Другое детство

Целый мир не стоит и одной слезы ребенка. (Ф. М. Достоевский)

Первая эмоция при виде детей из детского дома – шок. Я знала, что еду в место, где живут не совсем простые дети: не такие, каких мы видим на улицах каждый день. Знала, но не понимала. Идем к детской площадке. В силу своего зрения я не могу еще видеть лица детей, но уже слышу какие-то нечленораздельные звуки. А потом эти глаза: какие-то нечеловеческие. Они вроде бы и рады нам, но как-то совсем по-другому, как-то отрешенно. Плохое сравнение, но, ей-богу, как звериные. И я ни в коем случае не хочу в это вложить какой-то отрицательный смысл, но они даже улыбались только губами, а не глазами; двигались, как маленькие заводные куколки. Взяла себя в руки. Самым сложным оказалось понять их речь: буквально по интонации, по еще слабо тлеющим огонькам в глазах я как будто заново, интуитивно училась у них неведомой грамоте. У этих детей даже эмоции какие-то совсем другие.

Задача сотрудников детского дома - любой ценой поддерживать привычный порядок жизни детей. Никаких сюрпризов! Мир вокруг дети познают через решётку в оконном проёме или через стеклянную дверь, ведущую в коридор. Из взрослых людей им знакомы только врачи, воспитатели и медсёстры, которые, если удается выкроить минутку, заглядывают в палату, чтобы покормить или переодеть. Что есть у них? Вместо дома - четыре панельные стены, вместо родителей - люди в белых халатах, а вместо сердца...вместо сердца - большие холодные ледники, в глубине которых бьют горячие гейзеры. Мы приходим и уходим. А они остаются в этом параллельном отрезанном мирке. Дети ждут. Дети ждут на железных кроватях, у обшарпанных старых дверей. Дети ждут. Не в апреле, не в марте - каждый день ждут родителей. Каждым утром и каждой ночью. В дождь, в мороз и когда тепло. Дети ждут. Проходящих мимо обнимают через окна. У этих детей есть только Бог. У этих детей только горе на повестке бесплодного дня. Мы глухие, не слышим криков: нет ушей. Ни у кого, включая меня. Мы давным-давно оглохли. Дети ждут. Мы не слышим их. И не видим. И нет боли, кроме той, что у нас самих. Дети ждут… Не дождутся и станут взрослыми, станут троекратно злее зверей.

Знаете, как плачут дети? Нет, нет... Не ваши дети и не соседские. А дети в детском доме. Из-за любой мелочи их плач – это плач отчаяния и глубочайшего, недетского горя!.. И любят их там всегда только за что-то, только условно. Детям так важно, чтобы они знали: на самом деле, они не плохие. Они так хотят, чтобы их любили, чтобы к ним хорошо относились. Не знаю… Для меня всегда было необходимым осознавать, что где-то есть
очень теплый человек, к которому можно вернуться как домой. Который любит не за что-то, а безусловно и всегда. Просто за то, что ты есть.

Детский дом – маленький мир ребенка, другого мира у него нет, и самое прекрасное то, что он любит его детской безусловной любовью.

«Нарисуй мне солнце,» – попросил какой-то мальчишка. Сейчас, в этот момент, он просил о добре, о любви, его глаза кричали о том, как часто ошибки ломают чьи-то судьбы, чьи-то жизни. Он молчал. Не спросив о цене улыбки, он только раздаривал свои – светлые, чистые и искренние. Пока на асфальте появлялись фигуры, рисунки, он постепенно наполнялся каким-то простым счастьем, понятным только ему одному. Вначале рисовала я, потом вместе. А вот он уже сам выводит линии. Люди, посмотрите! Он любит весь мир! Говорите же, не молчите! Ответьте ему! Внемлите! Он нарисовал пару линий, и уже рад. По движениям губ понимаю: «Медведь». Спросила неуверенно – да, угадала. Маленькая победа и огромная награда за нее - блеск в детских покинутых глазах. А потом он рисует снежинки. И вместе с ними он будто на время выплескивает все свое горе из души.

- Ты такая красивая. Я тебя люблю. У меня есть мишка дома. Я его люблю и тебя люблю. Ты придешь еще?

- Я очень постараюсь.

Через несколько лет мальчику исполнится 10. В этом возрасте у брошенных детей пропадает всякая надежда. Ведь взрослые смотрят на таких детей так, как смотрят дети на маленьких котят. Маленькие – лучше, интереснее, а взрослые кошки и коты… Их остается только жалеть и подкармливать. Но у них никогда не появится своего дома. Каким будет его будущее? Возможно, он будет прятать слезы и свою боль, играя музыку где-то в переходах в попытках стереть свое имя и сделать все, чтобы забыть детский дом. И каждый новый день под старый мотив он будет смотреть на чужую жизнь, собирая осколки своей жизни. Он будет вглядываться в лица прохожих, на которых только маски пустого одиночества, обмана и лжи, веселья и горя, влюбленности и печали, любви и отчаяния. Все, кроме сломленных драм – внутри. Это только его Жизнь.

Вот сижу я сейчас, пишу этот текст. А где-то там несчастные дети. И еще сотни, тысячи таких же. Где-то там остались следы от рисунков на асфальте и солнечных улыбок.

В детских домах проводят каждый год день аиста: день, когда приходят потенциальные усыновители и наблюдают за детьми. Каждый год детки этого детского дома готовят сами концерт. А к ним, туда, никто не приходит. Потому что они - другие.

* * *
«...нарисуйте мне Бога,» –просил ребенок у одиноких прохожих, смотря в небеса, и на уголках альбомного листа рисовал – солнце, радугу и облака, на одной ладошке - слово «мама», а на другой - «папа»...молчаливо улыбаясь… плакал... Такой маленький, такой все еще по-солнечному добрый мальчик.


23.03.2014