Статья о писателе Н. Скромном -2

ПРИЛОЖЕНИЕ К ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ


    Две написанные мною статьи так и не были напечатаны заказчиком, зам.редактора журнала «Наш современник» Казинцевым А.И., но с его разрещения я их разместил в Интернете.

 Журнал "Наш современник" (Москва, Цветной бульвар, 32, тел.621-48-71 )   
.
 
            УЧАСТЬ РУССКОГО  ТАЛАНТА.    ЗАГОВОР  МОЛЧАНИЯ.

        В сентябре  1984 года  Центральное  телевидение  показывало последние серии "Вечного зова". А через год,  тоже  в сентябре, я впервые пришёл в литературное объединение при Мурманской писательской организации. Два события никак не связаны, но они почему  то сошлись в моём сознании, когда я начал писать эту статью, заказанную редакцией. Запомнился чекист Алейников, в неподражаемом исполнении актёра  Николая Бирюкова, заживо сожжённый украинскими националистами. Таких сцен в кино ещё не было, чтобы вот так, показывали ужасную казнь - вроде бы героическую гибель стойкого большевика-ленинца. Ещё  по существу ничего не менялось в  освещении правдивой истории страны , ещё никто не знал о  миллионах жертвах, уничтоженных чекистами  во имя  коммунизма  Но уже  тот эпизод, в фильме, который смотрело всё население Советского Союза, как бы и символизировал в  недалеком будущем, бесславный в общем то, и неизбежный - конец большевизма, который и распался вскоре,  на шестой части  планеты, - обвалился, исчез, - буквально через семь лет. И уже в то время Николай Скромный, будущий и талантливый русский писатель ,    - неторопливо и кропотливо, подробно и точно, - создавал свою эпопею , роман "Перелом"  - крупномасштабное, многоплановое произведение, о событиях 30-х годов : трудной судьбе  спецпереселенцев в Северном Казахстане, о  начале создания карагандинского ареала ГУЛАГа, о страшном голоде   на Украине , о  гонениях  и лишениях  народностей Северного Кавказа, о  притеснениях и массовой гибели людей на казахских стойбищах. И  вряд ли он надеялся, что труд свой сможет  когда-нибудь, кому-нибудь, - показать, обнародовать, или опубликовать. Ведь под запретом находились  произведения, не менее  талантливые и значительные, - писателей  Булгакова,   Гроссмана,  Дудинцева, Домбровского ,  Платонова, Ивана Шмелева и многих других, составляющих гордость русской литературы…
Но начну по порядку.
      Воспоминания накатывают волнами и память , отсекая, наверное, всё лишнее, избирательно  всё таки вытаскивает из своих недр вроде бы что то на первый взгляд обыденное, будничное, но именно  потом, после, это осознаётся  как значимое ,важное. Вот мы сидим со Скромным , ещё в лучшие  , до болезни его , времена, - в закуточке перед его писательским кабинетом, втихомолку курим и вдруг он мне бросает, - так, походя, безо всякой связи с предыдущим разговором : " а твоя искренность, в повести, - подкупает…" И моё нутро куда то  проваливается, я ощущаю причастность,  к этому крупному писателю,  земли Русской, благодарность к нему и к своей судьбе, встретившей на пути этого замечательного человека. И  тут же всплывает другое, почти знаковое событие. Перед глазами моими встаёт тот конференц-зал, почти опустевшая аудитория местного пединститута, в Мурманске, 2 февраля 1986 года, в непоздний ещё ,воскресный вечер. Немногие оставшиеся, на заключительное заседание семинара молодых литераторов, уставшие после трёх дней обсуждений, едва внимают итогам этого мероприятия, - выступающему с трибуны ответственному секретарю при  Мурманском отделении Союза писателей СССР Тимофееву Виктору Леонтьевичу. Отмечены лишь некоторые,  по паре - тройке авторов ,с каждой из четырёх секций, прозаиков и поэтов. За окном - темнота только что закончившейся полярной  ночи, метель середины зимы, в обществе - неясное брожение от объявленных почти год тому назад перемен. Ещё недавно здесь, в пятничный вечер 31 января, зал кипел, встревоженным ульем, забитый до отказа, перед сидящим напротив них ,в президиуме, ареопагом маститых. Тогда поздравляли  лауреатов, прошедших  конкурсов, выступали с зажигательными речами - редактор, приветствовал комсомол. Тогда бы и уместно произойти было тому ,что случилось на закрытии. Вернее , уже после того, когда в зале почувствовалось оживление конца , привставали со своих мест, репортёр радио Андреева сворачивала свою аппаратуру. И вдруг умиротворение окончания прерывается. К трибуне идёт, подняв руку и прося слова, Виталий Семёнович  Маслов, самый известный из мурманских прозаиков, руководитель одной из секций. Молодцеватый ,подтянутый, чернявый, с быстрыми и большими , из под поблескивающих очков, весёлыми глазами. Он поднимается на трибуну и закрывший  было собрание Тимофеев, дежурно так , по-актёрски, с модуляциями , предоставляет ему слово. И будто раздаются  раскаты грома, глухого поначалу , неясного ,но всё больше набирающего силу, с треском разрывающего  атмосферу успокоенности в зале. Точность формулировок не вспомню, но  фразы выступления были примерно таковыми : " открыт большой писатель… роман  эпохального значения… событие литературной жизни…" Все будто застыли, -  сообщение оглушило, поразило ,потрясло ; я заметил, как репортёрша спешно стала  разворачивать микрофон. Тимофеев втянул  в воротник  голову, приспустил её. Он , зная о романе Скромного , прочитавший его первым, ни слова ни сказал о нём, явно чего то опасаясь. А выполнил эту благородную миссию , возвестил, огласил , озвучил  появление романа Скромного писатель Маслов, эта сама совесть русской литературы, признанный автор не только на Кольской земле , но и во всей стране. Смелым  в то время ещё опасно было быть , но Маслову нечего было терять , он уже не раз бывал битым. Сейчас трудно гадать , - Виталия Семёновича уже нет в живых, - может, у него с Тимофеевым был сговор, - сообщить о Скромном именно таким образом, я этого не знаю , я привожу только  факты, из своих пометок в записных книжках того времени. А Виктор Леонтьевич действительно первым прочитал роман, он об этом признался гораздо позже,  в тесном и узком кругу мурманских литераторов, в застолье 5 ноября 2002 года , в помещении "Союза", на   улице  Книповича, где по приглашению Скромного оказался и я. Пришёл к нему за  очередной рукописью своей, перед рейсом, чтобы править её, там, в море, по рекомендациям Николая, а он меня и попросил задержаться , буквально затащил на мероприятие.
   Коля Скромный… Наверное , я имею  право так его  называть , хотя друзьями, в общепринятом,  широком толковании, мы не были. Познакомились в 85-м, на заседаниях литобъединения, часто встречались где то до года 90-го, потом очень редко , случайно, на бегу, и  только как то незаметно, постепенно,  сблизились теснее , и общались с теплотой,  -начиная с конца 2001 года. Я  ещё тогда продолжал писать в стол, в основном  рассказы, мучительно создавал документальную повесть о мурманской писательской организации, и поделился как то об этом с Николаем, а он
возьми , да и попроси у меня её  для прочтения. Я отдал ему первый, начальный вариант повести, ушёл в  далёкое плавание , и без особой надежды, по приходу в Мурманск, весной 2002 года , позвонил, пришёл на "Книповича", и …был ошеломлён, ошарашен. Скромный высоко оценил мой опус, и настоятельно рекомендовал его к  публикации. Николай Александрович был поразительнейший психолог и эти слова, - "публикация",  "печать", "издание",  - подействовали на меня, будто красное на быка и я с ещё большим остервенением  заново стал перерабатывать повесть, опираясь во многом на замечания и критику "старшего собрата". Именно так  меня назвал Николай ,когда надписал  мне свой  "Перелом",  - первую часть, выпущенную в издательстве "Современник" в 1988 -м,  -  подаренную уже  в 1990-м.  В том же году, на третьем семинаре , в котором  я  участвовал,  и где  Скромный  был  уже одним из руководителей  секции, он стал единственным из них ,  кто меня, впервые(!), - положительно оценил. В 2004 году, когда вышла моя первая книга, с включённой в неё повестью о литераторах, последняя вызвала такие неоднозначные, разноречивые отклики и даже нападки, - " за "ошибочное освещение", неточности", " нелестные оценки", "непристойности" даже, - что я отчаялся тогда и сильно переживал  от  "разносов". Я то писал по своим записям, о четырёх семинарах  , с 86 по 92 годы, объективно освещал  другие события литературной жизни, а мне вменяли выдумки. И опять  же, один только Скромный поддержал меня, подбодрил, заставил поверить в мою состоятельность. Такое не забывается. Я бесконечно благодарен ему… Мы так тесно , с симпатией общались, что как то нечаянно, у обоих, родилась у нас общая мысль, шальная поначалу, но потом   вполне обдуманная, - о телеэкранизации " Перелома" . Николай признавался , что хотел бы этим заняться, но заботы и хлопоты писательского секретаря, общественные нагрузки, а потом и тяжёлая болезнь,  -  не позволили ему это осуществить. И всё же кое что он успел. Познакомился и согласился с моей трактовкой, кратким содержанием серий, с изменением названия сериала, порекомендовал издать сценарий, когда он будет готов, отдельной книгой. Я работал над литературным сценарием с начала 2006 года и закончил его  в марте 2007- го. Николая уже не было  в живых, он скончался 30 января 2007 года, в клинике Медико-Хирургического Центра Мурманска, от осложнений рака легких. Внезапно остановилось сердце… Я виделся с ним  в последний раз 25 декабря, за  месяц до кончины,  и за две недели до отъезда из Мурманска в очередной рейс. Мы опять говори-
ли о телепроекте, возможности  реализации  его…
     В полном, законченном виде  роман "Перелом" состоит из четырёх книг, в каждой больше двадцати глав, общим объёмом более восьмисот страниц, в стандартном формате 22 на 14, в мягком переплёте. В этой версии он был издан в 2003 году, при поддержке канадского предпринимателя Макса Роуза, в Мурманске, издательством "Север", с авторской иллюстрацией обложки , тиражом в 1000 экземпляров. Даже очень краткий пересказ сюжета этой многостраничной эпопеи занял бы немало строк. И я постараюсь осветить лишь основную линию , причём в преломлении общей судьбы романа,  до сих остающегося неизвестным, непрочитанным, загадочным произведением; истоках ,истории его создания; и трудного, чрезвычайно  сложного пути к читателю. Но сначала я попытаюсь осветить, по фрагментам, конечно, и попутно, - прошедшую жизнь автора. Систематизированных сведений таких  в печати я не нашёл, но из разрозненных фактов, обрывков разговоров, строчек газетных статей  можно составить краткую биографию. Николай Александрович Скромный  родился 28 марта 1948 года в городе Акмолинске Казахской ССР. В том городе ,где разворачиваются некоторые события его романа. Позднее город станет Целиноградом, а теперь это Астана. Реальна и описанная в " Переломе",  расположенная недалеко, станция Щукинская, - там отбывал ссылку ,в сороковых годах, академик Введенский, известный радиофизик. После окончания средней школы Скромный учился на  судового механика в Кронштадте, наверное,  в середине-конце шестидесятых, и вероятно, в военном училище. Литературного образования он не получил, но очень много читал, " запоем", и по-видимому, - на вахтах ,в учебных походах. Не избежал Николай , как он сам  сказал однажды, и пагубной страсти к алкоголю, - "пил по - страшному", но сумел отказаться от  этой напасти, вырваться из её пут. К осознанию своего предназначения, как тоже признавался сам, Николай пришёл после того , когда ему достался, по наследству, богатейший архив его отца,  связанный с периодом репрессий в Северном Казахстане, и с темой спецпереселенцев. Я не раз слышал , от многих , - " работал по запискам отца…" Отец Скромного был крупным партийным работником в Казахстане в 30-40 годы. Был ли он репрессирован, не знаю , но многое ему пришлось испытать - это несомненно… Вообще, удивительная фамилия у Николая Александровича, точно и верно отражает его  характер. Он был очень замкнут, молчалив, не открывался ни  перед кем. Только в редкие минуты, после стопочки хорошей,  качественной водки  (пил он очень мало , символически", но любил угощать) , он мог обронить, кое-что, из своего прошлого. Как то я узнал о его недугах, - ещё до проявления другой ,со страшным диагнозом, болезни - вызвался помочь, куда то устроить  - Николай не захотел. Да и  жена его , Анна Варламовна, работала в медицине , о чём я узнал позже , от других. У  сына Скромного, единственного ,тоже бывали проблемы со здоровьем, Николай сильно за него переживал… Где то с конца семидесятых Скромный живёт в Мурманске, работает во Вспомогательном флоте Северного флота на плавкране. Заходит в порты Европы, находится долго в Греции, на ремонте, в 1987 году. Прошёл все стадии нелёгкой морской механической службы, стал старшим механиком. Работа нервная, ответственная. Я слышал как то, как Николай отчитывал кого то по телефону, кто не справлялся со своими обязанностями, бросал в раздражении трубку, характеризовал невидимого абонента, - "пустой человек",  - это было самое крепкое его ругательство. Николай был невероятно учтивым, сдержанным в проявлении чувств человеком, чрезвычайно деликатным. И каждое сказанное им слово хоть было и редким , но всегда весомым и значимым. Я слышал  такие его реплики ещё с осени 1985 года, когда мы сидели на занятиях литобъединения ( ЛитО). Сошлись мы легко и быстро, нам было по пути домой, к развязке автобусов, - мне в пригород, где был аэропорт, ему - в сторону города военных моряков Североморска. Уже тогда он заканчивал первую книгу романа и приоткрылся в этом только Виктору Леонтьевичу, неизменному в те годы ведущему ЛитО. Помню, тогда Тимофеев бросил  как то фразу: " Я вот знаю человека, одного, который пишет роман…" Может быть , это было сказано про Скромного. Ну а потом прошёл тот самый семинар, на котором  и "разорвалась бомба" - роман Скромного был обнародован. О нём заговорили, сразу, - как о большом и значительном явлении русской литературы. Мурманское издательство печатать не стало, - возможно ,туда и не обращались, - до Москвы было далеко и первую книгу решили опубликовать в журнале  "Север". Тогдашний редактор, интересный и талантливый писатель, фронтовик,  Дмитрий Гусаров, печатать согласился - его уговорил на это член редколлегии Виктор Леонтьевич. Роман включили в план выпуска на последние, 11-12 номера. В следующий год роман уже набирался в  центральном издательстве  "Современник" и вышел в 1988 году. А в плане  "Роман - газеты" на 1991 год, в рекомендуемом списке для читателей,  "Перелом" стоял с порядковым номером 126. Но выход романа, во всесоюзном издании, с миллионным тиражом, не состоялся. Что то не сработало… Роман проваливался в  небытие, забвение, -  в тяжёлые времена, ожесточённые 90 - е  годы…
   Областной семинар молодых литераторов в 1990 году в Мурманске был самым представительным за все времена подобных мероприятий. В актовом зале пединститута собрались начинающие прозаики , поэты, - из Североморска, Апатит, Кандалакши, Полярных Зорь, самого областного центра, - сидели с ними профессиональные литераторы, приехали гости из столицы, Петрозаводска. Вот тогда то высокая оценка  романа Скромного прозвучала громко , изо всех уст. Выступали критики Куницын, Рогощенков. В журнальных обзорах того времени,  в статьях ведущих критиков Игоря Дедкова, Владимира  Бондаренко, -  в  числе  лучших вышедших на тему репрессий книг, "Перелом" ставили в  один ряд с "Мужиками и бабами" Бориса Можаева, "Оврагами" Сергея Антонова. Особенно близким, по изображению и художественной правде, произведением, назывался роман Василия Белова "Кануны"  - те же года , реалии, слом крестьянских устоев. Даже герои у Белова и Скромного носят одинаковые фамилии : Никитин, Климов, Яковлев. Но у Василия Ивановича Белова противостояние двух идеологий выглядит ровнее ,спокойнее, конфликт изображён мягче, сюжет затмевается  изображением лубочных картин свадеб, бытовых сцен и проч. Северная деревня  пострадала  не сильно, испытаний потрясений претерпела  меньше, - в той мясорубке принудительной коллективизации;  потому наверное , что хлеб  в тех местах выращивали не повсеместно, а преобладали в основном животноводство, звероводство, охота. И  хотя события у Белова переносятся также в Москву, - в  кабинеты Сталина , Бухарина, Рыкова, - но всё это представлено камерно, в действиях лишь некоторых, немногих героев. У Скромного же основная тема изображаемого - в  больших, панорамных картинах переселений,  в сотни людей , - конвоев , этапов, переходов, - с массовой гибелью переселенцев, заключённых - семьями , со стариками , женщинами , детьми. Масштабы перемещения людей, по постановлению ЦК ВКП(б), показаны  буквально гигантские, - по категориям, срокам ,расстояниям, местам оседания, - в  Казахстане, Сибири, в Коми, на Урале.  Выселениями затронуты западные земли Украины и Белоруссии,  плодороднейшие регионы Поволжья,  сама "житница", с берегов Дона и Днепра,  северокавказские аулы. Прямо таки сатанинские гонения на собственный народ. Таких книг в русской литературе ещё не было и Скромный распахал , взрыхлил, - с огромной силой  художественного воздействия, с потрясающей реалистичностью, с чёткой гражданской позицией, - эту поистине  невспаханную тему. Многогранно отображен в  "Переломе " и слом национальных , вековых традиций хозяйствования в Казахии, вовлечение в колхозы кочевников,  пастухов, охотников. Правдиво показано становление КАРЛАГА, одного из крупнейших лагерных поселений, связанных с угледобычей. В книге появляются реальные исторические персонажи - Лев Давидович Троцкий ,отбывавший ссылку в Алма-Ате  в 27-29 годах, Анастас Микоян, наезжавший  в край с инспекциями, Шая Исхакович Голощёкин, первый секретарь Казахского Крайкома, "прославившийся" в 1918 году  участием  в расстреле царской семьи. Существует даже легенда, что именно он привёз в Москву, в мешке, для предъявления Ленину, - голову убитого Николая II. Главный герой, Похмельный Максим Иванович, смолоду  участвовавший  в Гражданской  войне,   уполномоченный по раскулачиванию в своём родном селе Лебяжьем, сопровождает партию , вместе с любимой им девушкой Лесей, которая идёт за  братом и отцом. В старопереселенческом, со времён Столыпина,  селе  Северного Казахстана, Гуляевке, куда он доставляет ссыльных,  он остаётся председателем  недавно организованного колхоза. Вокруг и около растёт недовольство,   вырастает в подготовку    вооружённого выступления.   Организатор, член партии трудового крестьянства, Климов, пытается наладить  связь с Похмельным, привлечь его на свою сторону, но  гибнет от рук  выследивших  его чекистов. Сам Похмельный,  в терзаниях и муках, страдающий от любви к Лесе, борющийся с партийными бюрократами, мечется  меж помощи колхозникам, поддержки высланных земляков;  потом  осуждается   по злому навету райкомовцев, попадает в  лагерь и томится там  долгие семь лет.  В заключении он проходит сложный и тернистый путь, от закалённого в боях  стойкого большевика, до перековавшегося, открывшего себе глаза, другого человека. В романе как бы незримой нитью протягивается мысль о необходимости существования  с Богом в душе - через судьбы Похмельного , любящей его  женщины, Марии Зорнич, соседей по лагерям. В аду перековки ломается, коверкается жизнь  Леси,  ставшей женой Похмельного, гибнут друзья, соратники Максима, - Гордей Гриценяк, Петро Кожухарь, Семен Гаркуша. Поразительно точно изображены,  притягательны и привлекательны  другие образы - секретарей : райкома - Гнездилова, Окружкома , - Айдарбекова ; председателя ТОЗа соседнего с Гуляевкой  казахского села Басырь Байжанова. Достоверно изображены их антиподы,  исполнители  партзаказов сверху, карьеристы  и мздоимцы, - сменивший Гнездилова Скуратов, начальник районной милиции Полухин,  райпрокурор Горбатенко,  председатель Окружной ЧК Яковлев. Отдельной линией  проходит в романе тема становления, организации лагерей вокруг Караганды, Петропавловска, Кокчетава, Павлодара - через  главных героев, комендантов, вольных и зэков появляющихся островов ГУЛАГА. Проходят перед читателем и картины , изломанных ,исковерканных большевистским режимом устоев и обычаев казахского народа…
     После того представительного семинара,  конец зимы и всю весну ,  Скромного я не видел, но в конце мая 1990 -го, уже давно регулярно не посещавший ЛитО,  я случайно пришёл на заключительное заседание сезона, в Областную библиотеку, и встретил там Николая. Виктор Леонтьевич прислал его провести последнее занятие, остальные ведущие были заняты, разъезжались в отпуска. Собрались в буфете, - повсюду шёл ремонт. Пришедшие уселись за  столики с тонкими дюралевыми ножками , я примостился рядом с Николаем и вдруг, один из начинающих поэтов, журналист газеты "Комсомолец Заполярья" ("КоЗа"), задал Скромному вопрос, потом спросили другие и проявился со всех сторон, посыпался интерес к многообещающему автору. О романе Скромного знали все ,он был   на устах  основной читающей публики Мурманска. Получилась  стихийная пресс-конференция, и я оказался при Николае кем то вроде пресс-секретаря : кивал очередным задавающим, сдерживал эмоции. Тогда много проходило пресс-конференций, это было в духе времени - при Горбачеве, с радио и телеэкранов,  лилась сплошная говорильня. Интересно было суждение Скромного о лошадях, он очень оживился, когда рассказывал о кавалерийском прошлом Похмельного, описанным во второй книге  романа, которая уже печаталась в "Севере".  В Казахском крае в 20-е годы находилось  многочисленное  поголовье лошадей, около миллиона особей, их вполне можно  было перегнать табунами, чтобы спасти от голодного вымирания Поволжье, как предлагал один из героев романа. Запомнилось юморное в ответах Николая : " После результатов опроса в "Роман-Газете" выяснилось , что у меня много родственников и все просят денег…" Несмотря на напускную серьёзность , Николай ценил и понимал шутку. На одном из семинаров, уже послеперестроечного времени, в 1998 году, он добродушно смеялся на молодое , пришедшее  к нам на смену поколение :     "Как  кто  то возомнит себя поэтом ,так  обязательно уже, значит, с цигаркой в зубах . А иначе он не поэт…"      
      Забвение книги Скромного приходило постепенно, но неотвратимо. Страна обвалилась в пропасть инфляций, девальваций, дефолтов. Остервенение выживания в этих условиях  душило и культуру. Тиражи журналов резко упали,  номера подорожали и "Север" , продолжавший печатать главы   "Перелома" , уже не мог его  довести , донести до  читателя, - широко и доступно. На долгие десять лет вокруг  романа Скромного образовалась пустота, никто  не имел возможности прочитать его. Да и тема репрессий  стала  как то неактуальна,  народ бросился поглощать другие потребы, основанные на развлекательности,  жажде денег, эротизме, идиотизме…
    Но истинная духовность не пропадает. Народ, постепенно  очухиваясь, возвращался к истинным ценностям, осмысливал историческое прошлое своей страны.  С января 2002 года Скромный становится ответственным секретарём при Мурманском отделении Союза писателей России, для него открывается новая возможность сохранить все таки написанный роман для будущего.  Он это  осознаёт , понимает и ,наконец,  законченную  версию "Перелома"  издаёт с помощью канадцев, из русской диаспоры. Роман выдвигается на Большую Литературную премию России и Скромный получает её. В Мурманске ему дают премию от Пароходства. Персонально генеральный директор Александр Михайлович Медведев, сам не в ладах с русским языком ( " как вы будете  л о ж и т ь  больных в лазарет !" - распекал он меня  как то за непорядок в медблоке на одном из судов торгового флота, на рейде в голландском Флиссенгене ), оглашает решении комиссии , вручает пакет  всего с одной (!) тысячью долларов, оторванной из многомиллионного пароходского бюджета. Но признание Скромного заново продолжается. В Москве, в секретариате Союза писателей России, в конце 2006 года , за "круглым столом", проходит обсуждение " Перелома". Участвовали в нём :   первый секретарь правления Геннадий Иванов, секретарь правления  Сергованцев Н.М., фантаст Медведев Ю.М., критик  Ямиль Мустафин, прозаик Семен Шуртаков, критик Владимир Григорьевич Бондаренко, редактор газеты "Московский литератор" Николай Дорошенко, главный редактор и заместитель главного редактора журнала " Наш современник" Станислав Юрьевич Куняев и Александр Иванович Казинцев. Находился  там и сам автор, ещё здравствующий, а также Виктор Леонтьевич Тимофеев, наставник и старший товарищ Скромного, всегда поддерживающий  его.  Все присутствующие были единодушны в положительной оценке творчества Скромного, ратовали за популяризацию и широкую публикацию романа. Николай   Александрович  был  уже неизлечимо болен, но он стойко переносил своё состояние, - прошёл курс химиотерапии, строил новые планы… Причины онкологического злокачественного заболевания, неизвестны, но есть  много предрасполагающих факторов этой напасти. В заметке "Умер заполярный Шолохов", в мурманском приложении "Комсомольской правды"  от 31 января 2007 года, друг писателя ,Михаил Игнатов предполагает, что болезнь Скромного - следствие недолечённой пневмонии, а не  от последствий радиации при перегрузках плавкраном ядерного топлива, как предполагали. Но нельзя сбрасывать со счётов и те моральные и духовные перегрузки, которые сам себе задавал  Скромный . Да он и не мог поступать иначе!  Он слишком много энергии и нервов расходовал на общественной работе. Комиссия по помилованию при Губернаторе области; связи с церковью, Митрополитом Печенгским и Мончегорским, участие в  открытии "Добродома", магазина православной литературы  и книг местных авторов ; попытка объединения с Мурманским отделением Союза российских писателей. И это только то ,что мне  известно доподлинно. А ведь  Николай продолжал работать старшим механиком, -   его судно стояло в отдалении от Мурманска, на базах Северного флота, расположенных в 50-100 километрах от областного центра, и тратилось много  времени , чтобы добираться туда и обратно. И кроме того, он ещё и писал. Как он сам признался  в этом, в одном из интервью на местном ТВ, а после  и Анна Варламовна Скромная, подтвердила, как тяжёло ,ночами, и в выходные , с вынужденными перерывами, муж трудился над повестью, которая " превращалась в роман…"
   Я знаю, как тщательно, скрупулёзно, обстоятельно Скромный работал над словом, старался найти наиболее точное описание эпизода, диалога, определения, зарисовки. Помню ,как он разбирал как то один из моих рассказов ( каюсь, отнимал у мастера время, но Николай никогда в помощи не отказывал), -  буквально вгрызался ,въедался в обсуждение, сразу же, с первого предложения, и разбирал его чуть ли не до слогов, какой правильно применить и как это отразится  на дальнейшем повествовании , вплетётся в сюжетную нить всего произведения. Он рассказывал и о своём методе творчества. Написанное раскладывал на полу, по листкам , потом их сопоставлял, как это наиболее уместно. И читая " Перелом" , - а я весь его одолел поздно ,только по подаренному экземпляру полной версии, - ощущаешь , как его способ письма наиболее выразителен, художественно  оправдан. Так, биографию главного героя Скромный приводит во второй книге, вставной главой, - этим приёмом глубже раскрывается "ломка" Похмельного, когда большевистское, замешанное на справедливости сознание, меняется  на другое, - очень болезненно, с ошибками , переосмыслением…
   Все эти , перечисленные, многочисленные и далеко не полного перечня нагрузки, заметные на поверхности ,  - не только они подорвали здоровье Николая.  Недостаточность финансирования  писательской организации постоянным гнётом висело над душой Николая. Я свидетель того , как не давали денег даже на простейшие мероприятия. А Скромному самому очень сложно было оббивать пороги  высоких кабинетов бездушных начальников, -  Виктор Леонтьевич Тимофеев, авторитетнейший и старейший литератор, много ему  в этом  помогал. А участие во всех этих совещаниях, презентациях, встречах, юбилеях? Они же отнимали массу  времени, глушили своим формализмом. Особенно это вопиюще было по отношению к Николаю, когда он уже серьёзно болел. Достоверно знаю один случай. Отмечали приезд-отъезд  одного из "высоких" гостей, в зальчике  " Союза", и Николай, утомившись, оставил сборище, прилёг отдохнуть в своём кабинетике, через дальний коридор. Но собравшимся "не хватило" и одна ретивая поэтесса бежит, поднимает Николая с дивана, укоряет его в невнимании, и он встаёт, и идёт в ближайший магазин,  и покупает  там выпивку для гостей, за  "с в о и…" Это подлинный эпизод,  - как и всё , естественно , что есть в этой статье, - имён и дат  не привожу, но  могу только рассказать кому-нибудь , приватно…И вот в результате колоссального напряжения сил Николай буквально сжёг себя в одержимом труде. Я , как врач, терапевт с немалым стажем ,смею утверждать это. Организм просто не выдержал гонки, подточился иммунитет и скверна неизлечимой болезни проявилась, стала сжирать тело… Может, я резок, но и Анна Варламовна, с которой я встречался , готовя статью, права, когда говорила, что Николай прожил  бы ещё долго, если бы не согласился стать писательским секретарём в Мурманске. Но Скромный ничего не мог делать вполсилы, вприкидку, походя. Именно на посту и проявились, проступили , главные  его духовные и моральные качества, -  подвижника, патриота, гражданина. И вместе с тем Николай продолжал оставаться  удивительно скромным, застенчивым даже. Поразило  меня  один раз, буквально перед болезнью его, в последний год работы моей в пароходстве, в конце 2005 го, когда я увидел Николая стоящим в длинной   очереди в поликлинике водников, на очередную медкомиссию. Меня прямо передёрнуло - писатель всероссийского масштаба стоит, как самый рядовой! И я попытался Николая провести вне очереди, втащить в отдельную, предназначенную для судовых врачей дверь. Но как я его не уговаривал, не настаивал,  не просил, он не согласился.
   Завершая, - контурно, конечно, - рассказ об основной проблематике  романа, нужно отметить загадку, которая  до сих пор не разгадана. Несколько глав в  "Переломе" посвящены Богу. И потому невозможно оторваться, отрешиться от романа, он  завораживает, притягивает своей … недосказанностью, тайной, и это ощущение , исподвольное поначалу,  от книге к книге нарастает. Будто  перед грозой, -  неясно чувствуется мягкость,  округлость изображаемого,  потом доносится, издалека вроде, слышится далёкий грохот ,от наваливающихся, одна за одной, резких и страшных  картин : высылка, голод, страдания людей, тюрьмы, лагеря, и дальше , будто  заключительные аккорды вагнеровской или другой подобной симфонии, наваливаются, бурей, - потрясающие эпизоды: убийства ,совершённые блатарями; самоубийство ;гибель ребёнка от волков ; предсмертные  мучительные муки от неоказанной медпомощи на этапе… Но выдержал всё несгибаемый ,непокорённый народ, как и сказал главный герой Похмельный в заключительной сцене : " Выстоим, выдюжим… Народ не известь…"   На этой оптимистической ноте и заканчивается роман.    И как символ  этого , - нарисованный на обложке романа , самим автором,  на фоне  купола церкви, - вздыбленный мощный конь ,рвущийся к свету, в небеса…
       Николай Скромный не любил сравнений с великими, хотя его и  ставили, в один ряд, с автором "Тихого Дона" и "Поднятой целины". Но главное творение  Николая Скромного, четырёхтомная эпопея  "Перелом" ,которую он писал более 20 лет , да по существу , всю жизнь, и сложил за неё голову, по масштабам и художественной силе действительно претендует занять, смело и  уверенно, своё место в ряду шедевров русской классической  литературы и ещё долго будет будоражить умы, если станет доступной. Книга эта уникальна тем ,что приоткрыла, осветила ещё одно, далеко не последнее белое пятно в трагедии России периода большевизма - "перелом хребта русскому крестьянству" , - как писал в своём  "Архипелаге ГУЛАГЕ" другой великий русский писатель, Александр Исаевич Солженицын. И если дальше проводить параллели , то Скромный просто не успел многого сделать, просто  ему было  возможностей мало, просто время жить,  Николаю Александровичу, - досталось другое. "Не дай Бог жить  во времена перемен" - сказал ещё кто то из великих. И годы эти, - глухоты, забвения, -  до нынешнего века, - сказались. Но "работать надо , работать…" - так любил повторять Коля Скромный, когда я его редко,  накоротке встречал, -  в то пропадшее десятилетие , с 91-го по 01-й …
       Замечаешь  удивительное и не раз , - в своих представлениях об ушедших. Пока не удивишь чего то реального ,подтверждающего утрату человека, до тех пор в это не веришь, и  до последнего  момента сомневаешься и переживаешь волнение внутри: " А вдруг не так?.." Я два раза искал могилу Скромного, когда вернулся из рейса в Мурманск впервые после его кончины, летом 2007 - го, и не нашёл.  Пригород мой, где живу, по  пути мимо кладбища, и в летний период некого было попросить, чтобы показали, провели. Я нашёл Николая в третий раз, и уже не один. И вот мы стоим перед надгробием , - Николай смотрит на  нас с фотографии,  в полуобороте, слегка снисходительно и с прищуром, будто хочет  что-то сказать и будто кивает нам, приветствуя. Горло дерёт хороший полный глоток обжигающей водки, но  это кстати ещё и потому ,что  в позднем октябре на Севере, холодный и пронизывающий, леденящий душу ветер, - бывает часто. " Как хорошо…" - смахивая слезу и подправляя цветы, говорит любившая его женщина, - " не страшно ведь теперь умирать, - я ведь встречусь с ним…т а м … "
   
Январь 2008 г. Лиепая                Николай Рогожин