часть третья, 7-8

 

Глава 7
 1
Клим проснулся и, не ведая, что он находится всего в двенадцати километрах от места интересных разборок господина Густомылова с тройкой браконьерствующих протеже самого председателя какой-то депутатской комиссии. А если бы и ведал, интересней ему на данный момент не стало бы. Потому что у опального испытателя намечались дела более любопытные, нежели выяснения отношений между местными авторитетами. Но первым делом Клим собирался пообщаться (подделавшись под товарища майора Корзунова) с самим Ванькой Селединым. И, в общем, собирался удачно: дело в том, что Клим не знал о вояже Ваньки с женой в Питер. Как не знал о том, что, угробив все свои «наградные» за успешный наезд на Сергея Сергеевича Мостового, Ванька из вояжа уже вернулся и даже вышел на службу. А что ему ещё оставалось делать? Сидеть сутки напролёт дома и слушать жену, не то сбрендившую после посещения «цивилизованных» мест, не то просто озверевшую? Вот уж дудки. Авось, за день перебесится и аккурат к ужину угомонится, Потому что после ужина немного телевизора и непременный супружеский долг, каковой охочая здоровая сибирская баба зело уважала. Поэтому (или может быть) она уже не станет зудеть по приходе благоверного домой о том, что вот живут же люди в столицах, гуляют себе по проспектам, отдыхают в ночных клубах и знать себе не знают, что есть такая дыра на земле как Алабинск-пристань.
«Сволочь, - поминал жену старший лейтенант Иван Селедин, тоскуя в служебном офисе от полного безделья, - я ж не виноват, что таких как Сергей Сергеевич Мостовой, раз-два и – обчёлся? Ладно бы они по нашей местности косяками бродили и на каждого десятого пусть бы заказ пусть хоть по три тысячи долларей за штуку. Вот так бы можно было и в какой-нибудь столице поселиться, и по проспектам гулять, и в ночных клубах оттягиваться. Да…»
А Клим покинул место лёжки, помылся, перекусил и снова стал упражняться в произношении речи известного персонажа. Потом снова перекусил, ещё поспал, затем освежился холодной водой и стал собираться в путь-дорогу. Ну, чтобы справить своё вышеупомянутое первое дело.
2
В город Клим прибыл затемно. Светящийся циферблат ручных часов показывал без десяти одиннадцать. В это время местные бандиты выползали из своих офисов и подтягивались на тачках к пристани, где имелись три кабака, четыре игорных заведения и тусовались проститутки. Бывший десантник загнал дедовскую надувную лодку под причальный дебаркадер, надёжно принайтовил её к свае и, никем не замеченный, поднялся наверх. Собаки, охраняющие пристанские «склады», давно подняли бестолковый брёх ещё тогда, когда перед кабаками с игорными заведениями стали прогуливаться ночные бабочки, но никто на них (на собак, а не на бабочек) не обращал внимания. Климу тем более было не до лохматых стражей покосившихся лабазов, стоящих вперемешку с вышеупомянутыми кабаками и игорными заведениями. Впрочем, так же как и до бабочек. Бывший советский десантник прогулялся по плохо освещённой пристанской площади и стал с интересом разглядывать иномарки, там и сям припаркованные возле ночных заведений. Милиции и праздношатающихся обывателей Клим не боялся: в это время и те и другие предпочитали находиться в других местах.
- Та-эк, - пробормотал опальный испытатель, увидев нечто подходящее возле переоборудованного дровяного сарая с вывеской «Яхт клуб, ночной ресторан». А увидел он «БМВ» с открытой передней дверцей. Рядом с «БМВ» и не совсем параллельно ей стояло ещё три «помойки», но в них никого не было. А вот на переднем сиденье «БМВ»…
Клим подвалил почти вплотную к приглянувшейся тачке и услышал характерный трёп.
- Ну, чё, ты будешь сосать, сука?
Голос гнусавый, с налётом властности. Очевидно, какой-то процветающий новый русский гражданин.
- А скоко заплотишь?
Совершенно юный голосок, принадлежащий не то школьнице, не то студентке местного медучилища. Или одного из двух колледжей.
- За всё про всё – двести.
Сказано безапелляционно.
- Добавить ба полтинничек (18) ?
Искательно, робко и с большой опаской. И, надо отдать юной проститутке должное, опасалась она не зря. Потому что (судя по звукам) получила в ответ на попытку поторговаться в глаз и послушно зачавкала.
«Пусть кончит, скотина, - подумал Клим, - а потом мы с ним потолкуем».
Думал он так вовсе не из мужской солидарности. Клим просто не желал усугублять свои отношения с законом ещё одним трупом: ведь в случае его «наезда» на процветающего гражданина в момент известно чего юная проститутка вполне могла откусить у данного гражданина его интеллектуальное начало, самую его суть и его же конец. А так как зубы молодёжь в их краях «носила» ядрёные, а интеллект у местных процветающих горожан (равно, как и у похожих граждан остальной России) был их самым слабым местом, то летальный исход одного из участников наезда во время известно чего был почти гарантирован.
А школьница тем временем закончила работу и писклявым голоском попросила:
- Ну, чё, давай деньги, что ли?
- Сейчас, - расслабленным голосом «пообещал» партнёр. – Пососи ещё чуток, а потом, когда встанет, попрыгай сверху…
«Эдак я тут до утра проторчу, - с неудовольствием подумал Клим, - пока этот козёл за свои «кровные» двести рублей её кантовать будет…»
Он стремительно шагнул из темноты в светлое пятно на парковке возле салона тачки и распахнул дверцу «БМВ» со стороны водителя. И, пока присутствующие не поняли, что – почём, одновременно треснул блудливого автовладельца по основанию затылка ладонью левой руки, а правой взял юную проститутку за лицо так, что она не могла ни пикнуть, ни вырваться. Затем Клим выдернул мужичка, оказавшегося некрупным, на улицу, сел рядом с девицей, слегка освободил руку и спросил:
- Жить хочешь?
- Да, - пискнула путана.
- Тогда ты сейчас залезешь в багажник и посидишь там минут десять. А потом я тебя отпущу на все четыре стороны. Поняла?
- Да.
Клим выдернул из гнезда ключ зажигания на связке и, взяв девицу за «воротник» легкомысленного халата, вместе с ней вышел из тачки. Проходя мимо любителя юных проституток, опальный испытатель дал ему по голове ещё разок каблуком, отомкнул багажник и пихнул туда несовершеннолетнюю путану.
- Не шуми, - ещё раз предупредил он и захлопнул «крышку».
«Плакали мои денежки», - слезливо подумала пигалица, устраиваясь поудобней. А ведь на двести рублей можно было купить фунт мяса мамане в хозяйство, чупа-чупс в единоличное пользование младшему братишке и чекушку дрянной водки батяне, чтоб не ругал кормилицу за непутёвое поведение.
А Клим нашёл магнитолу, вытащил оттуда хозяйскую кассету, вставил на место свою, с записью беседы с Валентином Угловым и, уменьшив звук, прослушал запись. Запись показалась опальному испытателю терпимой, он остановил её и достал сотовый.
- Та-эк, - пробормотал он, открывая записную книжку. Ему хотелось побыстрее завершить плановую операцию и валить с пристани. Однако спешить не приходилось: Клим опасался обремизиться в случае, если у Ваньки Селедина в его записной книжке окажется номер Алабинского лесного деятеля.
- Ага! – радостно шепнул бывший десантник, обнаруживая в записной книжке рядом с номером сотового телефона Ивана Селедина и номер его домашнего раритета. – Вот сюда и позвоним. Авось, у Ваньки нет на этом старинном аппарате определителя номеров…
Клим набрал комбинацию цифр и, когда длинные гудки завершились характерным щелчком, включил автомагнитолу.
- Да? – отозвался женский голос.
- Кхэк, а кто там у телефона? – поинтересовался Клим и даже попытался пошевелить ушами, как это умел делать товарищ майор Корзунов. – Наталья, ты, что ли, задница ядрёная?
- Ой, да это никак Михал Сергеич! – радостно взвизгнула жена Ваньки Селедина.
- Он самый, кхум… Позови Ванятку-то, разговор есть…
- Ой, да я прям мигом! Иван! Тебя Михал Сергеич к телефону! Да бегом же, скотина…
- Алё? Алё? – тревожно забился голос старшего лейтенанта УФСБ на том конце провода. – Товарищ майор? Селедин на проводе.
- Кхэк, дружебан ты мой сизокрылый, - запел Клим, - чё, значит, не весел – буйну голову повесил?
- А чё мне веселиться? – обиженно спросил Иван, малый здоровый, но ума неглубокого. – Мне, поди, в Москву не ехать. А деньги, что давеча заработал – того. Наталья, блин, всю плешь проела: как, дескать, дальше в такой дыре жить. Да с такой зарплатой…
Затем раздалось какое-то шипение, хлопок, Ванька чего-то сглотнул и резко сменил пластинку:
- Сами вы с откуда звоните? И чё не на мобилу?
- С Омска я, с Омска. Тута покеда кантуюсь, ещё чуток осталось со средней инстанцией разбодаться, а тама и можно будет подаваться далече, до самой столицы нашей любимой родины. А на сотовый твой не звоню для твоей же экономии, понимаешь?
- А… спасибо… с Омска, говорите…
- Да не печалься ты, кхэк, Ванятко, и бабе своей вели себя по ушам не хлопать, потому что и для тебя повышение найдётся, но со временем. Разумел?
- Разуметь-то я – разумел, однако ж вы сами говорите: со временем. А жить хорошо хочется сразу, ну, и денег, того… А меня, можно сказать, с деньгами решили нагреть. Новое начальство, то есть, подличает, простить не может нашу с вами старую дружбу.
- Да как же оно подличает? – полюбопытствовал Клим.
- Да вот это я домой вернулся с бабой своей…с супругой, то есть с каникулов… поиздержавшись… а тута как раз охота на диверсанта в самом разгаре… за вознаграждение… которое в два раза больше того, что мне за Сергея Сергеевича Мостового обломилось… а меня к охоте и не допущают… сиди, дескать, в офисе! Да ещё с издёвкой: дескать, назначаешься почти что главным, потому что будешь держать руку на пульсе и так далее… Нет, вы слышали? Целых десять тысяч долларей мимо рта, не обидно?!
- Ты, Ванятко, дружебан мой сизокрылый, зря так надрываешься. Ведь разобраться с Мостовым – это одно дело было, а за диверсантом бегать, про которого я, кхум! слышал, будто он того, задница ядрёная, не подарок, это уже другое дело. Ну, ты сам понимаешь…
- Чего это того – не того или другое дело? – завопил Ванька. – Вот оно легко было Сергея Сергеевича Мостового давить! Ведь я до него, хоть и всякое про меня треплют, никого не убивал! Ну, кое-кого за недолгую карьеру покалечил, но чтобы убивать!..
«Э, брат, да ты ещё глупее, чем я думал», - мысленно удивился Клим и поздравил себя с успехом: ведь начни он задавать наводящие вопросы, будучи несведущ в теме полностью, ещё неизвестно, как отреагировал бы Иван Селедин. А так полный порядок. Клим глянул на счётчик записи и решил закруглять беседу с этим дубовым агентом почти национальной безопасности. Но не выдержал и таки рискнул добыться лишними свидетельскими показаниями.
- Ну, легко – нелегко, однако ты с этим заданием хорошо справился, - молвил Клим. – Как будто всю жизнь директоров давил, кхум, а?
- Так это, того, ведь всё под вашим чутким руководством, - не остался в долгу Иван. – Ведь это сколько времени вы на меня перевели, чтобы потом всё вышло как по маслу…
- Ну, кхэк, скажем так, Сергей Сергеевич, задница ядрёная, оказался лёгким клиентом, - продолжил провокацию Клим.
- И то! Стоит, себе, мудило, под хорошей мухой возле пристанского буфета, как какой-то рядовой приёмщик из рыбзаготконторы. И ждёт, когда автобус подадут. Ан тут вы его с той стороны улицы и окликни. Но каково знатно придумали! Ведь вы тогда были переодевшись до неузнаваемости, но Сергея Сергеевича позвали своим голосом. Как щас вижу: вот он ковыряется, сердешный, ковыряется, а потом руками как всплеснёт и к вам! А я тут как тут! Да…
«Вот дубина!» - мысленно ахнул Клим. Затем снова глянул на счётчик и уже окончательно решил закрывать вечер воспоминаний.
- Что ж, хорошую работу лишний раз и вспомнить приятно, - загнусил Клим с характерной для мерзавца-майора хрипотцой. – Но вернёмся, задница ядрёная, к нашим баранам. Звоню я, то есть, Ванятко, насчёт твоего повышения, про которое я, кхэк, уже намекнул. Я ведь тута недаром штаны с лампасами протирал, но, пока в областных кадрах готовил перевод с отношением, и за тебя словечко замолвил. Так что, кхум, готовь ещё одну дырку на погонах и новый чемодан, потому что скоро из Омска придёт запрос на тебя. Быть, в общем, тебе губернским федералом в звании капитана. А в губернии, сам понимаешь…
Клим услышал, как радостно ухнул Иван Селедин, как ему визгливо вторила жена и лицо опального испытателя скривила злорадная невольная ухмылка.
- …Так что пока прощевай, дружебан мой сизокрылый, а то у меня тута поздняя рандеву запланирована, кхэк, ну и помни. Что я тебя не забыл, и ты, того, мне теперь снова должен. Ну, всё, кхум, и, значит, отбой!
Клим первый вырубил сотовый, проверил качество записи, вынул кассету из магнитолы, сунул её в карман и вылез на свежий воздух. Из кабака с громким названием «Яхт клуб» доносилась какая-то какофония псевдомузыкальных звуков, посетители иногда её перекрикивали, а какая-то баба голосила так, что даже можно было разобрать слова популярной песни группы «Тату». Наискосок по площади брела какая-то фигура и невнятно сквернословила. Вслед за первой фигурой нарисовалась вторая, персонажи обнялись и пошли к дальнему ночному заведению, которое отсвечивало в темноте яркой вывеской. А Клим обыскал хозяина «БМВ» и без сожаления лишил его бумажника.
- Эге, - пробормотал бывший советский десантник, - тыща двести баков и без малого пять штук деревом…
Он открыл багажник и жестом велел девице вылезать. Та выползла из своего временного убежища и, хлюпая носом, покорно уставилась на громилу.
- На, вот тебе, - сунул Клим в девичью ладошку полторы тысячи, - и дуй отсюда.
- А, может, дяденька… - искательно начала юная путана.
- Дуй, кому сказано! – зарычал Клим. Девица подхватилась и только её и видели.
- Эхма, грехи наши тяжкие, - по-стариковски прокряхтел Клим и тоже убрался с площади. Ему было стыдно за те копейки, которые он дал убогой провинциальной труженице. В принципе, она заработала все деньги этого козла, всё ещё отдыхающего возле своей тачки. Но Клим знал, что если бы он отдал юной проститутке такую кучу денег вместе с долларами, то тем самым подписал бы ей смертный приговор.
3
От Алабинска-пристани до Суходолья Клим плыл две ночи. И под утро пятницы выгребал на родной простор Вдовьего плёса. Машинально поглядывая на бледнеющее небо с молоденьким месяцем на нём, бывший десантник направил лодку к Чёртовой балке, где, как он полагал, его никто не поджидал. Поднявшись вверх по одноимённому с балкой ручью вверх настолько, насколько позволяло дно, он, предварительно обувшись в болотники, соскочил в воду и ещё метров пятьдесят толкал надувник дальше. Затем, когда пошли перекаты и валуны, Клим, стараясь не оставлять следов, поднялся на северный склон балки и выволок за собой лодку. Поднявшись повыше, но не показываясь из балки, Клим нашёл место с густой ольховой порослью и там переобулся. Затем спустил воздух из лодки и спрятал её с лишними вещами под валежник. Потом выбрался из балки, огляделся и побежал к посёлку.
«До рассвета ещё часа полтора, - прикидывал он, помахивая в такт бегу обрезом в правой руке, – и, кроме собак, я никому сейчас не интересен. Те, кому на промысел, уже давно в пути, а те, кому никуда не надо, ещё спят…»
Обрез Клим снова зарядил солью, а о местных собаках знал такую приятную вещь, что это были сплошь охотничьи собаки. Раньше, во всяком случае, до прихода в посёлок демократии, земляки друг от друга особенно не хоронились, поэтому им не было нужды обзаводиться сторожевыми (или того хуже – беспородными дворовыми) псами. Сейчас, когда российская демократия вступила в свои воровские права, зажиточным людям в их посёлке уже стоило кого-то и опасаться, и от кого-то хорониться. Ну, да, не всякий сибирский старообрядец выдержал испытание убийственно скоротечной сменой формаций, и часть их, земляков Клима, стала запивать. А так как пить иногда было не на что, то им, пьяницам, приходилось тырить у соседей всё, что у тех плохо лежало. Тем не менее, новой породы собак в посёлке не появилось. Старые солидные хозяева не хотели привыкать к новым порядкам, а поселковые «демократы», в силу своей никчёмности, могли разводить только крыс. И продолжать чего-нибудь тырить у хозяйственных соседей. Или грабить нежилые дома.
Вернулся, в общем, в своё время Клим из-за границы на совершенно порушенное подворье. Он не стал бегать по адвокатам и страховым конторам, но деловито восстановил пепелище, прикупил кой-какой утвари и обнародовал заявление следующего содержания. Что, если, дескать, в его избу ещё кто-нибудь сунется, то он переломает ноги всем поселковым забулдыгам. С тем всё и наладилось: Клим регулярно приезжал в посёлок на выходные и находил всё целым.
Сейчас, когда вся округа записала его в ненавистные шпионы (диверсанты), Клим «рассчитывал» на возобновление воровской деятельности поселковых «демократов». А почему нет? Ведь они справедливо, достаточно разглядев элиту нового государства и слегка изучив её повадки, считали себя законными членами передовой команды, двигающей страну по пути её дальнейшего обновления. Каковые члены просто не вправе останавливаться на полпути в процессе вышеупомянутого обновления (или прогресса) и смотреть сквозь пальцы на вновь образовавшийся объект потенциальных демократических преобразований. В данном случае, на теперь уже точно ставший бесхозным дом Клима Безмненова. Которому наверняка – с его-то статусом гонимого шпиона – не до хозяйства и ног местных демократов. Ведь как их тут переломаешь, когда сам как стрёмный заяц?
А гонимый шпион задами подошёл в своей избе и ненадолго замер за обветшалой изгородью. Перед ним в неверном лунном свете виднелся заросший прошлогодним сорняком огород и внушительный родовой пятистенок. Сзади дом имел одно небольшое окно. Оно не отсвечивало, поэтому стоило предположить, что, возобновившие свою «плодотворную» деятельность местные демократы уже выставили стекло.
- Козлы, - негромко ругнулся Клим и пошёл к дому. Он знал, что засады нет, потому что малочисленность силовых структур в их районе не позволила бы им сидеть в его родовой избе так долго. Тем не менее, бывший десантник подошёл к своему дому предельно осторожно, затем устроился с торца и минут тридцать прислушивался к происходящему как в избе, так и вокруг неё. Но близкий рассвет не оставлял лишнего времени на осторожность. Поэтому Клим подошёл к торцевой пристройке и тронул дверь. Она оказалась не запертой, а сбитый замок отсутствовал. Опальный испытатель вошёл в пристройку, соединяющуюся с сенями другой дверью, и услышал голоса. Разговаривали, не таясь, двое и сам характер разговора подтверждал соображения Клима насчёт профессиональной засады.
- Надо было сзади идти, - бурчал первый голос, - а то с парада, оно, как-то не того…
- Того – не того, - сипел другой, - вабче тут не хрен делать…
- Так по чердаку, что ли, пошариться? Чугуны там старые или ещё чего…
- Авчерась я без тебя и шарился. Хочь бы какую дырявую посуду нашёл, хочь бы ломанную вилку люминевую…
- Так провода пообрезать? Они вить тоже денег стоют…
- На неделе Кривой с Лешачим и срезали…
- Ну, всё одно делать нечего…
«Что ж, сейчас вам ещё больше делать будет нечего», - мысленно пообещал опальный испытатель и вошёл в сени. Там уже торчали обладатели давешних голосов и, светя перед собой «летучей мышью», недоумённо таращились на непрошенного «гостя».
- Калян, ты, что ли? – осведомился Сиплый.
- Угу, - буркнул Клим и с минимальным интервалом, необходимым для обработки двух последовательных точек соприкосновения, отоварил «демократов» самодельной рукоятью обреза. Он вовремя подхватил фонарь, не дав ему разбиться при падении, поставил его на пол и отволок незадачливых ворюг в кладовку. Там Клим их связал, а кладовку запер с помощью наружного засова.
- Посидите пока здесь, а я у себя и сам пошарю, - сказал опальный испытатель, поднял фонарь и вошёл в жилое помещение. Там и сям на полу валялись перевернутые стулья, обрывки бумаги и фотографии. Люстра и настольная лампа отсутствовали. Не побрезговали демократы и матрацами с одеялами и покрывалами. Постельное бельё, впрочем, также «уехало».
- Козлы, - повторил Клим и посветил на потолок, сработанный из дубовых плах. До плах ворюги ещё не добрались. Менты также не догадались «обыскивать» верхний предел дедовской избы. А Клим посчитал нужную плаху, нажал, где надо, и снял её вместе с небольшой картонной коробкой. Бывший десантник вынул из коробки чеки с деньгами и рассовал их по карманам.
- Так, теперь мне надо найти нужное письмишко, - пробурчал опальный испытатель и стал методично обшаривать пол и перебирать хлам, валяющийся на нём.
Когда-то давно, году эдак в 1987, Клим познакомился с одним надёжным пацаном по имени Костя Малышев. Они вместе тащили спецподгодовку в общей учебке на базе одной из воздушно-десантных дивизий, дислоцированных в тогдашнем КБО (19) . По окончании учебки сдружившиеся пацаны обменялись домашними адресами, Клим уехал защищать Родину в Афганистан, а Костю отправили на Украину, на базу «Волынь-14», совершенствовать свои специальные навыки. Костя, не ведая о перипетиях судьбы Клима, написал ему три письма на Суходольский адрес. Ответа он, разумеется, не получил (Клим болтался в те поры чёрт-те где и Костя об этом не знал), но тётка (младшая сестра мать покойной матери Клима) педантично вшила все полученные от сослуживца племянника письма в домашний архив, и Клим, вернувшись на Родину, нашёл письма. Он не стал отвечать Косте, потому что не знал, что вообще может он ответить своему другу почти двадцатилетней давности. Когда воды утекло чёрт знает сколько, деревья перестали казаться такими большими, Родины не стало, а Клим, бывший советский десантник, успел побывать в шкурах разных персонажей, каковые не принято даже близко сравнивать с Иванами Сусаниниными или Александрами Матросовыми. Теперь же у Клима не оставалось выбора. То есть, Клим решил, что пришла пора ответить своему давнишнему другу. Тем более что последнее письмо Костя писал из Голицыно (20)  Московской области десять лет назад, и, в принципе (имея в виду нынешнюю раскладку всяких интересных дел), имело смысл ответить приятелю, который, судя по обратному адресу, тусовался рядом со столицей самой Родины. А, судя по содержанию письма, бывший Климов однополчанин состоял в какой-то современной российской спецслужбе. Не то в ФСБ, не то в ГРУ. Ну, да, Костя Малышев по старой советской привычке не любил хвастать причастностью к тем или иным секретным делам, однако в новой среде язык у него слегка развязался (условно говоря) и кое-где между строк его почтового послания так и сквозило некое чванство офицерского звания специального назначения.
Письмо нашлось после десяти минут тщательных поисков: оно валялось среди растоптанных бумажек, рядом с аккуратно надорванным конвертом, который тётка хранила в своём архиве. Клим, наткнувшись на нужную бумажку, перечитал обратный адрес на конверте, сложил заветные листки во внутренний карман куртки и пошёл на выход из разорённой избы. На выходе он услышал возню пленённых демократов и, даже не помышляя о сострадании, вышел на утренний сибирский простор. Вдали, где-то за юго-восточной частью принципиального горизонта, подсвечивало своими вездесущими протуберанцами повседневное солнце, ранние весенние птицы пели скромными голосами, а Клим Безменов, бывший советский десантник и нынешний опальный испытатель, рвал когти в сторону Иртыша.

Глава 8
 1
Юрий Константинович Самойленко, он же Георгий Кондратьевич Смолянинов, он же Юджин-Биг Смол был весьма доволен своей работой, проделанной в запредельно короткие сроки. Завод разрушался даже быстрее, чем он предвидел даже в самых смелых своих планах, а данные по разработке нового типа самонаводящегося снаряда, модели У-124-М, оказались столь ценными (это Биг понимал даже своим неинженерным умом), что он начал сомневаться в адекватности оплаты – один миллион долларов – за проделанную работу.
«Самому, что ли, поискать покупателя на техдокументацию такой передовой вещички? – прикидывал бывший киевский студент между всякими полезными мероприятиями. – Но как? Это ведь не палёные слитки золота из личной казны Фульхенсио Батисты (21)  или технические алмазы, умыкнутые из кладовочки известного фламандского ювелира Моше ван де Голдмейера? Нет, как ни крути, мимо д’Провеньяна не проедешь. Разве что прибавочки попросить…»
Соображая так вечером четверга второй недели после Пасхи, новый генеральный директор подбивал бабки, чтобы в ближайшее время покинуть место своей последней оперативной «разработки». Эти две недели он не выходил за пределы административного здания, окружённого плотной охраной, дневал и ночевал в своём кабинете, а недавно связался с агентом д’Провеньяна. Чтобы тот подготовил аварийный выход из этой убогой страны, где всякое рыло стало требовать называть себя господином. Да, надо было линять. И хрен с ним, если он не успеет доработать Клима Безменова. Уж не такая цаца, из-за которой стоит ставить под удар свой гонорар. Или свою шкуру.
На следующий день после связи с агентом Биг назначил очередное совещание. Подчинённые пришли  в точно назначенное время, в 20.00. по местному времени. В директорскую дверь предупредительно стукнули (секретарша уже ушла), за тем филёнка уехала и в просвет всунулась голова непременного Вов Вовыча.
- Можно? – лакейским голосом осведомилась голова.
- Можно, - разрешил Биг. Он дождался, когда подчинённые займут места за совещательным столом и заявил: - Господа! На днях я звонил в Москву и узнал, что мне необходимо присутствовать в столичном филиале. Я отлучусь дня на три, не больше. В целях лучшей оперативности я решил воспользоваться вторым испытательским вертолётом: на нём я полечу до Омска. С собой я беру Максима Вениаминовича…
Гендиректор сделал милостивый кивок в сторону бывшего главного инженера.
- …А вас…
Он обвёл взглядом присутствующих замов по кадрам, коммерции, нового директора-распорядителя и Вов Вовыча.
- …Я попросил бы потрудиться во время моего отсутствия так, как будто я никуда не уехал. Вопросы есть?
- То есть, мы будем работать в текущие выходные? – уточнил директор-распорядитель, лаская нового хозяина собачьим взглядом.
- Совершенно верно, - любезно подтвердил Георгий Кондратьевич.
- Я так понимаю, - влез со своим интересом Вов Вовыч, - мы должны сохранять конфиденциальность вашего отсутствия?
«Что?» - сначала не понял официальной витиеватости бывший киевский студент, затем усмехнулся и также любезно молвил: - Совершенно правильно понимаете, незаменимый вы наш!
- Нелёгкая, однако, задача, - не купился на ласку начальник режимного отдела.
- Ну, вашими-то стараниями!
Биг не поленился покинуть председательское место, подошёл к Вов Вовычу и, прямо глянув в его серенькие подхалимские глазки, похлопал его по плечу.
- Я-то расстараюсь, - продолжил кочевряжиться Вов Вовыч, - но как остальные?
- А с остальными решим просто, - возразил Биг. – То есть, сократим количество возможных свидетелей моего отсутствия до минимума. Не нужно приглашать на работу секретарей, уборщиков и прочий персонал. А тем, кому придётся работать, следует держать язык за зубами. Мы же с Максимом Вениаминовичем полетим на испытательском вертолёте якобы по производственной нужде. Ещё вопросы нет?
- Нет…
- Никак нет!
- Нету…
- Тогда имею честь раскланяться, - завершил краткое совещание бывший киевский студент, вложив в заключительную фразу долю сарказма: он давно не предполагал за собой такого качества как честь. Хотя, глядя на присутствующих, ему начинало казаться, что не такой уж он негодяй.
2
Убравшись из родного посёлка, Клим снова поплыл к Алабинску-пристани. Там, вблизи райцентра, он спрятал надувник и кое-какие вещи. Затем опальный испытатель нагрузился необходимой поклажей и скорым шагом пошёл в Алабинск-завод. В городе он посетил доктора Лялина и поручил ему отослать по имеющемуся адресу бандероль. Клим выдал доктору триста долларов на расходы, взял у него некоторые необходимые для предстоящих авантюр предметы и скрылся, не потревожив ни одного лишнего человека. В своё время призрак отца Гамлета наделал больше шума, чем бывший советский десантник, сделавший ночной визит своему приятелю.
«Бандероль должна быть по адресу в ближайшее время», - напутствовал доктора Клим.
«Отошлю авиапочтой», - пообещал доктор.
«Летите в Омск санитарным бортом и пошлите бандероль оттуда», - осторожничал Клим.
«Так и сделаю», - снова пообещал доктор.
«Спасибо вам, Марк Захарович!» - от души благодарил Клим.
«Да что там!» - смущался доктор.
- Да, брат, это хорошо, что есть на кого положиться, - бормотал Клим, двигаясь скорым темпом вдоль восточной стороны периметра ограждения завода.
Он шёл под так называемым покровом кромешной темноты, каковая темнота обуславливалась ночным временем и таёжной беспросветностью. Завод стоял на сухом месте и его окружали всё рослые здоровые деревья. В советские времена эта часть тайги походила на ухоженный лесопарк с дорожками, скамейками и даже столиками для любителей поиграть в домино или просто посидеть с домашней снедью под бутылку портвейна. За время демократии скамейки со столиками пропали, а дорожки начисто заросли сорняком. А остальной бывший лесопарк «затянуло» логичным подлеском. В скором будущем на лесопарк собирались наехать лесозаготовители. Но пока местная власть прикидывала, кому выгодней продать порубку, своим или китайцам, в нём, в бывшем лесопарке, ещё можно было скрыться от посторонних глаз любому желающему. Например, опальному испытателю. Который не просто скрывался, но бежал вдоль периметра с целью выяснить охранную ситуацию. Там, где теперь орудовали металлические бандиты, появилась частная охрана. В других «узких» местах наблюдались менты или уфээсбэшники. На обход северной и восточной стороны территории Клим потратил часов пять. Он запомнил места, где засёк «лишних» людей, и убрался вглубь тайги. И, когда забрезжил рассвет, он спрятал автомат, кое-какие вещи и небольшой запас продуктов. Затем Клим поспал ровно один час, потом позавтракал и, вооружившись обрезом с ножом, побежал от завода в самую лесную глухомань. При этом бывший десантник очень спешил: что-то ему подсказывало побеспокоиться на предмет быстрейшей зачистки своего кровного врага, а для этого требовалась некоторая предварительная подготовка.
3
Клим бегал по тайге почти двое суток. Питаться приходилось тощими весенними зайцами, пойманными в силки, ну да бывший советский десантник ещё во времена своей солдатской молодости хорошо усвоил приговорку о том, что жрать – дело поросячье. За время таёжных променадов опальный испытатель обнаружил две пустые берлоги и уже отчаялся искать то, что ему было нужно, пока под вечер четверга не набрёл на знакомые следы: где-то поблизости паслись медведица с «грудным» медвежонком. Следы с экскрементами оказались свежими, поэтому Климу следовало остерегаться, чтобы не попасть в разделку к бурой мамаше. Но бывший десантник с детства привык ходить по звериному следу так, чтобы его не учуяла даже самка кабана с выводком молочных полосатых свинят. Поэтому медведица с детёнышем продолжали пастись и не ведать о том, что их в свою очередь тоже пасут. Затем парочка направилась к берлоге, где медвежонок родился ранней весной, и где парочка предпочитала отдыхать первое время после подъёма из спячки. Клим, опять никем незамеченный, проводил лохматое семейство до места их отдохновения, дождался, когда парочка заснёт, и принялся действовать. Он снова проверил направление ветра, приблизился к развороченной яме под комлем поваленного дерева и установил петлю на крупного зверя. Затем бывший десантник свесился над медвежьим пристанищем, напряг зрение со слухом и определил местоположение медвежонка, сочно чавкающего мамкину сиську. Клим достал из-за пазухи литровую пластиковую бутылку, наполненную мёдом вперемешку с современной сгущёнкой, и стал капать из бутылки на мордочку медвежонка. Медвежонок перестал чавкать, что «пробормотал» во сне и принялся слизывать пахучую смесь со шкуры матери и со своей мордочки. Клим увеличил подачу смеси, медвежонок довольно заурчал, а бывший десантник стал свешиваться ниже и ниже, подсовывая горлышко бутылки под самый нос юного сластёны.
«Так, так, давай, давай», - мысленно подбадривал дармоеда опальный испытатель. Он очень надеялся, что намаявшаяся за день медведица никак не отреагирует на человеческое вторжение. К тому же бывший десантник – перед тем, как затевать авантюру, - два дня не курил, а час назад обильно вывалялся в траве и обмазался свежим древесным соком.
- Ум-гум-р-рум, - тоненько ворчал медвежонок.
«Угу», - поддакнул Клим, схватил грудничка за загривок и стремительным движением выдернул его из берлоги. Клиент хотел возмутиться, но Клим также стремительно сунул грудничка за пазуху и тот не стал возмущаться. Но, наткнувшись под одеждой похитителя на ворсистую специальную тряпицу, обильно вымоченную той же пахучей смесью, припал к ней и стал чавкать уже за пазухой Клима.
«Порядок!» - поздравил себя бывший десантник и дал тягу в сторону завода. Он знал, что уйти от разъярённой медведицы ему не удалось бы, если бы не заранее установленная петля. Медведица в неё попадёт, и ей понадобится несколько часов, чтобы освободиться от петли. А тем временем…
4
На обратный путь к заводу Клим потратил без малого пять часов. Уже чувствительно рассвело, когда опальный испытатель, с дремлющим пассажиром под мышкой, перелез через забор и направился к домику охраны на северной стороне периметра. Спрятавшись в густом молодом ельнике, Клим дождался, когда четыре упитанных эмчеэсовца покинут терминал. Бойцы вышли и, громко переговариваясь, направились к административному зданию.
- Вот не было печали, так ещё и сверхурочных накачали, - громогласно жаловался один.
- Так не задаром же, - оппонировал второй.
- Ничё, братки, чичас отметимся у главного по режиму, и на свою работку двинем, - закономерно затихая по мере удаления, хрипловатым тенорком гутарил третий. – А тама, на работке, и поспать можно…
- Это ещё хорошо, что только по ночам надо дежурить, а не сутки напролёт, - гудел четвёртый.
Клим выждал ещё минут десять, а затем, приготовив обрез, заряженный солью, к бою, стал кругами приближаться к домику охраны. Он сначала убедился в отсутствии людей как на подходах к «терминалу», так внутри его, и только потом занялся устройством медвежонка.
В домике охраны, капитальном двухкомнатном строении, имелась оружейка. Там давно ничего не держали, и оружейка – глухая кладовка между комнатой отдыха и караульным помещением – была заколочена. Клим проник в домик и стал ножом выковыривать гвозди из заколоченной двери. Затем достал из-за пазухи медвежонка (тот, сожрав пол-литра «убийственной» смеси, дрых без задних лап) и сунул его под пустую пирамиду. Рядом с медвежонком бывший десантник положил пластиковую бутылку. Он завинтил пробку, предварительно сделав в ней отверстие. Так что, очнувшись, медвежий детёныш вполне мог «опохмелиться».
Закончив с медвежонком, Клим восстановил дверь. Он аккуратно задвинул её в проём, «поставил» гвозди на место и покинул «терминал». Ему было слегка совестно за содеянное, но он надеялся, что ничего трагического из этого не выйдет.
«Да нормально, - уговаривал он себя, - мамаша из петли освободится и по запаху придёт сюда. И спасёт своего спиногрыза. И никто их не тронет, потому что наши эмчеэсовцы – люди бедные и законопослушные. А штрафы за медведей, убитых помимо сезона – ой-ё-ёй! Да ещё Гнуснорылый на страже лесного порядка. Да…»
5
Новая группа эмчеэсовцев заступила на смену в восемь вечера. Сотрудники самой благополучной полусиловой структуры по-домашнему расположились в комнате отдыха, свалили в угол постылое оружие с подсумками и одним на четверых бронежилетом, достали карты (игральные, а не оперативные) и приступили к дежурству. Эмчеэсовцы давно не верили в агрессивные намерения «диверсанта», и они даже не подозревали о злокозненных приготовлениях их земляка. Поэтому, отбарабанив дежурство в родной конторе, здесь они надрываться не собирались. Или не планировали.
- До туза, - затеял специфический базар один из эмчеэсовцев.
- Моя сдача, - поддержал тему другой.
- По рублику? – поинтересовался третий.
- Да уж хотя бы по пятёрочке, - возразил четвёртый.
Форменные мужички рядиться не стали, и игра в общеизвестное очко началось. Они резались и знать не знали о медвежонке, который, хватанув ещё порцию ядрёной смеси, дрых в кромешной темноте, среди приятных запахов оружейной смазки. А медведица уже рыла под забором периметра. Сначала, когда она проснулась, не обнаружила рядом с собой надоедливого сосунка и логично вызверилась, она сдуру (как и полагал Клим) попала в грамотно поставленную петлю. Затем медведица обрушила край ямы, рухнула в неё и довольно длительное время возилась на петле без толка, пока снова не выкарабкалась на «поверхность». И ещё какое-то время крутилась на снасти, пока не поняла в чём подвох и не взялась за сыромятный ремень зубами. Ремень она перегрызла за несколько часов, потом довольно быстро доскакала до периметра и с ходу прыгнула на колючку, пущенную поверх забора. Колючка медведице не понравилась, и она стала делать подкоп. А так как медведица копала не так быстро, как миниэкскаватор типа «крот», то на территорию завода разъяренная мамаша попала где-то без четверти девять вечера. Выбравшись по ту сторону забора, медведица, не рыская по сторонам, ломанулась прямиком к домику охраны, где дрых её детёныш и резались в очко бравые эмчеэсовцы.
- Ещё одну, - бубнил тем временем один «спасатель».
- Будьте любезны, - вторил ему банкир.
- Ах, мать твою, перебор!
- Иду на все.
- А мы разве возражаем?
- Ещё!
- Блин, кажется кто-то идёт!
- Карты спрятали, жив-ва! – захлопотал старшой, он же держатель кассы. – Куды банк попёр, сука? Оружие с пола подняли. Фролов с Карзаем – на выход!
Диверсанта, в общем, форменные мужички не боялись, но опасались дурака Вов Вовыча. Каковой ретивый мудило поставил завод на военное положение и обязал всех его охранных специалистов поддерживать повышенную бдительность. За невыполнение же установки в теме поддержания и так далее, а также при возникновении малейшего сомнения в «верноподданности» охранного персонала Вов Вовыч обещал применять штрафные санкции. Поэтому, с одной стороны, эмчеэсовцы не боялись, но с другой стороны, не хотели лишаться дополнительного заработка. Вот они и засуетились, когда им помстилась возможная встреча с возможно проверяющими кадрами. Форменные мужички стремительно приняли грозный вооружённый вид, а двое погнали на выход, якобы для осуществления внешнего наблюдения вверенного участка. Но не успел передний из них взяться за ручку, как дверь с треском распахнулась и в помещение ворвалась, рыча и брызжа слюной, распалённая близостью малыша лохматая мамаша. Мужички, приготовившиеся проявлять повышенную бдительность на свежем воздухе перед возможно проверяющими кадрами, логично отлетели, ушибленные массивной дверью, назад. Банкир, он же старшой смены, заорал «полундра!» (в давние времена он служил на флоте), бросил автомат и, выказав незаурядную прыть с некоторым специальным умением, профессионально «вышел» в окно, головой и руками вынося вперёд раму с разбивающимися стёклами. Второй эмчеэсовец, который не валялся на полу после вторжения медведицы, вышел вслед за «начальником» так быстро, как освободился оконный проём. Но он своего оружия не бросил. Однако, рванув к спасительному окну, чувствительно зацепил стволом автомата тревожный щит. Цепь замкнуло и на все посты «пошёл» сигнал тревоги, имеющий свойство определения места подачи. А «боец», вывалившись в кусты, росшие возле порушенного окна следом за своим «командиром», а также заподозрив поблизости угрожающее движение, открыл по нему беспорядочную стрельбу.
Медвежонок же, почуяв мамашу, завозился в кладовке и стал пищать. Поэтому мамаша не стала устраивать разборок с теми бойцами, кто возился на полу, но рванула в кладовку. И, пока она ломала очередную дверь, остальные бойцы покинули помещение. Один выскочил из окна быстро, второй – не очень. Наверно, потому, что предварительно – увидев медведицу – обделался. Но не от страха (какой настоящий русский испугается какой-то медведицы?), а от неожиданности и салата «оливье», съеденного перед сменой. В каковой салат дура-жена положила просроченную вареную колбасу и майонез местной фирмы «Путёвый продукт».
- Пост номер одиннадцать, пост номер одиннадцать! – напрягал тем временем внутреннюю оперативную связь дежурный с поста номер десять. – Какого хрена у вас происходит? Это вы стреляли?!
- Это стреляли на посту номер одиннадцать? – в свою очередь спрашивали по полевому телефону с поста номер двенадцать.
- Какого чёрта все аппараты заняты? – голосил по сотовому старший смены, милицейский капитан Тарасюк, находящийся на центральной сторожевой вышке.
- Так тревога, товарищи капитан, - отвечал со своего сотового военный заводской прапорщик Егоров. – Тревожный сигнал, то есть, был подан с поста номер одиннадцать.
- Что говорят?
- Да тишина! Никто, то есть, оттуда не отвечает…
- Но стреляли там?
- Кажись, там…
- Кажись, мать твою! А ну, по два человека с соседних постов на помощь к посту номер одиннадцать!
- Есть…
И, пока вся «сторожевая» смена, собранная на территории военного завода из разных местных силовых структур для охраны нового генерального директора, бестолково шебаршилась в поисках правильного оперативного решения в сложившейся (совершенно, надо сказать, непонятной) ситуации, «спасатели» с поста номер одиннадцать молча рвали когти в сторону заводского аэродрома. Молча, в смысле, не переговариваясь друг с другом, потому что один боец таки продолжал стрелять по мерещившимся ему в темноте силуэтам. Как они все собрались в одну более или менее компактную группу, удирающую в одном направлении, сказать было трудно. Скорее всего, спонтанно. Медведица же, изъяв медвежонка из бывшей оружейки, драпала к забору, где она сделала подкоп. С нескольких вышек, между прочим, тоже стали постреливать. А на участке поста номер десять «разразилась» длинная заполошная автоматная очередь. И по всему периметру включилось тревожное дополнительное освещение.
6
«Славная заваривается каша», - удовлетворённо подумал Клим, услышав стрельбу. Затем мимо него – метрах в тридцати – урча и ломая на своём пути подлесок – просквозила медведица. Она сначала сунула своего спиногрыза в нору, потом мордой вытолкала наружу, затем взяла его за загривок зубами и поскакала в родное урочище, подальше от этого человеческого безобразия. А Клим (он находился за периметром) подхватился и побежал к заранее подготовленной позиции. Эта позиция находилась напротив поста номер двенадцать, в километре от места, где возник первый шухер. Данный километр бывший советский десантник преодолел в кратчайшее время. Он запаковался обрезом и занялся автоматом, который он закрепил в кустарнике стволом вверх под углом сорок пять градусов. От автомата тянулась тонкая леска к старинному советскому будильнику фирмы «Слава», позаимствованному у доктора Лялина. Будильник также был наглухо закреплён на земле с помощью двух увесистых каменных блоков, сбитых со стены периметра. Клим заранее проверил завод «будильного» механизма и выяснил, что данный будильник звонит с советским запасом ровно две минуты. Затем опальный испытатель, с детства любивший ломать разные часовые механизмы, снял с сигнальной чашки специальный молоточек, а конец не сильно натянутой лески закрепил на заводном винте сигнала сзади будильника. На леску же Клим подвесил небольшой груз и, когда запаковался обрезом и приготовился бежать по своим дальнейшим делам, посветил зажигалкой и подвёл стрелку сигнала на циферблате будильника к нужному месту. Затем скомандовал себе «вперёд!» и рванул к забору. Через три секунды он с удовлетворением услышал, как автомат, заранее снятый с предохранителя и поставленный на автоматическую стрельбу очередями, кашлянул первой порцией патронов. Это «будильный» механизм, начав раскручиваться, таки натянул леску, другим своим концом закреплённую на спусковом крючке автомата, и автомат выдал первую очередь. Потом «сработал» груз, и автомат временно прекратил стрельбу.
«Семь патронов ушло, однако, - мельком отметил Клим, приближаясь к периметру, - потом дела пойдут короче, потому что пружина завода начнёт ослабевать. Но всё равно нормально вышло…»
Типичный русский умелец и классный специалист по подготовке любого взрывного устройства из всяких подручных материалов (за исключением, разумеется, самого взрывчатого вещества (22) ), он почти не сомневался в успехе дела. Единственно, не имея времени для эксперимента, Клим не знал, как точно будет работать его приспособление для отвлекающей стрельбы. Однако, получилось, как и констатировал бывший советский десантник, нормально. И, когда он перемахнул забор, предварительно кинув на колючку поверх него кусок брезента, автомат разродился ещё одной очередью.
«Пять патронов», - машинально посчитал опальный испытатель и побежал к административному заводскому центру.
7
Ровно в 21.00. Биг завершил подготовку к отъезду с места своей последней работы. Он уже созвонился с главным инженером, велел ему быть на заводском аэродроме в 23.00. и простился с ближними подчинёнными. Затем выдал секретарше царские премиальные и отправил её в отпуск на неделю за счёт предприятия. Ещё Биг «посоветовал» уборщикам не соваться в его кабинет в течение следующих четырёх дней, и вообще, велел впредь убираться в помещениях административного здания за час до начала в них работы основного персонала. Уборщикам новый гендиректор тоже выдал по небольшому вознаграждению, и те остались довольны.
- Гуляют все, - пробормотал бывший киевский студент и любовно похлопал по туго набитому кейсу, где, помимо прочих нужных предметов, имелся симпатичный диск с очень ценной информацией. Тем временем звякнул телефон стационарной связи.
- Слушаю! – недовольно рявкнул Биг, подняв трубку.
- Тревога! – доложил старший дежурный офицер, милицейский капитан Тарасюк. – Попытка проникновения в секторе одиннадцать и огневой контакт в секторе двенадцать.
«В трёх и четырёх от администрации километрах, - мысленно отметил Георгий Кондратьевич, - однако за закрытыми окнами я ни хрена не услышал…»
- Какие приняли меры? – отрывисто поинтересовался он.
- Накапливаем силы в данных секторах! – бодро сообщил капитан. Если честно, то капитан бодрился показательно, поскольку сам толком не знал, чего где накапливается и кто откуда ведёт стрельбу. Сначала, правда, он приказал усилить сектор одиннадцать, где произошёл непонятный шухер. А затем капитану позвонили с поста номер двенадцать и сообщили, что их участок интенсивно обстреливается. Капитан, ясное дело, отправил подкрепление и туда. Но, когда подкрепление прибыло, в секторе двенадцать стояла вполне мирная (в автомате, самостоятельно обстреливающем сектор двенадцать, просто закончились патроны) тишина. Но тишина длилась недолго: бойцы прибывшего подкрепления с постов восемь, семь и шесть, перепившиеся по случаю дня рождения какого-то их сослуживца, принялись азартно расстреливать свой боезапас, потому что в таком интересном состоянии им стал мерещиться диверсант под любым кустом. Затем к месту захватывающих событий подтянулись бойцы с других постов из глубокого тыла, где тоже что-то праздновали, и вскоре та сторона периметра, которую потихоньку пересёк «диверсант», полыхала огнём небольшой локальной войны.
- Вертолёт с поисковиками вызвали? – осведомился новый гендиректор.
- Так точно, - отрапортовал капитан Тарасюк.
- Напрягите частников, - приказал Биг, - расскажите им о премиальных.
- Сделаем, - согласился капитан. – Может, вы позволите пустить в дело и тех людей, что охраняют административный центр?
- Не позволяю, - отрубил бывший киевский студент.
Он швырнул трубку на рычаг, выключил свет в кабинете, отдёрнул штору и выглянул в просвет. Но ни черта интересного, разумеется, не увидел.
«Блин, зря я назначил вылет на 23.15., - с запоздалым сожалением подумал он. – Может, стоит переиграть, скомандовать экстренный вылет, и хрен с ним, с моим новым замом по науке?»
И, пока он так соображал, Клим полз по надземной теплотрассе к котельной. Трасса лежала на опорах семиметровой высоты, а так как завод считался засекреченным, то поверх теплоизоляционного материала трассу укутывали по сезону цветомаскирующей сеткой. По этой простой причине Клим не отсвечивал тёмным пятном на фольге и сноровисто полз туда, куда наметил. Довольно скоро бывший советский десантник достиг котельной, невольно оглянулся на сектор двенадцать, где велись интенсивные бои с тенью, и перемахнул на скобу, торчащую из главной трубы котельной.
«Эдак они друг дружку поубивают», - подумал он, поднялся (с помощью других металлических скоб) по трубе до уровня крыши, выглянул из-за бордюра и легко обнаружил бойца, стерегущего вверенный ему пост. Боец стоял в рост спиной к «диверсанту» и пялился туда, где, предположительно, происходили активные боевые действия. А Клим бесшумно залез на котельную, также бесшумно подкрался к бойцу и, предварительно приготовив обрез, взял молодого пацана в униформе под кадык цевьём своего «инструмента». Затем Клим приподнял с помощью того же «инструмента» пацана повыше и подержал секунду-другую. Боец дрыгнул ногами и логично обмяк.
«Ты пока отдохни, - мысленно сказал пацану Клим, укладывая его на гудрон крыши, - а мы тут без тебя разберёмся. И это хорошо, что ты в бронежилете…»
Бывший советский десантник слегка прибарахлился, забрал у вырубленного бойца автомат и стал искать подходящий материал. Материал – в виде проволоки пятимиллиметрового диаметра – нашёлся быстро. Клим легко отломал кусок этой проволоки от ограждения, просунул её конец под спусковой скобой, а затем соединил его с другим концом так, что получилось некое подобие кольца, вдетого в скобу. Затем Клим снял автомат с предохранителя и бросил его на ближайшую ель. Автомат, зацепившись проволочным кольцом за одну из еловых лап, принялся беспорядочно строчить в разные стороны. На эту стрельбу отреагировали бойцы из охраны административного заводского центра и всем составом – количеством семь человек – бесстрашно бросились атаковать котельную.
А Клим спокойно разрядил обрез от соли, забил его патронами с картечью и спустился по другой металлической лестнице, пристроенной с торца котельной, на землю. Затем легко обошёл (по характерному шуму) атакующих и направился к административному зданию. Он подошёл к запасному выходу, одним точным ударом ноги выбил дверь и, никем не замеченный, проник в здание. Бывший советский десантник безбоязненно поднялся на этаж, где находился кабинет генерального директора и, снова никого не встретив, приблизился к заветной двери.
«Вот сейчас начинается самая потеха», - мрачно подумал он, присел и тронул дверную ручку. Общая дверь оказалась незапертой, и Клим толкнул её в приёмную. Затем, выставив вперёд обрез, поднялся в рост и шагнул внутрь помещения. Там никого не оказалось, и свет в приёмной не горел.
«Понятно», - мысленно резюмировал бывший советский десантник и, полагаясь только на чутьё, развернулся к кабинету, находящемуся справа от входа в приёмную. Он бесшумно «снял» секретарский стул с места и поставил его напротив интересной двери. Затем встал на него и подёргал ручку. Эта дверь оказалась запертой. Но Клим даже и не подумал выбивать её: Биг мог подпереть дверь сейфом или ещё чем. Зато бывший советский десантник дождался, когда новый генеральный директор обнаружит присутствие своего врага и откроет стрельбу. Стрелял Биг, разумеется, вслепую через запертую дверь, целя в голову, но попал в бронежилет, который Клим удачно «нашёл» на крыше котельной. Опальный испытатель слетел со стула и грохнулся на спину.
- Ух, блин! – выдохнул он и услышал, как простреленная дверь с треском распахивается. Бывший советский десантник не стал дожидаться, когда он качественно разглядит матёрого душегуба визави, но просто пальнул дуплетом в сторону предполагаемого появления. Клим не ошибся: картечь грохнула по другому бронежилету, коим предусмотрительно «снабдился» новый генеральный директор, и тот в свою очередь улетел туда, откуда имел неосторожность выйти.
Клим, кряхтя и проклиная «старость», перевернулся, одновременно поворачиваясь головой в нужном направлении, на бок, затем встал на четвереньки и таким карикатурным манером бросился на поверженного врага. Биг, надо отдать должное его старости, всё ещё пребывал в шоке, поэтому пропустил момент контакта. А Клим навалился на бывшего капитана наёмников, схватил за руки (на всякий случай) и долбанул лбом в лицо. Тоже на всякий случай. А потом оторвал «силовой» шнур от директорского цветного телевизора и скрутил врагу руки за спиной.
Тем временем ожил стационарный телефон.
Клим снял трубку и будничным голосом сказал:
- Слушаю.
- Георгий Кондратьевич, Тарасюк на проводе! – завопил милицейский капитан. – Прорыв в районе котельной!
- Тебе, Тарасюк, пора переквалифицироваться в банщики, - устало посоветовал Клим, - а не генеральных директоров охранять…
- Кто говорит? – изумился Тарасюк.
- Здесь Клим Безменов, - сообщил бывший советский десантник. – Вели своим людям угомониться и не соваться в административное здание. В противном случае – если я замечу какое-нибудь подозрительное движение – вашему хозяину крышка. Понял?
- По-о-ня-ал, - нараспев произнёс капитан.
Клим положил трубку на рычаг и обернулся к поверженному врагу.
- Ну, здравствуй, гадёныш, - просипел тот, придя в себя.
Клим подошёл к уже бывшему генеральному директору военного завода в Алабинске, присел на корточки и с ненавистью произнёс:
- Здорово, коль не шутишь. Поговорим, сволочь?
- Какой смысл мне с тобой разговаривать? – криво ухмыльнулся Юджин Смол, он же Юрий Константинович Самойленко.
- Смысл банальный, - возразил Клим. – За удовольствие с тобой поговорить я убью тебя быстро и не больно.
- Какой ты добрый! – воскликнул бывший киевский студент. Он понимал, что ему хана, однако умирать ему не хотелось по-любому, – ни быстро, ни не больно, ни ещё как.
А в это время за окнами директорского кабинета происходили интересные дела. Во-первых, прилетел и упал на площадку перед административным зданием вертолёт. Во-вторых (после того, как затих работающий ротор и грохот вращающихся лопастей), послышалась характерная возня бестолково суетящихся вооружённых людей, собравшихся в большом количестве в одном месте, которых пытались организовать капитаны Антонов и Тарасюк. В-третьих, Тарасюк где-то раздобылся милицейским матюгальником, вручил его товарищу Антонову и тот, покашляв в микрофон, принялся вещать:
- Гражданин Безменов или как вас там! В общем: господин диверсант! Предлагаю сдаться без боя, и я гарантирую сохранить вам жизнь… до суда! Вот… А суд, между прочим, вас тоже помилует! Потому что мы живём в гуманной стране… Вот! Которая… Наша страна! Короче: лучше пожизненный срок, но живьём! А так вы рискуете быть беспощадно застреленным в неравном бою! В общем: выходите из здания с поднятыми руками или повесьте на окне кабинета нашего уважаемого Георгия Кондратьевича белый флаг. Считаю… До скольких мне считать?
Последний вопрос относился на сторону. Сколько ему посоветовали, Клим с Бигом не услышали.
- Идиот! – в сердцах воскликнул бывший киевский студент и попытался почесать ушибленную под бронежилетом грудь коленом.
- Ему бы на митингах выступать, - невольно согласился со своим врагом Клим. Затем опомнился, ощутил в себе желание прибить этого гада, но взял себя в руки и спросил: - Помнишь, как мы с тобой расстались в Аракуанге?
- Помню, - снова ухмыльнулся Биг. – Я тогда, можно сказать, второй раз родился. Первый раз меня моей маме принёс аист, второй раз меня отрыгнул крокодил. А крокодилы…
- Мне до лампы крокодилы, – зарычал Клим. – Зачем ты убил Кнута и Лауру?
А капитан Антонов досчитал до девяноста пяти, затем ему считать надоело, и он снова принялся уговаривать Клима:
- Господин диверсант! Не делайте глупостей! Не усугубляйте свою вину убийством нашего нового генерального директора!
- А может, сатакуем? – возбуждённо причитал под боком товарища Антонова старший лейтенант Петренко. – Чё с ним, гадом, чикаться? А то, блин, ещё начнёт требования выставлять! Ну?!
- Стой, дурак, на месте! – огрызался Дмитрий Александрович, зажав микрофон матюгальника большим пальцем. – Ну, сатакуем, и чё дальше? Неровён час, пришьёт он директора, кто тогда нам премиальные платить будет?
- И то, - тушевался молодец Петренко и уходил к статистам, объяснять ситуацию.
- Какого ещё Кнута? – переспросил Биг. – Это твоего напарника? Так мне за вас, придурков, с ваших, то есть, страховок, казна «Зодиака» отстёгивала солидные комиссионные.
- Вот, сука! – выдохнул Клим. – Но причём тут Лаура?
- А её мне заказали красные герильясы, - бестрепетно ответил Биг и, встретив полный ненависти взгляд бывшего советского десантника, добавил: - Вот такое я говно.
Профессиональному душегубу на секунду почудилось, что ещё не всё для него кончено. Он продолжил валять дурака, поддерживать беседу и незаметно пробовать связку на руках на прочность.
- А сюда ты за каким хреном припёрся? – поинтересовался Клим. Он ещё не решил, как лучше ему прикончить врага, поэтому продолжал трёп. Ещё ему предстояло придумать такую малость, как способ выбраться живым из довольно интересного положения, в какое он нынче угодил. То ли пробиваться с боем, то ли сдаться.
- Заказ выполнял, - легко признался Биг.
- Работаешь на ЦРУ? – уточнил Клим, кровожадно поглаживая ствольную коробку трофейного автомата.
- Нет, заказ частный, - сказал бывший киевский студент, стараясь не смотреть на пушку, которая его сегодня так подвела.
- И что конкретно тебе заказали? – совершенно машинально задал очередной вопрос Клим. В принципе, он уже почти нажал на курок, однако его отвлёк новый шум. Сначала шум был неразборчивый, потом Клим с удивлением констатировал приближение боевых десантных вертолётов. Если бы Клим рискнул выглянуть в окно, он увидел бы два вертолёта типа МИ-8МТ, которые зависли над сквером и газоном, что окружали административное здание. Через секунду, как машины «встали», с них на штурм-тросах посыпались вооружённые в форме люди. Эти люди быстро уложили на асфальт лицами вниз всю разношерстную банду Антонова вместе с ним самим и милицейским начальником Тарасюком. Затем один из вертолётов упал на свободное перед административным зданием место, из него вышел человек в штатском, он о чём-то переговорил с Дмитрием Александровичем и вошёл в парадный подъезд. А спустя три минуты Клим, пытающийся догнать в теме – что же происходит? – услышал будничный стук в дверь кабинета и голос из далёкого-далёкого прошлого:
- Открой, братишка, это я, бывший рядовой Сомов.
- Сомов?! – остолбенел Клим. Он опустил автомат, развернулся и сделал два сомнамбулических шага в сторону стука и голоса из далёкого-далёкого прошлого.








 (18) Провинциальные цены в описываемый период времени плюс кратное превышение предложения специфических услуг над спросом





(19) Краснознамённый (неоднократно орденоносный) Белорусский Военный округ





 (20) Во времена СССР – учебный центр ГРУ





 (21) В разные времена диктатор и президент Кубы





 (22) Мериканцы, судя по их фильмам, могут обходиться вообще без всякого взрывчатого вещества типа меланита или толуола, но с помощью только жидкого мармелада, соевой подливки или геля для ухода за интимными местами. И взрывать с помощью таких заготовок небольшие фермы, опоры электропередач или бетонные перекрытия. Ну, так-то ж мериканцы…