Самовоспитание

Валька – парашютистка

В 60-е годы в моде был принцип самовоспитания, провозглашенный молодёжными политиками и почти навязываемый школьными педагогами. Валька была самой отважной, самой последовательной в освоении этого принципа: никого не боялась, ни перед кем не сгибалась и быстро осваивалась в ограниченном пространстве.
Как-то предложила мне сходить в гости к переехавшей на новое местожительство Людмиле Камышниковой. Мы, огибая террикон, громко болтая, добрались  до места - улицы 2-ой Бутовской. Издали услышали лай собаки. Валька на мои сомнения по поводу безопасности прохождения к крыльцу дома бодро выпалила:
- Не боись! Любую собаку приручу.
Я была трусихой – боялась всякую чужую живность. Когда-то перестала бояться рассекать стаи гусей, благодаря Валькиному педагогическому бесстрашию. Она открыла калитку и быстро пошла навстречу овчарке. Я стояла, с открытым ртом, и наблюдала, готовясь к худшему. Собака, видимо, оценила бесстрашие Вальки – тоже наблюдала за перемещением незваной гостьи, передавая ей инициативу в знакомстве. Валька крикнула:
- Люда! Мы пришли!
Овчарку и этот крик не особенно взволновал, она смирно стояла, а Валины руки теребили её морду, грудь и уши. Вышедшая навстречу нам Людмила ужаснулась:
- Ты что! Это же овчарка!
Валя Суртаева сразу после десятилетки пошла работать на Авторемзавод. Проработав на заводе некоторое время, она влюбилась в улыбчивого и такого же бесстрашного парня. Чтобы влюбить его в себя, делала всё по-человечески - правильно и по совести. В итоге: все парни её бригады признали её самой неотразимой, самой активной и популярной и в её отношения с избранником Михаилом не вмешивались.
 - Ты,Валька - наш человек! - грубовата хлопали по плечу, признавая её выбор самым достойным.
  Крепость в отношениях с Михаилом она проверила в аэроклубе, куда всё чаще и чаще наведывалась. Она прыгала с парашютом, успевая в небе пропеть, обращенные ввысь: песню души и мечту - "Мишка, Мишка, все равно ты будешь мой!"
 Когда побила рекорд Михаила, и стала "своим парнем", то потребовала называть её Валеркой. К своему имени вернулась после свадьбы. Родила Михаилу двоих сыновей, с каждым годом становясь всё осторожней и незаметней.

Школа комсомола

Директором школы в это время был Ивойлов Борис Павлович. Он настойчиво демократизировал жизнь в школе, используя все современные и классической принципы  педагогики. Кабинет директора школы после учебных занятий превращался в  штаб общественной жизни посёлка.
Это был мой седьмой год учебы в школе №76. Комитет комсомола поручил мне вести Школу комсомола (возможно, это местное ноу-хау) - готовить школьников к вступлению в комсомольскую организацию. Я отнеслась к  доверенному делу с творческим  энтузиазмом, который в ту бытность поощрялся. Больше всего привлекали занятия по краеведению - они включали: турпоходы, краеведческие разыскания по историям образования названий улиц родного посёлка Борового и города Кемерово, вписывание этих историй в школьный архив.  Росла моя популярность, рос интерес к урокам хулиганистой и совершенно аполитичной публики.
Победу в этом деле я праздновала, когда на занятия пришёл одноклассник Володя Широков. Он критически относился и к нашим исканиям и к коллективизму в единственно-возможной форме – комсомолу.  Володя  не собирался и не хотел  становиться подобным нам, но смягчился и своё дурное пристрастие надолго забыл.  История пристрастия была такой: Володя начал приходить на уроки выпившим.
– Это в седьмом-то классе! – не скрывали возмущение педагоги.
 – Почему пьян? – требовал ответа директор Борис Павлович.
Володя, заходя в класс после очередного свидания с директором, бурчал:
- Попробовали бы отказаться от конфет с коньяком.
- Это ж сколько коробок не пожалели на тебя? -  усиливали своё возмущение педагоги.
Володя был принят в комсомол; мы  искренне этому порадовались…
По улице Мариинской мимо дома, в котором обитала семья Володи, каждый день проезжали печальные кортежи на рядом расположенное поселковое кладбище…
Моей многочисленной родне приглянулся этот путь, наверное, больше чем иной, и мне часто приходилось посещать это место, но я долгие годы находилась в неведении, что Старшим на кладбище был Володя. Наши пути с ним после окончания восьмилетки так ни разу и не пересеклись и уже никогда не пересекутся. Он оказался верен своему  пристрастию более, чем  первой влюбленности - так с этим пристрастием в обнимку и был похоронен рядом со своей колыбелью – огромным гостеприимным домом.

Господин 420

Господин 420 – это мой брат Александр. Прозвище к нему приросло, как собственная кожа. Он отличался независимым характером и светским поведением среди взрослеющих представителей сильного пола.
  Сижу, наблюдаю, как Шурик перебирает струны гитары, подбирая нужные аккорды. Поупражнявшись, уверенно-демонстративно подключает хрипловатый бас. Я хохочу… Он:
 - Чего подслушиваешь?
 - Даром талант пропадает.
 - Да, надо будет в консерваторию забежать.
   За окном небо облачное, изредка порадует чистой синевой, но не торопиться приласкать окрестности  солнцем.
 - У тебя парень есть? Пора уже! А, кто?
 - Не скажу! – твердо говорю в ответ.
 - Я его знаю?
 - Да.
 - Первую букву имени скажи.
 - Ка.
 - Третью
 - Эль.
 - Тогда скажи первую букву фамилии.
 Я вся в большом волнении, но игру-то продолжать нужно – брат старший и требует подчинения.
 - Эль.
 - А, вторая.
 - Ы.
 - Ну, ты  и дура!
 - Почему?
 - Колька Лысенко - дурак! - завершает диалог вдалбливающей интонацией.
Наши взгляды однажды встретились, разряд был настолько ощутимо сильным. Немного позднее, вглядываясь в его лицо, я по достоинству оценила  его необыкновенную красоту. Я и боялась, и хотела новой встречи с ним.  Он ездил на работу в город с пересадкой на Руднике в одно и то же время, что и я. Как-то призналась подруге Вале Суртаевой, что влюбилась. Она мне в ответ:
- Поздравляю! За мной разведка!
Информация, добытая Валей, меня напугала и мои розовые мечты притушила.
- Оболтус! Хам! Придурок!
Неделю-другую за мной наблюдала.
- Вижу-болеешь. Диагноз сказать?
- Куда-то подевался, уже три дня не вижу, - высказываюсь и понимаю, что отдаю в плен и мысли свои и чувства.
- Не освободилось сердце от тоски по герою, - делает вывод Валя и с категорическими нотками в голосе добавляет:
 - Предлагаю вариант: сходи к нему домой, узнай - что с ним? Может, болеет. Давай, вместе сходим!
 - Ни за что! - говорю я, утаивая от подруги вескую причину. Ломиться в закрытую дверь – это  против моих принципов,  да и отношение брата к подобному риску было заранее известно.
 Иногда Николай появлялся на нашей улице в сопровождении банды молокососов. Они задирались и на парней и на девчат. Николай выделялся и ростом и хамством. Он, словно опытный циркач, дрессировал свою стаю волчат. 
   Брат  как мог, оберегал меня от первого разочарования, ведь я ещё не была готова принимать жизнь, как она есть – с поворотами и  без светофора.
  Я с энтузиазмом поддерживала увлечения брата боксом, лыжными прогулками, рыбалкой, велосипедными прогулками и, даже, радиохулиганством. Неосознанно он руководил и моим физическим воспитанием. Именно  за ним я признаю появление в моем характере и упрямства, и несгибаемости, и способности утаивания ощущений боли до её полного игнорирования. 
 - Вот взял ещё одну пару боксёрских перчаток, - говорит он и кидает мне связанную шнурками вторую пару.
 - Это мне?! - восклицаю я и, буквально, млею от  сопричастности  к великому делу спорта.
 - Будешь грушей! – заявляет Шурик, - и не надейся, что я буду тебя жалеть.
  При первой же возможности он учит, как быть не только грушей, но уметь отражать удар.
 - Не так корпус держишь! Защищайся и успей нанести удар, - он поправляет мне перчатки, разворачивая их на удар, - голову вбери в плечи! Бей!
  Я подчиняюсь и бью, а сама думаю, - и зачем мне всё это несчастье надо, ведь не пригодиться же. – Может, потому и не пригодилось, что навыки далеко на расстоянии давали о себе знать. Хотя нет, припоминаю, что старшую сестру пришлось однажды уму-разуму поучить.
  Зимой мы с братом уходили на поля совхоза «Забойщик», которые со всех сторон наступали на посёлок и отрабатывали лыжный шаг. Шурик бежал легко по снежному настилу. Он не ленился намазать лыжи мазью, соблюдал все правила этого искусства, я же всегда путала и погоду и брикетики с мазью, поэтому, то ползла за ним, еле переставляя ноги, то валилась в снег.
 - Хреновый у тебя вестибулярный! Тренируй!
  Я тренировала: уходила далеко в поле одна, закрывала глаза и так шла, отсчитывая вслух минуты слепоты и перебарывая влечения тела влево. После нескольких таких тренировок я уже не выписывала полный круг, не возвращалась ближе к началу лыжни, да и лыжня становилась всё прямее. Прыгать с трамплина я тоже была вынуждена  научиться, так как стоять и прибивать трамплин для очередного прыгуна - было делом почти унизительным. Трамплины делали либо на огороде Птицыных, на Чулкиной горе или на Золоторёвой горе.
  Мама часто говорила, что брат родился в рубашке. Да, судьба очень благосклонна к нему, переделок не сосчитать, в каких ему пришлось побывать, и всегда он выходил из них с наименьшими потерями. Уже с девушками хороводился, когда начались разборки с крутинскими. Парни с посёлка Крутого часто делали набеги, своих девушек-невест мало было, а наши парни до своих невест не хотели допускать по принципу: хоть солить будем, но не отдадим.
  Однажды случилась драка «стенка на стенку», человек в тридцать с каждой стороны. Парни друг за другом бегали по посёлку с дрынами и лупили, почти зверея. Мама, когда узнала, что в состязании участвует и интеллигентный Шурик, то тоже нашла дубину и начала бегать и выискивать и Шурика, и возможных обидчиков. Привела Шурика живого и невредимого. Тот недовольно вякал:
 - Ну, чо ты, мам, без тебя бы разобрались!
  В восьмилетней школе ему, как самому продвинутому в радиотехнике комсомольцу, доверил директор школы вести  радиотехнический кружок. Он, к этому времени, уже привлекался милицией к ответственности за радиохулиганство. Я его в хулиганстве поддерживала, а происходило оно почти всегда в моем присутствии. Иногда я выходила в эфир с несколькими  фразами:
 - Внимание! Я - Овод,  вызываю  свободных! Прием!
  Однажды Шурик не успел спрятать аппаратуру. Два милиционера приехали на мотоцикле с люлькой, зашли без стука и совершенно голенький аппарат забрали, назвали это конфискацией, предупредили, что посадят Шурика, если он опять будет хулиганить, но Шурик уже хулиганил очень осторожно, тем более, что его увлечение было поддержано педагогами.   
  Теплым весенним вечером я шла с Шуриком и с его двумя  дружками - десятиклассниками и вслушивалась в их спор. Толя Кравченко, красивый черноволосый парень говорил Коле Лаптеву:
 - Ты веришь в любовь? Да нет никакой любви, а есть привязанность.
 -  Да, ты ещё не любил, вот полюбишь, а она, например, другого любит, посмотрим, как ты от нелюбви сможешь отмахнуться, - ехидничал Лаптев.
Я, вслушивалась в этот спор, не соглашаясь. Мне казалось, что в этом вопросе, уж точно, надо  следовать наставлениям классиков, а не демонстрировать самостоятельное суждение.
  Толя Кравченко так и не смог научится верить – досрочно ушёл из жизни, а Лаптев, спасая от разочарования одноклассницу, женился на ней,  вырастил и воспитал троих детей.
  Шурик остался Шуриком. Он был испытателем - им же и остаётся. Теперь у него мало друзей  на белом свете, но именно ему доверено этот мир поддерживать.
 - Несу крест за все свои многочисленные ошибки, - всё чаще, с горечью, говорит он, а я не соглашаюсь.

Мамочка, золотая!

Поздним зимним вечером ворвалась в наш дом тётя Маша – мать однокурсницы Гали Б. Одета в тряпьё, вся в слезах, с безумным взглядом.
- Галька что-то с собой сделала!
Я не сразу испугалась, - знала закидоны этой самой Гали. Тётя Маша протянула мне грязное и мокрое от слёз письмо. Только начала читать – сразу же ощутила свою  виноватость.
«Мамочка, родная, золотая! Я - гадкая, плохая. Я не имею права жить…»
Сразу же оделась,  торопя тётю Машу, я всю дорогу бежала. Вокруг их дома много пристроек. Входя в каждое помещение, я боялась увидеть что-то сверхужасное. Пересмотрели всё, кроме чердака. Прошу тётю Машу пригласить соседей-мужчин - сама боюсь подниматься по крутой лестнице на чердак. Приходит сосед со спичками. Он поднимается по лестнице, открывает чердачную дверцу; подошвы валенок грустно выглядывают из темноты. Тётка Маша воет. Я жду - когда появиться в полный рост вся моя вина. Сосед вытаскивает Галину, несёт в дом… Она лежит на полу: чёрные борозды слёз, слышно - дышит,  глаза закрыты. Сосед хладнокровно описывает увиденную на чердаке картину: «Сидела, голова в петле из платка».
Я бегу в шахтоуправление вызывать скорую помощь. Жду приезда Скорой у дома. Галину увозят в больницу.
Галя очень любила читать детективы. Читала их запоем. В общении и на уроках в школе она была многословной и без комплексов. Поступали мы вместе в только что открытый  Техникум механизации учета и вычислительных работ (ныне МЭСИ). Мы учились в разных группах. На втором курсе её уличили в воровстве. О раскрытии её многочисленных неблаговидных опытов сообщила мне её старшая руководитель.  Мне стыдно было слушать, словно не её, а меня обвиняли.
Галя перестала посещать занятия. Мне поручили выяснить причину. Я, застав её дома за чтением очередного детектива, буквально взорвалась:
- Гадина! Морду бы тебе набить, только руки не хочется марать….
Страстно обличая её, я словно торопилась отмыться от прилипшей ко мне грязи. Что я за это имела? Спектакль самоубийства, актёрски сыгранного Галиной, мною тяжело пережитого. Что имела её мать? Живую дочь. Эта дочь, позабавившись нашим самобичеванием, получила всё желаемое, словом, на многие годы «села на  шею золотой маме и свесила ноги».

Вилька Ильвес

На улице дождь. Он стучит по крышам. За окном, под кустом черемухи, образовались маленькие озерца и, кажется, что лежит человечек на краю озерца с большим полуоткрытым ртом. Картинка медленно исчезает при повороте головы человечка в сторону. В озерцо капают капли с крыши. Падают и подпрыгивают. Человечек ловит ртом эти капли с немалым удовольствием.
К вечеру прояснилось. Пришло умное и удивительное существо, у него сегодня День рождения. Вилька живет с матерью и отцом. Его отец – главный инженер на шахте. Говорит об отце, что если тот много курит,  то ни одни брюки на нём не сходятся. Вилька в школе ведет себя задиристо. Он - великий  спорщик. Поспорил, что съест тетрадь, и съел. Конечно, пришлось исправлять редкую функцию кишечника – съедать  значительную дозу пургена. Как-то поспорил, что во время перемены сядет в центре коридора, и сел, и даже директор не смог нарушить его исключительный принцип. Когда проводили опыты по химии, он  дышал четыре минуты выделенным углекислым газом вместо двух  возможных. Шутит умно. На танцах, если замолкает музыка, подбадривая, орет: «Не тратьте время на остановки!», и, тряся всеми частями тела, берет в прыжке недосягаемую для всех остальных высоту.
Вот, примерно, в такой ситуации я с ним и познакомилась. Не сопоставив его личность с ранее объявленным предупреждением - «Вилька будет!», я с шустрым блондином поспорила, что тот не сможет  целый час петь без остановки. Он запел:
- Шёл один верблюд, шёл. Шёл второй верблюд, шёл. Сколько в караване верблюдов?
-Ну, сто.
-…Шёл сотый верблюд, шёл. Сел первый верблюд, сел. Сел второй верблюд, сел… Сел сотый верблюд, сел… Попил… Поел…
Молодёжь танцует, Вилька песню поёт, я контролирую спор, иногда подбегают его друзья, тянут его за руки:
- Вилька, кончай, мешаешь, пошли с нами?
Он:
- Нет, допеть надо.
Наконец, подбегают ко мне:
-Ну, проиграй, тебе же лучше будет?
Я, устав от его никчёмных рулад, сдаюсь, подавая руку на мировую:
- С меня причитается.
Он в ответ:
- Может другую спеть? Согласен, пошли гулять.
- Не согласны! - кричат его друзья, - она тебя обманет - дорогу назад не покажет.
Вилька, сгоняет всех с танцпола,  и начинает очередное представление: появляется копия Гитлера: вбок чёлочка, выпученные глаза. Он выбрасывает руку  вперед…
Друзья отмечали его вольнодумство: тема любимого героя романа Л.Толстого «Война и мир» выявила влюблённость в образ отца Андрея Болконского; при предложенной  теме сочинения «Образ Наташи Ростовой», он писал о героине с нескрываемой неприязнью и почему-то приводил сцену с курицей; также отличался  особенным отношением к отрицательным  героям.
Вилька пришёл пьяным. Выхожу из дома на его зов, спрашиваю:
- Какое вино пил?
- А, у меня сегодня день рождения!
Он знает все марки вин. Чтобы удивить, кричит:
- Я непьющий и некурящий и исключительно положительный и никогда не вру.
Бродим с ним по улице Канатной, по улице Городецкой. Говорит, в основном он, словно набирает очки или наперёд знает, что мы с ним долго не увидимся.
Из стен политехнического  института он вышел и химиком и актёром.