Бога нет!

…закончил предложение Ермолаев и глотнул самогон. На часах уже был полдень, а он не вставал из-за компьютера – оставалось каких-нибудь тридцать страниц из пятисотстраничного труда о качественном влиянии религии на человечество и ее перевоплощении в иную плоскость. Вокруг, в обозримом пространстве, лежали многочисленные труды Ленина, Маркса, Энгельса, даже Фрейда.

Ермолаев как раз с упоением переставлял очередное библейское учение «не укради» на «политические рельсы», когда из угла комнаты подал свой голос, гневно тряся бородой, Карл Маркс. Он что-то громко прокричал по-немецки, и Ермолаеву пришлось срочно встать из-за стола, открыть второй том его трудов и углубиться в чтение. Маркс что-то пробурчал и затих.

Ермолаев кинул томик на диван и поплелся, качаясь, в сторону компьютера. Сел и начал строчить. Но, писать мешали идеи мыслителей: из другого угла подал голос Энгельс. Он предлагал на своем языке вывести идеальное из материального. Ермолаев идею подхватил и настрочил десяток страниц, когда его за ногу ущипнул лежавший под столом Дарвин.

– Да-да! – прокричал Ермолаев. – Я помню! Я не забыл про теорию эволюции!!

И очередная глава его трудов была посвящена доказательствам отсутствия Бога при помощи трудов Дарвина. Работа продвигалась успешно. Он вдоль и поперек прошерстил каждую религию, ее гнетущее влияние на мировое процветание, и теперь доказывал, что можно создать особую политическую партию, впитавшую в себя все лучшее из всех известных религий. Единственный, кто ему сегодня мешал – Фрейд. Он ставил диагнозы психического состояния Ермолаева, крутил у виска пальцем и тихонько посмеивался. Ермолаев, понимая, что недалек от госпитализации, решил побыстрее заканчивать свой труд, быстренько сделал выводы и поставил точку. Из бочки в подвале доносился голос Диогена. Вероятно, тот поддерживал Фрейда, и слушать все это было невыносимо.

Перечитывать все написанное уже не было сил. «Только вывод», – простонал Ермолаев. Несмотря на круги перед глазами, он таки перечитал вывод и остался доволен. Затем пара щелчков мыши, и файл был отправлен в редакцию крыжопинской газеты, давно дожидающейся революционной (как он им обещал) идеи. Ермолаев с трудом встал, доплелся до дивана и рухнул на него. Жалобно звякнули пружины, а Маркс в бессознательном состоянии завалился за диван.

А в том же славном городе Крыжопинске жил да поживал безмятежный прокурор. Все у него было славненько да замечательненько. Ведь смотрел он на все сквозь веки, очень отяжелевшие за годы неусыпной борьбы за неукоснительное соблюдение закона законопослушными гражданами города. Никакие преступления он не замечал, к коррупции относился юмористически, а к сексуальным маньякам саркастически. Веки были настолько тяжелы, что прямо перед носом он мог не увидеть даже террориста.

И вдруг, в безоблачное утро, к его кровати подошел помощник и зачитал ему вслух первую главу сочинений Леонтьева (таков был псевдоним Ермолаева). Прокурора покоробило. Он тут же потребовал, чтобы его подняли с кровати и одели… умыли… почистили зубы… побрили… причесали… накормили… напоили… «А теперь баиньки», – задремал прокурор в забытье.

– Гхм! – Громко откашлялся помощник.

– А-а-а? Кто здесь? А, это ты? Что тебе?

– Я по поводу статьи, господин прокурор….

– Статьи? Ну, давай почитаем….

Они еще раз прочитали статью. Прокурора покоробило. Он тут же потребовал, чтобы его подняли с кровати и одели (и вдруг обнаружил на себе одежду). Прокурор потрогал лицо, волосы, послушал шум в животе. И потребовал машину к подъезду. Через час следственное управление КГБ Крыжопинска командировало пять человек для ареста Лентьева, за которым немедленно отправились прямо в редакцию.

А в редакции Лентьева, соответственно, не оказалось. Несмотря на все старания пяти следователей, обыскавших все помещения, проверивших все документы, изъявших на всякий случай все оставшиеся газеты, включая выпуски десятилетней давности, аппаратуру и опечатавших помещение. Редактора, который громко протестовал против беспредела, закрыли в следственный изолятор, стали кормить едой из прокурорского фонда, чтобы он сознался в укрывательстве преступника. Напрасно он втолковывал следователям значение слова «псевдоним». Его не слушали, а кормили и требовали выдачи Леонтьева. И редактор, живший всю жизнь на одну зарплату, от прокурорской еды получил заворот кишок и скончался, не приходя в сознание.

Ермолаев ни о чем таком не подозревал, и продолжал расслабляться на диване, когда кое-кого из руководства КГБ посетила идея о снятии отпечатков пальцев в редакции газеты. Криминалисты срочно выехали в редакцию, обработали каждый сантиметр сажей. И в итоге получили отпечатки пальцев жителей всего города, даже самого прокурора, который в свободное от работы время приезжал в редакцию с помощником жаловаться на жизнь, и следователей КГБ, заносившись сюда анонимные доносы на своих коллег и жителей. В общем, к вечеру взяли и страдающего от похмелья Ермолаева.

Ермолаева привезли на допрос к прокурору, ввели в допросную комнату и оставили одного на три часа. В комнате стояла жуткая тишина. Лишь из углов раздавались наводящие жуть звуки. На столе Ермолаев обнаружил псалтирь и стал читать вслух. А чтобы было удобнее, как ему советовал психолог, он решил обозначить свою тесную территорию, в которую никто не должен ступать. И очертил вокруг себя мелом круг.

К полуночи в комнату допросов стали входить из темного дверного проема прокуроры и следователи. Они обступили со всех сторон Ермолаева, читали газету вслух и друг другу шепотом говорили: «Не вижу тут ничего особенного…» У перепуганного Ермолаева, слышавшего только «Не вижу…, не вижу…» внутри все похолодело. Хоть он и утверждал, что Бога нет, но стал потихоньку креститься и молиться.

Тут в комнату ввели прокурора. Он подошел вплотную к Ермолаеву. Ему протянули газету. Зашептали на ухо. До Ермолаева донеслось: «Не вижу! Поднимите мне веки!!!» Ермолаев похолодел и твердил себе только одно: «Не смотреть в глаза, иначе во всем сознаюсь…» Веки прокурора подняли, и Ермолаев, не выдержав гнетущей обстановки, жалостливо глянул в его глаза.

– Вижу!!! Вот он преступник! Он, гад, хотел социальную и религиозную рознь посеять в городе! Держите его!!!

Был последний день судебного процесса – прения. Зрителей был полон зал. Во всех углах стояли видеокамеры. Журналисты приготовились писать.

Первым дали слово прокурору. Он встал и начал… доказывать существование Бога: в тончайших деталях рассказывал о растениях, животных, человеке, планетах и галактиках, углублялся во все детали, свидетельствующие о наличии Творца вселенной. А подсудимый, вроде как, разжигал религиозную и социальную рознь, пытался уничтожить мир в городе, путем внушения населению, что Бога нет.

Когда прокурор закончил, начал выступать адвокат. Он доказывал отсутствие вины подсудимого в рамках законодательства. Мол, подсудимый и в мыслях не держал ничего разжигать или уничтожать. Выступал он скучно, без примеров, цитируя только статьи и законы.

Наконец пришло время выступать подсудимому. Он встал… Гордо простер руку к народу и произнес: «Бога нет!». И начал доказывать отсутствие Бога, обосновывая свою теорию на полетах в космос, теориях научных деятелей и мыслителей. От корки до корки зачитал теорию Дарвина. И сделал вывод, что раз Бога нет, о чем думают и другие мыслители, значит и религия является ложью, но он тут ни при чем – это его теория и только.

Через час суд вынес обвинительный приговор Ермолаеву, и приговорил: облить скипидаром, обвалять в пуху и посадить на кол. А еще через час прокурор и журналисты уже ехали в другой суд, где начинался процесс над Юрковским, утверждавшим в одном модном журнале о том, что Бог есть. Прокурор готовился к выступлению, в сотый раз перечитывая доказательства его отсутствия, опубликованные Дарвином и многими другими мыслителями мира.