Властелин поневоле-14

*  *  *

Толсту действительно пришлось ждать очень недолго. Едва разыскав в одной из комнат благоразумно загасившего светильник Мила, я услышал тяжелые шаркающие шаги главной хранительницы моего «цветника». На этот раз ее походка показалась мне особенно шаркающей.

– Ты звал меня, повелитель? – остановившись у входа, спросила она.

– Да, Толста. Входи. А где тот воин, которого я отправил разыскивать тебя?

– Зачем он тебе, повелитель? Я велела ему идти отдыхать: Толста же здесь не гостья, которой ночью нужно показывать путь к Большому дому.

Признаться, весть об отсутствии солдата меня обрадовала. В карманах комбинезона оставалась единственная вещь, которую я мог бы вручить ему в качестве награды – маленькая плоская емкость с очень приличным коньяком. Она завалялась там с позавчерашнего вечера, когда я накануне своего чудесного возвышения собирался в хижину Хитра, пригласившего меня продегустировать местные веселящие напитки. Да вот только благодаря гостеприимству хозяина, перед которым в тот вечер стояла задача угостить меня очень хорошо, до моего ответного дара дело тогда не дошло. А теперь расставаться с этой емкостью мне очень не хотелось.

Однако хороша же дисциплина в той армии, для бойца которой слова смотрительницы гарема могут запросто отменить приказ верховного повелителя! Или позиции Толсты в местной иерархии гораздо весомее, чем мне представляется? И как она при этом меня еще и поддела, Баба-Яга проклятая!

– Скажи мне, Толста, разговаривать со своим повелителем в таком тоне ты, должно быть, привыкла, общаясь с властителем вчерашних дней?

– Конечно! Я же вовсе не сразу была для него смотрительницей прекрасного цветника. Ею я стала потом… А сначала я была его женой. Между прочим, любимой женой. Много солнцеворотов… И мне такое дозволялось, чего не мог себе позволить никто другой. Но верно говорят: все на свете проходит. Хотя кое-что все же остается…

По ее словам и интонациям я понял, что вечерком Толста приложилась к веселящим напиткам не менее основательно, чем я два дня назад у Хитра.

– Толста, мне кажется, что сегодня ты чересчур злоупотребила дарами бога веселья. В таких количествах они вряд ли пойдут на пользу твоему здоровью.

– Прости, повелитель, но я не ожидала, что сегодня ты захочешь призвать меня снова: я же не могла подумать, что после свидания с Желаной тебе захочется увидеть кого-то еще из моих цветочков, – еще раз поддела меня старуха и продолжила. – А здоровье… Так оно же мое – что хочу, то с ним и делаю.

– Ладно, Толста, не мне тебя жизни учить. Давай перейдем к делу. Мне действительно нужен сейчас один из твоих цветочков.

– Какой, повелитель?

– Ясна…

Мне показалось, что старуха мгновенно протрезвела. Во всяком случае, речь ее стала совершенно другой.

– Помилуй, повелитель! Хочешь, я приведу к тебе хоть пятерых сразу – но оставь в покое Ясну. Прислушайся к словам глупой Толсты: пожалей девчонку, дай ей прийти в себя.

– Прийти в себя после чего?

– Уж не знаю, после чего, только ей сейчас не до тебя. Ты мудрый и добрый, но если твое сердце не трогают эти слова, подумай о себе: свидание с Ясной не принесет тебе радости.

Вот как… А я и не думал, что эта мерзкая старуха способна на такие чувства к своим «цветочкам». Выходит, с ней можно разговаривать по-человечески.

– Ладно, Толста, я не собираюсь обижать Ясну. И я обещаю тебе: в прекрасный цветник она вернется выздоровевшей и повеселевшей. Но сейчас ты все-таки приведешь ее сюда. И она не должна узнать о словах, которые я только что сказал. Наоборот, настрой ее на то, что я собираюсь быть с ней грубым и похотливым. А еще скажи, что я велел оставить ее у себя до утра.

– Хорошо, повелитель. Я верю тебе. Но если ты хочешь плюнуть в сердце старой Толсты – не будет и твоему сердцу покоя.

И она удалилась своей шаркающей походкой.

Вот теперь мы с Милом кинулись зажигать все светильники, какие только имелись в Большом доме. Мы собрали их в комнате, где располагалось мое ложе. Помещение осветилось хотя и тускловатым, но ровным светом. Я отвел Мила в соседнюю комнату и строго-настрого приказал ему: что бы между мной и Ясной ни происходило, выйти оттуда он может лишь по моему знаку.

Вскоре после того, как наши приготовления завершились, снова послышались знакомые шаркающие шаги – Толста вела запеленутую в свои холсты, как в кокон, Ясну. Но куда девалась легкая молодая походка девушки – она шла сейчас почти такими же шаркающими старушечьими шагами, как и смотрительница цветника.

– Я выполнила твой строгий приказ, повелитель! – доложила Толста и откинула край холста, закрывавший голову и лицо Ясны.

Ясна выглядела затравленно и обреченно, как будто ее привели на заклание. Губы ее были плотно сжаты, лицо побледнело, в глазах застыла невыразимая тоска.

– Все, Толста! Теперь иди отдыхать – больше ты мне сегодня не потребуешься, – произнес я подчеркнуто резко.

Старуха виновато посмотрела на Ясну – мол, прости, но все, что было в моих силах, что-бы уберечь тебя от этого, я сделала – и зашаркала к выходу.

Ясна неподвижно застыла без кровинки в лице.

– Толста рассказала мне, что ты сильно чем-то опечалена, – начал я. – И я подумал, что возможность доставить блаженство великому повелителю развеет твою печаль и сделает тебя счастливой.

Ясна распростерлась ниц:

– Великий повелитель, если ты действительно думаешь о том, как избавить меня от печали, будь милостив – позволь мне удалиться в прекрасный цветник.

– Встань, Ясна! Подойди ко мне, не бойся.

Она поднялась, но не подошла – лишь приблизилась на пару шагов.

– Объясни мне, в чем дело, – продолжал я. – Вчера ты покинула меня, сказавшись усталой, сегодня просишь о том же, говоря, что это избавит тебя от печали. Мне интересно: ты живешь в прекрасном цветнике уже второй солнцеворот – сама вчера сказала. Что же, когда тебя призывал на ложе властитель вчерашних дней, ты тоже каждый раз чем-нибудь отговаривалась? Я полагаю, за такой срок все отговорки должны были закончиться. А я ведь такой же твой господин, как и властитель вчерашних дней. Почему же ты не хочешь, чтобы я познал блаженство твоих ласк?

– Прости, великий повелитель! Вчера я не хотела говорить тебе об этом, но сегодня ты вынуждаешь, чтобы я сказала. Дело в том, что властитель вчерашних дней давно уже не делит ложе ни с одной из своих жен или наложниц. Говорят, это началось с тех самых пор, когда в прекрасном цветнике возроптали, что Толста, которая уже стала намного старше всех других, по-прежнему остается любимой женой повелителя – ибо не положено, чтобы любимой женой была та, которая старше всех. Ну а сейчас он просто стар…

Так. Первое из того, что должен был услышать Мил, он услышал.

– Ладно, – опять заговорил я. – Допустим, про властителя вчерашних дней ты сказала правду. Но ведь тогда ты, наоборот, вдвойне должна желать оказаться на ложе с мужчиной. Нет, что-то у тебя не сходится. А я не люблю недомолвок…

Я вскочил, схватил Ясну и сделал вид, что хочу повалить ее на ложе.

Мне хотелось добиться, чтобы в ответ на это у нее вырвалось имя Мила. Однако добился я совершенно другого. В тот же миг мне показалось, что в глаза ударила сразу тысяча молний, а в ушах зазвенело так, что я на добрую минуту потерял всякую ориентировку во времени и пространстве.

Это была бесподобная – просто божественная – пощечина! Я потер рукой сразу ставшую горячей щеку и подумал, что только осознание триумфа, который переживает сейчас наблюдающий за этой сценой из соседней комнаты Мил, мешает мне немедленно выгнать эту дряную девчонку прочь.

Но то, что я увидел, когда перед глазами закончился танец разноцветных кругов, огорошило меня ничуть не меньше пощечины.

Ясна отскочила в самый дальний угол комнаты и стояла, приставив к сонной артерии острие неведомо откуда взявшегося в ее руке кинжала.

Черт бы побрал Толсту и всех остальных смотрительниц гарема: допустить, чтобы их «цветочки» могли хранить у себя такие игрушки – это куда же надо смотреть!

Я сразу вспомнил, какое острое лезвие было у кинжала, которым Хитр для скрепления клятвы кровью поцарапал мне предплечье, и мне стало жутко.

– Не приближайся, повелитель! – резко сказала Ясна, увидев, что мой устремленный на нее взгляд снова стал осмысленным. – Один твой шаг – и я заколю себя!

– И не вздумаю приближаться! – заверил я ее. – Видеть больше тебя не хочу! Брось сейчас же свой дурацкий кинжал: нашла чем меня пугать! «Заколю себя…» Да хоть десять раз заколись!

Ясна подумала немного, нагнулась и положила кинжал на пол – но совсем рядом с собой.

Теперь я мог переходить в наступление.

– До уподобления богам мне осталось два дня. И я как-нибудь смогу их прожить без свиданий с тобой. Но я вот что хочу сказать. Властитель вчерашних дней стар – сама говоришь. И боги в любой день могут призвать его в страну теней. А тот, кто сменит его в Большом доме, наверняка будет молодым и сильным. И тогда такая красивая наложница, как ты, уж никак не минует его ложа. Разве ты этого не понимаешь?

Устремленный на меня взгляд Ясны говорил, что мои слова заставили ее основательно задуматься. Воспользовавшись тем, что она ослабила бдительность, я молниеносно кинулся к девушке, подобрал ее кинжал и быстро вернулся на место.

– И, разумеется, будет кому позаботиться, чтобы в прекрасном цветнике впредь не было вещей, гораздо больше подобающих хижине воинов, – завершил я свой монолог.

– Все равно я найду способ так обезобразить себя, что не только повелитель, но и нищий калека-вдовец станет отворачиваться от меня, – упрямо сказала Ясна.

Да, дождаться того, чтобы имя Мила произнесла сама Ясна, сегодня, очевидно, не суждено. Значит, сделать это придется мне.

– Конечно. Ведь ты же до сих пор в душе надеешься, что тебе когда-нибудь удастся вы-рваться из прекрасного цветника, и тогда все твои нерастраченные ласки достанутся тому, кому они должны были достаться по справедливости.

Ясна подняла глаза, и в ее взгляде я прочитал явную заинтересованность.

– Но если ты обезобразишь себя так, что от тебя станут отворачиваться даже нищие калеки, не захочет ли сделать то же самое и Мил?

– Как ты можешь так говорить, даже не зная его? – выпалила Ясна и вдруг застыла с широко раскрытым ртом: до нее дошло, что мне-то имя ее возлюбленного не должно быть известно.

– Впрочем, мне ведь это безразлично, – как можно более равнодушно произнес я. – Поступай как знаешь. А сейчас я не хочу усугублять твою печаль: возвращайся в прекрасный цветник – я отпускаю тебя.

Как я и ожидал, Ясна отнюдь не кинулась с облегчением к выходу.

Она постояла с минуту, беззвучно открывая и закрывая рот, и наконец решилась заговорить:

– А Мил?

– Что – Мил?

– Откуда ты про него знаешь, повелитель?

– Скоро о нем узнают все. Но радости в этом мало: Мил – тот самый нарушитель табу, который позапрошлой ночью попытался проникнуть в прекрасный цветник. Разве тебе об этом неизвестно?

– Значит, это все-таки был он! Я так и подумала – как только узнала о чьей-то попытке прорваться в прекрасный цветник. От того и моя печаль. Но я изо всех сил старалась прогнать эти мысли. А теперь надеяться больше не на что…

Она опустилась без сил на пол, закрыла лицо руками и горько-горько – почти беззвучно – заплакала.

«Везет же мне сегодня на женские слезы, – мрачно подумал я. – Кто бы о моей судьбе поплакал!»

Так прошло минут десять. Я не вмешивался. И, наконец, дождался слов, которые рано или поздно должны были прозвучать:

– Повелитель! Заклинаю тебя: спаси Мила! Он не виноват.

– А разве я виноват в том, что оказался в Большом доме и ожидаю часа, когда буду уподоблен богам? Но когда я спросил тебя, что со мной произойдет по истечении этого часа, ты не стала ничего говорить.

– Этого нельзя говорить ожидающему уподобления богам. Это тоже табу. Но сейчас я скажу тебе все, что ты захочешь – только спаси Мила!

– Поздно. Я и так уже знаю все, о чем ты не стала мне рассказывать.

– Повелитель! Спаси Мила – и ты познаешь блаженство моих ласк. Я обещаю!

– Когда? После того, как буду уподоблен богам?

– Если Мила казнят, я тоже не буду жить!

Ну вот! Опять она за свое…

– Подожди, Ясна. С этим ведь всегда успеется. Я же веду разговор не для того, чтобы помучить тебя. Давай спокойно разберемся, что мы вместе можем сделать для спасения Мила. Как ты считаешь, после уподобления богам мне удастся чем-то помочь ему?

Ясна молчала.

– Я вот думаю, что вряд ли… Хотя бы потому, что у меня будет слишком мало времени, чтобы уговорить богов вмешаться в судьбу Мила, – добавил я с целью смягчить свой удар по ее теологическим аксиомам. – Ты согласна?

– Да… – тихо произнесла девушка. Сейчас она явно была согласна со всем, что могло помочь Милу.

– Значит, сначала надо придумать, как избежать великой чести быть уподобленным богам мне. И в этом ты могла бы очень помочь.

– Чем? – спросила Ясна, и в голосе ее послышалась надежда.

– Ну, например, ты могла бы рассказать о всевозможных предписаниях и запретах, которым следует ваше племя. Но об этом мы поговорим завтра. Я даю тебе время вспомнить все, что ты знаешь. А сейчас я хотел бы услышать от тебя во всех подробностях, как происходит церемония уподобления богам. Рассказывай!

Немного помолчав, Ясна заговорила. Она сильно волновалась и поэтому рассказывала сбивчиво, перескакивая с одного этапа на другой, а потом вновь возвращаясь к тому, о чем уже вела речь, вспоминая отдельные моменты более детально. Изредка я прерывал ее рассказ наводящими вопросами и в целом получил представление о том, к чему мне следовало готовиться.

Наконец она завершила свой рассказ – и, как я и планировал, наступило время самого главного сюрприза.

– Мил! – позвал я. – Ты слышал все, о чем рассказала Ясна. Выходи и добавь к ее словам свои, если она что-нибудь упустила.

Однако сказать мой тайный гость ничего не успел. Едва он появился в дверном проеме, Ясна с пронзительным криком «Мил!» кинулась к нему на шею и прижалась к любимому так, что оторвать ее сейчас было бы невозможно никакими силами.

– Изверги, что они с тобой сделали! – повторяла она, целуя еще не зажившие ссадины на его лице и груди и осыпая вперемежку ошалевшего от счастья Мила таким водопадом всевозможных ласковых словечек, что транслейтер не успевал образовывать их аналоги и стал переводить с паузами. Впрочем, точный перевод всех ее нежностей меня не сильно интересовал, и я вообще отключил прибор.

«Изверги… – удовлетворенно думал я. – Интересно, что бы ты сказала, если бы увидела своего Мила всего полдня назад…»

(Продолжение http://www.proza.ru/2014/06/13/308)


Рецензии
Вот к чему приводят нарушения Устава караульной службы!

Борис Готман   14.01.2015 14:45     Заявить о нарушении
Живи по уставу - завоюешь честь и славу! (древняя мудрость аборигенов - соплеменников Мила и Ясны) Но вот не получилось жить по уставу...

Олег Костман   14.01.2015 18:24   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.