Accanto mi ritroverai

Она до сих пор оставалась невинной девочкой. Она до сих пор оставалась наивной девочкой, не понимающей того, что может показаться мужчине сексуально привлекательной и желанной. Эта сторона жизни, сторона сознания, была у Беатриче совершенно атрофирована если угодно. Пресловутого влечения она не понимала, не видела в нём необходимости, боялась, как огня, ибо всё, что связанно с сексом пугало Русалочку и виделось тёмным и страшным. Да, возможно, поцелуи ей нравились, но на этом дело заканчивалось, хотя, быть может, если бы кто-то преподнес Беатриче интимную близость, как череду нескончаемых поцелуев, не назвав всё своими именами, она, с какой-то долей вероятности и откликнулась бы на ласки, но, опять-таки, всё же, страстной любовницей бы не стала. Изъян, недостаток, болезнь или нечто иное, свойственное только ей. … Как угодно, как удобно считать. Боялась ли сеньорита Франко, что между нею и сеньором Наполитано повторится то, что едва не случилось той, далёкой, ночью в Венеции? Нет. Она давно уже его простила и не опасалась, что он причинит ей зло. Последним шагом в этой доверчивости был их поцелуй на берегу – человек, который так нежно её целовал, не мог помышлять ни о чём тёмном и постыдном. Совершенно точно не мог. Что испытала бы сеньорита Франко, узнай, что у Алфонсо есть любовница или любовницы? На данный момент можно было бы сказать, что сие открытие очень бы ранило Русалочку, решившую, что тёплые руки «отца» разжимаются, готовые вот-вот её отпустить. Ревность? Не совсем, ибо сродни она была не ревности женщины, а обиде ребёнка, чья мать, или отец вновь сочеталась | лся браком. Маленькая девочка. Она его маленькая девочка из Венеции, которая помнит, как он, приходя к её матери, приносил ей, тогда ещё более худенькой и пугливой, сладости ли, игрушки или красивые истории. И это то, что невзирая ни на что, будет связывать их всю жизнь. То, что когда-то ушло куда-то, но вернулось, и оттого было особенно дорого.
И когда Алфонсо говорит Беатриче о своей слабости и её силе, она лишь качает головой, молчаливо, неуверенно, так как искренне не понимает – в чём же её сила, и мягко гладит его по руке, стараясь в этом жесте передать всю свою нежность и тепло.
Молодой человек, чьё появление и присутствие становится для сеньориты Франко несколько неожиданным, хотя и не удивительным, ибо она привыкла, что всегда кто-то из людей Алфонсо присутствует рядом, подаёт ему гитару. Русалочка внимательно следит за тем, как сеньор Наполитано настраивает инструмент, слушая историю о друге-музыканте с интересом и смущением – ей ещё никто и никогда не посвящал песен. А когда он начинает петь, то где-то в её сердце вдруг взрывается что-то. Не то – салют, не то заряд пороха.
Что такое пресловутый синдром Стендаля? Только ли чрезмерно чувствительное отношение к прекрасному? И так уж не подвержены ему итальянцы, с самого рождения находящиеся в атмосфере сосредоточения прекрасного? Беатриче, венецианка, с младых ногтей созерцающая поражающие воображение красоты, являлась живым исключением из принятого правила. Она восхищалась, сходила с ума, испытывала почти что боль, смешанную с экстазом, соприкасаясь с истинным талантом или поражающей красотой [природы ли, человека или произведения – не важно]. Да, она, быть может, никогда не сможет испытать чувственное удовольствие от слияния тел, но вполне могла ощутить не менее сильное упоение от того, что сейчас происходило, так как сила чувств, передаваемая голосом сеньора Наполитано, была столь сильна, что у Беатриче заболело сердце – так быстро и беспорядочно оно стучало. Конечно, она далека была от того, чтобы упасть в обморок, но близка и очень близка к головокружительному полёту куда-то в космос.
Бабочки в животе, танцующее сердце с крылышками, волчок в голове, тысячи сияющих звёзд перед глазами, в которых стоят слёзы, потому, что нельзя слушать этот чарующий голос без слёз восторга – эмоциональный порыв Русалочки готов был вот-вот превратить её или в морскую пену или в звёздную пыль. Ей вдруг кажется, что все её мысли теперь будут звучать под аккомпанимет этого необыкновенного голоса, украшенного слегка заметной хрипотцой.
Знакомые с детства слова родного языка, вдруг слышатся совершенно по-новому, как будто до этого сеньорита Франко их вовсе и не слышала. Затем она снова испытывает потрясение – ведь все эти слова, все эти фразы посвящены ей. Щёки алеют, глаза блестят. Беатриче не сводит взгляда с Алфонсо, не в силах произнести хотя бы слово, страшась нарушить волшебство сего необыкновенного момента. Если бы сейчас он заглянул внутрь этой женской головки, с пышными рыжими волосами, уложенными в изящно растрёпанную причёску, внутрь лихорадочно колотящегося сердца, то увидел бы, что эта молодая женщина испытывает самую настоящую чувственную эйфорию, блаженство, негу, истому, не связанную, вместе с тем, с физиологией, но имеющую не меньшую власть над хрупким телом. Да, возможно, на свете существовали певцы с голосами более сильными, и талантом более ярким, однако Алфонсо владел тем, что многим прославленным именам было недоступно – умением передать собственным голосом чувства, эмоции, душевный порыв и сеньорита Франко вняла сей особенности.
Наверно это может показаться каким-то преувеличенным, глупым, каким-то не правильным, но эта бледная девочка ничего с собой поделать не в состоянии. Она умирает и воскресает в звуках этого голоса, молясь только о том, чтобы сеньор Наполитано пел ещё и ещё и не останавливался. И для неё уже не важно, что он лютый мафиози, «крёстный отец», криминальный дон, похититель, вероятно даже убийца и тд. Разве Господь Бог наделяет недостойных талантом? По мнению Беатиче – нет. Без души не может быть такого голоса, таких чувств. Без души нельзя творить чудеса.
И когда песня, в конце концов, завершается, хотя пальцы Алфонсо продолжают мягко перебирать струны гитары, Русалочка, наконец, вздыхает – она совсем забыла, за то время пока он пел, что это такое – дышать. Не зная, что сказать, что сделать, Беатриче, поднимается на ноги, несмело, обходит диван, на котором они расположились, обнимает сеньора Наолитано за плечи, прижавшись влажной от слёз щекой к его виску и тихо шепчет:
- Accanto mi ritroverai …[1]
А затем снова возвращается на своё место, боясь, что ноги совсем перестанут её слушаться.

[1] Я всегда буду рядом ... [c] Adriano Celentano - «Dormi Amore»