Гульнара

В огромной лощине, куда сбегают с лесистых пологи Уральских гор ручейки и речушки, образуя озеро, расположилось село Русский Курташ.  Улицы села огибают озеро с трех сторон, в виде подковы, слетевшей, по старинному преданию, с копыта коня батыра Курташа. По левую сторону, с испокон веков, селятся русские, по правую – марийцы, а между ними – татары. Каждая улица живет по своим законам, правилам и обычаям. Праздники по дням у них редко совпадают и отмечаются представителями разных национальностей в разное время, поэтому улицы села оглашаются в праздничной суете очень часто. В селе много смешанных семей, которые отмечают все праздники: и русские, и марийские, и татарские. Все это создает впечатление  праздного, вечно гуляющего села. Но это не так. Народ в Курташах степенный, зажиточный и знающий время и для труда, и для гулянья.
Дом Габдуллы Гайнулина стоял немного в стороне от улицы и как бы выделялся из общего порядка, выделялся и сам хозяин дома – был он какой-то основательный, среднего роста, широкоплечий, твердо стоящий на земле. Были хороши и три его сына. Старший давно уже женился и уехал жить в город, средний тоже был уже женат и жил своей семьей в отдельно доме , а младший, Ильяс еще женихался. Отец уже не раз заговаривал с парнем о его женитьбе, но тот все отнекивался. Не нравилось Габдулле, что сын валандается с русской девушкой из бедной семьи, и он всячески старался отвадить сына от  Ленки Корзухиной.
Когда отец в очередной раз за обедом, обжигаясь горячей шурпой из баранины, завел свою песню о женитьбе, Ильяс сказал:
-Хорошо, отец, жени меня на дочке Корзухиных.
Габдула бросил ложку в миску так, что брызги жира полетели во все стороны.
-Иди! Женись! И живи у Карзухиных. Вот где ты спать-то с молодой женой будешь? У них даже на полатях места нету – все нищетой забито.
- Ну не такие уж они нищие – милостыню по селу не собирают, - пробовал возразить Ильяс.
- Все! Запомни: женишься только не татарке, другой невесты я не признаю, - отрубил Гайнулин – старший.
После этого разговора Габдулла старался загрузить парня работой, чтобы у него не было времени таскаться на русскую сторону села.
Ближе к посевной  собрался он в дальнюю дорогу. Жене и сыну он объяснил, что поедет в большое татарское село Татышлы навестить родственников. Вернулся Гайнулин через несколько дней, в это время Ильяс убирался в коровнике. Выйдя оттуда с навозными вилами, в грязных, запачканных навозом сапогах, он смутился, увидев рядом с отцом девушку, маленькую, худенькую, с черными, как маслины, чуть раскосыми глазами пугливой дикой козочки.
- Вот, знакомься, наша дальняя родственница – Гульнара. Поживет у нас какое-то время, матери поможет – больна она, тяжело ей будет по – хозяйству, пока мы сеемся.
Первую неделю после приезда Гульнары Ильяс старался при всяком удобном случае улизнуть из дома на русскую улицу повидаться с Ленкой.
Но незаметно для себя он все чаще и чаще вечерами стал оставаться дома и как бы невзначай попадаться на глаза девушке. Вскоре всем стало очевидно, что и ей парень не безразличен. Садясь со всей семьей обедать, Габдулла замечал: Гульнара ставит на стол большое блюдо с мясом так, что самый большой и жирный кусок баранины оказывается на стороне Ильяса,  татарский чай со сливками у него гуще и белее, чем у всех остальных. И это Габдулле нравилось. Он украдкой ухмылялся и думал, что нужно будет покупать жеребенка на махан и к осени готовить свадьбу.
На праздник к Гайнулиным приехал родственник из города, молодой парень по имени Марат, ровесник Ильясу. Сидя за столом и ожидая, когда подадут еду, Марат рассказывал о городской жизни, сравнивая ее с деревенской. Но когда в избу вошла Гульнара, он сразу замолчал, все уставились на нее – она была прекрасна в старинном татарском наряде.
Позвякивая монистами, она поставила на стол большой серебряный поднос с горой пельменей вокруг обложенных большими кусками баранины и пряными травами. Глянув большими, темными, жгучими глазами на Ильяса, она плавной походкой пошла на летнюю кухню. Марат еще долго смотрел в след девушке и смачно щелкал языком, что очень не понравилось Ильясу, а Габдулла опять украдкой ухмыльнулся: пригласить в гости Марата и заставить Ильяса ревновать к Марату Гульнару – была его идея, и она сработала безотказно. Ильяс влюбился в Гульнару окончательно и на всю жизнь.
В тот день Гайнулины городили новый загон для скота, Ильяс так устал, что не стал ужинать, а только выпил галичек молока и отправился спать на сеновал. Утром он проснулся поздно, умылся возле колодца и сел за стол под старой березой пить утренний чай с молоком. Но самовар почему-то принесла мать, а нет Гульнара, к чему Ильяс уже стал привыкать. Он затревожился, в сердце кольнуло:
- А где отец? – спросил он у матери.
Та, пряча глаза от сына и тяжело вздохнув, ответила:
- Гуля сильно заскучала по дому – вот он и повез её.               
  - Так и я бы отвёз.
- Да у отца в Татышлах ещё какие-то дела.
Ильяс не стал пить чай и долго, как потерянный, болтался по двору, надеясь, что мать пошутила и что он сейчас услышит тихий звон монист. Но прошло уже много времени, стало припекать солнышко, а монисты все не звенели. Тогда Ильяс понял, что с ним никто не собирался шутить, и совсем повесил голову.
Отец приехал только на следующий день, и Ильяс стал приставать к нему с вопросами:
- Отец, ты почему не сказал, что повезешь Гульнару домой?
- А ты кто такой, чтоб я тебе докладывал о своих делах?
Ильяс густо покраснел, поковырял носком сапога землю и почти шепотом сказал:
- Я люблю её. Я хочу на ней жениться.
- А что ты молчал позавчера?
- Я ещё не знал позавчера, что сегодня захочу жениться.
- Он не знал, а я вот знал.
- А если ты знал, то почему не сказал мне?
- О, Аллах! Мои бараны умнее тебя! – рассердился Габдулла. Отец нашел ему такую девушку в невесты и ещё должен угадать, когда сын жениться захочет и предупредить его об этом заранее. Вот баран, так баран!
Осенью Гайнулины сыграли свадьбу, и через девять месяцев, как и положено, в качалке пускал пузырики маленькй Садык. В солнечные ни Гульнара выносила сынишку на улицу, завернув его в теплое одеяльце, которое сшила сама долгими зимними вечерами. Она носила его по двору, напевая протяжные успокаивающие татарские песни. А когда Садык засыпал, укладывала его на санки, где тот сладко спал, шлепая губешками во сне. Ильяс подходил к жене и спрашивал:
- Ну, что, Нарочка, устала, тоже баю – бай хочешь. Дай-ка я тебя убаюкаю.
Он брал её, маленькую, худенькую на руки и носил по двору, как она Садыка, и тоже что-то заунывно напевал по-татарски, а Гульнара звонко хохотала и ладошкой закрывала ему рот.
Не успел подрасти Садык, как появилась Альфия, такая же черноглазенькая, шустренькая, как мать. Ильяс с помощью братьев и отца поставил новый дом на берегу озера. Жизнь шла своим чередом и, вроде бы, ничего не предвещало беды. Жили в достатке, без ругани, дети росли послушными и здоровыми. Вот только Гульнара стала слабеть и худеть. Её глаза проваливались все глубже и глубже, становились все темнее и темнее.
Ильяс не раз возил её в город к докторам, но те разводили руками, не находя никаких явных заболеваний. И когда она уже не могла без посторонней помощи выходить на улицу, Ильяс стал её каждый день выносить во двор и «гулять» с ней, нося на руках, как малое дитя.
По первому санному пути к Гайнулиным приехал старший сыни сообщил, что в городе практикует молодой доктор – будущее светило в медицине. И этот доктор готов осмотреть Гульнару. Ильяс повез жену в больницу. Медсестра сказала, что она пролежит в больнице не менее двух недель. Попрощавшись с женой, Ильяс пообещал приехать к ней через пару дней. Но не через два, не через три дня приехать он не смог.
Гульнара сильно скучала по мужу и детям, ей снился все один и тот же сон, она стоит на берегу, а Ильяс катает на санках детей по озеру и не по льду, а прямо по воде и все весело смеются. Вдруг Ильяс и санки с детьми проваливаются и в глазах Гульнары только темное пятно воды, крик сдавил горло и больше ничего…
Ильяс приехал только через неделю, когда утихли бураны, завалившие все дороги и оборвавшие провода, через Палый кряж пробили дорогу. В приемном покое больницы сказали, что в отделение пройти нельзя, врачи делают обход. Он долго ждал в коридоре, сидя с опущенной головой, пока к нему не подошла какая-то сердобольная пожилая женщина в медицинском халате и не спросила, кого он ждет. Ильяс ответил, что приехал навестить жену, Гульнару. Женщина ушла, но вскоре вернулась:
-Держись, парень. Умерла твоя жена, Она уже четыре дня в морге лежит.
Ошеломленный таким известием Ильяс выскочил на улице и заметался среди однотипных серых зданий в поиске морга. Он думал, что может ещё успеет помочь своей Нарочке, прижать к себе, отогреть её.
Заметив, что в одну из дверей заносят гроб, он метнулся туда, и увидел, что его жена совсем голая, небрежно покрытая грязной простыней, лежит на носилках, стоящих на холодном каменном полу. В морге было много трупов, но они все лежали на столах, и только его маленькая, бесзашитная Нарочка лежала на полу, синяя от холода. Ильяс скинул с себя овчинный полушубок, завернул в него жену, и понёс, как бывало раньше, покачивая и что-то напевая ей на ухо заунывное, протяжное. Полупьяная старушка-санитарка вцепилась в ноги Гульнары и шипела:
- Куда, бусурман, ты её тащишь? Надо разрешение доктора…
Но поняв, что с молодым мужиком её не справиться засеменила восвояси.
Ильяс осторожно положил тело Гульнары в розвальни, потеплее укутал её полушубком, навалил на ноги ей сена, чтоб Нарочке не было холодно, а сам в одном пиджаке, примостился рядом. И розвальни заскрипели, увозя Гульнару домой, где её ждали малые детки.