Открытое окно

ОТКРЫТОЕ ОКНО
1
Борьба за завод радиоаппаратуры с каждым днём всё больше накалялась. Поля Летаева, недавняя выпускница психологического факультета, сделала предложение организовать кабинет психологической помощи бастующим. Ей согласились помогать её друзья, тоже кончившие психологический факультет, правда, не заочно, как Поля, а очно – Надя Кошкина и Саня Томилин.
Кабинет устроили в одной из комнат сторожки. Маруся Венкова, устроившаяся сторожихой, оборудовала кабинет сама. Ей казалось, что она лучше знает, какая обстановка подойдёт для бесед с психологом.
Было решено, что один из психологов будет сидеть в кабинете и принимать посетителей, а два других – дежурить: ходить в цеха и улаживать возникающие конфликты. Сане и Наде больше нравилось сидеть в кабинете, Полю же больше привлекало дежурство, потому что оно давало больше чувства сопричастности к жизни предприятия. Но, понимая, что иначе будет дисбаланс в интересах Сани и Нади, она согласилась. «Всё-таки не привыкли ещё наши заводские специально за психологической помощью обращаться, - подумала она. – А вот привыкнут, не будет один справляться – тогда Саня с Надей в кабинете будут сидеть, а я – дежурить».
Когда пришёл черёд Поли дежурить в кабинете, она, собираясь на работу, немного задержалась в поисках «Трудовой России». Ксения Алексеевна поторопила её:
- Да ладно, Поля, у тебя там по пути киоск стоит.
- В этом киоске ни одной нашей газеты не продаётся, - с досадой ответила Поля. – Только «Наш город», «АиФ», «Моя семья» да «СПИД-инфо».
- Газеты, которые ты назвала, обывательские, я понимаю, - задумчиво сказал Василий Арсеньевич. – Но вот в «Моей семье», по-моему, есть некоторые материалы для психологического анализа.
- Они там такие же поверхностные, как и политический анализ в «Наш город» и АиФ, - ответила Поля.
Найдя газету, (правда, это была не «Трудовая Россия», а «Большевистская трибуна»), Поля вышла из дома. Ласковое утреннее солнце играло всеми лучами, отражаясь в окнах и заливая всё вокруг ярким ровным светом. Сильные, красивые городские деревья стояли то кучно, то поодиночке, как в том, так и в другом случае прелестно изгибаясь под порывами тёплого ветра. По своим делам спешили прохожие – утром никто не выходит просто так, на прогулку!
Поля тоже спешила. Да, умом она понимала, что забастовщики не привыкли ещё обращаться к психологу, что пока кто-нибудь обратится, пройдёт довольно много времени. Но ей до того хотелось, чтобы кто-нибудь обратился к ней, как только она придёт, что ей казалось непростительным опоздать хоть на секунду.
Тем не менее, прошло почти два часа, прежде чем в кабинете появился первый посетитель. Это был член стачкома Станислав Стремнинин.
2
Вот уже больше года Поля тайно влюблена в Станислава. Началось с того, что она услышала, возвращаясь от Томилиных, как Станислав говорил с Юлей. Юля что-то возмущённо частила, а Станислав мягко, ровно, утешающим тоном говорил: «Ну что тебе, Юля, свет клином на «Астрочке» сошёлся? Не договорилась с Катей – договоришься с другой». Поля всё поняла. Она знала об идее Юли договориться с Катей Логиновой, устроившейся в «Астрочку» продавщицей, чтобы та упаковывала вместе с товаром принесённые Юлей листовки. Знала она и о резко отрицательном отношении к этой идее Станислава. Но, тем не менее, как он отнёсся к невезению сестры! Какой контраст с Саней, который, при малейшей неудаче Леты, грубо злорадствовал!
Но, полюбив Станислава, Поля сомневалась – а то ли это чувство? О любви она до сих пор знала только из книг, считала, что сама влюбиться неспособна. И она решила год скрывать это ото всех, чтобы проверить своё чувство.
На другой день ей предстояло уехать в Москву на студенческую олимпиаду. Станислав и Юля вызвались её провожать. Станислав рассказывал, как они ликвидировали аварию, устроенную Брызговым. Поля думала только о том, как не выдать себя.
В пути Поля думала, как ей понадёжнее скрыть своё чувство к Станиславу. Вспоминала она прочитанные произведения о любви и нигде не находила ситуацию, похожую на свою. Наконец, она вспомнила, как в романе «Что делать?» Кирсанов стал внушать себе любовь к Насте Крюковой для борьбы с чувством к Вере Павловне. Поля подумала: «А что, если я буду говорить всем, будто влюблена в кого-нибудь другого? Год – а больше и не понадобится. Вот только кого бы выбрать для маскировки?» Уже подъезжая к Москве, Поля решила, что лучше всего говорить, будто она влюблена в какого-нибудь артиста.
Уже в Москве Поля зашла в МХАТ, посмотрела спектакль по роману Достоевского «Униженные и оскорблённые». Она обратила внимание на игру актёра Андрея Чубченко, и решила, что лучше маскировки не найти.
Вернувшись, Поля всем говорила, что влюбилась в Чубченко. Даже письмо ему написала и озвучила в кругу семьи. Письмо потом, естественно, отправилось в мусорное ведро. Она зажигала глаза и делала умильно-задумчивое выражение лица, когда при ней говорили о МХАТе, вспоминали роман Достоевского «Униженные и оскорблённые» или произносили слово «чубчик».
А любовь к Станиславу росла и крепла, и, когда выяснилось, что Станислав полюбил Люсю Томилину, Поля ничего уже не могла с собой поделать.
3
И вот теперь Станислав сидит перед Полей, держащей в руках три записки, напечатанные на компьютере.
- В каком порядке ты их получил? – спросила Поля.
- Сначала вот эту, - Станислав показал ей записку, в которой говорилось: «Обратите внимание на поведение вашей жены». – Потом – эту, - и он указал на записку «Вашу жену видели любезничающей с Максимом Валнухиным». – А вчера я получил вот эту записку, - он показал на самую крупную, в которой было написано: «Ваша жена изменяет вам с Максимом Валнухиным. В ночь на 8 июля их видели в Кленовом парке выходящими из беседки в помятой одежде». – А ведь это похоже на правду. В ту ночь она ночевала не дома. Сказала, что пошла к родителям.
- Говоришь, вчера получил? – спросила Поля. Она спросила так только для того, чтобы собраться с мыслями, но Станислав понял её по-своему.
- Вчера, да. Хотел тогда же и прийти сюда, но здесь сидел её брат.
- А Люся знает?
- Нет... пока нет.
Поля поняла, что Станислав хочет сказать: «А узнает или нет – зависит от тебя». И Поля медленно, глядя прямо в глаза Станислава, проговорила:
- Пока, значит, не знает. И не узнает, если ты проявишь должный ум. Вот для чего, по-твоему, написали тебе эти писульки?
- Не знаю, - растерялся Станислав.
- Я знаю. Ты член стачкома, на тебе большая ответственность. Нашим врагам надо выбить тебя из колеи, отвлечь от работы на что-либо. Как ты думаешь, на что именно они хотели бы тебя отвлечь?
- Ты хочешь сказать… - начал Станислав и осёкся.
- И добавлю ещё, что не случайно вторым объектом выдвинут Валнухин. Его отец – заместитель председателя стачкома. Нашим врагам надо стравить вас, чтобы Андрей Емельянович вмешался…
- Так ты, значит, считаешь, что записки лживые?
- Ну вот, вторая не обязательно лживая. То, что она может любезничать с кем-то, я могу допустить. Но вот представь, что ты изменяешь ей с – Поля хотела сказать: «с Ирой Букиной», но ей стало стыдно, что она может предположить, что у любимого связь с проституткой, и она осеклась. – С Катей Логиновой, - сказала она после замешательства. – И что, станешь ты с ней любезничать на глазах у всех?
- Нет, конечно.
- А почему ты Люсю считаешь глупее себя?
- А почему… то есть, откуда они узнали, что Люся ночевала не дома?
- Ну, ты и вопросы задаёшь, Станислав! Да у них полно агентуры! В каждом дворе они стараются кого-нибудь завербовать, не говоря о тех, что на заводе. Вот кто, к примеру, живёт с тобой на лестничной площадке?
- Рядом с нами квартира пустует, хозяева каждое лето на дачу уезжают. Напротив – старуха одинокая, мы её знаем, что агент – исключено.
- Ну хорошо, а вот у Томилиных соседка комнаты под мотель сдаёт. Может быть, там были они?
Станислав молча ушёл в комнату сторожа. Поля в изнеможении откинулась на спинку стула. На минуту замерли у неё все чувства, все мысли, но только для того, чтобы с утроенной силой появиться вновь. Ни ревности, ни обиды Поля не чувствовала – только досаду, что так поздно узнала о любви Станислава к Люсе и не подавила свои чувства в зародыше.
Пытаясь справиться с нахлынувшими переживаниями, Поля насильно заставляла себя читать разложенную перед ней газету. В таком состоянии её и застал Станислав.
- Поля! – удивлённо воскликнул он. – Ты что, читаешь, шевеля губами?
- Да я стихи выучить хочу, - Поля непринуждённо, по-светски улыбнулась. – Хорошие такие…
- А, ну тогда понятно. Так вот, я звонил Томилиным. Валентина сказала мне, что тогда их соседка сдала комнату на сутки… кому бы ты думала? Римме Резкиной!
- Дочке Герасима Игоревича? Что и требовалось доказать!
Станислав ушёл, успокоенный. В эту минуту в комнату ворвалась Маруся. В радостном возбуждении бросилась она на шею Поле.
- Ну, Поля, ну, Поля – заговорила она, с восхищением глядя на подругу. – У меня просто слов нет, как чудесно! Прямо так у меня настроение поднялось!
- Что, убедительно вышло?
- Убедительно? Не то слово! Да знал бы он, через что тебе пришлось переступить! Через любовь, через ревность…
- Постой, Маруся! – изумлённо вскрикнула Поля. – Откуда ты знаешь?
- Ну, до сих пор я не знала, а только догадывалась. А теперь знаю. А как догадалась? Начнём с того, что не могла ты влюбиться в Чубченко! Сама-то ты никогда не хотела быть актрисой. Ведь как влюбляются в артистов? Он нравится ей как артист, а она принимает эту профессиональную симпатию за любовь. Понятно, что случается это с теми, кто сами хотели быть артистами. Значит, ты эту любовь себе придумала. Обычно это делается или для того, чтобы придать себе значимость, чего у тебя в принципе быть не может, или чтобы скрыть настоящую любовь.
Поля успокоилась, она с интересом слушала Марусю. «Это же надо, с уважением подумала она, - никакого высшего образования у неё нет, а мне, профессиональному психологу, есть в чём у неё поучиться». А Маруся продолжала:
- Помнишь, как ты сказала, что самая оптимальная разница в возрасте между супругами – это ровесники плюс-минус пять-семь лет? Так я определила, в каком возрастном диапазоне искать твоего любимого. А потом ты сказала, когда мы обсуждали какой-то рассказ: «Как это, должно быть, хорошо – жить по соседству с будущим мужем!» А в нашем доме только три достойных парня подходящего возраста – Станислав, его брат Толя и Володя Тулинов. А ещё, помнится, ты сказала: «К сожалению, мне не нравится сочетание красного с синим. На мой взгляд, с красным хорошо сочетается жёлтое с чёрной каймой». А женщина, как известно, может сожалеть о своём вкусе только в двух случаях: когда он не соответствует моде, что у тебя исключено, или если не соответствует вкусам любимого. А Станиславу как раз…
- Да не о том же речь шла! – предположение Маруси, что она, Поля, могла говорить о модах, произвело эффект холодного душа. – Об оформлении рекламы! Эх, ты!
- К чему бы это ни относилось, твоё «К сожалению» выдаёт тебя с головой. Станислав тоже не об одежде говорил, когда сказал, какие сочетания ему нравятся.
Поля пристально посмотрела на Марусю. «Да, - подумала она, - проницательная ты, а главного не поняла».
- Я через любовь не перешагивала, – сказала она. – Вот если бы он выбрал недостойную, тогда можно было бы так сказать… А Люся – очень хорошая женщина. Наивненькая, правда, но это простительно. Что касается ревности, то это чувство мне вообще незнакомо. Любовь для меня предполагает уважение к любимому, а ревность присуща тем, кто смотрит на любимого, как на свою принадлежность.
Маруся ушла к себе. Глядя ей вслед, Поля подумала: «Это же как должно обесцениться понятие героизма, чтобы даже Маруся принимала за героизм обыкновенную порядочность!»
Её размышления прервали приглушенные стоны, донёсшиеся в открытое окно. Поля вздрогнула, прислушалась… Сомнений не было – звуки доносились из палисадника!
4
У окон сторожки был разбит палисадник. Когда-то он хорошо поливался, был ухоженным, по бокам на нём росли цветы, в центре – смородиновый куст. Теперь он зарос кустарником, через который в обилии пробивался бурьян. Весной бурьян никогда не убирался, торчал через кустарник высохшими прутьями, обвивался берёзкой, ломавшей хрупкие высохшие стебли. Иногда сквозь всё это пробивались подсолнечники, иногда – мальвы. Они смотрелись на этом палисаднике, как выходцы из другого мира, придавая ему ещё более запущенный вид. Смородиновый куст зачах и высох, то ли от старости, то ли от невозможности бороться за жизнь с диким кустарником.
Недолго думая, Поля сунулась в палисадник. Там, в высохшем смородиновом кусте, съёжившись донельзя, сидела, зажав в зубах ветку, Римма Резкина. Её тело сотрясали рыдания, по расцарапанному лицу текли слёзы. Поля всё поняла. Для неё не было ни заплаканного лица, ни перепуганных глаз – она видела только шпионку врага.
- Выходи! – хорошо поставленным голосом скомандовала она. – А будешь медлить - позову сторожа. Бежать тебе некуда.
Поля повела Римму в кабинет председателя. Василия Арсеньевича на месте не было. Оставив Римму под надзором пожилой секретарши, Поля вернулась в сторожку.
Ей, конечно, было очень плохо оттого, что теперь о её любви знает и Римма. Теперь это, конечно же, станет известно всем, и, что самое страшное, и Станиславу. Надо было обдумать, как она будет теперь вести себя с ним.
Поздно вечером Поля уединилась с отцом и спросила:
- Что сказала Римма?
О, как нелегко дался ей этот вопрос! Как тяжело было преодолеть соблазн укрыться, спрятаться, замолчать! Но лучше один трудный разговор, чем потом мучиться догадками.
От Василия Арсеньевича, конечно, не укрылось состояние дочери, но он понял его по-своему: не знает, правильно ли поступила.
- Не бойся, - успокаивающе сказал он. – Ты поступила правильно. Это не пострадавшая от наших врагов, и твоему ведомству там делать было нечего. А Римма сказала, что отец заставляет её работать против нас. Мы ей говорили, что она совершеннолетняя, может уйти, когда хочет, предлагали место в нашем общежитии – ни в какую! Она, дескать, верующая, и неподчинение родителям у них грех. Вот тебе, Поля, и пример, как используют в своих корыстных целях чувства верующих.
Поля облегчённо вздохнула. «Ну и мораль, - подумала она – бандитам помогать – не грех, шпионить в их пользу – не грех, а вот отца (да ещё такого) ослушаться – грех».
5
На другой день Поля должна была дежурить. После дежурства она встретила Марусю, которая дала ей конверт.
- Что это? – спросила Поля удивлённо.
- Понятия не имею, - повела широкими плечами Маруся. – Римма сунула мне это, сказала: «Передай Поле» и убежала.
Тут же, при Марусе, Поля вскрыла конверт и прочитала:
«Поля, я никому не сказала про твою любовь. Всё остальное рассказала. Тебе, наверное, об этом рассказали. А если нет – спроси своего отца.
У меня тоже есть любовь. Именно она мешала мне ослушаться отца без греха, т. е. уйти в монастырь. Я ещё надеялась, что буду нужна своему Эдику. Да, да, Поля, это – Сопыркин-младший! Я знаю, что ты о нём думаешь, но для тебя это – сын врага, а для меня – любимый. Теперь уже всё. Ухожу.
Прощай же, Поля! Прощай навсегда!»
Поля, прочитав письмо, тяжело вздохнула. «Ну и воспитание!» - подумала она. Теперь она гордилась тем, что могла полюбить только такого, как Станислав.