Вечер на крыше

Возможно, это и не секрет, но в К. есть многоэтажки с открытым выходом на крышу - и это здорово! Правда, чтобы их отыскать, нужно немало потрудиться. Особенные сложности, подобно палкам в колеса велосипедиста, доставляет дождливая погода. Вечно она капризничает. Казалось бы, уже лето! Эй, хорош, ты чего?! Мы хотим солнца! Помните, как у Ляписа: солнце не треба только быкам, мечтающим о вечной зиме, подобно Заратустре, грезящему вечным возвращением. Природа не бык и не Заратустра. А все равно что-то не нравится.

Ну и пусть. Не суть важно. Главное – есть крыша, есть небо над головой, а ближе к ночи оно даже не такое угрюмое. Если присмотреться, то и звезды видно.

Немного сыро, лужи на смолянистой кровле, капли на проводах. Но не беда. Постелил пару пакетов и можно запросто усесться. Свесить ноги и о чем-нибудь порассуждать.

Когда в 1952 году южноамериканский паренек по имени Эрнесто Гевара отправился вместе со своим другом Альберто Гранадасом в путешествие на одном мотоциклете, их совершенно не заботили вопросы о пище, бензине или крове. В рюкзаке Че был лишь сахар, бомбилья и калибаса. Колеся по городам и весям Южной Америки, приятели были беспечны, наивны и легкомысленны. Они любили остановиться где-нибудь на берегу Игуасу и просто поболтать за горячим мате. Молодого Че уже тогда беспокоили проблемы угнетения и эксплуатации, однако юность брала свое и делала его речи восторженными, романтическими, но лишенными концептуализма.

Подчас будущий предводитель кубинской революции забывался в грезах или придавался рефлексии. Гевара много значения придавал своим чувствам. «Сердце моё разрывалось на части между любимой и далью зовущей, - писал он в «Дневниках мотоциклиста». - Вырвался я из сладких объятий, плен её глаз надо мною не властен. Однако, осталась она, боль свою дождём заливая. Не по душе мне клетка в её глазах».

Если кто-то когда-то читал «Боливийские дневники» Че, он меня определенно поймет, когда я скажу, что автор сильно изменился с тех пор. Нет, ореол романтизма он пронес над своей головой до конца жизни. Но в один момент «любимой» для него стало красное платье революции. А далью зовущей – джунгли Боливии, где он и стал объектом трагедии и триумфа – в одном флаконе. Из клетки же его выпустила пуля, а потом, подобно птице, изображенной пером сюрреалиста Дали, он, привязанный к крылу самолета, отправился к месту своего последнего пристанища.

«Я почувствовал, как ветер странствий уносит меня в миры, которые представлялись мне более диковинными, чем были на самом деле, навстречу ситуациям, которые в моем воображении рисовались куда более нормальными, чем оказались в итоге», - это тоже «Дневники мотоциклиста», написанные 23-летним Че за 15 лет до своей смерти…

…На крыше стало тихо. Редкая машина проезжает внизу, нарушая идиллию. Даже ветер, кажется, понял, что пора бы уже успокоиться. В это время самой глупой вещью в мире может быть только нарушение идиллии самим собой. Альбер Камю в «Бунтующем человеке» этот человеческий идиотизм называл чем-то естественным, присущем каждому, «реально» живущему индивиду. «Я бунтую – следовательно, существую». И неважно, что бунт лишен всякой логики и рационализма. Даже глупость, подстрекаемая духом бунтарства, возводится в ранг абсолюта. Вспоминая это, достаешь плеер и… убиваешь тишину.

Если что-то и ставить на кон против безмолвия, то ее. В наушниках кто-то перебирает верхние струны гитары, а потом ты слышишь хриплый голос Курта. «Something in the Way», - поет все тот же голос, а ты просто, как принято говорить в молодежной среде, «залипаешь».

По легенде, созданной фанатами Nirvana, Кобейн написал эту сумасшедшую по энергетике и атмосфере песню, будучи бродягой. «Где-то под мостом дождик льёт пластом, и из каждого капкана я достал себе братана», - таков перевод. Фанаты группы полагают, что автор сочинял строку за строкой, отогреваясь от холода где-то под мостом в Абердине. Шутка ли, но спустя несколько лет после смерти Курта, роль Супербродяги Джона Кракауэра в фильме "В диких условиях" сыграет Эмиль Хирш. Тот самый Хирш, который в другом фильме – «Рожденный дважды» - под ту самую песню, «Something in the Way», будет танцевать в прокуренной каннабисом комнате в компании очаровательных Пенелопы Крус и Саадет Аксой. Страшная драма сербского народа, бомбардировки Белграда, тысячи людей убиты, смертоносные снаряды рушат все кругом…а они танцуют. Без радости. Они бегут от страха, забываясь в танце и парах марихуаны…

Кстати, бродягу Хирш сыграл просто превосходно. И ведь если так подумать, кто еще может настолько реалистично вжиться в роль чувака, который начитался Генри Торо, Толстого и Джека Лондона, а потом, закончив колледж, сжег к чертям свой паспорт и деньги и отправился в путешествие в один конец? Конечно, о том, что в один конец, он не предполагал. Просто ушел в лес. Точно так же, как и чудак Торо. Но в отличие от Хирша- Кракауэра последний совершил свой эпатажный поступок в зрелом возрасте. А юношеский максимализм сыграл с первым злую шутку – он отравился ягодами и умер в своем «волшебном автобусе». Посреди равнины. В холоде и голодный. А когда умирал, только и успел, что вырезать ножом на дощечке следующую фразу: «Два года он идет по земле: ни телефона, ни бассейна, ни собаки, ни сигарет…Наивысшее проявление свободы! Экстремист, путешественник-эстет, чей дом — дорога»…

Вот такие мысли посещают на крышах К., где только ты, пакеты и море луж на просмоленной кровле.