Тень Пушкина

Впервые Кота-ученого я увидела в октябре 2011 года в
палисаднике пред входом в мой новый дом. Кот
возвышался пикой сияющего инея на вершине
рукотворной горы из машукского травертина,
расцвеченной ажурной накидкой опавшего лета.
Багровые листья дикого винограда, коралловые сливы
и кофейно–шафрановые грецкого ореха неповторимым
орнаментом украсили дворик, тесный от  нагромождения
строительных материалов.

Когда я открыла скрипучую калитку, просевшую под
тяжестью малахитового плюща, кот не шелохнулся.
Только приблизившись к нему, я поняла, что меня
притянуло к непрошеному гостю. На меня пристально
смотрело фантастическое существо  фосфорическими
глазами, причем, правый глаз – ультра голубой, а
левый – янтарное огниво. Несколько минут мы
завороженно разглядывали друг друга, пока он не
подался ко мне, и тогда я заметила, что это еще
очень молодой кот 6-7 месяцев, совершенного белого
окраса, пластичный, стройный, с розовым носиком.

Кажется, именно о таком коте-красавце в доме я
мечтала с самого раннего детства, но сейчас я была в
замешательстве. Откуда он взялся, чей он, почему он
здесь, перед моим крыльцом, где за дверью уже второй
месяц идет капитальный ремонт в квартире, которую я
приобрела в ветхом доме – памятнике культурного
наследия с историей в 200 лет? Вопросы сыпались по
нарастающей, но ответ возник сам собой,
когда я открыла дверь в дом и коту честно
призналась: «Смотри, здесь жить еще нельзя, и я пока
живу в другой чужой квартире, куда не могу тебя
взять». Я не успела ему еще рассказать, что только
три месяца назад приехала в этот южный городок из
Москвы и привезла с собой мою верную подругу
сиамскую кошку, с которой не расстаюсь уже более
девяти лет. Кот не стал вдаваться в подробности
причины моего не гостеприимства, словно белка взлетел
на сливу с нее на высокую каменную изгородь и пропал
в зарослях сирени.

За время ремонта я каждое утро приходила в дом,
чтобы открыть дверь рабочим  и кота видела еще
несколько раз, но он больше не подходил ко мне, а
наблюдал с травертиновой горы за ходом ремонта. В
дом я переехала в начале декабря, когда полуметровым
снежным пухом (весьма редком явлении в этом крае)
был занесен и мой маленький палисадник, и высокое
каменное крыльцо, и старая виноградная лоза над ним.
Кот больше не появлялся. Однажды, проходя мимо соседского
дома я почувствовала взгляд, заглянула в окно и узнала
кота, но его фосфорический взгляд был выше меня.
Возможно, он следил за стайкой синиц на ветках
тутовника? Мне стало чуточку грустно, что это
прекрасное существо сидит не на моем подоконнике, но
всё же - я была рада, у него есть дом, и больше
беспокойные мысли меня не будут терзать
вьюжной ночью, слыша протяжные стенания за окном.
 
Пришла весна. С весной пришел кот.
К маю мой дворик за высокой малахитовой оградой плюща
превратился в зеленую крепость, скрывающую
от посторонних взглядов мой дивный остров грёз -
обитель отшельника, ищущего особое наслаждение
в новом непредсказуемом мазке великой кисти природы.
Ибо я с каждым восходом наблюдала: как на ветру плескался,
окропляя округ снежным бисером, махровый фонтан сирени;
как корявая слива преображалась в Афродиту, окутываясь
в кипенно-белую пену соцветий, над которыми застывали,
словно колибри, фантастические бражники;
пикировали веселые шмели и порхали ангелами бабочки.
И восхищалась, как с рассвета воздух пронзают неизвестные звуки
птиц и стрекот цикад. Для меня - нивелированной москвички,
вся эта громада живого цвета, аромата и звука, существующего
только на моём личном островке, стала дверью-порталом, которую
я бы не нашла в бывшей жизни и никогда не открыла,
оставшись навсегда в том безумном-безумном мире иллюзий. 
Поэтому с первыми лучами я в легкой ночной сорочке, дрожа от
свежести и прохлады утреннего эфира, в предвкушении нечаянной
радости, распахивала настежь дверь в реальный живой мир,
стелила мягкий палантин на золотистые камни крылечка и
вальяжно располагалась в солнечном ореоле, обнажая лучам ещё
дремлющую плоть. Мне нравилось отрешенно наблюдать
за синими стрекозами в перламутровом абрисе крыльев,
которые сверкали молниями меж фисташковых спиралек,
сцепляющих аркой побеги виноградной лозы над крыльцом.
Или счастливо отмечать, как за ночь вытянулись и разбухли
влажные от рос бутоны тюльпанов; а тугие копья гиацинтов
пронзают сознание волшебным флёром - чадом сладкого дурмана.
Растворялась в неге животворящей весны я впервые...

Именно в подобное лучезарное утро я вдруг услышала
необычный визг одновременно с  утробным шипением,
которое издавала моя милая домашняя кошечка.
Обернувшись, я увидела её с выгнутой спиной и с
торчащей шерстью, как у ерша иглы. Пред ней стоял
мой давний знакомый разноглазый кот и невозмутимо
рассматривал нас. А затем также невозмутимо
повернулся и медленно, белым лебедем, проплыл
в распахнутую дверь. Мы с изумлением двинулись
за ним. Кот прошелся по всем комнатам первого
этажа, внимательно изучая каждый предмет, задержав
вспыхнувший взор лишь на шелковой плахе снов -
моей разверзнутой постели с десятком разнокалиберных
подушек. А возможно, кот замер истуканом от микса трав на ней.

Мне посоветовали от насекомых у порога и окна разместить
горькую полынь. Но жесткие ноты её аромата мне вместе
с першением в гортани навеяли «Горечь» Марины Цветаевой -
её стихи, обращенные к Руси, это - ожог души горькой страстью:
«С хлебом ем, с водой глотаю/ Горечь-горе, горечь – грусть/
Есть одна трава такая/ На лугах твоих, о Русь/ Я от горечи целую
всех, кто молод и хорош./ Ты от горечи другую ночью за руку ведёшь…».

Поэтому ранним утром на вершине Лысогорки я собрала
горный чабрец, небесную лаванду, калмыцкую ковыль
и рассыпала все травы на белой постели своей.
И степная горькая полынь, стоящая в глиняной амфоре на подоконнике,
как куст терновника вдруг вспыхнула и
озарила новой ипостасью цветочную палитру эфира.
Заискрившись давно забытыми нотами в глубинах подсознания,
она заново прошила меня струнами,
сотканными из света матричной нежности,
ранее сокрытой за грубым горьким чадом её паранджи,
которую поглотил серебристый звездный пух, осевший на стебельках ковыли.
И нагая полынь преобразилась в чарующую нагиню –
летучую приму эфира в симфонии диких трав.
Именно тогда и произошло чудо,
воздух завибрировал мистической музыкой сфер –
тончайшими звуками стеклянной гармоники.
Это в сакральной симфонии совершенства пульсаром замерцал шлейф кометы -
терпко-сладостный аромат тропиков, льющийся с барочного трюмо
от взращенных мной из косточки деревца помело цветов,
пламенеющих белыми лепестками в коридорах зазеркалья.
Штормовым нагоном музыка цветочного логоса закрутила в кокон
космос спаленки, окутав невидимым плащом блаженной гармонии,
бесценным даром божественной природы.

Будто очнувшись от морока, кот в три прыжка вылетел на крыльцо,
еще прыжок, и он уже с травертиновой горы по новому -
восхищенно рассматривал нас. Вот так, постепенно,
кот вошел в наш дом и приучил всех, что он может
приходить и уходить, когда ему пожелается.
 
С подобным существом я встретилась впервые. Сначала
его называла Кот Ученый за гордую осанку, стать,
тонкую интеллигентность и редкую способность не
просто понимать речь человеческую, но и считывать
мысли. В своих манерах он превосходил многих людей,
ибо были в его этике общения какие-то старомодные
элементы. Ему не нравилось, когда повышали голос,
когда в его адрес проявляли фамильярность,
панибратство или неподобающе шутили, он мог
обидеться и гордо уйти. И в то же время он – самое
чуткое и деликатное существо. Когда заходит в дом
или встречает во дворе, то вежливо  приветствует
«мурмявом»; любит разговаривать, смотреть о природе
телепередачи и разглядывать себя в старинном напольном
зеркале. Но более всего меня удивило его преклонение
пред иконой. Несколько раз я заставала его, как он
запрыгивал на столик пред ней и, опустив голову на
передние лапы, надолго преподал пред образом
казанской Богородицы. Однажды, войдя в темную
комнату, я вновь его застала пред святым ликом.
Из прихожей светил яркий луч, и я увидела, что из глаз
кота текут слезы. Не удержавшись, сняла его на
телефон и выставила фото на музейном сайте.

К соседке, которая называла его Пушком, кот заходил
все реже и к осени стал жить на два дома.  А я
почему-то стала называть кота Пушкиным, возможно, по
аналогии с Пушком, а может, потому что после его
появления я решила в этом доме сделать музей
«Пушкинский Дом на Кавказе». Неожиданно для себя и
окружающих, я приобрела статус члена Союза Музеев России
и дипломированного мецената - основателя музея
в памятнике культуры - усадьбе Реброва, на улице Дворянской;
дабы сохранить и дать возможность всем желающим
прикоснуться к стенам, ощутить Дух и энергетику
дома, в котором в 1820 году жил великий Поэт-пророк,
оставивший здесь свою тень.