Прошли годы

В тот вечер долго не ложились спать. Мама заводила тесто на шаньги и пироги, отец лепил пельмени – на завтра ожидали гостей. Из города должны были приехать мамина подруга с родителями и дочкой, которые когда-то тоже жили в нашей деревне, но пару лет назад переехали в город. Мать прочитала мне наказ – с утра хорошо вымыть шею и уши, надеть праздничную одежду и не материться при гостях на скотину, которая без мата ну ничего не хотела понимать.
  - Коля, ты его ботинки-то смазал дегтем? – спросила мама.
- Да, смазал, на крыльце выдыхаются, – ответил отец.
- Да вы что?! Колхозники! Опять дегтем обувь мажете, опять весь дом им провоняет! – завопил я и бросился спасать свои ботинки.
Уж тер я их, тер, и опять тер тряпкой, но деготь уже успел впитаться и никак не стирался, тогда со всей злостью я запихал свои единственные ботинки в корыто с водой и пошел спать.
Утром меня разбудил духмяный аромат только что испеченных шанег. Соскользнув с полатей, я попытался стащить из-под материной руки шаньгу, но получил подзатыльник.
- Ты, зачем ботинки в корыто засунул, прохиндей? Иди, посмотри, что с ними стало, и мать вытолкала меня из избы.
Мои, хотя и не новые, но еще вполне, висели на изгороди среди банок и крынок, были они огромного размера и скукоженные, как у клоунов. Ботинки большие, а на ногу не лезли. В чем встречать гостей? Другой приличной обуви нет, босиком нельзя, ноги черные, все в ссадинах и цыпках. В таком упадническом настроении я  встретил гостей, сидя за столом, засунув ноги под стул. Гости, которые взрослые, были так себе, а девчушка – Светланка, как кукла. Огромные темные глаза, толстая черная коса до пояса, в косе большущий розовый бант. Розовое платье и такого же цвета туфельки сразили меня окончательно. Тетя Гутя, так звали Светкину мамку, предложила нам погулять, пока суть, да дело, а мне гулять-то не в чем. Видя мое замешательство, на помощь пришла мама, сказав, что Света с дороги устала, пусть отдохнет, погулять, мол, мы еще успеем. И тут бабушка Светки вспомнила о подарке для меня, она порылась в багаже и выудила оттуда. Она злилась, а Зинка злобно шипела:
- Городские только воображать умеют, а сами дурочки и не умехи, Даже блины печь не умеют.
Через пару дней гости уехали, в доме стало пусто и скучно. Я постоянно думал о Светке, ссорился с Зинкой, которая буквально по пятам ходила за мной. В конце – концов, я оттаскал Зинку за космы, и она от меня отстала. 
Прошли годы.
Однажды летом я пришел домой с работы, в летние каникулы я работал у отца на складах, смотрю, в сенцах стоят две пары женских туфлей, явно не деревенских. Еще не видя никого, я заволновался, сердце гулко заколотилось, во рту пересохло. Войдя в избу, я зразу же увидел за столом девушку, красивую, нарядно одетую. Она тут же зарделась, засмущалась и разлила ненароком чай на скатерку – это была Светка. Нет, не Светка – Светлана.
- Иди, умойся хоть, да переоденься. Гости у нас, Гутя вот со Светой приехали, - сказала мать.
Только намылил голову и лицо, как вода в рукомойнике кончилась, хотел уже мамку кричать, как вдруг на мою голую спину опрокинулся ковш холодной воды. Взвыв от холода, я сгреб пену с глаз, надеясь увидеть Свету, а передо мной хохотала Зинка.
- Ну, что, жених? Опять твоя кукла приехала? Когда свадьба-то? – затараторила она.
Ох, эта Зинка! Все кишки вымотала. И что ей надо от меня, - подумал я.
  - Иди отсюдова, пока не навалял.
- Ладно, не лайся, давай солью на голову, а то невеста-то заждалась, поди – миролюбиво предложила она.
Вечером мы долго гуляли со Светой по берегу речки, а потом пошли на угор, где стояли большие качели. На качелях сидела Зинка и лузгала свои любимые семечки.
- А давай я тебя покачаю,- предложила она Светланке.
Та, не заподозрив ничего плохого в Зинкином предложении, согласилась. Качели взлетали так высоко, что у меня, стоящего внизу, все холодело в душе. Света визжала, толи от страха, толи от удовольствия, а Зинка хохотала, как сумашедщая. Так она мстила Светке за ее красоту, за красивое платье и за меня, о чем я тогда еще не догадывался. И за то, что я не сводил глаз со Светкиных стройных загорелых ног, которые оголялись полностью при взлете качелей, а на Зинкины ноги не обращал никакого внимания.
Прошли годы.
Осенью время призыва в армию. И меня повесткой вызвали в военкомат для прохождения медкомиссии. Еду в автобусе -  подходит ко мне кондукторша, молодая, но с усталым серым лицом, одета тоже во что-то серое, невзрачное. Подаю ей денежку и вдруг узнаю в кондукторше Светлану, которая, сунув мне в руку билет, пошла дальше по салону.
Не знаю почему, но на первой же остановке я вышел, долго стоял и курил сигарету за сигаретой. Толи она меня не узнала, толи, узнав, сделала вид, что не узнала, постеснявшись себя, такой? Наверное, и хорошо, что не узнала. И я, лучше бы не встречал ее, зато так бы и осталась она в моей памяти – безумно красивой и, почти, не досягаемой.
Когда уже комиссия подходила к концу, в дверях одного из кабинетов показалась девушка в белом кокетливом халатике.  У девушки из-под белой шапочки выбивались локоны золотистых волос, серые глаза светились молодым задором, и столько было в них лукавства и озоровства, что невозможно было не узнать в этой чудной молодой медичке Зинку. 
- Эй, голопузики, – крикнула она, -  кто еще не взвешивался и не измерялся.  Бегом, а то я убываю срочно!
Когда я уже стоял под измерительной штангой, Зинка меня узнала и аж вся засветилась от радости, хотя света от нее исходило итак столько, что глазам было больно.
Из военкомата я проводил ее до поликлиники. По дороге Зина поведала мне о том, что учится в мединституте, а сейчас у них летняя практика и скоро она уедет в свой институт. Я ей рассказал про встречу в автобусе, а Зина мне рассказала о том, что Света рано вышла замуж, да не удачно, она родила, а муж стал пить. Так и мучается. Я смотрел на Зину и думал – вот ведь, жизнь, какая штука.  С пеленок рядом был такой человек, а я не замечал. А та, которую любил, оказалась призраком, чужой. Верно, сам виноват, не искал, не добивался ответной любви, вот она и вышла за другого, оставив мне горечь на память.
- Ну, спасибо, что проводил, первый и, наверное, последний раз в жизни.
- Почему последний? – спросил я.
- Так ты же в армию уходишь, вернешься, а я уже старуха, - засмеялась Зинка.
- Зин, а ты пиши мне, я тебе тоже писать буду, - предложил я.
- Хорошо,- согласилась она, только ты первый напиши, а то ведь адрес твой пока не известен.
Зина чмокнула меня в щеку и, махнув на прощанье рукой, исчезла в дверях поликлиники.
Прошли годы.
Оказалось, что эта встреча была последней.