Наши не придут

                Памяти мирных жителей
                городов и сел ДНР и ЛНР,
                погибших от рук
                фашистских карателей.


 Славянск обстреливали уже несколько недель. Обстреливали беспрерывно, беспорядочно, ожесточенно и бестолково, не особо выбирая цели и не заботясь о точности. В этих ежедневных выстрелах и взрывах была слышна какая-то монотонная обреченность, и люди, на которых сыпались снаряды и мины, испытывая страх и желая конца кошмару, вместе с тем стали привыкать к убийствам и смерти. Так надолго задержавшаяся непогода, вызывая поначалу недовольство, впоследствии примиряет нас с бесконечным шумом дождя, грязными лужами и промозглой сыростью. Мы покорно ждем вырывающегося из-за хмурых туч долгожданного солнца, мы готовы терпеть грязь и неудобства, зная, что слякотные дни обязательно закончатся. Нужно только подождать.
 Сергей Архипович Д уже больше двадцати лет жил на окраине города - в тихой, богом забытой Семеновке, наслаждаясь в последние годы умиротворяющей неспешностью жизни, ее  упорядоченностью и тишиной - всем тем, что нужно пожилому человеку для ощущения ее полноты. Каждое лето он выращивал помидоры, огурцы и свои любимые кабачки, и к приезду внука баловал его вкуснейшими салатами, изобретая рецепты их приготовления десятками, в которых умудрялся сочетать, казалось, несочетаемое. Огородная возня успокаивала, как рыбалка - заядлого рыболова, для которого был важен не улов, но сам процесс.
 В этом году внук должен был стать школьником и Сергей Архипович надеялся, что Саша полюбит чтение, будет усидчив и прилежен в учебе. Когда-то именно эти качества - любовь к чтению, а потом и к литературе вообще - помогли ему на всю жизнь выбрать профессию школьного учителя. Сколько книг он прочитал, сколько подготовил конспектов-биографий и методичек, сколько воспитал отличников, он никогда не считал. Но был убежден, что не ошибся в выборе профессии, находя этому бесчисленные подтверждения в произведениях своих любимых И.Гончарова(1) и И.Тургенева(2), бесконечно влюбленных в русскую культуру и язык и служивших им своими неоспоримыми талантами. К сожалению, внука интересовали лишь компьютерные стрелялки. Из-за этого Сергей Архипович чувствовал некий дискомфорт, который позже, он знал, перерастет в чувство вины за упущенное время и "потерянное детство". Поэтому каждый раз, когда дочь привозила Сашу из города, он выкраивал время для чтения сказок и детских книг забытых советских писателей, произведения которых занимали в его старом доме целый шкаф. Несмотря на многочисленные угрозы дочери "очистить жилье от мусора", Сергей Архипович всячески оберегал эти раритетные сокровища от незаконных посягательств, ибо видел в них неиссякаемый источник примеров воспитания благородства, честности, мужества, верности слову, уважения к старшим - всего того, из чего состоит ЧЕЛОВЕК и что невозможно было отыскать в современных книжных поделках.
 Обычно дочь привозила внука летом, когда школьная "страда" заканчивалась, созревали клубника и черешня, а почти летнее солнце прогревало землю и воздух настолько, что она не боялась за бесконечные Сашины простуды и ангины. Но в этом году в школе появился еще один учитель русского языка и литературы - молодой и амбициозный (хотя, какие амбиции можно реализовать в провинциальном захолустье?) щеголь, и Сергею Архиповичу несколько раз мягко намекнули о честно заработанном покое, заслуженном отдыхе и преклонных летах. Ротация кадров, так, похоже, это называется. В общем, его принялись элементарно выживать, и с началом учебного года, Сергею Архиповичу оставалось только ковыряться в огороде, перелистывать книги из своей библиотеки, да заниматься внуком. Правда, до учебного года нужно было еще дожить. Обстановка в учительской и на педсоветах настолько накалилась, что нервная система пожилого человека начала давать сбои, стало болеть сердце, скакать кровяное давление. Сергей Архипович не стал дожидаться окончания IV четверти, взял отпуск. Дочь тут же пристроила к нему внука, и теперь они коротали дни и ночи в прохладном погребе, заставленном разносолами, спасаясь от артобстрелов украинской армии. Никто не мог предположить, что лето они будут встречать вот так, вздрагивая и прислушиваясь к далеким и близким разрывам. Это походило на дурной сон, на чудовищную, бессмысленную игру, в которой ежедневно погибали люди. Сергей Архипович, бывало, украдкой пощипывал себя, словно ища на теле таинственную кнопку выхода из этой игры. Но безумие не заканчивалось, с каждым днем становилось все хуже и безнадежней. В городе было безопасней, но как туда попасть? Блокпосты переходили из рук в руки, дороги обстреливали "свидомые". Им с внуком, как и многим десяткам местных, оставалось сидеть и ждать, надеяться, что скоро кошмар закончится. Надежда - великая движущая сила. В самые катастрофические моменты истории, в самые тяжелые времена становления общества и государства, она помогала выжить, придавала жизни смысл и была источником сил для борьбы. Она даровала шанс на победу, казалось, в самых нечеловеческих условиях блокадного Ленинграда, помогала выстоять в немыслимом аду Сталинграда, понуждала до предела напрягать силы, чтобы поднять страну из послевоенных руин. Сейчас у Сергея Архиповича тоже была надежда. И каждый вечер спускаясь с внуком в погреб, он надеялся, что это в последний раз, что наконец-то, теперь, он сможет послушать ночью стрекот еще редких сверчков, лай одиноких собак и тихое, спокойное сопение Саши из его комнаты. Надеялся, что может без опаски подняться с постели, включить ночник и пережидая бессонницу, перечитать любимые места из "Обломова"(3) или "Записок охотника"(4).
 Ничего этого не было. Они ночевали в погребе уже вторую неделю, перебиваясь скудным харчем из близлежащего магазина. Мобильная связь практически не работала, электричество отсутствовало. Сергей Архипович не знал, что с дочерью, новости, вперемешку со слухами, узнавал от соседей и изредка проходящих на позиции молодых ребят из Народного ополчения. С внуком они очутились на передовой без перспективы стать беженцами, так как коридоры выхода, судя по интенсивности артобстрелов и их продолжительности, киевские самозванцы даже и не думали делать. Единственное, что они могли твердо гарантировать для них - это статус погорельцев, контуженных, раненых или убитых. Это он понял, когда к ним в погреб две ночи назад подселился новый постоялец, сосед дядя Миша. Его глубокий подвал разрушила стена его же дома, рухнувшая от выстрела 122-мм.орудия. Попадание было не прямым, но даже касательного удара хватило, чтобы дом не выдержал. Он охнул, словно живой, как-то просел и обвалился. К счастью, дядя Миша в этот момент находился в уборной, в конце двора, оглохший на время, ослепший от слез и горя, но живой. Дом был хорош, добротен, из декоративного кирпича и металлочерепицы. Жилище это никогда не видело ни одного террориста, не использовалось как явочная квартира и не служило складом оружия и боеприпасов. Однако, видимо, что-то руководителям АТО, показалось в его виде  подозрительным и они решили покончить с ним. Вполне возможно для острастки, в качестве превентивной меры, чтобы в будущем ни один враг Украины даже не думал использовать его под свой штаб. Дядя Миша жил один, жена и дети предусмотрительно уехали или как он говорил, "вдарились в эмиграцию", еще до начала "активной фазы контртеррористической операции". Теперь присматривать было незачем, оставалось только горевать и сокрушаться. И даже уверенность в том, что "скоро все свершится", была слабым утешением, ибо она ежедневно и еженощно колебалась и сотрясалась от разрывов снарядов и мин.
 Для поселковцев каждые прожитые сутки превращались в борьбу за жизнь. Для Саши - в продолжение страшной, грохочущей игры, правил которой он не понимал, но инстинктивно чувствовал от нее опасность.
 Затишье и относительное спокойствие наступали лишь к утру. Жители Семеновки выползали на свет божий из укрытий и в первую очередь оценивали степень нанесенного ущерба своему имуществу: кто насколько обеднел за ночь, а то и вовсе превратился в неимущего бродягу. Впрочем, настоящих бродяг в исконном смысле этого слова почти не было. Люди ютились друг у друга в погребах и подвалах, делясь крохами, обсуждая последние новости и прогнозируя нерадужные перспективы. Днем, хоть и с риском для жизни, можно было сходить в магазин, если у тебя еще оставались деньги, собрать урожай с огорода, навестить друзей. К вечеру любая активность пресекалась бдительными патриотами "неньки". Девиз - "Донбасс станет украинским или безлюдным" - очевидно, являлся прямым руководством к действию. Поселок, как и множество других  поселков на востоке, умирал, еще не осознавая этого, еще надеясь на прекращение ударов. В подобном положении оказались десятки городов и городков ДНР и ЛНР: Славянск, Краматорск, Донецк, Мариуполь, Красный Лиман, Луганск, Лисичанск, Рубежное - все они уже были изрешечены пулями, изуродованы взрывами, испачканы кровью своих жителей ради богатой, красивой жизни и во имя европейского выбора, который уже сделали за них.
 Сергей Архипович не мог знать этих подробностей и он не испытывал потребность размышления над ними. Сейчас единственным его желанием было сохранить внука. Война, подобно стремительной воронке, увлекала в свой гибельный водоворот без остатка, и он ничего не мог поделать с этим. Ярость, злоба, чувство беспомощности и бессилия, страх и надежда смешались внутри, лишая сил и воли. Казалось только вчера, он наблюдал за ужасом убийств и разрушений со стороны, а сегодня сидит в погребе, спасаясь от смерти. Этот мгновенный сдвиг сознания, немедленное изменение жизненных привычек, переоценка ценностей и приоритетов, лишали сознания, давали ощущение чудовищной искаженной реальности.
 Сегодня они вновь коротали время в подвале, пережидая обстрел. Саша тихо возился с игрушками на кушетке, Сергей Архипович и дядя Миша сидели на табуретах за низеньким столом, негромко разговаривая при тусклом свете керосинки.
 - Затихло... - дядя Миша поднял голову и подобно гончей напавшей на след, принюхался. - Лампа чадит... Что ж ты, Архипыч, электричество не провел?
 - Не провел... - задумчиво ответствовал тот. - Теперь уж, наверное, не понадобится. Слышишь, как колошматят?
 Где-то невдалеке глухо рванула мина.
 - До утра не успокоятся ублюдки. - Сергей Архипович поднялся, достал старое клетчатое одеяло в добротных заплатах. Укрыл внука, и пожелав ему спокойной ночи, подошел к полке, заставленной пыльными бутылями и банками. - Вишневый будешь? Холодненький. - И не дожидаясь ответа, достал трехлитровую темную бутыль, открыл крышку старым ржавым консервным ключом, извлеченным из кармана брюк, и разлил сок по кружкам.
 - Может, обойдется...
 С тех пор, как Сергея Архиповича отлучили от преподавания и школьной аудитории, он испытывал неодолимую нужду в слушателе и желании поделиться наболевшим:
 - Не обойдется! Людей ведь не просто так убивают. Мы же всегда были немым, тупым быдлом. А тут вдруг голос подали, да еще и отстаиваем его. Такое нынешняя власть простить не может. Решения, в какую сторону идти, кого считать друзьями, кого врагами - исключительная прерогатива "свидомой" элиты. А мы покусились на это. Как такое простить?! И пока заокеанский хозяин не даст отмашку, нас будут убивать. Геополитика, будь она неладна. - Сергей Архипович помолчал немного и добавил тихо: - Мы русские. За это нас и расстреливают...
 Дядя Миша не все понял, но чтобы поддержать разговор, спросил:
 - Ты же вроде не русский Архипыч, а? И фамилия у тебя не русская.- Забыв на секунду о своем горе, он попытался сострить. - И откуда в тебе столько знаний? Сразу видать - учитель...
 Сергей Архипович отпил из кружки. Саша заворочался на кушетке.
 - Тише. Разбудишь. - Он встал, подошел к спящему внуку, поправил сползшее одеяло. - Погреб сыроват. Стены холодные. Простужу внука - дочка мне не простит. - Затем вернулся к столу, покрутил колесико лампы, делая свет ярче. Где-то совсем близко прострекотала вертушка. Сергей Архипович не понял шутки, и вопрос воспринял серьезно:
 - Я русский. По воспитанию, образу жизни, мыслей. И все русское, это и мое все. Другим я уже не стану. Переделать на свой лад нельзя, можно или оставить как есть или убить. Вот пастор(5) и придумал, что с нами такими делать. Хотя... Что он решает? Ничего. Тьфу, ноль без палочки! Я иногда спрашиваю себя, какими молитвами он отмолит грехи, каким покаянием заслужит прощение? И верит ли он в Бога вообще?
 - Слыхал, Архипыч, в Луганске вроде бы наши по ошибке в дом администрации попали? - Дядя Миша показал свою осведомленность. - Людей поубивало.
 - А ты откуда знаешь?
 - Люди говорят. В украинских новостях показывали.
 - И ты этому веришь?
 Дядя Миша пожал плечами. Сергей Архипович послушал беспорядочную перестрелку на улице и нахмурился, будто ученик задал ему неудобный вопрос:
 - Есть в украинском языке такое ёмкое слово - "брехня". Это, конечно, особая песня - во всем обвинять "сепаратистов" и "террористов". Удобно и доказывать ничего не нужно. В Одессе сами себя подожгли, в Луганске сами себя взорвали. И люди здесь каждый день погибают, убивая себя по неосторожности. Никто не виноват, кроме нас самих. Так что ли? За кого нас держат? За идиотов? Брехня это все. - Сергей Архипович допил сок и принялся ковырять ложкой в бутыли, выуживая вишни.
 Ночь стала темнее и гуще, а два деда, страдавшие бессонницей, по-прежнему сидели на старых табуретах у низкого стола, тихо переговариваясь и ожидая рассвета. Они устали и измучились, были изнурены и напуганы. Нужно было отдохнуть, даже если сон не смежал веки. Сергей Архипович предложил соседу прикорнуть на раскладушке за полкой. Тот согласился, посетовав предварительно на неудобства:
 - Эх, жаль курить нельзя, - и похлопал себя по пустым карманам замызганных спортивных брюк. Уже улегшись, вдруг спросил: - Архипыч, а если в двух словах - что такое геополитика?
 Сергей Архипович хмыкнул.
 - В двух словах... В двух словах - сложно. Затем немного подумав, ответил:
 - Если в двух словах - это извечная борьба англо-саксонского мира против славянского. Понятно?
 - Понятно, - соврал дядя Миша.

 Под утро обстрел прекратился. Кто остался в живых, мог перевести дух. Дядя Миша покинул подвал рано, едва начало светать ушел наводить порядок на своих руинах: собирать целые кирпичи, кое-где что-то прибить, что-то выбросить.
 Саша проснулся около шести (если не считать, что ночью он просыпался несколько раз) и уже успел обследовать огород в поисках клубники и стреляных гильз. Из всех поездок к деду, эта была самая скучная. Он был лишен свободы передвижения, из-за отсутствия электричества не мог часами сидеть за ноутбуком. Соседских ребят их родители вывезли, поэтому кроме шумных дворняг, Саша не находил с кем проводить то недолгое время, в которое не стреляли. Несколько раз он видел вооруженных людей, быстро спешащих куда-то мелкими группами и поодиночке. Больше ничего интересного за целые дни не происходило и от этого ему хотелось домой.
 Несколько дней назад Саша нашел увлекательное занятие - собирание гильз разных калибров. В его коллекции их было уже несколько десятков, надежно припрятанных в тайничке за крыльцом. Это было его сокровище.
 Утро было тихим, солнечным, почти без одиночных выстрелов-шлепков. Главной его новостью стал разрушенный ночью местный продуктовый магазин, в который угодил 30-мм.снаряд. Магазин был крошечный - ему хватило одного попадания, чтобы лишиться крыши и зарешеченного окна. Все местные уже успели сходить туда, где еще вчера продавали хлеб и горох, обреченно спрашивая друг у друга, что же теперь делать, где "скупляться". Саша тоже решил сходить на развалины позже, тайком от деда, в надежде пополнить свою коллекцию.
 Жара стояла с утра, солнце щедро дарило тепло всем, кто продрог за ночь в погребах и подвалах. Пока дед возился с поливом, Саша улизнул со двора и помчался к магазину. Ему хотелось только взглянуть, не осталось ли там что-нибудь ценное, подходящее для тайника под крыльцом.
 Магазин находился через две улицы, так что не прошло и пяти минут, как он был на месте. Зрелище было хоть и привычным, но впечатляющим. Остатки крыши провалились, окно вырвано из проема. Множество осколков раскрошенного кирпича и стекла. В остальном, ничего необычного. Зато внутри начинались каменно-пластиковые джунгли, куда не забраться Саша просто не мог. Если он на пару минут залезет внутрь, никто и не заметит. Тем более, мама скоро заберет его и больше такого случая ему не дождаться. Он оглянулся - на улице никого - и живо юркнул в разрушенное окно.
 Как он и ожидал, внутри было пусто. Всюду царил хаос и беспорядок. Немногочисленные вещи и продукты, что сохранились после обстрела, взрослые уже вывезли, и теперь пустые хлебные полки виновато и удивленно смотрели на единственного посетителя, не находя, что ему предложить. В углу валялся большой, разбитый холодильник для соков и напитков, из которого дед никогда ему ничего не покупал, опасаясь за его частые простуды. Сохранился и чистенький прилавок, за которым еще вчера стояла добродушная, широколицая баба Надя - "продавец со стажем" - и старые большие счеты. Саша залез на него и увидел разбросанные по полу шоколадные батончики. Пять штук. Видимо в спешке их просто не заметили. Он быстро спрыгнул, развернул один батончик, съел, остальные принялся рассовывать по карманам. Вдруг у противоположной стены послышался шорох, кто-то влез в окно и осторожно спустился на битый пол.
 Саша замер от страха. Сквозь щель между холодильными установками он видел вооруженного человека с автоматом наперевес, в абсолютно черной форме, в черном кепи, и черных, как вакса берцах-ботинках. Солдат был молод, совсем еще мальчишка и хотя Саша не был силен в определении возраста на глазок, но даже он определил, что на вид ему было не больше двадцати. Так, по крайней мере, ему показалось. Солдат стоял неподвижно, прислушивался  и осматривался. Его заинтересовала сорванная полка, и он направился к ней, похрустывая битым кирпичом и штукатуркой. В поселке Саша видел вооруженных людей и раньше, но таких как этот не встречал. Возможно необычная форма или его зловещее молчание, возможно, что-то еще, впустили в его сердчишко страх. И даже не страх быть пойманным и наказанным за чужие конфеты, а тот интуитивный, всепоглощающий страх, который настойчиво предупреждает об опасности, когда  стоишь на краю обрыва.
 Юнец подошел к прилавку, пощелкал костяшками счет, и уже направился было к покосившейся полке, как неожиданно заметил ребенка, распластавшегося на полу. Он навалился тощей грудью на счеты, придерживая рукой прикрепленную рацию, и больно ткнул Сашу прикладом.
 - Живий?.. Підводься, підводься.
 Саша поднялся, хотя до конца не понимал сказанного.
 - Не бійся. Як тебе звати?
 - Саша...
 - Сашко? Що ти тут робиш Сашко?
 - Так просто..., - Саша не мог сказать про конфеты, боясь наказания. Он вытер глаза грязным кулачком и захныкал:
 - Я к деду хочу-у-у...
 - Йди до мене, - юнец легонько потянул Сашу за рукав, приглашая перелезть через стойку. - Ти з ним мешкаеш? А де твої батьки? Далеко звідси?
 Саша не понял этого потока вопросов, но чувствовал в них неискренность, подвох, что вообще присуще детям. Когда он вновь очутился в комнате, юнец тут же его спросил, указывая на карманы:
 - Що це в тебе? Ну-ка покажи Сашко.
 Саша достал все конфеты и отдал их юнцу. Тот обрадовался сладостям, как человек, который сто лет не ел конфет:
 - Цукерки!
 В этот момент рация на плече зашипела, он приложил ее к губам, одновременно пытаясь свободной рукой развернуть конфету:
 - Так. Слухаю... Так...
 Саша бросился к окну. Возможно, оставайся он на месте, молодчик оставил бы его, а сам поспешил по своим делам, но разведчик Нацгвардии отреагировал на попытку к бегству, как пес, пристально следящий за котом. Пока кот сидит на месте, пес неподвижен, как только кот рвет с места, начинаются догонялки. Саша был уже у окна, когда юнец выстрелил. Пуля попала точно в голову, как у заправского отличника по стрельбе. Саша погиб сразу. Он выпал из проема на улицу, на битый кирпич, тут же окрашиваемый кровью, а стрелок, закинув за плечо автомат, заторопился к полке, освобождая, наконец, конфету от обертки.
 - Саша, - хмыкнул он, жуя и теребя многострадальную полку.
 В проеме показался еще один солдат, чуть постарше, в такой же черной форме.
 - Що ти накоїв, покидьок, це ж дитина! Ти що, зовсім збожеволів?! - Он подбежал к юнцу и наотмашь врезал ему между глаз. Тот повалился, но тут же вскочил, полный решимости ответить обидчику. Дело явно шло к драке, однако, видимо, вспомнив о субординации и разных весовых категориях, юнец сдержался.
 - Та це ж, мародер, - оправдывался он, - в нього усі кишені з цукерками.
 - Не час зараз. Рушаймо звідси, через дві хвилини почнеться. - Вдвоем, в четыре руки они перевернули полку, нашли три мятые банки зеленого горошка и проворно спрятав их в объемном "мародерчике" бросились к окну.
 Саша лежал ничком, с простреленной головой тут же, нелепо раскинув ручонки, словно паря в безбрежном небесном океане, безразличный и безучастный к  окружающему. Нацгвардейцы перемахнули через разбитую оконную раму, едва не споткнувшись о него и бросились к овражку.
 - Хутко, хутко! - кричал старший. - И уже совсем беззлобно сквозь зубы подытожил:
 - Наволоч.
"Нарешті я влучив з першого пострілу. Скількі разів промахувався і ось влучив. Не дарма стількі тренувань було, я  жодного не пропустив. Треба тепер постійно так стріляти. Кожна куля має потрапляти у ворога", - думал юнец едва поспевая за командиром.
 Через две минуты, с господствующей высоты - горы Карачун - украинская артиллерия начала обстрел Семеновки, в очередной раз, пытаясь подавить очаг сопротивления и в который раз расстреляв с десяток домов с их жителями, подобно Молоху(6), временно удовлетворилась этими жертвами.

 Закончив полив, Сергей Архипович вышел за калитку позвать внука - подошло время обеда. Улица была пуста. Он слышал слышал выстрел, но каждый день их раздавалось столько - шальных и упорядоченных - что все, кто еще остался в Семеновке, успели к ним привыкнуть, относясь к стрельбе, как к неизбежному злу. Начинался новый артобстрел и Сергей Архипович предчувствуя недоброе, бросился вдоль улицы, громко окликая внука. Мимо, спеша на позицию прошел ополченец, коренастый, с перекошенным от тяжелой ноши лицом. Подобно "мариеву мулу"(7), он был просто увешан оружием: два автомата на шее, в одной руке РПГ(8), на плече пулемет с магазинной коробкой, болтающиеся на поясе две допотопные каски, армейская сумка за спиной, а еще такие мелочи, как фляга, рация, пистолет в кобуре и пара ручных гранат, хитроумно, но надежно прикрепленные к бронежилету. Удивительно, как один человек может тащить все это на себе. Сергею Архиповичу не составило труда догнать его.
 - Опять началось? - спросил он на ходу. - Продержитесь до прихода наших?
 - Наши... не придут, - прерывисто выдохнул ополченец. - Пора брать в руки автомат и самим становиться "нашими"... Иначе твари перебьют всех!
 Через улицу, приглушенный стеной густых деревьев, рванул ВОГ(9), лишив близлежащие дома стекол и разбрызгав по асфальту комья земли вперемешку с мусором. Сергей Архипович пригнулся, а ополченец припустил из последних сил.
 - Сынок, ты мальчика здесь не видел? - Учитель старался не отстать и даже частично облегчить нелегкую солдатскую участь; взял пулемет и побежал рядом. - В зеленой футболке.
 - Не знаю отец... Возле магазина только что видел мальчишку убитого... Какая футболка на нем, не разобрал. Неужели твой?!
 У Сергея Архиповича ослабели руки, он остановился, выронил пулемет. Тот шмякнулся о землю, едва не отбив ему пальцы. Ноги не слушались и он сел на асфальт. Ну конечно, других мальчишек здесь нет. Нужно было бежать к магазину, а Сергей Архипович не мог подняться: его словно оглушили, сбили с ног, сдавили горло невидимым жгутом. Ополченец остановился на секунду, переводя дух, подошел к нему и, наклонившись все же сумел подцепить свободной рукой пулемет.
 - Вставай отец, прячься. Убьют ведь! - Он повернулся в сторону переулка, за которым находился импровизированный блокпост и почти побежал. Потом крикнул не оборачиваясь: - Вставай!!
 "Если ради благополучия страны убивают детей, то кому на хер, такая страна нужна? Подонки... Черт, не успею. Мозоль натер, наступить не могу". Ополченец, прихрамывая и согнувшись в три погибели, скрылся за поворотом, не обращая внимания на верещащую и шипящую как змея, рацию на плече.
 Сергей Архипович так и не узнал, был ли погибший в магазине мальчик, его внуком или это был кто-то другой. Спустя несколько минут, во время короткой передышки между обстрелами, он был убит выстрелом снайпера, недалеко от того самого разрушенного магазина. Он не был военным человеком и не мог знать, что район этот уже пристрелян, и находиться в нем смертельно опасно. Как не мог знать, что через три дня, 3-го июня, его родная Семеновка будет полностью уничтожена украинской артиллерией, после ожесточенного массированного обстрела и ударов авиации.
 Война по истреблению славян набирала силу.

(04-07.VI.14.)

Примечания:
1. Гончаров - Гончаров Иван Александрович (1812 - 1891 гг.), великий русский писатель-классик и литературный критик, член-корреспондент Петербургской Академии наук по разряду русского языка и словесности (1860 г.), создатель жанра реалистического романа. Автор сборника путевых очерков "Фрегат "Паллада"" (1852-1858 гг.), повестей: "Лихая болесть" (1838 г.), "Счастливая ошибка" (1839 г.), романов: "Обыкновенная история" (1844-1847 гг.), "Обломов" (1847-1859 гг.), "Обрыв" (1859-1870 гг.).
2. Тургенев - Тургенев Иван Сергеевич (1818 - 1883 гг.), великий русский писатель-классик, поэт, драматург, почетный доктор Оксфордского университета (1879 г.), Член-корреспондент Петербургской Академии наук по разряду русского языка и словесности (1860 г.), почетный член Московского университета (1880 г.). Созданная им художественная система оказала огромное влияние на поэтику русской и европейской  литературы XIX века. Автор сборника рассказов "Записки охотника" (1852 г.), пьес: "Где тонко, там и рвется" (1848 г.), "Нахлебник" (1848 г.), "Завтрак у предводителя" (1849 г.), "Холостяк" (1849 г.), "Месяц в деревне" (1850 г.) и др., повестей: "Муму" (1852 г.), "Ася" (1858 г.), "Первая любовь" (1860 г.), "Вешние воды" (1872 г.) и др., романов: "Рудин" (1856 г.), "Дворянское гнездо" (1859 г.), "Отцы и дети" (1862 г.), "Дым" (1862 г.), "Новь" (1877 г.). 
3. "Обломов" - роман И.А. Гончарова (1812 - 1891 гг.), ставший значительным событием в русской литературе середины XIX века, где писатель вывел архетип национального характера русского помещика-дворянина, наряду с архетипами героев "Мертвых душ" Н.В. Гоголя (1809 - 1852 гг.). Впоследствии определение "обломовщина", стало нарицательным.
4. "Записки охотника" - сборник рассказов И.С. Тургенева (1818 - 1883 гг.), в котором он точно описывает "характер русской души, сочетая ее с очарованием пленительной картины природы" (литературовед К. Пигарев (1911 - 1984 гг.)).
5. Пастор - "Кровавый пастор" - прозвище, которым А.Турчинова (род. в 1964 г.) стали называть в соцсетях, после того, как он, будучи исполняющим обязанности президента Украины, 14-го апреля 2014 года, отдал приказ о начале т.н. АТО в Донбассе.
6. Молох - божество упомянутых в Библии народов - моавитян и аммонитян (3-я книга Царств 11:7) - которому приносили в жертву живых детей (Иеремия 7:31).
7. "Мариев мул" ("мариевы мулы") - согласно античным писателям Саллюстию (86 - 35 гг. до н.э.) и Плутарху (ок. 46 - 127 гг.), так называли римских легионеров, после проведенной военной реформы консула Гая Мария (158-157 - 86 гг. до н.э.) в 105 г. до н.э. После этой реформы римская армия окончательно приобрела характер профессиональной, где каждый легионер на марше, обязан был нести на себе свое походное снаряжение: льняную тунику (0,55 кг.), шерстяную тунику (1,1 кг.), кожаные калиги, подбитые гвоздями (1,3 кг.), кольчугу (впоследствии, пластинчатую броню) (8,3 кг.), 2 кожаных пояса с накладками (1,2 кг.), гладий (короткий испанский меч) в ножнах (2,2 кг.), кинжал в ножнах (1,1 кг.), шлем с нащечниками (2,1 кг.), щит в кожаном чехле (11,5 кг.), пилум (легкое копье) (1,9 кг.). Итого - 31,25 кг. Кроме этого, легионер нес личные вещи и кухонные принадлежности: бронзовую флягу с водой на 1,3 литра (2,55 кг.), бронзовый котелок для приготовления пищи (1,65 кг.), кожаный ранец для запасной одежды и мелких вещей (3 кг.), плащ, шарф, штаны, запасную тунику (3,9 кг.), шанцевые инструменты (пилу, мотыгу, серп) (5 кг.), шест с перекладиной, на котором все это крепилось (1,9 кг.). Итого - 18,65 кг. Следует упомянуть и запас продовольствия: 850 гр. зерна или 1100 гр. сухарей, 200 гр. вареного мяса или сала, 300 гр. сыра т.е. около 1,5 кг. Паек обычно рассчитывался на один день, а минимальный запас составлял трехдневную норму и весил 4-4,5 кг. Таким образом, минимум, который нес на себе легионер в походе, составлял около 50-ти - 55-ти кг. Летом, военным шагом, хорошо тренированные, "навьюченные" солдаты преодолевали большие расстояния без ущерба здоровью и боеспособности - легионы проходили до 20-ти миль (30 км.) в день.
8. РПГ - ручной противотанковый гранатомет. Пехотное оружие, предназначенное для уничтожения бронированных целей реактивными гранатами. В настоящее время является не только основным средством борьбы с бронетехникой, но и успешно применяется для подавления огневых точек и прочих укреплений.
9. ВОГ - осколочный боеприпас для гранатометов (ГП-25 "Костер", РГ-6 "Гном", ГП-34), объединяющий в себе гранату и метательный заряд в гильзе. Дульнозарадная граната, подается в ствол через дульный срез.


P.S. Рассказ опубликован:
В Литературно-художественном альманахе "Территория слова" (№2(3) (Союз писателей России, Луганская писательская организация им. В.И. Даля, Союз писателей Луганской Народной Республики, Союз писателей Донецкой Народной Республики) (г. Краснодон, ЛНР, 2017 г.)).