Жизнь есть сон. О горячем кофе и бессмертном Лорке

Уже второе утро провожу в этой кафешке. Помещение не сказать что прямо-таки отличное. Жарко, кондиционер хоть и работает, но все равно почти не чувствуется. Много, слишком много телеэкранов, на которых постоянно вещает какой-то модный канал. Причем, как это часто бывает, фоновая музыка не соответствует изображению. Кофе готовят долго. Но есть здесь несомненный плюс – всегда мало посетителей. Это, пожалуй, вообще главное условие, чтобы нормально провести время. Никто не достает, за соседним столиком не бубнят назойливые парочки подружек. Музыка играет тихо. Можно достать блокнот и покопаться в своей голове.

Вероятнее всего, Лика тоже ходит сюда именно за этим. Сбежать на часок другой от монополии социума – что может быть лучше. Особенно летом. Впрочем, у девушки все же немного другие мотивы для уединения. Вернее даже – есть довесок к основному. Но об этом позже.

На вид ей не больше двадцати. Брюнетка. Стрижка под каре. Глаза карие, порой даже становящиеся угольно-черными. Ярко-желтая футболка с каким-то причудливым рисунком: то ли сцена из диснеевского мультика, то ли – черт пойми что. Короткие шортики и кеды «конверс». На щеке, рядом с симпатично вычерченными губками, едва заметна милая родинка. Если бы была чуть младше, сказал бы, что она похожа на 12-летнюю Мотильду из фильма «Леон» с Жаном Рено в главной роли.

Когда впервые ее увидел, она сидела в двух столиках от меня и водила ручкой по листку бумаги. Сложно сказать, что заставило подойти: любопытство, - дескать, кто это еще тут писаниной занимается, - или все же ее грустное лицо?

- Утро – дерьмо, а когда дерьмовое утро, я всегда сочиняю стихотворения, - сказала она после того, как поздоровались и представились друг другу. Прямо литературная история. Уже и не думалось, что такое случается в наше-то время.

Как выяснилось, Лика озабочена вполне тривиальной проблемой – она рассталась со своим парнем и теперь считает, что все мужики – «твари» и «муд..ки». Кто бы сомневался, подумал я. Но вслух не сказал. Вместо этого попросил показать, что она там насочиняла.

На клетчатом листике аккуратным подчерком педантичной студентки было выгравировано что-то про «вечную разлуку», каким-то не запомнившимся мне образом ранящую сердце. Дальше следуют душераздирающие строки про то, как она никогда не забудет своего возлюбленного и, что меня особенно заинтриговало, до боли знакомые слова: «в глазах у меня отныне одна лишь луна и пустыня».

Когда мы с Ликой распрощались, я где-то минут сорок пытался вспомнить, где я мог слышать или видеть последние строки ее стихотворения. Так и крутились на языке. Но в конце концов пришлось сдаться и раскланяться перед всезнайкой Интернетом. Оказалось все проще простого. Мое любимое произведение Лорки заканчивается примерно теми же словами:

Забыть ли тебя, мой город!
В глазах у меня отныне
пусть ищут твой дальний отсвет.
Игру луны и пустыни.

Это тот самый романс об испанской жандармерии, входящий в легендарный сборник «Цыганский романсеро» и который поэт, будучи еще студентом, не смущаясь и не страшась, декламировал в гостях у видных мужей города, где он учился. Эти мужи уже тогда разделяли франкистско-фашистские идеи, победившие по окончании гражданской войны в Испании. Именно этот романс – образец сюрреализма в поэзии – станет своеобразным роком в судьбе поэта. Спустя два месяца после победы в суде, где была отклонена жалоба некоего сеньора Таррагона, усмотревшего в романсе, как сейчас говорят, «признаки экстремизма», и спустя месяц после начала войны, Лорка исчезнет. Исчезнет навсегда. Физически. Его расстреляют на рассвете 19 августа 1936 года, а через несколько лет российский поэт Евгений Евтушенко напишет эти строки:

И пели травы ломко,
и журавли трубили,
что не убили Лорку,
когда его убили.

Кстати говоря, пока пил кофе, задумался над тем, что, по сути, Лорка единственный, - ну, может, еще Бродский, - человек из поэзии, которого я всегда с удовольствием читаю. Честно – терпеть не могу лирику. А вот Лорка почему-то реально цепляет.

Он не умер, как тот парень, коммунистом, хотя его традиционно и причисляют к левым (мол, франкисты же убили). Мы не знаем, с каким лицом и с какими чувствами он встретил свою смертельную пулю. Говорят, что улыбался. В это время небо рыдало дождем. Но, опять же, кто говорит? Франкист, который стрелял? Он не скажет. Что он, идиот (тут можно спорить), что ли, признаваться в смерти того, кого сам, в тайне, читал украдкой, пока не видят офицеры.

Лорку нельзя не любить. В Лорку нельзя стрелять. Пули, пущенные в него, прежде всего бьют в того, кто их выпустил. Убивают не плоть, а человека внутри. Поэт будет жить в своих произведениях, а где будет жить жалкий убийца?

Скажу даже больше. Имя Федерико Гарсиа Лорки – это не только его имя и его поэзия. Лорка – это своеобразная реинкарнация XVII-го, «золотого века» испанской драматургии в лице знаменитого Кальдерона. Одного из отцов-родоначальников испанского барокко в литературе, создателя формулы: «Жизнь есть сон». Позже декаденты и модернисты будут использовать эту формулу в своем творчестве, указывая на тщетность человеческой жизни, до конца зависящей от внешних обстоятельств. Обнаженная пищинка в пучине океана – беспощадной круговерти бытия.

Кальдерона называют создателем истинной драмы в барокко. В 13 лет он написал свою первую трагедию, за что снискал расположение старшего товарища, не менее знаменитого Лопе де Вега. До того, как Кальдерон уйдет от мирской суеты и примет духовный сан, он оставит будущим поколениям более 120 светских пьес. Театры всего мира будут их ставить еще очень и очень долго. До тех пор, пока жизнь не скинет с глаз опостылевшую пелену сна, а человек не вздохнет полной грудью сознательного и свободного хозяина жизни...

…Кофе имеет свойство остывать. А холодный кофе, как я недавно убедился,способен превратить доброго человека в злого. Посему пейте только горячий кофе, читайте Лорку и помните – жизнь есть сон…пока вы сами не захотите проснуться.