Конец финской дружбы с гитлеровцами. ч. 26

Конец финской дружбы с гитлеровцами.

Надо отметить, что потихоньку сворачивать свою военную  помощь Германии  финны начали уже после Сталинграда, когда им стало ясно, что Гитлер победить СССР не сможет. 
В конце июня 1943 года в Финляндии был распущен  батальон СС, сформированный из финских солдат еще весной 1941 года.
Об участии этого финского батальона  СС в боях на Восточном фронте мы еще поговорим, а пока немного о его истории.
 Финский добровольческий батальон Nordost, был создан в 1941 году и состоял из 1200 финских добровольцев, подписавших контракт на участие в войне против Советского Союза в течение двух лет.
Хотя многие финны уже служили в дивизии СС «Викинг», этот батальон отличался тем, что он был укомплектован только финскими офицерами и сержантами (а дивизией СС «Викинг», где воевали другие финские добровольцы,  командовали немцы).
Батальон Nordost  был направлен на Восточный фронт (в январе 1942 года, в самое трудное для немцев время зимнего советского контрнаступления) и принял участие в кавказcкой кампании гитлеровского вермахта.
За время боев на  Восточном фронте этот финский батальон СС  потерял убитыми 255, ранеными — 686 человек и 14 пропали без вести.
Нетрудно заметить, что потери финнов оказались  достаточно тяжелыми: живыми и здоровыми домой вернулась только 1/4 часть батальона.
Опытные бойцы кем, безусловно, были финские эсэсовцы, Маннергейму были очень нужны, и финский батальон, под благовидным предлогом, был расформирован.
Маннергейм описывает эту операцию следующим образом:
«Хорошо, что бойцы батальона на момент его расформирования оказались в отпуске в Финляндии: как раз в это время кончился срок их контрактов. Я понял, что наступил подходящий момент: следовало запретить бойцам возобновлять контракты, особенно в свете того, что практически все эти молодые воины относились к возрастным группам, подлежавшим мобилизации. Моя точка зрения не нашла понимания, и мне не удалось склонить правительство запретить подписание новых контрактов. Министерство иностранных дел, которое в момент формирования батальона взяло под свою защиту всю деятельность по вербовке, было обеспокоено тем, что вмешательство в это дело таким образом могло бы произвести неблагоприятное впечатление в Германии.
Я твердо стоял на своем, и, когда эти молодые люди собрались в Ханко, я послал одного генерала сообщить, что запрещаю им подписывать новые контракты и подниматься на борт корабля, который должен был доставить их в Германию.
Шеф войск СС Гиммлер был вынужден в своем приказе заявить, что батальон распущен на том основании, что он не хотел, чтобы бойцы батальона оказались в противоречии со своим долгом.
Финляндия постепенно была вынуждена мобилизовать свои подготовленные резервы вплоть до людей в возрасте 45 лет, чего не случалось ни в одной из стран, даже в Германии. Следствием такого почти тотального использования резервов явилась чувствительная нехватка рабочей силы, ликвидация которой требовала принятия радикальных мер».

Как видим, в 1943 году МИД Финляндии все еще опасался «произвести неблагоприятное впечатление
 в Германии», а Маннергейму уже тогда было не до лишних сантиментов, и он попросту ЗАПРЕТИЛ
ВСЕМ финским  эсэсовцам продлять контракт с немцами. Они были ему нужнее дома.
Впечатляет и беспрецедентный масштаб мобилизации в тогдашней Финляндии. Маннергейм
прекрасно понимал, что все военные и людские силы Финляндии крайне напряжены и ее будущее,
если союз с Германией будет сохраняться - под большим вопросом.

Немцы, видя растущее отчуждение своего финского «брата по оружию», тоже принимали меры
по  возвращению на Восточный фронт своих частей из Финляндии.
Маннергейм вспоминал:
«… немцы попросили вернуть им 122-ю пехотную дивизию и бригаду самоходной артиллерии, что указывало на их огромную потребность иметь все резервы сил в своем распоряжении.
Эти обе воинские части хорошо выполняли свои задачи, в особенности бригада самоходной артиллерии, отважно участвовавшая в боях, помогая ликвидировать критические моменты в обстановке на линии Выборг-Купарсаари-Тайпале. Они отправились домой в конце июля — начале августа.
Характерным примером отношений между «братьями по оружию» может служить следующий факт. Немецкая дивизия, находившаяся на побережье Выборгского залива, сражалась бок о бок с 200-м полком, сформированным из эстонских добровольцев, которые встали под наши знамена, чтобы не оставаться под командой хозяйничавших в их стране немцев и избежать отправки в рядах немецких подразделений на чужие поля сражений. Когда военные действия переместились на территорию Эстонии, эти добровольцы попросили расформировать полк, чтобы продолжить борьбу на своей родине. Приказ о расформировании был отдан 16 августа, и на следующий день у меня появилась возможность выразить этому отважному полку свою благодарность, когда его представители прибыли в Ставку, чтобы приветствовать меня».

Стало быть, на стороне Финляндии в Карелии тогда воевал целый полк эстонских добровольцев. Когда дело «запахло керосином», они запросились домой, на историческую родину, бороться с «красными ордами», куда и были отпущены.
Это, впрочем, не слишком-то помогло «горячим эстонским парням».
Маннергейм меланхолически отмечает:
«24 сентября русские захватили Таллин, а спустя несколько дней в их руках оказалась почти вся Эстония. В связи с этим Германия не смогла предпринять против нас тех же мероприятий, к каким она прибегла годом раньше в Румынии и Венгрии, но все же военные действия против немцев приносили нам огромные трудности».

Да уж,  тут Маннергейму  снова очень повезло.
18 сентября 1944 г.  Финляндия подписала перемирие с СССР и фактически перешла на сторону врагов Германии. Гитлер, обычно, такие «фортеля» не прощал,  и запросто мог прислать в Хельсинки какой-нибудь «отряд художников», во главе с Отто Скорцени (как он и сделал в Венгрии) чтобы как следует «отблагодарить» своих вероломных союзничков.
Но, после того как РККА в сентябре 1944 года захватила Таллин и все эстонское побережье Финского залива, Гитлер уже не мог провести в Финляндии  подобную акцию возмездия (высадить туда десант вермахта, свергнуть финское правительство, кинувшее своих гитлеровских союзников, и задумавшее выйти из войны, и посадить на его место правительство посговорчивее. Благо поклонников Гитлера и нацистских идей тогда в Финляндии хватало).
Именно об этом Маннергейм и  пишет.
Немцам уже стало не до большой геополитики, их собственные фронты трещали по всем швам.

Вот как  развивались события .
Как  уже говорилось, советское правительство, через посла СССР в Швеции А. Коллонтай, заявило финнам, что оно  готово к мирным переговорам, если Финляндия выполнит два предварительных условия: немедленный разрыв отношений с Германией и вывод немецких войск из страны в течение двух недель, во всяком случае, до 15 сентября. Если немцы не пойдут на это, то следует интернировать их войска. Эти условия, выдвигались и от имени Великобритании, они были  одобрены правительством США.
2 сентября 1944 г. послу Германии в Хельсинки была вручена нота, которой объявлялось о  разрыве дипломатических отношений и предлагалось вывести немецкие войска из Финляндии в течение двух недель.  Это было неожиданным и тяжелым ударом Финляндии по своим гитлеровским союзникам.
Интересно, что даже здесь Маннергейм попытался «подсластить» эту  «пилюлю»  немцам, направив Гитлеру длинное ЛИЧНОЕ письмо.
Не зря  народная мудрость гласит,  что   «старая любовь не ржавеет».
Вот что об этом пишет сам Маннергейм:
«Через генерала Эрфурта я послал германскому фюреру и главнокомандующему Адольфу Гитлеру письмо следующего содержания:
«В момент предстоящих трудных решений я испытываю необходимость сообщить Вам, что пришел к убеждению, что спасение моего народа обязывает меня найти способ быстрого выхода из войны.
Неблагоприятное развитие общей военной ситуации все сильнее ограничивает возможности Германии в грядущие моменты еще больших бедствий оказать нам в достаточных размерах и в нужное время помощь, в которой мы неизбежно нуждаемся и которую Германия, по моему мнению, искренне хотела бы предоставить нам.
Даже переброска в Финляндию одной-единственной немецкой дивизии займет столько времени, что в течение его наше сопротивление может быть сломлено под нажимом превосходящих сил противника. К тому же, как я понимаю, обстановка не позволяет специально держать в Финляндии достаточное количество немецких дивизий, готовых к действиям. Опыт прошедшего лета подтверждает это предположение.
С оценкой военной обстановки, изложенной здесь, соглашается все больше и больше избранников народа Финляндии. Хотя лично я был бы склонен придерживаться иного мнения, тем не менее конституция не оставляет мне возможности не принимать во внимание эту явную и постоянно растущую волю большинства народа. Когда господин генерал-фельдмаршал Кейтель по вашему поручению нанес мне недавно визит, он подчеркивал, что народ Великой Германии, несомненно, сможет, если того потребует судьба, вести войну еще десяток лет. Я ответил, что хотя, как надеюсь, это и соответствует действительности для девяностомиллионного народа, все же мы, финны, полностью осознаем, что даже физически не способны выдержать эту войну дальше. Генеральное наступление русских в июне лишило меня всех резервов. Мы не можем больше позволить себе такого кровопролития, не подвергая постоянно опасности дальнейшее существование всего небольшого народа Финляндии.
Я хотел бы особо подчеркнуть, что даже если судьба и не подарит успеха вашему оружию, Германия все равно выживет.
Этого нельзя утверждать, говоря о Финляндии. Если наш всего лишь четырехмиллионный народ будет побежден силой оружия, можно не сомневаться, что его изгонят из страны или доведут до вымирания. Я не могу поставить мой народ перед такой угрозой.
Хотя едва ли я могу надеяться, что Вы посчитаете правильным или одобрите эти мои соображения и мотивировки, все же я решил послать Вам эти строчки до окончательного решения.
Вероятно, вскоре наши дороги разойдутся. Но память о немецких братьях по оружию в нашей стране будет жить. Ведь в Финляндии немцы были не представителями чужеземного ига, а помощниками и братьями по оружию. Но и в таком виде положение чужеземцев трудное и требует многого. Могу засвидетельствовать, что за все последние годы не случилось ничего, что дало бы нам повод смотреть на немецкие войска как на чуждых пришельцев и угнетателей. Уверен, что отношение немецкой армии, находящейся в Северной Финляндии, к населению и официальным органам страны, пожалуй, войдет в нашу историю как исключительный пример корректности и сердечности отношений, сложившихся в такой обстановке.
Считаю своим долгом вывести мой народ из войны. По своей воле я никогда не мог бы и не хотел бы повернуть оружие, которое было нам передано в таком обилии, против немцев. Надеюсь, что Вы, хотя и не одобрите этого моего послания, все же попытаетесь, как и я и все финны, прийти к окончательному уяснению существовавших до сих пор между нами отношений, всеми способами избегая их ненужного обострения».

Тут требуются некоторые  комментарии.
- Судя по содержанию этого письма Маннергейма к Гитлеру, немцы предлагали финнам прислать свою дивизию на Карельский фронт, однако, после падения Выборга там была ситуация близкая к катастрофе, вся оборона мог рухнуть в любой момент,  и одна немецкая дивизия уже не могла спасти Финляндию, в случае продолжения войны. Фактически все серьезные линии финской обороны уже были прорваны, и путь на Хельсинки был свободен.  Маннергейм это прекрасно понимал;
- интересно и то, что сам Маннергейм еще готов был повоевать, вместе с Гитлером (о чем он ему прямо и пишет, и о чем полезно знать расплодившимся у нас поклонникам барона) но вот финляндское общество и большинство народа было категорически против продолжения войны;
-  «генеральное наступление русских в июне» (один из знаменитых 10 «сталинских ударов»  РККА 1944 года) лишило Маннергейма ВСЕХ резервов, на что он горько сетует  в письме к фюреру. Воевать дальше Финляндия просто НЕ МОГЛА.
- о том, как на деле реализовывалась высокопарная фраза Маннергейма «память о немецких братьях по оружию в нашей стране будет жить», мы и поговорим.
Разумеется, ВСЕРЬЕЗ воевать с Германией и гитлеровскими войсками Финляндия и Маннергейм не собирались. Был расчет на то, что их удастся вытеснить в Норвегию или интернировать с небольшими потерями для финнов.
Вначале необходимо было решить вопрос продовольствия для Финляндии (понятно было, что Германия прекратит свои поставки зерна). Помогла богатая Швеция, которая обязалась снабдить Финляндию зерном и другими продуктами на целых полгода.
Осталось решить военные вопросы с Германией.

Вот что об этом пишет сам Маннергейм:
«Ставке надо было принимать срочные меры, ибо немцы должны уйти из страны в течение каких-то двух недель.
Генерал Дитл, молодцеватый и храбрый командующий немецкими войсками, несколько месяцев тому назад погиб в Германии во время авиационной катастрофы. Его преемник генерал-полковник Рендулич представлял собой совершенно иной тип человека. Вежливый и внимательный, но, видимо, более суровый и трудно идущий на сближение. Перед самым вручением ноты послу Германии генерал-полковник Рендулич нанес мне визит в Хельсинки.
Он сказал, что не может не выразить  мне большой озабоченности по поводу того оборота, который принимают события. За короткое время пребывания на командной должности в Лапландии он успел убедиться, что финны хорошие воины, но тут же заметил, что никто не может отрицать факта, что и немцы являются бесстрашными бойцами, а при необходимости даже наглыми в военных действиях.
При столкновении финнов и немцев война станет жестокой и кровавой.
Несмотря на этот угрожающий намек, мы расстались по традиции любезно. То, что немцы уже догадываются, в какую сторону идет развитие событий, ясно было уже из того, что, по сведениям нашей разведки, они приступили к широкому строительству промежуточных рубежей для ведения сдерживающих оборонительных боев…»

Очень интересный разговор, не правда ли?!
Рендулич дал понять Маннергейму «кто в доме хозяин» и пообещал ему, в случае попытки применить силу,  действовать нагло, жестоко и кроваво.  Теперь финнам придется поближе познакомиться с обычными для немцев приемами  ведения войны.
О том, что Маннергейм вовсе не собирался по-настоящему воевать со своими  бывшими союзниками, он, невольно проговаривается в своих мемуарах.
Посмотрите сами:



 «Если учесть, что 20-я горная армия состояла из девяти дивизий (плюс специальные войска) и в целом в ней насчитывалось около 200 000 человек, а также то, что на территории ее дислокации были сосредоточены огромные склады, становится ясно, что вывод ее в столь короткий срок был невозможен уже чисто по техническим причинам. Самая южная группа из трех дивизий, находившаяся в полосе Ухта-Кестеньга, была в 200 километрах от ближайшей железнодорожной станции, а расстояние по железной дороге до портов Ботнического залива составляло 400 километров. Наземные пути в Норвегию были относительно хорошими, но от Рованиеми через Ивало, от Торнио через Ивало и от Торнио через Муонио до норвежской границы надо было проехать 400 километров, а осенние дожди вскоре превратили дороги в месиво. Не был я уверен и в том, что генерал-полковник Рендулич и его начальство пожелают облегчить наше положение и отвести войска в установленный срок».

Как видим, Маннергейм рассматривает не способы разгрома, или интернирования гитлеровской группировки (что прямо  ТРЕБОВАЛО от него соглашение о перемирии), а думает о том, какие пути эвакуации она имела и какие трудности немцам было необходимо преодолеть для этого.
Тем ни менее, кое-какие военные усилия ему приходилось предпринимать:
«3 сентября я отдал приказы о переброске шестой дивизии с Карельского перешейка в Каяни и о передислокации 15-й бригады в район южнее Оулу. Обстановка была сложной и неприятной. Еще не было заключено даже перемирие, не говоря уже о мире, а нам уже пришлось ослаблять нашу группировку на фронте против Советского Союза и отправлять войска на север.
Перед тем как наши отношения с немцами были разорваны окончательно, я хотел попытаться ускорить уход германских войск, по возможности без военных столкновений с ними. Поэтому утром 5 сентября я пригласил к себе генерала Эрфурта, в способность критического мышления которого я привык верить, и попросил его воздействовать на генерал-полковника Рендулича, чтобы он ускорил отступление. Я заверил его, что мы со своей стороны сделаем все возможное для облегчения перевозок немцев. Генерал сообщил мне, что незадолго до нашего разговора он связался с генерал-полковником Рендуличем, и тот уже начал отвод войск. Это было радостное известие. Если немцы пожелают быстро покинуть нашу страну и пожертвовать частью своих запасов, у нас появится возможность избежать печальных событий новой войны. Но такого счастливого случая нам не выпало».

Барон прямо пишет, что он готов был сделать «ВСЕ ВОЗМОЖНОЕ» для облегчения эвакуации гитлеровских войск.  Далее произошла какая-то мутная история  с попыткой захвата немцами острова Гогланд.
Этот небольшой островок занимает стратегическое  положение в самом центре Финского залива. От него до финского  города Котка всего 40 км, его даже можно увидеть с этого  с острова в хорошую погоду. Кто владеет Гогландом, тот контролирует всю акваторию Финского залива. О том, насколько Гогланд  важен, говорит тот факт, что в 1941-42 г.г он ДВАЖДЫ переходил из рук в руки советских и финских войск, оставшись, в итоге, за финнами. И вот в 1944 году там вновь разгорелись бои.
Маннергейм так вспоминает об этом:

«В ночь на 15 сентября, когда мой поезд стоял на станции Коувола, из Ставки позвонили по телефону. Немцы потребовали сдачи гарнизона на острове Гогланд, и, когда требование было отвергнуто, они пошли на остров в наступление. Командир береговой обороны генерал-лейтенант Валве приказал гарнизону перейти к обороне. После жестокого боя, в котором 700 немцев было взято в плен, подполковник Миеттинен вынудил наступающих отойти. Дело кончилось тем, что после того, как защитники острова умело отразили наступление немцев, русские их интернировали.
С одной стороны, я поблагодарил генерал-лейтенанта Валве за его решительное вмешательство в дело, а с другой — мог лишь констатировать тот факт, что немцы своей безумной попыткой облегчили наше положение именно в тот момент, когда Финляндия была вынуждена выгнать их из страны с помощью вооруженных сил».

Из этого описания барона ничего понять нельзя. Что за немецкие войска оказались на Гогланде в сентябре 1944 года?  Почему их там было ТАК много? (Только финны взяли в плен там 700 немцев, да еще какое-то неназванное  количество оставшихся немцев было интернировано русскими (которых там не было, т.к. остров, до перемирия, контролировали финны). 
Похоже, что немцы просто пытались использовать Гогланд (с его удобной бухтой) для эвакуации своих войск из Южной Финляндии. Почему Маннергейм не называет количество этих войск, их командующего – непонятно.
Мне доводилось читать, что наши штурмовики тогда участвовали в атаках на немецкие корабли в бухте Гогланда (это была первая и, пожалуй,  единственная  совместная советско-финская операция на той войне).


Продолжим изучение воспоминаний Маннергейма о боях в Лапландии:
«После вступления в силу соглашения о перемирии началась переброска на Север дополнительных войск, насколько это позволяла пропускная способность железных дорог. Так, в Оулу были передислоцированы бронетанковая дивизия, а также 3-я и 11-я дивизии. Бригаду егерей-пограничников перебросили в район севернее Каяни. Трудную задачу изгнания немцев из страны поручили генерал-лейтенанту Сииласвуо, чей командный пункт расположился в Оулу. Концентрацию войск было трудно осуществлять, поскольку одновременно полным ходом шла эвакуация гражданского населения из Лапландии…

Необыкновенно огромные трудности, которые были у наших войск в попытках настичь и связать отступающего противника, породили мысли о высадке десанта в тылу немцев. Эта задача была поручена генерал-майору Паяри и его 3-й дивизии. Генерал-лейтенант Сииласвуо наметил проведение этой операции на 30 сентября, а пунктом высадки морского десанта выбрал город Кеми. Вблизи его один батальон финских сил еще до начала боевых действий занял позиции, прикрывая промышленные предприятия в районе Карихаара. Хотя в распоряжении десантируемых войск был плацдарм в тылу немцев, тем не менее, проникновение в Кеми морем представляло собой опасную попытку. Сам город был оккупирован немцами, и на побережье имелись их артиллерийские позиции. Поскольку глубинный порт был приведен в негодность путем затопления в его водах железнодорожных вагонов и различного металлолома, то десантирование должно было происходить с пересадкой войск на внешнем рейде с крупных на малые суда».

Ту надо подчеркнуть необыкновенно ловко ввернутый термин «оккупирован немцами» по отношению к финскому городу Кеми.
Стало быть, до 18 сентября немцы, которые жили в нем по приглашению и согласию финского правительства, и даже построили там свои артиллерийские позиции,  были для финнов союзниками и «братьями по оружию», а с 18 сентября они же, в один миг, вдруг  стали «оккупантами»!!!
Это, безусловно, полностью соответствует понятиям чести и воинского братства так «присущего северным народам».


Продолжим рассказ барона:
«29 сентября вечером, когда войска уже готовы были к отплытию из порта Топпила близ Оулу, разыгралась жестокая буря и воспрепятствовала осуществлению идеи о высадке десанта в Кеми. Отсрочка же, в свою очередь, таила в себе опасность того, что внезапность, с которой замышляли провести операцию, могла оказаться утраченной. Войска получили приказ произвести высадку в ночь на 1 октября не в Кеми, а в порту Рёютя близ Торнио. После овладения городом одной части десанта было приказано перекрыть пути отступления немцев в долине реки Торнио, а другой — наступать в направлении Кеми, атакуя немцев с тыла. Одновременно по группировке в Кеми должны были нанести удар и с юга.
Высадка десанта в Рёютя без поддержки авиации была рискованной затеей, поскольку можно было полагать, что германская авиация, в распоряжении которой были все аэродромы этого участка, эффективно вмешается в дело. Следует считать заслугой талантливого руководителя генерал-майора Паяри то, что высадка и захват города Торнио, несмотря ни на что, прошли успешно. Успеху сопутствовало и то, что шюцкоровцы города Торнио и солдаты, находившиеся в отпусках, организовали что-то вроде народного восстания против немцев. Когда же к немцам подошло подкрепление, за удержание города пришлось вести упорные бои.
Свидетелями боев за Торнио стали в числе прочих и иностранные журналисты, которые были посланы убедиться на месте в том, сколь необоснованны были угрожающие обвинения  русских, будто бы мы воюем с немцами лишь для отвода глаз. Они получили возможность наблюдать за высадкой десанта, за тяжелыми боями и за народным восстанием и даже оказались под бомбовым ударом, нанесенным немецкой авиацией. С полным правом они могли засвидетельствовать, что наша война против немцев на Севере вовсе не была похожа на игру.
Второй эшелон, 11-ю дивизию генерал-майора Хейсканека, из-за все еще продолжавшегося шторма удалось высадить только 6 октября. В упорном бою, продолжавшемся двое суток, войска немцев севернее Торнио были разбиты. 8 октября мы овладели городом Кеми. Операция по высадке десанта в соответствии с планом прояснила обстановку в прибрежной полосе, и сейчас можно было начать преследование противника в направлении на Рованиеми и вдоль долины реки Торнио. Генерал-лейтенант Сииласвуо в эти дни получил в свое распоряжение еще одно соединение, 15-ю дивизию, снятую с Карельского перешейка».

Тут, конечно, особенно восхищает термин «народное восстание», употребленный Маннергеймом в отношении боев в Торнио.
Так и видятся «горячие финские парни», дружно восставшие против страшного гнета немецких «оккупантов» и идущих на них в атаку со сталинским  кличем: «Смерть немецким оккупантам!».

«Продвигаясь вперед из Торнио и Кеми, наши войска встречали упорное сопротивление, прежде всего на промежуточных позициях, которые немцы выстроили по долинам рек. Местность — обширные болота и голые каменистые горы — требовала иных методов ведения военных действий, а не тех, к которым наши войска привыкли в южных районах страны. Особо утомительны были обходные маневры, требовавшие огромного времени, и как только немцы обнаруживали, что им угрожает окружение, их пехота немедленно отступала, минируя местность и взрывая за собой дороги. Редкие наземные пути были раскатаны до непригодности, а распутица, порожденная осенними дождями, довела их до еще более скверного состояния. Дни становились короче, и долгие марши и беспрерывные бои все больше изнуряли войска.
Когда поселок Рованиеми, превращенный немцами в пепел, был 16 октября взят, группировка немцев в долине реки Торнио во избежание удара со стороны Киттиля была вынуждена отступить. Сожженное село Муонио было освобождено 30 октября, и там встретились наши колонны, двигавшиеся из Рованиеми и Торнио. По петсамской дороге поспешили на высоты Лаанила. Противник был уже отброшен на 400 километров на север от своего исходного рубежа, но три самых северных финских коммуны — Инари, Утейоки и Энонтекиё — все еще находились в руках немцев...

. В январе 1945 года только что сформированные войска были готовы продолжать наступление в северо-западном направлении на так называемый «рукав» Финляндии, который протянулся к общему пограничному столбу между Финляндией, Швецией и Норвегией, находящемуся в горах в нескольких [493] десятках километров от атлантического побережья Норвегии. В этих неприветливых открытых всем ветрам местах немцы до апреля 1945 года продолжали удерживать в своих руках последний клочок финской земли».

Вот, собственно и вся «война в Лапландии», в изложении такого компетентного автора как Маннергейм. Как видим, никакой «войны» в обычном понимании этого слова, НЕ БЫЛО. Шла эвакуация германских войск, которой кое-где вяло пытались помешать финские части.
Где-то были обычные стычки, кое-где арьергардные перестрелки, в паре-тройке мест (Рованиеми, Кеми)  – по нескольку дней шли довольно упорные бои с применением артиллерии и даже авиации.
Лучше всего о масштабах этой войны говорят потери сторон. И немцы и финны потеряли примерно по 1000 человек.
Для 200 000 немецкой группировки генерала Рендулича это были мизерные цифры потерь.
Да и для финнов – тоже.
Сравните их с потерями одного только финского батальона СС Nordost на Восточном фронте.

На фото: Немецкий плакат, обращенный к финнам во время «Лапландской войны». Ироничная надпись на плакате: «Als dank bewiesene f;r nicht Waffenbr;derschaft !» («Благодарим за доказанное отсутствие боевого товарищества!»).

Продолжение:http://www.proza.ru/2010/06/28/868