Примета 3

3.

Он вышел рано, как обычно, как только солнце выскочило из-за горизонта. Оно теперь неожиданно выскакивало, потом целый долгий (или короткий – в зависимости от настроения) день ползло по небу, причём в совершенно непредсказуемом направлении, а затем так же неожиданно, как и поднималось, падало за горизонт, и наступала ночь. Дни не были постоянными, как когда-то. Теперь они могли тянуться час или целые сутки – как когда. Они не зависели от законов природы, как, впрочем, и всё остальное.

Джонатэло вышел на прогулку. Нужно было проверить, не появилось ли что-то новенькое. Новое всегда опасно. Джонатэло хотел жить, потому-то и ходил каждое утро на прогулку. Хотя кто знает, когда в этом абсурдном мире утро, а когда – вечер?  Джонатэло не помнил даже, как он здесь очутился, но знал, что раньше тут был ад, когда земля стонала и вставала дыбом, и облака горели во всемирном пожаре. Зато потом не стало никого, кто в будущем мог бы повторить ад. Джонатэло уже изучил все близлежащие окрестности и убедился, что, кроме него, здесь нет ни одного человека. Впрочем, животных и птиц тут тоже нет. Растительный яркий рай после ада, хотя ад всё ещё даёт о себе знать. Взять, к примеру, Ветер… Чёрт знает что такое, но страшное, опасное и непонятное. Джонатэло всегда уклонялся от встречи с ним. Ветер неживой, но передвигается и жутко воет. Лучше с ним не контактировать – мало ли какая это дрянь окажется…

Джонатэло шёл знакомой дорогой. Ночью, наверно, здесь проходил Ветер – много деревьев повалено и чудовищной силой разбито в щепки. Джонатэло удачно уклонился от обстрела вишнями. Корявое дерево зарычало ему вслед, напрасно силясь вытащить корни из земли и догнать его. И чего эти вишни так повымахивали – каждая размером с хорошую тыкву будет!

А тут нужно поосторожнее: вчера Джонатэло видел поблизости бродячую плесень. Лиана обвила его ногу и попыталась утянуть в грозные заросли растений-хищников. Он наступил на неё, и лиана отпустила. Джонатэло зашагал дальше.

Сегодня, кажется, прогулка пройдёт нормально, если только… Но нет, он туда не пойдёт.

После ада словно гигантская рука сорвала с неба звёздное покрывало, и там открылось Недоступное. Раньше знали его, но не понимали. Теперь больше некому толковать по-своему, и Истину нечего прятать. Когда-то её скрыли от неправильно думающих, но теперь она может сиять. Что там – не понять. Слишком далеко оно. Джонатэло хотел бы понять, что там, хотя бы потому, что человек – существо беспокойное, ему всё нужно знать. И в новых небесах могло быть что угодно – вплоть до того, что солнце – это бог в золотой колеснице. До неба не достать. Проверить всё можно было только там, куда Джонатэло побаивался идти. И сейчас он стоял недалеко от того страшного места. Это был Тринадцатый участок, по разделению территории, которое провёл Джонатэло. Там – неизвестность. Тьма среди дня виднеется между деревьями, и что она представляет собой – неясно. Джонатэло каждый день приходил к Тринадцатому участку, но всё же боялся идти дальше. Не мог пересилить страх.

А Тьма жила. Может быть, как и Ветер, она не была живой, но она жила. Она дышала, но молчала. И что-то грозное таилось в этом молчании. И всё-таки когда-то придётся пойти туда. Около этого Тринадцатого участка даже растения были нормальными: трава не впивалась в ноги мелкими зубами, не душили лианы и плющ, не заворачивали в душные одеяла огромных хищных листьев лопухи, не пытались проткнуть метровыми иглами корабельные сосны, не выползали змеями корни из земли, как это было везде. И Джонатэло пошёл. Тишина вокруг стояла страшная – не звенящая, а напряжённая, настороженная. Казалось, Ничто смотрит из Тьмы пустыми чёрными мёртвыми глазницами. Цепкий взгляд завлекал в липкую трясину несуществующих жизней. Но Джонатэло шёл к Тьме. Исчезли трава, кусты, деревья. Там был свет. Под ногами осыпался песок, и следы превращались в неглубокие ямки. И больше здесь не было ничего. Свет не существовал – он остался над живым миром. И Тьма не существовала – она была впереди. Там кончался песок и бескрайней стеной из ничего стояла Тьма. То был край света. И Джонатэло уже хотел знать, что за ним. Он подошёл к Краю. Тьма клубилась на некотором расстоянии, а между ней и Краем – бездна, заполненная туманом неясности.

Джонатэло опустился на колени и посмотрел вниз. Где-то далеко-далеко находилось что-то непостижимо огромное… Живое… Такого не бывает, но оно было. И то живое было не одно. Их было три. Джонатэло смотрел в ту тёмно-туманную бесконечность и думал. Он вспоминал. Вспоминал мучительно долго и вспомнил. И понял. А когда понял, сел на песок и засмеялся. Нет, он не сошёл с ума, хотя это открытие могло показаться мыслью сумасшедшего. Вышло оно настолько нелепым, что вызывало смех. Ни весёлый, ни грустный, ни торжествующий, ни оскорбительный – никакой. Всего лишь смех.

Просто земля была плоской, и стояла она на трёх китах.


*   *   *    
- Однако… - Ромес больше ничего не мог сказать.

- И я того же мнения. – согласился Синерок.

- Одно из проявлений таланта нашего обожаемого Конроя, - сказал Рэли.

- А этот человек… Что будет с ним? – спросил Ромес.

- Похоже, он не имеет ничего против такого существования. Оставим его. Ему предстоит узнать ещё немало интересностей и неожиданностей.

- Один, совершенно один… Ни друзей, ни врагов, ни родственников… Ужас! – сказал Синерок. – И навсегда!

- У нас сегодня часто поднимается вопрос родственников. Позволь, мы вернёмся к нему несколько позже? – спросил Рэли. – А также к вопросу того, что бывает навсегда. И к вопросу собственного бессилия.

- Не взглянуть ли нам ещё на какой-нибудь мирочек? – предложил неуёмный Синерок.

- Ты так хочешь? – прищурился Рэли.

- Один, только один, я же не прошу много!

- Один, потом ещё один… Я-то уж тебя знаю!

- Ну один, всего лишь один!.. Чтоб развеяться!

- Ладно. Я постараюсь, чтоб у тебя больше не возникало желание пялиться на миры просто так, без особого дела.

- Заранее согласен на все условия!

- Посмотрим, не пожалеешь ли ты впоследствии.

- Это что, угрозы?

- Нисколько, друг мой. Впрочем, раз уж ты решил так, мне хотелось бы тебя предупредить… А, ладно, наслаждайся ощущениями.


*  *  *   

- Эй… - неуверенно позвал Синерок. Человек с цветами и ножом оглянулся.

- Привет, - продолжил Синерок.

- Здравствуйте, - улыбнулся человек, аккуратно положил букет на землю, воткнул рядом нож и подошёл в невысокому деревянному забору, огораживающему его небольшие владения.

- Может быть, мой вопрос покажется несколько странным… - Синерок замялся. – Э… Ну, в общем, я хотел бы знать, где это я нахожусь.

- Заблудились?

- Похоже на то. Хотелось бы определиться, что это за мир.

Человек задумался.

- Пожалуй, этого я объяснить вам не смогу, - наконец сказал он. – Видите ли, я никогда дальше своего мира не ходил, да и вообще до недавних пор сомневался в существовании иных. Похоже, сейчас я верю во всё, но тем не менее…

- Понимаю, – вздохнул Синерок. – Жаль, конечно, что я так влип… А после чего это вы изменили своё мнение, если не секрет?

- В одной весёлой стране, не исключено, что в нашей, произошёл некогда забавный пожарчик, а после него всё и началось. У воды ещё долго ощущался странный такой привкус. Не знаю, с чем и сравнить. И вот тогда… Даже ориентировочно не могу сказать, когда это случилось, но я как-то раз заварил себе чай на той воде, всё как полагается, но это неважно. Остатки заварки я вылил под пионы – цветы такие, вы в курсе? – они тогда как раз цвести собирались. Я вообще люблю возиться в саду. Полил я, значит, цветочки, отошёл на полчаса, потом случайно посмотрел, а там земля шевелится, вроде как крот роется. А мне на моём участке только кротов не хватало, скажу я вам!.. Подкрался тихонько, сел, жду – а вдруг эта тварюшка из земли покажется. А земля шевелилась, шевелилась – и тут из неё показывается… Нет, вовсе не крот, а что-то голое, бледное с сине-зелёными пятнами. Ну, думаю, новые какие-то кроты от той воды повыводились, альбиносы без шерсти. А потом… Представьте весь ужас, когда я увидел, что это – раздутая человеческая рука!..

- Представляю, - посочувствовал Синерок. – И что дальше?

- Дальше… А дальше эта рука поскребла землю, а потом ухватилась за пучок травы и извлекла за собой тело… Вы видели когда-нибудь полуразложившийся труп с соответствующим ароматом, а к тому же ещё и ходячий? Ну, выбрался, значит, он из земли, стоит, пошатывается и на меня смотрит, если это определение применимо к трупу. Я, понятное дело, стою, как кирпичом пришибленный, и ответно пялюсь на него. А он, видать, при жизни здоровенный был, и женщины от него без ума… А сейчас я на него посмотрел и решил, что лучше уж не буду умирать. И началось после этого, и началось… Я ведь много растений той проклятой водой полил, так-то. Весь мой сад в кротовник превратился. И что ни ночь – уже гость какой-то стучится в окно, заглядывает так, и луна ему в спину светит. А сам он мертвечиной воняет и землёй мокрой. Жутковатый такой запах, тяжёлый, сырой, тошнотворный, аж озноб берёт. И надо же – привык я к подобным визитам! Как мне эти господа надоели! Хожу это я по саду, а за мной десятка полтора их таскается, всё рассматривают своими гнилыми глазами, под руки лезут, всюду заглядывают, мешают. Надоели! Я их ещё и боюсь. Мертвецы всё-таки. Но к тому, самому первому ожившему, я привык. Он мне даже помогал. Хм, почти друг… - Мужчина усмехнулся и покачал головой – А эти, остальные, мешали, путались под ногами, трогали всё своими полуразложившимися руками… Бр-р! Вот ведь мерзость, а? Смеялись ещё, потешались надо мной. Не обижали меня, правда – слабые они, безобидные.

Тут я вывел особый сорт моркови – точнее, он сам от той воды вывелся. Морковка моя быстро росла, аж страшно, но всё же растение – оно и есть растение. Надо было мне эту морковку рассадить. Тут как раз дождик прошёл, землю напоил, и погодка славная выдалась. Занялся я, значит, морковкой, и не сразу до меня дошло, что никто мне не мешает – до того увлёкся. Ну, думаю, где ж это мои приятели-то запропастились? А они, оказывается, той моркови боялись. Странно, да? И я придумал, как мне от этих зомби избавиться. Взял я пучок морковки и стал ловить этих псевдолюдей. Они жутко так выли, но не сопротивлялись. Я вернул их обратно в их могилы, а сверху моркови насадил. И, знаете, с тех пор меня никто из них не беспокоит, только иногда в лунные ночи они тихонько повизгивают. Долго ещё из земли торчали их скрюченные гнилые пальцы. Дружка моего очень жалко мне было закапывать, но он сам сказал, чтоб я так сделал, иначе он может измениться, и будет очень плохо. И всё равно, чтоб ему не так тяжело было лежать, я только одну морковку посадил, и он может со мной говорить, когда я близко подхожу. Вот… И после этого я верю всем, всему и во всё. И пытаюсь никому не удивляться.

- Интересная у вас жизнь, - сказал Синерок. – Но я не завидую. Не люблю запах гнилого мяса. И вряд ли после всего буду любить морковь. А впрочем, если морковь от зомби помогает, я её буду обожать. Не люблю зомби. Не понимаю, что они такое. Своё отжили, а ещё хотят и нам мешают. Обидно. О, а это кто там появился? – он увидел группку детей, бредущих к небольшому домику, где, видимо, и жил садовник-любитель.

- А-а, - садовник оглянулся. – Это новое явление. Соседские дети раньше ко мне частенько в гости забегали – я разрешал. И мне нескучно, и им весело. Но только в последнее время они что-то вроде как против всех настроены, и меня чуть ли не за врага держат. А я не могу запретить им здесь собираться – не люблю скандалов.

- А чего же это они так переменились? – поинтересовался Синерок.

- Так они что-то вроде клуба организовали, и мужик один к ним тут приходит. Ох и отвратительный же тип! Со мной никогда не здоровается и смотрит так, будто я ему что-то должен. А перед тем, как все они собираются, по земле начинают кататься тяжёлые разноцветные шарики с металлическим блеском. Они катятся сами по себе и выстраиваются в ровные ряды. Не знаю, откуда они берутся и куда деваются. Мир двинулся, это точно. О, вон шарики кататься начали, смотрите!

Синерок посмотрел и действительно увидел шарики, которые перекатывались с места на место, сталкиваясь и снова разлетаясь, как на бильярдном столе. Они произвольно поворачивали и меняли скорость.

- Значит, скоро и достопочтенный учитель молодого поколения явится, - определил садовник. Синероку захотелось посмотреть на наставника детишек, но сначала он всё же взглянул на самих детишек.

Все они, и мальчики, и девочки, в возрасте от пяти до пятнадцати лет, громко переговаривались грубыми, наводящими ужас мужскими голосами. И более всего они походили на упомянутых зомби, пролежавших жарким летом в стоячей воде недельки две. Синерок попытался определить на слух предмет обсуждения деток.

- Нет учителя, - хриплым прокуренным басом сказала девочка лет одиннадцати.

- Скучно, - почти так же ответил пятилетний малыш. – Давайте поиграем.

- Во что?

- Может, в числа?

- В оригинал или в заурядку?

- В заурядку! – закричали все.

- Я – пас! – заявил один мальчик с обрубками вместо рук, перевязанными грязными бинтами, пропитанными гноем и чёрной кровью.

Все дети почему-то засмеялись. Внезапно один из них уставился на Синерока и прохрипел:

- Пусть он тоже играет!