Галантерея Абрама

                ГАЛАНТЕРЕЯ АБРАМА

У углового одноэтажного здания, тянущегося по При- базарной улице, в третьей лавке по ряду, если идти со сто¬роны Главного проспекта пестрого Болграда, всегда полно народу. Здесь втиснулся небольшой магазин "Галантерея''.
На тротуаре у двери ''Галантереи" привычно пере-таптывается разноязычная стойкая очередь. Сама же При- базарная улица, широко пересекая проспект возле захлам¬ленной площади рядом с десятилетиями разваливающейся почерневшей церковью, волочилась вниз к озеру.
Главный проспект обходительной дугой ошбал битую церковную ограду, отталкивался от грязного, постоянно скво-зящего, автовокзальчика с вечно горластыми черноротыми кассирами и уходил до самой табакской дороги, к военному городку-Другая его окраина упиралась в сияющий серебря¬ной белизной красавец-собор, окруженный просторным скве¬ром. Откуда сверху надвигалась Прибазарная улица? Оче¬редь, собственно, это не интересовало. За середину углового здания по этой улице она не заходила.
Кроме галантерейных принадлежностей, несмотря на тесноту площади, магазин торговал и прочим ходовым това¬ром всеобщего социалистического дефицита. Платья, натель_ ное и постельное белье, головные уборы, одежда верхняя, трикотаж и всякий текстиль теснились на плотных много¬ярусных полках.
Очередь в базарные дни состояла обычно из крестья¬нок, вернее, колхозниц, из многочисленных окрестных сел, демонстрируя успех колхозного строя.
Чтобы приехать в Болград и не зайти в прибазарную "Галантерею"?! Вряд ли выискивалась такая хозяйка. Лавку на самом деле галантереей никто и не называл — слово труднопроизносимое, к тому же ничего не говорящее. Име¬новали ее проще — "Абрам". Достаточно было сказать "Аб¬рам", и весь Буджак знал, что это там, где можно купить тр>днодоставаемый ситец. "Абрам" — это центр решения всех бытовых вопросов в городе. Бывало ориентирует иная
женщина односельчанку по Болграду и непременно настав-ляет ее :"Выйдешь возле "Абрама", потом обратно к база¬ру..," и так долее. Или объясняет нафуфыренная болград- чанка колхознице, как геникологию найти, та внимательно выслушает и тут же переспросит :"А далеко ли это от "Абрама"?-’’
Сам Абрам — невзрачный мужчина лет пятидесяти, низкого роста, полноватый, с блестящей лысиной, обрамлен-ной курчавыми черными волосами, путанно торчащими по бокам шарообразной головы, с приколотым цветным квад-ратом наградных планок на груди, выпирающим животом и тяжело свисающим подбородком; он необыкновенно живо для своей комплекции носился у прилавка, бойко лазил по полкам, шумно суетился в подсобке и непременно отыски¬вал все, что только ни придумывал, в общем-то невзыска¬тельный, покупатель. На его лице играла неизменная жи¬вость внимания к посетителю, что было большой редкостью для равнодушной, безучастной советской торговли.
— Какие тебе пуговички? — шептал он. — Синенькие? Зелененькие? Поменьше? Сейчас найдем... Ах, такую, какие брала в позапрошлом году? Порвалась одна? Поищем., обя-зательно найдем..
Он доставал из-под прилавка коробочку со всевоз-можными пуговицами. Тетка рылась, находила ту, которую потеряла, платила пятак и довольная уступала место сле-дующей. Покуапательницы, надо сказать, шли в основном пожилые, или во всяком случае таковыми казались: одетые в дошки — черные плюшевые фуфайки, разукрашенный узорчатым дермантином,-скорнячные овчинные киптары и тулупчики, в неуклюжие ручной вязки кофты с большими стеклянными пуговицами. Застегнутые в двух-трехьярус- ные, длинные юбки и платья, обутые в резиновые галоши, самодельные тапочки или вязаные калцуны, замотанные в шали, они в большинстве своем выглядели старухами. Если все же лицо и фигура выдавали молодость, то молодую, как правило, водила свекровь, мать или, наконец, какая-нибудь тетка.
Случается стоит у прилавка молодуха, показывает на бюстгалтер или что-то подобное, а старая с сомнением при-ценивается, что почем выясняет. Вытянет скупые ском! ные губы, скривит их привередливо, пытается будто р вязать тутой узел носового платка с деньгами, отвернет ощупывая его, и еще раз стоимость уточнит у загоревшее непредсказуемой надеждой невестки. Вредно примерит : ну с плотностью завязки, махнет недовольно рукой, су| платок под нижнюю юбку, и... обе уходят ни с чем.
— В другой раз — говорит свекровь, ощупывая С1 ружи узелок неразвязанной надежды.
Сноха молча идет следом, зарывая взгляд малены обиды в ущемленную душу личного разочароваеия. По< досадного посещения "Абрама", ей уже ни к чему пус* толкотня по базару, тем более, в хзмаге, куда за стекла для керасиновых ламп поплелась старая.
Но не только из-за ассортимента, необышшвенн внимания и простой житейской надобности шли к Абраму еще и потому, что общение с ним было естественным и , вератильным. Он знал псе языки разнорщюдной Бесса] бии, что для людей, обойденных даже начальной школ было крайне немаловажным. Цыганский, албанский, м< давский, гагаузский, украинский, болгарский, конечно русский и еврейский, были для нею как один родной яз Правда, еврейский в самом магазине никто не слышал, р. ве что в подсобке иногда он незнакомо шептался, но к О1 реди это не имело никакого отношения...
— Насы сана иплык! — уточнял он у гагаузки, ка» номер ниток ей надо.
— Два белых — десятый, один моток черных ниток сороковой, под персидскую иглу — бордовых пять, уда< еще синих, красных — перечисляла гагаузка, раздумывая
— Исля шинди булане, все дадим, — выкладывал на бумагу всевозможных расцветок и толщины нитки, аю ратно заворачивая пухленькими белыми ручками покуп Она рассчиталась и очередь продвинулась.
Молдаванка просила полметра точно такого же шора, какого ей не хватало на наряд для приданого дочер
— Ну те деранжа о сэ авець жумаге де метру - волнуйся, подберем тебе полметра тою самого гипюра, успокаивал он ее, -под-бе-рем!
.5- 91486 17
— Май репеде — быстрее уже! — волновалась друга молдованка, — Я на автобус опаздываю!
— Интырзий ла аутобус? — Сейчас обслужим. — Кт на автобус опаздывает — без очереди!
— Все опаздывают!..
— Ун мынохем — я опаздываю! — рванулась впере албанка.
— Успеешь, тебе тут рядом, — ставил Абрам на мест албанку, — семь километров до Каракурта. Кынбыс — и пешком дойдешь!..
Дымя папиросой, золотозубая цыганка подбирала себе трусы.
— Кала за туке и цикне — эти на тебя маленькие, — подтрунивал над цыганкой Абрам. — Але авер по баре — вот что тебе надо! — и он вытягивал огромные, как парус, красные трусы.
Цыганка прикладывала их к бедрам. Очередь забы¬вала про отправляющиеся автобусы и закатывалась смехом, шумно камментируя размер цыганки.
Иногда магазин закрывали на очередную ревизию, а бывало еще хуже — на внеочередную. Тогда прилавки бел¬градского рынка рикошетом ощущали изъян затянувшейся ревизии у Абрама. В такой период селянка, прежде чем выехать на базар, обязательно справится у соседки:
— Как там Абрам, закончил ли ревизию?
Она и понятия не имела, что самому Абраму ревизия — как свинье — рожа. Недостача больше одной зарплаты — тюрьма... Хищение соцсобственности! Излишки — тоже тюрьма — обсчет советского покупателя... Разумеется, Аб¬рам не тот торговец, чтобы у него в магазине — да излишки. Недостачу двух иголок, булавки, или, наконец, наперстника он компенсировал исправно, но какой бы они мелочью не были, нервы все-же щекотали. Особенно при перекрестной выездной ревизии.
Бывает, в другой раз договорится некий хозяин от¬везти на рынок поросят, уже и клетку деревянную соломой устелит,поросят выкупает, за машину уплатит, а жена за¬являет:
— В это воскресенье на базар не едем!
— Как?! — вспылит на мгновенье он.
Хозяйка воспитывающе топнет ногой:
— Нечего там делать! Абрам еще ревизию не за¬кончил...
Кроме "Абрама", подобных отделов в горторге по меньшей мере еще три, но попробуй сунься туда.
Зайдет бабка Панагия в Ценральный универмаг и на¬чинает восторгаться синеньким в крапочку штапелем, что переметнула на руку беляв ка от края размотанного рулона — самый раз в подарок крестнице.
— Слушай-ка, девуля, почем метр? — щупает она одобрительно материал.
"Девуля" молчит, даже не шевельнется, смотрит упрямо синими глазами — не моргнет.
— Глухая, что ли? — переспрашивает старуха, — сколько метр стоит?
От "продавщицы" отдает холодом застывшего гипса — и ни слова в ответ.
— Э-э-э, — вконец расстраивается от такого пове¬дения бабка и вострит потрескавшиеся темные пальцы в выпученные глаза манекена, грозя с досадой:
— Как кольну сейчас в синие зеньки, враз мне отве¬тишь... Абрама бы вам в бригадиры! — и отправляется, прихрамывая, к "бригадиру" Абраму.
Или спросит другая селянка у разукрашенной живой продавщицы с модной — в две головы — прической, замо¬тавшей в шиньоне трехлитровый бутылек, цену шкарпеток для ученика пятого класса. Так дама так наморщится, что забудешь, чего хочешь.
— Скольку рас вам, сельским баранам обиснят, — зарычит она, -гувурити пу руски, а ни турски. Карапетки! У вас все карапетки: и голфи, и нуски, и чулки — тоже карапетки!
Крестьянка растерянно замигает, так и не увидев того, чего хотела купить, и уйдет виновато, шепотом при¬говаривая: "Ничего, пойду к Абраму, там ку-уп-лю-ю!"
Абрам — другое дело! Он не только говорил на всех языках, но еще и диалектами многочисленных болгарских
сел владел. Прямо как Гуга Пенджурова в песнопении! Легко ли сказать! — в каждом селе свой говор, свое наре-! чие, свои обороты — сплетение всей речевой палитры ста¬рой Болгарии, искрящийся языковой зодиак, загадочный] как звездное степное небо в холодную бессарабскую ночь.
Абрам знает весь спрос. Ближе к весне, кроме про^ чего, хорошо идут фуражки. Каждый спрашивает каскет" кепку, картуз или летнюю шапку. Торгует Абрам фураж-'1 ками, и все довольны.
С женскими головными уборами там глубже — целая наука: косынки, кэрпи, дюлбени, забрадки, пребрадки, нош, батик, шелчи, газик, нейлонка, чумбер, шаль, шамия, рэчеч ник, борез... Один только Абрам может разобраться в тон¬костях разнообразия моделей и названий. Я лично не по¬дозревал о таком жутком изобилии различных платков. Но, увы, не всегда все есть даже у Абрама при всей, в общем- то, неприхотливости спроса.
Лето пролдетает, как один день. Уже осень, а с кальсонами напряжение. Нет их в ~орговле и все! Спра¬шивает кто нижние панталоны, кто теплые килоцы, под¬штанники, портки, байковые штаны, плотные ниженки, дольники, исподники. Все уходят ни с чем. Нет их в про-* даже! Вот и узкоплечая селянка из Чушмелии в расписной! приталенной бархатной кофте с толстой косой, как вязанка| лука за мшой, увешанная ожерельем из звенящих алты- нов, тоже подштанники мужу ищет:
— Слушай ке, Абрам, дай мари мне полны штаны.
— Нет пока полных штанов, -отвечает Абрам, — нет!
— Я ке два случая уже справляюсь, все нет полны штаны. Скоро бре будут? — допытывается она, не обращая внимания на роптающую очередь.
— Не завезли пока, нет их! — разводит короткими руками вспотевший Абрам. — Сейчас нет.
— Коли вкрай будут полные ?_ — не отстает- настырная чушмелийка.
— Будут, — соглашается Абрам, многозначительно смахивая пот с большого лба, — обязательно будут!.. Когда ревизия будет, тогда и наполним...
Магазин снова оглушается взрывным смехом. Чуш- мелийка сконфуженно пятится бесшумными тряпичными терлицами, так ничего и не поняв. Абрам подтягивает на¬рукавники, смотрит на часы. Оперевшись коротко на прила¬вок, наклоняется к селянке, безошибочно определяя в ней хохлушку с хутора, и учтиво продолжает:
— Що сегодни треба господыни?
И очередь снова ритмично подвигается вперед... Пока не опустеет бульвар у "Галантереи", а вместе с ним и все улицы. Пока последние прохожие не уступят простор вечернему ветру, загоняющему дневной мусор в закоулки, ухабы и рытвины притихшего города-.