II. Власть Великого. Глава 17. Полёт на подушке

                ОТРИЦАНИЕ ИМЕНИ.
               
            Часть 2.
                ВЛАСТЬ ВЕЛИКОГО.
               
            Глава 17.
                ПОЛЁТ НА ПОДУШКЕ.

   Мне очень повезло при рождении: Эя наградила нас с Петриком отменным здоровьем. После нашего зимнего путешествия два года назад, мы стали вообще на диво холодоустойчивыми. Но этой ночью мне выпал шанс разболеться от переохлаждения, выйти из строя и умереть от воспаления лёгких. Однако, этого не случилось. Добрые люди в переполненной камере поделились со мной одеждой, а очень грязный и мокрый балахон князя Сеша уничтожили, порвав на клочки. Меня уложили на тряпки и тряпками же укрыли, и, когда я очнулся, сказали: «Спи, спи». Я делал попытки куда-то идти, кого-то искать, шарил руками по стенам и полу, и это всё было скользкое и противное, грязное и вонючее. Меня отрывали от этого занятия и укладывали опять, но я не угомонился раньше чем не убедился, что поблизости не проходит никаких подземных ходов, в которые я мог проникнуть… Ну, уж как-нибудь.
   - Всё бесполезно, - говорили мне. Здесь, в забитом людьми сыром каменном мешке, надежды не было. Всё было переполнено потому, что в последнее время хватали и сажали в тюрьму всех подряд, лишь бы пресечь разговоры о переменах. Эти люди, недавно поступившие, в подвалах под храмом быстро лишались всех мыслей о лучшей жизни и о жизни вообще. Здесь было только отчаяние, только застарелые болезни и только ожидание мучительного конца. Обиталище предсказателей казалось дворцом из сказки по сравнению с храмовой тюрьмой. Жуткий кашель, стоны, жалобы, унылые разговоры, вид давно нарывающих болячек, грязные повязки, тощие, немытые тела…
   Со своими, почти отсутствующими, способностями к исцелению, я пытался, вроде, кого-то лечить. Это совершенно лишило меня сил. Я почувствовал, что меня снова волокут и укладывают на подстилку. Покорившись обстоятельствам, я задремал.
   Если я просыпался, то слышал беседы старожилов камеры и новичков. Последние просветили первых, кто я такой, и, поскольку, все успели разглядеть, насколько моё тело изуродовано шрамами и рубцами, я слышал уже и своё истинное имя. Кто-то говорил: Миче Аги, а кто-то – Охти. И вот вопрос: какое оно, моё истинное имя?
   Сон был похож на оцепенение. Я всё время помнил, что мне надо бежать отсюда, вернуться в храм и там… Там ждало меня множество интересных и разнообразных дел, которые откладывать нельзя. Если я мог теперь оправдать себя за ослушание Сеша, то за то, что угодил в тюрьму, оправданий мне не было. Ну, я так считал тогда под влиянием невыносимой тревоги. Потом-то я их нашёл.
   Ночь приблизилась к середине, когда за мной пришли. Видимо Ерпь был настолько одержим, что ему не спалось по ночам.
   По храму вели меня знакомым путём: хрустальный восточный коридор, белые стеклянные двери, святилище Косзы. В этом месте меня, слабого после всех передряг, снова зазнобило и скрючило от ударившего по сердцу страху. Сопровождающие припали к корявой лапе любимого чудища, а я только фыркнул: кто теперь меня заставит лобызать бронзовую гадость? Любители кисточек обернулись на моё фырканье и заставили-таки. Им это было легко проделать с уставшим и побитым человеком, чьи руки связаны за спиной, а на шею наброшена верёвочная петля.
   В западном крыле, на третьем этаже, обреталось высшее начальство. В частности, чокнутый Ерпь с не менее чокнутым Эзом и многочисленными аквариумами. Чувствовалось, что рыбки пользовались особенной любовью Наиглавнейшего. И это, я думаю, были единственные адекватные существа в храме сумасшедших. Не считая меня, конечно.
   - О! Мальки! – обрадовался я, завидев небольшую ёмкость.
   - Сам урод. Вообще зараза, - отозвались конвоиры. Ну, о чём я говорил? Разве рыбки так ответят вам на невинное замечание? Да они вообще промолчат.
   Всюду были картины, повествующие о сладкой жизни. Мужчины беседуют под деревом в саду. Мужчины своей компанией на конной прогулке в полях. Мужчины кормят рыбок в большом аквариуме. Мужчины смотрят на танец красивых, полуобнажённых женщин. В их руках плети, а одна из танцовщиц лежит ничком на ковре. На её спине след от бича. Или вот ещё: мужчина вернулся издалека домой, и жена, упав на колени, целует его башмаки. Меня передёрнуло: а вдруг бы я жил в таком месте, где обычай или закон повелевает моей гордой и любящей Нате встречать мужа, так унижаясь? Я бы чувствовал себя распоследней скотиной! На картине отец семейства радостно обнимал сыновей, а дочери прятались за бабкину юбку: одни испуганные глаза торчали. Самая маленькая девочка протягивала отцу ручку, но у него не было подарков для дочек.
   Эти изображения, понятное дело, висели здесь, как пример идеального общества, к коему следовало стремиться. Между нами говоря, я знаю, конечно, что есть такие мужчины, которые предпочитают девушкам партнёров своего пола. Но это вовсе не значит, что они ненавидят женщин и жестоки с ними. То, что я видел в храме – это чистой воды извращение.
   В пышно украшенной комнате Ерпь восседал на гибриде дивана и трона, заваленного подушками. Прямо над ним висел портрет кисти Радула, действительно исполненный мастерски. Самовлюблённый Ерпь не замечал насмешки художника, изобразившего его сумасшествие без всяких прикрас. Портрет просто кричал о том, что изображённый на нём красавец ненормален. Но Наиглавнейший обожал себя и таким. Сейчас он самым позорным образом развалился, откинувшись на подушки, и знай точил пилкой розовые ноготки. Лежанка его стояла у стены между двумя окнами.
   - А вот и неуловимый наш, - обрадовался Ерпь, завидев меня. Он даже отложил пилку и, выпрямившись, слегка сдвинул ноги. – Мне сказали, что ты был в одежде храма. Почему?
   - А придушил там одного, - ответил я нагло. - В храм хотел пробраться.
   - Зачем?
   - Похитить Аарна Кереичиките. Он мой друг.
   - Твоё имя?
   - Миче Аги. Или Охти, если угодно.
   - Как ты узнал, где Аарн?
   - Ты плохо расслышал моё имя? – решил я попугать красавца. – Я Миче Аги из Някки.
   - Понятно, - кивнул Ерпь. Он, без сомнения слышал про ходячий кошмар моих четырёх родителей. – Ты Миче Аги, и ты, разумеется, не станешь на меня работать и следовать закону Великого.
   - Нет, конечно. – Противно было даже обсуждать эту тему.
   - Ладно. Тогда тебя казнят. На площади, прилюдно. Но сначала поставят клеймо. Так положено поступать с предсказателями. Одно дело – просто предсказатель. Его охраняет древний странный закон. И другое дело – предсказатель и маг, совершивший преступление против детей Великого. Такого не защитит ничто. Итак. Последний шанс для тебя, знаменитый волшебник из Някки. Ты с нами?
   - Казнят прилюдно? Мне нравится быть на виду. Договорились. Тащи своё любимое клеймо.
   Вы помните, я всё стремился попасть в тюрьму храма, и был согласен на клеймение – лишь бы узнать что-нибудь о Чудилушке и об устройстве этого здания. Теперь я всё узнал, и такие крайние меры были совсем ни к чему. Проще говоря, у меня душа ушла в пятки и затряслись поджилки. Ещё ни разу в жизни никто не предлагал меня казнить. Да ещё на площади.
   - Я слышал, у тебя полно друзей. Где твои друзья сейчас, Миче Аги? – спросил Ерпь.
   - Ты думаешь, я потащил их за собой в лапы вашему монстру?
   - Заботливый такой?
   - Говорят, что да.
   - Клеймо и сыворотку правды, - приказал живодёр.
   Час от часу не легче! Сыворотка правды такая вещь, что развяжет язык кому угодно. Если угодно Ерпю, я расскажу ему всё, начиная от того, что сам давно забыл, до тайн Сеша и Лесика. А Наиглавнейший добил меня словами:
   - И позовите Аарна.
   Прежде чем пришёл Петрик, вошли трое и приволокли длинную палку с металлической раскорякой на конце. Раскоряку они сунули в камин, в огонь, и там она, разумеется, раскалилась. Руки у меня были связаны за спиной и защитить я себя не мог, тем более, что двое молодцов ухватили меня железной хваткой.
   - Не дёргайся, малыш, - дружески посоветовал тот, что с палкой.
   Я перехватил насмешливый и жадный до подобных зрелищ взгляд чокнутого Ерпя и даже не подумал дёргаться. Может, потом, когда мне уже будет больно. А сейчас смысла всё равно нет. Только тут вот что случилось: едва ко мне приблизили раскалённую железяку, как она вдруг рассыпалась на множество крошек величиной с гречневые зёрнышки.
   - Как это так? – спросили молодцы друг у друга.
   - В жизни такого не видывал, - ухнул палач.
   - Как ты это проделал? – расширил глаза Наиглавнейший.
   - Понятия не имею.
   Я действительно ничего не делал. Как бы я мог? Руки мои были связаны за спиной.
   - Клеймо было только одно, - почесал палач в затылке.
   - Ну так ступайте в кузню. Пусть ещё изготовят, - равнодушно бросил Ерпь.
   Трое ушли и унесли с собой палку. Красавец переживал по другому поводу:
   - Замусорили дорогой ковёр. Эй, ты, двадцать - сорок один, подмети.
   На зов явилась очень красивая молодая женщина с веником и совком. Она быстро смела крупинки и собралась уходить, когда Ерпь швырнул в неё комок ткани:
   - Штаны мои выстирай.
   Скомканные штаны попали женщине в голову, расправились и сползли на пол, задев совок. Крупинки железа рассыпались.
   - Тварь! Скотина! Ковёр! Мусор! – завизжал Наиглавнейший. Он вскочил и затопал ногами. Да он бесноватый!
   - Безрукая! Уронила одежду мою! Затоптала! Уничтожила! Испоганила! Позвать пятьдесят – пятнадцать!
   - Пожалуйста, не надо! Я всё уберу! Лучше накажите меня сами, мой господин! – женщина бросилась гадине в ноги. До меня запоздало дошло, что номера вроде Двадцать – Сорок Один и Пятьдесят - Пятнадцать являются именами пленниц храма.
   - Бить, бить, бить! – надрывался глава друзей Косзы и лупил женщину по щекам. Меня, кинувшегося на помощь бедняжке, он отшвырнул едва ли не в камин. Но тут пришёл Петрик с пробиркой в руке и спокойно сказал Ерпю, вцепившемуся в волосы несчастной:
   - Я разобью это, мой господин, если ты её не отпустишь. Зелье дорогое, как ковёр, не правда ли?
   Что удивительно, бесноватый отпустил женщину и сел на место. Бордовой его морде начал возвращаться нормальный цвет, а в глаза – осмысленное выражение. Он таращился и ловил ртом воздух. Но постепенно становился обычным на вид красавцем.
   - Пятьдесят – Пятнадцать не придёт, - продолжил Петрик.
   - Почему это? – задохнулся Ерпь.
   - Я лишил надсмотрщицу амулета. Её покусали собаки на скотном дворе. Она мне не нравилась. Очень плохая, злобная женщина. Более жестокая, чем сын Косзы, мой господин.
   Двусмысленность высказывания была очевидна. Думал я, что Наиглавнейшего, дай-то Эя, хватит удар или у него опять приключится припадок. Но он всего лишь приказал Двадцать – Сорок Один выметаться прочь, и она, рада-радёшенька, выбежала из комнаты, не забыв Ерпевы штаны.
   - Говори, Аарн, кто этот человек, - велел Наиглавнейший.
   - Я видел его, мой господин, - моментально сознался Чудила. – Я сидел на ступеньке лестницы, мой господин, и смотрел через ограду, мой господин, когда он проходил по площади мимо, мой господин. Я запомнил его потому, мой господин, что он всё время как-то выразительно на меня смотрел и шёл медленно. Мой господин.
   - Тебе прямо не надо никакой сыворотки правды, - похвалил я своего братца. Кое-как отлепился от камина и поднялся на ноги.   
   На лице Ерпя появилось озадаченное выражение.
   - Этот человек говорит, что его зовут Миче Аги.
   - Вполне возможно, мой господин.
   - Либо же, Миче Охти.
   - Не понимаю, мой господин.
   - Но его зовут Миче?
   - Наверное, мой господин.
   - То есть, ты не уверен?
   - Я уверен только в том, что сам здесь слышал, мой господин.
   - Давай, пей сыворотку правды.
   - Я уже пил, мой господин.
   - И что я узнал? Что ты всё забыл?
   - Потому что это правда, мой господин. Я всё забыл, мой господин. Но после того, как меня познакомили с хозяином цирка, мой господин, я, вроде бы, стал что-то припоминать, мой господин. Я умею играть на разных инструментах, мой господин. Особенно хорошо играю на скрипке, мой господин. Это не голословное утверждение, мой господин. Я тут увидел скрипку, мой господин, и попробовал на ней играть, мой господин. У меня получилось, мой господин! Я думаю, что могу петь и танцевать, мой господин. Ещё мне что-то такое помнится про швабру, мой господин. Если я умею мыть пол, мой господин, то научился этому, конечно же, в цирке, мой господин. А не в каком-нибудь дурацком дворце, мой господин.
   «Он доведёт Ерпя», - внутренне смеясь, подумал я. И точно!
   - Не смей называть меня моим господином! – взвыл бесноватый. – То есть, твоим господином!
   - Может, ты имел в виду, мой господин, что я не должен употреблять по отношению к тебе, мой господин, выражение «мой господин», которое есть утверждение того, что ты мой господин, мой господин? – нудно завёл Чудилка. Между тем, он как-то естественно перемещался ближе к столу, на котором стояла корзина с фруктами и лежал нож.
   - Да! Да! Да! Заткнись и молчи! – Ерпь швырнул в Петрика одной из многочисленных подушек. Он увернулся, и это позволило ему ещё ближе придвинуться к столу.
   - Я потому на тебя смотрел, - сказал я Чудилке, - что ты ведь мой друг. Я выручить тебя хотел. А видишь, как вышло-то. Прости уж.
   Во время этой речи очень естественно было сделать пару шагов в сторону Петрика и стола.
   - Я не слишком строг с тобой, Аарн, - закручинился Наиглавнейший. – Я позволяю тебе то, что не позволил бы пленнику. Я надеюсь, что ты оценишь гостеприимство детей Великого и станешь с нами сотрудничать. Что ты примешь наши цели, как свои. Что пойдёшь с нами в будущее, где царит наша справедливость. Что ты, один из великих волшебников, поможешь мне в деле, которое я начал во славу своего отца, будущего владыки всех миров. Иногда я немного вспыльчив, но ты должен понимать, что это от нервов и от суровых испытаний, что выпали на мою долю. Тебе разрешено ходить везде, но какой монетой ты платишь мне за мою доброту? Ты лишил меня начальницы над низшими существами. Ты вступаешь в крамольные разговоры с прислугой и даже с детьми Великого. Ты забираешься туда, куда не следует. Ты хамишь мне своей вежливостью. Ты творишь, что хочешь!
   Я опустил глаза, чтобы Ерпь не заметил в них веселья. А что он себе думал? Мой Петрик таков. Он именно творит, что хочет. Всегда. Но сынок Косзы потряс меня следующим высказыванием:
   - Ты даже играешь на скрипке!!!   
   - На читре я тоже играю, мой господин.   
   - Я устал с тобой, Аарн. Моё терпение подходит к концу, - вздохнул предводитель кисточконосцев. - Дай этому человеку пробирку с сывороткой правды, пусть выпьет сразу половину. Хочу знать, кого он ещё притащил в наш мир, если он впрямь тот, за кого себя выдаёт. Что у него за цель на самом деле?
   - Конечно, мой господин, - насмешливо произнёс я и уже открыто подошёл к Петрику, который вытянул руку в мою сторону. И как только я приблизился, пробирка в его пальцах лопнула от такого маленького детского колдовства.
   - Случайно вышло, - ухмыльнулся Чудилка.
   Ерпь тупо смотрел, как в ковёр впитывается мутноватая лужица. А потом вскочил, подбежал, замахнулся… Удар пришёлся по мне, потому что я не мог допустить, чтобы он колотил моего Петрика.
   В ту же секунду я почувствовал, что руки свободны: Чудик, оказавшийся за моей спиной, схватил нож и разрезал верёвку. Мы славная команда, не так ли?
   - Не подходи, - предупредил я, наступая на Ерпя. – Сказано тебе: я Миче Аги.
   - А я вообще – Аарн Кереичиките, - заявил Петрик, подступая к Ерпю с верёвкой и ножом.

   *
   Иметь такого напарника, как Петрик, просто счастье какое-то. Во-первых, мне сразу стало легче от уверенности в том, что это он прикончит Наиглавнейшего Ерпя. Меня необходимость совершить убийство, пусть  и такого мерзавца, очень огорчала. Наверное, вы помните, что я всего лишь мирный обыватель, предсказатель и ювелир. А вот наш королевич – он герой войны с пиратством. Он победил в честном поединке самого атамана Длинного Когтя, а потом – его воспитанника, Ловкача Воки, отъявленного бандита. И я имел возможность наблюдать, как он орудует саблей, ружьём и магией. Но Петрик разумно сказал:
   - Возьмём паразита в заложники и пройдём вниз.
   Все следующие события уложились лишь в две-три минуты, но это были минуты отчаянного напряжения и тяжелейшего испытания меня, как волшебника. Сначала мы с Петриком пытались пленить Ерпя, но он был изворотлив и искусен в магии, а Чудик, как я понял, здорово подзабыл заклинания. Зато его тело помнило секретную борьбу кусю, и мой дружок стремился сблизить расстояние, чтобы схватиться с противником врукопашную. Одновременно мне приходилось сдерживать напор сбежавшихся на помощь кисточконосцев. Ерпь очень мне досаждал, я, измученный событиями последних суток, мог не справиться с защитой, и, поняв это, Чудилка крикнул мне:
   - Не отвлекайтесь, я сам!
   Я предоставил ему честь сражаться с предводителем банды Косзиных деток. Сам же старался, чтобы ничья чуждая магия не помешала ему одержать победу. И ещё следовало следить, чтобы заклятие Наиглавнейшего не поразило меня в спину. Людей в белом было так много, что они слились для меня в колышущуюся стену. Они стремились приблизиться, они хотели причинить вред прежде всего Петрику, сражающемуся с их бесценным Ерпем. Я стоял как столб на одном месте, а маги бились о мою многослойную, два года назад лично изобретённую защиту. На неё сыпались вспышки, молнии, разноцветные сгустки энергии, предметы обстановки, даже горящие поленья из камина. Грохот и треск стояли жуткие. Никогда ещё я не вкладывал в защиту столько сил. И уже чувствовал, что их не хватает. Пришлось чуточку сузить полукруг. В панике я оглянулся на Петрика, который как раз добрался до горла Ерпя. Но тот, как оказалось, тоже знал борьбу кусю, и ему удалось вывернуться из-под Чудилки и снова напасть. Петрик понимал, что уходят бесценные секунды, и если он сейчас же не предпримет что-то для пленения Ерпя, мы пропали. И, конечно, его головушка, работающая не как у всех нас, выдала поразительный план. Подскочив к моей замечательной защите, которую я удерживал с таким неимоверным трудом, он крикнул мне: «Внимание!» - помедлил пару секунд и ткнул в неё ножиком напротив Ерпя. Хотел, чтобы того поразили все эти заклятия. Они не убьют Наиглавнейшего насмерть, но он сильно ослабнет, защищаясь.
   Защита была повреждена с нашей стороны, и в этом месте прорвалось всё то, с чем бросались на меня модники в белых балахонах.
   - О-о! - взвыл я, и сделал попытку оттащить Чудилку с пути прорвавшегося потока. Но он стоял слишком близко, и его зацепил-таки этот стремительный вихрь. Выдрал из моих пальцев его рубашку и унёс от меня его самого.
   Вспоминая этот Петриков фокус, всегда недоумеваю: как это я так быстро сориентировался и восстановил защиту, нейтрализовал поток и смягчил удар? Всё произошло в одно мгновение, как мне показалось. Я растерялся. Хотел броситься к Петрику, но пост свой оставить не мог.
   Да, страшные заклятия, пусть и сильно ослабленные, смели, к чёрту, Петрика, Ерпя и обломки дивана. Всё это впечаталось в стену между окнами. Звякнули, осыпаясь, стёкла. Кувыркнулось творение Радула. Хрустальным дождём мелькнули подвески светильников. В глазах потемнело, когда я подумал, что Петрик погиб.
   У меня имеется странная особенность, которой никто не может объяснить. В моменты потрясений или сразу после них, я теряю зрение, ничего не вижу. Вот и сейчас, решив, что лишился брата, я ослеп, и, наверное, перестал бы сопротивляться, но он крикнул мне от стены:
   - Я жив! Ловлю Ерпя! Держите их!
   Я держал свою защиту вслепую, и вдруг сообразил, что сидя на полу. Последнее усилие совсем ослабило меня, но голос моего живого Петрика придал сил. В те секунды отчаяния, когда я думал, что потерял его, волшебникам удалось приблизиться вплотную, если бы не стена защиты, они бы, наверное, нависали надо мной и дышали мне в макушку. В такой толчее можно было покалечить своих, и потому вперёд вышли самые искусные. Они должны были добить ослабевшего врага и добыть себе драгоценного Ерпя. Но Петрик, видя, что мне совсем худо, бросил Наиглавнейшего. Тот от стены лупил заклятиями, но Чудилка, от нападения перешёл к обороне. Защищаясь от Ерпя и защищая с тыла меня, он приблизился и спокойно сказал:   
   - Господин Петрик, я очень много чего из магии забыл. Вот чувствую, что знать должен, но не помню, что именно. А если помню, то не знаю, как действовать. Нам не выстоять и не взять Ерпя в заложники. И не пробиться к выходу. Мы избрали неверную тактику. Но я знаю, что делать.
   - Что?
   - Вставайте.
   Он взял меня за локоть, и я кое-как поднялся. И тут же привалился к нему.
   - Я ничего не вижу.
   - Одно усилие. Спина к спине. Вот так. Видеть не обязательно. Теперь отшвырните их всех к чертям собачьим. Делайте, что я говорю.
   В голове у меня шумело, мысли путались, тошнило, и подламывались колени. Уже невозможно было поддерживать защиту, не то, что кого-то отшвыривать. Однако, могло получиться: было понятно, что задние ряды друзей Косзы бездействуют.
   Я слабо шевельнул тяжёлыми, как бочки с водой, руками. И отдавал себе отчёт, что в последний раз.
   - Да. Я бью.
   В тот же момент ударил и Чудилка. 
   Сопротивление было огромным, но я сумел. Толпа откатилась назад – и это я уже видел. А ещё было видно, как перед Петриком, от его удара, с грохотом и пылью, рушится всё, что там было. Наружу вылетели обломки стены, оконные рамы, остатки мебели… И Наиглавнейший. Только ноги мелькнули.
   Натиск магов ослаб, стих гомон. Только слышно было, как падают камни.
   Чудилка бросил меня, обессилевшего, ничком на диванную подушку:
   - Держитесь!
   Но как я мог держаться, если руки мне нужны были для возобновления и поддержания защиты?
   И тут с улицы донёсся голос князя Сеша:
   - Что вы там делаете, ненормальные?! Здесь же дети!
   - А мы уже всё, - прокричал добрый Петрик. Но я тоже заорал не своим голосом (откуда только силы взялись?):
   - Сеш, спасайся! Беги! Тебя казнят! Я знаю! 
   Рванув на голос, я скатился с подушки и едва не выпал наружу. А там, на крыше второго этажа, копошился Ерпь. Вот живучий же гад!
    Петрик затащил меня обратно на подушку и сам плюхнулся сверху. Подушка взлетела и покинула комнату в одно мгновение. Удержаться на ней было очень сложно. Я не обращал внимания ни на то, что мы летим, ни на то, что очухавшиеся волшебники начали прыгать на выступающую крышу. Знай себе голосил, хорошо понимая, что этим ещё больше подвергаю опасности жениха госпожи Кис:
   - Сеш, хотят забрать твои земли! Твои деньги! Скорее!
   И ещё:
   - Сеш, я всё сделал! Всё сделал! Выполнил просьбу! Беги же!
   И, хрипя и задыхаясь, почти теряя сознание, приник к подушке. Но Чудилка не дал передохнуть.
   - Господин Петрик, куда править?
   Я с трудом разлепил глаза. Подушка облетала купол храма. Я увидел дом предсказателей и их самих, сгрудившихся в конце улицы, выходившей на площадь. Высокая фигура Малька была хорошо заметна. В дальнем конце площади любопытные смельчаки наблюдали за тем, что творится.
   - Туда, - показал я Петрику. – Вон те самые хорошие люди.
   И тут наша подушка загорелась! Чего-то в этом духе следовало ожидать. Она накренилась, и мы с Чудилкой поехали вниз. Я бы, наверное, свалился на землю, но Петрик меня удержал. Так мы и висели на уголках быстро снижающейся, горящей подушки.   
   - Потушил, - похвастался братец.
   В лица нам летели перья и жирные чёрные хлопья.
   - Что мы будем делать с хорошими людьми? – домогался Петрик.
   - Не знаю. Они погибнут, если останутся в Текре.
   - Ничего. Я знаю, господин. Прыгаем.
   Был шанс вылететь на подушке за территорию храма, но Чудилка расцепил пальцы и свалился в кусты. Мне пришлось последовать за ним: разве можно было бросить его в саду у жрецов? Подушка без нас полетела быстрее и выше. И в другую сторону от дома предсказателей. Мне показалось, что что-то болтается на ней… Две человеческие фигуры…
   - Иллюзия. Наспех сляпал, чтобы погоню сбить с толку, - объяснил Петрик, подползая ко мне. – Что, совсем плохо? 
   Я с трудом сел и тихо высказал своё мнение о покорении воздушного пространства:
   - Ой, мама!
   - Да уж, - согласился мой братец. А в это время макушку ему обнюхивал большой чёрный пёс, явившийся с дозором. – Караул! – сказал Петрик, заметив его… И его друзей, обступивших нас со всех сторон. – У меня амулет. А у вас?
   - Тоже.
   - Нам надо на конюшню, - сообщил Чудилка. Там стоят два фургона. Я видел. Они только что прибыли. Может, ещё лошадей не распрягали в этой суматохе.
   - Зачем? – не понимал я. И пытался залечь на клумбу.
   - Спасать хороших людей. Штурмовать городские ворота. Доверьтесь мне, господин Петрик. Потерпите чуть-чуть.
  Он чуть ли не на себе волок меня до конюшни, где конюхов не было и в помине. Все убежали смотреть, что там грохочет и сверкает. Коней они и вправду не успели выпрячь. Собаки так и шли за нами. Причём, виляли хвостами. И до того дошло, что Чудилка, а следом и я, решились погладить некоторых.
   Петрик нашёл среди хлама белую большую тряпку и велел мне завернуться в неё, когда я сяду на место возницы.
   - Я первый, вы – за мной, - сказал он. Так мы и тронулись.
   Ворота уже стояли открытыми, и нас пропустили без звука. Разве страже могло прийти в головы, что кто-то, кроме друзей Косзы, может ехать в фургонах храма? На наше счастье, было, к тому же, довольно темно под разросшимися у ворот деревьями.
   Петрик правил через площадь к нужной улице. Проехав мимо предсказателей и напугав их до полусмерти, мы остановили фургоны там, где их не увидеть из храма. Я спрыгнул и остался на месте: идти не было сил.
   - Что стоите? – подбежал ко мне Чудилка. – Не видите, что ли? Господин Петрик за вами приехал.
   - Петрик! Родной ты мой! – ахнул Малёк и бросился к нему с объятиями.
   - Сыночек! Аарн! – расчувствовался Лесик Везлик и бросился с тем же.
   - Всё хорошо, - шепнул мне Доур. – Это девушка. Вот такая маленькая. У неё хвост. Она не покажется сейчас. Очень боится. Ну, Миче! Сеша предупредил?
   - А то! – ответил я, вспомнив, что вот и Сеша предупредил, а Фако не спас. Хотя ведь до Посвящения ещё есть время.
   Мой самозваный тёзка, лохматый и грязный мальчишка, уже повис на мне и называл всякими ласковыми словами, какими могла бы называть меня Розочка, став такой же большой.
   Петрик не горел желанием обниматься. Он увернулся ото всех и призывал скорей загружаться в фургоны. Все и так уже загружались.
   - Где твой брат? - спрашивали меня.
   - Вот он. Вот Петрик Охти.
   - Куда мы Миче? - спрашивал Лёка.
   - Всех этих людей переправить в Някку. Безопасное место! Аарн! Аарн, ау! Аарн - он может.
   - Я не могу, не помню, - сообщил Чудилка.
   - Он не может.
   - Миче, ты не можешь сам сделать портал? Или Петрик? Ты можешь сделать портал? – обратился Лёка к Чудилке.
   - Не знаю, как ваш Петрик, а я не могу, -  снова отказался тот. – Господина Петрика всё-таки зовут Миче?
   - Петрику память отшибло, - пояснил я, потому что никто ничего не понимал. – А мне не отшибло, - сказал я Чудиле и представился: - Я Миче. Я не умею делать порталы. Где Аарн?
   - Я тут, - откликнулся Петрик.
   - Он всё-таки кто? – желали знать предсказатели. – А впрочем, неважно. Куда мы едем?
   - Миче, Аарна ещё нет, - тронул меня за плечо Малёк.
   - Он не вернулся? Но дети?!! Мои дети, Рики и Лала! Да как же так?
   - У вас потерялись дети? - встрял Чудилка, который даже с отшибленной памятью в каждой бочке затычка. – Потерялись дети, и с ними тот человек, который может переправить всех в безопасное место посредством портала?
   - Да! Да!
   - Они направились в дом госпожи Кис, - пискнул Васятка. А между тем, со стороны ворот храма уже слышались голоса и лай.
   Доур сказал, тревожно озираясь:
   - Но всем известно, что госпожа Кис живёт в доме матери князя Сеша. То есть, в их общем доме.
   - То есть, в их общем доме, - обморочным голосом повторил я. – В доме, который собираются конфисковать, казнив князя Сеша.
   - А Рики и Лала? – спросил Лёка.
   - А мать и невеста князя? – спросил Брим.
   - А Марика? - спросил Васятка.
   - А сам бедный князь Сеш? – спросил Доур.
   - Мы едем в дом князя Сеша, - решил я.
   - Только так, - вздохнул Лёка.
   - Я знаю, где его замок, - кивнул Доур.
   - Согласен, - хором сказали Лесик и Петрик. И оба крикнули:
   - Вперёд!
   И наши два фургона, в объезд площади понеслись по ночному Текру!
   Мы хотели забрать с собою Радула, но лавочника – предсказателя – живописца не оказалось дома.
   Пока Доур колотил в дверь лавки, я пытался восстановить силы путём специальной методики, и слушал скандал в доме напротив, оказавшемся администрацией типографии.
   - Дура! – кричал мужчина. – Говорю тебе: ночное дежурство! Срочная работа! Ночью – ко мне – зачем? Какие девки? Ты спятила от ревности!
   Женский голос отвечал в том духе, что её муж девок найдёт везде, из печатного станка вынет. Вот она устроит своему высшему существу сладкую жизнь!
   - Устрой-ка!
   - Вот и устрою!
   - Доур, всё! Возвращайся! – звали предсказателя.
   На тротуар выпала ручка, потом – чернильница, потом моему взору в освещённом окне предстала целующаяся парочка. Рука мужчины задела стопку бумаг, и прямо ко мне на колени слетело что-то вроде объявления.
   «Некролог… Лесик Везлик… Хозяин известного цирка… Постановщик невиданных ранее номеров… Исследователь, писатель, поэт, композитор… Приют… Сироты… Благотворительность… Но не всё так прозрачно… Погиб… Кара Великого Косзы… Шпионаж в пользу сопредельных государств… Участие в битве против Великого на стороне врагов… Участие в заговоре против детей Великого… Укрывательство преступников… Отказ служить Великому… Распускание слухов… Крамольные речи… Покровительство низшим существам… Показательный пример прочим бунтовщикам и всем, кто замыслил недоброе против власти Великого… Такой человек мог много пользы принести своим служением Великому, но предпочёл сеять губительное веселье и внушать ложные мысли и надежды… Бунтовать… Так будет с каждым…» Дата мнимой гибели Лесика – тот день, когда я встретился с бедным маленьким существом у крыльца дома предсказателей. Вот так. Сеш был прав: Косзу натравили на хозяина цирка. И не было никаких сомнений в том, что покушение увенчается успехом: даже заранее напечатали некролог.
   Фургоны уже неслись дальше.
   У ворот Петрик рявкнул страже:
   - Отворяй! Надобность храма! И сразу же на запор!
   Сбитые с толку ночным переполохом и антисобачьим амулетом, который зачем-то предъявил Чудилка, стражники открыли и потом заперли ворота.
   Я диву давался: ещё недавно я видел моего брата поникшим и несчастным человеком, лишённым всякой надежды. Он был испуган, сбит с толку тем, что ничегошеньки не помнит сам про себя. Но с того момента, как мы с ним встретились в комнате под святилищем, он то и дело проявлял находчивость и отвагу, он сражался, как волшебник… Ладно, как волшебник, у которого повыветрились из головы некоторые заклинания. Но он пользовался другими. Он помнит магию, но не помнит собственного имени и близких людей. Он утверждает, что будто бы Аарн, но шарахается от Лесика. Но я чаще всего узнаю в нём Петрика Охти, королевича. Да что же с ним произошло, в конце-то концов? Отчего он потерял память, и что с этим делать? Будут ли его любить родители – таким? Не лишат ли его прав на престол? Я бы - никогда. Потерял он там память или нет, но вы посмотрите, до чего разумно и смело ведёт себя мой Петрик. Он тут же взял на себя ответственность за жизни незнакомых людей, и уверенно ими руководит. Он умеет заставить любого слушаться себя. Он так и сказал, остановив экипажи, едва мы въехали в лес:
   - Послушайте. Наша задача выиграть несколько часов. Надо оторваться от погони и успеть отдохнуть пред боем. Вы же не сомневаетесь, что боя раньше или позже не избежать.
   - Не-ет! – проблеял из недр фургона трусливый Тоби.
   - Главное, надо дать отдохнуть господину Миче. Вы же не сомневаетесь, что нам необходим здоровый и отдохнувший волшебник, а не доходяга какой-нибудь.
   - О-о! - простонал Тоби, так что я даже приободрился: похоже было, что доходяга не я, а он.
   - Если мы выиграем время и правильно подготовимся, то господин Миче во время боя задаст жару магам из храма. Я никогда бы не подумал, что можно в одиночку и так долго противостоять такому напору самых сильных заклятий. Вы же не сомневаетесь, что он волшебник просто невероятный.
   - А-а! – Тоби издал ряд звуков, полных сомнения.
   - Мы не сомневаемся! – выкрикнул мой маленький тёзка. – О! Как подсвечивалось небо! А потом бабах! Хрясть! Шмяк! Ого-го! У-у!!!
   Я засмеялся:
   - Ого-го – это уже Петрик сотворил. Вынес всю стену. Ерпь полетел вниз, но расшибся не насмерть. Жаль. Я видел, как он дрыгал ногами.
   Поскольку в начале этой речи я указал на Чудилку, он нахмурился, и произнёс ворчливо:
   - Я не понимаю, что за петрушка тут с именами. Меня называли Аарном. Я привык. Не путайте меня с вашим каким-то Петриком. Или он ого-го, или я.
   - Ты, и только ты, - поспешил заверить я.
   - Он кто? – опять озаботились предсказатели. - А впрочем, пусть будет, кем хочет.
   Лесик, Лёка и Васятка переглянулись.
   Я думаю, что оттого, что имя Петрика в эти первые часы произносилось очень часто, и возникла последующая путаница. Чудилка же продолжал:
  - Наши кони устали, они вернулись в конюшню после дороги. Верховые, наверное, уже разосланы повсюду. Возможно, у них собаки. Может, кто-нибудь скажет, что невозможно уйти от погони из храма…
  - Я скажу! – подобно несчастному зверю провыл Тоби.
   - Нет, вы там заткнитесь, пожалуйста. Уйти можно, если украсть у Ерпя кое-что полезное.
   С этими словами Чудилка выудил из-за пазухи коробочку. В подобных дамы держат пудру. Внутри оказались мелкие штучки, вроде фишек для настольной игры.
   - Указатели Обманного Пути! – обрадовался Лёка. – Я дважды видел такие у контрабандистов.
   - Так вот, я отойду ненадолго. Ничего не предпринимайте. Расставлю маячки и поколдую немного. После этого у нас будет в запасе несколько часов. Господин Миче, отправляйтесь спать.    
   Но я потащился с ним, и мы шарахались по опушке, расставляя Указатели Обманного Пути в правильном порядке и рассчитывая наибольшее время. Одного маячка в наборе не хватало. Петрик, ничуть не колеблясь, отломил кончик ветки и уверенно, без ошибки, придал ему соответствующие волшебные свойства сложным Троичным заклятием. А я совершенно точно знал, что Петрику оно не известно. Разве что он восполнил пробел в образовании, когда я был в Сароссе.
   - Уходим с открытого места, - скомандовал Чудилка, тревожно оглядываясь на близкий звук подков.
   Убедившись, что маячки сработали, и погоня взяла неверный курс, мы побежали к фургонам.
   - Троичное заклятие откуда тебе известно? – спросил я, едва переводя дух.
   - Ну как же? Лет шестнадцать мне было. Пиратский вожак Длинный Коготь притащил книгу, и велел выучить всё назубок, если я хочу быть непоротым в праздник. Книга была тонкая – что там учить-то? Но и до праздника оставалось два дня всего. В общем, я кое-что заколдовал Длинному Когтю. Вроде экзамена. Семеро пиратов, трезвых, как стёклышко, всю ночь искали таверну «Тухлый краб». Да так и не нашли. Атаман весь день потом потешался над ними. Ну а выпороли меня за то, что воспитанник его, Воки Ловкач, был восьмой жертвой. Он всю ночь искал нужник на дворе. Я ему ещё с вечера подсыпал слабительного в еду. Как сейчас помню: очень вкусное рагу из овощей и много разного мяса на выбор. Воки подложил мне вилку, растворяющуюся во рту, и хохотал, когда у меня склеились зубы.
   Я уже совсем было хотел воскликнуть: «Весёлый праздничек вышел, да, Аарн?», но вспомнил, что говорю ведь с Чудилушкой. Вот скажите мне, что это значит? Историю про трезвых пиратов мы с ним слышали от самого Аарна, но Петрик сейчас рассказывал от первого лица и так естественно! А вот про милую шутку Воки Ловкача Кереичиките не говорил. Не в его духе подобные откровения. Но Петрик бы о таком поведал легко – вот как сейчас. Да ещё вспомнил пиратское меню праздничного вечера. Но это Кереичиките, украденный Корками из цирка Лесика, воспитывался и учился магии на Лийских островах. Сражаясь с Ерпем, Чудилка применял заклинания, любимые Аарном. Его смутные и неполные воспоминания – это воспоминания Аарна Кереичиките? Быть такого не может. Человеку не вспоминается чужая жизнь. Что за ерунда?
   Он отправил меня спать, едва мы выбежали к моим друзьям. Маленький мальчик Миче свернулся на лавке рядом со мной, и я провалился в сон, едва фургоны тронулись с места. Нет, конечно, я не забыл об упражнении знаменитой Итты из Иверы. Если волшебник достаточно позитивен для того, чтобы ощутить себя единым целым с красотой и разумным устройством Вселенной, он сможет полностью восстановить силы во сне.

   *
   Силы я восстановил. Вот только сон был каким-то ужасным. Радости в нём не было никакой. Снилась мне тайная дыра Вселенной, где, в окружении света и Запретных заклятий, ворочается чёрное, клубящееся нечто. Вздыхает, набирая мощь, растёт и ширится, и заклятия готовы лопнуть, словно проржавевшие, рассыпающиеся от старости цепи. Не хватает одного… Усилия? Человека? Волшебного слова?.. Меня?! Свет меркнет, поскольку я ничуть не разумен, и не понимаю, что делаю здесь, где стихии и судьбы вовлечены в замысел коварный и чуждый красоте и жизни, в планы, где отсутствует любовь. Как я сам оказался вовлечён в эти планы? Как я мог допустить, что клубящаяся чернота стала сильна до того, что вот-вот вырвется и сметёт меня, стоящего у самой границы, а затем сметёт и поглотит всё. Абсолютно. Даже небо и звёзды. Здесь нет моей Наты. Она не может прийти и помочь мне советом. Она там, далеко, на Винэе. Моя родная планета освещена солнцем наполовину, но дом мой на тёмной её стороне. Там всюду ночь, и только Ната вышла во двор, к воротам, на улицу, и ждёт меня. На мелкие камушки Верхнезадвиженской улицы падает отсвет чего-то светящегося, что Ната держит в руке. А я понимаю, что тайная дыра Вселенной не так хорошо защищена. В броне заклятий всегда были прорехи. И вот теперь нечто тёмное, похожее на дым горящих городов, смыкается вокруг пятнышка света. Силится захлопнуть его, словно двойное зеркальце. «Ната!» - кричу я во сне. Я хочу ей сказать, что нельзя позволить погаснуть свету. Она видит меня и с улыбкой протягивает этот свет, обернувшийся внезапно горько пахнущей ромашкой. Ната идёт ко мне сквозь черноту дыма, а голоса моих родителей, всех четверых, из темноты шепчут наперебой: «Бедный мальчик совсем не в себе. Он опасен для братьев. Сделает несчастной жену. Дурное влияние на дочку…» Они говорят, а с ромашки осыпаются лепестки. И когда облетел последний, погасла её серединка. Захлопнулась сама, словно двойное зеркальце. Стало не видно Нату. После этого, как никчёмные цепи, порваны заклятия тайной дыры Вселенной, и я… вроде бы умер.

Продолжение:  http://www.proza.ru/2014/07/09/943
 
Иллюстрация: картинка из Инета.