Остановка в пути

От буханья барабана, который нес экстатического вида верзила, закладывало уши. Я пытался втянуть поглубже шею, чтобы попытаться расслышать свои собственные мысли. В голове не было ничего, кроме фантазии о том, как я втыкаю обе палочки в глянцевую поверхность мембраны том-тома.

Наш оркестр шел клином через толпу, изливаясь из площадки в узкую тенистую улочку. Упитанные матроны, стоявшие по обе стороны от барьеров, ограждающие зрителей от участников шествия, старались повыше поднять темноволосых своих ребятишек, чтобы те могли лучше разглядеть наше шумящее и ухающее христово войско. Детские глазенки были расширены от вида стягивающихся к шествию необъятных толп и грома оркестров.  Наряженные в чистые и выглаженные сорочки отцы благородных семейств, нервно отплевываясь, ждали своего часа, чтобы покинуть этот адский переполох и уединиться с друзьями в уютной прохладе бара соседству. 

А наша кавалькада гремит и бухает все ближе к соборной площади. Птицы, и те покидали город в такие дни, оставляя его в распоряжение наглым голубям. Люди же, наоборот, вопреки здравому смыслу, стягивались на пасхальную неделю из окрестных деревень, чтобы насладиться зрелищем.

Мы играем свой набор гимнов по кругу уже третий раз. Никого из музыкантов это, похоже, не смущает.

В момент перехода на Марш Францисканцев из моих рук вдруг выпадает тромбон.

По дому на левой стороне улицы идут трещины, слышен звон бьющихся оконных стекол. Головы стоящих вдоль проезжей части людей синхронно поворачиваются в одну сторону. Голубь замирает в полете прямо в воздухе. Ноги голубя напряжены, в левом глазу отражается солнечный блик на витрине киоска, которая в следующий момент рушится тысячами стеклянных брызг на мостовую.

И так наступает пауза. Пауза – это момент, когда можно сделать выбор. Так бывало каждый раз, когда появлялась возможность отклониться от привычного маршрута. В такие моменты я закрываю глаза и слушаю, как колотится сердце. Но стук сердца тоже прекращается, и я слушаю тишину внутри себя. Я выбираю, я спокоен, меня не существует, потому что я превращаюсь в стрелку компаса, которая ищет новое направление, новый север, ловит магнитные поля.

Я могу протянуть руку и взять тромбон - тогда все снова начнется с того места, где остановилось. Я могу уйти, полностью сменить декорации или вовсе захлопнуть книгу. Со мной выходит на связь существо внутри меня, голос которого чаще всего остается неуслышанным. Это существо нажимает на паузу, и я пытаюсь прислушаться к шепоту его слов. Я никуда не тороплюсь. Птица, замершая в полете никуда не денется. Я могу быть уверенным в этом.

Потому что так уже было несколько раз. Первый раз я остановил пленку в третьем классе, когда мы зажали в углу мальчугана из младших классов, чтобы проучить его за озорство и беготню по коридорам школы. Наш класс был тогда дежурным по школе, а тумаки были излюбленным средством воспитания младших. Неожиданно после первого тумака наш воспитуемый начал медленно сползать по стенке, его глаза закатились к потолку. И тогда я остановил мир в первый раз. Видимо, я не мог допустить, чтобы оно продолжалось.

В тот раз, когда я был снова готов включить мир, я понял, что одна из моих задач в жизни – не допускать того, что произошло в тот день со второклашкой. Вскоре, я перестал дружить с доброй половиной своих школьных приятелей, а тот мальчуган из второго класса через 9 лет спас меня от верной смерти в армии, но это уже другая история. Кстати, в армии мне тоже пришлось прибегнуть в паузе.

Сейчас же я стоял посреди улицы, озираясь, и впервые не мог понять, чем вызвана остановка. На этот раз я ничего не останавливал. Я шел вместе с оркестром своего престижного университета. Я только что получил место на биологии беспозвоночных, к которому так долго стремился. Впереди, совсем рядом маячила жизнь, к которой я шел последние 10 лет. После парада я должен был сразу сесть на самолет и отправиться в Женеву на конгресс биологов, где я должен был выступать с прорывным докладом о новом виде беспозвоночных, обнаруженном в пустыне Саудовской Аравии.

Зачем я остановил мир сейчас? Что мне предстояло выбрать, что нужно изменить? Что я жду от себя сейчас?

Вдруг я увидел, как ко мне, аккуратно обходя застывшие фигуры, движется человек в светлом кремового цвета плаще. В какой-то момент он остановился и помахал мне рукой, давая понять, что пробирается именно ко мне. Я слегка кивнул ему в ответ. Никто никогда не оживал и не двигался в момент паузы. Останавливалось все, даже стрелки часов на всех часах. Он же шел, как ни в чем не бывало. Наконец, человек приблизился ко мне настолько, чтобы я мог отчетливо слышать произносимые им слова.

- Это я остановил, на этот раз не ты, – сказал он.

– Кто вы?

– Ты уверен, что тебе нужно в Женеву? Что ты от этого хочешь?

– Простите, я вас знаю?

– Лучше попробуй ответить, недолго думая. Что даст тебе этот доклад?

– В каком смысле? Почему вы вообще меня об этом спрашиваете?

– Для чего тебе ехать в Женеву и делать этот доклад? Спрашиваю, потому что мне важно, что ты дальше будешь делать. Тебе было бы полезно это понять для себя.

– Женева – это отличная возможность известить научное сообщество о моих исследованиях. Я вложил в них много трудов и теперь настало время показать, что они были небезрезультатны.

– Я знаю, что на них ты потратил много времени и сил. Моя задача сейчас попросить тебя подумать, чего именно ты хочешь.

– А что ты можешь предложить вместо Женевы? Что я могу делать вместо этого?

– Ты уже торгуешься? Как быстро ты сдался…

– Я не сдался. Я вижу, что ты уже многое знаешь о моем прошлом и, похоже, можешь сказать даже кое-что о моем будущем. Поэтому я спрашиваю, разве есть еще какие-либо варианты?

– Ты же знаешь, вариантов несметное множество…

– Хорошо, почему для тебя важно, чтобы я не летел в Женеву? Ты же за этим здесь появился, чтобы отговорить меня от этого доклада.

– Для меня важно, чтобы ты понимал, кем ты станешь, пойдя по этому пути. А еще я чувствую, что ты не можешь слышать музыку без горького щемящего привкуса досады. В то же время, научные доклады ты слушаешь, не испытывая вообще никаких чувств.

– Ну досада – это то, что каждый из нас испытывает временами. И вообще, кто живет без разочарований?

– Ты вполне мог бы.

– Тебе откуда это известно?

– Тебе всегда важно было знать источник, да?

– Ты, я вижу, давно за мной наблюдаешь.

– Ага, ты не поверишь. Каждую секунду.  Послушай, моя работа здесь выполнена. Когда будешь готов, возвращайся в мир. Мне больше нечего сказать, – человек начал поворачиваться, чтобы показать, что готов уходить.

– Хорошо, хорошо, обещаю подумать! Но кто ты?

– Ответ ты и сам знаешь! И, да, я тебя люблю, – проговорил он уже стоя спиной ко мне. Он двигался ровно туда, откуда пришел, неспешно продвигаясь мимо застывших фигур.

Серхио был готов запустить мир. Но перед этим он хотел уйти с улицы, на которой застыла толпа людей. Он прошел узеньким переулком к площади, где были уже воздвигнуты амфитеатром трибуны для зрителей предстоящего шоу. Как же тихо было вокруг! Тишина казалась благословением после нахождения в эпицентре шествия. Серхио нарочно погремел мелочью в карманах, чтобы удостовериться, что звуки еще существуют.

Он шел, не особо разбирая дороги, но оглянувшись назад, осознал, что инстинктивно все это время двигался к морю.  Стояла страстная неделя. Это время когда ты каждый раз благодаришь себя за то, что до сих пор не убрал куртку в кладовку, а дневное солнце все-таки заставляет каждый день настоятельно думать о пляже. Ближе к морю старина отступала, дома становились все более современными, прибавляя с каждым кварталом по этажу ввысь. Береговую линию стерегли исполины отельных зданий и многоквартирных домов.

Серхио шел к пляжу. Там он разулся, сбросил одежду прямо на теплый песок и глубоко вдохнул морской воздух.

«Ну а теперь, поехали!», сказал он себе, щелкнул пальцами и запустил мир снова и тут же побежал в еще холодное море.

Серхио с воплем прыгнул с головой в воду. Холод очистил голову от мыслей. Он ощущал каждую клеточку своего тела, которая соприкасалась со студеной водой. Всеобъемлющая, безграничная радость разливалась по настежь распахнутому миру и возвращалась снова к нему, стирая все границы. Он волен решать и любое решение будет верным!

Выныривая из воды, Серхио взглянул на чистое небо... Линия песка, почти безлюдный пляж. Он готов был поклясться, что там далеко на лесенке, спускавшейся от променада к песку, стоял тот самый человек в кремовом плаще. Человек улыбался и махал ему рукой.