Милитина

Милитина.

Милитина (греч.) – сладкая, как мёд.

Больше всего на свете Милитина любила наряжаться. Нет, конечно, она любила природу, погоду, маму с папой, немножко сестру, но наряды – это была её страсть. А наряжаться она любила потому, что ей нравилось привлекать внимание, вызывать интерес, и нравились завистливые взгляды.
 С детства Миля стремилась покорять – ей очень нравилась власть. Над ровесниками – в детском саду, над младшей сестрой; позже – над мальчиками, мужчинами. Она знала, что означает её имя, и поэтому стремилась следовать некоему идеалу женщины, который сама и придумала. Она не любила – это ей казалось скучным и пресным. Гораздо интересней было искриться, сверкать, «пуская пыль» в глаза. Поэтому ей хорошо давались в школе устные предметы – она могла обаять и очаровать любого, полностью завладев вниманием класса.
«Конечно же, она будет начальником» - восхищённо говорили любящие мама и папа. Конечно же, она им стала – ведь с возрастом потребность покорять и командовать тоже подросла и окрепла. Начальник, методист в ГОРоно – удачная, очень удачная карьера. Мама и папа с гордостью рапортовали друзьям и знакомым, что их дочь «учитель учителей». Когда же слышали об успехах отпрысков друзей, родственников и знакомых, то презрительно усмехались.
Карьера Мили складывалась блестяще: она слыла строгой, честной, неподкупной. Беспощадная к себе и другим Вов сём, что касалось работы, она не забывала о своей страсти – наряжаться. Ведь кто, как не учительницы-подчинённые смогут оценить, восхититься, и ещё больше завидовать начальнице за её безупречный, тонкий вкус!
Мужчины в жизни Милитины тоже присутствовали. С начала это был целый рой – она благосклонно принимала их ухаживания, от особенно назойливых безжалостно отмахивалась. Её казалось, что с её-то умом и красотой все это мелко, серо, непретенциозно. Не то, чтобы ей нужен был принц на белом коне (она была умной, и знала, что принцев в жизни не бывает), но хотя бы ждала искры, пожара отношений – иначе она себе любовь почему-то не представляла.
Потом рой поредел, и постарел, и, в конце концов, остались единственные особи, которых Миля прихлопнула единым махом. Оглядевшись по сторонам и обнаружив, что кавалеров больше не осталось, она, как ни странно, вовсе не огорчилась – ведь ни искры, ни тем более огня, так и не было; а значит, нечего было и жалеть – зато ничего не было потеряно.
Зато её младшая сестра – глупенькая, но милая, которую она всё ещё старалась опекать, распалила пожар любви во всю. Когда огонь потух, она осталась одна – без жилья, без денег, без образования, но зато с крошечным сыночком на руках.
«С ребёнком – это уже не одна» - здраво рассудила Милитина, и забрала сестру к себе жить. Родители к тому времени уже умерли, и сёстры стали жить вместе в их огромной квартире.
Вот тут-то Миля и поняла, что такое «пожар любви», «счастье», и «настоящая страсть». Наряды, власть, мужчины – это всё оказалось пустым и никчёмным рядом с всепоглощающим чувством обретённого материнства. Крошка – малыш, которого они растили вместе, обеих звал мамами. Он не делал различия между родной мамой и Милей, тянул ручонки к обеим, и это ощущение детских ручек, обвитых вокруг тебя, заставляло Милю, железную, даже железобетонную бабу (как её за глаза называли на работе) таять и умильно улыбаться.
Мальчик рос милым, бойким, проказливым ребёнком. Сестры – теперь уже зрелые женщины – жили ради него, и не могли на сына надышаться. У их мальчика были самые лучшие игрушки, самые модные одёжки. Слово «дефицит», довольно распространённое в стране, в их доме не имело смысла. Дети во дворе были «просто недостойны» играть с «нашим мальчиком», и они должны были быть благодарны судьбе за то, что замечательный человек – самое малое – будущий гений – живёт с ними по соседству.
Злая и суровая на работе, дома Милитина полностью оправдывала своё имя – сладкая, как мёд. Она говорила сладким голосом, приносила сладости. Устраивала сладкую жизнь своему сыночку, как могла. Счастье было во всём – в каждой его улыбке, движении, в каждом поступке. Ей иногда казалось несправедливым, что все прочие дети дышат с ним одним воздухом – у мальчика должно быть всё лучше других.
Когда пришло время пойти в школу, Милитина придирчиво и тщательно выбрала школу и учительницу – благо её работа в ГОРоно за столько лет не оставила «тёмных пятен» в стенах школ. Но, как учительница ни старалась, гения-отличника, хорошиста, да что там говорить – даже троечника из Борисочка (так звали сына) сделать удавалось с трудом. Сначала миля топала на учительницу ногами и пыталась браниться, но потом сникла и смирилась. Да и на самом деле, она стала замечать, что не очень-то мальчик и умён. А ещё он ленив, трусоват, и у него нет друзей.
«Ну и ладно, учёба в жизни – вовсе не главное, лишь бы человек вырос хороший» - дружно, и, в общем-то, правильно решили сёстры, и стали жить дальше. Теперь Борисочку разрешалось приводить в дом друзей, гулять во дворе с друзьями, ходить в гости к друзьям. Вот только друзья попадались всё какие-то не очень. А когда после визитов «друзей» сына стали пропадать деньги, и сестра сказала об этом Борисочку, тот вспылил, раскричался, и ушёл из дома.
Милитина, придя с работы, застала сестру в слезах. Узнав, в чём дело, она страшно кричала на сестру, один раз даже ударила. «Ещё бы, как она посмела заподозрить этого чистого мальчика в таких гнусностях! Да она сама просто не помнит, куда потратила эти деньги, или просто потратила, да, сама и потратила, а на друзей мальчика хотела свалить! Немедленно собираемся, ищем сыночка, и ты перед ним извинишься! Да! И чтобы впредь никаких подозрений и разборок без меня. Ведь ты – не педагог, ты – домохозяйка, это я педагог, и я знаю, как надо воспитывать детей!»
Они нашли Борю во дворе, возле качелей. Увидев мам, он насупился. Сёстры заговорили наперебой, бросились обнимать и целовать сынулю, он сначала отбрыкивался, потом обмяк и дал себя увести домой.
Шло время – Милитина старела, и хотя наряды её по-прежнему были красивыми и аккуратными, стала иногда забывать свои же распоряжения, а некоторые приказы издавать по несколько раз.
Сестра тоже сдала, и хотя была младше на пять лет, выглядела старшей сестрой Милитины. Борис превратился в юношу, после – в молодого человека. Школу он закончил с грехом пополам, в основном, благодаря связям своей мамы Мили; дальше учиться отказался наотрез, мотивируя тем, что «устал». Сказал, что перед армией хочет «хорошо отдохнуть» и «погулять». «Бог с тобой, какая армия, сыночек!» - всполошились обе мамы. Посовещавшись, начали атаку на поликлинику, военкомат, милицию. Подняв все связи, знакомства, обнаружили духовное единство с сынулей. Было непросто, но всё ж таки Борисочка, кровиночку, детоньку милую, от армии отмазали. Окончательно и бесповоротно. Однако радость оттого, что сыночек всё время дома, слегка поутихла, особенно после того, как на просьбу матери вынести мусор он в ярости выбросил из окна тумбочку. Она разбилась об асфальт, на шум сбежались соседи. Крик, шум. Милитина, придя домой, сказала, как отрезала: «Нам, лосихам, делать нечего. Правильно сделал – ишь, вздумала ребёнка бабской работой нагружать!» но «ребёнка» и  «мужской» работой было не нагрузить. Наконец, он согласился ходить на работу – по протекции Милитины, конечно же. Однако его не хватило и на неделю – начальник оказался форменным идиотом! На следующей работе было одно хамьё, на следующей – одно бабьё, и так далее. «Сладкая, как мёд» Милитина уже не действовала на мужчин, как раньше – возраст…На работе её уважали, скорее, по привычке, за старые заслуги. Но дома Борисок не сдерживался в выражениях, требовал денег, денег, и денег. Выпивка, случайные подруги – вот были его повседневные занятия. Однажды он вылил на голову своей матери суп – она подала ему слишком горячий. Миля вступилась за сестру первый раз в жизни – и в первый раз взяла больничный. Показываться на работе с синяком было ну никак нельзя. Потом больничные стали случаться всё чаще, а после того, как Миля застала свою сестру крепко спящей (та выпила упаковку снотворного), и не смогла разбудить – совсем сдала. Сестру не спасли, и они с Бориском стали жить вдвоём. Сначала было тихо в их квартире, Борис молчал, и большую часть времени лежал, уставившись в потолок. Потом он вконец распоясался.  Случалось, бил Милитину. Часто ей доставалось ногами, а однажды, когда она отказалась дать ему денег, выволок ночью в подъезд и за ногу проволок вниз – по всему пролёту. Миля только билась головой о ступеньки лестницы. Сознание не теряла, терпение – тоже. В ней осталась какая-то обречённость. Она уже давно не работала, и почти ни с кем не общалась. Да и мало кто узнал бы в забитой старушке красивую, властную женщину. На работе её вспоминали сначала часто, потом реже. Но всегда присылали -  от профсоюза, где она была в своё время активным лидером  - приглашения на праздники. Посылали, хотя она давно никуда не ходила. Один раз молодые девушки принесли подарок и большой букет к 8 марта. Милитине было всё равно – она жила, не оглядываясь на прошлое, не помня прошлых каких-то заслуг – всё казалось её мелким и никчёмным. Борисок стал толст и мордат. Пенсию забирал всю и сразу, она только попросила вычитать коммунальные платежи – сразу же, на почте. Так что свет и телефон не отключали. Как-то утром Борисок взъярился, как обычно бывало, ни с того, ударил Милитину несколько раз, и ушёл на кухню – покурить, нервы упокоить, а то «старуха его опять довела».Потом вернулся, решив, что сейчас-то она одумалась, и отдаст ему припрятанные деньги – ей было уже всё равно, Миля уже и не дышала.
На похороны Милитины, бывшей начальницы ГОРоно, «сладкой женщины» и умного руководителя, пришли человек 10. Остальные – знакомые, бывшие друзья – все оказались заняты, да и те, кто пришёл, как будто куда-то торопились. Никто не горевал, кроме какого-то бугая, что плакал  навзрыд, пряча лицо в ладони. Стоя на коленях возле гроба, Борисок больше всего на свете хотел опять оказаться рядом со своими мамочками – одной родной, а другой – сладкой, как мёд.