Как я перестал беситься и полюбил это

Серафима, Серафима. Ни одно имя на свете не бесило меня так, как это. И всё бы ничего. Наверно. Но загвоздка в том, что Серафиму я любил. Всё в ней любил. И родинку у левой брови, и тонкие артистические пальцы. Черт, чуть не написал «артритные». А разве можно так ошибаться в описании любимой женщины? Не знаю…

Так вот, все дело в том, что всё в Серафиме я любил, можно сказать всю ее любил, сверху до низу, и с каждого бока, и с каждой стороны ее многогранной личности. Боже, такое чувство у меня сейчас возникло, что я не Серафиму описываю, а какую-то коробку из-под телевизора, или как определить азимут подручными средствами.

Всё я в ней любил, кроме имени. Сейчас, конечно, как только детей не называют. Проснулись все эти фанаты древнеславянских имен, встрепенулись идолопоклонники перед Западом. И поэтому сейчас у нас шеренгами ходят Любомиры, Доброславы, Светозары, а за ними вприпрыжку с «Колой» всякие Николь и Джессики.

Но ведь моя Серафима родилась за долго до этой безумной моды. Не могу я понять, как у неких Ивана Семеновича и Анны Геннадьевны (я говорю у «неких», а на самом деле тех самых родителей Серафимы) может возникнуть желание назвать ребенка так. Абсолютно не понимаю.

Серафима Ивановна Иванова. Тут и сказать нечего. Разве что отец Ивана Семеновича был полным идиотом. Иван Иванов. Зашибись, называется. Сэкономь на документах, везде твои данные. Но не об идиотизме мсье Иванова пойдет речь, а о его прекрасной дочери.

Познакомился я с Серафимой у входа в Ленинскую библиотеку. Но вы только не подумайте, что я какой-то ботаник или ретроград. Просто единственный копировальный аппарат в окрестностях Кремля, что я знаю, находится именно там.

А вот Серафима пришла в библиотеку действительно за книгами. Диплом писала. Да, представляете, писала сама. Быть может за это я ее и полюбил? За честность.

Хотя кого я обманываю. За глаза я ее по любил. За глаза мои, что так бессовестно направились смотреть на слишком большой разрез ее блузки. Собственно говоря, я подобные вещи не поощряю, но плоть слаба. А вот дальше подробного описания как я у нее спросил про время, погоду, как позвал попить кофе и как несколько часов пытался выдавить из нее улыбку не ждите. Просто вспомните всю свою жизнь, и давайте двигаться дальше.

С моей милой Серафимой мы уже год как вместе. Знали бы вы как трудно было поначалу ее ласково называть. Как? Сера? Фима? Быть может Рафик? Кошмарное имечко, спасибо папе с мамой. Мало того, что оно в принципе неприятное, так еще и при его сокращении оно становится более неприятным. Такая вот неприятность в квадрате.

Мы сошлись на Саре. Немного по-еврейски, вам не кажется? Но все же это гораздо лучше, чем Рафик.

Вы бы знали, как это трудно любить человека, чье имя вызывает в тебе поток бурной ненависти. Когда любое упоминание его приводит тебя в бешенство, когда ты всяческим образом ищешь любые синонимы и эпитеты, лишь бы его избежать.

Мама моя всегда говорила, что меня ждет большое-большое счастье впереди. Так оно и есть. Завтра вечером я собираюсь сделать ей предложение. А потом, совсем скоро, я хочу видеть, как по нашей квартире (формально – моей, ибо она уже приобретена до брака) бегают наши маленькие копии.
И всё же имя я ее ненавижу. А ее люблю.


Живущий в парадоксе,
Альфред Заяблонский (ударение на «я»).