Примета 2

2.

- Что – всё? – не понял Синерок. Зато Ромес сообразил сразу:

- Значит, Конрой – вовсе не отражение Лайта?

- Выходит, так. Но об этом до недавнего времени не знал никто, кроме самого Конроя, да и я, признаться, узнал совершенно случайно, - ответил Рэли.

- А-а, все Альтаоры существовали для того, чтоб Конройчик не чувствовал себя одиноким, и ради одного этого был построен замок Альтаоров; и всё царствование Старлайта Первого тоже ради этого? – стал возмущаться Синерок.

Рэли продолжил:

- Идея с царствованием появилась у Конроя не сразу, а только после нескольких неудачных экспериментов с приёмными детьми. В конце концов, их воспитанием занимались люди, прислуживающие в замке. Все они были обычными нормальными людьми со здоровой психикой и приличным воспитанием, следовательно, вырастить и воспитать они были способны только подобного человека. Конроя, вкусившего власти над человеческими судьбами и жизнями, это не устраивало. Он получал в приятели всего-навсего такого же человека, судьбой которого мог прежде играть. Но уж никак не равного себе! Его бы элементарно не поняли. Он не знал, как ему поступить, до тех пор, пока на его жизненном пути не повстречался Джошуа. Сработала необъяснимая колдовская харизма Джошуа. Конрой впервые встретил того, кто оказался гораздо, гораздо масштабнее его самого. Но при всём при том – без амбиций Конроя. Он создавал идеальный мир – созидал свой из найденных осколков, а не разрушал чужие, чтоб творить из руин. Конрой впечатлился и понял, какой друг ему нужен. Только сам он оказался совершенно не нужен Джошуа. Конрой ушёл, вдохновлённый идеей. Ему был необходим властитель – знающий и понимающий союзник. И вот тогда появился Лайт. Конрой незримо присутствовал, наблюдал и вёл по жизни. Так и привёл к королевскому трону. Только и из Лайта не вышел второй Джошуа. Лайт получился по-королевски непокорным и по-человечески слабым. Ему была предписана другая судьба, но Конрой смог изменить её на правах бывшего Тринадцатого. А в то, что предначертано истинным вершителем, вмешиваться нельзя никому, иначе где-то что-то ломается: в лучшем случае, только в жизни одного этого человека, в худшем – это отражается на Мирах. Вот и Конрой сломал жизнь Лайту… Сломать сломал, а нужного не создал. В попытке избавиться от креста всех Тринадцатых – одиночества – он поставил крест на чужих жизнях. А ведь Лайт как раз мог стать ему хорошим другом, если бы всё в его судьбе шло своим чередом. Если бы дикие звери не убили его отца, если бы его мать не была загнана в ловушку, и ей не пришлось уехать; если бы Лайт не попал в приют, если бы не повстречался ему тот, кто возвёл его на престол, если бы, если бы… Конрой вмешался на всех этапах. И после всего он ждал благодарности от Старлайта. Но его величество не знал, что такое благодарность. В нём это качество не воспитали. Дети приходят в этот мир нейтральными – ни добрыми и ни злыми. Но зло изначально в них встроено, как и  во всех живых существ, ведь каждому как представителю своего биологического вида необходимо не погибнуть. Тут действует самый основной инстинкт – инстинкт выживания. Детей надо учить добру, а зла в них и так хватит. Конрой это не учёл. Поэтому и не получил то, чего хотел. Лайт стал бы кем-то вроде короля, но совсем другим путём. И был бы у Конроя хороший друг.

- Тогда я рад, что Лайт оказался плохим другом! – воскликнул Синерок.

- Лайту от этого не легче, - со вздохом отметил Рэли.

- Никому не легче. Теперь понятно, что за дело ему до Ромеса. Это, так сказать, профессиональная ревность. Конрой банально ревнует Ромеса к его предназначению! Но следует ли думать, что Конрой не отступится и будет и дальше доставать Тринадцатых? – спросил Синерок. – Лично против Ромеса, следовательно, он ничего раньше не имел, но коль уж Ромес – не кто иной, как Тринадцатый, Конрой выбрал себе врага. И будь на месте Ромеса кто-то другой, а Ромес – просто ходящий по Мирам, Конрой бы никогда не тронул его?

- Естественно.

- И какой выход?

- Выход только один. Смерть Конроя. Если он не образумится, конечно.

- Ромес, убей его!

- Ну уж нет! – воспротивился Ромес. – Мне уже осточертели все эти убийства и смерти. Пусть Конрой делает что угодно – мне всё равно. К тому же, я думаю, Конрой начал перевоспитываться. Или хотя бы переосмысливать кое-что, переоценивать ценности.

- Я бы на твоём месте надежды на такое чудесное преображение не возлагал. Конрой гораздо старше меня, и всё, ради чего он теперь живёт – ненависть и месть… Впрочем, нет, я ошибся, это ещё не всё. Я узнал одну новость и не знаю, к разряду каких её можно отнести. А может, и две новости, но вторая (или первая – как преподнести) уж точно неприятная.

- Валяй, чего уж там, - заранее убитым голосом разрешил Ромес.

- Пока вы тут прохлаждаетесь, пытаясь осмыслить случившееся и привыкнуть к нему, жизнь идёт своим чередом. Вы думаете, что Конрой воет от одиночества там, куда вы его посадили? Нельзя не отметить, кстати, Ром, что мир для Конроя ты выбрал славный – поляна среди дремучего леса, где и днём-то страшновато…

- Ну как же, старался, это продолжение того парка, где мы повстречались. А Конрой не сопротивлялся.

- Он нашёл выход из леса.

- Что?!

- Да. Но это ещё полбеды. Единственный правильный путь привёл его к миру, где вы оставили Джину.

- Вот ещё проблема! – совсем расстроился Ромес.

- Подожди, это только начало проблемы! У Джины тоже прошло какое-то время. Она почти совсем было оправилась от потрясения. Джина – натура тонкая и впечатлительная. Она довольно отходчива и не злопамятна. Увидела Конроя вновь – и вся её злость моментально испарилась. Они друг друга простили… Нет, не так! Она  простила - и его, и себя. А Конроя её переживания никогда не волновали, как, впрочем, переживания любого другого человека. Но обстоятельства сложились так, что Джина оказалась единственным человеком, который мог поддержать его и помочь в трудную минуту. Девочка растаяла, конечно же, не прогнала его, приютила, обогрела… Во всех смыслах… Почему бы ему не воспользоваться протянутой рукой помощи? Тем более когда это рука любящего человека. Конрою ведь тоже нужно какое-то человеческое тепло. Кое-чему и его жизнь научила. А может быть, он устал грести против течения. Неважно, в общем, какими побуждениями он руководствовался; факт остаётся фактом: он надолго остался с Джиной. Но всё же, всё же… Даже Джина его не выдержала.

- Что случилось? – занервничал Синерок.

- Джина покончила жизнь самоубийством.

Как для Синерока, так и для Ромеса это оказалось полной неожиданностью. Они в один голос воскликнули:

- Что?! Как?!

- Да, - сказал Рэли, - сколь ни прискорбно мне это сообщать, но это так. Но поскольку Джина вошла в Миры, её просто куда-то серьёзно зашвырнуло. Я не смог отыскать, куда. Пока не смог. Наверно, она и не хотела бы, чтобы её искали. Со своей стороны Конрой, наверно, тоже не  имел желания  больше её лицезреть. Он перекрыл ей пути назад. После её смерти-побега Конрой погнал время вперёд в том мире, и с тех пор прошло лет, наверное, десять или даже больше. Конрою что – он у нас бессмертный изгнанный Тринадцатый… А Джине туда теперь уж точно не вернуться. Мосты сожжены, карты разорваны в клочья.

- Подумать только – за несколько светлых тёплых осенних дней где-то прошли десять лет!.. – покачал головой Синерок.

- Конрой ушёл дальше? – спросил Ромес.

- Нет, он остался в том мире. Его очень легко поймать, если вас это заинтересует. По-моему, он и сопротивляться не станет.

- Ром, надо срочно туда идти! – загорелся тотчас Синерок. – неужели ты можешь ему простить, что из-за него умирают твои друзья?

- Не знаю насчёт прощения. Может, и могу. Мои друзья делают выбор сами. А ловить… Зачем же его ловить, если он и так не убегает? Нужно просто узнать, что держит его в том мире. Рэли, ты, случайно, не знаешь?..

- Что держит его? Что ж, всё очень просто. Это его дочь.

Ни Ромес, ни Синерок ничего подобного не ожидали, а потому просто молчали, усваивая информацию. Наконец, Синерок выдавил:

- Невероятно!

- Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Я и сам был поражён, когда узнал.

- Нет, это вообще!.. – Синерок никак не мог успокоиться.

- Да уж, столько новостей… - тяжело вздохнул Ромес.

- Мало того, что Джина умерла, то есть исчезла, но это почти то же самое, что умерла, так ещё и у Конроя – дочь! Да кто же такой безбашенный нашёлся, кто смог посмотреть на него не через призму ненависти? – Синерок никак не мог представить такого человека.

- Всё та же Джина, - коротко ответил Рэли.

- У-у!.. – в один голос сказали Ромес и Синерок.

- Только как же её, бедолагу, надо было достать, что она бросила своего ребёнка, рождённого от любимого мужчины, и так вот поступила? Джина ведь думала, что она умрёт насовсем, и сделала этот шаг… А Конрой остался. Конрой действительно любит свою дочь. Сколько там лет прошло, а девочка до сих пор не знает, кто ей Конрой. Она считает его просто старшим другом. Живёт в интернате с весьма неограниченной свободой, и Конрой вроде как её опекун. Ему же не впервой детей куда-нибудь на воспитание подкидывать. Только на этот раз ребёнок – его родной, и вообще – девочка. Второго Старлайта он из неё делать точно не хочет.

- Мы должны её похитить, правда, Ром? – срезу загорелся Синерок.

- За кого ты меня принимаешь? – печально спросил Ромес.

- Нет? Не будем похищать? – сник Синерок.

- Не будем. Устал я от Конроя. Может, если я его не буду трогать, и он от меня отстанет? Тем более – у него теперь есть любимая дочь…

- Я бы на это не рассчитывал, - сказал Рэли. – Он будет преследовать Тринадцатых, пока не исчезнут все они или пока не исчезнет он сам.

- Последнее я мог бы устроить, - сразу включился Синерок.

- Забудь, – осадил его Ромес.

- Эх, опять ты устал, - с неудовольствием заметил Синерок. – Не желаешь ли отключиться и вздремнуть?

- Ах, отстань, - незло отмахнулся Ромес.

- Нет, тебе типично надо передохнуть, - решил Синерок. – У тебя депрессия. А твоя депрессия лечится только твоим сном.

- И не надейся. Рэли, а как зовут дочь Конроя?

- Подожди, имя какое-то необычное… Конрой сам называл… Ах да, её зовут Кера-Саталина.

- Как-как? – переспросил Синерок. – Кера-Саталина? Да, имя оригинальное. А сама она как, ничего?

- Что, хочешь подождать, пока она подрастёт, и жениться на ней? Я одобряю твой выбор. Осталось испросить согласия у отца невесты. Хочешь Конроя в тести?

- А… Я, знаешь ли, пока подожду с женитьбами.

- Ладно уж, подожди. Она – очаровательный ребёнок. Да вот, взгляните сами, - Рэли распахнул прямо в осеннем воздухе небольшое окно в другой мир, и Синерок с Ромесом заглянули туда.

- Она нас не заметит, - сказал Рэли.

Они увидели девочку, одетую в красную клетчатую рубашку с завёрнутыми рукавами и в короткие шорты, сидящую на траве среди старых гипсовых раскрошившихся скульптур. Задумавшись о чём-то, смотрела она в неведомую даль. У неё были необыкновенные глаза – бархатно-карие, а от зрачков расходились ярко-зелёные лучи. Её волосы – цвета пламени костра, пылающего в тёмном лесу средь зимней стылой звёздной ночи. Ирония судьбы – она была похожа на малышку, убитую диким зверем в мире, где когда-то существовал приют для бездомных животных. Если бы она выжила…

- Это и есть Саталина? – спросил Ромес.

- Она самая.

- Славная девчонка.

- Да. И за что только Конрою такая награда?

- Ага, а вот если бы у меня были отпрыски, то непременно уродились бы какие-то уроды! – пожаловался Синерок. - Хотя, если бы подобрать им достойную мать, может, и в неё бы удались. О, Рэли, а у тебя есть дети?

- Нет – это сто процентов.

- А почему? И откуда ты знаешь?

Ромес предостерегающе сжал руку Синерока, но того уже занесло, и он успокаиваться не собирался. А Ромес помнил один старый разговор, когда Рэли случайно сказал о выборе между дружбой и любовью. Эта тема была для Рэли весьма болезненна. Но садист Синерок отступать не желал и продолжал терзать бедного Рэли:

- Так как же насчёт детей, а?

- К чему в мирах моё повторение и продолжение? – проговорил Рэли. – Одного такого чуда распрелестного, как я, и за глаза хватит. Тут уж я постарался насчёт этого.

- А зря. Из тебя получился бы великолепный папаша. Даже я от такого не отказался бы. Ты каждого умеешь правильно оценить.

- Опыт, мой друг, великое дело. Я на своём веку людей перевидал – ого-го!

- Но ты со всеми можешь говорить спокойно. Даже с врагами. А я бы не сдержался.

- Мне интересны люди во всём их разнообразии. Я смотрю на жизнь как бы со стороны, и потому даже неприятности кажутся мне забавными. Это легко. Если у тебя жизнь – сплошная неприятность, то рано или поздно начинаешь входить во вкус, и неприятности начинают болезненно нравиться. Это, конечно, патология, но от неё ещё никто не умер.

- Благодарю за консультацию, - поклонился Синерок. – Приму к сведению.

- Ну, знаешь ли, не всегда следует особо прислушиваться к советам, предлагаемым доброжелателями, - улыбнулся Рэли.

- И это запомню, - пообещал Синерок.

- А не заглянуть ли нам в тот мирок, где начались основные неприятности нашего несчастного друга Лайта? Туда, где стоял замок Альтаоров? – вдруг предложил Ромес. – Что-то у меня на душе неспокойно.

- Это мало поможет поднятию твоего настроения, - ответил Рэли.

- Что, настолько всё плохо?

- Да уж не хорошо. Там тоже лет уже порядочно прошло. Нас могут подстерегать всякие неожиданности.

- Идём! – решил Синерок.

- Конечно, - поддержал Ромес. – По-быстрому спасём мир – и сразу назад, а то Паукашечка обидится.

- Ну что за люди пошли – спешат, торопятся, бегут! – вознегодовал Синерок. – Если уж ты взялся за спасение мира, так будь любезен постараться, сделать всё должным образом.

- Постараюсь специально для тебя, - обнадёжил Ромес. – Если получится.

- Получится, - уверенно определил Синерок.

Они оглянулись на незасыпанную могилу с бренными останками хорошего, дорогого, всеми любимого Ромеса, и Ромес даже помахал рукой своему гробику на прощание. И они пошли среди осени, по щиколотку утопая в золото-багряном ковре из листьев, и так же тихо, как проводил их этот мир, встретил тот, другой,  котором они пока не заметили ничего страшного.

- Тот мир расслоился, - предупредил Рэли. – И слои его довольно-таки разнообразны. Это нечто вроде параллельных миров, но только они очень не похожи друг на друга. И они играют с попавшими в них людьми. Я бы не был столь оптимистичен, как ты, Синерок. Боюсь, мы там ничего не сможем сделать. То есть вообще ничего.

- А нельзя ли взглянуть на один такой мирок? – полюбопытствовал Синерок. – Чтоб, так сказать, своими глазами увидеть и убедиться…

- Почему же нельзя? Но мы будем именно зрителями, а также слушателями, нюхателями и чувствователями. Мы сможем даже улавливать настроение и мысли наблюдаемого, хотя и не всегда, но не сможем вмешаться, если что. Давайте посмотрим на тонкий слой, исказивший мирок, куда попал один-единственный человек.

- Хорошо ему – один владеет целым миром! – почти завистливо вздохнул Синерок. – Вот бы и мне так на пару недель!

- Сейчас ты посмотришь на человека и его мир и сразу забудешь это своё желание, - осадил его Рэли. - Не думаю, что наше общество могло тебе настолько наскучить! Тем более для него это – не на пару недель, а навсегда.

- Да? Но как же тогда у него ещё крыша не поехала от одиночества и неправильности мира?

- Это сильный человек. Впрочем, смотри сам.