Почему я в опе

Отрывок из романа " Самый Жёлтый дом"

Рассказы в стиле «почему я в жопе», они, как дырки в носу - есть у каждого.
Вот мой:
Вода со вкусом спитого чая с лимоном залилась в ноздри. Счет шел на секунды. Хотелось жить. Очень. Очень-очень. Очень-очень-очень! Но...
Вывернутая шея, ноги, нацеленные в зенит, и мои золотые крылья… Святые в своей ювенильной безгрешности…  Долго ли бились они о стеклянные граненные стены, всегда такой нелепой смерти? Жизнь не удалась. Полностью. Я посинел, отчаялся, задохнулся и издох.
Это было так несправедливо. Так несправедливо! Очень… И нелепо…
- Ты уже писал «нелепо».
- И что с того?! А разве это лепо?! Стоять с пылу с жару, секунду назад завалив в дом с шумом, гамом, волоча от самой автобусной остановки большую, красивую, золотую, но клетку на вырост, и некий столик на колесиках для нее… Для клетки, для жизни, пусть даже и в ней… Спросил:
- Как дела, мальчики?
А сам уже был неприятно удивлен недвижимостью Саши на диванчике, недвижимости межгалактического срача, мегакосмического мусора и мирриадов мегапарсек межзвездной пыли,  в которую вплыла, вляпалась наша солнечная система, а с ней и наша неухоженная холостятская нора. Все пройдет… Дай только время… Миллион лет, и все наладится…
- А шо мы такие унылые? – все же черпнул со дна последнюю пригоршню эшафотного оптимизму, - как Цыпа? Где он?
- В раковине.
Не дождался! Не дожил! Не дочирикал, не долюбил… …не долетел до края раковины, решил аварийно – на прозрачный ограненный край! Осечка. Промах. Ужас, агония, смерть вверх тормашками.
Мокрое, жалкое, уже окоченевшее тельце моего золотого мальчика в моих горячих руках. А я все еще не Кармапа, я все еще не оживляю птиц:
- ОМ АМИ ДЭВА ХРИ, золотой мой. ОМ АМИ ДЭВА ХРИ.
Прости. Прости. Прости. Прости!
- Хватит целовать и дышать на мокрую дохлятину…
***
Цыпа Азурский

Всю ночь мне снился озорной, прям шальной какой-то кот, который весело жил на дне прозрачного, холодного, по-горному счастливого ручья. И ничего…
Утро, умытое зимней росой, я – слезами. Стакан в руке. Поди, еще и  тот же… смертельный. Но я выпью все до дна. Затем возьму свою тощую задницу в горсть, приму душ, отодраю засранную  клетку, засранные полы, посуду. Накромсаю сало. Крупно. Лук, чеснок, горчица. Салат из капусты с зеленым горошком, невкусный нехлеб. Энд шоу маст гоу он! Арбайтен, шнеле-шнеле, Джеральд, махать тебя, Даррелл!!!
А после… Жизнь возьмет свое: хороший токарь Володя подвезет нас с Саней в Ришон, в новый зоомагазин, и мы выберем из оставшихся нового небесного мальчика-цесаревича, нового Цыпу Азурского.
- Пускай это будет Цыпа Второй, хорошо? – сказал Саня, и мог бы успокаивающе положить теплую ладонь на мою, ссутулившуюся от горя…
-  Ха-ра-шо... пускай.., - шепчу я, сросшись сердцем, со все еще мертвой птицей в руке.
Это – конец.
Рим.Рим.