Женская доля

                1

            Случалось ли вам когда-нибудь мечтать о том, чтобы ваш муж, когда-то вами любимый и обожаемый, не пришел домой, попал под машину, выпал бы из окна. Господи! До чего же тяжело, да, тяжело, думать об этом. Как трудно озвучивать свои мысли вслух, тем более, когда они грязные, порочные, греховные. Вот и сейчас, впрочем, как и всегда, у Ольги тяжело на душе от этих мыслей. Она снова мечтает о том, чтобы он не пришел домой. Всегда приходит, нет, приползает в стельку пьяный, потрепанный, не может связать и пары слов. А сегодня возьмёт, да и не придёт. И она наконец-то проживёт хоть один день, хоть одну ночь в спокойствии, без пьяных угроз и рукоприкладств.
            Ольга подошла к окну, отдёрнула занавеску, взглянула на подоконник, на котором стояли цветы в белых горшочках. Её любимые фиалки смотрели  своими сиреневыми глазёнками – единственные свидетели её жизненной трагедии. За окном был октябрь – красивый, золотой. Он сыпал жёлто-красной листвой, так тихо и спокойно. Лето закончилось, и закончилась любовь. Эта пора была любимым временем года Ольги, но она даже и не подозревала, что осень поселится у неё в душе. И теперь как две подруги они вместе тоскуют: Ольга с одной стороны оконного стекла, а осень – с другой.
            Ей вспоминаются события, которые произошли семь лет назад. Тогда Оля, совсем ещё юное, невинное создание, не обременённое жизненными неудобствами, совершенно беспечная, весёлая встретила его. Он был намного старше, и нисколько её не тронуло то, что Владимир не был преуспевающим человеком, не был романтиком. Он простой парень, работяга, опытный в своём деле. Именно это привлекло её внимание. Ольга закрывала глаза даже на то, что Вова мог совершенно спокойно пить спиртное и не отдавать себе в этом отчёта. Именно тогда, когда любовь между ними только зарождалась, она закрывала на это глаза.
            Теперь, когда миновало семь беспокойных лет их супружеской жизни, когда не было уже сил терпеть ссоры, побои и унижения, Ольга, стоя у окна, анализировала каждый свой шаг, задавала себе тысячу вопросов, и каждый из этих вопросов начинался с одного лишь слова: Зачем? – зачем вышла замуж за это чудовище, зачем создала с ним семью, родила ему двух крошек, зачем терпела всё это, зачем вообще его встретила??? И как всегда она мечтала, чтобы хотя бы сегодня он не пришёл домой.
            Конечно же, она понимала, что это большой грех мечтать о том, что пьяный муж выглянет в окно и нечаянно выпадет из него, или будет переходить дорогу, а его собьёт машина. Но это не выход из ситуации. Так нельзя! Если произойдёт такое несчастье, то Ольга не станет лучше жить. Бог всё видит. Конечно, если бы это произошло, безусловно, закончились бы её страдания, которые причинял ей Володя. Но начались бы другие. Грешно совершать злодеяния: воровать, убивать, сквернословить и осуждать, но ещё грешнее думать об этом.
            Оля слегка встряхнула головой, тем самым, отгоняя назойливые порочные мысли, но они всё равно лезли в голову – настолько ей опостылела такая жизнь. Как ей хотелось видеть рядом с собой крепкого, умного, надёжного человека, её половинку, поддержку. И как она ошиблась в своём выборе.
            Правду говорят, когда в жизни случается подобная ситуация, человек должен проанализировать её с обеих сторон. Вот и Ольга подумала о том, что, возможно, и она в чём-то виновата: где-то не так себя повела, не то сказала, не так сделала. Возможно. Но все мы не идеальные, у каждого есть свои «причуды» в голове. Были моменты, когда Володя ревновал, показывал свою агрессию, унижал её на людях, не замечая того, что окружающие показывают на него пальцем. Были моменты, когда и Ольга вела себя чересчур эмоционально, подозревала его в чём-то беспричинно. Человек имеет право совершить ошибку, так как она, в свою очередь, станет для него уроком. Лишь бы он осознал это, признал свою вину, не обязательно публично, а внутри себя самого, для своего же собственного душевного спокойствия. Но ни в коем случае, нельзя впадать в крайности. Если бы Володя хотел упрекнуть в чём-то Олю, сказать ей о том, что она неправильно себя повела – это одно дело. Но когда упрёк переходит в рукоприкладство, когда пощёчина превращается в резкое хватание за горло, и вот ты уже находишься между жизнью и смертью – это невозможно выдержать. Говорят, что быт разрушает семьи, но Ольга считает, что крайности в поступках – это враг семейной идиллии. Бытовая ссора может быть прощена, измена – что может быть страшнее – и даже её можно простить любимому, но когда ссора превращается в попытку убийства – обрываются даже последние ниточки, которые хоть как-то сдерживали «лопнувшую чашку». Это всё равно, что маленький росток, который с трудом пробился сквозь асфальт и только-только начал радоваться солнцу, как его безжалостно затоптали сапогом, при этом размазав по асфальту, да ещё и плюнув сверху на итак уже истрёпанные листочки.
            Стоя отрешённо у окна, любуясь фиалками, Ольга надеялась, что Вова не придёт домой. Ей надо было ещё забрать детей из детского сада – оторвать от воспитателя и друзей и привести их сюда, в этот ад, чтобы они снова наслушались папиных матов, насмотрелись ударов и унижений. И она готова была принять эти удары на себя, лишь бы не досталось детям.
            Оля оделась, причесалась, взяла с собой немного мелочи для оплаты проезда на автобусе. Каждая поездка в сад за детьми приводила Ольгу в чувства, помогала ей забыться, уйти от тяжёлых мыслей. Выйдя на улицу в тёплом осеннем пальто, она вдохнула влажный воздух. Вот она, осень, в своей красе, кружит вальсом – раз-два-три, раз-два-три – застилает постепенно асфальт золотым покрывалом, такая тихая и безветренная.
            Приехав в сад, навстречу ей выбежали два «кудрявых цыплёнка» – Танюшка и Ванюшка. У девочки были светло-каштановые волосы, голубые глаза, а мальчонка был тёмненький, с глазами зеленоватого оттенка. Они весело, припрыгивая, бежали навстречу маме, а Ольга ждала их у ворот с распростёртыми объятиями.
            – Ах, вы мои сорванцы, – сказала Оля, улыбаясь.
            – Мама, мама приехала, – радостно кричали дети.
            Забрав малышей, она была счастлива, и это тот момент, когда назойливые мысли, посещавшие её голову до этого, полностью испарялись, исчезали в никуда. Дети настолько чисты и невинны, что их положительная энергия льётся через край, и они, не замечая этого, раздаривают её окружающим.
            Возвратившись домой, Ольга как всегда стала заниматься детьми, но в душе снова затаились какие-то неприятные предчувствия, ощущения чего-то нехорошего терзали её изнутри. Послышались шаги за дверью. Пришёл Вова.
Как только он вошёл в комнату, Оля поняла – муж выпивший – но не подала виду.
            – Как работалось сегодня? – спросила она, заплетая косу Татьяне.
            – Нормально. Есть что-нибудь пожрать?
            – Есть. Борщ и пельмени. А ещё я замесила тесто на блины, буду печь их сегодня с начинкой.
            – Я голодный, дай поесть.
            – Сейчас принесу.
            Это был привычный диалог, ничего нового: то же постное лицо, тот же пустой взгляд, никакой заинтересованности в семейной жизни, в жизни детей, никакой озабоченности их здоровьем – только один интерес – «пожрать». И, конечно же, то же самое пьяное беззаботное состояние, что и вчера, и неделю назад, и месяц назад.
            Удивительно, но сегодня Вова не кричал и не махал руками. Он поел, что-то буркнул под нос и лёг спать. Когда стемнело, Ольга уложила детей в кроватки и сама, уставшая от домашних хлопот, готовилась ко сну. Володя давно уже спал. Она взглянула на его лицо – оно было серого, или даже пунцового цвета. Что же он с собой делает? Он же медленно превращается в алкоголика. У него нет никаких жизненных целей, к чему бы он стремился, чем бы жил. Нет. Есть. Цель не то, что всей его жизни, а цель каждого дня – найти, купить бутылку водки. А ещё лучше, выпить где-нибудь «нахаляву», да так, чтоб в неограниченных количествах, столько, сколько хочется. Вот тогда он полностью отходит от семейных проблем, забывается.
            Ольгу передёргивает каждый раз, когда она вспоминает их совместный разговор, когда она и Володя сидели несколько месяцев назад друг против друга, когда она держала его за руки и смотрела с надеждой в его глаза:
            – Вова, давай лечиться. Что-то надо делать. Так дальше жить невозможно. Тебе не хватает силы воли, раз и навсегда отказаться от этой зависимости, сказать себе в один прекрасный момент: ХВАТИТ ПИТЬ. Ведь у нас с тобой дети, их надо растить, дать им хорошее воспитание. Ты для них – пример. А что они видят, кого они копируют? Возьми себя в руки. Откажись от этого пристрастия.
           – Я всё прекрасно понимаю, – сказал тогда Володя, и она увидела в его глазах слёзы, – Я сам хочу бросить пить. Но ты мне сейчас говоришь об этом, а перед глазами у меня рюмка. Я ничего с собой не могу поделать.
           Тогда у Оли случился шок. Она совсем не ожидала от него таких слов. Когда на одной чаше весов семья: жена, дети, работа, чувства, долг – а на другой – водка, и одна бутылка перевешивает всё то богатство, что находится на другой чаше, пропадает желание бороться за дальнейшее счастье семьи. Так случилось и у Ольги. После этих слов всё внутри оборвалось. Будто она разговаривает с глухим человеком, будто бьётся как рыба об лёд. Бесполезно что-либо говорить, муж не воспринимает её слова, он построил невидимую стену между ними, закрылся даже от мира, не впускает никого. Он хочет жить так, как сейчас живёт, и чтобы ни одна душа его не тревожила, даже собственная жена.
            Нет, это невыносимо! Нужно уснуть, даже сейчас, когда Оля легла спать, её снова посещают эти мысли. Тогда, в детском саду, когда она забирала своих детей, эти тревоги исчезли. Но они обладают способностью появляться ниоткуда. Сегодня Вова не вел себя агрессивно. Он не бил её. Значит, день прошёл спокойно. Спать, спать, нужно уснуть, чтобы завтра была светлая голова.

                2

            Утром Ольга подскочила от резкой боли. Она не находила себе места – она просто кричала, схватившись за правый бок. Сев на кровать, она согнулась, но выпрямиться уже не могла, боль сковывала всякое движение. Минутой спустя, Оля смогла встать и немного пройтись по комнате, но тут же резко упала на кровать. Крики и стоны пронизывали пространство комнатушки. Вова и дети, не понимая, что происходит, проснулись и стали испуганно смотреть на происходящее.
             – Что случилось? – только и смог произнести Володя.
             – Больно, очень больно, – сказала Ольга, едва шевеля губами, – Собирай детей и отвози их родителям. Меня нужно вести в больницу. Вызывай «скорую». У меня, наверно, аппендицит.
             – Сейчас вызову, – сказал Вова.
             – Мамочка, что с тобой? Тебе больно, да? – спросили дети, до конца не проснувшись.
             Но Оля больше не могла произнести ни слова. Болевые приступы окончательно сбили её с ног. Она крутилась на кровати, сжав рукой живот, кричала, плакала, и больше не могла подняться.
            «Скорая» приехала через десять минут. Оля смогла подавить в себе боль, чтобы хоть как-то выйти на улицу. Вова слегка поддерживал её за плечи. Испуганная медсестра выскочила и стала спрашивать, на что жалуется пациентка.
            – У меня болит правый бок, – сказала Оля, едва сдерживая боль и теряя сознание, – скорей всего – аппендицит. Отвезите меня, пожалуйста, в больницу. Мне трудно стоять на ногах.
            – Нет, девушка, – категорично сказала медсестра, – пройдите в салон, ложитесь на кушетку, я вас осмотрю, затем скажу, нужно ли вам ехать в больницу или нет.
            – Да вы что, с ума, что ли, сошли, – сказала Ольга, слегка повысив интонацию в голосе, – я же сейчас в обморок упаду.
           – А мы вам что – такси что ли, возить вас в больницу, – сказал шофёр «скорой», высунувшись из окна.
            – Вова, вызывай такси. Я не могу больше говорить, – и тут новый болевой приступ заставил Олю скорчиться то боли.
           Вот тебе и «скорая помощь». Такси приехало быстро, а медсестра и шофёр «неотложки» так и остались стоять на своём месте, наблюдая, как Ольга и Вова с детьми уезжают на такси в сторону поликлиники. Казалось, что в этой ситуации помог ей только муж. И куда делось его безразличие?

                3

            В больнице было пусто. Лишь несколько человек сидели у входа в кабинет на проходной, ожидая своей очереди. Ольга в халате и шлёпках на босую ногу, схватившись за бок, еле плелась по коридору. Крик распространялся эхом. Люди испугано смотрели на неё. Оказывается, в поликлинике была смена врачей, восемь часов утра. Одни врачи уходят, другие заступают. Поэтому так пусто было в коридоре, поэтому никто не мог помочь Ольге.
           – Кто-нибудь может мне помочь? – кричала она, хватаясь одной рукой за холодную больничную стену, а другой, держась за живот. Она была одна, так как Вова должен был отвезти детей родителям. – Ну, кто-нибудь может мне помочь или нет?
            Ни одного врача. В коридоре стояла каталка. Ольга легла на неё передней частью, обняла руками алюминиевый каркас каталки – это был единственный предмет, на который она могла опереться. Уткнувшись лицом в простыню, Оля кричала. Кто-то неизвестный подскочил сзади и бережно взял за плечи:
            – Девушка, могу я вам чем-нибудь помочь? – услышала она за спиной волнующийся голос молодого парня, который, видимо, стоял в очереди к врачу. Но Оля даже не повернулась, она не видела его лица, и не могла ничего сказать.
            В конце коридора появилась фигура врача. Он взял Ольгу за руку и отвёл в приёмную. Лёжа на кушетке Олю начало трусить. Молодой врач посмотрел на неё сквозь очки и тут же поставил диагноз, не отходя от кушетки: женская истерия.
            – Сделайте ей обезболивающий укол, – сказал он, наконец, – может это ей поможет.
Оля уже впадала в бессознательное состояние, от боли она не могла кричать, зубы стучали, руки дрожали, тело металось по кушетке то в одну сторону, то в другую.
            Врач, обеспокоенный такими симптомами, сказал, что это не может быть аппендицит, скорей всего почечная колика. О женской истерии он уже не вёл речь, а лишь посматривал на Олю искоса, подперев рукой свой подбородок, и раздумывая, что делать дальше. Его глаза уже не были такими безразличными, наоборот, взгляд обеспокоено перемещался от пациентки к рабочему столу и обратно, на его лбу появилась испарина.
            – Нужно сдать анализы, сделать рентген правой почки. Там будет видно, нужна операция или нет. Но это не аппендицит, это точно.
           Он подошёл к Ольге, которая, кажется, стала приходить в себя после укола. В её взгляде появилась осознанность, она стала узнавать окружающие предметы, поняла, где находится.
            – Оля, Оля, ты меня слышишь? – сказал врач, слегка похлопывая пациентку по щекам, – Ты слышишь меня? Ну вот, наконец-то, ты к нам вернулась. Вставай, нужно делать рентген, дальше будет видно, что у тебя болит. Честно говоря, я не знаю, какова причина твоей боли.
            Оля кивнула, давая тем самым знак, что она всё слышит и понимает, и совершенно тихо сказала: «Сейчас, я уже встаю».
            Медсестры отвели её на рентген. Кабинет находился недалеко, все положенные процедуры сделали быстро. Затем, отведя Ольгу в палату, поставили ей капельницу. После того, как принесли снимок, врачи ещё больше стали недоумевать. Камней в почке не оказалось, она абсолютно здорова. Причина боли не в почечной колике, тогда в чём же? Оля уже лежала в отделе урологии. Несколько врачей-хирургов, в том числе и главврач, приходили осматривать её – никто не мог поставить окончательный диагноз. Боль то утихала, то нарастала вновь, парализуя тело. Наконец, пришёл главный хирург и сообщил Оле о том, что будут оперировать, они сами не знают, что. Поэтому будут проводить лапароскопию. Запустив миниатюрную камеру в брюшную полость, хирурги смогут найти источник боли и устранить его. Оля согласилась – а что ей оставалось делать. Тем более, боль совершенно утихла. Надо было начинать прямо сейчас.
            Операционная была просторная и светлая. Оля вошла в неё на своих ногах, легла на стол, медсёстры привязали ей руки и ноги. Над её головой висело большое количество осветительных приборов. Она стала осматривать операционную и увидела маленькую камеру, которой, видимо, и будут пользоваться хирурги, а также экран, который и будет показывать её внутренности. Стало немного страшно, но наркоз сделал своё дело. Постепенно сознание отключилось.
             Придя в себя, Ольга почувствовала боль в области живота. Неужели всё закончилось, неужели уже зашили? Да, точно, Оля потрогала рукой живот – большая повязка из марли и лейкопластыря прикрывали свежие швы. Слава Богу, эта боль терпима и не сравнится с тем, что было до этого. Некоторое время спустя, в палату вошёл Володя. Он встал около кровати,посмотрел на жену и спросил: «Как ты себя чувствуешь?» И всё: ни поцелуя, ни прикосновения, только слова. Хорошо, что хоть побеспокоился о её  состоянии. «Со мною всё в порядке», – ответила Ольга, и почувствовала слабость во всём теле. Боль не помешала ей заметить, что Володя пытается о ней позаботиться. Может быть, это и есть счастье, может быть, этот несчастный случай поможет укрепить семейные узы, которые стали слабеть.
            Позже в палату вошёл главный хирург. Он сел на край Олиной кровати, положил свою руку ей на живот и спросил:
            – Как ты себя чувствуешь? Хоть немного пришла в себя?
            – Да, спасибо. Скажите мне, что же у меня болело? Это был щ лшо
                4

            Вот и настал тот радостный день, когда Ольгу отпустили домой, хотя швы ещё не сняли – снимут только через два дня. Состояние нормализовалось, снова появилось желание жить, творить, но в самых дальних уголках своей души Оля понимала, что жила она здесь, в больничной палате, а дома начнётся полная противоположность жизни.
            Родители Оли привезли детей, наконец, она их увидела, своих «цыплят». Вовы дома не было – он работал. Может после того, как с ней случилось это несчастье, он будет относиться к ней с пониманием, перестанет быть агрессивным, срываться на неё. Ольга осмотрела взглядом их маленькую, уютную комнатку, которая находилась в общежитии. Пусть маленькая, но своя. Чистая, свежая, родная. Как Оля отвыкла от этих стен, украшенных цветастыми обоями, картинами, фотографиями детишек и открытками. Эти стены не сравнятся с белыми безжизненными больничными стенами.
            Она подошла к подоконнику – цветы всё также стояли в белых горшочках. Надо было их полить, ведь её неделю не было дома, фиалки стали вянуть.
            Вот и вечер – время, когда Володя возвращался с работы. Послышались знакомые шаги. Конечно же, их не спутать ни с чьей походкой. Вова сделал вид, что удивлён внезапному приезду Оли с больницы. Его брови приподнялись, глаза засверкали, но не потому, что в них появился какой-то живой интерес и забота, а из-за своей пустоты. Будто эти глаза были стеклянные.
            – Вова, мне нужно помочь постирать. Мне нельзя поднимать ничего тяжёлого. А вещей с больницы я привезла много: простыни, моё бельё, ночные рубашки. Помоги, – попросила Ольга, с надеждой вглядываясь в полупьяный взгляд мужа.
            – Я пришёл с работы, я устал, хочу отдохнуть. Завтра постираешь, – парировал Володя, отворачиваясь от жены, будто и не хотел смотреть в её глаза.
            – Ты снова пьян, – вновь сказала Ольга, – когда же ты хоть немного начнёшь участвовать в моей жизни – в нашей жизни? По-твоему, у тебя есть проблемы, а у меня – их нет. Ты пьёшь и забываешься, а вся эта гора неприятностей валится на мои плечи. Вот скажи мне, для чего ты пьёшь? Я тебя не устраиваю как супруга, или денег нам не хватает, или у нас нет работы?
            – Какое тебе до этого дело? ДА НРАВИТСЯ МНЕ, ХОЧЕТСЯ МНЕ!!!
Хочу я пить и пью, и буду пить! – стал кричать Володя, – да отстань же ты от меня, отстань! Я вообще уже больше недели не могу поспать со своей женой! А, как тебе это?
            – О чём ты говоришь? – сказала испуганно Ольга, – да мне же операцию сделали? Как ты не понимаешь!
            –  Не понимаю, и понимать не хочу! Не буду я тебе помогать! Отстань! Вон, я лучше телевизор посмотрю.
            – Вова, я давно думаю о нас с тобой. Мне очень не нравятся твои поступки, вернее отсутствие их. Ты каждый день ведёшь себя неадекватно, лечиться не хочешь. Я пытаюсь сохранить нашу семью, но ты пятишься назад. У меня нет больше сил. Даже тогда, когда я попала в больницу, ты не попытался стать лучше, а, почувствовав свободу, нашёл в бутылке свою подругу. Что же ты думаешь, я не видела твои пьяные глаза, когда ты приходил меня навещать.
            – Ну и что. Я же тебе сказал, что мне нравится, как я живу. Мне хочется пить – вот и пью. Да, ко мне приходили друзья. И ЧТО С ТОГО?!
            – Да если бы я была одна, я ушла бы от тебя, не раздумывая. Но ведь у нас дети! Какое будущее ждёт их?
            – Что?! Ты хочешь сказать, что ты уйдёшь от меня? – крикнул Вова, подскочив с дивана, – да куда ты денешься от меня, кому ты нужна, ДУРА!
            – Вова, скорей всего, я от тебя уйду. До каких пор я буду терпеть эти унижения и оскорбления. Ты каждый раз хочешь меня унизить, положить ниже плинтуса, затоптать своим авторитетом. Ты не жалеешь даже детей, заставляешь их видеть эти драки, слушать эти маты. Раньше я терпела и не уходила от тебя ради детей, а теперь я ради детей уйду.
            – Что? – крикнул Володя, – уйдёшь?! Так на тебе!
            Он схватил Ольгу за горло, подтащил к стене и стал душить. Его глаза продолжали оставаться стеклянными, они источали ярость, лицо было пунцово-красным, зубы сцеплены. Ольга хрипела. Она схватила руками его руки, но у неё не было сил оторвать их от своего горла. Сознание постепенно стало покидать её. Она услышала лишь его слова: «Ну что, хреново тебе, в двух шагах от смерти. Ну, испробуй, каково это!» И ещё она смогла увидеть сквозь пелену, как подбежали детишки и повисли на папиных руках. Они истерично кричали: «Папа, папа, отпусти маму, отпусти маму!»
            Когда Ольгино лицо уже было синим, когда уже не было слышно её дыхания и хрипа, когда дети несколько раз, плача, повторили свою просьбу, Вова отпустил Олю. Она как тряпка рухнула на пол, поглаживая руками своё сдавленное горло. Постепенно к ней стало возвращаться зрение, было трудно дышать.
           – Сука, – крикнул Володя, плюнув в её сторону, – Я же тебе говорил, тварь, не тронь меня, когда я пьян! Убить могу!
 Оля стала постепенно приходить в себя. Она встала с пола, но тут же увидела, что муж идёт в атаку. Резко повернувшись к ней, он с силой толкнул её на пол. Оля почувствовала боль в животе. Он стал печь, как будто прижарили горячей сковородой. «Швы», – моментально вспомнила Оля, и со стоном ухватилась за живот. Дети, с криками и плачем, подбежали к распластанной на полу маме, присели рядом с ней, обняли руками:
            – Мамочка, мамочка! Папа, не трогай маму, уйди! – кричали они, повернувшись уже к Володе.
            – Что, жалеете свою мать? Жалейте, жалейте! Вместе с ней туда же пойдёте! – ответил Вова, обеспокоенно шагая по комнате то в одну сторону, то в другую.
            –  Ничего, детки, ничего. Мне сейчас станет лучше, – сказала Ольга, пытаясь подняться с пола, – Всё! Хватит! Не могу больше этого терпеть. Развожусь с тобой. Ты даже не замечаешь детей. Они, как котята, мечутся у твоих ног, а ты их пинаешь.
            – Разводишься?! Ах, ты тварь! – и новая волна ярости обрушилась на Ольгу. Ещё не опомнившись от прошлого удара, она почувствовала новые удары кулаков. Вова бил её прямо по голове, но увернуться она не смогла – слишком была слаба. Удар за ударом – по лицу, по вискам и верхней части головы – безжалостно, как будто он хотел вытрусить из неё все те глупости, которые, как он считал, она несправедливо говорила в его адрес. Оля плавно сползла по поверхности двери холодильника, ведь именно на него она упала. На полу Вова стал её добивать. Дети кричали, истерично кричали. Бесполезно, он никого не слышал. Да и Ольга уже не понимала, чего он добивается: хочет её напугать или убить?
            На некоторое время Володя отпустил её, и было видно, что своими действиями он был удовлетворён. По массе тела и по возрасту он был больше и старше, силой обладал большой, да ещё и алкоголь добавил адреналина и агрессии. Да только мозг совершенно отключился, он не понимал, что творил. От ударов в голову у Ольги могло открыться кровоизлияние в мозг. Под «горячую руку» могли попасть дети, но его ничего не остановило!
            Ольга перестала чувствовать своё тело – сплошная боль: в голове, животе, руки и ноги выкручивало, кожа пекла от ссадин и синяков. Она попыталась подняться с пола, но, обернувшись, Володя схватил её за руки и, толкнув ногой в поясницу, с силой бросил её на кровать. Ольга продолжала корчиться от боли, дети продолжали кричать. Ванюшка испуганно смотрел на эту картину, и быстро спрятался под стол.
             – Ну, что, нравится? Так тебе! Будешь знать, как меня трогать, – сказал Вова, потирая руки, – Ишь, ты! Уходить она от меня собралась! Я твой муж! Слышишь?! Я! Я! Что хочу, то с тобой и делаю! И ты будешь слушаться меня! Тварь! Сидеть у моих ног будешь, как собака прислуживать мне будешь, делать то, что я скажу, станешь! Разводиться! Вот теперь разводись!
            Он схватил кошелек, вытащил оттуда все деньги, забрал оба телефона, чтобы Ольга не смогла никому позвонить, хлопнул дверью и был таков. Оля, потрёпанная, в слезах с трудом смогла принять вертикальное положение. Безумно кружилась голова, в глазах стояла пелена, подташнивало. Дети, обняв её и также плача, прильнули к груди.
            – Мамочка, мамочка! Папа плохой – он бьёт, ругается, он тебя душил!
            – Забудьте, дети, забудьте! – обняла их Оля, и почувствовала, что состояние ухудшается.
           «Нужно вызвать милицию», – подумала она.
           Поднявшись, Ольга вышла из комнаты. Качаясь, она шла по коридорам, спустилась на первый этаж общежития, где сидела дежурная консьержка Лидия Михайловна. Она с ужасом посмотрела сквозь очки на постоялицу, волосы которой торчали в разные стороны, на руках виднелись ссадины, по лицу катились слёзы. Но Ольга уже не стонала от боли, она не кричала – она молчала.
            – Боже мой, да что же произошло у вас?
            – Лидия Михайловна, вызовите милицию, меня муж избил, – только и смогла произнести Оля.
            – Оленька, но мы-то видим, что он день в день пьян. Мы знаем об этом, и не раз делали ему замечания, предупреждали его, что выгоним из общежития. Но что у вас доходит до такого, мы, конечно, и представить себе не могли. Сильно побил?
            – Да, сильно. На глазах у детей. Я многое скрывала, никому не говорила о наших отношениях, но теперь намерена с ним развестись, пока он меня не убил или не сделал инвалидом в припадке «белой горячки». Вызовите, пожалуйста, милицию. Я не вижу чисел на телефоне, зрение пропадает. Он по голове бил.
            – Вот, скотина! Сейчас вызову, не беспокойся! Иди наверх, приходи в себя. Мы тебя защитим, не дадим в обиду. Ноги его здесь не будет.
            Оля поднялась к себе в комнату, нужно было как-то позвонить родителям, сообщить о случившемся.  Телефонов не было, а номера записаны только на них. Ольга решила постучаться к соседке по комнате, Алёне, попросить у неё телефон. Алёна открыла дверь, по её испуганным глазам Оля поняла – она слышала, что происходило за стеной.
           – Алёна, меня муж избил, отобрал телефоны. Ты не одолжишь мне свой, кажется, где-то в блокноте у меня записан телефон мамы, мне нужно позвонить ей. Пусть меня и детей заберут отсюда. Ведь он вернётся и доведёт своё дело до конца. Ты что-нибудь слышала?
            – Да, слышала. Какой ужас! Конечно, возьми телефон, разговаривай столько, сколько нужно.
           Где-то в своём блокноте Ольга отыскала номер телефона мамы, позвонила и сообщила о происшествии. Мама Оли была в шоке, конечно, она знала о случаях побоев её дочери зятем, но о некоторых происшествиях Оля не рассказывала своей матери. И, конечно же, она не одобряла его поступки. Но считала, что дочь должна сама разобраться в своей семье, сама должна поставить точку, чтобы она, в свою очередь, не была виновата в разводе детей. Да и Ольга сама считала, что разберется в отношениях, поэтому многое скрывала от матери. Но теперь был не тот обычный случай, обычная ссора или пощёчина, а нечто серьёзное. Её мама была окончательно уверена в том, что дочь с внуками нужно вырвать из этого ада. А если не сделать этот решительный шаг, возможно, потом будет поздно.
           Прошло двадцать минут, а милиции так и не было. Ольга спускалась ещё два раза к дежурной. Та говорила, что трижды вызывала милицию, но на том конце провода ответили: «У нас много вызовов, некому к вам ехать, потерпите». «Да за это время девушку могли сделать трупом, – отвечала консьержка, – вас не дождёшься».
            Милиция так и не приехала. Ольга вспомнила о недавнем случае с так называемой «скорой помощью», и фраза, которую сказал водитель «неотложки», никак не выходила из головы: «А мы вам что – такси что ли, возить вас в больницу». Так теперь милиция очень оперативно реагирует! Неужели скорая помощь и милиция быстро приезжает только тогда, когда в доме труп?
            Всё это время, пока Оля ждала милиционеров, она рыдала, прикрыв ладонями горячее от ударов лицо, слёзы катились сами по себе. Как никогда Оля была уверена, что разведётся с этим человеком, так как ничего хуже не может быть. Она уже в течение нескольких лет нутром чувствовала, что близится развод, но не могла на это решиться. Куда она пойдёт? К родителям? На улицу, с двумя детьми? А что скажут дети, когда вырастут? «Мама, ты лишила нас папы». Ведь многое они даже и не вспомнят. Но теперь Оле было всё равно, что скажут дети и даже то, что скажут окружающие люди, от которых она скрывала многие факты. Пусть все знают. Пришло время, когда надо было позаботиться и о самой себе, пожалеть себя.
            Ещё через десять минут приехал отец Оли. Он решительно вошёл в комнату. «Где он?» – «Ушёл. Забрал телефоны и деньги». – «Плохо чувствуешь себя?» – «Да. Тошнит, кружится голова. Нужно ехать в больницу, снимать побои».

                5

            Ночь. Больницы пустые. Дежурный травматолог не смог принять Ольгу, сослался на то, что необходимо идти к судмедэксперту. Но по ночам он не работает.
            Всю ночь Оля не могла уснуть. Постоянная тошнота, жуткие головокружения, нестерпимая боль по всему телу не давала покоя. Когда же настанет утро, эта ночь так долго длится. Невыносимо даже было думать о чём-то жизненно-важном. На горло как будто накинут шнур, тяжело дышать и говорить. Успокаивала одна мысль – развод неминуем.
            Вот и это долгожданное утро. Быстро собрались и поехали на судмедэкспертизу. Но и там Ольгу ждало разочарование. Оба судмедэксперта уехали по срочным делам на несколько дней в соседний город. Пришлось возвращаться к травматологу, объяснять ситуацию. Тот безоговорочно принял пострадавшую, подробно описал в заключении все ушибы, синяки. Направил Ольгу сделать снимок головы. Оказалось, что результат побоев был плачевный: сотрясение мозга средней степени, гематома в левой височной части головы, удушье, сильный психический срыв, синяки по телу, которые переливались всеми цветами радуги – от бледно-жёлтого до тёмно-фиолетового.
            – Нужно ложиться в отдел нейрохирургии на неопределённый срок. Необходим полный покой, чтобы не мучили головные боли, ведь у Ольги сотрясение мозга, – посоветовал врач родителям Оли, – вы вызывали милицию?
            – Да, вызывала, но они не приехали, – ответила Оля.
            – Извините, тогда вызову я, – сказал врач.
            – Скажите, пожалуйста, могу я пойти к своему хирургу, сегодня тот день, когда мне должны снять швы. Мне недавно сделали операцию, – спросила Ольга, обеспокоенная тем, что ей снова придётся лечь в больницу, но только не в хирургию, а в нейрохирургию, но так или иначе, не было повода для радости, наоборот, наворачивались слёзы от бесконечных больничных путешествий.
            – Да, да. Как только снимете швы, ложитесь в нейрохирургию, – ответил травматолог, сам удивляясь таким фактам.
            И Ольга вместе со своими родителями пошли к хирургу, где ей, наконец, сняли швы.
            В палате нейрохирургического отделения Оля лежала неподвижно на своей кровати, так как гематома в височной области не позволяла повернуться на бок. Закрывая глаза, в полном мраке вдруг ниоткуда появлялись жёлтые круги – от центра круги разрастались и распространялись дальше, будто в воду бросили камень, от которого шли волны. А, открыв глаза, резко в сторону плыл потолок, поэтому Оля не могла улечься. Она вдруг припомнила, что когда-то муж также бил её по голове и точно также её тошнило, сильно кружилась голова. Только теперь она поняла, что это было сотрясение мозга, но тогда она не ложилась в больницу, и никто не знал об этом происшествии, просто она продолжала жить и мучиться страшными головными болями, которые постепенно прошли сами собой.
            «Странная вещь, получается, – подумала Ольга на сон грядущий, – я давно мечтала о том, чтобы на пьяного мужа наехала машина, или ещё что-нибудь случилось бы с ним, но всё обернулось против меня. Ведь знала же я, что грешно об этом думать. Не желай смерти другому, и она не достигнет тебя. Не он сейчас лежит в больнице в тяжёлом состоянии, а я. Поплатилась  за свои мысли, хотя ничего противоправного не делала. Бог «сделал мне звоночек» сверху, мол, нельзя допускать таких мыслей – хуже будет не ему, а тебе. И ещё одна странная вещь, – продолжала размышлять над своей жизнью Ольга, – когда люди любят друг друга, они не замечают никаких недостатков в своём партнёре, и даже серьёзные пороки, а если и замечают, то оправдывают их, настолько сильна любовь. Но стоит разлюбить или угаснуть чувствам, то твориться нечто невообразимое: любая мелочь воспринимается остро, то, что раньше не замечалось или сглаживалось – теперь становилось поперёк, раздражало. Так и у меня случилось. Да, конечно мне не нравилось, что муж пьёт – а ведь это серьёзный порок! Прощала многое, надеялась, что он станет лучше, что пересмотрит свои ценности. Возможно, он уставал или были нелады на работе – я всегда искала какие-то оправдания этому. А теперь всё наоборот. Даже если он не пьян, а только выпил – меня это уже раздражало, но я терпела. Опять же, если бы не крайности – когда пьяные упрёки, разговоры переходили в рукоприкладства – всё можно было бы стерпеть. Другой вопрос – ради чего или кого. А ведь многие люди, которые знали о тяжёлых отношениях между нами, спрашивали меня: «Так зачем ты замуж за него выходила?» Да если б я сама знала на это ответ. Сколько раз я себе задавала такой вопрос. Молода тогда была, слишком молода, чтобы разбираться в тонкостях семейной жизни. Многого не понимала, строила воздушные замки, была наивной и не знала, что жизнь жестокая, что жизнь учит. Вот, теперь лежу здесь в палате и расхлёбываю ту кашу, что заварила».
            Оля закрыла глаза. Так трудно, но заснуть надо.


               




6

            Утро следующего дня показалось ласковым. Осеннее солнце сквозь оконное стекло освещало лицо Ольги. Своими лучами оно согревало её кожу, а также волосы, которые были разбросаны по подушке после непродолжительного сна.
            Сегодня Оля чувствовала себя лучше, по сравнению со вчерашним днём. Она осмотрела общую палату, где находилось ещё несколько покалеченных женщин: кого муж избил, кто упал в ванной, кого ограбили. Была одна старушка, которую сбила машина, сдававшая назад, и женщина, которую избил собственный пьяный сын. И у всех этих «подруг по несчастью» были травмы головы или лба. Но, слава Богу, все они были в своём уме – больных, у которых отсутствовала память или «поехала крыша», не было. Все они прекрасно помнили, что с ними произошло. Оля вдруг поняла то, что она далеко не одна, которая испытывает в прямом смысле «удары» судьбы. Сколько ещё есть таких женщин, которых избивают мужья, сожители или собственные дети. Посмотрев на пациенток, можно сделать неутешительные выводы. Теперь и она находится среди них, хотя несколько лет назад и не подумала бы о том, что окажется в больнице в тяжёлом состоянии из-за побоев Володи.
            Не успев прийти в себя, даже не встав с кровати, Оля услышала в коридоре больницы мужские голоса: «Нам нужна Кузнецова Ольга», и тут её сердце стало биться чаще, потому что назвали её фамилию.
            «Ну, вот они, голубчики, пришли. Лучше поздно, чем никогда, – подумала про себя Оля, – когда милицию вызывала я – никто не явился, когда вызвал доктор, так они тут как тут».
            Ольга встала с кровати, с трудом накинула халат. Выйдя в коридор, она увидела двух молодых сотрудников милиции. Они посмотрели на неё сочувствующим взглядом, и сразу поняли – Ольга и была той пострадавшей, с которой им необходимо было побеседовать.
            – Здравствуйте, Ольга. Расскажите нам, что же у вас произошло?
            – Меня муж избил, – сказала Ольга, демонстрируя огромный синяк на левом плече размером с ладонь и такого цвета, который нельзя описать: жёлтый с синим, переходящий в светло и темно-фиолетовый. Затем она вкратце рассказала об избиении, которое и стало причиной её пребывания в больнице.
            – Ничего себе, – сказал один милиционер, качая головой, – а заявление будете писать?
            – Какое? – удивлённо спросила Ольга.
            – Как «какое»? – ответил другой милиционер, доставая из папки заключение врача, которое успел прихватить с собой, – посмотрите-ка, у вас сотрясение головного мозга средней тяжести, гематома на левом виске, удушье. Есть свидетели того, как муж вас душил?
            – Только дети.
            – Не пойдёт. Они малолетние. Сказать ничего не смогут. Да и показания их не в счёт. А соседи?
            – Я не знаю, слышал кто-нибудь или нет, но соседка по комнате Алёна, кажется, слышала.
            – Вчера в ваше общежитие приходили наши сотрудники, всех свидетелей уже опросили, поэтому мы подробно ознакомимся с их показаниями, – вдруг вспомнил один из милиционеров, – Но вы должны написать заявление на вашего мужа за избиение. Пусть его не посадят, так как раньше он не находился под следствием. Но условное ему точно «светит». Может, после этого он станет вести себя более прилично, и о детях вспомнит.
           – Нет, ребята, не буду я писать заявление. Мне настолько тяжело сейчас, что я не хочу никаких судебных тяжб. Мне хочется развестись с этим человеком. Пусть живёт своей жизнью, создаёт новую семью, – ответила категорически Ольга, – развод – самое мирное решение в данной ситуации, войны я не хочу.
            – Как вы можете так говорить? Ведь он вас избил, душил на глазах у детей. Подумайте хорошенько, он может повторить свои действия.
            – Нет. Разведите меня с ним, и достаточно, – сказала уверенно Оля.
            – Все вы женщины такие. Это ваша распространённая ошибка. В моей практике часто такое бывает: муж избивает до полусмерти жену, носится за ней с топором, лопатой или ножом, а она прощает его. Видите ли, жалко! А себя ей не жалко? – ответил парень, немного упрекая Олю.
            – Вы знаете, – сказала Ольга, – были случаи, когда и за мной муж гонялся с отвёрткой, что я от испуга выскочила на снег, так как на улице была пятнадцатиградусный мороз. Да и всякий раз, когда разгорается новая ссора, я прячу все ножи и вилки. Вот поэтому я с ним развожусь, а судиться не хочу.
            – Ещё раз хорошо подумайте над нашими словами. Если он повторит свои действия, мы вряд ли сможем вам помочь, если, конечно, не дойдёт до тяжёлого случая. Так и будут эти побои считаться бытовой семейной ссорой: раз помирились, помиритесь и во второй раз, – предупредил милиционер, – а так у вас есть шанс припугнуть его, да и у него есть шанс исправиться.
            – Я думаю, что он не повторит своих действий, хотя я и не уверена. Но развод будет.
            – Вы должны написать отказную, раз уж не хотите подавать заявление.
            – Я напишу, – ответила Оля, не задумываясь.
            Один из сотрудников достал чистый лист и подал его Оле, продиктовал то, что нужно было написать. Ольга поставила внизу свою подпись.
            – До свидания, Ольга Сергеевна. Лечитесь, отходите от этого шока. А мы можем провести профилактику с вашим мужем.
            – Не нужно. Ему больнее будет не от вашей профилактики, а от того, когда, протрезвев, он поймёт, что натворил и захочет вернуть всё обратно, но уже не получится. Я-то уж знаю, что это ранит больнее, чем следствие, тюрьма или что-то подобное.
            Когда Ольга произносила эти слова, она будто в зеркало смотрела, потому что так всё и вышло.
 
                7

            К обеду Олю пришли навестить её родители. Они-то и рассказали новости о том, как вёл себя Владимир. Оказывается, он с утра пришёл в отделение хирургии, догадываясь, что Ольга может лежать здесь. Но он точно не знал, в каком отделении и в какой палате, да и вообще в этой ли поликлинике или нет. Он просто стоял на улице, еле держась на ногах, и ждал неизвестно чего, как неприкаянный. Олины родители подъехали на машине к больнице и не сразу заметили Вову, а, заметив, было уже поздно: он неуверенными шагами приближался к ним. Резко он остановился перед ними и упал на колени:
            – Простите меня. Я дурак. Что я наделал! Что я наделал! – сказал он и стал плакать, как ребёнок.
            – Вова, уйди! – сказал Олин отец, – уйди от  греха подальше.
            – Ну, ударьте меня, ударьте меня! – кричал Володя, склонив голову.
            – Уйди, – сказал отец, – руки о тебя не хочется марать. Ни я буду с тобой разбираться, а суд. Бог тоже всё видит, это Он тебя простит или покарает.
            – Скажите, где Оленька лежит. Скажите. Где она? Отдайте мне её.
            – Так тебе и сказали, – вмешалась Олина мама, хотя по её лицу было видно, что представившаяся перед её глазами картина вызывала у неё одновременно жалость и презрение. Жалко было смотреть на этого обессиленного человека, который плакал, просил прощения, упав на колени, но тут же вспоминалась Оля с огромными синяками, ссадинами, мучавшаяся всю ночь от ломоты и болей, с сотрясением и гематомой. И как бы то ни было, это перевешивало.
            – Где она лежит? – повторил свои слова Вова.
            И тут Олины родители назвали ему совершенно другой город, для того, чтобы он окончательно оставил их в покое, якобы Оля лежала на обследовании там.
             – Неправда, – ответил Володя, – я вам не верю, скажите, где она? Я хочу её видеть. Я асфальт буду грызть, чтобы доказать, что люблю её, – и тут он, сидя на коленях на земле, с силой схватил горсть камней и земли в свои ладони.
            – Хватит, долюбился! Чуть дочь нашу в гроб не вогнал, – ответил отец и отвернулся от него.
            Кое-как Олины родители смогли сесть в свою машину и завести мотор, а Владимир поднялся с земли, лёг на капот и руками обнял его: «Скажите, где Оля? Верните мне её! Я люблю её!», крикнул он напоследок.
            Олина мама едва сдерживала слёзы от душераздирающих криков зятя. Жалко подонка, но нужно выстоять. Дочь и внуки – вот кто страдал больше. Они отъехали от поликлиники, а Вова, не дождавшись ответа, медленно поплёлся в неизвестном направлении.
             Позже они вернулись, Вовы уже не было. Поднявшись в палату к Ольге, родители рассказали о случившемся, но Оля была равнодушна.  Странно, но она уже не переживала за него, не интересовалась, как он живёт, с кем ночует, пьёт или не пьёт, работает или нет: она знала, что именно сейчас ему больней всего, именно сейчас он понял, что натворил, кого потерял, а главное, что ему, возможно, не разрешат видеться с детьми. Пусть помучается, пришла и его очередь. Эта ситуация полностью удовлетворяла Олю, да только будет ли у неё положительный результат лечения? Если даже она вылечит сотрясение, «затушит» или хотя бы смягчит психический срыв, но поправятся ли дети от подобных «семейных неурядиц»? Только сейчас Ольга подумала об этом и содрогнулась: как сказались на ранимой детской психике пьяные дебоши папы, его удары, семейные скандалы? Ей очень хотелось, чтобы весь этот ужас не всплывал даже в подсознании детей, а Ванечка не принял бы поведение папы за эталон – образец, которого нужно придерживаться, а, наоборот, вызывал бы обратное чувство – чувство отвращения – если бы только Ванюшка понял, что именно так, как делал папа, обращаться с женским полом нельзя. Он вырастет и, возможно мало, что будет помнить о совместной жизни мамы и папы, но в подсознании остаются не слова, а картинки, а они были, к сожалению, не сказочными.
            Оле постепенно становилось легче, боль отходила, головокружения  мучили реже, хотя всё также врач запрещал читать – напрягать зрение нельзя, так как снова начинались боли. Гематома всё также не давала Ольге повернуться на бок, поэтому она спала всегда в одном положении. Но общее состояние стало приходить в норму.
            Оля снова, как и всегда, стала размышлять над своей жизненной ситуацией, задавать себе вопросы о том, почему у неё всё так происходит? Полностью винить в чём-то Вову нельзя – иногда и она вела себя не очень правильно. А вся эта история очень похожа на Божье испытание. Но прошли они его или нет – не известно. Скорей всего, нет. Ведь брак распался. А он должен держаться, прежде всего, на взаимном уважении, взаимопонимании, взаимопомощи, иногда нужно уступать, иногда прощать. Когда в семье нет ни то, что всех этих компонентов, а отсутствует хотя бы один, к примеру, уважение, то семейные отношения идут наперекос. Вот тут и начинают исчезать другие составляющие семейного счастья: понимание, помощь, супруги раздражаются от любого слова, жеста, поступка, перестают помогать, не прощают обид, накопившиеся проблемы переваливают на плечи друг друга: как результат – семья разваливается. Но они и не понимают, что больше всего в этой ситуации страдают дети – они ни в чём не виноваты, но вынуждены стоять под «перекрёстным арт-огнём», маленькие, беззащитные. Они до конца не понимают, почему их родители, недавно так любившие друг друга, ни с того, ни с сего начинают кричать, свирепеть, кидаться друг на друга, бить, и при этом совсем не замечают детей, которые своими невинными глазёнками наблюдают за этой картиной.
            Ольга столкнулась с этим. В её семье полностью отсутствовало уважение со стороны мужа: он мог её унизить в любом месте, где бы они ни находились – в общественном транспорте, в гостях у родителей, на работе в присутствии коллег. А она терпела это, потому что воспитание не позволяло крикнуть на мужа в ответ – это  смотрелось бы со стороны не очень красиво. Возможно, в её характере и не хватало таких качеств, как наглость, решительность, настойчивость – она была податлива, мягка как пластилин, лепить из неё доверчивую, верную и смиренную было очень легко. Она сама дала удила в руки Володи – манипулируй, как тебе хочется. И лишь иногда она могла показать иголочки, как-то возразить, в чём-то препятствовать, но он тут же это пресекал – чувствовал свою власть над нею. А она всё прощала.  Именно с её стороны были соблюдены все компоненты семейного счастья: понимание его болезненного состояния. Она знала, что ему трудно отказаться от алкоголя – это был его «ежедневный хлеб», поэтому прощала, терпела, понимала, защищала от нападок соседей, родственников и даже правоохранительных органов за то, что появлялся в нетрезвом состоянии в общественных местах, поэтому выслушивала упрёки и в свой адрес, мол, присматривайте за своим мужем, что ж он пьяный разгуливает, как у себя дома. Но делать послабления мужу только из-за того, что он душевно болен,  значит, ставить свою собственную жизнь и жизнь малышей под угрозу.
            Чашка их семейной жизни давно дала трещину и с каждым годом она могла разломаться пополам. Но Оля «склеивала» её, сдерживала, не давала развалиться. Иные силы, противоположные всё же оказались сильнее её усилий. Дурная сила Володиных кулаков окончательно разбила эту чашку вдребезги. И склеивать её бесполезно, можно порезаться. А дети? Оля прекрасно понимала, что они страдают, но ничего не могла поделать: скандал начинался внезапно, и она не могла уговорить мужа выйти в другую комнату или на балкон, чтобы там разобраться в своих отношениях, только бы этого не видели и не слышали дети. Но нет же, ему нужно было решить всё здесь и сейчас, лишний раз унизить мать на глазах у детей и напомнить им, чтобы впредь и они знали своё место. 
            Теперь Оля решила для себя окончательно – она будет кардинально менять свою жизнь. Под лежачий камень вода не течёт, нужно было действовать, и развод – это первый и самый важный шаг, который она сделает следующим.

                8

            Выписавшись из больницы к концу октября, Оля решительно пошла к мировому судье, чтобы подать заявление на развод. Ей хотелось решить всё быстро, без сроков на примирение. Но двое детей – это серьёзная причина, как считает судья, для того, чтобы подумать десять раз, взвесить все «за» и «против», остановиться на одном решении, чтобы в дальнейшем не корить себя за спешное решение развестись. Но Оля знала, что не отступит ни на шаг. Новая жизнь, значит, новая жизнь. Возможно, она не найдёт себе другого мужа и будет жить в одиночестве – её это уже не интересовало. Пусть даже так, но только не с Володей. Она длительное время собиралась развестись, но теперь «представился случай».
            – Какова причина вашего развода? – спросила секретарь, принимавшая Олино заявление. Она сидела за невысоким столом, и было видно достаточно большой живот, где-то шесть-семь месяцев беременности.
           – Причина очень веская – муж периодически избивал меня, – ответила Оля, сочувствуя беременной секретарше, которая вынуждена здесь выслушивать истории различных разводов, смотреть, как супруги на повышенных тонах делят имущество, детей, впитывать такую негативную информацию. Будучи в положении, эти истории воспринимаются ею наиболее остро и могут вызвать слёзы и душевные расстройства. Хотя, работая в данных органах, эта женщина, наверно, привыкла относиться ко всему происходящему равнодушно.
            – А почему же вы решили развестись только сейчас? – удивлённо спросила секретарь.
            –  Кончилось терпение. Раньше после побоев я не попадала в больницу, а теперь я могу представить справку о том, какие последствия у меня были после последнего избиения, – Оля подала заключение нейрохирурга о сотрясении, а также о лечении, которое проводилось в самом отделении и о тех препаратах, которые Оле следовало принимать после. Также Оля представила справку об операции, которую ей сделали до того ужасного случая. – К тому же, побои происходили в состоянии алкогольного опьянения, на глазах у детей, – пока не поздно, пока мы ещё живы, я хочу развестись с Владимиром. Ждать, когда моя семейная жизнь закончится гробом или инвалидной коляской, а, возможно, психиатрической больницей, я не намерена.
            – Сочувствую вам, – ответила секретарь, – ваше заявление принято. Ждите по почте повестку в суд. Она придёт на ваш адрес и на адрес вашего мужа. А вообще, этот случай не единственный. Я уже не раз встречалась с такими семейными парами, которые расходились из-за побоев, рукоприкладств. Вы знаете, были случаи, когда до развода не доходило. Жена забирала своё заявление обратно, и семья сохранялась.
            – Только для чего сохраняется такая семья? – ответила Ольга удивлённо, – чтобы в другой раз точно убить жену, или покалечить ребёнка. Может, они просто не подходят друг другу: муж, возможно, нашёл бы себе другую, более подходящую пару, а жена – другого мужчину. И тогда они бы счастливо зажили. Я знаю случай, который произошёл в нашем городе. Об этом я читала в газетной статистике. Пьяный муж гонялся по двору за своей женой с лопатой, перед этим сильно избив её. Но под удар попал их малолетний сын, который также, переживая за маму, бегал по двору. Муж,  кинув лопату в жену, попал в ногу сына и покалечил его. И даже тогда жена отказалась подавать заявление в милицию. Так происходит только потому, что женщина склона жалеть мужчину как маленького ребёнка, у которого отняли соску, а о себе она зачастую в таких ситуациях не думает. Что бы ни было между родителями, как бы плохо они друг к другу не относились, но дети не должны страдать. А в данной ситуации, ребёнок оказался жертвой. Я не хочу, чтобы и мои дети страдали от нападков отца. Владимир, возможно, захочет в чём-то поквитаться со мной, а дети могут «попасть под прицел».
            – Да, вы правы, – наконец сказала секретарь, – решать, конечно, вам. Если не хотите этого брака, то его не будет. Если ваш муж не против развода, то срока на примирение не будет. Разведут быстро, по обоюдному согласию.
            – Хотелось бы, – ответила Оля, – до свидания.
            – До свидания.
            Ольга вышла из кабинета, закрыв за собою дверь. Полдела было сделано. Она нисколько об этом не сожалела.
 
            Прошло время, очень томительное время. Суд был назначен на первые числа декабря, как гласила повестка. Нужно было собраться с духом, подготовиться к новому испытанию – выдержать новые нападки и не расплакаться, вспоминая заново в деталях прошедшие события, для того, чтобы объяснить судье причины развода. Тем более, предстояло сидеть рядом с Владимиром, которого Оля не желала видеть, а также выслушивать его варианты происшедшего, его оправдания и, возможно, ложь.
            И Владимир, и Ольга явились в суд ко времени. Поведение Вовы, как ни странно, было спокойным, мирным, без капли агрессии и недовольства, хотя она понимала, что внутри у него были иные чувства. Оля также держалась поодаль от него, не желая что-то выяснять, оправдываться и доказывать.
            Когда секретарь позвала их в кабинет, они молча вошли и сели друг против друга. Вова сидел, опустив глаза, совершенно адекватный, трезво мыслящий, но угнетённый и подавленный.
            Мировая судья, действительно «мировая женщина», авторитетная, полная, с серьёзным лицом посмотрела на супругов и произнесла следующие слова, которые Ольга слышала только в кинофильмах или телепередачах:
            – Рассматривается дело по иску Кузнецовой Ольги Сергеевны к Кузнецову Владимиру Александровичу. Ольга Сергеевна подаёт на развод по причине периодических избиений её Владимиром Александровичем. Также в своём иске она указывает, что на её иждивении находятся двое малолетних детей. Спор об имуществе супруги не имеют. Ольга Сергеевна требует выплаты алиментов вплоть до совершеннолетия детей, – затем судья оторвала взгляд от иска, который она держала в руках, и менее формальным тоном спросила у Владимира, – Что же вы, Владимир Александрович, избиваете собственную жену?
           – Да я… Ну, подумаешь, один раз было… – только и смог ответить Владимир, опустив вниз глаза и покраснев. Его щёки были гладко выбриты, поэтому стыд невозможно было скрыть – лицо было пунцово-красным, он засмущался как ребёнок.
            – Да как же так, ваша честь! – сказала вдруг возмущённо Оля, – как же один раз. От одного раза люди не расходятся. Избиений было много, но последнее было самым тяжёлым: я только выписалась из хирургии, мне сделали операцию, а он через день меня избил: пришёл с работы как всегда пьяный, стал пинать, душить, бить по голове. Я даже испугалась, что мои ещё неокрепшие швы на животе разойдутся. Но всё обошлось. Затем я попала в нейрохирургию с сотрясением, удушьем, по всему телу у меня были синяки. Он не пожалел даже детей. Я боюсь теперь и за их психику, – Оля достала выписку из нейрохирургического отделения и показала её судье, – вот, взгляните. Конечно, ваша честь, он не сразу стал меня бить. Мы долго ругались, а потом я помню только его стеклянные глаза. Раньше также были побои, но я терпела и прощала, так как не хотела разрушать семью, держалась до последнего, в милицию не заявляла. Да и родственникам мало что рассказывала. Думала, сама разберусь в своей семье, но теперь у меня кончились силы. Мне дальше нужно жить и работать, а я беспокоюсь за свои частые головные боли, – закончила Ольга свою речь.
            Судья покачала головой и посмотрела на смиренно сидевшего Володю:
– Есть ли ещё у каждой из сторон какие-либо ходатайства, справки, заявления.
            – Есть,– сказал Вова, – у меня есть характеристика с работы, – он достал листок бумаги и протянул его судье.
            – Послушайте, Ольга Сергеевна, вам это тоже полезно будет знать, – продолжала судья, взглянув на характеристику, и стала читать вслух, – «Кузнецов Владимир Александрович характеризуется на нашем заводе положительно: всегда приходит вовремя, работу выполняет качественно, в каких-то правонарушениях замечен не был. Он хороший семьянин, заботится о своих детях, любит жену, обеспечивает семью». Вот видите, Ольга Сергеевна, о вашем муже положительно отзываются на работе, – обратилась к Оле судья, –  Внизу стоит подпись начальника отдела.
            Оля была сильно удивлена, ведь кому, как ни ей знать о ситуации на работе у Вовы. Зачастую этот же начальник грозился уволить его по причине постоянных пьянок. Был случай, когда, будучи в алкогольном опьянении они передвигали какую-то ёмкость, и одному работнику передавили палец. Его пришлось ампутировать. Тогда всё и началось. К Владимиру стали относиться более серьёзно, хотя сначала подумывали его уволить, но, оставив, требования к нему возросли. Оля помнит те дни, когда Володя пришёл с работы, был очень зол, рвал и метал. А она не понимала, почему. Позже она узнала эту историю. Вова вёл себя так, потому что боялся уголовной ответственности или штрафного взыскания, а также увольнения с работы и плохой репутации, хотя о репутации можно было бы помолчать. А теперь этот начальник подписывает такую положительную характеристику?! Да это же «удар ниже пояса». Оля не ожидала такого. Да откуда он знает, что Вова заботится о детях, что любит её, какова их семейная атмосфера? Он ни разу не был у них дома. Информация просто «высосана из пальца». Если бы только этот начальник видел, как Володя яростно душил её, а детишки повисли на его руках, как на «турнике», и истерично кричали: «Папочка, отпусти маму!» Вот это забота о детях!
            – Честно говоря, ваша честь, я в шоке, – ответила Оля, приходя в себя, – как может начальник подписывать такую положительную характеристику, если он сам грозился его уволить из-за вечных запоев. Он также не в курсе наших семейных отношений. Начальник знает его как работника, а то, что он вытворяет дома, не знала до некоторых пор и моя собственная мать, не то, что его начальник. Он-то уж точно не может знать, любит меня Вова или нет, как можно писать такое в характеристике?
            – Не беспокойтесь, Ольга Сергеевна, ситуация мне ясна. Владимир Александрович, – обратилась судья уже к Олиному мужу, – вы согласны на развод?
            – Да, согласен, – ответил Вова, не задумываясь.
            – Ольга Сергеевна, вы не передумали? Согласны на развод?
            – Я согласна.
            – Теперь можете выйти. Секретарь позовёт вас через несколько минут. Я вам объявлю решение суда.
           Все встали. Супруги вышли и снова стояли в коридоре по разные стороны, молча. Оля с облегчением вздохнула: неужели всё прошло мирно и спокойно, без «кровопролитий». Как будто Вова понимал, что «дёргаться» бесполезно: натворил дел, теперь нужно нести за это ответственность.
            Через десять минут секретарь позвала Володю и Ольгу. Настала именно та минута, когда будет объявлено решение, а мужчина и женщина станут свободными, не зависящими друг от друга. Судья начала читать:
             – Объявляется решение суда. Был рассмотрен иск Кузнецовой Ольги Сергеевны к Кузнецову Владимиру Александровичу. Истица указала на факты периодического избиения её мужем и требовала развода. Исследовав представленные доказательства – ходатайства и справки, а также показания обеих сторон – суд принял это во внимание, а также обоюдное согласие супругов, и принял решение развести Ольгу Сергеевну и Владимира Александровича. Суд обязует Владимира Александровича выплачивать алименты на двух несовершеннолетних детей вплоть до их совершеннолетия. Спора об имуществе у супругов не имеется. Решение суда выдаётся на руки каждой стороне. Вы свободны.
            Только что разведённая пара вышла из кабинета, до конца не веря, что это произошло. Нет гарантии того, что Оля в будущем встретит порядочного, воспитанного, любящего человека, но она этого не боялась. Самый страшный кошмар в её жизни закончился, и она была рада.
            Выйдя на улицу, Ольга пошла через аллею. Она шла медленно, слегка приподнимая носочками сапог слежавшиеся жёлтые листья. Земля уже была тронута первыми декабрьскими заморозками, осень закончилась, впереди суровые морозы. Но в душе у Оли всё также медленно сыпал листопад. Осеннее настроение не покидало её. Она была ещё так молода, ей было всего двадцать три, но за свои годы перетерпела такое, что не каждый переживает даже в тридцать лет. Этот кусок жизни, эти семь лет прошли, и ей нечего вспомнить: только ссоры, только удары – хорошего мало. Для чего ей нужно было пройти эту эстафету? Да-да, именно эстафету. Возможно, она передала свои «полномочия», свою горькую судьбу новой девушке или женщине, которая будет у Владимира. Не завидует она ей.
            Олю не покидало ощущение, будто этих семи лет и не было – пустота, сплошная пустота. Никакой жизни, насыщенной новыми открытиями, семейной радостью, счастливыми моментами – только слёзы, горе, ненависть, страдания. Но теперь она шла по пустынной аллее к новым свершениям, к другой жизни. И только два её «цыплёнка» будут невольно напоминать ей о прошлой жизни – как единственное прекрасное, что осталось от этого брака.