9. Петербургский квадрат. Трапеция плюс
Муки, пережитые художником (особенно, в юности) для его креативного развития являются фактором благоприятным – они (пользуясь классической метафорой) подобно железному плугу, рыхлят душу для посева. Жизнь определяет тот самый нужный сорт (вид, класс) страдания из тысячи возможных, ту интенсивность боли, которая нужна при воздействии именно на данную личность.
В каких адских канцеляриях составляются рецепты, слезные напитки, подводящие к самому краю, но не за край (тут важно соблюсти именно точность, передоз фатален). В случае с Некрасовым все ингредиенты мук были рассчитаны инфернальными алхимиками верно. Бич не засек его музу до смерти.
Поэту лишения «надорвали смолоду грудь», но они же избавили его интонацию от слащавости, риторики, дав право мощно повествовать о человеческом горе. Что и слышится в его строках, как единственно ему присущая убедительность.
Воистину никто, кроме него, не смог так адекватно повествовать о горечи бытия – задача эстетически очень сложная.
Некрасов правдив для русского уха. Именно это и был эффект, которого добивался Демон фэнсиона, преподавший поэту болезненные, но абсолютно необходимые уроки.
Наконец происходит встреча (в славянской мифологии – псевдоним счастья) – герой наш знакомится на почве литературы все с тем же судьбоносным Белинским (быть может, он несколько наивный критик, зато, несомненно, Домашнее Провидение нашего фэнсиона, господин Мак-Фатум, всегда хворающий, кашляющий, в комнатных шлепанцах и шлафроке).
Николай прочитал ему свое сочинение «В дороге», о тяжелой доле крепостной женщины – «погубили ее господа!» У Белинского «засверкали слезы на глазах», он бросился к Некрасову, обнял его: «Да знаете ли вы, что вы поэт, и поэт истинный!»
Вскоре состоялось знакомство не менее провиденциальное: Белинский представил Некрасова супругам Панаевым, которые почти незамедлительно сделались не только коллегами, но и семьей поэта. Эмансипированная Авдотья, духовная дочь Жорж Занд, презирала предрассудки, вкупе с людским судом.
Жили эти триумфальные трое какое-то время и в нашем фэнсионе – в Поварском переулке и на Ивановской. Это был странный, на взгляд многих, полиандрический союз, но, как и в случае с Тургеневым и Виардо, насущный для всех троих.
Треугольник, вписанный в Тапецию – некий мистический знак успеха и процветания.
Успехи эти таковы были, что вскоре позволили семье-триумвирату перебраться через дорогу, в фешенебельный район Литейного проспекта, в барскую квартиру, из окон которой был виден знаменитый «парадный подъезд», с толпой крестьян-просителей на ступенях – подсказавший сюжет для хрестоматийного стихотворения. «И пошли они, солнцем палимые…»
Скачок из фэнсиона совершился.
…Пред ним воображенье
Свой пестрый мечет фараон…
Пестрый фараон – рифмуется с «миллион». Хочешь чемодан долларов, читатель? В «Английском клубе» Санкт-Петербурга состояло не более трехсот львов. Членство означало причастность к сильным мира сего, что уже само по себе освобождало от многих жизненных затруднений, вот почему поэт и редактор, упорно добивался этой чести и был очень доволен, получив ее.
Его многолетний партнер по преферансу, влиятельный царедворец граф Адлерберг, к примеру, выхлопотал разрешение на издание книги стихов народного поэта, тогда как дело, по цензурным соображениям, считалось безнадежным. Существовал и еще один резон быть членом клуба: он давал поэту денежный доход, многократно превосходящий все литературные заработки (журнал «Современник»; повести; водевили).
Герой наш знаменит был в Петербурге не только своими поэмами-плачами, но и необыкновенной удачливостью в карточных баталиях. Он чудесным образом (лихо «загнув угол» на «коварной двойке») переломил здесь ход не одной безнадежной партии. Метатель и повелитель «пестрого фараона» – легкою рукой…
Право, есть в игровом счастье, со времен пушкинского Германна, нечто мистическое.
Помните детальку из будней нищеброда: «Когда ступишь на один конец доски, то другой поднимается…» (пол в наемном чулане). Причем, поднимается тем выше, чем ниже ты стоял. Ступил он на ту самую доску, которая оказалась трамплином.
Какие-то вездесущие питерские «сущности» сообщили Некрасову, в его подвальных одиссеях, «петушиное слово», секрет Пиковой дамы, пароль победителей. Воздалось сторицей за все унижения. Сам министр финансов России Александр Абаза проиграл ему, в целом, более миллиона франков – а он был далеко не единственным донором Некрасова.
Крупнейший его разовый выигрыш составил, по его собственному подсчету 83 тысячи рублей (сейчас это соответствует приблизительно 80 тысячам долларов США). Так это только за один вечер.
Свидетельство о публикации №214060901567