Золотой ключ

Мэлоди подобрала под себя ноги и закурила ещё одну сигарету. Её окутывали потоки ветра, наполненные запахом и беспрестанно работающих заводов, машинных отходов и ещё чего-то знакомого, но столько неприятного... Мэлоди решила не вдумываться и оставить этот запах не опознанным. Сегодня вечером они дадут концерт в этом городе, покинут его навсегда и забудут, будто его никогда не существовало.
Солнце клонилось к горизонту. К тому, что от него осталось. Грань, разделяющая небо и землю, была полностью загромождена уродливыми, неуклюжими и чёрными, как сажа, заводами, между которыми лишь время от времени мелькали беззащитные жилые дома. К горлу подступил комок. До безумия сильно захотелось протянуть руку и вырвать из этой чёрной массы маленькие частные домики, в которых, наверняка, до сих пор кто-нибудь жил, может быть, даже плакали чьи-то дети. Но ещё сильнее хотелось прыгнуть вниз и полететь. Вам, наверняка, хорошо известно это чувство. Сидя на подоконнике, будь он даже на десятом этаже, пропитанный каким-то топливом асфальт кажется настолько близким, будто стоит лишь спустить ноги, и носки сами до него достанут.
«А что мне стоит попробовать? — подобная мысль не в первый раз промелькнула в голове Мэлоди, — Тут лететь всего ничего, я и подумать не успею, как погружусь в объятия этого мерзкого асфальта. Ну а если не погружусь — осуществлю свою самую заветную мечту — пролечусь по прощальному чистому небу. Без крыльев!»
Но... Разве в этом моя заветная мечта? Девушка как будто внезапно что-то вспомнила, на лбу появилась испарина. Конечно же нет, как она могла забыть хотя бы на секунду...
 — К чёрту всё! — почти на всю квартиру крикнула она и спрыгнула на пол, бросив недогоревший окурок прямо на линолеум.
Из глубины квартиры раздавался звук ударных. По всей видимости, Питер опять впал в депрессию по поводу своей бездарности и тут же кинулся «совершенствоваться». К барабанному звучанию скоро примкнул звук гитарного баса. Значит, Дэйв наконец вернулся со своей ночной прогулки. Ещё пару минут, и из дальней комнаты раздался звонкий голос Бингэма:
 — Хэй, Мээээл! Новая песня назрела, хватит прохлаждаться!
Мэлоди раздражённо плюнула в сторону и поплелась в дальнюю комнату. Девушка была неестественно худой, скулы сильно бросались в глаза. Её лицо можно было бы назвать красивым, если бы она всё время не хмурилась и хоть изредка улыбалась. К тому же, несмотря на всю худобу и «серьёзность» в нём как будто оставалось что-то детское — такое лицо бывает у детей, обидевшихся на родителей за то, что те заняты чем-то своим, взрослым, и слишком мало уделяют тебе времени. Волосы были острижены чуть выше плеч, осветлены и покрашены в ярко-бирюзовый цвет. Отсюда сценическое имя — Мальвина. Именно Мэлоди и её знакомый с первого курса университета Бинг были создателями группы. Пришлось ждать недолго появления идеи по поводу названия самой панк-рок группы — Золотой ключ. Мэл и Бинг играли на шестиструнных и пели, как правило, дуэтом. Дэйв играл на басу, а Пит — на ударных. Коллектив был создан пару лет назад, но давать концерты ребята решились только в этом году, и до сих пор ни разу не получили конструктивной критики. И не потому, что их творчество было столь бездарно — напротив, в их репертуаре были песни, способные посоперничать с некоторыми популярными в начале 21 века хитами, — их не замечали лишь потому, что людям было не до этого. Какое кому дело до какой-то желторотой группы накануне Третьей Мировой Войны?
Конечно, многие не могли понять, зачем? Зачем ребята разъезжают по штатам, подвергая себя огромной опасности, когда весь мир рушится на их глазах? Неужели они думают, что их мелкий коллектив сможет как-то поднять дух уже давно отчаявшихся людей? «Золотой ключ» сам не смог бы внятно ответить на этот вопрос. Наверное, им просто хотелось хоть чем-то помочь и чувствовать себя самую малость нужными.
Вопрос, который мучил участников группы: почему Мэлоди всегда с такой настойчивостью просит разместить её лицо на рекламной афише? Конечно, Мальвина была самой колоритной и запоминающейся участницей группы, но никто из её друзей не замечал у неё мании величия или звёздной болезни. Напротив, когда к ней подходили какие-нибудь малолетние пацаны и протягивали ей бумажки для автографа, Мэлоди куксилась и, казалось, сильно стеснялась сложившейся ситуации.
Вообще, девушка была несильно разговорчивой, и Бинг, и Дэйв, и Питер (каждый из которых в своё время был, конечно, влюблён в Мэл) имели для себя вопросы, ответы на которые очень хотели бы услышать от Мэлоди. Но с каждым годом она как будто сильнее закрывалась, укрепляла стены своей собственной крепости и никому не позволяла приближаться.
Бинг вздохнул. Вот она сидит рядом, вроде бы такая близкая. Человек, которого он видит каждый день в течение последних нескольких месяцев. Но, в то же время, такая далёкая и чужая... Казалось, что любой проходящий мимо незнакомец и то ближе и понятней, чем Мэл.
 — Ладно, за работу! — Бингэм отогнал от себя навязчивые мысли и пару раз хлопнул в ладоши.
Текст для песен, как правило, придумывал Дэвид, основную мелодию набрасывал Бингэм, всё вместе соединялось и подрабатывалось всем коллективом. Новая песня была чем-то вроде гимна будущей счастливой жизни. Питер хмыкнул и проворчал:
 — Ну-ну, счастливая жизнь!.. Смешнее ничего нельзя придумать...
 — Слушай! Чтобы люди верили нашим песням, чтобы они давали им хоть каплю надежды, мы сами должны верить! Вера — всё, что у нас есть! — Дэвид даже вскочил с табурета и сжал руки в кулаках. Мэлоди усмехнулась, заметив, как в этот момент он стал похож на совсем ещё юного парнишку, каким она знала его пару лет назад. Он и сейчас не был стариком — в прошлом году Дэйву исполнилось девятнадцать, он был самым младшим членом группы. Но, проезжая по измученным выжатым, как лимон, городам, не трудно было заметить перемены в детских взглядах. Как будто холодная костлявая рука войны выдирала людей из солнечного мира детства. Они старились, ещё не успев повзрослеть. А Дэйв чудесным образом сумел сохранить детскую наивность и жажду бороться и не отступать ни пред какими испытаниями. И за это Мэлоди его любила. Однажды она поняла, в чём заключался её самый страшный кошмар; какой сон не давал ей спать по ночам. В этом сне Дэвид сидел на стуле, скрючившись, как вопросительный знак. Когда Мэл спрашивает его, что стряслось, юноша поднимает на неё влажные глаза. Серые, затуманенные, без единого лучика надежды, глаза. И признаётся в том, что все его действия, все его вдохновляющие речи, которые он так любил произносить по небольшим праздникам — всё это было притворством, маленьким спектаклем, в котором Дэвид играл лишь для того, чтобы поддерживать надежду внутри группы. Что сам он отчаялся ещё раньше, чем все они, и больше не в силах этого скрывать. Для Мэлоди это стало бы не просто осознанием сломленности одного маленького человека — это значило бы конец всего чистого и прекрасного на этой планете, всего, ради чего хотелось жить. И смысла в существовании можно было бы даже не искать.
Мэл передёрнула плечами и протёрла глаза. Веки были свинцовыми, девушка почувствовала, что последние пять минут её клонит в сон.
 — Не спать, не спать, не спать! — Бинг пихнул её в бок, на что Мэлоди громко выругалась.
 — Зачем нам сейчас корпеть над новой песней, когда у нас завтра концерт? — девушка зевнула. — Не лучше ли просто выспаться?
 — Хоть одна светлая мысль в этом дурдоме, — буркнул Питер.
 — Нет, ну пожалуйста! Я вас не держу, катитесь все в свои кроватки! — вспылил Бинг. — Мы вдвоём здесь справимся, да, Дэйв?
 — Угу, — Дэвид тоже широко зевнул.
 — Пожрать хоть есть чего? — Бингэм понял, что его уговоры всё равно не принесут результата.
 — На подоконнике была какая-то банка с консервой! — крикнула Мэлоди, уходя в свою комнату.
 — Ну Мэл... Ты же девушка, в конце концов! Почему бы тебе не приготовить чего-нибудь... съедобного? — плаксивым голосом начал Бингэм.
 — Ха, ха, ха! Ты поразительно остроумен! — раздался приглушённый голос девушки (видимо, она уткнулась лицом в подушку). — Здесь даже все цветы в горшках завяли! Было бы из чего готовить...
 — Да ты просто не хочешь признавать, что не умеешь!
 — Заткнись и спи...

***
 — А я правда считаю, что всё было не так плохо... Песня про слоновью кость вообще шикарно вышла! — Дэвид подсел к Мэлоди и попытался её как-нибудь подбодрить. С самого утра у неё всё шло наперекосяк. Во время концерта у неё пару раз «сфальшивил» голос, а на третьей песне её электрическая гитара почему-то отключилась, что тоже предоставило кучу хлопот. К тому же, под конец концерта какая-то больная женщина со словами «Посмотрим, как ты теперь запляшешь!» запустила в неё комком грязи и попала бы ей прямо в волосы, если бы Мэлоди не сумела ловко увернуться.
Девушка раздражённо отмахнулась и пересела на переднее сиденье, к Питеру, который был за рулём. Дэвид и Бингэм сидели в конце фургона, вместе с кучей проводов, музыкальных инструментов и барабанной установкой.
 — И куда мы едем, кстати говоря? — осведомился вдруг Дэвид.
 — В Бриджит-Таун, — равнодушно ответил Бинг, теребя в руках ржавую пружину.
 — В Бриджит? Да вы совсем отупели? — Дэйв вскочил на ноги. — Там же недавно прошла волна заражений! Мало того, что нас не придёт смотреть никто, да мы ещё сами заразимся!
 — У нас есть маски, всё будет нормально.
 — Петь в масках? Ну-ну...
 — Слушай. Устроим инструментальный концерт! Что тебе всё не нравится? — Бинг наконец тоже вышел из себя.
 — Да хотя бы то, что в этом нет смысла! А ещё больше то, что именно она всё время выбирает места наших концертов! Почему она? Ты старше всех нас как минимум на год, ты всё время решаешь жилищные вопросы, всякие финансовые проблемы... Почему ты не выбираешь наш маршрут?
Бинг плотно сжал губы, как будто лихорадочно ища ответ на вопрос. Но Мэлоди решила вступить в разговор и отвести его немного в другую степь.
 — Просто я решила... Я решила, что именно этим людям больше всего сейчас нужна поддержка. Все боятся заражённых городов, все пытаются забыть их, как будто они перестали существовать. Люди бояться только за себя. Бриджит-Таун немаленький, и сейчас, когда у всех каждая монета на счету, у многих не хватает средств, чтобы выбраться в незаражённую местность. Представь только, каково всем этим бедным людям...
Дэвид пожал плечами.
 — Может быть. Только мне всегда кажется, что ты чего-то не договариваешь.
Мэлоди закрыла глаза и глубоко вздохнула, стараясь удержать разрастающийся внутри гнев.
Фургон остановился на ночлег. Все поужинали остатками консерв и укутались в старые пледы, которые когда-то давно оставил владелец фургона в багажнике.
 — А, может быть, разведём костёр? Как в старые-добрые времена? — неуверенно предложил Дэйв.
 — Угу. Чтобы все зомбаки к нам сбежались, — хмыкнул Питер.
 — Перестань их так называть! — одёрнул его Бинг и зачем-то озабоченно заглянул в окно, за которым сгущались сумерки. — Они такие же люди, как и мы все.
Никто не любил слушать рассказы Питера о заражённых биологическим оружием людях. Но каждый раз, когда тот упоминал их, внутри каждого из группы разгорался какой-то непонятный нездоровый интерес. Как у детей, рассказывающих друг другу страшилки. Разве что дети вряд ли бы с такой же охотой слушали страшные истории, если бы знали, что всё это когда-то происходило наяву.
Отец Питера был медиком и работал над вакциной против биологического оружия. Поэтому Питер нередко узнавал от отца подробности его работы, а пару раз сам был в его научной лаборатории.
 — В общем, вы же все помните всякие фильмы ужасов про зомби? Я всё детство смотрел их без остановки. Так вот, наши «зомбаки» в сотни раз хуже, чем эти кинофильмные зомби... И хотите знать, почему?
 — Боже, Питер... Ты говоришь так, как будто правда рассказываешь нам это в первый раз, —  начал было Бингэм, но Дэвид злобно зашипел на него.
 — Они не мёртвые. После «первичного» заражения (оно происходит при попадании ядовитых паров через лёгкие и наступает спустя пару дней после этого попадания) они не перестают жить. Я не особо силён в биологии, поэтому сам толком не разбираюсь, как всё это происходит... Ну, в общем, все их жизненные процессы работают, как надо. Разве что происходят всякие жуткие искажения в чертах лица. Говорят, что самое ужасное изменение происходит с глазами: они вроде бы с виду такие же, какими были раньше. Но если глянуть в них, можно прочесть всю боль, которую испытал человек, всю боль, которую он сейчас испытывает. Мой папа говорил, что когда увидел в первый раз глаза такого человека, он как будто услышал чудовищный безумный крик, который никогда не прекращался. А что самое ужасное, разум человека никуда не уходит. Он остаётся запертым где-то глубоко внутри, в самом тёмном закоулке мозга. Именно этот человек рвётся наружу, но ничего не может сделать. Он смотрит в эти глаза — уже не свои, а чужие — как в окна и кричит о помощи, с каждой минутой всё сильнее сходит с ума. Но... раз они живые, то и убить их проще — в этом их плюс перед зомби. И так как до сих пор вакцины не было получено, единственный способ спасти их от мучений — это убить. Кроме того, они, в отличие от зомби, которые заражают укусом, могут передать заразу обычным прикосновением. Такое заражение называется «вторичным».
 — Как... как себя чувствуют люди, которым приходится убивать своих близких, знакомых?.. — голос у Дэйва дрожал. — Когда они знают, что их родные всё ещё там, за этой чужой оболочкой? И что, быть может, когда-нибудь вакцина всё-таки будет изобретена, но их близкий не дожил до того момента благодаря твоей «благодетели»?
 — Я думаю, даже если забрать какого-нибудь своего заражённого друга в инкубатор, дождаться получения вакцины, после его выздоровления от твоего друга уже ничего не останется. Может, тело ты и вылечишь, но его разум от безумия ты не избавишь.
В полутьме Бинг чувствовал, как прерывисто дышит Мэлоди, будто пытается с чем-то справиться. Ему показалось, что она дрожит, и он осторожно прикоснулся к её холодной руке. Мэл резко отдёрнула свою руку, будто он обжёг её кипятком, и машинально отодвинулась на несколько сантиметров от него подальше.
 — Всё, ложитесь спать, мальчики! — сказала она более низким, чем обычно, голосом. — Хватит тут разглагольствовать. Завтра нам ещё предстоит развешивать рекламу и готовить место для выступления.

***
Город был тихим и безмолвным, как усмирённое дикое животное, уставшее сопротивляться. Пока фургон ехал по узкой улице, по дороге не встретилось ни одного человека, кроме торопившегося куда-то старикашки в противогазе. В окнах то и дело мелькали чьи-то мутные, призрачные лица, от чего по коже ползли мурашки. Настроения ни у кого не было, все ехали молча. Только Дэйв то и дело пытался выкинуть какую-нибудь неуместную шуточку. Но всем было известно, что Дэвид не самый искусный шутник, и если после его слов смеялись, то только из-за того, с какой неуместной интонацией они были сказаны, но только не над их смыслом.
 — Так, прежде чем все выйдут, — Бинг сделал лицо «заботливого папаши», каким его называли остальные члены группы. Такое лицо появлялось у него обычно если он собирался давать наставления. — Не забываем одевать кислородные маски. И не снимаем их НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ! Не забываем также перчатки, и по максимуму закрываем все учатки тела на случай появления заражённых.
Дэвид судорожно сглотнул.
 — Но всё не может быть так просто... — неуверенно начал он. — То есть, я имею в виду... Нельзя же просто надеть перчатки, маску, укутаться и быть уверенным, что ты защищён? Тогда людям достаточно просто ходить в каких-нибудь водонепроницаемых комбинезонах, и смысл в этой войне вообще пропадёт! Раз никто не сможет заразиться. Ну, ведь у них должен быть какой-то особый способ... Например, если бы их руки выделяли какую-нибудь кислоту, разъедающую одежду.
 — Я, конечно, могу рассказать тебе все секреты заражения и пути его передачи, но, думаю, вряд ли после этого тебе захочется выходить из фургона, — заключил своим самым пугающим голосом Питер.
Дэвид ещё раз сглотнул и больше не открыл рта.
Сцена была готова к выступлению. Располагалась она на небольшой площади в бывшем парке, от которого теперь осталось несколько деревьев с беспомощно свисающими увядшими листьями. Каждый участник группы понимал, что на завтрашний концерт не придёт больше пятнадцати человек. Но почему-то ни одному из них не приходило в голову остановиться, сбежать куда-нибудь, наплевать на всё и уехать в место, где ещё светит солнце, где бегают и смеются здоровые дети, где в магазинах со сладостями длинная, как змеиный хвост, очередь. Как будто так всё должно быть, как будто в этом есть их предназначение.
Мэлоди по своему обыкновению сидела на подоконнике, свесив ноги вниз. Гостиница, в который они остановились, была на удивление лучше предыдущей. Стены были почти не запачканы пылью и пеплом, а на кровати лежало чистое бельё.
Аккуратные, неественно чистые дома выглядели даже ужаснее чёрных полуразрушенных прибежишь, которые так часто встречались им по пути. Ещё более жутко это выглядело, учитывая то, что здесь происходило пару месяцев назад, когда на Бриджит-Таун выпустили первую партию биологического оружия. Конечно, большая часть «яда» пришлась на центральную часть города, и почти все заражённые были сконцентрированы именно в этой области. А часть города, в которой остановился «Золотой ключ» считалась самой безопасной, так как была отгорожена огромной металлической сетью от остального города.
Небо было затянуто грязными пыльными тучами. Лучи солнца из-за всех сил старались прорваться сквозь серую пелену, но с каждой минутой тучи всё с большей яростью засасывали лучи света.
Она почувствовала рядом чьё-то дыхание. Не оглядываясь, она могла с уверенностью сказать, что это Бингэм. Он подпрыгнул, сел на подоконник и несколько минут сидел молча. Первой заговорила Мэлоди.
 — Эта война... совсем не такая, какой я себе её представляла. Бесконечная, бессмысленная и неуклюжая, неповоротливая, как гигантский питон. В детстве ночью по праздникам я куталась в одело с головой, стараясь не слышать звука фейерверков. Мне казалось, будто кто-то палит из пушек по нашему дому. Как будто началась война, и всё небо огненно-красное, как во время извержения вулкана. И этот стран войны поедал меня изнутри. Но я была уверена, что если укутаюсь в одеяло, если заткну уши и закроюсь от всего мира, то этот грохот не достигнет меня, и я всегда буду в безопасности. Тогда я и подумать не могла, что война может быть не такой...
Бинг приоткрыл рот, чтобы сказать что-нибудь в ответ, но не сумел выдавить ни слова. Одна мысль поразила его. В первый раз... только что в первый раз она сказала ему что-то, что никогда никому не говорила раньше! Внутри у него что-то зашевелилось. Ему почему-то захотелось кричать.
 — Знаешь, Мэл... Я никогда тебе не говорил этого... — Бинг сглотнул. — Ты всегда выглядишь так, будто ищешь что-то, но никак не можешь найти. Будто есть у тебя одна цель, за который ты следуешь каждую секунду своей жизни, но всё никак не можешь достигнуть. И я искренне желаю, чтобы ты нашла то, что ищешь.
Бингэм дружески похлопал Мэлоди по плечу (что получилось весьма неловко) и спрыгнул с подоконника.
 — Не могу найти... — прошептала Мэлоди сквозь зубы, плотно сомкнув веки. Как он догадался? Откуда?..
Сейчас ей хотелось плакать, как никогда. Мэл отдала бы всё на свете за то, чтобы выдавить из себя хотя бы одну самую маленькую слезинку! Но она не умела плакать. А, может быть, просто забыла, и не умела вспомнить. От безысходности девушка несколько раз ударила рукой по оконной раме с выбитым стеклом, оставив на кулаке пару царапин.

***
 — Все готово? — голос Дэйва в маске звучал так, будто рот у него был забит ватой. Бинг молча кивнул.
На сцене стоял один невысокий микрофон для того, чтобы сказать пару слов зрителям перед выступлениям и после него. Причём, Бингэм взял слово с участников группы, что именно он подвергнет себя опасности, сняв маску на пару секунд, чтобы поздороваться и попрощаться со зрителями.
Раздалась пара «заводящих аккордов». Мэлоди предостерегающе подняла руку в перчатке, затем зачем-то взъерошила волосы и вдруг решительным движением сорвала с лица кислородную маску.
 — Вы думаете, я собираюсь давать вам концерт вам концерт в этом жалком противогазе! Ахахаха! Тогда вы меня точно не знаете! — во весь голос крикнула Мэлоди в микрофон. — Вы хотите хорошей музыки и вы получите её!
На лице Бингэма читался ужас, Дэвид выглядел растерянно и жалко, будто не понимал, где он очутился, а Питер как будто говорил: «Боже, как меня задолбала эта бунтарка!..»
Зрителей оказалось больше, чем все предполагали. Перед сценой стояло двадцать человек, все в одинаковых противогазах. Зрелище было весьма жуткое, будто сошло с кадра из фильма ужасов. На глазах некоторых из зрителей читалось презрение, кто-то сокрушённо качал головой, но больше всего было горящих, полных безумного восхищения глаз, устремлённых на девушку. «Ведь именно ради этого я здесь», — промелькнула мысль у неё в голове.
Дэвид чувствовал, как напряжение на сцене возрастает. Бингэм то и дело попадал пальцами мимо струн и смотрел куда-то в пол, а не на зрителей. Дэйву казалось, что он вот-вот сорвётся и силой затащит Мэлоди в фургон. В перерыве между песнями юноша подошёл к Бингу, крепко сжал тому плечо и прошептал: «Всё будет нормально. Не думай прикасаться к ней. Просто посмотри на этих людей, и поймёшь, ради чего она это сделала». Отошёв в сторону Дэйв почувствовал, как у него самого загорается желание спасти эту сумасшедшую. Ему захотелось грохнуться на колени и зарыдать, просить её, умолять уйти со сцены и надеть маску. Но больше всего его приводила в безумие мысль о том, что если что-то с ней произойдёт, если она всё-таки заразится, именно он теперь будет в этом виноват — человек, остановивший Бингэма.
Мэлоди зажигала толпу, как никогда. Она прыгала, проделывала на гитаре ошеломляющие риффы. Ей хотелось забыть о всём, как будто ничего, кроме сцены, кроме аплодирующей толпы зрителей не существовало.  Ей казалось, что перед ней толпа из десяти тысяч, что сцену освещают двадцать мощных прожекторов, что над головой чистое звёздное небо, а в воздухе — вечерняя морская свежесть. Она давно не была так счастлива, и желала, чтобы этот концерт продолжался вечно.
Через шесть песен Бингэм сам снял маску и подошёл к микрофону.
 — На этом наш концерт закончен! Всем спасибо за внимание!
 — Но Бингэм, по программе ещё пять песен!.. — обиженным голосом возразила Мэлоди, говоря прямо в микрофон.
 — Спасибо всем! Можете расходиться! — он схватил Мэл за запястье так сильно, что она стиснула зубы, чтобы не вскрикнуть от боли.
Захлопнув дверь фургона (Питера и Дэйва они оставили снаружи) Бинг отпихнул Мэлоди в сторону с такой силой, что та не удержалась на ногах и упала, ударившись коленкой об пол.
 — Прости... — глухо бросил он и встал лицом к окну. Через минуту он повернулся, и Мэлоди впервые за последние полчаса почувствовала укол совести. Лицо Бингэма покрылось красными пятнами, в глазах пылал гнев. Он вообще не часто выходил из себя и всегда старался держать эмоции под замком. Тем страшнее казались его вспышки гнева и ярости.
 — Идиотка! — почти шёпотом, но напрягая при этом, как казалось, каждую мышцу своего тела, сказал он. А затем повторил, крича на весь фургон: — Идиотка!.. Я знаю, я знаю, зачем ты это делаешь, и какие благородные чувства тобой руководят! Но хоть на секунду, хоть на миллисекунду ты можешь задуматься о тех, кому ты дорога! Убив себя ты не сможешь больше помогать тем людям. Оно того не стоит, слышишь? СЛЫШИШЬ?!
 — Бинг, — Мэлоди неестественно криво улыбнулась. — А я больше и не буду. Я ухожу из группы.
Бингэм присел на стул, просидел несколько минут молча, а затем заговорил спокойным, слегка хриплым голосом, будто ничего не произошло.
 — Прости, я очень устал, трудно концентрироваться. Мне послышалось, ты сказала, что уходишь из группы.
 — Нет, не послышалось, — Мэлоди неожиданно для себя расхохоталась, от чего ей самой стало жутко. Она сжала рот руками, из-за всех сил стараясь не выпускать безумный хохот наружу. Успокоившись, она продолжила: — Я. Ухожу. Из. Группы. Это не так страшно, как кажется. Нужно просто пережить, и всё... всё придёт в норму.
Бинг поднялся на ноги и больше не промолвил не слова. Он смотрел на Мэлоди так, будто до самого последнего отказывался верить её словам. Мэл старалась смотреть куда угодно, но только не ему в глаза.
 — Помнишь, ты говорил, что я что-то ищу... Ты был прав как никогда. И я не успокоюсь, пока не найду. Группа не может быть моей истинной целью в жизни, пока я не достигну другой цели, которая в данный момент для меня гораздо важнее. Времени остаётся всё меньше, и я боюсь не успеть. Мне правда очень жаль, и вы все мне дороги, как... как браться. Как родная семья. Я всю жизнь буду вам благодарна, и обязательно вернусь, когда найду то, что искала, — голос Мэлоди то и дело дрожал, а слова звучали столь неправильно и наигранно, что ей самой хотелось ударить себя от злобы.
Дверь фургона скрипнула. Мэлоди исчезла. Бингэм не мог сдвинуться с места, не мог пошевелиться, будто его парализовали. Не смог даже вымолвить «Прощай» в ответ на её слова. Он не смог её остановить...
В фургон ворвались Дэйв с Питером.
 — Сядь, сядь, садись... — голос Дэйва звучал очень нервно и торопливо, его руки дрожали. — Я пойду налью тебе воды, ты выглядишь ужасно...
 — Похоже, у него обезвоживание, — Питер нахмурился ещё сильнее, чем обычно.
Бинг силился сказать что-то, но каждая его попытка с треском проваливалась. Наконец, когда тело вновь ожило, он прошептал, пытаясь справиться с заплетающимся языком:
 — Где Мэл?
 — Мэл?.. М-мэл, она... Убежала, наверное. Она вернётся, не беспокойся! У неё просто временный кризис, ты же помнишь, сколько раз такое бывало... Ей просто нужно побыть одной... — все эти слова Дэвид говорил, как будто успокаивая самого себя, но сам в глубине души отказывался им верить.
Бингэм отбросил в сторону поданный им стакан и разбил его вдребезги.
 — Вы... вы идиоты?! Она убежала без маски! Она убежала непонятно куда! А вы... вы могли остановить её, вы были там, снаружи! Уроды... Дайте сюда ещё одну кислородную маску!
Дэвид, не решаясь произнести не слова, покорно повиновался Бингу.
Спустя минуту Бингэма в фургоне не было. Дэйв и Питер чувствовали себя одинаково виноватыми, и каждый из них до сих пор не мог полностью осознать, что только что произошло, и было ли это во сне или наяву.

***
Яркий свет молнии озарил пепельные тучи. Вдали раздался раскат грома. Бингэм не помнил, когда в последний раз он попадал под грозу. Он понятия не имел, куда именно могла уйти Мэлоди. Он просто шёл, куда глаза глядят, в полной решимости не возвращаться до тех пор, пока не найдёт её. Была ли это счастливая случайность, или Мэлоди действительно на самом деле не хотела уходить, но через десять минут он нашёл её. На стенах какого-то подорванного особняка. Она сидела рядом с рекламным щитом и болтала ногами.
Ливень разошёлся во всю. Бинг плохо видел впереди себя и пару раз чуть не сорвался, забираясь на стену.
 — Дура... — прошептал он, приблизившись к Мэлоди, и надел на неё кислородную маску. Девушка не сопротивлялась. Затем Бинг зачем-то накинул на неё свою толстовку, тяжёлую от дождевой воды, и присел рядом. Мэл бессильно опустила голову ему на плечо.
 — Знаешь, пока я здесь сидела под ливнем... Мне казалось, будто это кислотный дождь. Будто он разъедает мне кожу, глаза, волосы и одежду. Как будто я уменьшаюсь с каждой секундой, и скоро от меня не останется ни следа. Но потом я почувствовала, как во мне растворяются страх и сомнение, и где-то в глубине рождаются новые силы. А пять минут назад мне казалось, что сил больше не осталось, что я почти умерла...
Бингэм прикусил губу, стараясь не заплакать, как ребёнок. Он поцеловал Мэлоди в макушку и решил пока ничего не говорить.
 — Помнишь, в детстве мы делали секретики из цветного стекла? Находили где-нибудь на улице осколки зелёной бутылки из-под пива, выкапывали в земле маленькую ямку, клали в неё разные бусинки, пуговицы, цветочки и накрывали всё это цветным стёклышком. Шло время, и наши секретики покрывали слои пыльной земли и грязи. В конце концов, они оказываются где-то совсем глубоко в земле, но от этого они не перестают существовать... И если дождаться дождя, он размоет землю и мы увидим чистое, блестящее на солнце стекло, такое же, как много лет назад. Так же и мы с тобой. Сколько бы грязи вокруг нас не происходило бы, сколько земли не сваливалось бы нам на плечи, внутри нас всё равно будут жить волшебные секретики... Стоит только дождаться дождя...
Капли безжалостно били по коже, но Бингэму не было холодно. Он смотрел вниз, на мокрую землю, и ему казалось, что под землёй блестят маленькие красные, жёлтые и зелёные стёклышки.
Мэлоди усмехнулась.
 — Только что, слова, которые я произнесла, они не мне принадлежат... А человеку, которого я ищу всё это время.
Я всегда была немного непохожей на других... В начальных классах многие одноклассники меня обсмеивали, потому что мне не нравилось то, что нравилось им, и я не боялась об этом заявлять. В старших классах у меня появилось чувство страха — пожирающее и грызущее изнутри. Все кругом говорили о Третьей Мировой, но никто как будто не верил этому всерьёз. Я чувствовала, что оно приближается, я как будто видела, как будет выглядеть через пару лет моя школа, что станет с людьми, которых я вижу каждый день. Мне хотелось спрятаться в свой панцирь, как черепаха. Но больше всего я не хотела, чтобы кто-нибудь знал о моём страхе, о том, как на самом деле я слаба. Поэтому я создала для себя свой панцирь — я вела себя как можно больше вызывающе, вытворяла всякие безумные вещи. Мне казалось, что чем безумнее я буду, тем труднее окружающим будет догадаться о том, что у меня внутри. В одиннадцатом классе я стала особенно нервной. Мне казалось, что все вокруг настроены против меня, все только и хотят, что выставить меня в глупом свете. Родители были с головой погружены в работу и не уделяли мне должного времени. Я не знала, куда деваться. Окружающая действительность давила на меня сильнее, чем прежде. Ничего больше не вызывало во мне интерес, ничто не помогало мне забыться. Если бы ты только знал, сколько раз я сидела вот так на подоконнике и думала о том, как хорошо было бы спрыгнуть.... В один из таких моментом подошёл мой одноклассник. Мальчик, который пришёл в начале года и почти ни с кем не общался. Всем он почему-то казался слишком самовлюблённым и высокомерным, хотя на самом деле (я сразу это поняла) он просто жутко стеснялся всех вокруг и боялся вступать в контакт с людьми. Я до сих пор не понимаю, почему он подошёл тогда ко мне. Я была вся такая... Сумасшедшая, пугающая, с жутким макияжем и огненно-рыжими волосами. Он просто подошёл и сел рядом. Мне не хотелось ни с кем говорить, и он как будто читал мои мысли. Спустя какое-то время он всё-таки подал голос. «В тебе слишком много страха. Признаюсь, я ещё не видел людей моего возраста, в которых было бы столько страха», — именно так он сказал. Я рассердилась и ответила ему что-то неприятное, сейчас уже не вспомню, что. Но он не ушёл и не обиделся. И я сама в глубине души была этому безумно раза, несмотря на то, что он сумел раскрыть мою тайну. Потому что в первый раз за многие годы кто-то меня понял. И мне этого не хватало.
По-моему он сразу понял, что я была на грани суицида. Он рассказал немного о себе. Рассказал о том, что он болеет какой-то жутко неприятной болезнью, и из-за того, что его вечно переводят из одной больницы в другую, ему приходится переходить в разные школы. И что на самом деле ему осталось жить от силы лет пять. И что больше всего на свете он всегда мечтал стать врачом и помогать людям, но из-за своей болезни он, разумеется, не сможет осуществить свою мечту. Он открыл мне глаза, показал, насколько я счастлива, что у меня есть ещё уйма времени. И я могу помочь людям, помочь себе, сделать что-нибудь такое, о чём давно мечтала! Тогда мне стало безумно стыдно из-за того, что во мне появилась эта глупая абсурдная мысль прекратить своё существование. Каждый раз когда эта мысль вновь всплывает у меня в голове, перед глазами у меня появляется доброе лицо этого мальчик и его грустная улыбка. Тогда мысль мгновенно растворяется, и я делаю всё, чтобы она никогда больше не появилась.
На самом деле, мы с ним говорили всего пару раз. Второй раз был перед его отъездом, накануне экзаменов одиннадцатого класса. Ему нужно было сделать какую-то важную операцию, и его опять перевели в другую больницу. Тогда он мне рассказал про эти волшебные секретики. А я рассказала ему о своей мечте создать свою рок-группу. И он сказал, что верит в меня, и что у меня всё обязательно получится. И я почувствовала, что так оно и будет, раз есть на земле хотя бы один человек, который искренне в меня верит. Я обещала ему, что после того, как закончу школу и создам свою группу, обязательно найду его и дам в его городе концерт. После того, как он уехал, я взяла маленький значёк, который он мне подарил на память (на нём была нарисована какая-то сказочная птица), положила его под маленькое синее стёклышко во дворе. И этот секретик до сих пор там, присыпан землёй. Когда мы вернёмся, я обязательно тебе его покажу, обещаю...
 — Так значит... — Бингэм был поражён историей Мэлоди. — Так значит, вот в чём секрет нашего маршрута?
 — Ну да. Я обзвонила всех людей, контактировавших с ним, все больницы, в которых он лежал, но так и не получила достоверной информации о том, где он находится в данный момент, или находился, когда... В общем, я просто взяла список этих городов и решила пройтись по каждому из них. Я просила печатать моё лицо на рекламах (ты не представляешь, каким это было для меня испытанием, ведь ты знаешь, как меня бесит моё лицо) — Мэлоди слабо рассмеялась. — в надежде, что он увидит эту рекламу. Он бы, конечно же, меня узнал...
 — И... и сколько ещё осталось городов?
 — Всего один. Небольшая деревушка здесь, неподалёку. Знаешь, мне кажется, я не буду так сильно расстраиваться, если не найду его. В конце концов, у меня останется надежда. Иногда лучше даже не знать о чём-то.
Голос внутри Мэлоди закончил мысль за неё: «Но неизвестность — всегда самая ужасная мука. Я бы смерилась  любым исходом, только бы не жить в неизвестности». Об ещё одном варианте Мэл совсем промолчала — он мог просто остаться в заражённой местности Бриджит-Тауна, куда они, конечно, не заходили.
 — Мы совсем промокли, пойдём!.. Нам не хватало ещё воспаления лёгких, — Бингэм с кряхтением поднялся.
 — Подожди секунду... — Мэлоди неуверенно коснулась его руки. Бинг вздрогнул и повернулся, стараясь вести себя как ни в чём не бывало. — Я просто хотела сказать... Я правда очень благодарна тебе, что ты пришёл... И мне очень стыдно за свой поступок, я вела себя глупо. А ты всегда был самым рассудительным из нас. Ты направлял нас, как отец, как старший брат. Я хотела сказать... Ты... Вы все мне стали безумно дороги, как настоящие братья. Я не знаю, как бы держалась без вас. Спасибо...
 — Ну что ты, — Бинг немного грустно улыбнулся. — Как же я мог тебя оставить?

***
 — Они вернулись! Пит, это они, они здесь! О Господи, слава Тебе! — Дэйв вскочил с дивана, не чувствуя больше усталости и сонливости, бросился обнимать Мэлоди и Бинга, как ребёнок, встречающий родителей, вернувшихся из долгой командировки.
Выпили горячего мятного чая. Мэлоди переоделась и тут же легла спать. Бингэм порылся в аптечке, достал пару ампул и подошёл к кровати Мэл.
 — Это так, для профилактики... — заверил он её.
 — Вакцину всё равно не изобрели ещё, тогда какой смысл в профилактике, если я уже заражена? — на лице Мэлоди вновь появилась эта кривая пугающая улыбка.
 — Можно тебя попросить об одолжении — просто молчи, — Бингэм протёр руку Мэл спиртом и аккуратно ввёл иглу.
Проделав процедуру, он отвёл Пита в сторону.
 — Слушай... Ты же из всех нас больше всего знаешь о заражении. Какие признаки? Как они проявляются?
Питер задумался.
 — Как она себя чувствует?
 — Похоже, у неё небольшой жар.
 — Это плохо... Но пока ничего нельзя сказать точно. «Первичное» заражение проходит в течение двух дней. Придётся просто ждать. И молиться.
 — Ясно, — Бинг бессильно рухнул в кресло и закрыл лицо руками.
Эти два дня шли мучительно долго. На второй день жар у Мэлоди спал, она начала чувствовать себя гораздо лучше. Понимающе отнеслась к тому, что ей приходилось весь день носить перчатки и кислородную маску. По истечение второго дня сомнений не оставалось. Она была здорова.
По такому случаю «Золотой ключ» решил замутить свою вечеринку. Они откопали в глубинах холодильника старую бутылку шампанского, оставленную на чёрный день, и пару банок оливок.
На следующий день фургон снова отправился в путь, к последнему месту назначения — деревеньке Гринфилд.
Всю дорогу Мэлоди находилась в напряжённой задумчивости. В руках она теребила самодельную карту — ту самую карту маршрута их концертов. Красным крестом было помечено место самого вероятного нахождения человека, которого она искала. И именно этот крест всю дорогу не давал ей покоя. Это была центральная больница города Бриджит-Таун. Больница с самыми развитыми медицинскими технологиями, в которую, как предполагалось, мальчика (или, скорее, уже юношу) поместили для последней, решающей операции. Об этой больнице Мэлоди узнала, обзвонив ещё несколько больниц, в которых юноша побывал уже после того, как Мэл закончила школу. Больше о нём нигде слышно не было.
 — Пит, — хриплым голосом позвала Мэлоди. — Пит, останови, пожалуйста! Это важно.
Питер проворчал что-то, но всё-таки нажал на тормоз.
 — Бинг, выйди, пожалуйста. На пару минут.
Бингэм тяжело вздохнул, предчувствуя тяжёлый разговор, и протянул девушке кислородную маску.
 — Вот, держи, — Мэлоди положила помятую карту ему в руки. Бингэм сразу догадался обо всём, без слов.
 — Нет, нет, нет, нет, — лихорадочно тряся головой повторял он. — Нет, нет, нет! Я не пущу тебя.
 — Я не смогу жить дальше, если не пойду туда! Я никогда себя не прощу!
 — Ты сама сказала, что если не найдёшь его, так будет даже лучше, потому что... потому что у тебя останется надежда!
 — Я соврала.
 — Вот как?!
 — Да, я соврала! — Мэлоди перешла на крик. — Потому что я должна знать, понимаешь, ДОЛЖНА знать, что он скончался в той больнице! Что его уже не было, когда на город обрушилась волна заражений! Что он сейчас на небесах, а не кричит о помощи, запертый в собственном теле, как в тюрьме! — истерический смех вновь рвался из груди, и Мэл не могла его остановить.
 — Я пойду с тобой, — голос Бинга был как никогда твёрд. Мэл отрицательно покачала головой.
 — Это я, это мой путь и моя цель. Твоя цель — быть сейчас вместе с ними, рядом с ними! Помогать им не сойти с ума в этой безумной мясорубке!
 — Но... но моя цель — быть рядом с тобой... — уверенность в голове Бинга почти полностью растворилась. Теперь он звучал, как голос человека, почти решившего сдаться.
Они оба присели на ступеньки перед входом в фургон.
 — Обещаю, я вернусь. Со мной ничего не случиться, — Мэлоди очень хотелось бы самой поверить своим словам. — Я просто оденусь покрепче, и заражённые не доберутся до меня.
 — Одежда для них — не помеха, — усмехнулся Бинг.
 — Что?! Это кислота, выделяемая их руками? Это же Дэйв дурачился, когда Пит рассказывал нам страшилки.
 — Нет, это Пит сам мне сказал. После той ночи. Как оказалось, наш малыш Дэйв не так глуп, как нам кажется, — Бингэм развёл руками. — Не уверен, что это именно кислота. Просто какое-то вещество, почти мгновенно разъедающее почти любой материал.
 — Почти?
 — По поводу полимеров никто не уверен, просто потому, что их не использовали в эксперименте. Но это не значит, что полимеры будут помехой для заражённых.
 — Ну вот! — Мэлоди просветлела, как будто только что ей рассказали о материале, недоступного для биооружия. — Я просто одену тот комбинезон, помнишь, у нас валялся в багажнике? Который похож ещё на скафандр. Вроде бы, в нём пожарные ходят, при очень больших температурах... Возьму его, и никакие заражённые мне будут не страшны. М-м? — Мэл попыталась улыбнуться, но Бинг только вздохнул, поднялся и вошёл в фургон.

***
 — Добрый вечер! Прямо в центре города? — Дэвид не верил своим ушам. — Яяясно... Клянусь, эта девочка взбрендила!
 — Честное слово, сумасшедшая, — проворчал своим тихим голосом Пит. — Неужели это настолько важно? И без этого прям никак, хоть разбейся о стенку?
 — Хоть о стенку разбейся, да, — Мэлоди качнула головой.
 — Ну что ж... Наша девочка выросла. Выросла совсем сумасшедшей, — Питер пожал плечами. — Если уж так невмоготу, конечно, это твоё дело. Твоя жизнь, и ты вправе закончить её там, где тебе хочется.
 — Заткнись, Пит, побольше оптимизма! — перебил его Бинг.
 — Значит, уходишь от нас, да? — всем показалось, будто нижняя губа у Питера слегка дрогнула. — И больше, может, даже не увидимся?..
Мэлоди крепко обняла Питера.
 — Береги барабанную установку, которую я тебе подарила! — через силу Мэл улыбнулась. — Она стоила кучу денег, скажу тебе по секрету.
Питер как-то странно поморщил нос, как будто ему захотелось чихнуть.
Дэвид даже не старался скрыть слёзы. Он обнял Мэлоди и минут пять не хотел её отпускать, бормоча какие-то нечленораздельные фразы, типа:
 — Ты — самая прекрасная девушка из всех, что я знаю!.. Бирюзовый цвет очень крут для волос!.. Не забывай есть побольше, ото заболеешь анорексией!..
 — Мне будет тебя очень не хватать, Дэйв! — Мэл стёрла слёзы с его лица. — Обязательно, оставайся всегда таким... просто таким, какой ты сейчас! Всегда! И ты будешь выше их, выше меня. Будешь выше всех, потому что ты такой, какой есть!
Настало время прощаться с Бингом. Он столько всего ещё хотел ей сказать, но, видя, как она молчит и не решается, сам не мог сказать ни слова. Они просто смотрели друг другу в глаза и виновато улыбались, будто прося друг у друга прощения за свою немощность. В конце концов она взяла его руку и сжала её очень крепко.
 — Всегда помни про волшебные секретики! — голос Мэлоди дрогнул, и она выпустила его руку.
 — И, знаете что? Мы были круты! — крикнула Мэлоди на всю рощу, где они остановились, — О, мы были просто охренительно круты! «Золотой ключ» форэва! Мы были самой крутой панк-рок группой всех времён. Если бы мы родились не в военное время, мы бы были всемирно популярны, фанаты просто дрались бы за билеты на наш концерт! Я люблю вас, ребята! Вы были лучшей семьёй для меня.
Послав всем на прощанье воздушный поцелуй, Мэлоди растворилась в тенях увядших деревьев. Долго никто не решался сказать ни слова. Никто даже не приподнялся, чтобы закрыть дверь в фургон, как будто в любую минуту она могла вернуться.
 — Слишком много пустоты внутри, — произнёс Дэвид совсем взрослым серьёзным голосом. И все молча согласились.

***
Каждый шаг давался с мучительным трудом, как будто ноги налились свинцом. Каждый вздох казался мучительным, как будто кислород в маске был нагрет до сотни градусов Цельсия. Перед глазами то и дело летали белые звёздочки, голова кружилась всё чаще, и Мэлоди хваталась за деревья, чтобы не упасть. Кислород в маске заканчивалась. Забавно, но такой мелочи она не предусмотрела. Для неё совсем несущественным казались километры, разделявшие фургон и центральную больницу Бриджит-Тауна, а также то, что кислорода в маске хватало на пару часов.
Она уже видела заражённых, и далеко не один раз. К её счастью, ни один из них не заметил её, так как Мэлоди ловко удавалось спрятаться за деревом или за стенами зданий. Так что, ей ещё не пришлось проверить верность теории о непроницаемости полимеров веществом заражённых. Каждый раз, когда вдалеке появлялась фигура, сердце Мэлоди как будто сжимала ледяная рука. Они не были похожи на зомби в фильмах. Они ходили прямо, уверено и не шатались, как пьяные. Что было ещё ужаснее, их действия были вполне нормальны, как действия обычных людей. Их походка была, как у горожан, наслаждающихся приятной летней погодой. Они садились на скамейки, они заходили в рестораны и даже ели (ведь все жизненные процессы в их телах продолжали идти). Но всё это они делали бесцельно, как запрограмированные машины. В их движениях не было жизни. Временами в «системе» случался сбой, и некоторые заражённые начинали вести себя странно. Они начинали есть неожиданные вещи, или вставали зачем-то с ног наголову, или вдруг рыли землю, как собаки, прячущие кость.
«Не смотреть в глаза, не смотреть в глаза, только не в глаза!» — повторяла про себя Мэлоди, когда мимо неё вновь проходил заражённый. Но даже не делая этого, она чувствовала, как внутри этих кукол кто-то отчаянно рвётся наружу.
Лихорадочные мысли начали посещать её голову. Зачем вообще нужен этот вид биологического оружия? В чём смысл этих кукол? Быть может, они на самом деле куклы-марионетки? И ими всеми кто-нибудь управляет ради общей цели? В таком случае, у противника откроются огромные перспективы... Но а те, кто остался внутри? Ведь, если подумать, не так уж и ужасно — быть запертым внутри. Это всё равно, что сидеть в тюрьме. Ведь тебя не заставляют что-либо делать. Но, кто знает, чем действительно занимаются эти куклы. Они способны на что угодно. И эти «сбои в системе» - действительно ли это сбои, или эксперимент, проделанный кем-то? И что же с ними случится, если вся еда в городе закончится? Им ведь нужна энергия? Ясно, что они начнут поедать себе подобных...
Мэлоди затрясла головой, чтобы отогнать ужасные видения. «Ещё чуть-чуть... Совсем немного, и я буду на месте», — успокаивала она себя. Она пыталась вызвать у себя в памяти его лицо, такое доброе, такое безгранично тёплое и близкое... Но не могла. С памятью что-то случилось, и единственное, что она могла видеть — это маленький фургончик, у подножия которого кто-то сидит. «Этот человек не сможет сидеть всё время вот так», — подумала почему-то она, и с новым приливом сил рванулась вперёд.

***
 — Бинг? — спустя полчаса непрерывного молчания, Дэвид осмелился подойти к другу. — Ты ведь не...
 — Я пойду за ней, — Бингэм сорвался с места, как будто всё это время ждал именно этого сигнала.
 — Я знал, — обречённо заключил Дэвид. — Ты любишь её.
 — Ничего не могу с собой поделать, — Бинг пожал плечами.
 — Но ведь... больше нет такого же комбинезона?
 — Увы. Придётся надеяться на удачу.
 — Все вы тут сумасшедшие, — проворчал Питер, но тут же спохватился. — Бинг, ты был лучшим... солистом. И лучшим лидером группы.
 — Ну тык! — усмехнулся Бинг и похлопал Питера по плечу.
 — Стой, Бинг... Возьми побольше кислородных масок, их же всего на пару часов хватает, — Дэвид протянул маски дрожащей рукой.
 — Вот видишь, Дэйв! Ты, оказывается, даже более рассудительный чем я. Будешь теперь за меня тут, — и серьёзно добавил, — только гитару мою всё равно не трогай!
Со словами «я люблю вас, братья!» он растворился в темноте также, как растворилась Мэлоди полчаса назад.
Разговор у Питера и Дэйва не вязался. Пробовали играть в кости, но те всё время улетали куда-нибудь под стол или под холодильник, и всем было лень их доставать. В конце концов все опять погрузились в угнетающую задумчивость. До тех пор, пока снаружи не раздался какой-то звук. Как будто, кто-то крался по сухим листьям.
 — Может быть, они уже вернулись? — предположил Дэвид.
 — Нет, слишком рано, — отрезал Питер. Он молча подошёл к столу и взял кухонный нож.
 — Только не говори, что ты собираешься идти наружу! — Дэйв подбежал к другу, схватил его за плечо, и хорошенько потряс. — Обещай мне, что ты не пойдёшь туда! Обещай мне, скотина!
 — Я не могу, — Питер беспомощно опустил руки. — Меня зовут.
 — Да кто тебя может звать, ты просто бредишь! Все кругом сходят с ума, вот и тебя потянуло! Чёртов стадный инстинкт.

***
Шаги. Торопливые, но необычайно тяжёлые, сильные шаги следовали за ней. Мэлоди обернулась, но лишь на долю секунды. Кто-то небольшого роста, необычайно худой, с волосами тёмного цвета.
 — Нет, неправда... — вслух проговорила Мэл. — Он был совсем не такой худой. Он... я ведь помню, каким он был... Он был скорее шатен, чем брюнет. В этом я уверена, — задыхаясь, уверяла она себя.
Впереди виднелась больница, спасительная больница. Грязные, обляпанные чем-то стены. Железная дверь была слегка приоткрыта. Мэлоди чувствовала, как ноги подгибаются, как силы её покидают, и кислород в маске совсем почти закончился. Чудом она добежала до двери и с силой её захлопнула. Замка на ней не было, пришлось подпереть её тяжёлым дубовым стулом, который, видимо, раньше стоял в регистратуре.
Мэлоди сняла маску и в изнеможении рухнула на пол. В больнице было на удивлении чисто. Только несколько следов, оставленных, видимо... заражёнными. Следы были ещё совсем свежие, значит эти «манекены» были внутри больницы.
В сознание её привёл грохочущий звук снаружи. Видимо, тот «хиляк» поставил целью до неё добраться. Мэлоди резко встала, чувствуя, что усталость моментально прошла, и рванулась в архив больницы.
Девушка, неровно дыша, пять раз прошлась по алфавиту, не в состоянии отыскать букву «Н». Добравшись, наконец, до неё, она листала истории болезней, беспрестанно повторяя: «Нэшвил, Нэшвил, Нэшвил, Нэшвил Рик, Нэшвил... Рик Нэшвил».
Она была в руках, его история болезни. Мэлоди на секунду закрыла глаза и поняла, как трудно ей будет их открыть.
Какие-то непонятные диагнозы, направления, ведомость об операции и... «Рик Нэшвил скончался 18 апреля на операционном столе».
18 апреля... прошлого года... — Мэлоди сползла на пол, чувствуя, как её душат рыдания. По щекам текли долгожданные слёзы. Она была уже не в состоянии определить, были ли это слёзы радости, облегчения, или слёзы боли от утраты. Внезапная мысль поразила её — ведь если бы они начали свой тур всего на год раньше, она смогла бы увидеться с ним ещё раз, в последний раз...
 — Мой Рик, мой золотой Рик... — заливаясь слезами, она, как безумная, целовала амбулаторную карту.
Теперь, когда её главная цель жизни была завершена, смысл куда-то идти, смысл вставать и сражаться за что-то? В тот момент ей казалось, что, держа эту амбулаторную карту, Рик всегда останется с ней.
В коридоре раздались чьи-то мерные шаги.
 — Ну и хорошо... — прошептала Мэлоди, утирая слёзы. Она протянула руку и достала из вскрытой, но почти нетронутой пачки, шприц. — Чем быстрее ты сюда зайдёшь, тем быстрее я смогу быть с ним навеки...
Это был человек лет тридцати пяти, с длинными лохматыми волосами, в которых застряли листья, какая-то пыль и разные мелкие предметы. Мэлоди также отказывалась смотреть ему в глаза. Но он её явно заметил и теперь был намерен не отпускать. Вдруг к скрежету снаружи добавился какой-то голос. Имя! Её имя!
Мэлоди схватила карту и помчалась к выходу. С трудом отодвинув стул, уже ничего не боясь, она открыла скрипящую дверь. Это был Бинг. В руках он держал пистолет, видимо, только что сделал выстрел в того «хиляка».
Мэл, не задумываясь, рухнула ему в объятья и зарыдала, сотрясаясь всем телом.
 — Ты пришёл... за мной! — с трудом выговаривала она сквозь рыданья. Он целовал её снова и снова, шёпотом повторяя: «Надень маску! Маску надень...»
 — Пора выбираться отсюда. Заражённые слышали мой выстрел, скоро тут их будет уйма. Пойдём, я видел здесь рядом небольшой подвальчик, в нём точно никого не было. Там передохнём.
Мэлоди запустила пальцы в волосы и уставилась куда-то сквозь стену.
 — Его больше нет, — не своим голосом проговорила она.
 — Он... во время операции, да?
Она качнула головой.
 — Разве... разве не этого ты хотела? — Мэл качала головой, а по её щекам продолжали течь слёзы. — Помнишь, как ты боялась, что он стал одним из заражённых, что он обречён на постоянную муку? Ведь то, что его больше нет, значит, что он обрёл покой, он умер во время наркоза, не чувствуя боли и агонии.
 — Я не знаю, не знаю, не знаю!!! Я запуталась, я больше не могу... Наверное... наверное, в глубине души, я надеялась, что он вылечился, что успел выехать до заражения, что он сейчас живёт где-нибудь в тихом городке, что он стал наконец врачом и осуществил свою мечту... Но вероятность была настолько мала, что я даже заикаться об этом не смела. Трудно описать, насколько я неблагодарна... Как животное, а не человек! Я хочу остаться здесь, мне больше нет нигде места... Такой неблагодарной скотине только здесь и место...
 — Боже, что ты говоришь? Ты просто устала, ты пережила слишком много плохого. Всё это пройдёт! Почему-то именно сейчас ты начала сильнее, чем раньше, забывать то, что он говорил тебе. Только в этом твоя ошибка и в этом тебе должно быть стыдно. Он сказал тебе столько важного, и ты, казалось бы... любишь его так сильно, что должна всегда жить по его словам. И... погоди, здесь что-то есть, — между листами амбулаторной карты лежала какая-то записка. Письмо. Видимо, Рик попросил положить его сюда.
Мэлоди дрожащими руками схватила бумажку.
«Милая Мэл... Когда бы ты это ни читала, я знаю, что тебе сейчас очень тяжко. Но как бы тяжко тебе не было, помни, как много света впереди. Да, порой кажется, что тьма поглотила весь свет, что существовал на земле. Но такого не может быть, согласись? Ведь тьма не может существовать без света, без него она стала бы всего лишь пустотой. В любом случае, я хочу, чтобы ты знала: сейчас мне хорошо, как никогда. И сделай для меня одно: живи, живи так, как тебе хотелось бы. Исполни свою мечту и делись тем счастьем, которое у тебя есть. Сделай как можно больше людей счастливыми!»
 — Мы выберемся отсюда, — прошептала Мэлоди сначала не совсем уверенно, но потом повторила более твёрдо: — Выберемся!

***
Питер специально включил фары фургона, чтобы не утонуть в темноте еловой рощи. В нескольких шагах от самих фар стояла... девочка. Лет десяти. Стояла спиной и как будто кого-то ждала. Питеру сразу показалось, что в ней есть что-то знакомое. Он определённо где-то её видел. Быть может, это девочка — дочь его соседа по квартире. Или та самая девочка из детского театра, в котором она играла маленькую Джульетту?
 — Эй, малютка! — страх куда-то пропал, хотя Питер знал, что почувствует, когда девочка обернётся.
Она развернулась на маленьких каблучках. На ней было короткое бежевое платье в синий горошек, а длинные русые волосы были завязаны розовой лентой. И Питер наконец увидел глаза, которые его отец неоднократно так красочно расписывал. Глаза, полные крика и боли, глаза, в которых страдает маленький, ни в чём неповинный ребёнок. Девочка спокойно направилась к нему, почти неслышно переступая ногами. Только опавшие листья шелестели.
 — Ничего не бойся, я с тобой, — Пит старался смотреть только в глаза, и никуда больше. С каждой секундой ему становилось всё больнее и труднее удерживать этот взгляд.
К нему протянулась маленькая детская ручка с пухлыми пальчиками, он почувствовал, как на руке шипит рукав рубашки.
 — Прости меня, малютка, — комок застрял у Питера в горле. Он сжал в руке нож и, зажмурившись, воткнул его девочке в грудь. Никакого сопротивления, никакой предсмертной агонии и крика. Просто ноги и руки девочки безжизненно обвисли, а глаза стали стеклянными. Пит закрыл девочке веки и, чувствуя, как его собственные ноги подкашиваются, повалился на землю, сжимая в руках её бездыханное тело.
Вжавшись в тену фургона, Дэвид едва дышал. Зачем, зачем, зачем он отпустил его?.. Ясно ведь, что может произойти! Если ещё не произошло.
 — Идиот, почему я стою на месте! — Дэйв ударил себя по голове и вырвался из фургона.
 — Боже, Боже, Боже! Пит, что ты наделал! — фальцетом заорал Дэвид.
Он то рвался приблизиться в другу, то его в ужасе отбрасывало назад. Он драл волосы на голове, пытался звать на помощь, хотя всё равно знал, что никто не придёт; метался вокруг фургона, как загнанный в клетку кролик, бился головой об землю.
 — Дэ-э-эйв... — раздался хриплый голос Пита. — З-заражение... ч-через пять... минут...
 — Да, да, Питер, я здесь, я с тобой! — Дэвид безуспешно старался подавить рыдания.
 — Т-ты... наш договор... по-помнишь?
 — Конечно, друг, конечно помню! Как же не помнить... Я всё, всё для тебя сделаю... даже это сделаю... — Дэйв зажал рот руками, представляя, что ему предстоит делать. На ватных ногах он зашёл в фургон, вытащил из аптечки шприц.
 — Всё, всё будет хорошо, мой друг... Ты просто заснёшь! Даже ничего не почувствуешь!
 — П-подожди, Дэ-эйв... М-мы... не забыли... ус-установку... бар-бара...банную?
 — Ну как мы могли её забыть, ну что ты! — Дэвид ввёл иглу в вену. — Мы её с собой взяли, и палочки твои взяли... и всю аппаратуру с собой взяли. Так что завтра можем давать концерт.
На лице Питера застыла улыбка. А Дэвид даже не смог опустить ему веки. Он повалился на землю, бормоча какие-то непонятные фразы, ударяясь головой об землю всё снова и снова, как будто это поможет повернуть время вспять.

***
 — Дэвид! — раздался чей-то голос, такой знакомый, но такой далёкий. — Дэйв, очнись! Дэйв!
Кругом всё стало как будто чёрно-белым. Вот он, Питер, всё такой же тихий как всегда, безмолвно улыбающийся, с остекленевшими глазами, лежит в нескольких шагах. Дэвид зачем-то махнул ему рукой, как будто друг сможет ему ответить. Перед ним лицо Мэлоди. Чёрно-белая Мэлоди с серыми волосами. Лицо измазано чем-то... грязным. Неужели кто-то отучил её умываться? Это всё Бинг, он плохо на неё влияет. А вот, кстати, и он. Такое лицо у него смешное, как будто ему на ногу кто-то наступил, и он собирается плакать. Бингу давно пора постричься, он слишком смешной с этой причёской. Зачем-то он берёт и трясёт меня за плечо. Так не надо, это больно.
 — Дэйв, мы здесь, очнись! — Мэл до боли прикусила губу. Её кошмар, самый страшный кошмар начал сбываться. Дэвид сидел на земле, раскачиваясь торсом взад-вперёд, взад-вперёд. На лице начала проявляться странная, жуткая улыбка.
 — Дэвид, я вытащу тебя, слышишь? — Мэлоди ударила его по лицу несколько раз. — Ты так просто от меня не избавишься. Думаешь, всё так ловко провернул, да?
Она прижала Дэвида к себе так крепко, как только могла, не переставая повторять: «Я тебя вытащу, я тебя вытащу!..» Вдруг она почувствовала, как пара капель упало ей на голое плечо. Дэвид подставил руки и, как будто сам удивляясь, начал рассматривать свои же слёзы. И тут его лицо страшно исказилось, и звук — долгожданный звук рыданий — вырвался из груди.
 — Он вернулся, Бинг, он вернулся к нам! — тоже утопая в рыданиях прошептала Мэл, сжимая руку Бингэма.

***
 — Как, простите, вы назвали свою группу?
 — Золотой Пит.
 — Пит?
 — Да, Пит! — мужчина потихоньку начал вскипать.
          — Но, кажется, вы раньше назывались «Золотой ключ»?
 — Да, назывались, и что?!
 — Успокойся. Ты стал слишком нервным, — его девушка поправила ему воротничок рубашки и строго обратилась к регистраторше. — Женщина, давайте вы не будете нас задерживать, а зарегистрируете нашу группу, и мы все разойдёмся по домам!
 — Да-да, конечно... — женщина насупилась и подписала какую-то бумагу.
Они сразу же ей не понравились. Мужчина какой-то слишком... самодовольный. А у девушки дурацкий цвет волос. Вечно эти рокеры выпендриваются.
 — Не знаю, как тебе, но мне вот ни капли не верится, что прошло всего три года! — Мэлоди взяла Бинга под руку.
 — Знаешь, сейчас как-то вспоминать не хочется, — оборвал её он.
 — Да, ты прав... Я просто хотела сказать, как быстро течёт время.
С дальнего конца улицы на них налетел, подобно урагану, Дэвид. Мэлоди чуть не поперхнулась фруктовым мороженым, так как этот малец двадцать трёх лет отроду чуть ли не повис у них на шее.
 — Нууу? Так когда мы гуляем?
 — Что, прости? — неосведомлённым тоном переспросил Бинг.
 — Мы гуляем? То есть, когда следующий концерт? — уточнила Мэл.
 — О Боже, шутнички нашлись тут! Я про свадьбу, конечно.
 — Это не твоё дело, очень страшная тайна и всё такое... но планируется через месяц, — Бинг понизил голос до шёпота.
 — Я вас поздровляю! — оба пытались увернуться, но Дэвиду всё же удалось поцеловать Мэл и Бинга в щёчки.
Небо было непривычно ясным. Точнее, оно было ясным уже несколько недель, но каждый раз, когда кто-нибудь глядел на него, возникало это странное непривычное чувство. Облака встречались редко, и были мелкими и чистыми, как кусочки ваты.
 — Всем стоять! — Бинг прислушался. — Кажется, сюда движется толпа разъярённых фанатов! Живей, живей, спрячемся в той кафешке!
Троица ловко свернула за переулок, и толка фанатов осталась ни с чем.
Под окном небольшого шестиэтажного дома рос молодой дуб. Глубоко под землёй, где-то между корнями дерева лежал тот самый секретик — значок с синей птицей, исполняющей желания. А чуть выше лежали барабанные палочки, перевязанные тонкой чёрной лентой.