Татьяна Поликарпова

КОГДА  БЫВАЕТ   ВИДНО ДРУГОЕ...

Две девчонки, лет девяти, Нюрка и Танюрка, играли за околицей: ны­ряли в сугробы.

Высокие надувы за длинными совхозными амбарами об­рывались отвесными стенками с гребнями, закрученными  не хуже, чем у морской прибрежной волны. А меж стеной амбара и снежным обрывом - узкая пустота, затишок. Будто метели и ветры, разогнавшись в чистом поле от самого леса, все ж боялись разбить лоб о бревенчатую плотную клад­ку старинного амбара, тормозили, а снег, что волокли с собой, тут и бросали. Так рос и плотно слёживался зимний откос, чтобы можно было в нем рыть длинные пещеры, а  потом, зайдя со стороны поля, идти наугад, да ещё и задом наперёд, к амбарам. И вдруг ка-ак провалишься! Вот ужас-то! Вот счастье! Снег рассыпчатый внизу, сухой:  зима крепко настояна на морозе.

Девчонки прыгали и визжали так, что в ушах звенело. Они уже походили на снеговиков со своими круглыми белыми головами. Пуховые платки на них забиты, затёрты  снегом так, что и не узнать, какого они цвета. Да и пальтишки, чулки,  валенки, варежки тоже будто заштукатурены: снежной корой покрылись. У девчат одни лица алеют да блестят глаза... Эх, хорошо, когда снег и мороз!

Уж и стемнело давно, хоть было еще не поздно, а  девчонкам нипочем. Каникулы начались! Послезавтра  Новый год. Танюркина мама говорит - особенный. Он новое десятилетие начинает, пятый десяток разменивает: начнётся 1941.

Ну вот, разбили они все пещеры свои и Танюрка новое придумала:

-Нюрк! Давай теперь снизу головой пробиваться, из пещеры наверх!

-Давай! Только вот новые пещеры надо рыть... -  Но Нюрка была человек практичный, смекалистый, тут же  и догадалась,  как быстрей: - Давай не строить, а прямо так, как червяки?

- Урра! -Давай, кто вперед вылезет!

  И девчонки ринулись на снежную стену, ближе подступив к тому углу амбара, мимо которого шла дорога в совхоз от поля и леса. Как два крота, они гребли руками ,отталкивались ногами. Захлебываясь чистейшей , пресной на вкус снежной пылью, таранили, темечком вперед, будто рождались заново.

Запыхавшиеся, они вынырнули одновременно и хохотали, глядя друг на друга, еще по пояс утопая в синеватых сумеречных снегах. И вдруг разом замолкли: перед ними  возник человек. Они увидели его, когда он уже был рядом. Вплотную. Над ними...

Это был чужой человек: своих они всех знали. Да если  б кого и не знали: здесь так не х о д я т. Человек был во всем белом, ну, может, светлом. Полушубок нагольный некрашеный- это еще бы и ладно, бывает. Но белые штаны! Холщёвые, что ли? Или просто кальсоны? И онучи, и лапти залеплены снегом не хуже, чем сами девчонки: видно, шел издалека. А на голове, на черных кудрях, над черной, заиндевелой бородой, притеняя блеск необычайных ярких глаз - шляпа! Такая белая , грубого войлока шляпа конусом, какие носят разве что старые татарские бабаи.

Они оторопело смотрели друг на друга: девчонки — снизу вверх, и от этого чужак казался им огромным, плечистым  великаном; а он - сверху вниз на маленьких угрязших в снегу круглоголовых. Он первый понял. Покачал головой, усмехнулся:               

- Ай-да девчонки… Не признал сначала… Думаю, что за куропатки ... Вроде, крупноваты... Эк, вывалялись... Вот вам мамка-то задаст... - И вдруг весело приказал: . - А ну-ка... Сбегайте домой, принесите мне чего поесть. Да живо! Мне ждать недосуг...

Девчатам не надо было повторять. Рывком выскочили из снежных нор, что есть духу понеслись к дому... Еще бы!    Только он заговорил, только зарокотал его густой голос, они поняли, КTO перед, ними:  Степан  Разин!

Осенью привозили в совхоз это кино, про Стеньку. Танюрка потом замучила Нюрку, вызывая ее на бой: сражались на "саблях" - палками фехтовали, как  в том кино.             

        Танюрка тогда и мать свою  замучила: почему она ее девочкой  родила. И требовала себе за то хоть брюки.  "Хорошо,- говорила мать,- что твои братья маленькие, а то б раздела."

        А отцовы брюки были ей слишком уж велики.

Как же хотелось Танюрке быть Степаном Разиным! Или хоть его товарищем... Она долго играла в Стеньку. Больше одна, чем с Нюркой. Та соглашалась лишь сражаться. Даже персидской княжной не хотела побыть. Так что вместо персиянки Танюрка бросала в воду простую корягу... Или садилась она на пригорке, откуда хорошо-далеко  видно их деревню со всеми полями и лесами, и, подбоченившись левой рукой, ставила правый локоть на поднятое правое колено, подпирала ладонью подбородок: Стенька думает о народе...

И вот он возник наяву... Он самый!  Это и Нюрка признала, сама Нюрка, которая мало верит в волшебства.

Девчонки мчались к дому, еле дыша, молча...               

       "Надо быстрей, быстрей”,  -  думала Танюрка от какой-то  непонятной дрожи внутри себя не видя,  как следует, что где лежит на кухне... "Ой, вдруг он уйдет...”

На сковороде под тарелкой она нашла четыре блина, выковыряла остатки масла из банки,  высыпала из сахарницы наколотые мелко кусочки сахара... Схватила краюху - все, что было,  хлеба...

Нюрка ждала ее у ворот с полбуханкой хлеба, подскакивала  на месте от нетерпения...

Но Стенька был на месте. Сидел на корточках, привалившись спиной к амбару, скрытый снежным надувом от дороги и домов поселка.

Он   от них угощение  принял, усмехаясь в бороду. Завернул масло в блины, а блины в тряпицу - и в карман,  сахар - в другой, хлеб - за пазуху.

- Ну, вот, пожую дорогой, вас помяну...

       И все-то усмехается, поглядывая на девчонок разинским горячим оком... Понял, наверное, что его признали, и оттого обомлели...

 - Вот и Рождество уведу от вас, девчонки, а?!

И зашагал, кивнув им слегка, свысока...

        Они не посмели даже побежать за ним, проводить... Только смотрели вслед , пока его светлую фигуру не растворила в себе тьма...

    Нюрка и Танюрка повернулись друг к другу:

   - Это что - правда? - шепотом спросила Танюрка  будто  смерзшимися губами. - Так может быть?

  - Рождество идет, - тоже еле слышно ответила Нюрка. - В рождество всё может быть... Бабушка так говорит: "Время ломается...   Через это видать бывает   ДРУГОЕ".

  - A-а...- выдохнула Танюрка, во все глаза  глядя на неволшебную Нюрку, понимая, что сейчас Нюрка выговорила   волшебное  -  тайну...

... И вокруг было волшебно: лиловели снега... Глубокие, они прятали, укрывали низенькие избы, а кроткий красноватый свет из окон, словно в благодарность снегу,  розоватил ближние к ним сугробы.  Небо же было бескрайним:  высоким и - черным... Звезды, которые знают всё, смотрели с той высоты будто и не на землю, а куда-то вверх, выше своей высоты, потому и казались такими маленькими и туманными. Им не хотелось глядеть вниз: они-то знали, `что принесет тихой этой земле наступающий год. Теперь-то и мы знаем...

... Тот далёкий вечер и встреча Нюрки и Танюрки со Стёпкой Разиным, унесшим всё, что было в их  домах съестного, вспомнился им нынче, потому что пора: как раз полстолетия минет с уходящим теперь, девяносто первым годом. Должно время переломиться.

Пора...

              Написано в 1991году        Татьяна Поликарпова