Онтология смысла как смысл онтологии

                Осмысленный абсурдизм

      "Ловить солнечный зайчик шляпой, не такое уж пустое занятие.
Шляпа, гонявшаяся за смыслом солнца, в конце концов защитит голову 
утомлённого своей глупостью ловца от солнечного удара. Дело в шляпе."  Люк Яхве

    Название данной статьи выдаёт претенциозную цель автора -- в рамках онтологии удержать смысл, а требование смысла означить как онтологию. Проще говоря, «человеческое слишком человеческое» желание втиснуть бесконечность в объём черепной коробки.
    Казалось бы в этом незатейливом тезисе содержится окончательный смысл и всё же, это не более чем очередная попытка противостоять тотальному абсурду, пониманием неокончательности любого найденного смысла, поскольку смысл всегда отсылает к смыслу -- он коннотативен по сути. Схваченный пониманием, смысл тут же умирает в гербарии дефиниций, превращаясь в абсурд.
    Я же попытаюсь метафорой ухватить смысл ровно на то мгновение, пока с ним этого не случилось.
    Итак, кому не скучно, следите за руками.
   
    У Ж.Делёза в смысловом значении самодостаточным является только абсурдное. Нонсенс «чёрная дыра» смысла в безысходном "лабиринте материи". «Хливкие шорки» могут значить что угодно, они сама бессмысленная неопределённость и неопределённая бессмысленность. Абсурдное изолировано не только от остального смыслообразующего континуума полным отсутствием смысла, но и от другого абсурдного. 
    Абсурдное просто есть и всё в своей единичной абсурдности.
    Абсурд тотален в хаотическом возникновении абсурдных сингулярностей,  которые никогда не суммируются, а поэтому не составляют ни структуры, ни системы.
   Выражаясь образно, абсурд ведёт гибридную войну против, говорящего ему "нет", сознания. Война эта вечна, только она создаёт должное эзистенциальное напряжение. В факте существования чувствуется обещание высшего победного смысла над Ничто, но в нём же оно и исчезает.
    Угрожающее нависание абсурда поневоле толкает к воспроизводству спасительных смыслов.
    Смысл в этом случае и цель и средство.
    Смысловые связи не ограничиваются логикой.
    Осмыслено не всегда и чаще не значит логично.
    Своим "все разумное - действительно, все действительное - разумно" Гегель стриг под одну гребёнку. Хм, примерно догадываюсь в каких выражениях ему бы возразил Варлам Шаламов... 
    Смысл является сущностью мышления, которое в данной интерпретации совпадает с бытием. Бытие не есть нечто осмысленное априори – оно то, что борется с абсурдом с помощью осмысления, поиска вечно новых значений, то есть понимания как очередного отвоёванного у абсурда редута.
    Но так бывает не всегда.
    Заблуждение, пленник абсурда, тоже является источником познания. В каком-то смысле заблуждение лишь особый комплекс представлений, где факты подогнаны под необщепризнанные аргументы.
    Но скажите, где и с кем не так.
    Все мы познаём только то, что сами и творим.
      
    Тщета понимания выражена в его неокончательности.  В сущности, мышление,  рыская в поисках вечно ускользающего смысла, совершает абсурдный акт  -- борется с абсурдом, его же и умножая. Клин, как известно, вышибается клином. Однако не в клине дело, а в самом непрерывном вышибании в очередной раз застрявшего в абсурде, клина осмысления. Это похоже на противостояние двух бесконечностей в бесконечном противостоянии. Абсурд лишает смысла бытие, то в свою очередь бытием абсурда придаёт ему автономный смысл как то, чему можно противостоять и тем самым быть.
    Образно говоря, именно примесь абсурда, агента из Ничто, придаёт Бытию гибкую пористую структуру.
 
 ...Итак, смысл есть требование конкретного в дискретности мышления.
    Смысл квант в квантовом бульоне мышления.
    Дефинитивность в данном случае не более чем метафора, приём, модальность. Попытка мышления остановится и передохнуть.
    Но это иллюзия.
    "Велосипед мышления" невозможно остановить, остановка смерти подобна. Само бытие, осмысляя себя, пребывает в непрестанной гонке за смыслом, удаляющимся от него за горизонт абсурда.
    Как известно, любая дефиниция несостоятельна, она лишь актуализирует знание, конвертируя его в относительное понимание. Однако количество абсурда не становится меньше – от бесконечного ничего нельзя вычесть или прибавить. Понимание это не то, как всё обстоит на самом деле, а то как должно быть в воображении мыслящего.
    Гносеология совпадает с бытием до тех пор, пока обозначена эпистема. Эпистема же результат интерпретации «очевидного» -- способ упорядочивания «вещей» в «словах»( М.Фуко). Система понятий аксиоматизируется только ради удержания смыслов в бесконечной хаотичности абсурда. Попытка сухим колодцем вычерпать дырявое ведро абсурдно рядится под смысл. 
   Нечто полагается истинным в угоду комфортности мышления. (привет Д.Юму)
   Опыт подгоняется под факт как результат интерпретаций, дальше смысл кровью по венам распространяется в заданной структуре понятий и выдаётся, как нечто незыблемое без учёта презумпции любого рода осмысления.
    "Глупость" разума в претензии на общезначимость.
    Всё это похоже на попытки изобрести ёмкость, которая бы удерживала жидкость растворяющую всё. Парадокс в том, что именно эти благородные попытки и является такой ёмкостью. Абсурду можно противостоять только абсурдом. Только привнеся в мышление долю абсурда, можно открыть пространство возможных смыслов. 
    Поэтому именно интенциональность сознания, а не содержание интенций составляют сущность сознания. И выходит, либо вы восхищаетесь кроликами появляющимися из цилиндра фокусника, либо пытаетесь разгадать сам фокус. Фокусник забывший секрет фокуса становится волшебником. Кролики начинают действительно появляться из ниоткуда. Тут как в буддизме главное забыть ум и войти в чудо присутствия. То есть, чтобы оказаться в фокусе сознания надо быть по ту сторону фокуса.
    Эдмунд Гуссерль настаивал на последнем.
    Образно, вопрос ставился так: возможно ли увидеть себя со спины, резко обернувшись? Разумеется, нет. Ну разве что, оторвавшаяся при этом голова, катясь, в последнюю секунду оценила бы красоту удаляющегося туловища. Но кто об этом узнает...
    Шутить не стали.
    Создатель феноменологического метода, человек серьёзный, предложил для этой процедуры хитроумную систему рефлексий. Выстроил всё по ниточке, разложил по полочкам и... ничего кроме "аллеи зеркал" не увидел. Покрутив и так и сяк, Э.Гуссерль всматриваться дальше и дольше не стал, мелькнёт ли там тень с головой или без оной, как в святочном гадании Татьяны, заскучал, зевнул и ушел, как все простые смертные в "жизненный мир", доедать, нафаршированную "методом", колбасу личной интенции.
    Тем дело и кончилось.   
    Так методично, начав с фокуса, отец феноменологии всё же съехал на чудо возникновения кроликов, как и все его будущие последователи.
    У всех, кто за эту проблему брался, из поля зрения, то и дело, выпадал первичный опыт сознания данного самому себе в его доинтенциональной архаике, несводимый к концепции Я.
    Видимо, сознание само по себе и есть такой фокус во всех значениях. То есть зеркальный фокус непрерывной рефлексии, совершаемый анонимным Фокусником, забывшим секрет фокуса.
    Постоянная процедура очищения от абсурда, абсурдна по сути. Может поэтому рефлексия, грозящая штопором в "дурную бесконечность", была на долгое время снята как диалектически неэтичная категория. 
    "Я видел человека, который видел человека, который видел человека... который видел снежного человека, который видел чупакабру."
    Как видите подобного рода рефлексема оканчивается абсурдом, под которую легко засыпать и видеть не менее абсурдные сны.
... Лого-позитивист Л.Витгенштейн с азартом ребёнка мучающего котёнка, ставил смысл в заведомо абсурдные ситуации. По правилам им же назначенной языковой игры, то урезал смысл стола, поочерёдно лишая его ножек, то втискивал беднягу в помещение, где он занимал всю площадь, загораживая вход. Когда смысл столовости исчезал полностью, Людвиг отправлял его в воображаемый мир, где изуродованной вещи нашли бы применение не менее уродливые создания.
    То есть просто хоронил.
    Примерно то же он мысленно проделывал и с карандашом, то удлиняя его до непрактичных размеров, то утолщаяя под Гулливера, после чего глубокомысленно спрашивал у карандаша: "Ну что, ты до сих пор ещё карадаш?".
    Факт не знал как угодить высказыванию.
    Язык лизал реальность, но голода не утолял.
    Шизоидное сознание Витгенштейна застряло в "кроличьей норе" чудаковатого сказочника Льюиса Кэрролла, так и не достигнув дна «театра жестокости» безумного Антонена Арто. Зато теперь мы имеем пышное древо аналитической философии, на котором растут разные по сорту и по роду позитивистские плоды на любой вкус и цвет.
    Мичурину в гробу тесно...

... В каком-то смысле, смысл абсурден именно в своей неуловимости. Он, прошлый, ищет себя в будущем, тем самым всегда ускользая из настоящего. В пространственном отношении смысл всегда не здесь, его пространство нелокально, анизатропно -- его "не здесь" везде и нигде.
    Смысл скользит по льду абсурда. Скорость скольжения регулируется мышлением -- чем быстрее, тем осмысленнее. Гипотетическая цель, развить сверхскорость, оторваться и взлететь в небо бескрайнего смысла.
    Смысла высшего, окончательного -- абсолютного.
    Но это уже религия...
    Пока же в моих силах только коротенький пингвиний пируэт, вроде этого текста.
   
    Здесь узел проблемы.
    Дать ответы на "последние вопросы" вряд ли удасться, поскольку последний вопрос о смысле Бытия замыкается на себя, обращаясь в абсурд. Стояние перед лицом этого абсурда и есть мужество быть. Быть во что бы то ни стало - не "во имя", а "вопреки" истерической ориентации на смысл.
    Но знают об этом немногие. Остальные анестезированы мифом об Истине.
    Так и должно быть...
    Если в одно прекрасное утро все встанут с требованием окончательного смысла, мир тут же прекратит своё существование.
    Экзистенция человека ограничена уровнем его природной уязвимости. Боль визитная карточка смерти заставляет одних торопиться в никуда, других замереть в попытке обратить каждую секунду в вечность.
    Высшие смыслы уходят в зачеловечье, где антропный разум их либо не ухватывает, либо принимает за абсурд.
    Абсурд то, что выходит за пределы человеческого опыта. Он как "вещь в себе" непознаваем лишь потому, что тут же обращается в нечто осмысленное, тем самым отступая на недоступное разуму, но не чувствам, расстояние.

... Смысл то, что посредством мышления отсылает к иному смыслу в надежде придать бытию нечто значимое, экзистенциально ценное -- или в прошлом или в будущем --  усилием мысли в ускользающем настоящем. Не факт, что оно там обнаружится, но уже само усилие его обнаружения создаёт напряжение, как нечто осмысленное, а посему благородное и героическое.
    Именно нефиксированность, размазанность смысла актуализирует волю к его концентрации, которая всегда отложена "на потом".
    Таким образом, смысл есть воля мышления. Такая воля в своей устремлённости придает устойчивость «велосипеду мышления», а следовательно, и самому Бытию.
    Именно смысл придаёт Бытию качество Сущего.
    Абсурд же определяет границу Ничто.
    Стремление к смыслу это желание приручить бездну.
    Хотя мышление ищет содержания в языке, смысл внелингвистичен. Поэтому связка мышление-смысл-бытие не поддаётся определению в силу обобщающего, а потому сомнительного характера всякого, в том числе и этого определения.
    Тем более, что данная попытка осмысления была сделана всё тем же языком, который жив только в речи говорящего.
    Quis leget haec ?..