув дверь.
При появлении господина весь класс шумно встал и вытянулся в струнку.
- Дерётся, - проговорил учитель. – Я дал ему модель носа, а он вот что нарисовал и говорит, что это нос его дяди.
Светлый класс, масса народу успокоили Тёму. Он понял, что сделался жертвой Вахнова, понял, что необходимо объясниться, но, на своё несчастье, он вспомнил и наставление отца о товарищистве. Ему показалось особенно удобным именно теперь, перед всем классом, заявить, так сказать, себя сразу, и он заговорил взволнованным, но уверенным и убеждённым голосом:
- Я, конечно, никогда не выдам товарищей, но я всё-таки могу сказать, что я ни в чём не виноват, потому что меня очень нехорошо обманули и ска…
- Молчать!! – заревел благим матом(12) господин в форменном фраке. – Негодный мальчишка!
Тёме, не привыкшему к гимназической дисциплине, пришла другая несчастная мысль в голову.
- Позвольте… - заговорил он дрожащим, растерянным голосом, - вы разве смеете на меня так кричать и ругать меня?
- Вон!! – заревел господин во фраке и, схватив за руку Тёму, потащил за собой по коридору.
- Постойте…- упирался сбившийся окончательно с толку Тёма. – Я не хочу с вами идти…Постойте…
Но господин продолжал волочить Тёму. Дотащив его до дежурной, господин обратился к выскочившему надзирателю и проговорил, задыхаясь
от бешенства:
- Везите этого дерзкого сорванца домой и скажите, что он исключён из гимназии.
Пояснения
1 – наёмный двор – двор или часть двора, которая за определённую плату
сдавалась в наём. Наниматели там строили жильё. Отец Тёмы сдавал
часть своего двора в наём, и с детьми с этого наёмного двора Тёма был
знаком.
2 – ватАга – шумная группа, толпа.
3 – Ябеда – доносчик, клеветник.
4 – конфУзливый – человек, который смущается, стесняется.
5 – бесцеремОнно – грубо, нахально.
6 – белобрЫсый – человек со светлыми волосами, бровями и ресницами.
7 – пренебрежИтельно – высокомерно, неуважительно.
8 – несообрАзное – лишенное здравого смысла.
9 – модель римского носа – скульптурное изображение прямого носа.
10 – бакенбАрды – волосы, растущие от висков вниз по щекам.
11 – фрак – двубортная длинная одежда (чаще для мужчин), у которой
передние пОлы, от талии к низу, удалены, отрезаны.
12 – благим матом – очень громко, изо всех сил несдержанно кричать.
Ребята! Давайте не будем ждать с вами, когда папа прочитает или расскажет Тане с Серёжей что-то новое. Попробуем их опередить.
Вы знаете, что дворянским детям запрещалось играть и общаться с дворовыми детьми. Но барчукам иногда было скучно и им хотелось поиграть с дворовыми детьми, послушать их страшные рассказы – пообщаться. И они, барчуки, тайком от родителей и нянь сбегали к дворовым или крестьянским детям поиграть в их игры.
Как это происходило? Вы узнаете, когда прочтёте отрывок из повести Алексея Николаевича Толстого (обратите внимание: не Льва Николаевича Толстого, а - Алексея Николаевича; они не родственники, а однофамильцы). Это тот самый А.Н. Толстой, который написал всем вам известную сказку «Приключения Буратино».
Но сейчас вам предлагается прочитать отрывок из повести «Детство Никиты». Отрывок называется «У колодца»
У колодца
Посредине двора, у колодца, где снег вокруг был жёлтый, обледенелый и истоптанный, Никита нашёл Мишку Коряшонка. Мишка сидел на краю колодца и макал в воду кончик голИцы – кожаной рукавицы, надетой на руку. Никита спросил, зачем он это делает. Мишка Коряшонок ответил:
- Все кончанские голИцы макают и мы теперь будем макать. Она зажОхнет – страсть ловко драться. Пойдёшь на деревню-то?
- А когда?
- Вот пообедаем и пойдём. Матери ничего не говори.
- Мама отпустила, только не велела драться.
- Как не велела? А если на тебя наскОчат? Знаешь, кто на тебя наскочит, - Стёпка Карнаушкин. Он тебе даст, ты – брык.
- Ну, со Стёпкой-то я справлюсь, - сказал Никита, - я его на один мизинец пущу. – И он показал Мишке палец.
Коряшонок посмотрел, сплюнул и сказал грубым голосом:
- У Стёпки Карнаухина кулак заговОренный. На прошлой неделе он в село , в Утевку, ездил с отцом за солью, за рыбой, там ему кулак заговаривали, лопни глаза – не вру.
Никита задумался, - конечно, лучше бы совсем не ходить на деревню, но Мишка скажет – трус.
- А как же ему кулак заговаривали? – спросил он.
Мишка опять сплюнул.
- Пустое дело. Перво-наперво возьми сажи и руки вымажи и три раза скажи: «Тани-бани, что под нами, под железными столбами?» Вот тебе и всё.
Никита с большим уважением глядел на Коряшонка. На дворе в это время со скрипом отворились ворота, и оттуда плотной серой кучей выбежали овцы,- стучали копытцами, как костяшками, трясли хвостами, роняли орешки. У колодца овечье стадо сгрудилось. Блея и теснясь, овцы лезли к колоде, проламывали мордочками тонкий ледок, пили и кашляли. Баран, грязный и длинношерстный, уставился на Мишку белыми, пегими глазами, топнул ножкой, Мишка сказал ему: «Бездельник» - и баран бросился на него, но Мишка успел перескочить через колоду.
Никита и Мишка побежали по двору, смеясь и дразнясь. Баран погнался за ними, но подумал и заблЕял:
- Сааами безде-е-е-ельники.
- Когда Никиту с чёрного крыльца(2) стали кричать обедать, Мишка Коряшонок сказал:
- Смотри, не обмани, пойдём на деревню-то.
Битва
Никита и Мишка Коряшонок пошли на деревню через сад и пруд короткой дорогой. На пруду, где ветром сдуло снег со льда, Мишка на минутку задержался, вынул перочинный ножик и коробку спичек, присел и, шмыгая носом, стал долбить синий лёд в том месте, где в нём был внутри белый пузырь. Эта штука называлась «кошкой», - со дна пруда поднимались болотные газы и вмерзали в лёд пузырями. Продолбив лёд, Мишка зажёг спичку и поднёс к скважине, «кошка» вспыхнула, и надо льдом поднялся желтоватый бесшумный язык пламени.
- Смотри, никому про это не говори, - сказал Мишка, - мы на той неделе на нижний пруд пойдём кошки поджигать, я там одну знаю – огромАднеющая, целый день будет гореть.
Мальчики побежали по пруду, пробрались через поваленные жёлтые камыши на тот берег, и вошли в деревню.
В эту зиму нанесло большие снегА. Там, где ветер продувал вольно между дворами, снега было немного, но между избами поперёк улицы намело сугробов выше крыш.
Избёнку бобылЯ(3), дурачка Савоськи, завалило совсем, одна труба торчала над снегом. Мишка сказал, что третьего дня(4) Савоську всем миром выкапывали лопатами, а он, дурачок, как его завалило за ночь бураном, затопил печь, сварил пустых щей(5), поел и полез спать на печь. Так его сонного на печке и нашли, разбудили и оттаскали за виски - за глупость.
На деревне было пусто и тихо, из труб кое-где курился дымок. Невысоко, над белой равниной, над занесёнными омётами(6) и крышами, светьило мглистое солнце. Никита и Мишка дошли до избы Артамона Тюрина, страшного мужика, которого боялись все на деревне, - до того был силён и сердит, и в окошечко Никита увидел рыжую, как веник бородищу Артамона, - он сидел у стола и хлебал из деревянной чашки. В другое окошечко, приплюснув к стеклу носы, глядели три конопатых мальчика, Артамоновы сыновья: Сёмка, Лёнька и Артамошка – меньшой.
Мишка, подойдя к избе, свистнкл, Артамон обернулся, жуя большим ртом, погрозил Мишке ложкой. Трое мальчишек исчезли и сечас же появились на крыльце, подпоясывая кушакАми(7) полушубки.
Эх вы, - сказал Мишка, сдвигая шапку на ухо, - эх вы – девчонки…Дома сидите – забоялись.
- Ничего мы не боимся, - ответил один из конопатых, Сёмка.
- Тятька(8) не велит валенки трепать, - сказал Лёнька.
- Давеча(9) я ходил, кричал кончанским, они не обижаются, - сказал Артамошка-меньшой.
Мишка двинул шапку на другое ухо, хмыкнул и проговорил решительно:
- Идём дражнить(10). Мы им покажем.
Конопатые ответили: «Ладно», и все вместе полезли на большой сугроб, лежавший поперёк улицы, - отсюда за Артамоновой избой начинался другой конец деревни.
Никита думал, что на кончАнской стороне кишмЯ кишит мальчишками, но там было пусто и тихо, только две девочки, оьмотанные платками, втащили на сугроб салазки, сели в них, протянув перед собой ноги в валенках, ухватились за верёвку, завизжали и покатились через улицу мимо амбАрушки(11) и – дальше по крутому берегу на речной лёд.
Мишка, а за ним конопатые мальчики и Никита стали кричать с сугроба:
- Эй, кончАнские!
- Вот мы вас!
- Попрятались, боятся!
- Выходите, мы вас побьём!
- Выходите на одну руку, эй, кончАнские! – кричал Мишка, хлопая рукавицами.
На той стороне, на сугробе, появилось четверо кончАнских. Похлопывая, поглаживая рукавицами по бокам, поправляя шапки, они тоже начали кричать:
- Очень вас боимся!
- Сейчас испугались!
- Лягушки, лягушата, ква-ква!
С этой стороны на сугроб влезли товарищи – Алёшка, нил, Ванька Чёрные Уши, Петрушка – бобылёв племянник и ещё совсем маленький мальчик с большим животом, закутанный крест-накрест в материнский платок. С той стороны тоже прибыло мальчиков пять-шесть. Они кричали:
- Эй, вы, конопатые, идите сюда, мы вам ототрём веснушки!
- Кузнецы косоглазые, мышь подковали! – кричал с этой стороны Мишка Кряшонок.
- Лягушки, лягушата!
Набралось с обеих сторон до сорока мальчишек. Но начинать не начинали, было боязно. Кидались снегом, показывали носы. С той стороны кричали: «Лягушки, лягушата!», с этой: «Кузнецы косоглазые!». ТО и другое было обидно. Вдруг между кончАнскими появился небольшого роста, широкий курносый мальчик. Растолкал товарищей, с развальцем спустился с сугроба, подбоченился и крикнул:
- Лягушата, выходи, один на один!
Это и был Стёпка Карнаушкин с заговОренным кулаком.
КончАнские кидали кверху шапки, свистели пронзительно. На этой стороне мальчишки притихли. Никита оглянулся. Конопатые стояли насУпясь(12). Алёшка и Ванька Чёрные Уши подались назад, маленький мальчик в мамином платке таращил на Карнаушкина круглые глаза, готовился дать рёву(13), Мищка Коряшонок ворчал, оттягивая кушак под живот:
- Не таких укладывл, тоже – нЕвидаль. Начинать неохота, а то – рассержусь, я ему так дам – шапка на две сажени взовьётся.
Стёпка Карнаушкин, видя, что никто не хочет с ним биться, махнул рукавицей своим:
- Вали, ребята!
И кончАнские с криком и свистом посыпались с сугроба.
Конопатые дрогнули, за ними побежал Мишка, Ванька Чёрные Уши и наконец все мальчики, побежал и Никита. Маленький в платке сел в снег и заревел.
Наши пробежали Артамонов двор и двор Черноухова и взобрались на сугроб. Никита оглянулся. Позади на снегу лежал Алёшка, Нил и пять наших, - кто упал, кто лёг сам со страха, - лежачего бить было нельзя.
Никите стало, - хоть плачь, - обидно и стыдно: струсили, не приняли боя. Он остановился, сжал кулаки и сейчас же увидел бегущего на него Стёпку Карнаушкина, курносого, большеротого, с вихром из-под бараньей шапки.
Никита нагнул голову и, шагнув навстречу, изо всей силы ударил Стёпку в грудь. Стёпка мотнул головой, уронил шапку и сел в снег.
- Эх ты, - сказал он, - будя…
КончАНские сейчас же остановились. Никита пошёл на них и они подалИсь. Перегоняя Никиту, скриком : «Наша берёт!» - всею стеною кинулись на кончАнских наши. КончАнские побежали. Их гнали дворов пять, покуда все они не полегли.
Никита возвращался на свой конец взволнованный, разгорячённый, посматривая, с кем бы ещё схватиться. Его окликнули. За амбАрушкой стоял Стёпка Карнаушкин. Никита подошёл, Стёпка глядел на него исподлобья(14).
- Ты здорово мне дал, - сказал он, - хочешь дружиться?
- Конечно, хочу, - поспешно ответил Никита.
Мальчики, улыбаясь, глядели друг на друга. Стёпка сказал:
- Давай поменяемся.
- Давай.
Никита подумал, чтобы отдать ему самое лучшее, и дал Стёпке перочинный ножик с четырьмя лезвиями. Стёпка сунул его в карман и вытащил оттуда свинчатку – бАбку(15) , налитую свинцом.
- На. Не потеряй, дорого стОит.
Пояснения
1 – «Пойдёшь на деревню-то?» - помещичья, барская усадьба стояла, как правило, отдельно от жилища крестьян, от деревни; поэтому Мишка так и спрашивает Никиту.
2 – чёрное крыльцо – то же самое, что «чёрный ход»: выход не во двор.
3 – бобыль – безземельный крестьянин-бедняк.
4 – третьего дня – позавчера.
5 – пустые щи – без мяса, без рыбы.
6 – кушАк - широкий матерчатый пояс.
7 – омёт – сложенная бльшой кучей солома.
8 – тЯтька – отец.
9 – дАвеча – совсем недавно, только что.
10 – дражнИть – дразнить, злить.
11 – амбАрушко – маленький амбар, строение для зранения зерна, припасов.
12 – насУпясь – нахмурившись и наклонив голову.
13 – дать рёву – громко заплакать.
14 – исподлОбья – из под опущенной головы.
15 – бАбка – кость надкопытного сустава ноги коровы или лошади, применяемая для игры в бАбки.
Ребята! Посмотрите внимательно на то, как говорит Тёма: какие слова употребляет в свое речи, как обращается к собеседнику? И сравните его речь с речью Никиты.
1. Чья речь ближе к простонародной: Тёмы или Никиты?
2. Попробуйте объяснить почему.
День десятый
Зима была полная: и морозы, и снег, и метели. Бывали даже такие морозы, что в младших классах отменяли занятия. Школьники, конечно, этому радовались: гоняли шайбу, катались с горок. Возле тёплого дома мороз был не страшен: в любой момент можно было забежать в квартиру, согреться у батареи отопления или горячим чаем. А если уж никак нельзя было надолго оторваться от игры, то можно было согреться и в подъезде.
Был уже конец декабря. Самые короткие дни и самые долгие ночи в году. Таня и Серёжа долгими зимними вечерами закончили чтение «Детства Тёмы» и «Истории одного детства».
В один из последних выходных дней перед Новым годом, после игр и гуляния во дворе, когда яркое, но холодное зимнее солнце пронизывало всю «гостиную», папа, Таня и Серёжа устроились на диване.
- Хорошо! – сказал папа.
- Хорошо! – сказала Таня, прильнув к отцу.
Серёжа тоже подумал, что «хорошо!», но сдержался и промолчал. Только улыбнулся.
- В камине весело потрескивают дрова…В комнате тепло…Уютно от этого тепла и мороза за окном…- неожиданно проговорил папа.
- Это из книги? – спросил Серёжа.
- Нет. Это я так представляю зимний день в усадьбе какого-нибудь помещика.
И вся троица снова погрузилась в молчание. На подоконнике снаружи грелись воробьи на солнышке, прошуршала шинами машина.
- А что, не все дворяне уезжали на зиму в город? – спросила Таня.
Оставались те, у кого не было дОма в городе. Как у семьи Лизы, например. А иногда помещик из города приезжал, или, как говорили раньше, выезжал на охоту: на зайца, лису. Тогда он какое-то время жил в своём поместьи.
- Пап, ты говорил, что родители запрещали дворянским детям играть с дворовыми детьми, а вот Никите, я читаю сейчас, не запрещали. Почему? – спросил Серёжа.
- Тёма тоже, - вспомнила Таня.
- А вот мальчик из книги Льва Николаевича Толстого – не играл. И даже считал для себя унизительным общение с дворОвыми детьми. И я у вас хочу спросить: почему?
Ребята молчали.
- Да потому, что чем беднее была дворянская семья, тем ближе была она к народу. Многое приходилось делать самим, а не слугам и детей воспитывать о обучать приходилось самим. А богатые дальше были от этих нужд, а, значит, и от народа. Понятно?
- Понятно, - неуверенно сказала Таня.
- Помните наш последний выезд в сад? – спросил папа. Осень, солнце, тихий день… Мы на берегу реки. Вода спокойная, медленная, почти недвижная…
- И охотник! – вспомнила Таня.
- Да, и охотник. Но я хотел сказать о другом. Серёжа бросал камни в воду, помните? И круги были на воде. Чем дальше круги от места падения камня, тем волны ниже и слабее. Так и у дворян: чем богаче они и ближе к столице, тем дальше от широкой полноводной жизни народа. И чем дальше от столицы…
- …тем ближе к народу, - закончил Серёжа.
- Да. Тем больше у них простонародных привычек и обычаев. И речь ближе к народной.
- Но это же несправедливо, что дети простого народа не могли учиться! – вдруг сказала Таня.
- Ну, конечно, несправедливо. Но устройство общества было таким. Бедные должны трудиться, а богатые – учиться. Бедные учились труду, а богатые трудились, обучаясь в гимназиях и университетах. Для бедных труд – это обучение жизни, выживанию: кто ленился и не научился делать хорошо свою работу, тот разорялся и погибал. Для богатых же 6 ученье – труд. Учиться – значит, знать. А знать – значит, быть хозяином. Слова «знаю» и «хозяин» - одного корня. Дворяне и были хозяевами России.
- Но это – мальчики, - возразила Таня. – А девочки?
- А девочек готовили к выгодному замужеств. Их учили и вышивать, и присматривать за домом – быть хозяйкой. Это в бедных дворянских семьях, А в богатых учили вести светские разговоры, обучали светским манерам, иностранным языкам, танцам. Надо сказать, что дворянских детей в гимназиях, лицеях, кадетских корпусах, университетах, академиях, в Смольном институте благородных девиц очень много внимания уделялось воспитанию души, или по-другому – нравственному воспитанию. Благородство, порядочность, милосердие – человеческие качества, которые очень важны в любом человеческом обществе.
- Извините, друзья, но я предлагаю вам потрудиться, - в «гостиной» появилась мама с большой коробкой в руках. – Завтра – послезавтра принесём ёлку, надо перебрать игрушки.
И мама поставила коробку на пол.
- Ура! – прокричала Таня и сползла с дивана.
Серёжа тоже.
…Когда дети закончили перебирать игрушки, папа сказал:
- Есть предложение: я вам немного почитаю, затем вы погуляете, а дальше – по привычному вечернему распорядку. Договорились?
- Возражений нет, - серьёзно сказал Серёжа.
- Только руки вымоем, - добавила Таня.
Дети вместе с отцом снова устроились на диване и папа раскрыл книгу.
Ёлка
(отрывок из повести Алексея Николаевича
Толстого «Детство Никиты»)
«В гостиную втащили большую мёрзлую ёлку. Пахом долго стучал и тесал топором, прилаживая крест. Дерево, наконец, подняли, и оно оказалось так
высоко, что нежно-зелёная верхушечка согнулась под потолком.
От ели веяло холодом, но понемногу слежавшиеся ветви её оттаяли, поднялись, распушились, и по всему дому запахло хвоей. Дети принесли в гостиную вороха цепей и картонки с украшениями, подставили к ёлке стулья и стали её убирать. Но скоро оказалось, что вещей мало. Пришлось опять сесть клеить фунтики, золотить орехи, привязывать к пряникам и крымским яблокам серебряные верёвочки».
- Папа, а что такое «клеить фунтики»? – спросила Таня.
- Вот этого, Танечка, я не знаю. Что-то из бумаги, наверное.
- Игрушка.
- Давай посмотрим в словаре.
Папа достал с полки толстый «Словарь русского языка» и стал искать.
- У, Ф, Х, Ц, Ч… Ага… Фундук, фунт… Фунтик! «Свёрнутый из бумаги пакет в форме воронки». Понятно: цветные фунтики. Как фонарики. Итак!
«За этой работой дети просидели весь вечер, покуда Лиля, опустив голову с измятым бантом на локоть, не заснула у стола.
Настал сочельник».
- Это день накануне Рождества Христова. Раньше Рождество Христово было в день 25 декабря. А 24 декабря – сочельник, день перед Рождеством. Это было по старому стилю. А по новому стилю, как сейчас – 7 января Рождество.
- А что такое «стиль»?
- Это способ летоисчисления. До 1918 года Россия вела летоисчисление по Юлианскому календарю. А с февраля 1918 года Россия стала жить по календарю, по которому живёт весь мир. А называется календарь – Григорианский. По этому календарю то или иное число наступает на тринадцать дней раньше, чем по Юлианскому календарю. Вот сегодня у нас 24 декабря – по новому, Григорианскому календарю, а по старому, Юлианскому – 11 декабря.
- Пап, пап! Сегодня же двадцать четвёртое декабря!
- И что?
- Так если бы мы жили по старому, то сегодня был бы сочельник! – выкрикнула Таня.
- Не по старому, а в XIX веке, - поправил папа.
- Ладно, - согласилась Таня, - читай дальше.
«Настал сочельник. Ёлку убрали, опутали золотой паутиной, повесили цепи и вставили свечи в цветные защИпочки. Когда всё было готово, матушка сказала:
- А теперь, дети, уходите, и до вечера в гостиную не заглядывать.
В этот день обедали поздно и нАспех, - дети ели только сладкое – шарлотку. В доме была суматоха. Мальчики слонялись по дому и ко всем приставали – скоро ли настанет вечер? Даже Аркадий Иванович, надевший чёрный долгополый сюртУк и кОробом стоявшую накрахмаленную рубашку, не знал, что делать, - ходил от окна к окну и посвистывал. Лиля ушла к матери.
Солнце страшно медленно ползло к земле, розовело, застилалось мглистыми облачками, длиннее становилась лиловая тень от колодца на снегу. Наконец матушка велела идти одеваться. Никита нашёл у себя на постели синюю шёлковую рубашку, вышитую ёлочкой по вороту, подолу и рукавам, витой поясок с кистями и бархатные шаровары. Никита оделся и побежал к матушке. Она пригладила ему гребнем волосы на пробор, взяла за плечи, внимательно посмотрела в лицо и подвела к большому красного дерева трюмо. В зеркале Никита увидел нарядного и благонравного мальчика. Неужели это был он?»
Серёжа с улыбкой на лице смотрел куда-то в пространство. Таня, приоткрыв рот, тоже улыбалась. О чём они думали? Что представляли себе? Папа продолжал читать.
«- Ах, Никита, Никита, - проговорила матушка, целуя его в голову, - если бы ты всегда был таким мальчиком.
Никита на цыпочках вышел в коридор и увидел важно идущую ему навстречу девочку в белом. На ней было пышное платье с кисейными юбочками, большой белый бант в волосах, и шесть пышных локонов с боков её лица, тоже сейчас неузнаваемого, спускались на худенькие плечи. Подойдя, Лиля с гримаской оглядела Никиту.
- Ты что думал – это привидение, - сказала она, - чего испугался? – и прошла в кабинет и села там с ногами на диван».
Таня рассмеялась заливисто и звонко. Папа глянул на Таню и улыбнулся.
- Они – тоже на диване! – пояснила Таня.
«Никита тоже вошёл за ней и сел на диван, на другой его конец.. В комнате горела печь, потрескивали дрова, рассыпались угольками. Красноватым мигающим светом были освещены спинки кожаных кресел, угол золотой рамы на стене, голова Пушкина между шкапАми.
Лиля сидела не двигаясь. Было чудесно, когда светом печи освещались её щека и приподнятый носик. Появился Виктор в синем мундире со светлыми пуговицами и с галУнным воротником, таким тесным, что трудно было разговаривать».
- Галуны – это золотая или серебреная нашивка из тесьмы, - пояснил папа.
«Виктор сел в кресло и тоже замолчал. Рядом в гостиной, было слышно, как матушка и Анна Аполлоновна (мать Лили) разворачивали какие-то свёртки, что-то ставили на пол и переговаривались вполголоса. Виктор подкрался было к замочной скважине, но с той стороны щелка была заложена бумажкой.
Затем в коридоре хлопнула на блоке дверь, послышались голоса и много мелких шагов. Это пришли дети из деревни. Надо было бежать к ним, но Никита не мог пошевелиться. В окне на морозных узорах затЕплился голубоватый свет. Лиля проговорила тоненьким голосом:
- Звезда взошла.
И в это время раскрылись двери в кабинет. Дети соскочили с дивана. В гостиной от пола до потолка сияла ёлка множеством, множеством свечей. Она стояла как огненное дерево, переливаясь золотом, искрами, длинными лучами. Свет от неё шёл густой, тёплый, пахнущий хвоей, воском, мандаринами, медовыми пряниками.
Дети стояли неподвижно потрясённые. В гостиной раскрылись другие двери, и, теснясь к стенке, вошли деревенские мальчики и девочки. Все они были без валенок, в шерстяных чулках, в красных, розовых, жёлтых, рубашках, в жёлтых, алых, белых платочках».
- Как игрушки, - сказала Таня.
- А почему – ёлка? – спросил Серёжа. – Ведь не Новый год?
- Раньше ёлку ставили ко дню рождения Христа, то есть к Рождеству. А Новый год начинался через неделю после Рождества.
- Дальше, пап!
«Тогда матушка заиграла на рояле польку. Играя, обернула к ёлке улыбающееся лицо и запела:
« Журавлины дОлги ноги
Не нашли пути, дороги…»
Никита протянул Лиле руку. Она дала ему руку и продолжала глядеть на свечи, в синих глазах её, в каждом глазу горело по ёлочке. Дети стояли не двигаясь.
Аркадий Иванович подбежал к толпе мальчиков и девочек, схватил за руки и галопом помчался с ними вокруг ёлки. Полы его сюртука развевались. Бегая, он прихватил ещё двоих, потом Никиту, Лилю, Виктора, и наконец все дети закружились хороводом вокруг ёлки.
«Уж я золото хороню, хороню,
Уж я сЕребро хороню, хороню», - запели деревенские.
Никита сорвал с ёлки хлопушку и разорвал её, в ней оказался колпак со звездой. Сейчас же захлопали хлопушки, запахло хлопушечным порохом, зашуршали колпаки из папиросной бумаги.
Лиле достался бумажный фартук с карманчиками. Она надела его. Щёки её разгорелись, как яблоки, губы были измазаны шоколадом. Она всё время смеялась, посматривая на огромную куклу, сидящую под ёлкой на корзинке с кукольным приданным.
Там же под ёлками лежали бумажные пакеты с подарками для мальчиков и для девочек, завёрнутые в разноцветные платки. Виктор получил полк солдат с пушками и палатками. Никита – кожаное настоящее седло, уздечку и хлыст.
Матушка опять заиграла на рояле, вокруг ёлки пошёл хоровод с песнями, но свечи уже догорали, и Аркадий Иванович, подпрыгивая, тушил их. Ёлка тускнела. Матушка закрыла рояль и велела всем идти в столовую пить чай.
Но Аркадий Иванович и тут не успокоился, - устроил цепь и сам впереди, а за ним двадцать пять ребятишек, побежали обходом через коридор в столовую.
В прихожей Лиля оторвалась от цепи и остановилась, переводя дыхание и глядя на Никиту смеющимися глазами. Они стояли около вешалки с шубами. Лиля спросила:
- Ты чего смеёшься?
- Это ты смеёшься, - ответил Никита.
- А ты чего на меня смотришь?
Никита покраснел, но пододвинулся ближе и сам не понимая, как это вышло, нагнулся к Лиле и поцеловал её».
Таня издала горлом какой-то странный звук, метнула в Серёжу странный взгляд и спрятала лицо на плече папы.
- Ты чего? – смутился Серёжа.
- А ничего, - ответила Таня, не показывая лица.
Папа посмотрел на Таню, а Таня горячо зашептала ему на ухо:
- У Серёжки в классе тоже есть Лиля, я знаю…
- Ну, и что, - улыбнулся папа.
- А ничего, - сказала со значением Таня.
- Чего она? – недовольно спросил Серёжа.
- А ничего, - рассмеялся папа. – Я продолжаю.
«Она сейчас же ответила скороговоркой:
- Ты хороший мальчик, я тебе этого не говорила, чтобы никто не узнал, но это секрет. – Повернулась и убежала в столовую.
После чая Аркадий Иванович устроил игру в фАнты, но дети устали, наелись и плохо соображали, что нужно делать. Наконец, один совсем маленький мальчик, в рубашке горошком, задремал, свалился со стула и начал громко плакать.
Матушка сказала, что ёлка кончена. Дети пошли в коридор, где вдоль стены лежали их валенки и полушубки. Оделись и вывалились всей гурьбой на мороз.
Никита пошёл провожать детей до плотины. Когда он один возвращался домой, в небе высоко, в радужном бледном круге, горела луна. Деревья на плотине и в саду стояли огромные и белые и, казалось, выросли, вытянулись под лунным светом. Направо уходила в неимоверную морозную мглу белая пустыня. Сбоку Никиты передвигала ногами длинная большеголовая тень.
Никите казалось, что он идёт во сне, в заколдованном царстве. Только в зачарованном царстве бывает так странно и так счастливо на душе».
- Всё! – сказал папа. - У матросов нет вопросов? – И сам себе ответил: - нет! Гулять!
Все потянулись на кухню к матери.
- Мама, мама! Сегодня по старому стилю соч… сочельник, а завтра – Рождество, - выпалила Таня.
- Не по старому стилю, - поправил её Серёжа,- а если бы мы жили в XIX веке.
- Всё равно – праздник, - упрямо заявила Таня. – Правда, Сява?
- Сява – хороший, - отрапортовал попугай и вдруг добавил: - Сява дворянин, Сява дворянин.
Семья на миг онемела. Говорил только Сява:
- Сява дворянин! Сява однодворец!
- Ура! – завопила Таня. – Я научила! Я научила!
Все смеялись. Хвалили Таню и Сяву.
- Молодцы! – утирая слёзы, сказала мама.
- Вот и подарок к Новому году! – еле вымолвил папа. – А гулять? Идёт кто?
Какое там гуляние! Сява был в центре внимания и «раздавал интервью»:
- Сява – дворянин! Сява – однодворец!
…А через три дня начались зимние каникулы.
Ну, вот и всё, ребята, о дворянах и дворянских детях. Я думаю, что вы теперь можете ответить на вопросы: кто такие бояре, а кто – дворяне? Читая книги, обращайте внимание на новые слова и выражения. Помните о том, что русская литература XIX века создана почти одними дворянами. Не спешите закрывать книгу. Прочтите несколько отрывков о зиме. И пусть никто и ничто вам не мешают читать: только вы и книга. И ваше воображение.
«Прекрасна – и особенно в эту зиму – была Батуринская усадьба. Каменные столбы въезда во двор, снежно-сахарный двор, изрезанный по сугробам полозьями, тишина, солнце, в остром морозном воздухе сладкий запах чада из кухонь, что-то уютное, домашнее в следах, пробитых от поварской к дому, от людской…к конюшне и прочим службам, окружающим двор…Тишина и блеск, белизна толстых от снега крыш, по-зимнему низкий, утонувший в снегах, красновато чернеющий голыми сучьями сад, с двух сторон видный за домом, наша заветная столетняя ель, поднимающая свою острую чёрно-зелёную верхушку в синее яркое небо из-за крыши дома, из-за крутого ската, подобно снежной горной вершине, между двумя спокойно и высоко дымящимися трубами…»
Иван Алексеевич Бунин «Жизнь Арсеньева»
«Рождество…
Чудится в этом слове крепкий, морозный воздух, льдистая чистота и снежность. Самое слово это видится мне голубоватым. Даже в церковной песне –
Христос рождается – славите!
Христос с небес – срящите! –
Слышится хруст морозный.
Синеватый рассвет белеет. Снежное крУжево деревьев легко. Как воздух. Плавает гул церковный, и в этом морозном гуле шаром всплывает солнце. Пламенное оно, густое, больше обыкновенного: солнце на Рождество. Выплывает огнём за садом. Сад – в глубоком снегу, светлеет, голубеет. Вот побежало по верхушкам; иней зарозовел; розово зачернели галочки, проснулись; брызнуло розоватой пылью, берёзы позлатились, и огненно-золотые пятна пали на белый снег!
Вот оно утро Праздника, - Рождество».
Иван Сергеевич Шмелёв «Лето Господне»
С Новым годом вас, ребята! С Рождеством Христовым! Весёлых и здоровых каникул вам! Читайте больше. Спрашивайте чаще и больше. Донимайте взрослых вопросами чаще и больше. Пусть на все ваши «почему?» у вас будут ответы.
Через две недели мы с вами встретимся.
До свидания!
Книги для чтения на каникулах
1. И. А. Бунин «Антоновские яблоки», любое издание.
2. И. А. Бунин «Жизнь Арсеньева», любое издание.
3. С. Т. Аксаков «Детские годы Багрова-внука», глава «Пребывание Багрова
без отца и матери», любое издание.
4. Е.Н. Водовозова «История одного детства», С-Петербург, издательство
«Веско», 1992год.
5. Л. А. Чарская «Записки маленькой гимназистки», М. изд. «Дом»,1991 год.
6. Н. Г. Гарин-Михайловский «Детство Тёмы», любое издание.
7. А. Н. Толстой «Детство Никиты», любое издание.
8. Л.Н. Толстой «Детство. Отрочество. Юность», любое издание.
9. М.М. Пришвин «Охотничьи рассказы», любое издание.
Книги для родителей
1. В. О. Ключевский «Сочинения в 9 томах», т. 6, «Специальные курсы» -
«История сословий России, лекции 1 - 22, любое издание.
2. Е. А. Анисимов «Время петровских реформ», Лениздат, 1989 год, гл.
«Произведение подданного всероссийского народа».
3. А. П. Керн «Воспоминания. Дневники. Переписка», гл. «Из воспоминаний
о моём детстве», М. изд. «Правда», 1989 год.
4. М. А. Гордин «Владислав Озеров», ч.1 «Дворянское воспитание»,
изд. «Искусство», 1991 год.
5. В. О. Михневич «Русская женщина XVIII столетия». М. «Панорама» 1990 г.
6. А. П.Башуцкий «Няня», в книге «Русский очерк, 40 – 50 годы XIX века»,
М. изд. «Московский университет», 1986 год.
3. Крестьянские дети
День одиннадцатый
Однажды в студеную зимнюю пору
Я из лесу вышел; был сильный мороз.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Лошадка, везущая хворосту воз.
И шествуя важно, в спокойствии чинном,
Лошадку ведёт под уздцы мужичок
В больших сапогах, в полушубке овчинном,
В больших рукавицах… а сам с ноготок!
«Здорово, парнище!» - Ступай себе мимо! –
«Уж больно ты грозен, как я погляжу!
Откуда дровишки?» - Из лесу, вестимо!
Отец, слышишь, рубит, а я отвожу.
(В лесу раздавался топор дровосека.)
«А что, у отца-то большая семья?»
- Семья-то большая, да два человека
Всего мужиков-то: отец мой, да я… -
«Так вон оно что! А как звать тебя?» - «Власом. –
«А кой тебе годик?» - Шестой миновал…
Ну, мёртвая! – крикнул малюточка басом,
Рванул под уздцы и быстрей зашагал.
Н. А. Некрасов
Ах, как быстро проходят каникулы! Как недолги праздники! Вот и Новый год прошёл с ёлкой и карнавалом возле неё, где Таня была «дворянкой», в пышном длинном розовом платье, в чепчике, в длинных перчатках (почти по локоть!) с веером в руке. «Это было здорово!» - говорил Серёжа, но сам «дворянином» не захотел быть.
Прошло Рождество Христово. Рождество Таня и Серёжа встречали на селе, у бабушки, к которой поехали сразу после Нового года, на все каникулы. Как было интересно в деревне! Дети другими глазами смотрели на сельскую жизнь. Таня всё допытывалась у бабушки: «Где здесь усадьба помещика? А кто сейчас барин?» Бабушка отвечала, как могла: показывала коттедж бывшего директора совхоза и говорила: «Да вот они, все здесь». Серёжа разъяснял Тане её наивные вопросы и незло смеялся над нею.
В канун Рождества, в сочельник, бабушка сказала, что раньше в этот день до появления вечерней звезды не ели. И Таня решила, что она тоже не будет есть до вечерней звезды; и сначала весело, а потом уже и с грустью ждала вечера: когда же появится эта звезда? И откуда? Наверное, оттуда, откуда появляется солнце? Бабушка пожалела Таню и накормила её до восхода звезды. А Серёжа выдержал, и ел вместе со всеми кутьЮ: сладкую рисовую кашу с изюмом.
А вечером на селе начались колЯдки: по селу ходили рЯженые, одетые в вывернутые наизнанку шубы парни и девчата с разрисованными лицами; они гремели сковородами и пустыми кастрюлями, пели и плясали и говорили стихами. А потом требовали «пирожок или каши горшок». Дедушка налил парням по рюмке вина, а бабушка угостила всех шанежками. Было очень интересно! Как в Новый год.
Бабушка рассказывала внукам о колЯдках, об обычаях деревенских жителей, и Тане с Серёжей было интересно слушать об этом.
Днём ребята катались на санках с горок или устраивали гонки по льду замёрзшей реки.
Но всему приходит конец: кончились и каникулы. Папа вёз ребят домой и они наперебой делились своими впечатлениями. Дома Таня и Серёжа обнялись и расцеловались с мамой, а Сява поприветствовал ребят в своём новом звании: «Сява – двор-рянин! Сява – хор-роший!» Нескромно, конечно с его стороны, но что взять с попугая: попугай, он и есть попугай, даже если волнистый и зелёный.
…После праздничного ужина («В честь приезда детей», - объяснила мама), во время которого ни Серёжа, ни Таня нисколько не соблюдали правил «юности честного зерцала», (взахлёб, наперебой, с полными ртами делились своими впечатлениями); после того, как умиротворённо и уютно все расположились в комнате, Таня, зевнув, сказала отцу:
- Расскажи о крестьянах.
- Ты засыпАешь уже, - улыбнулся папа.
- Нет, я буду слушать.
- А я пойду погуляю, - решил Серёжа.
- Посиди дома, успеешь встретиться с друзьями: завтра ещё день, - разгадала его замысел мама.
- Ну, мам!
- Мы сколько вас не видели? Соскучились. С нами поговорите. Я вам ванну приготовлю, - уговаривала мама. – Шампунь купила, который глаза не ест…
- Папа рассказывай, - закончила спор Таня. – Я уже спать не хочу. – И добавила: - В ванную я пойду первая.
- Ну, и иди! – буркнул Серёжа, поднялся и ушёл в детскую.
Мама – за ним.
- Обиделся, - сказал папа. – Ты уж ему уступи, Тань, а?
- Ладно, ладно, - быстро согласилась Таня. – Ну, пап! Бояре – друзья князя, дворяне – слуги царя. Это понятно.
- Минуточку, красавица! – возразил папа. - Бояре - не всегда друзья князя, они и врагами были не однажды.
- Ладно, ладно, - опять быстро согласилась Таня. – Рабочие – потому что работают, крестьяне потому что… почему? Потому, что крестятся? Крестик носят? Почему? У бабушки есть крестик, - выпалила Таня .
Папа улыбнулся.
- Ох, Танечка! Ну, ладно, слушай.
И в это время в дверях появился Серёжа. Он хитро улыбался и держал руки за спиной.
- В какой руке? – спросил он.
Таня быстро сообразила, что в руках у Серёжи что-то.
- В этой, в правой, - решила Таня и показала на левую руку Серёжи.
Серёжа поднял обе руки вверх: в каждой было по шариковой ручке.
- Дай! – потребовала Таня.
Серёжа отдал ей одну ручку.
- И твою, - потребовала Таня.
Серёжа отдал вторую ручку. Таня сравнила.
- Так они – одинаковые, - разочарованно сказала она.
- Конечно, - сказал Серёжа.
- А зачем разыгрывал?
- Чтоб интересней было.
Таня сползла с дивана, подошла к дверям и крикнула в пространство коридора:
- Спасибо!
Она вернулась на диван, взглянула на ручку, зажала её в кулаке и прислонилась к отцу.
- Кто такие крестьяне? У бабушки крестик – беленький. Маленький такой.
Серёжа тоже уселся на диван и щёлкнул кнопкой авторучки.
- Когда-то, давным-давно, наши предки славяне жили по берегам рек. Рядом были леса, луга и большие безлесые пространства земли – степи. Славяне охотились на зверей, ловили рыбу, занимались скотоводством и выращивали зерно. Зерно называли жИтом. Правда, похоже на слово «жизнь»? Жизнь – жИто.
Папа посмотрел на ребят.
- Жизнь, жИто, - повторила Таня. – Да.
- ЖИто и было главным продовольствием славян. Излишки жИта продавали или обменивали на другие товары.
- Зерно мелют в муку и делают хлеб, - сказал Серёжа.
- Совершенно верно. Булочки на деревьях не растут, - улыбнулся папа.
- Жито – это хлеб, - продолжил свою мудрую мысль Серёжа, - а хлеб – это жизнь.
- Ма – ла – дец! – искренне восхитился папа.
Серёжа покраснел. Он всегда краснел, когда его хвалили.
- Так и бабушка говорила, - зачем-то оправдывался он.
- Когда крошки сметала со стола, - вспомнила Таня.
- В ладошку, - добавил Серёжа.
- Молодцы, - ещё раз сказал папа. – Даже сейчас, по-моему, на колядках говорят: «Дай, бог, жИто, пшеницу и всякую пашницу!».
- А что такое пашнИца?
- Всё, что вырастает на пашне. Поэтому земледельца называли ещё и пАхарем, человеком, который пАшет.
- Земледелец, пахарь, крестьянин, - мудрость Серёжина не иссякала.
- Но почему – «крестьянин»? – не унималась Таня.
- На фрацузском языке слово «крестьянин» произносится как «пейзАн». А вид местности, часть природы, которую человек охватывает взглядом, произносится по-французски как «пейзаж». Знакомое слово?
Дети кивнули головами.
- И слово «пейзан» с французского можно переводить, как «человек природы». И у славян земледелец – тоже человек природы. Но называется «крестьянином».
- Но почему?! – не унималась Таня.
- Я точно не знаю, Танечка. По всей вероятности земледельцев так стали называть после крещения их. Когда они приняли христианскую веру. Веру в Христа, в Иисуса Христа. При принятии христианства людей крестят. Они проходят через обряд крещения и получают крестик.
- Что, и бабушка тоже прошла через…через…
- Прошла, прошла, - рассмеялся папа. – Бабушка у нас крещёная.
- Христос, крещение, крестьянин, - продолжал мудрствовать Серёжа.
Папа и Таня внимательно посмотрели на Серёжу. Серёжа смутился и щёлкнул кнопкой авторучки:
- Что?
- Ну, Серёжа! Ну, молодец! Как точно мыслить стал после каникул. Отдохнул, значит. А что касается крестьян, то так они стали называться на Руси с четырнадцатого века. А крещение Русь приняла аж в 980 году. Вот так. Итак, кто же такой крестьянин? Напрягись, Серёжа!
- Земледелец, который живёт в деревне, - очень просто ответил Серёжа.
- Ванна готова, - появилась мама. – Кто первый?
- Серёжа, - сказала Таня.
- Таня, - сказал Серёжа.
- Иди, Татьяна. Серёжа сегодня просто на высоте, - сказал папа и взъерошил сыну волосы.
…После ванны Таня, розовенькая, с мокрыми волосами, в махровой простыне, появилась в детской на руках мамы.. Мама уложила Таню в кровать, высушила ей феном волосы и красавица потребовала к себе папу.
- Я не буду сегодня укладывать куклу, - сказала она, - я сама укуклилась. Папа расскажи ещё что-нибудь, а я усну.
- О крестьянах?
- О крестьянах.
- Во времена давние, прошлые не было на земле человека важнее крестьянина-земледельца. Он выращивал хлеб для всех: для царя, для бояр, для дворян, для чиновников и купцов – для всех; он и налоги платил за всех. Налоги назывались – пОдати. Ни бояре, ни дворяне, ни чиновники со священниками пОдатей не платили. Только крестьяне пополняли государеву казну. Крестьяне-мужики и на войне были главными солдатами. Вот и получается, что крестьянин был самым важным человеком в государстве. Он кормил и защищал всех остальных. А крестьянина не было бы без земли. Она, земля, всех кормила и поила. Потому и называл крестьянин землю – матушкой: мать-земля. От неё, от земли кормилась вся живность у него во дворе: лошади, коровы, птица всякая. И сам он, выращивая хлеб и овощи, кормился от земли.
Папа посмотрел на Таню.
- Дальше, - сказала Таня, - не открывая глаз.
- Сейчас, - сказал папа, вышел из комнаты и тот час же вернулся с книгой в руках. – Алексей Васильевич Кольцов, поэт, который может быть, лучше других русских поэтов понимал красоту земледельческого труда. Я прочту стихи, которые называются «Песня пахаря». Это вместо колыбельной тебе.
Ну! Тащися, сивка,
Пашней десятинной,
Выбелим железо
О сырую землю.
Красавица зорька
В небе разгорелась,
Из большого леса
Солнышко выходит.
Весело на пашне.
Ну, тащися, сивка!
Я сам-друг с тобою,
Слуга и хозяин.
Весело я лажу
Борону и сОху,
Телегу готовлю,
Зёрна насыпаю.
Весело гляжу я
На гумно и скирды,
Молочу и вею…
Ну! Тащися, сивка!
Пашенку мы рано
С сивкою распашем,
Зёрнышку готовим
Колыбель святую.
Его вспОит, вскОрмит
Мать-земля сырая,
Выйдет в поле травка –
Ну! Тащися, сивка!
Выйдет в поле травка –
Вырастет и колос,
Станет петь, рядиться
В золотые ткани.
Заблестит наш серп здесь,
Зазвенят здесь косы;
Сладок будет отдых
На снопах тяжёлых!
Ну! Тащися, сивка!
Накормлю досыта,
Напою водою,
Водой ключевою.
С тихою молитвой
Я вспашу, посею.
Уроди мне, боже,
Хлеб – моё богатство!
Ребята!
Вот и закончились зимние каникулы у Тани с Серёжей. Первый вечер после каникул они провели с родителями: делились впечатлениями. У них появился интерес к крестьянам.
Ребята, ответьте, пожалуйста, на вопросы:
1. Где провели вы зимние каникулы? Что делали? Чем занимались?
2. Был ли кто из вас за городом? Видели ли вы зимний лес? Что вам нравится
в природе зимой?
3. Кто такие крестьяне? Где живут? Чем занимаются?
4. Есть ли у вас родственники в деревне?
5. Расскажите, чем они занимаются? Какие животные есть у них в
хозяйстве.
День двенадцатый
Следующий день был последним днём каникул. Завтра начинаются занятия в школе. И, конечно, Таня и Серёжа готовятся к этому: собирают тетради, Учебники, писменные принадлежности. Мама гладит детям школьную одежду.
Короток зимний день. Мама отпустила детей погулять: «Идите, поморозьтесь». Дети сходили, «поморозились» и вернулись раскрасневшимися и голодными. Обед ещё не был готов и дети с отцом расположились на своём обычном месте: на диване. Разговор идёт спокойный, торопиться некуда.
- Мы-то с вами в кои веки выберемся на природу: на речку, на озеро или в лес. Я уж не говорю о поле: нам там, вроде бы, и делать нечего. Не только зимой, но и летом. А крестьянин круглый год живёт на природе, вышел за ограду – и вот оно: и лес, и поле, и река. Сейчас крестьянин в магазине может купить себе необходимые вещи. А раньше всё, или почти всё, делал своими руками: и одежду, и обувь. И дом строил своими руками – сам. А земля-кормилица давала ему всё: поле – овощи и хлеб, лес – мясо и мех, луг – корм, пищу для домашних животных.
- Здорово! – сказала Таня. – А нам всё покупать.
Серёжа хмыкнул:
- А крестьянин, что: бесплатно?
- Конечно, - сказала Таня.
- Нет, нет, Танечка, - возразил папа, - за всё надо было платить своим трудом. Ведь не зря появилась пословица: «Без труда – не вынешь рыбку из пруда». Лиса не принесёт охотнику свою шкуру: «На, охотник, тебе на воротник», нет. Лису надо выследить, знать её повадки, привычки. Жито не потечёт в амбар зерном: «На, пахарь, кормись!», нет уж! Поле надо вспахать, зерно посеять, уберечь от непогоды – вырастить, убрать и сохранить. Надо заготовить корма домашним животным: скосить траву, высушить её, собрать и сохранить. И эти все работы делались силами одной семьи. А дома сколько работы: прясть, ткать, плести! У нашей мамы нет таких забот, а она всё равно чем-то постоянно занята. А у неё всё хозяйство – это мы с вами. А вспомните бабушку с дедушкой: много ли они сидят сложа руки?
- Пищу готовит бабушка – людям и животным, - сказал Серёжа. – А дедушка за коровой и поросёнком ухаживает.
- И баню топит, - вспомнила Таня.
- И снег убирает, - добавил Серёжа.
- Вы ещё спите, а дедушка уже встал, принёс дров, затопил печь, греет воду. Для чего? Чтобы корм для домашних животных был тёплым. А бабушка чистит картошку, замесила тесто для шанежек. Бабушка печёт булочки, а дедушка пошёл убирать снег, который нападал ночью. Вон сколько только утренних дел. А у крестьян прошлых веков и зимой было больше дел, чем сегодня у наших бабушек и дедушек. Семьи были большие, по десять-двенадцать человек. Домашних животных тоже было гораздо больше. А это значит, что и пищи для всех нужно было готовить гораздо больше, а, значит, труда и времени на это уходило гораздо больше. А в свободное время нужно было ещё и лапти плести, корзины, лукошки, инвентарь ремонтировать, чтобы он был готов к весне. Да ещё за дровами в лес по снегу ездить. Помните: мужичок с ноготок, Влас?
- Однажды в студеную зимнюю пору, - процитировал Серёжа.
- «Откуда дровишки?» - «Из лесу, вестимо. Отец, слышишь, рубит, а я отвожу», - вспомнил другие строчки папа. – Это была только мужская работа. А сколько ещё женской? Теребить лён и коноплю, готовить их к прядению. Затем прясть пряжу и из конопли, и из льна, и из овечьей шерсти.
- Прясть – это делать нитки?
- Да. Спрясть, смотать в клубки. Из шерстяных ниток связать варежки, носки, свитера. Из льняных ниток нужно ещё соткать холст, из которого можно будет шить и одежду, и бельё; полотенца, скатерти и т. д. И это только часть работы зимой. А летом работы ещё больше.
- Вот, это да! – сказала Таня. – Ужас! («Ужас» - так мама говорит.)
- Вот чем платит крестьянин: своим ежедневным трудом. Круглый год, - закончил папа.
- А почему летом больше работы? – спросил Серёжа. – Вспахал, посеял и жди урожая.
- Нет, нет. Нужно точно по погоде выбрать время вспашки. Иначе не будет хорошего урожая. А для этого нужно из года в год наблюдать за погодой, делать приметы, чтобы не ошибиться со временем вспашки. В сырую почву посеешь – сорняков будет много, в холодную – семена погибнут. А подойдёт время вспашки – вспахать и посеять нужно быстро. А потому работа – от зари до зари, с раннего утра до позднего вечера, да в полную силу. А поле ведь не такое, как у нас садовый участок, а раз в сто больше.
- Ого-го! – опять удивилась Таня. – Как все наши сады?
- Наверное. Пройдёт пора посева – а тут и время траву косить. И много ведь надо её. И снова тяжёлая физическая работа. Потом навоз на поля вывозить, как удобрение. А там и хлеб созрел. И опять – ни сна, ни отдыха: во время убрать и просушить. Перестоит в поле хлеб – зёрна станут в землю падать, пропал урожай. А ты говоришь, посеял и жди.
Папа встал, подошёл к полке с книгами. Поискал глазами и вытащил том Г. И. Успенского «Избранные сочинения».
- Таня, узнай: если обед не готов, то я вам прочту кое-что о крестьянских терзаниях.
- Читай, пап. Мама позовёт, когда будет обед готов, - заметил Серёжа.
- И то верно, - согласился папа. – Глеб Иванович Успенский много писал о крестьянах и о крестьянском труде. Я прочту вам небольшой отрывок. Автор, приезжая в деревню, каждый год останавливался у крестьянина по имени Иван Ермолаевич. И вот однажды автор привозит из столицы барометр, прибор, который указывает на возможные перемены в погоде. Читаю.
«Узнав, что эта медная посуда будет показывать погоду, что стрелка, которая ходит под стеклом, указывает и дождь, и сушь, и ветер, Иван Ермолаевич заинтересовался. Слушая меня он говорил многозначительно: «А-а-а-а… Хорошо… Это ничего… Надыть попытать его.!.. Ничего…» Штука эта, которой он немедленно дал название «календарь», пришлась ему по вкусу., как вещь нужная в хозяйстве. До знакомства с этим календарём Иван Ермолаевич узнавал погоду – вещь для него весьма важную – по множеству собственных наблюдений и примет.
- Что то, - говорил он, например, в ясный летний день, - боюсь я , как бы дождя не было?
- Да почему же, день ведь ясный, ни тучки, ни облачка?
- В ушах что-то шумит… Вот чего я опасаюсь… Как ежели округ ушей в этакой-то день начнёт шуршать, шелестеть – уж это нехорошая примета…
Практиковался им ещё и другой способ, другая система.
- Какой у нас нОнича месяц идёт? – спросит, бывало, Иван Ермолаевич, - актяб?
- Какой октябрь – июль…
- Я их, месяцев-то, не знаю как их прозывать-то… Много ведь их… А вот в котором месяце крещенье, этот месяц как называется?
- Январь.
- Ну, вот видишь, теперь надо смотреть так: январь должен стоять против нонешнего месяца… Какой ноне месяц?»
- Пап, это как: «должен стоять против»? – спросил Серёжа.
Иван Ермолаевич, наверное, рассуждает так: середина зимы – какой месяц? Январь. Середина лета – июль. Зима противоположна лету, противостоит лету. Значит: январь стоит против июля.
- Февраль - против августа, март – против сентября, - подхватил Серёжа.\ - Наверное, так.
- «… Какой ноне месяц?
- Июль, июль, Иван Ермрлаевич!
Ну, январь стоит против июля, вот и надо помнить погоду… которое сегодня число?
Сегодня шестое…
- а крещенье в кое число?
- Тоже шестого».
- Сочельник шестого, - вспомнила Таня, - Колядки. Потом Рождество.
- Таня, ты забыла: летоисчисление, календарь в XIX веке вёлся по старому стилю. Если по старому стилю – шестое января, то по новому какое?
- Двадцать четвёртое декабря, - подумав, сказал Серёжа.
Таня ещё не умела так быстро считать.
- Нет. Чтобы определить число по новому стилю, надо к числу по старому стилю прибавить тринадцать дней… И что получается?
- К шести прибавить тринадцать будет девятнадцать. Девятнадцатое января, - посчитал Серёжа.
- Вот именно. Крещение – 19 января. Продолжим рассуждения Ивана Ермолаевича. Как он медленно это делает, не торопясь, основательно. Можно подумать, что он тугодум.
- «Видишь ты. Вот теперь и надо знать… Михайло! - зовёт он работника. – Что, не в примету тебе, шёл снег под крещенье, как мы в Сябринцы хлеб возили?
- Что-то не в примету…»
- «Не в примету» означает: помнишь ли? – пояснил папа.
- «А кажись, что будто как курил снежок – то?
- Н-нет, не припомню.
- Авдотья! – обращается Иван Ермрлаевич к жене, - не в примету тебе, как под крещенье ездили мы с Михайлой, брал я полушубок, али нет?
Авдотья останавливается с ведром в руке и думает. Думает серьёзно и пристально.
- Полушубок? – в глубоком припоминании чего-то переспрашивает она и, вспомнив что-то, говорит. – н-нет, кажись.
Авдотья замолкла, и Михайло замрлк, и Иван Ермолаевич молчит, все вспоминают.
- Чего ты! – вдруг, оживившись вспоминает Авдотья. – Чай, у Стёпиных полушубок-то взял… Вьюга-то к ночи поднялась… Чай, помнишь, как Агафья-то прибегла,ещё тёлка в ту пору… - т.д.
- Так-так-так-так, - твердит Иван Ермолаевич и сам припоминает и тёлку, и Агафью, и ещё что-нибудь.
Наконец и работник присовокупляет какую-нибудь подробность, так что в конце концов канун крещенья, бывший полгода тому назад, восстанавливается в памяти Ивана Ермолаевича, его жены и работника во всей подробности. Весь день накануне крещенья припомнилась не только погода, но и весь обиход дня во всей полноте.
- Ну, стало быть, - заключает это расследование Иван Ермолаевич, - копны-то разваливать (для сушки) погодить надо… Пожалуй, как бы к вечеру не собрались тучки, уж, видно, надобно повременить.
И таким образом копны не разваливались, и делалось это на основании самых точных исследований и наблюдений».
- Вот вам один из примеров наблюдательности крестьян. А сколько их, наблюдений и примет, рассыпано по всем месяцам и дням года? Целая наука. Не будешь знать её – разоришься.
- Обедать! – появилась мама. – Мыть руки и за стол.
Ребята! Пожелаем Тане с Серёжей приятного аппетита, а сами вспомним их беседу с папой.
1. Чем занимались крестьяне летом? О каких работах рассказывал папа?
2. Чем занимались крестьяне зимой?
3. Почему землю называют кормилицей?
4. Почему дорог хлеб для крестьянина?
5. Чем заняты ваши родители зимой и чем заняты летом?
…На зимний день быстро надвинулся вечер. И хотя с конца декабря день стал понемногу увеличиваться, «солнце повернуло к лету», глаза не замечали изменений. А поэтому в определённое время, в определённый час дети лежали в постели и ждали очередного рассказа папы. Куклу свою Таня уже «уложила спать» и попрощалась с Сявой-дворянином.
Папа подсел к Тане на кровать и сказал:
- Помните, днём я вам говорил о том, что после посева удобряли поля навозом. Не те, которые были засеяны, а те, которые были свободны от посева. Там земля «отдыхала», говорили крестьяне. Она была вспахана и называлась «парЫ», от слова «пар». Так вот: между временем посева и сенокосом был промежуток времени, когда крестьяне удобряли свои поля. Работа эта тяжёлая, требует много людей и телег. Поэтому крестьяне каждому поочерёдно возили на поля навоз. «Всем миром» - так говорили раньше. И называлась эта общая работа – «пОмочи». Люди оказывали дру другу помощь. Вот рассказ Сергея Семёнова, писателя XIX века, как раз об этом. Рассказ называется «Первый трудный день».
«- Эй, Катерина! – послышался у нас за окном голос одного нашего деревенского мужика, -подойди-ка сюда, у меня к тебе слово есть.
Моя мать сидела у стола и шила мне рубашку. Когда её позвали, она бросила шитьё и подошла к окну.
- Что такое?
- Пашковский Никита велел тебе приезжать навоз возить.
- Когда?
- Послезавтра.
- Ладно… Спаси, Христос, что сказал».
- А почему тётя говорит: «Спаси Христос»? – спросила Таня.
- А как бы ты отблагодарила?
- Спасибо, что сказал.
- Наверное, слово «спасибо» происходит от двух слов: «спаси бог». Так раньше благодарили: пусть тебе бог будет спасителем, спасёт тебя от беды за хорошую весть или за хорошее дело. Спаси бог. А бога как зовут?
- Христос.
- Значит, можно благодарить и так, как благодарит Катерина: «Спаси, Христос, что сказал».
«Мужик ушёл, а мать вернулась на своё место и принялась опять за шитьё. Я лежал в это время на коннике».
- «Конник» - это лавка для сна, вместо кровати.
«Когда мать села, я вскочил со своего места и подбежал к ней.
- Мама, зачем нам навоз возить?
- В Отвоз. Мы повозим, а там к нам приедут; так другу другу и пособим.
Я вспомнил, что при этой работе бывают нужны и ребятишки.
- И я с тобой поеду? – спросил я.
- Что тебе там делать?
- Буду лошадь водить…
Мать поглядела на меня лучистым взглядом и радостно засмеялась:
- Ах, ты карапуз! Тебе и до повода-то не достать.
- Достану, ей-богу, достану! – поспешил уверить я.
Но мать не обращала внимания на мою уверенность. И, откусывая нитку, проговорила:
- Будет не дело говорить-то!
А потом задумалась и с досадой проговорила:
- Ну, ладно, поедем…
Мне в то время шёл девятый год. Я ещё ни разу заправски не подводил лошадь на работе, и мне очень этого хотелось. Когда мать сказала, что возьмёт меня в Пашково, у меня закружилась голова, и я весь день ходил как в чаду. То же было и на другой день. Мать справляла, и я не отставал от неё, помогал ей закручивать закрУтни…»
- «Закрутня» - это кляп для закрутки конской губы, - пояснил папа. – А почему нужно закручивать конскую губу, я не знаю. Здесь, в пояснении не написано. Вот ведь сколько нам горожанам непонятных мелочей! Дальше.
«…помогал закручивать закрУтни и искал чекУ». ЧекА – это клин, который вставляется в отверстие оси колеса, чтобы при движении колесо не соскочило. Можно сказать, что чекА закрепляет колесо. Вот ведь сколько уже знал девятилетний крестьянский мальчик!
«Когда день прошёл, мать сказала мне:
- Ложись скорей спать, а то завтра рано вставать!
Я лёг, но мне не скоро удалось уснуть: в моей голове бродили думы о завтрашнем дне и я никак не мог от них отделаться.
Наступил и этот день. Ещё куры сидели на насесте, а мать нагнулась ко мне и стала тормошить меня:
- Ермошка! Ермошка! Вставай, поедем!
Я слышал, что меня будят, но мне не хотелось вставать.
- Да поезжай одна, пусть спит себе на здоровье, - раздался другой голос.
Это говорила бабушка. Только она это проговорила, сонный туман в моей голове рассеялся, я сообразил зачем меня поднимают, и, как ванька-встанька, вспрыгнул на ноги и пошёл умываться.
Я вышел за матерью из избы, у двора стоял запряжённый в телегу наш Карька (имя лошади) и дремал. Мы влезли на телегу и мать дёрнула вожжой.
Одно за другим мы оставили за собой полевое болото, холодный овраг, в котором было очень холодно от росы. Роса белела везде, как молоко, трава была подёрнута ею, как туманом, головки цветов от неё казались седыми. Когда мы въехали в рощу, то с деревьев роса падала каплями.
В лесу около дороги торчали грибы, кое-где, как искорки, краснели ягоды, поднимал свои махры ствольник, из которого мы делали дудки.
Солнце ещё не всходило, но там, где оно должно было всходить, небо было алое.
Проехали лес. Перед нашими глазами сначала открылось пашковское паровое поле, куда будут возить навоз, потом и само Пашково. Мать подогнала Карьку; но старый Карька только вильнул хвостом.
Когда мы подъехали ко двору дяди Никиты, он выводил лошадь с нарытым навозом. Увидев нас, он широко улыбнулся и воскликнул:
- А-а! Милости просим! Ника, сам-друг? Это хорошо!
- Как же, - улыбаясь проговорила мать, - работник вырос, не дома же его держать. Пусть едет матери подсоблять.
- Что же, сам поохотился? (Т. е. сам захотел)
- Сам.
- Молодец! Вот примечай, какая у нас другая лошадь. Встречаться-то будешь вот с этой тёткой – узнАешь?
Я глянул на лошадь и на молодую бабу с подоткнутым подолом – срывальщицу и сказал:
- УзнАю».
- Срывальщица сбрасывает навоз с телеги на поле, - пояснил папа. – Мальчику будут здесь нагружать телегу. А он на ней отправится в поле. А на встречу ему с поля будет возвращаться пустая телега с этой тёткой. И тётку эту надо узнать. Мальчик Ермошка пересядет в телегу тётки и вернётся за навозом. А тётка повезёт навоз в поле. Понятно?
- Понятно, - сказал один Серёжа.
А Таня промолчала.
«Мать ушла во двор, меня, как только сел, охватила дремота. Я силился бороться с нею, но глаза у меня слипались и ко сну тянуло, как камнем в воду. Я приткнулся в углу и заснул.
- Вот так работник, уж спит! – раздался над моим ухом голос.
Я открыл глаза – передо мной стоял дядя Никита. Он вывел со двора нарытый воз, и, остановившись, глядел на меня.
- Ну, брат, поведём воз. Я тебе на первый раз покажу куда, а там уж один будешь.
Мы повезли воз. Из каждого двора выезжали возы. Приезжие были нарядные, на некоторых лошадях красовалась хорошая сбруя, позвонки».
- «Сбруя» и «позвонки» - это часть упряжи лошади, - пояснил папа.
«Возы, скрипя, тянулись к одному концу деревни. У выезда собрался целый обоз. Дело делалось большое и важное, и, держа за повод лошадь, я с гордостью подумывал про себя, что и спица в этой колеснице.
За деревней мы встретились со срывальщицей.
Срывальщица взяла у нас лошадь с возом, мы сели в пустую телегу. Дядя Никита показал мне, как садится и как править лошадью.
- Главное – не зевай. А как зазеваешься – либо колесом зацепишь, либо в тын (забор или плетень) угодишь.
Совсем незаметно подошло время обеда. Перед обедом выпрягли лошадей и отвели их в стадо. Жена дяди Никиты, тётя Марфа, нарезала селёдок, натолкла луку, поставила на стол кисель, и все сели обедать. Мне редко приходилось есть так сладко, всё мне казалось таким вкусным.
Большие после обеда легли отдыхать, а мне дядя Никита сказал:
- Ну, а ты тоже на боковую, аль побегаешь? Поди пока в огород: там крыжовник есть, нарви себе да пройди в стадо, лошадей посмотри.
Нарвавши полный карман зелёного крыжовника, который хрустел на зубах и вязал во рту, я побежал в стадо. Стадо было одно лошадиное. Коровы в это время были дома.
Лошади ходили по густой и сочной траве. Было жарко. Кругом лошадей носились слепни, садились на них, лошади отмахивались от них хвостами. Ребята, которые стерегли лошадей, сидели в кучке поодаль и что-то разговаривали. Я решил подойти к ним и примкнуть к кучке; но только я подошёл, один мальчик спросил меня:
- Мальчик, ты чей? У кого подводишь?
- У дяди Никиты.
- Под телегу не попал ещё?
- Ни разу.
- Молодец! Вот тебе за это.
Мальчик ударил меня по спине, другие ребятишки захохотали. Мне стало обидно, и я хотел дать ему сдачи, но мальчик был большой, мне с ним не справиться бы, и я ему спустил. Другой мальчик – чёрненький, в кумачовой красной рубашке и белом картузе (кепке) – сказал:
- Ну, за что ты его? Не тронь! Он умный… Дай-ка мне картуз. – И он, не дожидаясь, стащил с моей головы картуз и спросил: - Он слушает тебя?
- Нет, - сказал я, не понимая, к чему он это спрашивает.
- Нет, так зачем же ты такой носишь? Дай-ка я его закину.
И он размахнулся, собираясь закинуть картуз. Я понял, что попал впросак, и захотел поправиться.
- Слушается! – поспешил крикнуть я.
- Коли слушается, то позови его: он к тебе сам придёт.
Мальчик далеко кинул мой картуз, я побежал за ним.
Но вот опять заскрипели возы, загремели порожние телеги.
Я водил то одну, то другую лошадь и чувствовал, что у меня сильно жгло подошвы от ходьбы по жёсткой земле, а от вожжей драло ладони.
Кончился день. Нашей лошади поставили корзину травы, а нас посадили ужинать. Опять ели лук, селёдку, кашу с постным маслом. Ели, как и в обед, с большим удовольствием. Дядя Никита, должно быть шутя, проговорил:
- Ты не езди домой-то, ночуй здесь, а завтра ещё у кого поводишь.
- Он завтра опять приедет, - ответила за меня мать.
Мы сели в телегу и поехали.
Уж смеркалось. Мне делалось тяжелее и тяжелее. Уж трудно становилось сидеть, хотелось к чему-нибудь привалиться, но телега была жёсткая. Я поневоле сидел, и предо мною начал проноситься весь сегодняшний день – всё, что я видел, что слышал. Потом я привалился к матери и закрыл глаза, но, закрывши глаза, я всё равно видел возы с навозом и порожние телеги. Вон мальчик настёгивает лошадь, и лошадь скачет быстро и где-то скрывается… Вот дядя Никита; он держит на плече вилы, на вилах – мой картуз, а в картузе лук, да зелёный-зелёный. Кругом кто-то насыпал крыжовнику, по нём ходят, и он хрустит… А вот рукомойник, в нём плавает селёдка, брюхо у неё разрезано, но она живая, она шевелит жабрами и пьёт воду».
- Он, что заболел? – вдруг спросила Таня.
- А я думал, что ты уже спишь, - сказал папа. – Слушай дальше – узнаешь.
«Кто же это её пустил? Завтра надо будет пустить её в речку; пойду купаться и пущу.
Что мне представлялось ещё, я уже не помню. После мать говорила, что она замертво стащила меня с телеги и унесла на постель. Я проспал до полудня, но и со сном не прошла моя усталость».
- А вам до полудня спать не придётся, - сказал папа. – Поэтому все вопросы – завтра. А сейчас – спокойной ночи.
Ребята!
1. Как вы думаете, почему мальчик Ермошка захотел поехать вместе с мамой? Найдите объяснение в тексте рассказа.
2. На кого из героев из героев стихов или рассказов о детях похож Ермошка?
3. Что умел делать Ермошка в свои девять лет?
4. Что умеете делать вы? Как вы помогаете взрослым?
5. Почему мама взяла с собой Ермошку?
6. Что вам показалось странным в рассказе? Что есть в рассказе, а в нашей жизни уже нет?
День тринадцатый
Ребята вернулись из школы, переоделись, проверили содержимое кастрюль и холодильника и решили, чем будут обедать. Пока разогревалась пища и Серёжа резал хлеб, Таня сменила воду в поилке Сявы, за что тот поблагодарил Таню:
- Сява – хороший! Сява – дворянин!
Таня накрыла на стол и сказала Серёже:
- Ешь молча.
- Приятного аппетита, - ответил на это Серёжа и ребята приступили к обеду.
Оба молчали.
- А я пятёрку получила, - не выдержала Таня.
Серёжа молчал.
- Я больше не хочу, - Таня отодвинула тарелку.
- Доедай, - сказал Серёжа, - пища денег стоит.
- А я не хочу! Молоко выпью и всё!
- В другой раз не жадничай: накладывай столько, сколько съешь.
- Я думала, что съем…
- Лучше потом возьми добавку, - закончил мысль Серёжа.
- Ладно, - смирилась Таня, - я съем, но я не хочу.
После обеда Серёжа объявил:
- Я убираю со стола, а ты моешь посуду.
- Да?! – возмутилась Таня. – Посуды вон сколько!
- Мыть посуду – женское дело.
- А почему папа моет посуду?
- Потому что маме помогает.
- Вот и ты помоги мне.
- Ладно, помогу, - вздохнул Серёжа.
…Вечером, после обмена новостями папа спросил у детей:
- Ко мне вопросов нет? А то я займусь своими делами.
- Нету, - сказала Таня и спохватилась, - есть! У мальчика, который лошадь водил и устал, не было сестрёнки?
Папа озадаченно потёр переносицу:
- Не знаю. В рассказе об этом не говорится. Но вообще-то в крестьянских семьях было много детей: пять-восемь, а то и десять-двенадцать.
- Ничего себе!
- А как же! Работы в семье много – должно быть и работников много. Радовались, когда в семье было много мальчиков, будущих работников.
- Девочки ведь тоже работали, - обиделась Таня.
- Конечно, Танечка! Но даже если в семье были только мальчики, то они приводили в дом свою жену, когда женились. И в семье появлялись ещё одни женские руки. А вот своих дочерей надо было отдавать в другую семью и с нею, с дочерью, отдавать и приданое – часть нажитого добра. Вы же знаете! Поэтому и крестьяне, и дворяне считали, что девочка в семье – убыток.
- Пап, а крестьяне тоже, как и бояре, рожали детей в банях? – вдруг вспомнила Таня.
- Не крестьяне рожали, - поправил Таню папа, - а крестьянки. Да, тоже – в бане. Но бывало и в дороге, и в поле даже.
- А почему?
- Если в семье не хватало рабочих рук, то крестьянки выезжали работать в поле до самого рождения ребёнка. Так важна была работа в поле. А уж с младенцами многие крестьянки работали. Сделают ребёнку шалашик или в тень положат – и работают. Помню с детства такие стихи:
Она на поле барском жала,
И тихо побрела к снопам;
Не отдохнуть, хоть и устала,
А покормить ребёнка там.
- А зачем она брала ребёнка в поле? – спросил Серёжа. – Ведь были и другие, старшие дети, которые могли побыть с ребёнком.
- Серёжа, а кто бы кормил ребёнка маминым молоком? Только мама. Но самое главное – все работают, что-то делают. Когда поменьше было работы, младенец подрастал, то его могли оставлять со старшей сестрой. Она была вместо няни и кормила младенца из рожка. Это такая первобытная соска. Часто завязывали в марлю или в тряпочку кусочек хлеба и давали ребёнку. А он сосал и жевал такую соску.
- Няня-сестра кормила его и меняла ему пеленки и штанишки? – вспомнила Таня своих пупсов.
- Штанишек у таких маленьких детей не было. Лет до трёх-четырёх почти никакой одежды не было на маленьком ребёнке.
- Он ходил го-лый?! – изумилась Таня.
- Да!
- И зимой?!
- А зимой не выходил из избы и сидел на печи. Да и старшие дети ходили в одних рубашках. И зимой и летом. Замёрзнут – бегут в избу греться. Валенки да тулупчик – один на всех малышей: надевали по очереди. Многие дети заболевали от грязи, недоедания, болезней и умирали. Остальные росли более приспособленными к такой жизни, к таким суровым условиям.
Папа замолчал, подумал о чём-то, подошёл к полкам с книгами.
- Вот, сказал он. – У Дмитрия ГригорОвича – тоже писатель XIX века – есть рассказ: «Антон-горемыка». Об очень бедной крестьянской семье. Антон сам беден, да ещё кормит своего племянника сироту, мальчика лет десяти. Зимой Антон с Ваней, так зовут племянника, ездили в лес за хворостом. Хварост рубили и топили им печь. Возвращаясь домой, Антон разрешил Ване сесть на лошадь. А теперь слушайте.
«Между тем деревня всё ещё не показывалась. Тёмные тучи, сгустившиеся над нею, окутывали её сизой непроницаемой тенью; струйки белого дыма…давали, однако, знать о близости избушек. Прежде всего показалась на пути маленькая кузница с дЮжим кузнецом Вавилою на пороге, который приветливо кивнув Антону головою, вымолвил: «отколе?» и на ответ: «а из осинника, зевнул, перекрестив рот; там показались крестьянские густые огороды. А там потянулось и само село Троскино, расположенное по скату лощины».
- «Лощина» - это широкая долина с пологими склонами, - пояснил папа.
«Толпа чумазых ребятишек, игравших в бабки, стояла на улице подле колодца. Они, казалось, нимало не замечали стужи и ещё менее заботились о том, что барахтались, словно утки, в грязи по колени; между ними находилось несколько девчонок с грудными младенцами на руках».
- Вот тебе, Таня, и няньки-сёстры.
«Семи- или восьмилетние нянюшки дули в кулаки, перескакивали с одной ноги на другую, когда уж чересчур забирал их холод, но всё-таки не покидали весёлого сборища; некоторые из них, свернувшись калачиком под отцовским кожухом (полушубком), молча и неподвижно глядели на игравших.
Проезжая мимо, Ванюшка, начинавший было корчиться от стужи на своей кляче, вдруг вытянулся, приосанился и крикнул, во сколько хватило силёнки: «Эй! Пошли прочь!..ишь лошадь едет…». Толпа дала дорогу, окидывая седока (наездника) завистливыми взглядами. Одна девчонка, рыженькая, курносая, взъерошенная и вдобавок ещё и хромая, пустилась догонять воз, прыгая и вертясь на одной ножке.
- Дядя Антон, дядя Антон, посади на воз! – кричала она. – Посади, голубчик, на воз… золотой, посади, право – ну посади!
- Пошла прочь, - вымолвил Антон, грозя хворостиной, - чего привязалась! Вот я те!..
Девчонка остановилась, дала ему проехать несколько шагов и потом снова поскакала; только теперь, как бы назло, она коверкалась и ломалась несравнимо более, кричала звонче, приступала настойчивее, пока наконец, выбившись из сил, поневоле должна была отказаться от своего преследования, но и тут не упустила случая высунуть Антону язык…»
- Вот так: раздетые, зимой, на улице, - закончил читать папа.
- Ужас! – сказала Таня. Ей всё больше нравилось это мамино слово.
- Ну, не так уж и страшно. Детям всё равно было весело. И потом: зима когда-то кончается. А летом! И рыбалка, и ягоды, и грибы! Не так голодно и совсем уж не холодно.
- А как они всё умели? – спросил Серёжа. - Почему всё умели делать крестьянские мальчишки?
- И девочки – тоже, - заступилась за девочек Таня.
- Когда ты родился, ты тоже ничего не умел. А теперь…совсем другое дело, - ответил Серёже папа.
- И я, - напомнила о равноправии Таня.
- И ты. Дети постепенно научаются тому, что умеют делать старшие. Крестьянские работы и заботы год от года почти не менялись: поле, домашнее хозяйство, огород, ткачество. Вот дети и учились у старших жить. Не будешь знать крестьянского труда – погибнешь, умрёшь. Взрослые давали детям поручение-работу. Сначала – несложную и не трудную: покормить кур, собаку. Или поухаживать за телёнком, жеребёнком: почистить, покормить…
- Здорово! – восхищённо сказал Серёжа. – Нам бы так.
- Ага, жеребёночка на балкон, - остроумно заметила Таня.
- А что? Пожалуйста! Всё лето можете у бабушки ухаживать за телёнком, - предложил папа.
- Мы подумаем, - глубокомысленно произнёс Серёжа.
- Но это же – не всё, телёночек, - сказала Таня. – А вышивать? Прясть?
- Всё – постепенно: и рукоделие, и обработка льна, и другие домашние работы – подрастали и обучались. Девочки - прясть, мальчики - плести лапти да корзины, девочки – шить-вышивать, мальчики – запрягать и боронить. Всё приходило с возрастом, с умением и с природной силой.
- Интересно!
- Где-то у меня была книга, серьёзная – сейчас поищу.
Папа снова отправился к полкам.
- Вот.
Книга была большая, красивая, с картинками и называлась «Мир русской деревни». Папа полистал книгу и нашёл нужное место:
- Слушайте! «Мальчиков начинали приучать к работе с девяти лет. Первые поручения были – летом стеречь лошадей, загонять свою скотину из общего стада во двор, пригонять гусей и т. п. С одинадцати лет обучали садиться верхом на лошадь, в этом же возрасте дети начинали «скородить» - участвовать в бороньбе пашни («скорода» - борона, сельзозинструмент с острыми зубьями для разрыхления земли). Мальчик, правящий лошадью при бороньбе, назывался боронволОк. Достижением возраста боронволкА гордились – и сам мальчик, и семья. «Свой боронволОк дороже чужого работника», - утверждала пословица.
На четырнадцатом году учили пахать, брали на сенокос подгребать сено, поручали водить лошадей в луга. На семнадцатом году подростки учились косить… На восемнадцатом косили траву, рожь, овёс. И только на девятнадцатом году их допускали навивать на возы сено и зерновые: здесь требовалась мужская сила. В это же время учили «отбивать», (острить, точить) косу. На девятнадцатом году парень уже сам мог сеять рожь, овёс, гречиху».
- Что ты всё о мальчиках, - возмутилась Таня. – А девочки?
- И о девочках есть. На одиннадцатом году учили прясть на самопрялке; на тринадцатом – вышивать; шить рубахи и вымачивать холсты – на четырнадцатом; ткать – на пятнадцатом или шестнадцатом; устанавливать самой ткацкий стан – на семнадцатом. Одновременно в 15-16 лет девушка
Училась доить корову; на шестнадцатом году…начинала жать и вязать в снопы рожь. Полной работницей она считалась в восемнадцать лет. К этому времени хорошая невеста… должна была ещё уметь испечь хлеб и стряпать». – Я, думаю, хватит вам на сегодня, - сказал папа. – Подошло время вечерней сказки. Смотрите и готовьтесь ко сну. Потом я, может быть, прочту вам какой-нибудь рассказ из жизни крестьянских детей.
Ребята! Оставим Таню и Серёжу со своими заботами. А тот рассказ, который папа обещал прочитать детям, и я не знаю прочитал он или нет, предлагаю прочитать вам самим.
Лев Николаевич Толстой
За ягодами
1
Возвращались из ночного мужики и ребята.
Тараска Резунов, малый лет двенадцати, обогнал всех и поскакал в гору к деревне. Чёрная собака весело бежала впереди лошадей, оглядываясь на них. Тараска подъехал к избе, привязал лошадей у ворот и вошёл в сЕни(1)
- Эй, вы, заспалися! – закричал он на сестёр и брата, спавших в сенях на дерюжке.
Мать встала уже доить корову.
Ольгушка вскочила, оправляя обеими руками взлохмаченные светлые волосы.
Ребята с вечера собирались за ягодами, и Тараска обещал разбудить сестру и малого, как только вернётся из ночного. Он так и сделал. Мать дала ему кружку молока. Хлеба он сам отрезал себе, уселся за стол и стал есть.
Когда он в одной рубашке пошёл по дороге, дети красными и белыми пятнышками виднелись далеко впереди, на тёмной зелени рощи. Тараска догнал их за большим лесом.
2
Ягодное место было по свезённому(2) лесу. Между сочных молодых кустов выдаваплись места с невысокой травой, в которой зрели и прятались красные ягоды.
Девчонки, перегнувшись вдвое, ягодку за ягодкой выбирали и клали какую похуже в рот, какую получше – в кружку.
- Ольгушка! Сюда иди! Тут беда – сколько!
- Ну, вре(3)! Ау! - -перекликались они, далеко не расходясь, когда заходили в кусты.
Тараска ушёл от них дальше в овраг.
- Грушка!
- Ась!
- А как волк!
- Ну, что ж волк? Ты что ж пужаешь? А я не боюсь, - говорила Груша и, забывшись, клала ягоду за ягодой, и самые лучшие, не только в кружку, а в рот.
- А Тараско-то наш ушёл за овраг. Тараска! Ау!
- Я-о! – отвечал Тараска из-за оврага. – Идите сюда!
- А и то пойдём, там больше.
3
Девчата полезли вниз в овраг и тут, на припёке солнца, сразу напали на полянку, сплошь усыпанную ягодами. Обе молчали, не переставая работать руками и губами.
Вдруг что-то шарахнулось и среди тишины со страшным, как им показалось,, грохотом затрещало по траве и по кустам.
Грушка упала от страха и рассыпала набранные ягоды.
- Мамушка! – завизжала она и заплакала.
- Заяц, это заяц! Тараска! Заяц! Вот он! – кричала Ольгушка, указывая на серо-бурую спинку с ушками, мелькавшую между кустов.
- Ты чего? – обратилась Ольгушка к Грушке, когда заяц скрылся.
- Я думала, волк, страсть, испугалась! – говорит Грушка, заливаясь звонким, как колокольчик хохотом.
4
Солнце уже совсем вышло из-за леса и жарко пекло землю и всё, что было на ней.
- Ольгушка, купаться! – пригласили Ольгу сошедшиеся к ней девочки.
И все большим хороводом отправились с песнями к реке.
Барахтаясь, визжа и болтая ногами, девочки не заметили, как с запада заходила чёрная туча, как солнце стало скрываться и как запахло цветами и берёзовым листом и стало погромыхивать.
Не успели девочки одеться, как пошёл дождь и измочил их до нитки(4).
5
В прилипших к телу и потемневших рубашонках девчонки прибежали домой.
Когда они пообедали, рубашонки уже высохли. Перебрав землянику и уложив её в чашки, они понесли её на дачу.
Вернувшись домой, ОЛьгушка развязала зубами узелок в платке, в котором был завязан двугривенный(5), и отдала его матери. Мать спрятала деньги.
Тараска же, с завтрака пропахавший с отцом картофель, спал в это время в тени густого тёмного дуба.
Пояснения
1. – сЕни – помещение между жилой частью дома, избы и крыльцом.
2. – сведённый лес – вырубленный лес.
3. – «Ну, вре» - не может быть, не верю.
4. – «измочили до нитки» - промочили одежду насквозь.
5. – двугривенный – двадцать копеек.
Ребята!
1. Почему мальчик в крестьянской семье был важнее, дороже, чем девочка.
2. Как вы думаете: почему детям постепенно поручали более трудную
работу?
3. Что должен был уметь делать юноша к восемнадцати годам?
4. Что должна бала уметь делать девушка к восемнадцати годам?
Найдите в тексте ответы.
5. Вам нравится или нет жизнь крестьянских детей? Почему?
Иван Суриков
В ночном
Летний вечер. За лесами
Солнышко уж село;
На краю далёком неба
Зорька заалела;
Но и та потухла. Топот
В поле раздаётся:
То табун коней в ночнОе
По лугам несётся.
Ухватя коней за гриву,
Скачут дети в поле,
То-то радость и веселье
То-то детям воля!
По траве высокой кони
На просторе бродят;
Собралися дети в кучу
Разговор заводят.
Мужички сторожевые
Улеглись за лесом
И заснули… Не шелОхнет
Лес густым навесом
Всё темней, темней и тише…
Смолкли к ночи птицы;
Только нА небе сверкают
Дальние зарницы.
Кой-где звякнет колокольчик,
Фыркнет конь на воле,
Хрупнет ветка, куст – и снова
Всё смолкает в поле.
И на ум приходят детям
Бабушкины сказки:
Вот с метлой несётся ведьма
На ночные пляски;
Вот над лесом мчится леший
С головой косматой,
А по небу, сыпля искры,
Змей летит крылатый;
И какие-то все в белом
Тени в поле ходят…
Детям бОязно – и дети
Огонёк разводят.
И трещат сухие сучья,
Разгораясь жарко,
Освещая тьму ночную
Далеко и ярко.
Как вы знаете, ребята, летом у крестьянина очень много тяжёлой работы. И если бы не было у него лошади, сам он эту работу не смог бы осилить. Поэтому крестьянин дорожил лошадью, оберегал её, заботился о ней. А так как днём лошадь не успевала наесться – занята была работой и мешали ей слепни и оводы – то крестьяне отправляли лошадей пастись ночью. И называлось это: ночнОе.
Обычно в ночнОе отправляли группу детей, которые всю ночь и присматривали за лошадьми. С детьми были и взрослые: один или два человека, на случай, если возникала какая-нибудь трудная ситуация.
Тараска из рассказа Л. Н. Толстого уже бывал в ночнОм. И стихи Ивана Сурикова об этом.
В каком возрасте крестьянские дети ходили в ночнОе? Поищите ответ в рассказах папы.
А ещё, ребята, прочтите пословицы и поговорки о труде. Объясните, как вы их понимаете, или спросите об этом старших.
1. Без труда не вытащишь рыбку из пруда.
2. Всякое уменье трудом даётся.
3. Каков мастер, такова и работа.
4. Какова пряха, такова на ней и рубаха.
5. Любишь кататься, люби и саночки возить.
6. Не привыкай к безделью, учись рукоделью.
А вот пословицы и поговорки о лентяях:
1. Долго спать – добра не видать.
2. Долог день до вечера, коли делать нечего.
3. Не пеняй на соседа, когда спишь до обеда.
4. У ленивой пряхи и для себя нет рубахи.
А как вы понимаете следующие пословицы и поговорки:
1. Каково дерево, таков и клин; каков батька, таков и сын.
2. От лося – лосята, от свиньи – поросята.
3. Яблоко от яблони недалеко падает.
4. Одного поля ягоды.
Если вы какие-то пословицы не понимаете, попросите разъяснить смысл этих пословиц своих родителей или учителей.
День четырнадцатый
Неделя учёбы прошла быстро: короткой оказалась неделя. И Таня с Серёжей, конечно, обрадовались этому. Но главным событием недели стал…
Новый год. Да, да – новый год, но только по-старому стилю, четырнадцатого января. И называется этот день: старый Новый год. А встреча его, естественно, накануне: тринадцатого. Вечером. Таня с Серёжей узнали о встрече старого Нового года, только придя из школы: мама почему-то была дома.
- Отпросилась с работы пораньше: гости к нам сегодня придут, надо успеть подготовиться, - объяснила мама.
- А какой праздник? – спросила Таня.
- Новый год. Старый новый год.
- А первого января был молодой новый год?
- Нет. Был просто Новый год. А сегодня – Старый новый год. По старому стилю. Вам же отец объяснял! Сегодня по-старому стилю какое число?
Таня подняла глаза к потолку, затем опустила, стала загибать пальцы руки и шевелить губами.
- Тридцатое декабря, - наконец, сказала она.
- Не тридцатое, а тридцать первое. В декабре – тридцать один день. А тридцать первого декабря мы встречали новый год. По новому стилю. Понятно?
- Понятно, - сказала Таня. – Завтра суббота и занятий в школе нет.
- Понятно, - ответила мама Тане. – Мой руки, будешь мне помогать.
- А Серёжа?
- А Серёжа пойдёт погуляет. А мы с тобой будем заниматься женскими делами.
Серёжа торжествующе взглянул на Таню.
- Только не долго, - добавила мама. – Я кое-что приготовлю – приходи поесть.
- Есть! – по-военному сказал Серёжа.
Вскоре пришёл с работы папа (тоже пораньше) и подготовка к приёму гостей пошла полным ходом. А тут и проголодавшийся Серёжа вернулся с улицы. Вся семья была в сборе.
Поставили стол, расставили приборы. А между делом шёл разговор.
- В старину на святки, то есть от Рождества Христова до Крещения его, девушки гадали.
- А когда Крещение?
- На двенадцатый день со дня Рождества. По старому стилю – шестого января, а по новому… - папа внимательно посмотрел на ребят.
- Девятнадцатого, - сообразил Серёжа.
- А зачем девушки гадали? – спросила Таня.
- Хотели узнать, когда выйдут замуж? За кого: богатого или бедного? А некоторые девушки пытались и имя жениха узнать.
- А как? Имя-то как узнать? – заинтересовалась Таня.
- По-разному. Ждали у ворот прохожего, например. И просили его назвать любое мужское имя. Это имя и считалось именем будущего жениха.
- А как узнавали: бедный или богатый? – этот вопрос заинтересовал маму.
- Я тебе, мама, потом отдельно расскажу, - рассмеялся папа.
- А мне?
- А тебе, Таня, рано этим интересоваться. Но об одном способе расскажу. Это был, наверное, самый известный способ. Клали по кругу в избе нитки или ножницы, воду в чашке, зерно, монету – и зажигали свечу. Приносили петуха, иногда курицу, и пускали его в круг. Петух расхаживал в круге и подходил к какому-нибудь предмету. А предмет обозначал того или иного человека: вода – пьяницу, зерно – зажиточного человека, деньги – богатого, ножницы – портного. Иногда пытались увидеть своего будущего мужа, суженного. Из спичек или палочек перед сном складывали под кроватью колодец. Считалось, что суженый может придти во сне к колодцу воды напиться и лицо его можно будет увидеть.
- А это – правда? – снова заинтересовалась Таня.
- Я думаю, что нет. Потому что гадания происходят от веры в сверхестественную силу, которую будто бы понять или постигнуть умом невозможно. А раз понять невозможно, то нужно только верить. На этой вере в сверхестественное основаны и многие приметы. А некоторые приметы, мне кажется, взрослые придумали специально.
- А зачем? - удивился Серёжа.
- Ради воспитания детей. Помните в «Домострое» что написано: «Воспитывай чадо своё в страхе божьем». То есть в страхе перед богом. Например, говорили детям так: «Кто ногами болтает, тот чёрта качает». А зачем так говорили? А затем, что сколько детям ни говори: не болтай ногами, они продолжают шалить. Чтобы их напугать, придумали эту примету.
- А что же в ней страшного? – опять удивился Серёжа.
- Рассуждали так: качаешь чёрта – делаешь ему приятное, а делаешь чёрту приятное - значит, ты против бога. И бог тебя может наказать.
- Мам, а где салфетки? – спросила Таня и, повернувшись к маме, опрокинула солонку с солью.
Солонка стала падать со стола, Серёжа хотел её подхватить и снёс со стола на диван тарелку. На мгновение все замерли. Первым опомнился Серёжа:
- Руки - крюки! Что соль рассыпала? – отругал он Таню.
- А ты? – заступилась за Таню мама. – Тарелку чуть не разбил!
- Тихо, тихо! – остановил ссору папа. – Успокойтесь.
- Ладно, - сказала мама, внимательно рассматривая упавшую тарелку. – Что там есть из примет про тарелку?
- Ничего. Впрочем: посуда бьётся – на счастье, а у нас, к счастью, она не разбилась.
- Ничего не понятно, - насупился Серёжа. - К счастью, к несчастью…
- Чтоб люди не расстраивались, им говорили: посуда бьётся к счастью.
Мама подала салфетки Тане:
- Держи. Аккуратней! – И добавила: - А про соль и я знаю. Соль рассыплешь – поссоришься. Вот мы и поссорились. Сбылась примета.
- Не совсем так, но похоже. Соль на крестьянском столе всегда была дорогим продуктом. Иногда даже дороже золота. В России были даже восстания, бунты из-за соли.
- Из-за соли? – очень удивилась Таня. – Из-за простой соли?
- Да, именно так. Поэтому были придуманы приметы о соли: не рассыпай соль – поссоришься; не макай хлеб в солонку – поссоришься.
- Но почему? - не понимал Серёжа.
- Потому что просыпанную соль всю не соберёшь, её станет меньше; потому что часть соли, в которой есть крошки хлеба, придётся выбросить. А соль, повторяю, была дорогим продуктом.
- Я не об этом, - не унимался Серёжа. – Почему люди ссорились? Почему так говорили: поссоришься?
- Серёж, послушай меня, успокойся! Тебе нравится ссориться? Нет. И мне не нравится.
Папа сел на диван и посмотрел Серёже в глаза:
- Ссориться - не нравится всем. Детей пугали ссорой со старшими. Дети могли потерять расположение к себе, хорошее отношение мамы, папы, других членов семьи. А они, дети, дорожили этим хорошим отношением к себе. Понятно?
- Понятно, - буркнул Серёжа.
- Ну, вот и ладно.
- Всё. Мы почти готовы. – Мама тряхнула вымытыми руками. – Осталось нам переодеться – и всё. Снимай фартук, отец.
- Ты иди, я сейчас, - сказал папа.
Мама ушла.
- Я, кажется, понял, Серёжа. Для взрослых было важно, чтобы дети боялись дурных, плохих последствий своих поступков: бог накажет, голод будет, смерть близких, ссора, болезнь, ну и ещё много того, чего нужно было опасаться. Чтобы боялись делать плохо. И совсем не обязательно, чтобы страх был БОЖИЙ. Тебе это было непонятно?
- Да.
- Теперь понятно?
- Да.
- А если понятно, то подумайте с Таней над правильными ответами, пока я переодеваюсь. А вопросы такие: почему нельзя ронять или недоедать хлеб – ни одной крошки. И второй: почему состриженные или вычесанные волосы нельзя было бросать, где попало? Что говорили взрослые детям? Чем пугали?
Папа вышел.
- Почему, почему, - пробормотала Таня. - Потому… А! Правильно, Серёжка! Хлеб – это жизнь! Смерть будет!
- Голод, - поправил Таню Серёжа.
- Я и говорю: смерть! – ликовала Таня.
- Значит, если будешь бросать хлеб…
- Ронять!
- Я и говорю: бросать…
- «Ронять», папа сказал.
- Мы опять ссоримся. Вот уж эта соль! Не мешай. Будешь…ронять хлеб или недоедать, то кто-то умрёт от голода.
- Это не страшно: «кто-то». Мама или папа – страшно!
Серёжа на секунду замер, потом внимательно посмотрел на Таню:
- Ты чё, Танька, сдурела или чё?
- Так чтоб страшно…
- Нет, пусть кто-то. Давай про волосы думать.
- Не хочу, - как-то вяло ответила Таня. – Сам думай.
- Тебя мама стрижёт – ты и думай!
- Тебя – тоже, - так же вяло возразила Таня.
- Ладно, думаю.
За окном стемнело, зажглись уличные фонари. Таня, не двигаясь, смотрела в окно.
- Ну, не знаю, - после некоторых раздумий сказал Серёжа. – Волосы после тебя везде.
- После тебя – тоже, - не отрываясь от окна, сказала Таня.
- Правильно! Грязь и мусор после стрижки!
- Чего боялись?
- А, да. О! Лысыми стать!
- Точно! – рассмеялась Таня. – Лысые! Ура! Лысые!
…И когда через некоторое время появились родители, дети наперебой закричали:
- Смерть! Лысые!
- Вы что, с ума сошли, - удивилась мама.
- Нет, за хлеб – смерть, а за волосы – лысина!
- Успокойтесь! – сказал папа. – Я, кажется, начинаю понимать. Кто роняет или недоедает хлеб, того ждёт голод или смерть близких. Принимается. Молодцы! А кто не убирает волосы, тот, значит, облысеет?
- Да! – в один голос ответили дети.
- Интересная версия. Этого тоже можно бояться. Принимается.
- Гадатели, заканчивайте! А то сейчас придут гости, а вы…
- Сейчас, мать. А ответ: колдунов боялись. В те времена верили в колдунов. Верили, что они могут наслать на вас болезнь или порчу. А им для колдовства, кроме всего прочего, нужны были волосы чаруемого, заговариваемого. И если волосы валялись неубранными, то колдун всегда мог их найти и подобрать. Всё. Молодцы!
И тут прозвенел звонок.
- А вот и гости. Гостей нельзя встречать через порог, иначе поссоришься. Папа вышел в коридор, открыл дверь. Послышалось: «С новым годом! С новым годом!»
Ребята! Пусть там идёт встреча Старого нового года, а вы попробуйте разгадать истинные воспитательные цели следующих примет:
1. Кто ест заплесневелый хлеб, тот будет хорошо плавать.
2. Кто ест подгорелый хлеб, тот будет здоровым.
3. Муха в щи залетела – на счастье.
День пятнадцатый
Первый день Старого нового года был пасмурным. С утра шёл снег, и дети долго играли на улице и вернулись домой только к обеду. За столом они старались вести себя как положено: не болтали ногами, не разговаривали, не запивали непрожёванное и даже старались не ронять хлебных крошек. Пообедав, дети поблагодарили маму и чинно вышли из-за стола.
- Ну, что, друзья, - спросил папа, - делаем уроки или..?
- Или, - сказал Серёжа, - уроки ещё успеем.
Только Таня вышла из кухни, как Серёжа шепнул отцу:
- Пойдём, что-то покажу, - и повёл отца в детскую.
Тани там не было, и Серёжа кивнул в сторону Таниной кровати:
- Посмотри под кровать.
Папа посмотрел: под кроватью Тани стоял сложенный из спичек колодец. Папа прижал палец к губам, махнул рукой и они вышли из детской.
Таня была в «гостиной», смотрела книгу с картинками. Все уселись на диван.
- Гости вчера поздно ушли, а я сегодня забыл поинтересоваться: как вам спалось?
- Нормально, - сказал Серёжа и улыбнулся.
- А тебе, Таня?
- Тоже, - не отрываясь от книги, ответила Таня.
- Что снилось? – снова спросил папа.
Таня подняла глаза от книги, посмотрела на Серёжу и, бросив книгу, ринулась в детскую. Папа с Серёжей рассмеялись. Спустя мгновение, Таня вернулась в комнату, пряча глаза.
- Что случилось, Таня? – папа положил руку на плечо Тани.
Таня промолчала.
- Ты не ответила на мой вопрос.
Таня внимательно посмотрела на папу, затем на Серёжу. Серёжа улыбался. И Таня бросилась на него с кулачками, а затем прижалась к отцу.
- Татьяна, милая Татьяна, что с вами? – обнял её папа.
Не открывая лица, Таня сказала:
- Я сложила колодец из спичек на ночь, а Серёжка подглядывал.
- Ну и что? – гладил её по голове папа.
- А ничего… А приснился мне ты, - и Таня ещё крепче прижалась к отцу.
- Не переживай. Я же понимаю, как хочется погадать. И если бы были мужские гадания, то Серёжа наверняка сложил бы тоже какой-нибудь колодец.
Папа подмигнул Серёже, а Серёжа – ему. Таня оторвалась от папы, улыбнулась, села на диван и показала язык Серёже.
- Таня! – укоризненно произнёс папа. - Что же ты? А что касается гаданий, то надо сказать вам, мои хорошие, что крестьяне в прошлые века были людьми суеверными: то есть верили в существование чертей, леших, домовых, верили в существование нечистой силы. И, естественно, верили в бога: кто бы их защитил от нечистой силы? Только бог. Верили в бога взрослые и, конечно, дети. Видели, наверно, как молятся и крестятся?
- Да! Видели!
И Таня попробовала показать, как крестятся.
- Примерно так, - сказал папа. Люди полагали, что если они крестятся, то тем самым защищают себя от воздействия злых чар, от нечистой силы. Кстати, святые вечера, святки, в народе ещё называли «страшными вечерами». Полагали так: день стал прибавляться, лето побеждает зиму. Родился Иисус Христос и потому злые духи, нечистая сила делает людям всякие гадости.
- Расскажи какую-нибудь страшную историю, - попросила отца Таня.
- Я лучше прочитаю. Помните стихи Ивана Сурикова «В ночнОм»? Дети у костра рассказывают друг другу страшные истории и небылицы. Если вы заинтересуетесь и прочтёте рассказ Ивана Сергеевича Тургенева «Бежин луг», то вы узнаете несколько таких историй из уст мальчиков. А сейчас я поищу то, что буду читать вам.
Папа взял с книжной полки красивую, красно-золотую книгу «Библиотека русского фольклора», листал, листал и, наконец, сказал:
- Есть! Нашёл!
Он сел на диван.
- Первая история называется «Чёрт». «Пошла одна девка ворожить на святках». – Ворожить – то же самое, что гадать. – «Поставила зеркало, колечко опустила в стакан с водой и сидит. А её парень знал, что она собирается ворожить, и в эту избу пришёл ранее её, залез на печку, лежит. И вот девка пришла, сидит. Вдруг западнЯ поднимается…», - Западня – это люк в подполе. – «Вдруг западнЯ поднимается, из неё появляется чёрт (а она не видит) и спрашивает её:
- Девка, что на свете три косы?
Девка испугалась, молчит, не шевелится, Апарень не растерялся, с печки говорит:
- У речки коса, у девки коса да литовка коса». – У речки коса – это длинная узкая полоска берега, которая вдаётся далеко в реку. А «литовка коса» - это коса обыкновенная, которой косят траву. – «Тот (чёрт) снова спрашивает:
- А что на свете три дуги?
Парень опять же:
- В печке дуга, в упряжи дуга и радуга-дуга.
- А что на свете три матери?
- Мать-родительница, мать-сыра земля да мать Пресвятая Богородица. Только сказал: «Мать Пресвятая Богородица» - то сразу чёрт исчез, западнЯ захлопнулась. Девка ни жива, ни мертва.
А если бы не парень, то он, чёрт-то, девку задавил бы. Она же испугалась. Не может ничего сказать». Дети молчали. Потом Серёжа спросил:
- Пап, а что это: «в печке дуга»?
- Я думаю, что это – арка, дуга над входом в печку, куда закладывают дрова.
- А - «упряжи дуга»? – спросила Таня.
- Дуга в телеге над лошадью. Ты видела её и на картинке и в деревне.
- Понятно, понятно! Мне было непонятно слово «Упряжь».
- А Упряжь – это все приспособления для управления лошадью, это – упряжка. Иногда говорят: «Мы в одной упряжке».Это значит: мы делаем одно дело.
- Хорошо, что сейчас день, а то было бы страшно, - сказала Таня. – Ты ещё обещал прочитать.
- Обещал и прочту. Вот. Называется «Злая женщина и добрый дух».
Папа просмотрел взглядом текст и сказал:
- Чтобы мне читать и не прерываться, я сразу объясню вам непонятные слова и выражения. А если будет ещё что-то непонятное, спросите у меня после прочтения. «Христов день» или «Христово воскресенье» - это день, когда Христос воскрес из мёртвых, после распятия на кресте. История о воскрешении – это библейская легенда, описанная в священной книге христиан «Библии». «ЗаУтреня» - утренняя церковная служба. «ГовЕть» - не есть продуктов животного происхождения: мяса, жиров, сала. «РазговЕться» - прекратить говЕть, закончить говЕние. Слушайте.
«Жила мать с сыном. В Христов день сын пошёл к заУтрене и приводит с собой в дом разговеться старичка грязного и в лохмотьях; посадил его за стол, напоил и накормил, а потом одел в чистое платье. Когда он привёл старичка, то мать сильно разгневалась и закричала: «Ах, ты непутёвый, самим есть нечего, а приводишь всяких… вшивиков». Но сын молча оказывал радушие старичку, а тот тоже молча ел и одевался. Отдохнув немного, старик собрался уходить и сказал спасибо за хлеб да соль. Парень спросил: «Ты, дедушко, уходишь, так возьми меня с собой». Старик сказал: «Да, мне нужно уходить, но через три дня я приду за тобой и стукну в окно, ты тогда и выходи».
В назначенный срок раздался стук под окном, парень вышел к старику, и отправились вместе. Шли они долго и дошли до… самого синего моря, и видят, что стоит баба и переливает воду из моря в корыто. Парень спрашивает: «Дедушко, для чего это она делает?». Старик отвечает: «Она при жизни своей разбавляла водой молоко». Идут дальше и видят, стоят два высоких железных столба, а между ними ребёнок стукается головой то об один столб, то о другой. Парень спрашивает: «Дедушко, а это что означает?» - Этот ребёнок страдает за грехи родителей, ибо на земле слушался их: отец скажет: покажи мамке фигу – он покажет, а мать научит, покажи отцу кулак – он исполнит». Опять шли, долго шли и видят, стоит железный столб, а из него идёт густой дым. Парень спрашивает опять: «Дедушко, что это такое?» Старик отвечает: «Это горят в столбе курильщики, что на земле табак употребляли».
И так ходили они целый год, вплоть до светлого Христова Воскресения на земле, и остановились в одном доме. Старик пошёл к заУтрене, а парню не велел идти и приказал посмотреть в два окна, а в третье не глядеть. По уходе старика парень посмотрел в первое окно, видит восход солнца и красивый сад. Поглядел в другое окно, видит множество птиц, и поют они чудесными голосами. Не утерпел и взглянул в третье окно и видит свою мать на огненном колесе, а вокруг неё черти скачут и радуются. От этого видения он заплакал.
Приходит от заутрени старичок и спрашивает: «Ты отчего плакал?» - «Да так, взгрустнулось». – «Неправда, ты, наверное, посмотрел в третье окно?» - «Да, посмотрел», - отвечает парень. «Ну, так ступай, ещё посмотри и скажи: чтобы сквозь землю провалилось». Парень подошёл к окну и сказал эти слова, и на его глазах мать с колесом и чертями куда-то провалилась, и видение исчезло. Старичок простился с парнем и сказал: «Ступай и делай хоть капельку добра, добрый дух будет всегда с тобой и за тебя».
Папа закрыл книгу.
- Страшно?
- Не очень. А кто этот старичок? – спросила Таня
- Не знаю. Наверное, ангел, посланник бога в человеческом облике. Это же легенда, притча.
- Как сказка, - подсказал Серёжа.
- Любая легенда, притча или сказка чему-нибудь учат. Нельзя обманывать людей, а женщина разбавляла молоко водой и за это поплатилась. Нельзя учить детей дурному, нельзя курить. Вот и наказаны они богом. А вот, скажите мне, почему мать парня оказалась на огненном колесе?
- Она не накормила старика, - решила Таня.
- Она злой была, - сказал Серёжа.
- Верно. А быть злым, недобрым – очень плохо. А на Руси всегда люди были гостеприимными и милосердными.
Всё. А теперь за уроки.
1. Ребята! А что вы знаете о новогодних и святочных обычаях и обрядах
русских людей?
2. Где вы видели эти обычаи и обряды: дома, на улице, в деревне?
3. Принимали ли вы участие в этих обрядах или нет? Почему?
День шестнадцатый
День был очень холодным, а к вечеру мороз ещё и усилился. Папа пришёл с работы с инеем на шапке, крякнул и сказал , раздеваясь:
- Крещенские морозы жмут. Как хорошо дома, тепло.
Все уже были дома, и от этого было ещё уютнее и теплее на душе. Таня и Серёжа давно сделали уроки, хотя и надеялись на то, что завтра уроки в школе отменят из-за морозов.
Папа поужинал и стал просматривать газету, дети читали свои книжки, молча.
- Изба-читальня, - сказала мама, убирая посуду.
- Между прочим, - оторвался от газеты папа, - сегодня крещенский сочельник. И верующие люди до первой звезды не принимают пищу.
- Как перед Рождеством? – отложила свою книгу Таня.
- Да, как в сочельник перед Рождеством Христовым.
- Рождество – понятно: день рождения Христа. А Крещение: день крещения Христа? – присоединился к разговору Серёжа.
- Именно так. Иисуса Христа и первых христиан крестили в реке под названием ИордАнь. В это время года в тех местах достаточно тепло, чтобы проводить обряд крещения. Люди зашли в реку ИордАн и воды реки очистили верующих от грехов. Произошло омовЕние, смывание грехов.
Кстати, так крестилась и Русь Киевская. Киевляне заходили по грудь в реку Днепр для омовения.
- Зимой?! – удивился Серёжа.
- Нет. Крещение Руси происходило летом.
- А почему не зимой, как крещение Христа?
- Крещение обыкновенных людей происходит в любое время и не обязательно в реке. Крещение сейчас проводят и в храмах православных, в церквях. Понятно?
- Не очень.
- Есть праздник, церковный: Крещение Господне, который бывает только раз в году. А есть обряд крещения простых людей. И вот это крещение может происходить в церкви почти каждый день. Понятно?
- Понятно.
- Так вот. Обряд крещения простых людей проводится по определённому порядку, по определённому ритуалу. А праздник Крещения – не обряд, а праздник - проводится по другому определённому ритуалу. На праздник Крещения люди купаются, погружаются в прорубь, зимой, 19 января. И это происходит на реке или в каком-нибудь водоёме. А обряд крещения проходит в церкви, а не на реке, и не только зимой. Понятно?
- Теперь понятно.
- Сегодня, восемнадцатого января, священники освящают воду в церквях и храмах. Верующие берут сегодня с собой посуду – кувшины, графины, бутыли, термосы – и идут в церковь. В церкви есть большой сосуд с водой, освящённой священником. Эту воду люди набирают в свою посуду и уносят домой. Она считается святой и лечебной. А завтра воду будут освящать в водоёмах. Обряд освящения воды называется водосвятием. В подготовленную прорубь, которая в России называется Иорданью, священник три раза опускает крест и вода становится освящённой, как накануне в церкви.
- А зачем брали с собой освящённую воду?
- Считается, что она обладает целебными свойствами. Её держали дома, в заветном месте, для всяких непредвиденных случаев. Считалось, что даже снег крещенский обладает сверхъестественными свойствами. Разумеется, что не сам снег, а вода от него. Собирали его от болезней, для умывания для бани. Много примет было, связанных с Крещением. В народе праздник Крещения назывался – БогоЯвленьем, явлением бога. Примечали, что на БогоЯвленье всегда солнце «играет». То есть оно – яркое, чистое. И никогда утро не бывает хмурым. Так что ждите завтра солнца и мороза.
Отец замолчал, потом пошёл к полкам с книгами.
- А прочту-ка я вам о празднике Крещения, как описывает его сам священник, В. Никифоров-Волгин.
«В крещенский сочельник я подрался с Гришкой. Со слов дедушки я стал рассказывать ему, что сегодня в полночь сойдёт с неба ангел и освятит на реке воду, и она запоёт: «Во ИордАни крещающуюся Тебя Господи». Гришка не поверил и обозвал меня «баснописцем». Этого прозвища я не вытерпел и толкнул Гришку в сугроб, а он дал мне по затылку и обсыпал снегом.
В слезах пришёл домой. Меня спросили:
- О чём кувЫкаешь?
- Гри-и-ишка не верит, что вода петь бу-у-удет сегодня ночью!
Из моих слов ничего не поняли.
- Нагрешник, ты нагрешник, - сказали с упрёком, - даже в Христов Сочельник не обойтись тебе без драки!
- Да я же ведь за дело Божье вступился, - оправдывался я.
Сегодня великое освящение воды. Мы собирались в церковь. Мать сняла с божницы (место, где висят иконы в избе) сосудец с остатками прошлогодней святой воды и вылила её в печь, в пепел, ибо грех выливать её на места попираемые».
- «Места попираемые», - пояснил папа – это все те места, куда наступает нога человека. Или животного. Топтать святую воду – грех. Вот в чём смысл действий матери.
«Отец спросил меня:
- Знаешь, как называется по-древнему богоявленская вода? Святая агиАсма!
Я повторил это, как бы огнём вспыхнувшее слово и мне почему-то представился ночной пожар за рекой и зарево над снежным городом. Почему слово «агиасма» слилось с этим пожаром объяснить себе не иог. Не от того ли, что страшное оно?
- На голубую от крещенского мороза землю падал большими хлопьями снег. Мать сказала:
- Вот ежели и завтра Господь пошлёт снег, то будет урожайный год.
В церковь пришли все заметеленными и зарумяненными от мороза. От замороженных окон стоял особенный снежный свет – точно такой же, как между льдинами, которые недавно привезли с реки на наш двор. Посреди церкви стоял большой ушат с водой и рядом парчовый столик (парча – дорогая ткань; парчовый столик – столик, накрытый парчой), на котором поставлена водосвятная серебряная чаша с тремя белыми свечами по краям. На клИросе (место для хора в церкви) читали «пророчества» (тексты пророков – предсказателей). Слова их журчали как многоводные родники в лесу, а в тех местах, где пророки обращаются к людям, звучала набатная (колокольная) медь: «Измойтесь и очиститесь, оставьте лукавства пред Господом: жаждущие идите к воде живой…»
Папа попробовал даже пропеть эти слова пророков: и стало как-то не по себе.
«Мне представлялись ветхозаветные (из библейских сказаний) пророки в широких одеждах, осенённые молниями, одиноко стоящие среди камней и высоких гор, а над ними янтарно-библейское небо, и ветер, развевающий их седые волосы…
При пении «Глас (голос) Господень на водах» вышли из алтаря (главная часть церкви) к народу священник и дьякон (помощник священника). На водосвятной чаше зажгли три свечи.
- Вот и в церкви поют, что на водах голос Божий раздаётся, а Гришка не верит… Плохо ему будет на том свете!
Я искал глазами Гришку, чтоб сказать ему про это, но его не было видно.
Священник читал молитву «ВЕлий есИ Господи…».
После молитвы священник трижды погрузил золотой крест в воду, и в это время запели снегом и ветром дышащий богоявленный тропарь (молитвенные стихи) «Во Иордани крещающуюся Тебе Господи» и всех окропляли освящённой водой.
От ледяных капель, упавших на моё лицо, мне казалось, что теперь наступит большое ненарадованное счастье. М всё будет по-хорошему, как в день Ангела, когда отец «осеребрит» тебя гривенником, а мать пяточком и пряником в придачу. Литургия (богослужение) закончилась посреди храма перед возжённым светильником, и священник сказал народу:
- Свет этот знаменует Спасителя, явившегося в мир просветить всю поднебесную!
Подходили к ушату со святой водой, вода звенела, и вспоминалась весна.
Так же как и на Рождество, в доме держали «дозвёздный» пост (не ели до появления первой звезды). Дождавшись наступления вечера, мы сели за трапезу – навечерницу. Печёную картошку ели с солью, кислую капусту, в которой попадались морОзинки, пахнущие укропом огурцы и сладкую, мёдом заправленную кашу. Во время ужина начался звон к ИордАнскому всенощному бдению (бодрствованию всю ночь).
После всенощной делали Углем начертание креста на дверях, прИтолоках, оконных рамах – знак ограждения дома от козней дьявольских».
- А что такое «прИтолока»? – спросил Серёжа.
- А вот, - папа поднялся, подошёл к дверям , похлопал рукой по верхней перекладине дверного проёма и вернулся к чтению.
«Мать сказывала, что в этот вечер собирают в деревне снег с полей и бросают в колодец, чтобы сделать его…многоводным, а девушки «величают звёзды». Выходят они из избы на двор. Самая старшая из них несёт пирог, якобы в дар звёздам, и скороговоркой, нараспев выговаривают:
- Ай, звёзды, звёзды, звёздочки! Все вы, звёзды, одной матушки, белорумяны и дородливы. Засылайте сватей по миру крещёному, сряжайте свадебку для мира крещёного, для пира гостиного, для красной девицы родимой.
Слушал и думал: хорошо бы сейчас побежать по снегу к реке и послушать, как запоёт полнощная вода.
Мать «творит» тесьо для пирога, влив в него ложечку святой воды, а отец читает Библию. За окном ветер гудит в берёзах и ходит крещенский мороз, похрустывая валенками. Завтра на отрывном «числиннике» (клендаре) покажется красная цифра 6, и под ней будет написано звучащее крещенской морозной водою слово: «БогоЯвление». Завтра пойдём на ИордАнь».
- Какое завтра число? – спросил папа.
- Девятнадцатое.
- А по старому стилю?
- Шестое… Завтра Крещение.
- Пап, а как понять «полнощная»?
- Значит: полуночная.
- А – «сватей»?
- Значит: «сватов». Прежде чем играть свадьбу, к невесте, к её родителям жених посылает сватов, людей, которые от имени жениха договариваются о свадьбе и условиях проведения свадьбы. Ещё вопросы есть? Тогда принимайтесь за уроки. Серёж, прочти, пожалуйста, вечером или завтра, как будет время, отрывок из этой книги. Я здесь закладку оставлю. Здесь описан праздник Крещения. И описан очень интересно.
И папа показал книгу: Иван Шмелёв «Лето Господне».
Ребята! А вы тоже сами прочитайте этот очень интересный отрывок из повести Ивана Шмелёва. Мальчик в повести всё время общается с Горкиным. Это – глубоко верующий старичок, бывший плотник в хозяйстве отца мальчика. А сейчас Горкин – вроде дядьки-воспитателя при мальчике. Пояснения к непонятным словам и выражениям, как обычно, после текста рассказа.
Иван Шмелёв
«Лето Господне» (отрывок)
Он (Горкин) умывает меня святой водой, совсем ледяно и шепчет: «Крещенская-богоявленская, смой нечистоту, душу освяти, телесА очисти
во имя Отца, и Сына, и Святого духа».
- Как снежок будь чистый, как ледок крепкой, - говорит он, утирая суровым полотенцем, - тёмное совлекАется(1), во светлое облекАется(2)…- даёт мне сухой просвирки(3) и велит запивать водицей.
Потом кутает потеплей и ведёт ставить крестики во дворе, «крестить». На Великую Пятницу(4) ставят кресты «страстной свечкой»(5), а на Крещенье
мелком… Ставим крестики на сараях, в коровнике, на конюшне, на всех дверях. В конюшне тепло, она хорошо окутана, лошадям навалено соломы. Антипушка окропил их святой водой и поставил над денниками(6) крестики. Говорит – на тепло пойдёт, примета такая – лошадки ложились ночью, а Кривая насилу поднялась, старая кровь, не греет.
Солнце зашло в дыму, небо позеленело, и вот – забелелась звёздочка! Горкин рад: хочется ему есть с морозу. В кухне зажгли огонь. На рогОжке(7) стоит петух, гребень отморозил, и его принесли погреться. А у скорнЯчихи(8) две курицы замёрзли ночью.
- Пойдём в каморку ко мне, - манит Горкин, словно хочет что показать, - сытОвой(9) кУтьицей разговеемся(10). Макова молочка-то нету, а пшеничко-то я сварил.
Кутья у него священная, пахнет как-будто лАданцем(11), от мёду. Огня не зажигаем едим у печки. Окошки начинают чернеть, поблёскивать – затягивать ледком.
…После всенощной отец из кабинета кричит: «Косого ко мне!». Спрашивает – ердань(12) готова? Готова и ящик подшили окунаться. Василь Васильевич (Косой) говорит громко и зачем-то пихает притолоку. «Что-то ты Косой весел сегодня больно!(14)» - усмешливо говорит отец, а Косой отвечает: «И ник нет-с, пощусь!(15)». Борода у него всклочена, лицо, как огонь, - кровь такая горячая. Горкин сидит у печки, слушает разговор и всё головой качает.
- А справлялся, будет ли Ледовик Карлыч(16) завтра?
- Готовится-с!...- вскрикивает Василь Васильевич. – Конторщик его уже прибегал… придёт беспременно! Будь покойны-с, во как пересижу-у!
И опять – шлёп о притолоку.
- Не хвались идучи на рать(17), а хвались…
- Бо-жжже сохрани!..- всплёскивает руками Косой, словно хватает моль. – В таком деле… Бо-жже сохрани! Загодя(18) молчу, а…закупАю Ледовика… Сколько дознавал, бился… как говорится, с гуся вода-с… и больше ничего-с.
- Что такое? Ну, ежели и завтра ты будешь такой…
- Завтра я его за… сорок костяшек загоню-с! Вот святая икона, и сочельник нонче у нас… з-загоню!..
- Хорошо сочельничаешь… ступай!
Косой вскидывает плечами и смотрит на меня с Горкиным, будто чему-то удивляется. Потом размашисто крестится и кричит:
- Мороз веселит-с!.. И разрази меня Бог, ежели каплю завтра!.. Завтра,
Б.. уд-п-койны-с! Публику с гор катать, день гулящий… з-загоню!..
Отец сердито машет. Косой пожимает плечами и уходит.
- Пьяница, мошенник(19). Нечего его пускать, срамиться(20) завтра. Ты, Панкратыч (Горкин), попригляди за ним в зоологическом(21)… да куда тебя посылать, купаться полезешь завтра… сам проеду.
…Впервые везут меня на ердАнь, смотреть. Потеплело, морозу только пятнадцать градусов. Мы с отцом едем на беговых(21), наши на выездных санях. С Каменного моста видно на снегу чёрную толпу, против ТАйницкой башни(22). Отец спрашивает, хороша ердАнь наша. Очень хороша. На расчищенном снегу стоит на четырёх столбиках, обвитых ёлкой, серебряная беседка под золотым крестом. Под ней – прорубленная во льду ердАнь. Отец сводит меня на лёд и ставит на ледяную глыбу, чтобы получше видеть. Из-под кремлёвской стены, розовато-седой с морозу. Несут иконы, кресты, хоругви(23), и выходят серебряные священники, много-много. В солнышке всё блестит и ризы(23), и иконы, и золотые кулички архиерЕев(24) – митры(25). Долго выходят из-под кремля священники, светлой лентой, и голубые певчие. Валит за ними по сугробам великая чёрная толпа, поют молитвы, гудят из Кремля колокола. Не видно, что у ердАни, только доносит пение да выкрики протодиакона(26). Говорят: «Погружают крест!» Слышу знакомое: «Во Иорда-а-ане… крещающуюся Тебе Господи-и»…- и вдруг грохает из пушки. Отец кричит: «Пушки, гляди, палят!» - и указывает на башню. Прыгают из зубцов(27) чёрные клубы дыма, и из них молнии..и – ба-бах!.. И радостно, и страшно. Крестный ход(28) уходит назад под стены. Стреляют долго.
Отец подводит меня к избушке, из которой идёт дымок – это теплушка наша, совсем около ердАни. И я вижу такое странное… бегут голые по соломке! Узнаю Горкина, с простынкой, Федю-бараночника, потом Павел Ермолаевич, огородник,хромой старичок какой-то и ещё незнакомые… Отец тащит меня к ердани. Горкин, худой и жёлтый, как мученик, рёбрышки все видать, прыгает со ступеньки в прорубь, выскакивает и окунается, и опять… а за ним ещё, с уханьем. Антон Кудрявый подбегает с лоскутным одеялом, другие плотники тащат Горкина из воды, Антон накрывает одеялом и рысью несёт в теплушку, как куколку. «Окрестился» - весело говорит отец. «Трите его суконкой да покрепче!» - кричит он в окошечко теплушки. «Идём на портомОйню(29) скорей. Косой там наш дурака валяет».
Портомойня недалеко. Это плоты во льду, лёд между ними вырублен, и стоит на плотах теплушка. Говорят Ледовик приехал, разоблачается(30).
Мы входим в дверку, дымит печурка. Отец здоровается с толстым человеком, у которого во рту сигара. За рогожкой раздевается Василь Васильич. Толстый есть самый Ледовик Карлович, немец. Лицо у него не страшное, борода рыжая, как у нашего Косого. Пашка несёт столик со счётами на плоты. Косой кряхтит что-то за рогожей, - может исхитряется?
Ледовик спрашивает – «котофф?» Косой говорит: «Го-тов-с», вылезает из-под рогожки и прикрывается. И он толстый, как Ледовик, блестит. Ледовик тычет его в живот и говорит удивлённо, строго: «А-а.. ти та-кой?!» А Василь Васильич ему смеётся: «Такой же, Ледовик Карлович, как и вы-с!» И Ледовик смеётся и говорит: «Лядно, карашо». Тут подходит к отцу высокий, худой мужик в рваном полушубке и говорит: «Дозвольте потягаться, как я солдат… на Балканах вымерз, это мне за привычку… без места хожу, может чего добуду?» Отец говорит: «Валяй!» Солдат вмиг раздевается, и все трое выходят на плоты. Пашка сидит за столиком, один палец вылез из варежки, лежит на счётах. КонтОрщик(31) немца стоит с часами. Отец кричит: «Раз, два, три…вали!» Прыгают трое враз. Я слышу как Василь Васильевич перекрестился – крикнул: «Господи, благослови!» Пашка начал пощёлкивать на счётах – раз, два, три… На чёрной дымящейся воде плавают головы, смотрят на нас и крякают. Неглубоко, по шейку… Косой отдувается, кряхтит: «Ф-ух, ха-ра-шо…песочек…» Ледовик тоже говорит: «Ф-о-шень карашо..сфешо». А солдат барахтается, хрипит: «Больно тепла вода, пустите маненько похолодней!». Все смеются, отец подбадривает: «Держись, Василья, не удавай!» А Косой весело: «В пу-пуху сижу!» Ледовика немцы его подбадривают – лопочут, народ на плоты ломится, будочник(32) прибежал, все ахают, понукают: «Сорок одна, сорок две…» А они крякают и надувают щёки. У Косого волосы уже стеклянные, торчками. Слыштся :ффу-у… у-ффф-у.. «Что, Вася, - спрашивает отец, - вылезай лучше от греха, губы уж прыгают?» - Будь п-койны-с, - хрипит Косой, - жгёт даже, чисто на по…полкЕ па…парюсь…». А глаз выпучен на меня, и страшный. Солдат барахтается, будто полощет там, дрожит синими губами , сипИт(33): «Го…товьте деньги… ффу… немец-то по…синел…» А Пашка выщёлкивает: «Сто пятнадцать, сто шишнадцать…» Кричат: «Немец посинел!» А немец руку высунул и хрипит: «Таскате… тофольно ко…ледно…» Его выхватывают и тащат. Спина у него синяя в полосках.А Пашка себе почокивает(34): «Сто шишддесят одна…» На стапятидесяти вытащили ледовика, а солдат с Косым крякают. Отец уже топает икричит: «Сукин ты кот, говорю тебе, вылезай!» - «Не-эт… до-дорвался… досижу до сорока костяшек…» Выволокли солдата, синего, потащили тереть мочалками. Пашка кричит: «Сто девяносто восемь…».Тут уж выхватили Василь Васильича. А он отпихнулся и крякает: «Не махонький, сам могу…». И полез на карачках(35) в дверку.
Пояснения
1. – совлекАется – снимается, сходит; совлекАется тёмное – уходит, исчезает всё плохое, дурное в человеке.
2. – облекАется – одевается, меняет облик; во светлое облекАется – наполняется чистым, хорошим, добрым; сравните глаголы:извлекать, увлекать, завлекать.
3. – просвИрка – небольшой белый круглый хлебец из пшеничной муки.
4. – Великая Пятница – последняя пятница перед Пахой.
5. – «страстная свечка» - свеча, принесённая домой из церкви в Великую Пятницу; считалось, что она обладает чудодейственной силой; копотью от пламени свечи в Великую Пятницу «ставили» на дверях и окнах, тем самым охраняли себя и жилище от проникновения дьявола и от его козней.
6. – деннИк – стойло, место нахождения крупного домашнего скота.
7. – рогОжка – грубая плетёная ткань из мочала.
8. – скорнЯчиха – жена скорняка, мастера по выделке мехов и шкур животных.
9. – сытА – вода, подслащённая мёдом; сытОвая кутьИца – пшеничная каша с сытой.
10. – разговЕться – в данном случае означает: позволить себе то, что на данный момент запрещено.
11. – лАдан, лАданец – ароматичесвая смола, употребляемая для получения ароматного дыма при богослужении; в составе смолы есть пчелиный воск.
12.– ердАнь – иордАнь, прорубь для освящения воды в водоёме и омовЕния.
13. – пихАет – толкает.
14. – пощУсь – соблюдаю пост; от слова «поститься», воздерживаться.
16. – Ледовик Карлович – немецкое имя и отчество, переделанные на русский лад.
17. – «Не хвались идучи на рать…» - русская пословица: «Не хвались, идучи, на бой, а хвались, идучи с рати»; смысл её: не хвались, не сделав дела.
18. – зАгодя – прежде всего, заранее.
19. – мошенник – плут, жулик, обманщик.
20. – срамИться – позориться.
21. – «едем на беговых» - лошади, предназначенные для езды верхом.
22. – Тайницкая башня – одна из башен кремля.
23. – рИза – одежда священника для богослужения.
24. – архиерЕй – общееназвание для высших чинов духовенства
25. мИтра – головной убор высших чинов духовенства.
26. – протодиАкон (протодьЯкон) – старший дьякон; дьякон – помощник
свящнника.
27. – «прыгают из зубцов» - из-за зубчатых стен кремля.
28. – крЕстный ход – торжественное шествие духовЕнства с крестом и иконами.
29. – портомойня – место на берегу реки, приспособленное для стирки и полоскания белья.
30. – разоблачАться – раздеваться; «облачаться» - одеваться.
31. – контОрщик – мелкий служащий, мелкий чиновник.
32. – бУдочник – низший полицейский чин, городской сторож, живший в будке, маленьком деревянном доме на площади, в людных местах; впоследствии были заменены городовыми.
33. – сипЕть – говорить хриплым, простуженным голосом.
34. – «почокивает» - щёлкает костяшками счетов, издаёт звуки, похожие на «чок».
35. – на карАчках – на четвереньках.
Ребята! Вы прочли два рассказа о христианском празднике – Крещении Господнем или Богоявлении. Вы почли и беседы папы с Таней и Серёжей. Попробйте ответить на следующие вопросы:
1. Знали ли крестьянские дети об обычаях, обрядах и праздниках русского
народа?
2. От кого дети узнавали о праздниках и обычаях?
3. Верили ли в бога мальчики герои рассказов о Крещении?
Ребята! Я думаю, что вы понимаете смысл слова «обычай». Это общепринятый порядок отношения людей к друг другу, к явлениям природы.
То обычно, что привычно.
Прочтите пословицы и поговорки и ответьте,
почему:
«Безобычному человеку с людьми не жить»?
почему:
«В каком народе живёшь, такого обычая держишься»?
почему:
«Какова сторона, таков и обычай»?
почему:
«Старый обычай молодого твёрже»?
почему:
«Обычай - не клетка, скоро не переставишь»?
и почему:
«У каждого времени свои обычаи»?
Литература для детей о крестьянах
и крестьянских детях
1. Григорович Д.В. «Антон-горемыка», любое издание.
2. Кольцов А.В. «Стихотворения», серия Школьная библиотека», М.,
«Детская литература», 1988 г.
3. «Крестьянские дети», сборник, Ленинград, «Детская литература», 1978 г.
4. Мамин-Сибиряк Д. Н. рассказы «В глуши», «Постойко», «Богач и Ерёмка»,
любое издание.
5. Миронова Т. Л. «Необычайное путешествие в Древнюю Русь», М.,
«Молодая гвардия», «Роман-газета», 1994 г.
6. Некрасов Н. А. «Крестьянские дети» и другие о детях, любое издание.
7. Никифоров-Волгин В. «Дорожный посох», М., «Т-ОКО», 1991 г.
8. Никитин И. С. «Утро», «Русь», любое издание.
9. Пришвин М. М. «Времена года», разделы»Зима», «Весна», любое
издание.
10. Семёнов С. «Первый трудный день», рассказ, любое издание.
11. Суриков И. Стихи, любое издание.
12. Толстой Л. Н. рассказы для детей младшего возраста, любое издание.
13. Тургенев И. С. «Бежин лкг», любое издание.
14. Ушинский К. Д. Рассказы для детей, любое издание.
15. Шмелёв И. С. «Лето Господне», любое издание.
Литература
для любознательных родителей.
1. Афанасьев А. Н. «Живая вода и вещее слово», М., «Советская Россия». 1988
2. Белов В. И. «Лад», любое издание.
3. Громыко М. М. «Мир русской деревни», М., «Молодая гвардия», 1991 г.
4. Даль В. И. «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа»,
гл.XXII, «Приметы», С. Петербург, изд-во «Литера», 1994 г.
5. «Девичество», «Мудрость народная. Жизнь человека в русском
фольклоре», сборник, М., «Художественная литература», 1994 г.
6. «Как была крещена Русь», сборник, ч. I, М., изд-во политической
литературы, 1988 г.
7. Константинов С. «Два года в земской школе», в книге «Записки очевидца.
Дневники. Воспоминания», М., «Современник, 1991 г.
8. Костомаров Н.И. «Очерк домашней жизни и нравов великорусского
народа в XVI и XVII столетиях», М., изд-во «Республика», 1992 г.
9. Корнилов А.А. «Курс истории России XIX», М., «Высшая школа», 1993 г.
10. Максимов С. В. «Нечистая, неведомая сила», т.I, «Крестная сила», т. II,
М., «Русский духовный центр», 1993 г.
11. «Народная проза» из серии «Библиотека русского фольклора», раздел
«Суеверные рассказы», М., «Советская Россия», 1992 г.
12. Сиповский В. Д. «Родная старина», история России в рассказах для
детей, XVI, XVII в.в., М., «Современник», 1993 г.
13. Успенский Г. И. «Крестьянин и крестьянский труд» в книге «Избранные
сочинения», М., «Художественная литература», 1990 г.
14. Успенский Л.В. «По закону буквы», М., «Молодая гвардия», 1973 г.
День семнадцатый
Прошёл калёный, морозный январь. День прибавился, солнце стало теплее, добрее. Зима надулась, заметелила февральскими вьюгами. Но куда там! Отступать всё равно приходится: весна не за горами. Оттепелями да сосульками весточки шлёт.
Заканчивался один из таких февральских дней: обычный, но не совсем. Мама с Таней поздравляли «мужчин» с Днём защитника отечества. Конечно, «мужчины, надеялись на то, что их будут поздравлять, ждали этого момента, но всё равно он был приятным этот момент.
Уже заканчивая пить чай, папа сказал:
- То, что воины – солдаты, офицеры – всегда были защитниками Отечества известно всем. Но не все знают о том, что солдаты, именно солдаты, а не офицеры, в XVIII веке были распространителями, проводниками грамоты в России.
Семья с интересом посмотрела на главу семейства.
- Да, да! Когда Пётр I понял, что ему без технически грамотных офицеров придётся туго в его войнах, он стал насаждать начальные, цифирные школы. Сорок две школы открыл по всей России. Насильно заставлял учиться детей духовных лиц, детей дворян, разночинцев и даже детей солдат. Родители неохотно отдавали в школу своих детей. И после смерти Петра I цифирные школы были почти везде закрыты, вернее, заменены гарнизонными школами при полкАх. Школами для солдат. И почти полвека потом найти домашнего учителя математики в провинции, далеко от столицы и губернских городов можно было найти только в этих школах. Солдата-учителя для дворянских и для зажиточных семей.
- Сява – дворянин! – встрял в разговор попугай.
- А Таня – твоя учительница, - заявила Таня. – Помолчи!
- А для крестьянских детей были школы? – спросил Серёжа.
- Не было. Хотя Россия была страной крестьянской: 95 или 97 % составляли крестьяне от всего населения России.
- А это – сколько? - спросила Таня.
- Это значит, что из ста жителей России девяносто семь были крестьянами. Или по-другому скажу: из тысячи жителей России – девятьсот семьдесят человек были крестьянами. Вот детей этих крестьян грамоте не учили. Государство считало это лишним, ненужным. Зачем крестьянину грамота: он должен работать, он – чёрная кость.
- А сколько детей училось при царе Петре? – спросила Таня.
- В сорока двух школах по всей России обучалось две тысячи учащихся. Это, примерно, столько, сколько учится в двух или трёх городских школах сегодня.
- Ужас! – сказала мама.
- Именно так. Но населения было раз в десять меньше, чем сейчас.
- Просто ужас! – повторила мама. – Абсолютная неграмотность! Просто не верится. А как же Ломоносов? Учёные, писатели, художники, скульпторы – они откуда взялись?
- Михайло Ломоносов – гениальное исключение. Положительная ошибка времени, если сказать по-умному. Простолюдин, крестьянский сын – дошёл до вершин науки, стал символом нации. Были и художники талантливые, и скульпторы из простого народа, из крепостных – были. Сколько их талантливых умельцев из народа, о которых мы никогда и ничего уже не узнаем! Знаем только о некоторых.
Основная масса учёных, писателей, художников была из русских дворян. Из русских дворян и приглашённых иностранцев. А вся громадная народная, то есть крестьянская масса была непросвещённой.
И вот в просвещение крестьян солдаты внесли свой вклад.
Спасибо, милые дамы! Мы с Серёжей сейчас поможем убрать вам со стола, а потом я расскажу о солдатах просветителях.
- Не возражаем, - сказала мама.
…Все расположились в «гостиной». Мама взяла с собой своё вязание: носок для Серёжи, а папа – книги.
- История просвещения русского народа – очень печальна и драматична, - начал папа, как лектор. – Уж насколько неграмотны были высшие слои общества, то о крестьянах и говорить нечего. Царям не нужен был образованный народ: зачем вещи быть грамотной, зачем предмету уметь читать? Ведь крестьянин был вещью. Кроме того: размышляющий человек – опасен. Он начнёт сравнивать свою жизнь с жизнью господ, начнёт требовать свободы, равных прав с господами. И что произойдёт? Погибнет самодержавная, царская Россия. Будет какая-то другая, но не царская. Зачем царю это? Одни министры добивались создания школ для крестьян, другие – запрещали. Даже начальное образование запрещали. А уж на гимназию, лицей, университет крестьянский сын, «мужичок с ноготок» и рассчитывать не мог.
В середине XIX века многие образованные люди из города, болея душой за свой народ, стали перебираться жить в деревню, чтобы обучать и крестьян и крестьянских детей грамоте; чтобы рассказать о жизни крестьян со страниц газет и журналов. Это называлось – «хождением в народ».
Государство пошло на уступки: разрешило начальное образование для крестьян. Но денег на оплату труда учителей, на оборудование для школ, на книги оно выделило очень мало. Пусть, мол, сами крестьяне собирают деньги и содержат школы; местная казна пусть находит деньги на образование , а власть пусть ищет доброхотов-меценатов, которые содержали бы школы за свои деньги.
Крестьяне ничего и не знали об этой борьбе: так, слышали что-то краем уха. Да и не интересовались этой борьбой за собственное образование и образование детей. Многие из них считали, что образование – это баловство: незачем ребёнку голову забивать. (Примерно так рассуждали родители дворянских детей полтора века назад, при Петре I. Как тут не вспомнить круги по воде!) Если родители дворянских детей считали, что учение – это труд, то крестьяне считали наоборот: труд – вот учение; трудись, учись жизни и будешь обеспечен хлебом. А больше ничего и не надо. Смотри, Влас («мужичок с ноготок»), как делает отец и учись этому; слушай, Влас, что говорят старшие, приобретай их опыт – вот это и есть учение. Всё это правильно, но…
- Пап, а когда же ты о солдатах? – не выдержал Серёжа.
- Сейчас, сейчас, Серёженька! Потерпи. Многие крестьяне стали понимать важность и необходимость образования. Ведь земледельческий труд – это целая наука. Будешь плохо знать эту науку – значит, будешь плохо трудиться; будешь плохо трудиться – будешь плохо жить, разоришься. Земледельческую науку многие знали хорошо. Да и о государственных новостях слышали: многие крестьяне ездили на разные ярмарки да базары, а там – все новости. Но вот беда: обманывают неграмотного крестьянина, обсчитывают. Он и посчитать, как следует, не может, и бумагу какую-нибудь не прочитать, а уж написать тем более: просить кого-то надо, деньги платить. Общим, дорого стала стоить неграмотность. И когда поняли это, то стали отдавать детей учиться в школы. Там, где они были. А они были. Одна школа – на несколько деревень. А какие были школы?
Церковно-прихОдские, где церковь давала начальное образование; зЕмские, то есть государственные, которые содержала местная власть: земство; и частные школы. В частных школах учителя нанимали сами крестьяне и сами платили ему деньги. Учителем частной школы приглашали грамотного человека. А таким человеком во многих деревнях и сёлах был солдат.
Солдат – бывалый и уважаемый в народе человек; его ценили за находчивость, за широту знаний (везде побывал, много повидал), за добродушие и бескорыстность. Не зря, совсем не зря, солдат – герой многих легенд, историй и русских народных сказок.
Конечно, не только солдат приглашали обучать своих детей крестьяне. Были и приезжие люди: студенты, бывалые люди из города. Но наибольшим авторитетом пользовались отставные солдаты. Частные и церковноприхОдские школы появились в России в начале XIX, а земские – во второй половине XIX века. Как проходили занятия в церковноприхОдской школе, я вам сейчас зачитаю.
- Пап, а почему школа называлась «церковноприхОдской? – спросил Серёжа. – Можно ведь просто сказать: церковная.
- Иногда церковнопрхОдскую школу называли «прихОдской», то есть: школой данного прихода.
- А «прихОд» - что такое?
- А прихОд – это район, местность, жители которой приходят в данную церковь, являются прихожАнами этой церкви. В сельской местности церковь, обычно, была одна на несколько деревень и стояла в селе. Село и несколько деревень являлись одним приходом. Село являлось центром прихОда. Все прихожАне крестились, венчались, исповедовались только в церкви своего прихода. Так было принято. И школа, которая открывалась при церкви, называлась церковноприхОдской, или просто – прихОдской. Моя бабушка, а твоя прабабушка, Серёжа, закончила три класса церковноприхОдской школы села Бароновка.
Ну, теперь… Иван Яковлевич Столяров «Записки русского крестьянина». Сам столяров родился в семье крестьянина. И это его воспоминания. Два отрывка о школе я и прочту.
Папа раскрыл книгу.
- Да, ещё пару слов на объяснение. ПсалтЫрь – книга псалмов, религиозных текстов. При нехватке букварей употреблялась в России как учебная книга. Объясняю значение ещё одного слова: «по церковнославянски». Дело в том, что славянская азбука считается изобретением болгарских монахов Кирилла и Мефодия и называется «кириллицей». Через эту азбуку с греческого языка переводились все церковные книги. А книги, написанные кириллицей, назывались церковнославянскими. Каждая буква в церковнославянской азбуке имела своё название. Мы сегодня как называем буквы? А, БЭ, ВЭ, ГЭ, ДЭ… А в церковнославянском алфавите эти же буквы имели название: АЗ, БуКИ, ВеДИ, ГЛАГоЛЬ, ДОБРо…
Ну, а уж теперь – текст воспоминаний Столярова.
«ПсалтЫрь определила характер и программу нашего обучения. В это время учили сначала название каждой буквы по церковнославянски: а = аз, б = бУки, в = вЕди и т. д.
Неудобство этого метода (способа) обучения в том, что выучив название букв алфавИта, трудно потом перейти к сложению слогов и к чтению. Для сложения, например, слога «АБ» нужно было сказать: аз – буки = аб.
Научившись читать, мы приступили к чтению псалтЫри и к заучиванию наизусть молитв. Первый учитель занимался с нами недолго и потому не оставил никаких следов в моей памяти… Но нужно сказать, что этот учитель проделал с нами самую трудную работу: он научил нас азбуке, и мы могли кое-как читать.
После его ухода для школы наступило безвременье: никакого постоянного учителя, с нами занимались поочрёдно – сам священник, его жена и дьячок. Каждый из них учил на свой лад и тому, чему находил нужным учить. В одном не было разногласий между ними: в наказаниях. Давать щелчки в лоб, драть за уши, бить, бить линейкой по пальцам, ставить на колени; все эти наказания сыпались как из рога изобилия на тех, которые этого заслужили. Небольшое различие существовало среди наших учителей: дьячок предпочитал бить линейкой по рукам, попадья – ставить нас на колени, а священник признавал одинаково все виды наказания…»
- За что наказывали учеников? – спросила Таня.
- Не знаю. Наверное, за непослушание, за неправильный ответ, за дерзость, за грубость, за недостойное поведение и т. д. За то же, за что и вас наказывают в школе.
- Нас не бьют!
- Но всё равно наказывают: стыдят, ставят плохую оценку, записывают в дневник, вызывают в школу родителей. А в то время были другие способы наказания. Так обращались даже с дворянскими детьми в учебных заведениях и при домашнем обучении. Вспомните «Историю одного детства», «Детство Тёмы». Читаю дальше.
«Мы, малыши, предпочитали, чтобы он (священник) ставил нас на колени и больше всего боялись его щелчков и его манеры драть за уши. Пальцы у него были длинные, сухие, настоящие костяшки. От его щелчка лоб сейчас же краснел, а от большого числа щелчков лоб вздувался и долго сохранял следы приложения пАстырских (поповских) пальцев. Не лучшим было и драньё за уши. Он прибегал к этому, когда бывал очень рассержен. Тогда он становился злым и терял хладнокровие, впивался ногтями в основание ушей наказуемого, и когда он выпускал из тисков уши, кровь стекала капельками из ранок, нанесённых когтями.
- Аксёнка! – обращался он к одному из моих товарищей по парте. – Знаешь ли ты какую-нибудь молитву?
Не знаю, - отвечает Аксёнка.
- Как не знаешь? – начинает сердиться священник и повышает голос: - Ты всё же знаешь: «Господи, помилуй мя»?
- Не знаю, - отвечает Аксёнка.
- Как не знаешь! – ещё больше сердится священник. – Повторяй за мной: «Господи, помилуй мя!»
Аксёнка чешет затылок, старается вспомнить, что нужно повторить, и не может. Губы его начинают дрожать. Он вот-вот расплачется. И вдруг выпаливает:
- Не знаю, не могу повторить.
Это приводит священника в бешенство.
- Почему ты не знаешь! – кричит он.
Крик священника вызывает обратное действие у Аксёнки: его испуг исчезает и на лице появляется невозмутимое упорство. Он уже спокойно отвечает:
- Ничего не знаю.
Этот ответ приводит священника в недоумение:
- Почему же ты ничего не знаешь? – спрашивает он более спокойным тоном. – Чему же тебя учила мать?
Аксёнка улыбается.
- Ну, чему же ты смеёшься? – опять кричит священник. – Отвечай же мне!
- Да мама меня ничему не научила. Она сама ни одной молитвы не знает.
Это ответ почти успокаивает священника. Он задаёт Аксёнке ещё один вопрос:
Как же молится твоя мать, если она не знает ни одной молитвы?
- Да никак, - отвечает Аксёнка. – Она только крестится, да головой кивает.
- Болван! – говорит Аксёнке священник. – Становись на колени. Да сначала пойди выбей об угол избы свой нос».
- Как это? – спрашивает Таня.
А мама смеётся:
- Это священник так предлагает Аксёнке почистить нос, высморкаться.
«На этом и кончается обучение Аксёнки молитвам, - продолжил папа. – Аксёнка так и не понял, чего хотел добиться от него священник. Такие ответы могли опять повторяться, но в один прекрасный день Аксёнка не пришёл в школу и уже больше не приходил. Он решил, что ученье – очень мудрое дело и не для его ума:
- Чего мне там делать-то? Какая мне польза от учения? Батя и мама неграмотные, и все другие тоже. И ничего! Живут! Проживу и я без учения. А чтобы брань попа слушать, да побои выносит, - этого я не желаю.
…К концу третьего года только пять крестьянских мальчиков оставалось из двадцати записавшихся».
- Устали? – спросил папа. – А то давайте сделаем перемену.
- Можно чайку попить, - предложила мама.
- Да, да! – поддержала её Таня. – С тортиком!
- Ладно: вы пейте чай, а я буду читать вам, - сказал папа.
Чай – не еда: быстро вскипятили воду, расставили чашки, порезали торт – наслаждайся!
А папа – продолжил.
«На второй год число поступивших школьников оказалось значительно больше. Но причиной тому был не выросший интерес родителей или детей. Последовавший за годом открытия школы был 1891 год, голодный год. Для поддержания питания школьников была открыта при школе столовая, в которой им давали обед: густой пшённый суп с растительным маслом, картофель или кашу и кусок пшеничного хлеба. В нашем селе пшеничного хлеба и в нормальные годы не знали, всегда ели только чёрный ржаной хлеб. Пшеничную же муку покупали только в большие праздники…
Выдача детям пшеничного хлеба, да ещё в голодный год, когда у других и ржаного-то хлеба не было, и всё это бесплатно, - привлекало детей к школе».
- Ужас! – сказала Таня.
- Что, крестьяне были такими бедными? – удивился Серёжа.
- Да, Серёженька, да. Не роскошествовали. Всю Россию кормили, а сами пшеничного хлеба не видели. И это притом, что крестьян в России к этому времени было девяносто процентов, то есть: девятьсот крестьян на тысячу жителей.
- А у нас булочки в школе – каждый день. – сказала Таня.
- А у них и ржаной не всегда был. Я продолжаю.
«Во второй половине этого же года приехал к нам новый учитель, пятый по счёту. Иван Капитонович (так звали его) оказался живым, расторопным малым, лучшим, чем это можно было заключить по первому впечатлению…
…Так кое-как Ивану Капитоновичу удалось довести до конца наше обучение.
В 1893 году состоялся первый выпускной экзамен. От представляющихся к экзамену требовалось: написать небольшую диктовку с расстановкой знаков препинания, решить одну из несложных задач и прочесть наизусть одно небольшое стихотворение или прочитать по книжке коротенький рассказ и ответить на несколько вопросов священника по священной истории или же прочитать какую-нибудь молитву.
Иван Капитонович начал нас готовить к экзамену чуть не с Рождества. Он больше всего боялся, что мы не сумеем правильно расставить знаки препинания. Эта почти ежедневная подготовка заключалась в том, как он будет держаться на экзамене, как он будет подсказывать нам знаки препинания и правописание трудных слов. Он плохо верил в наши знания и считал эти правила слишком сложными для нас. Он придкмал особенный способ подсказывать нам. «Если после продиктованной фразы я возьмусь за пуговицу моего пиджака, значит, поставить точку. Если же нужно поставить точку с запятой, то я возьмусь за пуговицу и ещё сделаю рукой движение в воздухе, которое напоминает вам запятую. Когда нужно поставить запятую, я поднесу руку к усам. А для двоеточия я возьмусь за две пуговицы на пиджаке». Для вопросительного знака Иван Капитонович решил высморкаться, а для восклицательного знака покашливать, а для беглого «е» - понижать. И ещё другие жесты».
Таня беззвучно смеялась, прикрыв рот ладошкой, Серёжа изображал знаки препинания.
- Что значит «беглое «е»? – неожиданно спросила мама.
- Значит: не под ударением. Вот в слове «перелесок» звук «е» в первых двух слогах – беглый.
- Дальше, - попросила Таня.
«Наступил день экзамена. У всех нервы были напряжены, а у нас, малышей, коленки от страха тряслись. Священник отслужил молЕбен. Экзаменаторы сели за стол, покрытый зелёным сукном, нас посадили за парты. Экзамен начался. Бедный Иван Капитонович! Он растерялся больше, чем мы. Начал он диктовать. Губы у него посинели, сам он побледнел. Язык плохо слушался его. Все условные знаки, которые он так долго внушал нам, выскочили у него из головы. Его голос и речь изменились. Он заикался. Он запутался в своей системе показывать нам знаки препинания и правописания. Впрочем, мы были так взволнованы, что не могли бы следовать за знаками Ивана Капитоновича. Если бы даже он сохранил своё хладнокровие.
Нас было всего восемь кандидатов и кандидаток, дошедших до конца обучения и допущенных к выпускному экзамену. Экзаменаторов было почти столько же, сколько и кандидатов. В числе их находились: земский начальник, архимандрИт (начальник священника) и ещё какие-то лица. Их присутствие ещё больше вызывало в нас робость. Как была написана нами диктовка? Правильно ли решена задачка? Хорошо ли мы ответили экзаменаторам? Одному богу, да экзаменаторам было известно. Сами же мы не отдавали себе отчёта.
Все мы были признаны достойными получения свидетельства об окончании школы. Экзаменаторы поздравили наших родителей, ожидавших в ограде церкви. И вот мы стали первыми «грамотеями» нашего села».
Папа закрыл книгу. Серёжа потянулся и Таня успела его пощекотать. Серёжа взвизгнул и вскочил.
- Погуляйте, если хотите, - сказала мама. – Поморозьтесь, только недолго.
Ребята! Сравните вашу школу с церковноприхОдской.
1. Чем отличаются школы?
2. Почему государство препятствовало крестьянам в получении грамотности?
3. Какие предметы изучали дети в церковноприхОдской школе?
4. Почему крестьяне не были богатыми?
5. Как вы понимаете смысл следующих пословиц и поговорок?
- «Мужицкими мозолями баре сыто живут».
- «Один с сошкой, а семеро с ложкой».
- «Аз, бУки, ВвЕди страшат, что медведи».
Ребята! Вы помните крестьянина Ивана Ермолаевича из очерка Г. И. Успенского «Крестьянин и крестьянский труд»? Прочтите отрывок из того же очерка о том, как Иван Ермолаемич отдавал своего сына Мишутку учиться.
Г.И. Успенский
«Мишка»
Иван Ермолаевич задумал учить своего сына, одиннадцатилетнего мальчика. Необходимо сказать, что потребность учить и учиться была осознаваема Иваном Ермолаевичем в смутной степени. Обыкновенно он решительно не нуждался ни в каких знаниях, ни в каком учении. Жизнь его и его семьи, не исключая одиннадцатилетнего сына, была так наполнена и была так хорошо снабжена знаниями, которые сама же и давала, что нуждаться в каком-либо постороннем указании, совете – словом, в чём-либо непочерпаемом тут же, на месте и на своём деле – даже не было и тени надобности. Но иногда минутами что-то неведомое, непонятное, что-то доносящееся из самого далёкого далекА пугало Ивана Ермолаевича… И в такие-то минуты он говорил: «Нет, надо Мишутку обучить грамоте. Надо!» Удивительно странные обстоятельства приводили его к этой мысли. Однажды, во время косьбы зашли мы с ним в луга, арендуемые немцами курляндцами(1). Попался нам курляндец, сидит на копне сена и что-то ест. Поглядели, ест рыбу. «Какая это рыба? – спрашивает Иван Ермолаевич. «СалАка!» - «Дай-ко отведать». Немец дал, Иван Ермолаевич поглядел на рыбу, повертел её в руках, померил, откусил, пожевал и спросил: «Почём?» Немец сказал цену. Иван Ермолаевич доел рыбу, поблагодарил и мы пошли дальше, и тут-то ни с того ни с сего, Иван Ермолаевич вдруг вздохнул глубоко-глубоко и сказал: «Нет, надо Мишутку учить! Пропадёшь, верное слово, пропадёшь! Ишь вон какую рыбу-то ест! Надо! Вот уберёмся, отдам учителю».
…С величайшей неохотой и как бы с тяжестью на душе Иван Ермолаевич приводит намЕрение своё в исполнение. Уж давно убрались с хлебом, и начал устанавливаться зимний путь, а он всё не ведёт к учителю.
…Иван Ермолаевич съездил в одну из близлежащих деревень, где была зЕмская школа, уговорился с учителем и, наконец, настал день, когда нужно было везти Михайлу в школу. До этой минуты на все разговоры об учении Михайло обыкновенно не отвечал ни одного слова. «Вот, - скажет Иван Ермолаевич, - скоро в школу повезу, смотри, учись!» Михайло молчит, не отвечает ни слова. Мальчик он был бойкий, весёлый, разговорчивый, но как только дело или разговор касался школы, Михайло делался как каменный: не огорчается, не радуется, а смотрит как-то осторожно… В день отъезда Иван Ермолаевич сказал, наконец, с тяжёлым вздохом:
- Ну, Михайло, сейчас поедем. Мать, одень Мишку-то!
Мать одевала и плакала. Иван Ермолаевич так же чуть не рыдал, не понимая из-за чего должно происходить всё это мучение. Но Михайло хоть бы слово.
…Всё время Мишка был твёрд и молчалив, как железный, сам Иван Ермолаевич тяготился этим отъездом в школу гораздо больше, чем Михайло. И вот в то время, когда Иван Ермолаевич нехотя ис глубоким сокрушением стал влезать в сани и со вздохом произнёс: «Ну, Михало, полезай, брат», - оказалось, что Михайлы нет. Покликали, покричали – нет ответа. Принялись искать – опять нигде нет; оглядели все чердаки, все углы в доме и на дворе – нет Михайлы! «Ведь спрашивали дьявола, - сердился Иван Ермолаевич, - хочешь в ученье или нет? Ведь молчит, как камень, дубина экая, а вот убёг! Уж попадись ты мне, я из тебя выбью ответ!» Но этот гнев немедленно же сменялся в родительском сердце состраданием… Надвигались сумерки, а Мишки всё не было. Всеми, не исключая работников, охватило глубокое уныние, которое сменилось искреннейшею радостью, когда один общий знакомый мужик из соседней деревни уж тёмным вечером привёз Мишку домой. Все обрадовались, забыли всякие разговоры об ученье, всякие намЕрения «пробрать» и т. д. Спрашивали только «не замёрз ли», «чай голоден», а работники, так те откровенно высказывали своё одобрение: «Ловко ты, Мишанька… Право, ловко!...»
Мишка чувствовал себя победителем и как бы вырос и окреп за эти несколько часов бегства. Тотчас, как только его привезли, он переоделся, переобулся и в несколько минут обЕгал весь двор, заглянул в хлева, в сараи, и т. д., точно желал удостовериться, всё ли на своих местах, всё ли по-старому, всё ли благополучно.
… Иван Ермолаевич перестал говорить с Михайлом о своём намЕрении, но вместе со мной заключил зАговор. Не говоря никому ни слова, мы выберем любой день, посадим Мишку в сани и поедем в другую деревню за двенадцать вёрст(2), близ станции железной дороги. Там мы его сразу и заточИм в школу и водворим в квартире. Там есть у Ивана Ермолаевича знакомые, которые будут присматривать, приглядывать, а в случае чего и по затылку дадут – ничего выдержит! скотина добрая(3)…
Мишка ничего не подозревал, когда Иван Ермолаевич приказал заложить лошадь, объявив, что едет на мельницу. Он, как и всегда, помогал запрягать… Когда лошадь была подана, Иван Ермолаевич внезапно объявил Михайле, находившемуся в избе: «Одевайся, со мной поедешь». Михайло побледнел, как полотно, почувствовал, что схвачен врасплох, но ни слова не сказал, оделся; тут подоспел и я; посадив Михайлу в середину между нами, мы тронулись в путь. По хорошей зимней дороге мы «духом»(4) долетели до деревни, где была школа, и обделали всё дело не больше, как в один час. Как раз напротив школы нашли квартиру у вдовы-старушки, дали задАток(5), повели Мишку к учителю, переговорили с ним, также дали задАток, после чего учитель сию же минуту взял Мишку и увёл в школу, где уж сидело и жужжало человек сорок малых ребят. Мишка хотя и был крепковат на нервы, когда учитель усадил его в самую середину школьной толпы, малый «загорелся», вспыхнул, смутился и оторопел…
- Это самое и надо! – сказал Иван Ермолаевич, когда мы выбрались из школы. Он и сам был испуган школой не меньше Мишки. – Так и нужно прямо под Обух(6)! Скорей оботрётся… Оглушишь его этак-то – он и пообмякнет… Это слава богу, что так – прямо Обземь! Ничего, пущай! – закончил Иван Ермолаевич, и мы поехали прочь от школы.
По дороге мы заехали к кузнецу, которого звали Лепило и который вместе с тем был и коновал(7). У него находилась на излечении лошадь Ивана Ермолаевича… Поглядели больную лошадь, к ноге которой была привязана тряпка с лекарством, зашли, кроме того, в лавки кое-что купить, часа два пили в трактире(8) чай, грелись, разговаривали и воротились домой шажком уж часу в первом ночи.
- Мишка прибежал! – было первое слово, сказанное женой Ивана Ермолаевича, когда мы подъехали к крыльцу его избы.
И я и Иван Ермолаевич были несказАнно изумлены. Иван Ермолаевич вылез из саней и молча пошёл в избу; я также молча пошёл домой; было уже поздно, и поэтому с Иваном Ермолаевичем я увиделся только утром.
- Это его учитель прислал… Грифель(9) вишь(10)… книгу какую-то надо… бумагу…
Потолковали мы насчёт расходов и порешили отвезти Мишку и послать учителю деньги, чтобы купил грифель и всё, что нужно. Отправили Мишку на следующий же день с работником. Но утром через день Мишка опять явился.
- Ты зачем?
- Хозяйка прогнала. Напилась пьяна, стала драться, погнала вон… Не пимши, не емши…
Все жалели его, особенно же жалели, что он и сапоги и ноги истрепал. Но Мишутка в моменты своих кратковременных возвращений не обращал, по-видимому, никакого внимания ни на сожаления о его ногах, ни на самые ноги. Едва прибежав издальнего путешествия по снегу,..бежал в коровник, в свиной хлев, к овцам, к лошадям, в сарай, в баню к уткам; там всё пересмотрит, перепробует, рукой пощупает; словом, не нарадуется на свои родные места, в которых ему, очевидно, дорога каждая порошИнка (пылинка).
На следующее утро поехал с Мишкой сам Иван Ермолаевич, так как надо было разобрать дело. По его отъзде пришёл ко мне работник и сказал:
- Не будет Михайло учится, нет не будет!
- Почему же?
- Не к тому привержен. У него есть приверженность к хозяйству, лошадей любит, скотину; а это ученье не по нём – не будет! Я уж знаю его характер. Таперича, ежели ему лошадью править, снопы возить, так он трясётся от радости. А это ученье – нет. Ведь он мне сам сказывал, что на хозяйку наплёл(11), насказал облЫжных(12) слов. А всё из-за того, чтобы отец отдал его Лепиле на квартиру, потому что там наша кобыла. Он сам сказал: «Как, говорит, увидел я нашу рыжую, как она стоит с больной ногой, вспомнил дом, так и упёр из училища». Нет, не будет, не такой парень.
Иван Ермолаевич воротился в глубоком унынии. Мишка всё наврал – и на хозяйку и на учителя. Учитель и не думал его посылать, а хозяйка, ввиду такой бессовестности, отдала Ивану Ермолаевичу назад деньги и отказалась держать Мишутку. Волей-неволей пришлось поместить Мишутку к Лепиле, но при этом Иван Ермолаевич «оттрепал» его за волосы.
Но этим мучения не окончились; дня через два мужики, воротясь со станции, объявили, что Мишка там трётся вокруг вагонов, помогает подводить лошадей и заслуживает тем всеобщие похвалы. Но что ужасно – жалуется мужикам на жестокое обращение отца: бьёт, выгнал из дому; просит приютить и жалуется самым лютым врагам Ивана Ермолаевича, срамИт (стыдит) его не на живот, а на смерть перед людьми. ничего не стоящими. Иван Ермолаевич вышел из себя и немедленно же пустился ловить Мишутку, и тут началась борьба. Только что Иван Ермолаевич настигнет его у вагонов, Мишка – под вагон, а Иван Ермолаевич в ужасе, что его раздавит, не знает, что делать. Из-под вагона Мишка пускается в бега. Но разыскать его не было возможности, потому что Мишка так умел насказать про отца, что его прятали, скрывали – «нету у нас!»
Наконец-то словили и привезли… К этому времени на Мишку все были до того ожесточены, он так много насрамИЛ, налгал на отца и мать, такую пустил про них худую(13) славу, что появление Мишки вызвало уже не радость, а единодушное восклицание отца и матери: «Драть!» Розги были припасены, и едва Мишка появился в избе, как Иван Ермолаевич крикнул работнику: «Держи-кось его Фёдор!» Но Фёдор наотрез отказался и ушёл вон; не драть, а хвалить мальчишку надо бы было, по его мнению, за такие молодецкие подвиги и за такое образцовое сопротивление какому-то учителю. Работница тоже отказалась и убежала, и по тем же причинам. Тогда взялась держать мать. Мишка ужасно орал, молил и вопиЯл, но драньё было беспощадное…
Это-то драньё и было его окончательной победой; сорвав зло Иван Ермолаевич немедленно утих и крайне удивлялся, что всё это мучение произошло из-за какого-то ученья. Он решительно уже не мог понять, зачем оно нужно Мишке, несомненные достоинства которого, выказанные во время всей этой истории выступили теперь со всей яркостью; нежелание учиться исчезало совершенно перед этим упорным желаниемжить в крестьянских условиях, перед этой любовью к «крестьянству», выражавшейся в любви к скотине, к нашей рыжей кобыле, в этом неудержимом стремлении «домой», где дорога каждая курица, утка. С каждой минутой Иван Ермолаевич убеждался, что в Мишке растёт надёжный представитель его семьи, работник, привязанный к «крестьянству» неразрывными узами, и недавнее негодование заменилось весьма скоро восхищением.
Пояснения
1. - немцы-курляндцы – немцы из Прибалтики.
2. – верста - мера длины, чуть больше километра, а точнее: 1 км 60 м.
З. – «скотина добрая» - в устах Ивана Ермолаевича это не брань, а похвала, гордость за сына: «добрая» - значит, хорошая, крепкая; а «скотина», да ещё хорошая, здоровая – для крестьянина лучшая награда.
4. – «мы «духом» долетели» - быстро, мигом.
5. – часть денег, которые даются исполнителю работы до выполнения самой работы.
6. – «прямо под обух» - сразу, резко.
7. – коновал – знахарь, лекарь, лечащий лошадей.
8. – грИфель – палочка из особого минерала для писания ею на ученической или классной доске; предшественник карандаша.
9. – трактИр – столовая, где продавали разные напитки и обязательно – чай.
10 – вишь – видишь.
11 – наплёл – наврал, оклеветал.
12. – «облыжные слова» - ложные, неверные слова.
13. – худая слава – дурная слава, порочащая человека.
Ребята, как вы думаете:
1. Почему Иван Ермолаевич хотел отдать учиться сына?
2. Почему Миша не хотел учиться? Найдите подтверждение в тексте.
3. В какую школу определили Мишутку: земскую, частную, прихОдскую?
4. В каком возрасте принимали крестьянских детей в школу?
5. Богатым или бедным крестьянином был Иван Ермолаевич? Найдите
в тексте подтверждение ответу.
Ребята, как вы понимаете пословицы и поговорки:
- «Которая рука по головке гладит, та и за вихор тянет».
- «От доброго корня добрая и поросль».
- «Нашла коса на камень».
- «Детки – радость, детки ж и горе».
- «Детишек воспитать – не курочек перевоспитать»
День восемнадцатый
Наступил выходной день для всей семьи, но зима не отступила: выла метель, сильные порывы ветра секли лицо льдистым снегом. На улицу не выйдешь – никакой радости. Небо в тяжёлых свинцовых тучах; не день – а вечер.
В квартире включили свет. Это днём-то! А Таня предложила свет выключить, а зажечь свечи: красивые, фигурные, цветные в подсвечнике, которые остались от Нового года.
Так и сделали. Стало хорошо: за окном пурга, а здесь – тепло, уютно, свечи…
- А что в это время делали в деревне? – спросил Серёжа.
- В это время – это зимой? Или в конце февраля?
- В конце февраля.
- Начиная с Рождества, по всей России шли свадьбы. До самой масленицы, которая к нам подкатится через две недели. А конец февраля… Начинали готовиться к севу зерна.
- Зимой?!
- Да, да – именно зимой. Крестьяне выносили посевное зерно на утренний морозец (говорили: на три утренние зори); считали, что зёрна чуть примороженные, чуть «тронутые морозом», дают лучший урожай.
- Закаляли зерно, - сделал вывод Серёжа.
- Но выносили на мороз и лён и пряжу, для того, чтобы нитки были ровными и белыми.
- А как так получалось?
- Не знаю. Но люди это делали, а, значит, и верили, что толк будет. Где-то в конце февраля – Власьев день. Люди ходили друг к другу в гости, но главное то, что начинались торги по продаже скота. А вечер двадцать восьмого февраля был вечером «окликАния звёзд». ОвчарЫ – пастухи овец – вечером смотрели на звёзды и говорили определённые слова. Делали они это для того, чтобы появилось в хозяйстве больше ягнят – детёнышей овец.
- Это правда? – удивилась Таня.
- Правда, что такие слова произносили. А добавляли ли эти заклинания ягнят, я не уверен. А пастухи верили. Они были суеверными…
- Верили в сверхъестественную силу, - вспомнил Серёжа.
- Молодец! А окликАние звёзд – древний обычай. И пастухи исполняли этот обычай. Что ещё делали в конце февраля? Занимались своими обычными ежедневными делами: ткали, пряли, плели лапти, чинили обувь и инвентарь у весне… А дети помогали старшим. Вон, Миша, сын Ивана Ермолаевича, крутился во дворе, в хлеве возле скотины. Кстати, в какую школу отдавали учиться Мишу: прихОдскую, зЕмскую или частную?
- В зЕмскую, - сказала Таня. Ей нравилось это слово.
- В частную, - возразил Серёжа, - потому что Иван Ермолаевич учителю деньги платил за обучение.
- Да, пожалуй, что частная. Но в частной школе никогда не бывало столь много учеников, сколько было в классе. Значит, это зЕмская школа, которую содержали и крестьяне и зЕмство.
- Ага! – ликовала Таня. – Я угадала!
- Угадала, а не доказала, - возразил Серёжа.
- Успокойтесь. Я сейчас вам прочту, как выглядела зЕмская школа. Из воспоминаний учителя зЕмской школы.
Папа взял, видно давно подготовленную книгу и открыл на закладке.
«Теперь несколько слов о школьном здании. Рядом с комнатой учителя помещалась кухня таких же размеров, как и учительская комната. Двери из комнаты и из кухни вели в коридор, где дети раздевались. Многие незнакомы были с вешалкой и клали одежду прямо на пол; так же поступали и малыши, не могшие пользоваться вешалкой и боявшиеся просить старших учеников, не говоря уже о стороже или учителе.
Первая группа скоро – на примере товарищей – познакомилась с назначением вешалки – и это было целым событием для ребят! Раз навсегда избавлялись они от необходимости класть одежду на пол или просить помощи старших, которые смеялись над малышами.
Из коридора дверь вела в классную комнату, площадью в шестьдесят четыре квадратных аршИн, где помещалось семьдесят-восемьдесят человек».
- Серёж, включи, пожалуйста, торшер: мне плохо видно. Спасибо.
- А что такое «аршИн»? – спросила Таня.
- Это устаревшая мера длины, как и верстА. Семьдесят сантиметров. Вот столько, примерно. - И папа развёл руки в стороны. – А шестьдесят четыре квадратных аршина… - Папа задумался, сосредоточился… - Это, примерно такая же комната, как и ваш класс. Только класс этот в школе был один, и в этом единственном классе занимались семьдесят-восемьдесят учеников.
«Впечатление получалось от комнаты этой ужасное: чёрные от грязи полы, не мывшиеся по целым месяцам; выбитые во многих рамах стёкла; печь, угощавшая при каждой топке учеников и учителя дымом и головными болями; поломанные парты, которые ремонтировались самими учениками – где гвоздик вобьют, где верёвочкой к стенке привяжут – и стоит себе; доски пола, прогнившие и проваливавшиеся под ногами, грозя оставить кого-либо калекой, - вот картина, какую я застал в школе».
- Вот такая зЕмская школа. Потом, постепенно, этот учитель всё наладит и отремонтирует. А пока нужно было записывать и приглашать учеников в школу.
«Просматривая список записавшихся в школу детей, я удивился, что из Жданова, деревни с двадцатью дворами, поступили только два мальчика. Между тем, по наведённым мною справкам, в деревне было около двенадцати-пятнадцати детей школьного возраста. После некоторого раздумья я решил отправиться в Жданово и постараться убедить крестьян отдавать детей в школу. До Жданова было четыре версты, и я пригласил в попутчики молодого рЕгента местного церковного хора – малоразвитого, но симпатичного молодого человека».
- Регент – дирижёр, руководитель церковного хора, - объяснил папа, опередив Серёжу с его вопросом.
«В большинстве домов моя проповедь была встречена холодно, почти враждебно. Мне говорили, что и без меня они знают, что хорошо учить детей, и если не учат, так, значит – нельзя, не могут, что я только дразню детей, которые плачут, учиться. Другие просто запирались от меня, и я понимал их мотивы (причины): не хотели, чтобы я бередил (тревожил) их раны! Только в двух-трёх домах я встретил радушный приём: меня не знали куда посадить, не садились при мне, бросали работу. Они говорили, что вот, мо, рожь посадим, справим (купим) одежонку и отправим в школу Ваську или Настьку, что и всем хочется учить детей, да не могут: не то что в школу, на двор выйти не в чем, по очереди ходят.
…Мы недаром проходили в Жданово: три новичка из Жданова пришли записываться на следующий же день».
- Ребятам из этой школы попался хороший учитель: школу отремонтировали при его содействии, в игры с детьми играл, уроки вёл интересно. Вот послушайте.
«Иной раз прямо-таки диву даёшься, до чего скУдны (малы) детские понятия! Вот, например, я спрашиваю: «Кто такой итальянец?» Говорят»Он на тальянке (гармошке) играет». Когда я разъяснял детям, то им становилось не только смешно, но и досадно… Однажды я спросил малышей, как зовут Николая Чудотворца (имя святого). Отвечают: «Апостол Пётр, Алексей Божий человек» и т. д. Я обращаюсь к среднему отделению, тоже не знают. И только в старшем отделении нашёлся один из всех, который сказал, что Николая Чудотворца зовут Николаем, а апостола Петра – Петром, и т. д.»
- Пап, пап! А апОстол - это кто? – спросила Таня.
- Апостолы – ученики Христа, после смерти его проповедовавшие христианство, учение Христа.
- Па, я не понял: что, и старшие и младшие – все занимались в одной комнате и сразу? – спросил Серёжа.
- Да, я же говорил. Первый, второй и третий класс. Автор называет классы «отделениями»: младшее, среднее, старшее.
- А какие уроки были в зЕмской школе?
- Чтение, письмо, математика и закон Божий. Это – основные уроки. А были ещё: и старославянский язык, пение, чистописание. Закон Божий вёл местный священник, а все остальные уроки – один учитель. Вот как он проводил урок математики.
«С каждой новой задачей внимание притуплялось… Становилось ясно, что необходимо было расшевелить мозг, и я диктовал: «Мальчику один год, его сестре три года. Сколько им обоим будет через два года?»
- А сколько будет? – спросил папа у Тани и Серёжи. – С Таней понятно: ей нужно взять ручку и бумагу и решать. Она устно не сможет посчитать. А ты, Серёжа, можешь. Так – сколько?
- Шесть! – выкрикнула Таня, показывая загнутые пальцы.
- А ты, Серёж?
- Восемь…
- А теперь слушайте дальше.
«Наконец, подняты все руки, все хотят отвечать, тянут руки так, что порою кажется, вот-вот оторвётся рука.
Спрашиваю. Отвечают: «Шесть».
- Ага! – крикнула Таня.
«Нет, неверно!» – говорю я. На лицах детей изумление. Часть рук опускается. Проходит минута. «Шесть, шесть», - несётся со всех сторон. «Нет!» - повторяю я. Дети почёсывают затылки… Опять заработали пальцы, зацарапали грифели, а результат всё тот же. Пробовали угадывать: «Пять», «семь»…
Я объяснил задачу. Дети поняли, что споткнулись они, попали в западню, и начинали весело смеяться, говорили, что я не проведу их больше – будут осторожнее».
- Так – сколько?! – не выдержала Таня.
- Серёжин ответ правильный: восемь.
Серёжа заулыбался.
А папа продолжал.
«Теперь в течение двух-трёх дней они были очень внимательны, с ответами не торопились – искали подвоха в задачах. Мы уже проходили вычитание. Снова ряд задач усыпляет детей, и новая задача поджидает их: «На крыше сидело десять воробьёв, охотник убил четырёх из них, сколько осталось?»
Папа посмотрел на ребят. Таня снова стала загибать пальцы. А Серёжа улыбнулся и сказал:
- Четыре.
Папа продолжал.
«Дети, не долго думая, ответили: «Шесть». «Нет!» - бросал я. Дети возбуждались, встряхивались, подскакивали на местах… Одна минута поверки – и тот же ответ. «Плохо, плохо вы считаете, осталось четыре, остальные улетели!»
- А-а, - поняла Таня.
Папа с Серёжей рассмеялись.
«Посмеявшись, мы снова принимались за работу.
Таким образом внимание всегда настороже – зато, когда малышам удаётся решить такую задачу с подвохом, нет предела детской радости».
- Только для Тани, как для младшей группы, задача с подвохом, задача на сообразительность. Из урока этого же учителя. Внимание, Таня! На столе горело девять свечей. Я погасил две. Сколько свечей осталось?.
Таня глянула на оплывшие в подсвечнике свечи, подумала и радостно воскликнула:
- Две!
- Молодец! Сообразительная девочка. А мы вовремя не погасили наши свечи и они сгорели все. Гаси остатки.
Таня и Серёжа погасили свечи, стали трогать пальцами оплавленный воск.
- После метели – всегда морозно и солнечно, сказал папа. – Я думаю, что завтра мы сможем сходить на лыжах.
День девятнадцатый
«Бывает оттепель перед последними сретенскими морозами (Сретенье – церковный праздник пятнадцатого февраля), птицы её принимают за начало весны; рябчики пересвистываются и начинают предвесенние поиски пары.
Тетерев токует во весь дух и так, что человек, услыхав это, тоже вовлекается в обман; и если ещё молод и есть время – бог знает, что бормочет».
(М. М. Пришвин «Последние морозы»)
«Невидимые звёзды снега теперь спустились сверху, возле нас в воздухе блестят спокойным дождём искр, и остаются на сучках деревьев, и от этого дерево сверкает всё от верху до низу каждой веточкой, каждой зимней нераскрытой почкой».
(М. М. Пришвин «Снег на ветвях»)
А день действительно был великолепным! Перепушёный и сбитый метелью в плотные сугробы снег слепил под солнцем глаза. Таня надела тёмные очки, которые постоянно падали с её маленького носика.
В сосновом бору можно было обойтись без очков: высокие кроны перекрывали солнце, и внизу было тенисто и тихо.
Шли по лыжне за папой, катались с гор, проваливались в снег, останавливались и наслаждались тишиной, солнцем и снегом: впитывали красоту зимнего леса. Она, красота, входила в людей незаметно, как воздух и тепло, светилась сияющими глазами детей, улыбками и румянцем.
Потом пили ароматный чай из термоса. Хорошо!
Уже на самом выходе из леса, со стороны высокой рябины послышалась серебряная трель, будто сыпались хрустальные льдинки. Остановились. «Звенела» стайка крупных хохлатых птах.
- Свиристели прилетели, - сказал папа. – Весна.
Дома лыжников ждали мама и Сява.
Поделились впечатлениями, пообедали – и в «гостиную».
- Гулять, я думаю, не пойдёте, нагулялись? – спросил папа.
- Пойдём. Вечером, - устало ответил Серёжа.
- За вами ещё уроки, - напомнил папа.
- Ну, разумеется, - как-то по-взрослому ответила Таня. – Ужас, как устала…
- Тогда поговорим?
- Давай, - вяло согласился Серёжа.
- Я вот всё думаю, - опять как-то по-взрослому начала Таня, - как же могут поместиться восемьдесят учеников в нашем классе?
- А, вот ты о чём! Как в маленьком зрительном зале: лавки стояли. Да ещё парты. Битком всё. Я сам удивляюсь: как можно было в таких условиях учиться. Ну, кто-то болел, кто-то ещё что-то… Нет, очень много. А ведь были и поменьше классы: как наша «гостиная».
- Ужас! – Таня никак не хотела выходить из роли мамы. – Только подумать – наша «гостиная»!
- Частные школы чаще всего и размещались в одной из крестьянских изб.
- Частные школы, где учителя – солдаты, вспомнила Таня. – Подожди, не рассказывай.
Таня вышла из комнаты и вернулась с куклой:
- Рассказывай.
- Да, учителями были солдаты, писари, грамотные крестьяне, а то и старшие ребята. Если было в деревне несколько крестьян, желавших отдать своих детей учиться, находили учителя и в одной из крестьянских изб начинала работать школа.
- А сколько учеников было в такой школе?
- От трёх до десяти. Больше в избе-то не поместится. Если по какой-то причине нельзя было вести занятия в одной и той же избе, то «школа» поочерёдно переходила из одной избы в другую. Здесь, в школе-избе, учитель преподавал, питался, ночевал. Сюда крестьяне доставляли учителю провизию, топливо для печи обогревать класс. Родители покупали на базаре азбуку и другие ученические принадлежности. Чему учили? Чтению, письму, счёту. Это было то главное, без чего крестьянину трудно было обойтись. Занятия велись с раннего утра и до темна с несколькими перерывами для отдыха и обеда. Занятия в таких школах проходили только зимой: от двух до пяти месяцев. И только до Пасхи, до светлого Христова воскресения.
- А когда оно?
- Через семь недель после Масленицы, или через сорок девять дней. Одним словом: ребята учились до весны. А потом шла подготовка к весенним работам и дети помогали взрослым.
- А когда дети начинали заниматься?
- В ноябре, а то и в декабре. С первыми морозами начинались занятия.
- Почему?
- Грязь, слякоть, холод. А в чём пойдёт крестьянский мальчишка в школу: Сапог нет, только валенки для зимы приготовлены.
- Просто ужас, - сказала Таня, а Серёжа зевнул.
- Хорошо. Я понял. Ещё немного прочту и – гуляйте.
Папа взял с полки уже знакомую детям книгу «Мир русской деревни» и открыл на закладке.
«Из многочисленных талантов Артёмия Скрыпы едва ли ни самым ярким был педагогический дар. Учеников он встречал приветливо, обращался с ними ласково, объяснения делал чёткие, на доступном детям языке. Для каждого нового ученика он сам писал азбуку и украшал её, вырезал указку с орнаментом. Если одновременно занималось у него в избе два или больше учеников, он для каждого находил свой подход, давал отдельные объяснения. При этом учитель разъяснял свои поступки новичку, ободряя его. «Ну-ка, Никола, - говорил он семилетнему Чукмалдину, - иди сюда, примемся за дело. Здесь, у стола, учится Ефрем, он постарше и побольше тебя. Тебя ж я устрою вот на этой лавке, у оконца. Вот скамейка, мы её поставили вот на эту лавку и на неё положим азбуку; вот смотри-ка, какую я тебе указку смастерил: с конями и зарубками. Ну-ко, брат, бери её, вот так, в руку, и садись перед скамейкой на лавку». Мальчика поразила азбука – новенькая, только что написанная по-славянски, красными и чёрными чернилами… А учитель уже мягко и уверенно вёл очарованного малыша дальше: «Вот на этой первой странице – вся азбука… Надо все буквы выучить наизусть и запомнить их твёрдо, как они пишутся и называются. Указывай указкой вот эту первую букву и говори: аз, вторую – бУки, третью – вЕди… Смелее, брат, смелее! Ну, говори за мной нараспев: а – з, бу – ки, ве – ди,
гла – го – ль. Мало. Пой, как поют ребята, когда играют в пряталки, да посмелее… Вот так, так. Потихоньку да помаленьку всё пойдёт у нас на лад». Скрыпа чередовал мягкие указания с похвалой, а в какой-то момент заметил: «Ну, да ты устал. Оденься, иди во двор побегать. Потом приходи, поешь, и мы ещё потвердим азбуку. В три часа занятия были закончены. «Скажи отцу и матери, что грамота тебе даётся. А завтра утром приходи опять».
Всё, друзья, гуляйте!
Ребята! Поразмышляйте на досуге вместе с родителями над смыслом этих пословиц и поговорок:
«Без муки нет науки».
«Без терпения нет учения».
«Век живи – век учись».
«Корень учения горек, да плод его сладок».
«Не говори, чему учился, а говори, что узнал».
«Не стыдно не знать, стыдно не учиться».
«Повторенье – мать ученья».
«Неграмотный, что слепой».
«С книгой поведёшься – ума наберёшься».
«Знание лучше богатства».
«Был бы ум, будет и рубль».
«Ученье и труд – всё перетрут».
Ребята! Я думаю, что вы уже достаточно ознакомились с жизнью крестьянских детей в старину и поэтому можете себе представить: чем мог заниматься мальчик (или девочка) хотя бы один день в году?
Напишите сочинение, которое может называться так: «Один зимний день мальчика Вани» (или девочки Маши).
Можно другое сочинение: «Летний день Вани» (или Маши).
4. Дети города
День двадцатый
Это было великолепно! Масленица – в городе!
«Масленица! Масленица!
По России катится!
Широкая, разгульная
По-российски буйная!»
- кричали ряженые, и их призыв разносился по всему парку с оплавленным снегом, с пестрО и цветнО одетым народом, с лотками, лентами и коробейниками.
«Блины да бараночки!
Леденцы да саночки!
Пряников да конфет –
На весь белый свет!»
Вся семья двигалась вместе с потоком людей; останавливалась, угощалась, слушала и двигалась дальше вместе с толпой.
«Детская радость: карамель-леденцы!
Купите детям, мамы и отцы!»
«Пряники, печенье –
От печалей и огорчений!»
«Карандаши заграничные
И русские приличные!
Покупайте!»
И – покупали! Даже если не надо было. Попробуй, не купи:
«Мамаша! Купите для своего малыша!
Что ж вы уходите, не купив ни шиша?!
Праздник ведь!» - застыдят.
Было и катание на лошадях и выступление артистов, и сжигание чучела Масленицы. И – много музыки, смеха, света и добра.
Папа по ходу праздника много рассказывал и объяснял. Когда вернулись домой, Таня сказала:
- Хорошо жить в городе!
- В деревне такие же праздники, - возразил Серёжа.
- Всё равно, - стояла на своём Таня. – Там нужно не только праздновать, но и работать.
- А в городе, что люди не работают?
- Я не о людях, я – о детях, - сказала Таня.
- А-а-а – протянул Серёжа, не зная как возразить. – Пап, а что: городские дети не работали? Зимой, например, или летом.
- Работали, у кого была работа. Дети бедняков работали. А богатые – нет.
- А кто жил в городе?
- Подумайте сами. Ну, называйте!
- Учителя, - сказала Таня.
- Дворяне, - добавил Серёжа.
- Цари…
Серёжа рассмеялся:
- Царь – один. И жил в столице, – и добавил, - купцы в городах жили.
- Всё?
- Нет. Ну, эти… - Таня искала слово, - кто дворянам прислуживал, как их…
- Дворовые люди. Дворня. – Подсказал папа. – Это – те же крестьяне, только взятые из деревни для обслуживания хозяев. Ну, и кроме названных вами людей, в городе жили крупные и мелкие чиновники, торговцы, ремесленники, рабочие фабрик и заводов, извозчики, духовенство.
- А ещё – инженеры, - вспомнил Серёжа.
- Верно. В России XIX века существовали сословия. Кто это? Это – определённые группы или слои общества, которые имели наследственные права и наследственные обязанности. Обращаю ваше внимание на слово «наследственные». Наследственные, значит, передаваемые по наследству: от отца – сыну, от сына – его детям. Дворяне, духовенство, купцы, мещане… Обязанность дворян была – служение царю, несение военной службы. И эта обязанность передавалась по наследству. Напомню вам, что дворяне не платили никаких налогов. И духовенство не платило. А вот крупные купцы платили пошлины – те же самые налоги. Платили налоги и мещане. В России не было сословия мелких торговцев, ремесленников, извозчиков. Все они входили в сословие мещан и, как крестьяне, были податнЫм населением: населением, платившим пОдати, налоги. Работать и платить налоги – было наследственной обязанностью податнОго населения: мещан и крестьян.
- А чиновники платили налоги?
- Нет. Ни крупные, ни мелкие чиновники не платили.
- А извозчики?
- Да. Они же из мещанского, податнОго сословия. Итак: городские дети – чьи дети?
- Дворян, купцов…
- …торговцев, ремесленников, и это…
- И..
- …извозчиков…
- И крестьян! - выпалила Таня.
- И рабочих, - подсказал папа. – Ведь фабрик и заводов было много. И были ещё – разночинцы. Это – мелкие чиновники и люди свободных профессий: художники, музыканты, писатели, артисты. А сейчас мы с вами посмотрим: кто учился в городской школе.
Папа взял с полки уже знакомую книгу Аксакова «Избранные сочинения» и нашёл нужную страницу.
- Слушайте.
«Я и теперь не могу понять, какие причины заставили мою мать послать меня один раз в народное училище вместе с Андрюшей. Вероятно, это был чей-то совет, а скорее всего М. Д. Княжевича, но, кажется, его дети в училище не ходили. Как бы то ни было, только в один очень памятный для меня день отвезли нас с Андрюшей в санях, под надзором Евсеича, в народное училище, находившееся в другом краю города и помещавшееся в небольшом деревянном домишке. Евсеич отдал нас с рук на руки Матвею Васильевичу, который взял меня за руку и ввёл в большую неопрятную комнату, из которой нёсся шум и крик, мгновенно утихнувший при нашем появлении, - комнату всю установленную рядами столов со скамейками, каких я никогда не видывал; перед первым столом стояла, утверждённая на каких-то подставках, большая чёрная четвероугольная доска; у доски стоял мальчик с обвостренным мелом в одной руке и с грязной тряпицей в другой. Половина скамеек была занята мальчиками разных возрастов; перед ними лежали на столах тетрадки, книжки и Аспидные доски…»
- Аспидная доска – доска из чёрного минерала, на которой пишут грифелем, - пояснил папа.
«Ученики были пребольшие, превысокие и очень маленькие, многие в одних рубашках, а многие одетые, как нищие. Матвей Васильевич подвёл меня к первому столу, велел ученикам потесниться и посадил с края, а сам сел на стул перед небольшим столиком, недалеко от чёрной доски; всё это было для меня совершенно новым зрелищем, на которое я смотрел с жадным любопытством. При входе в класс Андрюша пропал. Вдруг Матвей Васильевич заговорил таким сердитым голосом какого у него никогда не бывало, и с каким-то напевом: «Не знаешь? На колени!» - и мальчик, стоявший у доски, очень спокойно положил на стол мел и грязную тряпицу и стол на колени позади доски, где уже стояло трое мальчиков, которых я сначала не заметил и которые были очень веселы; когда учитель оборачивался к ним спиной, они начинали возиться и драться. Класс был арифметический. Учитель продолжал громко вызывать учеников по списку, одного за другим; это была в то же время перекличка: оказалось, что половины учеников не было в классе. Матвей Васильевич отмечал в списке, кого нет, приговаривая иногда: «В третий раз нет, в четвёртыё – так, рОзги!» Я оцепенел от страха. Вызываемые мальчики подходили к доске и должны были писать мелом требуемые цифры и считать их как-то от правой руки к левой, повторяя: «единицы, десятки, сотни». При этом счёте многие сбивались, хотя я давно уже выучился самоучкой писать цифры. Некоторые ученики оказались знающими: учитель хвалил их; но и сами похвалы сопровождались бранными словами, по большей части неизвестными мне. Иногда бранное слово возбуждало общий смех, который вдруг вырывался и вдруг утихал. Перекликав всех по списку и испытав в степени знания, Матвей Васильевич задал урок на следующий раз: дело шло тоже о цифрах, об их местах и о значении нуля. Я ничего не понял сколько потому, что сидел, как говорится, ни жив ни мёртв, поражённый всем, мною увиденным. Задав урок, Матвей Ильич позвал сторожей, пришли трое, вооружённые пучками прутьев, и принялись сечь мальчиков, стоящих на коленях. При самом начале этого страшного и отвратительного для меня зрелища я зажмурился и заткнул пальцами уши. Первым моим движением было убежать, но я дрожал всем телом и не смел пошевелиться. Когда утихли крики и зверские восклицания учителя, долетавшие до моего слуха, несмотря на заткнутые уши, я открыл глаза и увидел живую и шумную около меня суматоху; забирая свои вещи, все мальчики выбегали из класса и вместе с ними наказанные, так же весёлые и резвые, как и другие».
Папа закрыл книгу.
- Вопрос, друзья: чьи дети учились в описанной школе?
- Не дворяне, - хитро ответила Таня.
- Это, пожалуй, точно.
- Дети мещан и рабочих, - сказал Серёжа.
- И этот ответ принимается. В такой народной школе могли учиться только дети бедных сословий, живущих в городе: дети мелких торговцев, коробейников, разносчиков чая, пирожков, дети рабочих, извозчиков, дворовых людей, сторожей, кухарок, шОрников, скорнякОв, кузнецов, бОндарей, гончаров - то есть всех ремесленников.
- А кто такие коробейники?
- Таня, ты видела их сегодня на празднике.
Таня задумалась.
- Ну, те, которые ходили с ящичками на шее и продавали ленты, иголки, карандаши… Вспомнила? – подсказал Серёжа.
- Поняла я, поняла!
- Только это были не коробейники, а артисты, изображающие коробейников, - пояснил папа.
- А шОрники и скорнякИ? – спросил Серёжа. – Я забыл.
- Шорники – мастера по выделке ремённой Упряжи, в основном для лошадей; могли и другие изделия делать из кожи. А скорнякИ – мастера
выделки меховых изделий: из шкур зайца, белки, лисы… В Древней Руси вся пушнина называлась: скОра. От этого слова и произошло слово скорнЯк.
- А вот ещё: бОндарь… Он что делал? Играл?
- Почему: играл, Серёжа?
- Да слышал я… Это… бондара, или как-то…
- БандУра – музыкальный инструмент. На нём играет бандурИст. А бОндарь делает бочки. Бочки, кадушки разные, кадки.
- А народная школа – это зЕмская школа? – спросил Серёжа.
- Ты что? – поправила его Таня. – Земская школа – у крестьян!
- Нет, почему же! – возразил папа. – Земские школы были и в городах и даже в столице. Народна школа и есть зЕмская. Ответьте- кА мне, друзья, вот на какой вопрос: все ли дети мещан, ремесленников и рабочих учились в школе, о которой пишет Аксаков?
- Нет, - сказала Таня.
- Все, - сказал Серёжа.
- Почему «нет», Таня?
- Ну, потому что она маленькая: все не поместятся.
- А что, верно ведь. Не все могли, потому что и школ было мало, и одежды не хватало, да и семье нужно было добывать пропитание, чем только можно. Вот дети понемногу и подрабатывали. Даже если они и ничего не зарабатывали, то кормились там, где работали. Чаще всего дети обучались ремеслу своих родителей. Раз мама нас не завёт обедать, то я успею вам прочитать начало истории одного мальчика. Если вам будет интересно, то до конца прочтёте сами.
Папа взял с полки очередную книгу.
- Это повесть Ивана Дмитриевича Василенко Волшебная шкатулка. Я прочту вам главу, которая называется «Герцог Букингэмский». Герцог – титул высшего дворянства в Европе. Слушаем?
- Да!
«Мой отец был лудИльщиком».
- Вот ещё одна профессия, ещё одно ремесло. ЛудИльщик латал дыры в прохудившихся металлических тазах, кастрюлях. Операция эта называлась лужЕнием. ЛудИльщик лудИл металлическую посуду.
«Мой отец был лудильщик. После своей смерти он оставил паяльник, палочку олова, бутылку соляной кислоты и пачку железных листов. В то время мне было девять лет и я только что перешёл во второе отделение приходской школы».
- Помните, воспоминания учителя земской школы? У него классы назывались: младшее, среднее и старшее отделение. А в этой приходской школе, в городе – первое, второе…
«Но учиться мне не пришлось. Когда последний лист железа был продан, мать приладила себе на спину большой мешок, а мне поменьше, и мы стали тряпИчниками.
Мы заходили во дворы и рылись в мусорных ящиках, ходили на свалку.
Сначала это занятие меня даже увлекало, вроде охоты. Я всё ждал, что вдруг случайно попадётся какая-нибудь ценная вещь: золотые часы или кожаный бумажник, туго набитый трёхрублёвками. Наша знакомая тряпичница Феклуша уверяла, что однажды в мусорной яме нашла чулок с зашитыми в нём золотыми десятирублёвками. Но нам попадались только рваные галоши, кости, тряпки, старые подковы и пузырьки, сохранившие ещё запах лекарств.
Наступила осень. Подвал, в котором мы жили, стало затоплять водой. Тогда мать пошла к знакомой трактирщице и заплакала. Трактирщица наняла её за четыре рубля в месяц на хозяйских харчах».
- То есть: трактирщица платила матери четыре рубля в месяц и каждый день кормила.
«Трактир стоял посреди большой базарной площади. На ней ютилось множество лотков, закоптелых сапожных будок, бакалейных, скобяных, семенных и фруктовых лавок».
- Кто работал в этих лотках на площади? – спросил папа у детей.
- Лавочники… сапожники..
- Ремесленники.
- А одним словом? Ну!
Ребята молчали.
- Ме… - подсказал папа.
- Мелкие торговцы! – выпалил Серёжа.
- Мелкие торговцы, ремесленники к какому сословию относились?
- А-а! Мещане! – понял Серёжа.
- Молодцы! – похвалил обоих детей папа.
«Запах ромашки, чабрецА и мятных пряников смешивался с запахом керосина и дёгтя».
- Дёготь – это смазка для тележных колёс, а чабрЕц – лечебная трава.
«В те времена рестораны делились по разрядам: чем выше был разряд, тем ниже было общественное положение его посетителей. Ресторан третьего разряда был таким заведением, куда даже иные парикмахеры или приказчики считали неприличным для себя заходить».
- Пап, а приказчик это тот, кто приказывает? – остановила отца Таня.
- Да. Тот, кто приказывает другим служащим у купца или лавочника. Его первый помощник. Давайте сделаем так, как не однажды с вами делали. Я читаю не останавливаясь, а вы задаёте вопросы после окончания чтения.
«Что касается нашего ресторана, то он стоял вне всяких разрядов. Хотя на его вывеске и было написано: «Трактир М. Сивоплясовой», но хозяйка называла его «харчевней», а посетители – просто «обжоркой». Помещалось это заведение в кирпичном здании казарменного вида, окрашенном в грязно-бурый цвет. За четыре копейки здесь подавали миску борща, сваренного на говяжьей требухе, а ещё за четыре – самую требуху. Никаких других блюд здесь не готовили, да никто и не требовал их: посетители наши стояли на такой ступени общественной лестницы, что очутиться ниже вряд ли было возможно.
Среди них-то я и провёл два года своего детства.
Я мыл на кухне посуду, подметал пол, таская с базара овощи и говяжью печёнку, подавал посетителям борщ и выслушивал от хозяйки попрёки в дармоедстве.
Мне шёл десятый год, и мне тоже хотелось играть в бабки, бегать с босоногими мальчишками наперегонки и запускать бумажный змей с трещёткой… Но куда там! Только бывало соберёшься с Артёмкой, сыном сапожника, пойти к морю понырять или половить бычков, как хозяйка уже окликает меня:
- Чтой-то в сон клонит. Ну-ка, сядь за стойку, а я пойду, малость вздремну. Да смотри не отлучайся, то штаны спущу!
Однажды, когда я сидел за стойкой, в трактир вошёл человек, которого я раньше у нас никогда не видел. Он скнул руку за верёвку, служившую ему поясом, отставил вперёд ногу в рваном лаковом ботинке и прищёлкнул языком:
- Ну и апартамент! А зАпах, зАпах! Настоящая амбрОзия!
Пошатываясь, он подошёл к столу, сел и вытянул вперёд ноги.
- Сэр! – крикнул он в мою сторону.
Я подошёл.
Прядь бледно-жёлтых и, вероятно, очень мягких волос свесилась на его вспотевший лоб; в голубых глазах, таких ясных и чистых, что их не смог замутить даже хмель, прыгали искорки смеха.
- Вы герцог?
- Нет, - ответил я.
- Граф?
- Нет.
- Может быть вы барОн?
- Сам ты барОн! – огрызнулся я.
Но он так весело засмеялся, что невольно стал смеяться и я.
- Бефстроганы есть? Нет? Антрекот? Тоже нет? Жаль. Придётся кушать перепёлку!
- Да у нас только борщ и печёнка.
- Что-о? Борщ и печёнка? Разве ты не знаешь, что это мои любимые блюда?
Первый раз в жизни я подавал с удовольствием.
Человек ел, шутил и расспрашивал. А когда узнал, что я сын трактирной кухарки, стал называть меня пЭром.
Наевшись, он сказал:
- Ну-с, пэр, побеседовал бы я с вами ещё, но должен спешить на экстренное заседание в палату лОрдов. СкАжите достопочтенной владелице сих апартаментов, что из боязни ограбления я с собой денег не ношу. Вместо денег передайте мой вЕксель и объясните, что она может учесть его в любом банке.
Огрызком карандаша он написал на клочке обёрточной бумаги несколько слов, дружески пожал мне руку и вышел.
Когда хозяйка выспалась, я вместе с медяками вручил ей и клочок обёрточной бумаги.
- Что это? – спросила она.
- ВЕксель.
- Да ты в уме? Разве такие векселЯ бывают?
- Бывают, - уверенно ответил я и рассказал о недавнем посещении.
- А ну читай.
Я прочёл:
- По сему векселю обязуюсь уплатить графине Сивоплясовой восемь копеек, когда войду во владение наследственным замком. Герцог Букингэмский».
Среди наших посетителей было не редкостью встретить опустившихся военных чиновников и даже помещиков. Я привык к этому и ни на минуту не усомнился в герцогском происхождении голубоглазого весельчака. Но хозяйка посмотрела на дело иначе. Она взяла веник, которым я подметал пол, и начала меня бить им, приговаривая:
- Не принимай векселей от бродяг! Не принимай векселей, собачья шкура!..
Я вырвался из её рук и с плачем выбежал на улицу».
- Вот и всё учение у мальчика. Нужно было зарабатывать на жизнь, на существование.
- Пап, ты сказал, что вопросы потом.
- Задавай?
- Какую еду давали в «обжорке»? Посмотри: это в самом начале, - спросил Серёжа.
- Я помню: борщ и требухА. А что?
- А что это такое?
- Что «это»?
- Ну, требухА?
- Внутренности животного. В данном случае – говяжья требухА, то есть коровья.
- А каких быков ловили ребята в море?
Папа с недоумением посмотрел на Таню:
- Быков? А! Понятно: бычки. Рыба такая.
- А ещё: когда пришёл герцог, то говорил непонятно.
- Обед готов! – послышался голос мамы.
- Одну минуту!
Папа нашёл нужный текст.
- «Аппартаменты» - это большое роскошное помещение. А «обжорка» представляла собой прямо противоположную картину. Герцог шутил, называя «бжорку» апартаментами. «Амброзия». В древней Греции – пища богов. Так… И «атрекот» и «бефстроганы» - блюда из мяса. «Пэр», «лорд» - высшие дворянские титулы в Англии. Так, что ещё… А – «экстренное» - значит, срочное. Экстренное заседание. И – «вексель». Это письменное обязательство об уплате долга.
Мама стояла в дверях комнаты и ждала, когда закончит папа.
- Пэры и лорды! Экстренно – к столу! Стынет амброзия. Антрекотов и бефстроганов нет, но есть кое-что не менее вкусное. Мойте руки.
Ребята! Ответьте, пожалуйста, на вопросы: трудно ли было жить в городе раньше? плохо или хорошо? Сравните их жизнь со своею.
1. Какие сословия проживали в городе?
2. Кто такие мещане?
3. Кто такие разночинцы?
4. Чем занимались дети мещан?
5. Как вы думаете: почему дети в народной школе после наказания были
веселы, а не грустны?
Если вы хотите узнать дальнейшую судьбу мальчика из повести И. Д. Василенко «Волшебная шкатулка», возьмите её в библиотеке и прочтите до конца.
А пока вы не взяли эту книжку, то прочтите отрывок из рассказа «За малым дело» уже знакомого вам писателя Г. И. Успенского. В доме одного из уездных интеллигентов-разночинцев Фёдора Петровича по вечерам собираются такие же разночинцы, как и он сам: беседуют, общаются, рассказывают истории. Вот одну из таких историй и рассказывает Фёдор Петрович.
…Сестра моя с давних пор живёт замужем в одном уездном городке под Москвой. Иногда намучившись на службе, я ездил к ней отдохнуть, отдышаться, побыть в тёплой семейной среде после холостой, одинокой квартиры.
…Вот каким-то родом заехал я к ней лет двадцать тому назад. Пожил я у сестры, поел, попил, позевал вволю, наслушался всякой всячины, - наконец, надо и назад ехать. Настал день отъезда; привели мне из пригородной слободки(1) извозчика. Вышел я с ним поговорить и тут же чрезвычайно им заинтересовался, сразу мне мелькнуло: «Талант!» Мальчишка лет пятнадцати, а красив, шельмЕц(2), боек, смел, даже дерзок. Стал я с ним торговаться. И что же? – на каждом слове дерзость, нахрап(3), без малейшей церемонии(4). И помИну(5) нет, чтобы снять шапку и дождаться, пока скажешь: «надень». Словом, ни тени рабского или униженного! Это-то меня и обрадовало и заинтересовало в нём, дерзость-то эта. Вот они новые-то времена! И какой прелестный, смелый крестьянский юноша!
Ну, вы знаете, что в былые времена отъезд от родных был делом далеко не простым. Тогда можно было заставить ямщика(6) подождать целый деь, давши, конечно, ему на водку. Вот в таком роде пошли было мои проводы и на этот раз. Однако же вышло не так. Перевалило немного за двенадцать, слышу – прислуга говорит: «Извозчик спрашивает!» - «Пусть, отвечаю, подождёт!» Прошло ещё полчасика, прислуга опять является, говорит: «Извозчик бранится, сладу(7) нет!» Иду к нему и опять меня в нём восхищает эта дерзновенность.
- Что же ты, - говорю, - братец, бунтуешь тут, не даёшь мне как следует проститься?
И что же? Даже этих слов не успел я проговорить, как мальчонка, не слушая меня, сам стал читать мне нравоучение, да с каким голосом, да с какими жестами!
- Вам господам, - говорит, - время завсегда дорого, а нашему брату, мужику, нет? Извольте поторапливаться или пожалуйте деньги, и я уеду. Без вторых денег ждать не буду, а эти взыщу!
Ну, можете себе представить, что это было за великолепие! Обругал я его, конечно, но что прикажете делать? Покорился я ему! Пришлось дать прибавку. И, наконец, кой-как я собрался, простился и поехал.
Заинтересовало меня – почему он всё оглядывается по сторонам: не то боится, не то желает встретить кого-то?
- Что ты вертишься, - говорю. – Что ты оглядываешься?
- У всякого свои дела есть! – отвечает.
И едва он так грубо оборвал меня дерзким словом, гляжу, он как будто в испуге, круто и сразу свернул с большой дороги и погнал лошадей по каким-то переулкам и закоулкам.
- Зачем ты с дороги свернул? – говорю. Чем тебе там не дорога? Ведь всё-таки на ту же большую дорогу выедешь?
- Доставить к месту – мы тебя доставим, - отвечает, - а разговоров твоих нам не требуется. Хоть бы я тебя по крышам вёз, так и то тебе не о чем болтать попусту!
- Ах ты, - говорю, - каналья(8) этакая! Какое же ты имеешь право так мне отвечать?
- А у тебя, - говорит, - какие такие есть права?
Но не успел я как должно осердиться, - как мальчишка, гнавший лошадей, что есть мОчи, вдруг поднялся в телеге и, махая вожжами , обратился ко мне, весь бледный, взволнованный и чем-то чрезвычайно поражённый.
- Не давай ему! Не давай! – кричал он, обращаясь ко мне. – Ишь, притаился, старый хрен!.. догонять хочет. Не давай ему, барин! А то отыму из рук! Не догонит!..
- Кому не давать? Что ты болтаешь? – так же закричал я мальчишке.
Отцу! Родителю не давай! Ишь насторожился! Притаился, чтобы броситься догонять! Не давай!
От плетня отделился полупьяный и мозглЯвый(9) человек, и когда мы поровнялись с ним, он ухватился за задок телеги обеими руками так, что я уже закричал, чтоб мальчишка не смел гнать, даже схватил его за шиворот и осадил. Но лошади всё-таки бежали. А мозглЯвый человек, шлёпая сзади телеги и задыхаясь, еле хрипел:
Руб… хошь… чёрт!
- Не давай, барин! – неистово кричал мальчишка. – Пропьёт! Матери отдай! Она будет тут сейчас!..
- Прокляну! Егорка! Прокляну! – едва дыша, хрипел старик.
- Стой! – сказал я. – Стой, наконец! Я свои ему дам. Что это такое ты делаешь с отцом? – И, не доверяя мальчишке, сам схватился за вожжи и остановил телегу.
- Кровопивец, змей! – хрипел отец, пока я рылся в кармане, доставая кошелёк. – Отца родного, мошенник, не жалеешь!
- Ты-то нас не жалеешь, а тебя-то нам за что жалеть? – не меньше раздражённый, чем отец, криком отвечал ему мальчишка.
- Разбойник! – хрипел отец, потрясая кулаком. – Кровопивец! Я тебя… постой! Поговоришь ты у меня… Попадись только!
Рублёвая бумажка, которую я протянул старику, заставила его прекратить эту брань. Но едва он успел снять шапку, как мальчишка уже стегнул лошадей и мы помчались опять.
- Как же это ты с отцом-то поступаешь? – сказал я мальчишке с укоризной. – А?
- Не безобразничай!
- Но ведь всё-таки, - говорю, - он ведь отец тебе?
- Отец, - а безобразничать не дозволим. Мы и так все, вся семья из-за него почитай что раздеты, разуты, а гоняем день и ночь, скоро скотина без ног останется. Как же он может наши трудовые деньги пропивать? Вот и получи!
- Кто это ему глаз-то разбил?
- Да он сам разбил-то! Мы только всем семейством связали его…
- Это отца-то? Всей семьёй?
- А чего ж? Почитай(10) бога. Держи себя аккуратно!
- Ну, - говорю, - брат, кажется, что вы поступаете вполне бессовестно! Как же так не уладить с отцом как-нибудь по-другому? Что же это такое? Ведь он отец!..
…Он слушал меня чрезвычайно внимательно, ехал тихо, и вдруг я услыхал, что он плачет, просто «рЕвнем ревёт», как говорят о таких слезах.
- Что это ты, - спрашиваю. – Что стобой?
- Ты думаешь мне сладко эдак-то делать? Нешто бы я посмел, ежели бы всех не жалел? Погляди-кось, какое семейство-то, всем пить-есть надо… Маменька и совсем, того гляди, исчахнет; а он сам её ещё бьёт. У меня вся душа изныла от тоски… Жаль мне и братьев и сестёр…
А иной раз совсем осатанеешь… 11 Знаю я грех-то мой! Отдай деньги-то маменьке! – всхлипывая, прошептал он и остановил лошадей.
Около разоренного большого двора с развалившимися воротами стояла сгорбленная старушка. Отдав ей деньги, мы поехали своей дорогой, и мальчишка продолжал тосковать.
- Умеешь грамоте-то?
- Ничего не умею… Один острожный 12 сидел за подделку чего-то в остроге; когда выпустили, пожил у нас. Ну, поучил меня по словечку… Я было и понимать стал, да острожный-то ушел, и я стал забывать. Хороший человек был острожный-то! добрый!
- А хочешь учиться-то?
- Я страсть какой охотник до учения!
- Так чего же ты в какую-нибудь школу не ходишь?
- Да нешто13 при нашем деле можно? Теперь вот доставлю вас на станцию, - лошадей надо покормить. Приедем по ночи. Потом в оборотку14 конец сделал, а домой приехал – опять заказ готов, - опять гнать. Да ежели бы и свободное время вышло, так и то не на ученье оно, - какая жизнь-то у нас идет! Глаза бы не глядели. Только что маменьку жалко покинуть…
Я сказал ему:
- Знаешь, где живет моя сестра? Откуда мы ехали?
- Как не знать.
- Ну, так через месяц заходи к ней, - я пришлю тебе книг, ты учись. Денег она тебе тоже даст немного, - учись, если возможно, - а потом как-нибудь справимся…
- Да кабы родитель помер. Так у нас бы был порядок… А то нешто можно!
- Ну, уж смерти родителя ты не дожидайся… Это будет, как угодно Богу!
- Само собой… Ишь он пьет-пьет, все не напьется…
- Ну, уж это делать нечего. Надо терпеть. Ты, вместо того, чтобы вот смерти ждать родителя, да синяки ему ставить, ушел бы на чердак или куда-нибудь… и учись…
Задумался мальчишка… Долго думал, потом весело тряхнул волосами и весело произнес:
- Кабы грамоте-то научиться, пуще всего в писаря, ежели… Выгодное дело…
- Ну, уж этого я, друг любезный, не ожидал от тебя… Ты знаешь, от чего писарь-то богат?
- Известно знаю, - доход.
- А справедливо это простой бедный народ-то обманывать? А ты еще о справедливости-то толковал!
Пояснения
1 – слобода – поселок возле города, пригород
2 – шельмец – мошенник, плут, но рассказчик называет это слово не с отрицательным оттенком, а с восхищением
3 – нахрап – наглость, вызов, дерзость
4 – без церемоний – невежливо, развязно
5 – «и помину нет» - не помнит этого, не делает этого
6 – ямщик – извозчик
7 – «сладу нет» - не успокоить никак, не договориться лад;м, не справиться, нет согласия.
8- кан;лья – здесь в смысле: наглец
9 – мозглявый – слабосильный, хилый
10 – «почитай Бога» - чти Бога, уважай Бога; но никак не прочитай
11 – осатанеешь – озвереешь, станешь яростно-злым. Происходит от слова Сатана: Дьявол, черт. Станешь злым, как черт.
12 – остр;жный – сидящий в остроге, тюрьме, арестант
13 – н;што – неужели, возможно ли
14 – в оборотку – в обратную сторону
Ребята, понравился ли вам мальчик-извозчик? Или нет? Почему?
Ведет он себя дерзко и независимо, потому что свободен. С 1861 года в России отменено крепостное право. Крестьяне стали свободны от помещика, независимы.
Почему он работает в городе извозчиком? И до отмены крепостного права крестьяне уходили осенью, зимой на заработки в город. Некоторые отрывались от земли совсем и в деревню не возвращались. После 1861 года многие крестьяне подались, уехали на заработки в города.: извозчиками, бондарями, плотниками, столярами.
А вот почему мальчик так относится к своему отцу, попробуйте ответить сами. Найдите подтверждение вашему ответу в тексте.
И. Шмелев
Мартовская капель
(фрагмент)
Кап… Кап-кап… кап… кап-кап-кап…
Засыпая, все слышу я, как шуршит по железке за окошком, постукивает сонно, мягко – это весеннее обещающее кап-кап… Это не скучный дождь, как зарядит, бывало, на неделю. Это весенняя мартовская капель. Она вызывает солнце. Теперь уж везде капель.
Под сосенкой – кап-кап…
Под елочкой – кап-кап…
Прилетели грачи – теперь уж пойдет, пойдет.
Скоро и водоп;лье хлынет, рыбу будут ловить наметками – пескариков, налимов, - принесут целое ведро. Нынче снега большие, все говорят: возьмется дружно поплывет все Замоскворечье! Значит, зальет и водокачку, и бани станут… будем на плотиках кататься.
В тревожно-радостном полусне я слышу это все торопящееся кап-кап… Радостное за ним стучится, что непременно будет, и оно-то мешает спать.
…Кап-кап… кап-кап-кап…кап-кап…
Уже тараторит по железке, попрыгивает-пляшет, как крупный дождь.
Я просыпаюсь под это таратанье, и первая моя мысль: взялась! Конечно, весна взялась. Протираю глаза спросонок, и меня ослепляет светом. Полог с моей же кровати сняли, когда я спал, - в доме большая стирка, великопостная, - окна без занавесок, и такой день чудесный, такой веселый, словно и нет поста. Да какой уж теперь и пост, если пришла весна. Вон как капель играет… - тра-та-та-та! А сегодня пойдем с Горкиным за Москву-реку, в самый «город», на грибной рынок, где – все говорят – как праздник.
Защурив глаза, я вижу, как в комнату льется солнце. Широкая золотая полоса, похожая на новенькую доску, косо влезает в комнату, и в ней суетятся золотинки. По таким полосам, от Бога, спускаются с неба ангелы, - я знаю по картинкам. Если бы к нам спустился!
На крашенном полу и на лежанке лежат золотые окна, совсем косые и узкие, и черные на них крестики скосились. И до того прозрачных, что даже пузырьки-глазочки видны и пятнышки… и зайчики, голубой и красный! Но откуда же эти зайчики и почему так бьются? Да это совсем не зайчики, а как будто пасхальные яички , прозрачные, как дымок. Я смотрю на окно – шары! Это мои шары гуляют, вьются за форточкой, другой уже день гуляют; я их выпустил погулять на воле, чтобы жили дольше. Но они уже кончились, повисли и мотаются на ветру, на солнце, и солнце их делает живыми. И так чудесно! Это они играют на лежанке, как зайчики, - ну совсем как пасхальные яички, только очень большие и живые, чудесные. Воздушные яички, - я таких никогда не видел. Они напоминают Пасху. Будто он спустились с неба, как ангелы.
… Графин на лежанке светится разноцветными огнями. А милые обои…Прыгают журавли и лисы, уже веселые, потому что весны дождались, - это какие подружились, даже покумились у кого-то на роди’нах, - самые веселые обои. И пушечка моя как золотая… и сыплются золотые капли с крыши, сыплются часто-часто, вьются, как золотые нитки. Весна, весна!
День двадцать первый
Нет, что ни говори, а весной жить хорошо! Долгожданные тепло и солнце, влажный ветер, нетерпеливое ожидание легкой летней одежды, первая зеленая травка на угретых солнцем холмиках и у заборов. Хорошо! А праздники! Сколько их, весенних! Конечно, хорошо и зимой: зимой тоже праздники, но весной лучше.
Прошла масленица, на восьмое марта поздравили Таню и маму (праздник, да еще какой!), и незаметно подошла к концу самая долгая и утомительная третья учебная четверть. И вот последний учебный день перед каникулами окончен: гуляй беззаботно! И ребята гуляли во всю. Пришли в сырой одежде и с мокрыми ногами.
После выговора от мамы, переодевания и обеда дети расположились на диване. Солнце катилось к закату, полное, яркое, и светило прямо в глаза сидящим, но не раздражало их, и шторы на окнах задергивать не хотелось. Пусть светит: хорошо! Папа говорил, что день сейчас длиннее ночи: прошло время весеннего равноденствия, когда продолжительность дня стала равной продолжительности ночи. Это было в двадцатых числах марта, а сегодня тридцать первое марта. Завтра – каникулы.
Папа пришел с работы, разделся, умылся, поел.
- Ну, что, друзья, с праздником! С началом каникул! – и сел на диван к детям. Дети, отложив книги в сторону, ответили: «Спасибо!».
- Пап, а в прошлом веке у детей были каникулы? – спросила Таня.
- Таня, ты же знаешь, что были. Вспомни «Детство Никиты» Алексея Толстого, новогодний праздник.
- Нет, я говорю о весенних каникулах.
- А весенних не было. Крестьяне до Пасхи отдавали своих детей учиться, а потом забирали: было много работы дома при подготовке к весне. Мещанские дети, то есть дети ремесленников, мелких торговцев, извозчиков, кухарок, не уходили на весенние каникулы, а сразу - на летние. Дети купцов и дворян тоже имели два раза в году каникулы: зимние и летние. А у вас каникулы четыре раза в году.
- Не нравятся мне прошлые школы, - вздохнув, сказала Таня.
- Школы прошлого века? – уточнил папа .
- Да. Тесно, грязно, электричества нет, детей бьют.
- Таня, не во всех школах наказывали учеников физически, битьем. Так наказывать разрешалось везде, даже в гимназиях, где учились дети дворян. Но не везде наказывали. Это зависело от того, какими были учителя.
- Все равно, - упрямо сказала Таня.
- Да и богатство или бедность школы зависела от суммы денег, которую отпускала местная казна на образование. Мало отпускали – бедными были школы; больше – школы были чище, богаче.
- Все равно детей наказывали.
- Наказание наказанию - рознь. Без наказаний и в вашей школе не обходится. И все-таки, не смотря на унизительность наказаний, в детстве всегда много радости. Вспомни, как Аксаков описывает непонятную для него радость наказанных розгами детей после окончания уроков. Дети умеют радоваться. А в подтверждение того, что не все школы были одинаковы я прочту фрагмент из очерка Василия Сленцова, писателя XIX века, “Письма об Осташкове». Осташков – город между Москвой и Петербургом.
Папа открыл книжный шкаф, пробежался пальцами по корешкам книг, как по клавишам пианино, и вытащил нужную. Полистал, нашел то, что искал.
- «В классе – в очень светлой и чистой комнате – помещалось девочек 30, не моложе 10-12 лет, все очень тщательно одетые и причесанные, в чистых воротничках. И так как я застал их врасплох, то, наверное, можно сказать , что заранее приготовленного ничего не было. С первых же двух-трех вызовов можно было догадаться, что ученицы размещены по успехам. На первой скамейке сидели девочки постарше и отличались перед прочими даже некоторой изысканностью туалета. Для первого опыта вызвана была девочка лет двенадцати, сидевшая с краю на первой скамейке, с круглым лицом, тщательно одетая, в белом фартуке, с бархаткой на шее; по всей вероятности, очень скромная, старательная, но не с бойкими способностями девочка.
- Раскройте книгу на такой-то странице,- сказал смотритель.
Все в одну минуту отыскали требуемую страницу.
- Читай!
Девочка начала читать какой-то исторический отрывок, кажется, из руководства Паульсона, где упоминалось что-то о финикиянах.
- Ну, довольно,- сказал смотритель. – Вот мы сейчас прочли о финикиянах. Не можешь ли ты мне сказать, чем занимался этот народ?
Девочка опустила книгу на стол и, бесстрастно глядя на смотрителя и вытянув шею, начала говорить очень скоро, не прерывая голоса:
- Финикияне, финикияне, они занимались, они занимались тор-тор-торговлей.
- Так, торговлей, - одобрительным тоном подтвердил смотритель. – Ну, а почему они выбрали именно этот род занятий? Что их побудило к этому?
Девочка продолжала смотреть прямо в глаза смотрителю и, не шевелясь, опять зачастила:
- Их побудило, их побудило к это то, что они…
- Ну что?
- То, что они избрали это занятие, - опять было начала девочка и остановилась.
- Почему же они избрали именно это занятие? – допытывался смотритель, притопывая ногой на слове это.
Девочка молчала, не спуская своих белых бесстрастных глаз с смотрителя.
- Жили на берегу моря, на берегу моря… - шепчет кто-то сзади.
- Потому что они жили … - опять начала было девочка.
- Ну где ж они жили?
- На берегу моря, нерешительно говорит девочка, вдруг изменив тон.
- Ну да. Потому что они жили на берегу моря, - одобрительно покачиваясь заключает смотритель.
- Потому что они жили на берегу моря, - успокоившись, как будто запоминая уже про себя, повторяет девочка.
- А какие они сделали изобретения?
- Они изобрели меру и вес.
- Хорошо. А еще что они изобрели?
- Компас, - шепчут сзади.
- Еще они изобрели компас, - торопливо отвечает девочка.
- Так, компас, - подтверждает смотритель, моргая от нюхательного табаку, и, обратившись ко мне, говорит вполголоса:
- Много, знаете, от них и требовать нельзя: мы еще недавно принялись за эту систему. Не угодно ли послушать; вот я еще других спрошу. Довольно! – сказал он отвечавшей ученице. – Петрова!
- И у нас есть в классе Петрова, - сказала Таня. А одна девочка в классе отвечает точно так же, как отвечала девочка из книги.
- Это значит как? – спросил папа.
- Значит: заглядывает в глаза и хочет угадать ответ, И слушает подсказки.
- Вот видишь: другая школа и уже похожа на вашу.
- Только у нас и мальчики, и девочки.
Папа продолжал
- Петрова, сидевшая на второй скамейке, должно быть, шалунья страшная, быстро вскочила, обдернула фартук, сложила руки на желудке и, как солдат, вытаращила на смотрителя глаза.
- Петрова! Скажи, что такое компас?
- Компас – это астрономический инструмент, употребляемый мореходцами для того, чтобы не сбиться с пути, - бойко однообразным голосом отрапортовала она и сразу оборвала на слове.
- Что он показывает?
- Он показывает страны света.
- Сколько стран света?
- Четыре: север, юг, восток, запад.
Сережа удивленно посмотрел на отца:
- Север, юг, восток и запад – это стороны света, а не страны света.
- Верно заметил, Сережа! Молодец! Но раньше говорили именно так. И шло это от древнерусского языка. Сравни, говорили: вран, страна. Стали говорить: ворон, сторона. Но и слово «страна» осталось в значении другое государство.
- Но ведь…, - Сережа сделал паузу, помолчал. Но ведь – «враг». Мы говорим «враг»…
- Очень хорошо, Сережа! С этим словом в русском языке произошло обратное. Говорили раньше «ворог», говорим теперь «враг». Но вернемся к Петровой и смотрителю.
- Хорошо, Петрова! Какие еще изобретения сделали финикияне?
Петрова, - бледная, золотушная девочка, очень бедно одетая, ветала и печальным монотонным голосом объявила, что финикияне изобрели еще пурпурную краску.
- А кто был, как говорят, причиной этого изобретения? Матвеева!
Матвеева, занявшаяся было ковырянием стола и, должно быть, не слушавшая, встала, спрятав руки под фартук, и покраснела.
- Кто же был причиной?
- Собака, - шепчут сзади, - собака…
- Соболь! – не расслушав, пискнула Матвеева нерешительно и в недоумении посмотрела на всех.
Девочки фыркнули в книги.
- А почему собака, - спросила Таня.
- Я, право, не знаю, - смутился папа. – Но обрати внимание, Таня: уездная школа, а порядки другие.
- Только это школа девочек.
- Нет. Автор дальше описывает классы и занятия в них с мальчиками, классы для рукоделий. Классы не смешивались. Но в школе были и мальчики и девочки разного возраста.
- Что мы будем делать в каникулы? – вдруг поменяла тему разговора Таня.
- Сами намечайте себе культурную программу: мы же с мамой будем на работе, у нас нет каникул. Сходите в кино, на детские спектакли, в цирк. И, если открыт музей, сходите в музей: много интересного там увидите. Будет время, мы сходим с вами: я или мама. А книг сколько! Вам на каникулы дали, наверное, список литературы для домашнего чтения – читайте.
В комнату вошла мама с Таниными башмачками в руках.
- Ну-ка, надень!
- Ой! – обрадовалась Таня. – Скоро можно их надевать!
- ты примеряй сначала.
- Я уже в них ходила, - Таня попробовала надеть башмачки. Они никак не хотели налезать на ногу.
- Растешь ты быстро, - вздохнула мама. – На год двое туфель. Ужас!
Таня тоже вздохнула: жаль, башмачки ей нравились. Вдруг она оживилась:
- Я отнесу их в школу! У нас собирают одежду и обувь для бедных. Какая-нибудь девочка будет рада.
- Хорошо, - сказала мама. – А тебе туфли пойдем завтра покупать.
- Ура!
День двадцать второй
И.С. Шмелев
Весенний ветер
(отрывок из рассказа)
…Пятиклассник Федя сегодня совсем весенний: купленная для Пасхи легонькая фуражка с широкою, модною тульей1 и с настоящим «гвардейским» кантом, весенняя шинелька, вынутая сегодня из сундука и пахнущая невыносимо нафталином, сияющие новые калоши и кремовый шелковистый шарфик.
…А над миллионом народа, над залитою дочерна великою Красною площадью, над которой покачиваясь ходят грозди красных и голубых шаров и незыблемо возвышаются под «Мининым»2 серые спины и синие шапки с султанчиками3 молодцов-жандармов, - стрельчатая, увенчанная золотым орлом Спасская4 указывает на черном великом круге5 золотою стрелою – три!
Федя в толпе и его оглушает и гоготом, и писком, и щелканьем, и треском, и свистом-ревом, - всем миллионным гулом народной Вербы. Сверкает и плещет в ветре, пестрит и колет бумажными цветами, вязками розочек иконных, пузатыми кувшинами с лимонадным морсом, стеклом и глазастой жестью, сусалью6 и подвесками, качающимися лампадами на цепочках, золотом-серебром на солнце, ризами и цветными поясками, пущенными воздушными шарами, яркими лоскутками… - звонкою пестротою торга. Кружит глаза и уши – «летающими колбасами»7 с визгом, «тещиными языками»8 с писком, издыхающими чертями, свинками, русскими петрушками, «американскими» яблочками на резинках, трескучими троицкими кузнецами, дудками, щелкунами, ревущими медведями, бякающими барашками со скрипом, барабанною дробью зайчиков…
Многоглавый и весь расписной Блаженный9 цветет на солнце, над громким и пестрым торгом, - пупырьями и завитками, кокошничками и колобками цветных куполов своих, - главный хозяин праздника. Глазеют – пучатся веселые купола его, сияют мягко кресты над ним, и голубиные стаи округ него. Связки шаров веселых вытягиваются к нему по ветру. А строгие купола соборов из-за зубчатых кремлевских стен, в стороне от крикливой жизни, не играя старинной позолотой, милостиво взирают на забаву. Взглядывают на них от торга – и вспоминают: «Пасха!» И на душе теплеет!
А Спасская выбивает переливом третью четверть. «Пора к Вербам!»- спохватывается Федя и у него замирает сердце.
… Он медленно двигается в толкучке, и все вокруг – будто неземное!
Пышные, небывающие, розы протягивают ему букеты, играют в ветре, кивают ему со всюду – с проволочек, с палаток, с вышек, - чудятся из чудесной сказки. Колышащиеся связки шаров гибко выгибаются к небу, и он неотрывно смотрит, как оторвавшийся красный шарик тянет к Блаженному по ветру, стукается – ползет под купол, рвется по завитку, как клюква, и вот уже у креста, и вот уже над крестом, делается все меньше, меньше…- кружится даже голова.
- Животрепещущие бабочки!... А вот-с животрепящи-ми – та-а!
Мальчишка с пестрым щитком товаров. Кричит до того пронзительно, словно у него в глотке дудка.
Радуют глаза блеском трепещущие яркие бабочки – разноцветные, мягкие, обезьянки из синели такие милые… Дядя покупает себе и Нине – и обезьянок, и бабочек – и накалывает, как все, на грудь.
- Па-следний чиж… самопоющие водяные соловьи! Чу-до двадцатого века… чуввилль-чуввилль…тррр…
- Ка-му жука?... самые американские жуки! Без ключа – без заводу, ор-ловские по ходу! Барыня, дозвольте жучка порекомендовать!
- Ело-зющие му-хи… мму-хи елозющие! Купите мушку для удовольствия! Му-хи елозющие, му-хи, мму-хи!
- Самый-то брюнет руку к сердцу прижимает! Барышня, барышня… даром отдам отдам, только поглядите! В трубочке ходит – прыгает, ножкой дрыгает, семь годов картошку лопал, на десятый в баночку попал!
- Петушки-петушки, бьющие петушки! Барин, обратите такое ваше внимание – до чего яры11! А-йа с петушками, с гребешками!
- Рыбки золотые! Рыбки, рыбки живые – золотые! Золотая стрела на Спасской – прямо. Четыре перезвона. Подождали… - и ват четыре вязких, как по старому чугуну, удара сонно упали в гомон12.
- Страшные муки загробной жизни! Видение афонского13 монаха Дионисия в аду… с приложением фотграфии!
- Па-следний чиж… па-следний!...
- А вот, с Пуришкевичем! Ко-му Пуришке-вича продам?
- Паж-жалуйте-с, самый шустрый… Приказали бы уж парочку бы, барич! Морски-е жители! Самые разживые, голубые, хвост шилом-петелькой!
- Ши-ляпина продаю… Ши-ляпина! На скворец, а… Барыня, верьте божецкому слову… себе двугривенный!
- Небьющие куколки – секрет! Извольте-с, мордой об морду бейте… Да-а, вам бы еще кирпичом ее… Вас бы во так стукнули об чево! Небьющие куколки – секрет!
- … На построение храма божия! В селе Зам;сти, Мешевского уезда Калужской губернии… на пятое число октября… Божьим напущением… стихийный пожар – бедствие не – пепелил… равноапостольного…
- Самый злющий тещин язык, с жалом! Шипит-свистит, на кончике-то, гляньте… пистолет! Злющая была, вчера только сдохла-померла!
- Издыхающая свинка! Барыня, издыхающая свинка! Ло-пнула!... Барыня моя лопнула!
- Вон, вон… шары!... да вон, ветром сорвало! … да вон, на кумпол-то понесло… шары! Обошли?! По-шли! Цельная вязка пошла… Капиталу сколько!... Мальчишки срезали, боле тыщи шаров!
Ветер ерошит розы, треплет на вышках перья, пузатий – трясет палатки, хлещет цветами в лица… Веселый ветер! Щелкают кумачи14 и ситцы, качаются лампадки, плещутся золотистые рыбки, игарют «Зайчики»…
- Ай, ветер, ветрило, не дуй мне в рыло, а дуй мине!..
Феде весело и больно… Пробиться трудно, а уже семь минут пятогоЁ! Как же не рассчитал? Нина уже там, конечно…
- Семья-то пожар-птицы! Мамаша, купите дите вечную кинареечку – жар-птицу? Не пьет, не клюет, только песенки поет!
Феде мелькает детство, первая вербочка, золотой луч солнца, и в нем- воздушная восковая канарейка, первая радость жизни. Позванивают клетки на ветерке, мечутся «канарейки», сверкает жесть.
А вот и вербы. Они в возках. Держится под стеною неслышно, не путаются в торге. Красноватые заросли в серых мушках, тянутся, что кусты на пойме15. Сидят мужики в кустах. Лошадиные головы кротко дремлют. Стена за ними, под нею снег… Несет холодком полей. Сколько веков над ними, за ними – дремлют! Мужики в охабнях – в полушубках, с широкими, с широкими откидными в;ротами, в дремучих шапках, - исконная Россия.
Федю волнует сладко: где-то тут Нина, смотрит. Он поправляет фуражку и принимает серьезный вид.
- Хренку-то бы взял, родимый!
Отжатые шумным торгом, тончутся на грязи с корявыми пучками, - слабеющая старость.
- Ваше степенство! Самая святая верба, с-под Нова-Русича!
- Не верьте… - ситий сбоку красноносая фигура с оборванным карманами, с ворохом длинных сучьев в зеленом пухе, - обратите самое серьезное внимание! Перед вами не кто, а бывший чиновник консистарни15, занимаюсь вербой! Глядите, научный сорт по Кормчей Книге17! Какой состав? У них прутьё, а у меня в мохнатку… Э-та не в-верба?! Самая вайя18, на церковнославянском языке!
- В Лександровском саду19 сейчас наломал, сторожа погнали!
- Ольха-а?! И вы можете повторить клевету?! Раз это вайа священная! Можете покупать, можете… Но только имейте в виду, для т;инства недействительно!
Боже, но где же Нина!
- Ах… уж хотела идти домой! – радостно, но с укором восклицает за вербой Нина. – Купила. Хотите, поделюсь?
Он прямо очарован, не может найти слова. Нина совсем необыкновенная, среди верб, в новой весенней кофточке! Ужасно идет к ней синее, и розовый бант на шейке, и синяя шляпка с широкими полями совсем назад, с крылышками… Она счастлива, понимая его восторг. Она отделяет ему пучок. Краснея и волнуясь, Федя прикалывает ей бабочку и розовую обезьянку.
Пояснения
1 – т;лья – верхняя, передняя часть фуражки
2 – под «Мининым» - возле памятника Минину и Пожарскому на красной площади в Москве
3 – султанчики – украшения на головных уборах в виде пучка перьев или стоячих конских волос
4 – Спасская – Спасская башня кремля, на которой установлены часы
5 – на черном великом круге – на циферблате часов
6 – Сусаль (Сусалью) – сусальное, значит: позолоченное или посеребряное; сусаль – золоченые и посеребряные изделия для продажи
7, 8 – «летающие колбасы», «тещины языки» - различные игрушки-забавы
9 – Блаженный – храм Василия Блаженного на Красной площади в Москве
10 – до чего яры – то же что и «до чего яростны», то есть неукротимы, сердиты, гневны
12 – г;мон – шум, шум площади, базара
13 – афонский монах – монах из православного монастрыря, расположенного на «святой горе», Афоне, в Югославии
14 – Кумач – хлопчатобумажная ярко-красная ткань
15 – п;йма – место, берега, заливаемые во время половодья
16 – консист;рия – в православной церкви учреждение по церковным делам
17 – Кормчая Книга – сборник церковных законов на Руси
18 – в;йа – пальмовая ветвь, ставшая символом после въезда Иисуса Христа в Иерусалим. На Руси вместо вайи, пальмовой ветви, употребляли лозу (прутья) вербы
19 – Лександровский сад – Александровский сад возле Кремля
Папа закончил читать и положил книгу на журнальный столик. Была вторая половина дня. А с утра всей семьей ходили по магазинам и рынкам. Купили детям куртки к весне, а Тане еще и туфельки. И сейчас Таня ходила по комнате, не снимая – очень нравились. Даже в музей всей семьей зашли, но он почему-то был закрыт. Зато узнали, когда можно будет посетить его. Теперь ребята сами придут сюда. А может с папой в следующую субботу.
Устали все очень. «Ноги просто гудят,» - сказала мама, придя домой. День был настолько весенним: солнечным, теплым, с влажным ветром и сухим асфальтом, - что папа сказал: «Такие дни радовали не только нас», и прочитал отрывок из рассказа И.С. Шмелева.
- Похоже? – спросил папа.
- Нет, сказала Таня, рассматривая свои туфли.
- Объясни, - удивился папа.
- Федя обезьянку и бабочку покупал, а мы одежду и туфли.
- Причем тут покупки? – резонно заметил Сережа, - И в рассказе день и сегодняшний день праздничные.
- А какой сегодня праздник?
Сережа наклонился к Тане и что-то шепнул на ухо. Таня вскочила с дивана, стала перед зеркалом, стараясь увидеть свою спину. Сережа рассмеялся.
- Первый апрель – никому не верь! Забыла?
- Обманщик! – надула губы Таня и вернулась на диван. – Не буду тебе верить.
- Но это же шутка, - улыбнулся папа. – Праздник!
- Это праздник, но – не праздник: не такой, как в рассказе.
- Но ведь погода похожая, - возразил пап – Народу много. Шумно. Выкрики: все хвалят свой товар. Так ведь?
- так, но нет самого главного, не сдавалась Таня, - вербочек.
- Самое главное – радость, - без улыбки заявил Сережа. – В праздник должна быть радость. А ты разве не рада?
Таня молчала.
_ Сережа прав. Праздник – это радость. А нам сегодня хорошо, радостно. А подойдет вербное воскресенье – и мы купим вербы и шары.
- А когда будет вербное воскресенье, - спросила Таня.
- Скоро. Через две недели. А через три недели – Пасха.
- Это когда крестьянские дети заканчивали школу и шли на каникулы.
- Это когда Иисус Христос воскрес, - поправил Таню Сережа.
- У крестьянских детей не каникулы начинались, а работа. Весенняя, - добавил папа. – А вот у многих городских детей не было ни школы, ни каникул. Да и работы не было. Печально, но это так.
- Почему? – спросил Сережа.
- Что почему?
- Почему дети не учились и работали?
_ Да потому, что денег не было, - по- взрослому за папу ответила Таня. – Как ты не понимаешь?! Ужас просто!
- Но школы-то бесплатные были! – возразил Сережа.
- На селе, а не в городе! Как ты не понимаешь?
- Про город папа не говорил.
- И в городе были земские бесплатные школы. Их назвали народными. Наподобие той уездной народной школы, от порядков в которой С.Т. Аксаков пришел в ужас, - вмешался в спор папа. – Были бесплатными и церковно-приходские школы. Это были школы для детей мещан и фабрично-заводских рабочих. Дети купцов и разночинцев учились в гимназиях. Я уж не говорю о дворянских детях.
Но причиной того, что дети городских низов не учились была другой, не в деньгах.
- Объясни, - сурово потребовала Таня.
- Попробую. Но это сложно.
- Постараемся понять, - не меняла гнев на милость Таня.
- Дело в том, что после отмены крепостного права, когда крестьяне стали почти свободными от помещика, многие из них стали отправляться на заработки в город. Их и раньше было много в городах , особенно с осени до весны, когда не было полевых работ. То теперь они отсутствовали по году и больше. Бросали земли. Становились ремесленниками, мелкими торговцами, то есть мещанами. И рабочими. В России бурно стала развиваться промышленность. На заводы и фабрики требовалось много рабочих.
- Так в чем причина? – по-взрослому напирала на папу Таня.
- Потерпи чуток. Так вот. В городах России всегда было меньше школ, чем желающих в них учиться. Более острая нехватка их обнаружилась при наплыве крестьян из деревни. Школы открывали, строили, но все равно их было недостаточно. Это первая причина.
- Вторая? – прокурорским тоном спросила Таня.
Папа улыбнулся.
- Вторая, как ни странно, в том, что родители считали необязательным учебу для своих детей. Считать, мол, я его научу, а больше ему и знать не надо. Пусть обучается какому-нибудь ремеслу, на хлеб себе зарабатывает. Ну, и третья причина, пожалуй в том, что дети и сами не хотели учиться. Они знали, что учиться трудно, что учителя бьют и наказывают детей. Помните мальчика Аксенку из воспоминаний Столярова о церковно-приходской школе? Что он сказал: «Отец с матерью неграмотные, а ничего, живут. И я проживу. А выслушивать брань попа, да побои от него терпеть я не хочу». И ведь многие дети и родители были так настроены. Матери с плачем, со слезами отправляли детей в школу. Вот почему не было ни школ, ни занятий, и ни каникул.
Таня сидела, надув губы, опустив глаза, и вертела ногой в башмачке дырку в полу. Папа обнял Таню, она прильнула к нему.
- Конечно, многие дети работали: на заводах, фабриках, на побегушках, торговали мелким товаром, работали в трактирах, были подмастерьями. Но, повторяю: многие были ничем не заняты, слонялись по улицам, рынкам.
- Раз гуляли они, значит играли во что-то,- резонно заметил Сережа.
- Конечно. Играли не только те, кому нечего было делать, но в свободное время и занятые дети.
- А во что играли?
- Игр было много. Некоторые из них забыты. А какие-то живут и сейчас. Пятнашки, жмурки, прятки, штандер, чехарда – и сейчас знакомы вам и в них играют. А вот: ворота, ручеек, кошки-мышки, третий лишний, гуси-гуси, лапта, горелки, казаки-разбойники – забываются, к сожалению. А ведь интересные игры! Я уж не говорю о забытой игре в «бабки» или же – кубарь. Зимой еще было катание с горок, игра в «царь - гору», взятие снежного городка. Летом же: рыбная ловля, грибы, ягоды, купание в реке, ловля птиц. Находили себе занятие городские дети. А то и озорничали: лазали по чужим садам и огородам, воровали на базарах и рынках, хотя очень боялись.
- Что-то мы все о грустном, да о грустном,- вздохнула Таня. Глянь на нее: ну, просто, мама.
- А вот и хорошие факты. Постепенно Россия увеличивала количество денег на образование, строила больше школ. И если в начале 18 века Петр 1 открыл 42 школы, то через два века, в 1908 году их в России было уже 80 тыс.!
- Ого - го- го!
-А в 1913 году – 13тыс. школ. То есть с 1908 года каждый год в России открывалось 10 тыс. новых школ. Начальное обучение в это время было бесплатное. В 1914 году чуть ли не половина студентов московских институтов (40%) были дети рабочих и крестьян. По числу женщин, обучавшихся в высших учебных заведениях, Россия занимала в начале 20 века первое место в Европе, если не во всем мире.
-Здорово! - восхитился Сережа. – А говорят, что Россия отсталой была.
- Говорят так невежды или недруги. И если бы не революция 1917 года, мы бы сегодня не оглядывались на Америку и нам не ставили бы ее в пример. Ученье – свет! Знания – сила! Сереж, подай книгу, во – он, на второй полке: Леонид Андреев. Спасибо. Хочу вам прочесть об одном мальчике, который никогда не был за пределами города.
- За город никогда не выезжал?! – удивилась Таня.
- Не выезжал и не выходил. Был мальчиком в парикмахерской. Мальчиком, значит еще не был даже подмастерьем. Но однажды он выехал на дачу. Итак: Леонид Андреев «Петька на даче».
Я прочту вам фрагменты рассказа.
- « В этой парикмахерской, пропитанной скучным запахом дешевых духов, полной надоедливых мух и грязи, посетитель был нетребовательный: швейцары, приказчики, иногда мелкие служащие или рабочие …
Мальчик, на которого чаще всего кричали, назывался Петькой и был самым маленьким из всех служащих в заведении. Другой мальчик, Николка, насчитывал от роду тремя годами больше и скоро должен был перейти в подмастерья.
…Петьке было десять лет; он не курил, не пил водки и не ругался, хотя знал очень много скверных слов, и во всех отношениях завидовал товарищу.
… Петькины дни тянулись удивительно однообразно и похоже один на другой, как два родные брата. И утром, и вечером, и весь божий день над Петькой висел один и тот же отрывистый крик: « Мальчик воды», и он все подавал ее, все подавал. Праздников не было… Петька спал много, но ему почему – то все хотелось спать…
Петька не знал, скучно ему или весело, но ему хотелось в другое место, о котором он ничего не мог сказать, где оно и какое оно. Когда его навещала мать, кухарка Надежда, он лениво ел принесенные сласити, не шаловался и только просил взять его отсюда. Но затем он забывал о своей просьбе, равнодушно прощался с матерью и не спрашивал, когда она придет опять. А Надежда с горем думала, что у нее один сын – и тот дурачок.
Много ли, мало ли жил Петька таким образом, он не знал. Но вот однажды в обед приехала мать, поговорила с Осипом Абрамовичем и сказала, что его, Петьку, Отпускают на дачу, в Царицино, где живут ее господа. Сперва Петька не понял, потом лицо его покрылось тонкими морщинками от тихого смеха, и он начал торопить Надежду. Той нужно было, ради пристойности, поговорить с Осипом Абрамовичем о здоровье его жены, а Петька тихонько толкал ее к двери и дергал за руку. Он не знал, что такое дача, но полагал, что она и есть то самое место, куда он так стремился.
Когда они сели в вагон и поехали, Петька прилип к окну, и только стриженная голова его вертелась на тонкой шее, как на металлическом стержне.
Он родился и вырос в городе, в поле был первый раз в своей жизни, и все здесь для него было поразительно ново и странно: и то, что можно видеть так далеко, что лес кажется травкой, и небо, бывшее в этом новом мире удивительно ясным, широким, точно с крыши смотришь.
Когда поезд со звонким металлическим лязгом, внезапно усилившимся, взлетел на мост и точно повис в воздухе над зеркальной поверхностью реки, Петька даже вздрогнул от испуга и неожиданности и отшатнулся от окна, но сейчас же вернулся к нему, боясь потерять малейшую подробность пути.
В первые два дня Петькиного пребывания на даче богатство и сила новых впечатлений, лившихся на него и сверху и снизу, смяли его маленькую и робкую душонку. Все здесь было для него живым, чувствующим и имеющим волю. Он боялся леса, который покойно шумел над его головой и был темный, задумчивый и такой страшный в своей бесконечности; полянки, светлые, зеленые, веселые, точно поющие всеми своими яркими цветами, он любил и хотел бы приласкать их, как мать. Петька волновался, вздрагивал и бледнел, улыбался чему-то и степенно, как старик, гулял по опушке и лесистому берегу пруда. Ту он утомленный, задыхающийся, разваливался на густой сыроватой траве и утопал в ней.; только его маленький веснусчатый носик поднимался над зеленой поверхностью. В первые дни он часто возвращался к матери, терся возле нее, и когда барин спрашивал его, хорошо ли на даче – конфузливо улыбался и отвечал:
- Хорошо!
И потом снова шел к грозному лесу и тихой воде и будто допрашивал их о чем-то.
Но прошло еще два дня и Петька вступил в новое соглашение с природой. Это произошло при содействии гимназиста Мити из « Старого царицина». У гимназиста Мити лицо было смугло – желтым, как вагон второго класса, волосы на макушке стояли торчком и были совсем белые – так выжгло их солнце. Он ловил в пруде рыбу, когда Петька увидал его, бесцеремонно вступил с ним в беседу и удивительно скоро сошелся. Он дал Петьке подержать одну удочку и потом повел его куда – то далеко купаться. Петька очень боялся идти в воду, но когда вошел, то не хотел вылезать из нее и делал вид, что плавает: поднимал нос и брови кверху, захлебывался и бил по воде руками, поднимая брызги. В эти минуты он очень был похож на щенка, впервые попавшего в воду. Когда Петька оделся, то был синий от холода, как мертвец, и, разговаривая, ляскал зубами. По предложению того же Мити, неистощимого на выдумки, они исследовали развалины дворца; лазали на заросшую деревьями крышу и бродили среди разрушенных стен громадного здания. Там было очень хорошо: всюду навалены груды камней, на которые с трудом можно взобраться, и промеж них, растет молодая рябина и березки, тишина стоит мертвая, и чудится, что вот – вот выскочит кто-нибудь из-за угла или в растрескавшейся амбразуре окна покажется странная – престрашная рожа. Постепенно Петька почувствовал себя на даче как дома и совсем забыл, что на свете существует Осин Абрамович и парикмахерская.
- Смотри-ка расстроился как! Чистый купец! – радовалась Надежда, сама толстая и красная от кухонного жара, как медный самовар. Она приписывала это тому, что много его кормит. Но Петька ел совсем мало, не потому, чтобы не хотелось есть, а некогда было возиться: если бы можно было не жевать, глотать сразу, а то нужно жевать, а в промежутке болтать ногами, так как Надежда есть дьявольски медленно, обгладывает кости, утирается передником и разговаривает о пустяках. А у него дела было по горла: нужно пять раз выкупаться, вырезать в орешнике удочку, накопать червей, - на все это требуется время. Теперь Петька бегал босой, и это в тысячу раз приятнее, чем в сапогах с толстыми подошвами: шершавая земля так ласково то жжет, то холодит ногу. Свою подержанную гимназическую куртку, в которой он казался солидным мастером парикмахерского цеха, он также снял и изумительно помолодел. Надевал он ее только вечерами, когда ходил на плотину посмотреть, как катаются на лодках господа: нарядные, веселые, они со смехом садятся в качающуюся лодку, и та медленно рассекает зеркальную воду, а отраженные деревья колеблются, точно по ним пробежал ветерок.
В исходе недели барин привез из города письмо, адресованное « куфарке Надежде», и когда прочел его адресату, адресат заплакал и размазал по своему лицу сажу, которая была на переднике. По отрывочным словам, сопровождавшим эту операцию, можно было понять, что речь идет о Петьке. Это было уже ввечеру. Петька на заднем дворе играл сам с собою в «Классики» и надувал щеки, потому что так прыгать было значительно легче. Гимназист Митя научил этому глупому, но интересному занятию, и теперь Петька, как истый спортсмен, совершенствовался в одиночку. Вышел барин и, положив руку на плечо мальчика, сказал:
- Что, брат, ехать надо!
Петька конфузливо улыбался и молчал.
« Ват чудак – то!» - подумал барин.
- Ехать, братец, надо.
Петька улыбался. Подошла надежда и со слезами подтвердила:
- Надо ехать, сынок!
- Куда? – удивился Петька.
Про город он забыл, а другое место, куда ему всегда хотелось уйти, - уже найдено.
- К хозяину Осипу Абрамовичу.
Петька продолжал не понимать, хотя дело было ясно, как божий день. Но во рту у него пересохло и язык двигался с трудом, когда он спросил:
- А как же завтра рыбу ловить? Удочка – вот она…
- Что ж поделаешь!.. требует. Прокопий, говорит, заболел, в больницу свезли. Народу, говорит, нету. Ты не плачь: гляди, опять отпустит , - он добрый, Осип Абрамович.
Но Петька и не думал плакать и все не понимал. С одной стороны был факт – удочка, с другой призрак – Осип Абрамович. Но постепенно мысли Петькины стали проясняться, и произошло странное перемещение: фактом стал Осип Абрамович, а удочка, еще не успевшая высохнуть, превратилась в призрак. И тогда Петька удивил мать, расстроил барыню и барина и удивился бы сам, если бы был способен к самоанализу: он не просто заплакал, как плачут городские дети, худые и истощенные, - он закричал громко, громче самого горластого мужика и начал кататься по земле, как те пьяные женщины на бульваре. Худая ручонка его сжималась в кулак и била по руке матери, по земле, по чем попало, чувствуя боль от острых камешков и песчинок, но как будто стараясь еще усилить ее.
… На другой день, с семичасовым утренним поездом, Петька уже ехал в Москву. Опять перед ним мелькали зеленые поля, седые от ночной росы, но только убегали не в ту сторону, что раньше, а в противоположную.»
Папа закрыл книгу.
-Вот такой праздник был у Петьки. Вот такая жизнь, такая работа городского мальчика.
- Грустно,- сказала Таня.
- Я думаю, что вы можете теперь заняться сами собой: читать, гулять, играть – кто чего хочет.
Сережа ушел гулять. Таня, выпросив разрешения у мамы, тоже пошла, но в новых туфлях.
Ребята! У Феди был праздник, и у Петьки был праздник. Такие разные праздники!
1. Так что же такое праздник? Каковы его признаки?
2. Были ли у вас праздники? Расскажите о них или напишите рассказ об этом.
3. Как вы думаете, чем отличаются общие, народные праздники от индивидуальных, личных праздников?
День двадцать третий
Сегодня – Пасха. Апрель, как и март оказался богатым на праздники. Во-первых: каникулы, во вторых: папа все-таки выбрал время и сходил с детьми в музей – разговоров и вопросов было очень много; в третьих: прошло вербное воскресенье; оно, конечно, было не таким ярким как в рассказе И. Шмелева»Весенний ветер», но тоже – солнечным, теплым, праздничным. Сходили в лес и принесли веточек вербы ( папа сказал, что это не верба, а – тальник), поставили в вазу, а Сережа с Таней еще и похлестали друг друга по ногам прутиками ивы, приговаривая при этом:
Верба хлест
Бей до слез!
А сегодня – Пасха. Вчера мама купила пару куличей в магазине и попробовала испечь. «Свои» получились хуже чем магазинные, но зато вкуснее. Может быть потому, что - «свои»!
Накрасили яиц: красными получились те, что варились в луковой шелухе, а голубыми и синими – те, что варились в подкрашенной синькой воде.
Позавтракав куличем и крашенными яйцами, папа сказал:
- Разговелись.
- Что это значит: разговелись? – спросил Сережа
- Значит стали есть скромную пищу. А скромная пища, это пища животного происхождения: любое мясо и продукты из него, жиры, масло животное. На Руси начиная с масленицы до Пасхи, был великий пост. Пост означал для верующих воздержание от скромной пищи, посещение церкви, произношение всех молитв: перед приемом пищи, перед сном, утром. Запрещались увеселения, праздники; во время великого поста никто не женился и не выходил замуж. Строгий, великий пост.
- Если этот пост был великим, то , значит, были и другие посты, невеликие? – резонно заметил Сережа.
- Да, конечно. У православных было установлено четыре поста: Великий пост длительностью в семь недель, Петровки, в честь апостолов Петра и Павла, с девятой недели после Пасхи и до Петрова дня – 12 июля; Успенский, в память о смерти Божьей матери, Богородицы девы Марии, с 14-го по 28-е августа; Рождественский, в честь Рождества Христова с 28 ноября по 7 января. Рождественский пост еще назывался – Филипповки, потому что начинался на следующий день после дня апостола Филиппа.
- После 27-го ноября, - сообразила Таня.
- Совершенно точно.
Неожиданно возникла масса вопросов: всегда ли Великий пост длится сорок девять дней? Почему надо считать дни и недели, а не называть определенное число определенного месяца? А что же ели тогда, если мясо, колбасу, яйца и масло есть нельзя?
- Ой, ребята! «Что ели?»! Русский стол богат и разнообразен. Это сейчас мы разучились готовить….
- Но – но – но! – строго сказала мама. – Это кто разучился готовить? Уж не вы ли мне подскажите что и как готовить?
- Не у всех же такая мама, как у нас, - защищался папа. – Я говорю об общей массе народа.
- А ты проверял? – обиделась за «общую массу» хозяек мама.
- А то я в гостях не бываю, или в столовой!
- Мама, ну что ты перебиваешь? Это не вежливо, - остановила спор Таня.
Мама продолжила ворчать, а папа продолжал рассказывать. Мир был восстановлен. Тем более, что Сява утвердил его, сказав твердо и бесцеремонно: «Сява – дворянин! Ура!»
- Чтобы нам не спорить и не обижать хозяек, я вам прочту какие разносолы могли быть и были на столах во время поста.
Папа порылся в книгах, достал тонкую голубую в цветочках:
« В купеческом быту посты, особенно Великий, соблюдалась строго, но строгость это была чисто формальной.» В течении всей первой недели великого поста, - пишет современник, - стол готовится без масла, а у некоторых, даже без горячего. Но эти условия не стесняют однако же нашего купечества. Мы довольно часто бывали в великопостных трапезах и не могли достаточно надивиться изобретательности человеческого ума. Господи! Чего-чего только нет на этих трапезах. Тут и тертая редька, и тертый горох, и кочанная капуста, и грузди, и рыжики, и белые грибы, и серые грибы, и печеный картофель, и винегрет из грибов, и гренки из грибов, и грибная икра, и ботвинья с груздями, и каша с маковьем молоком, и пшено, разваренное с медом, и клюквенный кисель, и сладкие похлебки с черносливом, малиной и изюмом, и моченые яблоки и груши, и брусника, и ворохи калачей, саек, ватрушек… с субботы разрешается масло и горячее; тут идут новые приготовления, количество поедаемого увеличивается, и число блюд нередко доходит до тридцати.»
- Здорово! – сказал Серёжа.
Мама долго смотрела на папу. Папа рассмеялся:
- Ну, что ты!
- Ты же говорил, что масло не разрешалось, - скрестив руки на груди сказала мама, - а в книге – с субботы можно!
- Постное масло! Постное! Подсолнечное. И не ревнуй к блюдам прошлого века. Ты хорошо у нас готовишь.
- Такие блюда были у купцов, - не могла остановиться мама, - а что если крестьяне, или городская беднота? А? Молчишь?
- Разумеется стол был гораздо беднее у крестьян и городской бедноты. У них посты были поболее Великого. Помните на масленице скоморох говорил:
«Какому коту весь год масленица,
А какой шавке вопрос не прост:
Весь год пост.
Как в Расеи.»
- Вот, вот, - подхватила мама.
- Да я согласен с тобой. Были бы продукты, а приготовить можно. Разрешали рыбу есть, - невпопад сказал папа, но Таня поддержала тему разговора:
- А почему? Рыба – ведь тоже мясо!
- Считалось, что нельзя есть мясо теплокровных животных, а холоднокровных - можно.
- А что, и детям, маленьким, нельзя было есть ни молока, ни мясо. Ни сметаны? – запереживала за малышей Таня.
- Позвольте, я опять процитирую современников, - сказал папа и снова открыл голубую книгу.- «Говельщикам запрещалось пить чай до обедни в среду и пятницу, и все были обязаны подчиняться этому правилу, за исключением детей и младенцев. Последние (то есть дети) тоже ели постную пищу. Скромная пища, олицетворенная в молоке матери или кормилицы (молоко матери – тоже ведь животного происхождения), допускалась только три поста после рождения ребенка, т.е. Великий, Петровский, Успенский и Рождественский: главными считались в числе трех все, кроме Петровского. По окончании этого срока младенцев питали постным одинаково со взрослыми».
… Мама сердито листала книгу «Русская кухня», Сява бормотал: «Сява – хор-роший», а Сережа хотел понять:
- Почему день Пасхи каждый год меняется?
- День Пасхи вычисляется таким путем: берется во внимание три факта. Первый: день весеннего равноденствия; второй: конец полнолуния после весеннего равноденствия; и третий: первое воскресенье после этого полнолуния. День весеннего равноденствия практически постоянен, всегда после двадцатого марта, или в двадцатых числах марта. А вот конец первого полнолуния после весеннего равноденствия меняется: лунный месяц короче календарного. И первое воскресенье после полнолуния может быть в промежутке еми дней. К примеру: полнолуние попало на одно из воскресений апреля, значит пасха будет через семь дней после этого, то есть в следующее воскресенье. Если полнолуние в понедельник, то – шесть дней до пасхи, во вторник – пять дней и т.д. давайте посмотрим на примере. Вот уже отрывной календарь. В нем, на каждом листке: время выхода и захода солнца, долгота дня и четверть луны: от новолуния до последней четверти. Смотрим: когда день стал равен ночи? 18 марта. В каком состоянии луна? В полнолунии, которое началось до весеннего равноденствия, 13 марта. Значит, нужно смотреть, когда закончится следующее полнолуние 12 апреля, а заканчивается, а нам для вычисления нужен день именно окончания полнолуния.., а заканчивается 18 апреля, во вторник. Значит пасха в воскресенье, 23 апреля. Сегодня. Понятно?
- Да, понятно.
- А вот теперь дети, Сережа, такую задачу. Равноденствие – 18 марта, полнолуние – 24 марта, окончание полнолуния – 27 марта, в понедельник. Когда Пасха?
Сережа задумался. Взял бумагу и ручку. Подумал. И, не написав ни цифры, не произведя никаких действий на бумаге, сказал:
- В воскресенье, 2 апреля.
- Ма-ла-дец! Не ожидал, что так быстро ты справишься, - похвалил папа Сережу.
- Действительно: если бы в этом году началось полнолуние началось 20 марта, после равноденствия, то пасха была бы 2 апреля, в дни ваших каникул.
- А как узнать, когда будут другие праздники, которые зависят от дня, числа Пасхи? – спросил Сережа.
- А все остальное – проще. Масленица – на семь недель раньше Пасхи – 5 марта…
- А если бы Пасха была 2 апреля, то масленица… - Сережа стал подсчитывать.
- 12 февраля, - подсказал папа. – Посмотри в календаре: этот день должен быть воскресным.
- Точно! – посмотрел Сережа.
- А через семь недель после Пасхи – Троица.
- Пасха посередине между масленицей и Троицей, - уточнила Таня.
- Именно так.
- И если бы Пасха была 2 апреля, то Троица была бы, - Сережа сидел с отрывным календарем в руках, - 21 мая.
- Все вы правильно поняли. После Великого поста и Пасхи начинались разные народные и церковные праздники. Оно и понятно: весна – значит жизнь: солнце, тепло, трава, корм скоту, радостные заботы о новом урожае: подготовка семян, пашни, инвентаря. Душа радуется. Потому – и праздники. Сразу после пасхальной недели, то есть 30 апреля начинается Фомина неделя. Первый день этой недели , то есть - воскресенье (по христианским правилам неделя начинается не с понедельника, а с воскресенья). Первый день любой недели – воскресенье. Первый день Фоминой недели считался благоприятным для вступающих в брак. Поэтому в этот день было много свадеб, тем более, что во время Великого поста свадьбы запрещались. Этот день в народе назывался Красная горка. Молодежь выходила в лучших нарядах на зазеленевшие, нагретые солнцем горки и пригорки, водила хороводы – с этого времени они разрешались. Во вторник же Фоминой недели – Радуница, или Радоница, день поминовения, памяти родителей. Сегодня этот день называют родительским днем. В этот день все выходили на кладбище к могилам родителей и родственников. Подправляли могилы, угощались.
- А мы пойдем на могилки? – спросила Таня.
- Обязательно пойдем, Танечка. Так вот: после праздников, связанных с днем Пасхи, начинались те, которые не сдвигались: Егорий весенний, Никола вешний и т.д. с каждым из этих праздников у народа связано много примет и пословиц. Имена Егор, Юрий и Георгий – одно имя. День шестого мая – день Георгия Победоносца, или Юрия вешнего, или Егорьев день. Везде, по всей Руси в этот день первый раз выгоняли скотину на пастбище. Причем выгоняли вербой, срезанной в вербное воскресенье и освященное в церкви. Но об этом я вам лучше прочту. Давайте перейдем в комнату.
Сережа, Таня и папа перешли на диван в комнату. Мама осталась на кухне изучать рецепты «Русской кухни».
Папа очередной раз взял книгу И. Шмелева «Мой Марс» и раскрыл ее.
- Иван Сергеевич Шмелев. Рассказ «Егорьев день», - начал папа.
- «Под Егорьев день к нам во двор зашел парень, в лаптях, в белой вышитой рубахе, в синих шортах, в кафтане в накидку и в поярковой шляпе с петушьим перышком. Оказалось, - пастухов работник, что против нас, только что из деревни, какой-то «зубцовский», дальний, откуда приходят пастухи. Пришел от хозяина сказать, - завтра, мол, коров погонят, пустите на ковку в стадо. Марьюшка дала ему пару яиц, а назавтра обещала молочной яичницей накормить, только бы за коровкою приглядел. Повела показать корову. Чего-то пошепталась, а потом я ее видел, как она понесла корове какое-то печенье. Спрашиваю, чего это ей дает, а она чего то затаилась, секрет у ней. После Горкин мне рассказал, что она коровке «креста» давала, в благословение, в Крещенье еще пекла, - печеного «креста», - так уж от старины ведется, чтоб с телком была.
Накануне Егорьева дня Горкин наказывает мне не проспать, как на травку коров погонят, -«покажет себя пастух наш». Как покажет? А вот, говорит, узнаешь. Да чего узнаю? Так и не сказал.
И вот в самый Егорьев день, на зорьке, еще до солнышка, впервые в своей жизни, радостно я услышал, как хорошо заиграл рожок. Это пастух, который живет напротив, - не деревенский простой пастух, а городской, богатый, собственный дом какой, - вышел на мостовую перед домом и заиграл. У него четверо пастухов – подручных, они и коров погоняют, а он только играет для почину, в Егорьев день. И все по улице выходят смотреть – послушать, как старик хорошо играет. В это утро играл он «в последний раз», - сам так объявил. Это уже после он объявил, как поиграл. Спрашивали его, почему так, - впоследок… Да так… - говорит, - будя, наигрался…» Невесело так сказал. Сказал уже после, как случилась история.
И все хвалили старого пастуха, так все и говорили: «Вот какой приверженный человек… любит свое дело, хоть и богач стал и гордый… а делу уступает». Тогда я всего не понял.
В то памятное утро и я смотрел в открытое окно залы прямо с теплой постели, в одеяльце, подрагивая от холодка зари.
Улица была залита розоватым светом встававшего за домами солнца, поблескивали лишь верхние окошки. Вот, отворились дикие ворота пастухова двора, и старый, седой пастух-хозяин, в новой синей поддевке, в помазанных дегтем сапогах и в высокой шляпе, похожей на цилиндр, что надевают щеголи-шафера на свадьбах, вышел на середину еще пустынной улицы, поставил у ног на камушки свою шляпу, перекрестился на небо за нашим домом, приложил обеими руками рожок к губам, надул толстые розовые щеки, - и я вздрогнул от первых звуков: рожок заиграл так громко, что даже в ушах задребезжало. Но это было только сначала так. А потом заиграл тоньше, разливался и замирал. Потом стал забирать все выше, жальчей, жальчей… - и вдруг заиграл веселье… и мне стало раздольно весело, даже и холодка не слышал. Замычали вдали коровы, стали подбираться помаленьку. А пастух все стоял – играл. Он играл, запрокинув голову, играл в небо за нашим домом, словно забыв про все, что было вокруг него. Когда обрывалась песня и пастух переводил дыхание, слышались голоса на улице:
- Вот это ма-стер!... вот доказал – то себя Пахомыч!.. мастер.. И откуда в нем духу столько!..
Мне казалось что пастух тоже слышит и понимает, как его слушают, и это ему приятно. Вот тут то и случилась история.
С пастухова двора вышел вчерашний парень, который заходил к нам, в шляпе с петушьим перышком, остановился за стариком и слушал. Я на него залюбовался. Красив был старый пастух, высокий, статный. А этот был повыше, стройный и молодой, и было в нем что-то смелое, и будто он слушает старика прищурясь, - что-то усмешливо-лихое. Так по его лицу казалось. Когда кончил играть старик, молодец поднял ему шляпу.
- А теперь, хозяин, дай поиграю я…- сказал он, неторопливо вытаскивая из пазухи небольшой рожок, - послушают твои коровки поприучаются.
- Ну поиграй, Ваня… - сказал старик, - послушаю твои песни.
Проходили коровы, все гуще и гуще. Старый пастух помахал подручным, чтобы занимались своими делами, а парень подумал что-то над своей дудочкой, тряхнул головой – и начал…
Рожок его был не громкий, мягкий. Играл он жалобное, разливное, - не старикову, другую песню, такую жалостную, что щемило сердце. Приятно, сладостно было слушать, - так бы вот все и слушал. А когда доиграл рожок, доплакался до того, что дальше плакать сил не стало, - вдруг перешел на такую лихую-плясовую, пошел так дробить и перебирать, ерзать и перехватывать, что и сам певун в лапотках заплясал, и старик заиграл плечами, и Гришка, стоявший на мостовой с метелкой пустился выделывать ногами. И пошла плясать улица и ухать, пошло такое.. – этого и сказать нельзя. Смотревшая из окошек Маша свалила на улицу горшок с геранью, так ее раззадорило, - все смеялись. А певун выплясывал лихо в лапотках, под дудку, и упала с его плеча сермяга. Тут и произошла история…
Старый пастух хлопнул по спине парня и крикнул на всем народе:
- И откуда у тебя, подлеца, такая душа-сила! Шабаш, больше играть не буду, играй один!
И разбил свой рожок о мостовую.
Так это всем понравилось!.. Старик Ратников расцеловал и парня, и старика, и пошли все гурьбой в Митриев трактир – угощать певуна водочкой и чайком.
Долго потом об этом говорили. Рассказывали, что разные господа приезжали в наше Замоскворечье на своих лошадях, в колясках даже, - послушать, как играет чудесный «зубцовец» на свирели.
После Горкин мне пересказывал песенку, какую играл старый пастух, и я запомнил ту песенку. Это веселая песенка, ее и певун играл, бойчей только. Вот она:
… Пастух выйдет на лужок,
Заиграет во рожок.
Хорошо пастух играет –
Выговаривает:
Выгоняйте вы скотинку
На зеленую луговинку!
Гонят девки, гонят бабы,
Гонят малые ребята, Гонят старые старики,
Мироеды – мужики,
Гонят старые старушки,
Мироеды – женушки,
Гонит Филя, гонит Пим,
Гонит дяденька Яфим,
Гонит бабка, гонит дед,
А у их и кошки нет,
Ни копыта, ни рога,
На двоих одна нога!..
Ну, все-то, все-то гонят… - и Марьюшка наша проводила со двора свяченой вербой нашу красавицу. И Ратниковы погнали, и Лощенов, и от рынка бредут коровы, и с Житной, и от Крымка, и то Серпуховки, и с Якиманки, - со всей замоскворецкой округи нашей. Так от старины повелось, когда была совсем деревенская Москва. И тогда был Егорьев день, и теперь еще… - будет и до кончины века. Горкин мне рассказывал:
- Москва этот день особо празднует: святой Егорий сторожит щитом и копьем Москву нашу… потому на Москве и писан.
- Как на Москве писан?
- А ты пятак погляди, чего в сердечке у нашего орла-то? Москва писана, на гербу: сам святой Егорий… наш, стало быть, московский. С Москвы на всю Росею пошел, вот откуда Егорьев день. Ему по всем селам – деревням празднуют».
Папа остановился.
- Вот так описывает Иван Шмелев праздник Егория вышнего в Москве. А Георгий Победоносец и сегодня в гербе Москвы и России. Устали? – спросил он у ребят.
- Нет.., - неуверенно ответили Таня и Сережа.
- Мы сейчас с вами поиграем в пасхальные игры. Утром мы с вами «христосовались» - целовались, «приветствовали» друг друга: «Христос воскрес!» А теперь – берем у мамы на кухне по паре крашенных яичек. – Дети бросились на кухню. – и мне возьмите, - крикнул вдогонку папа.
Дети принесли шесть яичек.
- Берем по паре яичек. И играем так: Таня бьет носиком своего яичка в носик моего. Если разобьется Танино, Таня мне отдает его. Если разобьется мое – я отдаю. Затем бьемся с Сережей. Посмотрим, кто выиграет все яички.
Таня ударила – и выиграла у папы яйцо: папино яичко разбилось. Таня забрала у папы выигрыш и тюкнула по Сережиному яичку. И – проиграла. Сережа ударил по папиному и папа снова проиграл. Теперь у Сережи было четыре яичка, из них два целых, у Тани – два и одно целое. Таня напряглась: не хотелось проигрывать; подставила целое яичко под удар Сережи и выиграла. Теперь Таня била по последнему целому яичку в руках Сережи. И снова победила! У Сережи оставалось два разбитых яйца: ими играть уже нельзя было.
- Я поздравляю Таню, - сказал папа. – Повезло.
- Я так старалась, так старалась! – ликовала Таня.
- Просто повезло, - остудил ее Сережа. – От старания ничего не зависит.
- А теперь, - сказал папа, - несите веник.
Сережа быстро принес веник. Папа взял свою туфлю. Положил на нее руякой веник. Веник оказался наклоненным к полу.
- Теперь по очереди скатываем по ручке веника и по венику по одному яйцу, можно катать разбитые.
Все трое скатили по яйцу.
- Теперь, кто первый скатывал яйцо, снова скатывает свое, но старается скатить так, чтобы зацепить яйцо другого игрока. Зацепил – забираешь и снова катишь яйцо. Не попал в чужое яйцо – следующий игрок скатывает свое.
Игра началась. Она оказалась азартной. Яйца раскатывались по полу далеко. Ограничили пространство книгами – стали чаще попадать и выигрывать. Но никто не мог победить.
И тогда появилась мама.
- Обедать будете, игроки? Я вам приготовила пищу, соответствующую посту, - она улыбалась. – Морковь тертая с чесноком, котлеты рисовые с морковью, холодник и кисель из черносливов. Кто готов поститься, прошу на кухню.
Мама доказала, что она знает русскую кухню и умеет готовить. Довольны были все. И мама тоже. Потому что блюда, приготовленные ею, семье понравились.
Праздник продолжался: на душе было радостно, а на улице тепло и солнечно. Дети отправились гулять.
Ребята! Объясните смысл пословиц:
- Не все коту масленица:
придет и великий пост.
- Великий пост
всем прижмет хвост.
Обратите внимание на две поговорки-приметы:
- Увидел грача-
весну встречай.
- Апрель с водой,
а май с травой.
Можно ли сказать, что в вашей местности приметы весны такие же?
Как вы понимаете смысл пословиц:
- Землю пахать –
Не в бабки играть.
- И поедим и спляшем
Только пашню спашем.
Ребята, как вы думаете: почему весной много праздников?
День двадцать четвертый.
Пришел май с изумрудной травой, свежей, чистой зеленью деревьев, с теплыми днями и первыми грозами. Забот в семье прибавилось: на «даче» нужно было копать грядки, высаживать в землю овощи, ухаживать за кустами и деревьями. Папа и мама все вечера и выходные дни пропадали на «даче». Сережа и Таня заканчивали учебу в школе и последние недели и дни тоже были для них трудными. Но когда месяц стал заканчиваться у всей семьи выдался свободный вечер. Все были вместе. Работы на «даче» почти закончились. Учебный год тоже почти закончился: осталось день или два.
…Таня помогала маме на кухне и воспитывала Сяву. Папа читал книгу одного из своих любимых писателей Ивана Алексеевича Бунина. Сережа тоже был с книгой, но сейчас отложил ее в сторону и задумчиво смотрел в окно.
- У нас как у крестьян, свои весенние заботы, - вдруг неожиданно произнес он.
- Что? – папа оторвался от книги.
- Я говорю, мы как крестьяне: копаем, садим…
- Да пожалуй. Наверное, только у нас, у русских так: и селяне и горожане любят копаться в земле, своими руками что-то выращивать.
- А почему?
- Не знаю. Может быть эта привычка осталась от дедов и прадедов: почти все они были крестьянами. Или связаны с крестьянским трудом. Вот и дворянин Бунин: как понимал крестьянскую душу, знал заботы его и радости. Будучи в эмиграции тосковал по России, писал о ней с любовью и гордостью. Гордился тем, что он русский. Хочешь, прочту об этой гордости?
- Прочти.
- В своей автобиографической повести «Жизнь Арсеньева» он рассказывает о мещанине Ростовцеве, у которого жил, учась в гимназии. Отрывок прочту.
«Он вошел, снял в маленькой прихожей картуз и чуйку»… Чуйка – это длинный суконный кафтан. «… и остался в одной легкой серой поддевке, которая вместе с вышитой косовороткой и ловкими опойковыми сапогами особенно подчеркивала его русскую ладность. Сказав что-то сдержанно-приветливое жене, он тщательно вымыл и туго отжал, встряхнул руки под медным рукомойником, висевшим над лоханью в кухне. Ксюша, младшая девочка, потупив глаза, подала ему чистое длинное полотенце. Он не спеша вытер руки, с сумрачной усмешкой кинул полотенце ей на голову, - она при этом радостно вспыхнула, - и, войдя в комнату, несколько раз точно и, красиво перекрестился и поклонился на образничку в угол….
Первый мой ужин у Ростовцевых тоже запомнился мне – и не потому только, что состоял из очень странных для меня кушаний. Подавали сперва похлебку, потом, на деревянном круге, серые шершавее рубцы (желудки коров), один вид и запах которых поверг меня в трепет и который хозяин крошил, резал, беря прямо руками, к рубцам – соленый арбуз, а под конец гречишный крупень с молоком. Но дело было не в этом, а в том, что так как я ел только похлебку и арбуз, хозяин раза два слегка покосился на меня, а потом сухо сказал:
- Надо ко всему привыкать, барчук. Мы люди простые, русские, едим пряники неписанные, у нас разносолов нету…
И мне показалось, что последние слова он произнес почти надменно, особенно полновесно и внушительно, - и тут впервые пахнуло на меня тем, чем я так крепко надышался в городе впоследствии: гордостью.
… Гордость в словах Ростовцева звучала вообще весьма нередко. Гордость чем? Тем, конечно, что мы, Ростовцевы, русские, подлинные русские, что мы живем той, совсем особой, простой, с виду скромной жизнью, которая и есть настоящая русская жизнь и лучше которой нет и не может быть, ибо ведь скромна-то она только с виду, а на деле обильна, как нигде, есть законное порождение исконного духа России, а Россия богаче, сильней, праведней, и славней всех стран в мире. Да и одному ли Ростовцеву присуща была эта гордость? Впоследствии я увидал, что очень и очень многим, а теперь вижу и другое: то, что была она тогда даже некоторым знамением времени, чувствовалось в ту пору особенно и не только в одном нашем городе.
… Он, случалось, заходил к нам, своим нахлебникам, и порой вдруг спрашивал, чуть усмехаясь:
- А стихи вам нынче задавали?
Мы говорили:
- Задавали.
- Какие же?
Мы бормотали:
- «Небо в час дозора – обходя луна – светит сквозь узоры – мерзлого окна…»
- Ну, это что-то не складно, говорил он. – «Небо в час дозора обходя луна» - я этого что-то не понимаю.
Не понимали и мы, ибо почему-то никогда не обращали внимания на запятую после слова «обходя». Выходило действительно нескладно. И мы не знали, что сказать, а он опять спрашивает:
- А еще.
- А еще «тень высокого старого дуба голосистая птичка любила, на ветвях переломанных бурей, она кров и покой находила…»
- Ну, это ничего, приятно, мило. А вот вы прочитайте энти, про всеношную и «под большим шатром».
И я смущенно начинал:
«Приди ты, немощный, приди ты, радостный, звонят ко всеношной, к молитве благостной…»
Он слушал, прикрывая глаза, потом я читал Никитина: «Под большим шатром голубых небес, вижу, даль степей расстилается…». Это было широкое и восторженное описание великого простора, великих и разнообразных богатств, сил и дел России. И когда я доходил до гордого и радостного конца, до разрешенья этого описания: «Это ты, моя Русь державная, моя родина православная!» - Ростовцев сжимал челюсти и бледнел.
- Да, вот это стихи! – говорил он, открывая глаза, стараясь быть спокойным, поднимаясь и уходя. – Вот это надо покрепче учить!...»
Папа закрыл книгу.
- А у нас есть это стихотворение? – спросил Сережа.
- Есть . Сейчас поищу.
Папа нашел нужную книгу, посмотрел в оглавление.
- Вот оно. Оно очень большое. Я прочту отрывки из него.
Под большим шатром
Голубых небес –
Вижу – даль степей
Зеленеется.
И на гранях их,
Выше темных туч,
Цепи гор стоят
Великанами.
По степям в моря
Реки катятся,
И лежат пути
Во все стороны.
Посмотрю на юг –
Нивы зрелые,
Что камыш густой,
Тихо движутся;
Мурава лугов
Ковром стелется,
Виноград в садах
Наливается.
Гляну к северу –
Там, в глуши пустынь,
Снег, что белый пух,
Быстро кружится.
Подымает грудь
Море синее,
И горами лед
Ходит по морю;
И пожар небес
Ярким заревом
Освещает мглу
Непроглядную.
Это ты, моя
Русь державная,
Моя родина
Православная!
Широко ты, Русь,
По лицу земли
В красе царственной
Развернулася!
По седым морям
Из далеких стран
На поклон к тебе
Корабли идут.
И поля цветут,
И леса шумят,
И лежат в земле
Груды золота.
И во всех концах
Света белого
Про тебя идет
Слава громкая.
И уж есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью.
Стать за честь твою
Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову!
И в этот момент в комнату вбежала Таня.
- Скорей! Послушайте, что Сява говорят!
…Сява раскачивался на качельке и вопил во все горло:
- Ур-ра! Каникулы! Ура! Каникулы!
- Научила! Я научила! – ликовала Таня. – Сява хороший!
- Сява хор-роший! – подхватил попугай. – Сява – дворянин! Ур-ра! Каникулы!
Ребята! У всякого словца жди конца, у всякой песни свой конец. Вот и нам пришло время расставаться. Впереди – лето. Каникулы. Таня и Сережа, наверное, снова поедут в деревню к бабушке и дедушке. А в сентябре, а может и раньше, мы снова с ними встретимся. В другой книге.
Мне осталось только напомнить вам несколько русских пословиц и поговорок. Вот они:
- Где кто родится, там и пригодился.
- Родная землица и во сне снится.
- Своя сторона не бывает холодна.
- Русский в словах горд, в делах твёрд.
- Кто с Россией не тягался, в правых не оставался.
До свидания, ребята! До встречи! Счастливых каникул!
Список литературы ребятам для чтения о городских детях:
1. Андреев Л. Н., рассказы: «Баргамот и Гераська», «Петька на даче», «Ангелочек», «Кусака».
Список литературы ребятам для чтения о городских детях:
2. Андреев Л. Н., рассказы: «Баргамот и Гераська», «Петька на даче», «Ангелочек», «Кусака».
3. Василенко И. Д. «Волшебная шкатулка», повесть.
4. Успенский Г. И. «За малым дело», рассказ.
5. Шмелев И. С., рассказы и повести : «Мой Марс», «Мэри», «Последний выстрел», «Мартовская капель», «Егорьев день», «Мартын и Кинга», «На Москве-реке», «Веселая работа», «Весенний ветер», «Как мы летали», «Наполеон», «Русская песня», «Светлая страница», «Богомолье», «Лето господне».
Список литературы для родителей:
1. Бунин И. А, «Жизнь Арсеньева»
2. «Вся Россия», сборник документов, редких и малоизвестных фактов.
3. Даль В.И. «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа», «Материалы по русской демонологии»,. С.-Петербург, изд-во «Литера», 1994г.
4. «Игры» энциклопедический сборник, Челябинск, Ю.-УКИ, 1995г.
5. Некрылова А.Ф. «Круглый год», русский земледельческий календарь, М., «Правда», 1990г.
6. «Русские народные загадки, пословицы, поговорки», М., «Просвещение», 1990г.
Приложения:
1. В.И. Даль «Приметы» из книги «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа».
2. «Гадания» из сборника «Девичество», Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре.
© Copyright: Александр Мишутин, 2014
Свидетельство о публикации №214060801026
Свидетельство о публикации №214060801026
Рецензии