Глава 37 Книга 2 Мейлах в октябре

                ОПЯТЬ БАНЯ!

                Мне дали премию в награду.
                Коллеге, выдали медаль …
                Так дураку и надо!

Во внешнем облике бани ничего не изменилось. Ничего не изменилось и внутри – те же обшарпанные шкафчики, почерневшие деревянные трапы, бетонные помывочные лавки и всё так же суетился среди клиентов постаревший Соломон.

 Казалось, что массивные очки с великоватым носом нарушали весовой баланс головы в сторону носа. Соломон в состоянии покоя смотрел себе под ноги, но во время движения вперёд, пересилив лишний вес носа и очков, он задирал голову, как откидывают капот автомобиля и, шаркая ногами, торопился к очередному клиенту.

– Здравствуй, Соломон! Ты ещё неплохо бегаешь! Наверное, на ГТО собираешься сдавать?
– Никакого «ГЭТА ВО» я не знаю и знать не хачу! – сердито сказал Соломон, но Мейлах пояснил:

– ГТО это комплекс спортивных   упражнений, который обозначает, что человек «готов к труду и обороне», а ни «ГЭТА ВО», как ты говоришь. Совсем одичал ты среди своих голых клиентов. А где твой помощник Федя? – поинтересовался Мейлах.

– Федя пошёл на повышение. Иго забрали в областную баню. Им тоже нужно привлекать женскую публику.

 Чтобы я иго ни расхолаживал от поездки, миня уважили – дали премию, а Фёдору – «мидаль за заслуги». Что он с этой мидаляй будит делать и куда подвесит – непонятно.

– Тебе повезло Соломон. Тебе деньги дали, а Феде только медаль.
– Так этому дураку и нада! – сказал Соломон и продолжил разговор:
– Там сидят хитрые. Найдут лучшее, так тянут в столицу – с обидой сказал Соломон и, внимательно посмотрев на Мейлаха, спросил:

– Веник будете брать или как? Только выбора нет. Власти запретили продавать веники от Мейлаха, объявив Мейлаха подследственным преступником, хотя начальство потихоньку такими вениками пользуется – спрашивают шёпотом, а денег не плотят…

– А кто вы такой? Я вас не узнаю. 
– Я, Мейлах Абрамович Кац!  И как это ты Соломон не узнал еврея, подтверждённого во всех поколениях, вениками от которого ты так хорошо зарабатывал? Стыдно, Соломон, стыдно. Мы когда-то были неплохими друзьями.

– Мейлах! К тибе есть один вопросик. Как ты из турмы выбрался, можешь не объяснять, знаем без тваих сказок - тибя Рахиль оттэдава видернула, а как ты с того света из цинковога ящика пришёл на своих ногах – никто понять не может!

Каму ты  дал на лапу? Там кто-то из наших  организовал услугу  –  «позолоти мне ручку, тогда вас випустим на случку» или же чужие успели постараться? Расскажи, не жмись!

 Я так думаю, что тебя освободил оттуда Зисель Мейерович Фирштейн. Он уже там давно устроился, думаю, ему такой бизнес по способностям. Помнишь, как после войны он торговал на базаре в «железо-скобяном» магазине всякими железяками?

 Люди строились, всем такие товары были нужны, в стране ничего не было, но он прямыми  поставками, мима кармана государства всех обеспечивал. Не забудь, что тогда Сталин крутил усы на всех жуликов… Время было ни дай Бог пулю каждому…

 Скажи, как к  Фирштейну  обратиться в случае нужды? Я знаю, это его работа! Возраст у миня сам видишь какой - подходящий к этой встрече…
Соломон, дотянувшись до уха Мейлаха, добавил, –  «Не трусь, я добра заплачу!»

– Тебе, Соломон, даже под угрозами не расскажу! Когда тебе выгодно, так ты меня узнал, а за «просто так» уже своих не захотел узнавать!

– Ты, Мейлах, можешь обижаться, но я боюсь тибя узнавать. Ты думаешь, если замаскировался под Бизонова и записался русским, то уже ты – не ты? Если тобой занимается КеГеБе, да ещё шпионолов Борзый, не дай бог вспоминать его, глядя на ночь, то тибя никто из наших не будет узнавать. Опасно!

 Ты со мной больше ни заговаривай. Очень прошу тибя. Мы всё про тибя знаем, а так же всё знаем про Рахиль. Она посылала телеграмму в Израиль, твоей сестре Саре, у которой мужики меняют валюту, сам знаешь на что…

Написала: «Мейлах всё»! Рахиль таким образом зафиксировала твои приключения, чтобы та прислала деньги выкупить тебя из турмы, а Саре типерь самой не так хорошо живётся – обменник уже обветшал и вытрепался, как поётся у нас – «Няма таго, што раньш было»! 

Твая баба по своей породистой хитрости думает, что в Израиле деньги на Мейлахов видаются каждому желающему похитрить? Их тамака тоже нужно вирывать яростным трудом!  Ты вспомни русскую народную поговорку:  «Там  плохо, где евреев нет»! Мы есть везде и плохо приходит не с нами, оно там сидело до нас! И с нами не исчезло… Ты заметил, Мейлах, каким я стал философом, когда лишился дополнительного дохода… Я и дальше могу говорить:

- Нас не проведёшь! Если мы с тобой будем в приятелях, то и моим родственникам придётся посылать туда же, в Израиль, телеграммы,  что «Соломон - всё!», но у миня нет сестры с «обменником»...

 Никто таких забот не хочет, и ты,  к нашим, которые пока не записались русскими, с разговорами не приставай!
 Соломон, завершив разговор,  сделал каменное лицо и больше ни проронил, ни одного слова  в ответ на вопросы Мейлаха.

Мейлаха не огорчило заявление Соломона. Кто не был в шкуре еврея, тот не понимал его страхов, когда мурашки по спине бегают ни просто, а таки «в кирзовых сапогах»!

 Мейлах, это понимал, поэтому отмыв с себя всю тюремную грязь, он не прощаясь и не глядя на Соломона, из-за уважения к нему, покинул баню и сразу  попал в лапы сопровождающей его Рахили Менделевны.

– Мейлах! Не крути носом по сторонам, знай, что лучше пусть от тибя пахнет турмой, чем чужой женщиной. Пошли бистрее домой, там, у тибя будит, чем передо мной крутить. Ты такой саксаульный!

- Может сексуальный?  - уточнял Мейлах.
- Может быть и такой, но всё равно, интересный. И лысина у тибя можно сказать до пояса.  Я твою новую причёску не воспринимаю всерьёз и по-прежнему тибя считаю лысым!

 Для женщин, понимающих толк в мужчинах – ты просто подарок. Дорогой, хватит уже отлынивать! – сказала Рахиль Менделевна, мысленно представляя Мейлаха в роли возвратившегося из длительной командировки нежного, любящего мужа.
 
Мейлах, боролся со своими представлениями, о возврате к прежней семейной жизни с Рахилью Менделевной, которые ему напоминали приговор суда. В конечном итоге, подумал бедный Мейлах,  такова ситуация. Приговор суда никому не нравится, а исполнять надо. Так и здесь, ни куда не денешься…

Рахиль Менделевна, прыгала вокруг муженька, как молодая козочка и щебетала, как птичка, но про себя мысленно зверствовала:
– "Сукин сын, допрыгался с чужими бабами до цугундера, а здесь морду воротишь"!

"Обожди, вражина, со временем, отыграюсь я на твоём здоровье, как ты на моём – на нервах все струны порвал"! – мстительно развивала планы на будущее относительно «сукина сына».

 В то же время, в глаза ненавистной «вражине» смотрела ласково, с обольстительной улыбкой и старалась приблизить его к себе, как это умели делать только женщины.

Наконец-то «лёд тронулся», Мейлах сдался. Отношения покатились по наезженному ранее пути с обоюдным интересом.